Дикая магия

Глава 14 ВЕЧНЫЙ ГОРОД

Виралай стал грезить Вечным городом еще с тех пор, когда случайно нашел маленький кусок пергамента между страницами трактата по анатомии собак, который он стащил из кабинета Мастера. Слова «собака» и «город» ничего тогда для него не значили, поскольку он еще не был знаком с чудесным, хитроумным устройством для обозревания мира, которое находилось в секретной комнате, и, следовательно, не видел других мест, кроме Святилища, и других животных, кроме Бете. Но он пришел в восторг от детальных изображений внутренних органов собаки и от мысли о том, что столько всего может находиться внутри одного живого существа. А потом из книги выпал этот пергамент с изображением города.

Сначала он не мог понять, на что смотрит: башни, шпили и арки на картинке изображались дважды вверху и внизу, те, что внизу — кверху ногами. Он повертел пергамент и понял, что это крепость, венчающая скалу, которая высилась на берегу озера. Отражение в воде в точности повторяло очертания города.

Что-то в этой картинке доставляло ему необъяснимое удовольствие, что-то в ее симметрии казалось волнующим и одновременно успокаивающим, хотя и этих понятий он тогда не мог обозначить словами. Этот образ стал преследовать его по ночам, во сне он снова и снова бежал по коридорам Святилища и неожиданно оказывался у возвышающихся над ним резных вороте картинки. Он смотрел на них и чувствовал, что за ними хранится много тайн.

И вот он здесь, в миле оттого самого места, преодолевает крутой спуск и продирается через колючие кусты, его зад невыносимо болит от тряски на пони, на которого его усадили. И вместо того чтобы испытывать восторженное предвкушение, он чувствует себя как никогда плохо. Уже более пяти дней он ехал на пони, но все еще не мог освоить этой сложной науки. Он никогда не ездил верхом.

Тайхо был глух к его страданиям. Чтобы, заезжая во все населенные пункты на пути от Форента в Йетру, тем не менее прибыть в город вовремя, приходилось избирать самые короткие маршруты, а это предполагало такие скалистые местности и густые леса, узкие тропки и крутые склоны, что ни о каких повозках не было и речи. Поэтому Виралаю пришлось ремнем привязать плетеную клетку Бете к одному боку животного — своенравного пони под грязной попоной и жуткими желтыми зубами, которые он очень любил демонстрировать, — а свои пожитки к другому. Сам же он чувствовал себя в седле как глыба, готовая сорваться со скалы в любой момент. Временами он думал, что уже никогда не сможет нормально ни сидеть, ни стоять.

Кошка между тем, несмотря на свое упрямство, не выказывала никакого неудовольствия. Тряска, казалось, убаюкивала ее. Он не слышал от нее ни единого звука за все время пути. Виралай почти завидовал ее заточению, ее просторной клетке, устланной тряпьем. Он как раз размышлял об этом, когда пони споткнулся о камень. Виралай сразу выпустил поводья и в ужасе вцепился в гриву животного. Когда он открыл глаза, оказалось, что он висит вниз головой под потным животом пони и смотрит на Вечный город, каким тот впервые предстал перед ним на пергаменте.

Семейство Винго двигалось к Вечному городу через Долину Алтана, обогнув гористые склоны Белого Пика и перебравшись через Золотые горы рядом с Гибеоном, где Фабел погасил небольшой долг (это означало, что другому кредитору придется еще подождать). Они остановились на ночь в гостинице «Три Леди», которая имела дурную славу публичного дома во времена лорда Фаро — о чем не преминул весело упомянуть Танто, — но теперь славилась по всей стране превосходным вином и вкусной едой.

— Мы заслуживаем одну ночь, проведенную в нормальных постелях, — заявил Фавио, когда его брат стал возмущаться по поводу дороговизны. — После всех этих дней, проведенных на дороге.

