Джон Локк

Глава V. Теория первичных и вторичных качеств

В сенсуалистической и эмпирической программе «Опыта» теория первичных и вторичных качеств занимает особое место. Исходные идеи этой теории сводятся к тому, что ряд качеств, и прежде всего механико-математические качества природы, существуют объективно в то время, как таким качествам, как цвет, запах, теплота, должно быть отказано в праве считаться объективными. В этой теории наиболее тесно переплетаются и замыслы в отношении эмпирического обоснования человеческих знаний о природе, и конкретные разъяснения о характере связи между ощущениями как источником знания природы и рефлексивными познавательными способностями, при помощи которых формируется теоретическое понимание материи. В этой же теории наиболее отчетливо обнаруживается влияние современного Локку механикоматематического естествознания на формирование сенсуализма и эмпиризма «Опыта». Но вместе с тем теория первичных и вторичных качеств Локка — исторически исходный пункт, отталкиваясь от которого британский эмпиризм, в особенности начиная с Беркли, впервые попытался обратить принципы сенсуализма и эмпиризма против материализма. Эта берклианская традиция жива и поныне и в лице различных, в том числе и британских, форм неопозитивизма пытается отстоять субъективно-идеалистическую, феноменалистическую версию сенсуализма и эмпиризма как якобы единственно научную.

Вопрос о действительном отношении локковской теории первичных и вторичных качеств к последующему развитию материализма и идеализма в этой связи выходит за рамки отдельной, хотя и важной, историко-философской проблемы «Локк и Беркли» и становится принципиальным общемировоззренческим вопросом. На локковскую теорию первичных и вторичных качеств как на естественную предпосылку агностицизма Канта указывал неокантианец Виндельбанд. По поводу учения Локка о вторичных качествах Виндельбанд пишет, что Кант «в своих гносеологических исследованиях уже не рассматривал специально этого вопроса», что «он молча предполагал его заранее, как основу своих собственных теорий» (15, стр. 205).

Правда, когда мы обращаемся к мнению самого Канта, то видим, что генетическая связь между его и локковскими взглядами не утверждается столь категорично: «Что о множестве предикатов внешних вещей, не отрицая действительного их существования, можно сказать: они не принадлежат к этим вещам самим по себе, а только к их явлениям и вне нашего представления не имеют собственного существования, — это еще задолго до Локка, но в особенности после него считается общепринятым и признанным. Сюда относится теплота, цвет, вкус и пр… Я по важным причинам причислил к явлениям кроме этих [предикатов] остальные качества тел, называемые primarias[18]» (22, т. 4(1), стр. 106). Заслуживает внимания не только признание Канта, что он переработал теорию Локка, но и его стремление отмежеваться от идеализма Беркли, считавшего субъективными, чисто чувственными и вторичные, и первичные качества: «…мое учение не может называться идеалистическим только за то, что я считаю принадлежащими только к явлению тела не одни эти[19], а даже все свойства, составляющие созерцание этого тела; ведь существование являющейся вещи этим не отрицается в отличие от настоящего идеализма, а показывается только, что посредством чувств мы никак не можем познать эту вещь, какая она есть сама по себе» (22, т. 4(1), стр. 106).

Когда агностик Кант заявляет, что «посредством чувств мы никак не можем познать эту вещь, какая она есть сама по себе», то из локковской теории первичных и вторичных качеств он устраняет одно из центральных ее положений: положение о том, что чувства, ощущения являются источником знания качественной специфики предметов материального мира. Когда же субъективный идеалист Беркли, признающий вслед за Локком, что ощущения являются источником знания, утверждает вопреки Локку, что в ощущениях человеку не дана объективная реальность, что знания, получаемые посредством ощущений, являются все теми же ощущениями, а точнее, «вещами», понимаемыми как «комбинации ощущений», то он устраняет из локковского сенсуализма его материалистическое основание: «Я не могу отделить или абстрагировать, даже мысленно, существование чувственной вещи от того, как она воспринимается… Вещи, непосредственно воспринимаемые, суть представления; а представления не могут существовать вне ума; их существование поэтому состоит в том, что они воспринимаются» (12, стр. 84).

Таким образом, уже из самой общей характеристики отношения Канта и Беркли к локковской теории первичных и вторичных качеств следует вывод о коренном отличии их взглядов от взглядов Локка.

Тот факт, что именно Локк терминологически закрепил в философии деление качеств на объективные и субъективные как теорию «первичных» и «вторичных» качеств, создает иллюзию, что в данном случае речь идет именно о теоретическом детище Локка. Но, несмотря на то, что Локковой теории присущи отличительные черты, теория первичных и вторичных качеств не была только локковской. Деление качеств на объективные и субъективные в истории новой философии было характерно для многих мыслителей; в XVII в. естествоиспытатели от Галилея до Бойля и Ньютона, философы-эмпирики Гоббс и Локк, философы-рационалисты Декарт и Спиноза придерживались этого деления. Это деление было самым тесным образом связано с состоянием науки о природе и с теми теоретико-познавательными проблемами, которые естествознание ставило перед философией. Так, Галилей пишет: «Никогда я не стану от внешних тел требовать что-либо иное, чем величина, фигуры, количество и более или менее быстрые движения для того, чтобы объяснить возникновение ощущений вкуса, запаха и звука; я думаю, что если бы мы устранили уши, языки, носы, то остались бы только фигуры, число и движения» (9, т. II, стр. 225).

