299

12. См. в письме Иванова к жене от 15 июля 1906 г.: «В четверг, 13-го, пришел ко мне Антиной, очень грустный, и пел, прекрасно и трогательно, из Глука, Моцарта, Шуберта — все о смерти. Еще при составлении вышеописанного завещания, он сказал: „а, может быть, я и вправду не вернусь?" Я же был опять в него страстно влюблен, чуть не плакал над этой хрупкой и изящной, нежно-покорной и не знавшей счастия pauvre âme emprisonne <бедной пленной душою — франц.>. Он и сам согласен, что в нем пленная душа женщины. Ты знаешь, как к нему идет большая нежная печаль. Дал ему опять в долг 25 р., которые ему тяжело было брать, и он сам не решился попросить, но я видел, что его положение критическое. — Я поцеловал его в страдальчески-улыбающиеся щеки (знаешь ту линию около рта) — и отпустил до свидания на вокзале. <…> в 8 ½ вечера был на Николаевском вокзале, где было нововведение — на платформу не пускали провожающих, т. к. боялись демонстраций при отъезде депутатов. Встретил Кареева, который был подавленно растерян и сказал, что в Выборге он не был, но подпись свою к депутатскому манифесту присоединил <речь идет о так называемом „Выборгском воззвании" депутатов Первой Государственной Думы. — Н. Б., С. Ш.>. Антиной сидел в буфете с похоронным лицом, в обществе миловидного, белобрысенького Павлика. Нувель острил: „Vous Nous compromettez en parlant avec des députés" <„Вы нас компрометируете, говоря с депутатами" — франц.> — потому нас и не пускают на платформу"» (РГБ. Ф. 109. Карт. 10. Ед. хр. 3. Л. 9—10).

Загрузка...