Девять месяцев

Глава двадцать восьмая

Целый день приходили посетители. Сначала Мэгги, потом мама с папой, потом Элис с Саймоном; они принесли огромного мехового лося с бантом на шее.

— Мы не смогли устоять, — объяснила Элис, садясь на ручку кресла прямо рядом с колыбелькой, чтобы видеть малыша. — Ого, какой красавец! Ничего общего с фотографией.

Я посмотрела на нее непонимающе.

— Ну, фотография с УЗИ.

— Не такой тощий, ты хотела сказать, — пошутила я.

— Пожалуйста, можно я подержу его, можно, можно? — начала умолять меня Элис, глядя мне в глаза так жалобно, что я не смогла ей отказать.

Пока Элис держала ребенка на руках, я рассказала им о нашем утреннем разговоре с Томом.

— А как вам показалось, как он реагировал? — спросила я их под конец.

— Он был поражен, — ответил Саймон. — Но мне не показалось, что он разозлился на тебя.

— Мне тоже так кажется, — согласилась Элис. — Он был скорее… шокирован.

— И озабочен, — добавил Саймон. — Думаю, ему просто нужно время, чтобы подумать.

— Но что он сказал утром? — спросила я его.

Элис с Саймоном обменялись тревожным взглядом, отчего я занервничала.

— Что? — воскликнула я, переводя взгляд с одного на другого.

— Ничего особенного, — ответила Элис.

Саймон замахал рукой:

— Да тут не о чем беспокоиться. — И переключился на ребенка: — Скажи «привет» своему дяде Саймону.

Элис нахмурилась, потом посмотрела на меня, вздохнула и села ко мне на кровать.

— Просто дело в том, что он не ночевал дома эту ночь, я имею в виду у Маркуса с Фионой. Он уехал после обеда, и наутро постель не была смята. Ты единственная, кто видел его этим утром. Мы не говорили об этом Маркусу, потому что не хотели волновать его, — добавила она.

У меня в животе похолодело.

— И что ты думаешь? Где он был?

Наконец Саймон ответил:

— Мы не знаем, мы думали, ты нам скажешь.

После ухода Элис и Саймона пришел педиатр. Он сообщил мне, что мы можем после обеда ехать домой, если я хочу. Я собрала сумку и умудрилась одеться, потом села на постели, не зная, что делать дальше. Я сказала маме, что позвоню ей, когда буду готова ехать домой, чтобы она забрала меня, но мне хотелось дождаться Тома, если он придет.

Я почти не притронулась к еде, а просто сделала несколько глотков холодной воды, которую принесла медсестра. Я покормила ребенка, поменяла ему подгузник и начала одевать его в уличную одежду. Я уже почти надела на него шапочку, как голос за моей спиной сказал:

— Куда-то собираетесь?

Том стоял рядом с моей кроватью. На нем была все та же одежда, в которой он приходил утром. Я посмотрела на него, борясь с желанием прижаться к его груди и укрыться от всего, что произошло между нами. Он, похоже, нервничал, и я заметила, как он теребит карманы джинсов. На мгновение он отвлекся на маленького мальчика, лежащего на постели между нами, в крошечном комбинезоне и белой шапочке со звездой на макушке, которая делала его похожим на маленького волшебника.

Том рассмеялся, глядя на него, и, будто читая мои мысли, сказал:

— Он похож на маленького Гарри Поттера, — и улыбнулся мне. — Холли, — начал он, и я напряглась в ожидании. — Я… ну… я говорил с администратором, и она сказал мне, что ты можешь выписаться в любое время.

Я кивнула:

— Я обещала маме позвонить, когда буду готова, чтобы она забрала нас. Скорее всего, она думает, что меня не выпишут раньше завтрашнего дня. Честно говоря, мне так хочется приехать домой и принять ванну.

Он закачался на каблуках, глядя на меня неуверенно, потом сказал:

— У меня… у меня машина за углом. Хочешь, я отвезу тебя домой?

— Конечно, я бы хотела, — ответила я, отмечая, как вежливо мы общаемся друг с другом. Я чувствовала себя неловко, неестественно.

Я положила ребенка в детское сиденье, накрыла одеялом, а Том взял наши вещи.

— Боже, что там у тебя? — простонал он, удивляясь их весу.

— Это все для ребенка, — ответила я, надеясь, что он не заглянет внутрь и не увидит, как много моих вещей так и остались нетронутыми.

На всем пути до машины мы не сказали друг другу ни слова. Том то и дело останавливался, поджидая, пока я нагоню его. Я изо всех сил старалась идти нормально, а не как Джон Уэйн после того, как упал с лошади. В то же время я пыталась максимально втянуть живот, что было почти так же невозможно, как пытаться остановить прилив.

Когда мы были в матине, я спросила Тома, как себя чувствует его отец, стараясь уменьшить напряжение.

— На самом деле у него все в порядке, — ответил Том, выезжая с больничной парковки. — Я думал, что он будет выглядеть хуже. Но он, похоже, очень быстро идет на поправку. Впрочем этот приступ его напугал, думаю, он хочет, чтобы я как можно скорее занялся семейным бизнесом. Похоже, он совсем отказался от мысли продолжать работу.

