Дикая любовь

— Елена все еще в постели?

— Она принимает душ. Она просила передать, что спустится через минуту. Я могу попробовать приготовить вам завтрак, если хочешь?

Изабелла покачала головой.

— Все в порядке. Я сделаю все сама. Чем быстрее ты поедешь в аэропорт, тем лучше.

Она говорит это с улыбкой, как будто советует мне приехать заранее, чтобы я меньше волновался перед полетом, но я слышу это так, как оно есть, чем быстрее ты уедешь от Елены, тем лучше. Я знаю, что единственная причина, по которой она может не надеяться на то, что я не вернусь, это то, как сильно это ранит Елену, но даже в этом случае, я думаю, у нее может быть идея, что Елена просто переживет это, и нам всем будет лучше.

Разве я тоже так не думаю? Спрашиваю я себя, садясь в машину и отправляясь в аэропорт. С каждой милей я все острее ощущаю расстояние, мне хочется развернуться и вернуться к ней. Я не был в Нью-Йорке со дня свадьбы, и должен быть рад вернуться, посетить старые места и побывать в месте, которое я считал своим домом более десяти лет.

Показательно, что я уже с нетерпением жду того момента, когда окажусь на обратном рейсе домой.

И только оказавшись на месте и приступив к работе, я могу отогнать мысли о ней. Нико приветствует меня, рассказывает, чем занимался в мое отсутствие, и дает мне файлы шести стажеров, за которыми я буду наблюдать.

— Ты дал мне большие возможности, — с усмешкой говорит он, следуя за мной в кабинет Виктора. — Я и раньше думал, что у меня много дел, но с твоим отсутствием список стал вдвое длиннее.

— Скажи Виктору, что тебе нужна новая версия тебя, чтобы заменить себя, — язвительно говорю я ему, когда мы входим в кабинет. — Не все же должно быть на твоих плечах. А когда родится ребенок, я смогу приезжать сюда только время от времени.

— Я слышал. Поздравляю, — предлагает Нико, и я натянуто улыбаюсь ему, когда мы заходим внутрь, и он немного отходит в сторону, позволяя мне поговорить с Виктором в полуприкрытом пространстве.

Виктор рассказывает мне о стажерах, о своем мнении о них и о том, на что мне следует обратить внимание. Закончив, он делает паузу, как бы обдумывая что-то.

— Выпей со мной сегодня вечером, — говорит он наконец. — Я хотел бы услышать, как у тебя идут дела. Поговорить немного. Если у тебя нет планов.

В мои планы на вечер входило выпить, хотя я намеревался побыть один. У меня такое чувство, что я знаю, какие вопросы у Виктора могут быть ко мне, о чем он хочет поговорить, и это не та тема, которую я хочу затрагивать. Но я также знаю, что он был более чем любезен, позволив мне уехать в Бостон, вместо того чтобы настаивать на переезде Елены сюда, как он вполне имел бы право поступить. После стольких лет совместной работы он стал мне скорее другом, чем работодателем, и у меня не хватает духу сказать ему нет.

— Конечно, — говорю я ему, забирая папки. — Встретимся после.

***

К тому времени, как я прихожу, Виктор уже сидит в баре, расположившись в кабинке поодаль, с рюмкой водки перед собой и раскрытой книгой на столе. Он поднимает глаза, когда я вхожу, машет рукой проходящей мимо официантке и кивает на свой стакан в знак того, что она должна принести еще один.

— Сейчас тебе принесут напиток, — говорит он, когда я сажусь в кабину с кожаной спинкой. Бар похож на тот, в котором мы пили в прошлом, дорогой и отполированный, все из кожи и красного дерева, слабый запах табака проникает из курительной комнаты в задней части. — Как дела?

— Ты про стажеров? — Я принимаю бокал от официантки и сразу же делаю глоток. Это гладкая, дорогая водка, и я чувствую, как она почти сразу же начинает сжигать мое напряжение. — Я думаю, что все они — отличный выбор. Все они блестяще прошли тесты, и я не вижу в их файлах ничего, что указывало бы на то, что они не могут быть ценными ни для вас, ни для Синдиката. Хотя, — усмехаюсь я, делая еще один глоток, — думаю, тебе стоит дать одному из них работу Нико, пока ты не зарыл его в землю.

— Я уже подыскиваю кого-нибудь на его место, раз уж он выполняет больше твоей работы, — язвительно говорит Виктор, — полагаю, что после рождения ребенка ты будешь появляться здесь раз в четыре-шесть месяцев, в лучшем случае. Я по опыту знаю, как ускользает время с новорожденным.

— Больше, чем у большинства, я думаю, — говорю я ему со смехом. У Катерины близнецы, и никого не удивляет, что она до сих пор не забеременела снова, имея двух падчериц и близнецов.

— Ты не ошибаешься. — Виктор отпивает последний глоток и просит налить еще. — Но я спрашивал не об этом. Я хотел узнать, как обстоят дела с Еленой.

— Настолько хорошо, насколько можно было ожидать. — Я отвечаю нарочито резко, надеясь, что смогу остановить разговор на достигнутом. Я не хочу разрывать нити всего, что происходит в моем браке, и изучать их более тщательно, но у меня есть ощущение, что Виктор, возможно, не захочет оставлять мне выбора.

Виктор долго молчит, пока не приносят его напиток, а потом еще минуту сидит, задумчиво поглаживая прозрачную жидкость.

— Я знаю тебя лучше, чем многие другие, — говорит он наконец, его голос низкий и серьезный. — Я знаю тебя уже много лет, с тех пор как Владимир перевел тебя в мою семью. Я знаю о твоем прошлом больше, чем кто-либо другой, за исключением, может быть, твоей жены. И я понимаю, с чем ты борешься.

— Правда? — Я задаю вопрос прямо, потому что знаю, что мы здесь как друзья и я могу говорить прямо, и потому что я хочу, чтобы Виктор знал, как мало я хочу этого разговора. Если он собирается давить, то я хочу, чтобы он понял, что я буду давить в ответ.

— Думаю, да. — Виктор делает глоток своего напитка. — Я тоже потерял свою первую жену, Левин. Ты знаешь об этом. Я тоже нашел ее мертвой.

— Ваш брак был в плохом состоянии, когда она умерла. — Я смотрю на него. — Я не пытаюсь сравнивать, Виктор. Но ты же знаешь, что это не одно и то же. Наш брак с Лидией только начинался. Это была надежда. Это было начало чего-то. Катя…

— Катя была другой. Я знаю это. Она покончила с собой… у нее не отняли жизнь. Наш брак к тому моменту был нестабилен. Но я любил ее, Левин. Я любил ее, даже когда ненавидел. — Выражение лица Виктора напряжено, старая печаль давит на его края, когда он вспоминает. — Я нашел ее в ванне, полной крови. В тот момент я узнал, что потерял жену и ребенка. Да, есть вещи, которые отличаются, но есть и те, которые очень похожи. И я оплакивал ее, Левин, очень сильно.

Он делает вдох и еще один глубокий глоток водки.

— Ты не хуже меня знаешь, что я намеревался никогда больше не заключать брак по любви. Я решил, что любая женщина, на которой я женюсь, будет ради наследников и блага моей Братвы, а не потому, что я стал жертвой собственных эмоций. Я пытался сделать Софию своей женой, чтобы отвоевать территорию у Романо, а когда это не удалось, взял Катерину. Это не должно было быть по любви. Я упорно боролся с ней. Я боролся с изменениями, которых она хотела от меня. Я боролся с чувствами, которые испытывал к ней. Я боролся и боролся, с ней и с собой, пока это не уничтожило нас обоих. Пока это чуть не убило ее и моих детей, которых она носила.

Тяжелое молчание опускается на стол между нами.

— Ты понимаешь, о чем я говорю, Левин? Мне нужно, чтобы ты это услышал, потому что я вижу, что ты совершаешь много тех же ошибок, и никто другой, кажется, не может пробить это упрямство, которое делает тебя таким хорошим специалистом в своем деле. Ты прекрасно умеешь применять насилие, как по отношению к другим, так и по отношению к собственному счастью, и ты заслуживаешь покоя после стольких лет.

— В том, что случилось с Катей, нет твоей вины. — Моя рука крепко сжимает бокал. — Ты не виноват в этом. В то время как я…

Виктор фыркнул.

— Левин, я виноват не меньше тебя. Я пренебрегал Катей, когда наш брак начал разваливаться, и оттолкнул ее. Я позволил нашему браку разрушиться в тех местах, где я мог бы его подлатать. Были долгие периоды, когда я винил себя за многое. А ты… — Он качает головой. — Я наблюдал, как ты годами винишь себя за то, что не мог остановить.

— Я мог оставить ее в покое. Я мог бы держать свои желания при себе, не жениться на ней, не влюбляться в нее… Я мог бы заставить ее ненавидеть меня, чтобы она ушла…

Виктор испустил долгий, тяжелый вздох.

— Левин, ты не можешь делать выбор за других, но и не можешь винить себя за их выбор. Ты женился на ней, чтобы она была в безопасности от босса картеля, который думал, что может забрать ее в качестве платы за потери, которые он понес…

— Я мог бы развестись с ней, когда мы вернулись. Брак был заключен только для того, чтобы обезопасить ее. Я мог бы покончить с этим… Я попросил ее остаться со мной в Токио. Я практически, блядь, умолял ее. Я хотел ее, и из-за этого ее убили…

— Нет. — Голос Виктора ожесточился. — Левин, наша жизнь опасна и тяжела. Легко сказать, что мы должны сторониться всех, чтобы обеспечить их безопасность. Но это лишает свободы действий тех, кто оказался в нашей жизни. Лидия сделала выбор в пользу вашей любви, и нельзя сказать, что она сделала его вслепую, ведь она на собственном опыте убедилась с того дня, как вы встретились, насколько опасен и чреват насилием мир, в котором мы живем. Она могла уйти, и, судя по тому, что я слышал от тебя в прошлом, она думала об этом. Она сделала выбор остаться, и… — Он качает головой. — Я не говорил этого раньше, Левин, потому что это твоя жизнь, и я не считал, что это мое дело. Но я вижу, как ты уничтожаешь свой единственный шанс на счастье, и я знаю тебя слишком долго и считаю тебя слишком большим другом, чтобы не сделать все возможное, чтобы остановить это. — Он опускает бокал и откровенно смотрит на меня. — Виня себя и только себя все эти годы, ты лишаешь Лидию выбора любить тебя. Ты воображаешь, что каким-то образом заставил ее вступить с тобой в счастливый брак, и лишаешь ее права на участие во всем этом. Левин, ты оказываешь ей и ее памяти плохую услугу, воображая, что она была бы счастливее, если бы ты заставил ее уйти. Если бы ты разбил ей сердце, чтобы уберечь ее. Она вошла в ваш брак с широко открытыми глазами, и она заслуживает того, чтобы этот выбор был оценен по достоинству, во имя ее памяти.

