Дитя примирения

8

— Они такие попрошайки, — сказала Дина, с улыбкой глядя через окно ресторана на морских львов. Они выпрыгивали из воды около рыбацкой лодки и лаяли. — Мы с мамой и папой останавливались несколько лет назад в Харбор-Лайт. Львы там лаяли всю ночь напролет.

— Не очень-то много они получают за свое представление!

— А по-моему, они получают более чем достаточно — посмотри, вон тот какой здоровый!

Официантка принесла две тарелки похлебки, от которой валил пар. По просьбе Дины Джо поблагодарил Бога за пищу.

— М-м-м, — промычал Джо после первой ложки. — Действительно вкусно, как ты и обещала.

Они ели молча, наслаждаясь видом моста Нойо, моря и рыбацких лодок, которые сновали по реке. Дина отломила кусок французской булки и намазала его маслом.

— Как поживает Этан?

Джо знал, что рано или поздно услышит этот вопрос.

— Он в порядке.

— Просто в порядке? Он все еще лучший в классе? — Дина знала, как Этан боролся за то, чтобы быть всегда первым.

— Конечно, он закончил с отличием. Декан Эбернати поручил ему выступить с прощальной речью. Это у него здорово получилось. Он говорил по Посланию к Тимофею — как нам быть похожими на Христа.

Состроив гримасу, он снова опустил ложку в похлебку, надеясь, что тема Этана исчерпана.

Но Дина знала — Джо что-то скрывает. Опустив глаза, она продолжала есть. Теперь ей надо было заботиться и о ребенке, ей нельзя было терять аппетита. Сначала надо поесть, а потом уже задавать вопросы.

Джо доел первым и теперь прихлебывал кофе. Он знал, что Дина разочарована, и знал почему. «Что я должен ей сказать, Господь? Что Этан всего через три недели нашел себе другую невесту? Как себя почувствует Дина? Пожалуйста, Боже, не позволь ей спрашивать об этом!»

Дина промокнула губы салфеткой и бросила ее на стол. Слегка откинулась на стуле и взглянула на Джо.

— Ну, давай, рассказывай.

Джо медленно поставил чашку с кофе на стол.

— О чем рассказывать?

— Не притворяйся!

Джо посмотрел в окно, река Нойо медленно несла свои воды. «Иисус! Она и так уже перенесла достаточно боли!»

— У Этана есть девушка.

Дина сидела молча, ожидая боли. Она думала, что боль нахлынет волнами, ее бешеная атака захлестнет ее, и Дина в ней потонет. Но ничего не произошло. Известие, конечно, причинило ей боль, но не такую, какой она ждала. Можно сказать, почти не больно. Вместо этого в голове возникли другие вопросы.

— А она христианка?

Джо смотрел на Дину изучающим взглядом. Не плачет!

— Да…

— Хорошая?

— Да…

— Красивая?

— Да…

Дина заметила, как потемнели его глаза.

— Не злись из-за меня, Джо. Все в порядке.

— Правда?

Дина улыбнулась.

— Это должно было случиться. Девушки всегда боролись за внимание Этана — ты знаешь это лучше, чем я. Я всегда удивлялась, что он выбрал меня.

— А я удивлялся, что он позволил тебе уйти.

Дину тронула его быстрая попытка защитить ее.

— Спасибо тебе, Джо.

Пришла официантка с чеком.

— Я плачу, — сказала Дина прежде, чем Джо успел его взять.

— Почему бы мне не проводить тебя до дома? — спросил Джо, отодвигая стул и помогая ей надеть куртку. — Ты можешь оставить свою машину, и мы проедемся на моей по городу. Ты покажешь мне, где ты работаешь, в какую церковь ходишь, где гуляешь.

Дина рассмеялась — она представила себе, что подумает Джо, когда увидит ее «дом».

— Уютно, — сказал он, когда они вошли в номер мотеля, где жила Дина. Никаких сырых пятен на потолке, хороший замок на двери. Комната чистая, мебель простая — большая кровать, платяной шкаф, две тумбочки, телевизор в углу и стол у раздвижного окна. Постель заправлена, шторы раздвинуты, чтобы солнце грело комнату. На тумбочке — потертая Библия. На стойке в углу Джо заметил электрическую плитку. Под зеркалом сгрудились банки с консервированным супом, несколько коробок соленых крекеров, два краснобоких яблока, баночка орехового масла, один банан и пузырек с витаминами.

— Менеджер мотеля очень добр ко мне, — сказала она, когда они вышли на улицу и заперли дверь. — Я помогаю со стиркой и плачу за комнату по зимним расценкам.

Сначала они поехали в кафе «Мэрианн». Работала сестра Чарли, она приветствовала Дину широкой улыбкой.

— Привет, Дина, — раздался от стойки голос Харви. Он сидел там с двумя дружками, которые за последние два дня тоже стали постоянными посетителями. — А кто этот джентльмен?

— Мой друг, — сказала она и представила их. Потом повела Джо на кухню, чтобы познакомить его с Чарли.

Выйдя из «Мэрианн», они пошли по Мэйн-стрит. Дина рассказывала Джо историю города, потом они сидели на скамейке, наблюдали, как паром из Уилиттса выгружает целую толпу туристов.

Они прошли до Норд-Фрэнклина, его антикварных магазинов; попили кофе с яблочными пирожками в Шатсе.

— А как же твои родители? — спросил Джо, зная, что им надо поговорить и об этом. — Хочешь, я им позвоню?

— Я сама, Джо. Не хочу, чтобы ты вмешивался в это.

— Ты не можешь здесь жить одна!

— Почему нет?

— Во-первых, у тебя нет денег на нормальную медицинскую помощь. Во-вторых, что ты будешь делать, когда у тебя родится ребенок, — ты ведь не сможешь работать?

Дина отвернулась.

— Так далеко я не заглядывала…

— Это совсем недалеко, Дина, — всего три месяца!

— Значит, скоро придется об этом подумать. — Она не хотела сейчас об этом говорить. А поразмыслить об этом она сможет завтра, когда Джо уедет. Бог о ней позаботится!

Но Джо не собирался оставлять все так, как оно есть.

— В Беркли целых три поликлиники.

— Беркли далеко отсюда.

— У меня там двухкомнатная квартира.

Дина удивленно взглянула на него.

— Что ты предлагаешь? Поселиться с тобой?

— Да!

— Джо…

— Я предоставлю тебе спальню, а сам буду жить в гостиной.

— Джо!

— Послушай сначала! Я не собираюсь оставлять тебя здесь одну! Хочешь ты или нет, мы должны это решить — сегодня! Я не позволю, чтобы ты рожала одна в своем номере мотеля! Я остался бы здесь, если б мог, — но у меня начинаются занятия, а работа, на которую я устроился, связана с моим посещением лекций в университете.

— Джо…

— В Беркли со мной — или в Сан-Франциско к твоим родителям!

Дина вздрогнула, когда представила себе встречу с отцом и матерью.

Джо крепко сжал ее ладонь двумя руками.

— Ты приехала сюда потому, что не знала, что делать, правда? Теперь ты знаешь — собираешься рожать! Тебе нужно было провести время наедине с Господом — ты это получила. И ты можешь провести так время везде, куда бы ты ни поехала. Теперь ты знаешь, чего хочет от тебя Бог, Дина. Тебе больше не нужно прятаться!

Он был прав, но при одной мысли о возвращении домой ее сердце едва не останавливалось.

— О, Боже, — тихо сказала она и закрыла глаза. На самом деле, у нее было намного больше вариантов, чем представлял себе Джо. Он считал, что Дина оставит ребенка себе, — но должна ли она? Сможет ли она быть хорошей матерью ему? И как насчет ее собственной жизни, ее собственных планов? Дина никогда не думала, что будет матерью-одиночкой — или вообще станет матерью в ближайшие годы. Как сможет она обеспечить себя и ребенка? И каждая новая проблема обрастала комом других…

«„Не заботьтесь о завтрашнем дне“, — сказал Господь. Не буду заботиться! Буду решать только ежедневные проблемы!»

— Ну что ты решила, Дина?

— Я бы лучше поехала с тобой, чем домой, — сказала она со слабой улыбкой и покачала головой. — Но это будет неправильно!

— Что тут неправильного?

— Люди решат, что это твой ребенок, Джо.

— Ну и что?! С моего носа кожа не слезет!

Дина покраснела.

— Но мы же христиане! Мы должны заботиться о том, что думают о нас люди! Не подавать повода к соблазну, помнишь? Если я въеду с тобой в одну квартиру, люди решат, что мы живем с тобой во грехе! Какое же это будет свидетельство для всех?

— Поверь мне, Дина, всем наплевать, особенно в Беркли! Я могу пройти по Университетской авеню в женском платье, с волосами, выкрашенными в синий цвет, — и никто и глазом не моргнет!

