Девушка из Ржева

4

Да, к моменту этой неожиданной встречи (которая поразила его не меньше, чем девушку) бывший командир-пограничник Виктор Васильевич Измайлов уже несколько месяцев и сам руководил группой тщательно подобранных людей.

Жизненный путь Виктора Измайлова сложился необычно. Он родился в 1916 году на Алтае в городке со странным названием — Змеиногорск. Отец его — заведующий гороно — умер, когда мальчику было шесть лет, а в четырнадцать Виктор осиротел совсем. Воспитывался в детдоме в Омске. Там же потом учился в школе ФЗО водников. Окончив ее, работал радистом на судах знаменитой Карской экспедиции. Потом была служба в погранвойсках, снова учеба. В тридцать девятом году Измайлова приняли кандидатом в члены партии, в сороковом он уже был старшим лейтенантом.

А потом с ним случилось нелепое происшествие… Виктор пошел с девушкой в ресторан в форме. К ней пристали какие-то пьяные хулиганы. Одного из них он ударил… Разразился скандал. Горячий Измайлов не сумел доказать свою правоту и оказался вне армии. В феврале 1941 года Виктор приехал в Луцк, где у него были родственники, и по направлению горкома партии стал работать в ремесленном училище военруком. В первый же день войны он явился в военкомат. Военком, заглянув в его личное дело, поспешил заявить, что Измайлов «не в его компетенции».

Вместе с тысячами горожан Виктор пытался уйти из города по Киверецкому шоссе и, как мы уже знаем, не успел. Пришлось вернуться.

Регистрацию в магистрате Измайлов прошел спокойно — помогла репутация «обиженного», без особых затруднений устроился работать грузчиком на мельницу. И немедленно начал организовывать подпольную группу. Собственно, он и устроился на мельницу, чтобы иметь возможность появляться в разных районах города, не вызывая ничьих подозрений. К тому же телега… Как-никак транспорт. Могла впоследствии и пригодиться.

Как ни похвалялись немецкие газеты, что к зиме доблестная армия фюрера дойдет до Урала, Виктор ни разу не усомнился, что окончательная победа будет за советским народом. Однако он достаточно трезво смотрел на вещи и понимал: предстоит долгая, кровопролитная борьба не на жизнь, а на смерть. И эта борьба будет проходить не только на фронтах, но и здесь, в теперь уже глубоком тылу врага.

Постепенно вокруг него сложилось крепкое ядро людей, готовых к такой борьбе. Были здесь и военные — окруженцы, и бывшие пленные, бежавшие из лагерей, были и сугубо гражданские лица, коммунисты и комсомольцы, среди последних — несколько его учеников из ремесленного училища.

Для начала Виктор проследил, чтобы все подпольщики группы легализовались в городе, нашли работу. Сам разработал сложную систему конспирации. Постарался завязать знакомства, которые в будущем могли бы пригодиться для разведывательной и диверсионной работы. Много усилий потратили подпольщики, чтобы обеспечить себя оружием. Его собирали в окрестностях города, в разобранном виде приносили в Луцк, здесь очищали от ржавчины, приводили в порядок и прятали. Один из подпольщиков сберег, невзирая на строжайший запрет, не слишком мощный, но вполне исправный радиоприемник «СИ-235». Громоздкую коробку его пришлось сжечь, иначе радио было бы трудно прятать, но это, конечно, ничуть не мешало принимать Москву.

Буквально за несколько часов до прихода немцев Измайлов предусмотрительно забрал из училища пишущую машинку. Теперь на ней печатали листовки, в которых сжато рассказывали о положении на фронтах, о партизанской борьбе, охватившей, как теперь знали подпольщики, территории Советского Союза, временно оккупированные гитлеровцами. Листовки выпускали лаконичными и небольшими по размеру, такие легче было запоминать и передавать из рук в руки, да и бумага — предмет весьма дефицитный — экономилась.

