Джим Джармуш. Стихи и музыка

Мажорная, усыпляюще-похоронная баллада Стерджила Симпсона, одноименная с фильмом и написанная специально для него – «The Dead Don’t Die», – звучит на начальных титрах. Стандартный ход для любого режиссера, но не для Джима Джармуша, обычно работающего с музыкой тоньше и сложнее. Так и есть: за прямолинейным ходом скрыт подвох. Несколькими минутами позже двое полицейских, опытный шеф Клифф Робертсон и его помощник Ронни Петерсон, патрулируют город и слышат по радио ту же песню. «Звучит подозрительно знакомо», – говорит Робертсон. «Конечно, это же песня с начальных титров», – отвечает Петерсон.

Итак, герои фильма прекрасно знают, что они – герои фильма, и не раз к этому вернутся («Мы что, импровизируем? Это разве было в сценарии?» – будут они спрашивать друг друга). Песня будет преследовать их на протяжении всей картины. Они всегда будут знать, как она называется и кто ее поет. Она будет звучать из всех приемников и магнитол. Проезжающие мимо города хипстеры купят себе компакт-диск, на котором будет записан этот единственный трек. Потом, в момент зомби-апокалипсиса, в кадре появится и сам Симпсон – давно и бесповоротно мертвый, – волочащий за собой свой раздолбанный инструмент и способный пробурчать единственное слово: «Гитара!» Наконец, озверевший Робертсон по дороге на последний бой выбросит компакт-диск из окна автомобиля. «Ух, это было эмоционально!» – удивится Петерсон.

Жизнь – заевшая пластинка с единственной песней. Она будет крутиться нон-стоп, пока не кончатся финальные титры. По большому счету, это резюме и метода, и посыла Джармуша в самом безнадежном его фильме – единственном, который задуман как комедия. «Неудачная», – непременно добавят разочарованные, ожидавшие счастливого бурлеска в духе «Добро пожаловать в Зомбиленд» и «Зомби по имени Шон». Но Джармуш есть Джармуш. Он верен себе: на мейнстрим не разменивается, понравиться не старается и даже когда шутит, говорит о том, что у него болит.

Выбор жанра зомби-фарса показателен. Он сам настолько заезжен, что стерся от частого употребления. Но «Мертвые не умирают» – фильм о банальности жизни, и он обязан быть упакован в самую расхожую оберточную бумагу. Это уже третий уровень иронии: Джармуш потешается не над страхом восстания живых мертвецов, не над штампами картин на эту тему, а над попытками человечества соригинальничать в мире, где все равно придется умирать, как перед этим ни шути. Перед смертью не нашутишься.

Вымышленный Центровилль, где разворачивается действие, кстати, тоже пришел из песни. Он был придуман Фрэнком Заппой; от него же – и слоган с приветственного щита у въезда в городок, «Очень славное место». Население – 738 человек (не сомневайтесь, здесь, как и везде, мертвых больше, чем живых). Архетипический стандартный городок, название которого – не такое уж и издевательское: если здесь и не центр Америки, то, безусловно, соль этой земли. Полицейский участок, мотель с кабельным ТВ, дайнер, автозаправка, магазин промтоваров, ферма на окраине и там же неподалеку – городское кладбище, с которого фильм и начнется. Жители этих мест – привычные обитатели вселенной Джима Джармуша.

Шеф Робертсон, он же Билл Мюррей, – герой-любовник «Сломанных цветов», неудачник и провинциальный Дон Жуан, который наконец-то получит свой кладбищенский обед, как и требовала легенда.

Офицер Петерсон, он же Адам Драйвер, одновременно двойник и перевертыш поэта Патерсона, такой же задумчивый и склонный к неожиданному героизму; правда, теперь он водит не автобус, а анекдотичный для отважного мужчины красный «Смарт». Он рассудителен и пессимистичен, его слова «Это плохо кончится» становятся лейтмотивом картины.

