Джулай и Джун: Летние истории

Джулай и Джун: Летние истории.

Часть 1.

Июнь: дом, где фиалки не цветут.

***

- Как думаешь, сегодня хоть одна машина здесь проедет?

Джун неопределенно пожал плечами, хмыкнув.

- Ты бы лучше спросила, думаю ли я, что хоть одна машина остановится?

Я решила не отвечать, посчитав это ниже своего достоинства. В конце

концов, какие еще радости могут быть в жизни призрака, если не свершение

всяких гадостей, да подкалывания над теми, кому угораздило родиться с

возможностью видеть и слышать потустороннее создание. Впрочем, я

сомневалась, что Джун способен на какие-то физические гадости. Насколько

я знала и понимала, ему была отведена скромная роль ангела-хранителя, и

советчика. Уж не знаю, кому я там наверху настолько досадила, что мне

подсунули такого хранителя.

- Глупо дуться, - продолжал Джун, никак не желать умолкнуть. То ли он при

жизни был болтун, то ли наоборот, молчун, и сейчас у него была уникальная

возможность – болтать, сколько ему влезет. – Я ведь тебе умный совет хотел

дать.

- Я не обижаюсь на сирых, убогих … и призраков, Джун. Это не в моих

принципах.

- С каких пор ты стала такая принципиальная? Со вчерашнего дня, когда

пообещала себе, что курить бросаешь! Напомню, ты сказала: все! Из

принципа курить брошу, – он ехидно прищурил глаза. Ха, не на ту напал. Что

я, первый день его знаю что ли.

- С тех пор как познакомилась с тобой! – а вот руками мне не стоило

размахивать. Кончик зажженного Мальборо не приятно погрел ладонь

правой руки. – Слушай, если у тебя есть полезные советы, то валяй. Если ты

тебе просто нравится слушать свой голос, то дуй на Аляску, и обслушайся!

На самом деле я не так уж и злилась на Джуна. Я больше злилась на себя.

Солнце безжалостно пекло мне голову, лямки рюкзака немилосердно

натирали обгоревшие плечи, вдобавок у меня пересохло в горле. Я с

отвращением кинула недокуренную сигарету подальше. Господи, какого же

черта, я еще и курю в такую жару! Нет, определенно нужно что-то делать. Я

покосилась на Джуна. Призрак стоял поодаль, пиная какие-то камушки.

Вообще, ему не нравилось, когда я думала и говорила о нем, как о призраке.

Конечно, должность персонального ангела-хранителя куда почетнее. Я

частенько спрашивала, а платят ли ему за работу, и как вообще работает вся

эта небесная канцелярия, но он только отнекивался, отмахивался и говорил, что мне еще рано обо всем этом знать. Видимо ждать мне придется до

смерти.

Ветер трепал черные волосы Джуна, как будто передо мной стоял живой

человек. Полный эффект присутствия. «Это, чтобы ты понимала, что я

реален, а не просто плод твоего воображения», - говорил он мне. Правда, я

лично от этого казалась себе еще более сумасшедшей. Впрочем, если учесть

при каких обстоятельствах мы встретились, это не мудрено.

***

Мне не разрешали долго бывать на солнце. Говорили, что мне лучше

сидеть в тенечке и дышать прохладным воздухом. Это полезно для моих

легких. Это полезно для несчастной меня. Особо несчастной я себя, конечно, не чувствовала, но в зеркало мне смотреться не нравилось. Если я вдруг и

кидала взгляд в зеркало, то оттуда на меня смотрело бледное осунувшееся

нечто с синяками под воспаленными серыми глазами, очень короткими

какого-то мышиного цвета волосами, часть которых была скрыта под

повязкой. А уж если задрать рубашку, то взору представлялось тело, окрашенное в разноцветные синяки. Впрочем, врачи каждый день меня

осматривали. И каждый день упорно говорили, что я иду на поправку. Что

скоро восстановятся легкие, что скоро можно будет снять повязки, и, что

скоро я перестану хромать на левую ногу. Но меня не это больше волновало.

Меня волновали две, нет, пожалуй, три вещи: когда перестанет плакать

эффектная женщина, навещавшая меня почти каждый день, и ждущая, когда

я узнаю в ней родную мать; когда ко мне наконец-то вернется память; и

когда меня наконец-то отсюда выпустят. Откуда? Ах, да. В то время я лежала

в дурдоме. В очень хорошем, комфортном дурдоме. Богатые и знаменитые

лечили здесь свои нервишки, пытались избавиться от всякого рода

зависимостей: нарко-, алко-, и, о, боги, даже от секс зависимости. А я всего

лишь пыталась восстановить потерянную после автокатастрофы память, и

«обрести покой от навязчивых видений». Навязчивыми видениями «это»

называли врачи. Я это никак не называла. Ну, подумаешь, я видела

призраков. Всяких: маленьких, больших, добрых и не очень. Из-за видений-

то я сюда и попала. Сначала, я просто плохо спала. Потом решила, что, вероятно, я лунатик. Но ведь лунатики не помнят, что им снилось, и с кем

они во сне разговаривали, а я ведь помнила. А потом, одним унылым утром, я выбежала на дорогу, вытолкнуть из-под колес несущегося грузовика

ребенка. Женщина, в которой я никак не могла вспомнить свою мать, обнаружила меня ревущей под дождем на середине дороги. Благо, это было

ранее утро выходного дня, и по ней никто не ездил. Оказывается, и ребенок и

грузовик мне привиделись. Так говорили врачи моей матери, моему отцу, которого я тоже естественно не помнила. Однако, чуть позже, уже в дурдоме, точнее в «доме отдыха для восстановления», я прочитала в Интернете, что

три года тому назад, на той дороге действительно грузовик сбил ребенка.

Дежавю? Я вроде никогда не верила в Дежавю. Точнее, та я, которая

родилась после автокатастрофы, во всякую чушь не верила. Хотя, и

признавать, что я сошла с ума, тоже не хотелось. Я активно отвечала на все

вопросы, тесты и прочее, делала вид, что потихонечку ко мне возвращается

память. По-крайней мере, я радовалась приходу отцу и матери, и даже стала

называть их «мама» и «папа», - на самом деле мне просто не хотелось их

расстраивать. Меня часто спрашивали, вижу ли я кого-нибудь. И я

отрицательно качала головой. Нет, не вижу, хотя я врала. Видела я их. Не

часто, но видела. Потом долго копалась в Интернете, и узнавала в лицах, отпечатанных в некрологе, увиденных мною призраков. Почти всегда это

были люди, погибшие либо вследствие несчастного случая: авария, банановая кожура, молния, либо убитые неизвестным. Они никогда у меня

ничего не просили, не говорили, даже, кажется, и не смотрели в мою сторону.

Так что я и не понимала, какого черта они вечно рядышком крутятся, и не

дают мне спокойно выздороветь. А потом я встретила Джуна.

Так вот, это был тот самый день, когда на улице было солнечно, но не

очень жарко, а воздух был чист и свеж. Я хорошо себя вела, и мне разрешили

погулять по парку одной. Я уже забрела достаточно далеко, когда поняла, что

у меня разболелась нога, и пора бы возвращаться, как вдруг увидела его. У

раскидистого клена, вальяжно прислонившись к стволу, стоял молодой

парень, щурил глаза от солнца, и улыбался. Черные всклокоченные волосы, кошачьи глаза: то ли темно-ореховые, то ли мутно-зеленые. Пожалуй, слишком полные для парня губы, растянутые в дружелюбно-приветственной

улыбке, смуглая кожа. На нем была красная футболка с изображением

скалящейся черепахи, потертые на коленках джинсы, и болотного цвета

кеды. Вряд ли он был одним из местных «психов» - такую одежду здесь не

позволяли. Скорее уж турист или просто искатель приключений. А может и

вовсе заблудился. Проведя краткий анализ внешности улыбчивого

незнакомца, я пришла к оптимистичному выводу. Парень был симпатичный, не особо высокий, и все же в целом весьма ничего. Впрочем, мое измученное

после аварии тело не жаждало никакой близости, и мне вполне хватало

просто посмотреть, а за погляд денег, как известно, не берут. Насмотревшись

вдоволь, я круто, насколько позволяла мне больная нога, развернулась, и уже

засобиралась обратно, как звонкий голос меня остановил.

- И что даже «пока» не скажешь?

- А я и не здоровалась, чтобы прощаться, - безупречно вежливым тоном

ответила я, не оглядываясь. Но мне попался на редкость упрямый индивид.

- Ну, так поздоровайся, - раздался голос прямо за моей спиной. Я, конечно, не

нервная, - хотя и наблюдаюсь в дурке, - но от неожиданности вздрогнула, с

трудом заставив себя повернуться. Вблизи он был еще симпатичнее, а от

излучаемой, немного нахальной, дружелюбности, хотелось зажмуриться, но

не это меня беспокоило. Как он умудрился так быстро до меня дойти? И так

тихо? Он что летел что ли? Дело не в том, что я была очень подозрительная, скорее очень внимательная. Когда ты лежишь в больничной палате, где и

взглядом почти не за что зацепиться, то единственным твоим развлечением

становится разглядывание посетителей или медперсонала. Помнится, мы

частенько играли в игру «а с кем сейчас трахалась сестра Мэйсон» или

«откуда только что пришел твой родственник». Так что, волей-неволей, станешь внимательным к деталям. А уж в этом я весьма и весьма преуспела, заявляю без лишней скромности. Так вот, при всем желании, этот улыбчивый

бы никак не сумел бы за пару секунд преодолеть разделявшее нас

расстояние. И к тому же, на том месте, где была я, трава была примята. А от

его кед ни следа. Как будто летел.

- А я-то думала, что вы ребята немые.

- Что? – немного опешил парень, впрочем, не отклеивая улыбки с лица.

1:1. Я сравняла счет.

- Ну, все виденные мною до этого призраки не отличались особой

разговорчивостью, да и вид у них был не такой…кхм… счастливый!

- А, ты об этом. Не знаю, расстрою ли я тебя или обрадую, но я не призрак. В

смысле не совсем призрак.

- Эм…Это что-то из серии «я не совсем мертв»? Или «не очень жив»?

- Это из серии «я мертв, но я не призрак».

- О, ну тогда это меняет дело, - я с умным видом покивала головой, надеясь, что меня никто не видит.

- Я твой ангел-хранитель, - в меру торжественно и пафосно произнес «не

призрак», протягивая мне свою крепкую и, черт побери, красивую и

ухоженную руку. В ответ я протягивать свою не стала. Во-первых, на меня

напал ступор, что, кажется, было видно по моему онемевшему лицу, ну, и, во-вторых, глубоко внутри мне было стыдно. Я уже уйму времени не

занималась собой, а о том, что есть такая полезная вещь, как маникюр, я уже

давно не вспоминала, довольствуясь криво обрезанными коротышками

вместо нормальных ногтей. Молчание затягивалось. Он все еще стоял с

протянутой рукой как истукан, а я просто не знала, что сказать. Ну, то, что он

не призрак – это хорошо. Но, то, что он – ангел-хранитель. Я не знала, это

ужасно или нормально. В бога я, ни то что бы, не верила, просто я была

агностиком, и мне в принципе все равно. Да и вряд ли кто-то стал бы

посылать мне ангела-хранителя, скорее уж демона-совратителя. Поэтому, понимая, что он так может молчать до скончания веков, я открыла рот, откуда выскочило первое, что пришло в голову.

- Чем докажешь?

Впервые, на его лице проявилась какая-то более глубокая эмоция, чем это

дружелюбие деревенского дурачка. Морщинка, прочертившая ровную линию

лба, скорее всего, отвечала за зачатки возмущения.

- Скажи, а ты у своей матери тоже спрашивала «Чем докажешь, что ты моя

мама»?

- Нет. Я, конечно, об этом думала, но не спрашивала. К тому же в том, что у

каждого человека есть мать, я верю, а в то, что у него есть ангел-хранитель…

- Но в призраков-то ты веришь, - с ехидцей заметил парень, наконец-то убрав

руку в широкий карман джинс.

- Я в них не верю. Я их вижу. Это разные вещи.

- То есть?

- Это плод моего воображения.

- Значит, ты подтверждаешь, что ты сумасшедшая?

- Я не сумасшедшая! – был бы ты не призраком, уже давно отправила бы тебя

в нокдаун, со злостью подумала я.

- Ага, конечно. Ты всего лишь видишь призраков и разговариваешь с

собственным ангелом-хранителем! Как жаль, что врачи не в курсе, что это не

признаки сумасшествия.

- Ты не ангел-хранитель! Ты ангел-вредитель! Знаешь что, воспарись-ка ты

обратно к небесам. Мне было гораздо проще и легче жить без вмешательства

ангелов.

- Как пожелаешь…

И он исчез. Без всякой показухи и шоу. Никаких тебе сияющих огонечков, ни

нимба, ни даже перышка от крыльев. Впрочем, мне заметно полегчало. Такой

длительной и утомительной галлюцинации у меня ни разу не было. Но. Беда

никогда не приходит просто поглазеть. Когда ей надоедают разговоры, она

переходит к действию.

- Это я что ли длительная и утомительная галлюцинация!? – возмущению

моего вернувшегося ангела-хранителя не было придела. Кажется, я его

довела. Ура-ура, теперь я могу похвастаться, что могу довести даже мертвого

парня. – Я тебе не джин какой-то: пожелала, и он испарился. Да, любой на

твоем месте был бы счастлив, а ты…

- Ты читаешь мысли, - скорее утвердила, чем спросила я. Галлюцинация, которая читает мои мысли. Да это же бред!