Дина хихикнула, потом замолчала и посерьезнела.

— А как же мои родители?

— Ты знаешь их лучше, чем я.

— Им не все равно, Джо. У них возникнут предположения, а я не хочу, чтобы они плохо о тебе думали.

— О’кей. Тогда — Сан-Франциско!

— Ох, Джо…

— Никаких «ох, Джо!».

— Дай мне неделю на раздумье…

— Ни за что. Через две минуты после того, как я уеду, ты снова сбежишь.

— Нет, не сбегу!

— Да, конечно, — мрачно сказал Джо. Ему, наверное, придется прочесывать Орегонское побережье через неделю. Или, может быть, на этот раз она отправится в леса. Или куда-нибудь в горы — Сьерру, Гранд Тетон или туманный Олимпикс! «Господь, неужели Ты таким образом отвечаешь на мои молитвы? Ведь я просилу Тебя возможности увидеть всю страну… — грустно подумал Джо. — Вот и буду гоняться по всей стране за Диной…»

— Я обещаю, Джо!

Он поднял голову и увидел на ее лице улыбку.

— Нечего меня задабривать! — пробормотал он.

— Ну, если хочешь, ты можешь взять с собой свечи зажигания от моей машины.

Уголки его губ опустились:

— Может быть, я это и сделаю.

Джо остановился в мотеле, где жила Дина. Он решил, что может остаться еще на один день, прежде чем отправиться дальше. К тому времени, он надеялся, Дина уже примет решение.

Дина позвонила к нему в комнату в шесть часов.

— Сегодня вечером я работаю. У Марии грипп, а Конси заканчивает свою смену через полчаса. Она не может работать дольше — ее ждет семья.

— Я тебе помогу.

Дина рассмеялась.

— О’кей. Тогда встретимся в прачечной. — Она объяснила Джо, как ее найти.

Джо провел вечер, перекладывая банные полотенца и простыни из стиральной машины в сушилку. К десяти часам они складывали и загружали белье на тележку — готовили к смене Марии, на следующее утро. Когда они закончили работу, было уже одиннадцать.

Бледная и изнуренная, Дина пожелала ему спокойной ночи. Джо знал, что ей надо быть в кафе Мэрианн уже в восемь утра.

Оба спали плохо. Джо молился далеко за полночь, а Дина ворочалась в кровати, ей мешали спать тревожные сны. Она знала, что Джо хочет позаботиться о ней. И где-то в душе она желала, чтобы он это делал. В то же время она понимала, что Бог запланировал для нее что-то другое. Как когда-то Иисуса Навина, Господь побуждал Дину войти в обетованную землю, а она все еще стояла в пустыне, боясь шагнуть в воды Иордана.

Было бы намного легче поехать с Джо и позволить ему заботиться о ней — ведь он именно этого и хотел. Тогда Дине не придется встречаться с родителями — они даже ничего не будут знать. Она сможет в уединении зализать свои раны, родить ребенка и отдать его на усыновление. Сможет восстановить свою жизнь — забыть прошлое и начать все заново.

«Разве я недостаточно страдала, Господь?! Этот мир раздавил меня! Я рожу ребенка, разве этого не достаточно? О, Боже, чего еще Ты хочешь от меня?»

«ВСЕГО. СЛУШАЙСЯ МЕНЯ, И Я ВВЕДУ ТВОЮ СЕМЬЮ В ЗЕМЛЮ ОБЕТОВАННУЮ. Я ПОСТАВЛЮ ТВОИ НОГИ НА СКАЛЕ, Я БЛАГОСЛОВЛЮ ТЕБЯ В ГРЯДУЩИХ ПОКОЛЕНИЯХ».

«Вчера я чувствовала себя такой счастливой. Ты снова был близок ко мне. Я счастлива там, где я сейчас, пусть бы так оно и продолжалось!»

«Я ДАМ ТЕБЕ ЖИЗНЬ С ИЗБЫТКОМ!»

«Я не хочу ехать домой, Господь, можешь Ты это понять? Я не хочу слышать, как они спорят о том, что я должна сделать! Я не хочу узнавать о том, что делали мои мать и бабушка! Это была их жизнь, их решение, их грех. Почему я должна нести на себе эту тяжесть?! Я не хочу взваливать на себя бремя их боли — мне достаточно и своей!»

«ТЫ ВСЕ МОЖЕШЬ ВО МНЕ, ВОЗЛЮБЛЕННАЯ! ДОВЕРЬСЯ И ПОДЧИНИСЬ!»

«И к чему все это приведет, Господь? Скажи мне, и, может быть, тогда я сделаю то, чего Ты от меня хочешь!»

«ВЕРЬ И ПОДЧИНЯЙСЯ!»

«Это не так легко! А как же Чарли? Как я могу уйти после всего трех недель работы и оставить его с этой проблемой? Где он будет искать новую официантку — теперь, когда Сьюзен уже устроилась в Сан-Франциско? Что ему остается — нанять Харви?»

Измученная, Дина встала еще до рассвета и пошла в душ. Выходя из номера, она взглянула на машину Джо. Она только было сжилась с мыслью, что ей придется родить ребенка, а теперь приехал этот парень и напомнил ей обо всех остальных проблемах, которые надо решать!

Чарли всегда приходил в «Мэрианн» в шесть утра; он все готовил к новому дню. Дина постучала в окно, Чарли ее впустил.

— Ты сегодня рано.

— Мне не спалось, — сказала она, ища, чем бы ей заняться. Сестра Чарли уже наполнила все солонки и перечницы, а также бутылки с кетчупом, соевым соусом и горчицей. На всех столах лежали салфетки и столовые приборы. Пол был вымыт и натерт до блеска.

— Садись на стул, — указал Чарли. — Я приготовить тебе яичницу с беконом и булочки. Моя жена тоже плохо спать — когда была скоро рожать сына.

— Я не знала, что ты был женат, Чарли.

— Совсем давно, Вьетнам. Моя жена работать для американских солдат в Хью. Готовить, убирать — как ты.

Дина молча ждала, наблюдая за Чарли, надеясь, что он расскажет всю историю.

— Вьетконговцы прийти в город. Стрелять в мою жену. Я никогда не знать, что случиться с моим сыном!

Он выпустил на сковородку яйца — так, чтобы не разбить желток. Чарли не смотрел на Дину.

— Я долго искать — и ничего не найти. Когда американцы уходить, моя семья бежать в Камбоджу. Мы жить пять лет в лагерь, потом приехать в Америку. Сейчас поздно ехать назад и все начать сначала. Мой сын уже взрослый — если он жить… Дина почувствовала боль в груди.

— Мне очень жаль, Чарли!

Чарли взглянул на нее:

— Почему тебе жаль? Тебя там не быть. Ты ничего неправильно не сделать. — Он выложил яичницу на тарелку, добавил бекон, булочку, кружок апельсина и веточку петрушки. — Я здесь, я свободный, у меня работа. У меня брат и сестра, я богатый человек. Иди, ешь. — Он понес тарелку в зал и поставил на стол у окна. — Садись, я приносить сок.

Ее глаза наполнились слезами.

— Спасибо тебе, Чарли.

Он похлопал Дину по плечу и ушел.

Глядя в свою тарелку, Дина поблагодарила Бога за Его милость.

«О Господь! Видя такие страдания других, как Ты можешь выносить мое вечное нытье?»

Пришел Харви, привел с собой троих друзей. Он заказал свой обычный кофе, остальные налегли на завтрак. Все четверо вели какой-то шумный спор о политике. В восемь сорок пять на завтрак явились два семейства, в течение десяти минут к ним прибавились еще три. В девять пришла Мэрианн и уселась у стойки. Желая показать ей свое почтительное отношение, Чарли обслуживал ее сам, оставив на кухне своего брата. Чарли и Мэрианн болтали, как старые друзья.

— Она хочет работать, — сказал Чарли, когда Мэрианн ушла. — Говорит, что скучать по этому месту. Ей нечего делать, говорит, что уставать от мыльная опера по телевизору.

Дина знала, что в кафе не достаточно работы и денег, чтобы занять их двоих на полный день. Значит, Бог дает ей больше, чем намек, — Он просто выталкивает ее отсюда.

В девять пятнадцать пришел Джо.

— Похоже, тебе срочно нужна чашка крепкого кофе, — сказала Дина, ставя перед ним кружку и наливая кофе из кофейника.

— А чего бы ты хотел на завтрак?

— Удиви меня, — сказал он, склоняясь над своей кружкой; меньше всего сейчас он думал о еде. Он провел всю ночь в молитве, прося Бога исполнить желание его сердца.

— Чарли печет отличные блины.

— Ну и отлично!

