В четырех милях от стадиона «Розовая чаша» мы с Гаррисоном повернули и поехали вдоль русла пересохшего ручья к старинным каменным воротам клуба любителей рыбной ловли. Ветви дубов нависали над дорогой как растопыренные пальцы. Желуди падали прямо под колеса. На зеленом склоне то тут, то там виднелись яркие островки цветущей желтой горчицы.
На дне оврага располагалось каменное здание, известное как Клуб рыболовов, отблеск тех дней, когда Пасадена вела более утонченный образ жизни и выходцы с северо-востока пытались вновь пережить то сладкое время, когда они рыбачили у знаменитых ледниковых озер гор Катскилл. Они одевались в твидовые костюмы, покуривали трубки и забрасывали удочки в мелкий искусственный пруд с бетонным дном, где никакой рыбы и в помине не было.
— Мне всегда было интересно, зачем вообще нужен этот клуб, — сказал Гаррисон, когда мы повернули и въехали на гравиевую дорожку, где уже стояли полицейские машины и фургончик судмедэкспертов.
— Чтобы мужчины могли сбежать от своих жен, — ляпнула я.
Посмотрев на Гаррисона, я пожалела о сказанном, не успели еще последние слова слететь с языка. Гаррисон отвернулся и стал рассматривать изящные линии каменного строения с таким видом, словно собирался реконструировать его камешек за камешком.
— Я никогда не понимал таких отношений, — сказал он без тени жалости к себе.
А я не могла себе представить других отношений, но помалкивала.
Тело плавало лицом вниз в южной части пруда, примерно в трех метрах от берега. Сам пруд был вытянут метров на тридцать шесть в длину и двенадцать в длину. От того места, где плавал труп, до ступенек, ведущих в здание клуба, было около сорока пяти метров. Я окинула взглядом периметр пруда, а потом посмотрела на парковку, отделенную от него живым забором из густого кустарника около двух метров высотой.
— Освещение отсутствует, наверное, и вчера вечером здесь было очень темно, — по привычке произнесла я, забыв, что разговариваю не с Трэйвером.
Гаррисон посмотрел на меня, не понимая, нужно ли ему отвечать на это замечание.
— Мы с Дэйвом так делали, — объяснила я. — Разговаривали вслух.
— Как супруги, давно живущие в браке, — сказал Гаррисон с еле уловимой улыбкой.
— Нет, в моем браке ничего подобного не было.
Тем временем судмедэксперт в резиновых сапогах до колен двинулся вброд, чтобы посмотреть на труп. Гаррисон не сводил с него глаз, пока тело не приподняли на достаточную высоту, чтобы видно было лицо.
— Мужчина. Латиноамериканец.
Я взглянула на Гаррисона и поблагодарила Бога за то, что это не женщина. Жертва была одета в джинсы, легкие кожаные туфли и красный свитер, надетый, насколько можно судить, на белую тенниску.
— Маловероятно, чтобы человек утонул в пруду глубиной тридцать сантиметров, — заметил Гаррисон.
— Если только в момент падения он не был без сознания.
К нам подошли детектив Фоули, который принял вызов, и сержант патрульной службы Толланд. Все остальные следователи, кроме Фоули, уехали на обыски в домах Финли и Брима. Фоули небольшого роста, около ста шестидесяти пяти, с крепко сбитой фигурой борца, хотя в далеком прошлом он действительно занимался борьбой. Короткая стрижка и усики как у Кларка Гейбла, которые он отрастил, когда ему дали крошечную роль без слов в фильме Элмора Леонардо: Фоули должен был изображать детектива, сидящего за столом и попивающего кофе. Его особый талант, если можно так сказать, — особое отношение к своей работе, скорее свойственное «синим воротничкам», занятым тяжелым физическим трудом. Может, он и не блистал проницательностью, но зато всегда прочесывал место преступления как следует и отыскивал улики как лабрадор. Фоули посматривал на Гаррисона и кивал, пока судмедэксперт изучал труп и озвучивал осмотр для нас таким тоном, словно это был документальный фильм о живой природе.
— Бумажник и ключи отсутствуют… в карманах брюк пусто… в карманах рубашки тоже… никаких документов, удостоверяющих личность… Видимые признаки телесных повреждений отсутствуют.