- Вот именно, - хмуро согласился ангел. – И перестань называть меня

галлюцинацией. Обидно, знаешь ли! И да.

- Что да?

- Я читаю мысли. Но только твои.

«Мать его, и с чего мне так повезло», - это мысль тогда упорно засела в моей

больной голове, не желая ее покидать. Ангел слегка поморщился.

- Не люблю, когда девушки ругаются.

«Охренеть можно, етить твою за ногу», - мстительно и заковыристо подумала

я.

- Дура, - печально, но уверенно констатировал мой ангел. И как не глупо, но

я с ним была согласна. Любой нормальный человек, ну или хотя бы

уверенный в своей относительной нормальности, побежал бы обратно к себе: мерить температуру и глотать снотворное. Я не была нормальным человеком, и именно поэтому спросила:

- Ну, и как зовут моего несравненного ангела?

- Джун.

- Джун? – я схватилась за голову, и плюхнулась на попу. Джун – это явно

было перебор, если он, конечно, не соврал, – Джун, будешь у себя, передай

Богу, что я его ненавижу.

***

- Ты там что, умерла что ли? – звонкий голос Джуна вывел меня из

молчаливого ступора, возвращая обратно в реальность. А реальность была

ужасна: жаркая, сухая и мучительная.

- Не дождешься, - угрюмо буркнула я, понимая, что еще чуть-чуть, и я

перестану быть гуманисткой. Ведь хоть одна машина должна мимо проехать!

- Мимо точно проедет, и даже не одна.

- Джун, скажи, пожалуйста, ты ведь погиб насильственный смертью, да?

Заболтал кого-то, и это кто-то тебя задушил? Ну, не стесняйся, я не буду

смеяться очень громко.

Мой ангел нахмурил брови, всем видом показывая, что это не тема для

шуточек, но меня его оскорбленный вид нисколько не заинтриговал. Я

предупредила, что в моменты моего превращения в хорошо прожаренную

пампушку, меня лучше не трогать. Лучше полить прохладной водичкой, например. К тому же у меня нестерпимо чесалась пятка, а чтобы ее почесать, пришлось бы снимать тщательно зашнурованные кеды. А я и так на них

полчаса убила, на все эти красивые бантики. Никому не нужные чертовы

бантики.

- Ты меня когда-нибудь с ума сведешь своими мыслями, - негромко, но

вполне внятно и отчетливо ворчал Джун, выкладывая рожицы из камушков

на земле. Я бы, конечно, могла ему ответить, но, к счастью, мне было

достаточно просто подумать. Хотя, еще полчаса на солнцепеке, и мозг

перестанет мне подчиняться окончательно и бесповоротно. А еще через

часик-другой я свалюсь в обмороке от солнечного удара. Эх, и никто и не

увидит.

- Если ты планируешь обморок, то советую начать прямо сейчас!

- Джун, - я осторожно подбирала слова, стараясь не обидеть своего ранимого

хранителя, - а ты случайно не перегрелся?

- Там машина едет, - порой я не понимала, кто из нас более ненормальный: Джун или я.

- И?

- В машине хороший человек. Он тебя обязательно подберет.

- Приступ ясновидения?

- Скорее, хорошая интуиция.

- А зачем мне тогда падать в обморок?

- Слушай, у тебя сейчас такое выражение лица, - мне явилась «трогательная»

пародия на мою физиономию. Хорошо хоть у меня нет такой щетины…, - что

тебя даже самый добрый самаритянин не отважится подвезти! А так: Ой, какой кошмар! Девушка на дороге! Без сознания! Надо срочно ей помочь! И

т.д. и т.п.

- Тебе не кажется, что для ангела ты слишком практичен? – невинно

поинтересовалась я, осознавая, что идея вполне себе ничего. К тому же, других все равно нет.

- Что поделать. Когда тебя окружают бестолковые подзащитные, нужно

уметь выкручиваться.

Ругаться я не стала. Просто мысленно пожелала Джуну всяческих радостей

по жизни…, в смысле по смерти.

- Ну так что? Падать будем?

- А есть выбор? – я, горестно вздохнув, позволила своему телу расслабиться, и рухнула на пыльную землю. Не могу сказать, что это приятная процедура.

- Отличная попытка. А теперь поднимайся, - тоном, не требующим

возражений, распорядился мой ангел-мучитель.

- Ты что издеваешься? – поднималась я в еще более жутком настроении, чем

в том, в котором была, когда падала.

- Ну, кто так делает, а? Думаешь, что он заметит твою бесчувственную

тушку? – он возмущенно поднял глаза к небу, мол, видишь, как мне тяжело

приходится, подними мне, что ли зарплату. – Значит так! Сейчас ты, прихрамывая, подходишь к обочине, вытягиваешь руку как самый настоящий

«тюлень», и когда машина будет уже достаточно близко, падаешь вниз! И я

тебя умоляю: не испорти все, пожалуйста!

Когда это я последний раз все портила!? Моему возмущению не было

предела, но времени не было. Прозевать свою «надежду» я не хотела, так что

пришлось поспешить выполнять инструкции Джуна, довольствуясь едкими

комментариями. Так что, изо всех сил прихрамывая, и корча лицо в

мученических болях, я поплелась к самой обочине. Машина была уже совсем

рядом, и Джун еще не давал мне сигнала упасть, но я все равно упала.

Споткнулась об ту чертову горстку камней, которые мой ангел-мучитель до

этого тут собирал. Получилось кстати гораздо правдоподобнее. Мой

нецензурный крик вполне можно было принять за предсмертный стон.

Автомобиль, кажется какой-то старый Понтиак, резко затормозил рядом, так

что меня всю окатило мелким песком и пылью, и я с трудом сдержалась, чтобы не раскашляться. Бесчувственные тела на такое реагировать не

должны. Я ничего не видела, что и не удивительно лежа лицом в землю, но

было слышно, как скрипнула дверца, и как хрустят под обувью водителя

мелкие камешки. Тяжелая рука легла мне на плечо.

- Девочка, ты в порядке?

Ага, конечно. Я в полном порядке. Лежу мордой в землю, ем песок, наслаждаюсь видами! Господи, спаси меня от придурковатых мужчин!

Весьма бережно мой неожиданный спаситель перевернул меня. Было

огромное желание открыть глаза, но голос Джуна в моей голове буквально на

ультразвуке просил ничего не портить, и лежать неподвижно как мертвая

куриная тушка в магазине. Мужчина что-то бормотал, но я особо не слушала, чтобы не отвлекаться от своего состояния. Вот, я уже успела почувствовать, как без малейшего напряга мое, надо признать вовсе уж не легкое, тело

подняли с земли и, как подсказывала мне логика, понесли к машине. Салон у

Понтиака кстати был гораздо лучше, чем выглядела машинка снаружи.

Видеть-то я, не видела, но ощущала всеми своими уставшими косточками

мягкую, приятную на ощупь ткань заднего сидения. И я все-таки на

мгновение открыла глаза, как раз в тот момент, когда мужчина уже заводил

машину.

- Куда тебя отвезти?

С чувством гордости за перевыполненную дневную норму мой организм

взбунтовался, и я заснула прежде, чем поняла, что безумно хочу спать. Джун

благоразумно не стал меня будить.

***

Проснулась я от сдобного запаха, настойчиво поселившегося у меня в

носу. Не знаю, сколько я спала. Может долго, потому что единственным

разом, когда я отдыхала, и мои ноги были в относительном покое, являлся

тот самый, когда по настоянию бредовой идеи Джуна, я на земле вдыхала

пыль. А может, я спала самую чуточку. Я вообще-то мало сплю. Мне

частенько сняться абсурдные сны и кошмары. Хотя возможно, что это одно и

тоже. По-крайней мере, я более чем уверена, что любой здравомыслящий

человек принял бы мои нелепицы за кошмары. Беда в том, что я-то уж точно

не являюсь здравомыслящим человеком.

- Ты не поверишь, но это действительно пирожки, - воскликнула над ухом

причина моего нездравомыслия.

- Что? – с трудом разомкнув веки, я увидела нависшую над собой лучащуюся

улыбкой физиономию Джуна. Улыбается. Значит все в порядке. И

подобравший меня мужчина не психопат, не маньяк-убийца и не будет резать

меня без анестезии на тысячи маленьких кусочков. Ну, по крайней мере, не

сразу. Авось сначала накормит.

- Ты угадала. Пахнет пирожками.

Я устало потерла виски. Иногда, я забываю, что мой ангел-хранитель этакий

доморощенный профессор Ксавьер, и в те секунды, когда он озвучивает мои

мысли, хочется просверлить в голове дырку. Да, нечего лезть мне в голову.

Хотя бы не делать этого исподтишка.

- Успокоилась? Тогда может, встанешь и умоешься, а то своим видом ты

даже на меня смертную тоску нагоняешь и…

Джун болтал без умолку. Эта была сама главная черта его характера. Он

никогда не затыкался. А если и замолкал, то лишь на доли секунды, для того

чтобы собраться с силами, обдумать новую величественную тираду, и вылить

на меня следующий поток слов. Впрочем, я уже приноровилась находить в

его монологах полезные и бесполезные моменты. Сейчас как раз был

бесполезный, так что, воспользовавшись, случаем, я позволила себе наконец-

то осмотреться. Комната, в которой мы находились, скорее всего, была

гостиной. И еще …. Она была по-настоящему уютной. Теплой и обжитой. В

таких гостиных хочется задержаться подольше, на еще одну чашечку чая. И

мое внимание сразу привлек потолок. Он был фиолетового цвета.

Необычного фиолетового цвета. По краям светлая, ближе к центру краска

становилась темнее и закручивалась причудливой спиралью, так что

создавалось ощущение воронки. Смотришь на нее, а она затягивает в себя.

Мой небогатый жизненный опыт говорил о том, что создать подобный уют, могла только женщина. Ну, или мужчина нетрадиционный ориентации.

Возможно, что это жена владельца Понтиака. Но в доме было слишком тихо.

Единственным громким звуком было шкварчание сковородок, да редкий звон

посуды с кухни. Никогда не поверю, что женщина будет готовить в такой

противоестественной тишине. Даже я, хотя и ценю тишину - и вряд ли когда-

нибудь буду взбивать яйца под бурные признания в любви Антонио к Марии

- легонечко насвистываю под нос, когда готовлю. А тут так тихо.

- Может он просто какой-нибудь чудак? – задумчиво озвучил Джун, на пару

секунд опережая мои собственные мысли.

- Пойду-ка я, поздороваюсь с хозяином дома.

Я уже собиралась отклеиться от уютного диванчика, и даже почти свершила

подвиг, как мои героические потуги были прерваны деликатным

покашливанием. Хозяин дома сам зашел «поздороваться», так что я так и

осталась с наполовину спущенными с дивана ногами.

Он был солидный. Мужчина, конечно же, а не диван. Солидный не в том

смысле, что в деловом костюме, при часах и прочее. Просто во всем его

внешнем виде чувствовалась спокойная сила и уверенность, и это все, даже

несмотря на нелепый цветастый фартучек с рюшами, который кокетливо

пытался скрыть покрытую густыми темными волосами грудь, и мускулистый

живот. И вряд ли фартук был рассчитан на его внушительный рост. В

растрепанных темно-каштановых волосах кое-где поблескивала седина, а

где-то, кажется, белела мука. Сеточка морщин на его загорелом лице

услужливо подсказывала, что его возраст уже перешагнул четвертое

десятилетие. Карие глаза одновременно обеспокоено, заинтересованно и

гостеприимно взирали на мою заспанную физиономию и открытый рот, отчаявшийся закрыться, в бесконечных попытках зевнуть.

- Доброе … эээ, - глазами я пробежалась в поисках подсказки, но тяжелые

гардины были плотно зашторены, Джун вежливо помалкивал, и пришлось

выкручиваться самой.

- Привет, - наконец-то обессилено выдавила я, все-таки опустив на пол ноги, оказавшиеся, кстати говоря, в тех самых злополучных кедах с бантиками, так

что я пристыжено прикрыла их свесившимся покрывалом.

- Привет. Как ты себя чувствуешь?

Говорил мужчина медленно, слегка растягивая гласные. И у него был

приятный, немного усталый голос. Так что моя настойчивая

подозрительность временно скрылась в своей норе.

- Спасибо, хорошо. Голова, правда, немного побаливает. И чешется все. Но

это, наверное, из-за пыли, - я смущенно оглядела некогда чистое бежевое

покрывало, и в знак подтверждения своих слов, почесала правое плечо.

- Ох, да, - мужчина, улыбнувшись, легонько постучал себе по лбу, и вышел.

Впрочем, вернулся он быстро, я даже не успела подумать, как он протянул

мне большое полотенце и какие-то вещи. – Ты, наверное, хочешь привести

себя в порядок. Дверь в ванную комнату первая слева. Хотя, ты сразу

поймешь, что это та комната. Я пока сделаю что-нибудь горячее. Чай, кофе?

- Чай, - автоматически ответила я, приглаживая волосы, и направившись к

нужной двери. Мужчина кстати был прав. Нарисованный на двери водопад

казался настоящим, и моя фантазия была уверена, что ванная комната

скрывалась именно за этой дверью.

