Дневник, 2012 год

<...> Посмотрел два фильма — об американском поэте Аллене Гинзберге и о французском художнике Модильяни. В фильме несколько раз говорилось, что Модильяни еврей. Это не повышает ценность его портретов, но портреты эти с юности мне до безумия нравились. Игорь сказал, что мне понравится больше фильм о Модильяни, но всё произошло наоборот: фильм о Модильяни — коммерческий, в привычных красках и в привычных декорациях 20-х годов в Париже, а вот Гинзберг — это фильм-признание. Впервые я понял, в чём смысл его поэзии и его «нового взгляда» на американскую действительность.

В фильме о Модильяни есть занятный эпизод из детства художника. Он, мальчик, живёт с роднёй, родня — отец, не платит налогов, и приходит полицейский, чтобы арестовать имущество. Но в законе сказано, что всё, что находится на кровати беременной женщины, принадлежит ей и не может быть описано. Так вот, на этой огромной кровати был свален весь скарб этой еврейской семьи — кровати, люстры, столы, стулья, швейная машинка...

Пришло два письма. Одно, очень сердечное и точное,— от Олега Павлова, он уезжает в Казахстан и делится планами; другое — от Юры Беликова из Перми.

«Сергей Николаевич, приветствую! «Дневник», который Вы мне отправили, благополучно дошёл. Огромное спасибо. А я вот могу подбросить новых дровишек для печки Вашего «Дневника». В журнале «День и ночь», во втором номере (в ЖЗ он уже есть, но сам журнал пока не добрался до читателей), опубликован наш диалог со Станиславом Куняевым. Я прикрепляю файл, чтобы Вы прочли. Дело в том, что этот диалог был уже выставлен в «Журнальном зале» (виртуальная версия толстых журналов), но вдруг, под давлением одного из держателей ЖЗ по фамилии Костырко, Марине Саввиных было заявлено, что после «таких» материалов, как диалог Беликова с Куняевым, журнал «День и ночь» могут отлучить от «Журнального зала». Ну, разумеется, инкриминируют антисемитизм. Марине Саввиных, по совету одного нашего общего знакомого, даже пришлось согласиться на то, чтобы «заблокировать» этот материал. То есть он там обозначен, а открыть нельзя. Правда, его скачали уже другие интернет-ресурсы. Вот такая прелюбопытная семибоярщина наших дней под названием ЖЗ. Теперь напрашивается вопрос: ЖЗ — это что за закулиса?Возможно, я буду в Москве 4-го июня — на Комсомольском проспекте, 13, намечена презентация 2-томной антологии (издано в Вероне) «Слово о Матери», где есть мои стихи. Начало в 15:00. Если вдруг совпадёте, буду рад Вас увидеть».

«Прикрепление» с интервью Куняева я ещё не открывал. Ай да Костырко! <...>

5 июня, вторник

<...> В пять в Геологическом музее состоялось заседание нашего клуба. На этот раз гостем был протоиерей Всеволод Чаплин. Чаплин говорил в микрофон, слышно было плохо. Его доклад назывался «Церковь и общество. Проблемы, дискуссии и сотрудничество». Я задал протоиерею три вопроса, упаковав всё в небольшую речь:

«В своём выступлении вы очень много уповали на помощь телевидения в христианском просвещении масс. Раньше церковь ограничивалась амвоном и словом священника. Меня несколько смущает подобная постановка. Не смогли бы вы эти сомнения развеять?

Вы много говорили о Божьих карах, которые нас ждут за неправедные поступки. Не кажется ли вам иногда, что церковь значительно суровее Господа Бога?

Теперь,— сказал я,— вопрос, который вам, наверное, задавали неоднократно, о молодых девушках и молодых матерях, которые побесчинствовали в храме Христа Спасителя. Почему церковь уповает на мирские власти, а не применяет свою силу? Например, отлучение от церкви. Прожить жизнь, зная, что ты лишён покровительства Господа Бога, очень трудно, почти невозможно».

Опять протоиерей Чаплин говорил, опять было очень плохо слышно; я запомнил, что те кары, которые упомянуты в Ветхом Завете, значительно сильнее, чем в Новом. Или наоборот?

После заседания очень хорошо кормили, особенно вкусна была баранина, которую я ем очень редко.

Вечером позвонила Лариса Георгиевна Баранова-Гонченко. Завтра, в день рождения Пушкина, коммунисты проводят свой митинг, посвящённый дню его рождения и сохранению русского языка. Я отнекивался от выступления, Пушкин не совсем моя тема, потом всё-таки согласился. Буду думать, заодно посмотрел, чем так всё же недоволен верный, как Руслан, Костырко.

