Покончив с пиршественным собранием и удовольствием, победоносное войско выступило оттуда и достигло Андараба[437]. Население этого вилаета просило защиты от развратных неверных и безрассудных гебров; оно заявило: “Мы, мусульмане, а неверные ежегодно берут с нас подать в увеличенном размере, требуя бадж и харадж[438]. Если мы в уплате этого проявляем нерадивость, они убивают наших мужчин, а детей и жен уводят в плен”. Эмир, счастливый баловень судьбы, принял твердое решение оказать помощь исламу путем священной войны с неверными. Без промедления он построил войско в боевой порядок, сел на коня и выступил, чтобы совершить набег [на неверных]. Ежедневно делали по два перехода. На К. тур [его величество] направил принца Рустам-бахадура, послал также с большим войском и Бурхан-углана, а сам своею благословенною особою с беспредельным войском, расчищая снег, а в некоторых местах проделывая [в нем] проходы и прокладывая дорогу, пробирался трудными путями, пока не взошел на высоту одной горы, настолько высокой, что в некоторых местах счастливый эмир, опоясавшись веревкой, садился на доску [и скатывался вниз], а местами брал в руки посох и целый фарсанг шел пешком. С таким достоинством [все] его намерение было обращено на одно — на священную войну с неверными! Войска левого и правого флангов, опоясавшись веревками, [чтобы не провалиться поодиночке в покрытые снегом расщелины ледника], спускались вниз с вершины горы. Большая часть кафиров, малых и взрослых, была нагою. Когда в один из дней /209/ большинство их узнало о прибытии исламского войска, то они пожитки свои по обычаю перетащили на вершину горы. Исламская армия захватила их овец и сожгла дома. Кафиры рассчитывали на недоступность тех гор, полагая, что туда никто не может проникнуть. Когда подошли августейшие знамена, то войску было разрешено со всех сторон подняться на гору. Повинуясь [высочайшему] приказанию, войска направились на эти горы. Шайх Арслан, погнав больше всего врагов на лагерь левого фланга, одержал победу над кафирами и захватил [их]. 'Али Султан, погнав кафиров с другой стороны, овладел их месторасположением. Шах Малик, проявив в бою безграничные старания и усилия, выдержал жестокие стычки. [Вообще] победоносное войско со всех сторон выказало [свою] отвагу и храбрость, но все же трех постигла смерть: они сорвались с вершины горы и погибли. Мубашшир-тура, захватив...[439], мужественно выдержал боевые схватки. Мингли-хваджа с группой бахадуров, отобранных им из своего отряда, бросился вперед и взобрался на верх горы. Сунджик-бахадур, выстроив свое войско, тоже выдержал упорный бой. Шайх Арслан, направившись впереди своих подчиненных и войска, взобрался на гору и, ударами меча прогнав врагов, овладел их местом. Муса, Хусайн Малик и эмир Хусайн провели трудные бои. Остальные эмиры туманов и хазара, храня честь армии, устроили облаву и окружили со всех сторон укрепление кафиров. В течение трех дней всех этих неверующих забрали и перебили. На четвертый день их главари из-за [своей] слабости и безвыходного положения явились с выражением покорности и попросили пощады. Эмир [Тимур] заметил: “Дарование жизни и прощение вины есть похвальное качество и достойное одобрения природное свойство человека, но кафиры не заслуживают милосердия. Высочайшее милосердие при всей его необъятности не прощает их. “Поистине Аллах не прощает того, что ему придаются сотоварищи”[440]. Если станете мусульманами, то я пощажу имущество ваше и жизнь”. Столпившиеся кафиры, [услышав это], разорвали [на себе] пояс неверия и заставили попугая языка произнести сладкое, как сахар, слово исповедания веры /210/. Рожденный под счастливой звездой эмир, ради укрепления ислама, оказав им почет и уважение, пожаловал им халаты и отправил в свои дома. Злосчастные кафиры, вернувшись в свои гнезда и места, опять перешли в неверие и заблуждение и ночью напали на эмира Шах Малика. Счастливый эмир, [охваченный религиозным] фанатизмом, направился на них и с одной атаки оказался победителем; он приказал забрать в плен женщин и детей, а поганые головы [кафиров-мужчин] отсечь и, собрав вместе, сделать из них пирамиды на вершинах холмов и у мест проходов, чтобы послужили они