Офицер Минди Моррисон, она же Хлое Севиньи, – актриса из «Инт. Трейлер. Ночь» – деловита и прагматична. Ей труднее смириться с концом света, чем ее коллегам. К тому же из мертвых восстала ее любимая бабушка.

Зельда Уинстон – Тильда Суинтон; шотландка, зачем-то приехавшая в Центровилль, чтобы открыть свое похоронное бюро. Женщина-загадка поклоняется Будде и в совершенстве владеет катаной, при этом кажется, что пришла прямиком из других картин Джармуша, «Пределов контроля» и «Выживут только любовники» (и это если опустить сходство с Беатрис Киддо из тарантиновского «Убить Билла»). Что-то с ней нечисто, это чувствует каждый центровиллец.

Отшельник Боб, заросший густой бородой и поселившийся за городской чертой в лесу, – Том Уэйтс, будто после «Вниз по закону» решил махнуть рукой на цивилизацию и перестал бриться.

Расист фермер Миллер, Стив Бушеми, такой же зануда и вредина, что и его персонаж в «Таинственном поезде».

Игги Поп и Сара Драйвер – безымянные зомби, охочие до человеческих внутренностей и до кофе, будто не напились его вдоволь в «Кофе и сигаретах».

Владелица закусочной Ферн – та самая Эстер Балинт, что верила в американскую мечту в «Страннее, чем рай», а теперь, видно, нашла свое счастье. Или забыла о его поисках, удовольствовавшись жирной синицей в руке. Ее-то кишками и насытятся кофейные зомби.

RZA с его досужими мудростями, здесь – курьер, доставляющий товары, будто приехал из «Пса-призрака».

Плюс несколько «новичков»: Дэнни Гловер, Калеб Лондри Джонс, Селена Гомес (бывшая звезда MTV представляет музыку другого поколения, и в Центровилле она случайная туристка).

Каждый и каждая – со своим лицом, судьбой, индивидуальностью; но каждый и каждая умрет, и лица исчезнут, а судьба сведется к одному слову-атавизму, которое, как девиз, возглашает зомби прежде, чем съесть кого-нибудь живого и пополнить армию живых мертвецов. Вот, собственно, и всё. Режиссер-нонконформист не в первый раз саботирует ту самую миражную необходимость «рассказать хорошую историю», на которой так любит настаивать Голливуд, названный Джармушем однажды «столицей зомби».

Это определение звучит в фильме «Выживут только любовники», составляющем с «Мертвые не умирают» невольную дилогию, что слышится даже в заголовках. Таинственная блондинка Тильды Суинтон с ее паранормальными талантами тоже, кажется, пришла из той картины, где актриса играла вампиршу. Там Джармуш концептуально делил всех жителей планеты на вампиров и зомби: тайную элиту, живущую духовной и интеллектуальной жизнью, и всех остальных. Другими словами, фильм о зомби для него – не более и не менее, чем фильм о людях. И о бытии как таковом, в котором не бывает иных чудес, кроме катастроф, случившихся по глупости человечества.

Какие-то корпоративные боссы, прикрываясь лживыми СМИ, залезли в недра Земли и буквально сбили ее с оси. Животные ведут себя странно, сбегая с фермы в лес. Времена суток поменялись местами – теперь ночью светло, а днем непролазный мрак. Все телефоны сломались. Все часы остановились. О каком еще сюжете в таких обстоятельствах можно говорить? Только токсичная, поменявшая цвет луна бросает неверный отсвет на Центровилль, пробуждая покойников, – больше не меняющая форму, круглая, как пластинка, на которой записана только одна песня.

Фильмы Джармуша обычно построены на пути героя – бывает, слабого, странного, комического, но неизменно влюбляющего в себя, ведущего за собой нарратив. «Мертвые не умирают» лишен такого героя. Многие претендуют на эту роль, но без большого успеха. Зельда-Тильда с ее острейшим мечом легко расправляется с зомби, ей неизвестен страх и подвластна любая техника. И что же? В момент кульминации на кладбищенскую поляну, где должна состояться финальная схватка, откуда ни возьмись заявляется летающая тарелка – нарочито топорно сделанная, как у Эда Вуда, – и забирает предполагаемую шотландку с собой.

