Пробуждение было мучительным. Не физически (с этим как раз все обстояло как нельзя лучше — тело было довольно бурно проведенным остатком вчерашнего дня и первой половины ночи), а морально. Все-таки он не устоял. Хотел вырваться, поменять центр притяжения, но не хватило силенок. Старая жизнь, с которой он уже распрощался, вернула его себе. А разве была он такой плохой, чтобы вот так — поспешно выбрасывать ее на помойку? Нормальная жизнь. Все есть: денежная работа, любящая женщина, которая не противна… А ощущение, что это жизнь не твоя, можно задвинуть подальше.
Но как ни убеждал себя Кузьмин, что ничего страшного не произошло, а наоборот: страшное чуть было не произошло, — на душе все равно было мерзко.
Первой поднялась Лера. Она выскользнула из-под одеяла, набросила сразу (стыдливо!!!) халат, словно давая понять, что такой пир, как вчера, будет только по великим праздникам, и направилась в ванную. Ее стыдливость (то ли показная, то ли запоздало-естественная), как ни странно, подействовала возбуждающе.
— Подожди! — попросил Сергей.
— Я в душ! — отрезала Валерия — и поводок, на который она вновь посадила его, в тот же миг стал немного короче.
Впервые Сергей пожалел, что не курит. Что проще: закурил — и все встало на свои места.
Когда в ванной зашумела вода, словно дождавшись своего часа, зазвонил телефон. Вчера, в небольшом перерыве между стоящими одна другой любовными сценами, Лера звонила домой, предупредила родителей, что ночует у Кузьмина. Сергей с кряхтением дотянулся до трубки.
— Это я, — услышал он на том конце провода.
В изнеможении Кузьмин упал на подушку. Он узнал этот голос, от которого комната вдруг засияла слепящим светом.
— Вероника… — закрыв глаза, прошептал Сергей.
— Ты уже знаешь?..
— Да… Лера мне все рассказала.
— Тем лучше… Я рада, что у вас все хорошо, — сказала она. — И… хочу попросить прощения… у тебя.
— Где ты? — хрипло спросил он. — Нам надо встретиться, — дрогнул голос, дрогнула рука.
— Не надо нам встречаться… Мне очень стыдно за то, что произошло. Но у меня не было выбора. Это… Это было в первый и последний раз. Ты простишь меня? Для меня это важно.
— Я давно простил тебя! — Сергей вскочил с постели, колени мелко задрожали. — Я сейчас приеду. Скажи куда!
— Если бы тогда в «Солнечном» ты подошел ко мне, — послышалось в ответ. — Если бы подошел… Может быть, все сложилось бы по-другому… — В ее голосе сквозила такая грусть, что у Сергея запершило в горле.
— Ты нужна мне, — с мольбой проговорил он.
— Она тебе нужнее.
— Но это все не так!..
— Так, — мягко перебила она его. — И будь, пожалуйста, посмелей. Остальное у тебя есть. Прощай…
— Подожди! Вероника! — крикнул он, но услышал в ответ короткие гудки.
Сергей сел на постели, сжимая в руке трубку, вмиг ослабевший, опустошенный. В этой позе, с пищащей трубкой в руке, его и застала Лера.
— Что с тобой? — войдя в комнату, спросила она. — На тебе лица нет. Кто звонил? Папа?
Лера замолчала, вдруг побледнела, оперлась плечом о стену.
— Это звонила Вероника, — упавшим голосом, обреченно прошептала она. — Так мне и надо.
Сергей посмотрел на трубку, положил ее на телефон и, заметив, что на нем ничего нет, поспешил прикрыться одеялом.
— Ты извини меня, — сказал он и посмотрел на Леру. — Я не смог вчера сдержаться.
— Никакой нормальный мужик и не сдержался бы, — грустно улыбнувшись, ответила Лера. — Можешь не казниться. Говори себе: меня спровоцировали… Что она хотела? Просила прощения? Ты назначил ей свидание, но она отказалась встретиться, да?
Сергей отвел взгляд. Лера подошла, села рядом, не касаясь его, закрыла полой халата обнажившуюся ногу.
— Вот так они и жили: днем ненавидели, ночью любили… Что будем делать, Сереженька? — спросила она.
— Не знаю, — отозвался Кузьмин.
Вопреки ожиданиям Сергея Лера не ушла. Она переоделась в спортивный костюм и занялась генеральной уборкой под энергичную, правда, негромкую, музыку. Кузьмин воспринял ее действия как неизбежность. Не выставлять же Леру со скандалом из дома! Вчера, значит, он пользовал ее по полной программе, а сегодня: гуляй девочка! Когда понадобишься — вызову! Красиво.
