Настроение в этот вечер у Эйлин было хуже некуда. Она только что вернулась со своим отрядом из пропахшей серой норы, где прятался Аммон Джерро, чернокнижник и, по совместительству, дед тихони Шандры. Конечно, плевать она хотела на этого деда, но оказалось, что он когда-то уже имел дело с Королем Теней, и мог бы быть им полезен. Старичок-одуванчик, которого она ожидала увидеть, оказался злобным рыжебородым дядькой с лысой татуированной головой. Оказывается, это он еще в Невервинтере стащил у них магический осколок серебряного меча и отдавать добровольно не хотел, мотивируя это тем, что без него они все равно не победят Короля Теней, и вообще, осколок ему самому нужен. Затем он удалился в свое убежище у черта на куличиках, заколдовал дверь, поставил там стража-голема и сидел, довольный, не зная, с кем связался.
Но страж-голем оказался сговорчивым малым и велел пройти парочку детских испытаний типа убить огненных элементалей, справиться с целой ордой варваров-нежити и достать из ядовитого гейзера склянку какой-то мутной водицы, которую милостиво разрешил оставить себе. Зачем — непонятно. Эйлин отдала ее Сэнду, может он сможет ее перегнать. По части перегонки Сэнд — большой специалист. Однажды, узнав, какой ингредиент является основным в жемчужине коллекции напитков Сэнда, Бишоп дня три при упоминании о самогоне срывался и куда-то убегал. Повеселились они тогда, играя в слова.
Но, ближе к делу. Шандра открыла дверь убежища, капнув на замок каплю своей крови, и куда-то исчезла. Внутри все оказалось так запутанно и запущенно, что Эйлин почти обрадовалась старому знакомому, дьяволу Мефазму, который, как всегда, оказался запертым в круге призыва. Невезучий какой-то дьявол. Он радостно просветил ее, что, оказывается, ей придется договариваться с демонами, запертыми здесь повсюду, чтобы они открыли ей портал в лабораторию Джерро. С кем только ей не приходилось договариваться! Бедный Касавир, для него это было испытание — видеть, как она любезничает с нечистью. Только этим можно объяснить его молчаливость и необычную угрюмость. И самое главное, все это время ее не покидало ощущение, что готовится какая-то подстава.
Так оно и получилось. Пока друзья искали Шандру в запутанных лабиринтах убежища, исчадия ада взяли ее в оборот. Узнав, что она внучка Джерро, они так заморочили ей голову, что она снова пустила себе кровь, чтобы освободить их от чар своего дедушки. Дедушка обиделся не на шутку и, когда они добрались до лаборатории, начал, не разобравшись, убивать свою родную внучку. Слава богу, Касавир, в отличие от остальных, проявил хладнокровие и не стал ждать, разинув рот, пока этот сумасшедший добьет ее. Сейчас бедная девушка в надежных руках служителей Тира, а Касавир пошел ее проведать и помочь, чем сможет. А любящий дедушка, оставшись без помощи своих ручных демонов, вынужден был сдаться. И теперь ошивается в таверне и в ус не дует. «Убила бы, если бы он не был нам нужен! — подумала Эйлин и бросила злобный взгляд на Аммона, одиноко стоявшего у камина, — морда татуированная. Кто бы мог подумать, что у нашей милой Шандры такой жуткий дед».
Еще один эпизод в убежище не шел у нее из головы. Она посмотрела на Бишопа, нервно отхлебывающего эль из кружки. Надо бы поговорить с ним. Она, конечно, догадывалась, что адские создания женского пола очень высокого о себе мнения, постоянно озабочены, и им известно о чужих грешках. Но чтобы настолько! Эйлин стала вспоминать этот разговор. До чего же она была противна, эта эринния Хезебель, хоть и не лишена дьявольской привлекательности. Она так и вертелась в своем кругу призыва, стреляя глазами в сторону святого паладина, норовя сбить его с пути истинного. Но видимо, она почувствовала в Эйлин конкурентку и на попытку заговорить с ней, лишь посмеялась ей в лицо и весьма нелестно отозвалась об ее внешности и умственных способностях. Да и бог с ним, не обращать же внимания на кого попало. Но того, что произошло, Эйлин не ожидала. Преданный Касавир еще думал, что на это сказать, когда Бишоп вышел из темного угла и накинулся на Хезебель с оскорблениями:
— Заткни пасть, демонесса, и не вылезай из своей грязной канавы!
