Дневник замужней женщины

– Понимаешь, я считала, что различие в людях предполагает взаимное духовное обогащение, которое делает жизнь интереснее, радостней. И меньше всего я могла представить себе, что он… станет изменять.

– Радостней для кого? Вот в чем вопрос, – снова усмехнулась я. – Человек многолик и непредсказуем. Ох уж этот наш женский мир надежды и несбыточного упования! Ох уж это наше пресловутое счастье! Хотим иметь непогрешимых мужей, верим, что нас никоим образом не затронет участь многих несчастных подруг.

– Как-то завела с Мишей разговор о счастливых семьях и верных мужьях. О своей подруге ему рассказала. Та спросила мужа, как ему удается сохранять верность? А он ответил, что это качество у него генетическое. «И тебя я не буду сторожить. Измена – это как предательство на войне, преступление, не имеющее срока давности. Узнаю хоть по истечении любого времени – сразу развод».

«А я думал, расстрел», – рассмеялся мой Миша.

Я внутренне усмехнулась: «Хорошо шутишь. Дурак думками богатеет».

«Но ведь гадкие люди из зависти могут опорочить жену. Всплывет каскад «интересных» подробностей». На моей памяти такое не раз случалось с моими знакомыми», – сказала я подруге.

«Мой муж не дурак, чтобы наветам верить. Конечно, сначала расследовал бы».

– Предвижу реакцию Миши, – серьезно отреагировала я.

– Да, он рассмеялся и сказал, что верных супругов не бывает, мол, для мужчины верность, что для льва клетка. Мамашина школа, – усмехнулась Мария. – Получается, я жила по принципу: «Хочешь быть счастливой? Будь!.. В мечтах».

– Твоя свекровь, возводя напраслину и умышленно обвиняя тебя в мнимых изменах, играла на том, что мужчины видят в измене женщины, прежде всего, ущемление своей мужской чести. Оно для них позорнее самой оскорбительной, казалось бы, неспособности содержать семью, возможности бросить детей, хуже таких слабостей как пьянство и курение. В этом есть что-то примитивно-животное. Не правда ли? Именно поэтому некоторые из них не понимают, что красивый цветок не обязательно срывать, им лучше любоваться издали.

Одни не могут устоять перед женщиной, а другие, не желая сдерживать свои эмоции, убивают. Впрочем, я вовсе не исключаю и другие варианты и комбинации. Но ведь на то мы и люди, чтобы руководить своими чувствами и тормозить отрицательные эмоции. Устоять перед соблазном – достоинство, – сказала я.

– Когда Миша с явным облегчением уезжал в командировки, я радовалась, предполагая, что ему в этой семье также плохо, как и мне, и даже жалела, что иногда выставляла напоказ свою досаду и раздражение, вызванное поведением его родственников.

– Тебе стоило бы научиться видеть и ценить в жизни еще что-то кроме работы и семьи. Любому человеку нужна отдушина.

– Растворяться в муже, не значит терять себя. Вредно на чем-то или на ком-то зацикливаться. Это ведет к разрушению личности.

Хобби? Хорошо рассуждать о свободном времени при нормальном муже, которому и в голову не придет хоть намеком, хоть взглядом оскорбить, не помочь, не защитить. Семья для меня была всем, включая хобби. Помимо работы я шила, вязала. Ремонт квартиры был на мне. Сад, город. Не до театров и книг было. Но не думаю, что заботясь о семье, я разрушалась как личность. Скорее, Миша от безделья деградировал, – резко ответила Маша, готовая настаивать на этом до последнего.

– Ты права. А вот мы, женщины, даже постоянно занимающиеся только домашним хозяйством как-то умудряются сохранять форму, – погасила я, начавшееся было разгораться в ней пламя обиды.

– Но быстро теряем себя в тоске, – заметила Маша.

И вот я снова забеременела. Той радости, которую я испытала в первый раз, уже не почувствовала. Я думала о том, какого ребенка я взращу в такой атмосфере. На меня почему-то напало странное безразличие ко всему, что происходило в семье. И я поняла, что сам организм пришел мне на помощь, стараясь защитить моего малыша от стрессов.

