Часть третья ПОСЛЕДНЕЕ ИЗМЕНЕНИЕ

Глава 10 ОБРЯД ОСВОБОЖДЕНИЯ

Кай спустился в «секретную часть» штаб-квартиры операции «Тропа», отряхивая дождевые капли со шляпы и рукавов плаща.

— Судя по выражению вашего лица, — устало вздохнул Ким, — господин Раковски вновь не почтили нас своим визитом?

Федеральный следователь молча бросил на стол плотный, желтоватого цвета конверт без адреса и марки.

— Вот что я нашел на месте встречи. В том тайнике, куда Манич поместил наше послание. Адресовано это, собственно, вам, Ким — то бишь Рею Яшми. Проверьте эту штуку на вшивость. Этот Лешек уже так доконал меня, что я не верю ничему, что от него исходит.

Ким подхватил конверт — только для того, чтобы тут же передать его Нильсу, который без лишних слов убыл в размещенный в соседней комнате мини-кабинет криминалистической экспертизы.

— Зато у меня есть для вас довольно приятное известие, следователь.

Ким развернул экран дисплея так, чтобы присевшему на подоконник Каю было лучше видно изображение.

— Ваши спутники относительно благополучно добрались до мест обетованных. Те Торговцы Камнями, что подцепили их по дороге, довели всех до Серого монастыря в Восточном ущелье. Это, между прочим, один из главнейших Домов Последнего Изменения. Не по масштабам, а по значению. Одна из резиденций Верховного Посвященного. Как только стало ясно, что они двигаются именно туда, наш с вами куратор — это я про Лиригу — немедленно отбыл в том же направлении. И Верховного Посвященного срочно вызвал — он как-никак в том Доме что-то вроде настоятеля.

— Господи! — вдруг прервал его федеральный следователь.

Он завороженно смотрел в глубину «окна» голографического экрана, где в тот момент один за другим проходили в просвет устроенной в массивной створке ворот калитки усталые, осунувшиеся путники.

— Когда сделана эта съемка? — голосом, ставшим сразу глухим и невыразительным, осведомился Кай.

— Этим утром, — отозвался агент на контракте, бросив взгляд на один из индикаторов панели терминала. — Их там придержат до того момента, как...

— Открутите-ка изображение назад... Секунд на тридцать — сорок, — попросил Кай. — Вот так... Теперь остановите...

— Что-то не так? — спросил из другого угла кабинета Артур, коротавший время в изучении базы данных по контрабандной торговле.

— Не так, — сухо подтвердил федеральный следователь. — Выведите, пожалуйста, на экран резюме вот по этому человеку...

Ким пробежался пальцами по клавиатуре терминала, не отрывая взгляда от изображения на дисплее.

— «Джордж Листер — капитан космоклипера „Ганимед“», — прочитал он выплывшую поверх изображения справку. — Удостоверение личности номер... Лицензия номер...

— Или на белом свете существуют два капитана Джорджа Листера, — сухо прокомментировал эту информацию федеральный следователь, — или кто-то из тех двоих, кого я теперь знаю, — самозванец. Мертвые не воскресают...

Ким продолжал озадаченно смотреть на экран. Потом, не отводя от него взгляда, заметил:

— Это — аксиома, следователь. Конечно, это аксиома... Но только не для таких мест, как Аш-Ларданар...

* * *

Специальный агент (а на время проведения операции «Землеройка» еще и чрезвычайный инспектор) лейтенант Петро Криница был бы полным идиотом, если бы вздумал выдавать себя за коренного обитателя Фронды. Если бы такая дурацкая мысль и взбрела ему в голову, то он ее оттуда выкинул бы напрочь, с часок потолкавшись в реденькой толпе, снующей по центру столицы Самостоятельной Цивилизации. Среди осунувшихся, серых от повседневных забот о хлебе насущном и от постоянной нехватки такового лиц его загорелая и упитанная физиономия выдавала себя с головой. Не способствовал мимикрии под фрондийского гражданина и немалый — под два метра — рост лейтенанта, дополненный вполне соответствующей атлетической комплекцией. Так что единственной «крышей», под которой он мог более-менее естественно смотреться в ходе выполнения порученного ему задания, был облик преуспевающего бизнесмена от спорта, прибывшего на планету, чтобы прицениться к местным рекордсменам на предмет вербовки их в одну из баскетбольных команд, делающих свой бизнес в Тридцати Трех Мирах. Тем более что баскетбол был тем немногим, в чем Криница хорошо разбирался вне рамок оперативной работы в федеральной контрразведке. Боевые искусства как «крыша» не проходили — такой выбор слишком ясно намекал на истинную специальность Петро.

Ну а выбрав такой облик, ничего другого не оставалось, как назначить местом встречи с коллегами бар прославленного скандальными историями своих клиентов ресторана «Активная органика».

Петро не знал даже, каких демонов подозрения пробудил он в душе Харви Смита — единственного фигуранта, оставшегося недопрошенным по делу «Крот», когда послал ему по стандартному каналу секретной связи вызов именно в это место отдыха и развлечений околоспортивной богемы Фронды.

Он не учел того, что времена здесь порядком изменились. Спорт давно перестал приносить фрондийским дилерам и импрессарио серьезные доходы — разве что от гастрольных выступлений в Федерации. Зато теперь в спортзалах и на тренировочных площадках активно пестовалась поросль боевиков на потребу самым различным заказчикам — от обычного криминалитета до «оптовиков» из Легиона. За последнее время замелькали на Фронде даже залетные вербовщики от разных подставных фирмочек, за которыми явственно читались такие экзотические в здешних краях заказчики, как Стража Харура и Ополчение дальних баз.

А выбранный Петро бар стал не только своего рода филиалом биржи наемников, но еще и постоянным местом сведения счетов между партнерами, не поладившими на этом поприще. Впрочем, ни одного убийства или несчастного случая в стенах этого преславного заведения полиция не зафиксировала. Она давно уже не совала туда носа — фрондийская «криминалка». Просто из Обводного канала временами вылавливали трупы людей из спортивной мафии. Или находили таковые на помойке. Почти обязательно с порядочной долей зеленого шартреза в желудке. Проклятая приторная дрянь была фирменным напитком «Органики», а ее потребление — обязательным ритуалом тамошних завсегдатаев.

Криницу можно было извинить — в столице он не бывал давно. Его спецификой была периферия Самостоятельной Цивилизации.

* * *

Некоторое время Смит задумчиво изучал строчки коротенькой расшифровки, высвеченные на дисплее его компа. Задуматься ему было над чем: Петро приглашал его в такое место, куда легко пойти и не вернуться, при этом не оставлял ему никакого времени на размышления. Как и всякий работник со стажем, Харви Смит знал, что иногда Центр решает того или иного из своих «не оправдавших доверия» агентов устранить. Бывает, что и по ошибке... Прокрутив в голове с десяток вариантов возможного развития событий, он тяжело вздохнул и тронул свой кар (а размышлениям он предавался, сидя за рулем арендованного «Скайберд-турбо», поставленного в безлюдном тупичке за каменными громадами Мемориал-Лейн) по направлению к центру столицы. Оно и пора было: с полдюжины криминального вида тинэйджеров, кучковавшихся на противоположной стороне улицы, уже бросали весьма характерные взгляды на относительно приличную «тачку» с одиноким водителем, торчавшим за рулем. Ничего хорошего эти взгляды не предвещали.

Для того, чтобы не привлекать в «Органике» слишком много внимания, менее всего следовало выглядеть так, как Харви Смит выглядел сейчас: серо и незаметно. Чтобы быть незаметным в «Органике», надо было быть «крутым». Поэтому пришлось задержаться в «костюмерной» — под таким названием проходил в жаргоне нелегалов с «Эмбасси» шоп Марка Уолпола, в подсобке которого с агентами федеральной разведки и контрразведки происходили временами такие метаморфозы, которые и в бреду не могли бы привидеться самым отпетым из трансвеститов.

В этом была доля риска: если кому-то наверху взбрело в голову устранить Харви, то такая команда могла быть спущена сразу по всем каналам, не исключая и агента Тряпишника, то бишь того самого «старину Уолли», к которому катил «Скайберд-турбо». Но обычно так не делали.

Старина Уолли, видимо, был не в курсе дела и вел себя так же, как всегда: прикинул в уме смысл заказанного маскарада и сыскал в своих запасах подходящий для случая «прикид» — нечто кожаное, спортивного вида, с претензией на происхождение «от Сарански». Сверхмодный кутюрье с Террановы мог, конечно, считаться разве что вдохновителем истинных создателей того уродства, что пришлось напялить на себя Смиту, но вкус Марку явно не изменил — стиль «Органики» он выдержал точно.

— Ваш костюмчик побудет у меня? — осведомился он у хмуро созерцавшего свое отражение в зеркале Смита.

— Пожалуй, я прихвачу его с собой, — отозвался тот. — Возможно, придется менять шкурку в срочном порядке.

— Вам виднее, — пожал плечами старина Уолли.

Макияж Харви делать не стал, чем Марка огорчил. Риск быть узнанным среди той публики, что потягивала зеленую отраву за ядовито-желтой стойкой «Органики», был равен нулю — среди знакомых Смита по Фронде сроду не было такого, кто переносил здешний шартрез. Еще раз осмотрев себя в зеркале, он признал, что на предполагаемом месте действия вполне потянет на «человека-невидимку». Смочил фиксирующим гелем волосы, чуть подровнял бритвой виски, переложил микроинъектор с кураре в карман нового «прикида» и на том остановился.

Таким он и прибыл в «Органику».

* * *

— Вот, — Нильс положил распечатанный конверт на стол. — Никаких сюрпризов, слава богу.

Ким благодарно кивнул ему, пододвинул конверт к себе и вытряхнул на стол его содержимое. Оно представляло собой всего-навсего небольшой прямоугольник плотной белой бумаги. Ким покрутил его перед носом и протянул Каю:

— Это, собственно, вам, следователь...

— Пригласительный билет, — без особого энтузиазма пояснил Кай. — Номерной, на имя Джона К. Крюгера... На ужин в клубе «Изгнанник», в эту субботу. На обороте — записка. Господин Раковски напоминает, что ни «техники», ни свидетелей, ни наблюдателей предстоящий разговор не потерпит.

— Это условие, к сожалению, слишком легко выполнить, — вздохнул Ким. — «Изгнанник» — это прогулочное судно. Сравнительно небольшое. Берет на борт с полсотни пассажиров — точно по числу мест за столиками в ресторане на палубе — и убывает вниз по течению здешней Биг Ривер. Там часов шесть болтается в заводях, а потом возвращается на стоянку — менять «контингент». Затея модная, а оттого дорогая. Кроме того, хозяева за рекой присматривают, и испросить у них лицензию на такие по ней прогулки — дело не простое. Ну и места там — в пойме — впечатляющие. Воздух необыкновенный... В общем, ваш билетик, следователь, стоит кругленькую сумму. Билеты эти расходятся по рукам за месяц вперед...

Кай с некоторым уважением посмотрел на белый с золотом прямоугольничек.

— Но не в деньгах дело, — Ким поскреб в затылке. — И не в очереди. При необходимости мы все-таки воткнем пару наших людей — если не в публику, то где-нибудь среди обслуги... Там нет сервисных автоматов — только настоящие официанты, повара и тому подобное... Но...

— Но при этом мы «засветимся», — понимающе кивнул Кай. — На «технике» тоже можно проколоться.

— Думаю, что «Изгнанник» выбрали неспроста, — подал свой голос до того безмолвствовавший за своим столом Мустафа. — Кораблик под полным контролем у здешних «людей при порошке». Так что номера с внедрением туда «запасных игроков» не пройдут...

— Тогда придется ограничиться дистанционным наблюдением, — пожал плечами Кай. — И... надо хорошо прикинуть, каким образом я смогу сигнализировать вам, если дело примет дурной оборот. Что-нибудь простое, что не подходило бы под их понимание «техники»...

— Это мы сообразим, — заверил его Мустафа. — И операцию захвата на такой случай проработаем до мелочей...

— В конце концов... — Кай продолжал задумчиво рассматривать пригласительный билет. — В конце концов, они же не полные идиоты, чтобы не понимать, что их партнеры просто не могут не подстраховаться, отпуская Крюгера на такие переговоры. Жаль только, что потеряно столько времени на нелепые маневры...

Маневры, которые осуществляли обе «высокие переговаривающиеся стороны», действительно, выглядели достаточно нелепыми. Люди Раковски назначали встречу то Яшми, то — Крюгеру, а то и им обоим вместе. Результаты их появления в назначенных местах и в назначенное время были примерно такими же, что и в самый первый раз — в часовне у загородного Дома Последнего Изменения: на месте действия, после долгого ожидания, появлялась какая-нибудь «шестерка» и безапелляционно сообщала, что разговор с шефом состоится в несколько иное время и в несколько ином месте. На третий раз Ким, руководствуясь, видно, своеобразным чувством юмора, ответил тем же — послал на встречу вместо себя Артура с распоряжением о переносе встречи на завтрашнее утро. После чего последовала пауза в отношениях с партнерами — то ли оскорбленными, то ли призадумавшимися над тем, не возник ли на горизонте некий конкурент. И вот теперь она — эта пауза — прервалась приглашением на ужин в плавучий клуб.

— Допустим, не все это время потеряно, — заметил Ким. — Если покупатели «пепла» мудрят и прячутся, то некоторые другие... люди из тени — назовем их так — прямо-таки обложили нас своими предложениями...

Федеральный следователь некоторое время смотрел на него молча, в размышлении.

— Считаете, что нам следует присмотреться к этим типам? Ну, хотя бы потому, что это может навести нас на источник контрабандных «иллюзий» в этой части Обитаемою Космоса?..

* * *

Бурная деятельность, развитая Реем Яшми в мире подпольного бизнеса Диаспоры, влекла за собой целый «хвост» побочных эффектов. Одним из них — довольно неожиданным — было появление на сцене тихих, совершенно незаметных, незапоминающихся людей, которые готовы были рассмотреть возможность некоего бартера — небольших порций «пепла» в обмен на подлинные панно «иллюзий Предтеч». Панно тоже, естественно, предлагали небольшие, но (в этом и состояла фантастичность ситуации) по столь низким ценам, что впору было заподозрить неладное.

Хотя «низкая цена» — это понятие, которое было и оставалось весьма относительным, когда речь шла об этих появившихся в Тридцати Трех Мирах сразу после краха Империи странных, тонких и полупрозрачных пластинах.

На первый взгляд каждый принимал их за плитки какого-то нездешнего минерала. И только в тишине и полумраке, приглядевшись к открывавшейся в них сумеречной глубине, люди замирали и начинали видеть там что-то свое... И не только людям виделось и чувствовалось что-то таинственное и значительное в этой мнящейся бездне. И чуткие, непредсказуемые корри, и на дух не переносящие ничего земного сукку, и ранарари — все без исключения известные в Обитаемом Космосе разумные существа от этих каменных панно впадали в какое-то подобие каталепсии. И каждому там виделось свое.

В литературе Тридцати Трех Миров описания привидевшегося тому или иному автору в янтарной бездне, и романы, повести и рассказы, сюжеты которых навеяли эти видения, составили уже самостоятельный и довольно широко распространенный жанр. Единственное, что могла сказать по этому поводу наука, так это то, что в основе воздействия «иллюзий» на сознание разумных существ лежало образование в нем каких-то очень сложных образов, порождаемых голограммами, из которых состояли эти странные панно. Голограммы же представляли собой многочисленные слои сложного полимера. Воспроизвести «иллюзии» не удалось пока никому. Никому не удалось достоверно установить и их происхождение — «иллюзии» попадали в частные собрания, музеи и лаборатории всегда из десятых рук и всегда из неопределенного далека. Вполне естественно, что их творцами были признаны легендарные Предтечи, на которых в Обитаемом Космосе от века списывали все магическое и таинственное.

Так или иначе, находилось немало покупателей, готовых платить бешеные деньги даже за небольшие — с ладонь — плитки «иллюзий». Тем более что сама природа этих творений практически исключала возможность подделки. Как всякий дефицит, «иллюзии» со временем породили свой черный рынок, который, разумеется, вскоре пересекся с такими же рынками антиквариата, валюты, драгоценностей, предметов магии и, разумеется, наркотиков. Однако если со всеми этими материями существовала полная ясность в отношениях их с законом, то по части «иллюзий» законы всех Тридцати Трех Миров, а тем более — законы и традиции Диаспоры, хромали на обе ноги и довольно часто позволяли объезжать себя по кривой.

Так что ничего удивительного не было в том, что к объявившемуся в Диаспоре агенту полумифического держателя громадной партии «пепла» очень скоро стали подкатываться представители анонимных владельцев больших и малых янтарных панно, порождающих у зрителей странные видения и мысли.

Сначала и агент на контракте и федеральный следователь решительно обрубали эти «веточки» операции «Тропа» — в их планы не входило размениваться на мелочи. Однако по мере накопления неудач в продвижении по ее основному направлению и тот и другой стали все чаще сомневаться в этом своем решении. В конце концов, пролив какой-то свет на происхождение таинственных панно и на пути их перемещений в этой части Обитаемого Космоса, «Тропа» могла хоть как-то оправдать вложенные в нее средства и время.

С паршивой овцы хоть шерсти клок.

Принимая во внимание скользкий характер такого партнера, как Лешек Раковски, похоже, пришла пора за этот клок хвататься обеими руками.

— У вас не разболелась еще голова от всех этих дел? — Ким неопределенно повел рукой в воздухе. — Пойдемте выпьем по чашке кофе...

* * *

Петро Кринице за рулем прокатного «Рондо-стимула» тоже не было покоя. Ему, правда, не приходилось проявлять столь большую заботу о своей внешности: «залетный» он и есть «залетный», чтобы слегка выламываться из окружающего пейзажа. Его волновало другое. На операцию «Землеройка», которую ему было поручено возглавить, начальство отпустило ничтожное время. То, что оно расщедрилось и подключило к делу еще и некую ранее законсервированную «группу Рейнолдса» да еще и договорилось о содействии с какими-то еще «консервами» от федерального управления, могло, на его — лейтенанта Криницы — взгляд, только порядком усложнить дело. Точь-в-точь, как с попыткой сократить срок появления на свет младенца, собрав вместе девять беременных дам.

Рейнолдс оказался задумчивым тяжеловесом, настолько привыкшим к своей роли содержателя частного таксопарка, что и в оперативной работе по линии «Эмбасси» мыслил, похоже, только категориями дохода с пассажиро-километров и льгот за соблюдение экологических норм. Его люди, хотя и подобранные из профессионалов, явно дорабатывали в составе законсервированной группы до пенсии и были несколько покороблены столь бестактным пробуждением их к жизни.

С людьми управления дело обстояло и того чище — Кринице было заявлено, что те «сами выйдут на него». Петро устал пялиться одновременно на дорогу и на экранчик заднего вида, на котором снова и снова выскакивала из-за корпусов обгоняемых «Рондо» машин юркая, пожарного цвета «Прерия», за рулем которой сидела довольно симпатичная, надо признать, девица, вцепившаяся пристальным взором в задний номерной знак «Рондо». Место рядом с водителем занимала зверского вида псина. Пытаясь уяснить себе, дает ли тем самым контрразведка Фронды знать, что вычислила Петро с первых же его шагов по планете, или это люди управления столь оригинальным способом проявляют свое уважение к чрезвычайному инспектору, Криница чуть не свихнул себе мозги.

А они — какие-никакие — сильно нужны были ему сейчас: начисто сгинувший со станции доктор Кульбах ни малейшей зацепки, по которой его можно было бы вычислить, не оставил. Удалось установить только, что среди пассажиров одного из челноков, убывших на поверхность, числился Мацумото Охира — лингвист, никогда на самом деле на Фронду не убывавший. Это позволяло сделать некоторые предположения. Правда, Криница с трудом мог представить себе почтенного, хотя и слегка эксцентричного доктора Кульбаха в роли выходца из Страны восходящего солнца, но факт оставался фактом. На Фронде, однако, следы Мацумото уже не читались, и факт повисал в разряженной атмосфере, в которой приходилось ползти вперед злосчастной «Землеройке». Что до Смита, на свидание с которым направлялся Петро, то номер этот, по его мнению, был заведомо дохлым — Смит был человеком занудным и на роль двойного агента, на взгляд Криницы, не тянул. Если же дело обстояло так, то в поисках Кульбаха от него было не больше проку, чем и от всей остальной, прикомандированной к чрезвычайному инспектору братии.

Криница тяжело вздохнул. Следовавшая за ним по пятам «Прерия» наконец утомилась своим занятием, рванув вперед, обошла «Рондо» и скрылась за движущимся впереди «Принц-Консортом». Петро снова вздохнул — на этот раз облегченно.

* * *

— Дадим ему передышку, Тино, — бросила, сидевшая за рулем «Прерии» молодая женщина с тонкими, даже изящными чертами лица своему спутнику, устроившемуся на заднем сиденье. — Человек нервничает. И потом сворачивать ему здесь некуда. Постоим в тени — под навесом у «Органики», пока он не проедет мимо. А то Бастинда страдает от жары.

Она с любовью посмотрела на вывалившую язык псину.

— А кондиционер включить — слабо? — вяло поинтересовался Тино.

— Простудим собачку, — строгим голосом отвергла кощунственное предложение красотка за рулем и прибавила скорость еще на пяток километров в час.

— Притормози! — с тревогой в голосе остановил ее Тино. — Он свернул к обочине — к киоскам с сувенирами. Вылез. Покупает чего-то. Не видно ни шута... Идет к машине. Теперь — вперед. Трогай!

* * *

Для того чтобы выпить чашечку кофе, вовсе не стоило покидать теплого и накуренного подвальчика «секретной части» и подниматься в гостиную, наполненную запахом дождя, рушившегося за окнами на сады и коттеджи Диаспоры, на мрачную громаду леса, на гладь реки, на пустоши, тянущиеся к далеким, скрытым завесой падающей воды горным хребтам Аррики.

И ежу было понятно, что агент и следователь хотят поговорить без свидетелей. Мустафа переглянулся с Нильсом, Нильс — с Артуром. Манич откинулся в кресле, выпустив в потолок тонкую струйку сигаретного дыма. Все четверо проводили шефов, взбиравшихся по винтовой лестнице, чуть ироничными взглядами.

— Вот что, — начал Кай, включая электрокофейник и начиная колдовать над ручной кофемолкой, сработанной под старину. — Мне кажется, что у вас возникли свои соображения относительно этих не в меру упорных торговцев «иллюзиями». Признаюсь, у меня тоже возникли определенные мысли на этот счет. Пора ими поделиться. Вам так не кажется, агент?

— Видите ли... — Ким почесал в затылке и, чтобы не стоять без дела, принялся расставлять на столе сахарницу и пару кофейных чашек, тщательно выдувая из каждой накопившуюся пыль. — Видите ли, Санди, мне с самого начала не давала покоя одна мысль: до того, как Хубилай — там, на Фронде, — перехватил инициативу у своего конкурента... у Фостера...

Он закончил с чашками и сахарницей и принялся разыскивать в выдвижном ящике чайные ложки.

— ...так вот, — продолжил он, — до этого у Фостера существовал какой-то свой контрагент в Диаспоре... Свой покупатель — не тот, что стоит за Раковски... Мне эта мысль не давала покоя. И в конце концов я вспомнил. Ведь «Фостер» — это кличка? Настоящее имя — Рудольф Фрост?

— Да, — подтвердил Кай.

— Так вот. Я с этим именем сталкивался еще до проблемы с «пеплом». Фостер, или Фрост — одно из самых заметных лиц в обороте предметов искусства... сбывал «иллюзии» на Мелетту...

— Ч-черт...

Теперь в затылке поскреб Кай.

— Вы хотите сказать...

— Так в том-то и дело, что сказать мне нечего, — пожал плечами Ким. — Ну да, Фостер приторговывал «иллюзиями» и «пеплом». На Фронде. Ну да, торговцы «иллюзиями» рвутся найти торговца «пеплом». На Инферне. Можно только предполагать... предполагать, что Фостер обещал кому-то здесь огромную партию «пепла» в обмен на не менее огромную партию «иллюзий». Но, сами понимаете — такое предположение повисает в воздухе...

Некоторое время Ким сосредоточенно наблюдал, как федеральный следователь добросовестно вращает ручку антикварной кофемолки.

— Зря вы ее вертите, — опомнившись, произнес он, — вы уже промололи все до зернышка...

Кай прекратил бесцельное верчение бронзовой ручки, выдвинул ящичек с намолотым порошком и засыпал его в готовый кипяток.

— Напрасно вы держали это в себе, Ким... Это, конечно, гипотеза, но — интересно смотрится. Ведь ваши провокации — я имею в виду поведение Рея Яшми — можно было воспринимать как попытки восстановить тот первоначальный контакт. Так, наверное, вас и понял кто-то...

Ким смущенно потер переносицу, принюхиваясь к распространяющемуся по комнате запаху свежезаваренного кофе.

— Знаете, я позволил себе... Короче, я напряг Нильса и Мустафу посторонним заданием: дал им немного походить по следам тех типов — а их было четверо, — что подкатывались ко мне с предложениями об «иллюзиях»... Ну и... В общем-то это не заняло много времени — все четверо представляли одно лицо... Можно было даже не тратить время на слежку. Свен Севелла — единственный, по сути дела, коллекционер «иллюзий» в Диаспоре. Я уже скачал в наш комп те файлы, что на него заведены у Службы безопасности, у полиции ранарари и то, что есть в федеральной сети. Всю дорогу меня мучило подозрение, что я зря трачу время, но...

Он смолк, наблюдая, как Кай разливает кофе по чашкам.

— У вас все? — осведомился тот.

— По существу — все, — вздохнул Ким. — Но ведь, кажется, и у вас были какие-то свои соображения на этот счет?

— Были, — согласился Кай. — Но совершенно другого плана.

Он помолчал, рассматривая безупречно ровную поверхность налитого в чашку крепкого «мокко».

— Я, понимаете ли, заинтересовался проблемой с другого, так сказать, конца. Мне не давала покоя связь между торговлей Камнями, о которой вы мне кое-что рассказали, и траффиком «пепла». Тем более что именно с Торговцами Камнями связались наши подопечные с «Ганимеда»... Как видите, я тоже пошел по довольно шаткому мостику, — он машинально покрутил ложкой в кофе. — Но выяснил довольно удивительные вещи... Торговцы Камнями не меняют их на «пепел». Они берут только деньги. Причем желательно купюры Федерации... Тут у меня вышел облом. А вот их конкуренты — те, которых называют «стервятниками», с ними все как раз наоборот. Они — крупнейшие перекупщики «пепла». Но они никогда и никому не предлагают купить у них Камни. Они предлагают в обмен на «порошок» совсем другой товар. Угадайте, агент, с трех раз — какой?

— Неужели «иллюзии»? — Ким даже не донес чашку с кофе до рта.

— Именно, — кивнул Кай. — Интересная вырисовывается схема?

— Осталось узнать, кому «стервятники» сбывают Камни в обмен на панно Предтеч, и... — Ким не стал оканчивать фразу.

— Ну что же... — федеральный следователь оторвал взгляд от дымящегося напитка и перевел его на собеседника. — Всякая инициатива наказуема, агент. Ее же исполнением. Вам необходимо немедленно выйти на Севеллу. Что до его агентов — всех четверых, — которых вы отпасовали, то сошлитесь на элементарную осторожность. Я же отправляюсь на встречу с милейшим Лешиком. И еще... Мне необходимо связаться с этим Домом... А лучше всего — добраться до него самому...

Ким пожал плечами.

— Сие зависит от того, с какой лапки соскочит по утру со своего насеста господин Лирига... Однако кофе остывает...

Оба проглотили содержимое своих чашек залпом — словно пили за удачу. И оба мученически скривились.

— Да, — заметил федеральный следователь, — сахар придает кофе неприятный вкус... когда забываешь его туда положить...

* * *

«Ох, боже мой, какие тут тачки стоят! — удивился Криница, припарковываясь на единственный свободный клочок стоянки перед ужасающе ярким фасадом „Активной органики“. — И это — посреди буднего дня! Похоже, контингент посетителей тут порядком изменился. А еще говорят — планета катится в экономическую пропасть... Ну да ладно, среди „крутой“ публики разговор круто и повернем. Оно и быстрее будет, и повеселей».

Мысль эта была не совсем удачной.

* * *

— Зараза! — воскликнула владелица «Прерии», увидев, что Петро решительным шагом направился от своего «Рондо» к гостеприимным дверям, ведущим в сумеречное нутро «Органики». — У него здесь с кем-то рандеву. Внимание, Тино! Я пойду поработаю на прикрытии...

— Нет, Алена, — остановил ее Тино, выбираясь из кара. — Ты там не смотришься. На прикрытие пойду я.

Тино — косая сажень в плечах, медальный профиль потомственного мафиози, богемный «прикид» — действительно смотрелся в интерьере «Органики» куда лучше своей утонченной спутницы. Алена с этим согласилась без возражений.

— На вот, возьми «пушку», — пробормотала она, роясь в отделении для перчаток, которое в данном случае более соответствовало своему русскому прозвищу «бардачок». — Тьфу, черт! Опять забыли «ствол» дома!

— От «ствола» одни приключения! — отмахнулся Тино. — На хрена мне «ствол» — возьму Бастинду.

* * *

Народу в баре, несмотря на обилие дорогой автотехники на стоянке, было не так уж много, и найти друг друга Смиту и Кринице не составило труда.

Им не потребовалось обмениваться паролями и кодовыми фразами для того, чтобы узнать друг друга. За длинным столом в кабинете подполковника Дель Рея, на оперативках и «разборах полетов» они всегда сидели почти напротив друг друга. Поэтому, устроившись по левую руку от Смита у стойки, Петро позволил себе начать разговор не с положенного по сегодняшнему протоколу: «Мы не виделись с вами на гонках в Рио-Маре?», а с более привычного и естественного: «Что будем пить?»

— Здесь пьют шартрез, — уведомил его Харви совершенно нейтральным тоном.

— Ну, что же — я пригласил, я и угощаю...

Петро щелкнул в воздухе пальцами.

— «Шартрез», будь добр, — скомандовал он обратившему на него наконец внимание бармену.

До того момента тот с интересом наблюдал за бурным диспутом между охранником и южного типа субъектом, настаивающим на праве быть допущенным в зал вместе со своей псиной. Вид пса внушал трепет.

— Графин? — лениво осведомился служитель Бахуса.

Даже сроду не числившийся в завсегдатаях «Органики» Смит понял, что бармен обнаглел сверх всякой меры: традиционную для «Органики» отраву обычно подавали в рюмочках-наперстках и заказывали завсегдатаи обычно не больше двух таких наперстков за раз. Другое дело, что разов этих набегало за вечер основательно... Но перспектива насолить чрезвычайному инспектору, заставив его вылакать неполный литр липкой и приторной дряни, показалась ему достаточно привлекательной.

— Разумеется! — перехватил он инициативу. — Каждому! Ну и закусить — что там у вас?..

Петро с подозрением посмотрел на мгновенно появившуюся перед ним сложной формы емкость, заполненную ядовито-зеленой жидкостью, кивком поблагодарил бармена и нацедил себе ее ровно столько, сколько и его партнер — полный наперсток.

— Прозит! — чуть иронически провозгласил Смит.

— Прозит! — ответствовал Петро и опрокинул шартрез в не узкий проем рта. После чего понял, что пора переходить к делу.

— Дуже гадко, однако... — прокомментировал он результат дегустации. — Но ты пей, пей, Харви... Бог весть когда еще придется...

Подозрений в отношении Смита он не питал. Но работа есть работа. Действуя по выбранному им «крутому» варианту, Петро был обязан напугать подследственного до поноса. На худой конец — удивить до той же степени. Глядишь, что и обнаружится. Хотя бы косвенно. А коли нет — так нет. Удастся ли потом свести дело к шутке или Харви останется на всю жизнь обижен на своего коллегу — дело в конце концов житейское. Должен понять, если не дурак.

— О чем это ты? — Смит воззрился на Криницу с удивлением, но без малейших признаков паники.

— Об этом! — Петро швырнул на стол нечто пушистое, оправленное в темный металл.

Лапку «подземного духа» с планеты Джей.

— Федеральный следователь просил вернуть тебе это. С соответствующей благодарностью...

Идея этого несложного психологического трюка пришла к нему спонтанно при виде пыльных рядов сувенирных лавок, уныло сгрудившихся на перекрестке людных когда-то Цезарь-штрассе и проспекта Демократии. Он с необыкновенной ясностью вспомнил, что целые связки тех самых «приносящих счастье» лапок, про одну из которых ему прожужжал уши на инструктаже перед отправкой на задание подполковник Дель Рей, он видел в один из давних своих наездов в столицу Самостоятельной Цивилизации именно здесь.

Воспоминания не подвели его: дурацкий оберег — в полудюжине экземпляров — украшал витрину казавшейся заброшенной лавки. Посвистев немного, ему удалось вызвать к жизни и ее хозяина — сморщенного, как сушеный гриб, африканца, который запросил было за товар втридорога, но быстро сбавил цену и даже прошелся по товару метелочкой, подняв в воздух уйму пыли. Конечно, в другой раз Криница и даром бы не взял эту подделку под инопланетный оберег, но в этот раз игра, как ему показалось, стоила свеч.

И он не ошибся.

Лицо Смита изменилось.

Неуловимо — но изменилось.

— Не понял, — сказал он, равнодушно поднося фальшивый оберег к глазам.

И снова выдал себя еле заметным движением мышц щек. Оберег был не тот. На лицо Харви легла тень облегчения.

Тени о многом говорят. Иногда они говорят больше, чем самые веские улики. Тени чувств, эхо эмоций...

«Неужели все-таки...» — подумал Петро. И понял, что тоже выдал себя.

— Не понял, — повторил Харви, неловко кладя оберег на край стойки.

Тот соскользнул на пол.

— Ты нервничаешь, — усмехнулся Петро, машинально наклоняясь, чтобы подхватить вещицу в воздухе.

Это была еще одна его ошибка.

Дальнейшие события уложились в десяток секунд.

Графин шартреза раскололся о макушку Криницы. И хоть крепка была макушка, не зря пропал сосуд — перед глазами Петро провернулись огненные жернова, и он выбыл из игры на ближайшие полчаса.

В руке Смита сверкнул микроинъектор.

От двери прозвучало громовое: «Фас, Бастинда!!!»

Публика, сказав «Bay!!!», шарахнулась по сторонам.

Бармен с изменившимся лицом потянул из-за пояса «смит-и-вессон». Но вытянуть не успел: Харви Смит, узрев несущуюся на него со скоростью курьерского поезда псину-киллера, не теряя времени перемахнул через стойку, смахнув бармена на пол, и так — в полете — и был ухвачен собачьими клыками за мягкие части своего тела. Впрочем, не слишком удачно: оставив в этих клыках часть своей благоприобретенной у старины Уолли амуниции, он невероятным телодвижением вырвался и, сиганув через стойку в обратном направлении, ринулся к выходу.

Препятствовать ему никто не стал. Каждый был занят своим делом: Бастинда разбиралась с оказавшимся под ней барменом, Петро с залитой кровью физиономией, блаженно улыбаясь, созерцал что-то одному ему известное, любопытные лезли к месту действия, мешая пробиться туда же полудюжине охранников, благоразумные в беспорядке отступали. Обломки отлетевшего в зал и так и не успевшего сделать свое дело микроинъектора хрустели у них под ногами.

— К ноге, Бастинда! — приказал Тино, и псина, продолжая злобно рычать, подчинилась ему, прекратив тем самым начинавшуюся панику.

На улице взревел движок «Скайберда», и звук его исчез вдали.

Тино присел над Криницей, пытаясь определить тяжесть травмы.

— Ваша с-собака на людей б-бросается! — пожаловался бармен, появляясь из-за стойки и выплевывая застрявшую в зубах шерсть.

— Да... — убедительно глядя ему в глаза, согласился Тино.

Бармен как-то сразу притих. Тино мог быть убедительным, даже без «смит-и-вессона».

— Да ты и сам в долгу не остался, Али! — с иронией заметил бармену один из охранников.

— Это — за выпивку и битую посуду, — Тино достал бумажник. — Других претензий нет?

— Это ваш приятель? — спросил второй охранник, не столь склонный к иронии, как его коллега, кивая на распростертого на полу Петро.

— Да, мой, — сказал Тино. — Все видели, что не он начал драку. Он — пострадавший. Обойдемся без полиции?

Он добавил пару бумажек к той пачке купюр, что уже выложил на стойку.

— Ладно, — согласился подоспевший метрдотель, сгребая деньги со стойки и окидывая собравшихся строгим взглядом. — Ваш приятель перебрал, упал и расшибся. Ваша собака не пугала бармена. Наш бармен не кусал вашу собаку... Все извинились друг перед другом. Все так?

— Так, — согласился Тино.

Он поднял с пола и сунул бармену в желетный карман лапку «подземного духа».

— Оставь эту штучку себе на память. По-моему, джентльмены не поладили из-за нее.

Он стал осторожно поднимать Петро, перекинув его плетью повисшую руку себе через плечо.

— Если это ваш приятель, то заберите его скорее отсюда, — одобрил его действия хмурый охранник. — Надеюсь, он не будет поднимать шума, когда оклемается. У вас в машине есть аптечка? Хотя я сейчас дам вам нашу... Ему надо срочно остановить кровь — он уделает нам весь пол, пока вы его донесете...

— Господи, Бастинда! — между столпившимися над Криницей ротозеями протиснулась субтильная, но энергичная фигурка Алены.

Она склонилась над зверюгой, стараясь заглянуть ей в глаза.

— Васенька моя... Тебе не сделали больно?

Сидевшая с опущенной головой Бастинда искоса глянула на хозяйку и обиженно зарычала.

Дичь ушла от нее.

* * *

Дурная Трава сидела рядом с Кириллом и в то же время была бесконечно далеко от него. Сейчас без боевой раскраски и без одежды вообще, она, как ни странно, смахивала на эльфа. Немного дистрофичного, стриженного кровельными ножницами эльфа. Лесного духа отрешенности. Эльфа со шрамом под левой лопаткой. Курящего сигарету за сигаретой эльфа.

Эльф не обязан быть нежным.

Кирилл, боясь потревожить эту ее отрешенность, поднялся и стал собирать с пола свою одежду, валявшуюся там с вечера... Подошел к начинавшему светлеть окну. Осторожно оглянулся на Траву.

«Господи, — подумал он. — Кажется, я переспал с несовершеннолетней. Одно извинение — не принято спрашивать у женщин их возраст... Хотя, бог весть, кто был ее первым мужчиной и когда... Это — не тот мир, чтобы гадать...»

Он вновь перевел взгляд на окно.

Там, в долине, тьма все еще стояла над чернеющим в. тени горных хребтов городом. Таким странным, из домов-деревьев сплетенным городом. Из домов-деревьев, среди которых, словно гости дурного сна, притаились особнячки землян — а-ля девятнадцатый век... Но пока еще не город это был — его ночная тень. Но в небо над ним, в глубокую утреннюю высь, уже взлетали жемчужные облака.

Кирилл присмотрелся: облака эти составлены были светлыми зернами. Да нет, не зерна то были — птицы... Невероятно красивые и странно знакомые ему... Жемчужно-белые, стремительные, они образовали над долиной светлый смерч. Смерч, состоящий из кажущихся отсюда, издалека, такими миниатюрными, остро выписанными пером Создателя и безнадежно далекими от этого мира творений. Светлых теней в рассветном небе.

И смерч этот ширился, захватывал все больше и больше пространства. От него начинало рябить в глазах. Теперь они были уже здесь — над самой крышей монастыря. Стало видно, что они совсем не малы, эти неземные творения. Размах крыльев их далеко превосходил размах рук человека.

Теперь Кирилл вспомнил. Что-то очень давнее. Уже переставшее быть реальностью. Площадь Трех Птиц. Каменные фигуры над бассейном фонтанчика, в который он школяром бросал на счастье монетки перед экзаменами. Ангелы Инферны. Маррон их привез на Фронду отсюда. Давным-давно.

Они были уже здесь... И на землю обрушились их голоса. Тоскливые и радостные одновременно.

Кирилл остолбенел. Повернулся к Карин:

— Это... Это они кричали там, на Ларданаре?!

Трава рассмеялась.

— А ты и этого не знаешь? Это же они приносят Камни...

— Откуда? С неба, что ли?

— Ну, ты даешь... Они же в них созревают, эти Камни. А на Аше они их из себя... ну, исторгают. Мучаются ужасно. Кричат. И вслух и... так. Только такие, как я, могут это слышать. А потом улетают назад — на Острова. Может быть, умирают там. А может, живут бог весть сколько. Никто не видел мертвого Ангела.

— Это что — их... яйца? — Кирилл чуть было не поперхнулся от своей столь прозаичной догадки.

— Чудак! — снова рассмеялась Карин. — Совсем ничего не знаешь про здешние дела... Это ранарари в них вкладывают зародыши... Личинки. И отпускают на волю. Как вот сегодня. Сегодня — Обряд Освобождения... А затем они улетают на Острова. Там Камни в них созревают. Как в живых инкубаторах. Много лет. А потом они летят на Ларданар... В Странные ночи. И там оставляют уже созревшие Камни.

— А ранарари... Откуда они их берут — зародыши эти... И Ангелов... На Островах ловят, что ли? — все не унимался Кирилл, пытаясь понять сложные взаимоотношения между Камнями, ранарари и невесть откуда взявшимися здесь Ангелами...

— Да нет, — терпеливо продолжала просвещать его девушка. — Они сами к ним прилетают. Из рощ забвения. Они туда, наверное, с Островов привозят их коконы... Это дело такое — окруженное тайной. Из рощ они летят туда, где ранарари живут... Тянет их туда. И ранарари их привечают. Каждая семья держит Ангела. А богатые — помногу. Только сейчас их развелось до черта. Так что аж курятники какие-то для них Диаспора подрядилась строить. «Черти» их уважают очень — Ангелов... А зародыши... личинки... Это стремно все, говорю тебе.

Докурив сигарету, она подошла к кровати, резким движением стянула с нее покрывало и, по-детски пошмыгивая носом, закуталась в него. За окном шум и гвалт все нарастали. Чуть повысив голос, чтобы быть услышанной, Карин добавила:

— Они, наверное, из старых Камней и образуются. Они ведь не очень вечные — Камни эти. А то б переходили из поколения в поколение Почти каждая семья раз в четыре года непременно приобретает новый Камень. И денег на то не жалеет...

Она на мгновение задумалась о чем-то о своем, затем, зябко поеживаясь, поплотнее укуталась в покрывало, взяла с прикроватной тумбочки очередную сигарету.