— А ты готов к этому? — спросила я, надеясь, что он наконец забудет о своих путешествиях.

Том кивнул и бросил на меня быстрый взгляд:

— Да, и это будет хорошо. Мне кажется, что я уже сам начал задумываться о будущем. — Он снова стал смотреть на дорогу, а у меня защемило сердце. — Папа очень нахваливал тебя, — продолжал он. — Сказал, что ты очень помогала ему и что это ты разыскала меня в Индии.

Я покраснела и отвернулась к окну, буркнув:

— Мне нужно было срочно что-то сделать.

Том замолчал, после этого мы не сказали друг другу ни слова за всю дорогу, пока парковались и разгружали вещи. Том вытащил ключи и направился к двери.

— Подожди-ка, — сказала я удивленно, — а откуда у тебя ключи?

Он продолжал идти к кафе, неся в одной руке кресло с ребенком, в другой мои сумки, а в зубах связку ключей.

— Мэгги дала, — пробормотал он.

— Постой здесь, — попросил он, опуская кресло на порог и указывая мне место рядом. Он поднял вверх сумки, прошел на кухню, потом вернулся, взял ребенка и тоже отнес на кухню. Потом спустился вниз, очень осторожно взял меня под локоть и медленно повел вверх.

Первое, что я увидела, когда вошла на кухню, — это яркие воздушные шарики под потолком. Они все были синие, с надписью «Поздравляем!» на боку. Вниз свисали бледно-голубые ленточки. В квартире было безукоризненно чисто. Полы вымыты, пыль вытерта, журналы с газетами, прежде разбросанные по полу, убраны. На кофейном столике стояла огромная ваза цветов. Очарованная этой картиной, я замешкалась на пороге. На какое-то мгновение мне даже показалось, что это не моя квартира. Я уже несколько лет не видела так много свободного пространства в своей берлоге.

Том повел меня дальше в комнату, захлопнув за собой дверь и бросив ключи на блестящую кухонную стойку. Войдя в гостиную, я обнаружила там гору подарков в ярких упаковках.

— Вот это подарки от мамы и папы, — объяснил он. — Вот эти — от Мэгги и Ноя, Элис и Саймона. Тут даже есть подарок от Энди, помнишь моего кузена? — И он хитро взглянул на меня. — Ты, похоже, произвела на него сильное впечатление! А эти — от меня, — закончил он, указывая на отдельно лежащие свертки. — Я прошелся по магазинам утром, после того как навестил тебя, мне было как-то неловко, что я ничего не принес тебе.

— Но… кто все это сделал? — спросила я, оглядываясь.

— Я встретился с Мэгги, когда вернулся из магазина. Она сказала, что только что была у тебя и ты выглядела усталой. Мы решили помочь тебе как-нибудь. Ты не возражаешь? — Он посмотрел на меня своими бездонными зелеными глазами, и я растаяла.

— Как я могу возражать? Это потрясающе. Спасибо. — Я так сильно хотела поцеловать его, но между нами по-прежнему была эта невыносимая дистанция.

Я посмотрела на нашего малыша, который все еще спал.

— Когда, думаешь, он проснется? — спросил Том.

Я рассмеялась:

— Сколько еще продлится затишье? Думаю, что еще час, если мне повезет. — Я посмотрела на часы. — Я только час назад кормила его.

— Послушай, у меня есть предложение. Можешь отказаться, если тебе не нравится… что я здесь. Но я подумал, что ты можешь принять ванну и расслабиться немного. Я буду здесь держать оборону и, если он проснется, позову тебя. К тому же, если ты хочешь есть, я могу заказать что-нибудь, и мы поговорим. Если хочешь, конечно. Или мы можем увидеться завтра… — Он замолчал, нервно проведя рукой по волосам. Ему было так неловко, что я не знала, плакать или смеяться.

— Это было бы здорово, — ответила я.

Принимая ванну, я так беспокоилась, что Том в моей квартире и что ребенок может проснуться в любой момент, что не выдержала и десяти минут. От теплой мыльной воды я почувствовала себя усталой и размягченной, так что поспешила вылезти, закуталась в халат и поплелась в спальню. Я высушила волосы полотенцем и надела еще одну пару черных трусов поверх своей послеродовой прокладки. Я присела на постель, чувствуя себя крайне непривлекательной. Представляю, какой я кажусь Тому после его экзотических красоток. Я прилегла на подушку, не имея ни малейшего желания, чтобы он видел меня такой.

Меня разбудил стук в дверь, и я села на кровати, запахивая халат. Волосы были все еще мокрыми, и я поняла, что ненадолго задремала.

Том приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Он увидел меня, полусонную, на постели и вошел, поставив кресло с малышом так, чтобы он был к нам лицом.

— Все еще спит, — сказала я с облегчением, глядя на ребенка.

— Твоя мама звонила. Я сказал, что ты перезвонишь ей позже.