– Миша был рад сыну, с цветами из роддома встречал? – спросила я.

– В день, когда меня забирали в роддом, мать отправила его в дом отдыха. Я умаляла Мишу не уезжать, сдать путевку, но он удивленно возразил: «В чем проблема? С тобой остается моя мама».

«В трудную минуту мне нужен муж», – попыталась я втолковать Мише. Но он все равно уехал, перешагнул через мои мольбы. Я, кажется, у Толстого читала, что офицер мог позволить себе отправиться на войну, подождав, пока жена родит.

По недосмотру во время родов у сыночка была повреждена ножка. Проводились операции, в результате которых, он на всю жизнь остался хромым. Теперь-то такие травмы лечат, а тогда…

Мария напрягаясь, побледнела, но продолжила рассказ:

– Моя подруга-врач считала, что сынок у меня родился с недостатком по причине нервной обстановки в семье. Она приводила массу примеров детей, рожденных с дефектами конечностей, болезнями легких и сердца. Еще рассказывала, что когда родители ссорятся, дети в утробе матери даже инфаркты переносят. Позже, с появлением «УЗИ», она неоднократно наблюдала подтверждение своим предположениям. Но наши «светила» не признают эти факты, и число детей с умственными и физическими отклонениями растет. Конечно, еще экология становится причиной таких дефектов и безответственность медперсонала. А наши старики понимали, как важно будущей маме растить внутри себя малыша в покое и в радости.

Я заволновалась:

– Машенька, успокойся, все это в прошлом. Ты сумела достойно перенести все трудности, сына прекрасного вырастила, женила, внук у тебя здоровенький растет. А твой Миша для семьи – бурьян, чертополох.

Я понимала, что она заново переживает свои беды, что они живо, подробно и ярко стоят у нее перед глазами и тисками сжимают сердце.

– Очень скоро, осознав, что сына нельзя вылечить, Миша загулял. А может, и раньше с ним такое случалось, откуда мне знать, когда он свалился в помойку греха и блуда? Это для меня шаг в сторону – расстрел. Я даже выставку не позволяла себе одной посетить, не желая нарушать «протокола» замужней женщины. Моральный закон – у нас в сердце. Он как камертон чутко реагирует на отклонения. А если его там нет… И я для себя всё поняла. Не быть нам вместе. Будут потери, но не будет приобретений. Нечем будет зажигать и подпитывать…

– Быстро Мишка сдулся. И расползлась ваша жизнь на отдельные гнилые нитки… как старый изношенный свитер. Зло не исчезает. Оно затаивается, но не дремлет, – усмехнулась я грустно. – Не удивлюсь, если узнаю, что далеко не последнюю роль в поведении сына сыграла твоя свекруха.

– Я не хотела замечать очевидные вещи и признавать Мишины недостатки глубокими, укоренившимися. Я не подозревала, что за постоянной недосказанностью, натянутостью наших отношений и приступами внезапной раздражительности мужа скрывается тщательно хранимая им, придуманная его матерью тайна «моих измен». Я относила причину охлаждения мужа к постоянному неусыпному влиянию матери, которая ни на день не отпускала сына из-под своего контроля, но не представляла уровня ее подлости. Мать уговорила Мишу не рассказывать мне о том, что он знает про мою «неверность», чтобы я не могла опровергнуть ее наветы.

Я считала, что любовь должна быть открытой, но бережной, а Миша – что безрассудной. Я была внимательна и предупредительна к его настроению, тщательно следила, чтобы он не переутомлялся, боялась наскучить ему бытовыми проблемами, старалась не навязываться со своими просьбами о помощи. Сама все успевала. У мужа по вечерам был телевизор, а у меня кухня и все остальные заботы. Но он все равно легко выходил из себя, вечно был чем-то недоволен, все время что-то доказывал, навязывал.

– У тебя срабатывало чутье любящей женщины, а откуда ему было взять чуткости, если он не умел любить?