Все раскрыли рты, а Касавир посмотрел на Бишопа так, словно он сам явился из ада. Эринния будто ждала этого, и тут же переключилась на Бишопа:
— Ммм, что я слышу. Сколько страсти. Ты, хам, грубиян и бабник, опять защищаешь женщину? Помнишь, как давно это было?
Бишоп схватился за рукоять меча, но, заметив, что Касавир пристально смотрит на него, опустил руку и сказал:
— Можешь загадывать свои загадки, но учти: когда мне это надоест, ты сдохнешь.
Эйлин с недуомением посмотрела на Бишопа. «Он что, сумасшедший? Она же в круге. Ее нельзя убить. Он лишь впустую потратит силы и разозлит ее слуг». Пора было прекращать эту опасную игру.
— Послушай, демонесса, командир здесь я, — резко сказала Эйлин. — Поэтому, если хочешь цепляться к кому-то — цепляйся ко мне, а его оставь в покое.
Она заметила, что Касавир холодно прищурился. Это был недобрый знак, но ей было не до этого. Он должен понимать, что нельзя позволять всякой нечисти манипулировать членами группы, даже Бишопом.
Бишоп бросил Эйлин:
— Послушай, это все хорошо, но не надо вмешиваться. Я сам справлюсь, не пытайся быть героем.
— О, у следопыта, кажется, аллергия на героев! — Продолжала Хезебель, ничуть не смущаясь ненавидящего взгляда Бишопа. — А ты не безнадежен. Такие как ты, презирающие добрые дела и отвечающие ударом на удар, скрашивают мое существование. Тогда вот пища для размышлений — не тебе, а твоей безмозглой подруге.
Эринния пристально посмотрела в глаза Эйлин, отчего той стало не по себе.
— Ты никогда не задавала себе вопрос, почему следопыт не покидает тебя? Задумайся, что значит для человека, ценящего свою свободу и ненавидящего святош, повсюду таскаться за тобой, защищать и мириться с присутствием твоих… друзей, — при этом эринния насмешливо посмотрела на Касавира.
Дрожащая жилка под левым глазом паладина выдала его тщательно скрываемое бешенство. Эйлин уже достаточно изучила его, чтобы понять это. Но другого выхода, кроме как продолжать гнуть свою линию, у нее не было. Она криком остановила Бишопа, яростно рванувшегося к эриннии в бессмысленной попытке нанести ей удар.
— Нет, Бишоп! — Затем, обращаясь к Хезебель, — ты, дьявольское отродье, я не позволю тебе нападать на моих спутников! Говори со мной или ни с кем!
Пожалуй, у нее это вышло эмоциональней, чем она хотела, и это не укрылось от внимания Касавира. Бишоп спохватился, сунул меч в ножны и нарочито равнодушно произнес:
— Не стоит волноваться из-за нее. Ее слова также пусты, как и она сама.
Но в его голосе и в том, как он посмотрел на нее, Эйлин почувствовала благодарность. Касавир вскинул голову и посмотрел на них из-за полуприкрытых век. Выражение его лица стало жестким.
— О, нет, я уже закончила. Я добилась того, чего хотела, — эринния обвела взглядом группу, остановившись на Эйлин, Бишопе и Касавире, — наслаждайтесь разгадыванием моих загадок.
Лишь теперь, когда Эйлин, успокоившись, вспомнила в деталях этот разговор, до нее дошел его смысл. Касавир был мрачен все оставшееся время, а Бишоп выглядел так, словно у него душа не на месте. Душа? Ну, да, конечно, она у него есть, и в ней скрыто что-то, на что намекала эта адская тварь. Надо будет поговорить с Касавиром, когда он освободится. Он невесть что может подумать. А пока можно попробовать выяснить у Бишопа, что же его гложет. Так, на всякий случай. А то, честно говоря, надоели уже все эти биографические сюрпризы спутников.
Эйлин подошла к Бишопу, глушившему эль, и села напротив. Немного помолчав, она решила спросить прямо:
— Это тебя Хезебель так достала?