Даже опустошив несколько стаканов превосходного красного вина, Capo не мог заснуть. Сказывалось и то, что его заставили ночевать в одной комнате с Танто, хотя тот, утомленный тряской в повозке и убаюканный тремя бутылками самого дорогого вина, давно уже громко сопел. Древний шлем, казалось, еще больше обострил чуткость Capo: он мог слышать мысли тысяч людей, которые засыпали на кровати, на которой сейчас лежал он. Многие из них, естественно, не только спали здесь. Отпечатки, которые они оставили после себя, словно вырезанные на кровати, были расплывчаты, но достаточно многочисленны, чтобы лишить его сна. Тогда он ушел в конюшню и провел ночь среди лошадей. Их воспоминания были коротки, а жизнь проста, и даже Ночной Предвестник, так легко возбудимый, не доставлял ему беспокойства.

На следующее утро они отправились в путь по торговой дороге, которая извивалась у подножия Золотых гор, а потом выходила на Тильзийскую равнину. Там они издалека увидели караван кочевников, медленно двигавшийся через необозримое пространство, поросшее травой. Неподалеку паслись пони, и приближение Странствующего Народа ничуть не побеспокоило их. Впереди плавно поднялась в небо стая гусей. Птицы заинтересовали людей, сопровождавших их, гораздо больше, чем кочевники. Охота за йетранскими гусями была на редкость увлекательным занятием, кроме того, их перья шли на изготовление лучших стрел, как объяснил Танто.

Capo сконцентрировал внимание на Потерянных. Он насчитал только пять тележек и меньше дюжины животных, наверняка это был лишь головной отряд. Он оглядел линию горизонта в поисках остальных, потому что читал, что Потерянные путешествуют большими караванами, часто состоящими из полусотни повозок и большого числа огромных косматых йек, впряженных в них. Но в последние месяцы ему часто приходилось слышать, что эти огромные караваны разбивались на небольшие группы, чтобы привлекать меньше внимания, а в случае чего так было легче скрыться. Но путешествовать таким маленьким караваном еще опаснее: никакой защиты. Если эти пять повозок были первыми, то где же остальные? На горизонте ничего не видно. А может, когда они начали путь, их было больше? Capo с содроганием вспомнил гниющие, обезображенные тела, которые они видели на берегу реки на юге Пекса по пути с Большой Ярмарки. И снова он начал молиться о маленькой Гайе, чтобы она осталась жива.

Над ярко-голубой водой возвышались красные и коричневато-желтые стены; красные и коричнево-желтые отражения мерцали на поверхности озера. «Йетранская синь», неожиданно вспомнил Виралай, сжимая в кулаках поводья. Он вспомнил экзотические названия чернил, стоявших на полках в кабинете Рахе. Солнце освещало каменные стены, детали резьбы, бойницы для лучников. Стены соединяли собой высокие башни, резные шпили пронзали небосвод. Виралай раскрыл от изумления рот.

Впереди него ехали лорды: Тайхо Ишиан и Руи Финко, они не обращали внимания на эту красоту, их не трогало великолепие открывшегося вида. Они уже видели Йетру много раз, для них в этом не было никакого волшебства.

Когда они проезжали под аркой Рассветных ворот, Виралай снова чуть не свалился с пони, на этот раз оттого, что слишком далеко отклонился назад, пытаясь разглядеть сложную резьбу, украшавшую вход. С большого расстояния казалось, что это всего лишь абстрактный орнамент, но когда они подъехали ближе, Виралай смог разглядеть фигурки людей и животных. Мужчина, схвативший за лапы огромного хищника, женщина, обвитая змеей с кошачьей головой или, может быть, наоборот, кошкой с телом змеи, огромные крылатые животные, не меньше лошади или йеки, — драконы или другие мифические существа. Теперь Виралай жалел, что не уделял больше внимания книгам Мастера. Некоторые из изображений распознать было невозможно, как бы усердно он на них ни смотрел, детали были стерты как будто рукой гиганта, но скорее всего это поработали ветра, обдувавшие их веками.

