Глава VI Сюрпризы


— Погода хорошая? — первое, о чем спросила Джилл ранним рождественским угром, даже еще как следует не проснувшись.

— Да, дорогая. На улице ясно, как только могло пожелать твое сердце. Давай-ка позавтракай, а после начнем приводить тебя в порядок и одевать для сегодняшних радостей. Надеюсь, они окажутся тебе по силам, — ответила миссис Пэк, суетливо двигаясь по комнате одновременно со счастливым и несколько встревоженным видом. Сегодня Джилл должны были перенести в дом миссис Мино, и мать девочки, естественно, беспокоилась, не скажется ли отрицательно на здоровье дочери это первое ее со дня несчастного случая перемещение.

Совсем скоро девочка уже лежала в полной готовности и в таком лихорадочном нетерпении, что время для нее стало тянуться мучительно медленно. Ей почудилось, что с момента ее пробуждения минула целая вечность, когда ровно в девять к ним пришел наконец доктор Уиттинг, осуществлявший контроль за переносом пациентки, а вместе с ним — Фрэнк и Ральф. Тщательно закутав больную в теплые одеяла, эта троица доставила ее до запряженных быком саней, стоявших у самого выхода из коттеджа Пэков. Затем девочку довезли на санях до парадной двери дома Мино, откуда прямо в специальной медицинской кровати ее подняли на второй этаж, — и она очутилась в общей комнате мальчиков.

Там уже находилась миссис Мино, которая, освобождая девочку от теплых одеял, принялась у нее что-то спрашивать, однако на какое-то время Джилл от изумления потеряла дар речи. Большая комната мальчиков изменилась до неузнаваемости, и какими же чудесными были эти метаморфозы! Джилл словно попала в цветущий сад, а точнее — в одну из тех сказок, которые так нравятся детям и в которые они мечтают попасть.

Потолок приобрел цвет лазурного неба. По изображенным на обоях шпалерам вились нарисованные же цветущие колокольчики, среди которых порхали нарисованные птицы и бабочки. Однако эта роспись на стене выглядела до того натурально, что, казалось, зелень на ней двигалась и трепетала, словно в июльском саду, овеваемом теплым ласковым ветерком. Окна комнаты были обрамлены гирляндами из вечнозеленых растений; вместо штор по бокам от них высилось по этажерке с живыми цветами, так что открывающийся по ту сторону стекол вид на заснеженную морозную улицу создавал фантастическое ощущение, будто бы вы попали одновременно и в зиму и в лето.

Сочно-зеленый, с жестким высоким ворсом, ковер на полу выглядел как травяной газон. На нем стояли садовые стулья. В центре комнаты гордо высилась великолепная туя, которая с нетерпением ожидала, когда наконец настанет момент наряжать ее к Рождеству. В огромном очаге пылало полено для сочельника. А на дымоходе, украшенном ветками падуба, ярко сияли слова, которые неизменно приводят в трепет наши сердца, с тех пор как мы начинаем сознательно воспринимать этот мир: «Счастливого Рождества!»

— Ну, дорогая, тебе понравилось? Это и есть наш сюрприз для тебя и Джека. Полагаю, вы сможете здесь славно проводить время. Ну и мы иногда вместе с вами, — первой нарушила затянувшееся молчание миссис Мино.

— О-о, это так прекрасно! А больше прямо не знаю, что и сказать… — Джилл замолчала и, простерев с восторженным видом руки к миссис Мино, заключила ее в объятия.

— Есть какие-нибудь идеи, что нам нужно сделать, чтобы здесь стало еще уютнее? — крепко сжала ладони девочки миссис Мино, очень довольная, что они с Фрэнком и Ральфом не зря потрудились.

— Ну, если тут чего-то и не хватает, то только Джека, — весело рассмеялась Джилл.

— Да-да, — словно бы спохватилась миссис Мино. — Этот предмет обстановки необходимо доставить сюда как можно скорей. Иначе он прискачет сам, на одной ноге. — И, хохотнув, женщина торопливо зашагала по направлению к комнате, из которой доносились то стук, то посвист, то еще какие-то звуки, воплощавшие крайнее нетерпение. Это Джек, изнывая, ждал, когда наконец и ему покажут сюрприз.

Джилл стоило больших усилий лежать спокойно, когда из коридора послышались стук колес медицинской кровати и голос Джека.

— Право руля! Лево руля! Сбавить ход! Полный вперед! — зычно командовал наш Колумб [21] своим матросам Ральфу и Фрэнку, которые вывезли его в первую после полученного им ранения экспедицию.