— Нет, это я за Шандру так переживаю, — мрачно ответил Бишоп.
Эйлин с деланным безразличием пожала плечами.
— Не хочешь — не говори. Я не горела желанием услышать твою историю от эриннии, не буду и тебя напрягать.
Бишоп оторвался от кружки.
— Я, кажется, уже поблагодарил тебя, — сказал он грубо, но, увидев бесстрастное лицо Эйлин, пояснил:
— Даже если она была права, что тебе до этого? Я не собираюсь выворачивать душу наизнанку ради пары сочувственных слов. Тем более, тебе. Иди вон, дружком своим покомандуй.
Эйлин вздохнула.
— Как знаешь. Может, тебе стало бы легче.
Бишоп запустил руку в волосы, взъерошил их и тряхнул головой. Затем, поколебавшись, взял девушку за руку и посмотрел на нее. Взгляд его был нетрезвым и усталым.
— Мы не первый день знакомы, и я давно понял, на что могу рассчитывать, а на что нет. Так что пусть эта тварь засунет свои слова туда, откуда у нее хвост растет. А насчет моего прошлого… мои раны — это мои раны. И тебе их лучше не бередить.
Он посмотрел в сторону входной двери и ухмыльнулся.
— А вот и твой дружок. Кажется, он собирается кого-то убить.
Касавир стоял в дверях и смотрел на них немигающим взглядом. Эйлин заметила, что Бишоп все еще держит ее за руку. «Господи, водевиль какой-то!» — подумала она и мысленно добавила крепкое словцо. Касавир сделал несколько шагов по направлению к их столику, но Эйлин сочла за благо отделаться от Бишопа и пойти ему навстречу. Это был тот случай, когда она совсем не хотела, чтобы он вступался за ее драгоценную честь.
— Касавир, — сказала она мягко, — давай отойдем и поговорим.
Он нехотя подчинился ей, продолжая сверлить взглядом следопыта. Они отошли к дальнему столику. Бишоп опять занялся своим элем и, казалось, забыл о них.
— Как там Шандра? — Спросила Эйлин.
— Поправится.
— Хорошо. Спасибо, что спас ее. Мне показалось, ты сегодня чем-то недоволен, — произнесла Эйлин, стараясь выглядеть спокойной, — и причина имеет отношение ко мне. В любом случае, нам лучше обсудить это.
— Недоволен? — Касавир недобро усмехнулся. — А с чего мне быть недовольным? Сегодня столько всего замечательного случилось. Знаешь, не каждый день мне, паладину, приходится идти на сделки с порождениями ада, заигрывать с эринниями и суккубами, спасать девушек от чернокнижников, которые к тому же приходятся им родственниками, и видеть, как моя… как ты трогательно защищаешь этого проходимца, а потом держишься с ним за ручку.
— А что я должна была делать?! — не выдержала Эйлин. — Позволить этой твари развлекать нас дальше, рассказывая небылицы и выводя из себя Бишопа? На его месте мог оказаться любой — ты, Сэнд, Келгар, даже Гробнар. И я поступила бы также. Мы все — команда, и ты знаешь это лучше меня. Кроме того, это было просто опасно!
Касавир немного помолчал и пристально посмотрел в глаза Эйлин.
— В этом ты права, но то, что я сейчас увидел, дает мне основания считать, что у тебя были и другие мотивы.
Касавир вздохнул и посмотрел куда-то поверх ее головы.
— Почему бы тебе не сказать все, как есть, не мучая меня. Я не собираюсь предъявлять своих прав на то, что мне не принадлежит. Кто мы друг другу? Командир и заместитель, которые иногда целуются и купаются в речке?
При этих словах кровь бросилась в лицо Эйлин, и она сделал над собой усилие, чтобы не взорваться.
— Это Бишоп для меня такой же член группы, как и все, — сдержанно произнесла она, — разве что проблем от него больше, чем от других. Но он по-своему полезен. А ты… ты же знаешь, что к тебе я отношусь по-особенному.
— Не знаю, — упрямо ответил паладин.
Он чувствовал, что его несет, но какая-то глухая, затаенная в сердце обида заставляла его не только произносить эти несправедливые слова, но и верить в них. В первый раз за много лет он был не в состоянии контролировать себя.