– Ты права. Наверное, Миша тогда уже ходил к своей пассии, а я все не придавала значения его задержкам, не предполагала, что ему есть что скрывать, верила, что он много работает, для семьи старается. Ведь по моим понятиям семья – это то, ради чего стоит жить. И жалость к нему, больному, скребла душу. Не могла я и не хотела видеть его другими глазами.

– Ты между правотой и добротой выбирала доброту.

– А он изолгался, научился не выдавать своих чувств, чем усыплял мою бдительность. Моя природа перфекциониста не допускала фальши, лжи и ухищрений. И вдруг… он оговорился, назвал меня другим именем.

– Не оговорился, а проговорился, – зло отреагировала я. – Называй вещи своими именами. Опять жалеешь Мишку? Ты думаешь, он влюбился?

– Как вариант, но не факт. Могут быть и другие причины: деньги, карьера, лесть. Он придумал называть меня «милая». Мне так нравилось! В такие моменты я испытывала к нему особый прилив нежности: «Он меня любит!» В студенческие годы нашей любимой песней была «Милая» в исполнении Сличенко. У многих молодых людей этот певец тогда был на устах.

Мария замолчала. Шершавый комок горечи застрял в ее горле.

– Седые волосы у тебя были от его «шуточек»?

– …А Миша, гонимый яростью, бесами мести, отчаянием и удушающей злобой, вскормленной и взращенной наветами матери, несся к некрасивой, немолодой, много в жизни повидавшей замужней начальнице. (По должности она – апологет нравственности!) После оговоров он даже не позаботился узнать, по какой такой причине я ему будто бы изменяю. А я терялась в догадках, выискивала причину охлаждения мужа в себе. Но нашла ее уже после развода в лице своей бывшей свекрови, которая внушила сыну, что ребенок не от него.

После рождения сына муж окончательно распоясался, стал руку на меня поднимать.

– Я бы ему в ответ врезала. Мужчины утверждают, что женщины в драке не имеют тормозов, потому что привержены в любом деле идти до конца.

– Милицейская статистика с тобой не согласна, – возразила Мария.

– Это они от страха так говорят, – рассмеялась я.

Мария не приняла моего шутливого настроя:

– Наше законодательство не заботится о женщинах, не защищает их. И те законы, которые есть, не работают. Насилие не пресекается, потому что мужчины защищают мужчин. И в Думе лежат новые, не ратифицированные законы годами. А во многих странах они уже давным-давно есть. Мало у нас женщин во власти.

Сейчас эта проблема стоит особенно остро. По приблизительным подсчетам каждый год мужчины в семьях убивают что-то порядка четырнадцати тысяч женщин. А сколько их бито и покалечено? Половина всех преступлений совершается в семьях в алкогольном опьянении. Но милиция заявления не принимает, мол, нет состава преступления. Говорят: «Когда убьют, тогда и приходите». А кроме физического насилия есть еще и экономическое, психологическое и сексуальное. Таких пострадавших вообще невозможно посчитать.

– А женский «террор»? Ну эту лукавую статистику мы ставим «на сладкое»? – усмехнулась я.

– Когда же с экранов уберут насилие? Я и «Дом-2» давно прикрыла бы, и многие «помоечные» издания. Они пропагандирует свободные связи и безответственность. У нас восемьдесят процентов разводов! Мужчины не хотят себя обременять. Они легко расходятся, потому что дети остаются с женами. Прости, наболело.

– Понимаю, назрела необходимость выплеснуть.

– Так вот о себе. Мне некуда было уйти. И Миша решил, что подмял меня, на цепь посадил, что я все стерплю. Он и его семейка мертвой хваткой вцепились в мое горло и не давали дышать.

Через год мы разошлись. Глаза не видят, сердце не болит.

– И в их семье появилась вакансия на место… «девочки для битья».

– Миша не понимал, что жизнь – не только и не столько работа, хотя наши дела – наш памятник. Это, прежде всего, семья, наши дети, внуки и родители.

– Не дождалась квартиры?