Виктор делает небольшую паузу, осушает последнюю рюмку водки и жестом руки предлагает еще две, по одной на каждого из нас.

— Однажды ты рассказал мне, что сделал с теми, кто убил Лидию. Теперь я говорю тебе: если ты останешься в этом чистилище брака с женщиной, которую любишь и которая любит тебя, если ты будешь отталкивать ее снова и снова, если ты уничтожишь все шансы на счастливую жизнь, ты закончишь как тот старик, тот, что замышлял убийство Лидии. Ты с головой погрузишься в работу, позволяя себе лишь минуты общения с любимым человеком, когда никто из вас уже не сможет вынести этого пространства. Ты закончишь свою жизнь на другом конце чужого пистолета, сожалея обо всех днях между этим и тем, обо всем потерянном времени, когда вы могли бы быть счастливы.

Он подталкивает ко мне мой бокал.

— Это не предательство того, что у тебя было с Лидией, чтобы быть счастливым сейчас. Она хотела бы, чтобы ты был счастлив. И прежде, чем ты скажешь, что я не знаю, чего бы она хотела, ты будешь прав. Я никогда не встречал ее, я не знал ее. Я знаю только то, чем ты делился со мной, кусочек за кусочком за все эти годы. Но я знаю тип таких женщин, которая полюбила бы тебя, Левин, несмотря на все опасности и препятствия. Я знаю таких женщин, потому что женат на такой. И я знаю, что Катерина никогда бы не хотела, чтобы я наказывал себя так, как наказывал себя ты все эти годы. — Он делает глубокий вдох. — Не хочу показаться Максом, но ты уже достаточно покаялся. Поднимись со своих гребаных колен и скажи женщине, которую любишь, что хочешь стать неоспоримо ее мужем. Никто из нас не знает, сколько времени нам осталось в этой жизни. Не трать его на то, чтобы огорчать кого-то, кто будет убит горем, узнав, как ты разрывался на части из-за того, что никогда не было твоим выбором для нее.

Я слушаю все это, так крепко обхватив рукой свой стакан, что в какой-то момент мне кажется, что он может разбиться вдребезги, и сначала все, что я чувствую, это жгучий, упрямый гнев на все, что он говорит, на мысль, что он может знать, чего хотела бы Лидия, что я мог потратить все эти годы на ненужные страдания, что я мог неправильно распорядиться всем в моем браке до сих пор. Я прихожу в ярость, когда слышу это, но где-то в середине разговора я начинаю понимать то, о чем Макс и Лиам смогли заставить меня задуматься лишь на мгновение.

Возможно, он прав.

Было легко говорить себе, что Макс и Лиам не понимают. Что им никогда не приходилось сталкиваться с подобным. Макс пережил потерю, насильственную смерть брата, из-за которой ему пришлось оставить священство ради мести, но не потерю супруги. Лиам тоже не был влюблен ни в кого до того, как влюбился в Анну. Я говорил себе, что их советы, хотя и были благонамеренными, не соответствовали действительности. Что они не могут понять, с чем я боролся столько лет. Но с Виктором все по-другому. Его сравнение собственной потери с моей раздражало меня, но он был прав. Его потеря во многом была похожа. И хотя его второй брак был скорее вынужденным, чем случайным, я не могу отрицать, что он и все остальные стали лучше от того, что он влюбился в Катерину, а она в него. Она ему подходит. У них счастливый брак, которому позавидовал бы любой. Он нашел способ сделать свою жизнь счастливой, даже после потерь и горя.

Его слова о том, что я лишил Лидию права выбора, не выходят у меня из головы, прожигая огненную дорожку. Это злит меня, но я снова не могу избавиться от чувства, что он не ошибается. Даже если мне больно это признавать.

Я взбалтываю водку в своем стакане, хмурясь, а затем поднимаю взгляд, сузив глаза.

— Вот почему ты притащил меня сюда, не так ли? А не потому, что тебе действительно нужно было, чтобы я присматривал за стажерами для тебя.

Виктор пожимает плечами.

— Мне было важно твое мнение. Но, признаюсь, я хотел поговорить с тобой, пока твой брак не начал трещать по швам. Это было необходимо. Ты должен быть счастлив, Левин. Ты хороший человек, лучший, чем большинство из нас. Ты не заслуживаешь того, что тебе пришлось пережить. И уж точно не заслуживаешь страдать всю оставшуюся жизнь, которую тебе еще предстоит прожить.

Он прочищает горло и делает еще один глоток своего напитка.

— Итак, что еще ты хочешь рассказать мне о моих стажерах?

К тому времени, как я возвращаюсь в свой номер, голова приятно затуманена дорогой водкой, а в голове крутится все, что сказал мне Виктор. В голове идет жестокая борьба между той частью меня, которая считает, что он может быть прав, и той, которая задается вопросом, не слушаю ли я его только из собственного эгоизма, потому что в глубине души я хочу получить оправдание, чтобы отдаться Елене, позволить себе любить ее, позволить себе быть счастливым.

Позвони ей, шепчет маленький голосок в моей голове, ободренный алкоголем. Вот что должен сделать хороший муж — позвонить жене, пока его нет в городе. Посмотрим, что ты почувствуешь, услышав ее голос. Ты должен был позвонить ей, когда приземлился, но ты этого не сделал. Позвони ей сейчас.

Я добираюсь до своей комнаты и достаю телефон, опускаясь на край кровати. Я должен позвонить ей, чтобы быть хорошим мужем. Я не должен ей звонить, потому что планировал, что эта поездка станет проверкой того, насколько мы отдалимся друг от друга. Я должен — не должен… Я снова и снова возвращаюсь к этому вопросу, пока не нахожу ее имя в контактах и не прижимаю палец к экрану, прежде чем успеваю остановить себя.

Телефон звонит. Он звонит снова, еще дважды, и я ожидаю услышать ее голос, но не слышу. Он звонит до тех пор, пока не переходит на голосовую почту, и все, что я слышу, это сладкое щебетание ее голоса, который говорит, что она мне перезвонит.

Я не могу объяснить чувство, которое меня охватывает. Это разочарование, за которым следует резкий прилив страха… что совершенно бессмысленно. Мы не переписываемся и не звоним друг другу, как обычная супружеская пара, я взял за правило не делать этого, чтобы сохранить некоторую дистанцию. Нет причин думать, что что-то не так только потому, что она не взяла трубку, когда я позвонил ей в первый раз.

Но она не берет трубку ни во второй раз, ни в третий. Я жду полчаса, выпивая очередную рюмку водки из мини-бара, и снова звоню ей, но ответа нет. Страх растет, оседая в моем нутре, как камень, и мне приходится физически удерживать себя от того, чтобы вызвать Uber в аэропорт и вернуться в Бостон сегодня вечером.

Может быть, позвонить кому-то еще? Это хоть какой-то смысл, вместо того чтобы мчаться домой, потому что она не отвечает на звонки мужа, который не преминул предложить ей побыть одной.

Я дважды звоню Изабелле, но ответа нет. Может быть, что бы они с Еленой ни делали, это тоже отвлекает ее от телефона. В моей голове проносятся панические мысли о том, что Елена снова в больнице, а Изабелла рядом с ней, и я звоню Найлу. Когда он не берет трубку, я звоню Максу, потом Лиаму, и когда никто не отвечает, я чуть не швыряю телефон через всю комнату от досады.

Какого черта все делают?

Я снова звоню Найлу, и на этот раз, к моему вечному облегчению, он отвечает.

— Левин? Все в порядке? Извини, я был в душе и не ответил на твой звонок.

— Да. Все в порядке. Я просто не смог дозвониться до Елены раньше и хотел узнать, не знаешь ли ты, чем они с Изабеллой занимаются. Я волнуюсь за нее. Знаешь, после…

— Конечно. — Найл сделал паузу. — Насколько я знаю, сегодня вечером должны оставаться дома. Кажется, они ходили за покупками ранее, и сейчас, когда я думаю об этом, я не слышал ничего от Изабеллы….

Страх возвращается с удушающей силой.

— И как долго?

— А, черт. Не знаю. Эшлинг занимала меня весь день. Честно говоря, у меня не было времени подумать об этом. Я полагал, что она позвонит мне, если я ей понадоблюсь. Ты уверен, что с тобой все в порядке?

— Просто немного волнуюсь. — Я чертовски сильно волнуюсь, но не хочу показывать, насколько сильно. — Можешь попробовать позвонить ей?

— Конечно. Я дам тебе знать, что услышу.

Через тридцать минут я получаю сообщение от Найла, которое заставляет меня чуть ли не прыгать в самолет снова и снова.

Ответа нет. Может, они рано легли? Я уверен, что ничего страшного. Честно говоря, Изабелла, скорее всего, наслаждается отдыхом.

Я стискиваю зубы, пытаясь составить ответное сообщение так, чтобы не показаться абсолютно сумасшедшем: Ты можешь пойти и проверить их? Прости за неудобства, но после того, что случилось…

Минутная пауза, и мой телефон оживает:

Если бы что-то случилось, я уверен, Изабелла позвонила бы мне. Но, конечно, чувак. Я знаю, что ты далеко. Я пойду проверю их.

Спасибо. Я собираюсь сесть на самолет и прилететь сегодня вечером.

