Хоть Виктор Семенович и просил никуда не ездить, я собираюсь на квартиру к родственникам. Он кого просил? Пацана. А я взрослый мужик, косяков не напорю. Тем более, у меня и ключи есть, запасная связка. В прошлый раз я, когда утром уходил, прихватил, чтобы дверь закрыть и никого не будить. Собираюсь, и в путь, добирался до знакомого дома почти час. Начало уже темнеть. В дороге меня гложет совесть, захотел покоя и уехал от брата. Мог бы уж предположить, что Генка пойдёт вразнос, пока отца нет. Если бы я остался, то бардака бы не допустил. Захожу в подъезд и вижу — дверь опечатана. Я об этом не подумал, вполне там ещё могут потребоваться следственные действия. В таком разе в хате мне делать нечего. Дверь в подъезд открылась и по лестнице поднимается кто-то, даже двое.
— А ты чего тут делаешь? — слышу знакомый голос и оборачиваюсь.
Стоит Генка с сумками и Оля!
— Ты жив, братела! — обнимаю я брата.
— Ты чего? Жив, конечно, — говорит Генка и, заметив ключи в моей руке, добавляет. — Нахрена запасные взял?
— Вас будить не хотел, а ты где был? — спрашиваю я.
— Не понял! А что с дверью? Мы два дня на даче у Оли были, — озадаченно говорит брат.
— Пока вас не было, тут конфликт случился: соседи вызвали милицию, а там — всё в крови, я уж думал, тебя порезали!
— Милиция приходила, а ты не води кого попало! — из приоткрытой на пяток сантиметров двери напротив высунулась негодующая старушечья лапка. — Я про все рассказала, и про брата этого мордатого, и про дружков-подружек твоих!
«Так вот откуда про меня узнали, от соседей!» — понимаю я.
Внезапно входная дверь отворилась, и на лестнице показались два милиционера и Катя.
— Кать, жив Генка-то! Он на даче был! — радостно говорю ей я. — Это какого-то другого идиота порезали.
— Это его отца порезали, — строго говорит следователь, указывая на Генку.
— Что с ним? Он жив? В какой больнице? — накинулись мы с Генкой на девушку.
— Жив, много крови потерял только, лежит в городской БСМП, состояние стабилизировалось, через недельку выпишут! — радует нас следователь.
— Надо ехать к нему! — надрывается Генка.
— Не так быстро! Нам надо вас опросить, ведь кто порезал его, мы пока не выяснили, — руками ловит брата Катя, а менты за её спиной напрягаются.
— А дядь Миша что-нибудь сказал? — спрашиваю я.
— Приехал вечером, там компания человек десять распивает алкогольные напитки, ни сына, ни племянника нет среди них. Он начал их выгонять, слово за слово его и пырнули два раза. Сейчас вот надо понять по описанию со слов пострадавшего, кого нам искать, так что вам придётся проехать с нами, — строго говорит Екатерина и добавляет уже для меня. — Вам, Геннадий, восемнадцать уже есть, представитель не требуется при допросе.
Генку забирают, пломбы срывают и нам с Олей разрешают зайти в квартиру. На кухне бардак, в коридоре следы крови, надо приводить в порядок, но нам ни коридор, ни кухню трогать не разрешили. Пользоваться можно только комнатами, где переночевать, если надо и туалетом с ванной. Я поинтересовался, долго будет такая ситуация, на что Катя лишь пожала плечами.
Оля одета достаточно легко и замерзла в пути. Разуваемся на пороге зала, и Оля идёт искать свои вещи, которые накопились за время отсутствия дяди Миши. Я, тем временем, соорудив кипятильник из новых лезвий бритвы и спичек, готовлю кипяток для чая в стеклянной литровой банке.
— В ванной тоже грязно, буду мыть, — сказала Оля.
— А чего ты домой не идёшь? — спросил я, доставая из стенки жестяную коробку с индийским чаем.