— Наверно, они распадаются. Камни. И от них остается что-то вроде личинок... Но это только Посвященные знают. Такие, как Фальк..

— А твой Камень? — озабоченно спросил Кирилл, протягивая ей огонек зажигалки. — Он цел?

Карин дернула плечом.

— Это долгая история. Ты не поймешь. Мне пришлось его отдать...

Кирилл, многозначительно глянув на нее, понял, что ему действительно никогда не понять этого сумеречного, замороченного секретами мышления народа, шатающегося по Аш-Ларданару. И самих этих секретов — тоже. И вообще, все, что с Ангелами связано, и впрямь оказалось стремно. Никто не знает даже того, что сталось с теми тремя птицами, что Эдвард Маррон привез на Фронду... Может, до сих пор порхают где-то под ее неудачливыми небесами... Или стоят каменными изваяниями на площади Трех Птиц...

А подумав про эту площадь, он вспомнил и о той, кого встретил на ней однажды. Это — столь далекое здесь и сейчас — его воспоминание о первой любви, о Ганке, остро кольнуло его, заставило вздрогнуть.

— Тебе холодно, — окликнула его Трава. — На, держи! Вчера в городе купила. Сразу после торгов. Для тебя.

С легким удивлением Кирилл на лету поймал люксовый, с затейливым рисунком пакет и вытряхнул из него пижаму, расписанную драконами.

— Это мой тебе подарок, — улыбнулась Трава. Так, как будто улыбалась первый раз в жизни — неумело и неуверенно.

— Это слишком дорогая вещь, — растерянно промолвил Кирилл, стараясь придать как можно больше тепла своему голосу. — Шелк из Метрополии. Даже, кажется, прямо из Китая. Только я — не из той оперы. Не аристократ. И даже не рыцарь. Простой наемник. А ты мне делаешь такие царские подарки... Смущаешь.

— А я и заработала по-царски, — пожала острыми плечами Дурная Трава. — За те годы, пока ошивалась по Ашу. Могу себе позволить. Я теперь очень богатый человек. Хоть меня и обирали по-черному, насиловали, даже пыряли ножиком. Теперь могу купить дом в Метрополии. Даже много домов. В Париже, например. Или в Риме — мой род оттуда. А лучше — в Киеве. Это самый красивый город, который я видела...

— Ты бывала в Метрополии? — Кирилл уже перестал удивляться тому богатому жизненному опыту, который перепал этой на вид девочке-подростку.

Трава, проигнорировав его вопрос, продолжала:

— Там у меня будет свой дом. И еще дом... Много домов. И много машин. И яхты. И еще — что там еще можно купить за деньги?

Она поискала в пепельнице «бычок». Нашла и зло запустила его в угол.

— Ты полетишь со мной? — вдруг резко спросила она Кирилла

— Чтобы жить там на твои деньги? Ты знаешь, ты самая... Ты лучшая баба, с которой мне приходилось просто даже разговаривать. И мне от тебя никуда не деться. Но так не получится...

— Хорошо, я просто не дам тебе ни гроша! И даже пижаму эту дурацкую заберу назад! Такой, как ты, сам сумеет заработать на жизнь. И на проезд... Но ты будешь со мной?

— Тогда полечу.

Кирилл взял цветастый пакет и перебросил его на кровать. Улыбнулся.

Но личико Травы вновь стало каким-то отрешенным. Стало маской.

— Только я вру. Никуда я не полечу. И не стану покупать дома на Земле. Не получится. Я слишком хорошо знаю свой род. Точнее — женщин Малерба... Только на Ларданаре нам хорошо... Только на Аше... Только там мы, Малерба, бываем сами собой. И Камни с нами разговаривают...

Она посмотрела сквозь Кирилла безумными глазами. И это не было безумием психованной девчонки. Это не Карин говорила с ним. Это было что-то другое. Не имеющее отношения ни к чему человеческому.

— Никто не знает свою судьбу. А я знаю. Уже которое поколение как...

Теперь она смотрела не сквозь него. Нет — зрачки в зрачки.

— Я никуда не уйду с Ларданара... Буду говорить с Камнями. Стану старой. Очень старой и очень богатой. Сойду с ума. Научусь колдовать. Превращусь в безумную ведьму. В страшную, всем ненавистную ведьму. Злая смерть придет за мной, и я буду с ней резаться в карты ночами. Проиграю. И умру...

— Ты останешься со мной?..

* * *

Небесный водоворот светлых теней стал выпрямляться, развернулся в еле различимую в светлеющем небе струю. И струя эта потянулась вдаль — за оскаленные хребты Аш-Ларданара. Стала невидимой. Истаяла. В небесах вновь стало тихо.

Микис смотрел в них и шептал странные, неведомо откуда к нему пришедшие слова. Он снова был один.

В эту ночь его незримый друг простился с ним. Да уже и раньше — после ущелья — он ощущал это... близость прощания... «Ты слишком поздно забрал меня с этих камней» — нашептывал ему неслышимый голос. И говорил о прощании. Говорил с тоской, которая, переполнив душу владельца «Риалти», заставила его проснуться. Вынырнуть в это жемчужное, вдруг онемевшее утро.

И теперь, стоя у забранного редкой решеткой окна, он с тоской смотрел в опустевшую высь. Она была сейчас отражением его души — ни к чему не пригодным пространством, раскинувшимся во все измерения Вселенной. Вселенной, в которой он ровным счетом ничего не потерял.

То, что он потерял, было здесь, совсем недавно было. Камень, который он, ложась спать, оставил на широком подоконнике, исчез. Нет, он не был украден. Прожженный жулик и циничнейший из дельцов Фронды (да еще и полудюжины Обитаемых Миров) шестым чувством ощущал это. Лишь на зеленоватой мраморной плите подоконника остался след — темное пепельное кольцо, оконтурившее истаявший, в ничто ушедший красноватый булыжник.

И еще там было несколько жемчужных перышек. Прекрасных и почти невесомых.

Одиночество снова было с ним.

* * *

И Анатолий Смольский тоже не спал в это раннее утро. Собственно, он не спал и всю эту ночь. Очередной раз бес вдохновения овладел им. С терминалом, который по его просьбе принесли к нему в келью, он попросту не сладил. Техника ранарари, даже адаптированная умельцами Диаспоры, была ему не по зубам. Пришлось работать так, как это было привычно древним — электрокарандашом по бумаге.

В этом Анатолий обнаружил неожиданную прелесть. До сих пор он, как и все нормальные люди, имел удовольствие зреть выходящие из-под пера рукописные буквы, лишь расписываясь в чеке или ином документе. Сейчас же он ощутил наслаждение, ведомое лишь древним мастерам, — наслаждение самому вырисовывать письменный текст. Совсем иные структуры моторной психики оказались вовлечены теперь в процесс его творчества. Совсем иные, нежели те, что возбуждались от ударов кончиками пальцев по клавиатуре... И совсем иные ассоциации рождались в его сознании. Прочитав первые, написанные в эту ночь строки, он понял, что написаны они не Анатолием Смольским. Совсем другим человеком. И это ему понравилось. Он давно уже устал от себя.

С бумагой, конечно, тоже были проблемы — откуда в Доме Последнего Изменения взяться писчей бумаге? Но полсотни разношерстных листков — главным образом случайно сохранившихся счетов, квитанций и других непонятных документов, заполненных только с одной стороны, для него нашлось. Почти весь этот скудный запас писчего материала он извел. Пережитое — неожиданное и нелепое — двигало его пером. Сюжеты, эпизоды, красочные портреты персонажей выливались из него с непреодолимой силой. Он не слышал рушащегося с небес гомона ангельских стай. Только наступившая тишина заставила его остановиться.

* * *

И в тишине этой он услышал еле слышный стук в дверь. Даже не стук, а так — поскребывание...

Смольский сурово откашлялся.

Поскребывание смолкло. Но уже через минуту возобновилось. Стало чуть настойчивей.

«Мыши у них туг завелись, что ли? — подумал литератор. — Да нет. Мыши все больше по полу шастают. По щелям...»

Щелей в Доме не водилось. Серый монастырь был построен на совесть.

Смольский откашлялся снова.

События повторились в той же последовательности. Только на этот раз период затишья заметно сократился, а степень настойчивости производителя шумов так же заметно возросла.

В конце концов это мешало работать.

— Да войдите вы! — с раздражением крикнул Анатолий невидимому озорнику.

Дверь бесшумно отворилась, и на пороге обозначилась невысокая фигурка в униформе, напоминающей одеяния сестер милосердия времен Первой мировой войны. Личико посетительницы, почти скрытое крахмальным чепцом, вполне гармонировало с ее одеянием — молоденькое, чистое и розовое, с ямочками на щеках и губками бантиком.

— Простите меня, — изрекли эти губки.

— Не прощу, — строго ответствовал Анатолий. — Вы мне помешали работать.

— Ах, боже мой! Я не знала... Я думала, что вы, как все, наблюдаете Обряд...

Посетительница выразительно указала глазами за окно и тут же вновь потупила взгляд.

— Кто вы такая и что вам от меня нужно в такую рань? — не изменяя взятому с самого начала разговора суровому тону, осведомился Анатолий. — Опять какие-нибудь прививки? И не стойте на пороге, пожалуйста. Здесь ужасный сквозняк.

— О, вы меня узнали! — радостно встрепенулась ранняя гостья. — Это я делала вам укол вчера утром... Меня зовут Аннабель. Аннабель Коллинз... Я очень люблю ваши книги. Я их собираю — у меня все есть. Все двадцать четыре. Вся серия о Хромом.

Вообще-то в творческом багаже Смольского насчитывалось уже пятьдесят шесть различных вариантов похождений Хромого, а узнать кроткую Аннабелъ он не мог, так как при получении одной из восемнадцати обязательных для гостей Инферны прививок был обращен к медсестре отнюдь не лицом.

Однако дело было не в этом. Ранний визит юной дамы, оказывается, ничем не грозил автору всемирно известного сериала. Задача, как говорится, сводилась к тривиальной — предстояло удовлетворить жажду очередной поклонницы творчества Анатолия Смольского в лицезрении самого творца.

— Не знал, что и на Инферне читают мои вещи, — уже менее строго произнес отец-создатель культового героя. — Что ж, будем знакомы...

— Не могли бы вы... — униженно пискнула Аннабель и извлекла из-под кипенно-белого фартука экземпляр «Сюиты для Хромого» — относительно недавнего опуса, написанного Анатолием по материалам дела о контрабанде «иллюзий Предтеч» — одного из самых странных видов произведений искусства, имеющих хождение в Обитаемом Космосе. — Не могли бы вы украсить эту книжку вашим автографом? — выпалила девушка заготовленную, видно, заранее фразу и симпатично зарделась. — Я никому не выдам, что вы... что вас у нас... Господин настоятель нас, конечно, строжайше...

— Не беспокойтесь, девочка, — великодушно успокоил ее мэтр. — Я не сомневаюсь, что вы нас тут не подведете.

Он привычным, хорошо отработанным движением раскрыл перед собой титульный лист неплохо изданного бестселлера и размашисто начертал на нем свои наилучшие пожелания юной читательнице. В заключение, в порыве щедрости, он протянул девице Коллинз массивный электрокарандаш, которым совершил этот свой акт общения с аудиторией. Как-никак она была его первым поклонником в этом невероятно далеком Мире, в который он и не думал попасть когда-либо в обозримом будущем.

— Держите на память, девочка! Это не просто приспособление для бумагомарания. Этим, так сказать, пером, я сегодня начал свой новый роман. Хотите, я посвящу его вам?

— О нет! — испуганно возразила девица.

И, словно героиня романа восемнадцатого века, смущенно добавила:

— Это была бы слишком большая честь для меня... А как будет называться книжка?

— «Хорал для Хромого»! — уверенно ответил Анатолий и подумал: «Назову героиню Аннабель. Чем не имя?»

Мэтр был совершенно доволен собой. Он еще не осознал, какую оплошность совершил: Аннабель благодарно пискнула и исчезла за дверью. Через пару часов она вернулась со своей лучшей подругой, которая тоже держала под фартуком очередной томик, украшенный псевдонимом и хорошо отретушированным портретом Анатолия.

К вечеру от постоянного писания авторских пожеланий и посвящений у Смольского стало сводить кисть правой руки. На следующий день, когда число розданных автографов пошло на вторую сотню, он с тревогой заметил, что кое-кто из жаждущих приобщиться к неожиданно объявившейся в его лице благодати, вовсе не напоминает послушников Серого монастыря. И верно — на площадке перед Домом можно было заметить несколько каров, прибывших скорей всего из города. К вечеру второго «дня открытых дверей», как назвал это событие про себя Анатолий, Аннабель привела к нему первых сукку.

— А им-то это зачем? — поразился Смольский. — Они же ни черта не соображают в людских делах... И что я буду им писать в пожеланиях?

— Вы знаете, — защебетала Аннабель, — обычно сукку очень враждебны к людям... Но те из них, которые... которым удалось преодолеть этот свой недостаток... Они так чувствительны к любому их ущемлению.. И теперь, когда они видят, что все, кто хочет, получают автографы.. Не стоит их обижать... Напишите им что-нибудь хорошее... Доброе..

Смольский взглянул на горящие злобными угольками глаза двух низкорослых представителей Бродячей Цивилизации, протягивавших ему «Букет для Хромого» и «Рекорд Хромого», вздохнул и взялся за электрокарандаш. Ничего хорошего от заварившейся каши он не ожидал.

* * *

Предчувствия не обманули мастера пера. На третий день автографического бума в дверях его — теперь уже далеко не уединенного — убежища появился слегка запыхавшийся Микис.

— Господин писатель! — горячо и торопливо начал он пониженным голосом. — Нам с вами и с господином настоятелем, с господином Фальком, надо срочно поговорить друг с другом! — прямо с порога начал он. — А то господин настоятель — извините меня — так он по глупости продаст вас с потрохами и безо всякого для вас профита... Вам сейчас очень надо послушать Микиса.

— О чем вы, Палладини? — недоуменно воззрился на него Смольский.

Обычно Микис выдавал всего лишь в два раза больше слов, чем требовалось для того, чтобы донести свою мысль до собеседника. Сейчас — в волнении — он перебирал норму раза в четыре, и понять смысл сказанного им можно было только ценой перенапряжения мозговых извилин.

— Кому собрался нас продавать господин настоятель? И зачем?

— Не нас, а только вас одного, Смольский! Только одного вас, господин писатель! Если вы хотите знать, у нас с ним сейчас состоялась, так сказать, сцена у фонтана! Причем фонтаном был совсем не Микис Палладини! Заметьте это!

Привычка предпринимателя говорить о себе в третьем лице доводила Анатолия до сильнейшей мигрени. Ему начинало казаться, что вокруг него бродят и прячутся по углам одни только бесчисленные Микисы.

— Если речь шла обо мне, — резонно возразил он, — то почему же разговор с настоятелем вели вы?

— Да потому, что вам бы в вашу голову никогда не пришло, что надо явиться к нему первым! Вы бы, господин писатель, сидели бы тут и ждали, пока и господина Фалька, и его ранарари не разорвет, как паровые котлы! Вот так — бам!!! И все! Крышка!!!

— У меня от вас скоро экзема начнется, Микис, — неприязненным голосом процедил Смольский. — Отчего их разорвет-то? От кишечных газов, что ли?

— Да от злости их разорвет очень скоро! От злости на вот это вот все, что вы устроили со своими автографами, господин писатель! Теперь вот уже из столицы какие-то фанаты приехали, чтобы вы им в книжечке свою подпись черкнули! Можно подумать, что вы банковские чеки тут подписываете... Теперь уже вся Диаспора знает, что Инферна имеет честь принимать в гостях великого писателя! И только у таких идиотов, которые ничего, кроме детективов, читать не способны, не возникнет такого вот вопроса: откуда это великий писатель неожиданно взялся на такой дружественной всей Федерации Инферне? Когда он прилетел и на чем?

«Ведьму я назову Аннабель! — решил про себя Смольский. — Сволочь какую-нибудь. Особо подлую. Это же надо — так подставить человека!»

— И Палладини смотрит, — продолжал Микис, ухватившись за пуговицу на животе Анатолия, — на то, как господин настоятель пухнет от злости, и конечно же, это Палладини не нравится. И что делает Палладини тогда? Что, я вас спрашиваю?

Смольский молча уселся на стул, выпрямившись и скрестив на груди руки. На Микиса он воззрился, словно удав на кролика. Это немного подействовало.

— Тогда Палладини просит, — радостно сообщил ему Микис, — господина настоятеля принять его! И когда господин настоятель его принял, то он сначала выложил Палладини, что он обо всем этом думает. Как будто Палладини может отвечать за то, что его люди не могут хранить даже такой маленький секрет...

— Мои вам соболезнования, — несколько меланхолично признал Смольский. — Действительно, на вашем месте должен был быть я...

— Если бы на месте Палладини были вы, господин писатель, то из этого не вышло бы ничего хорошего! — довольно резонно ответил Микис. — Но вас там не было! Там был Палладини, и Палладини сказал господину Фальку так: «Теперь, господин настоятель, все равно уже все горшки побиты, и вы не сможете спрятать господина Смольского от его читателей, даже если посадите его в мешок. Так тогда зачем вам мучиться с ним как с ежом за пазухой? Что делают порядочные люди, если им случится, допустим, чего-нибудь случайно своровать, а их при этом кто-нибудь увидит и начнет ловить? Порядочные люди тогда будут бежать впереди и кричать всем остальным, чтобы они ловили вора как следует! Если порядочный человек хочет спрятать одну золотую монетку, он ее спрячет в куче медных, если...»

— А короче — можно? — сухо осведомился Смольский.

— Вы знаете, господин писатель, то же самое сказал мне и настоятель! Это просто удивительно, как вы с ним одинаково мыслите! Он сразу понял, что ему хотел сказать Палладини! Палладини хотел сказать, что надо договориться с ранарари о том, чтобы организовать все так, чтобы великий писатель ездил по всей Диаспоре и встречался с читателями, давал им автографы, читал лекции... И пусть все смотрят на господина великого писателя и, бога ради, не обращают никакого внимания на всех остальных, что прилетели на «Ганимеде»! А когда вокруг вас, Толик, будет вертеться уйма народу, вас просто побоятся тронуть!

Смольский скептически покосился на порхающую вокруг него тушку Палладини (тот быстро набирал вес, потерянный за время перехода через Аш-Ларданар) и вдруг улыбнулся. Ему понравилась эта мысль — превратить отвратительно начавшееся приключение в турне. Причем в такое, которое прибавит ему популярности в том Мире, куда еще не ступала нога ни одного из его коллег! Игра явно стоила свеч. Риск, конечно, витал в воздухе, но ведь не он же — литератор Смольский — сдался здешним мафиози, а без вести пропавший федеральный следователь Кай Санди.

— И что же вам сказал на это господин настоятель? — осведомился он уже более бодрым голосом.

— Господин настоятель долго думал, — гордо ответствовал ему Микис. — Сначала он долго думал и взвешивал, а потом вызвал меня к себе как раз сегодня утром и сказал: «Слушайте, Палладини...» — он так и сказал: «Слушайте, Палладини, не вы один такой умный...»

— Наверное, настоятель выражался немного более э-э... по-другому? — предположил Смольский.

— Конечно, по-другому! — пожал плечами Микис. — Со всеми этими экивоками и выкрутасами, но не в этом дело! В сущности, он мне сказал: «Не один ты такой умный, Палладини, есть еще люди и поумнее тебя. И среди ранарари тоже такие случаются, хотя они вовсе и не люди... И поэтому мы устроим господину Смольскому турне по трем самым крупным центрам Диаспоры. И даже не мы сами устроим, а господа издатели! Потому что в Диаспоре живет сейчас десять миллионов человек, каждый из которых умеет читать. И их обслуживают аж три или четыре собственных — Диаспоры — издательства. И если хотя бы каждый десятый житель захочет иметь у себя дома новую книжку господина Смольского, то тот, кто эти книжки наштампует вовремя и в нужном количестве, сильно поправит свои дела! Главное, чтобы сам Смольский не подкачал! И поэтому двое господ от каких-то двух самых больших здешних издательских домов уже прибыли в Дом этой ночью и хотят изложить господину Смольскому свои деловые предложения... Они со своей стороны берут на себя организацию турне и рекламу тех книжек, что здесь уже были изданы, и новых, на которые только еще хотят подписать договора». Так что господин настоятель послал меня к вам, чтобы, так сказать, подготовить почву...

Столь молниеносное развитие событий — от появления на пороге его кельи застенчиво попискивающей Аннабель (нет, пожалуй, не стоит ее именем называть отрицательных персонажей) до визита китов регионального бизнеса к высшему руководству Секты Отверженных — было все-таки слишком непривычным для Анатолия. Однако, судя по всему, упускать такой шанс было бы глупо. По крайней мере, соблазняла перспектива, не унижаясь — за собственный счет и первым классом, — покинуть здешние края.

— Ну что ж... — пожал он плечами. — Считайте, Микис, что почву вы удобрили. Если уж вы взяли на себя роль гонца, то мухой летите к настоятелю и договаривайтесь о том, фрак мне надевать для переговоров или, за неимением оного, так и оставаться в свитере... Право не знаю, как отблагодарить вас за взятые на себя труды. Не ожидал от вас такого бескорыстия...

— Ну, Палладини, конечно, все сделает для своих друзей... — Микис замялся. — Однако и о себе Палладини немного думает. Совсем немного, Толик...

«Черт возьми! Когда это он с „господина писателя“ съехал на „Толика“? — диву дался Смольский.

— Тем более, — уверенно продолжил Микис, — что без Палладини вы просто погибнете! Вас обдерут, как липку!!!

Анатолий задумался над этими словами. Его первоначальная эйфория начала таять. Проблема действительно была куда сложнее, чем казалась сначала.

— Подумайте, — развивал наступление странствующий предприниматель, — вам самому случалось составлять договор хоть с одним издательством? Бьюсь об заклад, что этим занимался ваш литагент!

Это было так. Смольский вздохнул.

— И это в Метрополии, где царят закон и порядок! А вам случалось сталкиваться с законами, по которым живет Диаспора? — подбоченился Микис. — Разумеется, нет! А вот мне приходилось! Потому что я вел бизнес на Фронде, которая находится с Инферной в союзных, как говорится, отношениях. И хотя моя контора занималась вроде как недвижимостью, в основном мы перебрасывали гм... разные товары между Фрондой и Диаспорой Инферны. А для того, чтобы не погореть на этом деле, — а ваш покорный слуга не погорел! — надо все зубы проесть, изучая здешние законы и традиции!

Микис взволнованно прошелся взад-вперед по тесной келье.

— А настоятель, вы скажете? Так он настоятель и есть! Они здесь не торговый дом содержат, а что-то вроде хосписа... Если вы хотите ему довериться, а меня отставить, то пожалуйста! Я умываю руки. После всего того, что я сделал для вас...

Смольский задумчиво глядел на центральную пуговицу жилета, обтягивавшего начавшее округляться брюшко Микиса, и лихорадочно просчитывал варианты возможной сделки.

Палладини напомнил ему о себе обиженным посапыванием.

— Вы уверены, что справитесь с ролью моего литературного агента? — наконец решился на свой ход Смольский.

— И импрессарио! — торопливо ввернул Микис.

— И импрессарио, — обреченно согласился Анатолий. — Несите сюда бумагу и перо...

* * *

То, что в ежедневный монастырский паек, выдававшийся гостям Дома за ужином, входила еще и пара пересушенных сигарет, было для Кирилла определенным сюрпризом. Он даже изменил зароку, данному самому себе еще во времена службы в Космодесанте, — не трогать курева и пальцем. Сигареты он приберегал до утра — как средство борьбы с одолевшими его в этих краях приступами тоски.

Тоска эта являлась сразу вслед за пробуждением, а оно для Кирилла всегда наступало еще до рассвета, и пронзала его до самых глубин сумеречного еще сознания. Она возвращала его в далекое и совсем чужое теперь детство. Она не имела причины. Точнее, он никакими усилиями не мог сформулировать причину этой тоски. Может, это была тоска по тому миру, с которым он разминулся. Миру простоты и ясности. По тому миру, в котором живут дети и мудрые старики. Она не исчезала с приходом дня. Просто отступала в тень, забывалась. Как ни странно, этому забвению помогал табачный дым, который, кашляя с непривычки, ежась от утреннего ветерка, Кирилл глотал, стоя перед медленно светлеющим окном.

Сегодня это его занятие прервал стук в дверь.

По самому этому стуку — короткой и нервной мелодии, отбитой костяшками пальцев по тяжелой полированной древесине, — было легко догадаться, кто стоит там, за дверью.

— Входи, — негромко позвал он.

Карин была сосредоточена и старалась не смотреть Кириллу в глаза.

Несмотря на ранний час, она была одета по-походному, и сна у нее не было ни в одном глазу. Она быстро подошла к окну и так же, как и он, стала раскуривать сигарету — свою, из пачки в нарукавном кармане.

— Мы уходим на Аррику, — коротко сообщила она. — Нас туда позвали. Там требуются Слышащие... предвидится большой урожай. На Аррику Ангелы всегда прилетают позже... дождешься меня?

— Надолго вы туда? — хмуро осведомился Кирилл.

— Это имеет значение?

— Имеет.

Кирилл с досадой поглядел на быстро укорачивающийся окурок, зажатый в его пальцах. Потом объяснил:

— Я должен знать, когда вернуться сюда. Мне надо в город. В столицу, точнее. Там... Я должен поговорить с одним человеком.

— Из Диаспоры?

Карин искоса глянула на него. Теперь — с любопытством.

— Нет. Этот человек прилетел со мной вместе. Я как-то раз спрашивал тебя — как здесь можно раздобыть блок связи или хотя бы обычный радиотелефон, «земной» модификации?..

— Он тот человек, что пошел от корабля другой дорогой?

— Нет, его забрали спасатели. На свой корабль.

— А ты уверен, что он жив? По «Ти-Ви» ничего не говорили о том, что еще кто-то с твоего корабля уцелел. Они уверены, что вы упали в океан. По крайней мере, стараются всех в этом уверить...

Кирилл пожал плечами.

Карин нервно затянулась сигаретой. Потом заговорила решительно и быстро:

— Зайдешь в мою комнату потом, когда мы уйдем, я тебе разрешаю. Прямо на столе возьмешь машинку. Только не звони прямо из Дома... Накличешь беду.

— Фальк уже объяснил это мне.

— Фальк? Он так вот запросто говорил с тобой?

Теперь Карин повернулась к нему вполоборота.

— Я попросил его принять меня. И объяснил, что у меня есть дела в столице. Послезавтра он сам возвращается туда. Мне разрешено, так сказать, поприсутствовать в свите... Похоже, он хочет показать меня кому-то. Может, и мне удастся увидеть что-то интересное или кого-то. Ну и немного погулять на свободе — в случае хорошего поведения.

Он кисло улыбнулся. С минуту они помолчали.

— Ты играешь здесь в странные игры, — с горечью в голосе сказала Карин. — И Фальк тоже играет в них с тобой. Он ради вашей компании уже который день торчит здесь. Или только из-за тебя? Ты — шпион, Кирилл?

— Не знаю, — ответил он. — Правда, не знаю...

* * *

Оставшись один, Кирилл присел на краешек лежанки и некоторое время решал для себя тот вопрос, наедине с которым его оставила Карин. Когда он оторвал взгляд от кончика догоравшей сигареты — второй за это утро, то увидел напротив, у окна, капитана Джорджа Листера.

Тот вошел без стука, в чем для Кирилла ничего удивительного не было, и довольно долго уже стоял у окна, разглядывая причудливое небо Инферны. Заметив обращенный на него взгляд, он повернулся к Кириллу и слабо улыбнулся.

— Вот что... Я пришел с тобой попрощаться, Кирилл. Господин Верховный Посвященный благословил меня на «свободное плавание»... Тем более что мне не приходится заботиться о такой вещи, как виза для пребывания на Инферне. Она у меня уже есть — все еще действительная... с прошлого раза. Да и попасть в руки здешних лихих людей мне не страшно — ты знаешь, почему.

Он помолчал.

— Впрочем, я думаю, что настоятелю не удастся удержать вашу братию под своим крылом надолго. Ведь и ты собираешься отчалить в столицу... Я не ошибаюсь?

— Почему вы так думаете, кэп?

— Мне кажется, что у тебя есть какие-то свои обязательства перед господином следователем... Я имею в виду того, кто изображал из себя господина Крюгера...

— Ну что ж — это так. — Кирилл пожал плечами. — Мне ни к чему долги перед этой их конторой. И перед всеми другими... Мне нужна постоянная виза в Диаспоре, а для этого надо отряхнуть свои перышки от всего, что на них успело налипнуть.

— Аш-Ларданар не отбил у тебя желания оставаться в этих краях? — чуть приподнял левую бровь капитан.

— Как раз на Аше я и останусь, — Кирилл посмотрел на Листера снизу вверх. — Пожалуй, мне никуда отсюда не деться. Но до этого я должен найти господина Санди и, как говорится, «сдать ему дела».

— Возможно, нам придется встретиться там... — капитан задумчиво провел рукой по коротко остриженным волосам. — Будь осторожен. Даже со мной. Скажу больше: со мной — особенно. Я не знаю, на какую приманку придется мне клюнуть, чтобы достичь своей цели. И я не знаю, кем будет тот Джордж Листер, которого ты встретишь в столице. Если встретишь, конечно. Имей это в виду.

— Я не буду забывать об этом, — обещал Кирилл. И после короткого молчания добавил: — Прощайте.

* * *

Мюрид приказал остановиться, не доезжая пары кварталов до «Риалти». Сидевший за рулем Рыжий припарковал неприметный, слегка побитый, как почти вся автотехника на Фронде, «Тайфун» на давно уже никем не охраняемой стоянке. Зафар вылез из салона, окинул взглядом погруженные в ночной мрак окрестности и дал сигнал фонариком: шеф мог беспрепятственно выходить на дело.

Остаток пути — до «черного входа» биберовой конторы — они прошли угрюмыми колодцами дворов, под мертвыми взглядами темных, часто напрочь выбитых окон заброшенных квартир и офисов. Преодолевая время от времени баррикады всяческого хлама и решетки, сооруженные в узких проходах между дворами в те времена, когда грабителям было еще чем поживиться в этих местах, они не старались даже особенно маскироваться. Впрочем, если кому-то и заблагорассудилось пялиться из темных окон на превращенные в гигантскую свалку мусора дворы, то пробирающиеся во тьме кромешной безликие фигуры в самую последнюю очередь заинтересовали бы этого «кого-то».

Запасной выход «Риалти» располагался на уровне полуподземного этажа в помещении, служившем ранее то ли складом, то ли кабачком местной богемы, а сейчас — просто пустовавшем и запертом на патриархальный амбарный замок, сладить с которым для профессионалов не составляло никакого труда. Мюрид распорядился относительно постов наблюдения: Зафар отправлялся присматривать за парадным входом в офис, а Рыжий, маскируясь «во-о-о-о-н в той подворотне», контролировал запасной выход. Убедившись, что распоряжение его понято и принято к исполнению, Мюрид нырнул в благоухающую сырой плесенью и кошачьей мочой утробу полуподвала.

На ведущей в тылы офиса лестнице он чуть не сломал к чертям собачьим ногу — одна из ступенек находилась в прискорбнейшем состоянии. Поминая шайтана, Мюрид последовал дальше, стараясь соблюдать большую осторожность. Подобными делами он не занимался уже много лет — с тех самых пор, как сподобился стать личным порученцем по особым делам у Козыря, а затем, когда Козыря «приголубил» Чага, то и у Чаги. Чагу, благополучно загнувшегося от нелеченого рака, сменил Пластилин, а того... Мюрид не слишком хорошо помнил уже, кто перерезал глотку Пластилину. Целая вереница довольно колоритных фигур сменилась у кормила группировки «горцев», контролирующей почти четверть планетарного оборота «пепла». Предпоследним был почтенный Мулла, с которым неожиданно для всех разобрался — прямо в мечети, в час утренней молитвы — Хубилай, бывший тогда совсем еще новичком на Фронде. Вошел в дом аллаха рядовым погонялой группки «толкачей», а вышел Большим Шефом. Он повторил древний трюк приснопамятного Аль Капоне с бейсбольной битой и тем поверг всю верхушку «горцев» в шок, из которого многие так и не успели выйти. Грех он, конечно, на душу взял немалый, но, видно, на то была воля аллаха, коли вот уже девятый год он так и не нашел возможным как-либо покарать поганца Кублу. Многие стали рассматривать его оставшееся безнаказанным святотатство как своего рода сертификат святости, выданный свыше. Мюриду же, по большому счету, было глубоко перпендикулярно, кому служит его новый шеф — аллаху, шайтану или одному лишь собственному бзику. Он был горд, что и на этом крутом повороте криминальной истории преславной Фронды удержал за стремя бешеного коня событий и продолжал быть тайным порученцем — верным и молчаливым — которого уж по счету шефа.

И вот теперь он — уважаемый человек, «Ходжа» — должен был вспоминать былое, напяливать на себя уже не застегивающуюся на брюхе неприметную куртку из суперкевлара, засовывать за пояс старый и надежный «роланд» и переться на задание, выполнять которое под стать только вконец уж сопливому новичку из тех, кто только один годик отмотал в исправиловке за какой-нибудь взлом игральных автоматов. Но уж коли Кубла приказал заняться делом «лично», то заниматься им — делом этим — и следовало именно ему, не сваливая на молокососов даже такую вот черную работу, как «вентилирование» Биберовой норы.

Да если разобраться — не для молокососов та информация, на которую можно наткнуться в этой норе. Совсем не для молокососов. И не для постороннего взгляда вообще...

Дверь во внутренние помещения «Риалти» запиралась, конечно, похитрее, чем решетка полуподвала, но тоже не представляла реального препятствия для сработанного в Метрополии наборчика инструментов, притороченного к поясу Мюрида. Не подумала выполнять свой долг и слегка устаревшая система сигнализации офиса. Впрочем, с системой этой не все выходило просто. Кто-то уже поработал с ней — отключил топорно (простым отсоединением нужного проводочка), но профессионально (знал, собака, какой проводочек отключить). Это напрягало.

«Роланд» сам собою прыгнул в руку Мюрида. Протиснувшись в приоткрытую дверь, он замер, пытаясь сориентироваться на возможном поле боя, заполненном густым, слегка пахнущим ароматами дезинфекции сумраком.

Не так уж и велики были хоромы «Риалти»: коротенький коридорчик, в который выходили двери черного хода, кладовки, кухоньки-спальной (Биберу доводилось коротать ночь «при деле») и задняя дверь, собственно, офиса. Из-под двери этой сочился свет.

Мюрид сделал три-четыре шага в глубь коридора и снял «роланд» с предохранителя. Но тут в спину ему ткнулся ствол пистолета.

— Без фокусов! — приказал хрипловатый шепот сзади. — Пистолет — без стука — на пол! И четыре шага вперед, пожалуйста...

Мюрид проделал предписанное ему упражнение, лишь на миг задумавшись о том, не стоит ли применить, скажем, один из тех приемчиков старого Киша, которые так удавались ему в молодости. Но молодость давно прошла, а спуск у вражьего «ствола» мог оказаться чересчур легким. Рисковать не стоило. Стоило подчиниться и потянуть время.

— Входи! — приказали сзади злым шепотом. — И быстро! Сразу!

Что ж, это не шло вразрез с планом, созревшим в голове преданнейшего из преданных слуг Хубилая в последние доли секунды.

Глубоко вдохнув воздух, Мюрид резко открыл дверь кабинета и тут же резко рванул вниз и влево. Покатился по полу, стараясь укрыться за массивной из каменного дуба тумбой стола. И понял, что выиграл пару секунд: тот, кто был застигнут врасплох за терминалом компьютера, резко развернулся во вращающемся кресле и, отскочив в сторону, вскинул пистолет навстречу неожиданным гостям. Пока эти самые две секунды лейтенант Харви Смит и злая, как четыреста чертей, Мардж Каллахан держали друг друга на прицеле, Мюрид отчаянным усилием отбросил себя к стене, оказавшись в тылу лейтенанта, и тут же воспользовался этим преимуществом. Ухватив того за локти, Мюрид попробовал заслониться им, как щитом, от «беретты», нацеленной в него преданной секретаршей господина Бибера.

Далее события развивались менее благоприятно для Мюрида. Мардж выпалила в лейтенанта. Тот — в потолок. Его пуля рикошетом угодила прямо в плечо заместителя великого Хубилая. После этого каждый из действующих лиц повел себя в полном соответствии со сценарием такого рода происшествий — Мюрид грохнулся оземь, Мардж заорала на Смита: «Брось оружие, зараза!», а Смит этот приказ выполнил.

— Руки в стенку! — распорядилась Мардж, осторожно огибая гигантский стол и продолжая держать на прицеле сразу обоих непрошеных гостей. Она отбросила ногой в сторону «вальтер» Смита и присмотрелась ко второму противнику. Тот постарался вжаться в пыльный ковер, мысленно призывая шайтана забрать отсюда свое отродье, каковым, безусловно, являлась Мардж Каллахан.

— Не прикидывайся покойником, чучело! — в затылок Мюриду уперся ствол его собственного «роланда». — Поднимайся! — распорядилась она. — Медленно и без фокусов!

Мардж сделала шаг назад, сунула один из пистолетов в карман и, пошарив по столу, взяла с него пультик управления сервисной машинерии. Щелкнула клавишей, врубила освещение на полную мощность, бросила пульт на стол, а вместо него подхватила трубку блока связи.

— Вы напрасно так горячитесь, миссис, — подал голос Смит, морщась от яркого света и чуть ли не сворачивая себе шею, чтобы наблюдать за ее действиями. — Не стоит вызывать полицию. Мы все можем закончить миром.

— Мисс! Не миссис, а мисс! — невозмутимо парировала его предложение лихая секретарша «Риалти». — И кто тебе сказал, что я собираюсь вызывать именно полицию?

— На вашем месте я крепко подумал бы, прежде чем кого-то впутывать в дело, мисс, — продолжал настаивать Смит. — И проявите же, бога ради, человечность — господин Шарипов может истечь кровью. В моей набедренной сумке есть репарирующий гель. С вашего позволения, я окажу раненому первую помощь...

— Так вы друг друга ко всему еще и знаете?..

Мардж подошла к Смиту, ощупала его, отыскала сбоку портативную сумку, расстегнула молнию, заглянула внутрь и, убедившись, что предмет сей не содержит в себе никаких видов оружия, кивнула лейтенанту.

Медленно и раздельно осуществляя каждое движение, чтобы у лихой Мардж не было причины с дуру всадить в него очередной заряд, Смит извлек на свет божий пару разовых шприц-капсул и пакет с белоснежной ватой. Прислонившийся к стене Мюрид хмуро наблюдал за ним, придерживая правой рукой пострадавшее предплечье.

— Повернитесь, Азамат, — попросил Смит, подхватывая его за здоровое плечо. — Сейчас... Сначала — анестетик, потом распорем рукав и...

И тут парализованный, казалось бы, болью и унижением Мюрид неожиданно ловко и резко вывернул руку лейтенанта, уже приготовившегося всадить ему в предплечье иглу шприца, и игла эта вошла самому Смиту в бок. Тот хорошо отработанным движением каратэ приложился к шее Мюрида и отправил его в глубокий нокаут. А может, и на тот свет. Сразу определить — куда — было трудно. Но и сам Смит выглядел не лучше — его лицо мгновенно залила бледность, и незаметные раньше веснушки россыпью вспыхнули на нем. Харви упал на колени и, рванув воротник, захрипел:

— Вы, мисс Каллахан... Скорее. Там же, в сумке, «фиксатор»... Вколите мне... — Его голос перешел в глухой шепот: — Это... Это не анастетик... Это...

— Этак они здесь все поубивают друг друга, да меня угробят в придачу, — констатировала Мардж, торопливо вытряхивая содержимое сумки на ковер.

За то время, пока она управилась с оказанием первой помощи одному из пострадавших, другой из них — Мюрид — начал подавать признаки жизни. Кашляя и мыча, он попытался встать на четвереньки — лишь только для того, чтобы нос его вновь встретился с тем же «роландом».

— У-уберите «пушку», м-мэм... — просипел он, приваливаясь спиной к стене. — Если вы м-мне с-снесете ненароком черепушку, у вас будут к-крупные неприятности... Очень крупные...

— Ты еще угрожать мне собрался? — раздраженно вскинулась Мардж. — На — держи! Залепи свою дырку. Ту, которую сочтешь лишней, — она кинула ему подобранную с пола ампулу репарирующего геля. На этот раз действительно геля и действительно репарирующего.

Мюрид выдернул из бока уже не подававшего видимых признаков жизни Смита опустошенную ампулу, предназначавшуюся ему самому. Прочитав ее маркировку, он забыл о полученных увечьях и чуть было не поднялся в полный рост.

— Посмотри только, что эта сука собиралась вкатить мне в кишки! — возмутился он и швырнул ампулу на стол.

Мардж подхватила мини-шприц профессионально, так, чтобы не «залапать» орудие преступления, а затем отправила его в ящик стола, который тут же прихлопнула.

— Ну, теперь все сойдется! — с некоторым облегчением воскликнула она. — На предмете твои отпечатки. Если парень загнется, то решать проблемы тебе придется с его хозяевами, а не с местной полицейской шелупонью! Думаешь, я не знаю, что этот парень из Второго Посольства? Откуда ты его знаешь? Зачем он хотел отправить тебя к праотцам? Хочешь — скажу?

Она милостиво перекинула через стол бинт и шприц с универсальным антибиотиком.

— Потому что парень пахал на ваших. И понял, что если ты влип, то можешь расколоться и заложить его...

— Да с чего это вы взяли, мэм, что я куда-то влип? — уже более спокойно осведомился Мюрид, искоса поглядывая на все еще наведенный на него ствол. — Через десять минут после того, как полиция будет здесь, я окажусь на свободе, и мне еще принесут извинения. Копы, пожалуй, даже подвезут меня домой на своей лучшей тачке. А вот то, как они обойдутся с вами, мэм...

— Мис-с-с-с! — зло прошипела Мардж, набирая на блоке связи номер кодового канала — тот самый, который набросал на смятой пачке сигарет федеральный следователь. — Никаких «мэм», «миссис» и других мамзелек! И никакой дурацкой полиции! С вами обоими будут разбираться господа федералы.

Она вытащила из кармана своей куртки странной формы стеклянный флакон с чем-то очень знакомым Мюриду. Настолько знакомым, что лицо его — и без того позеленевшее — стало и вовсе напоминать рожу вурдалака. Он прекрасно знал, что содержится вот в таких ритуальных флакончиках. В трубке блока связи неторопливо, один за другим раздавались гудки вызова.