В этом нет необходимости. Я уверен, что все в порядке. Я дам тебе знать.

Я бросаю телефон на кровать и тянусь за очередной рюмкой водки из мини-бара. На этот раз я пью ее прямо из бутылки. Я не буду спать, пока не получу ответ от Найла. И если что-то будет не так…

Моя рука крепко сжимает маленькую бутылку, едва не раздавливая ее в кулаке. То, что Виктор сказал мне сегодня вечером, может все изменить. Мне нужно время, чтобы подумать, время, чтобы все обдумать… Но впервые я задаюсь вопросом, не ошибался ли я во всем этом.

Что, если уже слишком поздно?

24

ЕЛЕНА

Когда я спускаюсь из душа, Левина уже нет. Ни поцелуя на прощание, ни даже прощания, и у меня возникает ощущение, что это как-то связано с Изабеллой, когда я спускаюсь по лестнице, и меня сразу же встречает запах завтрака, в частности, чего-то жареного и в кляре.

— Левин сказал мне, что ты отказываешься от еды, — весело говорит Изабелла, когда я прохожу на кухню и тяжело сажусь на один из барных стульев у большого острова в центре. — Поэтому я приготовила твое любимое блюдо. — Она проходит через всю кухню к острову и ставит передо мной тарелку с французскими тостами, беконом и яичницей с сыром, а также воду и апельсиновый сок. — Я не совсем та повариха, что была у нас в детстве, но, думаю, у меня неплохо получается.

— Левин пытается научиться готовить для меня завтрак. — Не знаю, почему это вырвалось у меня, но я проговорила это, когда она протянула мне вилку. — У него ужасно получается, но он старается.

Изабелла смотрит на меня, наполняя тарелку едой для себя, и испускает небольшой вздох.

— Не нужно пытаться убедить меня в этом, Елена. Я вижу, что происходит, и это не красит его. Мне также не легче от того, что ты замужем за ним.

— Что ты видишь? — Мой тон резче, чем следовало бы, но я чувствую себя на грани. Удар от быстрого, жесткого, похотливого траха, после которого он ушел, не попрощавшись, бьет по мне сильнее, чем обычно, зная, что он вернется только через два дня.

Такого поведения я ожидала бы от друга с привилегиями, хуже того, я ожидала, что друг хотя бы скажет мне, что уходит. У меня таких не было и никогда не будет. Мой собственный муж намерен относиться ко мне как к подружке на одну ночь, и…

— Елена. — Изабелла щелкнула пальцами. — Ты в порядке?

— Настолько хорошо, насколько это возможно. — Я отрезаю кусочек французского тоста. Он очень вкусный, и я никогда не была так рада, что, кажется, наконец-то могу есть. — Ты мне не ответила.

— Я пыталась, но ты не слушала. Ты была где-то в другом месте. — Изабелла со вздохом откладывает вилку. — Он пытается задобрить тебя. Он пытается сделать достаточно, чтобы ты не была несчастна, но при этом не перестает утверждать, что он не может не быть одной ногой в этом браке. — Она нахмурилась. — Найл не рассказывает мне обо всех своих делах, но он говорит мне достаточно, чтобы я понимала, что происходит. И мне это не нравится, Елена. Дай угадаю, он трахает тебя раз в пару недель, притворяется, что делает это для того, чтобы ты была счастлива, а на самом деле это потому, что он не может смириться с тем, что ты есть у кого-то еще, даже если он тебя не хочет?

Мой рот раскрывается, а на глаза мгновенно наворачиваются слезы. Изабелла никогда в жизни не говорила ничего настолько обидного. Я чувствую, как они наворачиваются и проливаются, прежде чем я успеваю их остановить.

— О, черт. — Лицо Изабеллы опускается. — Прости меня, Елена. Я не хотела так говорить. Я просто… — Она сжимает челюсть и отодвигает тарелку, как будто аппетит совсем пропал. — Я видела это уже несколько недель. Я не хотела причинить тебе боль. Я так долго пыталась не говорить этого. Я просто… ты моя младшая сестра, и я не могу этого вынести. Брак — это так долго, Елена. Родить ребенка от кого-то… это годы и годы чего-то чертовски трудного. Это тяжело даже тогда, когда ты любишь до безумия. И я вижу, как это происходит с тобой, как ведет себя Левин, и я просто… ты заслуживаешь гораздо большего.

Изабелла втянула воздух, останавливая себя.

— Послушай, я не хочу тратить эти два дня на ссору с тобой. Я с нетерпением жду возможности провести время с сестрой без всяких там острых тем.

Наступило долгое молчание, а потом я выдохнула, решив быть той, кто заключит мир. Я не уверена, что хочу делать это прямо сейчас, но я также не хочу провести эти два дня в ссоре с сестрой. Я хочу насладиться ее обществом. Я знаю, что после рождения ребенка я не смогу видеться с ней так часто.

— Ты права, — тихо говорю я ей. Нам не стоит ссориться. — Чем ты хочешь заняться сегодня?

Мы обмениваемся несколькими идеями и в конце концов решаем поехать в город. Я не была там с тех пор, как меня положили на сохранение, и чувствую себя немного сумасшедшей. Если бы Левин был здесь, он наверняка придумал бы причину, по которой мне не стоит ехать, и заставил бы меня снова лечь в постель или хотя бы остаться в доме, но его здесь нет, и это единственный положительный момент, который я вижу.

Так что я соглашаюсь на шопинг и обед.

— Мне нужно купить кое-что для Эшлинг, — говорит Изабелла, когда мы устраиваемся на заднем сиденье машины. У нас нет шансов самим сесть за руль, два охранника, которые настаивают на том, чтобы ехать с нами, позаботятся об этом.

— Мне, наверное, нужно тоже купить несколько вещей для ребенка, — успеваю я сказать, как машина въезжает в пробку. — У нас есть все необходимое, но еще не все…

— Мы должны сделать несколько покупок и для себя, — твердо говорит Изабелла. — Я уже не помню, когда в последний раз покупала себе что-нибудь.

— Мне ничего не нужно…

— Дело не в необходимости, и ты это знаешь. — Изабелла одаривает меня улыбкой. — Давай повеселимся. Я знаю, что Левину будет все равно, если ты немного потратишься, и Найлу тоже. Нам обоим будет полезно расслабиться.

Она права, и я это знаю. Мой врач сказал бы мне то же самое, мол стресс вреден для ребенка. Я должна постараться насладиться этим днем, временем, проведенным с сестрой, и не думать о том, как сильно я скучаю по Левину, или о том, что мне не нужен поход по магазинам, или о чем-то еще, что отягощает мое сознание.

Поставив машину на стоянку, мы отправляемся в кафе, где за нами следят охранники. Изабелла берет кофе, я чай без кофеина, и мы отправляемся по улице в сторону торгового квартала. Мы проводим утро, слоняясь по магазинам — ювелирному для Изабеллы, где она покупает пару рубиновых шпилек в форме сердца, которые привлекли ее внимание, и серебряный браслет, и книжному для меня, где я покупаю больше, чем технически успеваю прочитать за месяц. Она выбирает несколько новых нарядов для Эшлинг, а мы воркуем над детской одеждой, выбирая несколько нейтральных вещей для малыша.

— Давай пообедаем, — наконец говорит она, сверяясь с часами. — Что хочешь на обед?

— Выбирай сама, — говорю я ей. — Ты живешь здесь дольше.

Изабелла выбирает милое кафе во французском стиле, которое ей нравится, и где мы можем посидеть на улице под навесом. Она заказывает бокал вина, а я газированную воду, закуску из хлеба и фондю, и я чувствую, что еще немного расслабляюсь под теплыми лучами солнца.

— На что это похоже после рождения ребенка? — Неожиданно спрашиваю я, отрывая кусок хлеба. — Быть замужем с ребенком, я имею в виду. Ты говорила, что это тяжело, даже если ты влюблен.

Изабелла смеется, обмакивая кусок хлеба в сыр.

— Да, — откровенно говорит она. — Вы оба недосыпаете, никогда раньше не делали ничего подобного, и вдруг появляется еще один человек, которому не на кого положиться, кроме как на вас. Это много беспокойства и стресса. Ты не занимаешься сексом целую вечность…, — смеется она, прерываясь. — Я уверена, что это слишком много информации.

— Что значит "целую вечность"? — Одним из моих страхов было то, что Левин будет использовать мою потребность в восстановлении после рождения ребенка как причину держаться подальше от нашей постели, как причину увеличить расстояние, между нами, которое может разрушить близость. — Так долго?

Изабелла пожимает плечами.

— Это зависит от обстоятельств. Есть определенное время, которое дает врач, но после этого все зависит от твоего уровня комфорта. Я была в порядке практически сразу, как только нам разрешили, за что Найл был мне бесконечно благодарен. — Она смеется. — Но у тебя довольно тяжелая беременность до сих пор. Все зависит от того, как ты себя чувствуешь. А Левин несмотря на то, что настаивает на том, что не любит тебя, кажется, проявляет чрезмерную заботу. Так что и это тоже.

— Вот об этом я и беспокоюсь. — Я прикусила губу. — Ты была права в том, что сказала раньше, о том, что мы не так уж часто встречаемся в постели, и только для того, чтобы я была счастлива и удовлетворена. Или, по крайней мере, он так говорит. Что это для меня, чтобы никто из нас не выходил за рамки брака. Но я ему не очень-то верю. Когда мы… — Мои зубы глубже впиваются в губы, и я чувствую, как вспыхивают мои щеки.

— Я бы не волновалась об этом, — мягко говорит Изабелла. — Вы оба будете измотаны. Есть множество причин, по которым эта часть вашего брака может быть отодвинута на второй план на некоторое время, и они не имеют ничего общего с тем, что вам нужен сон, когда бы вы его ни получили. И этот стресс будет оказывать давление на ваш брак в других отношениях. Я бы сосредоточилась на этом.

Я чувствую, как моя грудь сжимается от беспокойства. Я вскользь задумывалась о том, как напряжение, вызванное появлением нового ребенка, может повлиять на нашу с Левином и без того хрупкую связь, но не позволяла себе зацикливаться на этом. Теперь же это ощущение стало внезапной и сокрушительной тревогой.

