Дневник последнего старца Оптиной пустыни

Воспоминания монахини Амвросии об иеромонахе Никоне Часть 1

30 июля 1921 года умер духовный отец м. Амвросии о. Анатолий — оптинский старец. Некоторое время она исповедовалась у о. Нектария. 1-го октября 1922 г. был закрыт Шамординский монастырь. М. Амвросия переселилась с другими монахинями в Козельск. О. Нектарий был арестован и находился в Козельской больнице. М. Амвросия вспоминает: "Когда пришла я в Оптину пустынь, то ходила далее в Козельск, в больницу, там меня пропустили к Батюшке (о. Нектарию)... Я спросила его, к кому мне теперь обращаться, у кого исповедоваться.

Еще когда привезли брата умершего, когда ежедневно ходила на панихиды в часовне, где погребены старцы, панихиды эти большею частию служил молодой иеромонах Никон, всегда такой строгий, сосредоточенный... И я всегда думала: вот истинный монах-подвижник... Несколько слов его иногда долетало. Кто-то сказал: "Это так". — "Так никогда не бывает. Как хорошо встретить смерть с молитвою, а для этого надо навыкнуть, пока здоровы, а теперь время поста — самое удобное для этого, помоги нам, Господи". — "Как скорби переносить?" — "Положиться на волю Божию; а о тех, кого считаем виновниками — думать, как у Марка-Подвижника, что они только орудия нашего спасения".

Все эти слова, сказанные о. Никоном, произвели на меня сильное впечатление. И после смерти батюшки о. Анатолия, когда я подумала о духовнике, первая мысль была об о. Никоне. Но он такой молодой. Я спросила Батюшку о. Нектария. И он благословил меня обратиться к о. Никону.

В Оптиной пустыни образовалась артель, некоторые из младших вписались там работать, а старикам надо было уходить.

Еще не разошлась братия. Была я в храме. Проходит после богослужения батюшка архимандрит по храму и говорит: "Отец Никон, мы уходим, а ты останься, ведь сюда будут приходить богомольцы, надо, чтобы была служба, и надо их принять, а иеродиаконом останется о. Серафим (только что посвященный)". И вот они вдвоем непрерывно служили, а батюшка Никон еще принимал народ, который привык приходить к старцам за советом.

Когда батюшка архимандрит говорил и благословлял о. Никона оставаться там, мне вспомнился тот рассказ, который дал мне читать о. Анатолий. В рассказе корабль тонул, а капитан стоял, молился и видел отверстые небеса... Теперь я еще большим прониклась уважением к о. Никону...

Прошло порядочно времени с тех пор, как я получила благословение от Батюшки Нектария. Великим постом я поговела, исповедовалась у батюшки Досифея. Но я все не решалась просить о. Никона сделаться моим духовным отцом. В конце Великого поста я увидела во сне Батюшку Анатолия так ясно, в схимнической скуфье, на высоте роста человека: весь в облаках, только верхняя часть туловища видна, благословляющая рука его поднята, он благословляет, слышу голос его: "Как же не благословить тебя, когда ты столько ожидала...".

Батюшка архимандрит, архиепископ Михей, живший там на покое, и большинство братии перешли в Козельск и расселились по квартирам, а в Оптинский храм часто приходили к обедне.

И наконец, на Святой неделе (1923 год) после богослужения я подошла и высказала свою просьбу. О. Никон не отказал мне, но прибавил, что он неопытен. Назначил мне причащаться 21 апреля. Но мне не пришлось в этот день, и я попросила на 27 апреля — в день кончины моей матери.

С этих пор Батюшка Никон сделался моим духовным отцом. Он приходил иногда к нам, на нашу козельскую квартиру. В это время собирались к нам и другие сестры, и у нас шли духовные беседы.

Нас собралось уже порядочно и мне подумалось: как бы не было лишних разговоров и рассеянной жизни. Спросила у Батюшки Никона, может быть, он благословит нам молчание, а самое необходимое, что надо сказать, скажем, когда соберемся в трапезную. Батюшка сказал: "Нет, нельзя давать такое благословение".

Конечно, за трапезой мы читали житие или другую какую книгу. Я как-то спросила Батюшку, что лучше читать: славянское или русское Добротолюбие? "Это совершенно разное. Почему случилось, что такой благодатный и просвещенный муж, как святитель Феофан изменил все — неизвестно. О. Анатолий Зерцалов, очень любя творения свят. Феофана, когда касалось дело Добротолюбия, был за славянское в переводе Паисия Величковского. Изменения есть не только в порядке, но в самых мыслях (например, у Марка Подвижника заметил)". А относительно Исаака Сирина посоветовал мне взять русское.

А вообще он высказал, что по его убеждению лучше читать то, что проще, понятнее, а именно: авву Дорофея, Лествицу, Феодора Студита, Кассиана Римлянина. "Такие книги, как Исаак Сирин, с глубоким содержанием, надо читать с осторожностью. То, что там для новоначальных сказано, для нашего времени преуспевшим только доступно, а многое и совсем нельзя применить, тогда будет раздвоение в душе. Поэтому такие книги надо читать не для того, чтобы вполне применять к себе, а для настроения. А иначе может быть очень плохо: в самомнение, в прелесть можно впасть и повредиться. И надо целиком брать все сочинение или всю статью, .а не отдельные мысли, и смотреть надо на целое.

Так и сказано у Исаака Сирина: мое учение в целом надо брать. Читать и все принимать, какая мысль ни встречается — нравится или не нравится, а что непонятное — так оставлять, потом, может быть, поймете. А выбирать мысли не следует — отсюда ереси возникают ("ересь" с греческого "выбираю")".

Мы видели, что с монастырями и монахами все хуже. "Будем терпеть",— сказал Батюшка.

Однажды спросили: "Говорят, что монашество падает, потому что не проходится молитва Иисусова, правда ли это?"

— Не от одного этого, а и от того, что не следим за собой, за чистотой своего сердца.— Посоветовал прочесть предисловие к книге о молитве Иисусовой старца Паисия.

— Надо терпеть не только находящие скорби, но себя терпеть надо. Никого нельзя осуждать, даже самого грешника.

Часть 2

Затем мать Амвросия рассказывает о тех квартирах, где жили они. "...Теснота у нас была. Помню, Батюшка наш Никон зашел к нам с иеродиаконом Серафимом и сказал ему: "Я привел тебя нарочно, чтобы показать тебе, в какой тесноте живут люди...".

Стали ко мне, как к врачу обращаться и мирские люди. Я спросила у Батюшки, как он меня благословит. Он сказал, что надо уклоняться. "Ходи и принимай только монашествующих и тех, которых не принимают в больницу или которые не могут заплатить или не в силах добраться до больницы, не могут поехать".— И я мирским неприветливо отвечала на просьбы, а сестры, обыкновенно, ограждая меня, говорили, что я слаба и не лечу...

Прибегает из Оптиной пустыни сестра Ирина, работавшая там в артели, и говорит, что заболел Батюшка Никон. Сейчас же отправилась. Он жил тогда в Оптиной пустыни в одной из башен на втором этаже. Из служащих в храме оставался он один иеромонах да еще иеродиакон, только что посвященный о. Серафим. Их кельи были рядом.

Состояние здоровья о. Никона было очень тяжелое. Температура более 39° — воспаление расширенных вен ноги. Требуется безусловный покой. К нему приходил доктор казанский, живущий здесь за оградой. Он застал меня у постели больного, и мы обсуждали с ним, что делать, чтобы дать полный покой больному.

Другой иеромонах уже был назначен архимандритом сюда, чтобы заменить Батюшку Никона. А о. Серафим, как вновь посвященный, должен ежедневно служить в храме два раза в день; остальные братия, оставшиеся в Оптиной, были все зачислены в артель, были каждый при своем деле,— требования к ним были очень строгие. О. Серафим предложил свою комнату мне, а сам решил подняться еще выше, в третий этаж, и там поселиться. А я дежурила у больного и за врача, и за келейницу.

В первый же вечер температура еще поднялась. Я меняла компресс. Больной бредил. Я осталась на ночь, села за столом внизу, чтобы меня не было видно, чтобы не нарушать уединения, и в то же время следить за больным.

Так прошло несколько тревожных ночей... Потом стало лучше, но покой безусловный был необходим. Молча делала все, что надо больному: келью уберу, самовар поставлю на терраске. А обед приносила сестра Ирина.

Скоро начали приходить нуждающиеся в совете богомольцы после церковной службы. Батюшка, когда был в силах, принимал их лежа. Утром не успею прочесть все правило, а уже начнут умолять допустить их к Батюшке. Стараюсь поскорее напоить хоть чаем больного.

Температура еще долго повышалась. Батюшка очень похудал, побледнел, и боли в ноге продолжались, но народу отказать было трудно. Иногда приходили с таким великим горем и издалека. Людей я приглашала сначала в свою келью и оттуда уже понемногу сообщала Батюшке, с какими тяжелыми нуждами пришли.

Помню, пришли и сидели у меня две молоденькие особы в светских одеждах. Они приняли монашество и были пострижены в мантию на Кавказе, а теперь должны были ехать в Ташкент. Они непременно хотели поговорить с Батюшкой о дальнейшей своей жизни... Они долго у меня сидели, пока Батюшка принимал других. Они мне очень понравились, я была очарована ими... И когда после их ухода я с радостным чувством стала говорить, что есть такие люди, преданные Господу, Батюшка холодным тоном сказал: "Они еще молодые, разве можно твердо надеяться на них". А сам он был молодой, ему не было еще и 40 лет (родился он в 1888 году). Он строго смотрел на себя и предостерегал своих духовных детей.

До того времени, как о. архимандрит решил оставить о. Никона для приема богомольцев в Оптиной пустыне и благословил его, он почти не дерзал давать советы и принимать людей. И вообще, если давал какой совет, то не от себя, а говорил, что в таком случае такой-то старец говорил то-то.

Больше месяца Батюшка не поднимался, и я ему келейничала, большею частию молча, боясь нарушить уединение. Ежедневно к порогу кельи Батюшки приходила юродивая Паша. Она давно уже пребывала в Оптиной, часто скандалила, поднимала страшный шум. Однажды она набросилась на Батюшку Анатолия и начала его душить. Удивляешься, бывало, как старец терпелив и любвеобилен, и такие выходки прощал и относился всегда к ней с любовью...

Вот об этой Паше Батюшка Никон сказал мне:

— Старайся делать так, чтобы она ни на что не обижалась и не сердилась.

Всеми силами старалась я об этом. Она требовала, чтобы ей первой получить благословение, и я заботилась об этом. И Господь помогал ее успокаивать. У нас все время был мир с нею.

В свободные моменты, когда Батюшке становилось лучше, я устанавливала порядок, кто за кем пойдет, а сама бегала навестить свою больную Анисью. И сестры из Козельска часто приходили ко мне, приносили нужные вещи.

Но вот окончилось мое послушание у Батюшки Никона, и мы зажили опять в своей тесной квартирке, числом семь человек... Иногда, раз в неделю, а то и чаще, Батюшка Никон приходил к нам, и к этому времени каждая из нас приготавливала вопросы, которые нам надо спросить. Придя к нам, Батюшка Никон обыкновенно молился перед образом вместе с нами и, преподав нам "мир" и благословение, садился, а мы вокруг него, и начиналась духовная беседа.

Мы с такой радостью ждали этого времени. К этому времени приходили еще другие сестры, кроме нас, семи домашних. Всем так хотелось духовной беседы, у многих были различные недоумения относительно того, как устроить свою жизнь, где жить, и духовные вопросы: как быть с мыслями, которые делают и молитву рассеянной.

На это Батюшка отвечал:

— Мимолетные мысли, к которым сердце не прилепляется, быстро проходят, как калейдоскоп. Ум наш, как жернов, никогда не останавливается, все время занят. Это не наша вина, но от нашего естества, и эти мысли не надо считать своею неотъемлемою собственностью: не может один и тот же ум и славословить Бога, и хулить. Поэтому не обращай внимания на них, выбрасывай их, как сор, как нечто постороннее. Но вот когда заметишь, что какая-нибудь мысль долбит постоянно, и сердце к ней прилепляется, вот тогда это ужасная опасность; скорее надо бороться, чтобы выбросить ее, молитвой Иисусовой прогоняй, а если все же не в силах, исповедуй старцу.

Надо знать, что тебя борет более всего, с тою страстью и бороться надо особенно. Надо ежедневно проверять свою совесть. Если стараешься даже не останавливаться на мыслях, но они меняют настроение, значит — доходят до сердца,— от сердца помышления злая.

— Укоряю себя,— сказала одна сестра,— что не делаю над собой в борьбе очень сильных усилий, усилий до смерти.

Батюшка ответил:

— Слишком большое напряжение вредно. Можно потерять силы напрасно и обессилить. Надо оградить себя железным кольцом заповедей. Каждое свое действие надо совершать только после того, как проверишь, согласно ли с заповедями, со Святым Писанием. И даже слова надо произносить после того, как помолишься и проверишь.

Кто-то спросил о правиле. Батюшка сказал:

— Правило лучше небольшое, но чтобы его непременно исполнить. Духовная жизнь требует, чтобы идти все вперед, а если слишком большое правило, то можно и назад пойти, что уже очень нехорошо. Пятисотницу лучше одной справлять, времени на нее требуется не менее 1 ч. 10 м. или даже 1 ч. 30 мин.

У нас в скиту время было так распределено: 2 ч. утра утренние молитвы, 12 псалмов утреня и 1-й час. Отдых. В 6 час. утра 3-й час, 6-й, изобразительные, 9-й час, за вечерню — 12 псалмов; повечерие, 2 канона. После ужина: конец повечерия и вечерние молитвы. Пятисотницу — по кельям. Однообразие для проходящих молитву Иисусову очень важно — ум не рассеивается, собранность ума.

Одна монахиня очень боялась, чтобы не сказали ей о смерти, если она будет плоха. На это Батюшка сказал:

— Боязнь смерти — от бесов, это они вселяют в душу такой страх, чтобы не надеяться на милосердие Божие (у Иоанна Лествичника). Врач должен предупредить больного о приближении смерти. Если даже больной высказывает страх и не желает, чтобы с ним говорили о смерти — должно предупредить.

Одна сестра наша говорила: "Мне хочется дожить до того времени, чтобы встретить Господа".

— Не надо,— говорил Батюшка,— греховно желать дожить до пришествия антихриста. Такая скорбь будет тогда, как сказано, что праведник едва спасется. А желать и искать страданий опасно и греховно: это бывает от гордости или неразумия, а когда постигнет искушение, можно и не выдержать.

В день св. Троицы Батюшка сказал:

— Исполняйтесь Духом... Что это значит? Ведь мы сподобились получить Св. Духа при крещении. А многие ли помнят об этом? Мало получить, надо еще сохранить, усовершенствовать, умножать, а не зарывать. Для этого надо возогревать ревность. Как?

1. Читать Св. Писание. — Ведь святые книги написаны Св. Духом, от них и веет Он. Никакое светское удовольствие не может дать того мира, той радости, которая дается Св. Духом. — Песнопения. Псалмы.

2. Внимать себе.

3. Часто участвовать в Св. Таинствах, через них Св. Дух сообщается человеку.

4. Часто посещать св. храм — это место особенного присутствия Св. Духа.

5. Наконец молитва — это великое дело для получения даров Св. Духа, особенно молитва "Царю Небесный"..., ее с особым благоговением надо выслушивать не только во время молитвы в церкви, но и во время работы произносить ее, испрашивая помощи Св. Духа.

Как-то заговорили об одеждах:

— Одежда монашеская нам дана, чтобы отличаться от мирских, чтобы она напоминала нам об иной жизни. Надо смотреть на цель. Теперь, во время гонения, чтобы сохранить монастырь, чтобы не лишиться духовного руководителя, можно и снять, но только не для франтовства.

— Можно нищенское или крестьянское? — спросила я.

— Нет, чтобы не выделяться, не надо носить что-либо кричащее, а подходящее, скромное. Во время исповеди и причастия можно по-монашески одеться, мантию надеть. В мирскую церковь не надо монашеской одежды. На суд (пришлось являться) — не парадную, но монашескую. Вообще, белый апостольник — не надо, но платок.

— Можно ли жить на подаяние?

— Опасно, потому что можно привыкнуть к попрошайничеству. Одно дело — для других просить, и другое — для себя. В крайней нужде можно принимать милостыню, но не ту, которая служила бы огорчением кому-либо. Когда принимаешь милостыню или услуги, надо, по возможности, молиться за них.

— Иногда какой-либо текст Св. Писания бывает ответом: можно ли так принять? — спросили мы.

Батюшка отвечал:

— Только в крайности, когда никак нельзя ждать ответа, и с молитвой, со страхом Божиим,— не часто, только в крайних случаях.

О соборовании:

— Если не болен и нет никакой немощи, то и не надо, потому что молитвы при соборовании — об исцелении. Молимся о телесном и душевном здравии. Телесное здравие не всегда дается (Господь знает, что нам полезнее), а душевное — всегда подается.

Сестре, которая была в искушении (письмо получила), Батюшка сказал:

— Хотя ты и не принимала пострига в мантию, но все же ты имела рясофор, а на одеяние рясы читается такая молитва: "Благодарю Тя, Господи Боже наш, Иже по многой милости Твоей избавил еси рабу Твою от суетныя мирския жизни и призвал еси ее на честнее сие обещание: сподоби убо ее пожити достойно в ангельском сем жительстве и сохрани ее от сетей диавольских и чисту душу ее и тело соблюди даже до смерти", и далее "облепи ее освящения одеждою, целомудрием препояши чресла ея...". Из этого видно, что Св. Церковь Православная и на рясофор смотрит, как на обет Богу. Бойся солгать Богу.

Теперь, если к сему приложим еще и то, что соблазняет тебя монах мантийный, то мне страшно подумать, какой на это суд произносит Св. Церковь. Вот что написано в законоправильнике: монах или монахиня, если приидут в общение брака, не считается то брак, но блуд или, лучше сказать, прелюбодейство..."

Я сказала как-то Батюшке:

— У меня нет никакой печали (а многие жаловались на свою печаль).

— Так и бывает при послушании,— отвечал он,— это полное беспечалие по вере в духовника.

Часть 3. Беседа в День всех святых.

— Этим днем заканчивается ряд самых важных празднованных событий: Страсти Господа Иисуса Христа, Воскресение, Вознесение, Сошествие Св. Духа. День всех святых — это первые плоды подвига Господа, первенцы Церкви Христианской. Вот перед нами патриархи, жившие, как странники; пророки, апостолы, которые проповедовали св. Евангелие, а сами терпели такие скорби; мученики, священнослужители, жертвовавшие своею жизнью; преподобные, на земле достигшие ангельской жизни; благочестивые люди обоих полов и различных возрастов среди житейских дел жили так, что сподобились святости; великие грешники, достигшие святости.