Дина сделала заказ. К тому времени, как она вернулась, Джо уже осушил свою кружку, Дина снова ее наполнила.

— К концу недели я поеду домой, Джо.

Итак. Сан-Франциско вместо Беркли. Да будет так, Господь! Джо поднял голову и посмотрел на Дину.

— Поедем вместе, чтобы я был рядом, когда ты будешь говорить со своими родителями.

— Спасибо за предложение, Джо, но я должна ехать одна. Я совсем не знаю, чего от них можно ожидать.

— Ну, это еще одна причина, чтобы я поехал с тобой.

— Я сначала позвоню и посмотрю, куда ветер дует.

— А если там все еще штормит?

Губы Дины сложились в печальную улыбку.

— Верь мне, Джо. Я не собираюсь менять своего решения, я все равно рожу ребенка.

Джо отодвинул кружку с кофе.

— Обещай мне кое-что. Обязательно позвони мне — в любом случае. Звони обязательно хотя бы один раз в неделю. Я не умею догадываться о том, что происходит. Но я волнуюсь о тебе.

Если бы он сказал больше этого, то только бы добавил Дине проблем. Джо поднял руку с раскрытой ладонью в жесте, каким футболисты приветствуют друг друга после гола.

Вместо того чтобы шлепнуть его по ладони, Дина взяла его за руку.

— Раз в неделю, обещаю. Только мне нужно кое-что, Джо.

— Все, что захочешь!

В ее голубых глазах появились смешинки.

— Мне нужен твой номер телефона!

Ханна услышала, как дверь гаража поднялась, а потом снова опустилась. Дуглас вернулся домой с собрания лидеров. Она ожидала его к девяти тридцати, а сейчас было уже одиннадцать. В другое время она не стала бы его дожидаться, но сегодня звонила Дина. Ханна должна была все ему рассказать, чтобы подготовить себя и его к новому будущему. Надо было приготовить путь для Дины.

«Боже, смягчи его сердце! Дай мне слова, которые он сможет услышать! Открой ему глаза, чтобы он видел, какую боль он может причинить!»

Ее сердце подпрыгнуло, когда открылась задняя дверь. Ханна глубоко вдохнула, медленно выдохнула через плотно сжатые губы, надеясь, что эта техника поможет ей успокоиться. Дуглас вошел в гостиную, Ханна сидела в своей качалке, на коленях — его сорочка. Она пришивала пуговицу. Дуглас взглянул ей в лицо, и внутри у него все напряглось.

— Что-то собрание у вас сегодня было долгим, — тихо сказала она.

— Собрание закончилось к девяти, — сказал он, бросая свою куртку на подлокотник кресла. — Но я остался, у меня был разговор с Дэном.

— О Дине?

Дуглас сел и потер руками лицо. Пригладив свои седеющие полосы, откинулся на стуле, вздохнул и взглянул на Ханну.

— Что, Дина звонила сегодня?

Ханна кивнула, глаза наполнились слезами. Боже, я едва могу дышать — не то что рассказать ему о решении дочери. «Помоги мне, Господи, помоги нам!»

Дуглас приподнял голову:

— И?

— Она хочет вернуться домой.

— Слава Богу!

Ханна сглотнула.

— Она хочет рожать ребенка.

Дуглас закрыл глаза. Сегодня он два часа говорил со своим пастором. Он выложил ему все по поводу Дины — и о том, какое участие сам принял в том, что дочь ушла из дома. Дэну за час удалось вытянуть из него и все остальное. За двадцать семь лет у Дугласа накопилось столько боли, что он рыдал, как ребенок. Он открыл глаза и посмотрел на жену.

— Дэн хочет с тобой поговорить.

— О чем?

После непродолжительной паузы Дуглас сказал:

— Обо всем.

У Ханны побелели костяшки пальцев — так она сжала сорочку.

— О чем — обо всем?

Дуглас ничего не ответил, и Ханна поняла. Она все прочла на лице мужа. Бросила рубашку в корзину — пусть он сам пришивает свои пуговицы и сам стирает свое белье!

— Так вот почему встреча так затянулась, — тихо сказала она. — Ты исповедовал ему мои грехи и оправдывал себя!

Дуглас почувствовал горечь в ее голосе и впервые понял, что это означает.

— Мне жаль, — просто сказал он. — Мне жаль, Ханна!

— Жаль чего? Что ты женился на мне? Что я родила тебе дочь, которая позволила себя изнасиловать? — Еe губы дрожали, из глаз текли горячие слезы. — Мне тоже жаль, Дуглас. Жаль, что я вообще поверила тебе. С того дня, как я тебе все рассказала, я уже знала, что никогда ничего не будет так, как я надеялась. Я сама дала тебе в руки дубину, которой ты с тех пор меня постоянно бьешь. Мне жаль, что я доверила тебе свою любовь и свою жизнь!

Ханна видела, что ее слова ударили больно — и была этому рада. Ей хотелось причинить ему боль. Ей хотелось уничтожить его так же, как он уничтожал ее бессчетное число раз — взглядом, небрежным толчком или гневными словами. Сколько же лет она жила под тяжестью брошенных в нее камней!

— Единственное добро, которое я получила от тебя, — это Дина! II я благодарю Бога за каждый ее день в моей жизни! Моя дочь — то единственное, что придает ей смысл! И я еще кое-что хочу сказать тебе. Дуглас. Я никогда — слышишь, никогда — не скажу ей ни слова об аборте! Можешь орать на меня и обвинять меня в чем угодно — мне плевать! Разведись со мной, пожалуйста! Положи конец этому лицемерию! Скажи Дэну и всей общине, что твоя женитьба на шлюхе с самого начала была ошибкой! Меня больше не волнует, что ты говоришь или делаешь! Единственное, что меня волнует, — это Дина. — Ханна помолчала, потом продолжила. — И еще одно. Если ты скажешь ей хоть слово о том, чтобы она избавилась от ребенка — клянусь Богом, я соберу вещи, уеду и никогда тебя не прощу! — Ханна вышла из комнаты.

Дуглас выключил свет, он сидел в темноте далеко за полночь. Он молился; молился так, как никогда раньше. У него как будто открылись уши, и в тишине он слышал горький плач. Перед глазами у него стояла картина: разбитые жизни двух человек, которых он любил больше всех на свете. И его сердце сокрушилось.

«Боже, почему мы всегда причиняем боль тем, кого любим?»

Когда часы пробили три, он поднялся наверх и увидел пустую постель. Ханна перебралась в комнату для гостей…

Дина свернула на Бунвилльскую дорогу, которая вела в Кловердэйл. Она остановилась у кафе «Фрости Фриз», съела там мороженое. Это навеяло воспоминания о детстве, о поездках с родителях а Север. Вместо того, чтобы вернуться на скоростное шоссе, Дина решила ехать домой через город.

«Я доберусь до дома раньше, чем буду готова, Господь! Подготовь меня!»

Прошлой ночью она видела во сне доктора Уайатта. Она едва могла вспомнить сон, но он ее беспокоил. Воспоминание трепыхалось где-то на краю ее сознания, раздражая ее.

Его сестра умерла после нелегального аборта. Он действительно говорил об этом тогда в ресторане, или она это придумала сама? Ей все время вспоминалось выражение его лица во время той встречи. Почему это причиняет ей такую боль сейчас?

«Господь, он — врач, а делает аборты! Я не хочу даже приближаться к нему…

Помоги мне защитить своего ребенка!»

Джеймс Майкл Уайатт. Дина не могла отделаться от мыслей о нем.

Она проехала Хелсбург и Виндзор. Поток машин медленно двигался, потом слегка набрал скорость, проезжая мимо парка. У Дины было такое чувство, как будто она двигалась к катастрофе. Что ждет ее в Сан-Франциско? Впереди показался Сан-Рафаэль. Пять полос шоссе сократились до трех. Откуда у нее это неприятное чувство в животе? Почему в висках стучит, перед глазами все затуманивается? Может, она голодна? Наверное, надо остановиться и что-нибудь поесть. На большом зеленом знаке было написано: «Нст-Блайтдейл».

«Мы с Синтией живем в долине Милл». Это совсем рядом.

Дина съехала на обочину. Бак был наполовину пуст, кроме того, ей надо было в туалет. Почему бы ей не остановиться здесь?

Она заехала на заправку «Шеврон»; когда вылезала из машины, почувствовала, как болит спина. Подошел работник.

— Где у вас телефон?

— Внутри, рядом с туалетом.

— Спасибо!

Сначала она зашла в туалет. Ее щиколотки распухли, и страшно болела спина.

Потом Дина полистала телефонную книгу, пытаясь найти Д.М. Уайатта, доктора медицины. Его в списке не было, но она нашла С. Уайатт. «Мы с Синтией живем в долине Милл…»

Дина записала адрес и вышла на улицу, попросила работника объяснить ей дорогу.