«Да, я знаю: из-за того, что русская монархическая элита отказалась идти на службу большевикам, Ленину пришлось мобилизовать местечковое еврейство. И полтора миллиона евреев поняли, что их судьба зависит от того, устоит ли Россия. И они бросились на защиту советской России с яростью племени, которое получило громадную власть над этим государством. Но революция происходила с двух сторон: не только со стороны заговорщиков-революционеров, но и со стороны народа. Народ хотел перемен в не меньшей степени, чем заговорщическая элита».

Ну, это, предположим мы уже читали, и этот тактический план В. И. Ленина хорошо историкам известен. Куняев повторяет то, что уже давно стало достоянием общественности. Но вот ещё один пассаж на знакомую тему и тоже много раз в Интернете проходивший:

«Двадцать лет органами госбезопасности руководили революционеры еврейского происхождения. Вот все кричат: «ГУЛАГ-ГУЛАГ-ГУЛАГ!» А кто стоял во главе ГУЛАГа? В тридцать седьмом году — Ягода, а у него — три заместителя: один по фамилии Берман, другой — Раппопорт, и третий — Плинер. Двадцать седьмого ноября тысяча девятьсот тридцать шестого года в газете «Известия» опубликовали указ о награждении комиссаров госбезопасности первого, второго и третьего рангов орденами боевого Красного Знамени, Ленина и так далее. Их было сорок четыре человека. Из них двадцать один, то есть практически пятьдесят процентов,— люди еврейского происхождения. Это верхушка ГУЛАГа. Это комиссары госбезопасности — высший орган карательной власти. А на всех остальных — русских, азербайджанцев, грузин, латышей, литовцев, украинцев — приходились другие пятьдесят процентов. Такова история русской революции. И поэтому, когда в тысяча девятьсот тридцать седьмом году это неравновесие в ЧК-ОГПУ-НКВД Сталин исправил, для либералов, особенно — еврейской ориентации, тридцать седьмой год стал самым кровавым и трагическим годом в истории России».

К этому уже я, пытаясь сохранить некую объективность, могу добавить лишь следующее: а кто доносы писал друг на друга? Кто, не переставая, жаловался на соседей, потому что у них на три квадратных метра площади больше, на начальника, потому что у того дома в борще была наваристая кость, на сослуживца, потому что его жена ходит в шёлковом платье? Давид Самойлов замечательно в своё время сказал: «Ах, русское тиранство — дилетантство». Но продолжим проверять Куняева и Беликова на верность линии «Нового мира», в лоне которого и воспитывается наш горячий Костырко. Опять С. Куняев. На этот раз он говорит о писателях:

«Приведу небольшую цитату из книги «Жрецы и жертвы Холокоста», где я полемизирую с Марком Дейчем: „Так что честь советского еврейства в разборках на тему «Кто виноват» спас из писателей, может быть, единственный праведник Юрий Домбровский. Да ещё в какой-то степени Валентин Катаев, если вспомнить «Уже написан Вертер» (после чего он был объявлен антисемитом). Остальные — Борщаговский, Гроссман, Чуковская, Хенкин, Галич, Разгон (да несть им числа!), ну и, конечно же, Дейч с Резником,— эти десятилетиями надрывались, чтобы всю кровь 1930-х годов взвалить на русского человека, на «вологодский конвой»...“»

И наконец, последнее: и я, и Куняев можем спать спокойно — литературу оставили нам.

«Я думаю, что, поскольку умная часть современного русофобствующего еврейства поняла, что печатная продукция и толстые литературные журналы нынче не властвуют над умами — сейчас над умами властвует телевидение, все главенствующие позиции были захвачены в «ящике». Возьмите любые программы: там — Якубович, Познер, Прошутинская, Соловьёв... Я говорю только о тех, о ком знаю определённо. Если взять двадцать более или мене популярных телепередач — это даже хуже, чем в тридцатые годы в НКВД. Там было лишь пятьдесят процентов. А тут — все семьдесят-восемьдесят».

6 июня, среда

Наконец-то наша Дума приняла скандальный закон о штрафах и других административных действиях во время демонстраций и митингов. Поле для легальной оппозиционной борьбы сужается. Не приведёт ли это к внезапным народным возмущениям? Закон Дума приняла чуть ли не в 12 ночи, думская оппозиция всячески сопротивлялась и, применив методы «итальянской забастовки», завалила собрание минутными «поправками», которые имела право озвучить. Оппозиция хотела бы, чтобы закон не был принят до 12 июня, когда она намечает огромный марш «недовольных». В свою очередь, Дума, подчиняющаяся советам Кремля и Белого дома, желала бы обратного: суровый закон, и немедленно!.. Одни хотят власть поменять, другие власть не отдают. В процессе обсуждения думское большинство — а это сплочённые, как муравьи, единороссы — приняло закон, сокративший время для выступлений до 30 секунд. Весело живём! Приняли! Ночью этот закон прошагал по Дмитровке в Совет Федерации и уже к обеду был принят. На заседании Совета Федерации с просьбой отложить обсуждение закона выступила сенатор Нарусова, ещё раньше председатель Совета по правам человека при президенте, мой знакомый, обратился к президенту поставить на закон своё «вето». Теперь интрига: как поступит Путин?