Возьмем каждый себе в образец святого, подходящего к своему положению и будем стараться брать с него примеры волею своею и молиться ему о помощи, чтобы Господь дал Свою благодать...

— Но почему благочестивые страдают?

— Они идут путем Спасителя, а Он страдал,— был гоним, поруган, оклеветан,— так и все идущие за Ним. "В мире скорбни будете. Желающий благочестно жити, уготовися ко искушению".

— Как же поступать, чтобы легче переносить страдания?

— Веру крепкую иметь, горячую любовь к Господу, не привязываться ни к чему земному, вполне предаться воле Божией.

В разговоре с Батюшкой Никодимом одно духовное лицо с академическим образованием сказало ему:

— С такой детской верой не проживешь.

А в дальнейшем разговоре:

— Николая Чудотворца на Первом Вселенском соборе даже и не было: среди подписей его подписи нет.

— Да очень просто,— отвечал Батюшка,— он был лишен святительского сана за обличение Ария, потому и подписи его нет.

Вот как религиозность понизилась в наших академиях.

— А если кощунствуют, как принимать? — спрашивали мы Батюшку.

— Когда смотришь на больную, ведь не требуешь от нее, чтобы она не харкала. Так и здесь надо: как на больную смотреть.

— Главная основа спасения нашего — покаяние. Один монах пришел к старцу и с большой скорбью рассказал ему, что он прежде жил хорошо, теперь все потерял и почти отчаивается в своем спасении, что другой, вновь поступивший, опередил его. На это старец сказал ему:

— Падший монах, прежде хорошо живший, подобен дому, развалившемуся, который, однако, можно скоро вновь состроить, потому что весь материал здесь же лежит, и фундамент уже сделан и цел. Гораздо труднее построить дом вновь на пустом месте; для этого надо и материала навозить, и углубить землю для основания, заложить в землю основание. Так и монах, прежде живший рачительно и павший, но не потерявший только своего произволения, скоро восстанет опять, так как воспоминание прежней хорошей жизни, скорби, перенесенные во время искушения, настоящее покаяние, слезы, смирение — вот готовый материал. А новоначальному многое еще нужно.

В Калужской губернии много монастырей, все они расходятся вокруг нас, т. е. вокруг Козельска, много и дач монастырских. Поэтому в Козельск приходило много монашествующих. Побудут в церкви, надо куда-нибудь зайти ночевать, да и с Батюшкой поговорить, совет получить, вот они и заходят к нам. Или кто заболеет — тоже к нам. Так что у нас, кроме своих, было всегда и посторонних несколько человек, говеющих. Надо, было с ними поговорить. Вот Батюшка часто и приходил; бывала общая беседа, а в случае чего-либо особенного и отдельная.

Была у нас как-то беседа о послушании, а для меня это был важный вопрос, о котором я не раз думала. Кто-то спросил: "Как исполнять обет послушания, когда некому повиноваться, никто не приказывает?"

Батюшка сказал:

— Надо иметь готовность по воле Божией все делать. Надо различать два рода послушания: внешнее, для средних дел, и внутреннее — для духовных дел. Во внешнем нужно полное повиновение: без рассуждения исполнять, что скажут. Во внутреннем — нужно всегда обращаться к духовнику, спрашивать его, какова воля Божия. Но его совет надо проверять Св. Писанием и св. отцами, и если он скажет не согласно с ними, то можно сказать ему: не могу так. Хорошо желать только то, что будет. Если делаешь то, что тебе самой желательно и приятно, то это не приносит особенной пользы для души, только вред здесь умиряется все-таки тем, что получается благословение. А настоящее послушание, приносящее душе великую пользу, происходит тогда, когда делаешь наперекор себе, тогда Сам Господь на Свои руки берет тебя, благословляет твои труды.

По поводу послушания Батюшка рассказал:

— У нас в скиту был такой случай: один инок зимой собрался идти в монастырскую лавку, и пришла ему в голову мысль — не стоит таким пустяком беспокоить старца и спрашиваться. Сходить-то в лавку займет не более четверти часа. Правда, приходил и другой помысл,— лучше благословиться. Но первое желание превозмогло, инок пошел, не спросившись.

Смеркалось. Дорога шла лесом. Шел он, шел, все не может дойти до места. Вот уже и совсем стемнело. Что же это такое? Деревня какая-то вдали виднеется. Оказывается, он уже до Прысков дошел.

Вдруг перед ним вырастает какое-то огромное чудовище. Вскрикнул Марк (так звали инока) от страха. Подойдя ближе, он увидел, что это стог сена. Силы совсем оставили бедного монаха; забился он в стог и начал звать о помощи. Прибежали крестьяне, извлекли его из-под стога и привезли в скит.

Правая нога Марка совершенно отмерзла, так что доктор предложил ее отнять, Марк не согласился, говоря: "Пусть моя нога, ходившая по своей воле, мучается теперь до конца". Действительно, Марк стал терпеть ужасную муку. 12 лет он пролежал в постели. Нога его почернела и начала гнить, в ней завелись черви. Смрад от нее шал страшный. Когда кто-нибудь приходил навестить его, то он говорил: "Вот смотрите на самочинника". — "Успокойся, брат Марк, Господь простил тебя", — говорили ему." Да, это, конечно, свойственно Его милосердию, но сам-то я не должен себя прощать". Брат Марк стяжал великое смирение. После смерти он явился одному брату и возвестил ему, что Господь его помиловал, и он утешается теперь в раю.

И еще: "Батюшка Нектарий, бывши в скиту старшим иеромонахом, стал проситься у скитского игумена Батюшки Варсонофия не ходить на трапезу. Игумен, не желая нарушать скитского устава, не благословил его на это, а просил приходить на трапезу. И когда настало время трапезы, прислал даже келейника своего пригласить его на трапезу.

Батюшка Нектарий рассказывал, что такие преогорчевающие чувства были у него, ведь мало того, что игумен отказал, а то еще прислал келейника. Заходил Батюшка по келье с тяжелым чувством, но делать нечего, надо идти.

Тогда он, призвав на помощь Господа, сказал себе твердо: "Довольно",— и пошел. Сел за стол на благочинноческое место, так как был старший, сел с теми же преогорчевающими чувствами, ни на кого не глядя, вошел в себя и вдруг подумал: "Все они пришли, потому что они голодны, а я не от голода пришел, а потому что меня пригласили",— и такая отрада в сердце появилась. Когда он сказал: "Довольно",— благодать Божия осенила его, и ему сделалось отрадно.

Инок должен пребывать в послушании."

На вопрос о том, когда соглашаться лечить, Батюшка отвечал:

— Когда крайность, если видишь, что надо помочь, например, не приняли в больницу, нечем заплатить. А вообще надо уклоняться, тем более, если это могут сделать в больнице.

Кто-то спросил: лечиться ли?

— Врачей создал Господь, нельзя отвергать лечения.

На вопрос: можно ли сидеть в церкви?

— Сыне, даждь Ми твое сердце. Лучше думать о Боге сидя, чем о ногах, стоя,— сказал святитель Филарет Московский.

Однажды из разговоров выяснилось, что у нас собралось так много народу, что совершенно нечего было дать подложить под голову, были только книги, которые и подложили.

Батюшка сказал:

— Священные книги, к ним надо относиться с уважением, нехорошо на них спать.

Отсюда пошел разговор о бездушных предметах, которые имеют тоже влияние на Душу:

— Нехорошие книги под головой могут вызвать мечты греховные, одежда страстного человека может повлиять.

Со мною Батюшка обращался строго. Когда я приходила, а в приемной были еще другие, то Батюшка принимал меня последней. Видя, что он уже изнемогает от усталости, я спешно по записке читала, что мне было поручено от больных или еще какие-либо краткие вопросы от себя, только самое неотложное, а Батюшка в это время от изнеможения положит голову на стол и так слушает. А у меня была такая вера к словам его, что принимала я все как закон для меня, никогда у меня не было никакого сомнения.

И часто я думала: да есть ли здесь послушание, когда все, что требует Батюшка вполне совпадало с моим настроением?

Когда с кем-либо происходило что-либо нежелательное, то Батюшка обращался прямо ко мне с выговором, хотя я и не причастна была к этому, так что со стороны можно было думать, что это мое дело.

Но вот лично и ко мне сказал он однажды строго (когда я сказала, что сестра хорошо сделала): "Хвалить в лицо — нехорошо, чтобы этого не было больше. Зло большое можно принести человеку похвалой. Тебе поручаются младшие и тебе придется за них отвечать Богу. Кто тебе поручен, того ты должна смирять. В крайности, ради души брата даже как бы неправду говорят.

Вот один брат, услыхав, что другой брат хочет из монастыря уйти, притворился, что и он тоже хочет, и вошел к нему в доверие, и в конце концов отклонил его от ухода. Хвалить в лицо нельзя; нельзя также и говорить в лицо: "Это она от болезни расстраивается". Нельзя так в глаза, можно сказать другим осторожно, чтобы та не знала: "Оставьте ее, она больна"."

Когда спросили Батюшку о книге "Письма Святогорца", он сказал: "Батюшке Варсонофию было поручено сделать список книг для чтения скитским монахам, и Батюшка Варсонофий сказал: "Прости меня, святой отец, что я вычеркиваю твою книгу,— не хочу, чтобы нашедшие себе приют в русском монастыре, стремились безрассудно на Афон".— Книга эта хорошая".

О пребывании монаха в миру (когда м. Е благословлялась у Батюшки поехать в Москву, где проживал ее брат, и побыть там некоторое время): "Аще монах пребывает в мирском доме, то на него смотрят, как на мирянина. Нельзя монаху долго пребывать в миру: как рыба без воды, так и монах вне монастыря. Надо как можно скорее возвращаться".

Однажды Батюшка рассказал нам о двух юношах. В Оптину пустынь поступили два брата. Через некоторое время один из братьев должен был отлучиться из монастыря по некоторым обстоятельствам и там решил остаться совсем. Оставшийся в монастыре брат, не зная о его решении, пришел к одному старцу (скитоначальнику Оптинскому после скончавшегося Батюшки Варсонофия, к Батюшке Феодосию) , просил молитв для своего брата и вообще вспоминал о нем. Старец на это не сказал ничего утешительного, дал ему прочесть листок такого содержания:

"К апостолу Иоанну Богослову пришли два богатых юноши. Услышав его проповедь, они все оставили и пошли за ним. Через некоторое время они встретили бывших своих слуг, вспомнили свою прежнюю жизнь, свое богатство и подумали о нем с сожалением. Тогда апостол сказал юношам: сходите на берег и наберите там камней. Они набрали и принесли. И когда стали показывать апостолу, то увидали с удивлением, что все камни превратились в золото и драгоценные камни.

Апостол сказал:

— Видите, Господь уплатил вам за все, что вы ради Него оставили. Но неужели вы захотите ради кратковременного услаждения и радости лишиться вечных благ, уготованных на небе?"

Старец дал листок этот прочитать и больше ничего не сказал.

А в это время ушедший брат решал оставаться в миру. Когда до брата в монастырь дошла весть о его решении, он опять пошел к старцу и стал говорить ему о своем брате и о том, на что он решился. Но старец, к удивлению его, никак не мог понять, о ком он говорит. Долго он объяснял старцу, что это его родной брат, называл его по имени, подробно говорил о нем, но старец повторял только одно: что не знает, о ком идет речь.

Между тем старец еще недавно знал его очень хорошо. Эти два брата были сам Батюшка Никон и его младший брат Иванушка, такой увлекающийся и способный. Он писал хорошо акафисты, я видела один из них напечатанным по разрешению Св. Синода — св. Парфению..., хорошо писал стихи на духовные темы и увлекательно рассказывал.

Часть 4. 2-го июня: Троицын день

Батюшка заговорил:

— Скорби иноков последнего времени утончены, т. е. при поверхностном взгляде на них нельзя признать их скорбями. Но это лишь злохитрость врага нашего... Искушения явные, грубые и жестокие возбуждают в человеках пламенную ревность и мужество к перенесению их... Враг заменил грубые искушения слабыми, но утонченными и действующими очень сильно. Они не вызывают из сердца ревности, не возбуждают его на подвиг, но держат его в каком-то нерешенном положении, а ум в недоумении. Они томят, постепенно истощают душевные силы человека, ввергают его в уныние, в бездействие и губят, соделывая жилищем страстей по причине расслабления, бездействия и уныния.

Это выражается тем, что ожидают чего-то лучшего, говорят: вот тогда и будем поститься и молиться, когда откроют монастыри и храмы. Но Господь обещал, что если мы покаемся, будут нам прощены грехи, а о том, что мы доживем до завтрашнего дня нам не обещано.

Поэтому мы должны при всяких условиях, благоприятных неблагоприятных стараться жить по заповедям Божиим, исполнять обеты монашеские и особенно помнить слова: "Се время благоприятно, се день спасения".

Еще говорил Батюшка: "Не надо давать воли своим чувствам, надо понуждать себя обходиться приветливо и с теми, которые не нравятся."

— Не надо верить приметам. Нет никаких примет. Господь управляет нами Своим Промыслом, и я не завишу от какой-нибудь птицы или дня или еще чего-нибудь подобного. Кто верит предрассудкам, у того тяжело на душе. Наоборот, у того радость на душе, кто считает себя в зависимости только от Промысла Божия.

Когда я однажды подошла к Батюшке по каким-то делам, он между прочим сказал: "Есть сестры, которые просили назначить за старшую м. Е.",— сказал это и пристально в молчании смотрит на меня вопросительно. Я ответила:

— Да, она более опытная, это лучше; она больше была в монастыре, ей приходилось хозяйственными делами заведовать в богадельне, а я так мало была в монастыре, и не имею никакого опыта.

Пока я все это говорила, Батюшка молчал, а потом ответил:

— Нет, я не могу этого сделать,— мысль об общине ты подала, и начала это дело.

Никто больше об этом не упоминал, и я никому ничего не говорила. Я только спросила Батюшку, как мне поступать:

— Как поступала, так и поступай. Прежде всего о духовном надо заботиться.

Беспокоилась я за М. Н. — вот умру, кто будет забоиться о ней. Хотелось бы мне, чтобы она была духовной дочерью Батюшки, и он бы ее наставлял. Высказала я это свое желание Батюшке, и он ответил: "Не надейтеся на князи ваши и на сыны человеческие..." Действительно, вот Батюшки и нет в живых...

Прошел слух в Оптиной, что церковь скоро закроют и последним служащим — Батюшке Никону и о. Серафиму придется оттуда переселяться. Иногда бывали всенощные в частных кельях у служащих там сестер. На этот раз на последнюю прощальную всенощную собрались в больничной кухне, где работали сестры. После окончания работы они убрали, и поздно началась всенощная.

15 июня 1924 года

После всенощной Батюшка обернулся к нам и сказал. (См. стр. 188.).

Батюшка стал всех благословлять. Некоторые плакали о нем, а Батюшка ласково сказал:

— Вот чудесненькие, ведь я — монах, я давал обет терпеть всякое озлобление и укоризну, поношение и изгнание, и если сие сбывается, если сие терплю, то радоваться подобает,— так совершается чин пострижения на деле, и не унывать, а вы и слезы распускаете... Сказано: радоваться подобает, егда во искушения впадаете различные.

Батюшка стал собираться уходить и еще сказал: "Помню я, когда еще был Николаем, Батюшка Варсонофий сказал надо мною молитвенно такие слова: "Господи, спаси раба Твоего сего. Буди ему помощник. Защити его, когда он не будет иметь ни крова, ни приюта. Аминь."

Мы разошлись. А Батюшка через несколько дней перебрался в Козельск на квартиру, где помещался уже Оптинский монах о. Кирилл Зленко, тоже скитский. Для Батюшки там нашлась порядочная комната с передней. И для ожидающих было еще место. От нашей квартиры очень близко. Вечером приходили к Батюшке на благословение и сказать, что необходимо. Теперь уже был пост, приходили на исповедь.

Мать... сказала как-то, что ей не нравится мой наказ сестрам, чтобы сестра, кончившая чтение вечерних молитв, напоминала каждой не забыть покаяться. Батюшка тогда ничего не сказал. А потом, когда я его спросила одна, как поступать, он сказал: "Как поступала, так и поступай".

Во время причастия, поднимаясь на амвон, сделала земной поклон. Это тоже смутило м..., и она сказала Батюшке в беседе, а он на это:

— Если бы сейчас ты увидала перед собой Господа, не пала ли бы ты перед ним на колени?

Батюшка одной мне сказал:

— У тебя гордость есть. Сказали, что не все хорошо у вас, и ты заплакала. У тебя чувствительность особенная. Ничего важного не произошло, а ты считаешь, что ужасное что-то.

23 июля приехала моя племянница из Перемышля. На мой вопрос, какие ей читать книги, Батюшка сказал:

— У девочки еще формируется ум, ей вредно читать книги светские, и театр не полезен, чтобы в страсти не вошло, не было бы то, что с афинянами — хлеба и зрелищ, —. вот это опасно. В дальнейшем разговоре Батюшка сказал:

— Я вообще против высшего образования; редкая женщина, получив высшее образование, устоит в благочестии. С высшим образованием редко верующими остаются, даже лица духовной академии.

Иногда я думаю: вдруг я не в состоянии буду перекреститься или заболею так, что руки будут связаны, а хорошо было бы, если татуировкой сделать крест у себя на груди. На это Батюшка сказал:

— Есть у тебя Иисусова молитва, которую никто не отнимает, и она заменит крест. А насчет татуировки креста, мне что-то это не нравится.

На исповеди я сказала:

— Я сомневаюсь, есть ли у меня любовь к Господу.

— Исполняй заповеди, тогда и чувство придет.

11 августа мы нашли более вместительную квартиру к зиме. В воскресенье мы спросили Батюшку, не перебираться ли нам сегодня? Он отвечал:

— Не надо в праздник, Праздником надо дорожить, чтить его, без крайней нужды не надо работать. Этот день надо посвящать Богу: быть в церкви, читать дома и молиться и посвящать время на добрые дела. Если же для умершего потребуется что сшить, то можно и в праздник при необходимости,— и напомнил слова: "если вол упадет в колодец..."

На вопрос о молитве за староверов Батюшка ответил:

— Только в домашней молитве можно молиться и только за живых, потому что еще надеемся, что они обратятся. Чтение псалтыри (представлялся случай читать у старообрядца) есть уже наполовину церковная молитва.

О самоубийцах, о молитве за них, Батюшка привел рассказ о монахине Афанасии (в кн. Подвижники благочестия) : Брат монахини А. окончил жизнь самоубийством. Для облегчения его участи, старица Пелагея Ивановна Дивеевская посоветовала ей наложить на себя подвиг — затвориться и читать по 150 молитв Богородицы с поклонами. Через 40 дней такого подвига она увидела во сне брата и была извещена, что ему после трехкратного такого подвига дано освобождение (до того он был прикован цепями к кровавому камню), но блаженства не получил. Причем другой страдалец произнес: "Счастлив ты, что имеешь таких молитвенников".