Скорчившись от боли, села в машину. Работник наклонился, посмотрел на нее.

— С вами все в порядке, мисс?

Выдавив из себя улыбку, Дина включила зажигание.

— Все хорошо, спасибо.

Дом она нашла очень легко. Он был двухэтажный, выкрашенный в желтый и белый цвета. Его окружала высокая узорчатая металлическая ограда; небольшие таблички предупреждали, что включена система безопасности. Лужайка и кустарник за оградой были аккуратно подстрижены. Ноготки, маргаритки и королевская сальвия высажены ровными рядами вдоль вьющихся тропинок. От ворот шла дорожка к дубовой входной двери с мозаичным стеклом.

На ступенях у входа стоял большой терракотовый вазон с миниатюрным японским кленом.

Дина нажала кнопку интеркома. Она ожидала, что кто-нибудь спросит, по какому делу она пришла. Вместо этого щелкнул замок и ворота распахнулись. Удивленная, она пошла по дорожке к двери. Поднявшись по ступенькам, услышала, как где-то в доме яростно лает большая собака. Дверь открылась, на пороге стояла маленькая девочка.

— Привет, — сказала Дина и улыбнулась ребенку. На девочке был нарядный комбинезон, розовая маечка, рыжие волосы заплетены в длинные косички. Она улыбнулась в ответ.

— Привет!

— Сверчок, где ты? Не открывай дверь, дорогая, подожди маму!

— Слышишь, что мама говорит? Детка, закрой дверь, — сказала Дина. — Я подожду.

Прежде чем девочка закрыла дверь, Дина успела заметить в коридоре симпатичную женщину, одетую в джинсы и майку без рукавов. Рядом с ней шел огромный черный ротвейлер.

Дина ждала на ступеньках, она могла слышать, как мать отчитывает ребенка. Голос звучал раздраженно, женщина ругала девочку за непослушание. Через мгновение дверь снова распахнулась; на этот раз на пороге стояла женщина, рядом с ней — пес.

— Извините, но если вы торговый агент, я ничего не покупаю!

— Я ничего не продаю, — уверила ее Дина. — Доктор Джеймс Уайатт здесь живет?

— Мой папа — доктор, — выскочила вперед Сверчок, — но его сейчас нет дома. Он придет…

— Иди к себе в комнату, Патрисия!

— Он придет домой…

— К себе в комнату, Патрисия!

Патрисия надула губы, но послушалась.

Синтия Уайатт взглянула на Дину, та улыбнулась. Она чувствовала страшную усталость, по лбу текли капли пота.

— Меня зовут Дина Кэрри. Я встречалась с доктором Уайаттом в… — она поколебалась, думая о том, знает ли жена, что муж занимается абортами. Если нет, то, наверное, Дине не стоит ей об этом говорить. — В Сан-Франциско… Он учился в колледже вместе с моей матерью.

На лице женщины отразилось сомнение — она не знала, что ей делать.

— Он скоро вернется домой? — спросила Дина, смущенная молчанием Синтии. Видно было, как та напряжена. Зная, какому шквалу огня подвергались и последние годы врачи, делающие аборты, Дина поняла причину такой осторожности.

— А какое у вас дело к доктору Уайатту?

— Да дела, в общем-то, никакого. Я просто хотела несколько минут с ним поговорить.

— Его сейчас нет дома, и я не знаю, когда он вернется.

Дина выглядела растерянной.

— Ну что ж, спасибо! — Она повернулась, чтобы уйти. «Господь, зачем Ты привел меня сюда?»

Синтия смотрела, как уходит молодая женщина. Она выглядела такой грустной и… больной. Синтия знала, что это очень негостеприимно, но кто мог ее обвинять, учитывая те угрозы, которые получает Джеймс?! В то же время, по виду девушки нельзя было сказать, что от нее может исходить какая-нибудь угроза.

— Подождите! — импульсивно сказала она, шире открывая дверь. — Зайдите в дом, присядьте! — Она знала, что Джеймс скоро вернется домой. Он звонил пару минут назад, сказал, что уже едет. Хорошо бы, чтобы разговор с этой девушкой не занял у него много времени. Дина повернулась и направилась обратно к двери; ротвейлер дважды гавкнул и встал, загораживая проход.

— Арнольд, спокойно! — Пес расслабился, но все еще был настороже, он продолжал ходить вокруг Дины, когда та вошла в прихожую, обнюхал ее юбку. Девушка протянула руку. Синтия хотела было предупредить ее, чтобы она не трогала собаку.

Прежде чем она успела это сделать, Дина наклонилась и почесала пса за ушами. Арнольд завилял обрубком хвоста и прижался к ее коленям.

— Арнольд обычно не признает незнакомцев, — сказала Синтия, удивляясь, что пес приветствует эту девушку как члена семьи.

— Я люблю животных, наверное, они это чувствуют.

— Да, это видно, — сказала, улыбаясь, Синтия. Все ее беспокойство улетучилось. — Почему бы нам не пройти в гостиную? Хотите чего-нибудь выпить — может быть, чашку чая с травами?

— Стакан воды, пожалуйста, — сказала Дина, оглядывая красиво обставленную гостиную. Диван, кресло на двоих, еще два кресла с высокими спинками стояли у кофейного столика из полированного красного дерева. У раздвижного, во всю стену, окна примостился кабинетный рояль. В углу слева от него — пальма в кадке. Портьеры на окнах были розовые с зеленым, расшитые золотом. Все было новое, и видно было, что над дизайном работал профессионал.

Смежная комната отдыха выглядела совсем по-другому. Большую часть комнаты занимала огромная, слегка потертая софа; на ней были разбросаны разноцветные вышитые крестиком подушки, посередине — узорчатый плед, связанный крючком. Рядом — удобное кресло с подставкой для ног, с другой стороны — столик с огромной кипой медицинских журналов. Одна стена увешана семейными фотографиями, Другая — книжными полками. Посередине — телевизор, на экране герои мультиков распевали какую-то песню во всю громкость. На полу посреди комнаты был расстелен коврик, на нем — целая куча разноцветных кусочков конструктора «Лего».

— Арнольд, на место, — скомандовала Синтия.

Ротвейлер нехотя отошел и опустился на пол рядом со шкафом. Он опустил голову на передние лапы, глаза все время следили за Диной.

— Садитесь, пожалуйста, — сказала Синтия, направляясь к двери, ведущей па задний дворик. — Тодд, беги сюда и собери свой «Лего».

— Я плаваю!

— Вытрись, иди сюда и собери свои вещи. Потом можешь бежать опять в бассейн. — Синтия оставила дверь открытой и повернулась. — Устраивайтесь поудобнее, мисс Кэрри.

— Называйте меня Дина.

— Только если вы будете называть меня Синтия! — Что-то притягивало ее в этой девушке. Синтия прошла в кухню, открыла шкафчик, достала стакан. — Вам со льдом?

— Нет, спасибо, — Дина устроилась на софе.

Вбежал сын Синтии — Тодд; бедра обмотаны полотенцем, ко лбу прилипли мокрые волосы. С рассерженным видом промаршировал через комнату, оставляя на ковре мокрые следы. Взялся за шнурки, продетые через края материи, затянул мешок с кусочками «Лего». С грохотом поднял его, бросил на плечо, потащил к шкафам, открыл один из них и сунул мешок внутрь. Игрушки не помещались. Пнув мешок ногой, Тодд все же захлопнул дверцу. Даже не взглянув на мать или на гостью, пулей вылетел во двор, забыв закрыть за собой дверь.

Синтия рассмеялась и покачала головой.

— Это был Тодд. — Она протянула Дине стакан с водой. — Вы очень бледны, как вы себя чувствуете?

— Ужасно болит голова.

— Хотите какую-нибудь таблетку?

— Я не знаю, следует ли мне принимать лекарства. — ответила Дина, складывая руки на животе.

Синтия поняла этот жест, как бы защищающий ребенка.

— Тогда я принесу мокрое полотенце.

На лице молодой женщины отразилось удивление и благодарность. Она тихо поблагодарила Синтию, та пошла за полотенцем. Когда она вернулась в комнату, Дина уже выпила всю воду и аккуратно поставила стакан на угловой столик. Синтия подала ей мокрое полотенце, Дина обернула им лоб и прижала руками к глазам.

— Простите меня за беспокойство, — сказала она слабым голосом.

— Да не за что!

— Мне нельзя долго оставаться, — сказала Дина, глядя на Синтию; в глазах — нерешительность. — Я вообще-то еду домой.

— Джеймс скоро вернется, — сказала Синтия. — Почему бы вам не прилечь и не отдохнуть? — Девушка выглядела ужасно усталой. — Мне все равно надо идти на кухню, заниматься ужином.