Чтобы не мешать Лере и чтобы, главное, она не мешала ему, Сергей скрылся в запретной комнате, сел в уголке на заляпанный краской, видавший виды табурет. Это все, что было здесь из мебели, не считая полок из простых струганых досок, заваленных всякими нужными и ненужными вещами. Взгляд Кузьмина уперся в угол, где на полу плотно друг к другу стояли картины, в которые были вложены чуть ли не все деньги, заработанные за год в «Монплезире», — пятнадцать полотен. Эти картины он и называл своей коллекцией. Кузьмин вздохнул, перевел взгляд в другой угол, где, словно отражаясь в зеркале, так же плотно друг к другу стояли его собственные последние работы — тоже пятнадцать, которые еще не видела ни одна живая душа. Свои ранние работы, не оцененные никем (ни одной выставки, ни одной продажи), он свез родителям. Эти пятнадцать новых работ были написаны уже в другом стиле. Но страх, что и они окажутся отвергнутыми, заставлял Кузьмина таить их от чужих глаз. Вздохнув еще раз, но намного тяжелее, Сергей устремил взгляд на так и не дописанную картину на мольберте: дождь, мокрая сирень, одинокая женская фигура… без лица…
«Где ее искать? — в который раз задал себе вопрос Кузьмин. — Где искать?»
Что у него было, за что можно зацепиться? Квартира? Но Лера сказала, что квартиру сняли у случайных людей, специально для его случая, а значит, на один раз. Вот если бы ей пользовались постоянно… Агентство? Даже если ему повезло и он с первого раза попал на тех ребят, которые «разработали» его, это тоже ничего не давало. Сами эти ребята никогда не расколются, что именно они ему напакостили (с их точки зрения). А Вероника больше у них никогда не появится — караулить бесполезно. Она ведь обронила: это было в первый и последний раз.
Выходило, что шансов найти Веронику у Кузьмина не было никаких… Как тогда.
«А кого вообще можно пригласить на роль соблазнительницы? — спросил себя Сергей. — Вот я — детектив, и мне нужна девушка для подобной провокации… Вербовать на улице первую встречную? Бесперспективно… Проще обратиться к знакомым — ближний, средний и дальний круги. Из этих кругов можно уже выбирать… Стоп!»
Кузьмин почувствовал, что проскочил какой-то очень важный пункт, который выводил его прямо на цель. Какая-то фраза… Нет… Какое-то слово… Да, слово… И это слово…
«Ну конечно! — воскликнул Сергей. — Роль!»
Именно «роль». Как же он раньше об этом не подумал! Вероника вела себя как профессиональная актриса. Сцена свидания на скамейке была сыграна безукоризненно. Даже сейчас ему не верилось, что все, что было, — было игрой. В каждом слове, в каждом взгляде — сама жизнь… И неужели она продолжала играть и после того, как выяснилось, что они были знакомы раньше? Нет, это была уже не игра, а мучительная борьба. Перед танцем, с показом кружевного белья, она ведь хотела ему что-то сказать, хотела прекратить комедию. Да, да, она боролась с собой. Теперь он это ясно видел, но остановиться не смогла — не было выбора.
«В какую историю она впуталась? Ну зачем, зачем она опять вспомнила «Солнечное». Ведь можно же, можно же было тогда подойти и познакомиться. И сейчас все было бы по-другому…»
Кузьмин встал, прошелся по мастерской, остановился у окна. За дверью все так же играла бравурная музыка, заглушаемая жужжанием пылесоса — Лера продолжала генеральную уборку. Такую же уборку наверняка ей хотелось бы сделать в его голове — вычистить и выбросить на помойку все, что, по ее мнению, нарушает чистоту и порядок, угодный ей.
«Надо обойти все театры, — разглядывая тополя за окном, думал он. — Однако сколько оттенков зеленого… Их хватит на целую картину в одних зеленых тонах. Должно получиться недурно… Значит, театры… Театров в городе за сотню, если не за две — больших и маленьких… И не все, по бедности, вывешивают фотографии артистов. И не во всех спектаклях заняты актеры… А если она никакая не актриса? Если на то пошло, все женщины актрисы… Ну да, конечно. А если она вообще из другого города. А если мне все это приснилось…»
На ветку, прямо напротив, села ворона, сразу став центром композиции, и каркнула на Кузьмина. Сергей отошел от окна поспешно, словно выполняя чей-то приказ, взял фанерку, на которой имел привычку смешивать краски, выскоблил ее до дерева острым ножом, выдавил несколько масляных колбасок и прямо по недоконченной картине, стоящей на мольберте, стал писать портрет Вероники, закусив по давнишней привычке нижнюю губу.