Проводя разделение качеств на объективные и субъективные, Галилей не ставит перед собой задачу специального исследования познавательной роли ощущений. Более того, утверждая, что субъективные качества имеют своим источником только наши ощущения, он склоняется к изъятию целого класса ощущений — ощущений запахов, звуков и т. д. — из области теоретико-познавательного исследования.

Но уже в работах Гоббса и особенно в работах Декарта четко формулируется вопрос о причинах, побудивших их рассматривать проблему познавательного значения ощущений. В работе «Человеческая природа» Гоббс пишет: «Так как образ, получаемый нами посредством зрения и состоящий из цвета и формы, есть то знание, которое мы имеем о качестве объекта этого чувства, то человек может легко прийти к мысли, что эти самые цвет и форма являются действительными качествами объектов; на таком же основании он может считать звук или шум качествами колокола или ветра. Это мнение являлось общепринятым… Однако предположение о чувственно воспринимаемых и умопостигаемых образах, распространяющихся по всем направлениям от объекта, предположение, необходимое в качестве предпосылки указанного мнения, есть нечто худшее, чем парадокс, являясь полнейшей бессмыслицей» (19, т. I, стр. 443–444). Здесь Гоббс отвергает теорию «истечений», которую схоластика позаимствовала у Демокрита. Согласно учению Демокрита, от всех предметов происходит постоянное истечение их образов; в этих образах запечатлевается внешний вид предметов в сильно уменьшенном размере. Материальные частички-образы проникают через органы чувств в тело и затем запечатлеваются в душе. Такое представление о характере содержания чувственного восприятия, подвергнутое соответствующей теологической обработке, утвердилось в период средневековья.

Столь же решительно, как и Гоббс, против теории истечений выступает и Декарт. В «Диоптрике» он подчеркивает, что, согласно его теории, «рассудок будет свободен от маленьких изображений, распространяющихся в воздухе и называемых „познавательными образами“, которые так много досаждают воображению философов» (21, стр. 72).

При этом Декарт подобно Галилею и Гоббсу утверждает объективное существование лишь механико-математических качеств, рассматривая остальные качества как субъективные. По поводу «вкуса, запаха, звука, тепла, холода, света, цвета и т. п.» он утверждает, что «эти чувства в действительности не представляют ничего, что существовало бы вне мышления» (20, стр. 459).

Отправным пунктом локковской теории первичных и вторичных качеств является положение материалистического сенсуализма о том, что источником знания о материальных предметах, и в том числе об их качествах, являются ощущения: «Я считаю невозможным, чтобы кто-нибудь представил себе в телах, каким бы то ни было образом устроенных, какие-нибудь другие качества, по которым можно было бы знать о них, кроме звуков, вкусов, запахов, зрительных и осязательных качеств» (6, т. I, стр. 142). Но поскольку автор «Опыта» не ограничивает сферу познания приобретением лишь чувственного отражения действительности, постольку он постоянно обращает внимание на то, что на основе материала чувственного осуществляет свою деятельность разум. При этом подчеркивается, что, хотя разум исходит из чувственного материала и постоянно на него опирается, все же ему присуща своя специфика: «При рассмотрении идей разум считает все идеи отличными друг от друга, положительными, не обращая внимания на вызывающие их причины; исследование этой причины относится не к идее, как она существует в разуме, а к природе вещи, существующей вне нас. Это две совершенно различные вещи, которые нужно старательно различать» (6, т. I, стр. 153).

Локк отвергает схоластические определения явлений чувственного наблюдения. В качестве примера он берет определение «прозрачности». Поэтому Локк с одобрением отзывается о научном характере определений картезианцев, в частности определений света (см. 6, т. I, стр. 421–422). Локк решительно возражал против упрощенного понимания познавательного значения данных органов чувств, подчеркивая, что познание природы нельзя сводить к тому содержанию, которое свойственно чувственному созерцанию.

Теория первичных и вторичных качеств Локка складывалась под непосредственным влиянием Р. Бойля. Терминологическое обозначение различных качеств как «первичных» и «вторичных» за 24 года до выхода в свет «Опыта» впервые осуществил[20] Бойль в работе «Происхождение форм и качеств согласно корпускулярной философии». В этой работе Бойль писал: «Я не говорю, что не имеется других акциденций в телах помимо цветов, запахов и т. д., так как я уже касался того, что имеются простейшие и более примитивные действия материи, от которых эти вторичные качества, если я могу так назвать их, зависят» (50, т. III, стр. 23–24), «в то время как в действительности в теле, которому эти чувственные качества приписываются, нет ничего реального и физического, за исключением размера, формы и движения или покоя образующих его частичек вместе со строением целого» (50, т. III, стр. 23). «Первичными» качествами Бойль называет качества, неотъемлемые от тела. Не исключено, что к новой терминологии Бойль пришел совместно с Локком или даже под влиянием Локка, так как период создания цитируемой работы характерен тесным научным сотрудничеством Бойля и Локка.

Рассматривая качества, «которые совершенно неотделимы от тела», Локк называет эти качества «первоначальными или первичными… они порождают в нас простые идеи, т. е. плотность, протяженность, форму, движение или покой и число» (6, т. I, стр. 155). Так же как у Гоббса и Декарта, у Локка первичные качества носят механико-математический характер. Новым по сравнению с этими философами у Локка было зачисление в категорию первичных качеств плотности и наряду с движением покоя. В такой естественнонаучной картине природы были и недостатки, и достоинства.