Они шли на юг мимо Голубого пика, над Белыми пропастями, потом следовали долиной реки Тильзсн, их путь прерывался остановками на отдых в городах, где лорды разжигали религиозный пыл народа. Виралай собирал для Тайхо толпу за толпой, вытаскивая людей из их домов. Они шли на улицу, повинуясь неожиданному острому желанию купить хлеб, яйца или гусиные перья, которые им в действительности были не нужны. Он просто гладил Бете по голове, вытягивая из нее очередное заклинание, привлекающее толпу. Когда на площади собиралось больше сотни человек, необходимость в магии отпадала, потому что вид такого количества людей, собравшихся вместе, всегда притягивал еще больше народу, люди шли уже из простого любопытства. Скоро Виралай обнаружил, что может собрать целую площадь народа менее чем за треть часа. Потом Тайхо начинал свои страстные речи, опираясь то на сочувствие публики (похищение варварами его единственной дочери и насилие над ней), то на их ненависть ко всему чужеродному. Во имя Фаллы он требовал освобождения женщин Севера из-под власти их мужчин, заставляющих их ходить непокрытыми пред очами богини, которой они к тому же не поклонялись.

Поскольку местность по мере приближения к Вечному городу была заселена все гуще, Тайхо приходилось ораторствовать по три раза вдень. Он заставлял лошадей нестись галопом от города к городу, и именно поэтому Виралай так скверно себя чувствовал. Где бы они ни появлялись, везде оставляли после себя брожение умов, беспокойство, воспламененный фанатизм и жажду крови.

В Звездной Палате уже собрались многие из правящих лордов Истрии со своими свитами. Они либо расхаживали по залу, угощаясь аракой и миндальными пирожными, либо вели споры. Еще больше лордов должно было прибыть в течение дня. Собрание Совета начнется завтра после Первого Ритуала.

Capo в восторге оглядывался по сторонам. Это был его первый приезд в Вечный город, но он много читал о нем и знал наизусть поэму Фано Сирио, который прислуживал Леди при Йетранском дворе.

Наконец поняв смысл последних строчек поэмы, Capo решил, что это очень умный ход для выманивания денег у знатных господ, для которых и предназначались эти стихи. Он оглядывался по сторонам и любовался золочеными колоннами, изумительными гобеленами, украшавшими стены, массивной резной мебелью с ножками в виде лап — знак умельцев из Белых Лесов — и сложной конструкцией потолка на высоте не меньше пятидесяти футов, усеянного серебряными звездами, от которых и пошло название зала. Ничего удивительного, что Сирио так вдохновенно об этом писал. Capo чувствовал себя маленьким и околдованным. Он ощущал древность этого места в каждой его детали. Резьба, которая вилась вокруг колонн и ползла по стенам, исчезала под гобеленами и огибала высокие окна. Она выглядела слишком простой, чтобы быть истрийской. Фигуры людей и животные были вплетены в сложные узоры, которые на первый взгляд казались абстрактными, а потом неожиданно взору открывались изображения собак и лошадей, крылатых созданий, охотников и завоевателей. Одна резная панель особенно привлекла внимание Capo. На ней группа мужчин в длинных туниках с копьями в руках преследовала кого-то, таинственно скрытого под одним из гобеленов. Была видна только одна нога: судя по всему, принадлежащая теленку. Изображение заинтриговало Capo. Он огляделся по сторонам. Отец и дядя увлеченно беседовали с лордом Сестрин, а Танто отдыхал в отведенных им покоях.

Из нечаянного прикосновения к брату Capo узнал, что Танто уже отыскал здесь особенно привлекательную рабыню, и несмотря на то, что толку от ее прелестей для него было мало, он все равно намеревался позабавиться с ней. Capo нашел девушку, до того как он и отправились в Звездную Палату, и хотел предупредить, но она совершенно не понимала по-истрийски и знала только пару слов на Древнем языке. Она присвистывала и трещала в какой-то странной манере, которая напомнила ему речь старой женщины-кочевницы, бабушки Гайи. Они расстались, так и не поняв друг друга, а у Capo осталось подозрение, что она решила, будто он сам хотел заполучить ее. Тень беспокойства не оставляла его и тогда, когда он отделился от группы беседующих и пересек зал, направившись к противоположной стене. Гобелен, скрывавший преследуемого, был особенно хорош: полотно темно-красного цвета, рисунок выткан зеленью и золотом. Розы вились вокруг ног Баст и Леди, огромные деревья роняли кремовые лепестки им под ноги, птицы сидели на ветках, некоторые летали между деревьями. Но внимание Capo привлек не гобелен, его интересовал владелец странной ноги. Проскользнув за спинами лорда Варикса и высокого, худого человека с сияющей лысиной, Capo приподнял гобелен и заглянул под него.