Он подошел к кровати и присел, подняв по дороге фен, который я оставила на полу. Он включил его на самую слабую мощность и начал сушить мне волосы. Сначала я замерла от неожиданности и смущения, а потом теплый воздух расслабил меня, и я закрыла глаза. Том нежно гладил рукой мои волосы, и я почувствовала, как его руки пахнут мылом. Я взглянула на него украдкой. Его лицо было полностью сосредоточено на том, что он делал. Это было как-то необычно интимно.

— Том, ты вернулся домой один? — выпалила я.

Он посмотрел на меня, отступая:

— Конечно один, а с кем же?

Я вздохнула и отвела взгляд, мне было стыдно признаться, что я читала чужую почту.

— Я видела твою открытку. Я знаю о женщине, которую ты встретил в Индии.

Его лицо прояснилось, он выключил фен и отложил его в сторону.

— Ты имеешь в виду Дэви, — сказал он и полез в карман джинсов за бумажником. Он открыл его и вытащил оттуда полароидную фотографию.

Боже, не надо мне ее показывать. Мне было плохо уже тогда, когда я сама пыталась представить себе эту женщину.

Он передал мне снимок, и я взглянула на него, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу. Я попыталась сделать безразличное лицо. Мое сердце стучало так громко, что я была уверена — он слышит это. Я взяла фотографию и посмотрела на женщину. Она сидела на пляже и смотрела на море. Трудно было определить ее возраст, но мне показалось, что ей немного за сорок. Ее лицо выглядело таким умиротворенным, будто она была где-то глубоко в своих мыслях. На руках у нее сидела девочка, которая смотрела на Тома прекрасными глазами. Они обе были очень красивы, черные гривы волос ниспадали на смуглую кожу. При этом обе были босые и одеты в грязные лохмотья.

— Они жили на улице рядом с тем местом, где я остановился, — объяснил он. — Мена, эта девочка, попрошайничала у прохожих. Всюду, куда бы я ни шел, она шла со мной и держала меня за руку. Она кувыркалась прямо посреди улицы и пыталась научить меня своим играм. Она рассказала, что ее родители умерли, когда она была маленькой. Дэви ее бабушка. Они обе вынуждены просить милостыню, чтобы выжить. В это невозможно поверить, но они были счастливы, все время улыбались и смеялись. Это заставило меня задуматься о многих вещах.

Я отдала фотографию, чувствуя не просто стыд, а полное свое ничтожество.

Том ласково посмотрел на снимок и убрал его обратно в бумажник.

— Она симпатичная, — сказала я с горящими от стыда щеками. Но еще одна вещь беспокоила меня. — Том, ну а где же ты был прошлой ночью? Саймон сказал, что ты не ночевал дома.

Он широко улыбнулся:

— Я был в амбаре. Помнишь, я рассказывал тебе о нем несколько лет назад? Амбар, который я нашел в тот день, когда умер дедушка? Мне нужно было многое обдумать и побыть одному. Холли, ты должна понять, что я не думал ни о ком другом все это время, — сказал он, серьезно глядя мне в глаза. — Я так скучал по тебе, что чуть было не бросил все и не вернулся назад. Я хотел рассказать это тебе, но это было так сложно, ты была так далеко. А теперь я знаю, что случилось, — сказал он, посмотрев на ребенка. — Я бы хотел вовсе никуда не уезжать.

Я начала плакать, и он обнял меня, прижал к себе и стал целовать в макушку.

— Мы пройдем через это, Холли. Если ты хочешь, чтобы я был рядом, — я останусь с тобой.

Я ответила ему горячим поцелуем, и мое сердце сжалось от счастья.

Только Том успел высушить мне волосы, как малыш проснулся и заплакал. Том подошел к креслицу и взял его на руки.

— Давай, маленький Гарри, — сказал он, снимая с него шапочку и держа его неуверенно на вытянутых руках. Ребенок на мгновенье перестал плакать и зевнул, а Том рассмеялся, глядя на его смешное личико. — Он волшебный, правда? — умилился он, передавая его мне и провожая ласковым взглядом.

Я взяла на руки своего извивающегося малыша, засунула свой мизинец ему в рот, чтобы успокоить его ненадолго, и посмотрела на Тома с улыбкой:

— Мы ведь можем назвать его Гарри, правда? Ему идет это имя.

Мы посмотрели друг на друга, Том встал с кровати.

— Почему бы тебе не покормить Гарри, а я закажу нам пиццу, потом ты спустишься вниз и откроешь все свои подарки.

Я с радостью согласилась и стала устраиваться на постели, откидываясь назад.

— У тебя все хорошо? — спросил Том, и я кивнула. Он взял несколько подушек с кресла и подложил мне под спину. Потом поцеловал меня в лоб и сказал с притворным сожалением:

— Боже мой, как не скоро я смогу снова взять тебя в горы.

Я притворилась, что хочу шлепнуть его полотенцем, и мы рассмеялись. Он взъерошил мне волосы, прямо как раньше, и вышел из комнаты, оглянувшись на нас обоих. От напряжения между мной и Томом не осталось и следа, и я улыбнулась Гарри, впервые за очень долгое время чувствуя радость при мысли о будущем.