— Генка просил тут побыть, да и не ждут меня мои сегодня.
На кухню я всё-таки зашёл за двумя кружками, но старался ничего не трогать.
— Я на базу поеду, — говорю я.
— Стой! — пугается мытая Оля. — Я что одна тут останусь среди пятен крови?
Нехотя остаюсь и зря, так как минут через двадцать прибывает Оксанка, напуганная допросом следователя.
— А я в среду ещё днём заехала, когда вы были, и с тех пор тут не была! — А у меня спрашивают, кто там был? А я знаю? — говорит она, разглядывая пятна крови.
Следом за Оксанкой заявился помощник Виктора Семеновича — Андрей.
— Вот ты где! Я так и подумал, на базе тебя нет, ничего не сказал, не отпросился, — радуется он мне.
— Я Петру сказал, что к дядьке поеду, — оправдываюсь я.
— Кстати, порядок можно наводить, поймали бандита этого, и ещё двоих задержали из этой компании, — оглядывает бардак Андрей.
— И кто такой резкий за нож хватался? — спросил я.
— Не поверишь, вообще посторонний человек, даже не знакомый твоего брата. Когда он уехал на дачу, тут шалман собрался человек в десять. Вы чего выгнать всех не могли перед отъездом? — спросил Андрей у Оли.
— Выгони их, — проворчала она, и добавила язвительно. — Генка же душа компании, всем рад!
— Ладно, тебя на базу отвезти? — спросил Андрей.
— Пожалуй, тут останусь, помогу в уборке, — вздыхаю я. — А когда Генку отпустят?
— Уже отпустили, он у отца. Ладно, я поеду тогда, если что, мой домашний знаешь, — подмигивает мне Андрей и добавляет. — Ничего такая краля, я бы и сам не уехал.
Неверно он меня понял, только чувство стыда заставило меня остаться и убираться! Часа через два, когда всё блестело, мы сели ужинать. Холодильник был конкретно ограблен отдыхающими и зиял пустотой, но я знал, где у дядьки хранятся запасы тушёнки, ящиков пять, ну и приготовил макароны по-флотски. Ушли они на ура, а у Оли была бутылка вина припрятана. Мы её на троих и выпили за здоровье дяди Миши. Ночью опять ложусь с Оксаной, та у меня всё расспрашивает, откуда у меня такие знакомства, ведь мои ручканья с обкомом она видела, да и вообще шепчутся девочки насчёт меня во дворце Спорта.
Генка приехал только ночью, вернее, пришёл пешком, денег на такси у него не было, он оставил их в сумке с вещами, а на автобус опоздал и шёл час от больницы до дома. По приходу сразу затеял конфликт со мной! В темноте решил было лечь спать и обнаружил, что я сплю в зале не один, а с девушкой в кровати! Про Оксанку он не знал, и, сдернув одеяло и включив свет, смешно раздувал ноздри, пока проснувшаяся моя любовница не обматерила его, щурясь на ярком свету, а затем к этому увлекательному процессу подключилась и Оля, выползшая из спальни.
— Откуда я знал? — оправдывался брат.
Идём пить чай на кухню. Генка рассказал про допрос и про отца. Влетело ему знатно от бати! Слава богу, ничего серьёзного у дядь Миши не было, и скоро его выпишут.
Я до утра не уснул, так как провинившийся Генка доказывал Оле, что он вовсе не хотел увидеть голую Оксану, когда сдёрнул с нас одеяло. А потом ещё и Оксана чего-то возбудилась, заставив меня напрячься ещё разок, я, в принципе, был не против, если бы не соревнования. Поэтому утром я ушёл по-английски, разбудив только Генку, чтобы тот закрыл дверь за мной. Ключи больше брать не стал.
Заезжаю к дяде Мише в больницу, предварительно купив на рынке яблок, сок, банку меда и сигареты, которые мне сначала отказались продавать. Накинул треху и взял пять пачек «Родопи».