- Вау, - потрясенно воскликнул Джун, оглядываясь.

- Вау! – я была с ним солидарна, что, кстати, бывает довольно редко. Но

ванная комната действительно была просто «вау»! Во-первых, она была

внушительных размеров, что, несомненно, радовало глаз. В тех спичечных

коробках в придорожных мотелях я уже начинала ощущать первые признаки

клаустрофобии. А во-вторых, я ощутила себя в раю. Как будто я вдруг

оказалась в каком-то удивительном месте, или мираж стал явью. Никогда в

жизни я не видела такого душа. Эффект настоящего водопада! Да я в этой

ванне была готова поселиться на всю оставшуюся жизнь. На стенах были

нарисована деревья, и крона казалось такой настоящей. А многочисленные

крючочки были сделаны в форме веточек, отходящих от деревьев. Я, конечно, могла бы вечность простоять под мягкой теплой водой, нюхая

всякие баночки и пузыречки с ароматными жидкостями, но совесть сделала

свое дело, так что пришлось покинуть это уютное заведение. Черт, если бы

можно было, с удовольствием сделала бы себе жабры, чтобы целыми днями

плавать. Кажется, меня не было достаточно долго, так как мужчины в

гостиной не было. Зато на кофейном столике стояла большая чашка с

остывающим чаем и рядом тарелка полная пирожков, плюшек и каких-то

симпатичных крендельков. Запах стоял такой, что я рванула с места, как

приличная гоночная машина, придерживая болтающиеся штаны, одолженные

мне хозяином дома.

- Смотри, не лопни! – съехидничал Джун за моей спиной, когда миленький

пирожок отправился мне в рот, и я аж застонала от удовольствия. – А то эти

штаны будут тебе как раз. Точнее ты будешь им как раз.

- Иди к черту, - беззлобно пробубнила я, все еще не веря собственному

счастью. Говорят, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Боже, плевать! Хоть мышеловка, хоть логово людоеда. Зато помру чистой, свежей и

сытой.

- Приятного аппетита, - раздалось за моей спиной. Неожиданно, следует

добавить. Так и не дожеванный кусочек пирога спешно покинул мой рот и

отправился под столик. – О, прости. Не хотел тебя испугать.

- Кхе-кхе. С-спасибо, - закашлялась я, пытаясь справиться с полезшим не в то

горло тестом. – И вовсе ты меня не напугал.

Если он и заметил печальную участь кусочка пирога, то деликатно не подал

виду и промолчал. Я благодарно взглянула на мужчину, который уже успел

сменить свой кокетливый фартучек и шорты на джинсы и простую футболку, правда дырявую настолько, что она могла бы использоваться как ситечко.

- Я присоединюсь?

- Да, конечно.

Он присел на самом краю диванчика. Рука нацелилась на крендель, щедро

обсыпанной корицей. Хороший выбор. Я тоже корицу люблю. Хотя вот от

волнения и смущения мне как-то даже есть расхотелось.

- Эээ, очень вкусные пирожки.

- Спасибо, я старался.

- И дом красивый очень.

- Спасибо.

Да, беседа пока явно не клеилась. Перед носом возник Джун, активно

размахивающий руками, и показательно постучавший себе по лбу.

- Джордж.

- Джулай.

Он опередил меня буквально на секунду.

- Джулай?

- Ага, Джулай.

- Красивое имя.

- Спасибо. И да…черт, спасибо, что подобрал меня.

- Ну не мог же я оставить тебя на растерзание бродячим псам.

- П-псам? У вас тут псы бродят? – собак я боялась до безумия. В некое

подобие оцепенения меня приводили даже мелкие собаки. Что уж тут

говорить о стае бродячих собак. А уж они-то хорошо чувствуют чужой страх.

Я тайком показала Джуну кулак, который как раз и являлся инициатором

этой пешей прогулки. «Здесь самые спокойные места! Безопасно! Даже

грабят вежливо, а насильники перед тем, как взяться за свое черное дело, обязательно угощают даму коктейлем! – Они что людей едят?

- Нет, что ты. Конечно, не едят.

Я облегченно выдохнула.

- Они их просто раздирают на мелкие кусочки.

Хорошо, что в этот раз я не жевала. У этого парня крайне специфическое

чувство юмора.

- Я пошутил, - сообщил Джордж все с той же непроницаемой физиономией, предвосхищая мой вопрос.

- Хаха, - мое побледневшее лицо выдало некое подобие улыбки.

- Кстати, а что ты делаешь в этих краях, да еще и одна?

- Ну, почему сразу одна?

- Как-то не заметил у тебя компаньона. Разве что он невидимка.

Угу, в точку.

- Я пыталась поймать попутку.

- Не самое удачное место. Этой дорогой мало кто пользуется, потому что

далее следует развилка, и лишь избранные знают, какая дорога правильная.

Еще один уничижительный взгляд в сторону Джуна. А этот мерзавец и не

пытался сделать вид, что ему хотя бы стыдно, или он смущен своей ошибкой.

Надо полагать, что и извинений я не дождусь.

- Дай-ка угадаю, - прервал мои негодующие молчаливые возгласы в сторону

ангела Джордж, - ты сбежала из дома?

Сбежала. Правда, не из дома, а из клиники. Но вслух, естественно, я это

озвучивать не стала.

- С чего ты взял?

- Ты похожа на подростка, который решил временно покинуть дом в

отместку родителям из-за их чрезмерного опекунства и давления на твою

независимость.

- Мне 22, и я в принципе уже не нуждаюсь в чьем-либо опекунстве, - с

чувством уязвленной гордости ответила я. На подростка я похожа. Просто я

не накрашена и все. Ну и одета неподобающе. Джун искренне хихикал в

кулак. Вредина. – Но ты прав. Я сбежала. Но не от родителей. А от своих

проблем.

- Не боишься своим путешествием нажить себе новые?

- Не-а. Я надеюсь, что новые помогут решить старые.

Честно говоря, я и сама-то не была толком уверена в своих словах. Как

появление новых проблем поможет мне справиться со старыми? Я как-то

спрашивала у Джуна, почему он одобрил мое желание отправиться в

путешествие. И, конечно же, он ответил в своей излюбленной манере, ни

черта не понятно: «В поисках себя, ты вернешься туда, где себя обрела».

- Джулай, - негромко позвал Джордж. Я подняла голову. – Рад знакомству, девушка с проблемами.

Он протянул мне крепкую загорелую руку. Конечно, я протянула свою в

ответ.

***

Джордж был человеком редкостного дружелюбия и гостеприимства. И

предложил мне погостить у него весь июнь. Он даже решил помочь мне с

составлением дальнейшего маршрута пути моего путешествия на июль и

август, причем со всеми остановками, местами, где можно хорошо провести

время, и где можно без проблем найти временную работу. Так как

гениальным спонтанным идеям Джуна я больше не доверяла, то отказываться

от такого щедрого предложения не стала. К тому же Джордж оказался очень

приятным и интересным собеседником. Мы много болтали с ним, особенно

по ночам, на веранде, завернувшись в пледы, с кружками чая и его

потрясающими крендельками с корицей. Мы никогда не обсуждали с ним

прошлое. Он ничего не знает обо мне, - впрочем, как и я сама, - я ничего не

знаю о нем. Мне только известно, что его зовут Джордж. И он работает

поваром в ресторане, точнее работал. Сейчас он работает сам на себя. Печет

всяческие вкусности и продает их в магазинчик неподалеку. В этот

солнечный замечательный день он решил устроить мне сюрприз. Когда мне

наконец-то позволили открыть глаза, я с удивлением поняла, что он привез

меня на блошиный рынок.

- Мне всегда казалось, что здесь безумно романтично. Как в сказке, -

смущенно признался мне Джордж. И окунувшись в эту атмосферу, я с ним

согласилась.

Вы когда-нибудь бывали на блошином рынке? В одиночестве или со своей

половинкой? С родителями или с другом? Или может быть с шумной

компанией? Вам обязательно стоит попробовать. Это как прийти в другой

мир. Здесь даже время течет по-своему. Здесь все напоминает сказку: старые

вязаные шали самых разных расцветок, мундштуки простые и для выхода в

свет, трубки: деревянные, резные, сувенирные; огромные напольные часы с

отломанным маятником и хрипловатой кукушкой, золоченые клетки для

птиц, столовые наборы и расписные тарелки, балалайки и семиструнные

гитары, среди музыкальных инструментов был даже клавесин! Я ощущала

себя Алисой в стране чудес. Джордж приобрел себе старинный канделябр.

Когда я спросила, зачем он ему нужен, он ответил, что хочет перенести часть

этой удивительной атмосферы домой. Меня же окончательно добили

шляпки! Сколько их было! Котелки, пробковые, соломенные, кожаные, фетровые, украшенные стразами и перьями, стильные черные, детские с

аппликациями в виде бабочек и стрекоз. Никогда не думала, что можно

получить столько удовольствия от банальной примерки шляп. Я как раз

примеряла одну, в стиле Индианы Джонса, когда из-за спины выплыл

Джордж, прижимающий к себе канделябр.

- Ты никогда о себе ничего не рассказываешь. Я думал, женщины любят

рассказывать.

- Я открою тебе страшный секрет! Я не женщина, - улыбнулась я, схватившись за маленькую дамскую шляпку для верховой езды. – На самом

деле мне нечего рассказывать.

- Как так нечего?

- Я ничего не помню. Ну а ты? Почему не рассказываешь?

- Слишком хорошо помню, - Джордж как-то уж слишком быстро ответил, а

потом словно спохватившись, переспросил меня, - Что значит, ты не

помнишь?

- У меня амнезия. Я ничего не помню. Ничегошеньки.

- А… а как это случилось?

- Автокатастрофа, - коротко ответила я, с сожалением откладывая наиболее

приглянувшуюся мне шляпу. Соломенную, увитую синими атласными

лентами. Не следует мне деньги тратить, у меня с ними и так не особо густо.

- Прости…

- Ничего. Откуда тебе было знать – я же ничего не рассказывала.

- Ты поэтому ушла? Чтобы вспомнить?

- Да.

Мы молча шли вдоль длинных рядов, и я растерянно отмахивалась на

предложение купить на удачу костяные бусы, где костяшки перемежались с

птичьими перьями, которые к тому же подозрительно попахивали. В гробу я

видала такую сомнительную удачу. Это дурацкое молчание затягивалось, а в

глазах Джорджа я видела невысказанный, но терзающий его вопрос. Так что

после очередного прилавка с чудодейственными оберегами, я не выдержала:

- Я очнулась в больнице спустя 2 недели. Подключенная к каким-то

аппаратам. Возле меня на стуле дремала женщина. Когда я проснулась, там

что-то запищало и, она открыла глаза. Она смотрела на меня и улыбалась.

Потом вдруг подскочила ко мне и стала меня целовать. Я помню, что от нее

очень вкусно пахло: улица после дождя, свежая клубника и корица. В этом

было что-то родное. Она постоянно шептала: хорошая моя, девочка моя. И

единственное, что я тогда смогла прохрипеть: кто вы. А она в плач. Потом

пришел мужчина, высокий, красивый очень, взял ее под руку и увел. Но

перед тем как уйти, он сказал, что они попозже зайдут. И он назвал меня

доченькой. Они приходили ко мне утром и вечером, каждый день. Чаще

всего просто молчали, но иногда рассказывали какие-то истории, ждали, что

мне это хоть что-то напомнит. А я смотрела на них и не вспомнила.

Понимаешь, Джордж, не узнавала! Родных папу и маму…. Меня часто

навещали друзья, родственники, знакомые. Печально качали головой, и с

этим долбаным сожалением говорили «бедная девочка, как она это

переживет». Но лучше всего я помню последний день в больнице. Ко мне

пришла женщина, одетая во все черное, невысокая и очень худая, волосы

были убраны под платок. А ее лицо так четко осело в памяти. Изможденное, рано постаревшее, с острыми линиями скул и запавшими щеками, и бледные

каре-зеленые глаза, болезненные и воспаленные. Она просто смотрела на

меня и молчала, а потом вдруг упала на колени и заплакала, и крепко

держала меня за руку. «Ты – это все, что у меня осталось». Я так и не поняла, кто эта женщина, и кем она мне приходится. Родители сказали, что не знают

ее, или скорее, сделали вид, что не знают. А это она оставила мне перед

уходом, - я подняла правую руку, где на безымянном пальце было

простенькое серебряное колечко с гравировкой в виде плюща по всему

диаметру. Я даже и не заметила, что все это время, пока я рассказывала, Джордж крепко обнимал меня за плечи, потому что меня всю трясло как

будто от холода. Только вот на улице было тепло, очень тепло.

- Ты спрашивала у родителей, что тогда произошло?

- Да. И не раз. Но врачи запретили им рассказывать. Сказали, что для меня

это будет слишком большим стрессом, что нужно время. Вот родители и

молчали. Не подпускали меня к компьютеру и выкинули все старые газеты со

сводками происшествий.

- Мы можем зайти в Интернет-кафе и узнать. Если ты хочешь, конечно, -

поспешно добавил мужчина.

- Нет, Джордж, спасибо. У меня ведь и раньше была возможность узнать. Но

я решила, что не буду торопить события. Я хочу сама вспомнить.

- А если ты ничего не вспомнишь? Если память так и не вернется?