Утро прошло сенсационно. Новый министр Владимир Медынский — ой какой быстрый министр! — предложил переименовать несколько московских улиц, в частности — названных в честь, как он считает, «цареубийц», можно ведь их считать и борцами с самодержавием. В числе претендентов на новые названия и великий князь Сергей Александрович, тот самый! «Эхо Москвы» тут же откомментировало: «Фигура очень неоднозначная».

В институте сегодня опять защищались заочники Варламова — как быстро пролетели шесть лет. В принципе, защита прошла довольно удачно, но Алексей, который пишет прекрасные и большие представления на работы, недостаточно работает с самими текстами. Я посоветовал ему, как это делаю я, проходиться по всему тексту с фломастером. Подчёркивать все штампы, безвкусицу и стилистические ошибки, а уже потом ещё раз читать. <...>

В какой-то момент защиты я побежал, как ещё вчера пообещал Ларисе Георгиевне Барановой-Гонченко, на праздник, который в день рождения Пушкина КПРФ устраивала по поводу сохранения русского языка. Всё это происходило с другой стороны памятника Пушкину — так сказать, за его спиной. Был оркестр, хорошо пели романсы артисты оперетты, выступали функционеры-депутаты. Всё это выглядело довольно безвкусно, записные ораторы безбожно орали и говорили общие слова, невероятно взвинченно говорил о русском языке с привычной митинговой экзальтацией режиссёр Бортко. Мне от всего, ожидая своей очереди, было даже неловко. В какой-то момент, когда некий ветеран педагогики минут на 15 завернул довольно плоско написанную речь, я даже хотел уйти, но дотерпел. Хотел бы заметить, что все эти записные ораторы со значками депутатов были одеты в такие дорогие итальянские пиджаки, которых мне вовеки не носить. Я говорил коротко. Своё выступление я написал ещё утром. Вся эта суета заняла у меня много времени, которое можно было бы использовать с большей пользой.

«Сегодня мы празднуем не только день рождения Пушкина. Он не был физически великим. Он был небольшого роста. Его дух был велик! Его поэтический талант был огромен.

Владимир Набоков, русский писатель, полагал, что по мощи и охвату в мире существует лишь два одновеликих поэта — Шекспир и Пушкин.

Пушкин невероятно много сделал для того, чтобы мы почувствовали себя русскими и единым народом. Пушкин создал не только язык, но и систему понятий, на которых мы говорим.

Глядя на сегодняшнюю политическую погоду, мы сокрушаемся: «Буря мглою небо кроет...»

Когда мы вспоминаем о вожде начала перестройки, мы говорим: «Властитель слабый и лукавый...»

Когда мы думаем о моральной стойкости русской женщины, мы вспоминаем пушкинское: «Я другому отдана и буду век ему верна».

Весь русский язык, вся наша речь пронизаны воспоминаниями, формулами и мыслями Пушкина.

Я часто вспоминаю сказку о «Рыбаке и рыбке». Когда старик и старуха уже почти жили во дворце, старухе немедленно захотелось фанты и свободного выезда за границу. Вот и живёт теперь старик в старой пятиэтажке, а на отдых в Испанию ездит не его со старухой внучка.

Что мы приобрели?

Платное высшее образование.

Кабальную ипотеку вместо жилья.

Замечательную бульварную литературу.

Квалифицированную, и даже очень, медицинскую помощь за большие деньги.

А что на это всё ответил бы Пушкин? Пушкин утверждал: «Россия вспрянет ото сна». Народ и справедливость — непобедимы!»

До некоторой степени этот митинг, с обилием коммунистических аксессуаров и громом микрофонов, поверг меня в ужас. И ни одного хорошо прилаженного к новому смыслу, выразительного и всепроникающего слова! Лишь привычные формулы и до отчаяния устаревшие лозунги.

В институте в конце дня зашёл на кафедру к Л. М., там сидела Маша Зоркая, близкая подруга Олеси Николаевой. Зашёл разговор об отставке мужа Олеси Александровны с поста пресс-секретаря Патриарха. Маша очень подробно, как затверженный или внушённый рассказ, всё нам поведала — про болезни и про личное прошение. Отец Александр, заболевший недавно и потерявший чуть ли не двенадцать килограммов веса — случилось это как раз перед заседанием жюри,— сейчас вроде чувствует себя хорошо, анализы никаких отклонений — ну и слава Богу — не нашли. Однако уже в 12-м часу ночи Интернет вдруг выкинул такое:

«Руководитель патриаршей пресс-службы протоиерей Владимир Вигилянский отправлен в отставку со своей должности. Соответствующее решение было сегодня принято Патриархом Московским и всея Руси Кириллом, сообщает РБК. На место Вигилянского назначен диакон Александр Волков, ранее работавший зам. руководителя пресс-службы Патриарха. Сам Вигилянский теперь будет занимать пост настоятеля храма Святого Василия Великого в подмосковной деревне Зайцево.Эксперты связывают уход Вигилянского с должности, которую он занимал с 2005 г., с чередой скандалов, преследовавших РПЦ в последнее время. Сам он эту информацию категорически опровергает. По его словам, это было личное решение. «Я сам попросил Патриарха меня освободить от этой должности, на которой я был более семи лет»,— цитирует протоиерея „Росбалт“».