— Ты черт знает что затеяла, старая дура!!! — заорал Мюрид. — Если ты думаешь, что твоим дружкам из Второго Посольства такое сойдет с рук... Ты что же, думаешь, что можно вот так, среди бела дня похитить такого человека, как я? Ты хоть представляешь» с кем связалась? Я что — похож на идиота?

— За «старую дуру» — ответишь, — посулила ему Мардж. — Нашел кого пугать своей мордой! Вас, господин Мюрид, только ленивые в лицо не знают. А на идиота вы и впрямь похожи, если сами голову в петлю сунули.

На том конце канала связи упорно не брали трубку. Мюрид не менее внимательно, чем яростно сжимавшая эту трубку крутая Мардж, прислушивался к доносившимся до него гудкам.

— Если ты воображаешь, что вокруг дома нет моих людей... — угрожающе начал Мюрид.

— Вот сейчас, когда я скажу, — наставительно прервала его Мардж, — ты заткнешься, достанешь свою мобилу и распорядишься своим шестеркам убираться по домам и ждать указаний. И если они тебя не так поймут, пеняй на себя. А потом примешь полглоточка этой настоечки и часа на четыре ляжешь бай-бай... Не пробовал «эльфийского мухомора», дядя?

Мюриду приходилось иметь дело со знаменитым «вырубателем», завезенным на Фронду с Гринзеи. И пробовать его снова у него не было ни малейшего желания. Но получить от дурной бабы заряд из плохо отрегулированного парализатора, а может, и просто рукояткой «беретты» в лоб было куда более худшим вариантом.

Трубка блока связи в ее руке осведомилась заспанным женским голосом, кому, собственно, не спится в ночь глухую?

— У меня к вам срочное дело от фирмы «Синальта»! — со вздохом облегчения бойко отозвалась Мардж.

* * *

На другом конце канала, в студии, служившей одновременно офисом и спальней, Алена Тарквини тоже испустила вздох, но то был отнюдь не вздох облегчения.

Недоброе она почуяла сразу после того, как от резидента федерального управления расследований, болтающегося на орбитальном эсминце наблюдения где-то на границе сектора, поступило совершенно удивительное распоряжение. Узнав о переводе группы «Рембрандт» в режим проведения срочной совместной операции с военной разведкой, вся группа призадумалась. Прозрачное название «Землеройка» о многом позволяло догадываться. Вместе со спешно присланным на поверхность Фронды для проведения активной оперативной работы чрезвычайным инспектором военной разведки на беспечные головы «рембрандтовцев» сваливались немалые хлопоты и опасности. Такое неожиданное расконсервирование и включение в работу «военщиков» — вечных конкурентов управления — на роли то ли подчиненных мальчиков на побегушках, то ли тайных соглядатаев их вовсе не устраивало.

Когда же предполагаемого инспектора, оказавшегося уже знакомым по его прежним сеансам разведработы на Фронде лейтенантом Криницей, пришлось срочно эвакуировать с места конспиративной встречи на основную явку с признаками сотрясения мозга, Алена окончательно поняла, что для нее с Тино наступили жаркие деньки.

Завербованная где-то на Синдерелле федеральным управлением по случаю крайнего безденежья супружеская пара Тарквини жила на Фронде по сию пору спокойной и достаточно обеспеченной жизнью. Видимость активной деятельности по перекупке чужих и продаже Алениных шедевров живописи вкупе с поддержанием крохотной картинной галереи позволяла благополучно маскировать не слишком щедрые, но регулярные выплаты орбитальной резидентуры. Центр не особенно загружал группу «Рембрандт» работой, придерживая ее в резерве. Деятельность группы сводилась к чисто подсобной работе: опросу и «вентилированию» представителей здешней — быстро затягиваемой в болото голодной нищеты — богемы и творческой интеллигенции, подготовке контактов для других, более компетентных сотрудников «наземных» резидентур, оборудованию сети (резервной, надо полагать) тайников, «почтовых ящиков», каналов связи и тому подобных хитростей, пользоваться которыми предстояло уже другим, заведомо «Рембрандту» неизвестным, специалистам.

Со вчерашнего утра этот уютный, как теперь представлялось Алене, мирок стал прекрасным прошлым. На сцену явились агенты-перебежчики, пропавшие профессора, чрезвычайные инспектора с пробитыми головами, словом, милые будни непосредственно оперативной работы.

Так, по крайней мере, следовало из распоряжений, которые Петро Криница выдал, будучи наконец приведен в чувства. Правда, до лейтенанта довольно долго доходило, что находится он не в допросном департаменте контрразведки Фронды, а на явочной квартире федерального управления расследований, и принимает его группа «Рембрандт», уполномоченная оказать военной разведке полнейшую поддержку по линии срочной операции «Землеройка».

Последующий день был заполнен сплошными кошмарами: станция «Эмбасси-2» никак не могла понять из шифровок, поступающих с поверхности планеты, что именно приключилось там, внизу, и почему чрезвычайный инспектор пребывает на явочной квартире управления. В небольшой квартирке Тарквини толклись четверо громил из какой-то «группы Рейнолдса» — тоже пробужденные к бурной деятельности неожиданным приказом сверху. Они натоптали в чистенькой приемной, словно стадо слонов, отдавили хвост Бастинде, одолели Криницу своей бестолковостью и, наконец, убыли на поиски некоего профессора Кульбаха и подозреваемого в измене лейтенанта Харви Смита.

Слава богу, к вечеру разбушевавшиеся силы зла унялись. Тарквини, пристроив Криницу в своей «галерее» — в полуподвале громадного доходного дома, нашли отдых и успокоение в своих «апартаментах» — на чердачном этаже того же здания. Тьма снизошла на усталый город и, казалось, до утра боевые действия спецслужб и криминальных шаек, ввязавшихся в охоту за беглецами со станции, не потревожат двух мирных торговцев живописью.

Но — черта с два! Все, бывшие днем мирными персиками, ночью обратились воинственными урюками и принялись за дело с новой силой. Теперь, собственно, и принялись по-настоящему!

Пропустив без малого дюжину сигналов вызова, доносившихся от секретера, Алена все же взяла себя в руки и добралась до проклятого устройства. Глянув на определитель номера канала связи, она обомлела — канал был чрезвычайный, из резерва Центра. Пришлось обругать себя последними словами за нерасторопность и за бесплодные надежды выспаться в период проведения экстренной операции. Перед тем как сказать «Алло», машинально включила блок шифрозаписи и блок защиты разговора. Выслушала пароль «Синальта» и тяжело вздохнула.

Минут пять она старалась вникнуть в то, что хриплой скороговоркой, полной иносказаний и нездешнего жаргона, втолковывала ей с того конца линии женщина. Поняв наконец, что от нее требуется, она бросила в трубку:

— Вы можете продержаться минут тридцать? Постарайтесь. Не открывайте никому другому. Нас узнаете по паролю. Да... «Синальта». Этот канал не прослушивается.

Она выскочила в тесную приемную, где заработавший себе за день бессонницу Тино скармливал разделявшей его страдания Бастинде остатки оставленных на утро бутербродов.

— Срочно гони вниз! — приказала она. — Буди того типа с пробитой башкой. Это по его линии. Вот, пусть прослушает это, — она протянула ему блок связи с записью разговора.

— Я тебя догоню сейчас. «Пушку» возьми с собой. И ключи от машины!

— От «Прерии»? — только и спросил ошарашенный супруг.

— Лучше от «Кометы», — подумав, сказала она. — В ней удобнее перевозить покойников.

— Покойников? — совсем уж кисло осведомился Тино.

Бастинда сурово взглянула на своего хозяина, явно давая понять, что устыдилась за его малодушие.

— Покойников, — подтвердила Алена. — Или что-то вроде того...

* * *

Мюрид начал приходить в себя где-то на середине дороги. Чтобы он не наделал беды внутри довольно просторного салона «Кометы», Мардж уже приготовилась влить ему в пасть вторую дозу «эльфийского мухомора», но тот, преодолевая все еще сковывавший его сон, с усилием промычал:

— М-мне... Мне надо сказать... Срочно!..

— Что? Поплохело, что ли? — повернулся от руля мрачный Петро.

Несмотря на то, что «Комета» была фургоном не тесным, из-за своих габаритов он не без труда помещался между рулевой колонкой и до предела отодвинутым назад шоферским сиденьем. Остальным в салоне было более комфортно: Мардж и Тино на заднем сиденье, не выпуская из рук своих «стволов», присматривали за Мюридом, нервная и миниатюрная Алена с переднего сиденья осуществляла функции лоцмана, а погруженный «фиксатором» в анабиоз Харви Смит имел в своем распоряжении все свободное пространство довольно объемистого багажного отделения фургона.

«Кажется, мы неважно закрепили его там», — подумала Алена, прислушиваясь к доносившимся оттуда звукам.

«Комета» уже перестала петлять по городу и теперь, на ручном управлении, в непролазной тьме скакала по ухабам проселка — лет десять не ремонтированного, но гарантировавшего от встречи с патрулем. Свой изношенный автопарк полиция Фронды берегла от таких дорог пуще, чем от огня.

— Ты меня слышишь? — повторил Петро, обращаясь к готовому снова впасть в прострацию Мюриду. — Тебе плохо?

— Н-нет... Мне хорошо, сука! — наконец отозвался тот. — Сам бы покатался этак вот с дыркой в руке... Да еще под этой дурью...

Петро не стал пререкаться с пленником о том, что лучше дырка в руке или десять швов на голове. Он продолжал донимать Мюрида вопросами:

— Ты что-то важное хотел сказать... Или мозги нам припудриваешь?

— Хотел... Важное...

Похоже было, что Мюрид никак не может решиться на что-то, что сожжет за ним все мосты, сделает невозможной дорогу назад, к своим.

— Вот что, — наконец выдавил он из себя. — Я не хочу, чтобы на мне большая мокруха повисла... Учтите, что сообщаю вам добровольно... Вы должны мне обещать...

— Мы должны тебе почки отшибить, сволочь, — тихо, но убедительно ответил Петро. — И ничего больше. И так и сделаем, если будешь тянуть кота за...

— Так вот... — теперь, когда решение было принято окончательно и бесповоротно, Мюрид заговорил связно и разборчиво. — Учтите, я сдаю вам Кублу — ни больше, ни меньше!

— Спасибо за подарочек, — раздраженно отозвался Криница. — Но ближе к делу, дядя!

Мардж подтвердила это приглашение тычком «ствола» в бок снова начавшего впадать в прострацию начальника контрразведки Хубилая (который этого Хубилая решил сдать, да что-то опять замешкался, глядя перед собой мутным взглядом).

Криница не без труда заставил свой мозг, еще не оправившийся от потрясения после встречи его головы с проклятой емкостью с шартрезом, работать на полных оборотах. Надо было понять, что задумал Мюрид — действительную капитуляцию или какую-то провокацию, ловушку, влетать в которую сейчас было бы не ко времени.

С одной стороны, после такого провала и пленения старый лис уже не мог рассчитывать ни на доверие, ни на благосклонность своего шефа. Тем более других тузов фрондийского криминалитета. Кому из них, спрашивается, нужно осложнять отношения с самым агрессивным и непредсказуемым негодяем на всей планете? Так что сдать Хубилая — и не местной продажной полиции, а именно точившим на наркомафию зуб федералам — было просто логично, не говоря о том, что это давало Мюриду дополнительные очки при последующих расчетах с законом.

С другой — не так-то прост был Мюрид. Именно сейчас, чтобы «опрокинуть» ситуацию, повернуть ее в свою пользу, он мог, прикидываясь одурманенным чертовым «мухомором», измыслить такую хитрозакрученную комбинацию, что попавшиеся на удочку противники вынуждены были бы сами предоставить ему какую-то свободу действий: ну, например, разрешить срочно выйти на некую встречу, передать какую-то информацию своим людям. А такими ситуациями Мюрид пользоваться умел. Петро Криница как-никак не первый год «работал по Фронде» и имел неплохое представление об этом персонаже.

«Если скотина запросится на волю, хоть под самым строгим наблюдением, или потребует, чтобы его подпустили к блоку связи, значит, это игра, — твердо решил лейтенант. — Тогда беру ответственность на себя — пусть Каллахан скормит ему лошадиную дозу зелья... Так, „упакованным“, его и безопаснее будет доставить на „Эмбасси“...»

Мюрид тем временем снова взял себя в руки и обрел способность говорить.

— Х-хубилай окончательно съехал с ума, — сообщил он. — И вы сами в этом виноваты!

— Его мама с папой в том виной, — язвительно вставила свою реплику Мардж. — И гашиш. Больше никто.

— Кубла наркотой не балуется, — Мюрид бросил злой взгляд на Мардж. — Если бы «Эмбасси» не перекрыла связь по подпространству... По всем каналам... Тогда другое дело. А так — ему ничего другого и не осталось, как... Как самому туда, к Инферне, податься...

— «У Джонни глаза вылезли на лоб», — процитировал Петро древнего классика. — У господина Кадыра завелся собственный лайнер? Он конкуренцию «Космотреку» составить хочет?

— Не зубоскаль, дубина! — оборвал его Мюрид. — Посмотрим, как ты позубоскалишь, когда ваш «дальнобойщик» угонят к чертям собачьим! Вот тогда у тебя головка по-настоящему заболит!

— Угонят? «Дальнобойщик»?

Петро наконец удалось по-человечески обернуться к Мюриду. Сиденье под ним отчаянно заскрипело.

— Какого же черта?! Ты этим собирался торговаться? Они что — окончательно спятили? Кто?! Когда?! Какой корабль?!

— Лайнер первого класса, бестолочь! Компании «Старстрим»... Как можно скорее предупредите своих... Лайнер «Микадо»... На борту есть человек Кублы... Сэконд... Он это... В общем, отстегнули ему немало... Они могут всех там перебить — всех до единого... И если доберутся до Инферны... Это, как говорится, «чревато последствиями»...

Похоже, что Мюрид только теперь, высказавшись, понял, во что влип. И испугался по-настоящему.

— Я многого не знаю, — торопливо добавил он. — Я н-не... не участвовал в подготовке этой затеи... Только случайно услышал кое-что... Краем уха...

— Стоп! — Петро лихорадочно принялся отстегивать с пояса свой блок связи. — Говори подробно. Когда, на какое время намечен захват? Как группа захвата окажется на борту? Кто из экипажа является вашим сообщником?

— Я уже сказал — второй помощник... Группа захвата будет косить под пограничников. А когда — не знаю точно. Такие вещи Кубла никому не доверяет. Но скоро, очень скоро. Может быть, уже...

Петро кучеряво выругался, торопливо набирая код секретного канала и не попадая пальцами по клавишам блока.

* * *

Принимая во внимание время, потерянное на контрольные рысканья и изменения направления движения, на бесконечные проверки и объезды излишне бдительных патрульных служб, потрепанная «Комета» добралась до места назначения — заброшенного ангара на окраине опустевшего «города-спутника» фрондийской столицы, достаточно быстро. Восход еще не был заметен — мешали набежавшие в полночь тучи. Впрочем, они и не торопили его — этот восход — усталые и задерганные пассажиры неприметного в темноте автофургончика. Ни к чему им было дневное светило.

Подсвечивая себе карманным фонариком, Тино нашел раздолбанный выключатель, повозился с ним, и ангар наполнился тусклым светом пыльного софита, прикрученного под потолком. Петро вытолкнул на более-менее освещенное место изрядно помятого Мюрида и критически осмотрел его, пристегнул пленника наручниками к проходящей вдоль стены ангара трубе, потом помог обеим женщинам вытащить из багажного отделения и уложить на случившимся под рукой куске брезента почти бездыханного бывшего коллегу. Нервно посмотрел на часы.

— Сейчас за вами, голуби, — кивнул он Мюриду, — явится наша группа транспортировки. Поедете прямехонько на небеса, в нашу контору. Дипломатическим багажом. Так что тебе еще раз придется приложиться к «мухоморной» настоечке. Чтоб в пути не шумел. Но сначала, пара вопросов.

Нарисованная лейтенантом перспектива не вызвала у Мюрида ни малейшего энтузиазма. Но и возражать он не стал. Просто грузно опустился на корточки и привалился спиной к стене.

— Когда вам удалось подцепить этого типа? — Петро кивнул на Смита. — И на чем он купился?

— Да на «порошке», — устало вздохнул Мюрид. — Сначала в игры с нами играть надумал — в наши «цепочки» хотел своих людей посадить, да обломился. В элементарную ловушечку влип. Но — умен малый — вовремя, как говорится, «перевел стрелки» на своих коллег. И воображал, что все шито-крыто. А потом, когда местные «контрики» погром всем вашим устроили, Кубла ему ясно и доходчиво объяснил, что так, мол, и так: за провал своих товарищей тебе перед Вторым Посольством придется ответ держать. Но мы люди добрые. Можем и отмазать от этого грешка. Только ты уж и на нас поработай маленько. Ну и все. Коготочек у этой птички в дерьме сильно увяз... А Кубла, надо сказать, слово свое сдержал. Ведь ваши так и не узнали, почему на самом деле «засветилась» вся столичная агентурная сеть. А то, что это некий Харви Смит ее в обмен на свою репутацию на корню сдал, никому и в голову прийти не могло.

Лицо Криницы нехорошо потяжелело.

— Так... Значит, все три года мы перед вами «голенькими» торчали...

Он замолчал, переваривая только, что услышанное. Потом резко сменил тему.

— А за каким дьяволом вы оба приперлись в «Риалти», в ночную-то пору? И куда дока Кульбаха дели?!

— Оба? Ну ты даешь, командир! — Мюрида даже перекосило от раздражения. — Да случайно свело нас, в конторе той дурацкой! Харви, мыслю, не от хорошей жизни в это место влез! Он, видимо, понял, что вконец погорел! Не знаю, на чем вы там, во Втором Посольстве, его ущучили, но, думаю, на «метке» своей он и погорел — на той, что вашему человеку, которого Бибер под «Ганимед» сватал, приклеил... И теперь хотел у Бибера в компе хоть какие-то концы найти, чтобы ноги унести. И от наших и от ваших... А мне он даже и не показался. На «липе» в гостинице прописался, на «липе» в таможне отметился... И воображал, что за ним нет нашего «хвоста»... А потом, похоже, действительно из-под носа у наших ушел. Из «Альтаира». Он там остановился — в номере восемьсот четвертом. На шестом этаже.

— Все у вас не как у людей, — с досадой заметил Петро. — Во всех Тридцати Трех Мирах восьмисотые номера на восьмом этаже, а у вас... — он безнадежно махнул рукой. — И вы его оттуда вели до «Риалти»?

Мюрид поморщился.

— Да нет... Мои прошляпили, когда он успел оттуда смотаться. Сообщали, р-раздолбаи, что не выходит из номера своего. А он уже до «Риалти» добрался. Так что для меня сюрприз вышел...

— Кульбах был с ним? — спросил лейтенант Криница.

— Я вам все сказал, как на духу! — устало отмахнулся Мюрид. — И не знаю я никаких Кульбахов-Мульмахов! Своих проблем мне не шей, командир!

Тино тем временем бросал на брезент — предмет за предметом — содержимое карманов бесчувственного Харви Смита: какую-то квитанцию, пачку «клинекса», универсальный ножик, пару магнитных карточек-ключей от гостиничных дверей (один, фирменный, «Альтаира» от номера 804, второй — типичная самоделка, неизвестно от какой двери), пару стереотипных паспортов-идентификаторов с новенькими визами на временное пребывание на территориях, находящихся в сфере юрисдикции Самостоятельной Цивилизации.

Мюрид презрительно улыбнулся и кивнул на документы:

— Много у этого парня ксивы. У вас, похоже, это дело неплохо поставлено...

— Вот что... — оборвал его Криница, с любопытством рассматривая продукцию спецлаборатории Второго Посольства, подделаны фрондийские документы были действительно безупречно. Он спрятал их в карман.

— Вот что, — повторил он и повернулся к Мюриду. — Твои люди, как я понял, так и торчат в «Альтаире»? И сторожат пустой номер? Нечего им прохлаждаться без дела. Если хочешь, чтобы в рапорте я отметил, что ты оказал содействие следствию, то свяжись с этими мальчиками и отправь их по городу искать этого пентюха. — Он кивнул на Смита. — Отчехвость их по первое число и предупреди, чтобы ни один не вздумал застревать в гостинице. Держи трубку.

Петро протянул пленнику реквизированный у него блок связи.

— Скажи, что там сейчас будет опасно. Очень опасно. Можешь не сомневаться. Я тебе правду говорю. Там сейчас буду я и кое-кто из моих людей.

— Мне второй раз за ночь приходится снимать своих людей с постов, — недовольно возразил Мюрид. — И каждый раз по мобильнику... Это может вызвать подозрение...

— Что поделаешь, — с деланным сожалением вздохнул Петро. — Придется пожертвовать твоей репутацией. Тем более что через пару часов подозрения у твоих людей станут уже полной уверенностью...

Мюрид пожал здоровым плечом и принялся исполнять приказанное. Петро наблюдал за ним. Убедившись, что подвоха не последовало, он молча протянул руку в направлении Мардж, и та, поняв, что от нее требуется, сунула ему в ладонь флакон с гринзейским настоем. Помощник Кублы с неудовольствием глянул на протянутое ему снадобье, но не стал дожидаться более весомых подтверждений сделанного ему предложения и послушно проглотил остаток жидкости.

Брошенный на сиденье «Кометы» блок связи Петро залился тихой трелью. Он быстро подошел к фургону, выслушал сообщение, бросил в трубку несколько коротких слов и повернулся к Тино и Алене:

— Группа эвакуации отправилась к нам. Это будет грузовичок «Фастфуда». Это наша «крыша» на случай экстренной связи с Первым Посольством. Они каждое утро ввозят на его территорию продуктовый заказ на сутки. Дело доходное, особенно теперь, в кризис, весь народ, с ним связанный, лишних глаз не любит. Груз обычно не досматривается: и соглашение есть, и куплен кто надо... Вы, вдвоем, так сказать, сопроводите груз до центра. Там сойдете, где вам будет удобнее... А вашей машиной воспользуюсь, с вашего позволения, я. Потом заберете ее со стоянки у «Греческих двориков»...

— Я думаю, — вмешалась в разговор Алена, — что после того, что произошло, мисс Каллахан просто опасно оставаться здесь — на Фронде...

— Не беспокойтесь на этот счет, — остановил ее Петро. — Хотя она и не наш прямой агент, определенную ответственность за нее «Эмбасси» несет... Да и информации у нее в черепушке побольше, чем кое у кого из тех, кого мы содержим в штате. Я забираю мисс с собой. Группа эвакуации не потянет троих «клиентов» сразу. Да, может статься, и на Кульбаха она выйти подсобит.

— Удачи вам, — вздохнул Тино. — Будьте осторожны там, в «Альтаире»...

* * *

— Садитесь в машину, мисс Каллахан, — кивнул Петро. — Вам придется немного потосковать на нашей конспиративной квартире. Как я понимаю, вам не улыбается отправиться на «Эмбасси» в компании ваших непрошеных гостей?

Мардж окинула неприязненным взглядом обоих пленников: Мюрида, начавшего уходить в отключку под действием второй порции «эльфийского мухомора», и по-прежнему пребывающего на грани жизни и смерти лейтенанта Смита.

— Нет, — отрезала она. — Я вообще не собираюсь покидать Фронду, до тех пор пока не выковырну Микиса из той щели, куда его загнали... И не буду я торчать на вашей квартире! У меня есть где спрятаться до того времени, пока муж Марты не разыщет этого растяпу!

— Микис — это?.. — попробовал уточнить Петро, настойчиво прихлопывая дверцу «Кометы», которую Мардж не торопилась закрыть за собой.

— Это — Алоиз... Мне так привычнее его называть. А если хотите, то Ромуальдо... Собственно, вы сами его крестили и перекрещивали, когда перебрасывали из Мира в Мир, словно мячик...

— А Марта — это ваша сестра?.. — скорее утвердительно, чем вопросительно продолжал дознаваться Криница, включая двигатель. — А муж ее, гм... Сотрудник здешних «органов», мисс?

— Да, сестра! — раздраженно подтвердила мисс. — Да, «органов»! Только не тех, что вроде ваших, а криминальной полиции! На него можно положиться, как на каменную стену! Как на утес, господин шпион...

«Комета» благополучно покинула ангар и теперь торопливой утренней тенью скользила мимо унылых придорожных складов и заброшенных домишек предместья.

— Это они организовали вам укрытие, пока и мафия и наши люди днем с огнем искали вас? — догадался Петро.

— Они! — не без гордости признала Мардж. — И могли меня там прятать еще не одни сутки. Но я решила взять инициативу в свои руки...

— Это как, мисс? — покосился на нее Петро.

— Знаете, — дернула плечом Мардж, — я, лично, всегда считала, что лучшая защита — это нападение. И что прятаться нужно там, где тебя никому и в голову не придет искать. Как вы понимаете, это как раз «Риалти». Там, этажом выше, наша фирмочка пару комнат арендовала, гостевых, где в случае чего и переночевать можно... Я заранее чувствовала — и как в воду глядела, — что кого-нибудь в офис да занесет. Может — самого Микиса. Но того, что сразу дуплетом получится, я не ожидала...

— Номер и пароль нашей явки вы у своего шефа узнали?

— Нет. Я лишний раз в его дела нос не совала. Ровно настолько, чтобы не дать ему вляпаться в какое-нибудь дерьмо. Да вот, видно, не уберегла...

— Вот что... — осторожно начал Криница. — Вы, мисс, я вижу, весьма обеспокоены судьбой вашего шефа. Я могу вас успокоить в этом отношении... Ну не на все сто, конечно, но... Только при одном условии, мисс...

— Этот мерзавец смотался на «Эмбасси» и даже не дал мне знать об этом?! — с глубочайшим возмущением спросила Мардж.

— Вы плохого мнения о своем шефе, — нахмурился Петре. — И об «Эмбасси-2» тоже. Я же сказал: «не на все сто», значит, не на «Эмбасси». Так вы готовы выполнить мое небольшое условие?

Мардж скрестила руки на груди.

— Валяйте, мистер! Считайте, что я дала вам слово.

— Условие простое, мисс: вы не тревожите больше ни вашу сестру, ни зятя, ни кого другого из ваших родных, друзей и знакомых... Если надо, мы им передадим ваши письма. Вы спокойно отсидитесь в нашем подполье и отбудете на «Эмбасси» под нашей охраной. Там, даст бог, вам удастся по подпространственной связи побеседовать с господином Бибером.

— Палладини. Не Бибер он, а Палладини! — зло поправила его Мардж. — Надоели мне эти игры... Ладно... Считайте, что договорились... Ваша взяла. Но только... Какая такая подпространственная связь? Его что — назад, на Гринзею, занесло?

— Не совсем, мисс, — несколько смущенно ответил Криница. — Господин Би... Палладини сейчас находится на Инферне. В руках у надежных... относительно надежных людей из Диаспоры...

Некоторое время Мардж ошеломленно молчала. Потом треснула кулаком по колену.

— Только с ним могло такое случиться! Гос-с-споди!

Ее лицо вдруг снова омрачилось.

— А вы уверены, что Хубилай туда не прорвется?

— Я надеюсь, мисс, — стараясь глядеть прямо на дорогу, ответил Петро, — что наши люди все-таки успеют...

Они не успели.

Глава 11 МИТТЕЛЬШПИЛЬ

Мальчишка на фотографии улыбался почти незаметной улыбкой. Такой, которую различить мог только его отец — капитан «супердальнобойщика» первого класса «Микадо» Сигурд Маальгрем. Впрочем, для того чтобы рассматривать укрепленную над его рабочим столом фотографию сына, у капитана выпадало всего-то две-три минуты в сутки.

Предполетной подготовке «Микадо» кэп Сигурд уделял куда большее значение, чем самому полету. Сам полет представлялся ему чем-то вроде отдыха, отягощенного всякими символическими обязанностями, имеющими конечной целью не дать экипажу сойти с ума от скуки и распития тайно занесенного на борт спиртного. Отдыхать было от чего. От праведных трудов по заправке энергоносителя, от ломания головы в связи с загрузкой обновленного софтвера в устаревшую бортовую сеть, от решения нерешаемых задач по размещению и креплению экзотических и, как правило, утомительно-многочисленных «предметов доставки», от бесконечного согласования маршрута следования с региональной навигационной службой, от ремонта и замены корабельных установок, от тестирования бортовых систем, а попутно — от ежеминутной, непременной муштры неисправимо бестолкового экипажа... И много от чего другого, чему и имени-то нет...

На стремительно деградирующей Фронде усилия по воплощению в жизнь всего этого возрастали десятикратно. Если бы не необходимость оплачивать довольно дорогое удовольствие — учебу сына в одном из лучших колледжей Метрополии — Сигурд Маальгрем давно вышел бы в отставку и добирал оставшиеся до пенсии годы службы в одной из фирм космокаботажа.

Теперь, созерцая на экране превращение проклятой планетки из гигантского шара, опутанного лихо закрученными вихрями облаков, в скромный голубоватый диск, капитан «Микадо» с усталым удовлетворением думал, что диску этому суждено через несколько часов стать украшающей ночной бархат небес жемчужиной, потом светлой далекой точкой. А потом она совсем исчезнет, эта точка. И будет забыта, как страшный сон...

— Капитан, — раздался в динамике голос корабельного связиста, — принят вызов с космобота орбитальной стражи. У стражи к нам претензии. Требуют стыковки и досмотра.

Кэп тяжело вздохнул: так он и знал, что бестолковая Фронда так просто не отпустит его корабль. Если стражники окажутся капризны, то вполне возможно, что точка подпространственного перехода, к которой сейчас держал путь «Микадо», «уйдет», и тогда придется заново начинать канитель с навигационной службой. А уж она не упустит шанса выставить владельцам «Микадо» кругленький счет за повторное исчисление координат этой самой точки. Но оспаривать распоряжения стражи означало только усугубить неприятности и получить шанс застрять в этих милых местах до второго пришествия. Еще раз вздохнув, капитан взялся за микрофон.

— Всем на борту! — скомандовал он. — Изменение маневра. Штурману — обеспечить маневр. Связисту — провести радиоопознание. А то у Фронды в ближнем космосе можно напороться и на каких-нибудь вымогателей, которые будут из себя корчить стражников...

— Опознание уже проведено, капитан, — доложил связист. — Код опознания подтвержден навигационной службой. Это — космобот «Страж-13».

Кэп еще раз тяжело вздохнул — последняя возможность послать докучливых визитеров к черту рассеялась как дым.

— Соедини меня напрямую с их капитаном, — распорядился он.

Последовала пара минут шуршания в динамике, и затем несколько смущенный связист сообщил о том, что капитан «Стража-13» желает встретиться с капитаном Маальгремом непосредственно на борту «Микадо».

Капитан Сигурд, отключив микрофон, коротко высказал в окружающее пространство все, что он думает о капитане «Стража-13».

* * *

Похожий на приплюснутый гроб, неизвестно для чего окрашенный в защитные цвета космобот «Страж-13» уверенно ткнулся в причальную мачту «Микадо», и уже через три-четыре минуты в стыковочном отсеке залязгали магнитные подковы ботинок бойцов орбитальной стражи. Капитан «Микадо», неприязненно улыбаясь, ожидал их в просторной приемной камере. Это ожидание с ним разделяли сэконд и штурман.

Появившиеся в проеме гермодвери гости были все как на подбор — косая сажень в плечах, зверское выражение физиономий и пятнистый камуфляж, такой же нелепый в небесах, как и защитная окраска челнока. (Все это было традицией, живущей еще со времен царя Гороха, когда границы проходили по лесам, полям и горам далекой Земли. ) Отличался ото всех только сам капитан «Стража» — его весовая категория была явно пожиже, чем у подчиненных.

— Капитан Джабраилов, — представился он, протягивая руку.

— Капитан Сигурд Маальгрем, — свои слова капитан «Микадо» подтвердил рукопожатием, правда, коротким и сдержанным. — Мой корабль к вашим услугам. Но должен поставить вас в известность, что судно прошло уже полный таможенный и пограничный контроль непосредственно перед стартом с планеты.

Говорил капитан голосом умеренно-неприязненным, выдерживая направленный ему прямо в зрачки, исполненный необъяснимой ненависти взгляд командира стражников. Капитан Джабраилов был невысок, темен лицом и явно староват для своего звания и должности.

«Должно быть, характер у этого типа не сахар, — подумал кэп Сигурд, рассматривая его. — Вот чины и не идут. Так на пенсию и выйдешь с поста капитана патрульного космобота...»

— Таможня занимается одним, наземные пограничники — другим, а орбитальная стража — совсем другим!!! — тихо и очень напряженно объяснил командир стражей непонятливому собеседнику. — У нас есть информация о том, что среди членов вашего экипажа присутствует опасный преступник. У стражи с ним свои счеты. Он прикончил нескольких наших... С нами человек, который может его опознать. Это не займет много времени. Вызовите сюда всю вашу команду. Всех.

— Это полнейший бред! — возразил капитан. — Я отвечаю за своих людей!

Он запнулся — странная вещь померещилась ему: будто его сэконд подмигивает Джабраилову, стараясь незаметно привлечь его внимание. «Дождались, у парня, кажется, тик...» — подумал он и немного «сбавил обороты»:

— Впрочем, быстрее будет выполнить вашу просьбу, чем попусту препираться об очевидных вещах. Вот только... Дежурный по рубке управления не имеет права ее покидать. Ни при каких обстоятельствах.

— Соберите сюда всех остальных, — все с той же тихой яростью в голосе приказал Джабраилов. — А в рубку я пошлю своего человека. Попец! — крикнул он мордовороту, подпиравшему косяк гермодвери у него за спиной. — Дойдешь до рубки и посмотришь, что за тип там сидит. Сделаешь... снимок.

Названный Попцом тип рявкнул что-то, отдаленно напоминающее «Есть!», и загрохотал по трапу, ведущему на верхние палубы.

«Заблудится, дурень, — подумал кэп Сигурд. — Откуда ему знать внутреннюю планировку корабля?..»

* * *

Дурень, однако, планировку «Микадо» знал. И до рубки управления добрался быстро, только пару раз налетев на недоуменно спешащих в приемную камеру членов экипажа, которых по селектору созывал голос капитана.

— Посторонним... — начал было сидевший перед главным дисплеем оператор, поворачиваясь в сторону неожиданно отворившейся двери.

Больше он сказать ничего не успел — разряд из десантного бластера заставил его замолчать навеки. Отрегулирован бластер был для боя внутри помещения и отрегулирован точно — взорвав череп невезучего парня, он не нанес ни малейшего вреда сложной системе управления кораблем. Оставалось лишь вытереть с панелей и экранов брызги мозга и крови. Ну и заодно избавиться от неприятного соседства с прежним их владельцем. Чем чистоплотный Попец и занялся.

Эта работа отняла у него немало времени, и к развязке событий, происходивших в приемной камере, он припозднился. Крови и вышибленных мозгов тут было побольше, чем в рубке. Отсек напоминал бойню. Весь экипаж «Микадо» — все двенадцать человек — уже отправились вдогонку за дежурным по рубке. Не составил исключения и второй помощник кэпа Сигурда, так старательно подмигивавший капитану Джабраилову. Капитан Джабраилов — существуй он на свете — может, в благодарность за оказанные услуги и сохранил бы ему жизнь. Но Хубилай благодарности не знал. И жалости тоже.

* * *

Новый экипаж в поте лица своего занимался проводами прежнего экипажа корабля в долгое странствие в космическом вакууме. Но Кубла вместе с Попцом поднялся в рубку.

— Порядок? — осведомился Хубилай, окидывая взглядом многочисленные пульты и дисплеи. — Куда дел жмурика?

— Вытолкнул через резервный тамбур, — доложил Попец. И добавил: — Когда стартуем, шеф?

Кубла поморщился: он терпеть не мог, когда всяческие шестерки докучают ему вопросами. Однако снизошел-таки до ответа. У него было неплохое настроение после быстро и четко проведенного захвата «дальнобойщика».

— Как только ребята там, внизу, закончат вышвыривать за борт этот... балласт. Здесь не слишком удобные тамбуры, а покойники — народ непонятливый...

— Неплохо было бы там пройтись из брандспойта, — предложил чистюля Попец. — А то прямо как в Мясницкой...

— Вот и займись этим, — распорядился Кубла, устраиваясь в капитанском кресле. — Отправляйся-ка искать шланг. И с уборкой в этой покойницкой управься поскорее. Нам надо в срок добраться до точки. И не до той, из которой собирался прыгать покойный капитан этой посудины, а до нашей точки, из которой мы отправимся к «чертям» в зубы — на Инферну! А она, точка эта, далеко. Почти на пределе полетного радиуса для корабля такого вот класса.

— Так это уже не секрет — наша цель? Но это же... Это совсем другой Мир...

— Теперь не секрет. У меня возникла надобность поболтать с одним человечком из Диаспоры. И разобраться с парочкой других... Чтоб через пять минут ты был там со шлангом, если ребята не додумались взяться за него сами. И отправь пилотов сюда. Они должны были быть в своих креслах уже минут десять назад. У меня нет никакого желания переть до точки на шести «g».

Через двадцать минут «Микадо» отстыковался от ставшего бесполезным «Стража-13», включил движки и начал свой путь к Инферне.

* * *

Сдав Мардж с рук на руки невозмутимому Рейнолдсу и убедившись, что его инструкции восприняты с должным вниманием и приняты к исполнению, Криница отогнал «Комету» на одну из немногих уцелевших охраняемых стоянок — у места, известного в столице как «Греческие дворики» — и, взяв оттуда же свой прокатный «Рондо», не торопясь двинулся к одной из крупнейших гостиниц центра — «Альтаиру». Следовало дать время ребятам из вспомогательной группы «подготовить место».

С подготовкой этой вышла заминка. Судя по всему, Мюрид не схитрил и не подал своим людям предупредительного сигнала. Все было честно — наблюдатели от мафии в гостинице начисто отсутствовали, кроме, разумеется, тех, что присматривали за казино. Но те — само собой — не в счет. Дело было в другом.

— Тут фигня наличествует, — известил Криницу поджидавший его на подъезде к гостиничной стоянке порученец Рейнолдса. — Во-первых, какой-то человечек за номером все-таки присматривал. Как только наши к номеру восемьсот четыре сунулись — якобы подвыпившая парочка, по ошибке, как он тут же им в хвост пристроился... Похоже, что тип, от кого-то, кто присматривает за всеми новоприбывшими. Но его нейтрализовали на ближайшие час-полтора. Если надо — еще часок потянем.

— Посмотрим по обстановке, — мрачно определил Петро. — Что еще?

— В номере действительно никого нет. Мы туда позвонили, потом один из наших разыграл из себя администратора и в дверь зашел — для беглого осмотра. Никого. Но... Я не понимаю, как люди Мюрида могли прошляпить этого Смита. Там очень простая планировка и все хорошо просматривается без всякой спецтехники...

— Что же вы хотите сказать? — с той же мрачной интонацией осведомился Петро. — Прошу поконкретнее. Мы не на научном семинаре...

— Если есть такая возможность, то... я бы предпочел разобраться в этом поточнее, господин лейтенант. Прежде, чем предпринимать активные действия...

— Только что вы сами дали мне на все про все что-то около двух — двух с половиной часов, агент... — веселья в голосе Криницы не прибавилось. — Давайте называть вещи шершавым языком рапорта. Без всякой лирики. Если вы хотите сказать, что недостаточно хорошо провели предварительную разведку обстановки и не можете гарантировать...

— Нет! — твердо возразил человек Рейнолдса. — Я хотел сказать только то, что если у вас есть какие-то дополнительные возможности, кроме...

— Ни дополнительного времени, ни дополнительных возможностей нет, агент, — прервал его Петро. — Ни у меня, ни у вас. Поэтому я принимаю такое решение: я произвожу осмотр и обыск номера восемьсот четвертого — в течение сорока — сорока пяти минут. Вы и ваши люди меня страхуете по обычной схеме, сохраняя постоянную бдительность. Начинаем немедленно. Вы поняли задачу?

Задачу человек Рейнолдса понял, помрачнел и услужливо распахнул перед Криницей дверцу «Рондо».

* * *

Петро, не торопясь, вошел в вестибюль «Альтаира». Оглядевшись, он с удовлетворением отметил, что жизнь в огромном корпусе гостиницы — несмотря на худые времена — все-таки теплится и из бара доносятся голоса посетителей. В этот бар он и свернул с таким видом, что, собственно, за тем и пришел в этот приют немногочисленных гостей Фронды. Изображать собой местного здесь было не нужно и даже вредно. Местный в баре «Альтаира» — белая ворона. Либо сутенер, либо валютчик. А гости — хоть и ненавистные федералы — свой мир. Мир твердой валюты, благополучия и непонятных для граждан Самостоятельной Цивилизации проблем. На них глаз не останавливается — не больше, чем на плывущих по небу облачках, по крайней мере.

Пригубив местного белого и закусив его солеными орешками, Криница невозмутимо попросил бармена «повторить, но теперь со льдом, пожалуйста», осведомился у него же, «где туту вас можно отлить, милейший?», опорожнил второй стаканчик и вышел в указанном ему направлении. «Где тут можно отлить», он прекрасно знал и без бармена. Планировка «Альтаира» и вообще все, что ему необходимо было знать для проведения операции, он уже успел скачать на свой комп.

Кроме всего прочего, он знал теперь также и то, что в непосредственном соседстве с этими благословенными, отделанными белым кафелем палатами расположена неприметная дверь, выходящая на лестничную клетку, предназначенную для персонала гостиницы. Открыть и незаметно закрыть ее за собой не составляло труда. Особой опасности встреча с кем-то из служащих гостиницы для него не представляла — ни сама по себе, ни как сколько-нибудь вероятное событие. «Альтаир» был не так богат, чтобы содержать такой штат персонала, который бы путался под ногами у всех встречных-поперечных. О телекамерах наблюдения позаботились уже люди Рейнолдса. Забота эта в общем-то свелась к тому, чтобы лишний раз убедиться, что камеры эти по причине дряхлости и отсутствия ремонта в большинстве своем годятся только для устрашения начинающих взломщиков.

В общем, путь до восемьсот четвертого номера был для Петро скорее скучен, чем опасен. Ключ, изъятый у Смита, тоже поставленной задачи не осложнил. Ничего опасного не ждало лейтенанта разведслужбы и в самом восемьсот четвертом. Так, по крайней мере, ему показалось после того, как он затворил за собой дверь.