Если для Гоббса и Декарта движение является неотделимым качеством материи, то для Локка это качество, хотя и является первичным в том смысле, что наше знание о нем соответствует действительности, все же не является неотделимым атрибутом материи. Во взглядах Локка на движение наиболее ярко отразилась ограниченность метафизически-механистического миропонимания в объяснении явлений и процессов природы. Что лежит в основании многообразия природных тел? Локк отвечает на этот вопрос: «Атом». Атом — это «постоянное тело под одной неизменной поверхностью, существующее в определенное время и в определенном месте; в какой бы момент его существования мы ни рассматривали его, в каждый данный момент он тождественен себе самому… Будучи в данный момент тем, что он есть… он остается тем же самым и должен оставаться таким все время» (6, т. I, стр. 333).

Характерно, что утверждение неизменности атомов и объяснение разнообразия природных тел как выражения различных комбинаций атомов мы почти в таком же виде, как у Локка, встречаем у Ньютона. Только Ньютон говорит не об атомах, а о первоначальных неизменных частицах. У Локка, как и у Ньютона, различия в природе макротел объясняются тем, что имеются «различные движения и формы, объемы и числа таких частиц» (6, т. I, стр. 156). Здесь явно сказывается влияние материалистического атомизма Демокрита и Эпикура.

Ограниченность взглядов Гоббса и особенно Декарта состояла в их чисто геометрическом понимании материи и ее движения. А Локк вслед за Бойлем и Гассенди и так же, как впоследствии и Ньютон, зачисляя в класс первичных качеств плотность (непроницаемость), тем самым возвращает материи ее физический статус. «Если протяженность, — замечает Аарон, — является сущностью тела, то тогда математическая физика Декарта могла бы законно стать прототипом физической науки новой эпохи. С другой стороны… никакая физика не могла бы иметь успех, если бы она не давала оценку таким другим концепциям, как сила, гравитация и непроницаемость» (43, стр. 159).

Локк в ходе работы над «Опытом», еще до ознакомления с «Принципами натуральной философии» Ньютона, вводит представление о непроницаемости атомов, а из этого представления выводит идею плотности макротел, образованных из атомов. Что же касается представления о силах, то оно было введено в «Опыт» как естественное следствие чисто механического понимания взаимодействия непроницаемых, неизменных атомов. Как на уровне атомов, так и на уровне макротел выражением механических сил взаимодействия у Локка выступает толчок. «Как первичные качества производят свои идеи? — спрашивает автор „Опыта“. — Ближайший вопрос, который мы должны рассмотреть, сводится к тому, как тела вызывают в нас идеи. Очевидно, посредством толчка, единственно возможного для нас способа представить себе воздействия тел» (6, т. I, стр. 156). Характерно, что именно этот отрывок «Опыта» получил начиная с четвертого издания новую редакцию, отличающуюся от той, которая имела место в первых трех изданиях.

Новая редакция отличается от прежней тем, что в ней снято категорическое отрицание дальнодействия как способа взаимодействия тел. Сделано это было под прямым влиянием размышлений Локка о законе всемирного тяготения Ньютона. В полемике со Стиллингфлитом автор «Опыта», ссылаясь на ньютоновское открытие, пишет: «…в следующем издании моей книги я позабочусь об исправлении указанного места» (6, т. II, стр. 458). В первых трех изданиях имело место утверждение, опущенное в четвертом: «Невозможно представить, чтобы тело воздействовало на то, с чем оно не соприкасается» (70, стр. 24). Однако симптоматично, что обещанное изменение текста не было реализовано в полной мере. Локк так и не упоминает гравитацию в измененной редакции. Объяснение этому факту следует искать в попытках, и, как показало последующее развитие науки, в бесплодных попытках, выводить силы притяжения из механических причин. Поэтому замысел показать место гравитации как фундаментального свойства или качества материи наряду или в связи с «первичными» механико-математическими качествами так и не нашел своего воплощения.

Тем более примечательно, что издатель «Начал» Ньютона Коте в 1713 г., т. е. уже после смерти Локка, в полемике с картезианцами и Лейбницем относит гравитацию к первичным качествам: «…или они будут отрицать, что тяготение имеется в телах, чего сказать нельзя, или, следовательно, они будут называть его сверхъестественным потому, что оно не производится другими свойствами тел и поэтому не производится механическими причинами. Но достоверно, что имеются первичные свойства тел, и так как они первичны, то они не зависят ни от каких других» (59, стр. 142). Сам Ньютон по этому вопросу колебался и некоторое время допускал подобную точку зрения как одну из возможных. Но у Локка, несмотря на его утверждение: «Открытие Ньютона, что все тела тяготеют друг к другу… можно принять за фундамент натуральной философии» (6, т. II, стр. 252), тяготение не увязывается с той механической картиной природы, которая вытекала из трактовки первичных качеств.

Механико-математическое истолкование первичных качеств явилось основанием для локковского понимания вторичных качеств: «…идеи вторичных качеств также вызываются в нас тем же самым способом, как и идеи первоначальных качеств, т. е. воздействием незаметных частиц на наши чувства. Ведь ясно, что есть тела, и их довольно много, которые все так малы, что мы не можем ни одним своим чувством обнаружить их объем, форму или движение… Фиалка от толчка таких незаметных частиц материи… вызывает в нашем уме идеи голубого цвета и приятного запаха этого цветка» (6, т. I, стр. 156). Мы видим, что возникновение идей вторичных качеств объясняется как результат толчка. Объективную природу суммарного эффекта действия многих материальных частичек, порождающего ощущения вторичных качеств, Локк называет силой (см. 6, т. I, стр. 160). В том же случае, когда подобные ощущения рассматриваются как результат не прямого, а опосредованного частичками другого тела воздействия — «солнце способно делать воск белым, а огонь способен делать свинец жидким» (6, т. I, стр. 160), объективная природа суммарного эффекта действия называется «силами» (см. 6, т. I, стр. 160). Локк даже называет эти «силы» третьим видом качеств. Но в ходе последующего анализа это дополнительное различение отступает на второй план перед лицом сопоставления первичных и вторичных качеств и практически третий вид качеств фигурирует как одна из модификаций вторичных качеств.