- Значит не судьба, - горько усмехнулась я. Мы пришли к выходу.

***

Этой ночью мне все никак не удавалось уснуть. Я уже вся извертелась.

Пробовала считать овец, напевать песенки. Но сон что-то не торопился идти

ко мне на встречу. И я в очередной раз вспомнила о Джуне. Когда я приняла

приглашение Джорджа погостить у него, мой ангел куда-то исчез. И

поначалу я подумала: какое счастье! Наконец-то меня перестанет донимать

этот коварствующий ангел. Но потом проснулась тревога: куда он все-таки

делся? Обиделся что ли? Или приревновал к Джорджу? Последняя мысль

показалась чересчур нелепой. Он же ангел-хранитель, как он может

ревновать? И вот недавно я с тоской поняла, что может, он действительно

был всего лишь плодом моего воображения. Игры подсознания, так сказать.

Но стоило мне сейчас наконец-то почувствовать бредущее ко мне сонное

состояние, как в дверях материализовался Джун.

- Тьфу ты, черт побери! Я так заикой останусь. Ты где пропадал? – уже более

миролюбиво закончила я. Как ни странно, Джун не спешил с очередным

остроумным ответом. Напротив, лицо у него было сосредоточенное и

серьезное.

- Пойдем за мной. Только тихо.

Я с сожалением поняла, что это не то приглашение, от которого можно

отказаться. Я с неохотой выползла из-под теплого одеяла, одернула

футболку, щедро одолженную мне Джорджем в качестве ночной рубашки, и

послушно отправилась за Джуном, хотя тот даже не обернулся, чтобы

проверить иду я или нет. Возле одной из комнат он остановился, поманил

меня и исчез. Дверь была открыта. Пламя множества горящих свечей

неприятно резало еще не привыкнувшие к свету глаза. Комната явно

принадлежала ребенку. Девочке. Радужные обои, похожие на матерчатые, люстра в виде солнышка, небольшая кроватка, застеленная пледом, и на ней

расставлены мягкие игрушки, фарфоровые куклы. Еще там лежало

симпатичное голубое платьице. И маленькие белые туфельки на полу. На

мягком пушистом ковре сидел Джордж, чуть наклонившись вперед. Я не

сразу поняла, куда он смотрит. А уже потом увидела столик под окном. На

нем среди свечей стояли горшочки с увядшими растениями и фотографии.

По идее, мне следовало вернуться в свою комнату и поскорее уснуть, а утром

сделать вид, что ничего не произошло. Но Джун явно привел меня сюда не

просто для того, чтобы я посмотрела, а потом трусливо удрала. Так что я

немного прошла вперед и села рядом с Джорджем. Он даже внимания не

обратил, смотрел на центральную фотографию. Мужчину я узнала сразу. Это

был Джордж. Такой же загорелый, с широкой улыбкой. Только вот на

фотографии у него не было этих серебряных нитей в волосах, и улыбался он

как-то по-другому. Так улыбаются действительно счастливые люди. Справа

от него женщина с круглым добродушным лицом. На щеках и маленьком

носике россыпь веснушек, а по плечам рассыпались темно-рыжие волосы. У

нее трогательная ямочка на подбородке, а синие глаза смотрят весело, задорно. Между счастливыми родителями, сияя улыбкой, такой

необыкновенной, какая бывает только у детей, девочка с такими же синими

как у матери глазами, и такой же умильной ямочкой на узком подбородке.

Выбеленные солнцем волосы у нее заплетены в косички, обвязанные

желтыми ленточками. Такая солнечная, летняя фотография. Счастливая.

- Они красивые, - шепнула я. – Твоя жена и дочь.

- Жена – Джина, а дочка Амелия, - Джордж все так же смотрел вперед, не

отрывая взгляда от маленького кусочка счастья на матовой бумаге.

- У нее глаза мамины, а нос твой.

- Да…. Джина всегда в шутку ворчала, что мы с ней неправильно слепили

нашу девочку. Нос должен был быть ее, а глаза мои. Говорила, что для

маленькой девочки мой нос слишком длинный. Еще шутила, что если у нас

вдруг родится мальчик, то наверняка с моими глазами и ее миниатюрным

носиком, - он горько усмехнулся, и так сильно сжал руки в кулаки, что

показалось, будто я слышу, как трещат фаланги пальцев от напряжения.

Никогда мне так не хотелось убежать, как сейчас, но я все-таки подавила в

себе это трусливое желание, чуть ближе подвинувшись к мужчине. Слушала

его тяжелое дыхание и смотрела на фотографии. Вот беззубый карапуз тянет

измазанные в каше ручки к папе, щедро украшая его манкой. Девочка в

форме для верховой езды показывает камере медаль за первое место. Все в

той же форме она сидит у гордого за своего ребенка отца на плечах. Амелия

верхом на лошади. Амелия с мамой. Амелия в школе среди своих

одноклассников. Амелия задувает свечи. Амелия…

- Она очень любила лошадей. Каталась с 5 лет. Это моя идея была –

отправить ее заниматься верховой ездой. Мы тогда разгребали старые вещи, среди которых была стопка журналов, а там статьи всякие о скачках, - дед

Джины в свое время увлекался. И у нее так загорелись глазки, когда она

увидела этих удивительных животных, что я сразу понял, это ее. Для нее не

было большего счастья, чем отправится на тренировку или конную прогулку.

В то время, как другие девочки ее возраста капризничали и требовали новое

платьице или куклу, она, скромно потупив глазки, подходила ко мне и

говорила: папочка, если вдруг будет возможность, то купи мне, пожалуйста, новое седло. А то это натирает Зимнему спину. Это она у мамы научилась

так просить. Вон, в первом ряду, справа, самая крайняя, фотография, где у

Амелии волосы в хвостик убраны. Она сделана незадолго до… Это

случилось накануне ее дня рождения. Мы по сложившейся традиции

отправились на конную прогулку. Ее любимец приболел, и тренер дал

другого коня. Помоложе, но он, казался, таким спокойным, даже

флегматичным, как будто выпил ведро валерьянки. Мы уже были на лесных

тропинках, когда дорогу перебежал олень. И ее конь вдруг перепугался и

понес. А я за ними не поспевал. Казалось, что несусь во весь опор, но когда

они скрылись за поворотом, понял, что не успеваю, опаздываю. И я опоздал.

Буквально на секунду, но опоздал. Девочка моя…, она не удержалась в седле,

- он умолк, шумно вздыхая, и переводя дыхание. Он мог не продолжать, я

уже поняла, что произошло, но он все равно продолжил. Не для меня. Для

себя.

- Врачи быстро приехали, забрали ее в больницу. Постановили перелом

шейных позвонков, сотрясение мозга. Внутреннее кровотечение. Она умерла

во сне, теплой июньской ночью, в свой день рождения. В двеннадцать лет.

Год назад. Джина не разговаривала со мной с той ночи. А спустя две недели

после похорон, она собрала вещи и уехала. Она сказала мне только одно

слово, перед тем как уйти. Она прошептала: ненавижу. Одними губами. Но я

четко услышал каждую букву. А Амелия…. Знаешь, она еще очень любила

фиалки. Казалось, ну что такого можно найти в фиалках? Цветы как цветы. А

я ей нравилось на них смотреть по ночам. Вот они больше не цветут. А

цвели…

Что я могла ему сказать? Сомневаюсь, что он нуждался в моих словах

искреннего сочувствия. Никакими словами не заглушить этой боли. Время

вокруг замерло. Казалось, что даже пламя свечей больше не дрожит от

легкого сквозняка. И он не выдержал. Я слышала сдавленные глухие

рыдания, и протяжные стоны сквозь упрямо стиснутые зубы. Нет, никаких

скупых мужских слез. И это было страшно. Очень страшно. Страшнее, чем

проснуться в больнице, смотреть на родную мать и не узнавать ее. И не

помнить, кто ты. Я ничего не могла сказать, но это не значит, что я ничего не

могла сделать. Я крепко обняла его, понимая, что мое присутствие, мое тепло

– это единственное, что я сейчас могу дать ему. Джордж не оттолкнул, напротив, развернулся, уткнувшись носом мне в плечо, и тесно сжал, до боли

в ребрах. Я ничего не говорила, только гладила его по спине. И я как будто

забирала у него эту боль, пусть немного, но чувствовала, как остро колет

сердце. И чувствовала себя как лист бумаги, который рвут пополам. Все

сознание уплыло, завязло в воске тающих свечей. Осталась только моя душа, пытающаяся хоть как-то согреть его иссохшую, уставшую. Он плакал, и я

плакала вместе с ним. Это не стыдно. Это необходимо. Как будто через эти

соленые обжигающую кожу потоки уходило все плохое, вся эта боль и

ощущение вины, безжалостное и грызущее. И я только надеялась, что ему

действительно будет не так больно. Мы просидели в обнимку до восхода

солнца. Он больше не дрожал, не плакал и не повторял ее имя, только горячо

дышал мне в плечо. А потом прошептал: Спасибо. Едва слышно, но я

почувствовала, как дрогнули его губы на моей коже, и поняла каждую букву.

Море волнуется раз.

Она падает на кровать, так что ее длинное темно-синее платье

задирается до бедер. И через тонкую ткань телесных колгот можно

увидеть белый треугольник трусиков. Ему нравилось, когда она носила

простое белое белье, в этом было что-то такое, сродни самовыражению. А

она ненавидит платья и колготки. Но ради него выдержит и первое, и

второе. Она заразительно смеется, задирая уставшие ноги кверху, и

перебирая ими в воздухе, словно катаясь на невидимом велосипеде. И

говорит, что так вымоталась, что у нее даже нет сил, чтобы встать, раздеться и смыть косметику. Не говоря уж о том, чтобы доползти до

душа. И спать она будет в чем есть. И когда он с утра проснется, и увидит

помятое после бурного вечера лицо, и осыпавшиеся уголечки туши и

размазавшегося карандаша, то решит, что провел ночь с дешевой портовой

шлюхой. Он улыбается в ответ, и так, и не совладав с ремнем на брюках, падает рядом. И говорит, что даже если он так и решит, то все равно, для

него она будет бесценной шлюхой. И вообще, он тоже выдохся, и спать

будет в полурасстегнутой рубашке и брюках. Он со смешком ругает

ременную пряжку, проклиная коварных производителей мужской одежды.

Она загадочно улыбается и тянет ручки к ремню. Главное, это практика, с

умным видом сообщает она, а то привык, что за него всего делают. Он

подтягивается к ней поближе, к раскрасневшемуся от шампанского и вина

лицу, убирает за ушко непослушный золотистый локон и тихонько

выдыхает в шею, что вероятно на нее у него немножечко сил осталось.

Ему нравится смотреть, как она спит. Она так по-детски

посапывает, и частенько подкладывает ладошку под пухлую щечку. И так

трогательно и беззащитно выглядывает из-под одеяла ножка в шерстяном

носочке, который он предусмотрительно надел на нее перед сном. У нее во

сне подрагивают ресницы, и черная пыльца туши осыпается на кожу под

глазами. Я угольная королева, шутит она по утрам, рассматривая себя в

зеркале, и ругаясь сквозь зубы на забывчивость и лень. Она так часто

забывает смыть косметику вечером. У нее во сне капризно надуваются

губы, и она похожа на фарфоровую куколку. Немного порочную, из-за за

осыпавшейся туши и размазанного карандаша. Он усмехается в кулак, вспоминая, что она говорила ему вечером. Дешевая портовая шлюха. Для

него бесценная. Она иногда морщит носик, если ей снится что-то

неприятное. И тогда он с нежностью проводит теплой рукой по круглому

личику, и морщинки на нем тут же разглаживаются. И губы

растягиваются в довольной улыбке. Она ведь уже давно не спит, притворяется. Она знает, как он любит смотреть на нее, спящую, беззащитную. И когда его лицо совсем близко, она распахивает голубые

спросонья глаза и шепчет в охотно подставленные губы: я люблю тебя.

***

- Джулай…. Джул, проснись…

Ну чтоб вас всех, кто так не во время меня будит. Такой сон, и, кажется, что

на этот раз я все-таки разглядела черты лица парня, но нет. Я пытаюсь

восстановить в голове его образ, но ничего не получается. Все размыто и

затуманено, как будто кто баловался с блюром. Я уже не первый раз вижу

подобные сны. Или воспоминания? Я словно наблюдаю за собой со стороны.

Вижу себя под одеялом, и даже ощущаю его тепло. Это вроде бы я. И вроде

не я. Я выгляжу такой беззаботной, счастливой. У нее, девушки из сна, волосы золотистые, чуть ниже плеч, и несколько нераспустившихся локонов

шаловливо щекочут нос и уши. У нее кожа не такая бледная, как у меня, и в

свете солнца она кажется нежно-персиковой. И на какое-то мгновение я могу

видеть ее глазами. Голубыми как у меня. Но все равно не могу увидеть лица

парня, которому так искренне мои губы шепчут «люблю».

- Джула-а-й, - навязчивое тормошение меня за плечо продолжилось. Я

неуклюже отмахнулась, потирая глаза.

- Мммм, Джун, какого черта, а?

- Это Джордж, - наконец-то услышала я знакомые нотки в голосе, а затем и

увидела воочию заинтересовавшееся лицо хозяина дома. – Кто такой Джун?