Это был полностью обнаженный и весело смотрящий через плечо мужчина с огромным эрегированным членом. А перед ним бежал еще один такой же, и еще, и еще. Capo стало трудно дышать и он выпустил ткань. Щеки его горели. Фигуры запечатлелись в его сознании так ярко, как будто их вытатуировали на внутренней стороне черепа.

Соитие мужчин с мужчинами было запрещено в Истрии уже более сотни лет, хотя во многих рассказах об ушедших днях рассказывалось и про это. Внезапно на Capo вновь накатила волна воспоминаний Танто — мальчик-раб в апельсиновой роще. Его затошнило, желчь подкатила к его горлу, и он бросился прочь в поисках цветочного горшка или открытого окна.

— Ты, должно быть, оставшийся в живых сын Винго?

Голос был приятный, ровный, как отполированный водой камень. Capo оглянулся и увидел лорда Форента, с любопытством разглядывающего его.

Он сглотнул.

— Мой брат еще жив, — сказал он сухо.

Бровь Руи Финко изогнулась дугой.

— Не многие выживают в руках хирурга Бриго. Твой брат счастливчик.

Capo подумал о теперешнем уродстве брата, его становящемся с каждым днем все более ядовитым характере и горько усмехнулся.

— Едва ли.

В этот момент за плечом лорда Форента появилась еще одна фигура, заслонившая свет фонаря позади него. Capo почувствовал тень, которую отбрасывал этот человек, еще до того, как она упала на него.

Мужчина был высоким и бледным, с волосами желтовато-белого цвета, как шкура белого медведя, и бледными, как у кальмара, глазами. Когда он улыбнулся, Capo почувствовал себя так, будто все его внутренности вот-вот превратятся в воду. На руках у него сидела маленькая черная кошка, на которой был красный ошейник и намордник искусной работы. Не в состоянии смотреть на мужчину, Capo сфокусировал внимание на кошке. Все в ее поведении говорило о том, что она раздражена: вставшая дыбом шерсть вдоль позвоночника, круговые движения черного хвоста, то, как она отводила голову от длинных пальцев мужчины, которые ритмично поглаживали ее по шее. Он увидел, как ее когти — жемчужно-розовые и острые, словно иглы, — впивались в руку мужчины при каждом ее движении, как ее глаза сияют яростью из-за этого унизительного положения. И он вспомнил, что торговцы рассказывали о высоком бледном человеке с кошкой, который стоял позади Тайхо Ишиана, пока тот разглагольствовал о войне против Севера.

Когда Capo снова осмелился поднять взгляд, мужчина смотрел на него: но не в лицо, а в то место над сердцем, где под туникой в кожаном мешочке висел камень, — как будто его пристальный взгляд мог проникнуть под материю и почувствовать спрятанный там предмет. Камень же, казалось, был встревожен присутствием этого странного человека: он обжег кожу холодом, а потом начал ровно пульсировать, отчего Capo почувствовал головокружение, слабость и горячее желание оказаться подальше отсюда. Он уже повернулся, чтобы уйти, но путь ему преградил подошедший Тайхо Ишиан.

Однако лорд Кантары едва удостоил Capo взгляда — он возбужденно схватил Руи Финко за руку и потянул его в сторону. Он выглядел так, будто выпил целую бутыль араки, глаза его были выпучены и горели страстью, а обычно сурово-неподвижное лицо покраснело и оживилось.

— Наши усилия дали даже лучший результат, чем мы могли надеяться!