— Ты слишком много внимания уделяешь Бишопу и его душевному состоянию. Позволяешь себе нянчиться с ним, когда он лыка не вяжет, отвлекаешь солдат, чтобы они носили его в постельку, а то, не дай бог, он встретит рассвет на полу таверны. Думаешь, я не знаю? Ты постоянно пытаешься разговорить его. Естественно, у него в крепости масса свободного времени, почему бы ему не потрепаться с тобой о наболевшем?
Эйлин покачала головой и мягко сказала, попытавшись взять его за руку:
— Послушай, все не так, как тебе кажется. Я же не считаю каждую минуту, проведенную тобой с кем-то другим. Да и разговаривать по душам ты не особо стремишься.
Но Касавир отдернул руку.
— Да, я не силен в таких вещах, мне трудно говорить о своих чувствах, но это не значит, что у меня их нет.
Он долго молчал, машинально перекладывая костяшки домино с места на место. Затем, не поднимая головы, произнес:
— Знаешь, иногда я сомневаюсь, что за твоими поцелуями стояло что-то большее, чем…
— Чем что? — Резко перебила его Эйлин. — А, понимаю, пьяная командирша забавы ради набросилась на невинного паладина и сбила с пути истинного. Ты это хочешь сказать? А может быть, дело в том, что поцелуи тебя не устраивают?
Касавир молчал. Она по-настоящему разозлилась — да что этот фальшивый праведник себе позволяет!
— Тогда вот что я тебе скажу, — Эйлин резко встала из-за стола, — мне, конечно, плевать на эту Хезебель, ей до меня как до луны. Но когда она меня унижала, Бишоп был единственным человеком, который за меня заступился, до сих пор понятия не имею, почему. Но я это обязательно выясню!
Она вышла из таверны, с грохотом хлопнув дверью. Касавир мрачно посмотрел на Бишопа. Тот спокойно дул свой эль, как будто и не догадываясь, что стал причиной их ссоры. «Взять бы его сейчас и лицом об стол. Раз пять. А потом элем полить. Заступник. И сам хорош. Нашел, что сказать, — он вздохнул, — логика меня последнее время подводит. Да и откуда ей взяться? С ума бы не сойти. От чего ушел — к тому и пришел».
Под утро Эйлин приснился Касавир — какой-то тихий, молчаливый и очень бледный. Глаза его были воспалены, и он смотрел на нее так, словно просил о помощи. Это видение заставило ее проснуться и резко подняться, от чего у нее потемнело в глазах. Через несколько секунд, сфокусировав взгляд, она сорвалась с кровати и стала быстро одеваться. Уж чему-чему, а своим снам она доверяла. Чем более опытным бардом она становилась, тем чаще ей снились такие красноречивые сны. Интуиция не обманула ее. Кана доложила, что еще до рассвета в крепость прискакал человек в одежде последователей Тира. Он оказался одним из паломников, возвращавшихся в Невервинтер из Крепости Преданных в Тетире, и собиравшихся остановиться у них. Он рассказал, что на границе земель крепости на них напал небольшой, но хорошо вооруженный отряд разбойников. Что им было нужно от бедных паломников — неизвестно, но половину каравана они перебили, остальных увели. Возможно, неграмотный сброд принял их за торговцев. Паломник попросил помощи у крепости. Касавир, приказав не будить Эйлин, велел седлать коня и возглавил патруль. Эйлин собиралась было наброситься на Кану с руганью за то, что ее не предупредили, но вовремя спохватилась. В конце концов, лейтенант Кана подчиняется заместителю капитана так же, как и самому капитану. Да и удержать Касавира она бы все равно не смогла. Он оставался паладином Тира, и помочь паломникам было его долгом. Больше всего ее тревожило то, что, как ей поведал Бивил, стоявший в это утро на страже, Касавир не взял с собой зелий и даже не стал тратить времени на переодевание. Он лишь накинул на потное после утренней пробежки тело тунику и защищавшую торс легкую полукирасу. Один пропущенный удар по корпусу мог стать роковым. Все, что оставалось Эйлин — это надеяться, что угроза не очень серьезна. Сначала у нее возникла мысль броситься следом, но паломник, указывавший путь, уехал вместе с отрядом, а на следопыта надеяться не приходилось: еще ночью он куда-то ушел, как обычно, никому ничего не сказав.