К родственнику меня пускать не хотели из-за отсутствия халата, но я упросил. Дядька был мне рад, и отдельно рад сигаретам, у него с собой не было ничего, выдали пижаму, и тапочки, а вещи забрала кастелянша. Против моих ожиданий он был весел, и не сильно-то и злился на сына, а уж на меня тем более. Ему нравилось, что у сына появилась девушка, да ещё такая видная, вполне возможно он их мысленно уже поженил. А гости… он сам в детстве так чудил, как-то моего отца чуть не сжёг, но, одумавшись, рассказывать этот мутный случай не стал.
Тренер меня пожурил за отсутствие. Как мне кажется, он в растерянности, я единственная надежда не только его как тренера, а и всего нашего края. Тем более, с такими друзьями из обкома КПСС как меня ругать? Спал хорошо, но ночью приснилась Светка и Горбачёв. Что к чему? Я всё размышлял, могу ли я чего поменять или нет в истории страны в лучшую сторону? Да и где она лучшая сторона? Сохранять СССР мне категорически не хотелось.
Бой в полуфинале состоялся в субботу. Народу собралось очень много, а я всё не мог отделаться от мысли, что это всё ерунда! На кону серьёзные вещи, а я про какие-то соревнования думаю. И ещё я пытался вспомнить, когда меченый придёт к власти и не смог. Я сейчас даже в году начал сомневаться, одно знал точно, — к Чернобылю у власти он уже был. Чернобыль! Ещё одна головная боль. Все эти мысли из меня выбил мой соперник буквально в самом начале боя.
«А вот не надо думать на ринге ни о чём, кроме боя», — злюсь на себя я, вставая при счёте шесть на ноги. Да, я побывал в нормальном таком нокдауне. Сразу соперник делает попытку меня добить, я грамотно закрываюсь, а потом висну на плечах в клинче. Меня пытаются скинуть, что не так просто. Так проходит почти минута. Краем глаза замечаю, как Игорь Леонидович мечется около ринга в волнении, сам, что удивительно, я спокоен и зол. Будто ума мне вложили вместе с ударом! И рассудительности. Мой соперник прёт как танк и получает прямой правой в разрез! Я увидел, что он чуть-чуть наклонил голову и не упустил момент контратаки. Теперь в нокдауне уже он, но упрямо вскакивает и показывает, что готов драться. А упал так, по случайности. До конца раунда секунд десять, а мы рубимся в ближнем бою, так как вчера он рубился с четвертьфиналистом. Конец раунда, идём по углам. И я вижу результат тот же, что и позавчера. Бровь рассечена и бежит кровь у оппонента! Перерыв затянулся, судьи совещаются, но решают выпустить парня на второй раунд. Вчера это ему помогло, и я в голове держу, что надо не подставляться. Осторожность — не мой стиль, и в самом начале раунда мне опять прилетает плюха, я коряво отмахиваюсь и ухожу в глухую оборону. Слышу команду «брэк». Поднимаю голову и понимаю, — я в финале! Всё лицо у соперника в крови.
Доктор смотрит и говорит:
— Надо шить.
Судьи недолго совещаются, и рефери поднимает мою руку! Соперника на ринге уже нет, увели в раздевалку оказывать медицинскую помощь. Я иду благодарить угол соперника и чую, как ноги меня слушаются плохо. Всё-таки два нокдауна за бой, многовато.
Наша сборная ликует, поздравляя меня. У нас, как минимум, серебро и бронза, что уже отличный результат. Не дожидаясь второго полуфинала, иду в раздевалку, где меня вылавливает любвеобильная Оксанка.
— Оксан, реально недосуг сейчас, башка болит после боя, — искренне говорю девушке я.
— Толя, я хочу тебя познакомить с подругой! — удивляет она меня.
— А тебе зачем это надо? — торможу я.
— Сапоги. Югославские! — облизнула губы девушка и прильнула ко мне.
Нормально, да?