Судмедэксперт подтащил тело к краю пруда и выкатил его из воды. Будто топляк. Руки жертвы были согнуты в локтях, пальцы скрючены, словно несчастный цеплялся за поверхность воды. У него были аккуратно подстриженные черные усы и чисто вымытые короткие волосы. Судмедэксперт проверил подвижность руки в запястье.
— Практически полное трупное окоченение.
Он наклонился поближе и осмотрел лицо жертвы.
— Ушиб над левой бровью, кожные покровы чистые, если не считать небольшого синяка. Других повреждений нет, следов крови ни на теле, ни в воде нет. На среднем пальце левой руки золотое кольцо, похожее на обручальное, часов нет, других украшений тоже. Возраст примерно сорок пять — пятьдесят лет.
— Да, кто-то должен его хватиться, — заметил Фоули.
— Женатый латиноамериканец старше сорока, у него, скорее всего, есть дети, — добавила я.
— Вон за той скамейкой мы нашли пустую бутылку из-под текилы, завернутую в бумажный пакет.
Фоули продемонстрировал мне бутылку в пластиковом мешке.
— А кто обнаружил тело?
— Тот парень с удочкой, около половины восьмого, — ответил Фоули, показав на пожилого седого мужчину с удочкой, стоявшего рядом с патрульной машиной.
— Есть еще что-то? Его автомобиль, например?
— Нет, — покачал головой Фоули. — Он или пришел сюда пешком, или приехал на такси, или кто-то его сюда привез. Похоже, он напился, упал в воду и при падении ударился головой.
— Если у него в легких есть вода.
— Ну да.
— Но вчера после того, как шторм затих, больше ветра не было, — сказал Гаррисон.
Мы все повернулись к нему. Я не знала, к чему он это сказал, но парень явно меня обскакал. Было любопытно посмотреть, сможет ли Гаррисон нарисовать предполагаемую картину преступления так же, как он обезвреживает бомбу. Фоули выглядел как разозленный учитель старших классов.
— Ну и что? — спросил он.
— А то. Посмотрите на его ноги. Они погрузились в воду до бедер и волочились по дну. Но это возможно только при условии, что дул сильный ветер.
Гаррисон взглянул на меня, словно пытаясь понять, не вышел ли он за рамки дозволенного. Я глазами показала ему, что все в порядке.
— Но он же мог зайти на такую глубину сам, а потом упасть и удариться башкой, — возразил Фоули.
Гаррисон некоторое время изучал тело, а потом покачал головой.
— Судя по всему, он весит около семидесяти килограммов? — обратился он к судмедэксперту.
Тот склонил голову набок и кивнул, словно что-то прикинул в голове:
— Плюс-минус.
— Он мог удариться лбом о дно, только если прыгнул в воду с того берега, — сказал Гаррисон.
— Как ты это рассчитал?
— Веса в семьдесят килограммов не достаточно, чтобы удариться о дно. Сила удара не та. Если только он не ныряет. А так вода смягчит удар, он максимум может просто коснуться дна.
Фоули посмотрел на Гаррисона так, словно тот только что говорил по-китайски.
— Кто ты такой, черт побери, Мистер Волшебник?
Я посмотрела на Фоули и кивнула:
— Именно, он — волшебник.
— Ё-моё, — буркнул Фоули.
Гаррисон подошел к скамейке, где нашли бутылку из-под текилы. Он присел на корточки, несколько секунд изучал землю, а потом повернулся и посмотрел на пруд.
— Только не говори мне, что ты еще и Дэниел Бун,[9] — усмехнулся Фоули.
— Нет, я скаут-орел,[10] — ответил Гаррисон.
— Охренеть.
— Возможно, он свалился отсюда, ударился головой о бетон, потом зашел в воду и отключился… — начал Гаррисон.
— Но? — спросил Фоули, почувствовав, что это еще не все.
— Но что случилось с бумажником и ключами от машины? — озвучила я вопрос.
— Значит, он напился, потом его стукнули по башке, он упал в воду, и преступник или преступники забрали его машину.