Она теперь вряд ли могла бы вспомнить, как прошел тот день. Что она делала, с кем говорила, куда ходила. Сплошной туман, и одна мысль, тяжелым молотом стучавшая в голове: «Касавир… Касавир… Касавир…». К вечеру, когда отряд так и не вернулся, она пожалела, что не рискнула. Возможно, основные силы бандитов оказались большими, чем ожидалось. Когда она уже собиралась приказать капитанскому отряду седлать коней, стражник на воротах крикнул, что кто-то направляется в крепость. Эйлин выбежала из ворот и увидела далеко на дороге семерых всадников. Посадка одного из них была не очень уверенной. Вдруг он завалился набок и едва не упал на землю, но умное животное перешло на шаг, и товарищи успели поддержать его. Эйлин, полная дурных предчувствий, побежала к нему. Да, это был Касавир. А с ним — двое солдат и спасенные паломники. На боку его была кое-как прилажена красная от крови повязка. Край кирасы с той стороны был разрублен, весь бок и бедро были в засохшей крови. «Боги, он ранен! — пронеслось в голове Эйлин. — И ранение серьезно, если он не смог излечить себя».
— Касавир! — позвала она.
Он был без сознания, но дышал. Она попыталась сотворить заклинание, но из-за волнения не смогла сконцентрироваться.
Тогда она взяла лошадь под уздцы и, поддерживая Касавира, повезла его в крепость. Она надеялась, что отец Иварр сможет помочь ему. Солдаты помогли ей отнести раненого в лазарет.
Отец Иварр был невысокого роста, крепким и коренастым стариком с волнистыми седыми волосами до плеч и такой же седой бородой, которую он заплетал в две косички, на северный манер. Он был священником Тира и раньше жил в храме в Невервинтере. Эйлин знала, что они были близко знакомы с Касавиром. В свое время, когда встал вопрос о строительстве храма, она, не раздумывая, решила отдать его служителям Тира и пригласить Иварра. Он был еще и замечательным лекарем, что было очень полезно для крепости.
Несмотря на протесты святого отца, она отказалась уйти. Тот внимательно посмотрел на нее большими, глубоко посаженными серыми глазами, хмыкнул, но ничего не сказал. Сейчас для него важнее было заняться раненым. Иварр снял мантию, оставшись в рубашке, закатал рукава, обнажив жилистые, необычно сильные для его возраста руки, и, закрыв глаза, положил ладонь на лоб Касавира. Через пару минут веки раненого задрожали. Он приходил в сознание.
— Его необходимо раздеть и осмотреть, — сказал Иварр и многозначительно посмотрел на Эйлин, — я бы предпочел помощь кого-нибудь из паломников.
Она ответила чуть резче, чем хотела:
— Брось, святой отец. Я здесь не для того, чтобы смотреть на его наготу, я хочу помочь тебе…и ему.
— Не стоит так щетиниться, — мягко ответил священник, улыбнувшись ей, — будь по-твоему.
Им пришлось повозиться. По хриплым вздохам Касавира и выступившим на его лбу капелькам пота, Эйлин поняла, что движение доставляет ему боль. Когда он был полностью раздет, Иварр снял повязку и, попросив Эйлин подержать таз, смыл кровь с его тела. Девушка едва подавила вскрик, когда рана обнажилась. Она была не очень глубокой, но обширной, в полторы ладони. Разорванная кровоточащая плоть была кое-где прикрыта лоскутами кожи. Кроме того, рана была очень грязной и издавала слабый запах ядовитых жабьих желез. Накрыв бедра Касавира простыней, Иварр принялся осматривать повреждение.
Взяв себя в руки, Эйлин заметила:
— Видимо, он был ослеплен или силы совсем покинули его, если он пропустил такой удар.
Иварр кивнул, продолжая осматривать рану.
— К счастью, печень не задета. Но поврежденная поверхность велика, он потерял много крови. Он смог остановить ее и кое-как перевязать рану, но в дороге она опять открылась. Неудивительно.
Эйлин заметила красноватую припухлость чуть выше раны.
— Ему больно двигаться. Посмотри, это не перелом?
Иварр ощупал покрасневшее место.