Впечатление номер производил такое, какое производит нормальный, не слишком притязательный гостиничный номер, жилец которого пробыл в нем ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы бросить на кровать нераспакованный чемодан, оценить вид из окна, сплюнуть с досады и выскочить в коридор, захлопнув за собою дверь, без особого намерения сюда вернуться.

У одной стены номера располагалась кровать с прикроватной тумбочкой, украшенной сделанной под старину лампой-ночником с каменной подставкой в виде ливанского кедра. Противоположную стену занимали встроенные шкафы, секретер, порядком устаревший узел информации и развлечений и просто масса полок. В третьей находились двери в ванную и санузел. Четвертая стена, в центре которой располагалось окно, была украшена образцами туземного искусства, в том числе копией одного из натюрмортов Алены Тарквини (что, впрочем, осталось неизвестным для участников событий).

Петро, стараясь не «высвечиваться» в окна, прошел вдоль стенки номера, для порядка заглянул в шкафы, ванную и санузел (защитные пленки на всей сантехнике — от умывальника до биде — с надписями, заверяющими, что предметы эти стерилизованы УФ и гамма-излучением, были не тронуты), вернулся в жилую комнату, опустил — от греха подальше — шторы и принялся осторожно распаковывать чемодан, украшающий нетронутую, покрытую цветастой накидкой полуторную кровать. Под саму кровать он, разумеется, тоже удосужился заглянуть. Ничего особенного там не было. Даже пыли маловато. Все-таки в «Альтаире» не забывали поддерживать чистоту в номерах. Содержимое чемодана порядком удивило его. Меньше всего он ожидал, что багаж профессионального разведчика может состоять из набора предметов, что предстали перед его взглядом.

Прежде всего это были книги — настоящие, бумажные книги! Некоторые из них были изданы давно — несколько веков назад. Затем исписанные мелким почерком тетради. А к ним еще куча всякой всячины. Словно в прабабушкином сундуке, в который как-то в детстве случилось забраться юному Кринице — далеко отсюда, в другом Мире.

Были тут очки в самой настоящей роговой оправе — целое состояние по расценкам местных антикваров, старенький ридер, в который файлы теперешних форматов можно было запихивать только через специальный переходник, целая коллекция непонятных, смахивающих на хирургические, инструментов и самая что ни на есть картотека, состоящая из все тем же бисерным почерком исписанных картонных карточек размером примерно с игральную карту... Пока Криница рассматривал эту древность, до него начало постепенно доходить, что этот чемодан не принадлежит, просто не может принадлежать лейтенанту Харви Смиту.

И он уже начал догадываться, кто его хозяин, когда услышал за спиной осторожные шаги...

* * *

«Ну вот, — подумал Петро. — Доигрались! Шуруем вовсю на чужой планете, как у себя дома. Совсем осторожность потеряли. Работаем на грани фола. И вот он — тот самый фол! Теперь расхлебывай... Один за всех. Хорошо, если так...»

Как на штатной тренировке, он начал сразу два движения — медленное и быстрое. Медленным, не внушающим предполагаемому противнику ни малейших опасений, слегка растопырив руки, чтоб видно было, что в них нет никакого оружия, он с проникновенной улыбкой на устах стал к этому противнику оборачиваться. Другим — стремительным и неожиданным — он швырнул себя в угол, за спину тому, кто так неумело подкрадывался к нему.

Этот «кто-то» ошарашенно замер, словно вовсе не собирался пару секунд назад огреть неожиданного гостя массивной настольной лампой, которую неловко ухватил за мраморную подставку.

При виде этого предмета голова Криницы отозвалась тупой болью — воспоминанием о встрече с графином шартреза. Но было не до болей в башке.

— Здравствуйте, профессор, — совершенно спокойно произнес лейтенант, поднимаясь на ноги и стараясь спрятать замаскированный под электрокарандаш дистанционный парализатор. Он и сам не заметил, когда тот оказался у него в руке. Чтобы управиться с противником, которого он обнаружил перед собой, оружие вообще не требовалось.

— Черт возьми! — искренне удивился доктор Кульбах, неуклюже поворачиваясь к столь неожиданно изменившему свое местоположение собеседнику. — По-моему, мы знакомы... Я случайно не мог вас видеть э-э... на «Эмбасси-2»?

— Могли, профессор, — заверил его Петро. — И не случайно. В составе комиссии по контролю за...

— Ах да!

Лицо Эберхардта Кульбаха просветлело. Очки (нос его украшал дубликат того предмета роскоши, что минуту назад удивил Петро) радостно блеснули.

Он поискал вокруг себя глазами и со смущенным видом пристроил лампу за спинкой кровати.

— Право же, вам следовало э-э... предупредить меня о вашем э-э... визите, господин э-э... кажется, Крицман?

— Криница, профессор. Лейтенант Криница к вашим услугам...

— Простите мою забывчивость... Однако же, лейтенант, что вы делаете в номере вашего, гм... коллеги? И что вы ищете в моем чемодане?

Теперь в голосе Кульбаха зазвучала нотка подозрительности.

— О, Господи, — вздохнул Петро, тяжело садясь на кровать. — А у вас-то самого, профессор, простите, нет никакого желания объяснить мне, откуда здесь взялись вы? И на Фронде, и в этой вот комнате?

Последний вопрос был далеко не праздным: дверь номера оставалась закрытой изнутри (да и люди Рейнолдса присматривали за коридором), все укромные места в номере лейтенант достаточно тщательно осмотрел две минуты назад. В ситуации ясно обрисовывался элемент мистики.

— Я не совсем понял вас...

Профессор поправил очки.

— Вы, должно быть, не знаете, доктор, что никто — ни одна живая душа на «Эмбасси» — не знает, что вы находитесь на поверхности планеты... Ваше здесь пребывание — чистой воды сюрприз для всех нас, и для службы внутренней безопасности в особенности.

Лицо Криницы оставалось добродушным, только глаза неприятно сощурились и смотрели профессору прямо в душу.

— Скажите, вы собрались просить здесь политическое убежище, доктор Кульбах?

Петро явно переусердствовал, и для того, чтобы подхватить ослабшего в коленках доктора, ему пришлось проявить уже чисто профессиональную сноровку.

— Что вы, что вы, профессор! — торопливо начал он успокаивать Кульбаха. — Я спросил вас для проформы, э-э... не совсем всерьез... Дать вам лекарство?

— Zum Teufel! — вяло, но достаточно категорично отмахнулся доктор. — У вас, господа, левая рука не ведает, что делает правая... Мое пребывание на планете курирует ваш коллега Харви Смит. Он счел необходимым в этот раз оформить наш въезд сюда э-э... инкогнито. Видимо, у вас в очередной раз произошла путаница с файлами...

— А в чем состоит м-м... цель вашей миссии? Почему господин Смит окружил ее такой густой атмосферой секретности, что не счел нужным поставить в известность даже своих непосредственных руководителей?

Последнее обстоятельство заметно смутило законопослушного немца.

— Вы уверены, что это так? — с беспокойством спросил он. — Что это господин Смит не поставил в известность о нашей миссии ваше руководство, а не ваше руководство не сочло нужным поставить в известность вас, лейтенант?

— Это самое руководство развернуло экстренную операцию по вашему с лейтенантом поиску и доставке обратно на «Эмбасси». Вы понимаете, что такое решение могло быть принято только на самом высоком уровне?

Профессор, осознав смысл сказанного, выпрямился, затем энергично поднялся с помятой кровати и принялся мерить номер шагами.

— Из вас двоих я должен поверить кому-то одному... Как я понял, вы намерены предложить мне немедленно, как говорится, собрать шмотки и последовать за вами. Откуда я знаю, что вы действительно намерены доставить меня на станцию?

— Вас устроит разговор с подполковником Дель Реем на эту тему? — устало осведомился Криница. — У меня с собой блок связи с кодированными каналами...

Он вытащил из потайного кармана плоскую коробочку радиотелефона и про себя вознес богу молитву, чтобы тот и в этот раз уберег разговор от перехвата. «Землеройка» и так гуляла по лезвию бритвы.

Некоторое время Кульбах пристально смотрел на него, затем решительно отстранил протянутый ему аппарат.

— Разговор с «Эмбасси» можно и имитировать, а вот выражение вашей физиономии, молодой человек, никогда не обманет старого лиса Кульбаха... Не стоит лишний раз выходить в эфир.

Еще несколько секунд он выразительно молчал.

— Я с самого начала подозревал, что Смит мудрит. Но... Тогда мне казалось, что все это связано со спецификой того дела, в которое он меня посвятил...

— Что это было за дело, профессор? — мягко подтолкнул его к разговору Петро.

— Смит обещал мне организовать встречу с Сильвани. Слышали о таком?

— Простите? — не стал скрывать своей неосведомленности Криница.

— Альберто Сильвани — крупнейший специалист в области медицины ранарари, — снисходительно пояснил доктор. — Именно он курирует все несчастные случаи и заболевания, которые происходят с находящимися на Фронде «чертями», а их здесь свыше двух миллионов. И при этом, заметьте, основная специальность Сильвани вовсе не терапия или анатомия. Он — нарколог. Это вам о чем-то говорит?

Секунд пять Петро переваривал этот факт.

— Так вот, — продолжил Кульбах, — Харви, то есть, извините, лейтенант Смит утверждал, что нам удалось за огромный гонорар, конечно, «расколоть», как у вас выражаются, господина Сильвани на, так сказать, интервью со специалистами от «Эмбасси-2». И в качестве первого такого специалиста выбрал вашего покорного слугу...

Профессор несколько театрально откланялся Кринице и продолжил вышагивание из угла в угол по номеру гостиницы.

— Смит обставил все это с величайшей секретностью — даже мои ближайшие помощники не должны были знать об истинной цели моего полета сюда...

— Они о нем не знали вообще, доктор... — с ядом в голосе уведомил его Криница.

— То есть Смит не передал сотрудникам отдела моих инструкций? — возмущенно спросил Кульбах.

Впрочем, возмущение его было адресовано уже не пройдохе Смиту, а самому себе, наивному дураку, на старости лет презревшему элементарные правила работы в режимном заведении.

— Профессор! — взорвался Петро. — Какие там, к черту, инструкции! Он, верно, выбросил их в мусоропровод, как только вы отошли подальше! Благодарите бога за то, что вы еще живы! Этот тип конспиративно вывез вас со станции с единственной целью — свалить на вас все подозрения, которые у нас возникли. Больше вы ему ни для чего не нужны! Не пойму, почему он не избавился от вас сразу, как только вы с ним покинули борт «Эмбасси»! Готов поспорить, что никакой Сильвани и слыхом не слыхивал о том, что ему собираются платить за секретные переговоры с федералами!

Криница замолчал, играя желваками. Потом снова воззрился на угнетенного мыслью о совершенной глупости профессора.

— Сейчас мы тронемся отсюда, господин Кульбах. Скажите мне только одно... — он еще раз пристальным взором окинул номер, — откуда вы взялись тут. Я не мог не услышать, что срабатывает замок двери. Да и мои люди расставлены вокруг. Должны были дать мне знать, как только в коридоре появился бы хоть кто-то посторонний. Вы же возникли у меня за спиной, как бог из машины. И приголубили бы меня осветительным прибором в темечко, если бы двигались тише...

— Да... — вздохнул Кульбах, покосившись на лампу. — Хруст в суставах. Пора заняться моим артритом... Что до того, как я проник в эту комнату... — он пожал плечами. — Элементарно... Следуйте за мною. Тем более что мне необходимо переодеться «на выход»...

Он двинулся в направлении ванной и поманил Петро за собой. Тот незаметным движением вынул парализатор, сжал в ладони и осторожно вышел вслед за старым профессором в ванную комнату. Штора, загораживающая душевую кабинку, была теперь отдернута, а часть стены этой кабинки была сдвинута в сторону и открывала проход в точно такую же — только другой отделки душевую. В соседний с восемьсот четвертым — восемьсот третий номер.

Кульбах шагнул в проход и еще раз жестом пригласил Криницу следовать за собой.

— Харви утверждал, что здесь раньше были трехкомнатные номера, — пояснил он. — Но потом номера э-э... разукрупнили, а двери заперли, и остались номера двухкомнатные. Потом — однокомнатные. Но, главное, осталось по две двери, которые их соединяют. Харви очень гордился, что обнаружил это не так давно. Он оставил мне свой э-э ключ...

— Это вообще-то называется отмычка, — вздохнул Петро, покрутив предмет у себя перед носом.

— Так или иначе, эта штука открывает сей замок, — пожал плечами Кульбах, — и это меня вполне устраивает. Харви просил меня в случае, если кто-то начнет беспокоить меня в этом номере, перебраться в соседний... В его или, наоборот, в тот, что справа по коридору, — он пустует. И его этот ключ тоже открывает... Гм... похоже, что действительно, лучше называть его отмычкой...

— Так вы все это время находились здесь? — спросил Криница, проходя из ванной в строго симметричный восемьсот четвертому соседний номер — почти столь же стереотипный и необжитый. — И за двое с лишним суток даже не нашли времени распаковать багаж? Кстати, почему вы свой чемодан оставили там — в номере господина Смита?

— Знаете... — Кульбах развел руками. — Мы вселялись в «Альтаир» по-отдельности, чтобы не привлекать к себе внимания... Харви оказался столь любезен, что взял на себя хлопоты о моем багаже. Тем более что своего у него фактически не было. А я прогулялся по Центру... В страшном, надо сказать, запустении столица пребывает, что же тогда у них творится по окраинам?

Профессор пожал плечами и, не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос, продолжил:

— Так вот, я прошелся по городу, купил себе этот кейс, — он кивнул на стоящий в углу старомодный чемоданчик, — немного еды — так, к чаю. Я, знаете ли, не прожорлив, и кое-что для чтения на ночь...

Его слова подтверждали весомые вещественные доказательства — на прикроватной тумбочке стояли два опустошенных разовых термоса и горка пластиковых стаканчиков, а у изголовья кровати валялись рассроченные упаковки из-под сандвичей и напечатанные на дешевом заменителе — не чета мелованной бумаге фолиантов, заполнявших нутро чемодана из соседнего номера, — «одноразовые» томики какого-то местного издательства.

«Хитрость Хромого» — прочитал Петро на обложке одного из них. Взял вторую и выяснил, что видит перед собой еще одно творение плодовитого литератора Анатолия Смольского — «Отставка Хромого».

— Вы читаете подобную муру, профессор? — искренне удивился он.

Для себя он считал возможным потратить пару часиков на сон грядущий, когда обстоятельства это ему позволяли, на чтение сочинений Смольского или Дженнифер Флокс — эта литераторствующая дама (или созданный «ПРЕ-ЧМО» ее виртуальный образ) тоже активно эксплуатировала фрондийский антураж для своих политических детективов. Они, детективы эти, всегда были приятны ему тем, что не имели ни малейшего отношения к реальной Фронде, о тротуары которой приходилось сбивать свои подметки специальному агенту Кринице. Такое времяпрепровождение для себя он считал простительной слабостью, так как корифеем мысли себя никогда не числил. Но то, что на подобное чтение тратит свое драгоценное время одна из самых крупных научных шишек в секторе, было для него потрясением.

— Знаете... — Кульбах несколько смутился. — Смит предупредил, что нам, возможно, придется провести некоторое, может быть, довольно длительное, время в ожидании нашего м-м... партнера. Так что я прихватил с собой несколько э-э... работ, с которыми давно хотел ознакомиться на досуге... Вы их видели, когда, гм... досматривали мой багаж. Но... понимаете, когда я вселился в свой номер и, как условлено было, прошел к Харви — через ту дверь, через которую... Ну — вы поняли... Так вот. Харви был необыкновенно нервозен и торопился куда-то... Для меня у него оказались свободными лишь пять-шесть минут... Он сказал нечто в том духе, что возникли непредвиденные обстоятельства... Что опасность резко возросла и я не должен показывать носа из номера... Это так повлияло на меня, что я... Видите ли, я человек, привыкший к, так сказать, кабинетной работе... К труду в спокойной обстановке... Так что ни на что, кроме чтения сочинений господина Смольского, я просто не был способен. К тому же мною овладела бессонница...

Петро взглянул на обложки четвертого и пятого томиков. То были «Смерть Хромого» и, соответственно, его же, Хромого, «Воскрешение».

«Контрафаксные, между прочим, издания, — подумал он. — „ДУСТ“ вправе Фронде иск впаять. А впрочем, я сюда не издательские права защищать прилетел. Да и не довезти эту макулатуру даже до геостационара. Рассыплются в прах — и хана вещдокам...»

В этом он был прав: в состав той дряни, на которой местные «пираты» распечатывали нетленные творения Анатолия и других доходных «генераторов текстов», был, разумеется, введен фотосенсибилизатор, превращающий в сероватый прах каждую из страниц «книжки-мотылька» через пару суток после того, как на нее падал свет.

Петро потряс гудящей головой, чтобы избавиться от посторонних мыслей, и снова взял быка за рога.

— Когда это было? Я имею в виду ваш последний разговор со Смитом. Как давно вы здесь кукуете?

— Н-ну... Кончаются уже вторые сутки... Я уже начал затрудняться в определении своего нынешнего состояния, когда вы...

— Смит покинул свой номер, пройдя через ваш?

— И дальше, через соседний...

— Господи, наконец-то я понял... — возблагодарил бога Криница.

— Вы ничего не поняли. Мы принимали еще и дополнительные меры безопасности...

Кульбах полез во внутренний карман куртки, висевшей на спинке стула, и извлек оттуда небольшой футляр.

— Вот — смотрите...

Он начал доставать из футляра и прилаживать себе на щеки, лоб, подбородок почти незаметные, под цвет кожи лица нашлепки — каждая размером с квадратный сантиметр, не больше.

— Ого! Так вы и этот макияж использовали?.. — воскликнул Петро не без уважения к основательности, с которой его бывший коллега подготовил эту операцию.

— Отвернитесь на минутку, — попросил его Кульбах. — Будет сюрприз. Заодно мне надо еще и гм... переодеться...

— С удовольствием, — согласился Криница. — При условии, что сюрприз ваш не будет состоять в ударе тяжелым предметом по темени. У меня там четыре шва, знаете ли... относительно свежих...

Получив заверения профессора Эберхардта Кульбаха, что никакое причинение вреда своему собеседнику им не замышлено, Криница некоторое время, стоя спиной к доктору, изучал висевшие перед ним на стене картины. Через пять-шесть минут такого созерцания деловитое шуршание, производимое почтенным профессором за его спиной, сменилось возгласом, приглашавшим его лицезреть результат перевоплощения доктора Кульбаха в нечто совсем иное.

— Как я вам нравлюсь в таком виде, Кириниса-сан? — осведомился у него завернутый в кимоно японец, вежливо улыбавшийся и сгибавшийся в поклоне.

Мини-электроды, подававшие согласно программе своих микрочипов импульсы на мышцы лица уважаемого доктора экзобиологии, превратили его в типичного жителя, Страны восходящего солнца. Тренировки, которые, очевидно, провел с ним хитроумный Харви, позволяли доку вполне естественно принимать осанку, соответствующую его новому облику. Мимикрия была полной — даже рост профессора, казалось, уменьшился.

— Здорово! — признал Криница. — До Космотерминала вы в таком виде дотянете?

— Как говоритиця — «нет проблема»! — с японским акцентом заверил его доктор. — Только мисица лица болеть будет потом...

— Тогда делаем глубокий вдох и — ходу, профессор! Ваш чемодан заберут мои люди. Нам не надо привлекать к себе внимание. Кстати, насчет вашего внешнего вида. Кимоно в здешней обстановке смотрится почище, чем знамя в руках. К тому же, насколько я знаю, даже на Земле японцы носят его только дома...

— Кимоно я, с вашего позволения, поменяю на дорожную одежду, — несколько смущенно согласился с ним Кульбах. — Я, знаете ли, переусердствовал по части внешних эффектов. Еще пару минут, пожалуйста... К тому же мне надо принять таблетку этой ерунды...

— Это зачем еще? — нахмурился Петро. — Какой такой ерунды?

— Харви прописал мне вот это...

Кульбах протянул лейтенанту упаковку таблеток.

— Антиаллерген или что-то в этом роде... Чтобы не свалиться неожиданно от какой-нибудь местной хвори. Одна таблетка каждые двенадцать часов...

— Разве вы не прошли стандартный курс прививок? — озадаченно спросил Петро. — Вы же много раз бывали на Фронде. И каждый раз глотали таблетки?

— Боже мой, конечно нет! — замахал руками Кульбах. — То есть нет, конечно, да! Я имею в виду, что да, конечно, я регулярно делаю все эти прививки. И никаких таблеток в связи с командировками никогда не принимал... Но все то было, как правило, ненадолго — день, два... А сейчас предвиделось гораздо более долгое пребывание на...

— Как видите, оно оказалось коротким, доктор, — сурово оборвал его лейтенант. — Не вздумайте глотать эту дрянь.

— Харви сам принимал эти таблетки... Если вы думаете, что...

— Из одной с вами упаковки?

— Разумеется, нет, но...

— Никаких «но», профессор! Это снадобье я оставлю при себе. Для последующего анализа. Смит давал вам еще какие-нибудь лекарства?

— Нет...

— Тогда поскорее натягивайте штаны и ходу отсюда, профессор! Ходу!!!

* * *

Подзастрявший в туалете верзила-клиент без особого шума вернулся в бар, подцепив где-то по дороге, в качестве собутыльника, пожилого, но жизнерадостного японца. Японца верзила угостил имевшейся в репертуаре бара горилкой (и основательно угостился ею сам), а тот в ответ пожелал угостить верзилу саке. Но саке в баре «Альтаира» отродясь не видали, и оба клиента отчалили — искать сей напиток в «Сакуре», где ему сам господь быть велел.

Ничем больше они ни бармену, ни кому-либо из посетителей не запомнились.

* * *

В каюте, совсем недавно служившей кабинетом капитану Сигурду, толклась неполная дюжина вооруженных людей. Шестеро присматривали за тем, чтобы ничего худого не вышло с великим Кублой, четверо пеклись о личной безопасности своего шефа — капитана спасательного бота, десять минут назад причалившего к стыковочному узлу «Микадо». Оба «больших человека», сидя в креслах, без всякой приязни созерцали друг друга. Наконец после непродолжительной паузы тот тип, что сидел напротив Хубилая, не отрывая своего угрюмого взгляда от его физиономии, изрек:

— Вы просто сошли с ума!

Кубла и не подумал хоть как-то реагировать на эмоциональное состояние собеседника. В капитанской каюте «Микадо» воцарилась напряженная тишина. Тогда тип продолжил:

— Вы осознаете, на что нарвались бы, если бы я и мои люди не успели перехватить вас раньше, чем патрульные эсминцы? И это — через пару суток после того, как земной корабль со скандалом, с громом и шумом шлепнулся на планету!

— Не земной. Фрондийский, — поправил его Кубла. — Да и вообще, то был объявленный рейс в рамках «Договора о космонавигации». Не знаю уж, что у них там вышло на сближении с планетой...

— Поразительная осведомленность! — к возмущению в голосе командира космобота Службы спасения добавилась злая ирония. — Зато ваш корабль вылез из подпространства поперек всех договоров и без всякого оповещения! По логике вещей вас могли просто спалить коллапс-зарядом.

— Не могли, — спокойно заверил его Хубилай. — Мы вынырнули в нейтральном Космосе. Ну, может быть, чуть зацепили договорную зону... Но не настолько, чтобы всполошить военно-космический флот ранарари. А вам мы дали сигнал, по которому вы и пригнали сюда. Как и было условлено.

— Когда и с кем условлено?! — собеседник Кублы треснул кулаком по столу. — Моим шефом и вашим агентом? Никому и в голову не приходило, что вы сами сюда заявитесь, да еще этак вот — на корабле, который вот-вот будет заявлен в розыск!

— Кстати, о вашем шефе... — раздраженно прервал его Хубилай. — Почему пан Раковски не соизволили лично?..

— Да по той простой причине, что ваши молодцы, что пригнали тот — первый — корабль, сделали ему и его экипажу такое паблисити... Одним словом, пану Раковски просто сейчас не до вас. Я, — он выразительно ткнул себя в грудь, — Алонсо Керуак — буду здесь представлять его интересы, хотя и не совсем понимаю, чем я могу вам оказаться полезен в такой ситуации... Да вы, я вижу, не в курсе здешних событий?

— В первую очередь, — еле сдерживая нарастающее раздражение, начал Хубилай, — меня интересует, в чьих руках сейчас находится «Ганимед» и его груз. Во вторую — что там приключилось с парнями, что были на борту посудины? К вашему сведению: по крайней мере один из них — легавый. Причем легавый с очень большими полномочиями... И еще вам не мешает знать, что Фронду отрубили от всех каналов подпространственной связи! — тут злость Кублы наконец-то вырвалась наружу. — И никак иначе, чем так, как я сделал, уведомить вас, ослов, об этой ловушке я не мог!

Алонсо презрительно хмыкнул.

— Все это немного неактуально сейчас, — примирительным тоном начал он. — Один только черт знает, где сейчас находится ваш кораблик. Если верить официальным сообщениям, он сгинул вместе со спасательным ботом где-то у самого побережья Второго материка. На его поиски брошены флот и авиация ранарари...

Кубла вцепился в подлокотники кресла так, словно хотел вывернуть их напрочь.

Алонсо, не обращая внимания на реакцию Хубилая, вызванную этим его сообщением, с садистским спокойствием продолжал:

— Экипажи бота и арматор «Ганимеда», поговаривают, благополучно катапультировались. Нашли же только один труп нашего человека, из спасателей. И немного погодя из пустыни прибрел полуконтуженный Раковски. Сейчас он отсиживается в отпуске по болезни. Остальные — сгинули бесследно. Но это — официальная версия, — заметил капитан Керуак. — На самом деле все обстоит немножко по-другому, как вы, наверное, догадываетесь... Но как — сказать трудно. Наши не все побились. Кое-кто залег на дно. Похоже, что уцелел арматор «Ганимеда». Его как-то успели запихнуть в спасательную капсулу... Сейчас они с паном Лешеком в столице — ходят вокруг друг друга кругами...

— Как его зовут?! — выкрикнул Кубла. — Как зовут этого арматора?!

— Если вы хотите сказать, что господин Крюгер работает на какую-то из спецслужб федералов, то вы никого здесь не удивите... Здесь игра идет уже по нашим правилам. И в правила игры маленькие хитрости господина Крюгера — входят...

— Это что, у вас тут правила такие — самим голову в петлю совать?! — против его воли голос Хубилая сорвался чуть ли не до визга.

— Послушайте, — Алонсо подался вперед, к самому лицу собеседника, — собственно говоря, в вашем присутствии здесь нет никакой необходимости! Более того, вся эта каша, которую заварили ваши люди на этом чертовом «Ганимеде»...

Затянувшийся разговор с незваным и оказавшимся к тому же еще бестолковым «гостем» начинал Керуаку действовать на нервы.

— Вы ведь и о том, наверное, не знаете, — ядовито продолжал он, — что кораблик-то прибыл сюда, груженный покойничками... Весь экипаж был начисто перебит. Что за свара у них в полете вышла, теперь уже невозможно дознаться. Зато, кроме Крюгера, на борту оказались еще трое пассажиров. Вы можете мне на это что-нибудь путное сказать?

Теперь пришла очередь Хубилая по-рачьи пялить глаза и возмущенно раздувать ноздри.

— Ты хочешь сказать, что в игру влез кто-то еще?.. — он запнулся, пытаясь подобрать слова для выражения той мешанины, в которую превратились все его представления о незадавшемся рейсе «Ганимеда». — Кто-то, кто хотел нас всех объехать по кривой?

— Разбирайтесь сами... — махнул рукой Керуак. — Там, у себя, на Фронде... А тут вам и вовсе делать нечего. По уму, от вас следовало бы избавиться. С концами. Единственное, что нас останавливает, так это расчет на дальнейшие поставки «порошка»... А вот что до ваших претензий на долю в доходах, то ее придется изрядно поуменьшить — по теперешнему раскладу.

С минуту Кубла, покрывшись от ярости багровыми пятнами, сверлил Алонсо диким взглядом, лишенным всего человеческого.

— А это уже зависит от того, как я и мои люди сыграем сейчас — на поиск и захват «груза», — прошипел он. — Вернем товар, тогда и поторгуемся...

Алонсо был просто парализован наглостью такой заявки. Он чуть растерянно обернулся на четверку своих телохранителей. Кто-то из них потянулся к рукоятке бластера. Стоявшая позади Хубилая команда ответила характерным шевелением. И обе шайки замерли в напряженном ожидании.

— Как вы себе представляете ваши действия, — спросил Алонсо Кублу таким голосом, которым разговаривают психиатры со своими особо опасными клиентами, — на совершенно чужой планете, среди людей, о нравах и повадках которых вы и понятия не имеете? Без визы, без толковой легенды, под носом у властей, которые и так уже на ушах стоят в результате последних событий?

— Но вы-то сами не боитесь таскать каштаны из огня под этим самым носом, у этих самых властей! — не слишком логично парировал его Кубла.

— Нашли с чем сравнивать! — пожал плечами Алонсо. — У нас неплохой тыл в Диаспоре. Годами наработанный. И неплохие ходы, о которых не догадываются ни здешние легавые, ни господа федералы, ни Хозяева... Так что самое лучшее для вас — коли вы уж здесь — это поболтаться в нейтральном Космосе под видом самостоятельного ремонта двигателей, скажем, до тех пор, пока мы не доиграем партию до конца...

— Нет уж! — Кубла надменно откинулся в кресле. — Если хотите, то болтайтесь в вакууме сами. А меня не принимайте за идиота. Если вы воображаете, что у меня в этом деле нет своих зацепок и планов, то сильно ошибаетесь! Единственное, что мне нужно от вас, так это чтобы вы без особого шума и треска доставили на планету меня и моих людей. И, конечно, обеспечили бы нам хотя бы минимум необходимых бумажек для того, чтобы власти не цеплялись на каждом шагу. Уж среди десятка миллионов землян мы найдем, где и как приткнуться незаметно... Десять миллионов — это вам не селение колонистов. Это — величина уже неконтролируемая...

— Боже мой! — Алонсо завел глаза под лоб. — Он действительно воображает, что что-то понимает в здешних делах! Послушай, Хубилай! Единственное, чего ты и твои люди смогут добиться, так это напрочь сорвать всю затею! Поэтому...

— Поэтому никаких разговоров на эту тему больше не будет! — отрезал Кубла. — Мы на равных участвуем в поиске и возвращении «груза». А когда найдем и вернем, тогда уж и поторгуемся! Все! Я сказал!

Это был блеф. Но блеф, с которым приходилось считаться. Пределов безумия Хубилая не мог предвидеть никто. Об этом кэп Керуак знал. Поэтому оставлять «Микадо» в его шальных руках было делом рискованным. Имея в своем распоряжении «супердальнобойщик» с невыработанным и до половины ходовым резервом, непредсказуемый авантюрист мог натворить в окрестностях Инферны все, что угодно. Даже начать очередной межцивилизационный конфликт. С другой стороны, с часу на час к «Микадо» должны были проявить интерес Патрульная служба и военно-космические силы Инферны. Не говоря уже о том, что вот-вот о «Микадо» мог поступить запрос федералов — Кубла явно получил в свои руки корабль угоном, а то и путем вооруженного захвата... Нужно было идти на компромисс.

— Теперь выслушай меня...

Алонсо поманил Хубилая пальцем, и тот нехотя подался вперед.

— Если тебе так уж неймется участвовать в игре, то... — Алонсо окинул взглядом стражу свою и Хубилая. — То единственное, что я могу сделать, это взять тебя на борт своего бота. Переодетым. Взамен одного из своих. Пойми — мы люди подневольные. За каждый свой шаг отчитываемся перед Хозяевами. И корабль твой я не имею права допустить в контролируемый Космос Инферны. А если допущу, нас сразу атакуют патрульные эсминцы. А это крышка. С ними не поспоришь. Так что... Пусть твои люди дожидаются тебя в Нейтральном Космосе и делают вид, что копошатся в движке. А ты — раз уж так тебе в заду чешется — погуляешь по планете. Но только учти — отвечать за тебя я ни перед кем не собираюсь. Умываю руки!

Напряжение, висевшее в воздухе, начало ослабевать. Обе замершие друг напротив друга группы боевиков с ощетинившимися стволами бластеров почувствовали это и чуть расслабились.

— Ладно. Твоя взяла... — Кубла вновь, теперь уже лениво и расслабленно, откинулся на спинку кресла. — Принимаю такой вариант. Ксива у меня на руках будет?

— Будет...

Алонсо тоже откинулся в кресле с облегчением.

— На первые дни получишь удостоверение Службы спасения — поколдуем с нашими файлами и с карточкой... Потом, если потребуется, сварганим кое-что посолиднее.

Он обернулся на своих людей, подыскивая по внешности близкого к Хубилаю.

— Роберто, подойди сюда...

* * *

Попец, оставленный дежурным по рубке управления, чуть сдуру не всадил заряд бластера в лоб неожиданно появившемуся в проеме двери Хубилаю. И немудрено. Тот был наряжен в униформу Службы спасения и до синевы выбрит. Зрелище для его подручных дикое. Но, узнав наконец шефа, Попец вытянулся перед ним во фрунт.

— Вот что, Никита... — рассеянно бросил Хубилай, не обращая внимания на имевшее место недоразумение и оглядываясь в поисках свободного сиденья. — Я убываю на Инферну. Один.

— А?.. — недоуменно начал было Попец, но тут же и осекся.

— За старшего формально оставляю Гусмана, — продолжил шеф, не обращая внимания на подавленную в зародыше реплику пилота. — А для тебя у меня есть задача поважнее...

Он опустился в кресло штурмана и закинул ногу на ногу. Достал из кармана и поднял на уровень глаз оптомагнитную карточку — обычную на вид. Поверх карточки он пристально уставился на сподобившегося неслыханной чести подручного.

— После того, как я убуду на боте, — стал объяснять он, наблюдая за тем, достаточно ли ясно тот его понимает, — ты введешь программу с этой карты в главный бортовой... Сделаешь это так, чтобы никто не знал. Ты понимаешь меня? Это очень важно.

Попцу просто поперек горла стояла эта манера Кублы разговаривать со своими подчиненными как с полными идиотами. Но он уважительнейшим тоном заверил шефа, что понимает его, как никто другой.

— После этого будь все время начеку. До тех пор, пока я не вернусь... Не вздумай ужраться спиртным или проспать события. Я приказал, чтобы дежурный, в случае чего, поднял тебя на ноги в первую очередь...

Кубла снова осведомился, хорошо ли его понимает Попец, а Попец заверил его, что хорошо.

— Так вот, если возникнет опасность потерять корабль, — успокоенно продолжил Хубилай, — либо «черти» пригонят эсминец, либо федералы доберутся до нас... До вас то бишь... Тогда ты вот этим ключом, — на свет божий явилась вторая карточка, на этот раз простая магнитка — ключ от капитанской каюты, — отопрешь мою каюту и заберешь кейс. Он будет закреплен на полке над лежанкой. Сам понимаешь, есть кое-какие вещи, которые я не могу тащить с собою туда... Потом с кейсом лезешь в капсулу экстренной эвакуации и оттуда по общей сети загрузишь в комп вот эту команду...

Кубла вытянул из непривычного ему кармана фломастер и тут же, на карточке, написал несколько букв и цифр.

— Легко запомнить, правда?

— Легко, — согласился Попец.

— Вот и я так думаю, что легко... — Хубилай заглянул в глаза своего особо доверенного лица. — Но только запомни: после этого у тебя в распоряжении останется только сорок минут. Ты должен будешь врубить движок капсулы на полную мощность и уходить от корабля на всех шести «g» как можно дальше. Потому что ровно через сорок минут главный движок «хлопнет». Рванет!

— А-а?.. — подавился недоумением Попец.

— Тебя волнует судьба твоих товарищей? — ухмыльнулся Кубла.

— Ни хрена она меня не интересует — их судьба! — торопливо зашептал Попец. — Я-то... Я-то куда денусь на этой капсуле дурацкой? Ведь это же не ближний Космос... Отсюда до планеты...

— В Службе спасения здесь — как видишь — сплошь наши люди, — растолковал ему шеф. — А в случае чего ты ничего не слышал, ничего не знаешь и ничего не помнишь. А кейс... Там из него петля торчит, такая характерная. В случае риска — выдернешь. Сработает пиропатрон. Только отбрось от себя подальше... Ну... в таком случае иди в отрицаловку. Никаких показаний — никому. Ни «чертям», ни своим. Об адвокатах для тебя уважаемое общество позаботится. Даже если Кубла (удивительное дело, Хубилай помянул себя в третьем лице) на этой затее и свернет голову...

В рубке наступило молчание.

Попец, конечно, понимал, что надо было бы воспротивиться столь пессимистическому предположению, но осознание того, что шеф бросает их всех — а его самого в особенности — на произвол судьбы, причем судьбы, контуры которой в ближайшем будущем прочитывались слишком ясно, парализовало его на секунду-другую. Это не осталось незамеченным.

— Да ты, я вижу, и вовсе раскис, — сказал Хубилай в пространство перед собой. — Пожалуй, я напрасно...

— Вы можете положиться на меня! — торопливо начал исправлять свою оплошность похолодевший от ужаса Никита. — Но я... Что это вы так настроились, шеф?.. У вас не бывает неудач!

Некоторое время Хубилай тяжелым взглядом рассматривал его снизу вверх, поскольку Попец не решался опуститься в пилотское кресло и продолжал стоять перед хозяином на полусогнутых, чтобы не слишком возвышаться над его священной персоной. Выдержав впечатляющую паузу, Кубла швырнул ключ-карту на пульт и поднялся на ноги.

— Ну что ж... Я рассчитываю на тебя. Ты не пожалеешь о том, что я оказал тебе доверие. Если, конечно, оправдаешь его...

Попец поглядел вслед шефу, за которым отрезала проход в осевой коридор стальная гильотина гермодвери, и тяжело опустился на сиденье кресла пилота.

* * *

— Да, да... Ждите меня через пару минут, — пообещал Хубилай в трубку ручного селектора и, повернув рукоятку, вошел в оставленный предусмотрительно открытым капитанский бокс. Вынул из полки-фиксатора плоский кейс и открыл его. В кейсе действительно лежал пиропатрон, и петля, продетая через его чеку, была выведена наружу через пропил в окантовке одной из створок. Осмотревшись вокруг, он прихватил с капитанского стола несколько папок с бумагами и дискет и, не интересуясь их содержимым, бросил в кейс. Взвесил его в руке. Главное, чтобы он не казался пустым. Человек, которому при плохом раскладе карт судьбы предстояло вместе с «Микадо» исчезнуть в пламени аннигиляционной вспышки, должен был до конца питать иллюзию, что по крайней мере несколько часов он еще будет ему — Хубилаю — необходим...

* * *

Свен Севелла назначил Рею Яшми встречу на время, крайне неудобное для Кима Яснова — ровно за час до предстоящего рандеву Джона К. Крюгера с господином Раковски, которое следовало держать под неусыпным контролем. Поэтому, поднимаясь по ступеням выстроенного «под барокко» особняка известного на всю Диаспору мецената, агент на контракте был настроен решительно: брать быка за рога с первых же слов предстоящего разговора.

Но человек предполагает, а бог — располагает. В обширном вестибюле, куда попал господин Яшми, преодолев ступени крыльца и массивную дубовую дверь, отпертую перед ним самым настоящим лакеем, его ждало основательное испытание нервной системы. Облаченный в изысканный вечерний костюм сухонький и проворный господин Севелла извинился перед своим гостем за то, что не сможет уделить ему достаточно много времени, так как имеет свои планы на этот вечер. Однако вместо того, чтобы сразу перейти к деловому разговору, он неожиданно предложил гостю пройти в картинную галерею, которая располагалась в крыле его жилища, полюбоваться коллекцией «иллюзий». То, что этой чести удостоился гость, не сообщивший в своем письме конкретной цели своего визита, насторожило Кима. Кого попало Свен Севелла в свою галерею не водил. Видимо, меценат своевременно навел о господине Яшми справки, а теперь зачем-то тянул время.

Панно Предтечей поразили Кима. До этого он видел всего два или три небольших фрагмента этих гипнотизирующих творений, выставленных в городском музее Коппертауна на Синдерелле. На Инферне он их не встречал никогда. Поймав себя на том, что «разменял» уже второй десяток минут, он перешел в наступление.

— Неужели вам никогда не предлагали расстаться хотя, бы с некоторыми из этих панно? — деланно удивился он. — За соответствующую цену, разумеется?

На узком личике господина Севеллы обозначилась утонченно презрительная улыбка.

— В Диаспоре обитает народ не бедный, хотя и прижимистый, — сообщил он наивному гостю. — Тем не менее здесь не найдется такого богача, который бы позволил себе заплатить хотя бы за самое маленькое из моих панно...

«За какие же шиши приобрел их ты, старый сквалыга?» — машинально подумал Ким, а вслух спросил (все с тем же подчеркнуто деланным любопытством):

— Ну а из других Миров вам не поступало таких предложений? Например, с Фронды?

Они дошли уже до середины галереи, когда агент, почувствовав неладное, попытался приостановить их мерное, но неуклонное движение к расположенной в торце комнаты-коридора низенькой дубовой дверце. Не нравилась она ему чем-то, эта дверца.

— Ну что вы...

Севелла невозмутимо двигался в выбранном им направлении, и Киму пришлось следовать за ним.

— Откуда, — продолжал меценат, — на этой нищей планетке сыщется покупатель на подобные предметы? Или вы имеете в виду кого-то определенного?

— Я имею в виду того, от чьего имени к вам обращались не так давно с подобными предложениями...

Севелла по-прежнему медленно шел вдоль вереницы янтарных панно, вставленных в рамы из черного дерева.

— Вам, конечно, известно, что господин Фрост в дальнейшем не сможет осуществлять свое посредничество в той сделке, которую предлагал вам, — продолжил Ким, отчаянно блефуя. — Но я могу вас заверить, что сделанное вам предложение остается в силе...

Они достигли конца галереи и стояли теперь у той самой дверцы.

Меценат наконец повернулся лицом к агенту.

— Послушайте, молодой человек, — резко произнес он, с неожиданной фамильярностью беря Кима за пуговицу, — я понимаю людей, которые ведут двойную игру... Но те, кто пытается вести игру тройную, мне, мягко говоря, неприятны...

— Что вы имеете в виду? — с искренним удивлением спросил Ким.

— Сейчас вы это поймете, — кривовато улыбнувшись, сказал его хозяин и отворил дубовую дверцу. — Проходите.

Ким, слегка согнувшись, прошел вперед.

