Дневники: 1915–1919

1917

Последнюю запись в предыдущем дневнике Вирджиния Вулф сделала 15 февраля 1915 года; 17 февраля у нее была встреча с дантистом, а затем они с Леонардом отправились на Фаррингдон-стрит204 по поводу печатного станка. На следующий день у нее разболелась голова, и с того момента, имея все более бессонные ночи и беспокойные мучительные дни, она неумолимо погружалась в безумие. К 4 марта Леонард уже не мог сам управляться с женой, и родственники вызвали профессиональных медсестер. Леонард подписал договор аренды Хогарт-хауса 25 февраля 1915 года, а Вирджинию перевезли туда неделю спустя. Проходили недели, на протяжении которых она была непоследовательной, возбужденной и буйной, – много месяцев она находилась под постоянным наблюдением. Вирджиния ополчилась на Леонарда, и два месяца он не осмеливался попадаться ей на глаза. Казалось, она никогда не придет в себя. Однако в июне состояние Вирджинии стало улучшаться, и к ноябрю всех сиделок постепенно отпустили. Чередуя пребывание в Хогарте и Эшем-хаусе, который она сняла еще до замужества, Вирджиния, постаревшая, ослабевшая и заторможенная, медленно возвращалась к нормальной жизни.

Долгое время не было и речи о том, чтобы она хоть что-то писала, а потом близкие ее ограничивали, считая, что работа усиливает возбуждение. Дневник, который она прервала в 1915 году, был забыт. Весной 1917 года Вулфы наконец-то купили печатный станок. Выпустив тем же летом свою «Публикацию № 1», они вернулись в Эшем, где Вирджиния начала вести новый дневник, который, хотя и отличается по характеру от предыдущих и всех последующих, включен в данную книгу.

Эшемский дневник (Дневник II, см. Приложение 1) представляет собой небольшую записную книжку: даты указаны на четных левых страницах перед соответствующим текстом справа; запись каждого дня отчеркнута вертикальной линией. Эта книга оставалась в Эшеме, и Вирджиния пополняла ее во время последующих визитов.

3 августа, пятница.

Приехали в Эшем. Шли пешком из Льюиса. Впервые с воскресенья прекратился дождь. Мужчины чинят стену и крышу Эшем-хауса. Уилл205 перекопал клумбу перед домом, оставив только георгины. В дымоходе на чердаке пчелы.

4 августа, суббота.

Все утро шел ливень. Газеты отправили в Телскомб206, но сигнальщик207 отдал нам «Daily News208». После обеда были на почте в Саутхизе209. Возвращались по холмам. Очень сыро. Кукурузу прибило дождем к земле. Л. делал полки для книг.

5 августа, воскресенье.

Утро было пасмурным, но затем оно становилось все лучше и лучше, пока не превратилось в жаркий солнечный день. Была на прогулке с Л. Видели трех превосходных бабочек210 павлиний глаз и одну перламутровку, а также множество голубянок, питающихся навозом. Все только вылупились211 и порхают на холме. Огромное количество мелких цветов. Нашли грибы, в основном в полых пнях, достаточно для одного блюда. После обеда Барбара212 и Банни213 остались на чай и ужин.

6 августа, понедельник.

Очень хороший жаркий день (Банковский выходной214). Звуки оркестра в Льюисе со стороны Саут-Даунс215. Периодически слышны залпы. Прогулялись по холмам. Набрали много грибов. Бабочки в большом количестве. Леди-цветы подмаренника216, кольника округлого217, тимьяна218 и майорана219. Видела серого ястреба, а не обычного красно-коричневого. Несколько слив на дереве. Мы начали готовить яблоки. 2 шиллинга и 9 пенсов* за дюжину яиц от миссис Эттфилд220.

* 6 августа 1918 г. – 4 шиллинга и 6 пенсов.

7 августа, вторник.

Странный туманный день. Солнце недостаточно яркое, чтобы пробиться. После обеда ходили в Брайтон221. Пленные немцы, работающие в полях на холме, смеялись вместе с солдатом и проходящей мимо женщиной. Ходили на пирс. Пили чай в «Booth222», ужасные люди за нашим столом. На обратном пути заехали в Льюис. Вернулись из Глайнда223 на велосипедах. Н. и Л.224 пошли за грибами и нашли несколько штук, также спеет ежевика, только нет сахара для варенья.

8 августа, среда.

Снова туман. Ходили на почту в Саутхиз. У Л. очень болит нога. Видела, как деревянные скамьи церкви Родмелла225 погружали на трактор-тягач226, видела мужчину с крюком вместо руки. Встретила миссис Эттфилд со свертком, в котором была мертвая курица, найденная в крапиве с отрезанной (возможно, человеком) головой. Домой по холмам. Снова нашли много грибов, лучшие – в лощине. Приехала Аликс227; после чая – гроза с дождем, затем распогодилось.

9 августа, четверг.

За грибами с Аликс. Л. остался дома пилить дрова, так как у него болела нога. Пришел Банни и залез на крышу посмотреть пчел, не стал их трогать, оставив до осени.

10 августа, пятница.

Л. отправился в Лондон на съезд лейбористов228. Снова прекрасный день. Мы с Аликс ходили на холмы за ежевикой и собрали ее очень много. Слуги нашли огромные, так называемые «пластинчатые» грибы, а также «местные», как говорят Вуллеры229.

11 августа, суббота.

Были на пикнике возле Фирла230 с Беллами и др. Проходили мимо немецких пленных, срезавших пшеницу серпами. Офицер и женщина с дневальным скакали галопом по склону. После чая пошел дождь, поэтому развели костер из дров. Генри [овчарка Беллов] следовал за нами до дома, укусил Уилла и напугал слуг.

12 августа, воскресенье.

Собирала грибы. Нога Л. все еще болит. Видела на пне большую зеленую гусеницу с тремя фиолетовыми пятнами на голове с двух сторон. Грибы старые и гнилые. Полевых шампиньонов огромное количество, но очень мало хороших. Нелли и Лотти в Чарльстоне231.

13 августа, понедельник.

Ездили в Льюис с Аликс, она оставила нас на Хай-стрит. Врач осмотрел ногу Л. – скорее всего, это растяжение. Рынок в Льюисе232. Телята, завернутые в мешковину, лежали на платформе. Возвращались пешком из Глайнда. Перед ужином ходили за грибами; практически на каждой травинке спит голубянка. Набрали очень мало грибов, хотя утром видели, как пастух нес их целый мешок. Лотти предупредила, что Уилл собирается взорвать осиное гнездо после ужина, так что мы наблюдали. Сильная вонь, взрыв, рой ос. Это было проделано дважды с гнездом возле дыры в стене.

14 августа, вторник.

За грибами и ежевикой. Шампиньоны, кажется, не дают расти остальным грибам. Войдя домой, мы обнаружили Г.Л.Д.233 Пастух предложил пакет грибов, но оказалось, что там только полевые шампиньоны, безвредные, но слишком мелкие, чтобы возиться с ними. Со стеной закончили, но не очень успешно.

15 августа, среда.

Несса, Мейбл234 и дети235 пришли к чаю. Сестра говорит, что наш розовый цветок – это флокс236, а не маттиола237. Безуспешно ходили по лощине, но Нелли нашла достаточно грибов на холме. Кооперативы отпускают больше сахара в одни руки, так что теперь можно делать джем. Ганн238 берет 4 пенса за кварту [≈ 1,14 л] молока. Дункан приехал на ужин. В 10 вечера они пошли домой по склону. За чаем Квентин объелся чуть ли не до тошноты.

16 августа, четверг.

Всю вторую половину дня Л. и Г.Л.Д. играли в шахматы. Я ходила на почту в Саутхиз. Церковь окружена строительными лесами, а старые деревянные панели прислонены к стене, у ворот сидели каменщики. Женщина попросила меня помочь найти ее детей, купающихся в реке, они не хотели идти домой. Приехал Литтон Стрэйчи. Гуляли в лощине.

17 августа, пятница.

Все эти дни стояла очень хорошая погода: жара, голубое небо, довольно сильный ветер. Так же и сегодня. Все утро Л.С. [Литтон Стрэйчи] писал на террасе. После обеда они с Л. играли там в шахматы. Г.Л.Д. решил поехать в Гилфорд239, поэтому мы прогулялись с ним до Беддингема240. Нога Л. лучше, но хуже после ходьбы. Грибов не нашли и полагаем, что из-за дождей они появились раньше времени. Дрожжей нет, так что пришлось есть пекарский хлеб, очень сухой и пресный.

18 августа, суббота.

Шли в Льюис с заключенным, посмотрели кино, купили несколько товаров. Встретила КМ241, ее поезд сильно задержался. Купили дюжину корней лилий и несколько растений с красными листьями в одном большом горшке.

19 августа, воскресенье.

Сидела в лощине, нашла гусеницу, которую видела на днях, – она превращается в куколку. Жуткое зрелище: голова вращается туда-сюда, хвост парализован; коричневый цвет, фиолетовые пятна еле видно; будто змея в движении. Грибов нет. Прогулялась по холмам с Литтоном. Банни и мистер Гарнетт242 пришли на ужин.

20 августа, понедельник.

После чая пошли в Фирл по холмам. Последние несколько дней летает пух чертополоха. Пастух говорит, что грибы появляются на две недели и на столько же исчезают. По-прежнему хорошая погода: все время юго-восточный ветер и достаточно сильный. Домой по полям. Очень много кукурузы приходится срезать вручную. Мужчины и женщины в 7 вечера все еще работают.

(«English Maryland243» 11 пенсов, «Южный Кенсингтон».)

21 августа, вторник.

Л. в Лондоне на второй конференции. Очень жарко. После чая Л.С. отправился в Чарльстон. КМ и я прогулялись. Опять летит пух. Видела, как «Silver Queen244» летит над холмами в Брайтон и обратно. Над домом пролетело множество аэропланов. У большинства бабочек на шее красные пятна – какие-то паразиты. Посадила красный цветок, который миссис Вуллер дала Нелли, – какой-то сорт лилии.

22 августа, среда.

Л. снова поехал в Лондон на встречу с человеком из Министерства иностранных дел245. Опять очень жарко и ветрено. С полей летит много пуха. После обеда в одноконной повозке из «Ram» [паб в Фирле] приехала КМ и привезла сумку Литтона. Две косилки с тремя лошадьми в каждой срезают кукурузу на поле через дорогу. Косят по кругу, закончили около 5 вечера. На полях за рекой кукурузу уже убрали. Едим картошку из огорода. Сегодня был воздушный налет на Рамсгейт [город в графстве Кент].

(Л. купил мне 10 пачек сигарет; импорт остановлен.)

23 августа, четверг.

Рада побыть в одиночестве. Нога Л. вылечена. Лотти заболела от того, что ела сливы в Чарльстоне. Мы прошли по холму, собрали несколько грибов и спустились в следующую лощину в надежде найти еще, но не нашли ничего. Странно, что их много только вокруг Эшема. Туман и дождь, но в целом погода хорошая, очень ветрено. На вершине холма растет вереск, поэтому он кажется фиолетовым, никогда его там прежде не видела.

24 августа, пятница.

Ветер все сильнее. Нелли ездила в Льюис за книгой для рецензии, и ее чуть не сдуло с моста. На прогулке в лощине мы спугнули ястреба, а затем нашли голубиные перья; он унес птицу.

25 августа, суббота.

Ходила на почту в Саутхиз. Л. занимался огородом. Очередной ветреный день. Я зашла внутрь церкви, окруженной строительными лесами; пол вскрыт, скамьи убраны, кругом лестницы. Висит объявление о том, что реставрация обойдется в £227. Церковь246 стоит там с 966 года. В башне и крыше видны дыры. Мужчины увозят кукурузу с полей. (Дерево из церкви настолько сгнило, что после него на траве осталось много опилок.)

26 августа, воскресенье.

Мы собирались устроить пикник в Фирле, но к моменту выхода из дома начался дождь, и вместо этого мы пошли на почту в Беддингем. Я оставила свой макинтош на живой изгороди, так что он провалился в кусты, и мы промокли до нитки. Весь вечер шел сильный дождь, а, когда мы легли спать, он превратился в ливень. Это первый непогожий день за долгое время, но утро было хорошим. Шквалистый ветер последних дней сорвал листья, хотя лишь некоторые деревья начали желтеть. Огромное количество ласточек летает над полем очень низко и быстро. Ветер срывает грецкие орехи, хотя они еще не дозрели; осы прогрызают дырки в сливах, так что их придется собирать. Мои часы остановились.

27 августа, понедельник.

Мы намеревались поехать в Истборн247, чтобы, кроме всего прочего, починить мои часы, но около полудня не только подул сильный ветер, но и начался дождь. На полях полно ласточек, а ветер срывает ветки с листьями, поэтому деревья уже выглядят тонкими. Л. считает, что ласточек в лощину загнал шторм и там они чувствуют себя в безопасности. Ласточки и листья, кружащие вокруг, выглядят одинаково. Л. взял рукопись с собой, чтобы успеть на лондонский поезд в Глайнде, а затем мы прогулялись по холмам, набрали много ежевики; все кусты усыпаны ягодами, грибов мало. Однако подул ветер и начался такой дождь, что мы насквозь промокли и были вынуждены вернуться домой. После чая разожгли дрова в камине. Ягоды мы съели после ужина, а не чая. Дождь не прекращался, дверь в сад протекает.

28 августа, вторник.

Еще один ужасный день. Листья и ласточки кружат над полем, сад растрепан. Ветки упали поперек дороги, кукурузные снопы опрокинуты, проливной дождь. Слуги собирались в Брайтон, но в итоге остались дома. Они забыли заказать мясо, поэтому пришлось идти пешком в Фирл. Ветер дул нам в спины. Деревья на углу у пруда издают страшный шум, когда проходишь под ними. Но дождь прекратился, и небо над холмами просветлело. Магазины в Фирле закрылись рано. Бакалейщик занимается марками при свете лампы. Из-за бури телефон не работает. Домой шли против ветра, зато без дождя. Немецкие пленные сейчас работают на Хопера248 и хорошо выполняют задачи, а если в 16:30 им дают чай, на чем они настаивают, тогда они работают на час дольше. В такую погоду перевозить кукурузу невозможно. Ганн приходит очень редко. Урожай, говорят, был хорошим, но теперь он испорчен. Вечером снова пошел дождь. Чтобы закончить ужин, пришлось зажечь свечи. Камин разожгли перед ужином.

29 августа, среда.

Еще один плохой день, хотя ветер и не такой шквалистый. Ласточки летают выше. В газетах пишут, что ураган прошелся по всей Англии. После обеда начался сильный дождь, а когда он прекратился, то мы отправились на почту в Саутхиз, споря об образовании. Возвращались холмами. Прекрасный вечер: во время ужина вышло яркое солнце и впервые с субботы был виден закат.

30 августа, четверг.

Несмотря на черные тучи, дождя не было, поэтому слуги поехали в Брайтон. Я гуляла в лощине, Л. косил траву в саду. Снаружи листва на деревьях внезапно стала коричневой и сморщилась, точно высушенная жарким солнцем, хотя внутри кроны листья по-прежнему зеленые. Никаких признаков осени. Голубянки потрепанные и потускневшие. Оса ужалила Л. в лодыжку. Он разворошил их улей. Барбара [Хайлз] и Ник249 пришли на чай и ужин, который нам пришлось соорудить самим, поскольку слуги уехали. После ужина снова пошел дождь, но ветер заметно поутих.

31 августа, пятница.