Поэтому Локк приходит к выводу, что одни качества «могут быть названы вторичными качествами, воспринимаемыми непосредственно; вторые — вторичными качествами, воспринимаемыми опосредствованно» (6, т. I, стр. 162).

Однако, как ни важен учет определений объективной или физической природы первичных и вторичных качеств, центральным вопросом теории первичных и вторичных качеств, которые с самых различных сторон исследуются в «Опыте», является теоретико-познавательная проблема способов воспроизведения, освоения этих качеств человеческим знанием. Для правильного понимания и решения этой проблемы необходимо учитывать особенности терминологии Локка. В частности, необходимо иметь в виду предупреждение Локка: «Если я говорю иногда об идеях, как бы находящихся в самих вещах, я понимаю под ними те качества в предметах, которые вызывают в нас идеи» (6, т. I, стр. 155).

Своеобразие познавательных функций ощущений первичных и ощущений вторичных качеств или соответственно идей первичных и идей вторичных качеств Локк определяет следующим образом: «Идеи первичных качеств суть сходства, вторичных — нет… Легко заметить, что идеи первичных качеств тел сходны с ними, и их прообразы действительно существуют в самих телах, но что идеи, вызываемые в нас вторичными качествами, вовсе не имеют сходства с ними. В самих телах нет ничего сходного с этими нашими идеями. В телах… есть только способность вызывать в нас эти ощущения. И то, что является сладким, голубым или теплым в идее, то в самих телах… есть только известный объем, форма и движение незаметных частиц» (6, т. I, стр. 157). Особенность локковской гносеологической концепции о познании первичных и вторичных качеств состоит в положении о наличии двух познавательных механизмов ощущений: таких, которые дают образы качеств действительности, и таких, которые, как он считает, дают необразную, знаковую информацию о качествах, обозначают качества.

В чем состоит, по Локку, специфика обозначающей функции ощущений? Рассмотрим вначале его соображения о цветовых ощущениях. «Можно ли думать… — спрашивает он, — чтобы идеи белизны и красноты действительно находились в освещенном порфире, когда в темноте он, очевидно, не имеет никакой окраски? Действительно, порфир имеет такое взаимное расположение частиц и днем и ночью, которое способно вызывать в нас идею красноты, когда лучи света отражаются одними частями этого твердого камня, и идею белизны, когда они отражаются другими его частями. Но в нем самом никогда не бывает ни белизны, ни красноты, а есть только то или иное соединение частиц, способное вызывать в нас такие ощущения» (6, т. I, стр. 159). Объяснение причин возникновения цветовых ощущений предполагает, по Локку, учет не двух взаимодействующих факторов: предмета ощущения — порфира и органа зрения, а трех факторов: предмета ощущения, потока световых лучей, отражаемых порфиром, и органа зрения, воспринимающего отраженные лучи.

Поэтому, как утверждает Локк, порфир не только до взаимодействия со светом, но и при взаимодействии с ним не обладает «краснотой» или «белизной» как атрибутивным свойством. Как подчеркивает Локк, порфир имеет способность или, как более точно определил Ньютон, предрасположение к отражению различных лучей света. «Окраска предмета, — замечает Ньютон, — является не чем иным, как предрасположением отражать тот или другой сорт лучей более сильно, чем остальные» (31, стр. 96). Но не менее важно и то, что, согласно Локку, не обладают «краснотой» или «белизной» и те совокупности лучей, которые вызывают в органе зрения ощущения красного, белого. У Локка, несмотря на то что он иногда употребляет выражения «красные лучи», «голубые лучи»[21], такая оценка лучей подразумевалась как совершенно очевидная. Она была естественным следствием механико-математического понимания объективной природы света. В явной форме ее выразил Ньютон: «…лучи, если выражаться точно, не окрашены. В них нет ничего другого, кроме определенной силы или предрасположения к возбуждению того или иного цвета» (31, стр. 96).

«Так что же тогда имеет цвет?» — вправе спросить мы у Локка. Локк отказывается от попытки придать цветность одновременно и самим объектам как их свойство, и сознанию как такую характеристику переживаемых ощущений, которая по содержанию была бы тождественна свойству объектов, что неотвратимо вело бы к скомпрометированным схоластическим взглядам о «скрытых качествах» и «субстанциальных формах». В материальной детерминированности ощущения цвета фиксируется органическая связь, необходимая корреляция содержания причины ощущения и содержания ощущения, а в утверждении субъективно-чувственного характера содержания ощущения цветности такая связь с содержанием причины ощущения может подвергаться отрицанию открыто или подразумеваться. Характеризуя ощущения цветности, Локк говорит, что эти ощущения соответствуют определенным, существующим объективно наборам воспринимаемых световых лучей.