уроком для всех взирающих на них. Предоставив затем большое войско Мухаммад Азаду, [эмир Тимур] послал его против К. тура; тот отправился, но поскольку он не мог взять [К. тур], то распорядился извлечь из земли [спрятанное в ямах] все зерно вилаета. Джалал и Пир 'Али[441] доставили его величеству известие, что через ту сторону дорога оказалась трудною. Счастливый эмир с огромным войском выступил по направлению этого горного края и достиг [его]. Здесь горы были еще выше и недоступнее, чем бывшие до этого, а дороги [через них] более трудны. [Но] высшее могущество, помощь и победа сопутствовали его величеству. До этого он Дал огромное войско Бурхан-углану, чтобы хитрость его рукою взялась за какое-либо занятие, а мужество его преодолело бы это важное дело. В действительности же Бурхан-углан был бездельник и трус. [Эмир Тимур] сделал его командующим войсками, дал ему в помощь Исма'ила, Аллахдада, Сундж Тимура, Йахйю, Даулат-шаха “тата”, Адина, Шайх Хасан Таухина[442], Саин Тимура, Шамс Урду-шаха и Хирй Малика и, посылая их с ним, сказал: “Когда вы достигнете вражеской крепости, то, захватив крепостной район, должны сделать все возможное для установления связи между мною и вами”[443]. Они с отборными людьми и лошадьми отправились [в поход]. Когда же достигли поставленной им цели, то не остановились [и не закрепились] и, еще не видя врагов, побежали. Враги же, увидев, что они обратились в бегство, набравшись храбрости, бросились их преследовать и разить стрелами. Здесь Адина, Шайх Хасан и Даулат-шах [тат] /211/, прилагая все усилия, сражались с кафирами и пали мучениками за веру. [Вообще] много народа из [исламского] войска в тот день нашло себе смерть мученическим образом. Для укрепления [духа в] войске ислама, сделав начальником Мухаммад Азада, [эмир] послал Даулат-шаха, Шайх 'Али, Идку Хизра, Шайх Мухаммада и 'Али с несколькими другими рабами, рожденными в высочайшем доме, с сотнею тюрков и с тремястами таджиков [узнать, в чем дело]. Когда они прибыли [в назначенное место], то увидели лишь месторасположение неприятеля, а из исламского войска людей не нашли, потому что Бурхан-углан прежде всех, бросив боевые доспехи и оружие, бежал. Со времени Чингиз-хана[444] до этого времени подобного бесчестья еще никто не совершил. Когда Мухаммад Азад достиг того места, [где потерпел поражение Бурхан-углан], он приложил большое старание [к восстановлению престижа победоносного войска]; не дорожа жизнью, он начал битву и [в результате], погнав врагов, отбил у них боевые доспехи и лошадей, которые попали к ним от исламского войска, и возвратился с победою и торжеством. Все награбленное [кафирами] и оружие доставил в войско. Всякий, узнавший свое оружие, брал [его себе]. Мухаммад Азад, увидав Бурхан-углана, сказал ему: “Самое лучшее нам здесь остановиться и провести на этом месте ночь”. Бурхан-углан, малодушничая, не прислушался к этим словам и немедленно повернул назад. Когда войско увидело, что он возвращается с места боя, то оно повернуло в обратный путь.
Спина военачальника обладает искусством увлекать [за собою] всадников.
Когда вождь войска бывает в такой мере трусом, то на что же может надеяться армия?
Перед этим, когда его величество выступил в поход в область узбеков и когда мужи воины и храбрецы времени, жертвуя своею головою и жизнью, проявляли мужество и отвагу, он [Бурхан-углан], потеряв самообладание, обратился в бегство. Его величество, несмотря на то что узнал о таком недостойном его поступке, прикрыл его [своими] благородными качествами и по-прежнему сохранял к нему уважение. На этот раз случилось более гнусное деяние [со стороны Бурхан-углана]. В тот раз он по крайней мере бежал, увидев неприятеля, а в этот раз даже не видя его, а только ошибочно подозревая о его присутствии. Его величество, оказав милость, передал войско Мухаммад-Азаду, проявив в отношении поощрения его много забот, а тех, которые в соответствии с ним выказали мужество /212/, он осыпал многими милостями. В месяце зу-л-хиджжа, посовещавшись с эмирами, [его величество] направился в Кабул. Оставив обоз и выступив налегке в [дальнейший] поход, достиг места Дурин[445], где расстелил ковер счастья и остановился там на два дня”.