Батюшка Никон очень хорошо служил с самого начала, и ему говорили: верно, вы хорошо выучили всю службу? Он на это ответил: "Нет, до посвящения в диакона, я никогда не брал в руки служебника и не читал его, потому что не знал, достоин ли я быть священнослужителем. И только когда меня посвятили в диакона, я стал читать служебник. Когда я начал служить, то братия учили меня, и я от всех принимал то, что мне говорили и даже просил, чтобы мне указывали мои недостатки в службе. Принимал все то, что мне говорили, а потом рассуждал об этом, и то, что подходило ко мне, я принимал, а то, что не подходило, отвергал.

Однажды у нас в Оптиной служил о. протодиакон из Калуги. Я просил его указать мне, как надо служить. Он спросил меня: "А вы читали Учительное известие?" Я ответил: "Да, читал". — "Ну, я вам больше ничего не скажу", — ответил он. Сначала я остался очень недоволен его ответом, но потом через некоторое время, читая внимательно это Учительное известие, я был очень благодарен протодиакону за его совет, потому что из "Известия" я узнал, что при богослужении важно не то, чтобы громко говорить, а важно совершать службу с благоговением.

Прочитав из книги еп. Игнатия "О смерти", Батюшка добавил:

— Вот как, детки мои, следовало бы жить. А мы? Мы думаем только о том, чтобы нам поспокойнее и получше пожить, чтобы нас никто не трогал — ну, одним словом, хотим жить так, чтобы "нашему нраву не препятствовали".

— Когда я жил в скиту,— рассказывал Батюшка,— у меня соседи по келии были всегда хорошие, и я жил с ними дружно. Но врагу это, конечно, не нравилось, и он часто намеревался смутить. Много было козней с его стороны.

Однажды был такой случай: сосед мой топил лежанку утром, а я часа в два. И вот, бывало, я только что закрою печку, как сосед мой начинает ставить самовар и, не говоря ни слова, берет у меня из лежанки жар. Конечно, мне не жалко было углей, но меня возмущало то, что он делал это, не спрашиваясь у меня и не говоря ни слова, а самому мне начинать говорить об этом не хотелось.

Или еще такой случай: у меня был большой глиняный кувшин, с которым я ходил за водой. Принесу, бывало, себе кувшин воды, налью самовар, налью умывальник (он висел в коридоре), и вода у меня еще остается. После приду с послушания или из сада, руки грязные, в земле, подхожу к умывальнику, а там воды нет, вот и изволь грязными руками браться за кувшин и наливать воду. Это значит, что мой сосед, ставя самовар, загрязнил руки и, вымывая их, вылил всю воду. Так случалось не раз, не два, а много раз. И в этом случае мне не жалко было воды, а просто меня раздражало то, что я налью в умывальник воды, а приду с грязными руками и вымыть их нечем.

Долго я терпел это, но в конце концов не вытерпел и открыл старцу свое смущение, спрашивая его, как мне быть. Старец выслушал меня и сказал, что в таких случаях надо поступать так: просто, не сердясь и не возмущаясь, а со смирением, прося прощения, спросить брата, зачем он так делает, и потом объяснить, что это тебя смущает, что лучше было бы сделать вот так и так, т. е. в данном случае сказать брату, чтобы он, беря уголь из лежанки, сказал бы тебе об этом. Что касается умывальника, то, кто последний выльет оттуда воду, тот пусть наливает в умывальник воду. По совету старца я таки объяснился с братом, и с тех пор он меня ничем уже не смущал.

Вот так надо поступать и нам. Если между нами произойдет какое-либо недоразумение, или нам покажется, что нам делают что-нибудь плохое нарочно, надо сейчас же попросту объясниться, и тогда всякое недоразумение исчезнет.

Так Батюшка говорил по поводу того, что сестры, жившие от нас недалеко, пришли страшно огорченные и жаловались, что между ними постоянные неприятности.

Батюшка благословил нас по окончании вечерних и утренних молитв читать молитву: "Егда плотского соуза хощет душа моя от жития разлучитися..."

Часть 5. 17 сентября

Кто-то из сестер, между прочим, спросил Батюшку о пении гимнов. "Пение гимнов — это не грех, но это для мирских хорошо: хорошие мысли, хорошие молитвы настраивают хорошо, это не то, что мирские песни. Но для монаха это не идет, отвлекает от молитвы, разве что-нибудь может сравниться с молитвой Иисусовой, которая превосходит все.

Батюшку Варсонофия спросили про музыку. Он сказал, что музыка его не привлекает, она ему не нужна. У него была благодатная сердечная молитва, а она выше всего, она — высшая радость и утешение, все остальные только мешает молитве. Пение — это мягчайшая пища, а монах должен питаться твердой..."

Был разговор у нас о любви к людям. Я сказала, что мать моя говорила: люби людей и увидишь, что все они хорошие. А Владимир Соловьев говорил: любовь обладает откровением, любящий видит те достоинства в любимом человеке, которые для других не видны. Батюшка сказал: надо любить человека и видеть в нем образ Божий, несмотря на его пороки. Не надо холодностью отстранять от себя людей...

26 сентября — день рождения Батюшки Никона. После обедни все поздравляли его.

Завтра 40-й день смерти Маришиной бабушки, и Мариша собирается вместо всенощной читать псалтирь. Батюшка на это стал объяснять:

— В воскресенье не полагается никакого поминовения, можно только на проскомидии поминать.

Чтобы лучше поняли, он сделал такое сравнение:

— Представьте себе, что день именин царя, и в это время на торжестве кто-нибудь из простых людей сказал бы: и я именинник. Это не шло бы к великому царскому торжеству. А здесь воскресенье празднуется, воскресение Господа, разве можно какого бы то ни было человека сравнивать, поэтому всякое поминовение опускается. И то уже послабление, поэтому поют иногда "Со святыми упокой", это уже в наши времена, и этого не следует.

На вопрос, что лучше — часто ли приобщаться или реже — Батюшка сказал:

— Что лучше — сказать нельзя. Закхей с радостью принял в свой дом дорогого Гостя — Господа и хорошо поступил. А сотник по смирению, сознавая свое недостоинство, не решился принять, и тоже хорошо поступил. Поступки их, хотя и противоположны, но побуждения одинаковы, и явились они перед Господом одинаково достойны. Дело в том, чтобы достойно приготовляться великому Таинству.

Прошел слух, что Батюшку хотят взять в епископы. Много было огорчений по этому поводу. Батюшка сказал: "Я не брошу вас добровольно".

11 ноября

Всенощная накануне святителя Иоанна Милостивого (мирской день Ангела старца Иосифа).

В дни особо чтимых святых, когда не было всенощной в храме, Батюшка часто служил у нас или еще в другом доме сестер, где тоже было удобно.

— "Блаженни алчущие и жаждущие правды, яко тии насытятся". Эти мысли все время были у меня на уме,— сказал Батюшка,— когда мне попалась в моем угольнике докладная записка послушника Павла к старцу о. Иосифу о том, что у него желание и решимость жить в более тесных условиях, однако не нарушающих общих правил нашего святого общежития, в условиях, которые бы способствовали и помогали бы большей трезвенности. В этой записке Батюшка о. Варсонофий со смирением просит старца благословить его на более подвижническую жизнь и вспоминает наставление преп. о. Серафима о том, что для подвижнической жизни нужна решимость.

Когда спросили преп. Серафима, почему в прежнее время были великие подвижники, а теперь нет таких, он ответил: потому что нет решимости, а благодать та же, Христос Тот же и во веки.

У Батюшки о. Варсонофия была эта жажда к истине, сильное стремление к подвигу, от него искра ревности запала и в души знавших его. В конце записки у него было написано: "хочу изыскивать средства, чтобы примириться с братьями, которые ко мне во вражде, и со всеми жить в мире, никого не осуждать".

Распределение времени у Батюшки о. Варсонофия: 1. Утреня — в 7 часов вставал после утрени, пока рассветает совсем — Иисусова молитва. Затем часы и изобразительные. Кафизма с помянником. Келейные занятия и трапеза. После трапезы час отдыха. Самовар ставил сам, пил траву. Келейные занятия. Вечерня и правило, ужин. Пятисотница и откровение старцу. 3 тысячи Иисусовых молитв. Светских книг не читал, старался не принимать никого, только по крайней нужде. Писем не писал, а только кратко отвечал.

Часть 6. Беседа о страхе Божием 9 октября.

"Страх Божий нужен прежде всего, он научает благоговению, он научает всему доброму. Небрежное отношение к святыне от привычки как-то получается.

Было это в скиту. Батюшка Варсонофий видит из окна своей келии — один мирянин при входе в скитские ворота снял шапку и так с непокрытой головой идет по скиту. При этом Батюшка сказал: "Смотрите, какое благоговение к святыне нашей, а мы-то, постоянно живущие, и забываем, и иногда небрежно относимся... Как страшно, когда небрежное отношение является у человека к святыне. Надо благоговейно относиться к священным и освященным предметам.

Вот епитрахиль, она только немного перешита руками непосвященного человека, и должна быть освящена снова. Обрезки от нее можно употребить на закладки в Евангелие или Псалтирь, и то надо с осторожностью, чтобы впоследствии куда-нибудь они не пошли на неподходящее дело, а то лучше сжечь.

Четки не должно брать нечистыми руками и для ночи надо иметь другие; если же, не раздеваясь, ложишься, тогда можно и эти, лишь бы к телу не прикасались.

Бумажки от просфор надо тщательно прятать и сжигать. Надо все делать с благоговением.

Иноку надо иметь и голос тихий, и поступь скромную. У нас в скиту был написан образ какого-то святого с хартией в руках, где это было написано. И дома между собой надо со страхом Божиим говорить и все делать. Слово каждое надо обдумать и со страхом Божиим произносить.

— Помни,— говорит святитель Феофан,— что ты, говоря, рождаешь слово, ты произнес слово, и оно никогда уже не умрет, но будет жить до Страшного Суда. Оно станет с тобою на Страшном Суде и будет за тебя или против тебя; от словес твоих оправдишися и от словес твоих осудишься. Значит, с каким страхом, как осторожно надо произносить каждое слово, а не так как вы: придете к Батюшке и лопочете, что попало, без всякого рассуждения.

После молебна Батюшка с нами поговорил:

— Мы только что слышали Св. Евангелие о том, как Симон пригласил Господа Иисуса Христа к себе в дом для трапезы, но не оказал Ему и того, что требовал тогдашний обычай не только для гостя, но и для простого странника — не подал ему воды умыть ноги. А вот грешная жена, известная во всем городе как блудница, не переставала обливать Его ноги слезами и власами своими утирала их. Все в этом Евангелии так дивно, каждое слово умиляет. Господь к нам так милосерд. Как же мы должны любить Его.

Когда я был еще иеродиаконом, я так любил читать Евангелие, просто в восторг приходил от каждого слова. Какие дивные слова в Евангелии. Какую бы другую книгу ни взять самого лучшего писателя, если много раз читать, может надоесть, а Евангелие чем больше читаешь, тем все больше оно нравится.

На вопрос: можно ли обойтись без молитвы Иисусовой? Батюшка отвечал:

— Можно. Один молился молитвой Иисусовой, другой, стоя в храме со вниманием, молился словами церковных молитв, употребляют и еще некоторые молитвы, но молитва Иисусова все превосходит. Батюшка Варсонофий говорил: можно березовыми дровами натопить печь, а можно осиновыми, лишь бы тепло было. Надо, чтобы всегда в душе молитвенно обращались к Богу, что бы ни делали.

Спросили Батюшку, можно ли молиться, чтобы кто-нибудь явился во сне?

— Нет, любопытства не должно быть. А вообще о снах принято так думать: если старцы и вообще святые люди являются нам во сне, то это знак того, что они помогают нам. Это бывает перед какими-то важными событиями жизни. А если покойники из близких являются, так при этом рассуждать можно так: покойники, они потому и названы так, что в покое находятся, а если являются, то это знак того, что за них молиться надо.

При этом Батюшка рассказал свой сон, как монах, завещание которого еще не было исполнено, явился ему во сне весь в слезах. Вышла ошибка, и его действительно не поминали. Батюшка похлопотал, чтобы его завещание исполнили, покойный уже более не являлся.

Можно ли обращаться за помощью к покойным старцам?

— Надо так: сначала — "упокой Господи душу старца... и его святыми молитвами помилуй нас".

Говорили о том, что многие с точностью дерзают определять время пришествия антихриста. Батюшка Никон на это сказал:

— О времени пришествия антихриста никто не знает, как сказано в св. Евангелии. Но признаки скорого пришествия антихриста уже есть, как в послании сказано: ныне уже есть антихрист. Признаки — гонение на веру, и надо ожидать, время приближается, но все же нельзя точно сказать. Бывали и раньше времена, когда считали, что антихрист пришел (при Петре Великом), а последствия показали, что мир еще существует. Да и что толку в этом исчислении? Для меня не это важно. Главное, чтобы совесть была чиста, надо твердо держаться веры православной, заповеди исполнять, надо жизнь проводить нравственную, чтобы быть готовым. Надо пользоваться настоящим временем для исправления и покаяния, — "се ныне время благоприятное, се ныне день спасения".

Часть 7. 2 декабря

Когда я вошла к Батюшке, он, после всего, что я должна была ему передать, оставил меня и прочел из Отечника о двенадцати старцах, поведающих о своих духовных деланиях. Батюшка остановился на самом последнем, который занимался плачем о своих грехах и сказал:

— Нам всем главное — смирение, мы не умеем смиряться.

И прочел из Отечника: "...один брат спросил Старца, что такое смирение? "Это великое и божественное, а путь к нему — считать себя ниже всех"... — "Что это значит, считать себя ниже всех?" — "1) Не замечать чужих грехов, 2) смотреть на свои грехи; 3) постоянно молиться".

Правило монашеское помни: не начинать самому говорить, не быв спрошенным".

22 декабря. — св. мученицы Анастасии Узорешительницы.

Вспоминал Батюшка, как в этот день он выехал из Москвы совсем в монастырь, как бы оторвался от уз мира. 9-го декабря был уже принят, в день "Нечаянной Радости", и ездил в Москву, чтобы устроить все свои дела. 23-го прибыл в монастырь, а 24-го в скит определился. В этот день в церкви стояло два гроба — монаха и послушника, убитых на мельнице — память смертная. А 29 января Батюшка был одет в монашескую одежду и ходил к о. архимандриту, и там ему сказали, как келейник о. архимандрита о. Иоанн собирался все домой ехать, и в этот день скончался.

Будучи у Батюшки сказала ему:

— Я ходила в мирские дома, хотя и старалась держать себя просто, но все же, как будто, не избежала человекоугодия, и мне тяжело на душе, а они все просят приходить и быть у них, как дома.

— Что же что просят, можно все просить, но не все исполнять. Ты скажи: надо к службе, теперь такие дни.

Еще сказал Батюшка:

— С людьми бороться не надо, не только на деле, но даже и в помыслах, а то бесы будут побеждать, а только молиться за обижающих тебя, тогда Господь поможет, и бесы отступят... Монахи к смерти готовятся, всегда думают о том; чтобы встретить смерть в мире со всеми, а миряне этого не знают и не придают значения немирствию.

Батюшка говорил:

— Господь Иисус Христос, молящийся в саду Гефсиманском, есть напоминание духовнику. И он в некоторой степени берет на себя грехи духовных чад своих. Какое это великое дело, что только ему приходится переживать.

Батюшка привел из записок Батюшки Варсонофия следующее:

— В монастырь поступал с целью искоренения страстей и уразумения Тайн Божиих.

Еще сказал Батюшка:

— Предупреждаю вас, что сначала можно говорить, оговаривать друг друга как бы шуткой, а затем это обращается в привычку и остерегайтесь шуток и неосторожных слов.

6 декабря

Служба была вечером, потому что на другой день — день Ангела Батюшки Амвросия. Читая кафизму 17-ую, я пропустила одно слово. Батюшка особенно строго относился ко мне: бывало, кто-нибудь читает другой из малограмотных и ошибается на каждом слове, и Батюшка промолчит. Но вот теперь Батюшка обратил внимание на чтение и начал говорить:

— Надо внимательно слова молитвы произносить, в смысл вникать, а не стремиться к слишком высокому. А то, читая 17-ую кафизму, ты пропустила "не", и смысл получился совсем иной. "Исходища водная изведосте очи мои, понеже не сохраних закона Твого" — я плачу, потому что не исполнил заповедей Твоих. Ведь если мы неправильно читаем, не внимаем читаемого, то этим утешаем бесов (видение пустынника — видел около себя эфиопа в татарском одеянии).

Чувствую я, что все это Батюшка делает мне на пользу, и глубоко благодарна ему, хотя внешне другим кажется это неприятным.

9 декабря

Заговорили об опасении, что скоро не будет церквей. Батюшка привел слова из Св. Евангелия: "Созижду Церковь Мою на камен, и врата адова не одолеют ю",— и сказал:

— Апостол говорит, что преломление Хлеба, т. е. Таинство Евхаристии будет до Второго пришествия Господа. У св. Ефрема Сирина сказано, что настанет время, когда Жертва прекратится. Как будто здесь противоречие. Но нет, вероятно, так надо понимать: открытого служения в церквах не будет продолжаться, но Таинство Евхаристии будет совершаться до второго Пришествия.

29 декабря

— Вы просите меня,— сказал Батюшка,— сказать вам краткое наставление. Скажу вам вот что: св. пр. Афанасий Печерский скончался, но его не успели предать земле, он проснулся и, сидя в гробе, на все распросы и просьбы братии отвечал только слезами. Наконец после многих просьб, он говорил со слезами только одно слово "Спасайтесь, спасайтесь". Ушел в затвор, молчал, постоянно плакал и там через 10 или 14 лет скончался.

Другой подвижник тоже обмирал, и когда проснулся, на вопросы братии он все молчал, а после долгих просьб, наконец, ответил: "Братия, верьте, что есть ад".

13 января

Сейчас в книге мне попалось выражение: Когда ешь за трапезой, то помни, что не надо досыта наедаться, надо оставить место Духу Святому, а если переешь, Дух Святый оставит тебя.

— Батюшка, можно так говорить?

— Можно. Как же сказано у Иоанна Лествичника, кажется: "Когда сидишь за трапезой, твори Иисусову молитву, чтобы она смешивалась с пищей".

На просьбу сказать наставление, Батюшка рассказал, как Батюшка Варсонофий смирил непокорного монаха, который должен был ходить ко всем просить прощения и благословения и не смотреть, как его примут.