Специфика ощущений как элементарной формы отражения состоит, например, в случае зрения в том, что, отражая свойства внешних тел или, по И. Л. Павлову, функционируя как их сигналы, получаемые через объективные и специфические комбинации фотонов, которые отражаются или излучаются телами, они, эти ощущения (красного, зеленого, белого и т. д.), в отличие от восприятия, которое изоморфно по отношению к действительности, относятся к действительности гомоморфно.

Что это значит? Если восприятия, в которых «интегрируются», так сказать, отдельные ощущения, находятся с объектами во взаимно-однозначном соответствии, то в случае ощущений, в частности, например, цветовых, имеет место иной способ отражения.

Еще Ньютон показал, что определенные комбинации различных по цветности лучей вызывают ощущения одинакового цвета. Это значит, что целый ряд разных объективных структур вызывает одно общее для всех них по качеству ощущение, что и соответствует ситуации гомоморфности. Отражательная функция ощущений от этого не исчезает[22].

В различных условиях по-разному избирательный характер способности физических тел отражать световые лучи уже отмечался Локком и Ньютоном. Но в отличие от их объяснения качественной специфики объективной природы оптических, например, явлений, которое было механическим и метафизическим, диалектический материализм в соответствии с данными современной науки подчеркивает качественное своеобразие физической сущности оптических явлений, в частности корпускулярно-волновую природу света, а также качественное своеобразие нервно-психических явлений.

Этим, однако, сходства и различия не исчерпываются. Что касается органов чувств, то для Локка очевидна диспозиционная, т. е. избирательная по отношению к многообразию внешних воздействий, способность реагировать на некоторые из этих воздействий. Он не только отмечает «любопытное и искусное строение глаза, приспособленного ко всем законам рефракции и диоптрики» (6, т. II, стр. 266), но и подчеркивает, что, «если бы наши чувства изменились и стали гораздо живее и острее, внешний вид и облик вещей был бы для нас совершенно иным… Если бы наше чувство слуха было лишь в тысячу раз острее нынешнего, то как оглушал бы нас постоянный шум!» (6, т. I, стр. 307). И все же имеется существенное отличие между подходом к оценке познавательного значения ощущений у Локка и в диалектическом материализме. В. И. Ленин, характеризуя как «образ» ощущения (2, т. 18, стр. 112, 189 и др.) восприятия и представления (2, т. 18, стр. 109), обращает внимание на функциональное своеобразие той роли, которую перечисленные выше элементы знания выполняют в целостном механизме отражения действительности: «Представление не может схватить движения в целом… а мышление схватывает и должно схватить» (2, т. 29, стр. 209). «Ощущение, — указывает В. И. Ленин, — есть образ движущейся материи. Иначе, как через ощущения (подчеркнуто мной. — Г. З.), мы ни о каких формах вещества и ни о каких формах движения ничего узнать не можем» (2, т. 18, стр. 320). Здесь очень важным является выражение «через ощущения». Следовательно, знания нельзя отождествлять с ощущениями.

Лишь диалектически понятая связь ощущений как гносеологических образов с другими формами отражения действительности дает ключ к последовательно научному пониманию процесса воспроизведения, отражения действительности. Ограниченность локковской трактовки ощущений вторичных качеств по сравнению с трактовкой теоретико-познавательных функций ощущений в диалектическом материализме как раз и состоит в том, что Локк сплошь и рядом не понимает, что условием функционирования ощущения как гносеологического образа непременно является включение его в более высокие интегрирующие формы отражения объективной действительности (т. е. в восприятие, представление и т. д.). А как раз в этом состоит одна из сторон диалектики процесса познания.

В связи с этим становится понятным, почему при объяснении ощущений вторичных качеств у Локка возникают и такие ситуации, когда о вторичных качествах речь идет как о мнимых качествах.

Чтобы разобраться в этом обстоятельнее, мы должны теперь выяснить, как автор «Опыта» отрицает изобразительность ощущений вторичных качеств. А для решения этого вопроса важно оценить его тезис о том, что ощущения первичных качеств являются изображениями первичных качеств.

Как понимать положение Локка: «идеи первичных качеств тел сходны с ними [т. е. с первичными качествами — Г. З.]»? (6, т. I, стр. 157). Поскольку в данном контексте под идеями первичных качеств подразумеваются ощущения первичных качеств, то это положение можно понимать и так, что совокупность ощущений первичных качеств как форма чувственного отражения — «восприятие» — изобразительно отражает первичные качества, и так, что отдельные ощущения изобразительно отражают первичные качества. Что же имел в виду Локк? Вполне определенного ответа на этот вопрос мы у него не найдем.

Дело в том, что когда Локк говорит об ощущении или ощущениях, то он часто подразумевает и «восприятие» как одну из форм чувственного отражения в современном смысле этого слова, а восприятие в его терминологии подразумевает и приобретение отдельного ощущения и совокупности ощущений, и идей рефлексивных, и комбинаций идей ощущений и идей рефлексивных… В этой связи локковское определение ощущений первичных качеств не исключает вывод, что и отдельное ощущение «сходно», т. е. изобразительно похоже, на первичное качество. По отношению к такому варианту альтернативы, касающейся познавательного значения ощущений, вполне обоснованным будет вывод, что «в классе ощущений… нет подкласса первичных ощущений (гносеологически все они в равной мере первичны, а онтологически — вторичны в отношении объективного мира)» (27, стр. 55).