Она устраняется от боя; Роберстон и Петерсон вступают в него, но без надежды на победу. Герой Адама Драйвера – еще и пародия на его самого известного персонажа, демонического Кайло Рена из «Звездных войн» (у него даже брелок от автомобиля со звездолетом из космической саги, но этот брелок он отдает Зельде).

Энергичная и обаятельная Зои – персонаж Селены Гомес – прибывает в город с компанией друзей на Понтиаке, будто из зомби-фильмов Джорджа Ромеро, и буквально напрашивается на роль «последней девушки», бросающей вызов злу в классической структуре хоррора: как бы слабой, но способной победить сильнейшего противника. Разумеется, многозначительный намек на привычное клише не сработает – она сложит голову (в буквальном смысле) так же бесславно, как остальные, еще и за кадром.

Спасутся – и неведомо, надолго ли, – исключительно наблюдатели, эскаписты, беглецы. Отшельник Боб, которому полицейские наносят визит в первой же сцене фильма, наблюдает за млекопитающими, насекомыми, птицами, движением планет и предсказывает конец света раньше всех; ему же Джармуш поручает отыскать на бывшем туристическом привале кем-то забытый потрепанный том «Моби Дика», главного американского эпоса о безнадежной схватке человека со злом. Группа тинейджеров из центра для малолетних правонарушителей тоже бежит в лес, вотчину Боба, и ускользает от мертвецов, поскольку разумно не вступает с ними в битву. Выживут только отшельники.

В любом случае, все они – не герои. Здесь есть только город-герой Центровилль, важнейший и подлинный персонаж картины. Когда-то такой архетипический городок с единственной центральной улицей был стартовой точкой пути счетовода Уильяма Блейка в «Мертвеце». Покидая его, тот одновременно начинал умирать и оживал в ином смысле, пробуждаясь для внутренней, до той поры незнакомой ему жизни. Эти маленькие городки появлялись и в других фильмах Джармуша, но лишь для того, чтобы из них можно было уйти или убежать. Ведь каждая из его предыдущих картин, без исключений, построена на путешествии. Иногда далеком и сложном – как в «Отпуске без конца», «Мертвеце», «Пределах контроля». Иногда близком – как в «Страннее, чем рай», «Вниз по закону», «Таинственном поезде». Иногда почти миражном, и все же требовавшем неостановимого движения, как в «Ночи на Земле», «Псе-призраке» и «Патерсоне». «Мертвые не умирают» – фильм, прочно укорененный в Центровилле, от которого далеко не уйдет никто из жителей. Они привязаны к нему, как мертвые к своим могилам.

Кстати, и синефилия здесь – такая же братская могила для тех, кто оплакивает прошлое кинематографа, сетуя о его деградации в наши дни: на одной из могил кладбища Центровилля вдруг прочитывается имя Сэмуэля Фуллера, одного из кумиров Джармуша. Это не единственная знаковая кинофамилия в фильме – список представителен, от Мурнау до Ромеро, – и читается как мартиролог.

За год до «Мертвые не умирают» вышла документальная лента, посвященная памяти великого голландского оператора Робби Мюллера «Проживая свет»; в память о своем многолетнем соратнике Джармуш написал для нее оригинальную музыку. Мюллер отвечал за самые просветленные и метафизические его картины – «Вниз по закону», «Таинственный поезд», «Мертвеца», «Пса-призрака». «Мертвые не умирают» снимал другой постоянный оператор Джармуша – Фредерик Элмс, специалист по заземленности, ироничному поиску отсветов нездешних красок в провинциальных пейзажах «маленькой Америки». С его привычным узнаваемым методом нарочито контрастирует лишь апокалиптическая Луна. Одинаково растерянные живые и мертвые в ее призрачном свете не слишком друг от друга отличаются.

