Действующие лица и исполнители. Повести

11

- Мне кажется, что время остановилось, - сказал как-то отец.

- Это даже хорошо, - тихо сказала мама. - Значит, мы не будем стареть. Ты ведь всегда горевал, что годы, как шофер-лихач, «превышают скорость».

- Да-а… Мчатся годы, вьются годы, - переиначил отец романс на стихи Пушкина. Иногда он и Пушкина переделывает по-своему. - А теперь вот сутки кажутся мне целой неделей.

Я знал, что, когда ничего не ждешь, время катится очень быстро, а если чего-нибудь ждешь, то оно ползет, как улитка. И все-таки я решил утешить отца.

- Все познается в сравнении! - сказал я. - Вот вспомни: что было месяц назад? Тебе разрешили выйти на улицу! Но ведь это было буквально вчера. Правда?

- Действительно… Будто вчера, - согласился отец.

- Значит, Иван вернется к нам завтра! Потому что это будет как раз через месяц. Все познается в сравнении!

- Умный, мерзавец! - восхитился отец. - Просто философ!..

На самом деле я почти слово в слово повторил то, что говорил мне перед отъездом Иван. Но я не сказал об этом отцу: пусть думает, что сын у него философ. Ему нужны положительные эмоции.

- Когда есть какое-нибудь дело, дни идут гораздо быстрее, - продолжал я философствовать. - Ты сейчас ничего не делаешь, и поэтому тебе кажется, что время остановилось. Помоги мне переселить Ивана!..

- Я готов, - согласился отец. - Пожалуйста… Я готов. Но радиус моих действий очень уж ограничен: двор и бульвар.

- Вот и прекрасно! - воскликнул я. - Там гуляют пенсионеры. Старые, усталые люди… Они вполне заслужили отдых с видом на реку и с дачным воздухом! Зачем им жить в Машиностроительном тупике? Они с удовольствием переедут.

В тот же день вечером отец грустно пропел из «Евгения Онегина»:

- Привычка свыше нам дана…

- В каком смысле? - спросил я.

- Пенсионеры не желают покидать насиженных мест.

- Плохой тот мельник должен быть, что век свой хочет дома жить! - не пропел, а со злостью прокричал я. - Ты это им объяснил?

- Объяснил.

- А они?

- Привычка свыше нам дана, замена счастию она!..

- Действительно, отказываются от своего собственного счастья! Это же глупо! Ты как считаешь?

- Надо искать среди молодых, - ответил отец.

Я искал среди людей всех возрастов. Всем одиноким я объяснял, что, переехав к Ивану, они будут жить одновременно и в городе и на даче, что им не придется покупать путевки на курорт. Иван дал мне задание, и я должен был его выполнить. Но оказалось, что люди не любят переезжать с места на место. И еще оказалось, что они почему-то очень ценят разные удобства. Для них имеет большое значение, например, чтобы остановка троллейбуса была рядом. Как будто трудно пройти один километр по свежему воздуху! Но особенно для них важно, чтоб в квартире был телефон.

В объявлениях, которые я расклеил по всем подъездам нашего тупика, было крупными печатными буквами написано: «Телефон под самыми окнами».

- Что это значит: под самыми окнами? - несколько раз спрашивали меня. - Вы его там повесили, что ли?

- Нет, это телефон-автомат.

- Ах, автомат? Тогда вопрос отпадает.

- Отсутствие телефона - это же величайшее из удобств, - повторил я как-то дяде Лене слова, которые услышал от Ивана. - Сколько можно сберечь времени! Кого не хочешь слышать - того не слушаешь, а кого хочешь - тому звонишь из автомата. Он под самыми окнами. Очень удобно! Почему люди не понимают?

- Видишь ли, телефон - это для некоторых избавление от одиночества, -сказал дядя Леня. - Я предполагаю, что у Ивана комната не очень большая…

- Не очень. При чем тут это?

- Значит, на твои объявления откликаются главным образом одинокие люди. Телефон для них особенно важен. Им ведь дома не с кем поговорить. Они хотят иметь связь с внешним миром.

- Внизу автоматная будка!

- Видишь ли, это односторонняя связь… А люди предпочитают двустороннюю.

- Пусть выйдут в коридор или на кухню и Taw связываются с внешним миром. У Ивана ведь не отдельная квартира, в которой можно сдохнуть со скуки. У него есть соседи! Кажется, даже две или три семьи.