— Ты справишься с этим, — мягко говорит мне Изабелла. — Я знаю, что справишься. Ваш брак, это не то, что можно отменить, не создавая огромных проблем. Так что это, по крайней мере, так. Тебе не нужно беспокоиться о том, что это вас разделит.

— Нам не обязательно разводиться, чтобы быть разделенными, — бормочу я, и Изабелла сужает глаза.

— Вы об этом говорили?

— Не совсем. Я… — Я прикусила нижнюю губу. — Мы поссорились, после того как он ушел на работу, не предупредив меня. Он предложил дать мне пространство после того, как Диего будет устранен и родится ребенок, если мне это понадобится. Разделять время между Нью-Йорком и Бостоном, жить в другой квартире, и все, что мне нужно.

— И что, по-твоему, тебе нужно? — Мягко спрашивает Изабелла, и слова вырываются прежде, чем я успеваю их остановить.

— Мне нужен мой муж, — шепчу я и вижу, как смягчается ее лицо.

— Может быть, когда родится ребенок, все изменится. Он увидит, что худшего не произошло, что ваш ребенок здесь и вы оба в безопасности.

— На это я и надеюсь.

После этого Изабелла меняет тему разговора, спрашивая о детской, о том, что мы уже сделали, о наших планах по ее оформлению, обо всем, что не касается моих отношений с Левином. Я знаю, что она пытается отвлечь меня, но правда в том, что все заставляет меня думать о нем и о том, как сильно я по нему скучаю, хотя я начинаю быть уверенной, что он не скучает по мне так же сильно. Может быть, он даже рад, что у него есть пара дней вдали от дома, без напряга, связанного с попытками сделать меня счастливой. Может быть, именно поэтому ему было так легко уйти, не попрощавшись.

— Мне нужно захватить еще одну вещь, — говорит Изабелла, когда мы уходим. — Почему бы вам двоим не подогнать машину? — Она кивает на охрану. — Мы будем здесь.

— Я не уверен, что смогу это сделать, миссис Фланаган…

— О, черт возьми! — Изабелла выпустила разочарованный вздох. — Мы находимся в центре оживленного центра города. Мне просто нужно забежать и взять кое-какие вещи. — Она кивает в сторону магазина справа от нас. — Мы будем там. Только подгоните машину, чтобы мы могли отвезти Елену домой, пока она не слишком устала. Я уверена, что Левин и Найл не захотят, чтобы она переутомлялась.

Она бросает на них взгляд, и оба колеблются, но в конце концов поворачиваются, чтобы пойти за машиной.

— Это даже не так далеко, — пробормотала Изабелла, явно раздраженная. — Я так устала от постоянной слежки. Я думала, мы оставили это позади в Мексике.

— Я знаю. — Я слабо улыбаюсь ей. — Это ненадолго, я уверена. Лиам и Коннор решат, что делать с Диего, и…

Пока я говорю, охрана едва успевает завернуть за угол и скрыться из виду, как тяжелая рука обхватывает мою руку и дергает меня назад. Я открываю рот, чтобы закричать, рвусь к Изабелле, но другая рука зажимает мне рот, заглушая крик. Я вижу, как кто-то другой хватает Изабеллу, тащит нас обеих назад, и жду, что кто-то поможет, кто-то закричит, хоть что-нибудь.

Я извиваюсь в толстых руках мужчины, который держит меня, отчаянно пытаясь освободиться. Я не знаю, что происходит, но все, о чем я могу думать, это то, что Диего догнал нас. Один момент неосторожности будет стоить нам с Изабеллой свободы, а Левину…

— Прекрати сопротивляться, сука, — шипит мне в ухо мужчина, его рука давит мне на горло, и я слышу крик Изабеллы, вижу, как она пытается ухватиться за держащего ее мужчину, как ее запихивают в фургон, двое мужчин следуют за ней, а двое, держащие меня, подталкивают меня к открытой двери.

Это похоже на дурной сон. Я чувствую тряпку на своем лице и борюсь, страх распространяется по мне, как лед по венам, при мысли о том, что я беспомощна, что меня задушат, что меня накачивают наркотиками, и что это может сделать с моим ребенком.

Именно это они и делают. Я понимаю это в ту минуту, когда мир начинает расплываться, белеть по краям, и понимаю, что все это время я лишь убегала от неизбежного.

Меня поймали, и я ничего не могу с этим поделать.

25

ЛЕВИН

Когда Найл звонит мне, я уже знаю, что что-то не так. Во-первых, если бы все было в порядке, если бы мои опасения были беспочвенны, он бы написал смс. Но я слышу это по его голосу с того момента, как отвечаю.

— Они ушли на целый день, — говорит он мне, его голос напряжен и полон беспомощного гнева. — С ними поехала охрана, все должно было быть в порядке. Но они оставили девочек на несколько минут, чтобы взять машину, и это все, что потребовалось. Кто-то должно быть следил за ними.

Такое ощущение, что весь мой мир рушится в один момент. Словно в одно мгновение я возвращаюсь в тот день, когда нашел Лидию, вошел в нашу квартиру и понял, что что-то не так, еще до того, как увидел ее тело. Я почувствовал запах крови, запах, который был мне так хорошо знаком, и понял, что случилось что-то ужасное.

На мгновение я застыл на месте, кровь стучит в ушах, тошнотворное чувство грядущей потери скручивает мое нутро, и на короткую секунду мне кажется, что я сейчас скомкаюсь изнутри, как бумага, смятая в чьем-то кулаке, ощущение, что я больше не выдержу этого.

И тут я срываюсь, гнев вырывается наружу.

— Что, блядь, значит, они оставили их? В чем, блядь, заключается их работа, кроме как не оставлять их? — Я выкрикиваю эти слова, но не в адрес Найла, а в адрес охраны, на которую я не могу накричать лично, и это к лучшему, потому что я не уверен, что не придушил бы их, будь они сейчас передо мной.

— Я знаю, — говорит Найл, в его тоне сквозит злость. — Их уволили. Поверь мне, они больше никогда не будут работать в охране. Но сейчас мы ничего не можем с этим поделать. Лиам и Коннор созывают совещание. Как только ты приедешь…

— Я вылетаю сейчас. Виктор разрешит мне воспользоваться его самолетом. Я прибуду прямо в штаб-квартиру, когда приземлюсь. — Я знаю, где будет проходить совещание, и намерен быть там, не теряя времени. Я хочу знать, что, черт возьми, они все делали.

Я хочу вернуть свою жену.

Когда я выхожу из самолета, меня трясет от ярости.

Мне хочется в эту минуту в одиночку разыскать Диего и вернуть Елену. Но я знаю, что лучше. Я знаю, что идти туда одному, даже если бы я точно знал, где он, а я этого не знаю, было бы самоубийством. Я выполнял тысячи миссий в одиночку, но это совсем другое дело. Это не цель, которую я могу подкараулить, подкрасться или заманить в ловушку. Это человек с армией других людей по его приказу, которые ждут, когда я сделаю что-то настолько глупое. Чтобы отнестись к этому как к заданию Синдиката, а не как к тому, чем оно является. Мало того, Изабелла тоже исчезла. Это борьба Найла, как и моя. Он заслуживает того, чтобы быть со мной, когда мы будем их спасать.

Я знал, что что-то не так. Я знал это. Чувство вины за то, что я поехал в Нью-Йорк, за то, что меня снова нет рядом, одолевает с новой силой, и было бы легко позволить ему взять верх. Позволить ему захлестнуть меня, сделать беспомощным. Воспринимать это лишь как повторение прошлого, как я и боялся.

На этот раз я не позволю этому случиться.

Я планировал вернуться домой и рассказать Елене о том, что сказал мне Виктор. Сказать ей, что я до сих пор не знаю, смогу ли я стать тем мужем, который ей нужен. Что я не знаю, смогу ли когда-нибудь полностью изгнать призраков своего прошлого, чтобы жить с ней дальше, не отстраняться, когда окажусь слишком близко, но что я готов попробовать, если она даст мне шанс. Если она будет терпелива со мной, я готов сделать первые шаги. Попытаться принять тот факт, что я люблю ее, и это не значит, что я должен наказывать себя за это.

Мысль о том, что у меня может никогда не быть шанса, что все это может быть снова отнято у меня прежде, чем успеет расцвести, кажется мне самым ужасным чистилищем, как будто я обречен повторять один и тот же цикл снова и снова. Я отказываюсь в это верить.

Я отправляюсь прямо в штаб-квартиру Королей, где, как я знаю, состоится их встреча. Я застаю там Коннора, Лиама, Найла и Джейкоба, собравшихся вокруг стола с открытым ноутбуком.

— Мы звоним Бет, — говорит Лиам, как только открывается дверь, и он видит, как я вхожу, а Нико стоит у меня за спиной. Виктор отправил его со мной, сказав, что если он не может приехать сам, то Нико — лучший выбор. Я не стал спорить и отказываться. Тем более что Нико охотно согласился, а я знал, что нам понадобится подкрепление. — Нет никого лучше, чтобы попытаться отследить, куда они ушли.

— Макс уже в пути, — добавляет Найл. — Он сказал, что не позволит нам сделать это в одиночку. Не с жизнью Изабеллы и Елены на кону.

— Да вы, блядь, издеваетесь надо мной. — Я смотрю на них. — Макс? Не может быть и речи. Он не может рисковать, оставляя Сашу вдовой…

— Мы все рискуем собой. Макс такой же один из нас, как и ты. — Голос Коннора ровный, в нем горит гнев. — Диего хочет войны — он ее получит. И мы закончим ее одним боем, и вытащим Елену… с Изабеллой. — Он хмурится откашливаясь, заметив Нико через мое плечо. — Кто это?

Я открываю рот, но вместо этого вперед выходит Нико.

— Нико Дэвис, — говорит он с легкой ухмылкой. — Виктор послал меня с Левином в качестве прикрытия. Небольшая помощь, раз уж он сам не может быть здесь.

Коннор фыркнул.