Вечером ещё ездил на презентацию новой книжки Максима Лаврентьева «Поэзия и смерть» в книжный магазин на площади Дзержинского «Библио-Глобус». И зал, и обстановка нижнего этажа — место всех презентаций,— всё очень знакомо. Такое обилие книг в этом магазине работу писателя просто обесценивает. Особенно много альбомов и всего красочного, что так любит наша публика. Народа было много, Максим в чёрной рубашке и белых джинсах выглядел красавцем, каким он и является, и очень хорошо, и так же хорошо говорил. Тут же, на примере Максима, я понял, как тщательно надо готовиться к подобным встречам. Кстати, я, несколько позабыв, что на этой презентации много людей, которые были и на предыдущих разговорах с Максимом, повторил байку о поступлении Максима в институт. Максим, между делом, об этом тоже сказал; к счастью, в моей небольшой речи было и кое-что новое: это констатация, что Максим — это уже сложившееся имя. Потом, через пару часов, невероятно воспитанный и тактичный Максим перезвонил мне, я поблагодарил его за возможность у него кое-чему научиться, а он в ответ сказал, что когда ведёт на публике разговоры, то ему всё время кажется, что он повторяет мою манеру и даже жесты.

7 июня, четверг

Уже четыре года как умерла Валя. Ложился спать с думой о ней и проснулся, вспоминая. Господи! Пишу утром, только стало восемь. Сейчас схожу в фитнес, потом вернусь домой, потом на Донское кладбище, а потом в институт на новую защиту. Попутно по всё тому же моему радио «Эхо Москвы» насладился маленьким политическим спектаклем. Оказывается, когда в Совете Федерации проходило без обсуждения голосование по закону о митингах, демонстрациях и репрессиях за их нарушение, то с протестом выступила не только мать Ксении Собчак, но и другая мать — Льва Пономарёва. Вспомнил тут грибоедовское: «И сам с ключом, и сыну ключ оставил». Но дело даже не в этом — вспомнил сразу исторические параллели. В своё время великие князья первыми нацепили себе на грудь алые банты революционеров, а уже во время советское основными диссидентами стали детишки военачальников, вождей, академиков, министров — так сказать, элиты. Да здравствует новая буржуазная элита, ей ещё предстоит многое!

Когда выходил около двенадцати с фитнеса, то купил две белых, как сказала продавщица — «метровых», розы.

На Донском невероятный покой и тишина. Я опять отругал себя за то, что, как всегда, что-то жало, и не смог, когда была возможность, достать здесь клочок земли, чтобы поставить своим родным крепкий и большой камень и чтобы, в принципе, в дальнейшем хватило под ним места и мне. Постоял возле плиты, на которой уже для моего имени места не осталось. А кто потом будет возиться, чтобы заказывать новую плиту? <...>

10 июня, воскресенье

Проснулся около восьми, уснул после десяти, слышал, как за стеной Маша что-то втолковывала ребятам и гремел телевизор. Перед сном начал читать «Русский дневник» Джона Стейнбека, который Станислав Куняев с гениальной прозорливостью редактора через шестьдесят лет после их первой публикации вдруг печатает в «Нашем современнике». Какая удивительная и насколько точная послевоенная картина жизни в СССР — Стейнбек побывал в России в 1947-м. Американец — я ведь очень всё хорошо помню своей молодой памятью — не только выписал верные картины, но и написал дух советского единства и настрой народа. Какая предстаёт эпоха! Какие послевоенные картины народного энтузиазма и сплочённости!

Это послевоенные наши города, высотные здания, Сталин и то, чего мы ныне лишены,— курортный отдых летом.

Вот американский писатель в полуразрушенном послевоенном Киеве:

«Мы прошли через разрушенный и уничтоженный центр города. В музее есть планы нового города. Мы все отчётливо сознавали, как жизненно важна для советского народа надежда на то, что завтра будет лучше, чем сегодня. Здесь в белом гипсе была изготовлена модель нового города. Должен вырасти грандиозный, невероятный город классических линий из белого мрамора, с огромными зданиями, колоннами, куполами, арками, гигантскими мемориалами. Гипсовая модель будущего города занимала большую часть одного из залов. Это будет Дворец Советов, это — музей. Опять, как всегда, музей.Капа говорит, что музей — это церковь русских. Им нравятся величавые и богато украшенные здания. Они любят чрезмерность. В Москве, где нет никакой надобности в строительстве небоскрёбов, поскольку пространство неограниченно и ландшафт этого не требует, они всё-таки планируют строительство высоких зданий в нью-йоркском стиле, хотя, в отличие от Нью-Йорка, в этом нет надобности».