Последний день августа прекрасен. Ветра почти не было, и постепенно становилось все жарче, так что чай мы пили на террасе. Л. снова косил траву, я гуляла по заливным лугам250, а затем шла по обходной дороге, крадучись за старым Босанкетом251. Видела, как на вершине холма солдат и мужчина на большом вороном коне гнали стадо коров. Очень странное зрелище! Грибы, похоже, испарились. После ужина, пока еще было светло и жарко, мы занялись осиным гнездом и сожгли его дотла. Когда мы заходили домой, осы все еще роились вокруг нас. Серьезный вопрос о курице миссис Вуллер, которая предлагает ее за полкроны252. Яйца тоже подорожали до 3 шиллингов за дюжину. Привезли сосиски.

1 сентября, суббота.

Несмотря на прекрасную лунную ночь, сегодняшнее утро было дождливым и туманным, а над полями висели черные тучи. Однако ветер настолько сильный, что после обеда тучи разошлись и дождь прекратился. Мы ходили в лощину и нашли большого зайца, а потом услышали выстрелы охотников. На самом деле они стреляли в голубей неподалеку от нас. Мы сделали круг и прошли по вершине холма. Кажется, что сейчас середина осени или даже начало зимы. Кроны деревьев ужасного свинцового цвета и как будто сморщенные, цветы потрепанные и коричневые, бабочек почти нет. Л. отправился в Льюис, чтобы встретить миссис Вулф и Б253., они приехали сюда в 7 вечера. Снова прекрасная ночь. Большая белая сова, похожая на чайку, летала вокруг дома и садилась на ограду. На моем участке появились грибы. Л. избавился от ос.

2 сентября, воскресенье.

Непонятная ветреная погода, ливень с утра, однако постепенно начало выглядывать солнце, и вторая половина дня уже была прекрасна. Гуляла с гостями по округе при сильном ветре. Видела ястребов, но больше ничего интересного. Прекрасный вечер: жарко на террасе и светло над холмами до 9 вечера. Предсказывают теплый сентябрь. Согласно газетам, в большинстве районов каждый день в августе шел дождь – худший конец лета почти за всю историю наблюдений, так что нам тут еще повезло. Герберт Вулф и М.А.254 ушли после чая.

3 сентября, понедельник.

Идеальный день: голубое небо без облаков и нет ветра, – словно так будет всегда. Наблюдала за тем, как собака пасет овец. Над деревьями утром и вечером уже летают грачи, иногда вместе со скворцами. Миссис Вулф с Беллой пришли после обеда и взяли нас с собой в Льюис. Узнала про часы: их не починят в ближайшие 3 месяца. Сапоги подорожали до 40 шиллингов, однако в небольшом магазинчике я нашла и купила старую пару за 15 шиллингов, а потом обнаружила новую у себя в шкафу. Возвращалась на поезде, а Л. поехал на велосипеде по прямой из Глайнда через поля – очень хороший путь. Встретила Нелли, возвращавшуюся с коробкой из Кооператива, и прошлась с ней. Вечер был настолько хорош, что мы опять отправились в лощину. Издалека увидели блестящее пятно, но не смогли его отыскать, когда подошли ближе. Около Глайнда видела репейницу255.

4 сентября, вторник.

Проснувшись, я обнаружила, что дом окутан туманом. Ночью мы видели его над лугами. Потом он рассеялся, и был прекрасный, практически безветренный день. После обеда мы пошли за яблоками: я собирала их с нижних веток, а Л. на стремянке – с верхних. В середине процесса заявились Клайв Белл и Мэри Хатчинсон, так что мне пришлось отвлечься. Они остались на чай и ужин, а затем отправились домой по холмам.

5 сентября, среда.

Еще одно чудесное утро. Я прогулялась, а Л. занимался садом. На вершине холма увидела желтушку256 очень насыщенного окраса – впервые за долгое время. Над морем сгустились тучи, и, пока мы пили чай, пошел дождь, затем раздались громовые раскаты и сверкнула молния. Трудно отличить гром от залпов орудий. Немецкие пленные шли по полю. Сейчас они помогают на ферме. Снопы кукурузы все еще стоят нетронутыми у дороги. Слуги остались в Чарльстоне на ночь, говорят, что кроме грома была и стрельба.

6 сентября, четверг.

Была на почте в Саутхизе. Прекрасный день, но ничего особенного.

7 сентября, пятница.

Ходила в Льюис через Глайнд и по новой дороге через поле к станции. В магазин и обратно; ждала Пернель257, но она так и не пришла. Очень жаркий, душный день. Прямо перед нами на тропинке извивалась длинная, около двух футов [≈ 60 см], змея.

8 сентября, суббота.

Мы ходили на вершину холма за ежевикой и легко собрали достаточно для пудинга. Весь день над землей висело облако, пока поздно вечером сквозь него странным образом не выглянуло солнце. Пришла Пернель, затем Филипп Моррелл, а когда мы садились ужинать, еще и Синди Уотерлоу.

9 сентября, воскресенье.

Почти спокойный день; без голубого неба он напоминает зимний, за исключением жары. Очень тихо. После обеда устроили пикник в Фирле. Когда мы уже поели, пришла Несса с пятью детьми258, и мы сидели вокруг деревьев. Прогулялись домой по холмам. Небо над морем красное. Деревья почти такие же голые, как зимой, но в них нет красок.

10 сентября, понедельник.

Ходили на почту в Саутхиз, но у меня заболели ноги из-за сапог, которые сильно велики, поэтому мы присели, а Л. пошел дальше. Прекрасный, довольно туманный, но безоблачный день; все еще жарко. Странно, что в живой изгороди не осталось цветов: все они завяли и пожухли после грозы. Часто раздается звук, похожий на дождь, но это листопад. Немецкие пленные складывают кукурузу на заднем дворе. Они много свистят и выдают целые мелодии, не то что наши рабочие. Налили им чай в большой коричневый кувшин.

11 сентября, вторник.

Прошла по холмам у фермы, видела двух желтушек у муравейника и еще двух, улетевших в сторону Бишопстоуна259. Слышала выстрелы и видела два дирижабля, маневрирующих над морем и долиной. На холмах нашла скрученник260 и полевую горечавку261. Очень жаркий день, но вечером похолодало, так что мы растопили камин. Почти все ласточки улетели. Пернель уехала. Л. нашел проросший грецкий орех и посадил его в саду.

12 сентября, среда.

Я поехала в Чарльстон на велосипеде и добралась туда в 12:30. Дорога между Глайндом и Чарльстоном довольно длинная и скучная, и если ехать медленно, то это занимает около часа. После чая пришел Л., и мы поехали обратно по Бинсток-лэйн, обнаружив, вероятно, более короткий путь. Огромное солнце; холоднее и ветреней, чем раньше. Кукурузу с поля напротив уже убрали.

13 сентября, четверг.

Ветреный день. Из Саутхиза я вернулась домой по холмам. Из церковной башни вытащили кусок камня, внутри видна деревянная рама. Начался ливень, и после чая мы растопили камин; слуги остались в Чарльстоне, дом накрыло грозой. Пили чай на кухне и увидели старика, собиравшего яблоки в ведро. Л. крикнул: «Ты что делаешь!» – и тот убежал.

14 сентября, пятница.

Хотела поехать в Льюис, так как распогодилось, но велосипедная шина оказалась проколотой – очень досадно, но менять ее было поздно, – вместо этого Нелли отправилась к миссис Хаммонд262 и принесла от нее много всего. Очень тепло, и температура на улице комфортная, но кажется, что хорошую погоду пришлось ждать слишком долго. Мы сходили за грибами и не нашли ничего – самый неудачный сезон. Нарезала большой гриб как сыр.

15 сентября, суббота.

Прекрасный день для веселья. Мы отправились в Истборн и сидели в Девонширском парке, наблюдая за игрой в теннис и слушая оркестр. Видели аэроплан в поле недалеко от Глайнда. Он выглядел игрушечным. Дети окружили его, пока мужчина крутил пропеллер. Пили чай со льдом, купили «Kodak263», вернулись домой через Льюис, где купили разные вещи. Лорд Хью Сесил264 сошел с поезда в Глайнде в компании гвардейца. Забавно видеть его разодетым как летный офицер, совершенно седым и с тремя кожаными сумками.

16 сентября, воскресенье.

Пасмурный, но все равно хороший день. Облака слишком высоко для дождя. Прогулялись в Фирл и устроили пикник. Л. взял «Kodak» с собой в Чарльстон. Я ждала его у деревьев. Спустя какое-то время пришли Робин Мэйр265 и Бобо М.266 Они приехали в Талленд267 на выходные и, к моему удивлению, уступают его бельгийцам. Л. вернулся. Несса решила, что «Kodak» вызовет огромную ревность среди детей, так что оставили его дома. Над морем «Silver Queen» и полоса красного цвета, как в прошлое воскресенье. Уилл привез своих хорьков и поймал кролика для слуг.

17 сентября, понедельник.

Слуги уехали с Уиллом на телеге, в 10 утра пришла миссис Хаммонд. В 15:00 перевели часы на зимнее время. Порывистый ветер на протяжении всего дня. После обеда пришла телеграмма от Маккарти: Молли не может прийти, а Дезмонд будет завтра. Ходили на почту в Саутхиз и обратно по холмам, как обычно, по дороге обсуждали Арктику. Дождливо. После чая сшила чехол для кресла. Из-за зимнего времени очень темный вечер268.

18 сентября, вторник.

Ужасно промозглый день: дождь хлестал по всей округе, а когда прекратился, то с моря пришел туман. Тем не менее мы отправились в Льюис, но на повороте у мельницы решили вернуться. Вторую половину дня провели дома в комфорте. После ужина мы сели печатать фотографии, решив, что Дезмонд не придет. Однако он все-таки приехал в 8 вечера, так что пришлось соорудить для него ужин.

19 сентября, среда.

Телеграмма с просьбой отложить пикник. Непогожий день: все время лил дождь и дул ветер. Прогулялась с Дезмондом до Родмелла, чтобы найти виски. Паб был закрыт, потом пришел трактирщик, который не мог нам ничего продать до 6 вечера. Мы задержались, рассуждая, «зачем нужна война?», и представляя, как солдаты будут бить окна, когда вернутся домой и не обнаружат пива. Встретили немецких пленных на дороге. Д. сказал: «Guten Tag269», – и они все ответили. Караульный промолчал. По ощущениям уже зима.

20 сентября, четверг.

Очередной серый ветреный день, хотя и почти без дождя. После обеда в течение десяти минут было голубое небо и яркое солнце. Л. купил виски в Родмелле. Собирали яблоки, и теперь они на столе. Потом мы ходили за молоком в соседний коттедж, возвращались через лощину, где нашли три гриба, а также позвоночник и лапы птицы (то ли голубя, то ли куропатки), только что съеденной ястребом. Очень ветреная звездная ночь.

21 сентября, пятница.

Прекрасный день, хотя и ветреный. Л. отравился в Льюис, чтобы подстричься. Я прогулялась по округе с Дезмондом. Мы много лежали на солнце, обсуждая общество 1870-х. По словам Д., пять дирижаблей «Silver Queen» над морем вокруг Ньюхейвена270 высматривают подводные лодки.

22 сентября, суббота.

Еще один очень хороший день, несмотря на то что давно наступила осень. Грачи селятся на деревьях и шумят по утрам. Несколько грецких орехов созрели. Георгины полностью распустились на клумбе. Деревья настолько голые, что я могу разглядеть сквозь них почтальона, стоящего на вершине холма. В поле напротив дома лежит скошенный клевер и все еще стоит несколько снопов кукурузы. После обеда я сидела на террасе, а Л. занимался садом. После чая Дезмонд отправился в Глайнд, а мы остались у камина.

23 сентября, воскресенье.

Прекрасный день. После обеда собирали яблоки и раскладывали их на солому на чердаке. Прогулялись после чая. Внезапно сильно похолодало. Очень красочный и скорее зимний закат. Слишком холодно, чтобы оставаться на улице допоздна. После ужина слушали истории Дезмонда.

24 сентября, понедельник.

Дезмонд уехал в 9 утра на пролетке [легкая четырехколесная коляска]. Абсолютно идеальный осенний день. Льюис наполовину в тумане, который постепенно рассеивается. Ветра нет. Были в Льюисе. Я ходила пешком в Глайнд, а Л. ездил на велосипеде, чтобы купить растения. В Глайнде встретила Дункана, у которого продолжались выходные. Съела две груши. Толпа людей ждала лондонский поезд. По-видимому, мое письмо Нессе затерялось. Ходила по магазинам в Льюисе. Вернулась в Глайнд и ехала домой на велосипеде сквозь стадо на Олдерни-роуд. Коза вырвалась вперед и куда-то побежала. Великолепный закат. Мужчины работали допоздна, убирая клевер. Где-то за лесом шумит молотилка271.

25 сентября, вторник.

День казался настолько прекрасным, что мы запланировали пикник в Телскомбе. Однако поднялся ветер, а солнце закрыла странная черная дымка, похожая на туман с моря, но не везде, ибо в Льюисе стояла замечательная погода. И все равно было слишком холодно для отдаленного пикника, поэтому мы отправились в долину к заброшенной ферме. Встретили женщину, которая рисовала, и попросили ее присмотреть за моим велосипедом. Прошли через долину и поднялись на холм. Выпили там чай. Нашли поле васильков с маками, явно высеянных рядами. Собрала букет и несколько корней, которые Л. высадил в палисаднике.

26 сентября, среда.

Довольно холодный, но хороший день. Л. собирал яблоки, одолжив у пастуха стремянку. Я ходила на почту в Саутхиз. Прошла мимо двух кадетских отрядов, каждый из которых возглавляли офицер и капеллан. Домой вернулась холмами; из интересного – только бродячая лошадь, бегущая по дороге. Наши подсолнухи уже отцвели. Группа людей вышла на охоту – стреляют метко.

27 сентября, четверг.

Прекрасный тихий день. Прогулялась по вершине холма, предварительно собрав несколько яблок в сачок для бабочек, и нашла в лощине лучшие за долгое время грибы. Пасмурный, совершенно прекрасный день. Вуллеры собирали яблоки и отдали нам половину.

28 сентября, пятница.

Еще один очень тихий день, пасмурный и при этом теплый. Ездила на велосипеде в Чарльстон. Там был Роджер272. Прекрасные клумбы цветов. Название оранжевой лилии – монтбреция273? Старик вынес цветы, которые мы заказали.

29 сентября, суббота.

Л. вернулся в 3:30. Прекрасное утро, и, кажется, установилась идеальная погода. Сделала огромное количество фотографий. Рано утром над домом пролетели аэропланы, что может означать очередной налет. Ночи ясные, лунный свет. Домой возвращалась на велосипеде по полям, что на милю короче, нежели другим путем. Огромное красное солнце заходит около 6 вечера. Л. говорит, что прилетевшие грачи срывают с дерева грецкие орехи: он видел одного с орехом в клюве. Посадили японские анемоны274 в палисаднике, на террасе и в саду позади дома. Собираемся убрать большую круглую клумбу.

30 сентября, воскресенье.

Прекрасный день. Поднялись на вершину холма и набрали в платок много грибов. Встретили Нессу и Роджера, шедших к нам в гости. Они слышали стрельбу над Лондоном и видели огни прошлой ночью. Еще один налет. Мы все ничего об этом не знали, за исключением миссис Хаммонд, слышавшей очень громкие выстрелы по пути домой. Ясные лунные ночи. Гости ушли после чая.

1 октября, понедельник.