– Сил больше не было хоронить себя заживо. Мишу я не удерживала. Такой отец сыну не нужен. Свекровь добилась своего: сын опять стал принадлежать только ей. Такая мамаша – катастрофа для любой невестки, потому что она ей не нужна. Я со всех сторон была в проигрыше, и ожидать изменения ситуации к лучшему не имело смысла.

– Злобная свекруха, змея подколодная способствовала твоему скорейшему уходу, не хотела, чтобы ты претендовала на новую квартиру.

– Сначала я сняла угол, потом скиталась по квартирам. В работе придерживалась принципа: ничего не просить, ни от чего не отказываться. Наконец, мне дали комнатку в общежитии с окошком в виде узкой щели. Проблем было не счесть. Ничего, выдержала! – без пафоса и кокетства сказала Мария.

– Полет птицы начинается с гордости, – оценила я рассказ подруги. – Пусть Мишка знает, что не весь мир вращается вокруг него.

– Когда мы расстались, я впервые за долгие пять лет почувствовала свободу. Будто из тюрьмы вышла… Долго копила на однокомнатную квартиру. Теперь сын с семьей в ней живет. А для своих детей пусть сам жилье зарабатывает. Я уверена, он сумеет. Думаешь, моя жизнь банальна? Она много более наполненная, чем у моего бывшего. От жизни я получаю все, кроме…

– Студенткой ты была спокойной, немного нерешительной. Откуда в тебе столько силищи? Какие мощные качества!

– Наверное, они во мне всегда имелись в заначке, но не было причины проявлять эти черты характера, – усмехнулась Мария.

– С вами все ясно. А вот почему Раумкисы разбежались? Он удивительный человек. Какая-то в нем несгибаемая воля. Лицо каменное, а внутри мягкий, любящий. В нем есть все то, что я ценю в мужчине. А Ксюша не поняла его?

– Он на две семьи жил, – сухо заметила Мария. И вдруг сказала тихо и мечтательно:

– И хорошее было… Мне поход с Мишей на реку припомнился. Это было наше первое совместное лето после окончания вуза. Я еще считалась как бы гостьей в семье мужа. Конечно, меня уже многое шокировало во взаимоотношениях его родственников, но они сразу полностью не раскрывали себя, и я была полна оптимизма… Пришли мы на реку. Была середина лета, а вода все еще не стояла в берегах. На лугу поблескивало много лужиц и маленьких озерков. Мы разулись. Я с огромным удовольствием шлепала босыми ногами по теплой воде и по мокрой шелковистой травке, а Мише не нравилось идти босиком. Трава колола его изнеженные городские ступни. К тому же он немного поранил большой палец правой ноги. Я бы, конечно, на такую царапину у себя внимания не обратила, но Миша расстроился, испугался заражения, стал искать, чем бы забинтовать рану. Я восприняла его жалобы как игру. Отыскала подорожник, примотала его к пальцу носовым платком и на спине перетащила мужа на сухое место. Миша так искренне обрадовался моей заботе, что я поняла: он не шутит, волнуясь за свое здоровье. Меня удивила и рассмешила его щепетильность, но я виду не подала. Мне было приятно, что он счастлив моею к нему любовью. Мы долго разглядывали мальков, колеблющихся над травой в искрящейся прозрачной воде лужицы, болтали о пустяках… Такими счастливыми мы больше никогда не были. Нет, ошибаюсь. Один раз мы с маленьким сыном ходили на то же самое место. Правда, Миша был несколько раздраженным, но я все равно была счастлива. То был последний, прекрасный аккорд в нашей семейной жизни… Я отвлеклась?

– Обычное лирическое отступление, – одобряюще улыбнулась я.

– И теперь, когда мои годы почти на исходе, я думаю: «Чем я Небеса прогневила, что они наделили меня горькой судьбой, послав массу испытаний?..»

Мария надолго впала в задумчивость. Но видно свекровь была главным «раздражителем» ее нервной системы, и через много лет не дававшим ей покоя ни днем, ни ночью.