— Но почему с него не сняли кольцо? Вор бы не стал его оставлять.
— Может, не смогли снять с пальца, или кто-то их спугнул.
— Возможно, они просто не хотели, чтобы мы установили его личность, — сказал Гаррисон.
Фоули нетерпеливо посмотрел на него:
— Но зачем ворам, выгребающим из карманов жертвы бумажник и угоняющим его машину, заморачиваться из-за такой ерунды?
— Например, чтобы обставить все как несчастный случай, — сказала я.
— А на самом деле это… — спросил Фоули.
— Не знаю, — пожала плечами я.
— Возможно, это преступление по страсти, — насмешливо произнес Фоули, употребив заезженный юридический термин, столь любимый в Штатах.
— Боюсь, у нас с тобой разные понятия о страсти, Фоули, — пошутила я.
Судмедэксперт наклонился к телу и отогнул воротничок тенниски, чтобы осмотреть шею.
— У него на шее золотая цепочка.
Фоули достал пачку сигарет, вытащил сигарету, постучал ею по тыльной стороне ладони и сунул в рот, но не закурил.
— А вот и удостоверение личности, — объявил судмедэксперт.
Он подцепил цепочку пальцами.
— Ее не видно под одеждой.
— И что там? — спросил Фоули.
— Солдатский жетон.
— Значит, солдат, — скривился Фоули.
Судмедэксперт посмотрел на жетон и удивленно покачал головой:
— Майор мексиканской армии. Фернандес. Но что здесь, черт побери, делает майор мексиканской армии?
Мы с Гаррисоном тут же переглянулись. Нам одновременно пришла в голову одна и та же мысль.
— Он не заметил жетон, — сказал Гаррисон.
— Жетон золотой, должно быть, он решил, что это просто украшение.
— А сколько времени заняло бы установление личности иностранца? — спросил Гаррисон.
— Несколько недель, если вообще мы смогли бы это сделать, — ответила я. — Но к тому моменту то, что задумал преступник, было бы уже кончено.
— Вот почему он не хотел, чтобы мы установили его личность, — кивнул Гаррисон.
Я несколько секунд рассматривала тело и размышляла, какого кусочка не хватает в этой головоломке. И вдруг меня осенило.
— Ты говорил, что террористы не любят напрямую применять насилие, — сказала я. — Поэтому наш террорист не мог бы убить Финли. А этого человека он мог бы убить?
— Ну, утопить человека — это не так сложно.
— Ага, удар по голове, и он отправляется в вечное плавание.
Гаррисон кивнул.
— Но есть и другая возможность.
— Какая?
— Он не подходит под шаблоны, а значит, более опасен.
— Что еще, черт побери, за «он»? — спросил Фоули.
Линия, соединявшая точки от Финли до Суини и до взрыва, в котором пострадал Дэйв, только что подошла к этому искусственному пруду. Нет такой вещи, как совпадение, когда результат — убийство. Брим получал цветы из Мексики. Взрывчатка тоже приехала из Мексики. И немолодой отец семейства, закончивший жизнь, плавая лицом вниз в пруду, оказался майором мексиканской армии. От одной точки ко второй, от второй к третьей, и вот где мы очутились. Я повернулась к Фоули.
— Это убийство.
Фоули переводил взгляд с меня на Гаррисона и обратно, словно гость за столом, который не понял шутку.
— Вы не хотите сказать мне, что, черт возьми, происходит? — возмутился он.
— Ага. — Я посмотрела на труп. Смерть и вода смягчили черты лица и морщины. У убитого были усы и брови насыщенно-черного цвета. Я попыталась на минутку представить себе, как звучал голос этого человека при жизни. Низкий? Резонирующий? Он строчил как пулемет или медленно растягивал слова? Нравилось ли ему смеяться? Как зовут его жену? Есть ли у него дочка? Понял ли он, что с ним случилось, упав лицом в мелкую воду пруда?
— Этого человека убил тот же преступник, который установил бомбу, чуть было не отправившую на тот свет Трэйвера.
Причастность убийцы к покушению на Трэйвера подстегнула Фоули, хотя он и не понимал, что к чему.
— Скажите, что я должен делать, лейтенант, — сказал Фоули.