— Теперешняя жизнь, когда приходится испытывать гонение за веру, полезна — она укрепляет веру.

Две монахини, жившие в довольно большом помещении, на свой праздник пригласили Батюшку и пришли сказать, чтобы все приходили. Случилось так, что я и еще несколько сестер пришли первые. Батюшка уже был и, обращаясь к нам, спросил:

— Ну как вы там живете?

— За Ваши святые молитвы нам очень хорошо, лучшего не хотелось бы, мы радуемся своею жизнью.

Наконец, через некоторое время пришли и последние три. Сейчас же как-то вышло, что заговорила вновь пришедшая и выразила свою скорбь, что вот нет масла, рыбы мы никогда не видим, а спать как тяжело на соломенном тюфяке сестрам, и еще вроде этого.

Как бы продолжая наш предыдущий разговор, Батюшка начал говорить:

— Сила страданий не в величине самих страданий, а в том, как человек переносит эти страдания. Бывают, по-видимому, ничтожные обстоятельства, которые, однако, причиняют человеку величайшее горе, и надо сочувствовать. Один и тот же факт может причинять страдания в разной степени. Это зависит от того, как человек принимает их.

Когда я получил рясофор, Батюшка Варсонофий стал строже относиться ко мне. Однажды в двунадесятый праздник я пришел к Батюшке в белом подряснике — за это Батюшка сделал мне строгий выговор. Но я не обиделся, а со смирением принял его слова.

Помню еще было так. Пришел к Батюшке Варсонофию, надо было снять рясу, но повесить куда? На вешалке уже была ряса, и я не решился повесить на старческую рясу свою, а сложил свою аккуратно и положил ее на диван под вешалкой. Батюшка Варсонофий начал строго выговаривать. И замечательно, что каждый раз, когда больше всего заботился, чтобы лучше сделать, то и попадал под выговор. Слова выговора со смирением принимал и говорил только: "простите", не обьяснял, почему это сделал. Если бы что-нибудь за это было: из монастыря удалили бы или еще что побольше, ну тогда объяснить нужно, а Батюшка Варсонофий делал выговор только для назидания. Объяснять и не надо было, потому что объяснять значит желать, чтобы твой верх был".

Когда ко мне Батюшка Никон строго отнесется, то часто после этого расскажет какой-либо подобный случай из своей жизни.

9 апреля

— Можно ли подчеркивать в книге то, что хочется запомнить, что к жизни моей относится? (так как еп. Игнатий говорит, что этим будешь тщеславиться).

— Это частное мнение, значение всякого действия зависит от внутренних побуждений.— Отмечай.

18 мая

— Человек, возмущающийся пороками в мире, не выходит почему-то из него?

— Ответ на это и есть в сегодняшнем Евангелии: "Не молю да возмеши их от мира, но да соблюдеши их от неприязни". (Иоан. XVII, 15).

— Кому молиться от бессонницы?

— От бессонницы молиться св. Киру и Иоанну, безмездным врачам.

27 июня

Батюшка сказал:

— Каждому из нас даны таланты. Это — благоприятные условия для спасения. Надо здесь подразумевать и различные скорби, перенося которые с терпением, достигаем спасения. Одному, например, даны таланты — болезнь — ею он спасается; другому — бедность, этот ею спасается; третьему — ученость; тому богатство и этим он спасается, какие-нибудь скорби — все это таланты, которые, если человек употребляет духовно для спасения души, все дают плод. А тот, которому дан один талант, но он зарыл его в землю — это значит, что он по нерадению не воспользовался данными ему Богом благоприятными условиями для спасения души, жил не духовно, а употребил талант на земное благополучие, т. е. зарыл в землю.

На вопрос, как поступать в дальнейшем, Батюшка часто отвечал:

— Там видно будет.

Батюшка прочел нам вопросы Батюшки Варсонофия и ответы на них старцев.

В. — Смущаюсь, что ум рассеивается при молитве Иисусовой.

О. — Не смущайся, а все твори молитву. Ум рассеивается, а все-таки уста и сердце освящается этой молитвой, которая есть великое орудие... Выше и важнее этой молитвы нет ничего у нас.

В. — Я забываю, что надо делать в часы, свободные от правила. Можно записать?

О. — Можно, но только не требуй от себя, чтобы точь-в-точь исполнять, как написано. Если дело не окончил, а надо молиться или захочется молиться, то оставь всякое другое дело, так как молитва важнее всего.

В. — Можно ли обращаться к покойным старцам с просьбой о помощи?

О. — Можно и так: упокой Господи душу раба Твоего старца и его святыми молитвами помилуй нас.

В. — Если младший не кланяется, как поступать?

О. — Конечно, кланяться первому.

В. — Благословите иметь друга о Христе, какого Вы мне сами изберете.

О. — Благословляю иметь тебе друга одного только — Христа.

В. — Вы говорили, что безмолвие учит только, а страсти исцеляются искушениями. Если я никуда не буду ходить и никого не буду принимать, — я не исцелюсь от страстей. Что мне на это отвечать?

О. — Ничего, потому что это от врага тебе ловушка. Не ходи и не принимай. Надо все дурное считать также и страсти считать не своими, а от врага. Это очень важно,

тогда только и можно отбросить страсть, если будешь считать ее не своей, а чем-то посторонним.

В. — На меня недовольны некоторые из братии, что не хожу к ним.

О. — Пусть лучше будут недовольны, а все-таки не ходи.

Часть 8 15 апреля 1925 года. Оптина пустынь.

Пригласила меня одна монахиня к себе в день Ангела. Там был и Батюшка. Сестра начала говорить о своей беспричинной печали. На это Батюшка сказал: "Привязанность к видимым вещам производит печаль. Значит, если хочешь избавиться от печали, не привязывайся ни к чему".

М. А.:

— Боюсь, проживу ли, никакого рукоделия не знаю.

Батюшка:

— Чего боишься? Ты ведь монашка, да еще постриженная, ты давала обеты нестяжательности, пребывания в нищете до смерти. Чего же ты хочешь? Пространной жизни?

Заговорили о хуле на Святаго Духа. Батюшка:

— Всякий грех, если раскаяться, Господь простит. А хула на Святого Духа в том заключается, что человек верит и знает, но в душе у него такая злоба, что он не в состоянии обратиться к Господу с раскаянием, потому и не может получить прощения, как наши безбожники. Например: апостол Павел до своего обращения как гнал христиан, и какою ненавистью дышал к Господу, но когда обратился, он от всей души раскаялся и получил прощение, а апостол Петр отрекся в какое время, но раскаялся, и Господь простил его.

16 апреля

В этот день постригали Батюшку Никона в рясофор. Он вспоминал об этом и рассказывал, как его старец Батюшка Варсонофий говорил, что в этот день вспоминаются добродетели, необходимые монаху: Любовь (Агапия), мир (Ирина) , Чистота — Снежная (Хиония).

Если будешь иметь любовь в сердце, то тогда будет мир у тебя, при таком состоянии сердца ты в состоянии будешь заниматься молитвой.

Молитва очистит твое сердце, ты, значит, достигнешь цели всех наших подвигов — чистоты сердца.

Одна сестра еще задолго до закрытия монастыря ушла из него и другим стала так советовать. Сейчас она случайно зашла в соседнюю комнату, но узнав, что Батюшка здесь, не показалась ему. Кто-то из сестер рассказал об ней и об ее советах.

На это Батюшка рассказал басню Крылова. Лиса хотела полакомиться, попала хвостом в капкан. Думала, думала: и хвоста жаль, и погибать не хочется, решила потерять хвост, рванулась, оторвала хвост. Потом пришлось идти на собрание зверей без хвоста. Там смотрят на нее — кто с сожалением, кто с удивлением. Стыдно ей... Обратилась к лисицам: "Сестрицы, и вам так советую, очень хорошо без хвоста." Некоторые поверили, а одна опытная старая лисица остановила молодых: ведь это она говорит потому, что самой стыдно без хвоста одной быть.

21 апреля

Батюшка благословил меня справлять день своего мирского ангела в этот день. В этот день к нам пришли некоторые сестры.

Батюшка говорил: "Не надо унывать. Когда я читал Евангелие на молебне Спасителю (Просите и дастся вам...), то подумал: многие из вас, не получая долго просимого, унывают. А Господь как поступал с Хананеянкой? Как она просила, даже стали умолять Господа, чтобы Он отпустил ее, а Господь даже сравнил ее с псом. А вы немного помолитесь и, не получая просимого, уже начинаете унывать. Это потому, что забывается, что между посевом и жатвой должно пройти известное время."

Батюшка прочел нам из дневника своего, как старец Варсонофий наставлял его:

— Если увидишь, что кто-нибудь из братии не так поступает, как надо, не соблазняйся. Помни, что сюда пришли, как во врачебницу все больные: кто болен гордостью, кто тщеславием, кто блудной страстью... И здесь они лечатся.

При встрече кланяйся первый.

В келью не пускай без молитвы.

Сам при выходе и при входе в свою келью полагай четыре уставных поклона.

Пей чай у себя дома, по кельям не ходи.

К утрени ходи непременно: во время обедни Господь приносит Себя за нас в жертву, а на утрени мы приносим себя (свой покой) в жертву Богу.

За пятисотницу держись, как за столп, — в ней скрыта великая тайна.

Как надо благодарить Господа, что Он призвал нас в монастырь.

Ни на один момент не подумай, что ты пришел сам — Господь призвал тебя.

Что может быть выше монашеской жизни? И передать другому этого нельзя, нельзя объяснить.

24 апреля

Батюшка вспоминает, как их одевали в монашескую одежду, все по благословению, с молитвами.

"Чтобы мерить одежду — получили благословение от старца и пошли за благословением к о. архимандриту. Потом одеваться пошли в скит, перед воротами положили три земных поклона.

Пришли к Батюшке, положили земной поклон перед иконами, в землю поклонились перед Батюшкой. Батюшка Варсонофий поцеловал нас и начал молиться вслух. Я запомнил некоторые слова: "Благодарю Тебя, Господи, что скрыл от премудрых и открыл младенцам...". Помолившись, мы поцеловали одежду и надели. Это было в день памяти священномученика Игнатия Богоносца.

Батюшка не мог с нами заниматься долго, Так как мы сказали, что когда брали благословение у о. архимандрита, узнали, что умер его келейник, который только что собирался ехать домой, в мир и даже, кажется, совсем из монастыря, и вот, Господь остановил его, он умер, не сойдя с креста. Батюшке Варсонофию надо было уходить, и он нам только сказал, что главная добродетель монаха — это смирение.

— Смиряйтесь, смиряйтесь и смиряйтесь. Пятисотницу справляйте между 9–10 часами, пусть это время будет у вас для пятисотницы, чтобы к утрени бодро встать.

Кто-то из присутствующих выразился так, что он по лицу узнает человека. На это Батюшка сказал:

— Так нельзя думать, нельзя судить о человеке по взгляду, легко можно ошибиться. О. Венедикт, бывший игуменом скита, увидел стоящего о. Арсения с сердитым лицом и не берущего благословения, удивился и думает, "что это с ним?" А потом оказалось, что о. Арсений и не выходил из кельи, а все это представилось от врага.

27 мая

"Не забывай взять благословение при входе в келью и молитву сотворить". Кажется, Батюшка отправлял меня по делу к владыке М.

О благословении сестрам.

"Если подозреваешь, что делают не то, на что даешь благословение,— это не твоя вина. Просятся в сад,— так и благословляй. Бог благословит в сад, а если еще куда пойдут, значит, без благословения.

Малюта Скуратов, когда пришел к Святителю Филиппу его задушить, то он подошел под благословение и сказал: "Благослови, Владыко". Святитель сказал: "Благословляю доброго на доброе",— и благословил его.

28 мая

Батюшка говорил: "Обличать надо так, чтобы не расстроилась, и одну, а если не послушает, то при свидетелях. Лукавством страдают женщины.

— Что же мне делать?

— Ты должна обличать, если заметишь что нехорошее".

Батюшка Варсонофий любил иногда прогуляться по лесу, но никогда не называл этим словом, а говорил — проходки (эти слова были сказаны после того, как я спросила, можно ли отпускать сестер погулять в лес).

Сестра Анна все ослабевала, ужасная опухоль распространялась с груди на правую руку и вызывала неимоверные страдания. Батюшка благословил ее готовиться к постригу, который и назначен был 14 июня 1925 г. Батюшка при этом сказал: "Время неблагоприятное, как для внешнего, так и для внутреннего монашества. Неблагоприятно для внешнего монашества тем, что монастырей нет. Для внутреннего тем — что в ожидании смерти при слабости, подвигов нести не можешь, остается одно тебе — смиряться. Ты должна смиряться — это самое главное и нужное.

Пророк Давид говорит:

"Жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит". Лучше смиренный грешник, чем гордый праведник. Ты с Господом должна сожительствовать, т. е. вместе жить через молитву Иисусову — в уме, в сердце, в мысли и в устах своих должна иметь: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешную".

Желаю тебе соблюдать обеты иноческие, а тогда можно надеяться тебе, что спасешься".

Кто-то спросил: что значит шатания языческие?

— Шатания языческие — все изменения, которые человек видит вокруг себя во всем строе нашей жизни, но монах не должен подражать им,— здесь все должно быть неизменно. Монах должен говорить и делать, когда что нужно, не поддаваясь различным модам, обычаям и правилам ложного приличия.

Зашел разговор о совопросничестве:

— Очень часто многие страдают этим недостатком — все спрашивают — это почему, это для чего и т. д. И я, хоть немного, но имел этот недостаток, и даже, помню в записной книжке-таки остался вопрос — почему к обеду в параде ходим, а к ужину нет. Но потом стал я соображать — зачем мне это знать? — для спасения души моей это знание пользы не принесет...

И Батюшка Варсонофий приходил к своему старцу о. Анатолию с разными вопросами, и тот говорил: "иди, иди".

— Но вот прочел я статью еп. Игнатия "Судьбы Божии",— сказал Батюшка Никон,— и у меня произошел перелом, я понял, что незачем испытывать судьбы Божии.

Когда св. Анатолий Великий задумался над подобными вопросами, то услышал голос: "Человек, не твое дело испытывать судьбы Божии,— смиряйся".

Часть 9 15 июня

Часто Батюшка Никон думает и сожалеет о том времени, когда он всецело мог отдаваться молитве и другим монашеским подвигам. Теперь у него времени нет, нет совершенно. Обращаясь за разъяснениями к святоотеческим книгам, он находит там слова и за, и против.

У Иоанна Лествичника приведены слова Ефрема Сирина в "Слове к пастырю Николаю": вредно желать руководить другими. Арсений Великий говорит: "Я люблю вас братия, но не могу быть и с вами, и с Богом".

А в святом Евангелии сказано: "Что пользы аще мир весь приобрящете, душу же свою отщетите".

К старцу Нектарию обращался и получил от него ответ, что не надо уходить.

В житии старца Парфения есть сон. Старец увидал медведя, который хотел растерзать его, но духовные дети схватили этого медведя.

— Все это со мной не без воли Божией произошло,— сказал себе Батюшка и решил положиться на волю Божию.

О послушании:

— Еще недавно, когда я был в скиту, мне пришла мысль: вот у меня нет ничего: ни внутри монашества нет, ни наружных подвигов не несу. И душевными очами не вижу в себе монашества, и, чтобы не погибнуть, решил идти путем послушания. Это самое важное для монаха, тогда и настроение будет хорошее. Монах не должен устраивать свою жизнь по своему смышлению. И после такого решения, я делал только то, что мне скажут, и был спокоен, и хотел бы такое настроение иметь всегда. Мне сказали: из скита переходи в монастырь, и я перешел, хотя мне этого не хотелось, и вообще все, что бы мне ни сказали, я исполнял.

Батюшка о. Нектарий в прошлый раз (когда они ездили к нему на хутор) сказал мне замечательные слова (не помню, из Исаака Сирина или из Ефрема Сирина): нет ничего пагубнее для монаха, как устраивать свою жизнь по своему смышлению.

У батюшки о. Нектария особенная наблюдательность, он за многие годы видел события и наблюдал. Он рассказал мне об о. Венедикте.

О. Венедикта сделали одно время скитским библиотекарем. Разбирая книги, ему попалась на глаза книжка или рукопись слова еп. Калужского Григория. Там было три слова: 1-ое к монахам монастырским, 2-ое к монахам скитским, где говорится о послушании. О. Венедикт был в восторге от этих слов, особенно о послушании.

Вот проходит с полгода, приезжает в Оптину пустынь епископ и, обращась к о. Венедикту, говорит: хочу я ввести более монашеское направление в такой-то семинарии и потому прошу Вас, примите на себя должность инспектора или директора.

На это о. Венедикт начал кланяться и говорить, что он не может. Долго уговаривал его епископ, но о. Венедикт все на своем стоял, все просил не назначать его, на колени становился. Епископ наконец сказал: "Невольник — не богомольник",— и уехал.

Прошло еще время, может быть, несколько лет. Умерли батюшка о. Амвросий и о. Анатолий Зерцалов. Выбрали старцем о. Иосифа, отца Венедикта обошли. Он остался в тени. Посетили его скорби, какие и по какой причине — я этого не знаю. Во время этих скорбей он стал унывать, не выдержал и написал своему родственнику в св. Синод, что ему трудно и хотелось бы занять какую-нибудь должность и перевестись.

Через несколько времени был получен указ из святейшего Синода о назначении о. Венедикта архимандритом в Боровский монастырь. Здесь о. Венедикт моментально собрался и уехал в Боровск. И вот, чего он не хотел сделать за послушание, то охотно сделал по самочинию. Тогда он отказывался, но все равно ему пришлось исполнить. А может быть, и скорби на него нашли поэтому.

Поэтому я по своей воле ничего не хочу делать самочинно. Правда, иногда проносятся помыслы — не уйти ли, не бежать ли от духовничества, не представиться ли дурачком. Но эти мысли пробегают в голове несерьезно. Я не останавливаюсь на них. В душе у меня настроение все то же, я хочу жить по послушанию.

Конечно, мне хотелось бы жить в уединении, соблюдать безмолвие, питаться чудными произведениями св. отцов. Но самочинно я не оставлю того, что мне назначено Промыслом Божиим.

Спрашивали о том, что бы сделать в утешение родителям самоубийцы.

— На это сказать утешительно почти ничего нельзя,— сказал Батюшка. Как батюшка Леонид сказал о. Павлу молитву: "Взыщи, Господи, душу раба Твоего (имя), аще возможно и помилуй. Неизследимы судьбы Твои. Не постави ми во грех сей молитвы моей, но да будет Твоя воля ".

Теперь оттого много самоубийств, что нет веры.

— Скажите на пользу слово.

— Веру соблюдох, вот о чем надо заботиться, чтобы в вере быть.