На велосипеде – в Льюис; туда и обратно. Проехала мимо пьяного мужчины, которого полицейский вез в Льюис на его тележке с фруктами. Видела, как двое полицейских в Льюисе скрутили кричащего человека – вероятно, его увели с рынка. Закупилась. Встретила Роджера. Он обеспокоен налетами. Еще один произошел вчера между семью и восемью вечера; мы были настороже, но опять ничего не слышали и не видели. Погода по-прежнему чудесная, очень теплая и безветренная. Пришли мужчины и убрали поваленные деревья, оттащив их с помощью лошадей.

2 октября, вторник.

Еще один прекрасный день. После обеда начали делать дорожку в саду и клумбу рядом с ней. Выложили дорожку булыжниками и залили старым цементом. Это очень веселое занятие, и результат отлично смотрится из окон гостиной. К чаю пришли дети275. Они шныряли по дому, а мы подарили им две оленьих головы, вызвавшие полный восторг276. Немного проводили их по пути назад и спустились в лощину за грибами, которые опять растут. Пришлось прилечь на землю, чтобы спрятаться от Генри [овчарка Беллов], бегающего по вершине холма. После чая стало пасмурно. Слышали стрельбу.

3 октября, среда.

Не такой уж и прекрасный день. Поднялся ветер, налетели тучи. Хотя бы налеты прекратятся. Всю вторую половину дня занимались садовой дорожкой. Посадили цветы: желтушники277, маргаритки278, наперстянки279. Спустились в лощину после чая, когда уже почти стемнело. Пришлось отправить Уилла в Льюис за книгой. Сильный ветер. Он вернулся лишь к 10 вечера и стучал в дверь, а мы долго не открывали (по его словам).

4 октября, четверг.

Наш последний день был очень плохим в смысле погоды. Ветер и дождь, совершенно черное небо. Л. пришлось идти пешком туда-обратно в Льюис, чтобы заказать машину на завтра. Я в последний раз прогулялась по округе. Дождь прекратился, но ветер был таким сильным, что Несса и Дункан не пришли, как договаривались. Грибной сезон, очевидно, только начинается. Нашла несколько грибов на вершине холма. При спуске пришлось идти против ветра. Все грецкие орехи осыпаются. Мужчины бросали палки, чтобы сбить с дерева остатки. Не смогла заняться дорожкой. Прекрасная звездная ночь.

После трех месяцев, проведенных в Эшем-хаусе, Вулфы вернулись в Ричмонд 5 октября, где Вирджиния начала вести новый дневник (Дневник III, см. Приложение 1). Титульный лист подписан:

8 октября, понедельник.

Данная попытка начать новый дневник возникла под влиянием импульса, вызванного обнаружением в ящике моего шкафа старого тома за 1915 год, все еще способного заставить нас посмеяться над Уолтером Лэмбом. Таким образом, буду следовать плану, написанному после чая, написанному неблагоразумно, и, кстати, отмечу, что Л. пообещал добавить свой текст, когда ему будет что сказать. Его скромность надо преодолевать. Сегодня мы покупали Л. одежду на осень, а мне – бумагу и ручки280. Для меня это был самый счастливый день, который только можно придумать. Конечно, безостановочно лил дождь. Лондон, по ощущениям, совсем не меняется и заставляет меня думать о том, каким изменчивым он казался в детстве. В магазине был покупавший сапоги мужчина, который настолько разбирался в обуви, что знал разные фасоны и способы пошива и был крайне недоволен, когда ему сказали, что его собственная пара «хорошая и крепкая». «Я ненавижу хорошие и крепкие сапоги», – огрызнулся он. Очевидно, у него особый вкус в обуви. Мы прошли через Гоф-сквер, дом доктора Джонсона281 – прекрасное, очень ухоженное место и не такое обшарпанное, как я ожидала. Маленькая площадь, примыкающая к Чансери-лэйн282, отдана под типографии. Это лучшая часть Лондона с визуальной точки зрения, но точно не для жизни. Неся свою рукопись283 в «Times», я чувствовала себя настоящей писакой. Мы оставили ее у секретаря и столкнулись на платформе Ладгейт-Хилл284 с Брюсом Ричмондом285, сияющим безупречным джентльменом в белых перчатках. Он махнул нам шляпой и исчез. У Лиз286 родился сын, так что наши опасения по поводу отцовства развеялись.

9 октября, вторник.

Мы испытали ужасный шок! Л. пришел таким беспричинно веселым, что я учуяла беду. Его призвали287. После 20 минут подавленного состояния мое настроение улучшилось, поскольку я была уверена, что, кроме неприятностей, нам нечего бояться. Но неприятности в виде недельного ожидания, комиссии в 8:30 утра в Кингстоне и визитов к Крейгу288 и Райту за документами весьма существенны. Ужасно жалко видеть, как Л. физически трясет, так что мы растопили камин и постепенно пришли в себя, но было бы счастьем проснуться и понять, что все это лишь страшный сон.

Мы сделали пробный вариант первой страницы «Прелюдии289». С новым шрифтом она выглядит замечательно. Сегодня утром привезли кучу оборудования для переплета от Эммы Воган290, что свидетельствует о ее причудах, поскольку все выглядит замечательно, а ведь она, полагаю, никогда не занималась переплетным делом. Но в данных обстоятельствах это звучит грубо. Мы недолго прогулялись вдоль реки. Учитывая, что сегодня прекрасный и довольно тихий вечер, вероятно, завтра я буду описывать очередной налет. Трисси291 проводит свой выходной у нас. Я сбилась со счета, сколько людей звонило сегодня утром, – Аликс, например, которой, видимо, уже не терпится начать работать. А еще у нас на примете есть кламбер-спаниель292 из Уимблдона293, хозяина которого забрали в армию. Кей-Шаттлворты объявили294 о рождении мальчика словами «Его идеальный дар» – хорошее название для картины Королевской Академии художеств или романа миссис Уорд295 и ужасный пример того, как богачи привлекают внимание к своим несчастьям.

10 октября, среда.

Ни воздушных налетов, ни последующего беспокойства за нашу страну. Кстати, лежа в ванне, Л. пришел к выводу, что он заслужил немного удачи, и, вскрывая свои письма, обнаружил чек на £12 от шведской газеты, которая, хотя и не вышла в свет, все-таки заплатила по счетам. Я же получила свои £4. Вчера поздно вечером мне сказали, что статью296 о Генри Джеймсе по возможности нужно закончить к пятнице, поэтому пришлось повозиться с ней сегодня утром, а поскольку я скорее жалею о времени, потраченном на статьи, и все же не могу не тратить его, когда оно у меня есть, теперь я рада, что закончила и отпустила эту работу. А еще мне предложили написать статью297 об Англии в романах Харди и Э. Бронте298. Мы прогулялись вниз по реке, через парк и вернулись к чаю пораньше. Прямо сейчас Л. занимается созданием клуба «1917»299. Я сижу у камина, и у нас есть перспектива прихода КМ на ужин, за которым предстоит обсудить много деликатных вещей. Мы заметили, насколько медленнее здесь желтеют и опадают листья, по сравнению с Эшемом. Кажется, что сейчас вполне бы мог быть август, если бы не разбросанные повсюду желуди, наводящие на мысль о таинственном распоряжении, заставляющем их погибать, или о том, что все мы в дубовом лесу.

11 октября, четверг.

Вчерашний ужин прошел на ура: все деликатные темы мы обсудили. Хотелось бы нам с Л., чтобы первой ассоциацией с КМ не была вонючая африканская циветта, вышедшая прогуляться по улицам города. Честно говоря, я немного шокирована ее на первый взгляд заурядностью, жесткостью и дешевизной. Однако, когда это впечатление отступает, она оказывается настолько умной и непостижимой, что ее дружба с лихвой все компенсирует. Мое выражение «целомудренный и нечестивый»300 Марри301 преувеличил до такой степени, что по каким-то личным соображениям внезапно решил завязать с Гарсингтоном. Мы обсуждали Генри Джеймса, и КМ, как мне показалось, освещала нам этот путь. За ней пришла работница производства боеприпасов по имени Лесли Мур302 – еще одна из тех женщин, что ходят по грани приличия и, разумеется, обитают в «преисподней», – довольно жизнерадостная, с бледной кожей, не привязанная к тому или иному месту. Сегодня бедняге Л. пришлось обойти всех докторов и разные комитеты, а также посетить Сквайра. Л. заново освидетельствуют. Он весит всего 9,6303. Я купила себе перчатки на зиму, получила справочник в Лондонской библиотеке и встретилась с Л. в «Spikings» за чаем. Небеса благословили нас, послав экспресс, на котором мы быстро вернулись домой. Очень приятно быть здесь, у нашего камина, хотя пришлось самим растопить его и приготовить ужин, поскольку у слуг выходной.

14 октября, воскресенье.

Нужно совершить ужасное признание: признаки смерти, похоже, начали появляться и в этом дневнике. Но у меня есть оправдание. Нам позвонили Беллы и предложили поужинать в Сохо, что, к сожалению, вызвало ожесточенную дискуссию. Пришлось отложить поездку в Кингстон: ночь была сырой, а Л. не хотел ехать, – короче говоря, все старые аргументы304 разожгли новый спор. Итак, мы отправились на ужин с тоской в душе, нашли нужное место305 позади театра, провели вечер с Роджером, Ниной Хэмнетт306, Саксоном307 и Барбарой и вообще устроили вечеринку, которая вполне могла бы фигурировать в романах Уэллса308. Но мне понравилось, а Л. – образец самообладания. Замечания Клайва в основном подчеркивали, что он находится в центре всех событий, но не так агрессивно, как обычно. Несса нашла гувернантку309, ниспосланную ей, очевидно, Богом. А что произошло в субботу? Этот день был полностью истрачен на военных. Мы снова в безопасности и, как говорят, теперь уже навсегда. Наше появление разрешило все вопросы; пройдя пешком через Кингстон, мы оказались у врача около полудня, а к половине первого все было кончено. Я ждала Л. на большой площади, окруженной казармами, и мне это немного напомнило Кембридж: всюду ходят мужчины в форме, спускаются по одним лестницам, поднимаются по другим, – вот только гравий и никакой травы. Неприятное ощущение контроля и бессмысленной решимости. Большая борзая, символ военного достоинства, разгуливала, я полагаю, сама по себе. Л. был сильно оскорблен тем, что доктора за ширмой назвали его «парнем со старческим тремором». К счастью, по пути в Ричмонд эти впечатления постепенно рассеялись. Герберт пришел на чай вместе с псом Тинкером, крепким, активным и смелым зверем бело-коричневого окраса с огромными светящимися глазами, он немного напоминал мне Доминика Спринг-Райса310. Мы повели пса на прогулку, но только его отпускаешь, как он начинает прыгать через заборы, бросаться в открытые двери и вести себя словно дух в поисках чего-то, что потеряно навсегда. Вряд ли мы с ним управимся. Выпускать ли мне мэнкса311, подаренного нам на этой неделе?

Л. в Хампстеде. На ужин придут Аликс [Саргант-Флоренс] и Лилиан Харрис.

15 октября, понедельник.

Главным фактом сегодняшнего дня я считаю раскрытие и развитие характера Тинкера, сделанные в правильном направлении. Пса долго выгуливали у реки, по улицам и в парке; дух его велик, но практически подконтролен. Он дважды плюхался в реку и выныривал, безудержно носился за черным пуделем и исследовал садовые калитки, которые, похоже, его завораживают. Это человеческий пес, и от других собак он почти отстранен. Вчера вечером Аликс и Лилиан вели себя как обычно, за исключением того, что у Лилиан на макушке была темная повязка (слуховая чашка), и слышала она почти идеально. Более скромного и приветливого, но в то же время сведущего и решительного человека не существует. Несмотря на природную консервативность, она остается верной либеральным принципам – довольно удачное сочетание. Кроме того, Лилиан всегда полагается на свой мозг и посему разумна в любых вопросах, кроме искусства. Аликс же создает атмосферу сдержанного безумия, прочного и глубокого, но давящего, как в угольном погребе. Однако мы заметили, что она очень хочет взяться за работу у нас и придет учиться уже завтра. Мэнкс сидит на коленях у Л. Тинкер время от времени поглядывает на кота.

16 октября, вторник.

Как странно, что судьба умудряется запихивать деньги в сытую глотку и морить голодом, когда у нас ничего нет! Вот мы заработали £270, кажется, в «Bah Lias», а сегодня утром они написали, что «Mitchells» платят 4 шиллинга с фунта, что принесет нам еще £120312. Два года назад у нас были ужасные долги, и пришлось все продать, чтобы расплатиться. Мы с Л. ежемесячно получаем большие или по крайней мере существенные чеки за свои обзоры. После обеда мы всерьез занялись работой на печатном станке; Аликс пришла вовремя, получила необходимые инструкции и осталась сидеть на своем высоком табурете, пока мы отправились гулять с Тинкером, который прыгнул с парапета в лодку, накрытую брезентом, провалился сквозь него и вылез обратно, не пострадав, но сильно удивившись. Вернувшись, мы застали Переру313, как обычно, в слипе314 и с бриллиантовыми инициалами на галстуке; по правде говоря, у бедного маленького негодяя цвета красного дерева не так уж и много тем для беседы. Характер губернатора и грехи Министерства по делам колоний – вот его темы; всегда одни и те же истории, суждения и неизменное сходство с обезьянкой в клетке, учтивой снаружи и непостижимой внутри. Он поставил меня в неловкое положение, протянув сверток с кружевом и сказав: «Сувенир с Цейлона, миссис Вулф», – скорее взятка, но выбора не было и пришлось взять. Когда они ушли наверх, Аликс торжественно и неторопливо объяснила, что ей скучно, а еще ее беспокоит двухчасовое сочинительство, и она хочет бросить это занятие. Своего рода болезненный анализ ценностей и мотивов в сочетании с тупой ленью привел ее к этому решению и, я думаю, приведет ко многим другим. У нее хорошие мозги, но недостаточно жизненных сил для поддержания их работоспособности. Идея Аликс тяготила ее, но я заверила, что не стоит и переживать об этом.

17 октября, среда.

Сегодня днем я ходила на выставку в «Heal315», а Л. провел утро на кооперативном собрании316. Сначала я простояла у стойки в «Mudie’s317», пока тучная вдова выбирала себе 10 романов, принимая их из рук работника, словно ручная собачка, и попутно оговаривая, что ей не нужна вульгарность или сплошные описания, а хочется побольше событий в сюжете. Компаньонка советовала «Южный ветер318», расхваленный критиками, – только умные разговоры и Италия. «Но я не выношу разговоров! Мне нужны чувства», – ответила вдова и вцепилась в еще один кусок сладких чувств, явно не касающихся войны или пьяниц. «Думаю, мне надо сократить абонемент до 8 книг», – заметила она и потащилась со своими десятью томами в Уокинг [город в графстве Суррей], я полагаю.

Оттолин была сама не своя: плотный черный бархат, застегнутый на все пуговицы, шляпа, похожая на пляжный зонтик, атласный воротник, жемчуг, тени на глазах и рыжевато-золотистые волосы. Излишне говорить, что картины никто толком и не смотрел. Там был Олдос Хаксли319, бесконечно высокий и худой, с непрозрачным белым глазом. Симпатичный юноша. Мы ходили взад-вперед по галерее и обсуждали его тетю, миссис Хамфри Уорд, чья загадочность все сильнее, а обаяние, остроумие и темперамент характеризуют ее как женщину, полную знаний и юмора, не говоря уже о книгах. Отчасти это подтверждает история с Арнольдом320, который довел их до банкротства 4 года назад, а она спасла всю семью, круглосуточно работая своим пером. Мы пили чай с Роджером. Я чувствовала сильное напряжение: Оттолин была вялой и отстраненно женственной, что всегда угнетает. Казалось, у обоих до сих пор перед глазами стоит их ссора321. Я прогулялась с ней под ливнем до Оксфорд-стрит322, а она без особого радушия купила мне алые гвоздики.