- Одна надоедливая галлюцинация, - ворчливо буркнула я, натягивая одеяло

до самого носа. – А… что-то случилось?

- Нет-нет. Просто не могу уснуть. Надеялся, что, и ты не спишь. Прости, что

разбудил.

- Да ничего страшного. Ты поговорить хотел?

- Не совсем…. Я останусь у тебя, ты не против?

В темноте было бессмысленно сверлить мужчину недоумевающим взглядом

и, в конце концов…

- Это все-таки твоя спальня.

Джордж без лишних вопросов нырнул под одеяло, устроившись на краю.

Хотя, на краю, это, конечно, весьма деликатно сказано. Кровать явно была

рассчитана либо на вольготное возлежание в гордом одиночестве, либо на

тесное обнимание жарких любовников. Первый вариант больше не

рассматривался, а для второго компания подобралась не та. Впрочем, под

одеялом температура явно поднялась. Тело Джорджа пылало как печка в

морозный день. И когда он успел так разогреться? Бегал что ли…. Главное, чтобы Джун сейчас не появился! Он ведь потом засыплет меня дурацкими

вопросами и достанет своими шуточками. И вот надо же, стоило подумать об

ангеле, как я тут же почувствовала неловкость. Черт, а вправду, что он обо

мне подумает? Стоп. Какая разница!? И мы ведь всего лишь спим вместе.

Просто спим. Я беспокойно легла на бок, оказавшись спиной к мужчине, и

тут же его широкая ладонь оказалась на моей талии. Ну, подумаешь рука.

Может, он просто привык так спать. Он ведь спит!? Я затаилась, прислушиваюсь к ровному дыханию мужчины. Кажется, спит. Даже

посапывает легонько. И что я так разнервничалась? Приснилось ему что-то, вот и приник. Черт, Джул! Он же мужчина, а не маленький ребенок. Борьба с

самой собой продолжается - судя по всему, я сделала еще один шаг на пути к

сумасшествию. Хотя, разве наличие персонального ангела-хранителя не

финишная прямая? Так все! Заканчиваем с этой паранойей, и баиньки. Я

повернулась на другой бок и оказалась нос к носу с Джорджем. На улице уже

светало, занавески я не задергивала, так что хорошо видела широко открытые

глаза мужчины. И я уже догадывалась, что сейчас случится, через секунду-

другую, - женская интуиция – великая вещь. Хотя Джордж не стал ждать и

сразу прижался к моим губам, руками обхватив мою голову. Это было

классно. Наверное, я что-то подобное испытывала в прошлом, потому что

тело-то мое откликнулось с радостью, в отличие от опешившего мозга.

Непередаваемо восхитительно прижиматься к его сильному горячему телу, и

чувствовать, как колотиться его сердце. Но…. Не знаю откуда, но у меня

появилось ощущение, что так обнимал, так целовал он любимую женщину. И

я не она. Я оттолкнула его.

- Джордж, ты что делаешь?

- Целую тебя, - он улыбнулся, видимо, пытаясь ослепить меня блеском

начищенных зубов, и снова притянуть поближе к себе, но я очень вежливо

отодвинулась, убрав его руки.

- Допустим. Признаю, что вопрос не совсем точно поставлен. Перефразирую: зачем?

- Я хочу тебя.

Так, хватит. Надоело. Я нащупала включатель ночника, и мягкий свет озарил

изголовье кровати.

- Мне, конечно, лестно. Особенно учитывая мое состояние после аварии, но

все-таки задам вопрос еще раз: почему? «Хочу тебя» - это не ответ. Тело-то

может и хочет. Понимаю, что разум спит, но добудись до него, пожалуйста.

Джордж приподнялся на локтях, с удивлением всматриваясь в мое лицо, пытаясь понять: шучу я или нет. Но за этот месяц мы неплохо друг друга

узнали – я не шутила, и он это понял.

- Ты мне нравишься, - спокойно ответил он, даже не отводя взгляда.

Согласна, может я ему и нравлюсь, но это ведь не повод заниматься сексом.

- Ага, - я кивнула головой, откидывая одеяло, и встала с кровати. Пол

холодил босые ноги, но оно и к лучшему, потому что я поняла, что начинаю

злиться. Я прошлась до двери, вернулась обратно и подняла на мужчину

пристальный взгляд уже окончательно проснувшихся глаз. – Ну и как часто

это бывает?

- Что? – недоуменно переспросил Джордж, сделав вид, что не понял.

Получилось вполне искренне, но я очень строгий критик.

- Как часто ты приглашаешь девушек погостить у себя дома? – я уже давно

начала догадываться, но окончательно поняла только сейчас. Было

множество мелких деталей, мозоливших глаза, но я старалась не придавать

им особого значения. Какие-то женские вещи, немного косметики, которую я

нашла в тумбочке спальни, всякие шампуни и гели, явно женские. Я решила

не спрашивать, ну мало ли, может жена не все забрала. Оказывается, нет.

Первое мнение было верным.

- Не понимаю, о чем ты.

- Угу, я вижу. А, какого черта! Скажи-ка, разве мы можем заменить ее?

- Кого?

- Джину, Джордж! Твою жену! Перестань косить под дурачка. Ты взрослый

мужик. В конце концов, тебе это не идет.

Он безразлично пожал плечами, повернувшись ко мне спиной. Ну, если он

хотел меня разозлить, то достиг своей цели!

- Тебе стыдно признать, что тебе жены не достает больше, чем ребенка! Да?!

Отвечай, черт побери! Сколько девушек перебывало в этой постели за год, а?

Лишь потому, что тебе так ее не хватает! Ты хоть раз ей позво…

- Да! – Джордж вскочил с кровати, уставившись на меня ненавидящим

взглядом. Допекла. – Я звонил ей! Сотни, тысячи раз! Она не брала трубку! Я

посылал ей письма и цветы, но она никогда не отвечала! Я даже подал

заявление на развод, но она и на это не среагировала! Ей все равно! Я для нее

умер вместе с дочерью.

Я собиралась наступать дальше, но, вдруг, почувствовала успокаивающее

тепло, медленно разливающееся по телу. Это был Джун. Дух противоречия

настаивал на том, что он как всегда не вовремя. Но это было не так, он был

мне сейчас очень нужен. «Посмотри на него». Джордж устало сел обратно, у

него тряслись руки, и мелко дрожали губы. И то, что я приняла за ненависть, ею не являлась. Эта была боль, и столько боли в его глазах я не видела даже в

ту ночь, когда сидела с ним в комнате Амелии. Он боялся признать, что без

жены ему приходится куда тяжелее, чем без дочки. Ему казалось это

неправильным. «Джул, я видел его. Я был у нее. Она без него умирает. И ей

так же тяжело признать, что она не может без него, как и он без нее. Скажи

ему это, скажи». Я обошла кровать, присев рядом с мужчиной, и чувствовала, как от него волнами исходит бессильная ненависть. Он ненавидит, что

чувство любви к жене у него прикрывается стыдом. Ненавидит меня за то, что я так грубо все разворошила, ткнула грязной палкой в открытую рану.

Ненавидит свою жену, за то, что она его бросила. Ненавидит врачей, которые

не смогли спасти жизнь его ребенка. Ненавидит этот дом, в котором каждый

уголок наполнен воспоминаниями. Но больше всего, он ненавидит себя.

- Ей тяжело без тебя, Джордж. Она ненавидит себя так же сильно, как ты

себя. Она так сильно любит тебя, что боится быть рядом. Ты ей нужен, Джордж. А она тебе. Вы нужны друг другу.

- Откуда…как..

- Я все-таки женщина. Бестолковая, конечно, но женщина, и не лишена

интуиции. Все эти вещи, которые ты покупаешь на ярмарке – ты покупаешь

их для нее. Вечера на веранде – вы всегда проводили их вместе. Крендельки с

корицей – ты готовишь их для нее! Ты ведь ненавидишь корицу, я же видела, как ты морщился, но ел. Ты должен пойти к ней.

- Я боюсь, она не примет меня. Не простит, - его голос звучал глухо, будто

его накрыли скорлупой. Впрочем, так оно и было. Он все это время был в

скорлупе, надеясь, что это броня его защитит.

- Ей не за что тебя прощать. Она тоже боится. Но, прошу, сделай первый шаг.

Ты ведь любишь ее. Твоя любовь куда сильнее этой твоей брони. Понимаю, что говорю очевидные вещи, но любовь творит чудеса. Должна. Иначе, зачем

ее тогда вообще придумали?

Он снова поцеловал меня. Но уже по-другому. По-отечески, в лоб.

- Ты замечательный человечек, Джулай.

- Да ладно тебе, - я коротко хихикнула. – Я пью, курю, ругаюсь матом и

обожаю азартные игры.

- А еще ты мухлюешь.

- Ну, куда без этого-то.

Он рассмеялся вместе со мной, и мы так долго смеялись вместе, пожалуй, немного истерически, и наши тела содрогались от хохота в унисон. А потому

он вдруг промолчал, и посмотрев мне в глаза, сказал:

- Спасибо.

- Ты мой должник, - ответила я, шутливо пихнув его в плечо.

- Должник? – брови Джорджа наигранно-возмущенно вскинулись вверх. –

Прожорливость твоего молодого организма и любовь к моим пирожкам

лишили меня прибыли на целый месяц. Так что, кто еще, чей должник!

Я прыснула, облокотившись на него. Мы сидели, обнявшись как две сиротки, приютившееся в узкой кишке между домами, потому что туда не залетала

метель. Слушали, как комната наполняется птичьим пением вперемешку с

работающей через раз соседской газонокосилкой. Смотрели, как встает

солнце. Встречали наш рассвет.

- Джордж…

- М?

- Они зацветут. Фиалки, они обязательно зацветут. Ты не забывай их

поливать.

***

Тук-тук. Тук-тук.

- Знаешь, я обожаю поезда! Хорошо, что ты выбрала поездку на поезде.

Автобусные поездки – это утомительно и скучно. Ни черта не весело!

Я растерянно кивнула. А Джун продолжал тараторить словно неисправный

пулемет, и я лишь изредка поддакивала, когда слышала вопросительные

интонации в его голосе. Правда, на этот раз его трескотня меня совсем не

раздражала.

- В поезде можно завести кучу полезных знакомств! В автобусе – сложнее.

Даже, по-моему, в самолете сложно. Там нет этой очаровательной

обстановки интимности и загадочности, как бывает пустом купе, когда ты не

знаешь, кто к тебе подсядет. То ли отец семейства, ждущий встречи с семьей

после долгой командировки, то ли одинокая болтливая дама в возрасте. То ли

интеллигент, то ли … хм… компания пьяных парней. Думаешь, он поедет к

ней? – наконец-то перевел тему ангел, понимая, о чем я все это время думала.

Просто пытался как-то отвлечь.

- Не знаю…. Я думаю, может, мне не стоило так уезжать, а? Не

попрощавшись…

- Ты уже сделала свой выбор, девочка моя. К чему переживать и думать, а

что если. В любом случае, ты поступила так, как считала нужным. Ему

нужно было остаться одному, подумать. И я горжусь тобой, Джул. Ты очень

помогла ему.

- Да ну, - я раздраженно отмахнулась. – Тоже мне «помогла». Сплошная

болтология! Это ведь ты был у его жены. Без тебя у меня ничего не

получилось бы…. Эй! Что не так?

Джун как-то уж очень подозрительно отвел взгляд, сделав вид, что очень

заинтересован медленно ползущей мухой на потолке. Угу, конечно. Муха, муха на потолке! И как она там держится своими маленькими лапками!?

Хаха.

- Джун!

- Ну… как тебе сказать…. Я очень рад, что я субстанция бестелесная…

- Джун!!

- Потому что боюсь, что ты сейчас в меня чем-нибудь тяжелым кинешь.

Видишь ли, я сорвал.

- Прекрати надо мной…. Ты что!? – от изумления я выронила на пол круто

сваренное яйцо, которое до этого все вертела в руках, так как не была

уверена, правильно ли я его сварила. И хорошо, потому что все-таки яйцо я

не доварила.

- Соврал. Я не был у его жены. Чур, яйцами своими недоваренными не

кидаться!

- Да, какой уж там.., - я брезгливо подпихнула разбитые останки яйца под

сидение. Покойся с миром. – Ты же ангел! Разве ты можешь врать?

- Как видишь. Пойми, ты была зла, растеряна, тебе нужна была помощь.

- И ты соврал!? Это, что, лучшее, до чего ты додумался?

- Ему нужен был толчок, чтобы понять.

- Черт возьми, Джун! Ты понимаешь, что натворил!? Он же уверен, что она

его ждет и любит! А вдруг она уже давным-давно забылась в объятиях

какого-нибудь красавца!

- Ты сама-то в это веришь, мисс интуиция?

- Хм…нет. Так вот почему ты поддержал идею моего незамедлительного

неожиданного отъезда? Джун, ты …

- Прекрасный и уникальный ангел-хранитель. Спасибо, я знаю. Пойми, я не

имею права вмешиваться в чужую судьбу, подглядывать за кем-то. Я бываю

только там, где ты. Но я уверен, что они нужны друг другу.

- Достоверная информация сверху? – ехидно поинтересовалась я, не

удержавшись от этой маленькой колкости.

- Интуиция.

- Ха, не смеши меня. У мужчин не бывает интуиции.