— Ну и ну! — воскликнул он ошеломленно, когда в поле его зрения оказалась чудесная комната. А мгновение спустя он исторг еще более громкий вопль, потому что увидел Джилл.

— Джек! Джек! — зазвенел ее голос в обширном пространстве комнаты. — Я здесь! Здесь! Подвезите его скорее поближе!

И специальная кровать мальчика, превращенная сейчас в кресло на колесиках, покатила по ярко-зеленому газону ковра, в то время как Джек новой серией зычных команд принялся подбадривать Ральфа и Фрэнка и не умолкал до тех пор, пока две кровати не встали вплотную друг к другу.

— Правда здорово?! — не сговариваясь, воскликнули Джек и Джилл, едва оказавшись рядом.

Всех остальных в комнате тоже захлестнула волна веселья: Фрэнк с Ральфом начали прыгать вокруг рождественского дерева, исполняя какую-то дикую версию фанданго; [22] доктор Уиттинг, глядя на них, зашелся от хохота; обе матери с сияющими лицами смотрели на своих счастливых детей, а Джек и Джилл, громко хлопая в ладоши, выкрикивали как заведенные:

— Счастливого Рождества! Счастливого Рождества!

Когда буря эмоций несколько улеглась, миссис Мино, миссис Пэк и Фрэнк с Ральфом поспешили вернуться к делам, которых у них перед праздником было еще достаточно много, а Джек и Джилл остались наедине друг с другом.

— Великолепно выглядишь, — отметила Джилл после того, как они еще какое-то время наперебой повосторгались убранством комнаты.

— Ты тоже, — окинув ее внимательным взглядом, ответил галантный Джек.

Вид у обоих и впрямь был цветущий, чему в немалой степени способствовала радость, озарявшая их лица. И оделись оба красиво. Джилл для этого случая выбрала элегантный капот из красного бархата и белое жабо, с которыми весьма эффектно сочетались разноцветные бусы, ярко переливающиеся в лучах солнца. Черные ее кудри были тщательно уложены и забраны в сетку. На ногах девочки поблескивали изящно украшенные мягкие туфельки. Костюм Джека не отличался подобной эффектностью, однако мальчик тоже тщательно подобрал все его составляющие и выглядел сейчас настолько празднично, насколько это позволяло его нынешнее состояние: синий халат с синими обшлагами и воротником дополняли безупречная белая рубашка с прекрасными запонками, синий шелковый галстук и надушенный платок из синего шелка, выглядывающий кокетливым уголком из нагрудного кармана халата. Светлые волосы мальчика были расчесаны на прямой пробор, а волнистая челка, спускаясь на лоб, прикрывала собой черный пластырь. Ноги Джека укутывал плед.

— Как же я счастлив тебя снова видеть! — то и дело повторял он, и голубые его глаза сияли ярче ясного зимнего неба, а в широкой улыбке открывались почти все его белоснежные зубы. — Правда здорово, что мы здесь теперь вместе и будем развлекать друг друга?!

— Еще бы не здорово! — кивнула Джилл, и лицо ее вдруг погрустнело.

— Что случилось? — спросил Джек, от которого не укрылась эта перемена в настроении подруги.

— Ну, понимаешь, один день — ведь это так мало, — выдохнула она. — Вечером я вернусь домой, и мне станет еще хуже, чем раньше.

— Но ты вечером не вернешься домой, а останешься здесь надолго, — торопливо произнес Джек. — Разве твоя мама ничего не говорила тебе?

— Нет. Впервые об этом слышу. Как здорово! — вновь заблестели глаза девочки. — Неужели я правда останусь? И где я тогда буду спать? И что моя мама будет делать без меня одна? — обрушила она, не переводя дыхания, поток вопросов на Джека.

— Все предусмотрено, — победно улыбнувшись, ответил тот. — Мама от меня скрывала. Боялась, наверное, что я тебе выболтаю. Но Фрэнк в результате все-таки раскололся. Здесь, на втором этаже, для тебя приготовлена спальня. Твоя мама, конечно, тоже к нам переедет. А в этой комнате мы все вместе будем развлекаться, пока не выздоровеем.

У Джилл от подобной перспективы перехватило дыхание. И прежде чем она вновь обрела дар речи, в комнате появились Фрэнк и Ральф с двумя огромными бельевыми корзинами, полными самых разнообразных предметов для украшения рождественской ели-тсуги. [23]

— Кто же все это устроил? — начал расспрашивать Джек, пока его старший брат и Ральф прикрепляли проволокой свечи к веткам дерева.