Он работал как одержимый. Лера стучала в дверь, приглашала обедать — Кузьмин не отозвался. В следующий раз она позвала его ужинать — и тоже безрезультатно. А вот когда она позвала его… завтракать, Сергей с чистой совестью откликнулся на приглашение — портрет был готов. На холсте была Вероника, живая, с полуулыбкой на губах и грустинкой в глазах. Получилось!
— Это она? — успев подглядеть, что там стоит на мольберте, спросила Лера. — Можно посмотреть?
Подумав, Кузьмин молча открыл перед ней дверь. Впервые он видел, как Валерия в его присутствии переступила порог мастерской.
— А тебе он легко дался, — рассмотрев портрет, сказала Лера. — И выглядишь ты так, будто только что из санатория. — Она бросила на него быстрый взгляд. — Ни теней под глазами, ничего другого… Я сварила овсянку… Пойдем, пока не остыла…
Тени тенями, а в голове у Кузьмина шумело. Бессонная ночь и тот невероятный выплеск энергии, который и позволил закончить портрет в такие рекордные сроки, давали о себе знать.
Они позавтракали без каких-либо сцен. Лера была в домашнем халате. Позавчерашний демарш казался уже эпизодом из какого-то эротического фильма, к которому он не имел никакого отношения. Разве что как зритель.
— Ты уже придумал, как ее найти? — поинтересовалась Лера, разливая по чашечкам кофе.
— Странно все это. Ты не находишь? Он любил другую, она в связи с этим любила его еще больше. А если он ее все же найдет?
— Тогда он обязательно поймет, что гонялся за призраком. А она будет любить его еще больше.
— Мне кажется, что один из нас… нездоров.
— Хорошо, что ты это сам понимаешь, — спокойно парировала Лера. — Она — твоя болезнь… И она же — твое лекарство. Но… хватит о болезнях за столом. Тебе рогалик маслом намазать?
— Намажь, — вздохнув, согласился Сергей. Кофе возымел на Кузьмина обратное действие.
— Иди поспи немного, — заботливо сказала Лера. — А я в магазин схожу. Холодильник у нас совсем пустой.
Сергей доплелся до постели, которая уже была предупредительно расстелена, разделся, лег и, не успев натянуть на себя одеяло, отключился.
Проснулся он наутро следующего дня. Рядом спала Лера, обняв его, прижавшись всем телом, просунув ногу между его ног. Еще совсем недавно такая ее близость к нему окончилась бы другой предельной близостью. Но сегодня Сергей вдруг почувствовал, что может сопротивляться. И для этого нужно совсем немного: думать не о близкой и доступной Лере, а о далекой, недосягаемой Веронике.
Осторожно высвободившись, Сергей поднялся, прикрыл прелести Валерии (но с паузой, все же с паузой!) и отправился в ванную комнату. Не дойдя до нее, он остановился и быстрым шагом направился в мастерскую. Картина! Она чуть ли не целые сутки была во власти Леры, и та могла сделать с ней все, что хотела.
Сергей с силой распахнул дверь и облегченно вздохнул. Портрет Вероники, такой, каким он его оставил, все так же стоял на мольберте.
Схема была проста. Сергей подъезжал к очередному театру, доставал из машины не запакованный портрет Вероники и, придав лицу соответствующее выражение, прорывался внутрь театра. Если прорваться не удавалось, вставал на пути охранник, он начинал с охранника.
— Веронику позовите, пожалуйста, — вежливо просил он.
— Какую Веронику? — все охранники задавали именно этот вопрос. — Фамилия.
— Фамилии я не знаю. Она заказала мне свой портрет. Просила занести, когда будет готово. Вот.
И Сергей поднимал портрет повыше, чтобы охранник мог разглядеть. При взгляде на Веронику все охранники дружно как один смягчались. Те, кто работал давно, словно извиняясь, говорили, что эта актриса у них в театре не служит. И обязательно сочувственно добавляли фразу из разряда: «Что-то вы, гражданин хороший, напутали…» Остальные разрешали пройти внутрь, спросить кого-нибудь еще.