— Я хочу, чтобы ты разузнал все, что делал этот человек до и после пересечения границы.
Фоули кивнул.
— Но если мы обнаружим воду в легких и при вскрытии не найдем ничего, кроме удара по голове, то трудно будет доказать, что это убийство.
— Не это меня беспокоит, — вздохнула я.
— Вы не хотите мне сказать, что же вас беспокоит, лейтенант? — спросил Фоули.
— Кто будет следующим.
— Следующим? — переспросил Фоули.
Я подошла к кромке воды и посмотрела на красный свитер мексиканского майора. Все так очевидно, я даже остолбенела — как же я раньше не додумалась? Я повернулась и взглянула на Гаррисона.
— Что ты говорил о террористических актах?
Гаррисон задумался, мысленно воспроизводя наш разговор.
— Обычно бомбы закладывают в общественных местах: на вокзалах, в ресторанах и т. д.
— А что, если взрыв у Суини это всего лишь попытка замаскировать нечто другое?
— Что?
— То, что еще не произошло.
— Еще одно убийство?
— Нет, террористический акт.
— Не уверен, что я вас понимаю.
— Хоть тут мы похожи, — усмехнулся Фоули.
— Мы имеем два убийства без видимых причин и редкое взрывчатое вещество, которое используется только с одной целью — заложить бомбу в местах, где ее невозможно обнаружить.
— Каких местах? — спросил Фоули.
— Общественных. А какое сегодня число?
— Тридцатое.
— Новый год через два дня.
Я увидела, как в глазах Гаррисона мелькнула искорка понимания.
— Господи, — простонал он. — Парад роз.
Я кивнула:
— Именно.
— Что значит «именно»? — взвыл Фоули.
— Взрыв бунгало и даже убийство Финли — это всего лишь попытка замести следы? — спросил Гаррисон.
— Ну, вполне логичный вывод.
— Но доказать мы ничего не можем, — заметил Гаррисон. — Не было ни угроз, ни предупреждений. Иначе наш отдел бы знал о предстоящем взрыве, мы постоянно получаем подобные предупреждения.
— А когда террористы действуют без предупреждения?
Гаррисону даже не пришлось раздумывать над ответом. Он был настолько очевиден, несмотря на то что теория ничем не подтверждалась, кроме наших догадок.
— Когда взрывное устройство предназначено, чтобы убивать.
— Взрывное устройство? — переспросил Фоули. — Ты хочешь сказать, что парень, съездивший по башке этому мексиканцу, собирается подложить бомбу во время Парада роз.
Я повернулась к Фоули. Мне не хотелось, чтобы эта новость разлетелась по городу и ситуация вышла из-под контроля, пока в моем распоряжении не окажется нечто большее, чем просто догадки. У нас есть еще четыре дня. Когда наступит время «Ч», мы в критический момент сможем послать сигнал об опасности, но пока что надо все делать тихо.
— Я всего лишь размышляю вслух. Больше никто не должен об этом знать. Пока что.
— Ясен пень, — проворчал Фоули, расстроившись из-за того, что мы не хотим делиться с ним секретами.
— Выясните все о передвижениях убитого, и тогда, возможно, нам будет о чем поговорить, — велела я. — Не хочу трезвонить по углам, что какой-то маньяк собирается взорвать Парад роз, если окажется, что этот парень пересек границу только для того, чтобы свозить детишек в Диснейленд.
Фоули кивнул, всем своим видом говоря, что он очень недоволен, но в точности выполнит мои инструкции. Налицо еще один «плюс» того, что я женщина и руковожу мужчинами, они часто ведут себя так, словно оказывают мне одолжение.
— Как вам известно, мексиканцы крайне неохотно сотрудничают. Было бы легче, если бы я хотя бы знал, что, черт побери, искать, уж не говоря обо всем остальном, — сказал Фоули.
— Если он ввез взрывчатку в страну, то ему заплатили кучу бабок. И если мы это выясним, то, возможно, нападем на след преступника.
— И?
— Еще необходимо узнать, был ли у убитого доступ к взрывчатым веществам.
— Но он же военный, какой еще доступ вам нужен?
— Нет, речь идет об особом веществе.