– Много позже я поняла, что посчитать меня хорошей, означало бы для моей свекрови признать себя плохой. Этого она допустить была не готова, иначе могла лишиться любви сына. Ее лозунг – она идеал, а все остальные – никуда не годные. Она хотела безраздельно владеть сыном и использовать его в своих целях на полную катушку, а если не получится, то мстить за это невестке до последнего вздоха. И это называется святой немеркнущей материнской любовью? Это же дичайший эгоизм! По моим понятиям, ей следовало бы подумать, как остаться необходимой Мише, не сбрасывая со счетов его жену и ребенка, а не мешать молодой семье, не цепляясь за сына, удерживая его всеми самыми подлыми способами.

– Осененная божественным прозрением, ты решила прикоснуться к разгадке земного бытия?

– С юности мы все мечтаем о счастье с любимым и не представляем, что можем получить к нему «в нагрузку», – усмехнулась Мария.

– Эммин муж тоже был зависим от матери, но не в такой степени. У твоего явная патология, – грустно заметила я. – Такая «удача» тебе и не снилась.

Я Валеру с Катей вспомнила. Он говорил: «Наша любовь – дар небес. Мы друг другу тридцать лет дарили счастье. Я никогда не был во власти других женщин, хотя они наперебой предлагали мне и руку, и сердце. Не нуждался я в этом. И Катенька, я знал, была востребована… Я не вдовец. Я по-прежнему женат на моей Дюймовочке, на моей фарфоровой куколке с железным характером. Это она меня «слепила из того, что было»… Еще в молодые годы она связали мне пуловер, и он прошел со мной через все десятилетия нашей жизни. И теперь все еще согревает меня и мое тоскующее сердце».

Мало кто из знакомых мне женщин может похвастать такой судьбой. И Катя говорила, что Валера ни разу не дал ей повода в нем разочароваться. Счастливые! Принято считать, что все в семье зависит от женщины. Нет, от обоих. Вот попадется дерьмо и…

Маша открыла форточку и возобновила беседу. Ее нынешние слова были продолжением ее давних мыслей.

– …Миша никогда не стремился загладить вину, не просил прощения, вел себя в соответствии со своим вздорным характером. Неужели трудно произнести хотя бы «прости»? Сказать: «Я больше не буду» было бы ложью. Все мои усилия хоть немного повлиять на него лишь подогревали его гнев, который он тоже никак не хотел признавать. Особенно сильно Миша менялся в присутствии матери. Он становился еще более желчным, надменным. (Хотя куда уж хуже!) Его поведение с трудом поддавалось определению. Миша стремился показать матери, как ценит ее и не уважает меня, и делал это, не задумываясь, абсолютно естественно, словно подобное поведение было у него в крови, как предрасположенность к доброте у ребенка, рожденного в интеллигентной семье. При этом он терял всякое достоинство, проявлял безобразную невоздержанность, предвестницу ярости.

Миша не хотел, чтобы сердце его смягчалось, не замечал в себе ничего отталкивающего. Он – большой ребенок-эгоист. Ему нравилось им быть, чтобы баловали, не ругали, любили, заботились и терпели. А взамен ничего не давал. А мне всегда хотелось быть во всем хорошей и правильной. Наверное, трудно понять другому человеку чувства, которые тот сам не испытывает. Не пожалеет, не приласкает, всецело поглощен собой. Не пронять его ничем. Миша подавлял меня своим слишком требовательным, придирчивым характером. Он – копия своей матери.

Теперь мне кажется, что Миша и сам толком не знал, зачем цеплялся за мою любовь. Может, она служила ему утешением в тех неудачах – я о них тогда даже не подозревала – в кратковременных связях с женщинами, которых он сам был не в состоянии долго обожать, сгорая как спичка. А я, зайдя в тупик, оправдывала свое долготерпение тем, что живя отдельно от свекрови, я вновь нащупаю, утерянную нами нить любви, когда-то соединившую нас, сумею отыскать ее, глубоко запрятанную в неведомом уголке его сознания. Я упорно продолжала с трогательной наивной преданностью любить человека, не стоящего моих чувств, искать с ним сближение.

– Ты считала, что надо уметь прощать, легко забывать обиды, вот и шла на примирение. Воображала себя понимающей, снисходительной, терпеливой. Героиней! Не скоро ты пришла к окончательному неутешительному выводу.

