9

30 декабря, 48 °C ниже нуля

Местность вокруг меня постепенно меняется: безлесные равнины становятся все более обширными, а лесные массивы встречаются реже. Эти леса представляют собой разбросанные там и сям сосновые и березовые рощи, вокруг которых петляют, обходя их, тропы и в которых водится превеликое множество фазанов. Мороз не спадает: температура стабильно держится между сорока и пятьюдесятью градусами ниже нуля. На голову нам свалился антициклон, и он не отпустит меня аж до Амурзета, который, как свидетельствует название, расположен на берегу реки Амур. По ту сторону Амура — Китай.

Река предстает перед моим взором в огненном свете заходящего солнца. Его косые лучи освещают многоквартирные дома в китайском городе, находящемся на противоположном берегу, и заставляют сверкать тысячей огоньков осколки льдин.

Таможенный пост закрыт, поэтому я проведу завтрашний день с членами своей бригады. Они все собрались еще два дня назад в этом селе, где нашли местечко для ночлега собак. Рядом с собаками сможем расположиться и мы. Животные, удобно устроившись на толстой подстилке из сена, спокойно отдыхают, даже и не подозревая о том, что они, по всей видимости, первые ездовые собаки, которые пересекают здесь границу. Это не какое-то там заурядное событие, поскольку, чтобы получить в виде исключения разрешение не проходить карантин, потребовались месяцы хлопот, десятки писем и встреч, куча потраченного времени и энергии… Причем результат отнюдь не был гарантирован. Хоть бы завтра все прошло нормально! По правде говоря, я далек от благодушия и сплю не очень хорошо: мне известно немало неприятных случаев, происшедших при пересечении границ, а потому я знаю, что никогда не стоит быть в чем-то уверенным заранее.

Собаки стремительно подбегают к пограничному пункту, и мне с большим трудом удается их остановить. Впрочем, я предвидел такое поведение, поэтому заставил собак сделать крюк и пробежать лишние двадцать километров, чтобы легче было их успокоить. Но как заставить их понять, что после того, как надета упряжь, им необходимо остановиться через какой-то неполный километр, отделяющий место нашего ночлега от пограничного пункта, и затем ждать несколько часов, пока будут выполняться административные формальности? Нет, заставить их это понять просто невозможно. Они хотят бежать и показывают это всем своим видом. Дарк по привычке что есть мочи лает, подстрекая остальных делать то же самое. В результате весь персонал российской таможни выходит поглазеть на моих собак и сфотографироваться рядом с ними. Все вроде бы начинается хорошо: начальник таможни, широко улыбаясь, принимает к рассмотрению наши документы. Как я и предчувствовал, претензий с российской стороны не будет. Что касается китайской таможни, то меня успокаивает тот факт, что, как мне стало известно, по ту сторону границы уже подготовлена торжественная церемония, в которой примут участие несколько местных начальников и множество представителей средств массовой информации. В подобной ситуации разве станет администрация таможни создавать мне какие-либо трудности? Нет, все, похоже, пройдет замечательно. Я сообщаю об этом своим коллегам, у которых, как и у меня, при приближении к этой знаменитой границе появилось немало дурных предчувствий. Мы начинаем веселиться, ставим свои подписи на плакатах, посвященных нашей экспедиции, и дарим эти плакаты таможенникам, которые проверяют документы, относящиеся к нашим собакам, автомобилям и мотосаням. Процесс это медленный, потому что требуется ставить печати и пломбы, делать ксерокопии документов, фотографировать… Однако дело все же продвигается и мое нервное напряжение спадает.

Тем не менее вскоре меня заставляет насторожиться Арно — а точнее, его озадаченная физиономия.

— Что случилось?

— Начальник таможни говорит, что он не уполномочен ставить подпись в книжке АТА (то есть в документе, относящемся к временному ввозу товаров), а без надлежащей подписи в этом документе он не может разрешить нам проехать.

— Это еще что за новости?