— Насколько особом?
— Официально его не существует, и это ваш самый ужасный ночной кошмар, — сказала я, поглядывая на Гаррисона, чтобы понять, уверен ли он в этой информации.
— Вы уверены?
— Это взрывчатка из Израиля, — без колебаний ответил Гаррисон.
— В Мексике? — удивленно спросил Фоули. Он несколько секунд переваривал информацию, а потом кивнул: — Понял, лейтенант.
Когда мы поехали вверх по склону, Гаррисон молча посмотрел вниз, на пруд. Его теория только что раздвинула рамки расследования, включив в дело еще и убийство майора мексиканской армии, и если он прав, то, возможно, нас ждет террористический акт во время одного из самых любимых новогодних зрелищ, которое вживую покажут по всему миру. Умозаключения Гаррисона только что рухнули всей тяжестью на его плечи и уже начали заползать в морщинки вокруг глаз по мере того, как взгляд становился все более напряженным.
Мы притормозили на вершине оврага, и я посмотрела вниз и увидела ярко-красный свитер майора-мексиканца, тело которого вытаскивали на берег. Он так выделялся на фоне окружающей растительности, что казался одиноким кленовым листиком посреди бесконечно-зеленого леса.
— Господи, — вздохнул Гаррисон. — Надеюсь, мы ошибаемся.
Я заглушила мотор и откинулась на сиденье.
— А почему взрыв должен прогреметь именно на параде? Можно было бы и во время игры.
— Игры? — переспросил Гаррисон, не понимая о чем я.
— Ну, матч Розовой Чаши.[11] На одном стадионе соберется сто тысяч зрителей.
— Ax, вы об этой игре.
— Ты не особо интересуешься футболом.
Он покачал головой.
— По большей части я никудышный мужик, — сказал он с каменным лицом без тени улыбки.
— А по какой части ты хоть куда? — поинтересовалась я.
— Не думаю, что я достаточно хорошо вас знаю, чтобы говорить об этом.
Гаррисон повернулся и посмотрел в окно, в уголках его идеальных губ мелькнула загадочная улыбка, понятная только ему самому, словно он вспомнил что-то приятное.
Мои мысли тем временем были заняты бомбой. Я схватилась за руль обеими руками и сжала его так, словно это был поручень в кабине американских горок.
— На стадионе легче обеспечить безопасность, чем по всему пути следования парада. Но если я ошибаюсь, то мы не сможем гарантировать соответствующую защиту обоих объектов.
Улыбка стерлась с лица Гаррисона. Он посмотрел на свои руки, лежащие на коленях, словно задавал себе вопрос: смогут ли они? Я не могла отделаться от мысли, держали ли эти руки его умирающую жену. Считал ли он и их никудышными из-за того, что они не смогли спасти любимую? Не потому ли пошел работать в отдел по обезвреживанию бомб, что хотел снова и снова проверять свои руки, которые одним неловким движением могли лишить его жизни?
Гаррисон оторвал взгляд от рук и уставился прямо перед собой.
— Все даже сложнее, — пробормотал он.
Я повернулась и подождала, когда он закончит мысль.
— Невозможно обеспечить безопасность ни парада, ни матча, когда речь идет о бомбе. В этом вся загвоздка.
Мы несколько минут сидели молча, пока реальность, с которой пришлось столкнуться, обволакивала нас покрывалом ужаса.
— Тогда нужно подойти с другой стороны.
— Какой?
— Спроси лучше «почему», — тихо поправила его я. — Это ключ. Мы поймем почему, в противном случае наши шансы равны нулю.
Гаррисон тут же подхватил мою мысль:
— Какую битву он ведет?
— Или чью? Личную или политическую?
— Если мы узнаем, сколько взрывчатки он получил из Мексики, это многое прояснит, — сказал Гаррисон.
— Ты хочешь сказать, если он купил небольшое количество, то его целью будет какой-то отдельный человек, а если большое, то, значит, он задумал что-то посерьезнее.
— Ага. И с чего начнем?
Я задумалась на некоторое время, пытаясь справиться с потоком мыслей и чувств, накатывавших на меня словно волны.