Синтия нагнулась, расшнуровала высокие ботинки на ногах у Дины и помогла их снять. Она заметила, как распухли ступни и щиколотки, — вряд ли девушка сможет снова натянуть обувь.

— Ложитесь, — мягко сказала она; взяла подушку и подложила ее под ноги Дины, чтобы они были как можно выше. Взяла плед, набросила его на девушку. — Постарайтесь заснуть. — Поддавшись импульсу, протянула руку и убрала влажные светлые локоны со лба Дины.

— Вы очень добры к незнакомым людям, — тихо сказала девушка.

— Не всегда, — честно ответила Синтия. В других обстоятельствах она даже не открыла бы дверь — не то, что пригласила бы кого-нибудь в дом. Джеймс всегда говорил, что внешность обманчива, и он не хотел рисковать.

— Мама! — донесся из комнаты голос Патрисии. — Можно мне теперь выйти?

Синтия прошла по коридору, подошла к двери комнаты и приложила палец к губам.

— Да, ты можешь выйти, но молодая леди отдыхает. А ты поиграй во дворе — возьми с собой Арнольда.

«Надеюсь, Джеймс, ты скоро вернешься домой и сможешь помочь этой бедной девушке», — подумала Синтия, глядя вслед убегающей дочери.

Джеймс поставил машину в гараж, нажал кнопку на пульте, закрывая за собой дверь. Прошел в боковую дверь, его встретила Синтия. Она приветствовала его поцелуем, забрала у него докторский чемоданчик.

— Ты выглядишь уставшим.

— Да, я устал. — Он чувствовал, как его снова затягивает депрессия, как это было в среду. — Я быстро приму душ и спущусь.

— У нас гостья.

— Кто?

У него не было сегодня никаких сил развлекать кого бы то ни было.

— Дина Кэрри.

— Дина Кэрри? — Имя звучало знакомо, но Джеймс не мог вспомнить, где он его слышал.

— Она сказала, что вы встречались в Сан-Франциско. Ее мать училась с тобой вместе в колледже.

Тут он вспомнил — и его наполнил ужас. Неужели она приехала сюда, чтобы просить его сделать аборт, на таком сроке?!

— В чем дело, Джеймс?

— Да ничего… — Ему придется это сделать, если Дина попросит. Как он может ей отказать, учитывая обстоятельства, при которых она забеременела? Он договорится с больницей, чтобы операцию можно было сделать там, — так будет безопаснее. Джеймс прошел в гостиную. Дина спала на софе. Рядом, охраняя ее, лежал Арнольд, а дети играли посреди комнаты. Они подбежали к отцу, чтобы поздороваться.

— Дина спит, — прошептала Сверчок, приложив палец к губам. Даже Тодд был каким-то тихим.

— У нее опухли щиколотки, — прошептала Синтия. — И она сильно потеет.

— Не жаловалась на схватки? — Может, ей повезет и случится выкидыш?

— Нет, но у нее сильно болит голова.

— Ты дала ей какое-нибудь лекарство?

— Я предложила, но она отказалась, — сказала, что не знает, стоит ли ей принимать таблетки. Думаю, она беспокоится о своем ребенке.

Джеймс нахмурился и кивнул. Если девушка беспокоится о ребенке, почему она пришла к нему? Он направился к софе, Синтия тем временем попросила детей поиграть в их комнате, чтобы папа смог поговорить с молодой леди.

Джеймс наклонился и слегка коснулся плеча девушки.

— Дина!

Она проснулась. Открыла глаза, взглянула ему в лицо.

— Ох, — смущенно сказала Дина, пытаясь подняться. Она чувствовала страшную усталость. — Простите, я не собиралась здесь засыпать.

— Все в порядке. Что я могу для вас сделать? — Чем раньше она уедет, тем спокойнее будет Джеймсу.

Дина потерла лоб, пытаясь собраться с мыслями. Только что она видела очень странный и яркий сон. Подняв голову, снова взглянула на Джеймса, чувствуя его нетерпение. Ясно — он хочет, чтобы она как можно скорее отсюда убралась.

— Я знаю, что вторглась без приглашения, доктор Уайатт, но я должна с вами поговорить.

— О чем?

— Обо мне.

Джеймс нахмурился, он напряженно ждал. Потом спросил:

— Как вы узнали, где мы живем?

— С. Уайатт. Адрес был в телефонной книге.

Странно. Он знал, что их адреса в книге нет. Но зачем девушке лгать? Взглянул на Синтию, та удивленно пожала плечами. Жена была в такой же растерянности, как и он.

Дина закрыла глаза. Она молилась. «Господь, я должна знать, Ты ли привел меня сюда? Скажи через меня то, что Ты хочешь сказать этому человеку. И позволь мне уйти из этого дома и подальше от этих людей. Меня ждут мама и папа!»

Джеймс наблюдал за ее лицом, он ближе подвинул пуфик и уселся прямо перед Диной.

— У вас что-то болит?

Дина открыла глаза. Джеймс так же, как и его жена, был обеспокоен. Дина видела это беспокойство в его глазах, так же, как и в их первую встречу.

— Нет, это не та боль, которую вы имеете в виду. — Несколько мгновений она изучала его лицо и вдруг с пугающей ясностью поняла, что должна сказать. Будет ли он ее слушать? Примет ли он ее слова? Подчинится ли он слову Господа? Или решит, что Дина просто ненормальная?

Но все это не имело значения. Дина знала только одно — она должна подчиняться Богу. Даже если ей что-то кажется неразумным.

— Доктор Уайатт, вы говорили, что выбрали такую профессию из-за случая с вашей сестрой. — Дина видела, как его глаза наполнились болью. Она заметила также, как его жена придвинулась ближе, как бы желая защитить мужа: на лице — выражение ужаса и боли. Оба ожидали атаки.

— Мисс Кэрри… — натянуто сказала Синтия, надеясь ее остановить.

Подчиняясь внезапному импульсу, Дина наклонилась и взяла Джеймса за руку.

— Представьте, что я ваша сестра. Джеймс Майкл Уайатт, брат Кэролайн Ослы Уайатт, Господь прощает вас! Он любит вас!

— Как вы узнали ее полное имя?! Откуда вы знаете?!

Глаза Дины расширились от испуга, но тут же исполнились пониманием.

— Я не знала… но Бог знает.

Пo всему телу Джеймса пробежали мурашки, волосы встали дыбом. Он ощущал присутствие Бога и не мог этого отрицать. Руки Дины Кэрри были горячим сильными; в ее глазах сиял свет, который обещал надежду. Как давно в последний раз Джеймс позволял себе надеяться на что-либо?

Дина крепче сжала его руку.

— Пожалуйста! Я думаю, что Бог послал меня сюда, чтобы сказать вам: Он хочет, чтобы вы вернулись к Нему! Он хочет, чтобы вы стали таким врачом, каким Он предназначил вам быть! Я верю, что вы хотите помогать женщинам. Я прошу вас, умоляю, помогите мне, пожалуйста, доктор Уайатт! Помогите мне родить этого ребенка!

Джеймса как будто пронзили в сердце — он не мог вздохнуть.

Теперь Дина чувствовала себя спокойно — она передала послание и призыв. И видела в глазах Джеймса, что Божий призыв принят. Вся ее внутренность наполнилась радостью.

— Так далеко, как запад от востока, — так удалил Он от нас наши преступления, — прошептала она.

— Да, — тихо сказал Джеймс. «О, Боже! Да! Пожалуйста!» — кричало все внутри него. В этот самый момент Джеймс Майкл Уайатт почувствовал, что бремя греха, которое он носил долгие годы, исчезло, растворилось, как туман! И над ним сияло безоблачное небо…

— С ней все в порядке? — спросила Ханна дрожащим, полным беспокойства голосом.

— Сейчас есть небольшой риск, — ответил Джеймс, стараясь, чтобы его голос звучал убедительно и твердо. — Дина еще пару дней останется у нас, ей нужен отдых и особая диета. Мы обо всем позаботимся, Ханна, ни о чем не беспокойся!

Как она может не беспокоиться?!

— Она все еще собирается рожать?

— О да! — ответил Джеймс, смеясь. Давно уже он не чувствовал себя так легко, ему хотелось летать. Он знал, что в какой-то мере это чувство пришло оттого, что теперь он будет помогать новой жизни приходить в этот мир, а не забирать эту жизнь. — Она очень хочет ребенка! Потому мы и принимаем все эти меры предосторожности.

— Вот уж никак не могла предположить, что Дина обратится к тебе за помощью! — сказала Ханна. Джеймс услышал в ее голосе недоверие и одиночество.