Подпольщики разбили весь город на участки. Каждый постарался как можно лучше разведать свой район, и вскоре Измайлов располагал планом Луцка, на котором довольно подробно были обозначены дислокация гарнизона, размещение важных фашистских учреждений, военных объектов, домов, где жили высшие чины оккупационной администрации.

Словом, подготовительная работа была проведена солидно и основательно, но от более активных действий Измайлов пока воздерживался, хотя подпольщики так и рвались в бой. Как-то товарищи даже обвинили его в медлительности. Он вспыхнул, но сдержался: Виктор не имел права никому рассказывать, что он ждет сигнала.

Дело в том, что в конце сорок первого года Измайлов случайно встретил в Луцке своего бывшего сослуживца. Тот отлично знал все обстоятельства случившейся с Измайловым беды, в свое время пытался ему помочь и уж, во всяком случае, абсолютно верил в его честность. Оба обрадовались встрече, а вскоре, хотя и не вдруг, между ними произошел откровенный разговор. Товарищ, как оказалось, находился в Луцке не волею судьбы, а с определенным заданием, в суть которого он, однако, Виктора посвящать не стал. Теперь ему предстояло вернуться через линию фронта к своему командованию. Перед уходом он предложил Измайлову поставить его подпольную группу на выполнение разведывательной работы для Красной Армии. В нее должны были входить сбор политической и экономической информации, диверсии на железной дороге и линиях связи врага, политическая работа среди населения, подбор надежных людей для партизанских отрядов и прочее.

Измайлов с радостью принял предложение, о котором мог только мечтать. И он ждал…

Проходили недели и месяцы, но сигнала все не было. И Виктор начал действовать самостоятельно…

Сразу прибавилось работы у шефа луцкого гестапо доктора Фишера. До сих пор ему приходилось выискивать только тех, кто распространяет в городе большевистские листовки. Теперь же его следователи одно за другим заводили все новые и новые дела о саботаже, диверсиях в железнодорожном депо и на электростанции, о выведенных из строя армейских грузовиках и даже об убийствах солдат и офицеров вермахта на улицах Луцка.

Объединение групп Измайлова и Савельевой означало создание в городе сильной, разветвленной, хорошо отлаженной подпольной организации. Отношения между Виктором и Пашей с самого начала были основаны на том безотчетном, но в то же время сознательном доверии, без которого немыслимо работать в тяжелых условиях оккупации. Быть может, этому способствовала та ниточка дружелюбия и взаимного расположения, которая завязалась между ними еще на Киверецком шоссе. В деловом же отношении они как нельзя удачно дополняли друг друга.

Измайлов, безусловно, был первым, когда речь шла о замысле и разработке операции, безразлично, разведывательного или диверсионного характера, но зато Паша лучше его не то чтобы знала, а чувствовала людей. Иногда она даже не могла самой себе выразить, почему надо отдать предпочтение тому, а не другому члену организации, но тем не менее выбор ее в конечном счете всегда оказывался безупречным.

Единственное, чего никак не мог одобрить Измайлов, так это того, что Паша принимала личное участие в боевых операциях. Но запретить этого он ей не мог — Паша твердо стояла на том, что она обязана, просто обязана как комсомолка не только руководить, но собственноручно уничтожать фашистских оккупантов. И Виктор Измайлов ни за что не признался бы самому себе, что он не одобряет эти ее действия не только из-за соображений целесообразности, но и тревожась за ее жизнь.

Ни он, ни она никогда не говорили об этом, но оба чувствовали, что отношения между ними как-то незаметно перерастают рамки взаимной симпатии. Оба боялись этого невысказанного, но растущего чувства, боялись, что оно может помешать их работе.

Главными боевиками группы стали Николай Петров-Громов и Михаил Неизвестный, оба владевшие немецким языком. Худощавый, нервный, резкий в движениях и манерах Николай Громов был поразительно смелый человек и к тому же меткий стрелок. Он специализировался на истреблении фашистских офицеров.