За дверцей открывалось продолжение галереи — точное подобие того коридора, который они только что прошли. Недалеко от открывшегося прохода стоял и рассматривал висевшее перед ним панно высокий, чуть сутуловатый человек. Он обернулся на звук слегка скрипнувших петель. Ким узнал его: совсем недавно он видел это жестковатое лицо на экране монитора. Перед ним стоял капитан Джордж Листер.

— Здравствуйте, — сказал Ким.

Капитан ответил ему довольно сухим намеком на поклон.

Севелла, стоя в проеме двери, внимательно следил за ними обоими. Похоже, он ожидал какого-то иного результата, нежели умеренное взаимное недоумение двух сведенных им вместе людей. Но он решил не терять инициативы и, деликатно откашлявшись, прервал наступившее молчание.

— Ну что же, господа. Вы оба и почти в один и тот же день и час вознамерились сделать вашему покорному слуге некое предложение... При этом каждый из вас не подозревал о намерениях своего э-э... конкурента. Мне кажется, что вам потребуется некоторое время, чтобы урегулировать возникшее м-м... недоразумение. Мне, к сожалению, в ближайшие полчаса надо быть в ином месте. Поэтому прошу вас заняться решением ваших проблем вне стен моего дома. Впоследствии я рассмотрю возможность возобновления переговоров — но не более, чем с одним партнером. Вы поняли меня, господа? Думаю, вы хорошо запомнили путь, которым сюда пришли, и мне нет необходимости провожать вас до дверей...

* * *

На улице Ким молча кивнул капитану на свой кар, и они оба, сохраняя молчание, заняли места на его сиденьях. Первым это молчание нарушил Листер:

— Кажется, я изрядно подпортил вам игру, господин э-э...

— Яшми. Рей Яшми, агент на контракте. Если говорить точнее, то — частный детектив — к вашим услугам. — Ким решил не открывать сразу все карты. — А вы, если я не ошибаюсь, — капитан Джордж Листер? И как насчет вашей игры? Я в ней, кажется, не был предусмотрен...

— Что ж... — капитан откинулся на спинку сиденья. — Мы оба поставили друг друга в пиковое положение. Кстати, не помню, чтобы мы с вами где-то встречались. Откуда вы знаете меня, господин частный детектив? У нас с вами есть общие знакомые?

— Вы не ошиблись, — кивнул Ким, выруливая к набережной. — Мне есть от кого передать вам привет, капитан.

— Начинаю догадываться.

Листер сцепил пальцы в замок и хрустнул суставами.

— Догадаться легко, капитан. Господин Крюгер был немало удивлен, узнав о том, что вы пребываете в полном здравии на этом, а не на том свете... Простите, если я затронул слишком деликатную тему...

— Это не тема вообще, господин детектив.

Несколько секунд капитан сосредоточенно молчал. Потом резко, словно на что-то решившись, спросил:

— Так вы представляете здесь интересы господина Крюгера? Или вам он известен и под другими именами?

— Известен, — признался Ким. — И под другими — тоже. Вы не против встречи с ним?

— Остановите машину, — прервал его Листер. — Мне лучше сойти здесь. И оставьте мне код вашего канала связи. Я сам свяжусь с вами и с господином следователем, когда в этом возникнет необходимость.

— Пожалуйста...

Ким припарковал кар у входа в небольшой сквер.

— Только один вопрос на прощание, капитан...

Листер, уже покинувший салон, нагнулся к окну машины.

— Зачем вам понадобились «иллюзии Предтеч», господин Листер? Если это не секрет.

Капитан усмехнулся.

— От Севеллы мне нужны были вовсе не «иллюзии». Мне нужны были люди, у которых он их скупает. И даже не сами эти люди. Мне нужно было то, на что они эти «иллюзии» выменивают у сатаны. Мне нужны были Камни. Много Камней!

* * *

Вид пригласительного билета, который Кай поднял на уровень глаз наряженного во флотскую униформу служащего, охранявшего вход на трап «Изгнанника», произвел на того впечатление.

— Проходите, — любезнейшим тоном пригласил он федерального следователя, подобострастно наклоняясь и поворачивая перед ним вертушку сверкающего начищенной медью турникета. — Вас ждут за восьмым столиком. Мы отплываем через шесть минут.

Накануне у Кая было время понаблюдать с дебаркадера за той публикой, что заполнила палубу «Изгнанника»; и теперь, приодетый в общем стиле этого плавучего клуба, он мог надеяться на то, что не будет выглядеть белой вороной среди публики, одетой по моде прошлых веков: фосфоресцирующие костюмы джентльменов, пастельные, светлые тона вечерних платьев очаровательных (и не очень) дам... Медь и хром металлической арматуры судна, легкая мелодия, «вживую» наигрываемая настоящими музыкантами, хлопанье пробок откупориваемого шампанского да тихая гладь реки — все это уже когда-то было... далеко-далеко... не под этими небесами...

А здесь над ним было чужое небо... Недоброе небо Инферны.

Господина Раковски Кай узнал не сразу: тот был облачен в смокинг и на глазу у него красовался антикварного вида монокль, сквозь который на федерального следователя этот глаз смотрел выжидательно и холодно.

— Рад вас видеть в полном здравии, господин арматор, — приветствовал он Кая, жестом указывая на кресло напротив себя.

— Взаимно, — суховато ответил тот. — Надеюсь, что и вам здоровье позволит довести до конца те наши переговоры, что были так неудачно прерваны...

Машинально Кай поправил массивный платиновый браслет своих часов. В сей нехитрый, но ужасно дорогой на вид механизм был вмонтирован отключенный сейчас передатчик аварийного сигнала — на случай попытки захвата Крюгера его довольно сомнительными партнерами по переговорам. Это был единственный вид страховки, на который он решился, чтобы не спугнуть «птичку».

— Ну, если уж идти до конца, — сверкнув позолоченным моноклем, начал господин Раковски, — то стоит, как говорится, начать с начала...

Весь карнавальный антураж «Изгнанника» и в особенности этот оптический инструмент, что красовался на глазу господина Раковски, не давали Каю сосредоточиться на предстоящей беседе. Похоже, что и его собеседник чувствовал некоторую неловкость от надетой на себя маски этакого светского льва.

С минуту они молча наблюдали за тем, как официант расставляет на столе апперитивы и легкую закуску.

— Я, с вашего позволения, уже сделал заказ на свой вкус, — сообщил Раковски Каю. — Но подавать здесь начинают поздно. Пока, для аппетита...

Он поднял рюмку, призывая собеседника означить тостом начало переговоров.

— Ваше здоровье, — по-прежнему сухо отозвался Кай и пригубил терпкое спиртное.

— Надеюсь, вы не станете угощать меня версией о том, что «Ганимед» со своим грузом покоится на шельфе в сотне километров от берега? — осведомился Раковски.

— Не стану, — заверил его Кай.

— И совершенно правильно сделаете, — похвалил его Лешек. — Иначе мне было бы трудно понять, как господину Смольскому удалось выбраться из него на поверхность и объявиться на встрече с читателями в библиотеке Университета Диаспоры...

Кай был в курсе дела и теперь мысленно клял хозяев Серого монастыря, допустивших такое. Он откашлялся и спокойным голосом стал излагать Раковски тщательно взвешенную и отработанную в деталях версию событий, родившуюся в результате долгих прикидок и обсуждений в штабе «Тропы». Версия эта не слишком отличалась от реальных событий. Исключение составляла только ни в какие рамки не укладывавшаяся роль, сыгранная в случившейся истории капитаном Листером. Посадку «Ганимеда», по версии Кая, совершил сумевший освободиться из запертой каюты Кирилл Николаев.

Раковски не перебивал собеседника, потягивая аперитив и время от времени вставляя в разговор ничего не значащие междометия. Это насторожило Кая. Настороженность эта переросла во вполне определенную тревогу, когда после того, как «господин Крюгер» закончил свой рассказ и изложил деловые предложения, его собеседник и не подумал всерьез обсудить сказанное, а пустился в довольно бестолковые расспросы, переходя с пятого на десятое.

— Послушайте, — наконец прервал эту игру федеральный следователь, — мне кажется, что вы пригласили меня сюда вовсе не для того, чтобы говорить о деле...

— Вы только сейчас это поняли? — раздался голос за его спиной.

Кай обернулся и увидел перед собой элегантно, точно в стиле «Изгнанника» одетого джентльмена. Джентльмен был немолод, худощав и ироничен.

Лешек закашлялся.

— Видит бог, Свен, — начал он, — не моя вина, что эти типы — там, на Фронде, — перебежали тебе дорожку. Теперь это моя игра. Не стоит тебе отыгрывать назад партию, которую ты уже продул...

— А тебе не стоит делать того, что ты затеял! — оборвал его тощий старик. — Забирай своих шестерок и сматывайся с борта. Твоих людей здесь только шесть, а моих — вдвое больше. Поторапливайся. Ради такого случая тебе подадут катер...

— Ты еще пожалеешь об этом, Севелла! — Раковски резко поднялся и зло бросил на стол салфетку.

Кай ощутил себя совершенно лишним на борту «Изгнанника».

— Легко Лешек сдался... — заметил Севелла, глядя в спину удаляющемуся без всякого прощания конкуренту. — На вашем месте я над этим задумался бы, господин Крюгер...

— Как я понимаю, вы хотите возобновить те переговоры, которые с вами начал покойный господин Фрост? — спросил Кай, также поднимаясь из-за стола.

Теперь настала его очередь блефовать.

— Сидите, сидите, — Севелла приостановил его легким похлопыванием по плечу. — Вы еще не попробовали чудесной осетрины, которую заказал для вас любезный господин Раковски... Впрочем, оставь я вас в его компании, до осетрины очередь могла бы и не дойти. Вы бы уже отчаливали от борта «Изгнанника» на том прелестном катере, на котором Лешек проделывает это сейчас в одиночку. Точнее, в сопровождении своих боевиков...

— Мне остается поблагодарить вас... — несколько натянуто произнес Кай, опускаясь в кресло и потому поневоле глядя на собеседника снизу вверх. — Итак, вы хотели...

— Упаси бог! Я ничего не хотел, господин Крюгер. Я действительно продул эту партию и не собираюсь к ней возвращаться. Я просто вернул Лешеку своего рода долг...

— Вы так легко отказываетесь от таких возможностей... — начал было Кай.

— Вы обратили внимание на мой почтенный возраст? — мило улыбаясь, перебил его Севелла. — Как вы думаете, почему я его достиг? Да потому, мой друг, что я никогда не заглатывал такую наживку, которую у меня могли вырвать вместе с желудком! Простите мне мою откровенность, но тот товар, который вы предлагаете, очень похож на такую приманку.

Он еще раз улыбнулся.

— Приятно вам провести вечер. Я тоже покину вас — дела требуют... Мой геликоптер снимет меня с верхней палубы...

Оставшись в одиночестве, Кай молча созерцал белоснежную скатерть и пытался хоть как-то уложить в голове все происшедшее. Официант бесшумно убрал со стола прибор Лешека и с полупоклоном осведомился:

— Прикажете подавать осетрину, мистер?..

* * *

Вверенный ему кар федеральный следователь перевел на автопилот, поднял затененные стекла кабины и, став теперь невидимым для взглядов прохожих, еще раз занялся тем, что его приятель Пьер Годфруа из научного сектора управления любил называть «анализом неопределенностей и синтезом подозрений». А проще говоря — гаданием на кофейной гуще. Ничего другого, впрочем, не оставалось. Прекрасное занятие для меланхоличной вечерней поездки по «кварталам землян» без определенной цели и без видимых провожатых.

Кай понимал, что после провального эпизода на «Изгнаннике» его самостоятельные выходы в «кварталы землян» не могут приветствоваться Службой безопасности Диаспоры, да и контрразведкой ранарари — тоже. Но у проблемы была еще и вторая — неформальная — сторона.

Агент на контракте, о многом догадывавшийся, предпочитал вида не подавать и в дела федерального следователя не вмешиваться. И не только солидарность граждан Федерации стояла за этой его непричастностью. Весьма возможно, что в рукаве у федерального следователя припрятана пара козырных тузов — другой вопрос, крапленых или нет. Так зачем же в сложившейся ситуации, смахивающей на позорное фиаско, мешать партнеру пойти с какой-то из этих карт? Можно было также предположить, что работодатели агента догадывались о его точке зрения и давали свое молчаливое «добро» на этот эксперимент.

Собственно, для них — будь они тузами Диаспоры или «чертями» из планетарной контрразведки ранарари, тоже было приемлемо отпустить офицера управления с короткого поводка и проследить за его действиями, даже если они и не принесут никаких результатов в рамках операции «Тропа». Может, конечно, нарваться на дальнейшие неприятности со здешним криминалом — не велика беда теперь, когда он фактически выбыл из игры. А может и вывести на какого-нибудь замороженного резидента федералов в Диаспоре, а то и на целую сеть их... Будет же человек стараться выбраться из тупика, в котором очутился? Будет. Ну что же — ему и карты в руки...

Пожалуй, других объяснений предоставленной ему свободы Кай найти не мог. А обещание гарантировать безопасность при выходе «в люди» прекрасно оправдывало ведение за ним ненавязчивой, но постоянной слежки.

И это ставило его перед нешуточным выбором: либо не рисковать дальше понапрасну и, признав окончательное поражение, отдать всю операцию на откуп ранарари и Диаспоре, либо привести в действие весьма слабенький резерв — еще только наметившуюся сеть управления.

Да и то сказать — «сеть»: пара ничего еще в здешней жизни не смыслящих новичков, года не проживших в Диаспоре. Неудивительно, что управление не стало вводить контрразведку в курс своих разработок по Инферне. Это было сделано не столько ради сохранения каких-то особых секретов, а скорее из опасения, что над достигнутыми за последние несколько лет успехами по проникновению в Диаспору заклятые друзья из других «компетентных служб» Федерации могут просто посмеяться. По некоторым особенностям полученных им инструкций Кай понял, что и ему-то, «своему», карты эти приоткрыли с большой неохотой.

Тем не менее в отношении этих двух агентов у Кая был выработан определенный план, в соответствии с которым он мог бы действовать, если бы выбор пал на продолжение игры. Но что-то мешало ему сделать этот выбор самостоятельно. Впрочем, он уже привык к этому «что-то», легко узнавал его голос.

А голос этот, как уже не раз бывало, спрашивал федерального следователя, действительно ли он считает, что дело стоит того, чтобы подставить под провал не себя — а кого-то другого? А может, это была всего лишь забота о том, чтобы не стать козлом отпущения? О том, чтобы просто не «пролететь» мимо очередного звания, не оказаться засунутым в периферийный филиал управления...

Впрочем, привычным для Кая стал и способ решения этой неразрешимой дилеммы. Он доверил право принимать решение старому как мир судье — порядком уже стершейся монетке с гербом давно несуществующего государства. Герб содержал изображение орла, и этим орлом вверх легла на ладонь федерального следователя монета, когда он, не глядя, машинальным движением подбросил и поймал ее в воздухе.

Вздохнув, Кай проверил, нет ли орла и на обратной стороне монетки — такая у него была манера шутить с самим собой, — и взялся за руль кара. Потом набрал на своем блоке связи номер, который соединил его со скрытым в одном из неприметных тайников «одноразовым» сигнализатором. Тот в ответ выстрелил заложенный в него сигнал и потихоньку самоуничтожился. Расставить такие сравнительно примитивные, но хорошо показавшие себя в работе устройства да соорудить систему тайников и «почтовых ящиков» было пока практически единственным серьезным поручением, которое управление доверило своей здешней сети.

Сигнал высветился на индикаторе блока в виде недлинной цепочки цифр. И цифры эти неожиданно придали совершенно иное направление течению мыслей федерального следователя. Они означали, что в одном из «почтовых ящиков» города для него оставлено сообщение.

Это путало все карты.

* * *

Адресованное ему сообщение Кай считал из тайника дистанционно, не появляясь на заброшенной станции монорельса (так и не привившегося на Инферне новшества землян), где этот тайник-ретранслятор был смонтирован в древнем приборном щите. Нацепив наушники и включив блокировку постороннего прослушивания, он врубил свой комп на «прокрутку» кодированного сообщения. Первые же услышанные звуки повергли его в изумление.

Это был голос Микиса Палладини.

— Я вас совсем не понимаю, следователь! — зазвучал в наушниках его сбивчивый, перескакивающий с пятого на десятое голос. — Мы не договаривались о личных контактах... Только через третьих лиц... Зачем вы мне послали вызов напрямую? Я ничего не понимаю на этой дурацкой планете... Если мы разминемся, то не посылайте вызов снова по тому же адресу — меня там уже нет! Я вместе с Толиком нахожусь в гостевом комплексе здешнего универа. Там легко найти... В общем, постарайтесь подтвердить ваш вызов, господин Санди...

Кай уставился на открывавшийся со стоянки, на которую он приткнул свой кар, вид — город ранарари, смахивающий на дурной сон какого-нибудь поклонника абстрактной живописи.

Кажется, все встало на свои места. Разумеется, никакого вызова Микису федеральный следователь не посылал. Но тем не менее Микис его получил. Точнее, получил, по всей видимости, запись, содержащую несколько фраз, сказанных голосом Кая. Ради того, чтобы смоделировать эти несколько фраз, и была затеяна его встреча с господином Раковски на борту «Изгнанника». Лешек и не думал торговаться с Крюгером всерьез. Ему был нужен только его голос... Оставалось узнать — не свалял ли Микис дурака, отправившись на назначенную ему встречу.

Кай вытащил из притороченного к поясу планшета блок связи и, набрав на клавиатуре код канала связи, бросил в трубку:

— Ким, всей компанией — в кампус. Кажется, у наших друзей с «Ганимеда» неприятности...

— Если вы про Смольского, то ни в какой кампус за ним ездить не надо — он здесь, — сообщил ему Ким. — С остальными двумя — дело сложнее. Возвращайтесь быстрее.

* * *

— Мы давно не виделись...

Голос федерального следователя звучал довольно хмуро.

— Мне кажется, что целую вечность, — с чувством отозвался Смольский, поднимаясь ему навстречу.

— Боюсь, что встретиться нам пришлось не от хорошей жизни.

Кай повернулся к агенту на контракте:

— Выкладывайте, что привело господина писателя в нашу обитель?

— Не привело, а привезло, — отозвался устроившийся на подоконнике Ким. — И не что, а кто. Собственно, это я доставил господина Смольского сюда — от греха подальше. После того, как он связался с нами по вашему кодовому каналу.

— А откуда вы узнали этот номер, Анатолий? — осведомился Кай, присаживаясь на краешек стола.

— Мне его дал Кирилл Николаев. Он просил связаться с вами, если он не позвонит мне через полчаса после того...

— Стоп! — решительно остановил его Кай. — Давайте по порядку. Где находится Палладини?

— Он отправился на встречу с вами, следователь. В часовню Пестрой Веры.

— Я не назначал ему никаких встреч, — уныло заметил Кай. — Но, кажется, могу догадаться, кто постарался за меня. Это та самая часовня, в которой мы однажды ждали господина Раковски?

Этот вопрос Кай адресовал агенту на контракте. Ким кивнул в ответ.

— Ему это тоже показалось подозрительным, — продолжил Анатолий. — Мы связались с Кириллом — его привез сюда с собой настоятель, а Кирилл попытался выйти на вас. Но безрезультатно.

— Вчерашним вечером? — уточнил Кай.

— Да, — подтвердил Смольский.

Все стало понятно — Кай в то время все еще пребывал на борту «Изгнанника», Ким практически со всем составом группы «Тропа» подстраховывал его на катере, болтавшемся в минуте хода от плавучего клуба, а оставленный дежурным Артур не был уполномочен связываться с кем-то по личному каналу федерального следователя.

— И тогда Палладини все-таки отправился по этому вызову... А Кирилл взялся его страховать. Мне же поручил названивать вам по тому номеру, что вы ему дали. Особенно если он сам слишком долго не будет подавать признаков жизни.

Кай повернулся к агенту:

— Что вы предприняли, Ким?

— Прежде всего поставил в известность Лиригу, — довольно бодро отозвался Яснов. — И предпринял поиск по радиоэху. Палладини обнаружить не удалось. А Николаев обнаружился довольно быстро. В центральном госпитале Диаспоры. Его туда доставила здешняя служба порядка, то бишь полиция. Он преследовал кого-то по шоссе и при въезде в город влип в аварию. Думаю, что гнался за похитителями этого самого Палладини.

— Жив?

— Жив и почти здоров. Отделался ушибами и парой часов полной отключки. Я предупредил, чтобы за ним присматривали. Мустафа отправился забирать его оттуда. Так что остается только дождаться их, чтобы хоть что-то узнать о судьбе Палладини.

Кай нервно подкинул на ладони орех-шептун, который машинально вытащил из кармана, словно и впрямь хотел спросить у него совета.

— В сложившейся ситуации надо исходить из того, что теперь наш противник знает местоположение «Ганимеда». Скорее всего он знает также о существовании операции «Тропа». Плюс — имеет на руках заложника. Вывод?

Ким невесело усмехнулся.

— Думаю, что следует ждать возобновления переговоров. Здешний криминалитет не настолько отчаянный, чтобы продолжать игру, зная, что играет сразу против трех служб безопасности. И то, что «Ганимед» охраняется и им не видать его груза, как собственных ушей, этим людям теперь ясно. Будут менять Палладини на килограмм-другой «пепла» — они там не идиоты, чтобы надеяться получить за одного заложника нечто большее. По большому счету мы имеем ничью.

— Значит, остается ждать, — констатировал Кай.

— По крайней мере до возвращения Мустафы с Николаевым, — согласился агент на контракте и принялся выкладывать на стол содержимое своей сумки — купленные в городе чипсы и пиво. — Возможно, Николаев расскажет что-либо существенное.

— Я могу возвращаться к себе? — несколько неожиданно осведомился Смольский.

Он явно недооценивал масштаб приключившегося.

Кай молча поставил перед ним банку пива и вручил пакет жареного картофеля.

— Если вы не слишком торопитесь, то я хотел бы поговорить с вами немного. Необходимо уточнить кое-что... Ну, например, каким образом вы, Николаев и Палладини очутились в столице, вместо того чтобы отсиживаться в Доме Последнего Изменения в Восточном ущелье Аш-Ларданара?

Рассказ Смольского об обстоятельствах, заставивших его покинуть стены Дома, немного поднял упавшее было в область отрицательных величин настроение его небольшой аудитории.

— Бьюсь об заклад, — подал голос Артур, — что следующую свою книгу вы напишете про Ларданар и Торговцев Камнями.

— И не одну! — заверил его Смольский. — Я на этих Камнях, можно сказать, открыл для себя целый новый пласт... Знаете, следователь, — он повернулся к Каю, — чем я занимался все эти дни с того момента, как попал в столицу? Собирал материал по Камням! Перерыл все файлы университетской библиотеки и замучил расспросами с десяток здешних профессоров.

— Ну так просветили бы на этот счет нас, грешных, — предложил Ким. — А то за делами руки не доходят до таких вещей. А между тем камушки эти, сдается мне, играют в здешних делах немалую роль...

— Камни... — Смольский пожал плечами. — Ну, вы знаете, наверно, что Камни — это своеобразные яйца ранарари, их эмбрионы, но эмбрионы с гипертрофированным, невероятно развитым мозгом. С мозгом, построенным и действующим по совершенно иным, чем известные нам нейронные, системам. И в то же время взаимодействующий с ними. Способный воспринимать то облако слабейших полей, которым окутаны живые существа, и читать ту информацию, которую эти поля несут. И вносить в сознание этих существ свою, несущую иной смысл информацию. Вносить через возмущения этого полупризрачного облачка, через его направленные изменения... Собственно, именно Камни — высшая ступень жизненного цикла этого вида.

Он искоса глянул на слушателей, но если для кого-то из них сказанное не было новостью, то вида никто не подал.

— Сами «черти» далеко не так разумны, как это кажется нам, столкнувшимся с их высокоразвитой техникой и рационально построенным, почти лишенным противоречий обществом, — продолжал Смольский уже тоном заправского лектора. — Разум ранарари — это разум Камней, их вечных советчиков и поводырей. Разумных, но лишенных возможности активно вмешиваться в происходящее вокруг них. Советчиков и поводырей, наделенных довольно трагической судьбой...

Камни не просто существуют. Они зреют — медленно, но верно. В одних условиях это созревание затягивается, в других — происходит стремительно. В генетической программе Камней заложены различные варианты развития. Мы можем только догадываться, чем они становятся там — в Мире Истинного Хозяина. Но в том исходе их развития, который свершается здесь — на Инферне, Камни порождают «чертей». Супермозг, заключенный в их оболочке, деградирует, разрушается. Только какие-то корневые его структуры сохраняются в мозгу ранарари. И этот новый мозг действует уже иначе — по законам обычной биологии. Он более понятен нам, познаваем... Но необходим только для того, чтобы поддерживать жизнь «черта» — той прожорливой личинки, которая должна накопить запас вещества и энергии, чтобы произвести на свет не способную ни питаться, ни даже шевелиться «бабочку» — Камень. Один или несколько.

Они общались и друг с другом — Камни, раскиданные по плато Аш-Ларданар, Камни плато Аррика, Камни Дальних плоскогорий, Камни Инферны вообще. Цепь новых и новых поколений этого странного Разума не прерывалась никогда. Где-то среди серого пепла и щебня таились так и не найденные, но все еще живые Камни, помнившие очень далекие времена. Они были наделены своеобразным инстинктом самосохранения, который спорил в них с инстинктом продолжения рода. Они умели таиться, не выдавать себя и, медленно истощая запас энергии, заложенной в них, жить и мыслить веками. В этом и была причина столь медленного роста населения Инферны. Огромное количество Камней так и «гасли», не поддавшись соблазну возродиться к новой — чудовищно убогой, по их меркам и критериям, — жизни. Но довольно часто, как правило, на грани истощения своего жизненного ресурса, Камень сдавался и «окликал» проходящего поблизости искателя. И попадал в руки Продавцов или «стервятников» — это уж как повезет.

Изначально поиск Камней и их «воспитание» было делом Секты и немногих, строго контролируемых «вольных охотников». С приходом людей промысел этот как-то незаметно перешел в руки этого пронырливого и предприимчивого племени. Особых возражений со стороны Хозяев планеты это не вызывало. Курс на космическую экспансию, взятый цивилизацией «чертей», требовал демографической революции, а трудный и связанный с риском образ жизни искателей Камней не слишком устраивал этих Хозяев. Это, в сущности, была черная работа, какой бы сакральный смысл ни вкладывали в нее адепты религиозных культов Инферны. А для черной работы боги послали ранарари людей.

— Теперь мне понятно, почему они не нужны никому, кроме ранарари, эти Камни... — вздохнул Ким. — Не считая Истинного Хозяина. Но насчет того, что стремление к космической экспансии усилило спрос на Камни, вы немного заблуждаетесь. Сейчас ранарари — не до экспансии. Четверть населения Инферны марширует прямиком в Дома Последнего Изменения. Планета — на грани демографической катастрофы...

— Зато другим покупателям они нужны очень сильно, — констатировал Кай. — Это и делает этот промысел рискованным и трудным, но прибыльным. А что «черти» делают для того, чтобы Камень тронулся в рост? Чтобы он стал превращаться в детеныша ранарари?

— Это как раз и интересно... Условия, в которых Камни начинают превращаться в маленьких «чертенят», состоят в том, что они начинают общаться с ранарари, обмениваться информацией с их разумом и эмоциями. Как только Камень берут в семью, делают его своим наставником и советчиком, в нем запускается механизм метаморфозы. Он довольно длителен по земным меркам, занимает десятки лет, однако заканчивается появлением на свет маленького любимца, наследника семьи... Одного из наследников. Но после этого и семья, и новорожденные наследники самым настоятельным образом будут нуждаться в Наставнике и приложат все усилия, чтобы приобрести новые Камни, советы которых поведут их дальше по жизненной стезе... Любопытно, правда?

— А общение с людьми? Со Слышащими? — спросил Ким. — Оно не запускает развитие эмбриона ранарари?

— Не знаю... — пожал плечами Смольский. — Может быть, то поле, что образует организм человека, не способно активизировать эмбрион ранарари. Может быть, оно, наоборот, угнетает или даже убивает его... Все может быть. Для этого я должен как следует поработать с людьми Аш-Ларданара...

— Только будьте осторожны.

Кай бросил на литератора довольно суровый взгляд. Не похоже было, чтобы тот внимал предостережениям типа, которому не довелось, как ему — Анатолию Смольскому — побродить по студеному и туманному плато. Да к тому же еще и не сумевшему за несколько недель работы в оранжерейных условиях узнать так много о загадочных Камнях.

— Это не пустое предупреждение, — с легкой досадой продолжил федеральный следователь. — Вы находитесь в той зоне, где крутятся громадные деньги. Собственно, в зоне наиболее важных жизненных интересов Инферны. И кроме того, являетесь носителем нешуточной информации.

— Это вы о «Ганимеде»? — усмехнулся Анатолий.

— Я — о «пепле», — уточнил федеральный следователь. — Это очень серьезная тема.

— По сообщениям здешних СМИ, я прибыл сюда обычным рейсовым «дальнобойщиком», — пожал плечами Смольский. — Но даже если и станет достоянием гласности то, что я был пассажиром «Ганимеда», это ничего не значит. О том, что на борту корабля было до черта «пепла», не знает никто...

— Кроме получателя «груза», Анатолий, — оборвал его Кай. — К тому же ваше присутствие на борту «Ганимеда» не секрет для целой кучи народа, с которого никто не брал подписки о неразглашении. Вы проделали путь по Аш-Ларданару в компании как минимум троих Продавцов Камней, теперешнее местонахождение которых мне неизвестно. Неизвестно, где сейчас пребывает Микис Палладини. Да и в системе Службы безопасности Диаспоры возможна утечка информации...

— Так что вы мне предлагаете? — возмутился Смольский. — Перейти в подполье и не высовывать носа на свет божий?

Он потряс над пластиковой тарелочкой опустошенным пакетиком чипсов, отбросил его в сторону и попробовал унять раздражение глотком пива. Но банка тоже была пуста. С досадливым кряхтеньем великий писатель откинулся в кресле.

— Если вам нужен мой совет, — как можно более спокойно ответил Кай, — то вот он: обратитесь к нашим любезным Хозяевам с просьбой как можно быстрее отправить вас домой, в Метрополию. Я думаю, они пойдут вам навстречу — хотя бы в рамках нашей совместной операции. Спокойно убывайте отсюда. По возможности — инкогнито. И в первую пару месяцев жизни там постарайтесь быть предельно осмотрительным. Только и всего. Не воспринимайте это как обиду. Здесь — слишком горячее место.

— Ну уж нет, — решительно выпрямился в кресле Смольский, — Никогда, знаете, не путешествовал на халяву. И не подумаю уехать отсюда до тех пор, пока не соберу достаточную сумму на билет на порядочный корабль до Метрополии. Вы просто не представляете, какие сборы дают здесь мои выступления. Одно «Ти-Ви» отвалило... — он выразительно махнул рукой. — И главное — я не уберусь отсюда до тех пор, пока не наберу материала на следующий сиквел. Ведь Камни и Диаспора — это такая колоссальная тема... Совершенно новая для читателей Метрополии... Да и для всего Обитаемого Космоса... Я буду последним ослом, если упущу такую возможность. Не ослом даже, а просто ослиной задницей!

— На белом свете есть много новых и колоссальных тем для ваших сиквелов, господин литератор, — оборвал его федеральный следователь. — А жизнь у вас — только одна. И я не прощу себе, если вы ее лишитесь раньше времени.

— Пусть ваша совесть спит спокойно, — Смольский поднялся с кресла и стал — немного нервно — искать вокруг себя куда-то запропастившуюся шляпу. — Я, слава богу, совершеннолетняя и дееспособная особь мужского пола, и только я — и никто больше — отвечаю за последствия своих поступков.

Он наконец нашел злосчастную шляпу, гордо напялил ее и двинулся к двери. Уже взявшись за ручку, повернулся и язвительно бросил:

— Что касается вашей роли в этой истории с моим попаданием в здешние благословенные края, то я не испытываю к вам ничего, кроме благодарности... Если бы вы так своевременно не подсунули мне ту безделушку...

— То вы бы благополучно собирали материал по барам и богемным тусовкам Фронды, — вздохнул Кай. — Тоже небезопасное занятие, но не настолько, как общение с кем попало в здешних краях... С вашей историей за плечами.

— У каждого — свой метод... — примиряюще произнес отец «Хромого» и исчез за дверью.

— В конце концов, малый собрал неплохой материальчик по Камням, — утешил федерального следователя Ким. — И, смею вас заверить, что и Служба и контрразведка ранарари держат господина Смольского на прицеле. Можете не переживать за его безопасность.

— Вы недооцениваете писателя... — Кай наконец слез с края стола и стал, морщась, допивать выдохшееся пиво. — Господин Смольский способен выкинуть такой номер, что... Я попросил бы вас как можно скорее устроить мне аудиенцию с господином Лиригой. Я буду настаивать на немедленной высылке Анатолия Смольского из сектора Инферны во избежание...

Зазвучал сигнал, и Ким нажал кнопку, открывающую электрозамок.

Вошедший в комнату Мустафа был явно чем-то раздосадован.

— Парня забрали у меня из-под носа, — сообщил он. — Господин Верховный Посвященный — лично. Два часа назад оба они убыли в Серый монастырь — тот, что на Ларданаре. А вам, сэр, оставили это.

Он протянул Каю слегка помявшийся за время пребывания во внутреннем кармане пиджака конверт. Тот вскрыл его и пробежал глазами по ровным, не без изящества написанным от руки строчкам.

Настоятель Дома Последнего Изменения, Верховный Посвященный Герберт Фальк покорнейше просил следователя Кая Санди почтить его и принятого в Доме Кирилла Николаева визитом. Для согласования дальнейших действий.

* * *

На Ларданар Кая провожал сам Лирига. В чем состоял сокровенный смысл того, что все три с небольшим часа полета в отменно неудобном для перевозки людей подобии геликоптера куратор «Тропы» от Инферны делился с ним своими философскими соображениями, федеральный следователь так и не понял. Последний час полета он только вставлял в разговор вежливые междометия, сосредоточившись на созерцании проплывающих внизу громад горной цепи.

Геликоптер опустился непосредственно на широком дворе Дома. Лирига, как ни странно, не стал покидать кабину, а, попрощавшись с Каем, убыл восвояси вместе с проклятым летательным аппаратом. Федеральный следователь с трудом разминал конечности, одеревеневшие за время полета, и как можно вежливее улыбался двум людям и одному сукку, шедшим к нему навстречу. Одного из встречающих он знал — это был Кирилл.

— Здравствуйте, — он протянул Каю руку.

Отвечая на приветствие, Кай отметил про себя, что за исключением пары клякс репарирующего геля авария не оставила на лице Кирилла особых следов.

— Настоятель извиняется, что не может принять вас немедленно, — сообщил второй из встречающих. — Будем знакомы — Готфрид Грабер. Я здесь вроде домохозяина. У вас нет с собой багажа?

— Только это, — Кай похлопал ладонью по наплечной сумке.

— Тогда я пошел, — проскрипел сукку и довольно бодро заковылял прочь. По всей видимости, ему отводилась роль носильщика, оказавшаяся ненужной.

— Я думаю, — сгладил возникшую неловкость ситуации Грабер, — что у вас есть о чем поговорить с Кириллом. А я распоряжусь, чтобы вам приготовили комнату.

В трапезной — той самой трапезной, в которой не так давно Верховный Посвященный принимал свалившихся с неба на Ларданар гостей, Кирилл коротко и без особых лирических отступлений изложил федеральному следователю нехитрую историю пленения Микиса.

— Самое интересное, — рассказывал он, — так это то, что я произвел, так сказать, рекогносцировку — даже в оконца часовенки этой заглянул. И знаете, кого я там увидел?

— Меня, — вздохнул Кай. — Голографическая съемка. И снимали меня в той самой часовенке. Только за неделю до вчерашней истории.

— Да, там я увидел вас. И еще какого-то типа...

— Типа зовут Ким Яснов, — еще раз вздохнул Кай.

— Ну и когда Микис туда нырнул, а потом вышел вместе с двумя другими, я и не сообразил. А его сунули в «Найтфлай» — и готово. Я уж потом сообразил следом рвануть, ну и... Честно говоря, мне уже потом рассказали, как я контейнеровоз какой-то протаранил...

Кай помолчал.

— Это не единственная странная история, которая случилась с вами, Кирилл, с тех пор как мы расстались...

Глава 12 РЕЙС «КОРОНАДО»

Тишина повисла в воздухе.

— Вы про... — начал Кирилл.

— Я про капитана Джорджа Листера.

— Он сюда вернется... — глухо, глядя в сторону, сообщил Кирилл. — Фальк — настоятель — предупредил меня. Нам с ним придется эту игру доигрывать. Так что вам, следователь, надо знать, что с ним было. Это не со мной странная история была — с ним. Странная и похожая на бред...

Кирилла словно и не было здесь, в просторной комнате с окнами на закат. Он шел по скованной ночным холодом каменистой тверди Аш-Ларданара, поспевая за размеренным шагом ожившего мертвеца, и слушал, слушал, слушал его глухие, скомканные, к самому себе обращенные слова... Рассказ неумирающего.

— Понимаете, — начал Кирилл с трудом подбирая слова, — это связано с экспериментами, которые лет десять — пятнадцать назад ставила Спецакадемия в секторе «Прерия-Чур». Там находится какая-то особенная область пространства... Я помню, даже на Фронде ходили какие-то слухи на этот счет... Проект «Лабиринт» или что-то в этом духе... Ходили разные легенды. Ну, например, о том, что в то время — если это называется временем, — когда корабли находятся в подпространстве, их собственное время не останавливается...

* * *

— Время не остановится на «Коронадо», — объяснял (когда-то давно) капитану Джорджу Листеру генерал-лейтенант, он же вице-президент Академии специальных исследований, Хайме Геррод. — Оно, если хотите, будет течь в ином направлении... — он улыбнулся чему-то своему. — Словно река, наткнувшаяся на плотину... Это, конечно, образное выражение... Однако вы как образованный человек должны понять, что если уж мы будем употреблять такие выражения, как «движение времени», то придется выдумывать и какое-то свое «надвремя», в котором можно измерить это движение... И так — до бесконечности.

Генерал-академик снова улыбнулся. На этот раз — привычной улыбкой лектора, читающего давно отработанную и на многих поколениях студентов обкатанную лекцию.

— Просто каждый предмет — и мы с вами в том числе — существует во многих измерениях сразу. И одно из них — время. Почему мы воспринимаем его вот так — момент за моментом, — такая же загадка, как и загадка нашего «я» вообще. Тайна не моего масштаба, капитан. Моя гипотеза касается только проблем частных... Видите ли, подпространственный скачок с точки зрения теории состоит в том, что корабль с его пассажирами перемещается в вырожденную систему координат, в систему, обедненную измерениями. В частности, «Коронадо» будет не хватать такой оси координат, как время. По моим предположениям, в этом случае происходит довольно любопытная вещь — роль времени начинает выполнять какая-то другая, скрытая координата... Вот что я и подразумевал, когда сказал, что время будет течь в новом направлении. Оно есть — обязательно должно быть — это «перпендикулярное время». В нем корабли движутся от точки «погружения» в подпространство к той точке, где они «всплывают». Если бы не было такой оси, корабли просто оставались бы там — под поверхностью реальности — на веки вечные. Большинство людей, видимо, не способны «переключиться» на эту новую ось. И для них во время подпространственного перехода времени действительно нет. Однако ряду лиц, испытавшим на себе такой переход, удалось каким-то странным образом «проснуться» в этом перпендикулярном времени и даже пожить в нем.

Капитан, внимательно слушавший монолог академика Геррода, поставленного научным руководителем секретной экспедиции, предпочитал не прерывать его. Хотя ему и казалось, что вот еще немного и высокоученый генерал начнет травить ему байки про «пыльных карликов» и «непрошеных гостей». Он был не слишком далек от истины.

— Ваш покорный слуга, — Геррод жестом дал понять, что имеет в виду самого себя, — собрал и обобщил огромную коллекцию фактов, связанных с перемещениями людей и других живых существ в подпространстве. Таких фактов, которые не укладываются в традиционные рамки законов, описывающих подобные перемещения, но и не противоречащих им. Поверьте — эта коллекция впечатляет! Даже если мы отбросим значительную часть собранного мною материала как недостоверную, не поддающуюся проверке — все равно! Наука не имеет права игнорировать те возможности, которые раскрывает перед ней использование скрытых координат. Если мы с вами убедительно докажем, что оно есть — «перпендикулярное время», — то это раскроет перед Человечеством огромные возможности. Одно использование этого открытия в сфере оборонных разработок... Представьте себе военные базы, целые плацдармы, упрятанные в таких «скрытых измерениях», абсолютно недоступные для наблюдения противника, неуязвимые для любого его оружия...

Академик поднялся с кресла и сделал несколько шагов взад-вперед по тесноватому кабинету капитана. Остановился, наклонив голову набок.

— А обитатели этой смежной системы координат! Целый ряд фактов показывает, что этот, скрытый для нас и в то же время меньше чем в нанометре лежащий от нас мир — населен! Кто-то посещал наши корабли за время их пребывания там. Оставлял нам непонятные знаки и послания. Манипулировал с безжизненными телами экипажей и пассажиров. Зафиксировано достаточно много достоверных случаев странного перемещения людей и предметов за время «скачка». Есть даже случаи их исчезновения.

— Ну, про это писали, — показал свою эрудированность в обсуждаемом вопросе Листер. — И в открытой печати, и в циркулярах командования...

— Ну, что до циркуляров, то именно мой сектор курирует их составление и хождение по инстанциям, — усмехнулся Геррод. — А вот что касается прочей «открытой печати», то, поверьте, девяносто процентов того, что пишут, говорят и показывают наши обожаемые СМИ, — жутчайший бред. И это хорошо: чистая, дистиллированная истина обо всех этих вещах — монополия людей ответственных, способных поставить новые знания на службу Человечеству, а не той или иной своре дельцов и авантюристов от политики... Впрочем... — Геррод посмотрел на Листера, ожидая встретить понимание в его взгляде. — Впрочем, я думаю, что излишне распространяться на эту тему перед вами, капитан. Вас мне рекомендовали, как человека, проявившего себя в целом ряде критических ситуаций с самой наилучшей стороны. Поэтому давайте ознаменуем наше знакомство... — он взял со стола бокал давно уже выдохшегося шампанского и поднял его. — А затем сразу приступим к обсуждению программы наших работ.