— Понимаю твои чувства, учитывая то, где ты меня нашла пару недель назад. Клянусь тебе, клянусь своей жизнью, что не сделаю ничего, что могло бы повредить Дине или ребенку. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы обезопасить их обоих. Расходов никаких не будет — все за мой счет.

— Что с тобой произошло, Джеймс?

— Искупление! — последовала пауза. — Дина пришла ко мне с посланием — тем, которого я ждал с тех самых пор, как потерял свою сестру.

Ханна помолчала, потом спросила:

— Могу я с ней поговорить?

— Она сама вам позвонит завтра утром. Я отправил ее в постель, Синтия понесла ей ужин. Дина говорила, что не уверена, поддержите ли вы ее решение — а я не хочу, чтобы она сейчас расстраивалась.

— Можешь сказать Дине, что я полностью ее поддерживаю!

— А Дуглас?

— Ее отец не имеет к этому никакого отношения! — прозвучало жестко и холодно. — А как же клиника, Джеймс? Ты все еще там работаешь?

Джеймсу почудился сарказм в ее тоне.

— Сегодня вечером я сделал только два звонка. Один — Элизабет Чемберс, чтобы уведомить ее о моем увольнении. Второй — тебе.

— Прости… Я просто… — Ханна замолчала, и так все было ясно. Она согрешила меньше, чем Джеймс. Она убила только одного ребенка; он убил сотни, может, даже тысячи…

«Как запад далеко от востока, так удалил я от вас ваши преступления…»

Джеймс закрыл глаза, он был исполнен благодарности. «Спасибо Тебе, Боже! Спасибо Тебе!»

— Я понимаю, — тихо ответил он. — Поверь мне, Ханна, я понимаю тебя! — Его жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов за последний час. Теперь он свободен. После стольких лет рабства ему даже трудно было перенести это чувство. Джеймс дал Ханне адрес и номер телефона. — Если вы с Дугласом захотите приехать — пожалуйста, мы вам рады! Наш дом открыт для вас, в любое время суток.

Ханна положила трубку, ее руки тряслись.

«Искупление», — сказал Джеймс. Ханне хотелось порадоваться за него, но вместо этого она чувствовала только зависть. Если он мог получить искупление, то почему не может она? И почему Дина у них, а не здесь, у себя дома? Ирония этой ситуации поразила Ханну в самое сердце. Она не могла осуждать Джеймса за его подозрения. В конце концов, именно она привела Дину в клинику!

Ханна оглянулась и только сейчас заметила, что Дуглас стоит в двери, ведущей из кухни в гостиную.

— Так к чему я не имею отношения? — спросил он, испытующе глядя на жену.

— Ни к чему, — жестко ответила Ханна, даже не пытаясь скрыть нарастающий гнев. — Твой дипломат в гостиной, ты его оставил там вчера вечером.

Его глаза сузились — от гнева или от боли, Ханна не знала. Впрочем, это ее и не волновало. Прошло то время, когда ее заботило то, что думает или говорит Джеймс.

— Вы говорили о Дине?

— Да. — Ханна посмотрела на него с горькой улыбкой. — Она остановилась у Джеймса Уайатта.

— Кто такой Джеймс Уайатт?

— Старый школьный приятель. — В ее глазах горел вызов. — Ну, давай, Дуглас. Спроси меня, был ли и он моим любовником. Ведь у меня, ты считаешь, их была целая армия?!

Он пропустил ее слова мимо ушей.

— Откуда она его знает?

— Он врач. Мы встретились с ним в клинике, в которую ты нас послал. Интересно, правда, Дуг? Наша дочь хочет сохранить ребенка — и к кому она бежит за помощью? К нему! Ведь она же не может прийти к нам! Не узнав прежде, что ты теперь думаешь о том существе, которое она носит.

Ханна отвернулась и прошла в гостиную. Встала у окна, обхватив себя руками и стараясь успокоиться. У нее было чувство, что она тонет в штормящем море.

Дуг подошел к телефону и вырвал верхний листок из лежащего рядом блокнота. Сунул его в карман и пошел за своим дипломатом.

— Я вернусь поздно!

— Можешь располагать своим временем! — Ханна слегка повернула голову и искоса на него взглянула. — А вообще-то, можешь располагать и всей оставшейся жизнью — мне наплевать!

Дуг прошел через гостиную и вышел в заднюю дверь.

— Джо?

Сердце Джо подскочило при звуке Дининого голоса.

— Привет, малыш! Как делишки?

— Уже лучше. Я пока еще не дома, но скоро там буду.

— Ты все еще в Форт-Брэге?

— Нет, я сейчас у друзей в долине Милл. — Она продиктовала ему номер телефона и адрес. — Джеймс — врач. Так что можешь не беспокоиться, я получаю необходимую медицинскую помощь.

— А твои предки знают, где ты? — Молчание затянулось, Джо уже подумал, не оборвалась ли связь. — Дина!

— Знают. Сегодня утром звонил папа.

— И что?

— Мне нужно, чтобы ты за них молился, Джо. Я не знаю, как они это все переживут.

Эви вернулась с библейских уроков, которые проходили в дневное время. На автоответчике было сообщение: «Мам, звонила Дина. Она через несколько дней будет дома. Сейчас за ней наблюдает врач. Она решила рожать!»

Эви уселась в качалку и от радости заплакала. Она долго оставалась в такой же позе, закрыв лицо руками; радостная новость все больше наполняла ее дух восторгом. Она так боялась за Дину, так боялась за Ханну и Дуга и за других, которые нс понимают, что одно решение может разрушить всю жизнь…

«О Боже, Ты верен! Ханна отдала Дину Тебе прежде, чем та появилась на свет, как и я раньше отдала Тебе свою дочь. Помоги ей пройти через это! Помоги ей — ради всех нас! Протяни нам Свою руку! Вытащи нас из той бездонной ямы, в которую мы сами себя закопали! О Боже, помоги нам выбраться к свету, который вверху, и не свалиться во тьму, которая внизу!»

Зазвонил телефон. Ворча, недовольная тем, что ее прервали, и утирая со щек слезы, Эви встала и подняла трубку.

— У тебя все в порядке?

Вот любопытная старуха!

— Все в порядке, Глэд. Чего это ты мне снова звонишь?

— Да не знаю…

— Мы же говорили с тобой сегодня утром!

— Ну и что? А что, еще поговорить мы не можем?!

— Ты как надоедливая муха!

— Да ладно, не будь занудой!

— Кто бы говорил!

— Ну ладно, чего там у тебя?

— Снова собираюсь ехать на юг.

— Ты прямо лягушка-путешественница, Эви!

— Когда прискачу обратно, наверное, привезу с собой Дину.

— Она уже дома?

— Скоро будет. Она решилась рожать.

— Вот молодец! — весело сказала Глэдис; потом серьезным тоном: — С тобой, правда, все в порядке?

— Будет в порядке, — Эви всю трясло, горло сжалось. — Наконец.

— Может, соберем наших остальных «девчонок»?

— Они ведь не знают подробностей…

— Значит, самое время им все рассказать!

Пастор Дэн Майклсон вышел из машины и шепотом попросил у Бога мудрости. Он знал, что разговор, который ему предстоит, будет не из легких, — но был готов к нему. И не только потому, что недавно беседовал с Дугом Кэрри. Дэну казалось, что он готовился к этому несколько последних лет.

Он знал, какие чувства испытывает Ханна Кэрри. То же самое переживали и многие другие, которые обращались к Дэну за помощью. За последние несколько лет к пастору на консультацию приходило несколько женщин из их общины. Но Дэн — проповедник, а не психотерапевт. Он считал себя неподготовленным для таких консультаций; да и времени, честно говоря, на это не хватало. И Дэн отправлял их к психологу-христианину, которого знал лично и которому доверял.

Некоторым этот специалист очень помог. Они возвращались к Дэну, сияя благодарностью за то, что тот направил их к человеку, который смог понять их мучения и пролил на них свет Божьего слова. Но их словам, им помогли самим разобраться с болью и получить Божье исцеление. Ободренный успехом, Дэн впредь направлял женщин, которые страдали так же, как и Ханна, к этому специалисту. Но однажды друг позвонил ему и сообщил, что не сможет принять больше пациентов, чем уже имеет. Тогда Дэн затребовал список психотерапевтов-христиан, хотя и чувствовал смутное беспокойство, посылая своих прихожан к специалистам, которых не знал лично. Он отгонял эти сомнения: в конце концов, это люди верующие и вдобавок профессионалы. Они знают, что делают!