Своего рода лакмусовой бумажкой, отражающей реакцию современной буржуазной философии на удачи и промахи теоретико-познавательного поиска Локка, является спор о его репрезентуализме. Под репрезентуализмом автора «Опыта» подразумевается его положение о том, что идеи представляют (от англ. — represent) свойства, качества объективных вещей, как и вещи в целом. По поводу положения Локка о том, что идеи первичных качеств изобразительно представляют, т. е. репрезентируют, первичные качества, Аарон замечает: «…странно, что Локк нигде не предлагает доказательства этого весьма важного принципа. Вместо этого он посвящает все свое время попыткам показать, что в вещах нет никаких качеств, похожих на наши идеи вторичных качеств. Он, очевидно, допускал, что его читатели будут согласны с его теорией первичных качеств, так что нет никакой необходимости защищать ее. Следовательно, нет никакой серьезной попытки решить проблему, которая после начатой Беркли критики стала такой реальной, а именно, как мы знаем, что идеи первичных качеств похожи на сами по себе качества. Это Локк принимает как часть теории репрезентативного восприятия и просто постулирует» (43, стр. 118–119). Для того чтобы понять «странность» локковского утверждения «изобразительности», изоморфности ощущений первичных качеств, послушаем другого видного специалиста по философии Локка, Д. Иолтона, который отрицает репрезентативный характер теории познания Локка и «обнаруживает» у Локка уже другую «странность», связанную со вторичными качествами.

Иолтон утверждает, что локковский способ образования идей «неправильно понимается как репрезентативная теория восприятия или что обычному пониманию репрезентативных теорий не хватает соответствия локковским взглядам» (70, стр. 14); и далее, «наряду с первоначальными свойствами невоспринимаемые частички имеют диспозиционные свойства или свойства отношений и причинные свойства, которые Локк называет „силами“… Объект, который является ничем, а лишь силами, имеет в лучшем случае странный онтологический статус. Локк не устраняет этот диспозиционный анализ» (70, стр. 22, 24). Любопытная деталь: для Аарона странным является положение «Опыта» о том, что ощущения первичных качеств изоморфны качествам, а для Иолтона — положение о том, что ощущения вторичных качеств не изоморфны качествам. При этом оба философа, казалось бы, понимают, что по существу у Локка нет двух теорий качеств и соответственно двух теорий ощущений, а именно первичных и вторичных, а есть единая теория первичных и вторичных качеств, охватывающая как природу, так и познание ее. На деле, однако, и у Аарона, и у Иолтона подход к локковскому учению о первичных и вторичных качествах как к целостному теоретическому образованию на каждом шагу нарушается. В самом деле, в приведенном выше отрывке Аарон, с одной стороны, говорит как о самостоятельной о «теории первичных качеств», а с другой — о сходстве идей первичных качеств с качествами как о «части теории репрезентативного восприятия», которая охватывает и идеи вторичных качеств. Аналогичные методологические «сбои» характерны и для Иолтона. «Я не вижу — замечает Иолтон, — почему он (Локк. — Г. З.) должен приводить свою метафизику природы в соответствие с его наукой о знаках. Его исследование происхождения, достоверности и пределов познания является описательным, а не оправдательным» (70, стр. 14).

То, что Иолтон называет «метафизикой природы», являлось у Локка не только механикоматематическим базисом материалистического понимания природы, но и базисом теории восприятий. Поэтому не просто описание, а именно оправдание материализма и именно современного ему, механико-математического, — характерная, определяющая тенденция гносеологии Локка, и в том числе теории первичных и вторичных качеств. Поэтому то, что Аарон и Иолтон рассматривают разобщенно — как «странность» изоморфности идей первичных качеств и «странность» неизоморфности диспозиционных идей вторичных качеств, — в пределах единой локковской теории первичных и вторичных качеств обретает вполне логичные черты. О характере его материалистических поисков и допускаемых ошибок при объяснении познавательного значения изоморфных и неизоморфных элементов чувственного воспроизведения действительности можно судить только на основании фактов. О чем же они говорят?

Локк «примеряет» для характеристики познавательных особенностей чувств целый спектр определений: знаки как обозначения объективных свойств и качеств; следствия диспозиционного взаимодействия явления внешнего мира и органов чувств; соответствия ощущений или совокупности ощущений отдельным свойствам и предметам, явлениям внешнего мира. Характерно, что семиотическая, знаковая трактовка идей вводится не во время прямого обсуждения проблемы первичных и вторичных качеств, а при оценке всех идей, всего знания, т. е. как идей чувственных, так и идей рефлексивных. В последней главе «Опыта», выдвигая идею о необходимости создания новой науки о человеческом знании, «учения о знаках» — семиотики, Локк подчеркивает, что разуму «непременно должно быть представлено что-нибудь другое в качестве знака или в качестве того, что служит представителем рассматриваемой вещи; это и есть идеи» (6, т. I, стр. 695).

Здесь представительная, репрезентативная функция идей рассматривается как синоним знаковой функции.

О локковской типологии знаков и месте в этой типологии ощущений выводы можно делать только по косвенным данным; сам автор «Опыта» прямой классификации не дает. На основании положения о том, что только слова как знаки произвольны, — «значение слов совершенно произвольно» (6, т. I, стр. 407), — а также положения о том, что «человек не может сделать свои слова знаками свойств в вещах» (6, т. I, стр. 405), можно сделать вывод, что, согласно Локку, идеи ощущений или, что то же самое, ощущения первичных и вторичных качеств, не являются произвольными знаками.