Листер поднял свой бокал.

— За удачу, господин генерал.

В голосе его легкой тенью скользнуло сомнение.

* * *

— В общем, задачи у того спецрейса были довольно простые, — припоминал Кирилл слова Листера. — Обычным броском достичь сектора «Прерия-Чур», а затем в пределах этого сектора проделать серию бросков уже экспериментальных. Броски должны были проводиться в самых разных — часто довольно рискованных — режимах. Режимы эти были подобраны, исходя из каких-то теоретических соображений генерала-академика и опыта предыдущих случаев «аномального перехода». Кроме экипажа — четверых специалистов экстра-класса, включая самого Листера, — на борту «Коронадо» находились еще десяток добровольных участников эксперимента. Они должны были переносить переход в специально оборудованных капсулах, под воздействием различных силовых полей, химических препаратов и других — часто весьма экзотических — факторов. Пятнадцатым, пожалуй, самым главным лицом, внесенным в стартовую ведомость спецрейса, был генерал-академик Хайме Геррод. Ассистировали ему пара лаборантов из этих его добровольцев, имеющих соответствующую подготовку, да несколько специализированных сервис-роботов. Первым и единственным помощником капитана был штурман корабля.

— Вообще-то информация об экспериментах на «Коронадо» просачивалась по каналам управления, — заметил Кай. — У нас уж так заведено: управление присматривает за Спецакадемией, Спецакадемия — за разведкой, разведка — за управлением... «Коронадо»... Вот уж не знал, что бог сведет меня с самим его капитаном... Да еще в таком вот контексте. У «Коронадо» — странная история. Тот еще был кораблик...

— Экспериментальный, — дал справку Ким. — Средний тоннаж, индивидуальный проект, мобильная архитектура... Один из самых дорогих кораблей в Обитаемом Космосе — если считать на килограмм веса.

Он двинул по столу по направлению к Каю распечатку. И, помолчав, добавил:

— Удивительно, что Листера никто не ищет. После таких странных событий...

— Во-первых, покойников в розыск не объявляют, — вздохнул федеральный следователь. — А во-вторых, это еще не факт — что не ищут. Но это другой разговор. А теперь давайте-ка вернемся к «Коронадо». И к тому, что произошло в том рейсе — с кораблем, с экипажем, с командой добровольцев и, главное, с его капитаном.

— Ну что ж...

Кирилл медлил. Он не был уверен, что правильно поступает, разоткровенничавшись с федеральным следователем. И сейчас он не мог решить, о чем стоило бы умолчать дальше, а поэтому стал рассказывать все.

— В общем, Листер не совсем случайно оказался невольным участником этих опытов. Когда командуешь таким летучим институтом, как «Коронадо», поневоле перестаешь быть простой пешкой в игре сильных мира сего. Получаешь некоторое право выбора. А к различной паранормальщине, связанной с подпространственными переходами, у него давно уже был свой интерес. Его отец — тоже космонавт и тоже, в свое время, капитан «дальнобойщика» — исчез при довольно странных обстоятельствах, как раз при осуществлении подпространственного скачка... Понимаете, не то чтобы он надеялся найти отца или хоть какие-то концы той истории — нет... Просто у него сохранился стойкий интерес ко всему, связанному с этим... Подсознательный интерес, можно сказать...

— Наследственный, — подсказал Ким.

— Может быть, — пожал плечами Кирилл. — Ничто не случайно на этом свете. Не исключено, что и это тоже брали в расчет, когда подбирали капитана для экспериментального рейса. Они довольно долго и издалека шли друг другу навстречу — генерал Геррод, кэп Листер и «Коронадо»...

— «Коронадо» — тоже действующее лицо в этой истории... — не спросил, а просто обозначил, как установленное обстоятельство, федеральный следователь.

* * *

«Коронадо» действительно казался Листеру живым существом. По крайней мере он, этот необычный корабль, был столь же изменчив, как бывают изменчивы живые создания.

Основную его часть составлял невероятной сложности генератор «пространственного прокола» — не чета тем типовым установкам, которыми оснащены были экспедиционные и транспортные корабли и даже крейсера Объединенных космических флотов Федерации. Практически после каждой серии экспериментальных «бросков» громада генератора обрастала все новыми конструктивными деталями или теряла старые. В результате в теперешнем «Коронадо», наверное, и винтика не осталось от того корабля, что сошел со стапелей астероидных верфей пятнадцать лет назад.

Помещения экипажа, пассажирские боксы и модули всяческих лабораторий, навешенные на массивную тушу генератора, тоже были сменными и совершенствовались из года в год. Так что и в этом отношении «Коронадо» уходил в каждый новый рейс новым кораблем. Это имело свои преимущества, но и неудобств доставляло массу. Каждый космонавигатор, накопивший хотя бы минимальный опыт эксплуатации космических судов, знает, что с кораблем надо сжиться и сработаться, и никакие усовершенствования не заменят того подсознательного чувства уверенности, которое дается лишь с годами совместного сосуществования корабля, его команды и его капитана.

В случае с «Коронадо» о такой уверенности говорить можно было только условно: временами корабль становился до крайней степени капризен, а иногда, наоборот, превращался в непонятливую скотину, тупо исполняющую любую поданную с пульта управления команду, будь она сколь угодно гибельна. Учитывая наличие на борту изрядного количества «экспериментальных кроликов» и неизвестной капитану высокомощной аппаратуры, в предстоящем рейсе следовало ожидать всяческой чертовщины.

И чертовщина не заставила себя долго ждать.

За время совместных полетов с различными по составу командами теоретиков, считавших «Коронадо» своей вотчиной, Листер привык к тому, что за столом в кают-компании вверенного ему судна собирается группа чудаков — в общем безобидных, но нередко склонных к смертельно опасным выдумкам, если им в руки попадало что-нибудь посложнее электролитического конденсатора. Однако в этот раз...

Нет, свой экипаж — энергетика, связиста и штурмана — кэп знал как свои пять пальцев и никаких подвохов с их стороны не ждал. Немного странный Агасси мог сплутовать, играя в «канасту», но все три реактора корабля работали под его контролем безупречно. Н'Домо донимал всех, кому не лень было его слушать, историей, как он — прапраправнук какого-то африканского царька — из портового попрошайки, каким он был в детстве, сделался лучшим связистом пятого ОКФ. Но претензий к нему как к бортрадисту у кэпа не было. А Черных вообще редко проявлял какие-либо личностные качества, будучи погружен в навигационные расчеты или в постижение премудростей софтвера бортовых компьютеров, которые под его неустанным наблюдением вели «Коронадо» верным и всегда лучшим из всех возможных курсом.

Нет — за этих троих кэп не тревожился.

Зато люди генерала Геррода были компанией довольно разношерстной и беспокойной. Набраны они были из тех, кто периодически веселит публику рассказами о том, как их похищали инопланетяне или что поведали в дебрях зазеркалья «пыльные карлики». Пятеро из них, по данным картотеки генерала Геррода, побывали там, а остальные пятеро ни на минуту не сомневались в существовании Тартара, телепатии, «тонких сущностей» и астральных тел. Поскольку природа распределяет такого рода наклонности, не беря в расчет социальное происхождение, род занятий и даже умственные способности человеческих особей, то за завтраком, обедом и ужином за столом кают-компании беспрерывно кипели страсти.

Собравшиеся не ограничивались только рассказами о разного рода удивительных происшествиях, в которых они, как правило, бывали замешаны самым непосредственным образом. Нет, почти каждый из них норовил тут же — не отходя от стола — продемонстрировать свои удивительные способности (как правило, весьма двусмысленные, если речь не шла о чисто технических манипуляциях в области ловкости рук и способности к гипнотическому внушению), после чего разыгрывалась острая, с тенденцией перейти в рукоприкладство, дискуссия. Кэпу пришлось принять самые энергичные меры, чтобы предотвратить превращение трапез экипажа и пассажиров в спиритические сеансы. Генерал Геррод, к счастью, поддержал Листера в этом его начинании, после чего прослыл среди своих подопечных ультраконсерватором.

Сам же генерал-академик ни в какие бредни, кроме собственной теории «перпендикулярного времени», не верил и к разговорам своих подопечных относился просто как к неизбежному злу, которому старался не попустительствовать.

Тем более что все это оказалось злом относительно малым. «Цветочками».

* * *

— «Ягодки» у них пошли после первой полудюжины экспериментальных переходов, — пояснил Кирилл. — То есть поначалу все было впустую — как и положено в таких случаях. Ну, кое-кто из команды Геррода мутил воду рассказами о видениях, посещавших их при «скачках», о том, какие бездны премудрости открывались перед ними за считанные мгновения, о воображаемых встречах с покойными друзьями и родственниками и о тому подобных материях... Но, сами понимаете, огромные деньги вколочены были в программу испытаний не ради подобных гм... результатов. Так что генерал начал потихоньку нервничать. Тем более что подпространственные переходы не сахар сами по себе, с точки зрения последующего самочувствия и общего состояния здоровья...

— По крайней мере, это не из тех удовольствий, которые мне хотелось бы переживать ежедневно, — согласился Кай.

Ему вспомнился не так давно пережитый скачок Фронда — Инферна, это заставило его поежиться.

— Но потом, — спросил он, — академику, видно, воздалось сторицей?

— В каком-то смысле — да, — согласился Кирилл. — Но как бывает во всем, что касается подпространственной переброски, никогда не знаешь, выиграл ты или проиграл...

— С испытаниями, в которых участвовал «Коронадо», почти всегда связаны слухи о человеческих жертвах, — припомнил Ким.

— Были и жертвы, — кивнул Кирилл. — Были и жертвы... Но началось не с этого... Началось с мелких фокусов. Таких, которые вполне могли бы сойти за не слишком остроумные розыгрыши... То в колоде карт у Агасси оказывается — неведомо откуда — лишний джокер, родной брат другого такого же, только сильнее потертый, то кто-то поменяет местами пароли доступа к файлам бортового компьютера, то предметы — иногда довольно интимного свойства — из багажа одного пассажира обнаруживаются в багаже другого... В общем — козни мелких бесов. Так продолжалось до тех пор, пока Геррод не узнал в никем всерьез не принятых узорах, написанных в пыли пустовавшей, неубранной кабины, руны Предтеч...

* * *

— Обратите внимание... — Геррод пододвинул к капитану Листеру свой ноутбук. На экран были выведены сделанные час назад в пустующей каюте снимки, а рядом — страница из академического «Вестника экзоархеологии».

— Предтечами интересуются все, — пояснил он. — И чуть ли не каждый может узнать те их руны, которые приводятся во всех популярных статьях и книжках на подобные темы, и даже нарисовать по памяти кое-какие из них, но...

— Я вижу, — согласился капитан. — Это — уже для знатоков. Публикация в специальной литературе... Любители так глубоко не копают...

— Так глубоко копают и не все специалисты, — несколько нервно оборвал его генерал. — Я знаю наизусть все личные данные каждого из моей команды... Среди них нет специалистов в области экзоархеологии и экзопалеографии... Надеюсь, таковых нет и среди вашего экипажа, капитан?

— Нет, разумеется.

Кэп побарабанил пальцами по столу, разглядывая картинки на экране.

— Но вы оказываетесь в сложном положении, генерал. Никто не поверит каракулям, пальцем по пыли писанным, даже если они как две капли воды похожи на древние руны Предтеч... Вы можете сколько угодно быть уверенным в том, что никто на борту не знаком с такого рода текстами, но доказать этого не сможете никогда. Любое «не» очень трудно доказывать, генерал.

— Это и бесит меня! — генерал поднялся с кресла. — Над всей этой проблемой тяготеет какое-то проклятье! Это мне напоминает ситуацию с НЛО. Была такая проблема во второй половине двадцатого века. Или с марсианскими каналами... Это — на сто лет раньше... Уйма свидетелей, куча фактов... И потом — полное забвение... За неимением каких-либо доказательств. Мы давным-давно ходим по Марсу, но так и не знаем, что кроется за теми «каналами», что привиделись Скиапарелли. Мы встретили инопланетян, но никто из них не имеет ни малейшего отношения к «летающим тарелкам»...

— Да, обидно будет оказаться в этой кунсткамере несостоявшихся чудес, — довольно бестактно заметил капитан. — Но у нас с вами еще уйма попыток в запасе...

— Вот что, кэп, — генерал решительно захлопнул ноутбук и поднялся, — со следующей попытки мы будем реализовывать резервный вариант программы. Экстремальный. Под мою ответственность, кэп.

Поклонившись чуть церемонно хранящему молчание Листеру, генерал-академик оставил его в одиночестве. Капитан, подумав минуту-другую, щелкнул клавишей коммутатора и вызвал к себе главного (и единственного) энергетика «Коронадо».

Явившийся пред светлы очи начальства Гарри Агасси был поставлен в известность о том, что с завтрашнего дня нагрузка на бортовые реакторы возрастает процентов на двенадцать. После этого кэп вывел на экран большого демонстрационного дисплея график резервной программы полетных экспериментов и предоставил энергетику возможность поломать над ним голову. Тот потратил на это занятие минут десять и заметно скис.

— Понимаете, капитан, — начал он каким-то странным голосом, — «Коронадо» — корабль надежный, и в другое время я эти дополнительные двенадцать процентов на генератор подал бы не задумываясь. А вот сейчас...

— Что значат эти ваши «сейчас» и «в другое время»? — раздраженно осведомился кэп.

Старший энергетик, человек с двойным высшим образованием, мыслящий категориями физики, замялся и совершенно неожиданно выдал:

— Да чертовщина всякая творится на борту, капитан... Я бы взялся обеспечить энергоресурсом и не такие головоломные маневры, как те, что вы мне задаете... Но только... Но только сейчас, когда завелось тут... разное... Гоблины и греблины какие-то...

— Гремлины, — машинально поправил его кэп. И удивленно потряс головой.

— Гремлины... — с полной безнадежностью в голосе согласился Агасси.

— Вы — про что? — с удивлением воззрился на него Листер. — Вы... или кто-то из экипажа наблюдали на борту что-то необычное? Почему, в таком случае, не поступили согласно инструкции?..

— Да потому, капитан, что лишний раз на собеседование с психиатрами никого не тянет... Нет, я — серьезно... Черных сам меня подозвал, когда шум услышал в ремонтном блоке... А Виталий, сами знаете, не из тех, кому что-то мерещится... И дурацкие розыгрыши он тоже не уважает...

— Ну и что вам там привиделось — в ремонтном блоке? — подтолкнул зависший было маховик рассказа капитан Листер.

— Дети... Понимаете, у меня сложилось полное впечатление, что там — между стендами, в путанице проводов и шлангов — резвятся дети. Перекрикиваются друг с другом озорными голосами на непонятном языке, шумят — совершенно отчетливо, господин капитан, — шумят: звякают металлом, щелкают переключателями, скрипят чем-то...

— Вы там долго стояли? — оборвал его капитан.

— Нет... — Агасси облизнул пересохшие губы. — Мы в первый раз сразу бросились туда, в бокс. И — никого... Только беспорядок... Там действительно кто-то повозился основательно. Азот из баллона стравил...

— Хорошо, что не водород... — капитан смотрел на своего энергетика взглядом, в котором читалась основательная доля сомнения. — Вы сказали «в тот, первый раз», Гарри... Значит, были еще подобные случаи?

— Д-да, капитан... — Агасси было явно не по себе. — Это продолжается уже трое или четверо суток... Но — они не попадаются... Только пакостят...

— И всегда — в ремонтном блоке?

— Н-нет... — признал Агасси. — В медблоке — тоже... И в спортзале...

— Сказали бы уж — по всему судну! — махнул рукой кэп.

— Нет... Там, где люди, их вроде нет... И еще... Они... Они — словно дразнятся... Один раз я своими ушами слышал, как они передразнивали...

— Кого передразнивали?

— В-вас, капитан... Детский такой голосок ругался... Точно так, когда вы Н'Домо за дежурство по камбузу распекаете...

— То есть вы своими ушами слышали членораздельную речь в помещении, в котором никто не мог присутствовать?

— В пустом спортзале, капитан! — почти выкрикнул отчаявшийся от выказанного ему очевидного недоверия Агасси. — Никого там не могло быть!

В любом другом рейсе и с другим экипажем Листер неизбежно пришел бы к умозаключению, что часть экипажа поражена белой горячкой, если не чем похуже. Но сейчас этот спасительный довод приходилось отбросить.

— Вы хоть раз зарегистрировали эти... эти события? — продолжал допытываться кэп. — Ведь вам же розданы эти... регистраторы...

— Пробовали, капитан... У Н'Домо вроде получилось кое-что... И у Черных... А у меня — так, шумы одни...

— Вот что...

Капитан решительно пододвинул к столу скользящее на магнитных присосках кресло, бросил на стол стопку бумаги и сверху положил электрокарандаш.

— Сейчас вы внятно и разборчиво напишете все, что вам известно об э-э... аномальных явлениях, наблюдавшихся вами в течение этого рейса на борту экспериментального космического судна «Коронадо»... Подпишетесь, и я заверю ваши показания своей подписью и печатью... Потом пригласите ко мне — без лишнего шума — Черных и Н'Домо... И если есть еще свидетели таких происшествий, то и их. И не надо лишних разговоров на эти темы. Вам понятно?

— П-понятно, — кивнул Агасси и послушно опустился в кресло.

* * *

Ловля «озорников», как окрестил эту разновидность полтергейста капитан, продолжалась — тайком и при соблюдении режима секретности — еще трое суток. Затем у экипажа «Коронадо» возникли более серьезные проблемы.

Странно, но Листер так и не мог вспомнить, когда ему привиделся этот сон. Он вспомнил о нем позже, как о чем-то свершившемся и на этом основании прочно прописавшемся в его памяти. А кроме того, он не мог поклясться самому себе в том, что это был именно сон...

Смех. Смех за дверью каюты будит его, и при свете ночника он — осторожно, стараясь не произвести ни звука, садится на кровати, набрасывает на плечи куртку и тихо вытягивает из-под подушки с вечера положенный туда пистолет — табельное оружие капитана. Снова детский и какой-то издевающийся, дразнящий смех прокатывается по коридору... Звук маленьких ног, семенящих по шершавому пластику пола... Листер снимает пистолет с предохранителя и, тихо ступая, крадется к двери

Она не заперта, эта дверь. Это очень странно. Похоже на заранее подстроенную ловушку...

Но Джорджа Листера уже не волнует это. Он сам хочет в эту ловушку попасть. Потому что эта суета за дверью, какие-то интонации дразнящего смеха будят в нем воспоминания о чем-то очень далеком, напрочь забытом. О том, к чему ему хотелось бы вернуться хоть на миг. И он выходит в коридор.

Там никого нет.

Только потоки воздуха от работающей вентиляции гонят по полу обрывки цветной ленты и еще какие-то пестрые бумажки... Господи — фантики... Фантики от конфет, которых на борту «Коронадо» сроду не было. И еще — мячик выкатывается из-за поворота коридора. Обыкновенный детский мячик.

Листер подходит к нему, поднимает. Он потерт, этот мячик. И вообще, имеет такой вид, словно много лет пылился где-то на дачном чердаке. Похоже, что он помнит эту игрушку... Листер некоторое время вертит мяч в руках. Бросает вдоль коридора — к следующему его повороту.

И тут — словно странная материя сна только и ждала от него этого сигнала — оттуда, из-за поворота, молниеносным движением высовывается почти неразличимая тень, и крохотная гибкая ручонка хватает и забирает с собой старую игрушку.

Язвительное хихиканье и суетливый шорох...

Но капитан не дает поймать себя на эту удочку. Он не бросается ловить ускользающую тень. Вместо этого он спокойно идет к повороту и останавливается на пересечении внутренних переходов экипажного отсека. Возвращает пистолет на предохранитель, прячет его в карман куртки и, скрестив руки на груди, ждет.

И ждет не напрасно.

Из-за угла, с виноватым видом загребая ногами, выходит призрак — мальчишка лет двенадцати, неухоженный и кое-как наряженный в нелепую смесь взрослых и детских обносков. Мальчишка подходит к нему и протягивает свою исцарапанную ладошку — то ли просит милостыню, то ли предлагает отвести капитана куда-то с собой.

Капитан принимает эту ладошку — горячую и нервную — и идет туда, куда тянет его странный гость «Коронадо». За поворотом — ей-богу, Листер не помнит, чтобы на плане отсека экипажа значился этот поворот, — их поджидают друзья чумазого привидения — довольно пестрая компания, так же, как и он, причудливо наряженных и неопрятных на вид малолеток. Их не больше десяти.

* * *

С этого момента воспоминания капитана об этом странном сне теряют четкость, становятся отрывочными и противоречивыми. Конечно, она не должна была продлиться дольше утра, эта игра, которую он затеял с выходцами оттуда. Но Листер вспоминал о ней, как о чем-то долгом, занявшем заметный отрезок его жизни. По крайней мере ему основательно запали в память образы этих его странных знакомцев, характер и привычки каждого из них, его привязанность или неприязнь к кому-то из них.

Он довольно быстро понял, что они вовсе не были детьми — эти его гости. Они и людьми-то не были. Так — некими сущностями, принявшими — наскоро и небрежно — вид созданий, симпатичных и дорогих людям. Но сами они были глубоко чужды всему человеческому. Нет, они вовсе не были монстрами или дьяволятами, принявшими человеческий облик. Просто чужими. И это делало особо жутким этот сон. Или это воспоминание.

Они не старались замаскировать свою нечеловеческую природу. По крайней мере прилагали к тому минимум усилий. Временами Листера передергивало от того, насколько движения их начинали напоминать движения ватных кукол, а выражения лиц — маски, не снятые вовремя. Они щебетали на своем птичьем языке — общались между собой и с теми странными созданиями, которые гнездились по углам того странного места, куда они привели Листера.

Странное место... Капитан готов был поклясться, что на вверенном его заботам судне нет и быть не может этого заваленного самым невероятным хламом и скудно освещенного отсека. Но он был невероятный и в то же время вполне типовой, хорошо ему знакомый по конструкции и габаритам универсальный сменный модуль-отсек UM-1440. Он, без сомнения, был подсоединен к системам жизнеобеспечения «Коронадо», и в этом отношении ничего странного не представлял. Странны были только населившие его твари.

В странном месте они вели странную игру. Словно перед решающей схваткой, они кружили по незримому рингу, проверяли задумки и намерения друг друга. Они совсем плохо говорили на языках землян, эти обитатели сна. Даже не говорили, а словно передразнивали когда-то услышанное — иногда к месту, иногда нет. Они чего-то добивались от капитана. Он, пожалуй, так и не понял — чего. Они были по-сорочьи любопытны и привязчивы — постоянно пытались втянуть Листера в очередную свою затею, а когда это наконец удавалось им и Листер проделывал то, чего от него ждали — ну, допустим, разбирал и собирал какую-то безделицу вроде редуктора газовой магистрали, — восторгам гостей не было конца. Они толпились вокруг, отталкивая друг друга, и беспрерывно заставляли кэпа повторять этот фокус.

И они вовсе не ощущали себя гостями «Коронадо». Наоборот — вели себя по-хозяйски, совали нос повсюду и, похоже, очень досадовали на постоянное и назойливое присутствие землян. Хотя капитану и казалось, что чуть ли не вечность прошла у него в общении со странным народцем, он не мог припомнить, что ел и пил там, в мире зыбкого сна. Зато запомнился первым явившийся ему мальчишка, размазывающий по щекам джем из тубы, явно спертой из комплекта НЗ. И еще — странный футбол, в который играла бутылями «Пепси» странная компания на покрытом потертым пластиком полу странного места.

А потом наступило время прощания.

Листер не помнил, когда к нему пришло понимание того, что надо уходить. В памяти осталось только последнее пожатие нервной ладошки чумазого мальца, так и сохранившего до самого момента расставания свое шефство над кэпом. А в ладони самого капитана после этого остался плоский кусочек металла — ключ от гермодвери. Одной из многих гермодверей «Коронадо».

* * *

Наверное, он не вспомнил бы об этом сне наутро. Но почему-то ничуть не удивился, обнаружив свою «пушку» не в привычном месте — под смятой подушкой, а в кармане своей домашней куртки. Так же, как не удивил его и обнаружившийся в том же кармане ключ. Он сунул его в ящик стола и вспомнил о нем уже совсем при других обстоятельствах. Естественно, он не запомнил, в какой день это было.

Скорее всего этот сон пришел к нему уже после того, как события на борту «Коронадо» приняли крутой оборот. До этого у него не было привычки держать оружие при себе.

А крупные неприятности на «Коронадо» начались почти сразу после того, как Гарри Агасси поведал кэпу о корабельном полтергейсте. Несмотря на дурные предчувствия, владевшие старшим энергетиком, серия бросков через подпространство по экстремальной программе была начата уже через сутки после разговора Листера с Герродом. И первый же бросок дал результат. Долгожданный и жуткий.

Дежурным по кораблю в тот раз был его связист.

Н'Домо вызвал капитана в шестой экспериментальный бокс уже через несколько минут после выхода «Коронадо» в заданную точку финиша. Автоматы еще только начинали раскручивать громаду корабля вокруг оси, и искусственная тяжесть только еще набирала силу. От этого все вокруг казалось не совсем реальным. И вовсе уж нереальным было то, что увидел Листер в боксе, где в экспериментальной капсуле номер шесть переживал бросок доброволец Анри Дюпон. Переживал, но не пережил.

— Я сначала подумал: «Господи, кто же это?» — объяснял Н'Домо. — А потом...

— А потом вы догадались взглянуть на его жетон... — закончил за него кэп.

Не отводя взгляда от того, что лежало перед ним в глубине экспериментальной капсулы, Листер поднес к уху блок связи и попросил генерала Геррода подойти к шестому боксу.

— Остальные? — мрачно спросил он Н'Домо.

— У остальных девяти все показатели в норме... — дрогнувшим голосом доложил тот.

— Вот что... Выводите их на норму и по одному разведите по каютам. Пока им не стоит... Потом подойдете ко мне — надо будет оформить протокол.

* * *

— Похоже, что для покойного Дюпона время действительно двинулось... — сухо комментировал представшее перед ним генерал Геррод. — Точнее, он двинулся по времени — по тому, перпендикулярному... И заехал по нему довольно далеко.

— Но... — Листер потер лоб. — Но если для него часы затикали, то почему же он... Почему же он не проснулся? Не попытался покинуть капсулу? Так и лежал в ней — лет двадцать, не меньше...

— Спросите меня о чем-нибудь полегче, капитан, — вздохнул Геррод. — Надо проделать тщательный анализ... останков. Как-то помягче донести это... до остальных участников эксперимента. Не травмировать их. И надо принять решение. О том, продолжим ли мы нашу работу.

— Думаю, что надо запросить руководство спецакадемии, — осторожно предложил Листер.

— Надо информировать Академию специальных исследований, — поправил его Геррод. — Что до руководства, то его здесь представляю я. И я уполномочен принимать ответственные решения. В рамках нашей программы исследований. Помогите мне перенести... это в лабораторию.

Оставшись наконец один в своем кабинете, Листер составил рапорт — краткий и как можно менее выразительный — и отправил его по шифрованному каналу. Распорядился о проведении собрания. Потом связался с лабораторией и осведомился, не пожелает ли господин генерал присоединиться к нему на общем собрании экипажа и участников эксперимента.

Выдержав основательную паузу, Геррод мрачно буркнул:

— Да, это, по всей видимости, необходимо...

Листер вполне понимал его: формально все десять добровольцев полностью взяли на себя ответственность за собственную жизнь. Но одно дело — подмахнуть красиво написанную бумажку, сидя в удобном кабинете и мило беседуя со светилом науки, и совсем другое — оказавшись уже во чреве звездолета, бог весть как далеко от родного дома, узнать, что вот только что твой товарищ, с которым ты еще сегодня за завтраком обсуждал последние новости из Метрополии, — молодой и жизнерадостный парень — за несколько мгновений превратился в древнего старика. Понятно, что генералу не улыбалось выходить к доверившимся ему людям с такой новостью.

Что ж — реакцию Геррода он угадал. А вот реакцию чуть поредевшего корпуса добровольцев он совершенно не предусмотрел.

Собравшиеся в кают-компании в большинстве своем вовсе не были угнетены. Скорее — наоборот. Этими людьми овладел азарт. Азарт, чем-то схожий с азартом игрока в «русскую рулетку». Только еще вчера они были участниками рутинной процедуры, довольно скучной и — как становилось все более и более ясным — безрезультатной, и вот... И вот крыло тайны коснулось их. Тайны, которая может изменить всю их жизнь, наполнить ее смыслом, поставить в ряды тех, чьи имена с волнением повторяют миллиарды людей по всему Обитаемому Космосу... Мало того, один из них — пусть даже ценой собственной жизни — сам стал частью этой тайны, пережил что-то такое, что не дано пережить никому... Нет, для этих загоревшихся страстью большой игры людей и речи быть не могло о том, чтобы остановиться на полпути.

Генерал явно воспрял духом. Вместо того чтобы оправдываться, ему приходилось сдерживать наиболее ретивых из своих подопечных. То, что могло бы быть его поражением, стало приобретать черты первого успеха.

У экипажа «Коронадо» этот «успех» большого восторга не вызвал. Покойник на борту — неважная примета. Тем более если, судя по всему, он может оказаться не последним... Агасси молча переглядывался с Н'Домо. Н'Домо — с капитаном. Черных мрачно смотрел перед собой, сцепив побелевшие в костяшках пальцы.

Хотя ни о каком голосовании не было и речи, решение о продолжении эксперимента можно было считать принятым. Листера одолевали предчувствия.

* * *

Второй бросок из экстремальной серии состоялся через двое суток после первого. И не дал никаких результатов. Так же, как третий и четвертый.

Пятый обернулся катастрофой.

По законам всемирного ехидства беда снова пришлась на дежурство Н'Домо. В этот раз голос его в динамике коммутатора уже не дрожал. У связиста просто зуб на зуб не попадал.

— Кэп! — в нарушение всякой субординации зашептал он в микрофон. — Кэп, у нас проблемы... С самим... С самим этим генералом, черт его побери! Ох!.. Я не то хотел сказать...

— Но... Но ведь он... — Листер почувствовал, что мозги у него закручиваются этаким водоворотиком. — Геррод же находился в простой капсуле! В обычной! Он ведь в число подопытных не входил! Ч-черт! Да что там с ним? Та же история, что и с?..

— Да нет... Спускайтесь сюда — в шестой бокс — и сами все увидите...

Странно, но Листер почти угадал, что предстанет перед ним в проклятом боксе. Точнее — чего перед ним не предстанет. В боксе — да и на борту «Коронадо» вообще — не было генерала Геррода.

— Понимаете, в этот раз никакого аварийного сигнала с капсул не поступало, — рассказывал злосчастный потомок африканских царей. — Те, что подключены — в норме, а две — выключены по штатной процедуре. Ну, я как-то не понял, почему не работает капсула генерала, и... и вскрыл каюту. Нет — сначала вызывал его по коммутатору, звонил в двери и стучал... Потом воспользовался универсальным ключом. А там в его каюте я нашел вот это...

Он протянул капитану незапечатанный конверт.

«Капитан! — писал генерал-академик. — Подвергнув тщательному рассмотрению результаты наших экспериментов, я пришел к выводу, что конструктивные особенности именно шестой экспериментальной капсулы дают возможность помещенному в нее субъекту воспринять ту «скрытую координату», существование которой постулируется в моей теории в качестве измененного времени. Мои теоретические соображения позволяют предположить, что при несколько измененных условиях перехода этот субъект избежит трагической участи добровольца Дюпона.

Мне, кажется, удалось пролить некоторый свет на загадку его гибели. По уточненным мною расчетам, в выбранном нами в тот раз режиме «Коронадо» двигался в подпространстве довольно ускоренно и — по его субъективному, «перпендикулярному» времени — довольно долго. Годы. Именно постоянное, почти в десяток "g" ускорение и убило несчастного Анри. Теперь режим перехода более мягок с этой точки зрения.

Однако известное чувство ответственности, которого я все-таки не лишен, хотя вы, кажется, придерживаетесь на этот счет другого мнения, заставляет меня отклонить все кандидатуры на роль такого субъекта, кроме собственной.

Думаю, что все обойдется, и вам просто не придется читать это письмо. Однако если вы все-таки держите его в руках, значит, я опять ошибся в своих расчетах.

В том случае, если мне суждено было разделить судьбу Анри Дюпона, прошу надежным образом законсервировать мои (и его) останки и вместе со всеми документами экспедиции передать в распоряжение президиума Академии специальных исследований. Особо позаботьтесь о моем компьютере — его я прошу передать лично в руки моего заместителя Арнольда Гусева. Разумеется, в случае такого исхода эксперимента дальнейшие работы по нашей программе должны быть приостановлены.

Однако я допускаю и иную возможность. Для того, чтобы вы лучше поняли, о чем идет речь, я должен пролить некоторый свет на те действия, которые я намерен предпринять в мире «перпендикулярного» времени — если я в нем все-таки окажусь. Я полагаю, что времени этого в моем распоряжении окажется от нескольких часов до нескольких десятков суток. Прежде всего я намерен покинуть капсулу и изучить состояние основных систем корабля и то, что принято называть «навигационной обстановкой». То есть я хочу взглянуть на то, как выглядит Вселенная в «перпендикулярном мире». «Коронадо» неплохо оснащен для такого рода наблюдений. Если у меня найдется время, то я предприму осмотр корабля. У меня есть основания полагать, что в «перпендикулярном мире» «Коронадо», как и многие другие творения человеческих рук, — совсем не то, чем он нам кажется.

Боюсь, что это будет непростая прогулка. Возможно, во время этого странствия мне предстоит встретить что-то или кого-то, о чем я еще не имею никакого представления. Так что, быть может, вы просто не найдете меня на борту «Коронадо».

Я не решаюсь рекомендовать вам какой-то определенный рецепт действий при таком развитии событий. Возможно, лучшим вариантом будет приостановка работ и вообще полное воспроизведение действий, предусмотренных на случай моей очевидной гибели. Однако, случись со мной нечто, что заперло бы меня в том мире, на прогулку по которому я собираюсь, мне не хотелось бы терять надежду на возвращение, и я заранее благодарен тому, кто осмелится последовать за мной и попытается хоть чем-то помочь старику, заблудившемуся в лабиринте времен.

С надеждой на скорую встречу, ваш Хайме.


P.S. Надеюсь, вы не будете в претензии на то, что я не поставил вас в известность о своем решении. В случае неудачного исхода моей затеи вам лучше не делить со мной ответственность за жизнь моей скромной особы.

Ваш X.Г.».

— Так... — озадаченно пробормотал Листер. — Это вы нашли в каюте...

— В фиксаторе, на столе...

Листер сложил письмо Геррода, сунул его в конверт, а конверт — в карман комбинезона.

— А в шестом боксе? — спросил он. — Что вы нашли в шестом боксе?

— Пустую капсулу, господин капитан. Закрытую, законсервированную и абсолютно пустую.

Лицо Листера нервно дернулось.

— Озаботьтесь тем, чтобы привести в норму и собрать в кают-компании всех добровольцев. И весь экипаж. Через двадцать минут — не более.

Ругая все и вся на чем свет стоит, капитан прошел в свой кабинет и еще раз перечитал письмо Геррода. Постарался сосредоточиться и унять подступившее к горлу бешенство. Чуть поостыв, он с некоторым удивлением понял, что одной из причин охватившей его паники было то нелепое обстоятельство, что на борту «Коронадо» теперь осталось членов экипажа и добровольцев — ровно тринадцать душ.

* * *

«Коронадо» обыскали сверху донизу. Как и предчувствовал Листер — безрезультатно. Генерал-академик не оставил после себя ни малейших следов. Только Черных и Агасси отыскали в приснопамятном ремонтном блоке несколько, как выразился Гарри, «странностей» — выцветшие листки с непонятными записями, сделанными, судя по всему, рукой Геррода, да цепочку от жетона — такого, который по старой традиции носили на шее все участники космических экспедиций. Самого жетона на цепочке не было. Не было и никаких оснований полагать, что цепочка и жетон имеют хоть какое-то отношение к исчезнувшему генералу.

— И вот еще... — Агасси вытащил из кармана плоский ключ от гермодвери. — Вы просили, капитан, найти дверь, к которой подходит этот ключ. Покуда мы искали генерала, я попробовал все подходящие замки. На «Коронадо» нет такой двери.

Он положил ключ на стол и с сочувствием посмотрел на отвернувшегося к имитации иллюминатора капитана. Зрелище звездного неба всегда успокаивало Листера. Но сейчас и оно не возвращало ему душевного равновесия. Что и говорить — положение его было хуже некуда. Хотя «заблудившийся в лабиринте времен старик» великодушно брал на себя ответственность за приключившуюся беду, капитан достаточно ясно представлял себе последствия происшедшей в рейсе потери столь высокопоставленного пассажира.

«Кэпу лучше не возвращаться из рейса вообще, чем возвращаться без этого чертова генерала, — иронически сказал себе Агасси. — Да и нам, грешным, теперь долго от этой подлянки не отмазаться».

Капитан Листер тоже считал, что возвращаться в Метрополию без генерала-академика на борту не имеет смысла. Но иронии в его мыслях не было. У него не было настроения иронизировать. Он повертел в руках ключ от гермодвери, вытянул из-за ворота цепочку своего жетона, развинтил ее разъем и повесил ключ рядом с жетоном.

Агасси, так и не дождавшийся разрешения «быть свободным», недоуменно наблюдал за его манипуляциями. Наконец кэп поднял глаза на своего первого помощника и заместителя.

— Вот что, — устало и с какой-то обреченностью в голосе сказал Листер. — Даю вам шесть часов на проверку и настройку основных систем корабля. В двадцать ноль-ноль — бросок. Полное повторение предыдущего режима. Вам понятен приказ?

— Но... Вы уверены, что это — своевременное решение, капитан?

— Вы временами перечитываете Устав? — холодно поинтересовался Листер. — Рекомендую этим заниматься время от времени. Полезное занятие.

— Я не собирался выражать вам недоверие, капитан, — с тревогой в голосе заверил его Агасси. — Просто я должен ясно понимать цель того или иного маневра. Обычно это не вызывало у меня затруднений — мы всегда хорошо понимали друг друга, капитан... Но в этот раз...

— Вы все поймете, Гарри. И очень скоро.

Листер обогнул свой стол, присел на край кресла перед терминалом и положил руки на клавиатуру.

— Я оставлю вам письменные распоряжения. Вас не должна волновать проблема ответственности, Гарри. Ознакомьте с моим приказом остальных членов экипажа. Черных пусть зайдет ко мне немедленно.

Он отбил по краю клавиатуры короткую дробь.

— Можете быть свободны.

Агасси отдал капитану честь, повернулся на каблуках и вышел из кабинета кэпа с выражением недоумения на лице.

Оставшись один, Листер двинул кресло поближе к терминалу и вызвал на экран текст из своего личного файла.

В дверь кабинета осторожно позвонили. Листер нажал на кнопку автоматического замка и повернулся навстречу посетителю.

— Вы вызывали меня? — осведомился возникший в проеме двери штурман.

— Заходите, Виталий, садитесь...

Капитан указал на свободное кресло, а сам поднялся и несколько нервно прошелся по кабинету.

— Ведь вы у нас числитесь еще и корабельным юристом? — осведомился он.

Собственно, вопрос был задан больше для порядка. Штатное расписание, в котором значилась «резервная» должность каждого из членов экипажа, капитан знал как свои пять пальцев. Вторым высшим образованием штурмана Черных было юридическое, и он обладал правом заключать правовые акты точно так же, как Бруно Н'Домо, помимо своих обязанностей связиста, мог отправлять обязанности корабельного капеллана, а Гарри Агасси — администратора.

— Возникли проблемы, капитан? — вопросом на вопрос ответил Черных.

— Собственно, у меня будет к вам личная просьба, Виталий.

Капитан кивнул в сторону выведенного на дисплей текста.

— Мне надо уточнить кое-какие вопросы, связанные со страховкой, и еще... И еще я хотел бы уточнить кое-какие пункты в моем завещании...

* * *

— Подумайте еще раз, капитан... — голос Агасси был мягок, словно он говорил с тяжелобольным. — Стоит ли совать голову в петлю? Если генералу захотелось быть подопытным кроликом, то это вовсе не означает...

— Я уже подумал, — оборвал его Листер. — Очень хорошо подумал. И не стоит вам оспаривать уже принятое решение. У вас есть инструкции насчет того, что предпринимать в случае моего... невозвращения. Им и следуйте в случае чего.

— Ну что же. Удачи вам, капитан.

Агасси задвинул в пазы крышку капсулы, махнул на прощание капитану — в прозрачное окошко подозрительно напоминающего гроб устройства, вышел и запер за собой люк экспериментального бокса номер шесть.

Если судить по первым ощущениям, этот бросок ничем не отличался от любого из того великого множества бросков через подпространство, которые составляли полетный стаж Джорджа Листера. Но это были только первые ощущения.

Странность ситуации капитан начал осознавать после того, как к нему вернулась ясность восприятия окружающего. Прежде всего — не было сигнала отбоя. Не ощущал он и характерной угасающей вибрации корпуса «Коронадо», которая сотрясала корабль после каждого броска.

Многое было не так.

* * *

— Так все-таки эта... экспедиция капитана Листера туда, за предел... Она удалась? — спросил Кай. — По крайней мере в справке нашей сети не упоминается об исчезновении Джорджа Листера с борта «Коронадо». Там есть, правда, записи о его гибели — целых две. Мы могли бы добавить третью. Но из того рейса «Коронадо» вернулся без потерь. Иначе это было бы как-то отражено в сводках управления. А исчезновение такой шишки, как академик в ранге генерала... Я просто не смог бы пропустить такую информацию.

— Да... Они оба вернулись «оттуда», — кивнул Кирилл. — Кэп нашел такую дверь, которую открывал тот ключ. И Хайме Геррода он тоже нашел. Только... — он потер лоб. — Только про все это... Про те дела, что творились с ним в «перпендикулярной Вселенной», капитан рассказывал и вовсе уж... стремно. Словно и не мне рассказывал, а сам себе что-то пытался объяснить, что там с ним было. И не первый раз пытался, наверное...

Кирилл задумался на минуту, поморщился и добавил:

— Самое неприятное, так это то, что я вовсе не уверен, что мне стоило узнавать все это. И пытаться разобраться во всем этом...

* * *

— Наверное, тебе не надо много знать об этом, — сказал ему тогда, на студеной тверди плато Аш-Ларданар, тот, кого он, за неимением других имен, продолжал называть кэпом Листером. — Понимаешь, не надо человеку слишком много знать о том, что существует не для людей, не имеет к ним никакого отношения...