— Возможно, трещина ребра. Это неопасно, — ответил Иварр, — меня волнует другое. Судя по виду раны и его состоянию, ранение было нанесено вскользь зазубренным отравленным оружием. А противоядия у него не оказалось. Сейчас оно бесполезно. Будем рассчитывать на то, что его организм сам с этим справится.
— Он весь горит, — сообщила Эйлин, вытирая пот со лба Касавира.
Подумав немного, Иварр произнес:
— Да, у него жар, но я не стану сейчас снимать его. Это лишь воспрепятствует выведению яда через кожу. Уксусное обертывание — лучшее лечение. А сейчас надо промыть рану, смазать заживляющим снадобьем и перевязать. Надеюсь, у тебя крепкие нервы?
Эйлин упрямо сжала зубы и кивнула.
С сомнением покачав головой, Иварр велел ей поливать рану из склянки, сам же принялся вычищать ее. Эйлин старалась не смотреть на это. Из горла Касавира вырвался хрип.
— Ему больно? — тихо спросила она.
— Немного. Но не волнуйся, эта вода содержит дезинфицирующий и обезболивающий экстракты. Шок исключен.
Пока Иварр заканчивал обрабатывать рану, Эйлин приготовила в тазу уксусный раствор, намочила и отжала простынь. Помогая ему переворачивать Касавира и закутывать его, она почувствовала, что самообладание готово покинуть ее. Она подняла голову, чтобы не дать выступить слезам.
— Пока все, — сказал Иварр, укрывая Касавира одеялом, — он вне опасности, теперь ты можешь уходить.
— Я не уйду, — спокойно ответила Эйлин, — я должна быть здесь.
— Послушай, капитан…
— Прости, Иварр, это мое последнее слово, — она посмотрела святому отцу в глаза, — я не уйду.
Иварр долго думал, опустив голову и глядя на Эйлин из-под нахмуренных кустистых бровей.
— Кажется, я понимаю, — наконец, произнес он, — и если моя догадка верна, лучшей сиделки для него я не найду. Хорошо, я дам тебе шанс. Ты уверена, что готова сама позаботиться о нем?
— Святой отец, если бы я могла взять на себя хоть часть его страданий…
Иварр кивнул.
— Можешь не продолжать. Я вижу ответ в твоих глазах. Ты должна будешь четыре раза за ночь сменить повязку со снадобьем и два раза обтереть его насухо и обернуть свежей простыней. Если заметишь, что он сильно потеет, можно и больше. Чистое белье в шкафу. Это будет нелегко, но я знаю, ты справишься. Впрочем, — Иварр смягчился, — если будет тяжело, ты всегда можешь позвать меня. Обязательно давай ему пить. Он в сознании, но физически и интеллектуально сильно истощен. Наверняка будет бредить. Зелье — экстренная мера, уместная в бою. Сейчас ему будет полезнее просто отдохнуть и пропотеть. Я приду осмотреть его на рассвете. А тебе лучше выпить вот это. Ночь будет нелегкой.
Эйлин выпила предложенное Иварром красное зелье в хрустальном пузырьке и почувствовала прилив сил.
— Спасибо Иварр, я сделаю все, как надо.
— Не сомневаюсь. Увидимся утром.
Оставшись одна, Эйлин затушила лишние свечи в настенных канделябрах, оставив минимум освещения, зажгла масляную лампу, поставила ее не прикроватную тумбочку и села у изголовья. Дыхание Касавира, сначало поверхностное, стало ровным и глубоким. Он заснул. Опершись локтем о спинку кровати, Эйлин смотрела на землистое лицо с потемневшими глазницами и расползшимися красными пятнами на щеках, побелевшие полураскрытые губы, мокрые пряди волос, прилипшие ко лбу, ставшую заметной синеву на бледном заостренном подбородке, и он показался ей таким беспомощным и беззащитным, что она почувствовала ком в горле.
— Глупый, — прошептала она, — зачем ты это сделал? К чему рисковал? Воображаешь себя бессмертным, когда какие-то две секунды могут оборвать твою жизнь.
Она вздохнула, окинув взглядом его обездвиженное спеленатое тело.
— Но другим я тебя и не знала. Таким полюбила. Значит, мне на роду написано постоянно тревожиться за тебя.