Они бродят по родному городу, и скучная, утомительная мысль о выживании пульсирует в сознании еще живых не менее монотонно, чем в разложившихся мозгах зомби, – мысль о том, что было им дороже всего при жизни: «игрушки» и «леденцы» у детей, «теннис» и «футбол» у спортсменов, у прочих – «кабельное», «смартфоны», «вайфай»… Мир материального, которое превратилось в россыпь фикций, абстрактных идей об обладании, невозможность которого заставляет мертвых вгрызаться в кишки живым.

Нельзя не вспомнить: Джармуш всегда любил снимать кино о жизни после смерти. Весь «Мертвец» именно об этом, в «Таинственном поезде» появляется призрак Элвиса Пресли, иные фантомы наполняют пространства «Ночи на Земле», «Пса-призрака», «Выживут только любовники». Но «Мертвые не умирают» – фильм не о духе, веющем где хочет, а о телах, лишенных духа. О высохших в упрямый, не желающий рассыпаться, прах оболочках, из которых ушла вся влага и всё движение, ушли загадка и надежда. Больше о прижизненной смерти, нежели о загробной жизни. Поэтому так мало в нем привычной Джармушу нежности, трепетности, тепла. Мертвые не согревают.

В апокалиптическом эпосе Ларса фон Триера «Меланхолия», где одноименная планета (так похожая на джармушевскую Луну) уничтожала нашу планету, отходной молитвой гремела прелюдия Вагнера к «Тристану и Изольде». Не склонный к пафосу Джармуш обходится без прощального катарсиса, запуская в очередной раз опостылевшую, выученную к этому моменту наизусть даже зрителями, балладу. Смерть – это не конец; смерть – это бесконечное повторение.

«Давно известно и взрослым и каждой крошке…»

Музыка: Стерджил Симпсон

Кентуккиец Стерджил Симпсон – одна из ярких звезд на совершенно неизвестном нам небосклоне музыки кантри. Оно и понятно: национальное достояние США в большей степени локализовано на внутреннем, абсолютно самодостаточном музыкальном рынке и до прочего мира доходит исключительно выборочно, как правило, в тех случаях, когда кантри-музыканты выходят за рамки чистого жанра, вставая тем самым в контекст мирового музыкального процесса. Так было с великим Джонни Кэшем, последние альбомы которого жанрово неопределимы вовсе, так, судя по всему, происходит и со Стерджилом Симпсоном.

Он вырос в семье полицейского, работавшего под прикрытием в отделе по борьбе с наркотиками, и секретарши, происходившей из шахтерской династии (биографы Симпсона отчего-то непременно отмечают, что он – первый мужчина в роду, который не пошел в шахтеры). Благодаря отцовской службе семья часто переезжала; Стерджил, по его собственным словам, «не был прилежным учеником». Когда ему было тринадцать, родители развелись; в старших классах он экспериментировал с ЛСД и немного драгдилерствовал, потом записался в военно-морской флот, куда и отправился служить, насилу закончив среднее образование.

После трех лет в военном флоте Симпсон помотался по свету и по родной стране, работал в фастфудах, потом вернулся в родной город Лексингтон. Первую свою группу он собрал в 2004-м, уже вполне взрослым и даже женатым человеком, и некоторое время сомневался, стоит ли продолжать – даром что группа Sunday Valley активно выступала на концертах и фестивалях – или все-таки найти нормальную работу, сделать карьеру и стать приличным человеком. Как вспоминает Стерджил сегодня, поддержка друзей и жены помогли сделать правильный выбор – и кантри-роковый состав Sunday Valley просуществовал еще восемь лет, выпустил альбом, а наш герой окончательно понял, что сочинять и петь песни – единственное, чем, по большому счету, ему хочется заниматься.