— Придумала мама, а мы с Ральфом осуществили, — откликнулся Фрэнк. — Без него здесь было бы и вполовину не так красиво. Именно Ральф придумал нарисовать эти шпалеры и наклеить на них птиц с бабочками. А вон туда, — указал Фрэнк на другую стену, — прикрепил канареек. Как они смотрятся на синем фоне, а? — призвал он Джека и Джилл оценить странного вида желто-оранжевых картонных пернатых, по виду которых можно было предположить, что их во время полета настиг сердечный приступ.

— Твоя мама, Джек, сказала, что эта комната по праву может называться Птичьей, вот мы и решили поймать тебе для коллекции птичку-пирангу, [24] — весело покосился Ральф на Джилл, и впрямь сейчас очень напоминавшую красивую яркую птичку в уютном гнезде.

— Молодцы, — поддержал шутку Джек. — И мы будем держать ее в этой прекрасной клетке, пока не сможем вместе взлететь. Слушай, Джилл, как ты думаешь, сильно мы будем отставать от остальных ребят, когда вернемся наконец в школу? — неожиданно посерьезнел он.

— Сильно, если не будем заниматься, — ответила девочка. — Кстати, доктор уже разрешил мне заниматься — при условии, что я буду лежать. Молли принесла мне из школы мои учебники. А Мэри обещает забегать каждый день после уроков и рассказывать, что они проходили. Вот не стану хуже учиться, пусть даже у меня спина треснула! — решительно тряхнула девочка головой, и несколько черных кудряшек, выбившись из-под сетки, пружинками заплясали у нее на лбу.

— Фрэнк предлагал натаскать меня по латыни, но мне было лень, и я вообще ничего не делал, — признался Джек. — Давай-ка вместе теперь возьмем себя в руки. Прямо с нового года и начнем, — предложил он. Учеба, конечно, его увлекала далеко не так сильно, как лежащую от него чуть поодаль ясноглазую девочку, но он не хотел отстать от нее.

— Давай, — с охотой согласилась Джилл. — Ребята последнее время в основном занимались повторением, а значит, мы не слишком много пропустили. Если как следует в каникулы позанимаемся, то нагоним. Ой, знаешь, я так ужасно скучаю по школе, — вздохнула она, отчетливо вспоминая каждую кляксу и выщербину на поверхности своей парты.

— Посмотри, настала очередь наших с тобой поделок. По-моему, они очень недурно выглядят. — Джек увидел первым, как миссис Мино принялась развешивать на зеленые ветки яркие разноцветные конусы со сладостями, покрытые золотой краской орехи, румяные яблоки и желтые апельсины. Затем от ветки до ветки растянулись широкими параллельными дугами нити с нанизанными вперемежку шариками попкорна и алой клюквы. И наконец, на пушистой ели одно за другим яркими радужными бликами заиграли бусы, для которых миссис Мино, Фрэнк и Ральф выбирали места с тем расчетом, чтобы на них попадало как можно больше света.

— Никогда еще не видела такого роскошного дерева! — всплеснула руками Джилл. — Как хорошо, что мы с Джеком тоже сумели помочь с украшениями для него, хотя мы оба и прикованы к кроватям. Вы уже все развесили? — поинтересовалась она, когда трое трудившихся возле ели отошли в сторонку.

— Не совсем, — откликнулась миссис Мино. — Передай-ка мне, Фрэнк, вот это, — указала она на нарядную коробку и, когда старший сын поставил ее перед ней, бережно вынула оттуда фигурку младенца с белоснежными ангельскими крыльями.

Выглядел он совсем как живой. Розовый, пухленький. С нежным румянцем на озаренном улыбкой лице под прядями шелковых волос. Короткие ручки широко разведены и простерты вперед, словно в стремлении заключить в объятия и благословить весь мир. Крылышки из мягчайшего пуха трепетали при малейшем прикосновении, и, казалось, младенец вот-вот воспарит в воздух.

— Это что, святой Николай? [25] — любуясь фигуркой, спросила Джилл, потому что по странному стечению обстоятельств ни разу не видела изображения святого младенца, да и как-то не задумывалась особенно о глубинном значении праздника Рождества.

— Нет, дорогая, — покачала головой миссис Мино. — Это фигурка младенца Христа. Его-то рождение мы сегодня и празднуем. По-моему, мне удалось выбрать очень красивую. — И она повернула младенца так, чтобы Джилл и Джек могли его хорошенько разглядеть.

— Выглядит как настоящий ребенок, — отметил Джек и с таким видом коснулся розовой ножки, словно ждал, что фигурка очнется и примется лепетать.