Касавир крепко спал, и все, что ей оставалось делать — это смотреть и ждать. До первой смены повязки все было спокойно. Спать ей не хотелось, и она решила прибраться. Найдя в шкафу большой холщовый мешок, она сложила туда грязные бинты, полотенца, останки доспеха и окровавленную одежду. Чистить и стирать все это не было смысла. Чтобы занять себя чем-нибудь, она стала изучать корешки книг, стоявших на одной из полок. Ее внимание привлек черный с золотым тиснением фолиант с надписью «Медицинские и бытовые алхимические рецепты». Открыв книгу наугад, она прочла: «Любовный напиток из толченой феналопы. Для мужчин, утративших пыл молодости и женщин, потерявших вкус к жизни. Возбуждает чувства, увеличивает мужскую силу, способствует любовному наслаждению».
— Тьфу! Пакость какая. И на вкус наверняка дрянь, — в сердцах пробормотала она и поставила книгу на место.
Когда пришло время, Эйлин стала разворачивать одеяло и простынь, стараясь причинять раненому как можно меньше беспокойства. Касавир был слишком тяжел для нее, но ей не приходило в голову просить о помощи. К тому же, зелье Иварра придавало ей сил.
Сняв повязку, она с радостью отметила, что рана выглядит чистой. Потревоженный Касавир застонал, поднял голову и провел языком по пересохшим губам. Эйлин налила в стакан воды из графина и, придерживая голову, напоила его. Он пил жадно, большими глотками, вода стекала на шею и грудь. Напившись, он приоткрыл глаза. Зрачки его были расширены, а взгляд блуждал.
— Эй… лин, я… пещера… там… их много, — чуть слышно зашептал он.
— Я здесь, родной, — ласково ответила Эйлин, — все хорошо, ты дома.
Она осторожно опустила его голову на подушку и, убрав прилипшие волосы, коснулась губами горячего мокрого лба. Он закрыл глаза и улыбнулся. Ее взгляд скользнул по его телу. Ей не приходилось видеть его раздетым, как и вообще мужчин, и, дав волю любопытству, она тут же строго одернула себя. Тело было мокрым, тяжелый, едко пахнущий пот струйками стекал на постель. Эйлин решила поменять ее. Не без труда вытащив из под него грязную простынь, она принялась обтирать его, начав со спины. Перевернув его, она продолжила, двигаясь вниз от шеи. Руки ее дрожали не только от физического напряжения, но и от волнения. Чувства неловкости у нее не было, но, проводя полотенцем по его торсу и бедрам и прикасаясь к его телу там, где он вряд ли позволил бы, если бы не лежал в жару и бреду, она чувствовала, что сама сейчас вспотеет.
— Уффф…
Закончив обтирание, она наложила свежую повязку и, напрягая все силы, перевернула его, чтобы подоткнуть свежую уксусную простынь. За все время Касавир не сказал ни слова и не открыл глаз, лишь постанывал, когда она шевелила его.
Ей пришлось еще несколько раз дать ему пить и два раза обтереть. Меняя повязку, она каждый раз убеждалась, что рана выглядит все лучше и лучше. Просыпаясь во время этих процедур, паладин называл ее по имени и что-то бессвязно бормотал — то просил прощения, то ругался и грозил ударить кого-то мордой об стол. А Эйлин гладила и нежно успокаивала его, как ребенка, больше голосом, чем словами, называя ласковыми прозвищами, какие ей раньше и в голову бы не пришли. В самом деле, кому пришло бы на ум назвать маленьким медвежоночком и сладеньким тигреночком здоровенного мужика ростом добрых шесть футов с лишним и весом раза в два больше самой Эйлин. Ее руки ныли, шея затекла, а спины она вообще не чувствовала, но старалась не обращать на это внимания.