— Пройдемся по списку участников парада и начнем с более очевидных целей: политики, звезды, выдающиеся бизнесмены и т. д.
— Еще что?
— Пока что преступник только и делал, что заметал следы. Это значит, что тот мексиканец в пруду, Финли и Суини знают нечто опасное для него, поэтому он и убил их. Правда, со Суини вышла осечка, и вместо него пострадал Трэйвер, так что надо найти Суини.
— А что насчет партнера Финли, Брима?
— Ты имеешь в виду, почему преступник не тронул его той ночью?
Гаррисон кивнул.
Брим? Я снова задумалась. Этот вопрос беспокоил меня с той минуты, как я посмотрела пленку, на которой Финли получил пулю в затылок. Бриму просто повезло? Или здесь что-то еще?
— Или он ничего не знал, или он соучастник.
Гаррисон кивнул в знак согласия.
— Давай поговорим с женой Финли, а потом с Бримом, — предложила я.
Тут в кармане куртки зазвонил мобильный.
— Делилло.
— Лейтенант, это офицер Джеймс.
Внезапно я позабыла и о Бриме, и о Финли, и о ярко-алом свитере в темных водах пруда. Даже террорист стерся из памяти.
— Вы нашли ее?
— Мы проверили все кофейни «Старбакс» в Пасадене, но увы. Я объявила ее машину в розыск и отправила патрульных к вам домой. Я дам знать, когда она найдется.
«Найдется», — повторила я про себя. «Найдется» подразумевает, что она пропала. Я почувствовала, как по предплечью побежали мурашки. Хотелось еще и еще задавать вопросы, чтобы найти способ стереть эти слова.
— Она, скорее всего, у…
Но я не договорила, поскольку не знала, как закончить предложение. Я не знала, где она может быть. Еще один дополнительный пунктик к списку вещей, которых я не знала о собственной дочери.
— Спасибо, — сказала я и повесила трубку.
Несколько минут я сидела, прислушиваясь, как глухо колотится сердце в груди. Я неспособна была сейчас справиться ни с одним заданием. Все так быстро. Я никчемный детектив и никчемная мать.
— Ваша дочь? — спросил Гаррисон.
Моя дочь? Я теряла дар речи от одних только этих слов.
— Да, — удалось мне выдавить из себя. Затем я сделала глубокий вдох, задержала дыхание и потом резко выдохнула: — После конкурса красоты в школу поступили звонки с угрозами. Мы пытаемся установить ее местоположение.
— Она пропала?
Я смотрела прямо перед собой, но ничего не видела.
— Директор школы отправил ее домой, не поговорив со мной.
— Да, это он зря.
Я покачала головой.
— Если я могу вам чем-то помочь…
— Я подумываю, а не поехать ли мне в школу и не приставить ли ствол к его башке, чтобы он понял, что я сейчас чувствую.
— Я мог бы подержать его, — сказал Гаррисон.
Я посмотрела на него и попыталась улыбнуться, но улыбка получилась какая-то кривая. Отвернувшись, я посмотрела в окно. Мимо нас медленно прошел мужчина в желтом спортивном костюме с золотистым ретривером на поводке. Я обратила внимание, что он подволакивает левую ногу, словно не может контролировать ее движения. Детектив во мне тут же начал реконструировать, что же с ним произошло, но мать все-таки пересилила, и я увидела маленькую двухгодовалую Лэйси, делающую первые нетвердые шажки.
— Почему нам никогда не хватает времени, чтобы правильно сделать действительно важные вещи, зато всегда хватает на то, чтобы оттачивать до совершенства всякую ерунду? — спросила я, глядя на Гаррисона.
Но, судя по его виду, он не знал, что мне ответить.
— Я не прошу отвечать, детектив. Просто мысли вслух. С детьми всегда столько проблем.
Я представила, как Трэйвер широко улыбнулся бы в ответ и пробасил: «Разве тебе это не нравится?»
Взгляд Гаррисона скользнул куда-то далеко, вне поля нашего зрения. Я заметила, как большой палец его левой руки движется туда-сюда по основанию безымянного, словно крутит невидимое обручальное кольцо.
— Вы задали вопрос не тому человеку, лейтенант.