— Скорее, он не хочет. А ты способен?

Это может обидеть любого другого. Но Нико — человек покладистый, по крайней мере на первый взгляд, и его ухмылка не сходит с лица.

— Конечно, — говорит он все так же непринужденно. — Я руководил операциями Виктора в Синдикате с тех пор, как Левин взял себе жену, так что, думаю, справлюсь. Я десять лет руководил операциями наемников, прежде чем пришел работать на Андреева.

Экран оживает, и на нем появляется Бет, которая уже вовсю стучит по клавиатуре. На ее милом сердцевидном лице застыли сосредоточенные черты, черные локоны зачесаны назад в небольшой узел на затылке. Она, как всегда, одета в джинсы и серую футболку. Я никогда не видел, чтобы она носила что-то другое. И я вижу, как Нико, который сейчас сидит у меня за плечом, с внезапным интересом смотрит на экран.

— Это кто-то, кто работает на тебя?

— Бет Ван, — говорю я ему низким голосом. — Она лучший хакер, которого мы когда-либо видели. Это давний друг Лиама. Она не раз помогала нам выслеживать цели, которые нам нужно было найти. Если кто и сможет быстро узнать местоположение Диего, так это она.

Нико кивает, наблюдая за тем, как ее пальцы бегают по клавиатуре, и издает низкий, благодарный свист.

— Я не силен в технике, — говорит он с негромким смешком. — Но будь я проклят, если это не самая быстрая работа с клавиатурой, которую я когда-либо видел.

Бет даже не взглянула на камеру, хотя я уверен, что она слышит разговор. Она уставилась на экран перед собой, перебирая результат за результатом, переключая вкладки быстрее, чем кто-либо из нас успевает за ней следить.

— Вы указали мне место похищения, хотя ваши охранники не смогли прочитать номер машины, она исчезла до того, как они вернулись. — В ее голосе звучит уничижительная нотка, которая говорит о том, что она думает об их компетентности. — Поэтому я собираю снимки с уличных камер, чтобы попытаться определить местонахождение. Это займет больше времени, но это все, что у нас есть. Если мне удастся снять номерной знак… — Ее пальцы забегали по клавиатуре, а глаза сузились. — Дайте мне минутку.

— Мы просто подождем тебя, — говорит Лиам. — Ты еще ни разу нас не подводила, Бет.

— Всегда бывает в первый раз, — язвительно говорит она. — Но будем надеяться, что не в этот раз.

— Ты послал кого-нибудь в дом? — Тихо спрашивает Найл. — Я оставил Эшлинг в поместье, но…

— Как только ты сказал, что Эшлинг с Анной и Сиршей, мы перенаправили всю охрану в поместье, — твердо говорит Коннор. — Это место заблокировано половиной армии. Никто до них не доберется. Ни единого шанса.

Нам кажется, что прошла целая вечность, пока мы ждали Бет. Я знаю, что она не может работать быстрее, чем работает, она и так впечатляет, но я чувствую, что каждый мускул в моем теле напряжен и ждет, когда она что-то скажет. Я знаю, что существует вполне реальная возможность того, что сейчас она не сможет нам помочь, а если не сможет, то мы будем искать Диего, как иголку в стоге сена. Он может быть где угодно в городе. Мы можем попытаться отследить его передвижения, и Бет тоже может помочь в этом, но гарантий нет.

— Вот! — Бет кричит о своем успехе, указывая на экран. — Вот он. Фургон, четверо мужчин, две женщины. Женщины были на обочине, а потом их не стало. Лиц не видно, но темные волосы, это могут быть они. И местоположение совпадает. Что касается номерного знака…

Еще несколько касаний, и она кивает.

— Сомневаюсь, что в записях есть имена. Скорее всего, он куплен за наличные. Но теперь я могу попытаться проследить, куда он делся… — Она хмыкает, глядя на экран. — Дайте мне еще несколько минут. Я разберусь с этим. Мне нужна была всего одна зацепка, и теперь она у меня есть…

Минуты идут, и я чувствую, как мои руки сжимаются в кулаки, а мышцы болят от напряжения. Я думаю только о том, что сейчас может происходить с Еленой, с нашим ребенком и с Изабеллой. Что Диего может делать с ними, как он может вымещать на них свою злость.

Я должен добраться до нее. Эти две мысли повторяются снова и снова, проносясь в моей голове, пока я не чувствую, что могу сойти с ума от этого. Как будто я схожу с ума, стоя здесь и ожидая, когда нам скажут, где мы сможем найти женщину, которую я люблю.

Мне кажется, что прошла целая вечность, прежде чем я снова услышал голос Бет.

— У меня есть место. — В этом голосе звучит удовлетворение, а на ее губах расплывается улыбка. Когда я бросаю взгляд в сторону Нико, то вижу, что его взгляд прикован к экрану сильнее, чем у любого из нас, а это уже о чем-то говорит.

Похоже, новый второй командир Виктора влюбился в нашего хакера.

Впрочем, у меня нет времени раздумывать над этим. Проходит еще один такт, и Бет хлопает в ладоши.

— Есть. Вот этот дом. Я отправлю Коннору и Лиаму координаты. — Она делает паузу, нахмурившись. — Если вы собираетесь войти, дайте мне знать. Я посмотрю, что можно сделать, чтобы взломать их систему безопасности, если она у них есть. Возможно, вам будет немного легче.

— Спасибо…

Лиам начинает говорить, но конца фразы мы не слышим. Раздается внезапный взрывной звук, и все здание содрогается, стол и компьютер летят, Коннор сбивается с ног, а остальные натыкаются спиной на стены и стулья, поскольку то, что, несомненно, является взрывом, проносится по зданию откуда-то, достаточно близко, чтобы причинить нам боль, но не настолько близко, чтобы мгновенно испепелить нас всех.

Повсюду раздаются сигналы тревоги. Лиам поднимает себя с ковра, тянется к брату и смотрит на меня с бледным и паническим лицом.

— Нам нужно убираться отсюда.

26

ЕЛЕНА

Когда я просыпаюсь, мой первый инстинкт — бороться. Я даже не успеваю понять, где нахожусь, как начинаю бороться. Что-то держит меня, и сначала мне кажется, что это человек, но, когда я пытаюсь рвануться вперед и не могу, сквозь затянувшийся туман до меня медленно доходит, что я привязана. К стулу.

Постепенно мир вокруг начинает возвращаться в фокус. Я нахожусь, кажется, на складе, вокруг меня обмотана веревка, я сижу на жестком металлическом стуле. Во рту ужасный привкус, язык словно прилип к небу, а голова раскалывается. Несмотря на это, я кручусь из стороны в сторону, ища Изабеллу. Но вижу лишь огромного темноволосого мужчину в черной рубашке, который сидит на другом металлическом стуле, на коленях у него лежит пистолет, а его взгляд буравит меня. Мне не нравится, как он на меня смотрит.

Мне вообще все это не нравится. Меня накачали наркотиками. Меня снова охватывает паника, и не только из-за ситуации, в которой я нахожусь, но и потому, что я не знаю, как наркотик может повлиять на ребенка. В голове проносятся видения пропитанных кровью простыней несколько недель назад, только на этот раз у меня нет возможности добраться до больницы, нет возможности добраться до Левина…

Левин. Острая боль ударяет мне в грудь, когда я понимаю, что это сделает с ним. С нами, если мне повезет выбраться из этой ловушки и вернуться к нему, что кажется ужасающе маловероятным. Это его худший страх: его жена и ребенок снова в опасности, в ситуации, когда он не может помочь.

Сколько времени пройдет, прежде чем он узнает? Он в Нью-Йорке. Охранники должны были вернуться, обнаружить, что нас там нет, и поднять тревогу. Я понятия не имею, сколько времени прошло, он мог уже получить звонок и вернуться в Бостон. Но я понятия не имею, какие планы у Диего. Я могу оказаться в самолете еще до того, как Левин доберется до меня, а Изабелла…

— Где моя сестра? — Я требую, слова выходят более невнятными, чем мне хотелось бы, из-за последствий наркотика. — Где Изабелла.

— Не твое собачье дело, — говорит мне мужчина, снова окидывая меня взглядом. — Не волнуйся, я уверен, что ты увидишь ее снова, прежде чем босс закончит с тем, что он запланировал.

При этих словах меня пробирает холод до самых костей.

— Что ты имеешь в виду?

— Скоро узнаешь. — Он ухмыляется, потянувшись вниз, чтобы поправить себя, когда смотрит на меня. — Знаешь, — добавляет он разговорчиво, как будто я не привязана к стулу посреди комнаты с направленным на меня пистолетом, — мне кажется, ты красивее из вас двоих. Другая выглядит так, будто готова откусить всем член, а ты… — он облизнул губы. — Ты выглядишь так, будто сосешь очень хорошо. Твои губки восхитительны.

— Я бы на твоем месте не ставила на это, — огрызаюсь я. — Что ты сделал с моей сестрой?

— Я? Ничего. Диего сказал, что мы не можем трогать вас двоих, к сожалению. Что-то там с покупателями и все такое, хотя я не вижу в этом ничего особенного, поскольку вы обе не девственницы. Но приказ босса есть приказ. — Он снова усмехается. — Он сказал, что ты главный приоритет. Он будет чертовски доволен, что нам удалось схватить вас обеих.

— Значит, Изабелла у вас. — Мне становится плохо от этой мысли. Я видела, как ее схватили до того, как я потеряла сознание, но у меня была небольшая надежда, что она сможет вырваться на свободу, что каким-то образом ей удастся избежать этой участи. Была вероятность, что мужчина лжет, чтобы раззадорить меня, такая возможность есть всегда, но я не думаю, что дело в этом. Думаю, он говорит правду.

— Диего будет чертовски рад, — повторяет он, как будто я не говорила. — Он будет чертовски рад заполучить в свои руки обеих сестер, которые выставили его дураком. Он только об этом и говорит, как сильно он вас обеих ненавидит. Как вы сделали из него дурака. Это не то, что я бы сказал перед мужчинами, которые на меня работают… но, может быть, именно поэтому у меня нет мужчин, которые на меня работают. — Он смеется, глубокий, раскатистый смех изнутри, как будто он сказал что-то особенно смешное.