Следующая цитата — это к нашему русскому спору о личности и делах Сталина:

«Во всей истории нет человека, которого бы так почитали при жизни. В этом отношении можно вспомнить разве что Цезаря, но мы сомневаемся, имел ли Цезарь при жизни такой престиж, поклонение и богоподобную власть над народом, какой обладал Сталин. То, что говорит Сталин, является для народа истиной, даже если это противоречит естественному закону. Его родина уже превратилась в место паломничества. Люди, посещавшие музей, пока мы там были, переговаривались шёпотом и ходили на цыпочках».

А вот ещё фрагмент дневника Стейнбека — это фрагмент не о модной для нынешнего письма Грузии, а о по-настоящему социальном государстве, которым была Советская Россия:

«Поезд спустился к Чёрному морю и шёл параллельно ему. Всё побережье — гигантский летний курорт. Каждый клочок земли занят под большой санаторий или гостиницу, и даже с утра пляжи заполнены купальщиками, ведь это место, куда приезжают отдыхать почти со всего Советского Союза.Теперь наш поезд, казалось, останавливался через каждые несколько футов. И на всех остановках с поезда сходили люди, которые приехали в один из санаториев. Это отдых, к которому стремятся почти все русские рабочие. Это вознаграждение за долгий тяжёлый труд; здесь восстанавливается здоровье раненых и больных. Глядя на пейзаж, на спокойное море и тёплый воздух, мы поняли, почему люди по всей России всё время повторяли нам:— Подождите, вот увидите Грузию...»

<...>

11 июня, понедельник

Ну наконец-то последовали и давно ожидаемые новости. Я никогда не думал, что Путин спустит те унижения и ту подчас несправедливость, которые допускала во время выборов по отношению к нему оппозиция. Наши шустрые демократы попали в ловушку, которую они готовили другим. Хотите суда, следствия, долгой юридической разборки? Получайте. Сегодня с утра, конечно, всезнающее «Эхо» передало, что у десяти оппозиционеров были проведены обыски, и все они получили повестки на завтра в Следственный комитет. Весь день, пока я возился с рассадой и поливкой, радио говорило о тех из своих любимцев, к которым на обыск допустили адвокатов, и тех, к кому адвокаты не попали. Нормального рядового слушателя, конечно, можно удивить, что у каждого протестующего противника путинского режима уже есть наготове адвокат. Не бедные, значит, люди протестуют! Иногда адвокаты становились чем-то похожими на радиоведущих. Они от входных дверей в дом вели свой репортаж и рассуждали, можно ли признать результаты обыска с понятыми, но без адвокатов, или нельзя.

Наконец — моя грядка с луком уже прополота, помидоры в теплице уже политы — передали, что обыски заканчиваются. У Навального обыск шёл 12 часов, забрали и сложили в мешки телефоны, жёсткие диски от компьютера, бумаги; говорят, даже диски с фотографиями собственных детей. Ксении Собчак — памятующей о верности Путина памяти её отца — мнилась собственная безнаказанность, однако обыск состоялся и у неё. Возможно, искали что-то связанное с «Домом-2», эротической передачей, но нашли полтора миллиона евро, разложенных по конвертам. Или она сама за какие-то услуги получала деньги в конвертах, или так их разложила, чтобы кого-то благодарить за специальные услуги. Для меня, как для обывателя, здесь много вопросов. Сама знаменитая телеведущая сказала, что её доход составляет два миллиона в год и она не доверяет банкам. Конечно, каждый имеет право не доверять системе, которую так лелеет государство, но сколько с этой суммы, если ведущая молодёжной передачи и политический деятель её действительно получила, она не заплатила или заплатила налогов?

Поздно вечером уехал с дачи, надо читать, писать «Дневники», читать вёрстку за 2009 год, присланную Павлом Косовым, что-то приготовить себе на неделю. Наконец, нельзя запускать фитнес.