— В Монреале мы с мамой заходили в одну часовню. Там тоже стояли фигуры святых. И святой Николай очень походил на эту фигурку, почти вылитый, но без крылышек, — продолжала внимательно смотреть на младенца Джилл. — И еще Николай на руках ягненка держал, — добавила она, одновременно размышляя о том, позволят ли ей поиграть немного с прелестным младенцем, если она осмелится об этом попросить.

— Молитесь же, дети, Ему с открытой душой, старайтесь в поступках своих подражать Ему и всегда помните: ради нас Он отдал Свою жизнь и Он любит каждого из нас, — трепетно проговорила миссис Пэк, с такой нежностью повязывая фигурке белую ленту, словно каким-то чудом у нее на руках оказался сам святой младенец во плоти. — Да, конечно же, статуэтка не более чем символ. Но полагаю, вы не оставите благодарных мыслей о Нем весь этот день: и в разгаре праздничного веселья, и в миг вручения подарков, и во время вечерней молитвы.

С этими словами женщина протянула фигурку Ральфу, они с Фрэнком надежно ее прикрепили к крюку в потолке над вершиной дерева, после чего создалось полное впечатление, будто младенец парит над елью на своих легких крыльях, благословляя и эту комнату, и тех, кто в ней находился, и весь светлый сегодняшний день.

Момент был столь впечатляющий, что Джек и Джилл какое-то время не могли оторвать завороженных взглядов от лучезарной фигурки, да и остальных охватило схожее чувство. Даже солнце, казалось, устремило самые яркие свои лучи навстречу младенцу, даже огонь в очаге, золотя волосы на его голове, изо всех сил старался осветить его поярче, а тут к тому же снаружи послышался мелодичный звон церковных колоколов, призывающих вспомнить историю жизни Того, Кто много сотен лет назад явился на свет и тем самым положил начало празднованию Рождества.

— Да, — первой нарушила благоговейную тишину мама Джека. — Мне думается, так гораздо лучше, чем если бы мы поставили рядом с елью фигурку Санта-Клауса. — Она вновь подняла голову, чтобы полюбоваться на лучезарного младенца. — Хотя и Санту, может, чуть позже достанем.

Трое тружеников, спохватившись, что их ожидает еще множество дел, ушли — Ральф и Фрэнк в церковь, а миссис Мино заняться обедом для больных.

Момент благодати, снизошедшей на всех в комнате всего мгновение назад, был хоть и краток, однако не прошел незаметным для Джека и Джилл.

— Думаю, мы с тобой должны постараться стать очень хорошими, — начал Джек, едва они с Джилл остались наедине. — Люди так добры к нам. А мы уже выздоравливаем и можем теперь великолепно проводить время вместе. Как бы мне хотелось постараться сделать что-то такое, чем я мог бы выразить всем, кто нас окружает, благодарность.

— Да, мы должны постараться, — столь же искренне прозвучало из уст Джилл. — Хотя это ужасно трудно, когда болеешь. Я так устаю оттого, что не могу двигаться. Прямо выть хочется. Но ради мамы я должна держаться, чтобы не испугать ее. Поэтому я просто тихонько плачу. А ты, Джек, не плачешь?

— Мужчины никогда не плачут, — отрезал он. — Но меня тоже порой начинает так все раздражать… Тогда я пинаю ногой одеяло и говорю ему: «А катись-ка ты!» Ну а когда мне совсем паршиво, срываюсь на Фрэнке. Он ничего, терпит. Потому что хороший брат. — И Джек мысленно дал себе обещание, что, как только поправится, предоставит старшему брату право ответить на все обиды и сочтет справедливым любое возмездие.

— А я думаю, Джек, что в этой чудесной комнате нам будет легче стать хорошими. Не представляю себе, как можно злиться и раздражаться, когда вокруг так красиво, — не отводила девочка взгляда от ангела, парящего над рождественским деревом.

— Если бы нам поесть еще поскорей принесли, — простонал в ответ Джек. — Согласен даже на что-нибудь не такое красивое, как все здесь. Я жутко голодный. Утром-то толком даже и не позавтракал, так хотелось скорее с тобой увидеться и про другие сюрпризы узнать. А Фрэнк, как назло, все время твердил, что мне нипочем не угадать, когда ты у нас появишься, и поэтому я к твоему приезду наверняка не буду готов. В результате я так обозлился, что запустил в него вареным всмятку яйцом. Ох, как же оно все вокруг заляпало!

Весьма живо представив себе, как солидный Фрэнк в панике уворачивается от брошенного в него яйца и оно с хрустом врезается в стену, оставляя на ней желто-белое доказательство того, что Джек позволил себе впасть в грех раздражения, Джилл залилась смехом, а виновник маленького утреннего происшествия подхватил его. Смех в таких случаях заразителен, так что к моменту, когда в комнату вошла миссис Мино, а следом за ней — миссис Пэк с подносом в руках, двое больных, подзуживая один другого, уже надрывались от безудержного хохота.