А больная наша Анисия трогательно сказала:

— А в чем же я там явлюсь?

— А со смирением,— сказал Батюшка.

От святых слов — чувства святые, и Батюшка заставил меня читать св. Евангелие от Иоанна.

Почему постом не служат ежедневно обедни?

— Обедня — это победный гимн христианства, а пост — время плача и покаяния. Поэтому не подходит нарушать время сетования торжеством обедни, без крайней нужды не служат. Но на войне была нужда.

— Слов нужных очень немного,— так говорил Батюшка Амвросий, и нас Батюшка предупреждал этими словами — не пустословить.

Сестры спросили: "Как любить нам друг друга?"

— Как Христос повелел. Монах должен быть весь в Боге.

На просьбу сказать что-нибудь в пользу души:

— Научу кроткие путем своим (псалом читается на 3-м часе) — так сказано в псалме. Человека научает только Бог и при том условии, если этот человек кроток, смирен. Только смиренного научает Бог.

19 июля

Батюшка пришел причастить страдалицу м. Афанасию.

— Люта болезнь, но сладок рай, и за рай его же погубихом, ризы тленные ныне отлагаю, да паки рай восприиму,— сказал он уходя.

23 июля

На отъезд Матреши (м. Марии):

— Трезвение есть путь всякой добродетели.

Теперь часто могут быть такие случаи: последовать своей воле нельзя и спросить не у кого. Как поступить?

— Нужно подумать, как Господь поступил бы при своей кротости. Предайтесь воле Божией. Заповеди всегда были основанием жизни.

Св. Евангелие 22-го:

— Чтобы был плод духовный, нужны известные условия: слово хорошее и почва хорошая, но плод творят только в терпении. Сколько было случаев, что в уныние впадал человек, и все пропадало. Если решился кто терпеть и говорит,— хоть умру, но не отступлю, тот и достигает желаемого, т. е. спасения. В терпении вашем стяжите души ваши.

27 июля

Объяснение читанного Евангелия — укрощение бури Спасителем. Никогда не было, нет и не будет на земле беспечального места. Беспечальное место может быть только в сердце, когда в нем Господь.

В скорби и искушении Господь помогает нам, но не отнимает их от нас, а подает силу переносить их и даже их не замечать.

Батюшка показал нам на примере, что может сделать кротость. Случалось, что неразумные люди говорят в глаза на Батюшку неправду, укоризну, а он кротко не возражает на это. Как виновата была я, добиваясь человеческой правды и не находя ее.

28 июля

Молчаливого подготовляет к молитве тишина, как она благотворно действует на душу, даже наружность человека молчаливого преображается (когда в хибарку приходил Батюшка старец, его невольно встречали словами: "Какой вы хороший".).

— Читаю я невнимательно,— сказала я,— и многое самое важное пропускаю.

— Надо медленно читать, хоть только несколько строк в день.

4 августа

Приходя к батюшке, я, между прочим, спросила: "Если что у нас появляется, я не всем одинаково делю". На это Батюшка сказал:

— Первые христиане жили единодушно, продавали имения и вырученные деньги приносили апостолам. В их общежитии давалось каждому по потребности, не так, чтобы всем непременно поровну, а что кому нужно. В монастыре этот вопрос сложнее. Важно не только определить, что кому нужно, но и зависти не вызвать у других. Надо смотреть, как для души полезнее.

5 августа

Благословение на то, чтобы жить в полном послушании.

9 августа

Псалом 120 — "Возведох очи мои в горы, отнюду же приидет помощь моя". — Было нам сказано на слова одной сестры, что в Сарове и в Дивееве хорошо, как раньше.

Теперь нигде нет спокойного места, как сказано в Евангелии: "Кто на восток, кто на запад побежит". Теперь надо только помнить: "Возведох очи моя в горы, отнюду же приидет помощь моя". Только там и искать помощи у Господа, а не надеяться ни на место, ни на человека.

Обновленцы взяли в свои руки чудотворный образ Калужской Божией Матери и предложили такое условие, чтобы, если возьмем икону, то за каждый день платить, кажется, по три рубля.

Мы, православные, не должны поддерживать ересь и иметь общение с еретиками. Нигде не сказано, что должно молиться только перед Калужской иконой. Всякая другая икона Божией Матери тоже святыня. Если бы и пострадать пришлось, то не изменим Православию.

Как похвала вредит человеку. Один иеродиакон хорошо служил: просто, благоговейно. И вот архиерей однажды похвалил его, и с тех пор он стал думать, что он хорошо служит, и это его так испортило. Он стал менять голос, делать переливы, утратил простоту, естественность. Ужасно, ужасно вредит похвала.

Одна сестра спросила: — Отчего это, когда я слышу музыку мирскую, то чувствую в душе печаль? — Батюшка ответил: — По Библии можно это объяснить: у Адама были сыновья Каин и Авель. Авель и его потомки были ближе к Богу, и в Нем они находили утешение и удовлетворение, не стремились больше ни к чему другому. Потомки же Каина были далеки от Бога, их ум и душа не прилепились к Богу, поэтому не были они удовлетворены, тосковали, искали чего-то другого, надеясь найти удовлетворение в другом: в музыке, в искусствах.

Делание монаха должно быть в тайне, и Иисусова молитва называется сокровенным деланием: — От себя самого даже хранить в тайне, как в Евангелии сказано, чтобы не трубить перед собою и перед другими, когда что делаешь.

О схиме тайной и явной.

— Лучше тайная. Батюшка Варсонофий ответил сравнением: "Если возьмешь флакон хороших духов, когда аромат лучше сохраниться, когда ты будешь держать его закрытым или открытым? — Конечно, когда закупоренным. Так и человек духовный свое духовное сокровище сохранит лучше, когда будет все в тайне".

Как иногда какое-нибудь слово, какая-нибудь мысль дойдет до сердца, ведь и раньше я ее часто слышал, но не обращал внимания. А вот сейчас услыхал и кажется, что что-то новое услышал, и дошло оно до сердца, и сердце изменилось.

Как-то я услышал пение миссионера Пепинского (он жил в Оптиной пустыни): "Долго ждал я Тебя, Господи, и Ты преклонился ко мне". И так тронули меня эти слова и умилили, пожалел его и пошел хлопотать о нем (запрещение снять с него).

9 сентября

Боли, болезно болезненные, да мимо течеши суетных болезней болезни. — Монашеская болезнь — труд, — чтобы не оказалась тщетной.

20 сентября

Св. мученику Трифону молятся особенно при душевных страданиях, при скорбях. Кроме того, заклинательная молитва ему есть от мышей и всяких вредных животных.

Батюшка приобрел себе икону св. муч. Трифона 9 сентября 1909 г. в Гефсиманском скиту. В его жизни многое связано с этим угодником Божиим. Когда благословлялся Батюшка в монастырь у своего духовника, то он послал его на благословение к еп. Трифону (своему товарищу по академии). Это была неделя о блудном сыне, на эту тему и проповедь говорил епископ. "А потом,— сказал Батюшка,— помолимся великомученику Трифону. И первая молитва о монашестве была этому угоднику".

23 сентября

117 псалом. Батюшка произнес: "Господь мне помощник и не убоюся, что сотворит мне человек. Господь мне помощник, и аз воззрю на враги моя.

Благо есть надеятися на Господа, нежели надеятися на человека. Благо есть уповати на Господа, нежели уповати на князи. Вси языци обыдоша мя и именем Господним противляхся им. (Это относится к Иисусовой молитве. Помыслы обступили меня, и именем Господним я противился им.)

Обышедше обыдоша мя и именем Господним противляхся им. (Со всех сторон обступили меня враги помыслами, и я противился им, я боролся с ними именем Господним.)

Обыдоша мя, яко пчелы сот и разгорешася яко огнь в тернии, и именем Господним противляхся им". Вот как надо бороться с помыслами.

26 сентября

Батюшка Никон вспоминает, как Батюшка Варсонофий в этот день в скиту вышел к ним в епитрахили и с крестом в руках сказал:

— Вот я говорю вам в день апостола Иоанна Богослова и с крестом в руках: любите друг друга. Без любви немыслима жизнь христианская.

Первые христиане любили Бога, любили каждого человека, потому что если любишь одившего, то любишь и рожденного от Него, и каждый христианин ведь рожден от Бога в таинстве крещения. Св. апостол говорил: "Чадца, любите друг друга, смиряйтесь, смиряйтесь".

Потому что, если кого любишь (а любить надо каждого, потому что каждый человек есть образ Божий, даже если он, т. е. образ Божий, в человеке загрязнен, он может отмыться и быть опять чистым), то и смиряешься перед ним. Где любовь, там и смирение, а где злоба — там гордыня.

Прошу и желаю, чтобы между вами была любовь.

Часть 10 28 сентября

День Ангела Батюшки Никона. Св. Евангелие гл. 15 от Иоанна, 27: "И вы же свидетельствуете, яко искони со мною есте". Так заканчивается Евангелие, читаемое на день св. мученика.

— Я особенно остановился на этих словах,— сказал Батюшка.— Мученики, испытывая страшные мучения, только и могли вытерпеть их потому, что были всегда с Господом. — "Искони со Мною есте". — И мы сможем переносить свои скорби, только если будем с Господом. Желаю, чтобы и мы с вами были постоянно с Господом.

1 октября

Вам известна история сегодняшнего праздника, как Божия Матерь явилась во Влахернском храме, распростирая свой омофор над молящимися. Она как бы покрыла всех Своею благодатью. Увидел это не кто-либо иной, а только блаженный Христа ради юродивый и сказал другим. Почему именно он увидел? А потому, что духовное можно видеть только очищенным оком, очищенным сердцем.

И над нами Божия Матерь непрестанно распростирает свой омофор — благодать Свою, а мы не видим Промысла Божьего, и попечения о нас Царицы Небесной мы часто не замечаем, хотя мы непрестанно окружены ими. Почему же так? Потому что не стараемся очищать наше сердце от страстей.

Вот и придя в храм Божий, мы вносим ту же суету, те же страсти. А Господь сказал: "Мой дом, дом молитвы наречется, вы же сотвористе его вертеп разбойников".

Мы в храме Божием, в Его доме, вместо молитвы думаем о том, о чем не должно думать и желаем того, чего не должно желать.

По духовному разумению еще и каждый человек есть дом Божий, он предназначен на то, чтобы в нем обитал Святой Дух, чтобы в нем непрестанно возносились славословия Богу. А Бог может быть только в чистом сердце, место надо приготовить для Него.

Как это сделать? — очищать себя от страстей и молиться. Тогда сердце наше будет храмом — домом Божиим, мы будем видеть тогда попечение Божие о нас и будем непрестанно славословить Его. А выше этого счастья, как славословить Господа, нет и не может быть для нас.

Прошу и желаю, чтобы мы все непрестанно старались очищать душу нашу от страстей. Да поможет нам Бог. Помолимся об этом Царице Небесной.

Брат от брата помогаем... Надо друг другу помогать. Если на волю Божию положиться — все хорошо, даже и неприятности, все ведет ко спасению души нашей, и при этом великая премудрость и глубина открывается. Любящим Бога все поспешествует во благо.

11 октября

— Своего духовного отца надо с первого же слова слушать, не надо заставлять его несколько раз повторять. Хотелось бы мне, чтобы вы, духовные дети мои, относились ко мне по совести, и я к вам буду относиться по совести.

Какое у нас было отношение с моим духовным отцом Батюшкой Варсонофием. Он скажет, бывало, сделайте так, о. Николай, и не приходилось ему повторять.

С момента причастия до того, как запьет причастие, надо блюстись, чтобы не плюнуть, а о дальнейшем ничего нигде не сказано, но из благоговения стараются остерегаться плевать и целый день. На это нигде нет указаний и греховного здесь нет, а по благоговению стараются воздерживаться.

17 октября

Батюшка сказал:

— Как хорошо бывать в церкви, слышать священные молитвы, песнопения, псалмы. Вот читала кафизму м. Л., а там: "Не утаися кость моя от Тебе, юже сотворил еси в тайне". Не утаятся от Тебя мои помыслы, которые Ты сотворил так, что они (т. е. наши мысли) скрыты от всех. Какая глубина сокрыта в псаломских словах.

Любил я монастырские утрени. Конечно, за чтецом не успеваешь все сообразить, но хоть какая-нибудь мысль западет, и то хорошо.

19 октября. Воскресенье

— Как все земное непрочно: и красота, и здоровье. Благодарить Господа надо, сознавая свою немощь, свое недостоинство. Благодарить со смирением. Говорить надо твердо, если требует того дело (на мои слова "как мне это трудно").

20 октября

Был вопрос: как готовиться к смерти?

— Надо думать так, что только этот день дан тебе, нельзя надеяться на завтрашний. Каждому грешнику обещано прощение, если покается, но никому не обещан завтрашний день.

Прочтите в 3-м томе Игнатия Брянчанинова, стр. 141. "Пусть никто не говорит из вас — теперь поживу как-нибудь, а вот перейду на другую квартиру, устроюсь, тогда и буду молиться. Но разве можно ожидать, что завтра ты будешь жив? Помните всегда: се время благоприятно, се день спасения".

Прошу вас, дети мои, спасайтесь.

22 октября

О псалме, который был последними словами умирающего о. Анатолия Зерцалова "Восстани слава мой, восстани псалтирь и гусли, восстану рано".

— Славою и честью был венчан человек. И от какой славы ниспал. Как возвеличен человек? За всех людей, от века Богу угодивших, приносится Жертва Святая. И такую честь человек часто забывает. И это бывает через грех. Такое забвение иногда бывает надолго, на несколько лет, на десятки лет — иногда же на несколько часов. И приходит в себя человек и говорит: "О человек, где мое достоинство, так высоко почтенное Богом?" И восклицает: "Восстану, восстану рано".

Ночь вокруг него, мрак греха объемлет человека. Враг отводит его, говорит: "Подожди, не спеши, еще будет время, помолишься, еще темно совсем". А человек не слушает врага, он видит, что вокруг него еще ночь, но он спешит и восклицает: "восстану рано". И Господь слышит этого покаявшегося человека, при какой бы обстановке это не происходило. (Рассказ Батюшки Варсонофия о его дяде.)

По падении первого человека с такой чести и славы, Господь не мог видеть Свое создание ниспавшим, не мог видеть его унижения, и спас его Своими страданиями, Своим Воскресением. Привел его в прежнее состояние с растворением, т. е. с возможностью совершенствоваться. В этом свойстве совершенствоваться и заключается высшее благо, которое мы получаем духовным, божественным. Все то, чего можно легко достигнуть, теряет интерес к себе, как только достигнешь. А совершенствование духовное бесконечно: "Будьте совершени, якоже и Отец Мой совершен".

Кто-то из сестер как будто заснул. А Батюшка сказал: "Что же смущаться этим. В Деяниях даже есть случай, когда апостол говорил, а в это время один юноша заснул и упал".

26 октября

"Закон Бога Его в сердце его и не запнутся стопы его". Как сделать, чтобы закон Бога был в сердце?

— Закон Бога прежде всего нужно помнить. .Чтобы помнить, надо знать, а чтобы знать, надо или услышать или прочитать. Как апостол говорил:"Для этого надо прежде всего иметь стремление к познанию закона Божьего". Когда будет помнить человек закон Божий, то он должен его еще перевести в сердце. Потому что холодное знание закона Божьего не даст ему правильную жизнь. Для этого сердце надо понуждать, так как только ну жницы восхищают е.

А сердце у всех развращенное. Правильное понимание остается только на известное время, при известных делах, а не всегда. Например, выйдет из церкви человек и уже считает, что ему не надо помнить о своих христианских обязанностях. Это глубокая ошибка.

Надо, чтобы вся жизнь целиком была построена по закону Божьему, тогда будет чистота в сердце, тогда Бог будет разумеваться нашим умом и сердцем. Надо всю свою деятельность расположить так, чтобы она была по воле Божией.

6 ноября

Что такое "мир"?

— Это все, что подвержено страстям, что далеко от Бога. Нам хорошо, слава Богу, мы живем в пустыне мира. Можем в церковь ходить, можем поговорить с единомышленными нам людьми.

— Как мне с ними быть (мать и слепой сын) ? Помогать им?

— Как ты хочешь, чтобы с тобой поступали, так поступай и с другими, со всяким человеком.

— Про меня сказали нехорошо, а теперь обращаются. Как мне быть? уклоняться ли?

— Нет, это будет как бы в отместку, а ты по-христиански, если можешь, помоги.

— Вот в Октоихе покаянные песнопения — как кто к ним относится? — спросили Батюшку.

Батюшка на это рассказал, как два инока за одну вину были посажены в темницу на 40 дней, и когда их выпустили, то их наружность оказалась разной: один похудел, как щепка, а другой вышел розовым, радостным. Братья спросили о том, что каждый из них думал.

Один, который сделался худым, сокрушался о своем грехе, укорял себя и плакал, просил у Господа прощения, чистосердечно каялся. А другой, сознавая всю тяжесть своей вины, от глубины души благодарил Господа, что Он, по милосердию Своему, за тяжелый его грех дает здесь ему потерпеть и покаяться.

Братья помолились, чтобы Господь открыл им, прощены ли они, эти два брата, и узнали, что они оба прощены одинаково.

Батюшка вспомнил, рассказал нам, как 29 января, на день свящ. муч. Игнатия его одели в подрясник, и он шел после молитвы у старца в церковь. Батюшка о. Нектарий поздравил его словами: "Желаю вам проходить монашескую жизнь со смирением, терпением и благодарением".

Старец Батюшка Варсонофий сказал: за пятисотницу держитесь, как за столп, в ней заключается тайна монашеской жизни. Без Иисусовой молитвы нельзя быть монахом. Держитесь за нее, как за спасительную вервь.

Часть 11 8 ноября. День архистратига Михаила

— Батюшка, мой старец о. Варсонофий (так рассказывал Батюшка Никон), часто говорил о своей монашеской жизни и выражался так:

— Я говорю вам это, чтобы вы не надеялись на человека, а надеялись только на Бога. Когда я был рясофорным послушником, я терпел много гонений, и до того скорбел, что даже приходили мысли оставить скит. Но я прибегал в своей скорби к Господу и Матери Божией — я молился перед этой иконой Казанской, с которой произошло тоже некоторое чудо. Ее написала одна монахиня в один день и, когда писала, сама поражалась, что работа идет так легко и быстро. Ей показалось, что рука ее сама собою пишет. И мне казалось, что Царица Небесная Сама как бы смотрит на меня и утешает в скорби. И я сказал себе — лучше умру, а не уйду,— все, все буду терпеть.

И мог ли думать этот гонимый послушник, что через несколько лет он будет игуменом скита и будет сидеть здесь.

Вот один монах думает: не буду носить четок, я не молюсь, и, может быть, это даже грех, что показываю не то, что есть. Правильно ли это?