Кузьмин занимался поисками уже третий день, но пока впустую. Хотя кое-какие результаты все же были. В одном театре ему предложили должность художника, так руководителю, на которого попал Сергей, понравилась его рука. В другом месте театральный меценат, случайно заглянувший в театр, предложил за портрет Вероники такие деньги, какие Кузьмин не надеялся бы получить за все картины, написанные им за этот год и пылившиеся в углу его маленькой мастерской. Чтобы не злить мецената, Сергей обещал подумать, взял его визитку, которую по выходе разорвал на мелкие кусочки и выбросил.
В третьем месте Веронику даже узнали. Кузьмин возликовал — нашел! Но молодой человек, который с большими от удивления глазами долго рассматривал портрет, смог вспомнить только имя и то, что девушка имеет отношение к театру. Но и это уже было немало! Сергей взял верное направление. Нужно было только запастись терпением.
Когда на третий день поисков он покинул очередной, маленький, полусамодеятельный театрик, положил картину в багажник и уже хотел сесть за руль, возле него неожиданно возникло что-то огромное, дышащее жаром. Сергей удивленно поднял глаза и сразу узнал (странно было бы не узнать эту гору, влажную от пота) штангиста из детективного агентства. Штангист смотрел на него в упор, как на рекордный вес, который ему сейчас предстояло толкнуть.
— Поговорим? — не поздоровавшись, предложил он тоном, подразумевающим только согласие.
Сергей хотел послать частного детектива подальше, но, поняв, что ссориться с этой махиной — себе дороже, сохраняя достоинство, дал-таки свое согласие.
Штангист пригласил Кузьмина в свой джип, который был припаркован на другой стороне улицы. Пропустив поток машин, они перебежали дорогу. Сергей невольно обернулся: не остались ли отпечатки следов от ног-тумб на раскаленном солнцем асфальте. Ему показалось — остались!
— Предлагаю поиски прекратить, — усевшись за руль, которого он касался животом, сказал штангист.
— Какие поиски? — на секунду забыв, с кем говорит, невинным голосом спросил Кузьмин.
— Ты любишь острые ощущения? — не поворачивая мясистой шеи, спросил супертяж.
Отпираться было бесполезно. Сергей имел дело с профессионалами. Единственное, что он мог, — перевести разговор в нужную ему плоскость.
— Сведите нас, и поиски сразу прекратятся, — сказал он.
— И все-таки ты любишь острые ощущения, — убежденно констатировал штангист.
— Это угроза? — осведомился Кузьмин.
— Понимай как хочешь. Но на твоем месте я бы послушался доброго совета.
— Но почему?!
— Слышал пословицу? «Кто предупрежден, тот спасен». Тебя предупредили.
— Ничего не понимаю… Может быть, вы думаете, что я хочу ей отомстить? Да мне ровным счетом все равно, что произошло. Просто… Мне она очень нужна, — как-то сразу сникнув, сказал Сергей.
Штангист странно, с интересом посмотрел на него.
— Ну, ну… — то ли подталкивая к откровенности, то ли давая понять, что не верит ни одному слову, протянул он.
— Понимаешь… Мы были знакомы раньше. Я искал ее и не нашел. И вот — судьба столкнула нас опять. И все повторилось. Она исчезла, а я ищу ее.
— Были знакомы раньше?.. — задумчиво и уже более миролюбивым тоном произнес супертяж.
— Мы познакомились в «Солнечном» несколько лет назад. Я был там при кухне, устроился поближе к природе, хотел поставить руку на этюдах…
Штангист не перебивал Сергея. А тот продолжал, ничего не прибавляя и не убавляя. Когда рассказ был окончен, супертяж покачал головой:
— Вот теперь, кажется, все концы срослись. — О каких концах идет речь, Кузьмин спрашивать поостерегся. — Значит, нас элементарно ввели в заблуждение.
Тут уж Сергей не удержался.
— Кто ввел в заблуждение? — спросил он.
Штангист бросил на него взгляд, полный сожаления и одновременно сарказма.
— А с этим ты уж как-нибудь сам, браток, — обронил он загадочную фразу. — Вот что… — словно маскируя только что произнесенные слова, поспешно заговорил он.
В то, что Сергей услышал дальше, он несколько секунд просто отказывался поверить — настолько резко поменял отношение к нему штангист. Он назвал ему театр, в котором служила Вероника. Все-таки Сергей оказался прав, прав, прав! Назывался театр «Пилигрим». Существовал он всего полгода и еще не попал ни в какие каталоги и справочники. Найти его Кузьмину было бы очень и очень трудно.
— Поторопись, — предупредил супертяж. — Театр вроде бы собирается на гастроли. Вероника пару раз упомянула, что скоро уезжает.