Оказывается, у этого таможенного поста нет права оформлять подобные документы. Начальник таможни ничего не хочет слышать и предлагает нам отправиться на другой таможенный пост! Это, конечно же, невозможно, причем по тысяче причин, так как сведет на нет все усилия, которые мы затратили на подготовку пересечения российско-китайской границы, а ведь на нее ушло несколько месяцев. Все оформленные нами документы не примут ни в каком другом пограничном посту Китая, поэтому пришлось бы начинать все сначала, а на это понадобилось бы по меньшей мере несколько недель! Кроме того, пришлось бы менять и заново прорабатывать маршрут движения, что добавило бы еще несколько недель задержки. Имеется и много других причин…

Как могло случиться, что мы узнаем об этом только сейчас, тогда как копия книжки АТА была передана высокопоставленному чиновнику российской таможни, встреча с которым состоялась в Москве в присутствии нашего временного поверенного в делах Франции в России? Очень многие вопросы останутся без ответа до завтрашнего дня в силу большой разницы во времени между данным регионом и Москвой. Я прошу отвести меня к начальнику таможни, чтобы показать ему письмо министра иностранных дел России, в котором тот заявляет о всесторонней поддержке данной экспедиции, и чтобы дать ему понять, к чему может привести его решение не пропускать нас (а именно — к серьезным дипломатическим последствиям). Исходя из поддержки на очень высоком уровне, доказательство которой я ему представлю, он ничем не будет рисковать, если позволит нам пересечь границу.

Однако начальник таможни не хочет слушать мои доводы.

— В этой стране есть определенные правила, и любой иностранец, само собой разумеется, должен их соблюдать! — заявляет он с довольно заносчивым видом.

— Я всегда их соблюдал, в том числе и во время данной экспедиции, и могу вам это доказать. Все было организовано в соответствии с этими правилами и согласовано с вашим начальством, которое по каким-то неизвестным мне причинам не передало информацию сюда.

Он, не отвечая, с неприступным видом возвращается в свой кабинет, не уделяя нам больше ни минуты внимания и оставляя нас с нашими собаками и нашим оборудованием.

У меня невольно опускаются руки.

На другом берегу Амура китайцы изнывают от нетерпения. Мне стало известно от нашего переводчика (который будет сопровождать Пьера и Арно во время моего путешествия по территории Китая), что китайцы установили транспаранты с приветственными надписями и соорудили небольшой помост, а также меня ждут многочисленные представители средств массовой информации и официальные лица. Чувствуя холодок в груди и немного стыдясь своего бессилия, я вынужден сообщить им, что сегодня я не въеду в Китай и что они старались зря…

Всю вторую половину дня я пытаюсь связаться со службами нашего посольства и с российскими властями, но всего лишь узнаю, что мне очень сильно не повезло, потому что сегодня пятница и канун самого большого периода праздничных и просто выходных дней, связанных с наступлением Нового года и русского православного Рождества, и что сейчас у всех, в том числе и у государственных служащих, выходной. Даже наше посольство — и то почти пустое. Дежурному по посольству не удается ни с кем связаться. В следующие два дня — то есть в субботу и воскресенье — таможня будет закрыта… Я отправляю сообщения куда только можно — в посольство России во Франции, в Министерство иностранных дел Франции, в различные российские органы власти, координаты которых мне известны… Поздно ночью я получаю успокаивающее сообщение из посольства, в котором мне советуют явиться на следующий день с утра пораньше в пограничный пункт. Именно так мы, конечно же, и поступаем. Дежурный таможенник уходит проконсультироваться к своему начальнику и, возвратившись несколькими минутами позже, сообщает, что ничего не изменилось и нам придется подождать. Поэтому мы ждем. Ждем в течение шести часов. В конце концов начальник таможни лично появляется перед нами и говорит (с заметным удовольствием!), что, несмотря на все наши усилия, не получил относительно нас никаких новых распоряжений.

Я ничего не понимаю. Поскольку разница во времени между данным регионом и Москвой составляет семь часов, я не смогу ни с кем связаться раньше четырех часов дня по местному времени. А сегодня еще и суббота!

Получается, что мы застряли здесь по меньшей мере до понедельника. Впав в глубокое уныние, мы снова разворачиваемся на сто восемьдесят градусов и возвращаемся в село, где нам предстоит провести двое суток и которое мы уже начинаем ненавидеть.

Погода — просто замечательная. Температура — между тридцатью и сорока градусами ниже нуля, ветра нет, ярко светит солнце. Собаки пребывают в прекрасной форме и, как и я, сгорают от желания побыстрее отправиться в путь. Впрочем, мы здесь крепко застряли. Я еле сдерживаюсь и еще активнее предпринимаю различные действия: шлю по электронной почте срочные письма в соответствующие министерства, отправляю текстовые сообщения по телефону… Но, по правде говоря, мне мало кто и мало что на это отвечает, и если я и получаю ответ, то примерно такого содержания: «Я попытаюсь выяснить, что могу сделать, однако все органы административной власти сейчас закрыты».