- Я ангел, а не мужчина, - с заметным сожалением вздохнул Джун, уставившись в окно. Ветер из открытой форточки трепал его черные волосы.

Точь-в-точь, как у незнакомца из моего сна. Но, конечно, это всего лишь

эффект «живого» присутствия. Я помню.

- Джун, а когда ты был … человеком, у тебя была девушка?

- Да.

- Красивая?

- Для меня – самая красивая.

- А она сейчас…

- Она жива, если ты об этом.

- Как думаешь, она тоскует по тебе?

- Наверное. Может быть, позже, когда ты будешь готова, я вас познакомлю.

Кстати, твой отъезд для Джорджа не был таким уж неожиданным, - он так

ловко перевел тему, что я даже не успела спросить, что значит «когда я буду

готова». Профессионал, блин. Я с интересом воззрилась на ангела, ожидая

продолжения. – В рюкзак загляни.

Два раза мне повторять не надо. Я с энтузиазмом выгребла оттуда все

содержимое, пока не наткнулась на нужное, то, что сюда явно положила не я.

Два конверта, сверток, в котором я тотчас опознала знаменитые крендельки

Джорджа и плюшки с пирожками, и шляпа. Та самая соломенная шляпка, на

которую я пожалела денег во время прогулки по блошиному рынку. В одном

конверте оказалась внушительная пачка денег, в другом – письмо, исписанное мелким, но очень понятным и аккуратным, чуть ли не

каллиграфическим почерком. Мне даже завидно стало, я писала хуже, чем

пьяная курица сломанной лапой.

«Ну, не мог я позволить тебе уехать без припасов. Ты, наверняка, взяла

только парочку вареных яиц, и то уверен, что ты их не доварила, да термос с

чаем. Так что, пока ты спала и грезила о своем «побеге», я позволил себе

пополнить твои скудные запасы, и переложить вещи поаккуратнее. В другом

конверте ты найдешь еще кое-что: не очень съедобное, но нужное. Зелень

полезна растущему организму. (Я возмущенно фыркнула. Если на яйцах я

еще смогла промолчать, то тут уж не стерпела! Джордж все это время

пытался дать мне денег на дорогу и прочие нужды, но я каждый раз

отказывалась. А он все-таки нашел способ! Что за мужчины меня окружают?

Коварные, так и норовят обмануть одинокую девушку!) Ты сейчас, наверняка, возмущенно фыркаешь и грозно хмуришь брови. Но бесполезно.

Мне все-таки удалось тебя обмануть. А в жизни это умение важнее, чем в

картах. Учись, мелкая. Но, в самом деле, что я хожу вокруг да около.

Спасибо тебе. То, что ты сделала, это очень важно. Ты здорово меня

встряхнула. Дала старику пинка пониже спины.

Не знаю, насколько тебе это поможет, но во сне ты часто повторяешь одно

имя. Джун. Не знаю, кто это, может та самая надоедливая галлюцинация, но

мне, кажется, это отличный парень. (Отличный парень надо мною зубасто

оскалился.) Удачи тебе, девушка с проблемами. Надеюсь, твоя гулящая

память к тебе вернется.

Джордж.

P.S. Здесь адрес моей хорошей подруги. Она живет как раз по пути

намеченного нами маршрута. Она с удовольствием разрешит тебе погостить

у нее».

- Ну и что ты ухмыляешься, «отличный парень»?

- «Коварные, так и норовят обмануть одинокую девушку!», - процитировал

мне Джун мои же мысли. – Ну, что ты поедешь к этой миссис… Ризи?

Я сложила письмо, убрав его в конверт. Выудила из свертка аппетитную

плюшку. С корицей, естественно. И прежде, чем отправить в рот, ответила:

- Нет, конечно.

- Я и не сомневался. Ты никогда не слушаешь умных людей. Кстати, когда ты

сказала «не забывай поливать их», ты имела в виду какую-то метафору?

- Нет, - с набитым ртом ответила я. – Он действительно забыл, что их нужно

поливать.

Часть 2.

Июль: Банановое настроение.

***

- А чем тебе это не нравится? Курьер, 3-4 выезда в день, оплата ежедневная

- Ты слишком рассеянная для такой работы. К тому же оплата….

- А что? На еду хватает и ладно.

- А жить ты, где собираешься? – Джун скептически поднял бровь. Только у

него из всех моих знакомых получалось так поднимать бровь, чтобы на лице

отражался поразительный скептицизм, от которого меня тот час бросало в

краску.

- Ну…

- Вот именно, ну! Ты рассчитывай, исходя из жилья, которое выбрала. М-да, и чтобы ты без меня делала?

Отвечать на эту колкость я не стала. Во-первых, бессмысленно, у него все

равно гораздо лучше получается подкалывать меня, чем мне его, а во-вторых, настроение, которое совсем недавно было волшебным и приподнятым, резко

упало. Джун просто мастак по части понижения моего настроения.

- Тогда вот есть официантка…

- Нет, - ангел опять нагло меня прервал. Как бы выбить из него эту

идиотскую привычку. - Ты не бурчи про себя, а слушай умных людей.

Честно, без обид, но эта работа требует аккуратности и приветливости. Если

первое в тебя хоть иногда присутствует, то вот второе зависит только от

твоего настроения. Короче, ни один работодатель не будет счастлив твоему

переменчивому настроению и терпеть, как страдают клиенты, даже если они

и в чем-то и провинились. И с твой грациозностью ты обязательно выльешь

кому-нибудь кофе на…. Ну, в общем, неприятно будет.

- Посудомойщица, - уже совсем без энтузиазма продолжила я. Ну, что у меня

за ангел такой?? Они должны быть светлые, добрые и постоянно

подбадривать своего подопечного. А у меня ощущение, что Джун пытается

довести меня до греха.

- Перебьешь все тарелки. Ты только вспомни, сколько ты чашек у Джорджа

перебила!

- Выгул собак?

- Ты постоянно смотришь по сторонам, они обязательно от тебя убегут.

Представляешь, доверят тебе какую-нибудь маленькую трогательную

недособачку, а та потеряется. Ты потом несколько лет отрабатывать будешь!

- Повар?

- Хаха.

- Продавщица?

- Ты…

- Все, заткнись! – ни в чем неповинная газета полетела в Джуна. Я целила в

глаз, и возможно, будь, парень человеком, то наверняка бы попала, куда

кидала, а так потрепанная газетенка пролетела насквозь, побеспокоив сон

какого-то бродяги, примостившегося рядом. – Вместо того чтобы

критиковать, лучше бы предложил что-нибудь толковое, раз уж ты такой

умный.

- Я бы и предложил, но ты ведь мне слово не даешь вставить, - скромно

потупив глазки, сообщил мой хранитель. Издевается скотина. Моему

возмущению не было предела, но спорить с Джуном бесполезно – только

время тратить, так что я попросту раздраженно махнула, мол, валяй, выкладывай свои гениальные идеи.

- Вот, слушай, - парень выудил из кармана скомканное объявление, и

проникновенно, с расстановкой и выражением стал зачитывать. – Требуется

наборщица. Оплата договорная. Жилье (комната со всеми удобствами) и

питание предоставляется бесплатно. Жилье располагается по месту работы.

Требования: ж., от 18 до 25 лет, образование неважно, не замужем, без детей, внимательная, усидчивая, с творческим мышлением, умеющая слушать. За

подробной информацией обращаться по адресу такому-то к мистеру В.Г.

Труфаторри. Ты, конечно, не шибко внимательная и усидчивая, но в целом

нам подходит. По-моему, просто идеальное предложение.

- И ты после этого называешь себя умным человеком? – я фыркнула, вложив

в этот звук максимум презрения и скептицизма. – Боже мой, Джун нельзя

быть таким наивным. Это же развод чистой воды! Наверняка, это мистер В.Г.

Труфаторри какой-нибудь извращенец. Молодая, не замужем, без детей, он

бы еще сироту написал! Типа, чтобы потом никто не искал хладный труп

дурочки, которая на это купится. Питание и жилье бесплатно, комната с

удобствами. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

- Хм, и откуда в тебе столько недоверия к людям?

- Ты спятил? Забыл, в каком веке мы живем?

- Спокойно, дитя мое. Я бы не стал предлагать тебе, если бы у меня были

сомнения по поводу работодателя. Я более, чем уверен, что этот В.Г.

довольно милый старичок, может немного ворчливый, но уж точно не

извращенец. А девушка ему нужна для набора текста, которой, скорее всего, является мемуарами. Сам он не может, т.к. артрит не позволяет ему

пользоваться печатной машинкой, а с современной техникой он не дружит, и

его внук слишком непоседлив, чтобы заниматься такой работой.

- Ну и откуда такая информация? Опять твой знаменитая интуиция или ты

просто наведывался уже туда?

- Я уже говорил, что бываю только там, где была ты. Так что – да, это моя

потрясающая, великолепная интуиция.

- Слушай, а ты уверен, что ты ангел? Может ты все-таки демон?

- Не отвлекайся от темы. Ну что, идем?

- Вот даже не знаю, стоит ли мне довериться твоей хваленой интуиции?

- Да ладно, не ломайся, Джул. Ну, что тебе стоит? Ты ведь ничего не

теряешь!

- Угу, конечно. Кроме своей жизни, конечно, если это все-таки маньяк-

извращенец.

- Жду твоего решения.

Черт, любопытство меня все-таки погубит. Не сейчас, так попозже.

***

Дом, в котором проживал В.Г., вовсе не походил на жилище маньяка-

извращенца. Он в принципе ничем не отличался от домиков, стоящих по

соседству. Небольшой, двухэтажный, зеленый газончик, ухоженные клумбы.

Ну, в общем-то, дом как дом. Уютный, но ничем особо не отличающийся от

остальных. О, чем, конечно, Джун не преминул мне сообщить.

- И ты все еще думаешь, что этот В.Г. – извращенец?

- Между прочим, очень многие маньяки были социально адаптированными

личностями. И прекрасно умели уживаться с другими людьми. Теодор Банди, например, был симпатичный интересный мужчина….

- Угу, интересный, в том смысле, что убивал женщин? Да, ладно тебе, я же

вижу смущение и смятение на твоем лице. Ты уже не так уверена в своем

скоропалительном решении, да?

- Изыди демон. И прекращай читать мои мысли. По-крайней мере, не делай

это так явно.

- Слушаюсь и повинуюсь, госпожа, - ангел отвесил мне шутовской поклон, а

вот глаза его хитро блестели. Ага, сейчас, слушается и повинуется он.

Наоборот, только углубился в чтение моих мыслей. И чего он там найти

пытается?

- Да ты права. Чего там искать? Пусто…

- Джун!

- Ладно-ладно, буду паинькой. Так ты соберешься уже или пытаешься

составить психологический портрет обитателей по виду дома? Заодно дашь

характеристику всему району.

- Уже стучусь.

На какое-то мгновение моя рука нерешительно застыла напротив молочно-

белого дерева, а потом все-таки сжалась в кулак и тихонько постучала три

раза.

- Еще тише. Чтобы уж точно подумали, что это птицы скучают. Джулай, тут

есть звонок. Для особо одаренных.

Так спокойно, Джул, спокойно. Он ведь всего лишь шутит. По-дружески. Ох, с каким бы удовольствием я бы так же по-дружески стукнула его. Чертовская

несправедливость. У меня чуть ли не каждый день под ухом это жужжащая

муха, а отплатить ему нечем.

- Рад, что ты это наконец-то признала.

- Господи, да звоню я!

Громкая трель мстительно раздалась по всему дому. За дверью уже

слышались торопливые тяжелые шаги и тихое ругательство, явно

предназначенное звонящему, то есть мне.

- Кто там? – голос принадлежал женщине. Немолодой и явно недовольной.

- Это по поводу объявления.

- Какого такого объявления?

- Мистеру В.Г. Труфаторри требуется наборщица…

Договорить я не успела. Дверь со скрипом открылась, и, я, кстати, вовремя

сделала шаг назад, а то схлопотала бы в лоб. Джун кстати отойти не успел, ему, конечно, все равно. Но я все-таки получила удовольствия, от того, как

скривилось его лицо, когда дверь прошла сквозь него.

- Представьтесь, пожалуйста, - отчеканила открывшая дверь женщина. От ее

одновременно грозного и величественного вида я даже как-то растерялась.

Она напоминала мне тот вид экономок, который я частенько видела в

фильмах. А еще больше она была похожа на Мисс Минчин из фильма

«Маленькая принцесса» - безумно вредная тетка, директриса пансиона для

девочек. Такая же худая, даже, пожалуй, костлявая, и выше меня на

полголовы, а с учетом толстого устойчивого каблука на ее туфлях, и вовсе на

целую голову. Узкое лицо, кожа, которая от явно крашенных каштановых

волос, убранных в пучок, кажется фарфоровой. Строгий взгляд серых глаз, поджатые тонкие губы. Строгий макияж, строгого покроя темно-коричневая

юбка и ванильного цвета блуза. Короче, прилагательное «строгий»

окутывало ее с головы до ног. Под ее внимательным взглядом я как-то

совсем скисла, и, вжав голову в плечи, пропищала:

- Джулай Мунли.

- Я не слышу вас, юная леди.

- Мисс Джулай Мунли, - чуть громче и увереннее произнесла я, неосознанно

распрямляя плечи и показывая осанку (хаха), ответила я.