18 октября, четверг.

Леонард был на своей конференции до 5 вечера, а телефон беспрестанно звонил (так мне казалось, пока я пыталась прижать миссис Мэйнелл323 к стенке в своем обзоре). Какая же скучная жизнь без него! Даже неугомонный нрав Тинкера не помог. Правую руку сводит судорогой, когда держишь его на поводке. На воле он хаотичный, но в целом послушный*. Я пила чай на кухне, а Л. вернулся, когда я его уже допивала. Мы сидим в окружении котят и собак, которые теперь находятся на грани каких-то подозрительных отношений. Мы ждем в гости Кэ324.

* Это, надо уточнить, относится к Тинкеру, а не к Л.

19 октября, пятница.

Мы думали, что мягкость натуры Кэ торжествует над бюрократией, угрожавшей лишить ее всего очарования. Но нет, офисная работа – это не бассейн, в котором можно провести всю жизнь. Она жалуется на выпадение волос, которые, однако, показались мне гораздо более мягкими и шелковистыми, чем прежде. Она осталась на ночь, а утром спустилась вниз с кожаным чемоданчиком в руках, чтобы успеть на ранний поезд. Я получила письмо от Нессы касательно слуг и поэтому днем отправилась к миссис Хант – в таинственное здание325 со множеством стеклянных коридоров, ведущих в помещение, отведенное под стирку и глажку голубых и розовых передников, по крайней мере так это выглядело. Свободных горничных не оказалось. Умело подгадав поезда, я добралась до Эолиан-холла326, где заплатила шиллинг и послушала очень длинный и красивый октет Шуберта327. На выходе я увидела седую женщину с растрепанными волосами и без шляпы – Аликс, и мы пошли на чай в «Spikings». У нее есть своего рода независимость и отсутствие переживаний по поводу внешности, которыми я восхищаюсь. Но, пока мы гуляли вверх-вниз по Дувр-стрит, она, казалось, уже была готова сорвать привычную завесу юмора и сплетен и обнажить свое замогильное отчаяние. Бедняжка!

– Куда ты сейчас, Аликс?

– Понятия не имею.

– Звучит мрачно! Разве ты не ждешь с нетерпением завтрашних одиннадцати часов утра?

– Я лишь хочу, чтобы они не наступали, вот и все!

И я оставила ее, бесцельную, одинокую и без шляпы, бродить по Пикадилли.

20 октября, суббота.

К счастью, или, можно сказать, к несчастью для Аликс, она не бродила по Пикадилли всю ночь, иначе огромная бомба, вспахавшая тротуар у «Swan & Edgar», вырыла бы ей могилу328. Примерно в 21:30 мы услышали два тихих, отдаленных, но отчетливых удара, затем третий, от которого задрожали стекла, а потом – тишина. Оказывается, прилетал цеппелин: он незримо висел над городом час или два и улетел. Больше мы ничего не знаем.

Выйдя на прогулку, мы столкнулись с гладким и прилизанным, провинциального вида мужчиной, нашим Уолтером [Лэмбом], посланным Небесами для воскрешения этой книги, я думаю. Он привязался на несколько часов: гулял с нами, напросился на чай, а прояви мы чуть больше интереса, который неуклонно ослабевал, остался бы и на ужин. Все разговоры сводились к лорду Кентербери329, миссис Сакстон-Нобл330 и Королевской Академии художеств, а каждая история подчеркивала его собственный успех, манеры или материальное процветание. О короле, однако, сплетничали мало. Он предпочитает королеву331 и сумасшедшую принцессу Викторию, которая врывается в комнату и заявляет, что собирается жить в его доме. Цвет лица у Уолтера как у восковой фигуры, а голова гладкая, словно яйцо. Его литературный вкус и стиль ничуть не изменились, хотя он больше не писатель и вообще не кто иной, как секретарь президента332, которому Лэмб кажется сыном-нахлебником. К нам Уолтер относится отчасти дружелюбно, отчасти настороженно. Он связал свою судьбу с ортодоксами333, но не может решиться полностью оставить другую жизнь.

21 октября, воскресенье.

Литтон пришел на обед, а Голди – на ужин, так что мы проговорили 6 или 7 часов подряд. Гуляли вдоль реки и по парку. Литтон в хорошем настроении: он только что закончил писать книгу334 в 100 тысяч слов, хотя теперь делает вид, что ее не получится опубликовать. Он намеревается покинуть Лондон и «вечно» жить в деревне. Прямо сейчас Саксон и Оливер смотрят дома в Беркшире335. Кажется, это хорошо, когда друзья экспериментируют. Бедняга Голди, очевидно, уже староват для таких вещей. Будь я злой, то сказала бы, что он уже достиг стадии законченного болтуна. Его длинная и умело рассказанная история смогла развлечь великосветских гостей за столом, а после ужина говорил Леонард. У пожилых людей не хватает сил для отстраненности. Эта война, кажется, полностью овладела Голди, не оставив ничего другого. На самом деле он выглядел исхудавшим и потрепанным, но был бесконечно добрым, обаятельным и преданным, – каждая унция жизненной силы используется по делу: нет времени экспериментировать, быть может, недостаточно любопытства, но есть в нем предельная доброта и сочувствие, которые у молодых людей обычно граничат с влюбленностью. В «Manchester Guardian336» ему предложили поехать337 в Россию, но он сомневается, что получит паспорт.

22 октября, понедельник.

Близится полнолуние, а вечерние поезда постоянно набиты людьми, покидающими Лондон338. Сегодня утром мы увидели дыру от взрыва на Пикадилли. Движение было остановлено, а народ медленно обходил это место, в сравнении с которым рабочие, что его заделывали, выглядели крошечными. Все окна «Swan & Edgar» закрыты мешковиной или досками, видны выглядывающие продавщицы, но не товары, хотя говорят, что «дела в универмаге идут как обычно». Окна разбиты хаотично: некоторые с этой стороны, некоторые с той, а другие и вовсе целы. Однако наша Лондонская библиотека невредима: мы нашли нужные книги, простояли в метро всю дорогу до Хаммерсмита и только что вошли домой. Берт339 ранен, а Нелли поехала к Лиз. Она считает это не только своим долгом, но и правом – демонстрировать, как слуги нынешнего поколения улучшают свое положение.

23 октября, вторник.

Нужно признаться, что я нашла здесь еще одну описку, но, если не относиться к этому с юмором, я начну ненавидеть дневник, поэтому его единственным шансом на жизнь является мое безропотное принятие ошибок. Я помню, что мы гуляли и печатали, а к чаю пришла Маргарет [Ллевелин Дэвис]. Какие же блеклые эти пожилые женщины! И Маргарет, в частности, быстро теряет блеск своей красоты: к сожалению, кожа грубая и бледная, как у жабы. На этот раз мы полностью захвачены революцией340 в Кооперативе, фигурами мистера Кинга341 и мистера Мэя342, а также новыми возможностями. Время от времени я получаю пощечину, напоминающую о моем крайне незначительном положении в этом мире, и тогда я впадаю в депрессию, начинаю копаться в своих недостатках, но дело в том, что вокруг меня неправильная атмосфера. Думаю, Л. чувствует то же самое по отношению к Гордон-сквер. Потом меня поразила забота, с которой пожилые и внимательные люди относятся друг к другу: «Нужно возвращаться, а то Лилиан будет беспокоиться». А еще у них постоянно возникает усталость или простуда, возможно, отчасти это связано с безбрачием, отчасти с ощущением, будто мир вращается вокруг них, что весьма естественно для Маргарет. Но, несмотря на уязвленное самолюбие, ее доброта и отвага, разумеется, всегда покоряли меня.

24 октября, среда.

Л. отправился на какое-то дурацкое собрание343, но еще он собирается отнести выбранный нами образец бумаги мистеру Байлзу344, которого как-то раз встретил на выходе из редакции «New Statesman». Я немного попечатала, а затем поехала к Джанет. Со временем, конечно, начинаешь радоваться сырости и ветру, поскольку они защищают от воздушных налетов, а ужасный озноб от них уже прошел. Так что сегодня я почти не ворчала из-за сильного дождя и холодной, мрачной, нечеловеческой, первобытной погоды. Как же радостно бывать у Кейсов: такой там радушный прием, такое предвкушение китайского или индийского чая, яиц, свежего хлеба и масла, еще и верхнюю одежду высушат! Эмфи, как всегда, энергична, разговорчива и непоследовательна; она говорила о том, как прошел ее день, о слуховом аппарате, о сахаре и меде – все это звучало свежо, разумно и, очевидно, являлось плодом опыта, который не озлобил и не состарил Эмфи, но и не развил у нее существенных способностей к концентрации. Она удалилась писать свои заметки, а после чая (ее любимое занятие) мы с Джанет разговаривали, и, как обычно, все прошло хорошо. Они переживали, что я опоздаю на свой поезд, и отправили меня на Финчли-роуд345, где пришлось ждать целых 15 минут. Ехала в компании матери и трех ее сыновей, которые заставили всех пожилых джентльменов смутиться и в то же время с искренним умилением наблюдать из-за своих газет за их поцелуями и кривляньем.

25 октября, четверг.

В силу регулярных обстоятельств346 мне пришлось провести весь день в лежачем положении. Однако это время скрашивает стоящая на наклонной подставке печатная машинка, за которой я работаю в своей кровати. Мы сделали пробный оттиск двух страниц на бумаге нужного размера, и результат очень хорош. У нас будет мягкая бумага с желтым оттенком. Пришло меланхоличное письмо от Оттолин, в котором она жалуется на возраст и уродство, на усталость от Лондона и чувство, что она никому не нужна, – все это правда, я полагаю, поэтому мы приняли ее приглашение; с моей стороны это скорее жалость, хотя и симпатия сохраняется. С нами обедали Саксон и Барбара. Мы сдаем Эшем-хаус этой группировке: Ник и Саксон будут вращаться вокруг Барбары, которая краснеет, но сияет в свете их восхищения, будучи очень изящной, милой и по-матерински теплой. В ее присутствии Саксон, как обычно, нежен и, конечно, неразговорчив, а еще он урчит словно закипающий чайник. Поскольку она говорит лишь простые и понятные вещи, мы с Л. были немного сонными, но договорились, что она займется печатью, когда Ник вернется (во Францию). В понедельник я еду с Саксоном в Эшем.

26 октября, пятница.

Ночью либо холодно, либо сыро, либо ветрено, так что мы крепко спим, хотя уже почти полная луна. Мы столкнулись с проблемой корма для Тинкера. Характер пса делает его требовательным гостем. Сегодня мы пошли искать ветеринара и обнаружили, что он занимает часть большого красного дома позади нашего. Мы заглянули в комнату, накрытую к чаю, а скатерть на столе светилась словно бриллиант; вошла девушка, и краем глаза я заметила зал, вымощенный черно-белой плиткой, – очевидно, это прекрасный дом, разделенный теперь на несколько частей. Только что вернулась Нелли, и опять начался привычный смех. Мы дали Лотти 5 шиллингов за то, что она так хорошо справилась в одиночку.

27 октября, суббота.

Сегодня днем мы как раз собирались в казармы Кингстона за военным билетом Л., освобождающим его от воинской службы, когда зазвонил телефон. На том конце я услышала непривычный и, очевидно, довольно нервный голос Клайва, который спрашивал, можно ли с нами поужинать. Похоже, трещины будут заделаны очень быстро347. Мы прогулялись через парк, не смогли получить документы, пили чай в Кингстоне и, наконец, купили мне наручные часы за 15 шиллингов – круглый, яркий и полезный механизм, на который я постоянно смотрю и понимаю, что он действительно экономит время. Мы вернулись поздно, пришел Клайв и был, на мой взгляд, очень веселым и весьма разговорчивым; он завел много зайцев и ловко за ними гоняется, если те убегают, а еще он достаточно безобидно и умеренно хвалил сам себя. Клайв так бодр и по-прежнему умен, что мне нравится проводить с ним вечера. В придачу и Л. был весьма добродушен и учтив. Мы сплетничали, прыгая с темы на тему: персонажи, французские книги, интриги348 Мэнсфилд и т.д. Клайв был одет в свой стандартный костюм каштанового цвета, волосы зачесаны назад, чтобы скрыть лысину, а брюки натянуты не так высоко, как обычно, – словом, он был на высоте. Адриан получил предписание врачей больше не заниматься земельными работами349.

28 октября, воскресенье.

По-прежнему никаких налетов: видимо, легкий вечерний туман удерживает врага от нападений, хотя ночью все еще достаточно светло из-за очень яркой луны. Те, кто на этой неделе покинули Лондон, должно быть чувствуют себя немного глупо. Идеальный октябрьский день: солнце светит сквозь оставшиеся на деревьях красные листья. Дабы провести побольше времени в обществе Л., я решила пойти с ним в Стейнс350. Мы прогулялись от Шеппертона351 через Лалхем352 в Стейнс вдоль реки – плоская и очень тихая местность, постепенно превращающаяся в город. Розовые кресла были расставлены вокруг переполненного, но не роскошного чайного столика: множество маленьких тарелочек, крошечных ножей. Гостям предложили угощаться самостоятельно. Там был испытывающий некоторые трудности мистер Лок, а вскоре появились Алиса, Флора, Клара и Сильвия353 – возникло жуткое ощущение, будто вся Хай-стрит Кенсингтона ввалилась в комнату. Нормальность происходящего произвела на меня впечатление: ничего прекрасного, ничего определенного, – как странно, что природа в изобилии создала именно такие типажи. Затем служанка объявила: «Мистер Стерджен354», – и Флора выбежала из комнаты с криком «Иду!». Все сказали: «Ох! Ах! Как здорово!» – так театрально, словно вся эта сцена была частью спектакля. Мы ушли после второго акта; Тинкер сорвался с поводка и убежал, но вернулся. Теперь мы дома; очень холодно; к нам заглянул Герберт [Вулф], и вот мы сидим у огня – поскорей бы уже воскресенье следующей недели.

В понедельник, 29 октября, пока Леонард отсутствовал, Вирджиния отправилась с Саксоном Сидни-Тернером в Эшем, после чего поехала в Чарльстон и вернулась домой в Хогарт-хаус в пятницу. В Эшемском дневнике есть две соответствующие записи, которые не включены в данную книгу.

2 ноября, пятница.

Уже почти «воскресенье следующей недели», хотя и не совсем, – вообще-то даже не близко, так как прямо сейчас Л. читает лекцию в Беркенхеде355, а потом еще целую ночь, полагаю, будет ехать домой ко мне356. Я нахожу невозможным чтение после поездки по железной дороге; не могу открыть Данте357 или думать о нем без содрогания – отчасти из-за огромного количества газет. Лотти принесла мне все скопившиеся выпуски «Times». Я чувствую себя так, словно много двигалась и продолжаю двигаться, лишь бы поддерживать жизнь. Я имею в виду, что поездки в Эшем и Чарльстон скорее отвлекали меня от мыслей о том, насколько странно и одиноко я себя чувствую. Одиноко не в прямом смысле, конечно. Сначала я провела 2 дня с Саксоном – много разговоров, усиленных его повышенной теплотой близости. Он все еще удивляется собственным ощущениям: вынимает их, смотрит, как они сочетаются, хочет убедиться в их качестве. Конечно, качество очень высокое. Единственный минус в том, что недостаток мужественности в каком-то смысле и украшает и принижает его. Рискну предположить, что это влияние не очень заметной, невыдающейся натуры Барбары. Но, конечно, Саксон по-своему изыскан: такой чистый, мудрый, добрый и чувствительный. Самое любопытное, что он не способен принимать решения и инстинктивно избегает риска, стремясь к бездействию и неподвижности. Когда нужно заказать такси или уголь, он нерешителен как семидесятилетняя старая дева. В интеллектуальном же плане Саксон достаточно самоуверен, но дотошен. Он влюблен и в то же время доволен тем, что Барбара выходит замуж за Ника.