— Кажется, новое лекарство славно работает, а, соседка? — обернулась миссис Мино к миссис Пэк.

— Так и есть, мэм, — со счастливой улыбкой откликнулась мама Джилл. — У меня ощущение, будто я и сама его изрядно глотнула, до того на душе легко.

И действительно, заперев за собой при выходе дверь коттеджа, она словно оставила за ней большинство своих тревог и невзгод. Лицо ее вдруг разгладилось, посвежело. Исчезли куда-то горестные складки у рта. И даже Джилл с трудом сейчас узнавала маму в улыбчивой, энергичной женщине, повязавшей поверх красивого платья сияющий белизной и свежестью накрахмаленный фартук.

— Когда ешь что-то вкусное не один, а с кем-нибудь вместе, оно становится в два раза вкуснее, — заключил Джек, когда они с Джилл принялись воодушевленно уплетать принесенные мамами сэндвичи, запивая их молоком из изящных фарфоровых кружечек с розовыми бутонами по белому полю.

— Не наедайтесь сверх меры, иначе следующий сюрприз пропадет, — предостерегла их миссис Мино, но поздно: тарелки стояли пустыми и молоко до последней капли исчезло в их пересохших от болтовни ртах.

— Еще сюрприз? Потрясающе! — Джилл была вполне готова к любым новым подвигам в области наслаждений.

Джек энергичным кивком подтвердил, что полностью с ней солидарен, и обе мамы покинули их, оставив гадать за играми и разговорами, какой еще сюрприз готовит им сегодняшний день.

Так продлилось до двух часов пополудни, а затем миссис Мино и миссис Пэк принесли в Птичью комнату новую часть сюрпризов, а именно неимоверное количество всяких вкусностей. И начался настоящий пир. Едва на двух маленьких прикроватных столиках убывало что-то одно, обе матери, пекущиеся о своих питомцах, как птицы о птенцах в гнезде, уже спешили поставить перед ними новое блюдо. Фрэнк председательствовал на этом обеде и умудрился съесть столько, что миссис Мино, не сосредоточь она в тот момент все свое внимание на Джеке и Джилл, была бы изрядно поражена той стремительной скоростью, с которой его стараниями исчез солидных размеров мясной пирог.

— Девочки сказали, что это Рождество для них из-за нашей болезни испорчено, но мне совсем так не кажется. И им тоже, уверена, перестанет казаться, как только они увидят это потрясающее место и узнают о наших потрясающих планах, — говорила Джилл, периодически закидывая в рот орешки, цукаты и засахаренные фрукты, с восточной щедростью насыпанные на большое блюдо.

— Я бы назвал это лучшим Рождеством в мире для тех, кто временно вышел из строя, — подхватил Джек. — Во всяком случае, у меня никогда еще не было ничего подобного. Хочешь еще изюма, Джилл? Вот тебе славненький крупненький экземпляр, — изловчился он бросить ей прямо в открытый рот солидных размеров изюминку.

— Для нас с Джилл это было бы самое грустное и одинокое Рождество, если бы не ваша мама, мальчики, — прочувствованно проговорила миссис Пэк. — Позвольте поблагодарить вас от всей души, мэм, — повернулась она на мгновение к маме Джека и Фрэнка, но в следующий момент потупила взор, будто ее что-то необычайно заинтересовало в кофейной чашке. Именно так поступали обычно леди на ее родине, в Англии, когда им требовалось скрыть слезы.

— Позвольте провозгласить тост за наших матерей, — поднялся на ноги Фрэнк с бокалом воды в руке, ибо в доме миссис Мино не подавали к столу вина даже на Рождество.

— Гип-гип-ура нашим мамам! — тут же выкрикнул Джек, так размахивая своим бокалом, что добрая половина воды выплеснулась ему на халат, зато оставшуюся он выпил с таким прочувствованным видом, что настала очередь прослезиться миссис Мино.

Джилл, войдя в роль элегантной дамы на роскошном великосветском обеде, послала маме воздушный поцелуй, после чего все по очереди принялись произносить тосты друг за друга, пока наблюдательный Фрэнк не высказал опасение, что Джека скоро поглотит вода, которую он каждый раз, поднимая бокал, выплескивал на кровать.

— Да, кажется, вам пора немножечко отдохнуть, — тут же проговорила миссис Мино.

Краткий дневной сон приблизил наступление сумерек.