- Проходите, - женщина снисходительно отошла в сторону, пропуская меня в

дом, и окидывая все таким же снисходительно-презрительным взглядом. Ей-

богу, если эта Снежная Королева не прекратит, я убегу отсюда самым

позорным образом. – Мистер Вито Гаспаро Труфаторри встретит вас в

гостиной. Я провожу вас.

Я робко кивнула головой, покоряясь судьбе. Джун кидал на меня не то

ироничные, не то сочувственные взгляды. В общем, пытался подбодрить. А я

шла вслед за женщиной, практически след в след, настолько проникнувшаяся

ее ореолом строгости, что даже не смела, как обычно, вертеть башкой и

задавать глупые вопросы.

- И славу богу, - раздалось в голове. – Может в кои-то веки сойдешь за

умную.

Нет, все-таки ироничные.

- Присаживайтесь, мисс Мунли. Мистер Труфаторри сейчас подойдет. И

будьте добры, говорите громче, хозяин не очень хорошо слышит.

Я послушно уселась на предложенный мне стул, причем заняв только самый

краюшек. Интересно, эта грымза ушла по своим делам или стоит за дверью

как верный бодигард. Ну, по-крайней мере, мне теперь никто не мешает

оглядеться, как следует.

В моем понимании гостиная – это какое-то большое помещение с

оптимальным количеством мягкой мебели, у кого-то с камином, и

обязательно с телевизором. Эта же гостиная сходилась с моим

представлением только размерами. И вообще больше была похоже то ли на

библиотеку, то ли на приемную комнату как в английских фильмах. Там

собирались мужчины и женщины, кто-то играл на пианино и пел, кто-то

играл в бридж, а остальные были заняты непринужденными разговорами.

Это помещение было какой-то смесью первого и второго, но в целом весьма

уютно. Особенно меня вдохновили огромные стеллажи с книгами, причем

сортированные по писателям и годам. И, кажется, даже по жанру. Да, точно.

Стоило подойти, как я тут же заметила вкладки между книгами: отдел

детективов, отдел языкознания, книги по истории, русская классика, психология. Рука почему-то автоматически потянула к К.Г.Юнгу

«Тавистокские лекции». К.Г. – это, кажется, Карл Густав? И, собственно, почему я это знаю?

- У вас либо хороший вкус, юная леди, либо любопытства сверх меры, -

владелец книжной коллекции подошел так незаметно, что я с трудом

удержалась от того, чтобы подскочить на месте. Впрочем, не выдержка

помогла меня устоять на месте, а страх, намертво приковавший меня к полу, я и поворачивалась очень медленно, как пущенный неуверенной рукой

волчок.

- Добрый день, мистер Труфаторри.

Так вот ты какой «цветочек аленький». Мистер Труфаторри оказался старцем

сухощавого телосложения, одетый в брюки, и жилет на бежевую рубашку.

Впрочем, со старцем я, конечно, загнула. Для своих лет он выглядел вполне

бодро и держался уверенно. Смуглые руки крепко прижаты к телу, и ни

намека на дрожь, какую я частенько замечала у пожилых людей. Карие глаза, пусть уже и порядком выцветшие, не утратили живости, и смотрела прямо, и

я бы даже сказала, с неким озорством и любопытством. Губы полные, улыбающиеся. Да и по многочисленными морщинками, испещрившим лицо

мужчины как паутинка, можно сказать, что в своей жизни он предпочитал

улыбку хмурости. На кончике горбатого носа горделиво восседало пенсне, придающее всему облику важность директора крупной компании, так что и

не подумаешь, что этот человек может быть домоседом.

- Меня зовут…

- Нет, нет, мисс Мунли. Миссис Минчин, мне уже вас представила. Я может

и старый, но память у меня работает лучше у вас, молодых.

Ааа, надо же! Миссис Минчин! Не бывает таких совпадений. Впрочем, эта

миссис все-таки, а не мисс, может и не такая вредина. А вот с памятью

дедуля угадал. У меня-то с ней большие проблемы.

- Ну?

- А?

- Так чего же в вас больше: хорошего вкуса или любопытства? – нет, и этот

туда же. Второго Джуна мне только не хватало, да еще и в качестве

работодателя.

- Если честно, то и того, и того. А если очень честно, то любопытства. Но у

вас действительно классная библиотека.

- Классная…. По-вашему, это значит «хорошая» или «замечательная». Внук

меня иногда просвещается насчет современного сленга. Что ж, присаживайтесь, мисс Мунли. Рассказывайте о себе.

Я ошеломленно присела на свой стул. Черт, еще немного и я действительно

начну верить в мужскую интуицию. По-крайней мере, насчет Джуна я уже

перестаю дальше сомневаться. Интересно, что будет дальше? Вера в

неоспоримую мужскую логику?

- Как я уже говорила, меня зовут Джулай…

- Секундочку, - мужчина прервал меня царственным взмахом руки. - Джулай

– это сокращенно от Джульетты или Джуллианы?

- Нет, просто Джулай.

- Необычно. Что ж, продолжайте.

Джулай – необычно? И это мне говорит человек, которого зовут Вито

Гаспаро?

- Ну, мне 22 года. Не замужем, детей нет.

Искренне на это надеюсь. А то мало ли, может, родители и это от меня

скрывают.

- И я на предпоследнем курсе факультета журналистика Чикагского

Университета,- без запинки, почти скороговоркой протараторила я. Перед

тем как пойти на встречу, мы с Джуном придумали мне историю, хотя по

мне, так можно было и без этого обойтись. В объявлении было четко сказано, что образование не важно.

- Врете, мисс Мунли.

- Почему это? – практически искренне возмутилась я, хотя вот щеки

предательски заалели. М-да, не создана я для вранья. И что за дурацкая

особенность организма – чуть что, сразу в краску!?

- Я старый, и в этом мое преимущество. И зрение, и чутье меня никогда

обманывают, если человек врет.

Вот уж насчет зрения он прав, не знаю, что там с чутьем. Поблекшие карие

глаза, цвета не первый раз заваренного чая, смотрят зорко и цепко, и

внимательно, даже сверх меры внимательно. Ощущение, как будто меня

читают, как книгу. Эх, отпираться бессмысленно. Почему-то я верила, что он

не блефует, а действительно понял, что насчет образования я соврала. И то –

не соврала, а приукрасила. Кто знает, может, я действительно учусь на

журналиста.

- Я подумала, что это выставит меня в более выгодном свете для вас.

- Понимаю. Всегда хочется выглядеть чуть лучше, чем на самом деле есть.

Так, а почему вы уцепились за это объявление? Есть ведь наверняка работа

поинтереснее и поживее, чем наборщица у такого старика как я. Вот, внук

мой по вечерам барменом подрабатывает.

- Для посудомойщицы я слишком неуклюжая, для официантки –

вспыльчивая, для выгула собак – рассеянная. Да и боюсь я их, - шепотом

закончила я. Вот, кстати, интересно, а откуда у меня такой жуткий страх к

собакам? Вот вроде, издали, я ими любуюсь, а стоит подойти им поближе, как меня тут же начинает колотить крупная дрожь. Наверное, это мое

прошлое откликается. Сознание не помнит, а вот в подсознании страх к

собакам засел накрепко.

- Что ж, весьма искренне. Даже очень. А раньше вы кем подрабатывали?

- Эм, честно говоря, никем. В смысле, я не помню. Может, да что уж там, я

наверняка и раньше где-нибудь работала, но проблема в том, что я этого не

помню.

- Эй, если врать ему бессмысленно, то зачем уж все правду выкладывать? –

возмутился в моей голове Джун. Причем, мне кажется, что он возмутился не

моей неожиданной честности, а в том, что пропадает такая гениальная

история, им сочиненная. Нет, лучше я сейчас скажу правду, чем, если потом

повезет, буду завираться и засыплюсь на каком-нибудь простеньком вопросе.

- Когда я говорил, что у меня память лучше, чем у некоторых молодых, я не

думал, что настолько, - задумчиво произнес В.Г., почесав бритую макушку, и

с интересом воззрившись на меня.

- У меня проблема с памятью, мистер Труфаторри

Бровь вскинулась вверх, являя еще большую заинтересованность.

- Амнезия, - коротко пояснила я, уже ожидая кучи вопросов, а потом

сочувственных кивков и печального «сожалею, но вы мне не подходите». Но

этот удивительный дедуля вовсе и не собирался отвечать моим догадкам.

- Что ж, не знание своего прошлого вовсе не значит, что вы мне не

подходите, мисс Мунли. На какой срок вы желаете устроиться?

- На месяц, - на автомате выпалила я, не веря собственному счастью.

- Месяц? Думаю, за месяц мы управимся. Вы быстро печатаете?

- Да.

- Хорошо, вы приняты. Розочка, покажет вам вашу комнату. Думаю, после

обеда, мы может приступить. Вы ведь не против, Джулай?

- Нет…. Но, вы разве не собираетесь подумать, ну, там рассмотреть других

кандидатов, повторное собеседование.

- Что вы, - мужчина с усмешкой скривился, - я далек от этой нудной

бюрократии. К тому же, вы первая кандидатка. И последняя, так как я вас

принимаю.

- А вы уверены…

- Вы хотите меня отговорить, мисс Мунли?

- Нет, - опять-таки, чуть ли перебив мужчину, быстро ответила я. – Просто

очень рада.

- Замечательно. Розочка! Будь добра, покажи мисс Мунли ее комнату.

Я как-то и не сразу поняла, что Розочка – это презрительно смотрящая

миссис Минчин. Ей бы куда больше подошло имя вроде чрезмерно

надменной Гортензии или холодной свистящей Клариссы.

- Джулай, пойдем за мной. Я покажу тебе твою комнату, - женщина мягко

улыбнулась мне, от былого величественного презрения ни осталось и следа.

Ну и дом, а!

- А ты идти не хотела, - усмехнулся Джун, подмигивая мне.

***

«Все началось с бананов.

Мальчишки, разных возрастов и наружностей, но в целом похожие как

взъерошенные драчливые воробьи, вперились жадными взглядами во

фрукты, разложенные на прилавке. Стянуть бы хоть один, но лавочник не

дремлет. Следит, как бы кто из местных сорванцов не лишил его прибыли.

Казалось, что свою лавку Джек Синий Глаз любит больше, чем собственную

жену. Впрочем, стоит сказать в защиту Джека, что любить эту склочную

ворчливую тетку, пусть и сумевшую к 57 годам сохранить следы былой

красоты, было весьма непросто. Единственный пронзительно синий глаз

лавочника осматривал окрестности, и во всем облике его наблюдалась

гордость и величие королей. Джек – король фруктовой лавки. Мальчишки

часто любопытствовали насчет повязки на глазу, а точнее того, что она

прикрывала. Одни говорят, что глаз ему выклевал домашний попугай, и он с

тех пор птиц этих на дух не переносит, и с часовщиком Бертом именно по

этой причине и не разговаривает. Другие говорят, что глаз он потерял еще в

молодости, когда по дурости затесался шестеркой к гангстерам. Соседка из

дома напротив, чудаковатая старая дева, утверждает, что глаз ему жена

когтями проткнула, когда узнала, что Джек скрывает от нее части прибыли. В

любом случае, это повязка придавала весьма интригующий облик лавочнику, и у мальчишек уже за традицию пошло по утрам и вечерам крутиться у

фруктовой лавки. Но стоит отметить, что Джек только по виду был грозен да

жаден. По-крайней мере, хапугой и сволочью его уж точно не назовешь. Если

кому-то из ребятишек и удавалось стащить желанное, то за руку он обычно

не хватал. И крик вслед не пускал, и уж тем более, не грозился расправой, если в следующий раз увидит на своей улице. Детей у него с Генриеттой не

было, так что эти жадные до вкусностей сорванцы заменяли Джеку

собственных. Хотя, конечно, без инцидентов не обходилось. Прибегали

какие-то постарше да понаглее, пытались денег стребовать. Мол, время

неспокойное, район тут опасный, давай мы тебя защищать будем. А если не

защита не нужна, то гони, одноглазый, денег за место. В общем, обложили

старину Джеку со всех сторон: по любому со звонкой монетой и хрустящими

бумажками придется расстаться. Бог их знает, что им шепнул старина

лавочник, но убирались они поспешно и с извинениями. Вот так вот. Воруй, но меру знай. А хамства старина Джек так и вовсе не переносил. Именно

хамства, потому что наглость….»

- Мистер Труфаторри?

- Джулай, мы уже отобедали за одним столом, так что зови меня Вито, -

добродушно откликнулся мужчина, отрываясь от рукописи, и взирая на меня

поверх очков. – Я же не зову тебя Мисс Мунли. И я не такой уж и старый.

- Ну…, - я замялась, не зная, как объяснить, что в принципе, мне он уже

годится в прадедушки, и, несмотря на бодрый вид, он уже ста…. Немолодой.

- Ладно-ладно, не красней. Зови меня дедушка Вито.

Я покраснела еще больше и уставилась в экран монитора, более-менее

защищавшего меня от пристального взгляда «дедушки», забыв, зачем я

собственно оторвала его от чтения.

- Ты что-то хотела спросить?

- А, точно. А что все-таки одноглазый Джек сказал тем бугаям?