Это все, что удалось услышать Capo. В тот момент, когда Тайхо Ишиан начал говорить, бледный мужчина подошел к Capo и положил руку ему на плечо. Ужасный холод разлился по телу Capo. Казалось, ледяная вода наполняет его живот, грудь. Он не мог пошевелиться и едва дышал. Он ждал, что его, как обычно, захлестнет поток образов — шквал воспоминаний и желаний, отрывочные мысли и неконтролируемые побуждения, — но он не почувствовал ничего, кроме ужасного, парализующего холода, образы были столь призрачны и слабы, что можно было принять их за проявления его собственной фантазии. Затем холод исчез, и Capo понял, что бледный человек отдернул от него руку, как будто обжегся, и теперь пятился назад. Кошка, почувствовав ослабление хватки, выскочила из его рук и побежала под стол, волоча за собой красный поводок. Однако мужчина, казалось, даже не заметил этого — глаза его смотрели на Capo, выражая смертельный страх. Capo уже видел такой взгляд — у рабов, над которыми издевался Танто, у кролика, слегка прибитого, но еще живого. Последний раз он видел этот взгляд у старой кочевницы, которую Фавио привел на борт судна в Пексе, чтобы она полечила не приходившего в сознание Танто. Камень смерти — так она назвала его амулет и скрылась. А Capo остался один на один со своими снами, в которых его преследовали люди, ненамеренно убитые им на Большой Ярмарке.

Его рука потянулась к камню, а бледный начал что-то быстро, нечленораздельно бормотать.

— Ради Фаллы, Виралай, — резко одернул его лорд Форента, глядя на колдуна через плечо Тайхо Ишиана. — Постарайся не выставлять себя полным дураком, и нас в том числе, в столь избранном обществе. — Потом глаза его сузились, и взгляд скользнул на пол, где из-под накрытого бордовой скатертью стола торчал черный кошачий хвост. — Поймай свое животное и закрой его в комнате.

Бледный человек — Виралай — колебался. Нужно было поймать кошку, но он не испытывал ни малейшего желания проходить мимо парня, который носит самое страшное оружие в мире у себя на шее, как если бы это была простая безделушка.

Capo с любопытством наблюдал за ним. Потом извинился, кивнув лорду Форента, который подозрительно смотрел на него, и лорду Кантары, не обращавшему на него внимания, и быстро удалился прочь.

— Я проезжал через город Монвия и видел там на улицах людей, кричащих о войне, воющих, как стая волков.

— В Ине, в Голубых лесах, на рыночной площади сожгли изображение северного короля.

— И в Йете тоже.

— Я приехал из Гибеона, где люди редко обращают внимание на такие вещи, но даже там все клянут варваров.

— Лорд Кантары хорошо известен в Гибеоне. Похищение его дочери приняли там близко сердцу.

— Герцог не даст санкций на военные действия, ведь так?

— Сэра не защищена от варварского нападения.

— Ай, ну кто сказал, что они будут нападать? Насколько я слышал, Вран полностью занят своим новым приобретением.

— Это-то и оскорбительно. Предпочесть кочевницу Леди Йетры! Это возмутительно!

— Но это лицо, однако…

— Виро, ты бы придержал язык, а не то загремишь на костер.

— Казна не потянет расходов на новую войну.

— Но выбор-то невелик: люди этого хотят, а как мы знаем, народ на редкость упрям, стоит им только вбить себе что-нибудь в голову. Горе постигнет того правителя, который осмелится пойти против желания народа.

— Да, это настоящая проблема. Все эти разговоры о войне подпитываются страстями, никто и не думает об экономике. Чего мы добьемся, если завоюем и разграбим Север? У них не осталось ничего, что могло бы нам понадобиться. Мы же согнали их на кучку скал посреди океана.

— Они могли бы проложить для нас путь по Вороновой Дороге…

— Только не смехотворный план лорда Форента! Я нисколько не верю в существование какого-то там Дальнего Запада. Все знают, что эти сокровища — всего лишь миф. Кроме того, если мы пойдем войной на Север, едва ли они захотят раскрыть нам свои секреты, а кто станет доверять информации, вырванной силой? Нет — все сошли с ума от своего религиозного пыла. Лично я буду голосовать против войны. У нас двадцать лет ушло на то, чтобы оправиться от последней.

— Бедная девушка украдена этими собаками для удовлетворения их извращенной похоти. Я боюсь даже представить, что могли с ней сделать. Вон там, видите? Ее отец. Он потрясен произошелшим. Говорят, он просил людей молиться вместе с ним Фалле о возвращении леди Селен.

— А разве он не убеждал их послать корабли на Север и вернуть ее силой?

— И спасти в придачу других женщин с островов.

— Бордели Сестрии только выгадают от этого.

— Варикс, ну что за неприличные шуточки?