— Нет, это неправильно,— я хоть не молюсь, а на руке держу, посмотрю на них и подумаю: вот я монах, должен непрестанно молиться, и укоряю себя, и это на пользу.

Одежду монашескую надо любить, она даже спасает монаха от зла.

Такой был случай: на одного брата нашло искушение, задумал купить водки и выпить, пошел в шинок, стоят покупатели. Женщина-продавщица, увидев в монашеской одежде, спросила: "Что вам, Батюшка, угодно?" Таким вопросом устыдила брата, и он ответил: "Полфунта изюму". Таким образом, монашеская одежда спасла от искушения.

— Как просить прощения? — спросила одна сестра. — Достаточно ли просто сказать: "Простите"?

— Надо сказать "простите" и ждать, пока в ответ все выскажет отец духовный. Не спеша кланяться, как если бы для того, чтобы прекратить выговор, а все выслушать со вниманием.

12 ноября

Очень важно помнить мысль, высказанную святителем Феофаном: "Чтобы избавиться от какой-либо страсти и преуспеть в духовной жизни, надо для этого иметь твердую веру, что с помощью Божией это возможно, надо твердо верить, что нам дана благодать при крещении, при постриге. Надо иметь ревность, чтобы преуспеть, а чтобы иметь ревность, надо верить, что все возможно о Господе. Без этой веры невозможно преуспеть в духовной жизни.

Когда о. Агапит высказал учителю семинарии желание своей монашеской жизни, сначала учитель отговаривал, что он еще слишком молод, но потом, когда увидел его твердое желание, то сказал: "Ну, хорошо, поступай, можешь поступить и в мой монастырь".

О. Агапит не знал и спросил: "А разве вы монах?" Этот вопрос дошел до сердца отца архимандрита, и он со вздохом, с укорением себя сказал: "Да, действительно, я не монах, потому что нет у меня дел монашеских". Это он сказал с прискорбием, с укорением себя. Такой ответ не мог прогневать Бога.

Монах внешний и внутренний.

Один епископ, приехав в один монастырь, спросил настоятеля:

— Есть ли у тебя хорошие монахи?

— Есть,— был ответ.

— Ну, покажи.

Настоятель вызвал и говорит:

— Вот хороший кузнец, вот хороший мастер и т. д.

Послушал епископ и сказал:

— Я просил тебя показать мне хорошего монаха, т. е. делателя молитвы или смирения, а ты показываешь мне хороших мастеров. Этого и в миру много.

Уехал епископ и сменил потом этого настоятеля.

На исповеди

— Ты ведь знаешь, что надо для спасения, а только старайся возгревать ревность и положись на волю Божию. Не надо добиваться человеческой правды, ищи только правду Божию. Не обижайся (по поводу книг служебных, данных мне в богадельне).

— Надо ли,— спросила я,— как объясняет "Странник" слепому по Добротолюбию, при молитве смотреть умом в сердце?

— Нет, не надо, от этого может получиться вред, а лучше всего, как говорится у епископа Игнатия, со смирением молиться, и Господь Сам пошлет Свою благодать.

Когда сидишь в ожидании, твори молитву Иисусову. Положись во всем на волю Божию. Все терпи, смиряйся. Усерднее молись Богу за других, особенно за тех, к кому немирна. Будь откровенна перед духовным отцом. Помни смерть.

Я был бы доволен, если бы так относился ко мне старец. (Вероятно, Батюшка заметил с моей стороны выражение какой-либо обиды.) Что бы ни случилось, всегда говори: да будет воля Божия.

Не надо унывать, но надо помнить, что между сеятвой и жатвой должно пройти известное время.

6 июня (1924 г.)

Собралось, кроме нашей семьи, еще много сестер. И Батюшка во время беседы сказал:

— Духовный отец только как столп указывает путь, а идти надо самому. Если отец духовный будет указывать, а ученик сам не будет двигаться, то он никуда не уйдет, а так и сгниет у этого столпа.

Как смотреть на таланты, которые с мирской точки зрения считаются талантами, и как быть, когда выражается сожаление, что они зарываются? Например: ум, ученость, музыкальные способности, медицинское искусство и т. д.?

Хорошо, когда можно такую способность совместить с работой для Бога, чтобы все это не мешало бы спасению души. Но если какая-либо из подобных специальностей мешает жить для Бога и спасаться, то надо все бросить, лучше быть поглупее, но спастись. Что пользы тебе, если ты "весь мир приобрящешь, душу же свою отщетишь"?

Вот и старец Алексий Зосимовский. Он был священником в Успенском соборе. Его уговаривали не уходить, так как он, как маститый старец, был бы украшением собора. Но уйдя в монастырь и даже в затвор, и как бы погубив душу свою, т. е. душевные способности, он приобрел духовные, которые ведут в жизнь вечную. И даже теперь он больше пользы приносит и известен по всей России.

12 июня 1924 г.

В этот день в 1917 г. я приехала в монастырь и поступила в него. Теперь пришел к нам Батюшка Никон и стал рассказывать о своем старце Варсонофии, о наставлениях его к духовным детям, которые заключали в себе мысль: жизнь есть блаженство.

Можно возразить: как же это может быть, если кругом в жизни мы видим скорби, страдания, лишения? Но Батюшка все учил:

— Жизнь есть блаженство.

В чем же оно? — Господь наш Иисус Христос отвечает нам, в чем заключается блаженство.

— Блаженни нищии духом, ибо их есть Царство Небесное. Значит, блаженни смиренные, т. е. сознающие свои грехи, свое недостоинство.

Из одной заповеди вытекает другая — кто сознает себя недостойным и грешником, тот плачет о своих грехах и, таким образом, соблюдает вторую заповедь: Блаженни плачущие, ибо они утешатся.

Кто сознает свое недостоинство, кто плачет о грехах своих, тот не может гневаться на другого, тот будет кроток по примеру Спасителя, Который сказал: "Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем... и таким образом будем исполнять третью заповедь — блаженни кротции, ибо они наследуют землю.

Такие будут желать всей душой только правды Божией — если будут исполнять четвертую заповедь: блаженни алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.

Исполнив все эти заповеди, человек так очищает сердце, так приуготовляет себя, что уже никакие страдания и лишения, ради Господа переносимые, не тягостны ему.

Блаженни вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить на Меня, радуйтесь и веселитеся, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас.

Когда священник, благословляя, произносит молитву — во имя Отца и Сына и Св. Духа, то совершается тайна — благодать Св. Духа нисходит на того человека. И наоборот, если человек только устами произносит отречение, то благодать тотчас отходит от него, и человек тот делается другим, и понятия его изменяются.

И мы знаем многих священников, которые подписались, как бы подписались поневоле, и благодать от них отошла, и понятия их изменились совершенно.

12 июля. (о. Никон)

— Если ты куда придешь и пригласят тебя за стол, то, если ты знаешь, что эти люди от души хотят угостить тебя, то ешь без смущения и не ожидая приглашения, а если знаешь, что из приличия, то остерегись.

В настоящее время люди века сего смотрят на нас, верующих, как на юродивых, как на глупых. Им не нравится наша православная вера, наш храм и все наше поведение. Они смеются над всем этим. И часто мне приходится слышать от верующих, принужденных жить среди мира, что им тяжело переносить постоянные насмешки, испытывать такое отношение.

А мне кажется, что даже честь для нас, что нас не любят, что над нами смеются.

Апостол сказал (ап. Петра посл. 1, гл. 4, 14): "Аще укоряеми бываете о имени Христове блажени (есте), яко слава и Дух Божий на вас почивает". Это говорится о тех, кто ради Христа терпит поношения и гонения. Прошу вас — не смущайтесь, если над нами смеются, если нас не любят — значит мы не от мира сего.

— Правда, нередко мы чувствовали иногда, как бросят нам в спину комья снега или грязи,— сказала матушка.

16 августа, (о. Никон)

— Прежде чем у Господа просить прощения, надо самой простить, как сказано в молитве Господней.

Ты считаешь себя необидчивой, но ты не обижаешься в таких вещах, которыми ты не интересуешься, но что близко коснется того, чем ты дорожишь, то и обижаешься.

Терпи тяготы монашеского жития ради Царства Небесного.

15 сентября

— Как старец Гефсиманский говорит: "Зачем к старцу приходишь?" — "Для того, чтобы сломать свою злую волю и узнать волю Божию". — "За смиренный вопрос твой Господь откроет отцу твоему Свою волю".

Не принимай близко к сердцу. Если все принимать, то и на месяц нас не хватит.

Сидя в приемной у Батюшки в ожидании, когда он кого позовет, я заметила, что сидящая со мною рядом женщина (из духовных детей Батюшки) с каким-то даже ожесточением относилась ко мне. Между тем, она много раз прежде приходила к нам побеседовать, чтобы облегчить свое тяжелое духовное состояние, которое часто находило на нее. И она тогда говорила, что чувствует облегчение, когда бывает у нас. А теперь она вдруг сказала раздраженным тоном: "Я завидую вам".

В чем же мне можно завидовать? Принимает меня Батюшка реже других и большей частью из последних, а то и совсем не принимает, если некогда. Бываю я у него на несколько минут по самым необходимым делам. Все старются причащаться в день, когда Батюшка служит, мне это очень редко приходится. Выговоры Батюшка делает мне чаще, чем кому другому. Поэтому завидовать мне не из-за чего. По-видимому, она со всем этим должна была согласиться.

И вдруг, помолчав, сказала:

— Да, я завидую вам, что у вас к Батюшке такое послушание...

— Это от Вас зависит.

Со стороны был и другой взгляд, хотя это было, кажется, редко. Видя строгое отношение Батюшки ко мне, сравнительно с другими, некоторые могли соблазняться. Вот у нас Маша, не понимая духовной жизни, неправильно думала. Надо было о чем-то попросить Батюшку, и я обещала сестрам, что скажу Батюшке. Немного погодя подходит ко мне Маша и говорит со смущением:

— Лучше бы кто-нибудь другой сказал.

Когда я передавала Батюшке просьбу, то упомянула и об этом случае.

— Зачем же ты не говоришь мне? — Видно забеспокоился Батюшка. Для пользы моей души это все надо, но все же Батюшка не хочет, чтобы на других это могло так влиять.

Как-то Батюшка поручил мне сшить две епитрахили и к ним поручи. Я была счастлива такому поручению. Старательно скроила и в свободное время от правил и своего врачебного дела тщательно шила. Когда окончила, показала Батюшке. Он долго смотрел и нашел недостаток — на миллиметр расстояние между пуговицами разное. Надо было подкладку всю спарывать.

Во второй раз со страхом я показала свою работу. Батюшка и в этот раз нашел в поручах недостатки, и так в третий, и в четвертый, и пятый раз.

Чувствовала я, что Батюшка старается для моего смирения, была глубоко благодарна, но все же каждый раз я показывала ему свою работу с большим страхом. Наконец, после пятого раза Батюшка взял епитрахили уже без замечания и надевал их на Пасху и другие большие праздники. И потом как-то за столом, во время поминального обеда, сидя рядом с о. Геронитем, в разговоре Батюшка сказал:

— М. Амвросия умеет шить епитрахили и поручи,— и опустил глаза, чтобы скрыть улыбку (вероятно, вспомнил, как смирял меня).

Иногда невольно или нечаянно вырвется что-нибудь такое, от чего можно подумать, что мне обидно, и тогда, хотя не сразу, но Батюшка найдет время и к слову расскажет, как его смирял старец и что-нибудь в этом роде. Я понимала, как трудно все время заботиться о том, чтобы смирять других — ведь для этого надо другому причинять часто незаслуженно огорчения. А каково это?

Часть 12

М. Амвросия пишет далее, что некоторые сестры ее общинки отделились от них, заняв при соборе место сторожихи.

Теперь Батюшке приходилось реже бывать у нас, так как часть сестер, нуждающихся в батюшкиных советах могли прямо из храма заходить в сторожку и там спрашивать Батюшку. Наш дом был теперь не единственным для приходящих. Но несмотря на это, Батюшка старался насколько мог, приходить часто, чтобы напутствовать больных и побеседовать. А в какие-либо знаменательные дни и все собирались к нам, иногда и всенощная служилась. Тогда и из сторожки приходили все, и за сторожа оставался поселившийся в ограде один слепец — схимонах Тихон — Оптинский звонарь.

Помню, как перед последним Великим Постом, после вечерни, идя из церкви, Батюшка зашел к нам на несколько минут, благословил на душеспасительное проведение Великого Поста и кратко сказал нам — какое это великое и святое время для спасения души и напомнил нам главное о том, чтобы мы старались проводить время в молчании. Молчание так полезно для души. Мы не можем, когда говорим о другом, не осудить. Поэтому хорошо, кто молчит.

Но есть и молчание плохое, когда кто злится и молчит. Не такое, конечно, нужно молчание. Нужно ходить на все церковные службы, а по приходе из церкви заниматься необходимыми делами, самыми крайне нужными. Больше молиться и испытывать себя.

Как готовиться к смерти?

— Надо думать,— говорил Батюшка,— что только этот день дан в твое распоряжение. Нельзя надеяться на завтрашний день. Каждому грешнику обещано прощение, если покается, но никому не обещан завтрашний день.

Однажды сказала Батюшке:

— Боюсь, не привыкнуть бы мне к властвованию, прежде совсем не хотела выражать свое старшинство, а теперь требую послушания от младших сестер.

— Это хорошо, для них полезно, а ты сама в себе смиряйся.

4 апреля

Была у обедни. При благословении у выхода Батюшка сказал: "Да обновится яко орля юность твоя".

18 апреля — Великая суббота

Среди дня Батюшка зашел к нам, чтобы одеть в рясофор нашу сестру Зину.

Рясофор — это начало ангельского чина, первая ступень восхождения в духовную жизнь. Но прежде чем решиться на это восхождение, нужен многодневный искус. Надо испытать себя, твердо ли у тебя решение оставить все мирское. Из того, о чем мы молимся при этом, можно понять, что такое рясофор.

Во-первых, мы благодарим Господа, что Он рабу Свою Зинаиду от суетного мирского жития призвал на честное сие житие, т. е. на жизнь духовную. Далее мы просим, чтобы Господь сподобил и пожить достойно в сем ангельском житии. Но сами мы ничего не можем, мы должны усердно просить об этом Господа. Мы просим, чтобы Он сохранил душу и тело в чистоте даже до смерти, сподобил ее быти храмом Божиим, как сказано апостолом: "не весте ли яко храм Божий есте?"

Если мы чисты и душою и телом, то Господь обитает в нас. Вразуми, просим, помнить всегда Твоя повеления, т. е. заповеди, и исполнять их. Дай ей смирение, любовь и кратость — эти необходимые для монаха добродетели, без которых никакой подвиг не принесет никакой пользы, как говорит Иоанн Лествичник.

Мы просим Владычицу Богородицу и всех святых, чтобы они своим представительством умолили за нее Господа, так как ведь мы своими силами ничего не можем сделать. "Приими рабу Твою,— далее молимся мы,— в иго Твое, сподоби ее сочетаться пастве избранных (т. е. призванных исключительно служить Единому Богу, в числе иноков). Облеки ее целомудрием, воздержанием во всем, дарованием Своей благодати, без которой мы сами своими только силами ничего не можем достигнуть. Твоею благодатью освяти начаток ее образа ангельского.

В псалме, который читается при этом, тоже разъясняется, что означает этот чин: "Господь Просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся? Господь — Защититель жизни моей — от кого устрашуся?

Если враг приблизится ко мне, то он изнеможет, потому что Господь просветит и защитит меня. Если постигнет меня брань с искушениями — на Господа надеюсь я"... и далее.

19 апреля

— Христос воскресе. Мы празднуем Святую Пасху. Воскресение Христово.

Ответы Батюшки на вопросы.

— На пользу, если что знаешь, сказать можно, но не в смысле учительства.

— Василий Великий говорит: читаешь для того, чтобы самому вразумляться и других наставлять, когда нужно.

— Надо твердо помнить этот закон духовной жизни: если в чем кого осудишь, или смутишься чем-нибудь у другого человека, то тебя это же самое постигнет, ты сделаешь сам то, в чем осудил другого, или будешь страдать этим самым недостатком.

И я много раз замечала на себе исполнение этого закона.

Праздник Вознесения. 28 мая

— Нужно положить начало меньше привязываться к земному. Не прилагайте сердца к суете мирской. Особенно во время молитвы оставьте все помыслы житейские. После молитвы домашней и церковной, чтобы сохранить умиление, нужно молчать, а то даже простое, незначительное слово по-видимому, так и спугнет его из нашей души.

Поэтому из церкви мы, по возможности, расходились поодиночке.

Одна сестра, пришедшая откуда-то издалека и поселившаяся в нашем городке, просила меня (а сама почему-то стеснялась) просить у Батюшки ответов на ее несколько вопросов. Я записала эти вопросы и здесь же оставила место и для ответов, чтобы тотчас же их написать. Вот они:

1) Боюсь, что я здесь работаю, а все это не на пользу может быть? Не лучше ли было бы, если бы я своих старых родителей успокаивала?

— Инокиня принадлежит Богу и ей полезнее служить Богу в кругу сестер, а не мирских, хотя бы и самых близких.

2) Здоровье мое слабое, а как совсем заболею, сестры будут мною отягощаться — такие у меня помыслы.

— Это дело будущего, а потому, по слову Св. Евангелия, не нужно сердцем своим заботиться о сем. Все в руках Божиих. Господи, да будет воля Твоя.

3) Хотя я сознаю, что, если я поеду домой, то тоже буду неспокойна.

— Покой в Боге, а не в мирской жизни.

Когда мы возвращались из храма после обедни в день сорокового дня памяти монахини Марии, умершей у нас, пришел Батюшка и многие сестры. За столом Батюшка, обращаясь ко мне, сказал:

— Знаешь, что Анна Петровна (одна из духовных детей) лежит в больнице в г. Сухиничи, в одиночестве? — и замолчал.

— Может быть надо, благословите поехать к ней? — спросила я.

— Да, хорошо было бы.

Мы взглянули на часы, которые здесь висели: скоро отходит поезд. И я поспешно пошла на вокзал — 40 верст с чем-то было до Сухиничей.

Далее м. Амвросия рассказывает, как она тяжело больную, почти умирающую по ее желанию повезла к себе в Козельск. Но больная не умерла, а стала поправляться.

Однажды вечером, когда больная лежала еще у нас, прихожу к Батюшке на благословение; он вышел и неожиданно зовет меня в то время, как не вышла еще оттуда раньше вошедшая в его келью. Вхожу в келью, а Батюшка говорит:

— Вот Поля, она хочет просить у тебя прощения.

Она встала на колени и просит простить ее.

— Я не знаю, ты виновата?