- Да, Бог его знает. Я не расслыхал, - и он подмигнул мне, явно намекая, что в

тот момент стоял неподалеку, и мог прекрасно видеть, как лавочник

подзывает к себе молодого наглеца, заставляет его наклониться пониже, и

что-то нашептывает в оттопыренное ухо, и как парниша меняет цвет с

мертвенно бледного на свекольный. И он опять продолжил диктовку под

мерный, едва различимый стук клавиш. И так ярко он повествовал, что

хотелось улечься на живот возле кресла с бархатными подоконниками, и

совсем уж по-детски, опершись головой на ладони, слушать его с открытым

ртом. Но, моя работа заключалась не в этом. И я быстро-быстро набирала

текст, в голове представляя себя среди стаи галдящих мальчишек, с

жадностью взирающих на спелые сладкие фрукты.

«По-крайней мере, району и вездесущим мальчишкам был известен один

наглец, снизыскавший интереса, если не сказать отеческой любви, со

стороны лавочника. И вот как только пробило полдень, сорванцы

выстроились шумной гурьбой у кирпичной стенки, где по ночам торговали

любовью разряженные красотки. По улице, звонко поигрывая металлической

тросточкой, шел высокий молодой человек в щегольски одетой набок шляпе.

В белозубом рту крепко зажата неизменная сигара. Смешливые карие глаза

дружелюбно смотрят на прохожих: кому-то он жмет руку, кому-то дружески

хлопает по плечу или уважительно кивает головой. И перед каждой дамой, не

важно кем она была: городской фифочкой, идущей под руку с дружком, и

посетившей бедняцкий район ради дешевых, но модных побрякушек; или

девчушкой с красными лентами в черных волосах, уже научившаяся

кокетливо строить глазки улюлюкающим мальчишкам; или молоденькой

негритяночкой-служанкой, спешащей с полной корзиной еды, перед каждой

из них он снимал шляпу, обнажая встрепанные густые черные волосы, не

зализанные, несмотря на тогдашнюю моду. Он одет в новый костюмчик, сидящий на нем идеальнее, чем на заключенном наручники, и лакированные

туфли отстукивают, будто подпевая его трости.

- Доброе утро, Фаустино, - радушно улыбается старина Джек, впрочем, не

забыв погрозить кулаком сорванцам, решившим, что раз лавочник занят

разговором, то можно посоревноваться, кто больше фруктов утащит. – Как

всегда вовремя. Как всегда при параде.

- И вам не хворать, Джек, - сигара перекочевала в смуглые пальцы, и полные

губы растянулись в широкой улыбке, обнажая крепкие зубы. – Как поживает

мадам Генриетта?

- Со вчерашнего дня менее сварливой не стала.

- Тогда за сварливость вашей прекрасной Генриетты. Дай ей бог, здоровья

крепкого, а вам еще крепче, - из кармана появляется фляжка, и Фаустино

прикладывается к ней губами, запрокинув голову. Молодой человек бодро

вздрагивает плечами и морщится от удовольствия, подставляя лицо жаркому

солнцу. – Выпьете со мной за здоровье?

- Да ты же знаешь, какая она, моя Генриетта. Нюх почище, чем у собаки.

Если в сейчас хлебну, то вечером услышу, какая я пьянь неблагодарная, последние деньги в кабаке просаживаю.

- Ох, уж эти женщины, - со смешком произносит Фаустино, убирая фляжку

обратно в карман.

- Да, уж тебе ли жаловаться. Да-да, и не улыбайся так. Слыхал я вчера, что

братья Розы тебя искали. Обещали из скальпа твоего шапку на зиму сделать.

- Что ж, удачи им в этом деле, - хитро подмигнул молодой человек, и, наклонившись ближе к Джеку, прошептал. – Что там мои бананы?

- В порядке, то есть исправно продолжают портиться. Скоро уже морозить

буду.

- Замечательно, просто великолепно! За это тоже стоит выпить! – и снова

фляга приникает к губам, и по ним, и по широкому гладко выбритому

подбородку к груди текут прозрачно-коричневые капли. Ладонь щедро

стирает жидкость, а в глазах Фаустино поигрывает бесовские искорки, что

весьма тревожит лавочника.

- Послушай, Фаусто, ты уверен, что это хорошо идея? Как никак, госпожа

Ходецки – дама серьезная, уж про мужа ее молчу! Расколют в момент! А

потом, если повезет, легашам сдадут! Если сразу на дно с камнем на шее не

отправят…

- Не волнуйтесь, Джек. Вам ничего не грозит. Они ведь не знают о нашей с

вами тесной дружбе. Если что, прикрытие я вам всегда устрою.

- Да, я же не за себя переживаю, сынок! А за тебя, - чересчур резко перебил

молодого человека мужчина, устыдившись того, что на самом деле думал о

том, как бы его скромный, но достаточно прибыльный бизнес не пострадал

от задумок этого мальчишки. – Ты ж мне за место сына!

- А за меня тем более волноваться не стоит. У меня все продумано. У меня

все схвачено. До вечера, Джек, - наглая рука прихватила с прилавка гроздь

спелых желтых бананов. Один оставил себе, а остальная гроздь полетела в

сторону замеревших мальчишек. Бананы они, конечно же, поймали. Старина

Джек поворчал для солидности и, снова устремил взгляд пронзительного

синего глаза на горизонт. Опыт подсказывал, что что-то не так в этой

банановой афере».

- Мистер…, - я запнулась, встретившись с внимательными глазами, и быстро

исправилась. В конце концов, он действительно мог бы быть моим дедушкой.

– Вито, а что за банановая афера такая? И как она связана с этой… как ее, ну

вообщем, что там такое с бананами-то?

- Всему свое время, Джулай. Всему свое время.

- А Фаустино это вы?

- С чего ты взяла?

- Ну… Я думала, что…

- Что такие старички, как я, пишут только нудные мемуары об их жизни, дабы опыт прожитых лет хоть чем-то научил молодежь? – он искренне

расхохотался, а я опять залилась краской. Что поделать, я действительно

думала, что это биография. Впрочем, нудной я ее не считала. По-крайней

мере, пока. – Эта книга не обо мне, девочка. И не уверен, что она хоть чему-

то может вас научить. Впрочем, я имею некоторое отношение к событиям, описываемым в этой книге. Фаустино - мой родной брат, которого я не видел

почти 80 лет. Впрочем, Джулай, ты сможешь с ним познакомиться, -

мужчина с трудом встал с кресла и медленной походкой, в которой

чувствовалась усталость, побрел к двери. – Я буду в кабинете, ты поработай

пока чуток без меня. Если вдруг в почерке не разберешься, то обращайся к

миссис Минчин. Если уж она умудряется понять каракули моего врача, то

мой почерк и подавно разберет.

Негромко хлопнула дверь, оставив меня задумчиво чесать макушку. То ли

недавно использованная краска для волос въелась мне в голову, и я резко

потупела, то ли мистер Труффатори действительно решил познакомить меня

со своим братом, с которым и сам не виделся почти 80 лет.

***

Книга меня настолько увлекла, что из-за стола я уходила чуть раньше, под предлогом поработать перед сном. Хотя на самом деле, главной

причиной такого трудового энтузиазма скорее являлось здешнее питание.

Миссис Минчин не только обалденно вкусно готовила, она еще и кормила на

убой. В первый день, во время обеда она еще смотрела на меня с

подозрением, но я успела налопаться шоколадками до этого, так что

практически и не ела. А вот за ужином она умилялась моему аппетиту и со

словами: Ну, наконец-то хоть кто-то в этом доме нормально питается, отправилась за добавкой. Пришлось срочно ретироваться, объяснив, что мне

нужно набрать следующую главу. Хотя я просто уже трещала по швам и

понимала, что отказаться от добавки не смогу, а еще немного и лопну. Джун

предложил отложить запасы за щеки, если я за работой проголодаюсь. Но его

предложение было отметено как неуместное. К тому же, на самом деле я не

работала. Нет, не потому что я ленивая, ну, по-крайней мере я не настолько

ленива. Просто под вечер мои глаза отказывались воспринимать экран

ноутбука. И всячески сопротивлялись, являя мне свой дурной характер. А вот

почерк мистера Труфаторри они воспринимали просто на ура. Забавно, что

человек с таким почерком умудряется на него жаловаться. Если бы он был, скажем, моим ровесником или чуть постарше, то я решила бы, что он

напрашивается на комплимент. Но в таком почтенном возрасте, это, по-

моему, просто смешно. Хотя, кто знает, может, в его семье все писали

каллиграфическим почерком, отсюда и комплексы. Как говорили дядюшка

Зиги, все проблемы из детства. Черт, ну почему моя голова вечно забита

какой-то психологической фигней? Может, я скоро еще и диагнозы начну

всем ставить? В любом случае, человек, увидевший мои каракули, стопроцентно перестал бы переживать из-за своего почерка. Я взобралась на

кровать, поудобнее устроившись на подушках. Рядом, конечно же, устроился

Джун. Кажется, чтение и его увлекло. Потому что в кои-то веки он сидел с

закрытым ртом и не комментировал. Даже не пытался озвучить мои мысли и

выдать что-нибудь очередную, жутко смешную, по его мнению, шуточку.

Даже как-то непривычно.

- Тебе что-то не нравится? – наконец-то не выдержал Джун, уставившись на

мою руку, которая в нерешительности замерла на полуоткрытой рукописи.

- Пытаюсь понять, в чем же подвох.

- О, Господи, Джул! Сколько можно, а?! Что за дурацкая привычка от всех

ожидать подвоха?

- Не упоминай имени Господа своего всуе.

- Чего?

- Ты же ангел. А ты только что согрешил.

- Да с тобой святой старец последним грешником станет. Должны же у меня

быть какие-то послабления. Подумаешь о подвохах перед сном. Открывай

уже!

Я примирительно развела руками. Мне и самой не терпелось продолжить

чтение. Просто я так привыкла к нашим постоянным перебранкам, что, можно сказать, что порой мне их не хватало. А подвох…. Наверное, я просто

жуткая вредина.

- Джул!

- Все-все, читаем.

« - Фаустино, тебя долго не было, - у его матери строгий голос. Она всегда

держит себя в руках, даже когда злиться. Только по ее глазам он мог понять, что же она на самом деле чувствует. Например, когда она злилась, то веки ее

опускались резко, словно железные ставни. А сейчас они опускались

медленно, будто эти движения ей давалось с трудом. Но голос ее был строг и

даже холоден. Бабушка называла ее «ледяной ведьмой» и не гнушалась

пользоваться этим прозвищем при соседках, когда они перемывали косточки

своим невесткам.

- Тебя долго не было, - повторяет мать, складывая руки на груди. Она редко

задавала вопросы. И ему порой казалось, что она знает все-все, и от нее

невозможно ничего не скрыть. По-крайней мере, соврать ей действительно

очень сложно. Она с легкостью отличала ложь и правду. Даже, когда

общалась с незнакомым человеком. Она вообще у него удивительная. Мать

выходит из темной части комнаты, и тускловатый свет мягко подсвечивает

лицо и посеребренные сединой волосы. Она была очень красивой, когда была

молодой. И даже сейчас, по ее морщинам, можно заметить, что тогда она

чаще улыбалась. И все-таки, несмотря на эти морщины, и дряблость кожи и

глаза, затянутые пленкой, она прекрасна. Ничего не смогло сломить ее и

испортить эту прекрасную осанку. Склонить гордую голову на гибкой шее.

Ни иммиграция, ни смерть мужа, ни банкротство, ни эта слепота, поразившая

неожиданно. Как гром средь ясного неба. И, несмотря на этот недуг, она

смотрит прямо в глаза сына, хотя и не знает, как сильно поменялся цвет его

глаз за эти семь лет.

- Я был в городе, - улыбаясь, отвечает молодой человек. – Почему ты не

спишь? Меня опять выдала трость?

- Дело не в твоей трости, Фаустино. Кто еще может приходить в дом посреди

ночи? Только ты. С твоим младшим братом, к счастью, таких проблем нет.

- Ну, Живчик у нас вообще пай-мальчик. Ни то, что я.

В его словах нет ни капли обиды. Он ведь знает, что мать не злится. Она

переживала. В этот раз он пропала на две недели. А ведь скоро ему придется

исчезнуть на куда более длительный срок. Но это не важно. Он вытащит

семью из долгов. Обеспечит матери спокойную старость и будущее

младшего брата. Он уж точно не должен идти его кривой дорожкой. Мать

подходит ближе и суховато обнимает его одной рукой. Свободной она

достает из кармана пиджака колоду карт. Старых, потрепанных, заляпанных

жиром и винными пятнами. Ими еще отец пользовался, когда мальчишкой

был.

- Ты опять играл? – она делает шаг назад, и старые карты зловеще шелестят в

ее тонких пальцах.

- Так немного. Я был очень аккуратен. Не переживай.

- Я знаю, что это отцовские. И что с ними ты никогда не жульничаешь. Но

это ведь ничего не меняет, не так ли? Компания все та же. Просто ставки

стали выше и риск тоже.

- Для человека не азартного и давно не выходившего в свет, ты очень хорошо

разбираешься во всех этих тонкостях. Решила заиметь дополнительный

заработок?

- Прекрати паясничать, Фаустино. Ты уже не ребенок, чтобы отшучиваться.

Ты знаешь, чего может стоить тебе твоя азартность? И не только тебе. Но и

всей нашей семье. Я не дура. И я знаю игроков. И не хочу, чтобы моего

старшего сына нашли с камнем на шее на дне реки.