В Чарльстоне появилась новая гувернантка, мисс Эдвардс, очень симпатичная, довольно резкая, не слишком воспитанная или образованная молодая женщина, которая, надо полагать, привыкла покорять своими огромными глазами, белокурыми волосами, прямыми темными бровями, а теперь чувствует себя не в своей тарелке – там, где ее привлекательность не имеет значения. Некому строить глазки – кроме Банни, который сохраняет невозмутимость. Но она воспитывает Джулиана, контролирует его, а ее французский, очевидно, звучит гораздо естественней английского. Я хотела спросить, что она думает по этому поводу. Вчера весь день шел дождь, поэтому я никуда не выходила; утром писала об Аксакове358, а после обеда сидела в студии. Дункан рисовал стол, а Несса копировала Джотто359. Я выдала все свои обрывки сплетен. По сути своей они великие, эти художники: очень мало самосознания, а там, где у меня колючки и выступы, в их разуме – широкие и гладкие пространства. Тем не менее, на мой взгляд, мало кто обладает более сильной хваткой и напором, чем Несса. Лишь двое маленьких и очень активных мальчиков держат ее в напряжении. Мне нравится то ощущение целостной природы в действии, которое она создает. Я имею в виду, что в работе Несса очень практична и профессиональна, в отличие от Дункана и Банни, которые в каком-то смысле, конечно, любители. Полагаю, это влияние детей и ответственности, но я всегда помню, что в ней сильна любовь к фактам. Сегодня утром ко мне в комнату пришел Джулиан, сразу же свернулся калачиком на кровати и продолжил читать книгу с изображением райской птицы360. Он сказал, что прочел «Историю» Гардинера361 около пятидесяти раз. Ему не понравились короли, потому что они скучные, но интересен Ньюкасл362. Насколько я поняла, история Ирландии надоела Джулиану своей бесформенностью, а еще он не мог понять, почему в Американской революции363 не было правой стороны, и это его раздражало. Джулиан считает, что если бы мы уступили в вопросе налогов, то добились бы цели без их ведома, как это случилось с другими нашими колониями. Квентин позвал его на урок, иначе бы он еще долго говорил. Испытываешь настоящий шок, обнаруживая, что ребенок наследует эти старые головоломки и рассуждает о них. Как жаль, что для каждого следующего поколения не может быть новой истории, и до чего ж странно передавать старье новым мозгам! Осмелюсь предположить, что однажды он будет много работать. Это признак старости, когда начинаешь интересоваться молодым поколением и видишь в нем большую добродетель?

Но я была рада приехать домой и почувствовать, что моя настоящая жизнь вернулась – жизнь здесь с Л., я имею в виду. Одиночество – не совсем верное слово; кажется, что личность человека эхом разносится по всему пространству, когда рядом нет того, кто может вместить в себя эти вибрации. Написано не очень вразумительно, но и само чувство странное, словно брак – это завершение игры музыкальных инструментов, и звук одного-единственного проникает в душу, точно скрипка, лишенная своего оркестра или фортепиано. Скучная сырая ночь, так что я буду спать. В наше отсутствие, разумеется, произошел налет.

3 – 5 ноября, суббота – понедельник.

На самом деле налета не случилось, но с учетом состояния наших нервов (нервов Лотти и Нелли, надо уточнить) отключение электричества было воспринято как знак, и, когда это произошло, я, стоя на кухонной лестнице, вдруг поняла, что именно отключение света в будущем станет для нас сигналом. Однако, открыв входную дверь, я услышала обычный шум и голоса жителей пригорода, возвращавшихся домой, а затем мою уверенность подкрепил вернувшийся свет. Мы легли в постель и уснули. Я проснулась без пяти минут семь утра, прислушалась, но ничего не услышала и уже была готова распрощаться со всеми своими ожиданиями, когда поняла, что за дверью стоит Л. Он прокрался в дом словно мышь и уже позавтракал. Мы проговорили так долго, как только смогли: темы перетекали одна в другую, внезапные паузы и всплески, – божественное удовольствие от восстановления нашей гармонии. Л. ехал домой всю ночь. Наиболее пикантным для меня стал его рассказ о спорах, расспросах и экспериментах. Миссис Экхард364 втягивала Л. в обсуждение всевозможных тем, пока он подрезал ее деревья. Его ладони до сих пор черные от сажи манчестерской коры. Мы гуляли у реки и довольно рано легли спать. Отрицая свою усталость, Л. провалился в сон и спал, пока его не разбудили.

В воскресенье я закончила с Аксаковым; преимущество писательства в том, что оно превращает выходной день в будний, несмотря на рев военной музыки и церковных колоколов, почти всегда начинающийся около 11 часов утра, – шум, на который другие люди не имеют права. Поскольку был прекрасный день, мы прогулялись вдоль реки и через парк, вновь встретив нашего Уолтера в компании мужчины, похожего на школьного учителя. В нижней части парка, где растут кедры, оленей не было. К чаю пришел Перера, и я оставила его наедине с Л., опасаясь получить еще какие-нибудь кружева. Однако я полагаю, что, благодаря успеху цейлонского бизнеса365, Л. теперь грозят золотые часы. «Daily News366» в трех разных местах разразилась негодованием.

А сегодня мы были в Лондоне, только что вернулись и сидим в ожидании ужина. Предвкушая интересные события и остроумие автора, я потратила 8 пенсов на журнал с любовными письмами миссис Асквит367, а они оказались такими же плоскими, слабыми, вульгарными и безграмотными, как если бы их писала миссис Глин368, – есть там что-то высокомерное, словно она снисходила до писанины. Мы, как обычно, пошли в Лондонскую библиотеку, а на выходе столкнулись с мрачной дамой без шляпы, секретаршей Л. – Аликс369. Она направлялась искать факты, которые глаз Л. обычно находит гораздо быстрее. Мы заметили, что дыра на Пикадилли почти заделана, но стекол в окнах универмага по-прежнему нет. Леонард пошел в издательство «Williams & Norgate» по поводу своей книги и задержался там настолько, что, сидя в чайных комнатах Клиффордс-Инн, я успела основательно возненавидеть миссис Асквит. Разговор был жарким: Л. обвинили в подлости только из-за того, что он предложил свою книгу Беллам (с подачи Маргарет370). Возможно, удастся договориться, но их человек – некомпетентное и глупое существо, которое никогда не уступит и продолжит качать права. В метро за верхний поручень держался Малкольм Макнатен371, седой, элегантный и с виду явно преуспевающий.

6 ноября, вторник.

Печальный факт заключается в том, что на текущий момент, 5:30 вечера, Тинкер пропал. Его выпустили в сад, он прокрался в соседний дом и, по-видимому, обнаружив открытую калитку, сбежал. Пропажу заметили после обеда. Л. безуспешно искал его по округе. Мы сели на автобус до Кингстона и в последний, будем надеяться, раз посетили призывной пункт. После ожидания в уже знакомой комнате с двумя деревянными лавками, висящим полотенцем и серым пальто цвета хаки Л. выдали бумагу, в которой сказано, что он «полностью и перманентно освобожден от военной службы». За продажу такого документа, вероятно, можно выручить £500. Мы были очень расстроены пропажей спаниеля, который нам так понравился, и сообщили в полицейский участок. Их огромная доброта и здравый смысл произвели большое впечатление. После подачи заявления они позвонили в Кью, и сержант полиции сказал: «Премного вам благодарен, сэр». Как грустно снова искать потерянного пса. После истории с Тимом372 даже мне трудно сохранять оптимизм.

10 ноября, суббота.

Еще одним печальным фактом является то, что я пропустила несколько дней: среду и четверг – из-за поздних возвращений домой, а пятницу – из-за мрачного настроения и серьезных споров с Л., явно не способствующих писательству. Однако нужно разобраться с разгулом, хотя я и не признаю, что именно он стал причиной нашего уныния. Несса не спала, а я провела день в Блумсбери. Сначала отнесла свои часы мастеру на Поланд-стрит373, и он сказал, что их нужно только почистить; потом пошла в «Omega», где в полутьме Роджер водил трех болтливых француженок по выставке и, как обычно, делал вид, будто французские манеры и язык вызывают у него особый восторг. Картины мерцали в полумраке; особенно меня впечатлил Гертлер374; работы Ванессы тоже очень хорошие, а у Дункана, как мне показалось, они милы и лишь претендуют на красоту. Фейт375 нервничала и тряслась, пытаясь заставить меня посмотреть ее показ платьев, ведь это был день частных просмотров. Мы пили чай в швейной комнате, ходили взад-вперед, поедая сухой пирог, пока Мейбл пришивала подкладку в углу, а Роджер писал письма на коленке. Потом появилась Несса, и мы ушли; по дороге домой я купила пальто абрикосового цвета. Пила чай на Гордон-сквер; меня постоянно озадачивает обновленное соглашение, из-за которого там нет гостиной376. Несса обдумывает какую-то новую схему образования377: 6 мальчиков, репетитор и гувернантка – все это она планирует на следующее лето. Мисс Эдвардс стала регулярно встречаться с солдатами на холмах, и, боюсь, ее сил на воспитание детей не хватит. Это была прелюдия к вечеринке на Гордон-сквер 46, куда я отправилась в сырость и слякоть ради двух часов жизни, которые, впрочем, принесли удовольствие. Обычные гости и привычное ощущение пребывания в знакомой, но возбуждающей атмосфере, где все люди, о которых мы привыкли думать, были во плоти. На полу сидело множество лохматых молодых женщин в янтаре и изумрудах. Молли, Ванесса и я являлись воплощением почтенной зрелости. Оливер казался нашим дружелюбным и веселым дядюшкой. Рэй походила на бабушку, очень властную, упитанную и авторитетную. Большую часть времени я провела с Оливером, а когда часы пробили десять, то встала и ушла – пример добродетели, если таковая существует. Потом нас накрыло уныние. Л. был раздражительным, удрученным и холодным. Мы легли спать. Я проснулась с ощущением провала и усталости. Это состояние накатывало на меня волнами целый день. Мы гуляли по берегу реки на холодном ветру и под серым небом. Оба согласились, что жизнь без иллюзий – отвратительная штука. Иллюзии не хотели возвращаться, но все же вернулись в 8:30 вечера, когда мы сидели у камина, и после наших веселых кривляний день подошел к концу.

Сегодняшний день был очень радостным, несмотря на худшее сочетание стихий, которое только можно представить: лютый холод, грозовое небо и дождь. Л. ходил в приют для пропавших собак, но безуспешно. Мы развесили объявления, однако надежда почти иссякла. Уже два дня нет писем.

11 ноября, воскресенье.

Воскресенье, очевидно, становится для нас тем же, чем оно было для наших отцов, – временем бурной светской жизни, и, поскольку исконно это скучный священный день, замысел не так уж плох. Но я все равно не знаю, чем можно оправдать наш обед у Веббов.

[Текст ЛВ] Я опрометчиво дал согласие иногда писать здесь страничку-другую, и теперь В. призывает меня сдержать слово, а, поскольку это отвлечет меня от чтения речей Джозефа Чемберлена378, я не вижу причин отказываться. Мы ходили на обед к Веббам, а еще там были мистер и миссис Тоуни379. Ранее я уже встречался с ней, но не с ее мужем. До их прихода Веббы сказали нам, что он идеалист. Теперь, познакомившись, я могу только добавить, что он идеалист с черными зубами. Один из худших обедов с Веббами, на котором мы были. Вирджиния сидела между мистером В. и Т., а я – между их женами. Миссис В. почти сразу начала говорить о Комитете по реконструкции380, в котором она состоит. Она болтала без умолку, и каждое десятое слово было «комитет». Ей, очевидно удалось изобрести комитеты по делам младенцев, лунатиков, больных, инвалидов и мертвецов, но ее план или Вселенная явно не будут завершены, пока она не придумает комитеты для трудоспособных и безработных. Однако она не теряет надежд. Тем временем Вирджиния сидела в одном углу, а я в другом, и мы оба погрузились в молчание, пока миссис Т. занималась бессмысленными расспросами Веббов о женщине со сломанным бедром из лазарета профсоюза Уолтемстоу381. Сразу после обеда мы сбежали и поехали на автобусе от Вестминстера в Хаммерсмит, очень холодном, но освежающем после всех этих комитетов.

Л. был знаком с ними, а, вернувшись домой, мы обнаружили в комнате много людей: Розалинду с Арнольдом Т.382 и Кэ Кокс. Розалинда – маленькая, бледная, с темными глазами и копной волос, спокойная и решительная с виду женщина – мне понравилась, чего не могу столь же уверенно сказать о ее муже. Он показался мне гораздо более заурядным и простым, чем о нем привыкли думать. Однако мы оживленно беседовали об искусстве и литературе, а еще я заметила, что Розалинда задумывается, когда с ней говорят, – хороший знак. Насколько можно судить, она так сильно подкована в литературе, что уже почти считается специалистом. Я имею в виду, что если узнать ее поближе, то можно обнаружить некую тщательно выстроенную теорию, объединяющие все ее чувства к литературе. Например, ей не нравится «Король Лир383». Но (или, скорее, поэтому) она показалась мне весьма выдающейся личностью, во всяком случае, по сравнению с умниками из Блумсбери. И пока мы сидели в полумраке с шерстяными пледами, я все гадала, того же ли она сорта. Время от времени мне казалось, будто полуаристократическое происхождение породило в ней некий старомодный этикет. Ее взгляды на правильное отношение к кухаркам и гувернанткам, несомненно, были благопристойными. Наверное, это связано с разницей между образованием Оксфорда и Кембриджа. Странно думать о том, насколько же сильно повлияла эта разница на чей-то разум, даже на мой собственный, полагаю, хотя я там никогда не училась и по своей природе критически отношусь к данным учреждениям. А вот с Арнольдом, как мне показалось, нелегко разговаривать напрямую.

12 ноября, понедельник.

Сегодня, как обычно по понедельникам, Лондон. Мы пошли в «Omega», и, пока осматривались внутри, вошел Роджер, что немного смутило меня, отчасти из-за его собственных представленных там картин, а также потому, что я не люблю говорить об искусстве в его присутствии. Однако он занялся росписью стола и исчез. Потом мы отправились на Гордон-сквер, чтобы забрать мой зонтик, две фотографии и заколку для волос, оставленные там, и кто же мог открыть дверь, как не Клайв? Он пригласил нас войти; в одном из больших кресел сидела Мэри Хатчинсон – жалкая полусонная женщина, на мой взгляд. Она всегда выглядит очень подавленной и покорной. Я выкурила полсигареты с золотистым фильтром и выслушала несколько гарсингтонских сплетен. КМ разорвала отношения с Оттолин в письме, написав: «Ты больше не будешь изображать Графиню перед моей кухаркой», – или что-то в этом роде. Вскоре мы ушли; я отправилась в «Mudie’s», а потом купила «Главную заметку384», чтобы тщательней изучить Р.Т.; Л. встречался с Эдгаром ради таинственного интервью385. Я вернулась домой со своей книгой, которая после Тургенева386 уже не кажется виртуозным произведением, а если не заострить свое внимание на некоторых моментах, то повествование вообще представляется отрывочным и пустым. Л. в суфражистской организации, а я наблюдаю за тем, как 3 огненных шара раскаляются докрасна.

13 ноября, вторник.