Чтобы хоть как-то снять нервное напряжение, я надеваю упряжь на собак и по заснеженной дороге еду в ближайшее село. Дорога эта тянется вдоль колючей проволоки, окаймляющей нейтральную полосу шириной более пяти километров, противоположная граница которой обозначена самой рекой Амур. Вооруженные автоматами Калашникова солдаты, ведущие наблюдение на сторожевых вышках, сообщают по телефону начальству о том, что мимо них проехала собачья упряжка и в какое время это произошло.

В понедельник утром мы даже не едем на таможню, потому что так и не было получено никаких новых документов и сообщений, позволивших бы нам пересечь границу.

В этот понедельник у всех российских государственных служащих выходной день, однако мне удается связаться с несколькими чиновниками в министерстве иностранных дел Франции, в посольстве Франции в Москве и в посольстве России в Париже. Кроме того, я поставил в известность средства массовой информации и те начали поднимать шум, тем более что я сообщил, что у нас скоро закончится корм для собак, а следующая точка, в которой заготовлен корм, находится хоть и всего лишь в двух километрах отсюда, но… по другую сторону Амура, в Китае!

В ночь с понедельника на вторник мы получаем письменное уведомление, в котором говорится, что таможенному посту Амурзета в качестве исключения разрешили поставить подпись в книжке АТА и пропустить нас через границу с Китаем. Данное разрешение должно прибыть не позднее завтрашнего утра, а потому нам рекомендуется явиться на таможенный пост к одиннадцати часам утра — то есть к тому времени, к которому начальник таможни уже просмотрит полученные по электронной почте письма.

На следующий день в полдень Арно, дежуривший возле таможни, сообщил ее начальнику, что уже должно было поступить нужное нам разрешение. Что же произошло? Может, начальник стер у себя в компьютере полученное по электронной почте письмо? Или он его вообще не получал? Мы этого никогда не узнаем, но, принимая во внимание то, что нам затем пришлось пережить, я больше верю в первое предположение. Снова оказавшись заложником разницы во времени между данным регионом и Москвой, я смог связаться с таможенным атташе нашего посольства лишь к концу дня по местному времени. Тот незамедлительно поставил в известность соответствующие инстанции — или, по крайней мере, лиц, которые обладают хоть какой-то властью и которые оказались на своем рабочем месте в министерстве. Он попросил нас быть готовыми пересечь этот таможенный пост, и мы сообщили об этом в китайскую таможню, чтобы ее служащие задержались немного дольше положенного времени (что китайские служащие и сделали) и мы смогли въехать в Китай… Время шло, но никаких разрешений так и не поступило. В пять часов вечера таможенный пост закрывается, и откроется он только послезавтра: страна будет праздновать православное Рождество.

Я прихожу в бешенство, тем более что начальник таможни, который, по его же словам, так и не получил никаких указаний от властей, заявляющих нам о своей поддержке, открыто смеется нам в лицо. А тут еще вмешивается ФСБ. Федеральная служба безопасности России: ее сотрудники требуют от нас побыстрее решить сложившуюся проблему, поскольку они не могут позволить нам и дальше находиться в пограничной зоне, в которую иностранцев обычно не пускают. Я начинаю терять самообладание. Меня возмущает то, как с нами здесь обращаются: держат нас в заложниках в стране, которая выставляет себя моим другом.

Среда. Мы находимся здесь уже пять дней и все никак не можем отправиться в путь. Пять дней, в течение которых мы могли бы мчаться, преодолевая по сотне (а то и больше) километров в день, по льду реки Амур, по которому я мечтаю проехать еще с того дня, когда у меня возникла идея совершить это путешествие. Я похож на льва, посаженного в клетку. А тут еще погода издевается надо мной, день за днем создавая буквально идеальные условия для путешествия на собачьей упряжке. Условия, о которых я мечтал.

Кое-кто из моих коллег приходит в уныние и начинает подумывать о том, чтобы вообще отказаться от нашей затеи. Я их вполне понимаю.