— Я просто хочу понять, — устало отозвался Кирилл и поставил рюкзак на подернутый инеем щебень. Сам опустился рядом. Спутники далеко отстали от них, и стоило передохнуть немного, поджидая их. Он посмотрел на капитана снизу вверх.

— Хочу понять, с чем имею дело. Я только и спросил тебя: «Кто ты?» Все-таки человек или...

— Я тоже хотел бы знать ответ на этот вопрос... Или нет...

Листер бросил свой рюкзак рядом с рюкзаком Кирилла и опустился на землю, прислонясь к нему спиной.

— Я не так сказал. Я хочу не знать ответ на этот твой вопрос... Я хочу выбрать. Выбрать этот ответ. Пока у меня еще есть возможность выбирать...

Кирилл молчал, боясь спугнуть ту атмосферу взаимного доверия, которая словно из ничего возникла и пронизала ткань их сбивчивого разговора.

— Трудно объяснить, что произошло там с нами...

Листер прикрыл глаза и сосредоточился на каком-то мучительном воспоминании.

— Это была своего рода ловушка... Капкан, поставленный у двери между мирами. Знаешь, много пишут и говорят о том, что подпространство — это гораздо более сложный мир, чем представляется нам. Мир такой же странный, как и наш мир — для его обитателей. Я думаю, что это был Тартар — то, с чем мы столкнулись в «перпендикулярной Вселенной»... Наверное, слышал о такой штуке...

— Да, — криво усмехнулся Кирилл. — Я временами заглядываю на просветительские каналы «Ти-Ви». И в сайты научного обозрения в сетевых новостях. Это такая изолированная область пространства-времени, которая временами все-таки может приходить в соприкосновение с нашим миром... Еще предполагают, что она может быть населена, эта «изолированная область»... Но не все считают, что он и на самом деле существует, этот Тартар. Может, есть, а может, и не нет...

Листер бросил на собеседника слегка высокомерный взгляд. Как-то машинально, словно забывшись. Поняв это, извиняюще улыбнулся.

— Скорее всего — есть, — сказал он. — По крайней мере то, с чем мы столкнулись — я и Геррод — очень напоминало то, о чем так любят поболтать теоретики и их популяризаторы... Наверное, «Мир скрытой координаты» — это какое-то междумирье... Тамбур, из которого открываются проходы, туннели в такие вот закоулки Мироздания. И какие-то из них обитаемы, населены носителями разума. Очень странного, чуждого, но не лишенного интереса к нам — призракам, приходящим из иного мира. Проносящимся через междумирье какими-то своими путями. Затевающим эксперименты, которые оборачиваются чудовищными бедами и катастрофами в их, неведомом нам мире... Мы не могли не вызывать у него интереса. Для этого мы слишком опасны. Опасны своей постоянной экспансией в иные миры, своей нарастающей технологической мощью... Своим неразумным любопытством, наконец...

— Вы встретили его? Этот чужой разум?

— Лучше сказать — он встретил нас. Он нас ждал, готовился исследовать, изучить нас. И в конце концов — изменить. Сделать своими инструментами... Заключить с нами договор.

— И вы этот договор подписали? — с интересом осведомился Кирилл.

— Дело обошлось без пергаментных свитков и вскрытия вен. Договор с дьяволом подписывают не на бумаге. Его подписывают в душе. Самое трудное для нас, конечно, было найти общий язык... Понять, что надо от нас тому безликому и невидимому, который общался с нами с помощью... — капитан щелкнул пальцами, подыскивая нужное сравнение, — с помощью какого-то подобия театра. Гротескной пародии на театральное действо, которое разыгрывали перед нами его марионетки — неумелые подобия людей. Смешные и жутковатые. Но тогда я понял главное... То, что я счел главным тогда... Мне было обещано бессмертие. Традиционная приманка...

— Да, от таких предложений не отказываются... — бросил Кирилл с заметной иронией.

Но кэп не обращал внимания на реплики собеседника. Сейчас он слушал только себя.

— Бессмертие... — продолжил он. — Бессмертие в обмен на верность. Даже не так — не в верности дело — бессмертие в обмен на изменение сущности... Вот правильная формула... Я ее принял. И теперь это изменение происходит во мне. Но я еще способен выбрать... Надеюсь, что способен. Выбрать — пройти ли мне этот путь до конца, или отказаться от подарка дьявола...

— Как это?.. — спросил скорее самого себя, чем своего странного спутника Кирилл.

На этот раз Листер услышал его вопрос.

— Дело в том, что тот Джордж Листер, которого ты видишь перед собой, это только кусочек, проекция того существа, которым я стал в результате изменения... Верхушка айсберга. Сам айсберг там — в Тартаре... И проекция эта довольно зыбкая, неустойчивая. Иногда со мной происходят всякие незапланированные... эффекты. Тогда, бывает, я здорово пугаю окружающих. Тартар тратит сумасшедшее количество энергии для того, чтобы сохранить связь этой бренной оболочки, существующей в обычном пространстве-времени, и той ее основой, которая таится там — в невидимой простым смертным Вселенной. Когда что-то происходит со мною здесь, мое «я» ныряет в те темные воды... И живет по их законам... Все больше и больше становясь чем-то другим. Тем, чем становиться очень не хочется... А за это время происходит восстановление, регенерация моей проекции в этом мире. Или она строится заново. И этот мир возвращается ко мне. К уже другому мне. И я вновь отправляюсь исполнять в нем то, зачем послал меня в него Тартар.

Теперь Листер открыл глаза и смотрел в пространство перед собой пустым, лишенным хоть какого-либо выражения взглядом.

— Это — большое удобство: быть «на поводке» иного мира. Я, к примеру, вовсе не нуждаюсь ни в пище, ни в воде. И даже в воздухе, хотя в вакууме у меня будут наблюдаться все последствия вскипания азота в крови... Не хочется думать о том, как это будет смотреться в комбинации с последующей регенерацией... Это вовсе не значит, что мне не нравится дышать или хорошо поесть. Просто я могу обходиться без этого... Но за все надо платить: такое мое бытие возможно только в довольно небольшой области Обитаемого Космоса. Я уже никогда не смогу вернуться в Метрополию. Есть только несколько обитаемых планет, на которых Тартар может дотянуться до меня, поддерживать мое существование. Шарада, Харур, Прерия, Чур... И благословенная Инферна.

— Во всех этих Мирах находили порталы Предтеч. Или их руины.. — припомнил Кирилл. — Кроме Инферны, конечно. Здесь нашим археологам не развернуться... Какой-то участок измененного пространства-времени... Поэтому здесь вечные проблемы с навигацией...

— «Червивое яблоко» Галактики — так его называют физики из тех, что заняты космологией, — напомнил Листер. — И Геррод так его называл...

— А он... — Кирилл с интересом глянул на капитана. — Генерал-академик тоже подписал договор?

Лицо Листера дернулось.

— Пожалуй, Хайме поступил более мудро, чем я. Куда более мудро... Он не принял этот чертов подарок. И Тартар отпустил его с миром. Самую малость лишь изменив его — даровал ему забвение. Он ничего не помнил о том, что происходило с нами... Словно проспал все эти недели сном праведника... И он даже не знает, насколько он счастлив: он родился человеком, человеком и умрет. И никогда не будет жалеть о том выборе, который совершил и о котором забыл навеки...

— И вы не стали напоминать ему?..

— Не стал.

Капитан поднялся и стал присматриваться к приближающимся фигуркам Смольского и Палладини.

— Но мне пришлось рассказать ему свою историю — так, как будто это случилось только со мной...

— Зачем?

Кирилл тоже нехотя поднялся и стад ручным прожектором сигналить отставшим.

— Я сделал это, когда решил... расторгнуть договор, — глухо бросил Листер. — Выйти из игры. Но только не так-то это оказалось и легко. Второй раз встретиться с дьяволом... Снова навестить Тартар...

— Так ведь вы говорите, что вы там — в Тартаре — и находитесь на самом деле? — с удивлением повернулся к нему Кирилл.

— Правильно, — криво улыбнулся Листер. — И хотел бы я знать, на что похоже — хотя бы отдаленно, то, чем я там стал. Но этой моей «матке» не дано ни чувств, ни ощущений. Ни права действовать. Все это дано только моему воплощению здесь, в нашей Вселенной. Там я могу только лишь мыслить. Если это можно назвать мышлением.

— Но почему... Почему — расторгнуть? — запинаясь, словно о чем-то неприличном, спросил Кирилл. — Зачем вам расторгать этот ваш договор? Какая-никакая, а вечная жизнь...

Листер молчал. Он глядел в льдистую даль, на хребты Ларданара, мимо приближающихся спутников.

— Ты не знаешь... — медленно начал он. — Ведь ты не сразу понимаешь, чем приходится тебе платить... Ты думаешь, это так просто и естественно, что капитан экспериментального судна, гордость спецакадемии, вдруг, после самых незначительных неприятностей с руководством, уходит в наемники к Одноглазому Императору, а потом, после своей официально зарегистрированной гибели, объявляется в другом конце Обитаемого Космоса? Об этом можно написать роман. О том, как некто, живущий среди людей, начинает догадываться, что он — не человек. Постепенно, по чайной ложке. Что ни у кого из них нет того, кто внутри, что они не слышат голоса, к которому ты так привык, больше, чем к отцу и матери. Вообще не знают, что это такое... Что никто, кроме тебя, не видит таких... снов. Назовем их так. Что ни у кого в душе не живут запреты — постыдные и неимоверно странные. Непонятные, ни одной живой душе, кроме тебя самого. И еще — это был бы роман о том, как эта нечеловеческая сущность, по мере того как ты ее постигаешь, все больше овладевает тобой, как ей мало становится того, что она программирует твои симпатии и антипатии, как она начинает уже напрямую вести тебя к своей цели, превращает в робота, марионетку...

Листер вновь замолчал.

Кирилл тоже хранил молчание. То, что он услышал, не так-то просто было переварить,

— Некоторое время ты думаешь, что просто сошел с ума, — продолжил капитан. — Но потом получаешь веские доказательства. Только вот беда — читателей для такого романа не найдется... Ну зачем читать романы из жизни нелюдей? Элитарная забава... И не спрашивай почему. Для меня их намерения так же темны, как и для всех простых... смертных.

— И все же — почему же вы... Неужели другого выбора нет?

— В том-то и дело, что это и есть — выбор. А ты-то как бы решил на моем месте? Кем остаться — человеком, у которого есть душа, а в ней — память об отце и матери, о детских страхах и радостях, любви и ненависти... Или стать до конца куклой, поспешающей служить чужой воле — неведомо — доброй или злой? А?

— Но ведь вы выбрали, капитан...

— Верную смерть? А ты что — из тех, кто собирается жить вечно? Это не страшно — умереть, прожив такую жизнь. Они ошиблись, изготовив свое орудие в виде человека. Среди человеческих качеств есть и способность к бунту... Я больше всего боялся, что они в критический момент окончательно лишат меня воли. Возьмут управление на себя. Но это оказалось непредусмотрено... Или они просто меня отпустили... Или решили таким образом уничтожить... Вряд ли... Это было бы куда как просто устроить менее сложным способом...

Кэп набросил на плечи свой рюкзак и, кивнув подоспевшим спутникам, зашагал дальше по звонко похрустывающему грунту охваченного ночным холодом плато.

— Значит, для этого вы и рвались сюда — на Инферну?

— Именно для этого, — кивнул ему кэп. — Здесь — решение моей тайны. Здесь, на Аш-Ларданаре...

* * *

— Вот примерно и все, что рассказал мне капитан Листер... За то время, пока...

Кирилл сделал неопределенный, нервный жест рукой, словно снимая с лица невидимую паутину. Повернулся к Каю, ожидая от него каких-то вопросов.

— Потом в монастыре и уже здесь, в городе, он не возвращался к этой теме? — спросил Кай, больше для того, чтобы как-то прервать наступившую паузу, чем внести ясность в вопрос, который ясным просто не мог быть.

Кирилл пожал плечами.

— «Пепел»... — словно вспомнил он. — Он делает какую-то ставку на груз «пепла», оставшийся на борту «Ганимеда». Не знаю, какую... Это не просто деньги. Он ищет какого-то особого покупателя на этот «груз». И в то же время он сознает, что «Ганимед» — это ловушка. Ведь это ловушка, верно?

— Боюсь, не он один об этом догадывается, — поморщился федеральный следователь.

— Он понял это с самого начала. Когда не стали нас искать, не выслали погоню, не стали прочесывать плато... И еще тогда решил сделать на это ставку. Но я не знаю — какую.

— Так или иначе, — попробовал определить ситуацию Кай, — он, как и мы, ищет покупателя... Хотя и какого-то особого. Похоже, нам стоило бы с ним поконтактировать. Тем более что наши цели он более-менее ясно представляет. Нехорошо получится, если мы перехитрим друг друга.

— Я постараюсь... — Кирилл нервно хрустнул пальцами. — Я постараюсь свести вас вместе. Но... Надо, чтобы вы не использовали это для того, чтобы как-то его обезвредить. Арестовать или подставить каким-то образом. Я должен быть уверен, что вы играете чисто.

— И какие же гарантии мы можем вам дать на этот счет? — устало бросил Кай.

— Собственно, тут может быть только одна гарантия... — Кирилл посмотрел в глаза федерального следователя. — Ваше слово, только и всего. Пока что у меня не было оснований не верить вашему слову, господин Санди.

— Ну что же...

Кай поднялся с кресла и теперь стоял напротив бывшего бойца Космодесанта.

— Считайте, что такую гарантию вы уже получили. Вы знаете теперь, как связаться с нами. Я попрошу вас об одном. Если вы поймете, что Листер затевает что-либо опасное, дайте нам знать немедленно. Постарайтесь в этой ситуации обойтись без самодеятельности...

— Это уж как получится, — ответил Кирилл.

За спиной Кая скрипнула дверь и раздалось деликатное покашливание.

Он обернулся навстречу вошедшему Граберу.

— Вы пришли сказать, что моя комната?..

— Ваша комната готова. Но... Господин Верховный Посвященный может принять вас немедленно.

Глава 13 В ЛАБИРИНТЕ

— Ну вот мы и встретились... Я ведь давно хотел встретиться с вами.

Кай с подавленным вздохом перешагнул порог тесноватой, но высокой и светлой комнаты. Фальк легко поднялся ему навстречу, не спеша, однако, протягивать руку для пожатия.

— Вы уверены, следователь, что хотели встретиться именно со мной? — довольно прохладным тоном осведомился он.

— Если вы — тот Герберт Фальк, судьбой которого обеспокоен подполковник Дель Рей...

Кай тоже замялся с рукопожатием. Чтобы как-то закруглить начатый было жест, он перехватил правой рукой шнурок оберега, который неведомо как очутился в левой. В последнее время у него выработалась раздражавшая его самого привычка перебирать этот затейливыми узелками усеянный шнурок, наподобие четок.

— Впрочем, не один только подполковник, — уточнил он.

— Ну что ж. Боюсь, что я — именно тот Фальк, который так небезразличен господину подполковнику... И какие же указания вы получили от него касательно моей скромной персоны?

— Поверьте, я не получал в отношении вас никаких особых указаний. Подполковник Дель Рей лишь просил меня установить ваш теперешний статус. И, по возможности, получить от вас некоторые объяснения...

Кай довольно неловко чувствовал себя, продолжая стоять напротив собеседника, который тоже не спешил изменить свою позу, несколько напоминающую стойку «смирно».

— Ну что ж... — Фальк наконец протянул руку федеральному следователю. — Думаю, что с другими гм... указаниями официально аккредитованных лиц ко мне послать и не могли. С другими указаниями посылают других людей...

Он указал Каю на грубо сработанный табурет у стола и сам опустился на точно такое же произведение столярного ремесла. Другой, более удобной, мебели в Серых монастырях, видно, не водилось.

— Я представляю, сколько недоуменных вопросов ко мне накопилось у старины Гвидо... Вот только ответить мне на них будет затруднительно. Весьма и весьма затруднительно...

— Вы испытываете затруднения э-э... этического порядка? — осторожно спросил Кай.

— В некотором роде — да, — несколько неопределенно отозвался Фальк. — Но это совсем не то, что вы предполагаете... Это вовсе не угрызения совести. Во всяком случае, не за мое лично поведение в этой истории... Видите ли, я не уверен, что людям — Человечеству вообще — на теперешней нашей стадии отношений с ранарари надо знать то, что узнал я...

— Тогда нам остается только обсудить сегодняшнюю погоду, — вежливо улыбнулся Кай. — И виды на урожай. Но мне казалось, что вы согласились поговорить со мной не ради этого. Жаль, что я ошибся, — он улыбнулся еще раз довольно хмуро. И приготовился встать и вежливо откланяться. Но что-то остановило его. Взгляд Фалька, прикованный к пробегавшему через пальцы федерального следователя шнурку оберега.

— Не торопитесь...

Фальк встал, подошел к окну и принялся что-то рассматривать в высоком куполе небес. Там — в его глубине — первые звезды этой ночи уже нарисовали несмелый, едва заметный пока что контур странных созвездий этого Мира.

— Вы не совсем точно выразились, следователь, — наконец произнес он. — Я не просто согласился на встречу с вами. Я пригласил вас к себе, чтобы... Чтобы предложить своего рода помощь. Взаимопомощь, точнее говоря...

Он не обернулся, чтобы оценить реакцию собеседника. Кай предпочел промолчать. Поднес к уху орех-шептун. Прислушался к нему.

Фальк заговорил снова, немного изменив тему разговора.

— Что касается того, что вы назвали... Как это вы выразились?.. Ах, да — уточнением моего статуса... Так вот: простым я свое задание не считан с самого начала. Но оно оказалось сложнее, гораздо сложнее, чем все то, к чему меня готовили...

Он оторвался наконец от созерцания первых звезд и повернулся к федеральному следователю.

— Понимаете ли, этой моей задачей было понять... Понять смысл происходящего на этой бессмысленной планете. Все очень просто — понять, внятно изложить, передать по инстанции тем, кому в этом мире надлежит принимать решения. И забыть. Быть готовым к выполнению следующего задания.

Он поморщился.

— Только вот черта с два удается укладываться в такую простоту... Видите ли, следователь... Если вы уж дослужились до своей категории и если уж вы сподобились такого сложного задания, тогда вы, наверное, должны были испытать на собственной шкуре, что это значит — понять что-нибудь. Это, пожалуй, будет чуть посложнее, чем понять, что все-таки было орудием убийства да по каким каналам сплавляли жулики краденое... Понимание сущности — это такая штука, которая тебя изменяет. Когда ты что-то начинаешь понимать по-настоящему, ты сам немного становишься этим «чем-то». Вот в чем дело... Я сделал многое. Я прошел по довольно крутой лесенке — от иммигранта, ничего не смыслящего в делах Диаспоры, до настоятеля Серого монастыря. Можно было бы написать неплохой роман на тему этого... восхождения. И пока я по ней — по лесенке этой — карабкался, срывая ногти и раздирая в кровь руки-ноги, ко мне пришло понимание того, что мы — люди — натворили здесь. Какова наша действительная роль... И я стал уже не тем, кем был. Мне пришлось стать частью этого странного Мира, чтобы понять его. А наш Мир — мир «Эмбасси-2», мир ходов и контрходов спецслужб — перестал быть мне понятен. Так уж устроен этот мир и наши мозги в нем, следователь: за понимание одного приходится платить непониманием чего-то другого.

Как ни странно, федеральному следователю эти слова вовсе не показались бессмыслицей. Ему было знакомо это чувство — чувство неизбежности расплаты за успех. Внутренней, не объяснимой никому из посторонних расплаты.

— Ну что же, — сказал он, — судя по всему, этот Мир дал вам гораздо больше, чем то, на что вы могли рассчитывать, оставаясь на службе Федерации... Я имею в виду не материальные блага. Я — про ваш общественный статус... Сам Большой Джон испрашивает у вас аудиенции. И не всякий раз таковой удостаивается... — Кай позволил себе чуть улыбнуться. — Насколько я помню, только милейшему Вилли удался подобный взлет...

История Уильяма Коэна, умудрившегося помимо своей воли стать Священным Безумцем Древних Земель на Шараде, была притчей во языцех разведслужб Федерации. Фальк тоже улыбнулся. И тоже — чуть-чуть.

— Как он там? Все мучается?

— Насколько я знаю, это — пожизненно, — вздохнул Кай.

— Мой случай полегче, — пожал плечами Фальк. — В мои обязанности входит воспитать себе наследника. Точно так же, как Гарри Нерсесьянц — он был Первым настоятелем — воспитал меня. После чего я смогу удалиться на покой. На вполне заслуженный, замечу, покой. Если, конечно, господа с «Эмбасси» захотят меня в таком покое оставить.

— Я не думаю, что вам будут мстить... — без особой уверенности предположил Кай. — Другое дело, это то, что никто — и я в том числе — не оставят намерения уточнить смысл тех познаний, которые вы считаете для нас ненужными...

Фальк безнадежно махнул рукой.

— Не стоит... Все это — бессмысленно... Да... Несколько лет я надеялся, точнее — пребывал в заблуждении. Я думал, что нам удастся уберечься друг от друга... Людям и ранарари. Но теперь, когда в Тридцати Трех Мирах «пепел» стали синтезировать тоннами...

Он подошел к столу и сел напротив федерального следователя.

— В общем, на Святой Анне говорят так: «В мешке невозможно спрятать шило...» Так или иначе Тридцать Три Мира узнают все те страшные тайны, которые я, чудак, собирался похоронить в себе... Сейчас это выглядит смешно. Но, поверьте...

Он запнулся.

— Если ваша тайна состоит в том, что, производя «пепел», Федерация ненамеренно разрушает цивилизацию ранарари... — начал Кай.

— Это было бы просто констатацией очевидного, — хмуро усмехнулся Фальк. — Никакой не тайной... Тайна состоит в другом. Ее уже бесполезно хранить, эту тайну. И она станет ясна вам, хочу я этого или нет... Да и всем людям — рано или поздно она станет ясна. Это вопрос времени. Но... Важно ведь не только то, что вы узнаете, следователь, но и то, как и когда к вам придет это знание... Ни вы и ни я не готовы еще к откровениям.

— Не знаю, какой готовности вы ждете от меня, а вот что касается вас... У меня создалось впечатление, что вы м-м... ожидаете некоего разрешения на большую откровенность с бывшими коллегами? Или...

— И это тоже... Но не все так просто. Оставим эту тему в покое. Тем более что я вас пригласил вовсе не для того разговора, что у нас получился...

Кай озадаченно почесал нос и воззрился на настоятеля.

Тот задумчиво созерцал шнурок, неторопливо проскальзывающий между пальцами федерального следователя. Потом, подняв глаза, взглянул собеседнику в лицо.

— Я хочу предотвратить провал той операции, которую вы затеяли... Но для этого нам с вами, следователь, надо полностью доверять друг другу... Я понимаю, что требую от вас слишком многого, принимая во внимание мою несанкционированную, скажем так, отставку из рядов федеральной контрразведки, но... Но ничего не поделать — принимайте меня таким, каков я есть... Вот что...

Фальк наклонился поближе к лицу федерального следователя.

— Не буду испытывать вашу верность присяге и «Расписке о неразглашении»... Я буду только рассуждать. Строить предположения о ваших — контрразведки и управления — планах... А ваше дело просто выслушать меня. И — если вам заблагорассудится — высказать в свою очередь какие-то предположения или какие-то комментарии... Идет?

— Идет, — согласился Кай.

Он теперь не слишком держался за тайны операции «Тропа», превращающиеся на глазах в секрет полишинеля.

— Прежде всего, — начал раскручивать маховик нелегкой беседы настоятель, — позволю себе предположить, что корабль, на котором вы столь неблагополучно прибыли на Инферну, был гружен отнюдь не манной крупой... В противном случае, я полагаю, его не стали бы разыскивать люди, занятые не только в Службе спасения. Я имею в виду такие фигуры, как господин Раковски и господин Севелла. У меня создалось такое впечатление, что ваш «Ганимед» предназначен служить приманкой для этой публики... Точнее, не столько он сам, сколько его «груз». Изначально замысел был неплох, но где-то на стадии реализации у вас вышел какой-то сбой. Нечто непредвиденное, не так ли?

— Ну... об этом легко догадаться... — тяжело вздохнул Кай.

— Каким-то образом в деле оказались замешаны еще двое лиц, — продолжал рассуждать вслух господин настоятель. — Похоже, что капитан Джордж Листер затеял с вами и с вашими противниками свою игру. И втянул в нее еще и бывшего космодесантника Кирилла Николаева. Вы бы немного по-другому отнеслись к капитану, если бы знали хоть что-то о его предыдущем пребывании на Инферне...

— С ним вообще связано нечто очень странное, — отозвался федеральный следователь. — Странное, запредельное...

— Да, ваши люди, которые зафрахтовали его корабль, напрасно посчитали, что имеют дело со случайным наемником, — усмехнулся Фальк. — Скорее это он нанял их, а не они его... Впрочем, может быть, нам и не надо вникать в дела этого человека. Если считать, что мы имеем дело с человеком... У вас есть более реальные заботы.

Он наконец отвел взгляд от лица Кая и сосредоточился на чем-то, одному ему различимом в сгущающемся сумраке за спиной федерального следователя.

— Вы рассчитываете на то, что кто-то из крупных покупателей «пепла» пойдет на переговоры с вами, засветится и засветит ту цепочку, которая тянется от него? Что этот «кто-то» по вашей наводке организует что-то вроде экспедиции к тому месту, где упрятан «Ганимед»...

— Я уже не рассчитываю на это. Мой человек попал в руки Раковски. Притом такой человек, который знает практически все о намеченной операции.

— Вы думаете, что Раковски не догадывался о том, с кем имеет дело в вашем лице? — улыбнулся Фальк.

— Если так, то зачем же он совал голову в петлю?

— Да просто потому, что он имеет в своем распоряжении такой козырь, который бьет все ваши карты — с какой бы масти вы ни пошли. Только про существование этого козыря знает не более четырех человек на Инферне. И еще двадцать, не больше, ранарари. Верхушка Общины Отверженных.

— И вы так легко хотите поделиться этим секретом со мной?

— Я не делюсь этим секретом, — рассмеялся Фальк. — Я продаю его вам. Системе. Моя цена — это мой покой. Я демонстрирую свою добрую волю помочь вам. Вы — забываете обо мне.

— На первый раз вам достаточно будет моего слова?

— На первый раз — да. Я бы потребовал большего, если бы нас не поджимало время. И если бы ваш человек влип не по моей вине. Да-да — я прекрасно сознаю, что запри я эту братию, которая свалилась мне на голову вместе с вами, на замок — и не было бы больше никаких проблем. Но я уже никого не запираю и никому ничего не могу запретить. На то я и Высший Посвященный. Я могу лишь убеждать, подавать пример... Впрочем, это уже не относится к делу.

Фальк поднялся и сложил руки за спиной.

— Вы можете расставлять вокруг вашего корабля сколько угодно ловушек и капканов... Раковски и его люди окажутся на «Ганимеде», не потревожив вас. А потом просто поднимут корабль и уйдут на нем за пределы сектора. Вместе с «грузом», естественно. Учтите, что Раковски — не только командир космобота. Он — пилот экстра-класса.

— Корабль, насколько мне известно, захоронен под каменной осыпью, — возразил Кай. — Да и собьют его к чертям на самом старте...

— Всю эту осыпь сдует как пыль выхлопом планетарного движка... А насчет того, чтобы сбить «Ганимед»... С тем-то «грузом», что вы на нем разместили, и с заложником на борту... Да принимая во внимание наличие сообщников в Службе спасения... Риск, конечно, есть, но он не так велик. Ранарари не любят лишней крови.

— Так как же команда Раковского окажется на борту «Ганимеда»? — спросил наконец Кай. — Ей-богу, вы заинтриговали меня.

— А через подпространство. Не делайте больших глаз, следователь. Это древняя магия еще от Предтеч. Микропереходы через подпространство. Не на сотни световых лет — на километры. Такое возможно только здесь, в особой области пространства. Нужна только Ловушка, маг и человек, который знает, в какое место надо перенестись. Ловушка сама читает это в его сознании. И еще нужны Камни. Ими платят Ловушке. Те, кого перебрасывают, становятся внутри Ловушки туда, куда укажет им маг. Маг приносит Камни в жертву Ловушке, делает серию определенных движений — и готово! В это никто не верит. Кроме тех, кто видел. Я — видел, следователь. Я это видел!

— Значит, Раковски к тому же еще и маг?

— Нет, но он купил мага. Нанял. Магами, кстати, могут быть не только ранарари. Есть маги и среди «стервятников». Когда я узнал — по своим каналам, что Лешек нанимает мага, я понял его план.

Фальк смотрел на Кая, по-птичьи наклонив голову набок.

— Вы, конечно, понимаете, что слово «магия» я употребляю условно. Никакая это не магия. Просто набор эмпирически найденных способов управлять машинерией Предтеч....

— Ну что же... Спасибо за предупреждение, — вздохнул Кай. — Я думаю, мы успеем вывести корабль из строя...

— Не успеете. Раковски и его люди, скорее всего, уже идут к ближайшей Ловушке. И гонят с собой вашего человека — того, у которого в памяти сохранилось местоположение корабля. Да и не нужно это вам — ломать «Ганимед». Спугнете добычу. Вам ведь важно захватить преступников с поличным?

— Так что же вы предлагаете?

— Бить магию магией. У нас может появиться свой маг. Если вы его уговорите. И я готов пожертвовать четырьмя Камнями. Из фонда Общины. Это для того, чтобы забросить на «Ганимед» одного человека. Но такого, который справится с тремя. С двумя, точнее. Раковски не сможет взять с собой больше двух человек. Один из них — ваш. Тот, что угодил в плен.

— Это рискованно... Я могу предложить только одну кандидатуру на такой десант — себя самого.

— Не валяйте дурака, следователь. Вы только теоретически знаете, где лежит корабль. Вы не были на его борту во время приземления. С таким знанием легко можно «промазать» и вместо внутренних помещений «Ганимеда» очутиться в какой-нибудь карстовой пещере... Вы знаете, кто на самом деле годится в десант на «Ганимед». Это и есть десантник — Кирилл.

— А он согласится на это?

— Уже согласился. Парню надо отрабатывать вид на жительство... Это, конечно, цинизм с моей стороны — рассуждать так, но нам с вами не привыкать к цинизму...

— Обработку мага вы вроде поручаете мне... Я, выходит, знаю этого человека?

— Более-менее. Это кэп Листер. У него есть одно слабое место — ему необходимы Камни. И я выделю ему их — еще четыре.

— Когда он успел набраться этой магической премудрости?

— Это отдельная история. В прошлое свое пребывание здесь Листер оставил о себе довольно противоречивую память... По крайней мере он не останавливался перед тем, чтобы вышибать информацию о Ловушках из всех, кто хоть что-то знал о них, любой ценой. Включая шантаж и, говорят, пытки. Он и сейчас попытался выйти на «стервятников», чтобы вытрясти из них Камни. Но Севелла, как говорится, не пошел ему навстречу. А в делах со «стервятниками» мимо Свена не проскочишь. Он — монополист. Так что капитану некуда деться, кроме Дома. Наш заказ будет ему весьма кстати... Я жду его этим утром. Надеюсь, мы успеем.

Листер пришел в Дом раньше. Сразу после полуночи.

* * *

Кэп присел на краешек стола и повертел в руках странную раковину, долженствовавшую служить то ли пепельницей, то ли пресс-папье.

— Вы правы — цели у нас с вами разные. И каждый из нас вел на этой милой планетке свое следствие... Это и хорошо — мы не очень мешали друг другу...

В ответ Кай только задумчиво склонил голову набок: воистину трудно было вот так запросто решить, мешали друг другу или помогали их «команды»...

— Но теперь мы, — Листер положил раковину на место и повернулся лицом к федеральному следователю, — можем вместе выйти на финишную прямую. И пройти ее до конца, пожалуй, не сможем без взаимной помощи. Правда... Правда, финиши у нас будут разные... Вы готовы к такому сотрудничеству?

Кай озадаченно потер лоб.

— Послушайте, капитан... Поставьте себя на мое место. Вы сами стали бы принимать решения в условиях полной неопределенности?

— Ну, полной неопределенностью ваше... гм, состояние ума я бы не назвал, — возразил Листер. — Николаев основательно просветил вас относительно того, чем я успел м-м... поделиться с ним за время наших странствий по Аш-Ларданару. Да и вы сами не дремали — наскребли довольно объемистое досье на вашего покорного слугу...

— Но и полной ясностью мое, как вы выразились, состояние ума не назовешь, — парировал Кай.

— Полной ясности в той истории, что приключилась со мной, не наступит никогда, — с горьковатой иронией уведомил его Листер. — По крайней мере — для меня.

— Так или иначе, мне надо достаточно ясно представить, с чем я... с чем люди вообще столкнулись здесь, — настаивал на своем Кай.

— Не только здесь, — заметил Листер. — И здесь, и на Чуре, и в системе Шарады, и еще в ряде мест Обитаемого Космоса... Просто подпространство оказалось не совсем тем, чем его представляют пассажиры «дальнобойщиков»: средством объехать по кривой «световой порог», средой для ускоренной доставки грузов, пассажиров, сообщений... очень, конечно, капризной и своенравной средой. Средой, которая, как колдун из сказки, ставит свои нелепые, на взгляд профанов, вздорные условия. Но мало ли вздорного и нелепого в нашей жизни?

— Признаюсь, я часто сам воспринимаю эту часть нашего бытия именно так, — пожал плечами Кай. — Хотя сдал в свое время экзамен по факультативному курсу теоретической физики и почитываю популярную литературу. Но, я думаю, пассажиры древних пароходов не вспоминали про теорию тепловых машин, толпясь в очередях на трап, мучаясь морской болезнью или, наоборот, созерцая морскую гладь...

— Хорошее сравнение... — Листер снова принялся разглядывать причудливую раковину. — Пассажиры, созерцающие морскую гладь... а под гладью этой — целый мир, наполненный скрытыми от их наивных взглядов течениями, водоворотами и, главное, жизнью — такой странной, совсем не похожей на нашу, часто ей — этой нашей человеческой жизни — враждебной. Немногим приходится соприкасаться с этой стороной нашего существования. Я из тех, кому «повезло».

— Я не знаю, насколько точен был Кирилл в своем пересказе вашей истории... — осторожно заметил Кай.

— А я и не собираюсь проверять ваши знания в этой области, — несколько нервно прервал его капитан. — Именно эта часть вопроса менее всего важна для дела. Все, что надо знать обо мне, вы узнали. Вам надо теперь уяснить всего лишь несколько основных фактов о том, что такое на самом деле Аш-Ларданар. И вся Инферна в целом.

Кай, которому хотелось поскорее добраться до сути деда во всей этой истории, нетерпеливо заерзал на своем месте. Появившийся из кухоньки с чипсами и пивом Кирилл, боясь пропустить что-либо интересное в исповеди легендарного капитана, быстро расставил банки и подносики на столе и со своей частью провианта потихоньку пристроился в сторонке.

— Это инкубатор... — несколько неожиданно определил Листер. — Инферна — это инкубатор для выращивания Камней. Только и всего.

Кай поперхнулся только что поднесенным ко рту пивом.

— Это образное выражение? — удивленно предположил он.

— Если хотите, то считайте, что это так, — иронически дернул плечом капитан. — Как говорится, все зависит от точки зрения... Но только одни точки зрения принять легче, чем другие. Если бы вы никогда не ели яичницы, то, попав на птицефабрику, обязательно бы решили, что там производят в основном цыплят. Ну и вырастающих из них кур с небольшой примесью редких почему-то петушков. И только потом заметили бы, что куда больше птицефабрика производит яиц, которые только лишь небольшой частью идут на воспроизводство поколения пернатых, а в основном быстренько убывают куда-то на сторону. Та же история и с Инферной. Это только нам — тем, кто про Камни и узнал-то недавно, кажется, что Инферна — это птицефабрика, на которой ранарари разводят друг друга с помощью живых инкубаторов — Ангелов...

Листер задумался на минуту.

— А на самом деле? — подтолкнул его замершую было речь Кай.

— А на самом деле на эту планету и «чертей» и Ангелов высеяли, чтобы затем, когда они приживутся на ней, собирать урожай Камней. Урожай наиболее организованной стадии их жизненного цикла — мыслящих, способных неизвестными нам путями принимать, перерабатывать, транслировать в разумный мозг огромные объемы информации. Их высеяли сюда из своих лабораторных пробирок те, кто просачивается в этот каменистый, плохо для жизни приспособленный мир из щелей, соединяющих его с каким-то другим, так же на него не похожим, как не похожи глубины океанов на ту самую их сияющую гладь, про которую вы только что помянули. Мы ничего не знаем о том мире. Кроме того, что Камни в нем не родятся и изготовить их в нем нельзя, но зато они остро необходимы там кому-то и для чего-то...

— Это довольно оригинальная точка зрения.

Кай потряс головой, пытаясь осмыслить только что услышанное.

— Меня извиняет, — вяло улыбнулся Листер, — разве только то, что она — не моя. Точнее — не только моя. Это, так сказать, «тайная доктрина» тех, кто служит сопернику. Истинному Хозяину Камней. Высшей касты «стервятников». Мне дорого стоило приобщиться к ней — к этой тайне. Но кое-кому из этих приспешников здешнего Хозяина пришлось заплатить цену и подороже...

— Вам не стоит быть со мной особенно откровенным относительно методов, которыми вы пользовались, — отведя взгляд в сторону, заметил Кай.

— Не волнуйтесь, я не дам вам повода сдавать меня властям, — снова усмехнулся Листер. — И вообще, не слишком беспокойтесь о моей дальнейшей судьбе.

Он помолчал несколько секунд, собираясь с мыслями.

— Так или иначе, господин следователь, те знания, которыми я с вами поделился, заслуживают большего доверия, чем разнообразные бредни специалистов из Метрополии.

— Простите, но ранарари — разумные существа, вполне сравнимые в интеллектуальном отношении с людьми, — возразил Кай. — Для чего же они создали столь высокоорганизованное устройство? Лишь для того, чтобы производить биологические компьютеры... Но это несколько неэкономно...

— Кто вам сказал, что Камни — это всего лишь биокомпьютеры? — возразил ему Листер. — Это прежде всего очень сложные эмбрионы. С различными, альтернативными программами развития для разных вариантов их судьбы. Здесь, на Инферне, они развиваются в средство самовоспроизведения — в организмы таких же ранарари, которые их породили. Мы, по привычке к нашим, земным меркам, думаем, что только так и может быть. А ведь это — всего лишь мерки заурядного млекопитающего... Уже насекомые — наши, земные и тоже вполне заурядные — показывают нам пример смены совсем не похожих друг на друга поколений существ одного и того же биологического вида... И бог его знает, что вылупляется из Камней там за воротами этого Мира, в условиях другой среды, других законов... Драконы? Целые живые планеты?

Он безразлично махнул рукой.

— Я, впрочем, и не интересовался академическими аспектами всей этой машинерии. Пусть биологи решают вопрос о том, как там ранарари откладывают свои личинки в тела Ангелов, да как там эти личинки развиваются в Камни... Я не собираюсь заниматься разведением ни тех, ни других, ни третьих... Я хочу поговорить с самим Хозяином Камней!

— Но...

Федеральный следователь поднялся с жестковатого кресла и задумчиво прошелся по комнате.

— Вы уже знаете, Санди, — продолжал Листер, — почему я этого хочу. И вы знаете те аргументы, благодаря которым я считаю, что Хозяин Камней — это и мой Хозяин. И я хочу расторгнуть свою сделку с ним!

— Но это означает для вас только одно, — Кай резко повернулся к нему. — Это означает, что вы хотите лишиться своего пусть странного, но все же таки бессмертия! А скорее всего — и своей теперешней жизни!

Наступила тишина.

— Не стоит вам, следователь, судить о том, что означает мой договор — тот, что я считал своим навязчивым кошмаром... Для этого вам пришлось бы самому этот кошмар прожить. Если это можно называть жизнью... Жизнью марионетки в руках темной силы. Силы, чуждой всему, что было мне когда-то дорого, что составляло мою душу, что связывало меня с этим миром вообще...

Он смолк, темной птицей сгорбившись над столом.

— Ладно. Это слишком сложный вопрос... Речь идет о выборе между небытием и существованием уже не здесь, а там, за пределами наших, человеческих законов и критериев... Не стоит мне этого объяснять — ни вам, ни кому другому...

Кай снова опустился в свое кресло.

— Но скажите мне на милость — как вы собираетесь войти в контакт с Хозяином Камней? Ведь это, как я понимаю, — не первая попытка, предпринятая вами на Инферне? Первая закончилась... гм, неудачей...

— Вы довольно мягко называете то, что произошло. Вам не приходилось много часов мучительно умирать в плену этого острова тьмы, внутри этой чертовой мышеловки. Впрочем, незачем обсуждать это...

С несколько неожиданным для восставшего из мертвых проворством он закинул в рот порядочную щепотку чипсов и запил ее таким же порядочным глотком пива. Косо улыбнулся.

— Все проблемы решаются там — на Ларданаре, следователь... И мои проблемы, господин Санди, и ваши... Это «стервятники» открыли мне — не по своей воле — тайны своего контакта с Хозяином Камней. Уж они-то находят к нему путь. И находят способ получить в обмен на Камни многое, очень многое...

— Я ждал, что вы скажете именно это, — остановил его Кай. — Примерно это... Значит, они — «стервятники» — имеют доступ к «вратам»? Вхожи в тот, иной Мир? В таком случае, однако...

— Вовсе они туда не вхожи, — поморщился Листер. — Все не так просто. Ловушки это... Это меновые площадки. Помните — из истории — песчаные отмели, на которых моряки с каравелл первооткрывателей оставляли лоскуты пестрых тканей и россыпи дешевеньких бус? А потом, когда страшные рыжебородые исчадия иного мира отплывали на своих шлюпках подальше в океан, из джунглей выбирались туземцы, забирали эти несметные сокровища и оставляли взамен заморских чудес что-нибудь попроще — шкуры лесного зверья, жемчуг, самородки золота...

— Насчет самородков — не помню, — признал Кай, — но идея понятна. И что же получают взамен Камней служители соперника?

— Могли бы и не задавать столь наивных вопросов, следователь. Вы ведь уже наводили справки о «стервятниках». Искали, кому они сбывают Камни в Диаспоре. И обнаружили, что торгует эта свора вовсе не Камнями. Тут мы с вами немного пересеклись, господин Санди, и попортили друг другу игру. Вы уж извините...

— Да чего уж там...

Кай с досадой сунул в карман неведомо как оказавшийся у него в руках орех-шептун.