И вот, четыре дня назад ему позвонил один из дьяконов церкви. Прерывающимся голосом он сообщил, что его жена попала в больницу после того, как пыталась покончить с собой. Дэн был шокирован — это была Марша, одна из женщин, которых он направил к консультанту! Пастор навестил ее в больнице; он спросил, что же довело ее до такой степени отчаяния?! Женщина рассказала, что, следуя советам психотерапевта, пыталась отделаться от чувства вины и раскаяния. Она пыталась всячески оправдать свой поступок, совершенный в молодости, пыталась внушить себе, что на ней нет никакой вины. Ей это так и не удалось — и она решила умереть…

Ошарашенный таким рассказом, Дэн обратился за советом к своему другу. Тот продиктовал ему список вопросов, которые надо было задать психотерапевту, которая занималась с Маршей. Использовала ли она во время сеансов Библию? Молилась ли она с Маршей? Пыталась ли она вернуть Маршу шаг за шагом к послушанию Богу?

Дэн связался с консультантом и через несколько мгновений узнал, что к терапевтическим сеансам, оказывается, не имеют никакого отношения ни Библия, ни молитва. И вообще, как выяснилось, Марше надо учиться самой стоять за себя!

Дэн только качал головой: «Но кто же может устоять без Бога?!».

«Как раз-таки часть ее проблемы и заключается в религии, Дэн. Марше надо научиться больше любить себя! Она должна осознать свой настоящий потенциал, свою ценность! Наша цель — устранить чувство вины, а не усугублять его».

Устрани Бога — и нет вины?! Как можно устранить Всемогущего?!

Дэн осторожно подбирал слова: «Но для этого чувства есть причины. Она действительно согрешила».

«Ну, это ваше личное мнение, — терпеливо отвечала женщина на другом конце провода. — Дэн, она не совершила ничего противозаконного, ничего, что не принималось бы нашим обществом».

«Но Бог не терпит греха!»

«Вы хотите сказать — тот Бог, каким вы Его себе представляете. Я же вижу Бога как терпимого, милостивого и любящего. Он не станет осуждать Маршу за то, что, по ее мнению, она должна была сделать. У нее были трудные обстоятельства. Может, вы просто не понимаете, насколько трудные».

«Финансовые трудности».

«Да, финансовые. И эмоциональные. Она не могла перенести тяжелую беременность — и выбрала путь, который был перед ней открыт. Но Бог все равно ее любит — ведь именно это вы проповедуете по воскресеньям?! Ей не надо приносить никаких жертв. Иисус давно это за нее сделал. Ведь это так?!»

«Вы не оставили места Божьему исцелению, — ответил ей Дэн. — Места исповеданию, прощению, восстановлению. А путь к исцелению ясен и прост: „Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды“».

«Я отлично знаю этот стих. Дэн, — сказала она снисходительным тоном, как бестолковому ребенку. — И Библия, конечно, может быть очень полезна — но на своем месте, и церкви. Я уверена, вы понимаете, почему я с осторожностью отношусь к использованию Писания во время консультаций. Моя цель — выслушать пациента и помочь ему сконцентрироваться, а не возлагать на него еще большую вину, используя слова осуждения из такой авторитетной книги, как Библия. А теперь, если позволите, — меня ждут пациенты!»

Она положила трубку, оставив Дэна в растерянности. Он чувствовал, будто сам завел Маршу и болото и оставил ее там тонуть. Как может женщина, которая согласилась на аборт, не испытывать чувство вины или раскаяния? Чем она может оправдать свой поступок? Кого еще она может обвинить, когда все вокруг ей говорят, что это ее личный выбор? Как она может получить прощение, если не признает истину и свой грех'? Как она может надеяться на восстановление? На освобождение?

Когда Дэн слушал мягкий голос, слова, полные притворного сострадания, он понял, что это за слова, он распознал их: эти слова разбивают жизни на мелкие кусочки. Вовсе неудивительно, что после закладки такого фундамента люди запираются в четырех стенах, набрасываются друг на друга, как звери, или выбирают смерть. Семьи рушатся. Общество извивается в мучениях. Целая нация гибнет — и все спрашивают почему?

«ИМЕЮТ УШИ — И НЕ СЛЫШАТ! ИМЕЮТ ГЛАЗА — И НЕ ВИДЯТ!»

Дэн закрыл глаза, исполнившись печали. «Я слышу, Господь, я вижу. О Боже, ответ же есть и всегда был! Только этот мир не хочет слышать и видеть, он притворяется глухим и слепым, ищет свои собственные пути. И куда эти пути ведут? К смерти. К смерти наших детей и, в конце концов, нас самих! Боже, прости меня! Я поверил дьяволу! Иисус, я посылал Твоих раненых агнцев за исцелением к волкам! Прости меня, Господь, я согрешил перед Тобой! Я прислушался к воплю дьявола — вместо того, чтобы слушать Твой тихий голос, полный любви и мира! Я поверил тем, кого я не знал. Я считал, что сам ничем не могу помочь этим жертвам. Я забыл, кто Ты есть: Творец, Чудный Утешитель, Всемогущий Бог, Вечный Отец, Князь Мира! О Господь, я забыл, что Ты мне дал все необходимое для битвы. Ты дал мне все для победы. Я забыл, что в Тебе все возможно совершить!»

Теперь Дэн понял: у него есть необходимый инструмент, чтобы разрушать стены, в которых оказываются его прихожане! У него был тот инструмент, который разорвал завесу в Святое Святых, — и теперь его стадо может приблизиться к Господу, очиститься, восстановиться, преобразиться и, наконец, вступить в личные отношения любви со своим Создателем. Этот самый инструмент сейчас покоился на книжной полке у Ханны, собирая пыль до следующего воскресного утра. Ее Спаситель был там, ожидая случая, чтобы заговорить с ней и показать ей дорогу домой, дорогу к любви.

«Твое Слово — это жизнь!»

Почему же так мало людей понимают это?

Почему он сам этого не понимал?

«Боже, если я верю, что Писание вдохновлено Тобой, пора применить его в жизнь. Пора мне войти в реку, пересечь ее и разрушить стены Иерихона. Пора мне использовать Твои принципы и методы, чтобы достичь цели, которую Ты поставил со дня сотворения мира! Господь, Ты — Бог! Ты сотворил нас! Кто кроме Тебя еще знает, как исправить нас, если мы испортились? Кто еще может вернуть нас к правде? Кто еще явил нам такую любовь, проводя через огонь, очищая и превращая нас в прекрасное и полезное творение — несмотря на наши ошибки?!»

Теперь Дэн был полностью готов к разговору с Ханной Кэрри. Он восхищался, наблюдая, каким образом работает Бог. «Иисус, Ты всегда выбираешь точное время!»

В тот самый день, когда Дуг Кэрри пришел к нему в растерянности и отчаянии, Дэн принял решение. Он больше не может отворачиваться, он не будет больше закрывать глаза и уши. Он больше не будет перекладывать это бремя на людей вне церкви, на тех, кого он не знает и кому не может доверять!

«Господь, дай мне силы больше никогда не поворачиваться спиной! Помоги мне привести Твоих людей к очищающему источнику. Используй меня, Отец, по Своей воле!»

Ханна раздраженно проигнорировала второй сигнал дверного звонка; она продолжала доставать вещи из стеклянной горки.

Протерев конфетницу, она аккуратно поставила ее на стол и потянулась за блюдом для торта. Когда в дверь еще раз позвонили, она швырнула тряпку, которой протирала посуду, и шагнула к двери. Если это торговый агент, то ему придется пожалеть, что он не обошел этот дом стороной! Даже не взглянув в дверной глазок, Ханна распахнула дверь, готовая к атаке.

На ступенях стоял пастор Дэн Майклсон.

— Ханна, — сказал он, кивая в приветствии. — можем мы поговорить?

В груди всколыхнулась вся боль, накопленная во время вчерашнего разговора с мужем. К глазам подступали слезы, давило чувство того, что ее предали.

— Это зависит от того, что ты собираешься сказать.

— Я пришел слушать!

— В самом деле? Разве ты не на стороне моего мужа?

— Я люблю вас обоих, Ханна. Можно мне войти?

Она хотела ответить ему отказом, ей вовсе не хотелось с кем-либо общаться — но это было бы невежливо. Чувствуя, что обречена на долгую беседу, Ханна отступила и шире распахнула дверь. Чем раньше она его впустит, тем быстрее он выговорится, тем быстрее он уйдет, а она останется одна. Мысленно проклиная Дуга, Ханна провела пастора в гостиную и пригласила присесть на софу.

— Чашку кофе?

— Пожалуй…

Поджав губы, она пошла готовить кофе. Она не делала никаких попыток заговорить.

— Что-нибудь слышно от Дины?

Ханна открыла шкаф, достала две чашки и блюдца; они зазвенели, когда она поставила их на стойку.