Я не смеюсь, и тупо смотрю на этого идиота, и это, похоже, выводит его из себя. Он встает и направляется ко мне, держа пистолет в одной руке. Каким-то образом, может быть потому, что я знаю, что у Диего есть на меня планы, а значит, этот человек не сможет причинить мне вреда, мне удается не вздрогнуть, когда он останавливается прямо передо мной и берет мой подбородок между мясистыми пальцами.

— Очень жаль, что он не позволяет нам ничего с вами сделать, девочки, — рычит мужчина. — Я бы показал вам, что бывает, если не смеяться над мужскими шутками. — Он поднимает пистолет, прижимая дуло к моим губам, и на этот раз я не могу не вздрогнуть, потому что ужас, охвативший меня, настолько абсолютен. Диего, возможно, приказал им не причинять мне вреда, но это не спасет меня от идиота с трясущимися пальцами. Это также не поможет мне, если я пошевелюсь и напугаю его. — Я бы заставил тебя обхватить своими прелестными губками этот пистолет и посмотреть, как хорошо ты его сосешь, — шипит он. — А потом, если твое лицо останется целым и невредимым, ты могла бы повторить это на моем члене. — Его рука скользит вниз, развратно потирая себя. — В любом случае я бы кончил в твой милый ротик.

Кажется, меня сейчас вырвет. Единственное, что удерживает меня от этого, знание того, что может случиться, если я это сделаю, и тот факт, что я понятия не имею, надолго ли я здесь застряла, и как долго я просижу здесь в собственной блевотине.

— Хьюго, какого черта ты делаешь? — Другой голос доносится из дверного проема, и на этот раз я вздрагиваю. Ничего не могу с собой поделать, и я готовлюсь к выстрелу, к забвению, которое наступит после него, особенно когда чувствую, что Хьюго тоже дергается, пистолет судорожно прижимается к моему рту.

Господи, помоги мне. Я не так хочу умереть.

— Убери это от ее гребаного лица. — Человек, который идет к нам, худее Хьюго, но в его лице чувствуется властность, которой нет у Хьюго, интеллект, которого нет у того, кто стоит передо мной. — Самолет Диего только что приземлился. Он захочет их увидеть. Давай, блядь, и не пытайся выебываться, а то я скажу ему, что поймал тебя с пистолетом у лица той, кто ему больше всех нужен.

Худой мужчина кружит вокруг меня, пока говорит, разрезая веревки, привязывающие меня к стулу.

— И ты использовал веревки, а не пластиковые стяжки на ее запястьях. Черт, мужик. Надеюсь, у нее не будет ожогов…

— Она только что проснулась, — защищается Хьюго. — У нее не было времени бороться.

Худой мужчина не обращает на него внимания, поднимает меня со стула и разглядывает отстраненно, без той развратности, что была на лице Хьюго. Он задирает рукава моей футболки, осматривает руки, поднимает подол, проверяет бедра на наличие следов, и все это с клинической отстраненностью, которая говорит мне о том, что он больше беспокоится о том, что Диего разозлится, чем о том, что он может испытывать ко мне влечение.

— Иди забери другую, — огрызается он на Хьюго. — Я с ней разберусь.

И с этими словами меня выводят из комнаты.

— Не сопротивляйся, — говорит он мне, ведя меня по коридору. — Просто садись в машину, как хорошая девочка, и ты скоро увидишь свою сестру, на несколько минут, во всяком случае. Если ты будешь сопротивляться, мне придется снова накачать тебя наркотиками, а я не думаю, что тебе это понравится. Во-первых, для экономии времени они использовали ткань, а я всажу тебе иглу в шею, прямо в вену, и ты будешь спать как мертвая, пока не проснешься. Ощущения гораздо хуже, когда приходишь в себя.

На меня накатывает очередная волна тошноты, и несмотря на то, что все во мне кричит, что я должна сопротивляться, пытаться сбежать, я иду с ним, изо всех сил стараясь не отставать от его темпа, даже когда мои мышцы сводит судорогой, а онемевшие ноги спотыкаются друг о друга от, как я могу только предположить, затянувшихся последствий действия наркотика.

Я еще не умерла. Насколько мне известно, я еще не выехала из Бостона. И если есть хоть малейший шанс, что я смогу выкарабкаться, мне нужно думать о своем ребенке. Я не могу рисковать тем, что этот человек снова накачает меня наркотиками и увеличит вероятность того, что с ними что-то случится. Поэтому я делаю все возможное, чтобы не отстать от него, и не сопротивляюсь. Я сажусь в машину, у меня сводит живот и замирает сердце, потому что мне кажется, что это еще один шаг в сторону от безопасности, от шанса, что я когда-нибудь снова увижу Левина. Единственное, что не дает мне впасть в панику, это надежда на то, что мужчина говорит правду, что я скоро снова увижу Изабеллу, и что, если я сорвусь, есть шанс, что он все равно накачает меня наркотиками.

Поездка в машине кажется вечностью. Я неподвижно сижу на заднем сиденье, мои руки связаны перед собой пластиковой стяжкой, не слишком тугой, чтобы перекрыть кровообращение, но достаточно тугой, чтобы я хорошо понимала, что нахожусь в чьей-то власти. Я не сомневаюсь, что это сделано намеренно. Когда машина останавливается перед большим домом, мужчина, который забирал меня со склада, открывает дверь и берется за запястья, бесцеремонно вытаскивая меня из машины.

— Не сопротивляйся, — снова предупреждает он меня. — Диего разозлится, если мне придется тебя усмирять. Он сам этого ждет.

У меня в животе закипает страх, потому что по тому, как он это говорит, получается, будто Диего намерен причинить мне боль. Как будто он не против причинить мне боль, а большая часть моего мужества исходит от мысли, что Диего все еще видит во мне какую-то ценность, что у него есть на меня планы. Что у меня есть время, и я еще какое-то время буду физически в порядке.

Дом оказывается особняком, который либо достался Диего, либо был приобретен для него, и я, честно говоря, готова сделать ставку на оба варианта. Меня вводят в большую комнату, которая выглядит так, будто используется в качестве кабинета, с книжными полками по стенам и огромным письменным столом, и мой желудок сжимается от страха, когда я вижу Диего, сидящего за этим столом. Я впервые вижу его с той вечеринки после аукциона, на котором меня купил Левин.

Кажется, что это было целую жизнь назад. Как будто это случилось с совершенно другим человеком.

Он встает, откладывает сигару, которую курил, и вытирает руки о брюки, огибая стол и направляясь ко мне.

— Елена Сантьяго. — Диего цокает языком, стоя передо мной. — Хорхе, оставь меня с ней на минутку. — Проверь Хьюго, убедись, что он не слишком увлекся другой. Я жду ее здесь через несколько минут.

— Конечно, сеньор. — Худой мужчина, Хорхе, отступает к двери, и я чувствую еще один холодный прилив паники, когда она закрывается за ним, и понимаю, что теперь я совершенно одна с Диего.

Я не замечаю пощечины. Диего бьет меня открытой ладонью по лицу, да так сильно, что сбивает на пол. Я оказываюсь на руках и коленях, задыхаясь от боли и будучи на мгновение уверенной, что меня сейчас стошнит на дорогой ковер, лежащий передо мной. Я смотрю на него, рассеянно прослеживая ковровый узор, пока пытаюсь вернуть контроль над собой.

— Вставай, — кричит Диего, в его голосе звучит отвращение, но я не уверена, что могу это сделать. Мой живот все еще вздымается, лицо попеременно горит и болит, и мне кажется, что я вот-вот потеряю сознание. — Такая чертова слабачка, — рычит он, хватая меня за локоть и поднимая на ноги. — Как такая слабая маленькая сучка умудрилась устроить моим людям веселую погоню по всему Рио? Я бы не поверил, если бы не видел, что ты стоишь передо мной.

Он снова бьет меня по той же стороне лица, снова отправляя меня на пол. Я сильно ударяюсь коленями о ковер, и глаза горят от слез. Не плачь, мысленно кричу я себе. Я не хочу плакать в его присутствии. Я не хочу доставлять ему это гребаное удовольствие.

— Где моя сестра? — Шиплю я между вдохами, пытаясь глотнуть воздуха в перерывах между вспышками боли в разбитой щеке и челюсти. — Где она?

— Скоро ты ее увидишь. — Диего отставляет одну ногу назад, как раз вовремя, чтобы я успела заметить, что на нем ботинки из крокодиловой кожи, и бьет меня по ребрам. В живот, снова в ребра, и я обхватываю себя руками, слезы наворачиваются на глаза, когда я снова и снова думаю: о боже, нет, только не мой ребенок, нет, пожалуйста, нет.

Я не могу сказать ему, что беременна. Я не представляю, что он сделает. Если он планирует продать меня, как я все еще думаю, несмотря на его отношение ко мне, он, вероятно, заставит меня сделать аборт. В любом случае, он может сделать это просто ради удовольствия причинить мне боль, независимо от того, какие у него планы. Несмотря ни на что, я не могу сказать ему об этом. Я не могу дать ему больше ничего, что он мог бы использовать против меня.

Его нога снова отдергивается, когда дверь открывается, и я вижу, как входят Хьюго и Хорхе, а между ними Изабелла. У нее разбита губа, но на лице — хорошо знакомый мне вызывающий взгляд, и я уверена, что она устроила одному из них настоящий ад, прежде чем они наконец сломались и дали ей пощечину, скорее всего, Хьюго. Не думаю, что Хорхе настолько глуп, чтобы сделать это.

Лицо Диего темнеет, когда он все это понимает, и в тот же момент я вижу, как Изабелла в абсолютном ужасе смотрит на меня, свернувшуюся калачиком на ковре, прикрывая руками живот.

— Что ты с ней сделал, гребаный монстр? — Кричит она, вырываясь из рук Хьюго, прежде чем он успевает остановить ее. Словно инстинкт, он хватает ее за волосы, наматывает их на кулак, оттаскивая назад, и она вскрикивает.