К счастью, в среду вечером второй по значимости человек в посольстве Франции в Москве сообщает мне, что подготовил все необходимые разрешения, которые дадут нам возможность покинуть территорию России завтра. Он лично убедился в том, что начальник таможни их все благополучно получил. Кстати, Министерство иностранных дел Франции обратилось с соответствующим ходатайством к своим коллегам, российским дипломатам, и посол России во Франции М. Орлов обратился с ходатайством к правительству России.

Решив, что завтра уж точно покинем территорию России и въедем в Китай, мы отправляемся праздновать это событие в единственный имеющийся в округе ресторан. Часов в девять вечера появляется странный персонаж, который приглашает нас на встречу с каким-то человеком, который не хочет «светиться», но желает сообщить нам «нечто очень важное».

Выйдя на улицу, я вижу, что в тени здания стоит женщина. Я узнаю ее: это начальница ветеринарной службы таможенного поста. Именно она проверяла документы, относящиеся к собакам, и давала разрешение на пересечение ими границы России.

Женщина сообщает нам, что начальник таможни позвонил ей и распорядился не выдавать документов на пересечение собаками границы на том основании, что разрешение свыше было дано таможенному посту, находящемуся в соседнем городе, через который мы и намеревались проехать, пока ФСБ не запретила нам пересекать тамошний таможенный пост и не заставила отправиться в Амурзет. Мы тогда изменили свой маршрут, а также все соответствующие разрешения за три месяца до начала экспедиции, но при этом никому не пришло в голову, что следовало изменить наименование таможенного поста на документах, относящихся к пересечению границы собаками. Кроме того, начальница соответствующей службы, решив, что данное несоответствие не имеет большого значения, дала это разрешение.

Теперь она с сожалением говорит, что под давлением начальника таможни не сможет разрешить собакам пересечь границу, если только мы не сумеем добиться того, чтобы компетентные инстанции внесли соответствующие изменения в документы и до завтрашнего утра прислали ей исправленные бумаги по электронной почте. Она сообщает нам это, чтобы чем-то помочь, потому что считает несправедливыми действия, жертвами которых мы стали. Если же ей завтра придется на основании вышеуказанного несоответствия в наименовании таможенного поста запретить нам пересекать границу России, то она за это заранее извиняется. Она сделала то, что считала своим долгом, — предупредила нас о грозящих неприятностях, так как осознает, что дальнейший ход данной экспедиции — которую она, кстати, считает выдающимся событием — может оказаться под угрозой.

Это какой-то кошмар! Бред сумасшедшего!

Я снова звоню в посольство. Его сотрудники уверяют меня, что все будет хорошо. Они не понимают, как какой-то мелкий чиновник может притормозить нас из-за такого пустяка, если о данной истории уже известно на самом высоком государственном уровне. Тем не менее они обещают, что попытаются предотвратить назревающую проблему.

Я ложусь спать, не чувствуя большой уверенности, но уже приняв твердое решение, что все это будет длиться не дольше еще одного дня: завтра вечером я либо въеду на территорию Китая, либо потребую возвращения меня и моих собак во Францию.

Рано утром большой автомобиль официозного вида останавливается перед зданием, в котором мы провели уже шесть дней. Это приехал высокопоставленный чиновник из Хабаровска, которому подчиняется таможенный пост Амурзета. Он выходит из автомобиля и, подойдя ко мне, заверяет, что уже даны все необходимые указания и я смогу пересечь границу сегодня. Я, не упоминая имен, заговариваю о проблеме, о которой меня предупредила женщина-ветеринар.

— Повторяю вам, господин Ванье, все улажено. Вы вместе с вашей бригадой, собаками и оборудованием окажетесь на территории Китая сегодня во второй половине дня.

Я благодарю его, но при этом даю понять, что уже, как говорится, не верю даже собственным ушам.

В девять часов мы являемся в пункт пересечения границы. Сотрудники пропускают нас внутрь, в помещение таможенного поста, а собак отводят на площадку и размещают в тени на бетонном покрытии автостоянки. И это при температуре сорок градусов ниже нуля! Несмотря на мои протесты, собаки пробудут там шесть часов, в течение которых начальник таможни будет трепать нам нервы — вплоть до того, что станет считать количество ботинок, лежащих в различных мешках, причем не с целью найти что-нибудь такое, что позволило бы ему не разрешить нам пересечь границу (это уже не в его власти), а лишь для того, чтобы над нами поиздеваться. А уж издеваться этот негодяй умеет…

В три часа дня у нас на руках все необходимые документы. Створки ворот таможенного поста открываются, и мы можем поехать к реке Амур, оставляя позади себя Амурзет.