— Ну, теперь нам недолго уже осталось ждать. Скоро наступит самое лучшее, — сказал Джек, которому было известно: вечернее развлечение начнется достаточно рано, чтобы потом они с Джилл могли вовремя лечь спать.

— Надеюсь, девочкам понравятся подарки. Я очень старалась сделать то, что им хочется. Не знаю, какие подарки сама получу, и мне не терпится их увидеть, — вся в ожидании близкого праздника, сказала Джилл.

— Один из подарков уж точно тебе понравится, потому что я сам его выбирал, — интригующе произнес Джек.

— Имеешь в виду, что их будет много? Больше одного? — пытливо взглянула на него девочка.

— Имею в виду, что ты узнаешь, сколько их, после того, как их раздадут. Дверной колокольчик вчера звонил много раз. Это девочки приходили, и каждая оставила для тебя какие-то свертки. Кажется, тут их семь, — сообщил Джек, подсчитав количество таинственных посылок, которые висели на сгибающихся под их тяжестью ветках рождественского дерева.

— Я про твои подарки тоже кое-что знаю, — загадочно улыбнулась Джилл. — Вот в этом квадратном свертке находится вещь, которую тебе очень хотелось. Я подсказала Фрэнку, и он для тебя ее приобрел. Оно все такое снаружи красное с золотом. Как только увидишь, точно «ура» закричишь. Тот, что колбаской, тоже тебе, — перевела она взгляд на сверток — цилиндрик, висевший у ствола дерева. — Я сама его сделала. — И девочка прикусила губу, боясь выболтать, что под оберткой лежат те самые синие варежки, которые она пообещала Джеку за считаные мгновения до несчастного случая.

— Время настанет — узнаю, — изобразил силу воли Джек, однако тут же принялся кидать в свертки попкорн, проверяя по звуку удара, какие из них мягкие, а какие твердые.

— Это подарок для Бу, — решила сообщить ему Джилл еще кое-что, о чем знала. — Игрушечная собачка, которая может лаять. И еще ему подарят маленькие желтые санки. Пусть Молли зимой его на них возит в школу. А то он все время падает, когда скользко.

— Бога ради! Не говори мне про санки! — поморщился Джек. — Ни видеть их не хочу, ни слышать о них! И ты бы, уверен, не захотела, если бы тебе ногу загипсовали да к тому же противовес к ней прикрепили. — И, раздраженно дрыгнув здоровой нижней конечностью, он угрюмо покосился на груз, который привязали к больной ноге, чтобы, срастаясь, та не стала короче.

— Ну знаешь ли, корсет на спине, массажи и мази ничуть не приятнее твоего противовеса. И больно мне, по-моему, даже сильней, чем тебе. Хотя «сломанная нога» звучит, конечно, гораздо серьезнее, чем «ушибленная спина», — оскорбленно проговорила Джилл, пытаясь, как это часто случается среди больных, отстоять серьезность собственного состояния.

— Полагаю, ты бы так не говорила, если бы доктор Уиттинг вправлял тебе кость. О Цезарь [26] и все его воины, как же мне было больно! — весь сжался от кошмарного воспоминания Джек.

— Но ты не терял от боли сознание, а я потеряла во время проверки, не сломан ли мой позвоночник, — упорно настаивала на первенстве собственной боли Джилл, не особенно понимая, впрочем, что такое позвоночник.

— Потеряла сознание? Да подумаешь! Вы, девчонки, от любой ерунды падаете в обморок, — бросил свысока Джек. — Не то что я. Хотя мне было чертовски больно.

— Но ты выл. Я знаю об этом от Фрэнка. А вот меня доктор Уиттинг считает смелой, — не собиралась сдаваться Джилл. — В общем, не хвастайся. И не думай, что ты лучше, чем я. Тебе, между прочим, еще какое-то время придется ходить с костылем.

— А тебе с двумя. И может быть, много лет, — огрызнулся Джек. — Я слышал, как доктор Уиттинг говорил это моей маме. Так что я все равно поправлюсь раньше, чем ты.

Они раскраснелись. В глазах обоих заплясали огоньки гнева. Еще чуть-чуть — и к приятным сюрпризам, которыми оказался так богат их сегодняшний день, добавился бы еще один, неприятный, в виде ссоры, если бы от двери вдруг, очень вовремя, не послышался веселый посвист. Это к ним вошел Ральф зажечь свечи и добавить кое-какие заключительные детали в праздничное оформление Птичьей комнаты.

— Как дела, молодежь? Надеюсь, вы славно проводите время? — бодро полюбопытствовал он, раскладывая стремянку и взбегая по ней к вершине дерева с зажженной спичкой в руках.