– Какое счастье желала ему мать? Хотела, чтобы сын каждый день жил в ненависти и злобе?

– Она тебя своими мерками мерила, – усмехнулась я, – а ты ее – своими.

– Она считала, что все женщины подлые. «Все? А вы, и ваши дочки?» – как-то спросила я ее удивленно, в очередной раз услышав ее категоричное заявление. Свекровь ничего не ответила. То ли не нашла, что сказать, то ли не удостоила? А может, она не задумывалась, не равняла себя со всеми, охаянными ею. В нашем с Мишей случае, зная, что недоверие убивает любовь, она действовала целенаправленно: намеренно вытравливала любовь сына. Иногда мне кажется, что моя свекровь относится к числу людей, которые любят сочинять гадости, а потом, со временем, начинают искренне верить в то, что они на самом деле происходили.

– Сплетни сочиняют люди, чем-то обделенные, ущербные, – уверенно сказала я.

– Может быть. Но моей свекрови нравилось сплетничать, плести интриги, тут она существовала в своей стихии. Она ей была необходима как питьевая вода, как… кровеносная система. А чем еще она могла занять свой бездействующий мозг? На работу не ходила, читать не любила. Ложь развлекала ее, возвышала, помогала закатывать и поддерживать скандалы в семье. Она все время находилась в постоянном поиске новых идей… – усмехнулась Мария. – Да, много неприятных дней я пережила в этой проклятой семье. Жаль, что не сумела быстро избавиться от иллюзий. Я разворчалась?

*

– Я знаю, что некоторые женщины от обиды на мужей достаточно быстро снисходят до прозаических увлечений, а чтобы мужчины осмеливались подступиться к ним, сами подталкивают их к себе. Они проделывают это так искусно! И прежде чем мужчина поймет, что случилось, – он уже в сетях.

Я не оправдываю твоего Мишу. Вне всякого сомнения, он сам был не против… Но сначала боялся, а тут она… Рассуждая абстрактно, предположу… Возможно, немалую роль в переходе им границы дозволенного сыграла его самовлюбленность, страстное желание играть какую-нибудь важную роль, ощущать себя центром внимания (любовник начальницы!) и заставить других невольно обращать на себя внимание. Может, он мнил себя героем или, во всяком случае, хотел слыть таковым. Искушение само по себе не существует, оно у нас в головах.

– Что правда то правда, не принимала я раньше в расчет эту Мишину особенность, эту неприятную мне черту его характера, хотя, если быть до конца честной, замечала ее. Мне даже пришло в голову бояться его захваливать, чтобы не разрасталась она непомерно. Думала, неуязвимая позиция. Но просчиталась. Доводы одни, а выводы надо было делать разные. А Миша даже не мог устоять перед искушением заявить во всеуслышание перед близкими друзьями о своей победе. Хотя, конечно, на самом деле это она решала, позволять ему или нет ухаживать за ней. Миша догадывался, чем может для него обернуться увлечение, но не задумывался над этим. Радость встречи с нею не вступала в противоречие с опасением по поводу того, что его тайна будет раскрыта. Может, она даже придавала его играм некоторую юношескую романтичность. Вот он и расслабился, начал слишком доверять «судьбе», что и погубило его.

Начальнице не составило большого труда добиться его расположения, представив дело так, будто это он в нее влюбился. Миша даже не заметил как она крепко забрала его в свои цепкие ручки. Наглой, алчной, хитрой бабенке на крючок попался. Чем присушила, чем перешибла мою притягательность, как выражался муж в студенческие годы? Наверное, тем, что не претендовала на его руку и сердце. Представляешь, когда Миша, будучи не уверенным в себе после их первого свидания, долго боялся показаться ей на глаза, она сама ему позвонила, мол, разве тебе не понравилось… со мной? Ну, кто же ответит в такой ситуации «нет», тем более, если зависит от этой женщины. Она сама убедила его встретиться с ней снова и использовала по полной программе. И зачастил он к ней… С тех пор мне стали доставаться его нервные бзики и холодная ирония, а ей радости.