12 июня, вторник

День так называемого «Марша миллионов». А не пишу ли я историю всех высказываний «Эха Москвы»? С утра выслушал все памятки и инструкции, которые радиостанция давала москвичам, пожелавшим в марше участвовать, и рассказала, где и как будут поставлены металлические воротца — металлоискатели, через которые можно будет пройти на митинг. Проханов вчера по радио отчитал Ганопольского за его некоторую нетактичность, это попутно, но самое главное, как и всегда,— высказал мысль государственника: подобные собрания и митинги разрушают и государство, и единство нации. Здесь я с ним могу согласиться. А вспомнил обо всём этом потому, что, судя по радиорассказам, сил для поддержания порядка брошено немало. Здесь и продуманная система допуска на митинги, и большое количество пропускных пунктов, и перекрытие целого ряда улиц, и огромные силы, которые, видимо, зарезервированы на случай разного рода инцидентов. <...>

На самом «Марше» была принята суровая декларация. Она включает несколько занятных пунктов: перевыборы в Думу и отставку Путина. Всё это не больше чем игра. Само шествие, по мнению устроителей «Марша», собрало до 100 тысяч человек, по мнению полиции — 18. Кадры митинга, которые показали, были не очень густые. По ТВ показали выступление Дмитрия Быкова, он иронизировал по поводу обысков и денег Собчак. Об этом ни радио, ни оппозиционеры стараются не говорить. Генерал Марков, отвечающий за информацию в полиции, сообщил, что денег — это мои подсчёты — в евро, американских долларах и рублях свыше 1,5 миллионов евро. Деньги расфасованы по ста пакетам. Кому Ксения собиралась их выдавать? Кстати, все мы, вероятно, думаем почти одинаково. Не успел я написать в дневнике о налогах с этих запредельных для обывателя сумм, как в Интернете возникло сообщение, что налоговики заинтересовались, уплачены ли с этих сумм налоги. <...>

14 июня, четверг

В три часа опять состоялась защита, это уже предпоследняя. Было шесть студентов Г. Н. Красникова. Ещё когда Геннадий Николаевич набирал, я обратил внимание, как ровно и чисто все подобраны, каждый со своим голоском, со своей интонацией. Такими же чистыми и ясными оказались и на выпуске. Я бы сказал, целая небольшая школа. Вот — для истории отечественной литературы — списочек: Елизавета Батутова, Алексей Болдырев, Антон Копач. Все ребята получили по четвёрке, оценки без натяжек. А вот трое остальных — Роман Ненашев, Яна Соловьева, Снежана Холодова — отличники. А как сложится уже в жизни, не знаю.

В процессе защиты было несколько, как я их называю, «парений духа». Андрей Василевский, со ссылками на классический балет, говорил о новом языке и поэзии, и литературы. Я, как балетный зритель, кое-что видавший, ответил, что лучшее, что есть в современном модернистском балете, это скрытые цитаты из классики и Григоровича. Было занятно. Кстати, очень сегодня интересно, с полным и ясным пониманием поэзии говорил Эдуард Балашов. Должен сказать, что я с чувством обожания отношусь ко всем преподавателям нашей кафедры, к их интеллекту и опыту. Возник небольшой конфликт у И. Ростовцевой и А. Туркова — но это всё обострённое чувство справедливости у Андрея Михайловича, который, при всей своей редчайшей деликатности, может так ударить, что не встанешь.

Сегодня же позвонили из ЦДЛ — наступает новый сезон премии «Пенне». Пришлось заезжать за целой сумкой книг. Столько уйдёт времени, но это единственная возможность увидеть либеральную картину современной литературы. В ЦДЛ с удивлением узнал, что мои книжки потихонечку продаются, просили следующую серию. Отвезу в понедельник.

<...>

17 июня, воскресенье

Увлёкшись передачей о мерзостях нашей эстрады и настоящих и бывших жён олигархов, пропустил, оказывается, основное, самое главное: наши вчера играли с греками. Сегодня по радио господин Фурсенко, брат того Фурсенко, который реформировал нашу безукоризненно работавшую систему образования, сказал, что наши футболисты проиграли грекам потому, что греки плохо играли, мы поэтому не могли показать своё виртуозное умение. Вот у испанцев, когда они осмысленно перекидывали в одно касание мяч друг от друга, когда бегали, как кони, и понимали друг друга, как братья, есть это виртуозное умение. Но испанская команда в основном и составлена из испанцев, практически из одной команды, из Барселоны. А у нас — капитан живёт в Англии и работает там, всех остальных выдрали из разных мест. Огромная страна с десятком институтов физкультуры — и тренера могли отыскать только в крошечной Дании. Это также показательно, что, имея огромные ресурсы, наш президент ездит на автомобиле иностранного производства. Не было фанты и кока-колы, но и в Китай, и в Вашингтон во время визитов первых наших лиц привозили очень выигрышно казавшуюся «Чайку». Впрочем, в Кремле тоже не русские стоят царские раззолоченные кареты, а французские и английские. О любимое наше средневековье!

