Девушка в черно-белом

Я моргнула, открыв глаза, мой мозг был ошеломлен и сбит с толку, когда я огляделась вокруг. Солнце светило в окно моей спальни, и я поняла, что пропустила завтрак. Посреди стона мне вспомнился вчерашний вечер.

Черт возьми ... Что я собиралась сказать, когда спускалась вниз? Не то чтобы я могла винить в этом свои месячные. Я выбралась из постели и оглядела себя. На мне была одна из моих ночных рубашек, но я все еще была вся в засохшей черной крови. Он переодел меня, но, бьюсь об заклад, даже не взглянул. Он всегда говорил мне, чтобы я не снимала одежду, или надевал ее снова вместо меня. Насколько это было неприятно?

После прошлой ночи я не была уверена в своих чувствах. Я должна была разозлиться, что он зашел так далеко без моего согласия. Но я не могла не испытывать благодарности за это постоянное тепло в моих ладонях.

Что-то на моем столе привлекло мое внимание, и я опустила глаза и увидела несколько слов, написанных на листе бумаги: Номер тридцать неправильный. Единственная принцесса, которой я занимался, — это ты.

Мгновение я просто смотрела на его почерк, каким-то образом очарованная каракулями, но потом меня охватило беспокойство, я нашла свой список и перевернула его.

Номер тридцать: Я ненавижу, что ты солгал мне о том, что не "занимаешься" принцессами, хотя в газетных сплетнях было три утверждения, что они были в твоей постели на этой неделе. Я надеюсь, ты подавишься одной из своих принцесс!

Он прочитал мой список? Я мысленно зарычала, колеблясь при этой мысли, когда мой взгляд упал на номер семьдесят четыре:

Я ненавижу, что ты каким-то образом пересмотрел значение слова ненависть. И я ненавижу то, что я ничего не могу сделать, чтобы остановить это.

Я застонала. Он прочитал это. Должно быть, он подумал, что теперь я без ума от него. Ну, у меня действительно был список из семидесяти четырех пунктов . . .

Я стояла в нерешительности, когда вошла Агнес.

— Я думала, ты вернешься, — сказала она, закрывая за собой дверь.

Выражение лица напряженное, но слегка усталое, она хмуро оглядела меня и все черные пятна.

— Хочу ли я знать, что это?

Я покачала головой.

— Нет.

Она на мгновение прислонилась к двери в тишине.

— Я знаю, что вы, девочки, еще многого не понимаете в Общине Сестер. И что это может расстраивать, не понимать, чему будет посвящена твоя жизнь. Когда-то я была там, где ты, на самом деле, не так давно. Но как только вы будете приведены к присяге, вам всем станет ясно, кто мы такие и чем занимаемся. Это не так гнусно, как все это изображают, но у нас действительно есть свои цели и устремления.

Я не знала, по-моему, это прозвучало немного гнусно . . .

— Единственное, чего мы, Сестры, придерживаемся на самом высоком уровне, — это верности. Среди всего этого мы все — семья. Но когда семья не повинуется, семья наказывается. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Я только наблюдала за ней, еще не уловив от нее определенного намека на то, что мне нужно что-то делать, но я бы не стала притворяться испуганной ее словами. У нее было мало магии; я не думала, что она была достаточно сильна, чтобы противостоять моим уговорам. Если бы я не хотела, чтобы она снова покидала эту комнату, она бы этого не сделала. Она просто была бы вынуждена оставаться здесь до скончания времен. Но правда заключалась в том, что Агнес никогда не относилась ко мне несправедливо. И я бы не стала ничего предпринимать, если бы не была уверена, что она пошла бы дальше.

Она вздохнула, увидев мое поведение.

— У тебя не может быть такой гордости, когда ты сестра среди старших.

Она была неправа. Я была Тенью. Я была ее хозяином.

Эта мысль была такой сильной и пришла мне в голову так быстро, промелькнув в голове, что я даже не смогла оттолкнуть ее, даже захотела бы.