— У нас все прекрасно, — сердито буркнула девочка.

Джек и вовсе не произнес ни слова. И оба под покровом темноты, комната в это время лишь совсем немного подсвечивалась пламенем очага, продолжали с красными лицами наблюдать за действиями Ральфа.

Свечей на дереве загоралось все больше. Потрескивая и мигая, они мало-помалу развеивали вечерние сумерки, убегавшие от их света, как чертенята от белого дня.

«Сейчас Джек увидит меня, а я знаю: лицо у меня сердитое», — запаниковала Джилл, в то время как мистер Ральф, спустившись на очередную ступеньку, зажег еще один ряд свечей.

Джек, опасаясь того же самого по отношению к Джилл, перестал хмуриться, едва стремительно вбежавший в комнату Фрэнк подкинул в очаг свежее полено. Пламя загудело. Яркие его всполохи заплясали на лицах лежащих в кроватях спорщиков. И тут же с первого этажа донесся такой знакомый возглас:

— О силы небесные! Куда делся этот ребенок?!

Джилл невольно заулыбалась, поняв, что это пришла Молли Лу.

А Джек со счастливым видом принялся отстукивать ритм марша, который в этот момент внизу, в гостиной, заиграл Эд. Звуки музыки, однако, не могли заглушить детские голоса, шарканье и топот многочисленных ног, свидетельствовавшие о том, что собравшиеся у подножия лестницы выстраиваются для подъема наверх.

— Чур, мы первые! — разом выкрикнули Гас и Фрэнк, убежавшие встречать гостей.

— Вперед! — минуту спустя скомандовала миссис Мино, и вверх понеслись взволнованные мальчики и девочки, нарядившиеся в праздничные костюмы и платьица.

— Ох! Ах! Ну и ну! Вот это да-а! — разразились нестройным хором гости при виде Птичьей комнаты, ее убранства, рождественского дерева, чудесного младенца, словно парящего над ним, и солидного Санты, стоящего у его подножия — с белой пышной бородой и в меховой шубе, обильно припорошенной снегом, а точнее, тальком из банки.

Когда унялись первые восклицания и приветствия, Ральф принялся раздавать подарки, проявляя при этом такой артистизм, что от его уморительных речей, шуток и гримас комнату сотрясали взрывы звонкого смеха. Даже прохожие на улице останавливались послушать этот веселый гул, а потом продолжали свой путь в полной уверенности, что в доме семейства Мино совершенно точно устроили самое веселое Рождество на свете.

Если бы я взяла на себя труд описать все подарки и все изъявления радости со стороны тех, кому они доставались, это заняло бы чересчур много места. Поэтому просто поверьте моим уверениям: каждый остался доволен. А королю с королевой этого торжества вручили такую уйму даров, что их кровати превратились в подобие ярмарочных прилавков. Джек сиял над кляссером [27] для марок в красном с золотом кожаном переплете — давней своей мечтой. А Джилл ощущала себя немыслимой богачкой, став обладательницей серебряного ножа для фруктов, корзиночки для шиться и — пылающие уголья ей на голову! — кольца от Джека. Совсем простого кольца с крохотной незабудкой из бирюзы, которое тем не менее вызвало у девочки такой прилив чувств, что ей пришлось на какое-то время отвернуться от гостей. «Прости. Прости меня, Джек, что я на тебя рассердилась», — мысленно повторяла она, не отводя глаз от бирюзового цветка у себя на пальце. Но ведь не скажешь этого Джеку в присутствии стольких людей, да и подарки все подносили и подносили к ее кровати: носки для сна от Мэри, горшочки с анютиными глазками, гиацинтами и геранью — от Гаса и его сестер, странного вида пирог, испеченный Молли, и цитра — презент от Эда, который пообещал, что обязательно научит Джилл играть на ней.

Прекрасная ель в скором времени утратила часть своего убранства, а пол оказался усыпан зернышками попкорна, которые гости обильно роняли, срывая его с длинных нитей и норовя вместе с ним ухватить сладкие клюквины. Бу настоял на немедленном испытании новых санок и предпринял в них экспедицию по зеленому ковру, оживляя свое путешествие лаем пятнистой собачки, дудением в оловянный горн и воплями, которые исторгал из собственной глотки. Девочки надели бусы и принялись с видом великосветских дам танцевать. Мальчики, не забывая при этом с большим проворством уничтожать все съестное, что попадалось им под руки, демонстрировали друг другу кто коньки, кто запонки, кто бейсбольный мяч и еще много других прекрасных и нужных предметов, чьими счастливыми обладателями они только что стали.