Хорхе открывает рот, чтобы что-то сказать, но не успевает. Диего выхватывает пистолет быстрее, чем я успеваю моргнуть, и выстрел на время оглушает всех нас, когда Хьюго падает на пол, истекая кровью из дыры во лбу.

— Я же говорил тебе не трогать их, — холодно говорит Диего, опуская пистолет. — Я полагаю, это Хьюго сделал это с ее губой?

Изабелла дрожит, прижавшись к Хорхе, на ее руке запекшаяся кровь Хьюго. Она отшатывается от него, как только понимает, что упала на него, и Хорхе кивает, слегка побледнев.

— Так и есть. Похоже, она доставила ему неприятности, но, конечно, это не оправдание, — быстро добавляет он.

— Конечно, это не гребаное оправдание, — выплевывает Диего. — Одна девушка доставила ему столько проблем? Нет, ему нужна была причина. Надеюсь, она того стоила.

Диего проходит мимо меня к Изабелле и берет ее за подбородок, поворачивая ее голову то в одну, то в другую сторону, не обращая внимания на тело Хьюго, лежащее у его ног. Я не могу перестать смотреть на него, на кровь, вытекающую из огнестрельного ранения на ковер.

— Убедись, что мы выплатим владельцам дома компенсацию за их ковер, — говорит Диего, осматривая лицо Изабеллы. — Не стоит быть грубыми с хозяевами.

По крайней мере, они живы. Это все, о чем я могу думать, пока лежу здесь, корчась от боли: мертвое тело всего в нескольких футах от меня, а мою сестру держит в руках человек, которого мы обе ненавидим и боимся больше всего на свете.

— Все не так уж плохо, — наконец говорит Диего. — Мне придется отложить ее продажу, пока ее раны не заживут, но человек, которому я планировал ее продать, сказал, что сможет встретиться на несколько дней позже, чем планировал, так что все может получиться. — Он отпустил ее лицо и снова повернулся ко мне. — Что касается тебя…

Изабелла открывает рот, чтобы что-то сказать, а я смотрю на нее, надеясь, что она увидит выражение моего лица. Я не думаю, что она скажет что-нибудь о ребенке, думаю, она придет к тому же выводу, что и я, но я также знаю, что она, скорее всего, в такой же панике, как и я, и в два раза чаще позволяет своему языку убежать от нее.

Диего тянется вниз, снова поднимая меня на ноги. Я не могу не вздрогнуть, а он смеется, как будто ему все это доставляет истинное удовольствие.

— Не волнуйся, — говорит он беззаботно. — Я больше не буду тебя бить. По крайней мере, пока.

Он машет Хорхе, который отводит Изабеллу в сторону, а затем подводит меня, чтобы я встала рядом с ней. Она тут же берет мою руку в свою, обе связаны одинаковыми узами, и я цепляюсь за ее пальцы, нуждаясь в чем-то, в чем угодно, лишь бы заземлить меня, не дать мне рассыпаться.

— Вы сделали из меня дурака, — жестко говорит Диего, глядя на нас обоих. — Ваша семья сделала из меня дурака. Или, по крайней мере, пыталась. Но я упорствовал. Я продолжал искать способы добиться того, чтобы семья Сантьяго поняла, что Диего Гонсалес — не тот человек, которому можно перечить. — Его глаза сужаются, когда он останавливается лицом к нам. — И теперь я преуспел.

— В чем? — Прошипела Изабелла. — Ты держишь нас здесь. Поздравляю. Ты захватил двух женщин и даже не сам, а отправил за нами своих головорезов. Ты большой и страшный человек. Но это не значит, что все кончено. Мой муж спас меня от укротителя невест. Муж Елены работал на чертов гребаный Синдикат. Думаешь, ты страшнее? — Она смеется, грубым, хриплым, гогочущим звуком, который я не уверена, что когда-либо слышала от своей сестры раньше. — Ты — ничто. И когда они придут за тобой, ты умрешь никем.

Она отшатывается назад, плюет ему в лицо, и я вижу, как Диего напрягается, как сжимает руку, физически удерживая себя от того, чтобы наброситься на нее за это. Он тянется вниз, достает из кармана носовой платок. Медленно вытирает плевок с лица, заправляет платок обратно, а затем так же небрежно, словно достает что-то с полки, делает шаг вперед и бьет меня в челюсть.

Боль пронзает меня насквозь, от ее силы комната на время начинает плыть, и я падаю спиной на книжную полку. Книги падают на пол, и я падаю, а Диего стоит и смотрит на меня с беспечным выражением лица, в то время как Изабелла в шоке вскрикивает.

— Смелые слова от смелой маленькой девочки, — усмехается он. — Я не могу наложить на тебя руку, поскольку намерен продать тебя. Но это неважно. Даже лучше, я думаю. Ты сможешь выдержать удары. Я знаю кое-что из того, что делал с тобой укротитель невест, из тех историй, которыми он известен. Уверен, ты выдержишь боль и все равно выплюнешь ее мне в лицо, если только я не сделаю с тобой что-то по-настоящему ужасное, что-то, что сделает тебя непригодной для продажи, а я не хочу этого делать. Я не могу принять полную потерю.

Я смутно слышу, что он говорит, и страх ползет по моей коже, оседая в костях от тошнотворного осознания того, что это значит. Если он вымещает свою жестокость на мне, если он готов ударить меня, а не Изабеллу, потому что планирует продать ее, значит, он не намерен продавать меня.

Это значит, что у него на меня есть другие планы. Что-то, что, я уверена, будет гораздо хуже.

— Видеть, как твоей сестре больно, — продолжает Диего, сгибая руку, которой он ударил меня, — думаю, это ранит тебя сильнее, чем твоя собственная боль. И мне очень нравится смотреть, как ты стоишь, беспомощная, пока я причиняю ей боль, которую ты заслужила. Так что если ты хочешь пощадить свою хорошенькую сестренку, то держи свой хорошенький ротик на замке. Понятно?

Изабелла вдыхает, и, когда мое зрение проясняется, я вижу едва сдерживаемый страх на ее лице. Она медленно кивает, и Диего улыбается.

— Хорошо. Я рад, что мы пришли к взаимопониманию. А теперь, если ты позволишь мне я закончу свои объяснения.

— Меня не волнует твой монолог злодея. — Я медленно поднимаюсь с пола, чувствуя, что каждая часть моего тела начинает болеть. — Просто скажи нам, что ты собираешься делать.

Диего испускает долгий, медленный вздох.

— Пожалуйста, заткнись, пока я не заткнул тебе рот. — Его темные глаза смотрят на меня, полные яда, который высасывает из меня воздух. — И то, что я дам тебе в рот, не будет тем, что ты захочешь получить в присутствии своей сестры. — Он смотрит на Хорхе.

К моему удивлению, на лице Хорхе нет выражения предвкушения похоти при мысли о том, что меня могут заставить сосать его член в качестве наказания. Его даже слегка тошнит от этой мысли, он на мгновение вздрагивает, но тут же одергивает себя, пока его босс не заметил этого. Это вселяет в меня надежду. Чтобы ни привело Хорхе к работе на Диего, ему, похоже, не нравится насилие над женщинами, он не хочет причинять мне боль, и уж тем более не хочет насиловать меня. У меня есть маленькая, бесконечно малая надежда, что это может сработать в мою пользу.

— Вы заплатите за то, что сделали, — продолжает Диего, глядя на нас двоих. — Ваша семья заплатит за время, которого вы мне стоили, за прибыль, которой вы меня лишили, за уважение, которое вы растоптали. Мне должны были дать невесту, а вместо этого из меня выкачивали ресурсы, людей и время. У меня украли Изабеллу, а потом ваша семья имела наглость попытаться отказать мне в Елене, а потом и ее украли. Я пытался возместить свои потери, продав ее, но меня обманули. — Его щеки краснеют, пылая от гнева, когда он перечисляет грехи, совершенные моей семьей против него. — Я получу свое воздаяние. И оно уже началось.

Я вижу, как Изабелла слегка побледнела при этих словах.

— Что ты имеешь в виду? — Спрашивает она тоненьким голоском, дрожащим по краям, прежде чем я успеваю ответить. — О чем ты говоришь?

Я знаю, что она думает о Найле, об Эшлинг. Мой желудок скручивается при мысли о том, что моей племяннице причинят вред, но я не думаю, что Диего стал бы возражать против этого. Более того, я уверена, что он этого не сделает.

Диего отворачивается от нас и направляется к столу, где открывает папку и достает стопку глянцевых фотографий. У меня сводит живот при мысли о том, что на них может быть изображено.

Мне не придется долго ждать, чтобы узнать это.

— Хорхе, — зовет он через плечо, раскладывая их на столе. — Приведи сюда девочек, чтобы они могли посмотреть.

На этот раз ни Изабелла, ни я не сопротивляемся, когда Хорхе подталкивает нас к столу. Теперь я понимаю, почему Диего считал, что ему нужен только один человек, чтобы охранять нас обеих. Я не буду сопротивляться из страха, что Диего может применить ко мне еще больше насилия, даже если он не знает, что это скорее из страха за моего ребенка, чем за себя, а Изабелла не будет сопротивляться, потому что знает, что он выместит свой гнев на мне. Это идеальный план, на его собственный извращенный лад.

Мы медленно подходим к столу, и, когда я вижу, что передо мной, я слышу придушенный крик Изабеллы, и желчь поднимается у меня в горле, кислотная и жгучая.

— Нет, — шепчет Изабелла. — О Боже, что это?

На первых фотографиях — особняк, похожий на дом нашего детства, обгоревший и местами разбитый от выстрелов, похожий на руины военного нападения. Но другие гораздо хуже.

Это охранники, изуродованные, обожженные и застреленные. И еще пара — мужчина и женщина средних лет, одетые в очень красивую одежду, изуродованные до неузнаваемости и явно мертвые. Никто не мог выжить после того, что с ними сделали. Желчь бурлит в горле, и я не могу ее остановить. Изабелла задыхается, с ее губ срывается всхлипывающий стон, и я краем глаза вижу, как она дико смотрит на Диего.