Он обрек меня на страдание… Говорил одно, делал другое, проявлял неуступчивость там, где разумнее быть покладистым и наоборот… Когда я его уличила во лжи, то сначала надеялась, что он возмутится на мои слова, попытается оправдаться, рассеять мои подозрения. Но он не стал выкручиваться, а обвинил меня во лжи и глупых фантазиях. Как я потом поняла, это начальница, имея огромный опыт в подобных делах, научила его обороняться методом нападения. Он находил мои доводы несостоятельными и я, виновато, смущенно и искательно улыбалась, веря и не веря, замолкала. А когда я приперла его фактом их встречи при мне, он развязно заявил, мол, не могу не согласиться с тобой. И это был убийственный, рассчитанный удар по всей моей жизненной позиции, по порядочности и вере.

Ты думаешь, Миша был раздавлен своей виной? Пытался как-то оправдать свои любовные похождения? Пустил покаянную слезу? Нисколько. Напротив, вел себя нагло, как будто за ним стояла справедливость и праведность. Видно, связь с другой женщиной представлялась ему кульминацией всех его тщеславных устремлений и счастливых ожиданий. Она придавала ему уверенность. На другие чувства он не был способен. «Каждому творческому человеку хочется пробовать работать с различным «материалом». Дефицит чего-то – денег, чувств – всегда стимул, – проезжалась я по мужу, когда мне бывало особенно тошно. – К тому же общаясь с другой женщиной, ты даешь выход всем своим комплексам и обидам». Вынуждена признать, что эта связь чрезвычайно льстила его самолюбию. Я считала Мишу скромным, порядочным, а он встретил ту женщину и сразу сделался морально неустойчивым.

– Твой муж жил в мире чудес. Полагаю, он находил себя красивым и остроумным, что с моей точки зрения далеко не так, и с удовольствием предоставлял партнерше насладиться собой. Наверное, и в дальнейшем он не пренебрегал ничем, из того, что предлагали ему обстоятельства. Мой коллега в этой связи шутил, что каждая следующая женщина оказывалась хуже предыдущей, и что это правило сохраняется и в случае мужчин. Может быть, зная это, ты отказывалась от подобных способов расцветить свою жизнь и гордилась своей нравственностью?»

– Миша мог в силу своего слабого характера зависеть от кого угодно, только не от своей жены. Мама сумела его перепрограммировать от моего влияния. Будто к бабке сводила. Она с детства внушила ему патологическую любовь к себе, и, по сути дела, он не воспринимал других женщин всерьез. Они должны были или украшать его жизнь, или пахать на него, как я. Он же умел только влюбляться и был не в состоянии соответствовать моему высокому о нем мнении, – горько добавила Маша. – Есть мужчины жадные и до работы, и до наслаждений. А Миша к работе относился с прохладцей. Он только для себя не был жаден и обладал широкими взглядами, а для своей семьи во всем – очень даже прижимист, скуп даже на добрые слова. Любовь для него заканчивалась там, где начиналась семья. Он не умел ее проявлять, будучи несвободным. Может быть, скудное детство глубоко в нем засело и не давало ему шанса стать щедрым? Но умный человек со временем должен развиваться, меняться в положительную сторону, не позволять душе лениться.

– А если лень черта характера?..

Мужчины в большинстве случаев существа непостоянные. По крайней мере, они себя так видят. Мало кому из них удается сохранить твердость и неприступность. Одни открыто гордятся своим непостоянством, другие помалкивают, таятся. Но и те, и другие не любят порядочных, даже презирают их, мол, слабаки, жен боятся. Таков менталитет наших мужчин с невысоким уровнем культуры.

Но самое неприятное то, что они и в нас подозревают выдуманную ими порочность.

– По своему образу и подобию… Да еще не признают за нами ума, мол, «тело твое есть высший разум». Ницше вызубрили и взяли на вооружение. «Эротикой пронизана вся природа». Умники! А человеческой духовной красоты любви не заметили? Как попугаи с удовольствием повторяют шутку Людмилы Гурченко о том, что любовь одна, только предметы меняются. И тут же утверждают что, наш женский идеализм мешает нам наслаждаться телесной любовью. Какая непоследовательность!