И она объяснила, что, когда я привезла такую умирающую больную, сестры пороптали, зачем я беру все таких тяжело больных. А потом поняли, как это полезно для души, как это помогает иметь память смертную. Вот она кается перед Батюшкой и у меня просит прощения.

Радостно встретили мы Праздник Св. Троицы. Наш Батюшка служил обедню. Вскоре стали тревожить нас слухи, опасались за Батюшку. Просили его сняться.

Потом прошел тяжелый слух о статье, подписанной митр. Сергием. Многие возмущались. Мы читали ее и спросили у Батюшки: "Как нам смотреть?"

— Обвинять митрополита не следует, так как по отношению догматов он ни в чем не погрешил. Может кому не нравится его политическое осторожное отношение, но здесь еще нет вины, мы не знаем, какие обстоятельства его окружали.

Между прочим я сказала, что я не решаюсь читать такие высоко духовные книги как Добротолюбие и подобные. Батюшка на это ответил:

— Тебе можно читать все.

Все эти вопросы к Батюшке были предчувствием скорой нашей разлуки. Наши опасения скоро оправдались. Батюшку арестовали с отцом Кириллом, они жили в одной квартире, арестовали и Настю, которая в это время несла письма. Одновременно был арестован и заведующий Оптинской библиотекой, уже с год или больше назначенный из Московского Археологического Общества — Михаил Михайлович Таубе. Как только его арестовали, он надел рясу, так как был монах Агапит. Это замечательно светлая личность.

И вот их, трех монахов, и сестру Настю-послушницу, отвели в тюрьму. Их скоро отправили в Калугу. Мы приходили на вокзал хоть издали получить последнее благословение.

Теперь скорби нашей не было границ. Ведь вся наша жизнь основывалась на послушании Батюшке. Теперь мы в полном смысле осиротели. Первое время, кроме правила обычного, читали акафист Чудотворцу Николаю, молились и плакали... Самым близким по духу к Батюшке был о. архимандрит Исаакий Оптинский. Он жил в Козельске в уединенном домике с двумя послушниками. Это был замечательный человек и идеальный монах. Большого роста, мудрый, но в то же время простой, искренний, как дитя. Он обладал особенными способностями к пению и даже составлял ноты. И эта простота и искренность и, наконец, любовь к пению сближали их с нашим Батюшкой. Придет, бывало, Батюшка благословиться или посоветоваться к отцу архимандриту и там задержится непременно.

Естественно, что мне после ареста нашего Батюшки хотелось повидаться с о. архимандритом. Он благословил меня съездить в Москву, чтобы сообщить об этом несчастье братьям — у него было, кажется, три брата. Адрес одного младшего брата я знала. Мне дали денег на билеты, и я должна была, никому ничего не говоря, поехать. Сказала только одной больной Анисье, которая слишком бы волновалась, и поехала.

Брата Ивана, бывшего когда-то послушником Оптинским, нашла совсем другим. Это уже не был тот одухотворенный юноша, которого я когда-то видела на фронте. Он и жена его, видимо, погрузились всецело только в одно материальное, и девочку свою они воспитывали с этой точки зрения. Они гордились ее знанием немецких слов. А когда я спросила, знает ли она житие своей святой Таисии — мать просила рассказать ей. А ведь отец был так сведущ во всем духовном, он так хорошо писал акафисты, духовные стихи. И вот теперь такая перемена.

Судьбу брата они приняли холодно. Он дал несколько рублей, чтобы сделать передачу брату. На вечерний поезд я поспела и приехала домой на другой день...

(О. Никон был, по-видимому, арестован летом 1927 года.)

Прошел слух, что Батюшку скоро отправят в ссылку. Мне хотелось на прощанье взять благословение и какое-либо слово совета. Сестры с горячим сочувствием провожали меня, и я поехала.

Остановилась у одной духовной дочери Батюшки М. . и ожидала со страхом, не даст ли Господь мне возможность повидаться с Батюшкой. Из приехавших сюда сестер, которые делали передачу и в приемные дни виделись, не было особенно сочувствующих мне. Но все же в приемный день я пошла к тюрьме. Одета я была, как всегда, в свой длинный монашеский ватошник с широкими рукавами, а сверх всего еще большой платок. (Это было зимой 1927 года.) Стояла я у ворот и многое переживала в душе. Сестра, которая жила здесь для того, чтобы делать передачу, распоряжалась. В первую очередь, как всегда, когда должны были вывести Батюшку, она приглашала с собой некоторых сестер и брала еще одну, которая и желания-то особенного не имела, так как совсем не знала Батюшку. Но М. хотелось, чтобы она хоть посмотрела, какой у нас Батюшка.

А в первую очередь выводили всегда с. Настю, к ней ходила ее родная сестра М. Вот с ней-то и предложили мне идти. К нам присоединилась еще Л. И. и еще кто-то. Мне скорбно было до слез.

Сестра М. хорошо знала, как мне дорог Батюшка и что же? ... Слышу вокруг себя ропот, что вот оделась я в монашеское, зло от этого будет, и мне так тяжело на душе.

Вошли мы в приемную... и удивление — на этот раз вывели первого Батюшку. Трудно передать эту трогательную картину. Никогда не забуду, но словами я не сумею передать... С виду улыбающийся, чтобы утешить нас, Батюшка ободряюще заговорил с нами. И между прочим сказал, что никогда никого нельзя винить (он знал, что часто укоряли, что тот или другой виноваты) — все воля Божия.

Было объявлено, что скоро увезут. Батюшка каждую из нас благословил, меня — из первых, и так как я была с широкими рукавами и в платке, Батюшка незаметно дал мне книгу и пакет с записочками. После этого я спешно вышла. Батюшка благословлял других.

Вскоре по выходе пронесся слух и глухой ропот: так и знали, вот м. Амвросия передала Батюшке письмо, поэтому сейчас же по выходе из приемной его обыскали и нашли что-то, письмо верно (им передала знакомая тюремщица). Прямо мне не говорили, но все устремились на меня со злобными взглядами.

С замиранием сердца шла я, никому не показывая своей дорогой ноши, боясь, чтобы невоздержанные еще больше не нашумели, и не могли меня остановить. Теперь я уже больше не пошла к той, где остановилась, она тоже была в числе враждебно настроенных, а направилась к одной кроткой, простодушной сестре Н. Она приняла меня с любовью, дала мне свою комнатку, хотя холодную, но я рада была, что уединенную. Меня там никто не расспрашивал, меня оставили в покое, видя, что я так опечалена.

Я спешила остаться одной, чтобы посмотреть, что дал мне Батюшка. И я увидела книгу — V-й том Игнатия Брянчанинова. По надписи она принадлежала М. . Значит она дала Батюшке в тюрьму для прочтения, а он на ней сделал много отметок, на промежуточных белых страницах он написал свои переживания по поводу прочитанного и, как сам он выразился, сделал это на пользу, напоминание своим духовным детям.

То, что я перечувствовала, когда я увидела эти заметки, не в силах я выразить. Для меня это было последнее утешение от горячо любимого духовного отца. Это было как бы завещание его.

Кроме того, там был целый пакет записочек, аккуратно заклеенных. На них были написаны имена тех, кому именно они написаны. В каждой из них было несколько изречений, как раз соответствующих и нужных той сестре.

Вот почему перед этим в записочке на вопрос, что ему надо прислать, он отвечал: киселя не очень сладкого, и такой ответ давал несколько раз. Он этим киселем и заклеивал.

Теперь у меня была забота — переписать с этой книги, которая принадлежит М. . все отметки, все записи, все подчеркивания, возвратить книгу по принадлежности М., а самой с того списанного восстановить все точь-в-точь по своей книге. Пока у меня не было книги, я купила толстую тетрадь и стала все переписывать с обозначением страниц и строчек. Это заняло у меня несколько дней. И это я делала в тайне, пока не списала всего. Только тогда отдала книгу М. . по принадлежности и все записочки.

Как я дорожила своей. Но она пропала среди самых дорогих моих вещей во время путешествия. Помню только, были там слова Спасителя: "Бдите и молитесь, да не впасть в напасть..."

Во время передачи послала записочку, и Батюшка благословил меня ехать домой.

Сестры поняли после, что не я была виной, что Батюшку обыскали. Как напрасно они обвиняли меня за монашескую рясу. Ведь благодаря ей можно было передать и книгу, и записочки. А какое это было утешение для всех нас. И еще забыли они, что Батюшка как-то говорил:

— В монашеской одежде — это уже окончально отпетые, на них и рукой махнуть, а вот светские — это другое дело, на это надо больше обратить внимания...

Как только Батюшка доехал и возымел возможность, он прислал письмо, что они доехали до Кеми, на берег Белого моря. Их назначили было в Соловки, но вследствие осенних бурь проезд в Соловки стал невозможен, и их оставили в Кеми. Батюшка сторожил сараи на берегу моря.

Мы сейчас же стали собирать посылку, чтобы отослать Батюшке. Главная моя обязанность была такая: мне приносили, и я относила на почту, до почты мне доносили, а я уже отправляла от своего имени.

Наступили печальные дни. Из Калуги нас известили, что Батюшку с о. о. Кириллом и Агапитом отправили в ссылку. Неизвестно было — куда именно. В одну из этих ночей видела во сне Батюшку среди людей, похожих на эскимосов, вообще людей Крайнего Севера, и самого в такой же шапке...

Часть 13. Письма Из письма к некоему лицу

Недавно получил я известие о смерти Оптинского духовника иеромонаха Никона.

Я с ним познакомился по пути в Соловки. В Бутырской тюрьме соединили нас в одну партию. Он был летами, пожалуй, моложе меня и на вид сохранившимся человеком. С ним тогда был другой монах, тоже Оптинской пустыни, как я потом узнал, некто Михаил Таубе. Сравнительно молодой человек, интеллигент, как я потом узнал, с высшим светским образованием.

Они оба были, как я узнал потом, очень хорошего монашеского настроения — это были люди, так сказать, оптинской духовной культуры. И я был очень рад такой встрече на том тяжелом пути. Они — оба эти инока православные — были первые духовные лица, которых я увидел в своей партии арестантов, направляемых в Соловки. С Бутырской тюрьмы мы были вместе всю дорогу до Кеми. И в Кемпункте я был, пожалуй, месяца два вместе с ними, даже в одном бараке.

И вот теперь, когда дошла до меня весть о кончине о. Никона, живо вспомнилось мне все... И жизнь наша тогдашняя и светлая жизнь почившего. И теперь мне хочется поделиться с Вами как своими этими впечатлениями, так и теми сведениями, которые я получил о последних днях жизни почившего о. Никона.

О. Никон, о. Михаил... как сейчас их вижу. О. Михаил был на вид высокий, худой, молодой интеллигентный человек, брюнет, в монашеском одеянии, о. Никон немного постарше, на вид здоровый человек, нехудощавый, волосы и борода русые, роста среднего, лицо открытое, приятное. Он тоже был в монашеском одеянии. Всегда разумные, выдержанные, всегда светлые духом, они были истинные иноки православные, и мне так отрадно было их видеть и слышать...

Мы вместе были, как я уже упоминал, начиная с Бутырок и дальше. Арестантские вагоны-клетки, Ленинградская тюрьма, опять на сотни верст пути вагон-клетка, и, наконец, Кемь,— "Кемьперпункт". Бараки, теснота, клопы, ругань, работы и все, все, что вместилось в нашу жизнь тех дней, все мы пережили вместе, пока не расстались.

А расстались так: сначала вызвали о. Михаила и направили в собранной партии в одну из "командировок" куда-то в лес, на побережье Белого моря. Потом через месяц или через два вызвали меня к отправке на Соловецкий остров.

Когда я уходил в своей партии арестантов на пароход, о. Никон оставался в Кемьперпункте по-прежнему сторожем. Так и остался он у меня в памяти сторожем около каких-то сараев и каких-то бочек. Всегда с книжкой в руке, всегда спокойный, тихий, молчаливый, уравновешенный... Оттуда, где он дежурил, видно было море. Это море мне хорошо запомнилось. Особенно любил я его в безлюдные белые ночи, когда только "гаги" кричали вдали на море, уже почти свободном ото льда, да нежный свет белых ночей что-то говорил душе... Вероятно, и о. Никон все это видел, переживал, и заметил, и унес потом в своей светлой душе...

Мне так и не пришлось с ним поговорить так, как того хотела душа моя. И только отчасти мы обменивались своими мыслями по тому или иному вопросу. И его рассудительность, уравновешенность и какая-то особая духовная культура — Оптинская, вероятно,— сказывались и в жизни его, и в поведении его, и в словах его, и в его молчании. Я его ценил, как и его друга о. Михаила (в монашестве о. Агапита). Рад был, что увидел их. И теперь благодарю Бога за эту жизненную встречу...

Отрывок из другого письма

Ваш отзыв о почившем о. Никоне я прочел с удовольствием. В отзыве выражена истина. Не думал я, что не увижу уже о. Никона. Последний раз мы с ним виделись 30–31 декабря 1927 г. в Калужской тюрьме, 6 января я вышел из тюремной больницы и уехал на свой счет в Туркестан, а о. Никон 27 января 1928 г. — с этапом в известное вам место.

Я болею туберкулезом легких лет 10 и думал, что умру прежде о. Никона, но Господь судил иное — о. Никон ушел в вечность, а я еще дышу и двигаюсь, хотя и с трудом — слабость и одышка ужасная. Об о. Никоне я особенно жалею. Мне хотелось его видеть, и о многом говорить, но теперь все кончено.

Сошлись мы с ним в 1907 году в скиту Оптиной пустыни, где мы жили в числе братии, оба учились иноческой жизни у старца Божия о. Варсонофия, оба помогали старцу в его обширной переписке с духовными детьми, а затем, когда о. Никон был назначен монастырским письмоводителем, я вместе с другими сотрудничал ему.

После ликвидации монастыря жили в городе на одной квартире, и, в конце концов, вместе были взяты весной 1927 г. и отвезены туда, куда не хотели. Искренно уважал я о. Никона за его простоту и любовь к иноческой внутренней жизни, за его любовь к ближним. Хорошо было с ним и всегда можно было отдохнуть и согреться около него душой. Вечная ему память.

Трогательно все это — как жизнь и кончина о. Никона, так и память о нем среди знавших его. Царство ему Небесное. А остальным добрым инокам и верующим душам из мирян да поможет Господь в подвиге христианской жизни.

(Видимо, это отрывок из письма о. Кирилла). Мать Амвросия была также арестована и выслана на Север. Когда она обосновалась на новом месте, она послала письмо к Батюшке Никону и впервые узнала от других, что Батюшка Никон болен... Она пишет: "Я получила вскоре от него письмо из Пинеги".

Письмо о. Никона

"Поздравляю тебя, честная м. Амвросия с грядущими Святыми днями Страстной и Светлой седмицы и усердно желаю тебе мира и радования о Господе и всякого утешения духовного и благополучия. Не знаю, придется ли еще до Праздника написать тебе, а потому приветствую тебя радостным: Христос воскресе.

Призываю на тебя мир и Божие благословение. Благодарю тебя за письмо. Да поможет тебе Господь.

Ожидание перемещения — это одно из тяжелых условий нашей жизни. Хотели и меня, как многих других переместить, но я пока остался по болезни. Но болезнь меня не радует. Доктор определил туберкулез легких. Духом я спокоен. Ибо на все воля Божия.

Пока все необходимое имею, а будущее в руках Божиих. Слава Богу за все. Радуюсь, что у тебя хорошее настроение. Да, Господь вразумляет нас и призывает ко спасению. Желаю тебе бодрости духа и крепости сил душевных и телесных. Да пошлет тебе Господь.

Сердечно жалею д. Марию и молюсь о ней; д. Евгении мир и Божие благословение, и о ней молюсь. Больную Анисью только и приходится всецело предать воле Божией, Господь ведает, что творит, и видно всем нам необходимо нести крест.

Пиши, если куда переедешь. Адрес мой пока: Пинега, до востребования. Прошу святых молитв твоих и у отцов. Привет им. Бог даст, еще напишу. Пиши и ты. Господь да хранит тебя. Прости грешного иеромонаха Никона. Мир ти и спасение".

Тяжело мне было читать это письмо. И теперь, уже после стольких лет, глубокая печаль захватывает сердце, когда я перечитываю батюшкины письма. Не ожидала я, что так сильно и быстро заболеет Батюшка. Написала сейчас м. Валентине, которая раньше всех была выслана, и написала о болезни о. Никона батюшке Мелетию. М. Валентина прибыла в Пинегу почти одновременно с нами. Вероятно, мы и видели их этап, когда сидели на крыльце. Ее я спрашивала о состоянии здоровья Батюшки. Не успела еще ответить м. Валентина, как Батюшка написал мне:

"Христос воскресе. Еще раз поздравляю тебя, чадо мое, со Светлым Праздником и призываю на тебя мир и Божие благословение. Читал я твое письмо к м. Валентине, не знаю, ответила ли она или нет.

Но я ведь тебе уже писал, что доктор нашел туберкулез и уже не в первой степени, а далеко зашедший. Меня беспокоит то, что жар 38–39° долго держится, а от этого и слабость, и иногда аппетит пропадает. Больше лежу. Я сам удивляюсь, как быстро и неожиданно для меня случилось. Теперь я думаю, что те, сравнительно легкие простуды, которые, казалось мне, прошли бесследно, были началом того, что сейчас видим.

У врача приходится бывать редко, ибо живу далеко (6 верст), ходить трудно и, может быть, неполезно, а лошадей нет. Поэтому пользуюсь лишь лекарством.

Кашля мало, почти нет. Быстро утомляюсь всяким движением. Чувствую себя хорошо. Господь не отнимает у меня этой милости. Все потребное имеется. Живу с о. Петром, он мне помогает. За все слава Богу. Предаюсь воле Божией. Жизнь наша в руках Божиих. Прости. Мир ти и спасение.

Грешный иеромонах Никон 27 марта (9 апреля)."

3-е письмо

Христос воскресе.

Мир ти и спасение и Божие благословение, чадо мое м. Амвросия. Получил твое письмо. Ты беспокоишься о моей болезни и желаешь знать все подробно. Я уже писал тебе, но и еще могу написать.

Квартира достаточная, хотя, может быть, и есть немного сырости. Питание имеется обычное: суп, лапша, каша, есть постное масло, пока еще есть немного скоромного; имею бутылку молока ежедневно, есть сахар. Вообще, голоден не бываю. Привык есть один раз в день. Чай пьем два раза.

Медицинского надзора нет. Здесь врачи к нам не ходят, надо идти в больницу на обычный прием, очень спешный и только. Но я, живя от больницы в шести верстах, идти не решаюсь. Лошадей нет, и я выжидаю удобного случая съездить. Был у доктора один раз и просил его сказать откровенно. Он сказал: в легких плохо, туберкулез. Главное: температура 38–39 градусов. Прописал теокол и Доверовы порошки, а также строфан с валерьянкой по двадцать капель. Вот и все. Кашель редкий. Скоро утомляюсь. Болей не чувствую.