— Этого не может быть, это не…

— Ваши родители? — Диего смотрит на нее с самодовольной улыбкой. — Так и есть. Это твой дом, твои стражи, твои родители. Начало моей мести. Пока ты ходила по магазинам, наслаждаясь свободой, которую купили тебе эти мужчины, которых ты так любишь, ирландец и русский, твоих родителей пытали. Говорили, что следующими будут их дети. Их внуки. Что я не остановлюсь, пока линия Сантьяго не будет стерта с лица земли, а земля не засыплет ее солью. — Его рука вырывается и хватает Изабеллу за подбородок, его взгляд темнеет. — Ты понимаешь, что я говорю?

— Ты убьешь нас, — шепчет Изабелла, ее голос трещит от едва сдерживаемых слез, и Диего смеется, глубоким и грохочущим смехом, который, кажется, заполняет всю комнату вокруг нас.

— Вряд ли. — Он широко улыбается. — По крайней мере, не я. Но я заставлю тебя заплатить. И поскольку эти ирландские короли были настолько глупы, что заключили союз с твоим отцом, они тоже заплатят. Я уничтожу их и заберу их территорию. Бостон будет принадлежать картелю Гонсалеса, когда я закончу.

Изабелла смеется, не хриплым, издевательским гоготом, как раньше, а пустотой и надрывом.

— Ты дурак, — презрительно говорит она. — Дурак, мать твою, если думаешь, что сможешь захватить территорию Королей, что сможешь победить братьев Макгрегор, семью, чей король чуть не лишил Братву и мафию территории Нью-Йорка, пока Виктор не разгадал их план. Ты ничто по сравнению с ними. Коннор и Лиам уничтожат всех твоих людей и помочатся на твой труп, прежде чем ты возьмешь Бостон…

Диего протискивается мимо нее, его рука обвивает мои волосы, и он с силой тащит меня в одну сторону, заставляя опуститься на колени на ковер, когда я вскрикиваю.

— Еще одна твоя грубость, — шипит он на Изабеллу, — и мы все устроим небольшое представление, когда я заставлю твою сестру ублажать мою охрану. Понятно? И если ты не извлечешь из этого урока урок, то следующим членом, который я засуну ей в рот, будет мой. А после этого…

— Хорошо! — Изабелла покачала головой, впиваясь зубами в нижнюю губу. — Я поняла.

— Правда, надеюсь, что нет. — Диего угрожающе ухмыляется. — Надеюсь, ты снова заговоришь, и я смогу насладиться тем, как твоя великолепная сестренка плачет, пока ее заставляют ублажать Хорхе.

Изабелла сжимает челюсти. Я вижу, как все слова зажаты в ее стиснутых зубах, все, что она хочет выплеснуть в него, но не делает этого. Она молчит, а Диего снова издает этот тихий звук.

— Жаль. Но мы еще не закончили, так что время еще есть. — Он отпускает мои волосы, но не делает ни малейшего движения, чтобы поднять меня с колен, и я не смею пошевелиться.

— Видите ли, — продолжает он с той же злобной улыбкой на лице, — ваши короли и их помощник, храбрый бывший убийца, который был так увлечен красавицей Еленой, попали в ловушку. На самом деле… — он сверился с часами, — эта ловушка, возможно, уже сработала.

Изабелла смотрит на него, ее лицо пепельное, и я знаю, что мое должно выглядеть точно так же. Я чувствую, что дрожу всеми частями тела, до самых костей, дрожу от страха, стоя на коленях и гадая, какую ужасную вещь он скажет дальше. Я должна была бы плакать, раствориться в слезах от того, что мы видели на тех фотографиях, но я не могу даже заплакать. Я уже прошла через это, шок распространяется по мне, пока все, что я чувствую, это оцепенение, дрожащий холод.

— О чем ты говоришь? — Требует Изабелла, и Диего усмехается.

— События развивались следующим образом. Мои люди подобрали вас, как им и было велено. Вас держали и накачивали наркотиками, пока мы ждали, пока все соберется воедино. Конечно, как только ваша незадачливая охрана обнаружила, что вас похитили, как только они отвернулись, а мы ждали этого момента, они сообщили об этом Найлу, который, в свою очередь, позвонил Левину, который немедленно вылетел на частном самолете Виктора Андреева обратно в Бостон, и к этому моменту Найл начал мобилизацию Королей все, чего мы ожидали. К тому времени, когда мой самолет приземлился и вас, девочки, привезли ко мне, мужчины, желающие защитить вас и свою территорию, в разной степени обеспокоенности, в зависимости от того, кого вы спросите, собрались, чтобы попытаться придумать план, отличный от того, который они первоначально разработали. И, конечно, я был готов к этому, как и ко всему остальному.

— Что ты имеешь в виду? — На этот раз моя очередь говорить, моя очередь шептать это тихим, дрожащим голосом. Я не уверена, что хочу знать, что он имеет в виду, но мне нужно знать. Мне нужно знать, что происходит, насколько все плохо.

— В штаб-квартире королей произойдет взрыв. Это может убить их, а может и не убить. — Диего пожимает плечами, как будто говорит о возможности дождя. — Кого-то убьет, а кого-то нет. В этом-то и прелесть, вы не знаете, живы ли те, кого вы любите, в эту минуту или нет, поскольку я ожидаю, что взрыв прогремит в любой момент. Я надеюсь, что хотя бы Левин выживет, для моих же целей, хотя я буду рад, если остальные погибнут. Особенно Найл, ведь для меня будет самой сладкой местью узнать, что твой муж, который помешал мне с самого начала, мертв от моей руки. — Диего улыбается Изабелле. — Но, конечно, в любом случае все они рано или поздно умрут.

— Они пережили и худшее. — Изабелла вздергивает подбородок, но в словах уже нет прежнего яда. Не знаю, из страха ли это за меня или потому, что она уже не так уверена, как раньше, но возможность последнего только усиливает мой страх.

— Конечно, они это сделали. Но, как я уже сказал, это не имеет значения. У меня есть люди, которые направляются к вашему дому, чтобы уничтожить оставшуюся охрану и забрать твою дочь. Если Найл выживет, он сможет наблюдать вместе со мной, как я убеждаюсь, что ваш ребенок мертв, это начало тех шагов, которые я планирую предпринять, чтобы в живых не осталось крови Сантьяго. После этого я убью его, а тебя отправлю к новому хозяину, который с удовольствием позаботится о том, чтобы твои оставшиеся дни были настолько болезненными и унизительными, насколько это вообще возможно.

— Ты чудовище, — шепчет Изабелла, и когда я поднимаю глаза, то вижу, что по ее щекам катятся слезы. Я вижу, как опускаются ее плечи, как из нее уходит вся борьба, и в этот момент я понимаю, что мы в полной заднице. Моя сестра, та, которая отказывалась сдаваться, чтобы не делал Диего, которая выжила, пока Найл не смог добраться до нее, которая всю свою жизнь бросала вызов всем и вся, кто осмеливался говорить ей, что ее жизнь должна быть какой угодно, только не под ее собственным контролем, сломлена.

Слезы текут и по моим щекам, руки сцеплены на коленях, пока я не перестаю их чувствовать, а боль в лице и теле отражается в сердцебиении. Я чувствую, как Диего обхватывает меня за руку, тащит к себе, и я не сопротивляюсь. Я не могу. Я знаю, что он собирается рассказать мне, что будет со мной дальше, и я не хочу этого знать. Мое сердце разрывается от боли за Изабеллу, за Найла, за их семью и за нашу… и я знаю, что, когда я услышу, что будет дальше, все разобьется вдребезги.

Диего протягивает руку, и на этот раз я не могу не вздрогнуть. Он усмехается, нежно прикасаясь к моему лицу, на этот раз пальцы скользят по уже запекшейся плоти в том месте, где он ударил меня.

— Прекрасная, невинная Елена. Ты была бы прекрасной невестой для меня, раз уж мне отказали в твоей сестре. Ты самое совершенное создание, не зря же главные короли пекутся о тебе. Ты принесла бы мне много денег, если бы тебя продали одному из тех, кто так хотел сломать дочь Сантьяго, лишить ее невинности всеми доступными им способами. Твой русский убийца украл у меня и то, и другое. А теперь я украду у него все.

— Пожалуйста, не причиняй ему вреда. — Слова прозвучали шепотом. — Пожалуйста. Мне все равно, что ты со мной сделаешь. Но, пожалуйста, не трогай Левина.

Диего смеется.

— Такое милое чувство. Но дело в том, милая девочка, что, причинив боль тебе, я причиню боль и ему. Я провел свое исследование о твоем храбром убийце. Я прекрасно знаю, что его задевает. И я знаю, что было сделано с его первой женой и ребенком.

У меня чуть колени не подкосились от такого заявления. Не могу представить, какое выражение появилось на моем лице, но что бы это ни было, оно явно радует Диего.

— О, ты думаешь, я не знал? — Он просит Хорхе оттащить Изабеллу назад, подальше от меня, чтобы между нами осталось пространство. Так что мне не за что ухватиться, когда он делает шаг вперед, одна рука все еще на моем покрытом синяками лице, а другую он прижимает к моему животу. — Я прекрасно знаю, что твой убийца был очень занят в Рио. Достаточно занят, чтобы положить в твой живот ребенка, которого я собираюсь вытащить.

На этот раз мои колени действительно подгибаются. Я чувствую, как они поддаются, как начинаю опускаться на пол, а Диего ловит меня, обхватывает за талию и притягивает к себе, насмехаясь.

— Я позволю храбрецу Левину вновь пережить ужасы своего прошлого. Конечно, из-за моего обращения с тобой сегодня ты уже могла потерять ребенка, но это не главное. Важно визуальное восприятие. Если Левин выжил после взрыва, то, как только он и остальные узнают, где вас держат, они придут сюда. Конечно, им понадобится время, чтобы понять это. К тому времени, как он это сделает, он попадет в ловушку моего собственного изготовления, как раз вовремя, чтобы мои охранники поймали и подчинили его, и он сможет посмотреть на сцену убийства своей первой жены, но на этот раз в реальном времени.