С какими трудностями сталкивается Локк, когда определяет ощущения вторичных качеств как следствия взаимодействия явлений внешнего мира и органов чувств? Иолтон считает, что поскольку, согласно Локку, вторичные качества являются «лишь силами частичек, которые способны быть причиной идей в наших умах, то не имеется никаких качеств, а имеются только идеи. Даже при ясном признании того, что Локк устанавливает различие между идеями и качествами, вторичные качества не являются действительными качествами. Понятие обычного объекта (стола, стула), лишенного вторичных качеств, несостоятельно и устраняет то, что мы обычно подразумеваем под такими объектами» (70, стр. 126). Иолтон ставит вопрос о связи проблемы причинности и проблемы вторичных качеств и видит главную трудность локковского истолкования вторичных качеств в отрицании объективного существования вторичных качеств.

Что же касается связи проблемы причинности и проблемы вторичных качеств или, более широко, проблемы первичных и вторичных качеств, то следует подчеркнуть, что попытки дать научное решение вопроса о соотношении объективной многокачественности природы и отражении ее в чувствах при помощи односторонней «каузальной теории» восприятия не могут привести к успеху ни в анализе историко-философских концепций, ни в анализе современного состояния проблемы.

И Бойлю, и Локку было хорошо известно, что одинаковые следствия могут вызываться различными причинами. Это убедительно показал Ньютон, проводя грань между ощущением цветности и понятием о простом монохроматическом свете. Он доказал, что разнообразные комбинации различных простых монохроматических лучей могут вызывать одни и те же цветовые ощущения; поэтому цветность не определяет однозначно простоту или сложность светового луча. Тогда возникает вопрос: а какого типа соответствие имеется между объективной причиной ощущения и ощущением вторичного качества? Локку не удалось, несмотря на то что он оперирует и категорией «соответствия ощущений воспринимаемым качествам», показать своеобразие различных типов соответствия между формами чувственной репрезентации (в современной терминологии — отражения) действительности и самой действительностью. Вот почему он сплошь и рядом не разъясняет специфики выделения в содержании человеческих ощущений таких компонентов, которые определяются строением человеческого тела, как, например, в случае соотношения плотности внешних объектов и плотности человеческого тела: «Мы даем вещам имена „твердый“ и „мягкий“ только (курсив наш. — Г. З.) по отношению к строению нашего собственного тела» (6, т. I, стр. 146).

За это «уцепились» субъективный идеалист Беркли, агностики Юм и Кант. Различие между ними лишь в том, что Беркли просто отбрасывает допущение объективных причин ощущений, а Юм и Кант, используя отсутствие у Локка уточнения познавательного соответствия между причинами ощущений и ощущениями, объявили принципиально непознаваемыми объективные причины ощущений. Постановка вопроса об отношении свойств, качеств внешних вещей к органам чувств человека, к человеческому организму у Локка в целом ряде случаев носит еще такой неопределенный характер, что в один ряд ставятся функциональные особенности экстерорецепторов, т. е. органов чувств, в наибольшей мере специализирующихся на отражении внешнего мира, и интерорецепторов, т. е. органов чувств, специализирующихся преимущественно на отражении внутриорганических состояний человека: «Как будто манна не может воздействовать на глаза и нёбо и через это вызывать в уме не существующие в нем самом особые отличные друг от друга идеи, так же как она, по нашему признанию, может воздействовать на кишки и желудок и через это вызывать отличные друг от друга идеи, которых он сам по себе не имеет!» (6, т. I, стр. 158).

Такой же характер носят рассуждения Локка об отсутствии сходства между чувством боли, вызываемым в теле куском стали, и сталью и об отсутствии сходства между ощущениями цветов и свойствами стали порождать эти ощущения. Но «гносеология» желудка была, конечно, ненадежной опорой в деле уточнения природы познавательного соответствия между качествами внешних вещей и ощущениями.

Очевидно, что каузальное объяснение ощущений как существенный компонент локковского сенсуализма было необходимым, но недостаточным условием для доказательства того, что ощущения информируют об объективных свойствах, качествах, репрезентируют их. Признание того, что ощущения имеют объективные, материальные причины, совместимо с теоретико-познавательными принципами Канта, считавшего в отличие от Локка эти причины непознаваемыми, и в какой-то мере совместимо с теоретико-познавательными принципами Юма, допускавшего возможность существования объективных причин ощущений, но отрицавшего возможность доказательства их существования в связи с более радикальным, чем у Канта, агностицизмом. «Ум… — утверждает Юм, — никоим образом не в состоянии произвести какой бы то ни было опыт относительно соотношения между восприятиями и объектами. Поэтому предположение о таком соотношении лишено всякого логического основания» (42, т. II, стр. 156). В локковском объяснении природы ощущений вторичных качеств каузальный принцип как самодовлеющий выступает лишь в отдельных случаях, как, например, в случае приравнивания функциональных особенностей экстерорецепторов и интерорецепторов. Но именно в этих случаях каузальное объяснение ощущений не является диспозиционным объяснением. Когда же вслед за Бойлем Локк дает диспозиционное объяснение ощущений вторичных качеств, то каузальный принцип сочетается с принципом соответствия ощущений, обусловленных диспозиционными свойствами органов чувств, качествам объектов, возможность восприятия которых в не меньшей мере обусловлена диспозиционными свойствами объектов.