– Отчасти они правы. Зажатость – от неправильного воспитания в семье, – заметила я.

– Любовь к мужчине не столько счастье, сколько несчастье. Много ли было у меня истинно приятных эротических моментов любви?.. Если только в самом начале… да и то… в основном это было яркое желание делать мужу приятное.

Я никогда не касалась Мишиных взаимоотношений с людьми на работе, оставляя за собой право на подобное вторжение лишь в собственной семье, как нечто личное, не предназначенное для дерзких взоров посторонних. Только в ней я позволяла говорить мужу о его поведении. Я, конечно, советовала ему быть с коллегами сдержаннее, чтобы не испортить себе карьеру, но дальше слов дело у меня не шло. Но стоило мне только один раз побывать в его лаборатории, я все сразу почувствовала и поняла без чужих подсказок. Там, в самой атмосфере разливался насыщенный дух его измен. Невооруженным глазом я видела это по тому, как относятся к нему сотрудники. Никто не говорил об этом, но все равно это проявлялось в отдельных жестах, взглядах, улыбочках, в том, как они презрительно или злорадно кривили губы, опускали глаза. Никто к Мише не был положительно расположен. И я уже не тешила себя надеждой, что смогу вернуть себе мужа.

Надо отдать Мише должное: в каком-то уголке своей души, может быть даже немного терзаемой происходящим, он чувствовал, что ему никогда не следует встречаться с женщинами в доме, где проживают его жена и ребенок. И не писанный закон ночевать дома соблюдал. Мне от других такое приходилось слышать!.. Но я не хотела вслушиваться в чужие трагедии. А может, Миша на такое не осмеливался, чтобы не нарываться на скандал? По натуре-то он труслив. Он не хотел разводиться, я его устраивала во всех смыслах.

Я совершенно случайно узнала об изменах мужа и только тогда поняла, где пропадал он, прикрываясь проблемами на работе. Был жуткий стресс… Не одна я такая глупая. У моей знакомой муж целый год «ездил» в командировки на соседнюю улицу. Один раз она заболела и ушла с работы пораньше. Вот тут-то и обнаружила муженька в ста метрах от своего дома. И открылись ее глаза. А она-то с такой любовью рубашки ему наглаживала, чемодан готовила в дальнюю дорогу! Развелась, чтобы не было черных дней – семь в неделю. И хотя ее больше не грела собственная любовь, стародавние шрамы обиды на сердце до сих пор не затянулись. Она как-то сказала мне: «Что бы я пожелала таким вот гуленам? СПИД подцепить. Жестоко? Да. Но я хочу, чтобы они сами себя наказывали». Мне иногда кажется, что такое вокруг нас твориться… сплошь и рядом. Я уже сомневаюсь, есть ли в мире порядочность и счастье. Как-то стала сравнивать судьбы подруг со своей и поразилась тем, как они схожи… Может, конечно, невезучие притягивает к себе таких же невезучих и несчастливых?

– Ты понимала, что Миша сам от тебя никогда не уйдет, не отвяжется? – Я переменила тему разговора.

– Понимала, только с положительной подоплекой. Верила в его любовь.

– И ты не боролась за свою любовь?

– Бывают моменты когда перестаешь бороться, руки опускаешь… Мишин роман с этой женщиной набирал обороты, а я должна права качать? Он будет шастать на сторону, а я ему в своей любви клясться, боясь, что бросит? Не дождется! Не стоил он моих слез. Боже мой, какая я была дура! Ведь было время, когда он, ухаживая за мной, даже не надеялся. Не сразу наши отношения приобрели более очерченную форму… У меня был абсолютный слух на правду. Я умела одним взглядом поставить на место неугодного обожателя, а тут… влипла как муха в расплавленную смолу. Я безошибочно улавливала фальшь, но не верила своему сердцу, считала, наверное, как математик, что голова надежнее. Но Мишино поведение не выдерживало никакой логики и это меня сбивало.