Время за танцами, играми и общением пролетело столь стремительно, что веселящаяся толпа оказалась очень удивлена, когда миссис Мино объявила:

— Увы, дорогие мои, уже девять. Пора расходиться. Нашим больным нельзя нарушать режим.

Но прежде чем торжество действительно завершилось, все, кроме Джека и Джилл, взявшись за руки, окружили рождественскую ель и спели «Благословенный день»: [28]

Что нам в Рождество

Принести Христу?

Как порадовать Его

В Рождество поутру?

Мы поднимемся чуть свет

В Рождество поутру

И помолимся Ему —

Вот ответ.

Ну а что же мы споем

В Его честь светлым днем?

Мы в разгар Святого дня

Гимны вечные споем

И, тепла своих сердец

Не тая,

Будем славить Христа-короля.

Джек был так поспешно уведен спать, что, едва успев крикнуть уходящим гостям: «Спокойной ночи!» — очутился у себя в спальне. Джилл тоже вскоре перенесли в другую комнату, где она обнаружила себя уютно укутанной одеялом на большой удобной кровати, которую должна была делить с мамой.

После шума, поднятого гостями, дом, как казалось девочке, застыл в неестественной тишине. Лишь редкие тихие голоса и приглушенный звук шагов внизу несколько нарушали воцарившееся безмолвие. Миссис Пэк ненадолго ушла к себе домой проверить, все ли там в порядке. Спать Джилл еще не хотелось, и, лежа среди подушек, она вспоминала обо всех сюрпризах сегодняшнего дня.

Лампу мама перед уходом погасила, но дверь в Птичью комнату, освещенную огнем из очага, оставалась открытой, так что девочка сквозь нее могла видеть стены в цветах и птицах, рождественскую ель и висящую над ней фигурку святого младенца. Едва взглянув на нее, Джилл отчетливо вспомнила слова миссис Мино и собственное решение непременно стать хорошей, и сердце ее вдруг сжалось от боли, а на глазах выступили слезы.

«Ведь обещала себе и почти тут же забыла, — сгорая от стыда, размышляла она. — Как я могла такое наговорить Джеку! Это же несправедливо. Он ведь действительно пострадал сильнее меня. И на самом деле храбро держался, когда ему кость вправляли. Ах, зачем же, зачем я испортила ему праздник?! Какая неблагодарность! Ведь они с миссис Мино столько хорошего сделали для нас с мамой. Жалко, что я не могу прямо сейчас пойти к нему, извиниться и услышать в ответ: „Все в порядке“».

Джилл громко всхлипнула и, наверное, в следующий момент окончательно разрыдалась бы, не насторожи ее вдруг едва различимый шум совсем рядом. Девочка поглядела в дверной проем, за которым взад-вперед расхаживал Фрэнк. В одной руке у него была скрученная кольцами веревка, в другой находился какой-то предмет, похожий на ракушку. Тихо посмеиваясь и разматывая веревку, Фрэнк двинулся по направлению к Джилл.

«Наверное, это какой-нибудь фейерверк, — видя, с какой осторожностью он держит странный предмет, предположила Джилл. — Сейчас подойдет поближе и подожжет. Ладно. Тогда закричу громко-громко. Пусть обрадуется, что его шутка удалась».

— Слушай, Джилл, ты не спишь? — прошелестел его шепот.

— Нет, — подтвердила она.

— В комнате, кроме тебя, кто-то есть? — последовал новый вопрос.

— Нет, — ответила Джилл.

— Тогда лови. — И он ловко кинул в ее протянутую ладонь маленький барабанчик, который девочка сперва приняла за ракушку. — Приложи к уху, а дальше сама все поймешь.

Немного помешкав, она прислушалась… Из барабанчика вдруг донесся знакомый голос:

— Прости меня, Джилл, что я на тебя рассердился. Давай просто об этом забудем и завтра начнем все сначала. Согласна?

Девочка с полминуты ошеломленно молчала. А затем, стараясь изо всех сил, чтобы голос не дрогнул, произнесла в поднесенный ко рту барабанчик:

— И ты прости меня, Джек. Никогда-никогда больше не буду такой. Ох, насколько же мне теперь стало легче! А теперь давай спать, старина. Спокойной ночи.

Не успела она это сказать, как очень гордый своим изобретением Фрэнк рывком выдернул у нее из рук, потянув за провод, барабанчик телефона и исчез. Глаза у Джилл стали слипаться. Но прежде чем погрузиться в глубокий сон, она еще раз посмотрела на парящую над вершиной дерева фигурку и прошептала:

— Вот уж теперь никогда не забуду, что должна стать хорошей.

Загрузка...