Я должна снова пожаловаться на то, что люди мне не пишут. Я им не пишу, но они-то чего? И книга из «Times» не пришла, чему я, впрочем, даже рада, поскольку хочу заняться романом387. На днях Л. начал свою книгу и уже написал две главы. Он трудится как одна из тех косилок, за которыми я наблюдала из окон Эшема, круг за кругом, без спешки и отдыха, пока, наконец, последний маленький квадрат кукурузы в середине поля не будет скошен, – и все готово. Сегодня днем мы уже начали печатать. Нашим первым важным открытием стало то, что пружины неровные, а шарики разные по весу. Мы, вернее Л., более-менее исправили это и напечатали 300 копий первой страницы388, но, несмотря на в целом очень хорошие результаты, хотелось бы иметь еще один станок. Очень холодный день и, можно сказать, уже начало зимы: на деревьях практически не осталось листьев и резко повеяло морозом. Комната после чая – это, безусловно, маленький участок света посреди глубокой тьмы. Л. готовит лекцию, которую он прочтет в Хаммерсмите, а я буду председательствовать в Женской гильдии389.

14 ноября, среда.

Л. прочел свою лекцию, а я председательствовала в Гильдии. Меня всегда озадачивало, зачем туда приходят женщины, если только им не нравится сидеть на чужих стульях, не в своих комнатах, без газа, света и с другими женщинами. Видимо, они не обращают на это внимания; никто из них не мог сказать и слова, за исключением миссис Лэнгстон. Сегодня вечером миссис Аллан – румяная, ясноглазая, проницательная, но не очень просвещенная женщина – целый час выступала на Конгрессе390. Ее речь можно считать докладом, хотя и не слишком интересным. Когда мы обе закончили выступать, вопросов не последовало, и она перешла к еде, но говорила не о продовольствии в стране, а об ужине и чае, которые подают в Торки391. На эту тему она рассуждала свободно и даже страстно в течение 15 минут. Пороки импортеров и преимущества самоконтроля были подробно проиллюстрированы примерами. Л. вернулся около 22:30 после гораздо более успешного вечера в СДК, где среди слушателей были солдаты и индус. Слуги поехали навестить Берта в больнице Эпсома392, Л. безрезультатно сходил в собачий приют, а мы наконец прогулялись до Кью и заметили, что огромные каштановые деревья стали голыми и черными как чугун. Дюжина мужчин ловили рыбу в тихой воде под шлюзом – радостный признак несокрушимой стабильности. Мы зашли к одному небольшому печатнику, у которого есть два станка и один пресс на продажу, и проговорили с ним около получаса. Трудно принять решение, но, вероятно, мы купим один станок и на время откажемся от тех усовершенствований, который Риддел [неизвестный печатник] считает необходимыми, но, по-видимому, не может обеспечить393. К тому же, эти станки в рабочем состоянии и стоят всего £14 или £15.

И снова день без писем.

15 ноября, четверг.

Еще один день без писем, если не считать выговора от ЛПТ за то, что я сказала или не сказала про поэзию Арнольда394 о природе395. На этот раз меня тянет ответить им, что бессмысленно и бесполезно, но уж очень хочется выразить протест против потока оксфордского высокомерия. Весьма успешно мы отпечатали еще одну страницу, что заняло у нас все время до чая, а затем в полумраке отправились к мелкому печатнику, который вот-вот должен прийти и осмотреть помещение для нашего станка. Ему помогает маленький мальчик ростом с Джулиана. Подвал этого печатника вчера затопило из-за женской бани по соседству. Он очень точен в своих выражениях – возможно, это результат окололитературной профессии.

19 ноября, понедельник.

Мелкий печатник пришел, когда мы доделывали последнюю страницу, и пробыл у нас около часа, пока Лотти не позвонила в колокольчик с целью, оставшейся непонятной для него, как человека, который скорее всего не дает у себя обеды. Мы внесли аванс в £10 и получили за них резак, а также оговорили поставку печатного станка к 14 января. Проблема таких людей – их словесный поток: личные истории они рассказывают очень подробно; полагаю, это некая форма хороших манер. В пятницу мы ходили на концерт396 и, когда заиграла английская часть, вышли в переулок с сомнительной репутацией, примыкающий к задней части Бонд-стрит397, – он напомнил мне место для азартных игр лакеев великих людей из романа Теккерея398. Пила чай в «Spikings» с некоторыми представителями высшего класса, напоминавшими домашних псов, которым угрожает холодный душ. Они говорили о нехватке автомобилей. Я купила пару чулок и вернулась домой.

Чулки были частью подготовки к Гарсингтону. Из этого приключения мы вернулись 2 часа назад. Трудно передать полное впечатление, за исключением того, что оно мало чем отличалось от моих ожиданий. Люди, разбросанные по комнате цвета сургуча: Олдос Хаксли, играющий с большими круглыми дисками из слоновой кости и зеленого мрамора – шашки; Бретт399 в брюках; Филипп [Моррелл], облаченный в лучшую кожу; Оттолин, как обычно в бархате и жемчугах, – и два мопса. Литтон развалился в огромном кресле. Слишком много безделушек для настоящей красоты, слишком много запахов, шелка и горячего воздуха, которым тяжело дышать. Все воскресенье гости толпами ходили из одной комнаты в другую: из гостиной в столовую, из столовой в спальню Оттолин. Иногда это ощущение ослабевало, но все же день тянулся очень долго. Утром мы принимали Фредегонду400, а затем после чая я провела примерно час у камина с Оттолин. Выйдя на прогулку, мы столкнулись с автомобилем, полным пестрых и не располагающих к себе молодых людей, одного из которых я забыла, но он там точно был, так как я насчитала четверых. Наиболее заметный из них Эван Морган401 – маленькое рыжее недоразумение с клювом вместо носа и без подбородка, в целом напоминающее хилого бентамского402 петуха, бегающего под ногами. Однако он, очевидно, самым тщательным образом подготовлен к тому, чтобы стать поэтом и эксцентриком, судя по безответственному блеску его речи, несдержанности и одежде, которая, должно быть, скопирована с известнейшего портрета Шелли. Но он был невинен как цыпленок и столь же глуп, что остальное не имело значения. В целом Оттолин мне понравилась больше, чем тому способствовали ее друзья. Ее энергичность казалась достоинством, а в частной беседе пустословие уступило место явным вспышкам проницательности. Ужас происходящего в Гарсингтоне, конечно, велик, но стороннему наблюдателю очевидно, что Оттолин с Филиппом в своем поместье предлагают хорошие условия403, которые люди принимают не очень-то благодарно. Однако разобраться, кто виноват в сложившейся ситуации, не под силу человеческому разуму: они довели себя интригами и настолько запутали отношения, что едва ли здраво оценивают друг друга. В таких условиях, я думаю, Оттолин заслуживает некоторой похвалы за то, что держит свой корабль на полном ходу, и у нее это явно получается. В Гарсингтоне нам было весьма комфортно: очень много еды и обрывки разговоров, сшитые в целый ковер. Строго поговорив с Филиппом, Л. заставил его прийти сегодня в парламент. Он слабый, дружелюбный и очень терпеливый человек, который делает все, что может, и видит лучшее в людях, которые по природе своей ему не нравятся. Мы поехали домой через Оксфорд (там я купила две записные книжки, а Л. – трубку, мы пили кофе и посмотрели колледжи), Рединг404, где мы пообедали, Илинг405, откуда уже вернулись в Ричмонд. Едва мы оказались дома, появилась Аликс, которая только что ушла, но я пропустила большую часть встречи, чувствуя необходимость принять ванну.

22 ноября, четверг.

Я так много хвасталась этим дневником и очарованием наполнения его из неиссякаемого источника событий в Гарсингтоне, что мне стыдно пропускать некоторые дни, но все же его единственный, как я выяснила, шанс на существование – это дожидаться подходящего настроения автора. Кстати, Оттолин тоже ведет дневник, посвященный, однако, ее «внутренней жизни», и это заставило меня задуматься о том, что у меня такой жизни нет406. Впрочем, она зачитала отрывок, который был посвящен мне, поэтому реальность там тоже имеется. Во вторник Л. был в издательстве «Williams & Norgate», где ему предложили публикацию книги по цене 2 шиллинга и 6 пенсов за штуку, что заслуживает внимания. Очевидно, они крайне заинтересованы и не могут скрыть этого, несмотря на желание навязать жесткие условия. Кажется, я закончила с последней набранной для печати страницей. Как бы то ни было, в среду пришла Барбара, чтобы начать работу, и тут же станок полностью вышел из строя, один ролик разболтался и был поврежден, а поскольку у нас иссяк запас букв “k”, то она смогла набрать лишь 4 строчки407. Однако Барбара сделала это быстро и без ошибок, что вселяет надежду. Она приехала на велосипеде из Уимблдона; маленькая коротко стриженная голова, яркие щеки и блестящий жилет придают ей сходство с какой-то бойкой птичкой, но я не уверена, что эта очень выразительная внешность кажется мне действительно интересной. Своим видом Барбара как будто постоянно говорит: «Теперь все палубы отмыты и готовы к действиям», – а действий все нет.

Я ужинала у Роджера408 и встретила Клайва. Мы сидели за низким квадратным столиком, накрытым цветным платком, и ели из тарелок, в каждой из которых были разные бобы или салатные листья – вкусная еда для разнообразия. Мы выпили вина и закончили мягким белым сыром, который ели с сахаром. Затем, совершая великолепный обзорный полет над известными личностями, мы обсуждали литературу и эстетику.

«Знаешь, Клайв, я немного больше понял о том, что является существенным для любого искусства: видишь ли, все искусство репрезентативно. Ты произносишь слово “дерево” и представляешь дерево. Очень хорошо. Теперь у каждого слова есть аура. Поэзия объединяет разные ауры в последовательность». Какой-то такой был разговор. Я сказала, что можно и, конечно, нужно писать фразами, а не отдельными словами, но это не сильно помогло. Роджер спросил, что лежит в основе моего писательства – структура или текстура. Для меня структура связана с сюжетом, поэтому я выбрала второе. Затем мы обсудили значение структуры и текстуры в живописи и письме. Потом говорили о Шекспире409, и Роджер сказал, что Джотто будоражит его не меньше. Это все продолжалось до тех пор, пока я не заставила себя уйти ровно в 10 вечера. А еще мы обсуждали китайскую поэзию, и Клайв заявил, что данная культура слишком далека, чтобы быть нам понятной. Роджер сравнивал поэзию с живописью. Мне очень понравилось (я имею в виду разговор). Многое, разумеется, звучало совершенно расплывчато, и не следует воспринимать сказанное всерьез, но сама атмосфера навевает мысли, идеи, но, вместо того чтобы юлить и разглагольствовать, можно говорить о них прямо, и быть понятым, и даже не соглашаться. Старый Роджер мрачно смотрит не на нашу жизнь, а на будущее всего мира, но мне кажется, я уловила влияние Троттера410 и стада и оттого не поверила его словам. Но когда я вышла на Шарлотт-стрит, где неделю или две назад произошло убийство411, увидела кишащую на дороге толпу и услышала, как женщины оскорбляют друг друга, а на шум сбегаются люди, – вся эта мерзость заставила меня задуматься о вероятной правоте Роджера.

Сегодня был совершенно теплый и очень спокойный день, а после печати очередной страницы у нас как раз осталось время, чтобы прогуляться до реки и увидеть, как все вокруг идеально отражается в воде. У красной крыши одного дома в ее отражении было собственное маленькое красное облачко, а огни, зажженные на мосту, образовали длинные желтые полосы. Очень безмятежно – словно самое сердце зимы.

23 ноября, пятница.

Л. поехал в Лондон с роликами от станка, а я собиралась в Кью. По дороге меня осенило, что нужно все решать четко. Каждый должен принимать решения. Для начала я определилась, что если в Кью сегодня шестипенсовый день412, то я не стану колебаться и не пойду внутрь. Это был именно такой день, поэтому я незамедлительно развернулась и пошла домой пешком. Конечно, решение принесло чувство покоя, хотя я склонна думать, что была неправа. Теплый и безветренный день, а небо по-настоящему голубое. Я пересчитала свои куски сахара (31), но тут вошел Саксон и взял один; он не спал и поэтому разбирал вещи в кабинете. Я собиралась почитать проповеди Брука413, но не смогла, а Саксону нечего было рассказать. Мы обсудили ревность из тщеславия и ревность из любви. Он невосприимчив к обеим. Мне свойственна лишь одна из них, возможно, из-за отсутствия поводов. Л. вернулся после встречи со Сквайром, чья незначительность скорее отнимает блеск у рецензий. Потом пришла Барбара, которая хотела принять ванну, и Саксон последовал за ней. Затем пришел Клайв, и мы болтали – по большей части вдвоем – до 22:30, когда он ушел, одетый, словно джентльмен из Ньюмаркета414, в невероятно толстое пальто. Я нахожу его энергичность отдохновением. Нет нужды искать темы для разговоров: Клайв постоянно переключается с одной на другую. Он оскорблял Оттолин, но говорил начистоту. Обсуждали леди Мэри Монтегю415, а за книгу рецензий416 издательство предложило Клайву £40. В последнее время он превратился скорее в рассказчика, но есть в нем и нечто интеллектуальное, возможно, сохранившееся от стандартов кембриджского образования. Он не дурак, хотя его манеры время от времени дают все основания думать именно так; вечное стремление блистать и быть «в курсе» – это тщеславие. Его долгий телефонный разговор с Мэри Хатчинсон прервал нашу беседу. Клайв стал великим автором интимных писем. Он делает бизнес на том, что знаком с кучей людей или, во всяком случае, с их делами, но мне это нравится.

24 ноября, суббота.

Эту субботу по обычным причинам я провела в лежачем положении – в этом размякшем состоянии, позволяющем восстановиться и перераспределить обязанности. Барбара принесла новые ролики для станка. Она пообедала, осталась на чай и ушла лишь недавно, что, я надеюсь, не войдет у нее в привычку.

26 ноября, понедельник.

Я не люблю воскресенье, и лучше всего сделать его рабочим днем; разгадывать мысли Брука под звуки церковных колоколов – вполне подходящее занятие. Кстати, ночью был такой ветер, что утром молочник сообщил о крупной аварии на дороге, но, выйдя на улицу, ничего подобного мы не обнаружили: ни следов, ни пятен крови, ни клочка одежды. Хорошая погода периодически сменялась дождем; постоянно дул сильный холодный ветер. Мы поехали в Кью, где увидели огненно-красный куст почти вишневого, но более насыщенного, морозно-красного цвета, а еще чаек, взлетавших и устремлявшихся за кусками мяса; их стаю внезапно разогнали три очень элегантных светло-серых журавля. Мы также зашли в теплицу с орхидеями, где в тропической жаре живут эти зловещие рептилии, которые даже сейчас, в холода, предстают во всей своей пятнисто-полосатой красоте. Они всегда вызывают у меня желание ввести их в роман. Л. поехал в Хампстед и вернулся, когда я пила чай на кухне в компании нашего мэнкса. Л. виделся с Маргарет, обсуждал с ней работу и, я полагаю, свою книгу. Хотела бы я иметь такой же широкий кругозор.

Я сегодня ездила в Лондон со своей рукописью417, а Л. был у Харрисона418.