— Ну а что еще может произойти с ними, если мы действительно «освободим» их от варваров?

— Ну, мы предложим им защиту, передадим их Сестрам для наставления на путь истинный.

— Ха! Очень я сомневаюсь, что Сестры с радостью согласятся на вмешательство в их размеренную молитвенную жизнь тысяч безбожниц-эйранок.

— Варикс, ты богохульник.

— Я просто прагматик, Палто, просто прагматик.

— Нужно шесть месяцев — даже больше, — чтобы построить флот. И это так дорого!

— Лорд Ишиан и лорд Финко, кажется, располагают достаточными суммами и очень заинтересованы в военном конфликте.

— Я бы назвал это любопытным везением. Хоть кто-нибудь может объяснить мне, откуда взялось их новоиспеченное богатство? Насколько я знаю, Прионан и Сэра совсем недавно требовали выплаты долга Кантары Высшему Совету. Бальто Мирон уже потирал руки, размечтавшись о новом замке.

— Ты отстал от времени! Насколько известно мне, лорд Кантары теперь добывает на своих землях серебро. Конечно же, все его долги уже уплачены сполна, и в последнее время он очень щедр.

— Неужели никого, кроме меня, не удивляет их странный союз? В конце концов, у Руи Финко уже много лет репутация самого распущенного человека в Истрии. У него наверняка множество побочных детей.

— Могу я посоветовать тебе говорить тише, Габран? Они прямо позади нас! Пойдем лучше прогуляемся по саду. Я слышал, что лорд Форента сильно изменился, он ежедневно приносит жертвы и проводит много времени, наставляя людей, призывая их к святости.

— К священной войне, ты хочешь сказать?

— Ну да, конечно, к тому, что нужно нести слово Леди Фаллы на варварские острова.

— Нести с огнем и мечом? Ты об этом?

— Если это поможет сделать наших северных соседей цивилизованными, тогда я с ним.

— У меня этот шрам остался с последней войны с Эйрой.

— А мой отец погиб.

— Мои поместья так и не восстановились после разрушений, сделанных северянами.

— Разве тебе не хочется воспользоваться этим шансом, чтобы отомстить? Я поклялся отыскать человека, который убил моего отца. Если объявят войну, я добровольцем запишусь на первый же корабль, который направится на север!

— А что ты понимаешь в мореплавании, Фестран? Ты помрешь от морской болезни еще до того, как корабль покинет гавань Гедеры.

Совет был созван сразу по окончании Первого Ритуала. Возгласы городского глашатая все еще отдавались эхом от розово-красных стен городских башен, когда лорды Истрии со своими сыновьями, племянниками и двоюродными братьями заняли места в Палате Высшего Совета. Зал был битком набит, раздавался гул взволнованных голосов. Здесь собралось более сотни наиболее могущественных людей Истрии: наследственные лорды, чья родословная уходила в глубь веков ко временам Первой Династии; главы кланов, представляющие все большие города и провинции Империи. В центре стоял широкий резной стол, на который, как рассказывали, пошел ствол огромного дуба из лесов вокруг Сестрии еще до указа о строительстве флота перед Третьей войной, когда все леса были опустошены. Во главе его сидели лорд Прионан, герцог Сэры и лорды Йетры, Гревинги Гесто Дистра. Последние, казалось, постарели на много лет всего за каких-то несколько месяцев. Они выглядели хрупкими и сутулыми, их седые волосы едва прикрывали розовые, сияющие лысины. Они приняли слишком близко к сердцу оскорбление, нанесенное их внучке, говорили некоторые, хотя другие утверждали, что ей очень повезло и если бы ее увезли в Эйру, на Дистрах это сказалось бы еще более болезненно. Прионан же, напротив, выглядел довольным и оживленным. Румяные щёки и пышные формы создавали впечатление, что его изысканное одеяние в любой момент может расползтись по швам. Герцог Сэры был полной ему противоположностью — стройный и строгий в своей темно-синей одежде с благородной серебряной отделкой, спокойный и грациозный, как его снежный барс. Он окидывал взглядом зал, оценивая каждую подробность в поведении присутствующих, каждую мысль, промелькнувшую на их лицах. Он не одобрял войны: как и Гедере, Сэре пришлось бы много потерять в войне с Севером, это уже неоднократно было доказано в течение последних столетий. Стены города, которым управлял его род уже около двухсот пятидесяти лет — с тех самых пор, как отсюда выгнали варваров, — разрушались четырежды в разных войнах, и каждый раз горожане отстраивали их, делая выше и крепче. Стены замка носили на себе следы огня и обстрелов. После каждой войны приходилось рыть новые колодцы, так как старые отравлялись врагом. В последнее время у него впервые за многие годы появилось достаточно средств на постройку прекрасного вольера, о котором он давно мечтал: уж лучше провести старость со своими любимцами, чем сражаться в заведомо безнадежной войне.