— Я знаю, каково жить в таком доме для младшей Сестры, и я не виню тебя за то, что ты время от времени выбираешься из дома. У меня был друг, который тоже мог обходиться без оберегов. Но у нас была злобная Старшая сестра-ведьма, и когда она узнала, у меня больше не было друга. Ты понимаешь, о чем я говорю? Огласка, которую ты принесла в Общину Сестер, могла бы оказаться губительной для всех нас, но, к счастью, у нас есть бесполезный судья. Я сохраню этот инцидент при себе, если ты будешь соблюдать осторожность до Дня Всех сестер. После этого ты больше не будешь под моей опекой. Понятно?

Я должна была отогнать это темное чувство права, которое вызывало отвращение к выполнению приказов этой Сестры, и кивнула.

— Что касается твоего обещания, то теперь вам с Фарой осталось только решить, что Джулиана каким-то образом заполучила этого парня Монтгомери. Могу я предложить тебе навестить вашу мать? Похоже, она просто флиртует — и кто знает еще — с твоими кандидатами, а не серьезно относится к выбору одного из них.

— Да, я навещу ее сегодня.

...И реальность, наконец, наступила.

— Просто остерегайся неприятностей со стороны магистрата. Хотя в этом я тебе верю, — сухо сказала Агнес, прежде чем закрыла за собой дверь.

Именно тогда я поняла, что с Агнес все в порядке.

Слабовато, но все в порядке, на самом деле.

— А как насчет этого? — спросила мама, прижимая к себе платье.

— Это прекрасно, — ответила я, даже не взглянув на него, потому что — Он. Прочитал. Мой. Список. В этом списке были мои личные вещи, и я могла бы спросить его, не хотел ли он прочесть его раньше, но я просто пошутила. Я бы добровольно не показала ему это, даже если бы он отдал мне все серебро Титана — а это о чем-то говорило.

По крайней мере, номер семьдесят четвертый, казалось, был единственным, кто откровенно выдавал мое присутствие чувств. Тьфу.

— Значит, мы просто притворимся, что вчерашнего дня никогда не было? — спросила мама, пробегая пальцами по серебряным цепочкам, свисающим с прилавка продавца.

Солнце действительно отражалось от них как раз вовремя, побуждая мои пальцы протянуть руку и коснуться их. Я слегка встряхнула головой, чтобы прояснить мысли.

— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, — ответила я.

— Девушка в черном? Серьезно, Кэл. Почему бы тебе просто не повесить себе на голову табличку, подтверждающую твою верность Двору Магов?

Я вздрогнула от этого. Последний Маг, с которым я вступила в контакт, был не самым дружелюбным человеком. Маги не были людьми и испытывали отвращение к чужакам, которые пришли из Элиан и украли больше магии, чем могла дать им Алирия, осквернив землю — следовательно, и Общину Сестер.

— Я думаю, это небольшое преувеличение, — сказала я, проводя рукой по каким-то шелковым тканям. — Если бы я не выбиралась из этого дома время от времени, я думаю, что убила бы всех в нем.

Время от времени, когда мы гуляли по улицам, я ловила взгляд кого-нибудь, кто, казалось, замечал меня со вчерашнего вечера; но точно так же, как они вели себя при моем повешении, выражения их лиц были скучающими, когда они проходили мимо. До сих пор никто не предупредил королевскую стражу, но теперь, когда я по команде почувствовала жжение в ладонях, мое беспокойство улетучилось вместе с легким ветерком.

— Что ж, к счастью, тогда ты это сделал, — сухо сказала моя мать. — Агнес не доставляла тебе хлопот из-за этого, не так ли?

— Нет, я думаю, мы с этим разобрались.

Мой взгляд упал на запястье, мое внимание сосредоточилось на нем. Кровь под моей кожей... пульсировала. Не накапывала... накапывала…

— Хорошо.

Я пришла в себя, мое сердцебиение участилось, когда я сделала небольшой вдох.