(Эта запись каким-то образом прервалась, но, насколько я помню, Л. встретил Дезмонда в Лондонской библиотеке; вместе они искали слово на букву «f» в словаре сленга, но были удивлены и опечалены, обнаружив на нужной странице жирные следы пальцев сотрудников. Моя вторая половина дня была, по сравнению с этим, целомудренной, хотя я вряд ли горжусь тем, что совершенно сбилась с пути в поисках площади Принтинг-хаус419 и попала в лабиринт маленьких полуосвещенных, очень оживленных и деловых улиц, которые я бы хотела исследовать. Самое сердце журналистики именно там, а вдоль дороги стоят тележки, чтобы в них можно было сбрасывать тюки газет. Любезный человек в форме что-то сказал про склад и направил меня, наконец, к «Times», хотя я все равно умудрилась потеряться. Наверное, это было именно так, поскольку помню, как быстро шла в неправильном направлении, но становилось все темнее и темнее, пока я не поняла свою ошибку и не вернулась назад. Этим воспоминаниям уже неделя.)

3 декабря, понедельник.

Невозможно вспомнить события целой недели сразу, что, признаюсь, было бы моей обязанностью, претендуй я на точность. В какой-то день я ходила к дантисту, а Барбара провела у нас 3 дня, и это привело к катастрофическим последствиям, поскольку, проверив ее работу, мы обнаружили столько ошибок, что пришлось заново набирать текст. Я ожидала от Барбары не ума, но хотя бы скорости и точности хорошей рукодельницы. Это раздражало. В субботу Л. читал лекцию в Хампстеде420. Удивительно, какой отпечаток накладывает Хампстед даже на обычное собрание тридцати человек: ухоженных, благопристойных, бескомпромиссных и благородных пожилых леди и джентльменов; молодых людей в коричневых костюмах и с серьезными взглядами на жизнь; безвкусных женщин и узкоплечих мужчин – все они, сидящие у камина в ярком свете и окружении книг, конечно, заранее согласны с тем, что говорят. Старый доктор Кларк421 наизусть цитировал положения международных соглашений по порядку; Гобсон был проницателен, рассудителен и любезен; пришла замечательно выглядящая Джанет. Однако потом нам пришлось мчаться на метро на Лестер-сквер422, чтобы поужинать с Барбарой и молодой женщиной по имени Джи423. Затем мы ходили на «Фигаро424» в «Old Vic425». Это было совершенно прекрасно, романтично и остроумно; переходы от одной красоты к другой – совершенство музыки и оперы.

В воскресенье мы узнали426 о гибели Сесила и ранении Филиппа [Вулфов].

Днем, когда Л. вернулся из Стейнса, мы гуляли вдоль реки и подошли к старому дуплистому вязу, в труху которого, как мы догадались, кто-то воткнул спичку. Подул ветер, и вскоре разгорелось пламя. Толпа остановилась. Первый пожилой джентльмен говорил настолько уверенно, что я ему поверила. Он заявил: так всегда избавляются от старых деревьев; нечему удивляться; это не случайность и не злой умысел – и с явно самодовольным видом пошел дальше. Второй пожилой джентльмен сомневался, но в конце концов согласился с нашим мнением, что никто не станет сжигать дерево на общественной дороге в воскресенье. Тем временем оно горело довольно красиво, но мы все же сообщили в полицию, ведь огонь мог перекинуться через кусты и на другие деревья. Леонард очень сильно простудился – ужасная неприятность.

Сегодня он остался дома и набрал 21 строку. Я ходила к Харрисону, в «Mudie’s», в «Times» со статьей о миссис Дрю427 и только что вернулась обратно. Морозная ночь; звезды отполированы до блеска и светятся куда ярче, чем улицы. Я снова сбилась с пути, но, поскольку никто не знает, где находится площадь Принтинг-хаус, каждый может там заплутать. Я достала второй том «Воспоминаний» лорда Морли428 – действительно солидная книга, похожая на те, что покупал отец, и такого же уродливого красного цвета. Как-то вечером, когда мы сидели у камина, к нам заглянул Уолтер Лэмб; полагаю, мой всепоглощающий снобизм немного сбил с него спесь.

5 декабря, среда.

Наша ученица довольно сильно давит на нас. С одной стороны, мне всегда стыдно испытывать эти чувства в ее присутствии, но она скорее мешает нашему комфорту. Возможно, дело в молодости или в том, что она в определенном смысле отшлифована так сильно, что в ней не осталось глубины. С другой стороны, она милая и внимательная, и с ней можно быть открытой. Настоящая проблема – это качество работы. Сегодняшний день Л. провел в тщетных попытках печати хотя бы с одной из набранных ею страниц, которые никак не закрывались429. Поскольку одну из двух страниц пришлось полностью набирать заново, ее работа сводится к нулю или даже меньше, учитывая потраченное время Л. Опять выдался холодный день. Наша единственная вылазка случилась уже после наступления темноты – в типографию, чтобы одолжить перевернутые запятые. Вчера Л. навещал Филиппа в Фишмонгерс-холле430. Я расположилась в одной комнате, а Барбара в другой. Дни, проведенные в помещении, не богаты событиями и пролетают, не успеешь и глазом моргнуть, поэтому в 9 часов вечера, как сейчас, кажется, что рабочий день только начался. Возможно, это результат беспрепятственного перехода от одного занятия к другому. Л. читает «Жизнь Дилька431»; его беспокоит блоха на спине. Я дошла до середины «Чистилища432», но нахожу его жестоким – полагаю, это скорее из-за смысла, чем из-за стиля написания. Нам пришли новые стихи Харди433, но мы одолжили их Филиппу.

6 декабря, четверг.

Когда я вчера вечером писала, что день только начинается, то еще не знала, насколько же была права. Мысли наши, казалось, далеки от воздушных налетов; мрачная ночь; луна показалась лишь часов в одиннадцать. Однако в пять утра меня разбудил Л., и я мгновенно ощутила выстрелы, словно все органы чувств включились, полностью готовые. Мы схватили одежду, одеяла, часы и фонарик, а залпы звучали все ближе, пока мы спускались по лестнице, чтобы, закутавшись в одеяла, усесться вместе со слугами на древний черный сундук в кухонном коридоре. Сказав, что она себя плохо чувствует, Лотти присоединилась ко всеобщему шушуканью, шуткам и обсуждению, которые практически заглушили выстрелы. Стреляли очень быстро и, очевидно, в сторону Барнса434. Постепенно звуки становились все более отдаленными и, наконец, прекратились, после чего мы вернулись обратно в постели. Через десять минут стало ясно, что оставаться нельзя: стреляют по Кью. Мы снова вскочили и на этот раз суетились куда больше, так как помню, что я забыла часы и чулки, а мой плащ тащился по полу. Слуги были внешне спокойны и даже веселы. На самом деле человек говорит сквозь шум скорее от скуки и того, что вообще приходится разговаривать в 5 утра, чем по другим причинам. В какой-то момент залпы были настолько громкими, что перед взрывом мы слышали свист летящего снаряда. Одно окно, кажется, даже задребезжало. Потом тишина. Нам сварили какао, и мы снова легли. Когда привыкаешь прислушиваться к звукам, некоторое время потом не можешь отключиться. Так было и в начале седьмого, когда из конюшен выкатывались телеги, гудели автомобили, а затем раздавались протяжные призрачные свистки, которые, полагаю, созывали бельгийских рабочих на завод боеприпасов. Наконец, вдалеке послышались горны; Л. к этому времени уже спал, но исполнительные бойскауты прошли по нашей дороге и разбудили его; меня же поразило, насколько сентиментальными были соображения касательно этих звуков и как тысячи пожилых дам в тот момент возносили свои благодарственные молитвы, испытывая при виде его (бойскаута с маленькими ангельскими крыльями) радостное ликованье. Потом я легла спать, но слуги сидели высунув головы из окна на мороз, такой что иней белел на крышах, до тех пор, пока не прекратился звук горна, после чего они вернулись на кухню и были там до завтрака. Логика происходящего не укладывается в голове.

Сегодня мы занимались печатью и обсуждали налет, в котором, согласно купленному мной выпуску «Star435», участвовали 25 бомбардировщиков «Gotha436», атаковавших пятью эскадрильями, и два из них были сбиты. Совершенно тихий прекрасный зимний день, поэтому завтра утром около 5:30, возможно…

7 декабря, пятница.

Однако налета не случилось, и, поскольку луна убывает, на месяц мы в безопасности. К счастью, сегодня ученицы нет, поэтому есть ощущение праздника. Нам пришлось довольно четко объяснить Барбаре: после этой работы другая скорее всего ей не светит. Она отказывается от денег за прошлую неделю, так что не придерешься. Милее людей нет, но все-таки у нее душа озера, а не моря. Или же мы слишком романтичны и требовательны в своих ожиданиях? Как бы то ни было, нет ничего более интересного, чем живой человек: он всегда меняется, сопротивляется и показывает результаты вопреки прогнозам – это относится и к Барбаре, не самой изменчивой или одаренной женщине своего типа. Несса решала вопрос с гувернанткой (вместо мисс Эдвардс, придирчивой охотницы за мужчинами, предложили миссис Бреретон437), поэтому я провела остаток дня в одном из великолепных мягких кресел на Гордон-сквер. Люблю возникающее у меня там ощущение пространства и его глубокой структуры. Я просидела в одиночестве 20 минут, читая книгу о детях и сексуальности. Когда вернулась Несса и мы пили чай, выяснилось, что Клайв с Мэри [Хатчинсон] все это время были дома; потом пришел Нортон438. Привычный круг людей. Как обычно, вечеринка мне понравилась: так много жизни, новейшей информации, подлинного интереса ко всем видам искусства и людям. Ожидаю, что Л. со мной не согласится. Я же сужу по тому, насколько сильно оживился мой мозг и все мысли освободились. М.Х. не столько открывала рот, сколько создавала атмосферу немой симпатии. Нортон мне тоже нравится – особенно этот интеллект, накопленный и предназначенный для высших целей, что делает его критику всегда беспристрастной. Клайв заводил свои обычные разговоры, расточая восхищение и внимание Нессе, что не вызывает у меня прежней ревности, когда колебания этого маятника уносили с собой большую часть моего счастья или по крайней мере спокойствия. Мейнард говорит, что Бонар Лоу439 одурачил правительство, страна полностью на стороне Ланздауна440, а власти не в состоянии придерживаться своих заявлений. Эта информация от лорда Рединга441. Иногда мне кажется, что в политике нет никаких секретов и обо всем можно догадаться из газет. Нессе нужно было зайти к Роджеру, и я пошла с ней, купив по дороге колбасы и сыра для званого ужина. Роджер становится одним из самых успешных художников современности, пишущим совершенно точные и очень неприятные портреты.

Сегодня (в субботу) мы отправились в Твикенхэм442, где Л. сел на поезд до Стейнса. Вернувшись домой, я обнаружила Марни443. Сейчас 18:30, и она только ушла, поэтому если я не заполню следующие 10 страниц семейными сплетнями и подробностями всех сортов, то уж точно не из-за их отсутствия. Позвольте записать некоторые слова Марни, если я, конечно, смогу их вспомнить, ибо все они стремительно превращаются в пепел и улетают.

Флоренс Бишоп444, вышедшая замуж за военно-морского врача, живет в квартире на Эрлс-Корт-роуд445, подает к чаю джем «Tiptree446», выглядит отлично, но очень бедна из-за финансовых неудач старика Бишопа, а ее муж, пожилой человек, нынче ухаживает за ранеными солдатами в поездах. У нас уже давно нет масла, а иногда мы не можем достать и хороший маргарин, но я не хочу иметь дело с Баркером, особенно после того пожара447. Вчера ночью позади нашего дома сгорел сарай Райта, и весь уголь там пропал зря. Прошлой зимой он у нас внезапно закончился. Тогда тоже была суббота, и я ходила по магазинам, выпрашивая хоть ведерко угля, и кого же я могла встретить в Найтсбридже448, как не Китти Макс449. И она сказала: «О, я дам тебе угля, у меня два полных погреба». И конечно, тем же днем она приехала на такси с полным мешком, который нас спас, но я не видела ее с того самого дня. Она выглядит так солидно и ни на год не постарела, хотя ей должно быть 50. Ну, мне 55, Жабе 43, но мы забываем о возрасте других людей, и я не чувствую себя старой. Ты выглядишь на 25, а Несса, полагаю, как всегда, прекрасна. (Далее последовали истории про Нессу, Клайва, Дункана, Адриана и нас самих.)

Боже мой, как мы все разбрелись! Отчасти, конечно, из-за войны, хотя я по-прежнему встречаю старых друзей, например мисс Харрис, которая рисует и, знаешь ли, очень неплохо, но она не хочет ничего показывать, так как считает себя любителем, а сейчас вообще сильно занята военной работой. Еще я вижусь с Хильдой Лайтбоди450, хотя она целыми днями делает шины из папье-маше451. Ее муж имел серьезную инвалидность, а теперь она вдова. Иногда я вижусь с Аделиной452, которая на зиму переехала с Герви в Гастингс. Они не собирались там оставаться, но решили ради разнообразия пожить у моря, да и Миллисент453 живет недалеко. Ты ведь знаешь, что мальчик Миллисент погиб, а Вирджиния доит коров у лорда Рэлея454 в Эссексе? Она предпочитает лошадей, но их там нет, поэтому радуется коровам. Да, Миллисент все еще живет в Гастингсе, хотя ей это не по душе, а Веру нравится, потому что там море и у них много знакомых. Прошлой зимой Миллисент устроила серию танцев для молодежи, но я уверена, что ее не тянуло танцевать; также она поддерживает музыкальный фестиваль и не хочет заниматься военной работой. Августа всегда любила Кент455, и теперь у них там есть дом с маленьким садом, а Боб иногда работает у соседа, – так они и живут теперь, когда все дети разъехались по миру456. Ох, ужасно, как быстро они растут! Галфорд уже совсем большой, имеет склонность к поэзии, но я рада отметить и его исключительную практичность; Джанет очень похожа на Мадж; хотела бы я, чтобы и Мадж писала457. Возможно, тогда она стала бы счастливее, хотя я не уверена, что Мадж вообще когда-нибудь сможет быть по-настоящему счастлива, но это замечательная работа, и я уверена, что Уильям ей многим обязан. Я столько не сплетничала уже много лет. Кузина Мия мертва, и тетя Мэри погибла. М-да уж. Очень печально, но осмелюсь сказать, что это лучше затяжной болезни! Герберт во всех газетах, но Леттис совсем не нравится Лондон, а ему нравится, и она периодически возвращается в Шеффилд458 передохнуть459. Во время налетов мы спускаемся на нижний этаж и сидим у Уэйлсов460. Им стоило рассказать нам о горнах. Впервые услышав их, я подумала, что это немцы, а потом вышла на площадку и встретила женщину в вечернем наряде, хотя было два часа ночи, и она сказала мне… и т.д. и т.п.

9 декабря, воскресенье.

Печальная запись… Правда в том, что, если мы не заняты печатью и, следовательно, здесь нет Барбары, мы ездим по делам в Лондон, возвращаемся поздно, и у меня нет желания браться за перо. В воскресенье на чай зашел Литтон. Я была одна, поскольку Л. уехал к Маргарет, и получила огромное удовольствие от встречи. Он один из самых гибких наших друзей – я не имею в виду страсть, мастерство или оригинальность, – но его разум кажется крайне восприимчивым и отнюдь не выхолощенным какими-либо формальностями и предрассудками. Конечно, он наделен великим даром самовыражения, который никогда, на мой взгляд, не проявлялся в письменной форме, но в некоторых отношениях делает его самым отзывчивым и понимающим другом, с которым можно поговорить. Более того, он стал (или просто сильнее раскрылся) удивительно мягким, кротким и внимательным, а если добавить к этому особый склад ума, его остроумие и бесконечный интеллект – не рассудок, а именно интеллект, – то такого человека никто не заменит. С ним возможна близость, практически не достижимая с другими людьми, ибо, кроме общих вкусов, мне нравятся и, кажется, понятны его чувства – даже самые причудливые, например по отношению к Кэррингтон461. Между прочим, о ней он говорил очень откровенно: не лестно, но и не злобно.