В 2013-м группа распалась, и Симпсон начал сольную карьеру. Его первый альбом был записан в Нэшвилле с участием известного гитариста Робби Тернера, много лет игравшего с кантри-звездой Уэйлоном Дженнингсом; критики хорошо отнеслись к дебютной пластинке, переизданной, кстати сказать, и в Англии, но соотносили ее с работами того же Дженнингса, наблюдая в песнях Стерджила Симпсона некоторую преемственность, что ли. Зато выпущенный год спустя альбом Metamodern Sounds In Country Music оказался, как говорили великие британские комики «Монти Пайтон», чем-то абсолютно иным. Не отходя от кантри-канонов, Стерджил в то же время насытил ткань своего второго альбома оттенками, смыслами и приемами, позаимствованными у рока и «новой волны», и сделал это так органично и в то же время неожиданно, что критики рассыпались в хвалебных рецензиях, а популярные телешоу Джимми Фэллона и Конана О’Брайена буквально сражались за участие музыканта в их выпусках. Более того, признанные звезды вроде Дуайта Йоакама, Мерла Хаггарда и патриарха жанра Уилли Нельсона были рады залучить Симпсона к себе на «разогрев» во время гастролей. Закончилось все тем, что именно Стерджил Симпсон сочинил и записал главную тему амбициозной и незаслуженно неудачной попытки Мартина Скорсезе и Мика Джаггера рассказать о буднях шоу-бизнеса 1970-х – телесериала «Винил»: песня Sugar Daddy, звучавшая в титрах каждой серии, оказалась созвучна настроению и идеям создателей. «Эта песня кажется совершенно классической, а звучит между тем абсолютно современно», – говорил музыкальный редактор сериала Рэндалл Постер.

В марте 2016-го вышел альбом A Sailor’s Guide To Earth, посвященный новорожденному сыну музыканта. Стерджил снова и снова нарушал кантри-каноны: на запись он пригласил духовую секцию группы The Dap-Kings, играющей соул и фанк, то есть музыку, диаметрально противоположную кантри, а едва ли не главным треком альбома, принесшим Симпсону всемирную известность, стала кавер-версия песни In Bloom группы Nirvana. «Мы обсуждали с женой, какая песня могла бы стать частью нового альбома, и вдруг она сказала мне: “А что ты слушал в свои тринадцать?”. И тут я вспомнил: как раз вышел альбом Nevermind, и это стало для меня и моих друзей буквально всем на свете». Песня сопровождалась необычным анимационным роликом, в котором главному герою, человечку с пушечным стволом вместо головы, противостоит косматый монстр, уничтожающий все своим прикосновением – и в конце концов монстра уничтожает не выстрел, но сила человеческих чувств. К тому же Симпсону удалось усилить эмоциональную значимость текста Курта Кобейна, всего лишь добавив к его словам несколько своих: там, где у Курта было «And he likes to sing along and he likes to shoot his gun / But he knows not what it means» («он любит подпевать и любит стрелять из своего пистолета / но он не знает, что это значит»), он поет «he knows not what it means to love somebody» («он не знает, что значит любить кого-то»). Судя по контексту, Кобейн имел в виду ровно то же самое, но слова Симпсона окончательно утверждают месседж песни.

На этот раз Стерджил отказался от чьей-либо помощи и спродюсировал альбом, ставший его первым релизом для мейджора Atlantic, самостоятельно, показав себя сложившимся мастером, – что и было признано на 59-й церемонии награждения премией «Грэмми», где он получил награду за «лучший кантри-альбом года».

Случай Стерджила Симпсона не сказать чтобы уникален; многие и до него старались расширить границы кантри. Появился даже термин «американа», обозначающий музыку, к кантри впрямую не относящуюся, но имеющую отношение к культурной уникальности и идентичности США. Но музыка Симпсона все-таки является именно кантри-музыкой, просто незашоренной и обогащенной огромным количеством внешних влияний, от панк-рока до соула и джаза. К тому же он выступает для самой разнообразной аудитории. К примеру, летом 2017-го он отыграл три разогрева во время тура возрожденных Guns’n’Roses. Несмотря на премии (три Americana Music Awards и одна «Грэмми»), он скептически относится не только к премиальному институту, но и к музыкальной индустрии в целом. А свой новый альбом и вообще описывает как «безусловно не кантри».