Утро вообще, пока бродил по участку и устраивал точечный полив в теплице с помидорами, а радио гремело, было интересным. Сначала детские передачи, которые я так люблю, а потом и Ксения Ларина. Превозмогая обожание, она разговаривала с режиссёром Кириллом Серебрянниковым. Кроме чего-то фундаментального, было много текущих театральных историй. Например, что новый режиссёр театра Ермоловой Олег Меньшиков снял из репертуара чуть ли не 26 спектаклей. Дай Бог и ему, и театру счастья, но это мне напоминает перестройку. Пользуюсь автомобильной аналогией: на ЗИЛе сейчас, кажется, выпускается «Рено». Среди прочего было сказано, что театр под руководством Олега Павловича Табакова, театр Андрея Миронова, был назван ещё один театр, но я выпустил его из памяти,— эти театры осознанно ориентированы на буржуазного продвинутого зрителя. Ну вот и дождались. Вот тебе и социально-ориентированное государство! <...>

19 июня, вторник

Утром передали, что сформулирован длинный список Наблюдательного совета Общественного телевидения. Кажется, это 25 персон, от этого числа власть оставит лишь 19 и приплюсует сюда имя председателя. А вот когда назвали ряд людей, вошедших в этот пусть и большой, длинный список, я порадовался, что не влез в эту кашу. Дело в том, что недели две назад мне позвонили из моего общества книголюбов. Дескать, С. Н., мы предполагаем выдвинуть вас в этот совет Общественного телевидения. Я даже сначала согласился, съездил за анкетой, но всё застопорилось, когда нужно было брать у нотариуса доверенность или ехать самому на получение справки об отсутствии судимости. Времени не было, но самое главное — меня затерзали раздумья. А что из себя будет представлять это Общественное телевидение, управляемое каким-то советом? Я помню и уверен, много лет проработав на Всесоюзном радио, что всё в смысле направления и качества вещания решает один человек — главный редактор. Пример у меня один: я пришёл в большой коллектив, в Литдрамвещание, никого не увольнял, и холодная, консервативная редакция вдруг забурлила и стала чуть ли не застрельщиком всего вещания. В общем, к нотариусу я не ходил, общественных нагрузок у меня и так хватает, а сегодня вдруг выяснился этот самый список, который сейчас комментируют. Ну, то, что здесь есть Олег Павлович Табаков,— это понятно, он везде. А дальше как представительская фигура выступает знаменитый котовод Куклачёв и самые мощные в стране писательские силы — писательница Донцова и писательница Устинова. Какие здесь могут быть комментарии?! Умница В. Познер — отказался. О себе: слава Богу — не вляпался.

Утром ездил в институт, проводил семинар с пятикурсниками Апенченко. Отнёс ещё две пачки книги «Валентина» в книжную лавку. Кстати, в Интернете есть список моих книг и их чудовищная, грабительская стоимость. «Валентина» — 500 рублей. «Твербуль» — 475 рублей. «Смерть титана» — 432 рубля. «Маркиз» — 399 рублей. «Дневники-2004» — 379 рублей. «Дневники-2009» — 353 рубля. «Власть слова» — 271 рубль. «Маркиз» также в разных магазинах идёт как подарочное издание — от 581 до 675 рублей. Поставил два зачёта; трём девицам, в том числе и переводчице, о которой писал, зачёт поставил «условно» с переаттестацией осенью. Надо было бы остаться на презентацию альманаха, который выпускает Рекемчук, но плохо себя почувствовал, вернулся домой.

Резал на кухне окрошку, слушал, как адвокат Барщевский — слуга народа и власти — комментирует обыск у Ксении Анатольевны Собчак. Все, конечно, недовольны изъятием у неё больших денежных сумм, разложенных по конвертам, и готовят для неё разумные ответы для следственных органов, которые слишком много хотят знать. Именно это надоумило меня прочесть статью публициста Исраэля Шамира, которую мне предложил, зная мой интерес к подобным вещам, посмотреть один из наших преподавателей. «Вопрос о законности или незаконности хранения налички в особо крупных размерах вообще не должен нас занимать. Еврейский анекдот рассказывает о женщине, принёсшей селёдку к раввину и спросившей, кошерная ли она. «Кошерная, но воняет»,— ответил раввин. Мы не знаем, кошерные ли эти деньги, но они смердят». Как всё-таки обилен Интернет! А разве я могу обойтись без цитирования?

«Честные люди не хранят честно нажитые деньги наличкой под матрасом.Это делают наркодилеры, воры, проститутки, террористы, неплательщики налогов. Такое количество нала уже само по себе криминально в большинстве т. н. «цивилизованных» стран после принятия законов против отмывания денег в 2001 году».

Как всё-таки интересно читать чужую любопытную публицистику, сколько узнаёшь!

«В кругах московского бомонда её стали звать «Ксюша Общак», намекая, что нал в её распоряжении шёл на нужды оранжевой фронды. Мы не знаем, так ли это. Дочка покойного мэра Ленинграда-Петербурга, который приватизировал половину города не без интереса для себя и спасся от тюрьмы только благодаря бегству за границу, наверняка может и сама финансировать революции, хотя навряд ли станет. Она выросла в криминальной группировке, которая делала российскую политику коробками из-под ксерокса, полными долларов».