- Сосед - это тот, кто оказался рядом случайно. Друзья и соседи -понятия разные.

Мне стало ясно, что выполнить задание Ивана будет совсем нелегко.

Часто я слышал, как Людмила рассказывала по телефону о комнате «на краю города». Она говорила вполголоса, словно стеснялась, словно боялась, что кто-нибудь из нас услышит.

Я злился! Ну зачем было подчеркивать, что Иван живет так далеко? И что в квартире много соседей? И что до троллейбусной остановки нужно идти пятнадцать минут? А может, кто-нибудь дойдет за десять! Или даже за пять! «Мастер четких линий»! - злился я про себя. - Прямота многое искупает! И так далее… Но если она уж такая прямая, то почему не говорит о дачном воздухе, о реке, о курортном климате? Почему это скрывает? Неужели она не хочет, чтоб Иван переехал? Неужели не ждет?..»

Однажды я полез в ящик Людмилиного стола за бумагой: мне казалось, что письма, написанные на тетрадных листах в клеточку или в линейку, выглядят как домашние сочинения или как контрольные по математике. В ящике были аккуратно сложены в стопку все письма, полученные от Ивана, и на каждом конверте четким Людмилиным почерком были обозначены месяц, число.

Сестра не любит хранить то, что ей не нужно. Она всегда с удовольствием рвет на мелкие клочки старые записи и тетради: «Человечеству это не пригодится!..»

Прогулки отца по двору и бульвару становились длиннее.

Дядя Леня сказал тихо и даже с грустью:

- Заметное улучшение. - А потом добавил: - Но еще долго будет необходим ежедневный врачебный контроль.

Он привык бывать у нас ежедневно.

Один раз я заметил, что у дяди Лени совсем уж грустное настроение. «Может, отец уже выздоровел? - подумал я. - И ему не нужен ежедневный врачебный контроль?»

- Что с обменом? - спросил меня дядя Леня в коридоре, возле самой двери, - Никто не хочет ехать туда, на край города?

- Нет, не хотят! - с досадой ответил я.

- Видишь ли, больше по этому поводу можешь не волноваться.

- Почему? - удивился я.

- Видишь ли… я все продумал… И согласен туда переехать.

- Вы?!

- Ну да, готов обменяться с этим самым молодым человеком, которого ты выдал за двоюродного брата.

- Как это выдал?

- Видишь ли, получилось не очень удобно… Мне нужно было оставить памятку: как принимать лекарства, в какой последовательности. Отец попросил меня открыть ящик стола, где лежит бумага. Там я увидел… Случайно, конечно. Как-то неловко вышло… Я вроде бы подглядел. Хотя это не очень существенно… Видишь ли, от двоюродного брата так много писем не получают. И их так бережно не хранят. Но, в общем, это все несущественно. Я согласен отсюда уехать…

Я обрадовался. А потом спохватился и стал отговаривать дядю Леню:

- Мы к вам привыкли!..

Он решительно распахнул дверь и сказал каким-то не своим, твердым голосом:

- Значит, считайте, что я согласен.

Иван и Людмила будут жить прямо под нами, на втором этаже!

- В нашем доме, в нашем доме!.. - весело переиначил отец арию из «Евгения Онегина».

- Мы будем перестукиваться по трубе! - крикнул я.

Мама стала искать тряпкой пыль там, где ее никогда не было. А Людмила начала чертить что-то на своей доске, хотя за пять минут до этого сказала, что весь вечер будет свободна,

- Надо сейчас же написать об этом Ивану! - воскликнул я.

- Напиши, - сказала сестра.

А когда я сел рядом с нею за стол, тихо спросила:

- Сколько ты в этом месяце получил писем?

- Два!

- Значит, два - один в твою пользу.

Я потверже уселся на стуле и гордо огляделся по сторонам. Но мама и отец не слышали Людмилиных слов и не могли понять моей гордости.

А через два дня счет в мою пользу увеличился. Я получил третье письмо от Ивана. Правда, оно было совсем коротким:

«Здравствуй, Ленька! Я прилечу на один день. Есть важное дело! Пока никто не должен знать об этом. Никто, кроме тебя! Ты помнишь, где я живу? Жду тебя двадцатого в три часа дня. Надеюсь, что самолет не опоздает. Мужской уговор: никому ни слова. До скорой встречи! Иван».