Прямо перед нами — Китай. Несколько человек, которых предупредили о нашем прибытии, ждут нас уже больше часа.

На середине Амура, лед которого блестит под лучами заходящего солнца, меня охватывает волнение. Вопреки всем трудностям я все-таки оказался здесь, тогда как многие полагали, что с санями и ездовыми собаками попасть сюда попросту невозможно.

Собаки мчатся в сторону Китая, и те два километра, которые разделяют два берега этой большой реки, мы преодолеваем со скоростью молнии.

На китайский пограничный пункт мы прибываем через изящно украшенную арку. Меня встречают исключительно доброжелательными улыбками. Кое-кто аплодирует. Некоторые представители средств массовой информации, несмотря на длительную задержку, все-таки дождались нашего появления. Меня ждет и Анна — французский ветеринар, которую мы по требованию китайцев были вынуждены включить в состав бригады на время пребывания на территории Китая, чтобы гарантировать нормальное физическое состояние собак. Только благодаря этому мы (в результате приложенных огромных усилий и при содействии нашего посольства) получили разрешение не проходить карантин. Кроме Анны, я узнаю Томаса — одного из моих самых близких друзей, который приехал сделать фотоснимки отдельных моментов моего пребывания в Китае. Рядом с ним стоит Жан, наш переводчик, и Ши Ге, представитель посреднического агентства, к услугам которого нам пришлось прибегнуть в Китае и которое выхлопотало для нас все необходимые разрешения. Они ждут вот уже шесть дней, и это ожидание было для них таким же утомительным, как и для нас.

Все тут подготовлено заранее, причем так хорошо, что мы выполняем на пропускном пункте необходимые формальности быстро и в хорошем расположении духа. Мог ли я вообразить хотя бы на секунду, что покинуть территорию России окажется так трудно, а въехать на территорию Китая будет так легко?

Я благодарю всех, объясняю представителям средств массовой информации, что в данный момент чувствую, и достаточно позитивно отзываюсь о России, не имея ни малейшего желания делать какие-то обобщения из-за отдельного инцидента (произошедшего исключительно по вине одного придурка), поскольку это могло бы омрачить те прекрасные отношения, которые я уже более двадцати лет поддерживаю с этой страной.

Уже темнеет, когда мы въезжаем в город Миншань, где нас ждут небольшая торжественная церемония и прекрасный ужин, организованные мэром и некоторыми чиновниками региона.

Моя бригада ложится спать в отеле, предоставленном в наше распоряжение, а я вместе с собаками устраиваюсь на ночлег в его саду, изготовив себе и собакам подстилку из сена. В стране, где едят собак, мне не очень-то хочется оставлять их одних, без присмотра, да еще и посреди города…

На следующее утро запланирована важная встреча с представителями посреднического агентства и местных властей, целью которой является доработка программы и внесение в нее изменений, вызванных вынужденной задержкой на одну неделю. Но я уже и сейчас знаю, каким образом мне придется «урезать» свою экспедицию. Мне необходимо в обязательном порядке покинуть Китай до 26 января, поскольку в этот день истекает срок действия всех имеющихся у меня разрешений и закрывается до весны таможенный пост, через который мы обязаны проехать. Мне, кстати, сообщили, что я должен как можно быстрее вернуться к заявленному маршруту и графику движения, так как дата въезда во Внутреннюю Монголию является фиксированной и не может быть изменена. Поэтому пределы того, что для меня возможно, быстро суживаются. Я в любом случае не смогу наверстать потерянное время. Те шестьсот километров, которые мне надлежало преодолеть за прошедшие дни, придется преодолеть каким-то другим способом — то ли поездом, то ли самолетом. Именно об этом нам надлежит поговорить и именно с этим мне придется согласиться, если я не хочу после въезда в Китай настроить против себя местные власти, которые пока что, похоже, относятся ко мне довольно благосклонно. Мне необходимо пожертвовать частью своего путешествия ради того, чтобы спасти все остальное. Что же касается таможенника из Амурзета, то я утешаю себя тем, что, по крайней мере, последнее слово осталось за мной. В подобных ситуациях следует довольствоваться малым.