— Но что бы ты ни делала, не заходи ко мне домой. Клинтон очень сердит на тебя. Он думает, что ты заставила Элис влюбиться в Джулиану.

Я покачала головой, отталкивая этот опасный момент.

— Это смешно. Элис слишком силен, чтобы я могла его принудить.

— Именно это я ему и сказала. Но он все равно мне не верит. Он думает, что ты какой-то вундеркинд или что-то в этом роде, — она фыркнула.

При этих словах мои губы искривились в хмурой гримасе. А потом так беспечно, как заблагорассудилось, я спросила:

— Мама, кем был мой отец?

Она уронила платье прямо на землю, получив проклятие от старухи-продавщицы. Мама осторожно подняла его и повесила обратно на крючок, как ни в чем не бывало.

— Я думаю, нам следует купить что-нибудь поесть у того продавца дальше по улице. Клинтон дома, и я не шутила раньше — я думаю, что он вполне может попытаться убить тебя, если мы туда не уйдем.

— Это мило, мама. Но кто мой отец?

Она поморщилась, переходя к другому платью, прежде чем добавить:

— Мужчина.

Я закатила глаза.

— Да, я прекрасно понимаю, что это был мужчина, спасибо. Вопрос в том, кто.

— Я не знаю, Кэл. Я что, должна следить за каждым мужчиной, с которым я…?

— Да! Обычно это хороший способ избежать подобных вещей. Но если тебе всего тридцать восемь, то я была у тебя в семнадцать. Сомневаюсь, что тогда ты спала с толпами мужчин.

Она пожала плечами.

— Могло быть. Но я, честно говоря, не знаю. Я была в том доме так же, как и ты. Было темно, и я шла домой из библиотеки, — мои глаза сузились, и она вздохнула. — Ладно, я шла домой из какой-то таверны. Заколдованные окна тоже никогда не держали меня взаперти, и ты можешь поблагодарить меня за этот подарок. Это практически единственное, что у меня есть. В любом случае, было слишком темно, чтобы разглядеть его, и что ж... — она пожала плечами.

Меня осенил ее ответ.

— Ты хочешь сказать, что тебя изнасиловали?

— Да, именно это я и говорю, — сказала она, роясь в корзине с шарфами. — О, это мой цвет, не так ли?

Мое сердце забилось от этого открытия.

— Так почему ты тогда не воспользовалась одним из тех тонизирующих средств, чтобы избавиться от меня?

— Я не знала этого человека, но это не означало, что ты не была половиной меня.

Я сглотнула, в горле пересохло.

— Тогда зачем отдавать меня бабушке?

— Кэл, нам действительно обязательно поднимать этот вопрос? Это было так давно, что я практически забыла.

Я никогда раньше не задавала этих вопросов, но внезапно почувствовала себя достаточно сильной, чтобы получить ответы на них. Мне нужно было знать, чтобы наивное слово не продолжало преследовать меня.

— Это прискорбно, но если ты действительно забыла... Тогда мне просто придется пойти и задать свои вопросы бабушке...

Моя мать что-то проворчала себе под нос.

— Ты умеешь манипулировать, не так ли? Думаю, я знаю, откуда это взялось... — она вздохнула. — На самом деле, я не так уж много владею магией, о которой стоило бы говорить. Но время от времени у меня бывают видения или интуиция о чем-то. Так я узнала, что Клинтон спал с той ужасной рыжеволосой женщиной, которая живет через площадь от нас, — она содрогнулась от отвращения.

— Итак, ты... что? Что-то видела?

Она помолчала.

— Ну, нет, не совсем. Думаю, у меня было предчувствие.

— Какое-то чувство заставило тебя бросить меня на двадцать лет? — спросила я, не веря своим ушам.

— Мне жаль, что это не тот ответ, который ты хотела услышать, но это правда. Ты не была здесь в безопасности. И как у Сестры, у меня есть обязательства на юге, которые я должна выполнять. Но, господи, если бы я знала, что она воспитает тебя как крестьянку, я бы отправила тебя к тете Дейдре, странная она или нет.