Для Capo было отведено место на краю скамейки через ряд от большого стола. Его брата в кресле на колесиках, которое им пришлось тащить всю дорогу из Алтеи, с почтением расположили сбоку от него. Capo подумал, что это невероятная честь сидеть так близко к центру, и, вероятно, так получилось из-за ошибки какого-нибудь уставшего распорядителя.

Лорд Кантары должен был горько разочароваться, если ожидал, что ему предложат место за большим столом. Когда он вошел в Палату, уверенно держась рядом с Руи Финко, который прошествовал к своему месту по левую руку от герцога, лорда Ишиана сдержанно попросили проследовать к ряду, где размешался клан Винго, и Фавио с Фабелом пришлось встать, чтобы дать ему пройти. Capo увидел, как лицо его отца потемнело от ненависти, когда лорд проталкивался к своему месту, и понял, о чем он думает.

Capo тоже встал, чтобы позволить Тайхо сесть рядом с его братом, но лорд Кантары лишь в ужасе взглянул на бледное безволосое создание, напоминавшее огромную личинку, и быстро, не произнеся ни слова, опустился на скамейку между Capo и его дядей.

Глаза Танто вспыхнули от ярости, и он злобно ткнул Capo пальцем в бедро. Прикосновение было коротким, но, несмотря на это, Capo обожгла волна раздражительности и злости.

— Посторонись, чтобы я мог обратиться к лорду Кантары.

Capo много бы отдал за то, чтобы вообще пересесть в другое место, но он просто отклонился назад, насколько смог.

— Милорд, — заговорил Танто высоким подобострастным голосом.

Тайхо притворился, будто не понял, что обращаются к нему. Танто откашлялся и повторил уже громче.

— Достопочтенный лорд Кантары!

Проигнорировать это было невозможно. Другие люди задвигались на своих местах, вытягивая шею, чтобы подслушать их разговор. В конце концов, это же герой Большой Ярмарки, который чуть не погиб, пытаясь спасти дочь Тайхо Ишиана от эйранских разбойников; более того, этот человек когда-то был надеждой истрийского народа; поговаривали, что он никогда не сможет ходить и иметь детей. Это была настоящая трагедия.

Тайхо склонил голову набок со всем изяществом, на какое был способен.

— Танто Винго, какая честь видеть вас снова.

— Есть ли новости о вашей дочери, милорд?

Голос Танто прозвучал так громко, что люди замолкли, оторвавшись от своих споров, и стали оглядываться, чтобы посмотреть, кто говорит. Тайхо едва удалось скрыть восторг от вопроса, привлекшего к нему столько внимания. Едва ли ему удалось бы создать подобную ситуацию столь изящно, если бы его усадили ближе к центру стола.

Голосом более громким, чем требовалось, чтобы его услышал Танто, он ответил:

— Никаких новостей, мой мальчик. Совсем никаких новостей. Боюсь, что она мертва или, хуже того, попала в рабство к этим подлым безбожникам, которые украли ее и убили ее служанку. Я не спал нормально ни одной ночи с тех пор, как у меня отняли мою дочь. Каждый день я приношу жертвы богине, молясь о ее спасении, и верю, что рано или поздно буду вознагражден.

— Они просто чудовища! — воскликнул Танто. — Уверен, мы не можем равнодушно смотреть на происходящее. Если бы я был здоров и полон сил, я бы сам принес огонь Леди на их берега, но, как вы видите, их клинки стали причиной моего нынешнего унизительного положения. Мой брат между тем уже признался мне, что ни о чем так не мечтает, как о мести, он хочет взять меч и щит и направиться к Северным островам, чтобы поквитаться за боль, причиненную вашей семье и моей.