— А разве Дуг тебе не сказал? Она через несколько дней возвращается домой. — Ханна повернулась к Дэну, напряженная и готовая к битве. — И, между прочим, она беременна, — Дуг тебе это говорил? Ее изнасиловали в Иллинойсе. Ее там здорово поддержали, конечно. Декан попросил ее оставить колледж; жених решил, что она осквернена и передумал на ней жениться. И вот она приехала к нам за помощью. Дуглас приказал мне сразу тащить ее в клинику, чтобы сделать аборт и избавиться от всех проблем. Сказал, что у меня большой опыт по этой части! Он рассказывал тебе все это во время вашей вчерашней встречи?

Дэн сидел молча, позволяя ей выговориться. Он надеялся, что она выпустит достаточно пара, чтобы принять потом помощь.

Не получив ответа, Ханна умолкла. Ей было стыдно, она злилась и боролась со слезами. Зачем он пришел? Почему он не займется своими делами и не оставит ее в покое? Она стояла в кухне, ожидая, пока отключится кофеварка. Наполнив чашки, она поставила их на поднос и понесла в гостиную. Когда она ставила поднос перед Дэном, увидела, что забыла сливки и сахар. Она знала, что Дэн любит и то, и другое. Ничего, сегодня обойдется без них! Может быть, горький кофе обратит его в бегство?

— Спасибо, — сказал Дэн, наклоняясь вперед. — Почему бы нам не помолиться?

— Давай, только не надо вслух. — Ханна встала, подошла к окну, сложила руки и уставилась на маленький огородик. Его пора было вскопать, прополоть и пересадить. Может быть, она этим сегодня и займется. Это будет соответствовать настроению; опуститься пониже и вываляться в грязи…

Обращение Дэна к Господу было коротким, но сердечным. Сомкнув руки на коленях, он поднял голову и взглянул на Ханну — она стояла у окна, обхватив себя руками, как будто защищаясь от чего-то.

— Я пришел не для того, чтобы обвинять или осуждать. Я пришел как твой брат во Христе. Я хочу помочь, Ханна, хочу встать рядом с тобой и Дугом. Я вижу, как двое людей, которых я очень люблю, отдаляются, и это меня огорчает!

— Спасибо за заботу, — проговорила Ханна сквозь зубы. — Но слишком поздно…

— Я не смогу ничем помочь, если мы не сможем победить твой гнев.

Ханна повернулась к Дэну.

— Ах, вот оно что! Значит, именно к такому решению вы пришли вчера вечером. Может, тебе лучше проконсультировать Дугласа — как ему справляться с гневом?! Пусть сначала он от этого избавится!

— Дуглас будет приходить на консультации один раз в неделю, начиная с этого вечера.

Эти слова охладили ее. Дуглас — и консультации? Когда раньше она ему это предлагала, он всегда отказывался. Считал, что они сами могут решить свои проблемы.

— Я хочу, чтобы ты тоже приходила.

Ханна снова разозлилась.

— Да нет уж, спасибо. Я не хочу быть с ним в одной комнате. Мне до смерти надоели всякие обвинения!

— К чему хорошему может привести твой гнев, Ханна?

Она знала ответ, глаза наполнились горячими слезами.

— Теперь мне уже все равно.

— А я думаю, что нет!

— Конечно, — горько сказала Ханна. — Ты ведь лучше знаешь, что я чувствую! Или дело совсем в другом? — она цинично усмехнулась. — Что скажут люди, если семейные пары в церкви начнут разводиться? Ведь мы же хотим быть примером этому миру, не так ли? А то, не дай Бог, люди в миру поймут, что мы такие же, как они.

Глядя на Дэна, она ожидала реакции. Реакции не последовало.

Устыдившись, Ханна отвернулась. Какая польза от всего этого?

— Ты не можешь этого понять, Дэн. Ты даже приблизительно не понимаешь, что я чувствую — так же, как и Дуг не понимает!

— Бог все знает, Ханна. Нет ничего нового под солнцем. Он прекрасно понимает, что происходит в каждом сердце.

— Вот именно этого я и боюсь.

— Не надо бояться.

— Тебе легко говорить! — Если Бог хотя бы отдаленно напоминает людей, которых видела Ханна за свою жизнь, то у нее нет никаких шансов. Она совершила непростительный грех. Она забрала жизнь у своего ребенка. И по какой причине? Боязнь позора, стыд, страх… Все это, и еще другое. Но никакая причина, никакие обстоятельства не достаточны, чтобы ее оправдать. Ничто не может заставить замолчать эти голоса, которые продолжают кричать внутри нее: она виновна… в убийстве.

Мало того, она еще уговаривала дочь повторить свой путь.

— Господь любит тебя, Ханна!

Она снова отвернулась и уставилась в окно на задний двор.

— Сколько раз я это уже слышала… Но это ничего не значит. Дуглас тоже говорил, что любит меня. Это все слова, просто пустые слова…

Дэн уловил безнадежность в ее голосе, но пытался достучаться до нее.

— Ты отдала свою жизнь Иисусу более двадцати лет назад, Ханна. В тот самый день Он очистил тебя от всех твоих грехов. Она повернулась к Дэну, глаза горели.

— Если это действительно так, почему я не чувствую себя чистой?!

— Ты должна сбросить с себя это бремя, оставить его на Кресте!

Это снова рассердило ее.

— Я пыталась, — сказала она, борясь со слезами. — Но это не так легко. Особенно тогда, когда рядом человек, который постоянно тебе об этом напоминает.

— Но другие же смогли это сделать!

— Да, верно. Я полагаю, ты хочешь напомнить мне про апостола Павла, Марию Магдалину и еще про дюжину людей, которые жили две тысячи лет назад?

Дэн встретил вызывающий взгляд, он чувствовал ее страх и горе. Он понял это выражение на ее лице — уязвленность, попытка защитить себя. Дэн молча встал и подошел к Ханне.

— Я не говорю сейчас о людях, которые жили тысячи лет назад. Я говорю о нашем времени. В общине есть и другие люди, которые прошли через то же, что и ты!

Она слегка повернулась к нему: в ее глазах Дэн увидел наполовину недоверие, наполовину надежду.

— Ты не единственная женщина в нашей церкви, которая делала аборт.

— И что, их много? Когда попадаешь в беду, ищешь товарищей по несчастью…

— Шестеро, о которых я знаю. Я попрошу в воскресенье выставить корзиночки для молитвенных записок — тогда, может быть, мы узнаем, сколько их на самом деле. Сегодня утром я связался с Центром консультации беременных и говорил с одним из директоров. У нее есть материалы о постабортивном синдроме и лекции на эту тему, основанные на Библии. Она предложила провести уроки у нас.

— В церкви? — Ханна напряглась при этой мысли, зная, что туда она не пойдет. В ее жизни и так достаточно проблем оттого, что Дуглас все знает. Насколько же будет хуже, если несколько болтливых женщин и мужчин в общине узнают о ее прошлом? Они разнесут ее в клочья, как торнадо!

— Нет, — сказал Дэн, поняв ее взгляд. Подтверждалось то, что говорила ему директор Центра. — Донна предложила, чтобы мы собирались где-нибудь в другом месте, не в здании церкви. Мы обещаем всем женщинам сохранить анонимность. Каждая должна заранее быть уверена, что все будет строго конфиденциально. — Может быть, в свое время, после того как они получат исцеление и восстановятся, у них появится смелость выступить и разоблачить всю ту ложь, которой учит мир.

— А где же тогда будут проходить семинары? — спросила Ханна, надеясь, что это будет не далеко от дома.

— ЦКБ — это слишком далеко. А мой дом — слишком близко к церкви. Я все еще думаю, где это можно сделать.

— Можно собираться здесь!

Дэн улыбнулся.

— Я надеялся, что ты это скажешь. Сначала тебе, конечно, надо обсудить это с Дугом.

— Он не будет возражать. — А если попробует, то может убираться. Если хочет, пусть сядет в лодку и гребет в Китай!

Дэн заподозрил, что она не в том состоянии, чтобы обсуждать такие вопросы, и решил сам позвонить Дугласу и поговорить с ним. После вчерашнего разговора Дуглас не будет возражать. Скорее наоборот, он будет приветствовать это начинание!

Первое собрание решили провести вечером в среду. Дэн сказал, что тоже придет. Он собирался сначала просмотреть все материалы, чтобы быть уверенным, что все они основаны на Писании и никак не отклоняются от слова Божьего. Он сам обзвонит остальных женщин и пригласит их на семинар.

— Я не скажу им о том, что мы собираемся у тебя дома, пока они не согласятся прийти, — сказал он. В разговоре Дэн не называл имен, чтобы сохранить анонимность других, так же, как и Ханны. — Молись, чтобы их сердца были открыты, Ханна!

— А если никто не придет?

Дэн улыбнулся, с любовью глядя на нее.

Тогда мы начнем с тебя!