Ранним вечером овощи выглядели свежими и яркими, даже листья салата казались сочнее, чем ночью. Среди покупателей тоже царило оживление, все выбирали продукты, предвкушая домашний ужин.
Я точно пришла в тот же супермаркет? Не видно ни подсохших сашими, ни подтекающих упаковок с курицей. Нет и людей с недовольным видом, разглядывающих готовые гарниры за полцены. Безупречно чистый белый пол блестел под лампами, а если прислушаться, можно было различить в фоновой музыке голос, повторяющий название магазина, – мелодия как нельзя лучше подходила веселой суете вокруг. Я встала в самую короткую очередь у кассы позади согбенного старичка, макушка которого не доставала мне даже до плеч. Хотя упитанностью он не отличался, в корзинке, слишком тяжелой для его слабых рук, лежала большая упаковка свинины из префектуры Кагосима, – видимо, планировался семейный ужин с сябу-сябу[1].
Пока я шла домой с увесистым пакетом, небо все еще было светлым и ярким. Когда я открыла металлическую дверь и ступила в темноту квартиры, у меня немного закружилась голова. Я скинула туфли и опустилась на пол прихожей. Лежа у двери, я все думала: «Какая это роскошь!» В разгар лета, когда жара уже успела порядком надоесть, я могу позволить себе отдохнуть на прохладном деревянном полу. Подняв голову, я увидела, как лучи вечернего солнца заливают дальнюю часть комнаты, и это наполнило меня тихой радостью.
Беременность – это истинная роскошь и истинное одиночество.
Я забеременела четыре дня назад.
– А чашки так и стоят? – пробормотал начальник отдела, как только вернулся к своему столу. В тяжелом вечернем воздухе теперь плыл запах сигарет.
– Давно они там? Ну да, после обеда клиент приходил, – это он произнес чуть громче.
Однако, как бы громко он ни говорил, сколько бы ни высчитывал время, чашки и блюдца не могли отправиться в раковину самостоятельно.
Никто из сотрудников не поднял головы. Они просто не допускали и мысли, что слова начальника адресованы им. Я последовала их примеру и опустила взгляд. Смотрела в одну точку на мониторе. Смотрела так пристально, что через пару секунд белый экран будто пошел трещинами. Я занята. Очень занята. Потому что у меня действительно много работы. Мне поручили сделать финансовый отчет за первое полугодие, и близился срок сдачи. Я занята работой, как и любой другой сотрудник.
На таблицу с отчетом легла тень.
– Чашки… – Он словно к ним и обращался. Звучало странно.
Плотно сжимая губы, чтобы не вдохнуть сигаретный запах, я несколько раз нажала пробел.
– Сибата.
Начальник стоял у меня за спиной. Я почти видела исходящий от него дым.
– Сибата, вы еще не убрали кофейные чашки из переговорной.
Хм, так и есть.
К тому времени, когда я встала, начальник вернулся к своему столу позади меня. Он поправлял на кресле купленную в Интернете подушку для спины.
Больше никто от компьютера не оторвался. Конечно, до грязных чашек им не было дела. Вряд ли кто-то вообще задумывается, что чашки в офисе нужно мыть. В коридоре я подняла и поставила на место ведро для мусора и пошла в зал переговоров на том же этаже.
Гордое звание переговорной носил угол, где стояли небольшой стол и несколько стульев. На перегородке, отделявшей этот угол от другой части офиса, виднелись куски клейкой ленты. Не знаю, откуда они взялись и для каких целей нужны, но обрывки клейкой ленты были на всех перегородках, кое-где липкой стороной вверх. Этажом ниже находилась приемная, но ей разрешалось пользоваться только руководителям.
В тот день я не то чтобы хотела устроить бунт, скорее провела небольшой эксперимент. Вдруг кто-то другой – например, сотрудник, присутствовавший на встрече с клиентом, – догадался бы вымыть чашки? Я надеялась, что хоть один человек подумает: «Ох, затянулся наш разговор… Надо бы убрать со стола. Сибата готовила нам кофе, теперь моя очередь».
Мне было любопытно, как поступят остальные, если никто не бросится наводить порядок. И, хотя сама в совещании с клиентом участия не принимала, я и впрямь собиралась безропотно вымыть чашки, – пока не увидела в одной из них окурок, который часами лежал в остатках недопитого кофе и распространял вокруг отвратительный запах.
– Извините, – окликнула я начальника своего отдела, как раз проходившего мимо. Должно быть, он направлялся в комнату отдыха, поскольку нес кружку и чайный пакетик. Он в последнее время пристрастился к чаю из дудника. – Не могли бы вы сегодня убрать со стола вместо меня?
Начальник опешил от неожиданности.
– Я сама не справлюсь.
– Что вдруг с вами случилось?
– Я беременна. От запаха кофе меня сильно тошнит. И от табачного дыма тоже. Кстати, в нашем здании вообще курить запрещено.
Вот так я и забеременела.
В отделе кадров меня спросили, когда ребенок появится на свет, и я ответила первое, что пришло на ум, – в середине мая. Значит, я на пятой неделе беременности. Сообщила работодателю даже раньше, чем нужно.
Мне сказали, что рабочая нагрузка во время беременности должна определяться с учетом моего физического состояния, поэтому я сначала посоветовалась с начальником отдела. А он посоветовался с вышестоящим руководителем. Тот, само собой, растерялся. Я была единственной женщиной в отделе. До того как я устроилась в эту фирму, на полставки работали еще две женщины, но одна уволилась, чтобы ухаживать за пожилыми родителями, а другая ушла сразу после замужества.
Я попросила дозволения не задерживаться на работе, пока самочувствие не улучшится, и, к моему удивлению, никто не стал возражать. О том, что могли говорить у меня за спиной, я предпочла не задумываться. Мой рабочий день немного сократился, и я приходила домой на два-три часа раньше обычного. На руку мне сыграла и короткая память руководителей – они почти не помнили, как проходила беременность у их жен.
Мой рабочий график беспокоил всех гораздо меньше другой проблемы: как теперь быть с кофе? Кто будет готовить его для посетителей и убирать со стола? Что делать, если закончится молоко? Меня даже попросили написать подробную инструкцию. В мое отсутствие коллеги устроили совещание, и в результате ответственным за кофе назначили молодого сотрудника, пришедшего в компанию в позапрошлом году.
– Не так уж и сложно! – резюмировал он, когда я показала, как сделать кофе.
– Поэтому он и называется быстрорастворимым, – ответила я.