Громов уничтожал гитлеровцев не подряд, а с большим выбором. Обычно он, переодетый в немецкую форму или в хорошем штатском костюме, часа два гулял под руку с Пашей по центральным улицам города и скверам, приглядываясь к встречным гитлеровцам, пока наконец не останавливал свой выбор на каком-нибудь крупном чине СС или видном чиновнике. Потом он прощался с Пашей и шел следом за офицером. Иногда охота длилась несколько часов, иногда несколько минут. Но в любом случае кончалась одинаково: негромким пистолетным выстрелом и очередным рапортом дежурного сотрудника гестапо своему шефу доктору Фишеру, что неизвестный террорист скрылся.

Однажды, прогуливаясь по Герингаллее, он вдруг резко остановился, словно споткнулся обо что-то, и больно сжал Пашин локоть:

— Что с тобой, Коля?

— Тихо, — даже не сказал, а прошипел Громов.

Паша подняла к нему лицо, и ей показалось, что она никогда раньше не видела человека, с которым шла сейчас рука об руку. Через несколько секунд Громов взял себя в руки, уже спокойно сказал:

— Видишь того капитана, высокий, худой, стоит к нам боком?

Паша повернула голову: возле раскидистой липы, шумевшей под осенним ветром пожелтевшей листвой, стояли и весело болтали три немецких офицера: два обер-лейтенанта и капитан, на которого обратил ее внимание Громов.

— Так вот, — тихо продолжал Громов, — если бы ты спросила меня когда-нибудь, есть ли у тебя, Коля, мечта, я бы ответил честно: год, как мечтаю встретить этого гада… Знаешь, кто он? Людвиг Хорнер, комендант концлагеря, где я сидел. Из зверей зверь… Что он делал с нами, лучше твоим ушам не слышать и не дай бог когда-нибудь увидеть…

Все так же под руку Паша и Николай прошли мимо трех офицеров. На какое-то мгновение взгляд Хорнера скользнул по лицу Громова, но даже не остановился на нем. Конечно, он не мог узнать в этом благополучном коммерсанте истерзанного, окровавленного пленного советского командира, каким видел Николая, тогда еще Петрова, годом раньше… Не узнал. И подписал себе тем самым смертный приговор.

Закончив разговор, офицеры распрощались. Один пошел своей дорогой, а Хорнер со вторым обер-лейтенантом завернул в ближайший ресторан. И обратно уже живым не вышел. Николай Громов несколькими выстрелами из «вальтера» убил обоих гитлеровцев через раскрытое окно.

Совсем другим человеком был Михаил Неизвестный. Невысокого роста, с широкими плечами, чернявый и черноглазый, по его собственным словам, не то цыган, не то одессит, поскольку родителей своих никогда не знал и воспитывался в детдоме. Во всяком случае, он умел отлично, так, что все заходились в хохоте, рассказывать одесские анекдоты и так же превосходно петь под гитару жестокие цыганские романсы. Еще он был великим мастером на всякие фокусы и веселые розыгрыши.

Как и Громову, Неизвестному, по-видимому, было неведомо чувство страха, правда, его метод уничтожения был иным — он в отличие от Николая предпочитал холодное оружие, а именно: самораскрывающийся французский пружинный нож, найденный в кармане убитого им же немецкого летчика (видимо, сувенир из оккупированного Парижа).

…Прошло еще несколько месяцев. И вот однажды, уже глубокой осенью, в дверь домика, где жил Измайлов, постучали. Дверь открыл Виктор.

На пороге стоял невысокий мужчина средних лет, одетый бедно, но аккуратно, внешности совершенно непримечательной. В руке он держал маленький фибровый чемоданчик, с какими обычно ходят уличные мастеровые.

Человек поздоровался, вежливо приподняв свободной рукой картузик, и спросил:

— Чинить-паять не требуется ли чего?

Во рту Измайлова пересохло.

— Вы можете починить примус?

— Отчего ж не могу, — весело ответил человек. — Если только горелка цела, а то нет у меня горелок, товар дефицитный.

— А мне и не нужна горелка, — так же весело сказал Виктор, пропуская человека в дверь, — у него дно прохудилось.

Это был пароль.