– Эта женщина не даст мне покоя, – заметил он. – Рискну заявить, что она и писать мне не позволит.

– Оттолин сказала, что в конце концов ты на ней женишься.

– Боже! Даже думать об этом чересчур. Я знаю, что никогда ни на ком не женюсь.

– А если она тебя любит?

– Что ж, тогда она должна использовать свой шанс.

– Мне кажется, я иногда ревную…

– К ней? Немыслимо…

– Я тебе нравлюсь больше, не так ли?

Он ответил утвердительно, и мы рассмеялись, отметив наше общее желание иметь близкого корреспондента для фиксации таких вот разговоров, но возможно ли это? Стоит попробовать? Вероятно.

Он принес нам своего «Гордона462», а на следующий день собирался отнести книгу в издательство «Chatto & Windus463».

10 декабря, понедельник.

Сегодня у Л. была череда встреч, между которыми он ходил на обед к Филиппу. Я металась по комнате в некоторой тревоге, пока в 20:30 не услышала, что Л. вернулся. Мой день был почти нормальным: ходила в «Mudie’s», пила чай в «A.B.C.464», читая о жизни Годье-Бжески465, потом отправилась домой. Влажный и спокойный туманный день.

11 декабря, вторник.

Мучения с нашей ученицей. В целом ее работа улучшилась, так что мы с Л. выскользнули на полчаса перед чаем насладиться коричневато-красным закатом зимнего дня. Прекрасный вид чистого неба и голых деревьев; парочка старых грачей гнездится на верхних ветках. Вернувшись к чаю, мы обнаружили Переру, пришедшего на приватную беседу. Признаюсь, с Барбарой мне было чрезвычайно скучно. Она выдает сведения в неизменном виде, какими получила их сама, вплоть до мельчайших подробностей о гувернантках и домах, где они работают. И у нее не возникает сомнений в собственной адекватности: все очень мило, честно и разумно – что может быть не так? Ее натура действительно кажется безупречным, бездушным и непроницаемым куском мрамора. Время шло, и она опоздала на поезд, ждала следующий до 18:10; мы собирались ужинать в семь, и остаток моего вечера прошел в единственном ощущении, какое испытываешь, стоя под струей воды. Мое оправдание подобного чудачества в том, что сегодня я председательствовала в Гильдии. Докладчик не явился, и мы убирали со стола в девять после долгого чтения писем и обсуждения их, когда сбылась негласная примета: докладчица все же пришла. Миссис Мур из Кенсал-Грин466 – женщина из среднего класса, одетая в бархат, вульгарная и болтливая. Она говорила о пропаганде целых 20 минут – больше слов, чем смысла. К злорадству миссис Лэнгстон, она даже не могла объяснить смысл своих высказываний и была ужасно возмущена, когда я продемонстрировала широту собственных знаний. Но я восхитилась тем, как она завелась, увидев, что всем не терпится разойтись. Женщины сказали, что ее речь была великолепна: плавно перетекающие друг в друга предложения производят на них впечатление.

12 декабря, среда.

Сегодняшнее утро испорчено слезами и жалобами Лотти, считающей свою работу слишком тяжелой. В конце концов она потребовала повышение зарплаты, которое они с Нелли якобы запросто могут получить в другом месте. Я вышла из себя и велела ей в таком случае паковать вещи. Подошла Нелли в примирительном настроении, сожалея о вспышке Лотти, хотя и указывая на трудности, связанные с бесконечной уборкой нашей неопрятной типографии. Она намеревалась попросить прибавку в феврале – теперь зарплату повысили всем. Конечно, мы собирались доплачивать на еду, но в итоге просто пришлось. Мы были очень дружелюбны, ведь трудностей с деньгами нет, однако насмешки Л. показались мне неприятными. Я поручила Нелли выяснить истинную причину этого хамства, если таковая существует, и она ушла. Немного попечатав, я прогулялась у реки.

13 декабря, четверг.

Тщательно подготовившись, я ограничила сцену примирения с Лотти пятнадцатью минутами ровно в одиннадцать. Она рыдала, раскаивалась, взяла все свои слова назад и рассказала мне, как ее вспыльчивость привела к постоянным ссорам у Фрая. Поведение Лотти было вызвано чрезмерной работой, и чем больше к нам приходило гостей, чем больше беспорядка мы устраивали, тем сильнее ей это нравилось. Она умоляла никому не рассказывать, чмокнула меня и ушла, будто наказанный ребенок, оставив в душе смесь жалости и, полагаю, самодовольства. У бедных нет ни шансов, ни манер, ни самоконтроля, чтобы себя защитить; у нас монополия на все благородные чувства. (Осмелюсь заявить, что это не совсем так, но близко к правде. «Бедность разлагает», как писал Гиссинг467.) Барбара простудилась и, к моему облегчению, не пришла. Вернее, она приходила после обеда, чтобы занести письмо от Нессы, которая приглашает ее на месяц в качестве гувернантки, пока ждет миссис Бреретон. Барбара была настолько рассудительна, что я раскаялась. Конечно, она исключительно честна с нами и взяла на себя обязательства по печати (тут погас свет), что само по себе заслуживает доверия, поэтому на ее обещания, думаю, можно полностью положиться. Она ушла сразу после чая, чтобы провести одно из тех любопытных собраний Ника, Оливера, Саксона и Кэррингтон в их загородном доме. Работа по меблировке, разумеется, легла на Кэррингтон, но Барбара много помогает и ведет бухгалтерию, которая, заверила я, кончится тем, что все деньги уйдут на вещи, за которые ей никогда не заплатят.

14 декабря, пятница.

Сегодня мы навестили Филиппа в Фишмонгерс-холле. Это довольно странное место, расположенное всего в нескольких футах от Лондонского моста: помпезный холл с портье и гигантский камин прямо за ним; немецкое ружье; перила, задрапированные пурпурной тканью в складках, будто для королевского визита; флаг Нельсона468 в стеклянном футляре; гипсовый Дик Уиттингтон469 в алькове; разветвленная лестница, ведущая в большую галерею, разделенную теперь на кабинки. Две или три медсестры занимались шитьем снаружи. Филипп уже на ногах; мы обнаружили его сидящим в кресле у открытого окна, где он смотрел на шумную улицу и реку. Я заметила объявление, предупреждающее пациентов не бросать наружу окурки, так как они могут поджечь легковоспламеняющиеся тюки на пристани. Как по мне, Филипп выглядел хорошо, хотя в нем чувствовалась та же рассеянность, что бывает у Ника. Полагаю, Филипп постоянно спит и потому ощущает себя оторванным от реальности. Могу представить, насколько он озадачен тем, что не чувствует большего. В разговорах о брате он все еще говорит «мы» и «наши». Я думала, Филипп должен смотреть на свое возвращение с чем-то вроде надежды. Однако он говорил очень легко и весело о лошадях, литературе и т.д. Другой мужчина – здоровенный офицер кавалерии – читал свою книгу в дальнем углу; полагаю, он не привык читать. Медсестры казались очень добрыми. На мой взгляд, в воздухе витало ощущение бессмысленности ломания с последующей починкой всех этих людей. Мы пригласили Филиппа в Эшем, когда его выпишут и он сможет ходить.

Вернувшись домой, мы застали Сидни Уотерлоу, уже сидящим в кресле у камина. Он был в очень хорошем настроении и произнес «Я» с каким-то трепетом гордости; на самом деле он постоянно занимался мирными переговорами в Париже470, с тех пор как мы познакомились. Будучи застенчивым и неуверенным в себе, Сидни получает огромное удовольствие от своих побед; в его тоне слышен тот же трепет робкого самодовольства, когда он говорит о детях [о сыне и дочери]. Я смеялась по поводу нашей последней ссоры. Он хорошенько обдумал все еще раз, как будто это имело значение, и был крайне доволен тем, что тучи рассеялись. Саксон пришел на ужин слишком поздно. Я положила ему еды, и он пожаловался мне на невероятный эгоизм Аликс, которая не может сама собрать свои вещи, а теперь ждет Кэррингтон. Саксон считает это любовью, а я – имитацией влюбленности. Она переняла это у Джеймса471, а теперь видит то же самое в Саксоне и, полагаю, чувствует свое превосходство. Сидни остался на ночь, а Саксон задержался до одиннадцати. Он пытался заговорить лишь трижды и то довольно педантично, в своей старой манере, которую он в последнее время совсем забросил.

15 декабря, суббота.

Холодный, но солнечный день. Кажется, у нас давненько не было выходного. Сегодня никакой печати. Мы отправились на прогулку по старому маршруту: через парк, по аллее и обратно вдоль реки, которая быстро разлилась и отрезала путь, заставив нас проползти по перилам, чтобы добраться до суши. Улицы похожи на кембриджские: люди идут прямо посередине. Отчасти это связано с очередями в «Lipton’s472». Удержаться на тротуаре довольно трудно, и автобусы норовят тебя задеть. Вернулись домой и устроили большое чаепитие только для нас двоих. Тьма бумаг и газет. Конечно же, Перера пришел проконсультироваться по поводу одного документа, и они все еще сидят в комнате Л.

17 декабря, понедельник.

Кажется, я уже упоминала, что понедельник – день похода по магазинам, но, пока не забыла, хочу рассказать о вчерашнем вечере с Молли Маккарти и Уолтером Лэмбом. Вот как было дело. Уолт предложил нам на время свои карты Норфолка. Решив, что являться за ними без приглашения немного грубо, мы попросили принести их, после чего осознали невыносимость перспективы встречи с ним. Но кого еще позвать в последний момент? Семейство Стрэйчи опустело из-за Тидмарша473. Сквайр обручился. В итоге небеса смилостивились, и я вспомнила о Молли. Глухота, кажется, придает ей, подобно заиканию, некую пикантность. Она…

В четверг 20 декабря Вулфы отправились в Эшем на Рождество. Вирджиния сделала одну запись в своем Эшемском дневнике – отчет о погоде, еде и гостях, который она пересказала в следующей записи по возвращении в Хогарт-хаус.

3 января 1918, четверг.

Я забыла, кто именно вошел в тот момент, но у меня есть оправдание, ведь уже четверг, 3 января 1918 года, и мы только вернулись из Эшема. Однако помню, что последние дни были полны людей. Я начала рассказывать про Уолтера и Молли. Она отправила свой роман в «Chatto & Windus», назвав его «Оркестр на причале» или «Кольцевая ограда»474. Последнее, по-моему, скука. Наряженный Уолтер Лэмб вел себя несколько подозрительно при появлении королевской семьи, а еще он не стал бы снова стрелять в тех кроликов, чтобы развлечь меня. Потом у нас в гостях была Кэ, которая подумывает об отставке, а следующим вечером приезжал Боб475, чьи карманы набиты георгианской поэзией476, со своими разговорами о книгах, вопросами о цене печати у нас и продажах; посреди беседы ворвалась Нелли, чтобы сообщить о прозвучавшем сигнале тревоги. Поэтому половину ужина мы провели в подвале, а Боб так тараторил, что к выстрелам приходилось прислушиваться у окна, хотя они были достаточно громкими. Помню, как он налегал на большую тарелку с пудингом из сала477, а Л. сидел на деревянном ящике в нише для угля, читая газету, и нашел там одну из моих красных ручек. Отбой тревоги прозвучал около десяти вечера; налет не удался, хотя Барбара и Саксон пострадали сильнее, чем мы в Хампстеде.

Следующим вечером мы отправились на ужин в клуб «1917», где было много еды и 200 человек, сидящих за длинными столами478. Официанты, стучавшие распашными дверьми, так хорошо имитировали выстрелы, что к нам заходили разные должностные лица и предупреждали о налете. Джоз Веджвуд произнес речь. Я заметила, что бедняжка Марджори [Стрэйчи] слушала его опустив глаза в пол. Она приехала из Дарлингтона479 и, несчастная, была одета в муслин с красными розами и низким вырезом, хотя все остальные пришли в рабочей одежде и меховых накидках. Я попалась в сети Сильвии Уитэм, которая устроила мне допрос по поводу романов ее мужа, и, отчаянно пытаясь не раскрыть свое истинное мнение, я притворилась, будто никогда не читала «Вольфганга480». Иронично, что из всех наших друзей по соседству именно на нее упала бомба, чему она даже не удивилась. Теперь Сильвия взялась за литературу и начала переводить Флобера481 – замечательный пример того, как человек, не обладающий никакими талантами, паразитирует на одаренных людях.

На следующий день мы поехали в Эшем, и это была худшая наша поездка за всю историю – 5 часов, проведенных в основном снаружи Клэпхем-Джанкшен482 в тумане и на лютом морозе. Движение постоянно останавливалось. Помню, как мы выехали на машине и обнаружили, что дороги занесло снегом, но было очень приятно добраться до гостиной, если не считать отсутствие молока.

Рождество выдалось одним из самых холодных и прекрасных. К нашему облегчению, мы провели его вдвоем: Рэй заболела, Кэ и Несса с детьми приехали только к концу недели. По обыкновению, к нам заходили Мейнард и Клайв, а я, как всегда, не смогла добраться до Чарльстона, что, впрочем, компенсировалось неспособностью Нессы приехать в Эшем. Я провела у них ночь и получила удовольствие, преодолев бестолковую преграду в виде бедного Банни, который в какой-то момент отправился в постель без участия Нессы, которая часто укладывает его спать, как она говорит, без особых на то причин. Дункан вернулся из Лондона со сплетнями для нас – в основном об Аликс, которая на вечеринке во время пьесы сломала перегородку и уронила сигареты, поэтому им пришлось попросить ее уйти483. Но больше всего мне нравится в Эшеме то, что там я читаю книги. Это просто божественное удовольствие – приходить с прогулки, пить чай у камина, а потом читать и читать, например «Отелло484»! Да что угодно – не имеет значения! Сознание так странно проясняется, что страница раскрывается в своем истинном значении и словно светится перед глазами: она видится по-настоящему целостной, а не судорожно читается кусками и урывками, как это часто бывает в Лондоне. Деревья там тонкие и голые; бурые после жатвы холмы и склоны вчера проглядывали сквозь туман, который теперь не осязаем, поскольку исчезают только мертвые детали, тогда как живые становятся все больше и больше, а еще были видны костры. Одиночные спортсмены стреляли уток и куликов на болотах. Окна к утру всегда замерзали и были шершавыми от наледи. Куропатки прилетали и садились в поле – безжизненные комочки, почти полностью, наверное, окоченевшие от холода.

В Чарльстоне привычка вести дневник ожила. В новогоднюю ночь Банни засиделся допоздна, а Дункан вернулся с бухгалтерской книгой, купленной на улице Лэмбс Кондуит485. Печально, что мы не осмеливаемся доверить друг другу чтение своих книг – словно совесть, они спрятаны в самых секретных ящиках. Клайв, кстати, оживил Рождество небольшим сборником стихов486 – проза его фантастически щегольская, а вот стихи очень красивые и легкие, на мой взгляд (я имею в виду, что Л. не вполне согласен). Он умеет делать свою маленькую сову487 очень эффектно. Как бы то ни было, я предпочту Клайва последним георгианским потугам с синей обложкой в этом году и нелепым Сквайром внутри488.

Итак, мы подошли к концу года, но даже попытаться подвести его итоги мне не под силу, как, впрочем, и бросить в последний раз свой взгляд на вечернюю газету с новостями из России489. Она только что пришла и привлекла внимание Л., который отмечает:

«Очень интересное положение вещей…».

«И что же будет дальше?»

«Никто не может этого предсказать».