Она лгала.

Что-то темное шевельнулось у меня внутри.

Кап... кап... кап... эхом отдавалось в глубине моего сознания.

Было бы так легко заставить ее сказать тебе правду... Шепот был подобен скольжению змеи: мягкий, ленивый и темный. Я задрожала, загоняя это чувство все глубже, глубже, пока оно не превратилось всего лишь в намек на задворках моего сознания.

— А где жила бабушка до Элджера?

— О, вот. Она жила в причудливом доме прямо за городом. Она никогда не любила людей. На самом деле, она ненавидела Клинтона и, вероятно, проводит время с тетей Одди только для того, чтобы ей не пришлось возвращаться и видеться с ним. У него могли быть свои недостатки — проблемы с гневом и склонность к рыжеволосым шлюхам, — кисло добавила она, — но он был единственным мужчиной, которого не смущало, что я беременна. Он был без ума от меня, даже когда у меня было не так уж много магии — о, смотри! Эти ленточки от сандалий идеально подойдут к платью, которое я купила тебе на День Всех сестер!

И вот наступила реальность, обрушившаяся мощными волнами и разрушившая мой выдуманный мир.

— Мама, что произойдет, если я покину Симбию?

Она уронила ленты, бросив взгляд на меня — и получила еще одно проклятие от продавца.

— Ты же на самом деле не рассматриваешь это, не так ли?

Я пожала плечами.

— Во-первых, ты не можешь уйти, пока не принесешь присягу как Сестра. И даже после этого ты не можешь путешествовать на большие расстояния без разрешения. Если ты нарушишь эти правила, твое будущее будут судить Старшие Сестры...

— Да, я все это знаю, мама. Но что будет, если они не смогут меня найти?

— Они не воспринимают нелояльность легкомысленно. В первую очередь они нападут на твоих ближайших родственников. И если они хотя бы подумают, что были замешаны в этом, они...

Я отключилась от нее, погрузившись в свои мысли. У меня было подозрение, что независимо от того, решила бы ли я уйти, Община Сестер не отпустила бы меня без последствий. Я хотела убедить бабушку бежать со мной, начать новую жизнь где-нибудь в Элджере. Но я не знала, хотела ли она этого — быть беглянкой в бегах до конца своей жизни? Хотя, казалось, это больше не имело значения, потому что я не могла позволить, чтобы мои последствия перекладывались на кого-то другого. Я мог бы принять свою Темную сторону, но я знала, что если сделала бы это снова, то уже не вернулась бы.

— Мама, — сказала я, — я готова выбрать мужа.

— О, спасибо Алирии! Я уже начала думать, что нам придется заплатить кому-нибудь в последнюю минуту. Клинтон завтра не будет в палате представителей, и мы можем просмотреть список, который я составила. Есть какие-нибудь предпочтения, чтобы я мог сузить круг поиска?

Я на мгновение задумалась, но единственные атрибуты, которые пришли мне в голову, принадлежали некоему Титану. Тот, кто сказал мне, что ему нужно остаться подольше после того, как он узнал, что у меня проблемы с магией. Тот, в ком я была уверена, не собирался искать меня снова. Я чувствовала это. И тот, кто скоро уезжал в другую страну . . .

У меня сжалось в груди. Я ненавидела ту неуверенность, которую он заставлял меня чувствовать.

— Вежливость, — наконец сказала я, просто вежливость. И тут мне вспомнились слова Агнес. — И ни с кем из тех, с кем ты спала.

На это она поджала губы.

...и так продолжался весь ее список.

Пока она заканчивала свои покупки, я только тупо смотрела вниз по улице. Потому что, несмотря на то, что Уэстон мучил меня, когда мы были вместе в последний раз, это было, по-нашему, своего рода завершением того, кем мы были. Никогда не было бы объятий и сладкого прощания. Я даже не думала, что хотела этого.

Все, что я знала, это то, что завершение было еще более горьким на вкус, чем месть.