Болезнь началась внезапно. Чувствуя себя здоровым, я пошел копать снег около дома и почувствовал боль в венах больной ноги. Я все же несколько поработал и утомился. Сразу заболели все вены, начиная от живота и до пяток. (Это в первый раз за четыре года.) Я положил компресс, смерил температуру — 40 градусов. Оказалось кровоизлияние.

На следующие три дня температура была почти нормальная. Вдруг я почувствовал боль (колики) в груди, температура 40, которая была не более недели. Я лежал довольно долго, две или более недели. Вены перестали болеть, кровоизлияние рассосалось, но рана, открывшаяся немедленно, прошла только недавно. Прежнего дыхания нет, оно не так свободно.

Квартира спокойная, живу в д. Козловке с о. Петром, братом Валентины (Устюши). За деньги здесь почти ничего купить нельзя. Просят вещей, особенно полотенца, холсты и т. п. У меня были эти тряпки, и я писал, чтобы прислали мне. Тогда можно иметь молочные продукты.

Да поможет и тебе Господь, и да управит путь твой на спасение. Вручаю себя Богу. Бываю спокойнее, когда своей воли не проявляю. Поэтому просить о чем-либо не решаюсь пока, да и нет уверенности в том, что будет обращено внимание.

Будем молиться Господу, да спасет нас и да поможет нам в бедах и нуждах: иного пристанища и надежды не вижу. Человеческие расчеты и суетны, и ошибочны. Когда приходится терпеть и трудное что-либо, но знаешь, что нет тут своей воли, получается нравственное облегчение и мир души.

Да будет воля Божия. Да не посрамит Господь веры нашей в преданности воле Его.

В Пинеге, кроме пайка, трудно найти продукты питания, и кто не получает посылок, конечно, нуждается, голодает. Базара нет, только промен на вещи. В самой Пинеге не оставляют, посылают куда-либо далеко в деревню.

Тех, кто может работать, в лес посылают и на другие работы. Кто имеет документ о неработоспособности, того не посылают на работу, а куда-либо в деревню. Подальше стараются, но бывает, что и недалеко устраиваются.

Почта ходит исправно. Паек, получаемый безработными, конечно, недостаточный: 300 гр. хлеба в день, 600 гр. пшена на месяц и 2 кг рыбы в месяц, соли достаточно, зимой пол-литра керосина.

Климат, как в Архангельске, только ветры пронзительные бывают часто. Народ скорее неприветливый, мало сочувствует.

Овощей и на промен почти не найдешь, даже картофеля. Не знаю, где как живется, и сравнивать не могу.

Благодарю Господа, что доселе подкрепляет внутренне и все для жизни необходимое посылает. Слава Богу за все.

Спаси тебя, Господи, за заботу обо мне. Милость Господня да будет с тобою во век. Прости. Прошу молитв твоих и отцов наших. Благодарю их за привет и сочувствие.

7/20 апреля.

Задержалось письмо. Последние дни температура 38–39°. Масло я достал на промен и молоко имею. Да будет воля Божия.

12/25 апреля.

Последнее письмо о. Никона

Христос Воскресе.

Дорогая дочь моя м. Амвросия. Письмо твое от 14 апреля получил только 28 апреля. Сердечно благодарю тебя за любовь и заботу. Спаси Господи. Конечно, и я рад был бы видеть тебя. Но нельзя забывать, что мы своей воли не имеем, и может случиться так, что и в Пинеге будешь, но не будешь иметь возможности видеть меня, ибо и здесь бывают частые перемещения и назначения в разные места. Поэтому, думается мне, что не нужно тебе ставить свое положение в зависимость от моего.

Не имея никаких примеров в отношении подачи заявления, никаких справок, совершенно не зная, чем мотивировать свою просьбу (Каргополь на Крым), да и почти не надеясь на какие-либо благие результаты, я пока решаюсь оставаться на месте, предавшись воле Божией. Вызывать тебя в Пинегу не решаюсь, сознавая, какие трудности могут тебе здесь встретиться. С другой стороны, как будто не решаюсь и отклонить твое желание, нет у меня определенной решимости в этом вопросе. Господи, помоги и вразуми. Надо молиться, да укажет Господь путь.

О себе могу сообщить, что болезнь, как мне кажется, идет вперед, ибо температура не падает ниже 38–39°. Это наводит на мысль о скоротечности болезни. А так я себя чувствую все время в одном положении. Есть легкая болезненность во всем теле и груди. Температура беспокоит меня и внушает мысль о близости смерти; о выздоровлении теперь почти и не думаю, считая это несбыточной мечтой. Предаюсь воле Божией.

Сердечно благодарю отцов за любовь и внимание и заботу обо мне. Спаси их, Господи.

Призываю на тебя мир и Божие благословение. Да хранит тебя Господь под кровом Своей благости. Молюсь о тебе моею немощною молитвою, но все же молитвою любви о Господе.

Приходила мысль ехать тебе туда, куда поехали или поедут отцы, чтобы не быть совсем одной. Но опыт показывает, что разлучение неожиданно настигает. Не надейтесь на князи, на сыны человеческие: в них же несть спасения. Блажен ему же Бог Иаковль помощник его, упование его на Господа Бога Своего — единая надежда на Бога — вот твердое основание. Остальное все непрочно и особенно в нашем положении. Совершенно не знаешь, где лучше, где хуже, и что ожидает. Да будет воля Божия.

Преп. Феодор Студит, сам бывший в ссылке, ликует и радуется за умирающих в ссылке. И мне приходила мысль, что мы, иноки, отрекшиеся от мира и ныне, хотя и невольно, проводим мироотреченную жизнь. Так судил Господь. Наше дело — хранить себя в вере и блюсти себя от всякого греха, а все остальное вручить Богу. Не постыдится надеющийся на Господа.

У нас, хотя начали ходить пароходы, но редко, да еще говорят, скоро будет сплав леса по реке, и тогда, должно быть, прекратится пароходное движение. Все это создает большие трудности в почтовом и вообще во всяком сообщении. Погода холодная, ветряная, пасмурная. Получила ли ты мое письмо, которое, хотя и заказным я послал, но в самую распутицу?

Прости, желаю тебе всякого благополучия и помощи Божией. Прошу твоих святых молитв и у отцов.

Грешный иеромонах Никон. 30 апреля (13 мая)

Часть 14 Воспоминания о последних днях жизни,смерти и погребении моего духовного отца и руководителя.

Я получила письмо от Батюшки, написанное им в марте с. г., в котором он, между прочим, сообщал, что заболел, и доктор нашел туберкулез, далеко зашедший.

Когда я прочла эти строки, мне пришла мысль, что Батюшка уже не поправится, и в это же время начала думать о поездке к болящему, о чем и написала ему, прося сообщить о состоянии здоровья. Получив по телеграфу ответ, что здоровье его в прежнем состоянии, я решила ехать к Батюшке, чтобы застать его в живых.

2-го июня церк. ст. выехала, и после нелегкого путешествия прибыла к Батюшке в понедельник вечером 9-го июня. Батюшку я застала уже лежащим на жесткой постели. Он встретил меня с отеческой любовью и благодарил, что приехала.

Грустно было видеть невнимание к Батюшке служивших ему в болезни и не позаботившихся об улучшении его болезненного одра. Кровать заменяли доски, соломенный матрац был скомкан, вместо подушки лежала свернутая одежда. Когда доски были заменены кроватью, переменен матрац и сделана соломенная подушка, Батюшка выразил удовольствие, поблагодарил меня, сказав: "Вот теперь хорошо".

Грустно было видеть и то, что Батюшка лежал в ватошнике и валенках — это при 40°-ной температуре и в жаркие июньские дни. Ватошник был снят, и Батюшку покрыли одеялом. Валенки тоже сняты, в них оказалось необыкновенно много крупных вшей. Не буду распространяться о невнимательном отношении к Батюшке служивших ему, скажу лишь, что Батюшка все терпел и никому ни на что не выражал своего неудовольствия.

В среду 11-го июня днем было так плохо Батюшке, что думали — не доживет до утра, посему поспешили причастить. После причастия стало лучше.

Батюшку очень беспокоил пролежень, и очень страдал он от того, что легкие его сократились, и ему нечем было дышать. В трудные минуты он метался, не находил места,— то ляжет, то встанет: нечем, говорил он, дышать. Дайте воздуху, дайте хоть чуточку. Просил положить на пол. Когда ему становилось легче, он тихо молился: "Господи помоги. Господи помилуй".

При повышенной температуре иногда бредил, вспоминал своих духовных детей, приводил их к покаянию, читал каноны, крестил воздух и очень часто вспоминал оптинского старца о. Макария. "Смотрите,— говорил он,— вот пришел ко мне старец о. Макарий и сел, а вы не видите".

Аппетит у Батюшки отсутствовал. Выпивал 2–3 сырых яйца в день, 2 стакана чаю с вином и 2 чашки молока, иногда съедал 2–3 штуки покупного печенья.

В субботу 14 июня был приглашен доктор для успокоения больного. Доктор внимательно выслушал Батюшку и "во утешение" сказал: "Никакой скоротечной чахотки нет, слабость — явление временное, все пройдет".— А мне доктор прямо сказал: — У Батюшки цветущий туберкулез, т. е. в полном расцвете, в полном разгаре, и все уже кончено, живет он только потому, что у него сердце здоровое.

Слова доктора, сказанные Батюшке, по-видимому, успокоили и утешили его, так как после этого он начал даже думать и просить о подаче заявления о переводе его в более благоприятную в климатическом отношении местность.

Время шло, а Батюшка все слабел, но, несмотря на это, когда он чувствовал себя лучше, собственноручно писал, хотя и с трудом, краткие записки некоторым своим духовным детям, некоторым писал по несколько слов на их письмах, некоторым диктовал записки и собственноручно подписывал.

20-го июня попросил лист бумаги и хотел что-то написать, но слабость не позволила много писать, написал лишь две строчки: "Какая красота в духовных книгах".

20-го или 21-го у Батюшки прошла кровь через желудок, после чего он совершенно ослабел, но еще 21-го числа продиктовал несколько записок и ослабевшею рукою подписал.

25-го в 12 часов дня Батюшку причастил о. архимандрит, родной брат одной из духовных дочерей Батюшки и сейчас же прочитал отходную. Нужно сказать, что Батюшка причащался почти ежедневно: когда был в силах — сам причащался, а когда ослабел, причащал духовник или кто-нибудь из иеромонахов.

В 2 часа дня того же 25 числа Батюшка пил чай, и в 7 час. вечера тоже выпил немножко. В 9 час. вечера я сросила: "Не желаете ли, Батюшка, выпить чаю?" В ответ на это Батюшка отрицательно покачал головой и как бы стал засыпать: глаза были закрыты, дыхание тяжелое, слышен был стон.

После 9 час. вечера я прилегла отдохнуть, о. Петр сидел за столом и писал. Не помню, сколько я пролежала, но когда встала, то Батюшка спокойно лежал на левом боку, редко дышал и тихо стонал, голова была наклонена несколько к плечу. Я подошла к нему и говорю о. Петру:

— Что же вы не подойдете к Батюшке, ведь он умирает.

— А я и не подумал,— ответил о. Петр,— хотел кончить письмо и ложиться спать, полагая, что Батюшка уснул. Ведь он так стонет около часу.

Засим подошел к Батюшке и о. Петр, и мы вместе смотрели, как Батюшка испускал дух: тихо дыхнул он несколько раз, и душа разлучилась с телом. Было 10 ч. 40 мин. вечера. Батюшка, как лежал на левом боку с наклоненной к плечу головой, так и остался, не было ни малейших конвульсий. Глаза были закрыты, рот несколько приоткрыт. Лицо было спокойное, белое, приятное, улыбающееся.

О. Петр сейчас же обтер представившегося маслом, одел длинную рубашку, а затем мы вместе уже одели новый подрясник, подпоясали ремнем, затем полумантию, сверху епитрахиль, на руки поручи. Вместо камилавки — скуфью. Рот закрывала и волосы расчесывала я. Батюшка очень быстро застыл.

На второй день — 26 июня пришел названный о. архимандрит, протоиерей игумен и четыре иеромонаха, тихо положили Батюшку в гроб, прочитали канон на исход души, отслужили большую панихиду, а затем начали отпевать по чину монашескому. Приятно было смотреть, как священнослужители окружили гроб новопреставленного священноинока, тихо пели надгробные песни и усердно молились о упокоении его души. Все священнослужители были одеты в полумантии и епитрахили.

Достойно примечания то, что все эти лица находились на работе в 60-ти верстах от своих жилищ, и вдруг за неделю до смерти Батюшки были отпущены домой. Точно на отпевание отпущены. Точно Батюшка их ждал и не умирал.

Похороны были в пятницу 27-го июня. Гроб до деревни несли на руках, а через деревню провезли на санях по глубокому песку. О. Петр вел лошадь, а я поддерживала гроб. За деревней опять взяли гроб на руки и понесли лугом до кладбища. В 2 часа дня опустили в могилу, на могиле поставили большой крест. После похорон была устроена поминальная трапеза; одних священнослужителей сидело за столом 12 человек. Все остались довольны.

Должно сказать, что у о. Петра были такие планы: гроб с Батюшкой доставить на кладбище на лошади и похоронить, а затем уже дома заочно отпеть. Этому я энергично воспротивилась, и Господь все помог устроить так, как сказано выше. О. Петр был против поминальной трапезы. Но все обошлось по-хорошему, и мы с о. Петром расстались мирно.

Батюшка видел, что он уже не жилец, писал многим, что он уже не надеется на свидание в здешней жизни, но не заметно было, чтобы он выражал страх смертный. Часто говорил, что не чувствует приближения смерти, и все надеялся на выздоровление, и даже думал, как выше сказано, о подаче заявления с просьбой о переводе в другую местность.

Часто вспоминал мать Амвросию: "она бы мне все сказала". Батюшка даже молился, чтобы Господь открыл ему или кому-либо из его духовных детей, выздоровеет ли он или нет.

Месяца за полтора-два до смерти Батюшки одна духовная дочь его видела сон: "Пришел Батюшка о. Варсонофий в дом Марии Ивановны, и начал все выносить из комнаты Батюшки. Когда Батюшка о. Варсонофий взял кровать, видевшая сон сказала: "Батюшка, зачем же вы выносите кровать,— ведь Батюшке о. Никону негде будет спать". Батюшка о. Варсонофий ответил: "Он собирается ко мне, и ему кровать не нужна. Я ему там дам свою кровать". Не был ли этот сон как бы ответом на молитву?

Батюшке хотелось повидаться со своими близкими по духу, ему по-видимому, очень не хотелось умирать. Батюшка до самой смерти сохранил присущую ему веселость, улыбался, когда чувствовал себя хорошо, с любовью расспрашивал о своих духовных детях и знакомых, рассказывал о своих переживаниях и страданиях за последние четыре года. Нельзя было слушать без слез рассказа о сем. Страдания Батюшки были так велики, и терпение при них такое же. Его добродетель терпения вызывает глубокое уважение. Достойно подражания то, что при всех скорбных обстоятельствах Батюшка все терпел в молчании, никому ни на что не жаловался, за все благодарил Бога, предавая себя на волю Божию, и в этом находя успокоение и отраду для души.

На основании слышанного мною от Батюшки полагаю, что чахоткой он заболел если не в Калуге, так в лагере. Еще перед отправлением в Архангельск врач сказал ему, чтобы он обратил особенное внимание на свое здоровье, которое весьма пошатнулось. Даже советовал подать заявление по прибытии в Архангельск о назначении на комиссию. "Вас,— говорил врач,— могут послать не на север, а в другое место". Но Батюшка, посоветовавшись с о. Агапитом, не предпринял в этом направлении никаких мер, сказав: "Воля Божия да совершается".

В "скоротечную" чахотка могла перейти в деревне Воспола в конце 1930 г. или в начале текущего, когда Батюшка жил на квартире у некоей старухи Старковой, которая издевалась над Батюшкой, как "жестокий господин над своим невольником". Когда эта ужасная женщина наконец-то убедилась, что Батюшка болен (а до того все думала, что Батюшка притворяется) и не может работать, то начала выгонять его из дома, говоря: "Иди, куда хочешь, ты работать не можешь, и мне не нужен, ко мне на квартиру просятся здоровые люди, которые будут мне работать, а ты болен. Еще помрешь, что я тогда с тобой буду делать".

Положение Батюшки было безвыходное. В это время пришел к нему о. Парфений, которому Батюшка все рассказал. Было решено, по совету о. Парфения, переехать на жительство к о. Петру. Последний в Вербную субботу 22-го марта с. г. перевез к себе Батюшку уже совершенно больного.

Пробыла я в тамошних пределах 17 дней, встречалась со многими монахами и монахинями, все они отзывались о Батюшке, как о достойном пастыре, располагавшем к себе. Многие во время болезни приходили навещать его. Узнав о смерти, очень жалели и с любовью вспоминали о нем.

Часто приходил к Батюшке о. Парфений. Он был в добрых отношениях с Батюшкой, но не был с ним в молитвенном общении, посему отказался от служения панихиды, сказав: "Он не будет на меня обижаться. Я буду за него дома молиться". Тот же о. Парфений поднимал наглазник и, посмотрев в лицо покойного Батюшки, сказал: "Смотри, сейчас засмеется".

Не лишне здесь упомянуть о сне того же о. Парфения, который он видел за несколько дней до кончины Батюшки. О. Парфению виделось: куда-то направлялся Батюшка, и с ним о. Кирилл, оба с чемоданами. О. Парфений спросил: "А меня возьмете с собой?" Батюшка ответил: "Ты как хочешь, а Кирилла я не оставлю",— и оба пошли дальше.

Но пора мне и закончить свои воспоминания. Заканчиваю их словами некоего старца, которые изрекли уста его по получении известия о кончине Батюшки: "Итак, волею Божиею, не стало человека, еще молодого, примерного по религиозным, а отсюда и нравственным взглядам, достаточно даровитого, чтобы добро влиять на других и быть полезным делателем на ниве Христовой. Господь все устраяет на пользу людей для вечного блага. Так и о. Никону были попущены немалые испытания, чтобы в молодых годах земной жизни он созрел для доброй вечности. "Блажен путь, воньже идеши, душе, яко уготовася тебе место упокоения". Сии слова так приложимы к покойному. Он потрудился для чад своих, покрываем милосердием Отца Небеснаго, неизреченная милость Которого и нас да не минует".

Вечная тебе память, дорогой отец и благодетель души моей. Глубока рана, нанесенная моему сердцу кончиною твоею. Рана так глубока, что малейшее прикосновение к ней производит болезненное ощущение.

12/25 августа 1931 г.