Capo, даже если бы хотел, не мог оспорить эту ложь. Лорд Кантара повернулся к нему с пылающими глазами и со стоном заключил его в объятия.

В тот же момент все его существо наполнилось образами, он узнал каждую подлую мыслишку, каждое низкое желание этого человека, внешне столь благочестивого и набожного. Он вовсе не печалился о своей дочери, не желал восстановления справедливости. Огонь, который так ярко горел в нем, не был огнем праведности: это было лишь похотливое желание, этот человек намеревался топтать и убивать всех на своем пути ради того, чтобы выиграть приз. Вожделенной целью Тайхо была женщина, которую Capo видел раньше: она подошла к нему на покрытых пеплом черных берегах Лунной равнины, у костра, где горела Катла Арансон, и прикоснулась к камню, висевшему у него на шее. И этим простым прикосновением, с помощью сверхъестественной силы, которой обладала, она наделила камень силой смерти. Но женщина, которую он видел тогда — бледная и прекрасная, как морозный день, с серебристыми волосами и печальным взглядом, — в мыслях лорда Кантары имела совсем другой вид. Это была изменившаяся до неузнаваемости шлюха, распутная девка, которая выставляла напоказ свою наготу — сначала груди с розовыми сосками, потом вытянутые длинные белые ноги, открывающие зрелище столь же непристойное, сколь и захватывающее дух. Потом вспыхнул яркий образ короля Врана Ашарсона, великолепного в своей эйранской одежде, с длинными темными волосами, крепкими мышцами и проницательным взглядом. Рядом с ним была женщина, сияющая красотой в свете огня, ее рука покоилась в его ладони. А затем это прекрасное видение заменил образ другого Врана Ашарсона — с выколотыми глазами, покрытого сочащимися кровью ранами, висящего вниз головой на столбе. И Тайхо собственными руками потрошил еще живую плоть.

Задыхаясь, Capo отстранился от лорда, но все эти образы, изощренные и нечестивые, преследовали его в течение еще часа.

Поэтому он почти не слышал выступлений лордов Йетры, говоривших об оскорблении, нанесенном Югу, осквернении сада, который они создали для Леди, святотатстве по отношению к богине. Пока герцог Гилы жаловался на падение доходов и недостаток средств, Capo снова видел горящие города, кричащих людей и наложенный на все это образ зеленоглазой женщины. Когда заговорил герцог Сэры — о необходимости внимательно рассмотреть ситуацию и не принимать глупые, необдуманные решения, — он видел, как она раздвигает ноги. Когда поднялся Руи Финко и потребовал заступничества по отношению к лорду Кантары и каждому мужчине, женщине и ребенку в Истрии, приведя всех в волнение этой самой страстной и убедительной речью в истории Совета; когда было проведено голосование и принято решение большинством голосов; когда лорды Форента и Кантары были назначены командующими флота, который поведет армию и доставит священный огонь и слово богини в Эйру, и было названо имя Capo Винго, которого лорд Ишиан выбрал себе в лейтенанты, — сам Capo оставался глух и слеп ко всему происходящему, испытывая боль отвращения. Последнее видение, посетившее его перед тем, как на него посыпались комплименты и похлопывания по спине, привело его в ужас. Он увидел лорда Кантары рядом с высоким бледным человеком по имени Виралай, держащего в руках бесчувственную кочевницу, — они стояли на вершине высокой горы и смотрели на долину, где шла жестокая битва. В нескольких сотнях футов внизу огромная орда эйранцев сражалась с полчищем истрийцев. Они бились и падали, атаковали и умирали. Стрелы летали, как вороны. Звенели мечи и сверкали копья. Кровь текла рекой, ржали лошади. А потом неожиданно наступила тишина, и лорд Тайхо Ишиан поднял тот самый талисман, который сейчас висел на шее Capo Винго. Вобравший в себя всю силу волшебника, его кошки и женщины, камень испускал белые лучи — они накрыли долину и умертвили все живое вокруг.