— Только в отличие от вас... — Листер сочувственно улыбнулся, перехватив взглядом это движение. — В отличие от вас я уже хорошо понимал, что в Диаспоре надо искать не Камни, а нечто совсем другое... То, что «стервятники» в обмен на Камни получают от Истинного Хозяина. Но и мне не приходило в голову, что это будут произведения искусства. Знаете, я грешил на все что угодно: на всякую сырьевую экзотику, на какие-либо небывалые лекарства или наркотики. Заподозрил даже существование сети тайных подпространственных переходов, за пользование которой «стервятники» дерут немыслимые деньги с мафии и других возможных клиентов. Логично было предположить, что Истинный Хозяин может предоставить им такую сеть от щедрот своих — раз уж он может осуществлять и микропереходы — тоже в обмен на Камни.

— Вы глубоко копали... — задумчиво произнес Кай.

— И все равно попал пальцем в небо! — с досадой вздохнул Листер. — Если бы не тот коллекционер... Севелла... Ведь большая часть «иллюзий» почти молниеносно покидала Инферну и расползалась по Обитаемому Космосу... Но когда я увидел их — там, в подземном зале... Это было именно то, что я увидел тогда, когда проснулся внутри странного сна на борту «Коронадо»... Не сразу, конечно, а после того, как основательно поплутал в лабиринтах этого сна. Я сразу узнал потом это — странную роспись, предназначенную сводить с ума, завораживающую рябь, рождающуюся где-то в себе самой — застывшую и бегущую одновременно... «иллюзии Предтечей»...

— Удивительно, что в них каждый находил свое, — заметил Кай, — «иллюзии» скупали представители практически всех нам известных разумов... И ранарари, и корри... и представители всех цивилизаций земного типа.

— И только один разум считал их бросовым товаром, — усмехнулся Листер. — Тот, что притаился там, за ширмой Аш-Ларданара... Ну, не бросовым, так чем-то вроде дешевых бус для туземцев... Однако он — этот жутковато странный разум — все-таки успел достаточно хорошо понять наш, «поэтусторонний» разум. Может, это и не так уж хорошо...

— Что вы имеете в виду? — спросил Кай.

— Я имею в виду то, господин следователь, что если уж нам придется схлестнуться с этим разумом, то мы окажемся в проигрышном положении. Он хоть что-то знает о нас, а мы о нем — ровным счетом ни-че-го! Но выбирать не приходится.

— Вы сказали, что я напрасно искал Камни в Диаспоре? Но почему? — спросил Кай, пытаясь для себя расставить все точки над «i». — И вообще, как можно понять из ваших слов, с Аш-Ларданара или с Аррики Камни не уходят вообще. Значит, эти, как вы их окрестили, «меновые площадки» там же и находятся? На горных плато, в глубине континентов...

— Я вычислил места соприкосновения нашего и «того» Миров еще в свое прошлое «пришествие»... Правильно, кстати, вычислил. И обжегся на своей правоте!..

В голосе капитана слышались одновременно и нотки разочарования, и обиды, и огорчения. И еще в голосе этом звучали тоска и усталость.

Кай сочувственно поглядел на этого мужественного человека, на чью долю выпало такое испытание, и осторожно произнес:

— Кажется, я начинаю понимать вас... И, кажется, я начинаю догадываться, какой вариант вы собираетесь мне предложить...

— Мы с вами уже столько крутимся вокруг двух-трех сильно взаимосвязанных вещей, что пора бы уж нам читать друг у друга мысли, — почти что без тени иронии ответил капитан. — Все верно — это то, что называют Ловушками... Прошлый раз я не учел только одного: я пришел к дверям без ключа. Тогда я еще ничего не знал про Камни. Я слишком торопился, чтобы тратить время на изучение проблем аборигенов. И пришлось поплатиться — еще раз умереть у самых дверей тайны, до самого последнего вздоха гадая о том, чем бы мог быть ключ к этим дверям.

«Должно быть, это было дьявольски обидно...», — подумал федеральный следователь, но решил не отвлекать кэпа от сути дела этой огорчительной банальностью.

— Надеюсь, в этот раз вы учли все обстоятельства, — сказал он.

— Помолитесь об этом какому-нибудь богу, что понадежнее, — отозвался Листер. — Вам мой просчет может обойтись дороже, чем мне. Вы сделку с той стороной не заключали... Мне еще может выпасть шанс снова переиграть эту партию, а вам, скорее всего — нет.

Наступило минутное молчание.

— Ну что ж, — наконец прервал его Кай. — Давайте ваш план. Теперь я готов его выслушать.

— Собственно, вы почти уже выслушали его.

Листер наконец вернул раковину на место и устало сложил руки на коленях.

— Вы поняли, что для того, чтобы я смог встретиться с Хозяином Камней, а вы — получить в свои руки «боеголовку» наркомафии, крутящей здесь дела с «пеплом», нам надо объединить усилия. Я должен получить в свои руки Камни. Вы получите то, что вам необходимо для завершения вашей операции.

— Вы забросите Кирилла на «Ганимед». С оружием и невредимого. За это настоятель дает вам четыре Камня — на выбор.

— Хорошо. Я заброшу парня на «Ганимед». А вы, вдобавок к Камням, даете мне еще два плазменных заряда. Стандартных, общевойсковых.

— Господи, зачем это вам? И откуда мы их достанем? Ранарари просто не доверят никому в Диаспоре такого оружия...

— Диаспоре придется раскошелиться и купить их. У все того же Севеллы. Или — реквизировать. Смотря по вкусу. Вы недооцениваете возможности Диаспоры.

* * *

Легкий вертолетик, доставивший агента на контракте на самую границу Путаной земли, смотрелся здесь, среди древних гор и фантастических нагромождений ломаного камня, какой-то детской игрушкой. Благополучно прибывший сюда из столицы со «специальным грузом» Ким жадно впитывал в себя сам воздух Аш-Ларданара. Он был здесь впервые. И могло статься, что больше и не случится ему побывать в этих пропитанных древней магией местах. Впрочем, пора был» браться за дело.

— Все как было оговорено, — обратился он к Листеру, указывая на тяжеленный рюкзак. — Два стандартных общевойсковых заряда...

— И восемь Камней, — добавил Кай, кивая на разложенные на брезенте ничем не примечательные с виду булыжники.

Листер присел над ними и деловито, руководствуясь каким-то своим критерием, отобрал четыре из них и рассовал по карманам комбинезона. Остальные загрузил в рюкзак.

Тихо запищал блок связи в кармане у Фалька. Он поднес аппарат к уху.

— Ну вот и все, — сообщил он — Раковски и его люди объявились у второй северной Ловушки.

Листер молча кивнул в ответ.

— Ты готов? — спросил он у Кирилла.

— Так точно, — отозвался тот, привычным движением проверяя крепление кобуры бластера и подгонку ремней своей «сбруи».

— Учти, — хмуро предупредил его кэп, — я, как говорится, не волшебник. Поэтому работаю не так чисто, как те, кто всю жизнь упражняется в таких вещах. Так что через пару часов после переброски у тебя пойдет что-то вроде ломки. И потом придется долго отлеживаться — недели полторы-две. Так что постарайся уложиться в первые два часа... Пошли.

— Слушай, а Путаная нас не завертит, как в прошлый раз? — спросил Кирилл.

— В этот раз у нас Камни с собой, — словно неразумному ребенку объяснил ему Листер. — Принесших Камни Ловушка не трогает.

Они подошли к приткнутому у подножия скалы флаеру и, забравшись в его кабину, махнули на прощание оставшимся на зыбкой меже товарищам. Флаер рванул с места и, отчаянно пыля, помчался в затянутую мерцающим маревом даль.

— Теперь — молитесь богу, — угрюмо бросил спутникам Фальк.

Никто не последовал его совету, по крайней мере — буквально. Все трое устроились на нагретых лучами здешнего солнца камнях и погрузились в ожидание, лишь изредка обмениваясь ничего не значащими фразами и передавая друг другу фляжку с водой или бинокль.

— Смотрите!.. Кажется, началось!.. — первым воскликнул Ким.

Над еле различимой в полуденном мареве каменной громадой Ловушки словно сгустилась тьма. Призрачной колонной поднялась над ней. Стала вдруг чем-то прозрачным и льдистым. Дрогнула, словно вода от брошенного камня. И не стало ничего. Прежнее мглистое марево и тонущие в нем контуры нагромождения каменных плит и столбов.

Кай поднял к уху трубку своего «мобильника» и отдал команду «приготовиться». Наблюдатель от второй Ловушки пока тянул с сообщением о том, как обстоят дела у людей Раковски.

Фальк продолжал смотреть в полуденную мглу над Аш-Ларданаром.

— Тезей отправился в лабиринт, — сказал он всем и никому.

* * *

Первым на пыльный стальной пол грохнулся Микис. Сам переход и неожиданно сменившая знойный жар полудня затхлая, сумеречная прохлада нутра «Ганимеда» выбили его из колеи. Он даже не попытался использовать момент послепереходного ошаления своих спутников для того, чтобы попытаться ускользнуть от них.

— Однако здесь все еще работает аварийное освещение, — отметил за его спиной голос Раковски. — Это лучше, чем я ожидал. Думал, что здесь будет темно, как...

— А тут действительно никого живого не оставалось? — Кубла ткнул Микиса под ребра стволом короткого обреза.

— Нет, говорю я вам! — взвизгнул странствующий (и сильно побитый) предприниматель. — Одни только трупы в рефрижераторе и ни одного живого человека снаружи холодильника. Даже собаки тут нет живой. Даже кошки. Разве только одни очень мелкие инфузории...

— Нечего толочь воду в ступе! — оборвал его Хубилай. — Надо проверить товар и потом движок. Иди впереди, чертов тюфяк!

Микис, подбадриваемый тычками то одного ствола, то другого, довольно резво двинулся к межпалубному переходу. Но тот был наглухо задраен.

Вкатив Микису с досады подзатыльник, Кубла ткнул в кнопку вызова лифта. Тот как ни странно работал. Дверцы его услужливо растворились, и в объятия Хубилая рухнул рыжий Карл. Мертвый, холодный, с залитой давно свернувшейся кровью физиономией. Микис даже не вскрикнул, а испустил что-то вроде воя пожарной сирены и рванулся назад по коридору. В чем, однако, не преуспел.

Кубла, избавившись от объятий покойника, с криком «Убью билат такую!!!» одним прыжком настиг его и принялся душить. И задушил бы, не помешай ему менее экспансивный Лешек.

— Ты нас без заложника оставишь, дубина! — заорал он, с трудом отрывая своего подельника от его жертвы.

— Ты говорил, что трупы у вас только в холодильнике! — задыхаясь от злобы, прошипел Хубилай, сверля Микиса пылающим взором. — А это что за жмурик?

— То, однако, Рымник, — внес ясность в вопрос Раковски. — Мой пилот.

— Кто-то прикончил парня прямо в лифте, — констатировал Кубла.

— Черта с два! — возразил Раковски. — Парень холодный как сосулька. Его вытащили из холодильника не больше, чем час назад. Здесь кто-то есть на борту.

— Откуда здесь кому-то взяться?! — вскипел Хубилай.

— После выхода из подпространства на борту было два неучтенных пассажира, — напомнил ему Лешек. — Где два, там и третий. Еды здесь, должно быть, хватает, все системы жизнеобеспечения работают. Вот и кукует здесь какой-то Робинзон. Будь осторожен. Спускаемся в грузовой отсек...

— Не полезу я в этот лифт! — заартачился Кубла.

Лешек молча втолкнул в кабинку отплевывающегося и хрипящего Микиса и вошел следом сам.

— Если ты желаешь оставаться тут один, то воля твоя, — уведомил он Кублу.

Тот зло сплюнул и влез в кабинку третьим.

Коридор, оцепляющий грузовой отсек, был пуст и гулок.

— Стоп! Ты слышишь?! — снова зашипел Хубилай. — Теперь ты слышишь?!

За поворотом что-то постукивало. Причем постукивало с назойливой равномерностью.

Кубла толчком послал полупридушенного Микиса впереди себя, а сам броском выкинул себя в открытое пространство и двумя выстрелами — картечью из обреза и очертенным калибром из «питона» — «перекрестил» предполагаемого противника.

Противник сидел, расставив ноги и прислонившись спиной к главным дверям грузового отсека. Ни пули, ни картечь ему были не страшны — Рональд Капанегра был мертв давно, всерьез и надолго. Вдали, за следующим поворотом коридора, затихало мерное постукивание.

— Потише с «пушкой», — посоветовал Хубилаю Раковски. — Ты нам весь корабль разворотишь...

Тон его был спокоен, но под глазом начинала предательски дергаться синеватая жилочка.

— Опять эта сволочь колотит! — Хубилай указал в глубь коридора.

Осторожно подталкивая Микиса впереди себя, оба лихих человека двинулись к источнику докучного шума. Тот на этот раз и не думал удаляться. Да и некуда было — стальное полотно аварийной двери перекрывало проход, и коридор образовывал тупик.

И в тупике этом капризно подвывая, билась в стену то радиатором, то багажником старинная игрушка — радиоуправляемый автомобильчик на батарейках.

— Откуда здесь эта дрянь? — зло спросил Раковски, делая шаг вперед и наклоняясь над антикварной штуковиной.

«Дрянь» была вообще-то из багажа господина Крюгера, но объяснять это Лешеку Кирилл — единственный, кто сейчас на «Ганимеде» был в курсе дела, — не собирался.

Лешек же тем временем сделал очередную и последнюю в этой игре глупость — схватил проклятый автомобильчик и поднял с явным намерением запустить им о стену. Притороченная в мини-кузове парализующая аэрозоль тут же выдала ему в физиономию половину своего содержимого, и потенциальный покупатель полутонны «пепла» грохнулся затылком об пол.

Расслабившийся было при виде детской игрушки Хубилай отпрянул назад, но остановился при виде округлившихся от ужаса глаз Микиса.

— Г-господин К-кадыр... — выдавил из себя Палладини. — Я о-очень п-прошу вас... Я вас у-умоляю — п-положите, пожалуйста, ваши с-стволы на пол и п-поднимите р-руки в-верх...

— Ты спятил, сука?! — ошарашенно спросил Хубилай.

А в макушку ему из потолочного люка уперся ствол бластера.

* * *

— Так... — уныло начал Микис. — Господ разбойников грузят на вертолет и грузом первой категории увозят в каталажку. Солдатики грузятся на свои платформы и убывают в казармы трескать пиво. А нас оставляют здесь мерзнуть и дожидаться глайдеров, которые еще неведомо когда прибудут...

— Есть еще двухместный флаер, — пожал плечами Ким. — Но, по-моему, торопиться нам некуда. Мне лично теперь вообще нечего делать на Инферне. Пора домой.

«Только где он — мой дом?» — подумал он про себя, но не стал говорить этого вслух. Он с детства не любил сентиментальных фраз.

— А вы теперь куда, капитан? — глухо спросил Кирилл.

Он сидел, пристроившись спиной к скале, еще хранившей тепло ушедшего дня, и машинально прижимал правой рукой покалеченный бок, а левой — правую. Вопрос свой он задал больше для того, чтобы, прислушиваясь к ответу и что-нибудь говоря сам, зацепиться за тихо уплывающую от него — куда-то вверх и вбок — реальность окружающего мира.

— Я прощаюсь с вами, — Листер отвесил в пространство чуть заметный, но исполненный какого-то внутреннего артистизма полупоклон. — Я добился своего в этом Мире. Теперь у меня есть все необходимое для встречи с его Истинным Хозяином.

— Вы уверены, что она вам нужна — эта встреча? — поинтересовался Ким. — Она... Она может очень плохо закончиться...

— Моя судьба уже не сможет измениться, — косо улыбнулся Листер. — Как, впрочем, и любого из живущих. Постараться не быть... не остаться игрушкой в руках сил, не имеющих к нам — людям — никакого отношения, вот и все, чего я могу добиться. Большего мне не дано. Только задать Хозяину свои вопросы. И если он не соизволит ответить, то дать на них свой ответ.

— Бог вам судья, — глядя в сторону, бросил Фальк.

Листер нагнулся над Кириллом и заглянул ему в глаза:

— Я втравил тебя в скверную игру, парень. Прости.

Кирилл пошевелил рукой в том смысле, что «чего уж там...», и глазами постарался показать кэпу, что зла на него не держит.

Листер, должно быть, счел прощание оконченным. Он подхватил тяжеленный рюкзак, окинул взглядом унылый пейзаж Ларданара и, не оборачиваясь, зашагал к флаеру. Забросил в кабину рюкзак и скрылся в ней сам. Тронул машину с места, резко набирая скорость. Некоторое время все напряженными взглядами провожали ее, все уменьшающийся, тающий вдали силуэт.

— Он идет к Путаной земле, к Ловушке... — упавшим голосом констатировал Микис. — Он и в самом деле...

— И в рюкзаке у него — порядочный заряд антиплазмы, — с некоторой тревогой напомнил Ким. — По-моему, этот человек принял вполне определенное решение.

— Можете не сомневаться, — подтвердил Кирилл.

— Нам остается задуматься теперь о своей судьбе, — сухо оборвал завязывающийся тревожный разговор Фальк. — Сейчас это очень своевременно. Я думаю, что в общем-то для всех нас наступила пора прощания. Нам с вами все-таки лучше будет отойти под прикрытие. Вот те камни подходят. Разговор господина Листера с Истинным Хозяином Камней может закончиться слишком большим фейерверком.

— Что до меня — так это точно «пора прощания», — вздохнул Ким, поднимая с грунта свой заплечный мешок.

Он помог Кириллу подняться, закинул его руку — ту, что не слишком пострадала — себе на плечо и поспешил следом за настоятелем.

— Мои обязательства по контракту выполнены. Застревать в Диаспоре мне теперь как-то не с руки. Сдаю дела и... Встретимся с вами где-нибудь на Квесте. По крайней мере я собрался туда. Не позже, чем через неделю...

Он смущенно посмотрел на Кая.

— Новый контракт? — осведомился федеральный следователь.

— Скорее — личное... Мне надо кое-что утрясти. В своем прошлом и будущем...

Он машинально коснулся шрама-отметины на левой щеке.

— Конечно, мне будет чертовски жаль, что я так и не узнаю до конца всех тайн этого Мира. Особенно тех, что завязаны на «пепле»... Но что-то подсказывает мне, что скоро кое-какие из этих тайн перестанут быть тайнами.

— По крайней мере для вас, господин агент, — заверил его настоятель, устраиваясь в ложбинке за похожими на гнилые зубы дракона обломками скал. — Да не высовывайтесь вы так.

Он за плечо притянул в укрытие несколько зазевавшегося Палладини. Помолчал немного и добавил:

— Если кэп надумает ставить в своих реинкарнациях точку и если его заряды рванут не в параллельном мире, а в этом... В общем, никому мало не покажется. Так вот — о секретах Инферны и «пепла». Я думаю, что господин следователь кое-что расскажет вам о них, коли уж вы встретитесь на Квесте... Или где-нибудь рядом.

Кай с легким удивлением воззрился на Фалька.

— Уж не собираетесь ли вы наконец приобщить меня — федерального следователя пятой категории — к сообществу Посвященных, господин настоятель?

— Не торопитесь, следователь, — вяло улыбнулся Верховный Посвященный и добавил: — Но и надежды не теряйте... Нам с вами суждено дозреть до того момента, когда мне дозволено будет сказать правду, а вам — ее понять...

— Ну что же... — пожал плечами Кай. — Главное — не перезреть...

— Что касается ваших спутников... — Фальк устало потер лицо. — Собственно, речь пойдет только о господине... право, не знаю, какое из своих имен предпочитает господин э-э...

— Пал-ла-ди-ни! От рождения я наречен Микисом Палладини! — неожиданно взорвался носитель этого славного имени. — И пусть мне на том свете будет так же хорошо, как на этом, если я еще раз дам себя втравить в такую историю, в которой надо все время помнить, как тебя зовут сегодня, и всякий раз, садясь на горшок, под него заглядывать на предмет найти бомбу или чего похуже!..

— Ну, еще разок вам потерпеть придется... — остановил поток его красноречия Верховный Посвященный. — Если не с горшком, то с именем. Выездные документы на вас, для вашей же э-э... целости и безопасности, оформляют на не помню кого... Только не на Микиса Палладини.

— И не на треклятую Фронду, разумеется? — голос владельца «Риалти» дрогнул.

— А куда же еще? — недоуменно пожал плечами Фальк. — С прочими Мирами у Инферны, как говорится, все горшки побиты давно и надолго.

— Не стоит так волноваться, Микис, — успокоил своего экс-резидента Кай. — Главное для вас очутиться на борту любой посудины, приписанной к Мирам Федерации. Там вас без всяких проблем возьмут под арест наши люди. И вы благополучно встретитесь с мисс Каллахан в более безопасном месте, чем гостеприимная Фронда. Скорее всего — на «Эмбасси»...

— О, Мардж!.. — прочувствованно вздохнул Микис. — Как я мог забыть про нее...

— Зато она очень хорошо помнит о вас и э-э... печется о ваших интересах, — заверил его Кай. — Вам будет о чем поговорить, когда вы встретитесь...

Микис молча поежился.

На некоторое время в разреженном воздухе Аш-Ларданара повисло молчание. «Где же эти чертовы глайдеры?», — подумал Кирилл, мучительно ощущая, что снова мир ускользает от него, гаснет в черной дыре пульсирующей боли. Чтобы выкарабкаться на поверхность этих темных вод подсознания, он заговорил:

— А я никуда не собираюсь возвращаться. Останусь здесь — на Аше... Буду ходить в охране Торговцев. Есть с кем...

В отрогах сумеречного хребта еле слышно зазвучало характерное рокочущее эхо. Движки далеких еще глайдеров работали на полных оборотах.

Микис предостерегающе поднял вверх руку с вытянутым в направлении звука пальцем. И тут все на мгновение ослепли.

Вся долина будто превратилась в море бесконечно яркого, белого пламени. Только мигом позже различимы стали острые, словно из закопченной жести вырезанные тени скал. Они судорожно поползли по плоскогорью, вытянулись, затрепетали... Исчезли. Мрак опустился на Аш-Ларданар.

А потом — грохнуло. И земля рванулась из-под ног. Ушла в сторону.

Кирилл с удивлением понял, что лежит ничком, подобравшись и приняв классическую позу десантника, подвернувшегося под артобстрел. На эти пару мгновений он даже «выключил» боль — совсем так, как научился делать это на второй год службы в Космодесанте. Но теперь она — боль — вернулась и взяла свое, заставив его раздавленным червяком корчиться на камнях. Собравшись с силами, он поднялся на ноги и, опершись о скалу, уставился туда же, куда смотрели — полуослепшими еще глазами — его спутники: на с грохотом уходящий в ставшее вдруг низким и грозным небо Аш-Ларданара огненный столб, встающий там — на Путаной земле...

— Конец Ловушке... — глухо бросил Фальк. — Наверное, теперь и с промыслом Камней будут проблемы... Он повернулся к Кириллу и озабоченно спросил:

— Так вы все еще хотите остаться на Ларданаре?

— Да, — выдавил из себя тот и снова опустился к подножию каменного обломка. — Мне просто некуда больше идти...

— Пожалуй, ты прав, парень.

Господин Верховный Посвященный, как простой смертный, устало опустился на землю рядом с Кириллом и сочувственно посмотрел на него.

— Я поговорю, где надо, о виде на пребывание для тебя. А пока — побудешь при Доме. Поправишься немного. Заодно и дождешься, когда Торговцы вернутся с Аррики. Но сначала поваляешься в нашем лазарете — тебе здорово досталось...

Он отвернулся и стал смотреть на далекие отроги Ларданара. Оттуда шли глайдеры — сразу четыре. И рев их двигателей уже перекрывал стихающее эхо взрыва, бродившее вдалеке.

* * *

Кириллу действительно досталось: только он это понял не сразу. Сначала он отнес навалившиеся на него слабость и апатию к обычной нервной реакции на выполненное опасное задание и на ранения — хоть и не совсем уж пустяковые, но не самые страшные из тех, что пришлось ему повидать в своей — относительно короткой еще — жизни.

Казалось, такое ощущение у него бывало всегда — после боя или после возвращения с задания. Не радость выжившего в сражении и не упоение победой, а какое-то тяжкое ощущение потери чего-то в себе.

Теперь все обернулось куда как хуже.

На редкость медленно и болезненно сходили на нет его «царапины». На редкость долго не отпускала его странная, «нездешняя» слабость — точнее, неумение найти в себе силы, мобилизоваться, собраться для выполнения даже какого-то совсем простенького дела. На редкость сильно по ночам душила странная тоска о чем-то, так в жизни и не случившемся.

То, что Фальк, временами наведывавшийся в Дом и всякий раз приглашавший Кирилла на чашку чая, объяснял теперешнее его состояние последействием примитивно организованной телепортации, мало его утешало, как мало утешает наркомана сознание того, что происходящее с ним — всего лишь результат действия сравнительно простого по составу препарата. Фальк это понимал и серьезной работой Кирилла нагружать не спешил. Молча и снисходительно улыбался благоглупостям, которые тот временами, кажется, говорил — вроде вопроса о том, почему в Домах не прерывают страдания безнадежных пациентов («Ну, не ядом, так просто „Калашниковым“, — сорвалось у него как-то. — Тысяча второй модификации... Ведь мучаются же...» — «Ну, как ты скоро поймешь, — уклончиво ответил Фальк, — „Калашников“ здесь излишен»).

За три с лишним недели, проведенные в стенах Серого монастыря, Кирилл успел дослужиться от помощника садовника (сукку, кстати сказать) до ассистента старшего медбрата.

Старшим медбратом — командиром всех двух десятков людей и дюжины сукку, составлявших здешний парамедицинский персонал, — оказался мрачноватый и вечно озабоченный хозяйственными делами Готфрид Грабер. Этот персонаж пребывал в уверенности, что сам он всегда лучше выполнит то, что поручает своим подчиненным, что и стремился всякий раз продемонстрировать на практике. Понятно, что на нормальную, человеческую жизнь времени у него не оставалось, и пребывал он в состоянии постоянного недовольства и раздражения. В отношении Кирилла, впрочем, он проявлял некоторые признаки сдержанности. Николаев вроде ходил в любимчиках настоятеля, и дело явно шло к тому, что быть Кириллу рано или поздно Посвященным.

На то указывало многое. Например, если для всех остальных ассистентов неким профессиональным минимумом предполагалось всего лишь хорошее знание их прямых обязанностей, то для Кирилла Фальк устроил несколько своего рода экзаменов по основам биологии и медицинского обслуживания ранарари. Экзамены эти, принимавшиеся в присутствии медицинского корпуса Дома — четверых специалистов-землян из Посвященных, и полудюжины Хозяев, чинно и молчаливо восседавших на своих насестах, — порядком встряхнули Кирилла. У него проснулся некоторый интерес к происходящему вокруг. Правда, странный, замешанный на жалости и сострадании.

Здесь — в Доме Последнего Изменения — было кого жалеть и кому сострадать. На глазах Кирилла протекал мучительный процесс расставания Хозяев планеты с их обликом и разумом. Он мог видеть его словно в ускоренном показе — переходя из одной огромной палаты в другую. От неофитов Дома к покидающим его навеки «кулям».

В первые дни ранарари, прибывавшие сюда, ничем не напоминали больных. Единственное их отличие от вполне нормальных особей — от тех же «профессоров», как окрестил Кирилл про себя командующих жизнью Дома и ходом лечения пациентов «чертей», — состояло в том, что периодически сначала раз в два-три дня, а затем все чаще и чаще, вместе с их ежедневным рационом — чем-то желеобразным и высококалорийным в сочетании с прорвой разнообразных семян и орешков — подавали прозрачный как слеза раствор «пепла». Приготовление этого раствора было прерогативой «профессоров» и лишь временами к этому простому таинству допускались Посвященные.

Концентрация раствора плавно повышалась, а порции съестного так же плавно убывали. И орешков становилось все меньше, и еда подавалась уже не шесть раз в сутки, а четыре, три, два...

Пациенты становились все менее активны. В палатах неофитов царил постоянный шорох от взмахов крыльев ранарари, перелетающих с насеста на насест, беспрерывно слышалось их гортанное, каркающее чириканье. Неофиты кучковались в салонах отдыха перед окнами здешнего голографического «Ти-Ви», задумчиво бдели над какими-то своими играми-головоломками, даже, похоже, как-то по-птичьи ссорились между собой. Но становились все тише и тише.

В палатах, куда переводили пациентов второго-третьего месяца пребывания в Доме, уже почти не требовалось присутствия «профессоров», разнимавших шумные конфликты неофитов. Здесь царили покой и полумрак, прерываемые редким, апатичным обменом какими-то меланхоличными, судя по всему, репликами, и изредка шелестели листы писем. На этой стадии пациенты предпочитали писать письма.

Впрочем, вряд ли их правильно было называть пациентами. Кирилл уже давно понял, что здесь — в Доме Последнего Изменения — никого не лечат. Здесь провожают. Прощаются. «Сюда их свозят, чтобы, наверное, не натворили чего...» — вспомнил он слова Карин.

В палатах поздних стадий Изменения уже появлялись лежанки. Ранарари — ветераны «пепла» — сгорбленные и начинавшие уже линять, менять свой кожный покров, плохо удерживались на стальных жердочках-насестах, все чаще и чаще занимали место на странного вида, смахивающих на тюремные нары в три этажа ложах. У них начинали атрофироваться крылья.

Те из «чертей», кто провел в Доме с полгода, уже и вовсе не напоминали ранарари. С каким-то подобием ластов, заменяющими им крылья, лишившиеся той пары конечностей, что заменяли им руки — кривые, истонченные в кости их рудименты втягивались в нутро этой новой преображенной твари, — они были уже почти неподвижны. Совершенно лишались речи.

А затем — в начале второго полугодия своего Изменения — превращались в «кули». Плотная, кожистая оболочка погребала в себе все, что оставалось от усохшего и деградировавшего Хозяина. Исчезали остаточные признаки каких-либо внешних органов, затихали все жизненные процессы. Только странная, чем-то напоминающая дыхание пульсация сотрясала эти серые кожаные мешки. Все реже и реже. Потом и она затихала.

Тогда очередной «куль» сносили в прохладный подземный этаж Дома. Там их должно было накопиться много. Но когда Кирилл заглянул в это сумеречное помещение, то увидел, что оно почти пусто. Лишь десятка два «кулей» было разложено по вытянувшимся вдоль стен лавкам. Ну да... Он опять вспомнил слова Карин: «Их увозят. В Запретные рощи...»

Скоро он узнал, что этих предстоит увозить ему...

Воспоминание о Карин стало, пожалуй, первым признаком выздоровления, приходящего к нему. Впервые за много дней он ощутил не ту — запредельную, «нездешнюю» — а вполне человеческую, но оттого не менее острую тоску. Сосчитал дни до встречи. И увидел Карин во сне.

* * *

Этой ночью он проснулся от пения. Он долго не мог сообразить, что происходит и откуда несется этот странный, низкий, почти неслышный, но исполненный внутренней гармонии и силы звук, что исторгал из себя невидимый хор, и только спустя вечность, как ему показалось, узнал его.

Кирилл лихорадочно накинул на плечи форменную куртку и, поначалу бестолково пометавшись по лабиринту коридоров, определил наконец, откуда идет звук. Пели в часовне. Точнее, в том подвальном зале, который, неизвестно почему здесь именовали часовней. Ему это место больше напоминало морг.

До этого Кирилл ни разу не замечал, чтобы кто-нибудь из пациентов или персонала «хосписа» проявлял особое желание спускаться туда — в сероватый сумрак, где в вечно тусклом свете, падающем из узких, под самым потолком окон-бойниц, на длинных голых столах лежали, словно каменея, жутковатые «кули» коконов. Но сегодня все обитатели этого странного монастыря-клиники были здесь. Люди и сукку молча теснились у черного хода, а Хозяева планеты застыли там — внутри, вдоль стен. Здесь были все пациенты. Принесли и положили — прямо на пол даже тех, что уже не могли ходить сами. И все они пели. Точнее — рождали где-то внутри себя этот вибрирующий, до мозга костей пронимающий звук, что поднял его с койки.

«Прощаются... — сообразил Кирилл, остолбенело уставившись в тусклую мглу часовни. — Гос-с-споди, да это же они прощаются так... Мне же их утром увозить — „кульки“. Меня ж Грабер предупреждал, чтоб вставал пораньше... Груз в рощу...»

Грабер был легок на помине. Появившись неожиданно за спиной Кирилла, он схватил его за локоть, оттащил в сторону от прохода и энергично зашипел в ухо:

— Хватит на панихиду зевать! Они кончают скоро. Быстро приводи себя в порядок и подводи кар к центральному выходу... Они сами будут укладывать эти... эти... Учти — там, в роще, тебя сам настоятель будет контролировать. Стремянку не забудь!

* * *

«Они», действительно, сами заботливо уложили угловатые коконы в разбитый на ячейки кузов. Но вот там — в роще — доставать их из кара и доводить обряд до конца Кириллу пришлось уже самому — точнее, на пару с Фальком. Двое «чертяк» — один сопровождавший жутковатый груз, другой — встречавший его вместе с Фальком на месте действия, отошли в сторонку и то ли торжественно, то ли скорбно созерцали финал церемонии, начатой в часовне.

Кириллу почему-то казалось, что «роща» — это всего лишь иносказание, за которым стоит что-то вроде крематория или обычного погоста. Но то, что он увидел, оказалось настоящей рощей, правда, одного-единственного дерева. Оно, это дерево, прорастало сотнями стволов из огромной сети корней, воздевая руки голых ветвей к начинавшему наливаться хмурым утренним светом небу, и там снова сливалось само с собой в непроходимой чащобе единой, гигантской и голой кроны. И роща эта жила. Зыбкое, едва заметное содрогание-шорох гуляло по ней.

«Как осина, — подумал Кирилл, — дрожит без ветра... „Иудино дерево“... А здесь — „Запретное“.»

— Узнаешь? — кивнул Фальк на четко обрисовавшиеся перед ними причудливые и жуткие силуэты.

— «Запретное дерево»?.. — устало вымолвил Кирилл. — Это из него получают «пепел»? У него совсем нет листьев?

— Нет, не из него, — нервно дернул щекой Фальк. — А листва у них просто опадает в этот сезон. У него, точнее, — это ведь одно дерево... Все как на эмблеме. Пошли — буду учить обряду. Заключительному.

* * *

Заключительный обряд оказался достаточно трудоемким и прозаичным. Временами, несмотря на торжественность момента, Кирилл ощущал какое-то, близкое к омерзению, внутреннее содрогание.

Фальк по каким-то приметам, понятным только ему одному, выбирал нужный ствол, и они вместе устанавливали близ него стремянку. Затем возвращались к кару, чтобы взять очередные два-три «куля», относили их к стволам, и Кирилл забирался наверх, по пояс уходя в сплетение голых сухих ветвей кроны. Фальк подавал ему снизу «куль», а Кирилл крепил его в обозначенной желтым флюоресцирующим пятном (он так и не понял — специально поставленным или естественным) развилке.

В этих развилках, аккуратным венчиком вокруг желтого пятна, дерево загодя своеобразной розеткой выбросило из себя тонкие, робкие на вид побеги — то ли лианы, то ли щупальца, вяло обвисавшие к земле. Но оказались они прочными, словно внутри них пролегали стальные тросики. Именно этими зеленовато-серыми канатиками и надо было укреплять коконы в кроне.

Сначала Кирилл никак не мог приспособить их на поверхности коконов, но потом сообразил, для чего на «щупальцах» растут изощренной, садистской какой-то выделки крючочки, и стал смело вонзать их в серый, шероховатый пергамент «кулей». При этом, однако, его не покидало чувство совершаемого святотатства, причинения боли... Бросив взгляд на один из уже подвешенных коконов, он с ужасом понял: побеги-щупальца, не мешкая, начинали свою похоронную работу. На глазах наливаясь тугим соком, они сжимали, стискивали в своих сладострастных объятиях, врастали в воплотившие в себе саму смерть коконы... Те из них, что висели еще в бездействии, теперь тоже — медленно, с хищной неторопливостью минутной стрелки часов — начали напрягаться, образуя неподвижно-стремительный изгиб, направляющий их к этим новым, жутким плодам, появившимся по соседству с ними. И когда, влезая очередной раз по ступеням стремянки, Кирилл ощутил неожиданное прикосновение холодного, упругого «щупальца» к лицу, он невольно отшатнулся, едва не потеряв равновесие...

Фальк никак не реагировал на все это, наблюдая за новичком с горьковатой усмешкой.

— Ну вот... — облегченно вздохнул он, когда последний «куль» занял свое место в простирающейся над ними кроне. — Пройдемся немного. Сейчас они, — он кивнул в сторону неподвижно застывшей на опушке пары наблюдателей, — поднесут нам по чарке и все: «комм нах хаузе»... Лесенку не забудь погрузить — идиотский порядок: ее бы здесь и хранить — у меня тут домишко просторный... Осторожно...

Он удержал Кирилла — тот чуть не ступил в странноватое — черное, словно выгоревшее — неправильной формы кольцо, сотканное из непонятного тлена, на палой листве под ногами. Еще несколько таких колец можно было заметить тут и там — если присмотреться. Фальк и сам отступил на шаг. Потом машинально поднял взгляд на крону над головой. Следуя за этим взглядом, Кирилл тоже запрокинул голову — посмотреть, что там — вверху. Дерево, под которым они стояли, было, судя по сделанной на стволе отметине, из тех, которые приняли свой страшноватый груз где-то с месяц назад. Теперь там — в развилках ветвей-сучьев этой части рощи — не было ни одного «куля». Вместо них из бывших «розеток», окаймленных иссохшими остатками лиан-щупалец, стремились к небу новые, молодые ветви.

— Это... — Кирилл кивнул под ноги. — Это — все, что от них остается?

Фальк бросил на него косой взгляд.

— М-да... В некотором смысле это то, что остается от них... Здесь работал еще твой предшественник... Смышленый малый. Очень.

«Господи... — подумал Кирилл. — Вот, значит, как... Вот что суждено каждому из них... Стать деревом. Его плотью... Как там — у кого-то из старых авторов — про человека, которого заживо поедает крокодил: „...живою плотью в живую же могилу уходя“...» Его замутило.

Где-то высоко — за кроной рощи — в небе перекликались Ангелы — бестолково и красиво.

— Ну и как тебе нравится здесь работать? — спросил Кирилла Фальк как-то в их третий или четвертый приезд в рощу.

Особого желания говорить об этой работе у Кирилла не было. Особенно в этом зыбком, тревожном месте. Он хмуро продолжал прилаживать тяжеленные «кули» к развилкам-розеткам, уже привычно забрасывая их через плечо, когда приходилось перетаскивать стремянку с места на место, и не обращая внимания на неподвижных и безмолвных наблюдателей. Трепетный шорох, пронизывающий рощу, неприятной дрожью проникал в него самого, не давал сосредоточиться... «Иудино дерево», — вспомнил он еще раз.

— Да так — жалко их... — пожал он плечами, разглядывая крону над головой.

Он заметил, что черешки «розеток», к которым он приторачивал привезенные в прошлые заезды «кули», уже тоже — как и лианы-щупальца — проросли в них, набухли, наполнились соками. Его передернуло.

— «Жалко»... — Фальк усмехнулся. — Ты — дозреваешь... Я вижу, тебе уже не очень нужен «Калашников»?..

— Зачем на них «Калашников»? — Кирилл пожал плечами. — Им и так — конец. Уже, наверное, скоро... Я раньше все думал, почему их мало так, почти нигде нет? А теперь — все ясно... Да ведь вся эта Инферна — один сплошной хоспис... Вся их структура только на нас — наемниках и держится... На Диаспоре. На людях и сукку... Только что...

— Только — что? — чуть вопрошающим, ироничным эхом отозвался Фальк.

— Только что же это получается?.. — Кирилл, стоя на стремянке, взглянул на Фалька сверху вниз, словно удивленная птица. — Мы... Мы поддерживаем структуру Инферны. Уже мы, а не они сами! Мы — люди! Те самые люди, чью планету они превратили в колонию! В сырьевой придаток!.. Их самих скоро вообще не станет, а машина эта будет продолжать крутиться... Работать против Земли, против людей, что остались там... Против наших же отцов, матерей, детей...

Фальк косо улыбнулся.

— Не торопись заглядывать вперед... У нас и самих не все в порядке... с совестью... Конечно, они нам — «компьюспид», так ведь и мы им...

Кирилл стиснул зубы — болезненная, давно выталкиваемая им из мозга догадка вернулась к нему.

— Ты хочешь сказать...

— Я хочу сказать — вспомни, что вез кораблик, на котором ты прибыл в этот рай? И еще — где ты видел или слышал, чтобы «пепел» производили в пределах Инферны?

— Это... — Кирилл словно поперхнулся. — Об этом здесь не говорят ничего — совсем ничего...

— Об этом ничего не говорят среди людей, мой мальчик, — почти ласково улыбнулся ему снизу — от подножия ствола — Фальк. — А вот если бы ты побольше говорил со своими пациентами... Они, знаешь, становятся весьма разговорчивы на одной из стадий... Для них это вовсе не секрет. А для Фронды — в ее нынешнем положении — считай, великое благо... Уже второе поколение людей там живет на доходы от контрабанды «пепла»... Вот так-то. Они разрушили нас, мы — их. Вот такой межцивилизационный контакт вышел...

— Подло все это... — глухо сказал Кирилл и, как-то неловко горбясь, стал спускаться с лестницы. — Но почему они не сопротивляются? Они же ведь понимают... Должны понимать...

— Понимают. Они и вправду все понимают... — Фальк горьковато усмехнулся. — И ты скоро поймешь... Теперь ты узнал почти все необходимое, чтобы понять... Точнее — увидел. Но, знаешь, говорят так: «Когда в голове нет мыслей, глаза не видят фактов»... Твой предшественник был сообразительнее... Ну, впрочем, и ты дозреваешь... У тебя сейчас будет время заехать сюда не по службе, а так просто — недели через три... В сезон Ангелов. Когда точно — я тебе звякну. Только приезжай до рассвета — как на рыбалку...

Он помолчал немного.

— Вот что... Пора мне поговорить с господином федеральным следователем серьезно. На прощание. Пригласи его в рощу — вместе с собой. Устроим небольшой э-э... пикник. В честь, так сказать, вашего посвящения. Пусть захватит что-нибудь в этом смысле... И еще пусть обязательно не забудет корм для Ангелов! Большую пачку. Пусть приедет — и увидит. И ты увидишь...

Загрузка...