Именно в этом следует видеть теоретикопознавательную основу утверждений Локка, что и ощущения вторичных качеств являются источником знаний о мире. И именно в этом смысле и Бойль, и Локк подчеркивают, что реальности фактов сознания — ощущениям вторичных качеств соответствует физическая реальность порождающих ощущения свойств. Идея такого соответствия ясно формулируется в следующем высказывании Бойля: «Можно даже сказать в весьма подходящем смысле, что тела имеют такие качества, которые мы называем чувственными, даже в случае если бы и не было живых существ в мире, так как тело в этом случае может отличаться от тех тел, которые сейчас совсем лишены качеств, тем, что имеет такую диспозицию составляющих ее корпускул, что в случае, если оно будет соответствующим образом прилагаться к органам чувств живого существа, оно будет производить такие чувственные качества, которые тело другого строения не будет производить» (50, т. III, стр. 24). Эта же идея соответствия ощущений вторичных качеств реальным свойствам проводится и Локком, когда он пишет о вторичных качествах: «Особый объем, число, форма и движение частиц огня или снега реально находятся в них, воспринимают ли их чьи-либо чувства или нет. Их, следовательно, можно назвать реальными качествами, потому что они реально существуют в этих телах» (6, т. I, стр. 157).

Так же как и Бойль, об этой реальности вторичных качеств Локк пишет как о специфической, а именно диспозиционной. Правда, в отличие от Бойля он не употребляет термин «диспозиция». Но смысл таких его выражений, как «способно вызывать… идею» (6, т. I, стр. 159), диспозиционный. Диспозиционный характер вторичных качеств особенно четко разъясняется при характеристике зрительных ощущений: «…такое взаимное расположение частиц… которое способно вызывать в нас идею красноты, когда лучи света отражаются одними частями этого твердого камня, и идею белизны, когда они отражаются другими его частями» (6, т. I, стр. 159).

На диспозиционный характер локковского объяснения вторичных качеств указывает Иолтон: «Локковская концепция силы была диспозиционной, и она была следствием принятия им корпускулярной гипотезы, то есть силы объектов являются действиями своеобразных групп сосуществующих частичек, составляющих реальную сущность объекта. Специфические качества, которые объект может производить на вторичном уровне, определяются природой реальной сущности объекта» (70, стр. 23–24). О влиянии Бойля на философские установки «Опыта» свидетельствует и такой факт: в библиотеке Локка находилось более шестидесяти работ Бойля (см. 57, стр. 91–93), значительная часть которых была вручена самим автором.

И все же, поскольку из песни слова не выбросишь, следует вернуться к той тенденции в локковском объяснении статуса ощущений вторичных качеств, которая выражается в их односторонне каузальном объяснении. Так как в этом случае отсутствовало разъяснение того, как объективные свойства соотносятся с их восприятиями в ощущениях, то это создавало почву для того, чтобы поставить под вопрос законность допущения причин ощущений. Именно в этом пункте Беркли нашел одну из слабостей в локковской теории первичных и вторичных качеств. В «Трактате о началах человеческого знания» он приходит к выводу, что качества являются ощущениями или идеями, существующими только в воспринимающем их уме (см. 11, стр. 118). Но позиции Локка и Беркли не тождественны.

Когда в философской литературе отмечается, что вторичные качества являются субъективными и согласно Беркли, и согласно Локку, и согласно Галилею, Гоббсу и Декарту, то по существу в этих трех случаях речь идет о трех различных решениях вопроса. Для Беркли субъективность вторичных качеств означала, что они существуют только в ощущениях в том смысле, что не имеют объективных причин, порождающих их. Для Локка субъективность вторичных качеств означала субъективность ощущений вторичных качеств (ощущений красного, зеленого и т. д.). Эти чувственные качества, по Локку, существуют только в ощущениях в том смысле, что объективные причины ощущений, свойства вещей не суть «объективно красное», «объективно зеленое» и т. д., изоморфно похожие на ощущения красного, зеленого и т. д.

Для Гоббса, как и для Галилея и Декарта, субъективность вторичных качеств означала, что ощущения вторичных качеств есть лишь «великий обман чувств» (19, т. I, стр. 448), в то время как, согласно Локку, они являются источником знаний о вторичных, производных от механико-математических свойствах, качествах объектов. Поэтому совершенно прав Б. Э. Быховский, когда утверждает, что в отличие от Беркли «вторичные качества для Локка были не чисто субъективными, а чувственным преломлением объективных» (14, стр. 40–41).

Как отмечает Аарон, именно то обстоятельство, что ощущения вторичных качеств, по Локку, не имеют изобразительного сходства с порождающими их свойствами вещей, оправдывает и делает необходимым переход к тому, что находится за пределами чувств. Это показывает, почему Локка нельзя рассматривать как простого сенсуалиста, ибо сам чувственный опыт не может ознакомить нас с полной истиной о физических вещах. «Если бы это было возможно, — подчеркивает Аарон, — то рассуждение и теоретизирование были бы излишними и мудрость состояла бы в пассивном восприятии всего того, что дают чувства. Дальнейшее исследование становится и возможным, и необходимым. Другими словами, действительность такая, как она есть, как раз не дана в чувственном опыте, и, таким образом, когда ум действует дальше посредством рассуждения, то нет необходимости в том, чтобы он оставлял действительность позади себя. Очень даже возможно, что имеет место то, что он приближается к ней. Ученый может иметь более истинную концепцию физического мира, чем неразмышляющий человек, который удовлетворяется очевидностью чувств, и Локк верит, что дело обстоит именно так» (43, стр. 124).

Локковская теория первичных и вторичных качеств, несмотря на проявившуюся в ней исторически обусловленную ограниченность его материализма, была формой постановки вопроса о соотношении в познании явления и сущности. В этой связи, а также в связи с постановкой вопроса о методах объективного познания природы, эта теория не потеряла своего значения и в наши дни.