Вечером по каналу «Mezzo» слушал классическую музыку, недолго. Обратил внимание, что последнее время большинство дирижёров стали ещё и телевизионными деятелями — они все на своём лице вызывают соответствующие переживания. Эта искусственность для опытного зрителя очевидна. <...>

22–23–24 июня, пятница — суббота — воскресенье

Ну, в пятницу, уже днём, как обычно, выехал на дачу. Самое главное, что и до пятницы, и в субботу, и в воскресенье читаю вёрстку дневника за 2006 год. А тем временем столько всего ускользает! Наверное, самое интересное в политике. Вот, кажется, после закона о губернаторах, который власть так элегантно обошла, не дожидаясь альтернативных выборов и, пока действовало старое законодательство, кое-кого из губернаторов переназначила. А вот теперь принят новый закон о выборах мэра Москвы, возможно даже самовыдвижение. Но и этот закон обложен такими условиями, что ни одному самовыдвиженцу, не обладающему целым штабом и массой денег, не выдвинуться. По Москве надо заручиться согласием и поддержкой чуть ли не сотни муниципальных депутатов. Даже КПСС со своей знаменитой шестой статьёй в конституции так судорожно не держалась за власть. Но и это не всё, надо бы сказать точнее: так панически не боялась, что эту власть скинут. <...>

26 июня, вторник

Утром всё-таки набрался решимости и пошёл в фитнес-центр. Всё обстояло нормально, я бы сказал — как всегда, если бы не одно: я, кажется, подсел на передачи, которые по радио ведёт профессор Жаринов. Передачами этими меня снабдил, как и всегда, Сергей Петрович. В своих передачах профессор Жаринов рассказывает о привычных тайнах Европы и нашей цивилизации. Это Возрождение, холера в Европе, папская власть, Парацельс, протестантизм и Лютер и многое другое. И тут убеждаюсь, что нет у меня университетского образования, ничего я из этого обширного культурного фона нашей цивилизации не знаю, ничего не читал, в университете учили плохо и поверхностно. <...>

27 июня, среда

<...> Уже в половине десятого выехал из дома. В одиннадцать в Доме журналистов должно было начаться заседание Общественной коллегии по жалобам на прессу. Москва, как всегда, полна машин, а особенно центр, поэтому — и потом убедился, что правильно сделал,— машину поставил у института, а в Дом журналистов пошёл по бульварам пешком. Кстати, на Никитском бульваре теперь, как раньше, машину уже не поставишь. Обычно, когда езжу в театр Маяковского или в консерваторию, я именно здесь машину и оставляю. На новеньком театре Марка Розовского, где раньше жил Огарёв, а потом был кинотеатр повторного фильма, висит бесконечное количество афиш, и на каждой с разинутым в улыбке ртом — главный режиссёр Марк Розовский. Это болезнь наших главных режиссёров — свой театр обклеивать своими портретами.

Коллегию на этот раз созвали по поводу жалобы на НТВ правозащитника и исполнительного директора ОООД «За права человека» Льва Пономарёва и правозащитницы, члена Общественной палаты и какой-то фигуры в Фонде «Холокост» Аллы Гербер. Эта жалоба — «на нарушение журналистской этики, публичную клевету и диффамацию». К этим двум протестующим общественным деятелям примкнули со своим особым заявлением Алексей Симонов, президент Фонда защиты гласности, и Павел Гутионтов, председатель Комитета по защите свободы слова и прав журналистов. Вполне понятно, что их неприятие и раздражение вызвали передачи НТВ, связанные с митингами и протестами,— «Анатомия протеста» и «Заграница им поможет».

Дискуссия в самом начале была интересной — к сожалению, не было ни Аллы Гербер, ни Павла Гутионтова. Для себя, прочитав экспертное заключение, я выделил четыре бесспорных момента: а) несбалансированность всех «за» и «против» — тенденциозность передач; б) инсценировки, выданные за натурные съёмки,— об этом очень хорошо в прессе сказал Павел Лобков, я ему как профессионалу — и как сам профессионал в этом деле — верю; в) незаконное получение информации. Об этом тоже очень хорошо было написано в заключении. Но с этим я сталкивался и сам, когда, помню, приехало ко мне НТВ по поводу брата покойной Раисы Горбачёвой, который учился у нас в институте. Они спрашивали у меня обо всём, но нужна им была фраза о КГБ. Вот именно об этом я и сказал, когда мне надо было в час дня уходить. Меня ждало следующее мероприятие, о котором чуть позже.

В процессе дискуссии особенно Пономарёв сокрушался, что после внушений телевидения народ начинает верить, что любая протестная акция создаётся на деньги иностранного государства. Вот тут мне и удалось довольно удачно вставить реплику. За последние годы наша пресса, вспоминая революцию 1917 года, ленинский вагон, да и польскую революцию, внушила народу, что по-другому, как на деньги зарубежного супостата, и не делается, так что с этим теперь уже ничего не поделаешь.