Незадолго до рассвета она в очередной раз развернула его и сняла повязку. Было очевидно, что рана больше не представляет опасности. Жар почти прошел. Сон стал таким крепким, что Касавир даже не реагировал на ее манипуляции. Эйлин позволила себе обтирать его чуть дольше, любуясь им и разглядывая шрамы. И не только шрамы. Ей понравилось то, что его тело было почти лишено буйной растительности. То, что мужчина не пренебрегает гигиеной, было редким явлением, и большим плюсом в ее глазах. Перестав себя стыдить и одергивать, она поняла, что вид его тела и прикосновения к нему вызывают у нее очень приятные ощущения, сходные с теми, какие возникают внутри, когда раскачиваешься на качелях. Как бы невинна она ни была, она была уже достаточно взрослой, чтобы понять, что это значит. Она взглянула на рельефный живот и решилась дотронуться кончиками пальцев до темной дорожки, ведущей вниз от пупка. «Иварру точно не следовало бы этого видеть», — подумала она.
Мысль Эйлин тут же материализовалась, почему-то заставив ее густо покраснеть. Заметив это, Иварр покачал головой, но ничего не сказал. Он осмотрел рану и остался доволен. Затем они вместе обработали ее и завернули Касавира. Перед тем, как уйти, он дал Эйлин последние наставления.
— Молодец, ты справилась. Этот день ему лучше провести в покое. Зная его, понимаю, что тебе будет трудно настоять на этом. И самое плохое — ему нужно попоститься, дозволены лишь фрукты, хлеб и обильное питье. Это поможет вывести остатки яда. Если будет сопротивляться — сошлись на меня и волю Тира, — к удивлению Эйлин, при этих словах отец Иварр улыбнулся, — удачи тебе. Теперь можешь отдыхать.
Перед уходом он дал ей еще одно зелье и вытащил из кармана завернутые в пергамент кусок хлеба, толстый ломоть сыра и кусок грудинки.
— Вот, подкрепись. Зелье, конечно, не заменит тебе полноценного отдыха, но снимет напряжение в мышцах. У тебя наверняка все болит. Выпей, поможет.
— Спасибо, святой отец, — промолвила она.
Эйлин почувствовала, что ей в самом деле нужно отдохнуть. Второй кровати здесь не было, но было большое, покрытое старыми шкурами кресло, в котором при желании можно было устроиться с относительным комфортом. Собственно, ей было все равно, настолько она устала и хотела спать. Поев и выпив зелье, она затушила свечи, кое-как разместилась в кресле, привалившись к спинке и перекинув ноги через подлокотник, и мгновенно провалилась в сон.
Солнце было уже высоко, когда Касавир проснулся. Медленно подняв отяжелевшие веки, он попытался пошевелиться. Тело одеревенело, к тому же что-то сковывало движения. Он пленник? Приподняв голову, он убедился, что находится в лазарете. Это успокоило его. Он снова опустил голову на подушку, чувствуя, как с ощущением своего тела к нему приходит и головная боль. «Меня спеленали, как младенца, — он энергично задвигался и почувствовал, что на нем ничего нет, — и раздели».
Освободившись от простыни, он сел. Все вокруг поплыло, в ушах зазвенело, а от спазма в висках захотелось зажмуриться. Появилась тупая боль в боку. Ага, ребро. Справившись с приступом головокружения, Касавир снял повязку. Да, ничего себе. Но, в общем, не смертельно. Большой кровоподтек, затянувшийся уродливый красноватый рубец, напоминающий замысловатую руну, и остаточная боль. Увидев Эйлин, спящую в кресле, Касавир машинально прикрылся простыней. Он бросил взгляд в угол, где лежал мешок с окровавленными тряпками и ворох белья. В комнате стоял запах уксуса и едкого, кисловато-горького пота. Принюхавшись к себе, Касавир поморщился. Будучи сам опытным лекарем, он понял, что произошло.
Увидев, в какой неудобной позе Эйлин лежит на кресле, он понял, что, скорее всего, она не спала всю ночь, сидя у его постели. Это заставило паладина почувствовать неловкость. Но ненадолго. «Видимо, я был очень плох. Эйлин… представляю, как Иварр сопротивлялся ее присутствию, и чего ей стоило отвоевать право ворочать меня всю ночь с боку на бок». Он улыбнулся и с нежностью посмотрел на спящую девушку. Невозможно поверить, что она могла проявлять такую заботу, будучи равнодушной к нему.
Касавир решил перенести ее на постель. Но сначала ему нужно было отлучиться. Он медленно опустил ноги и встал. Стены перед глазами снова заплясали, но он устоял на ногах и быстро пришел в себя. Руки и ноги были ватными, но, по крайней мере, слушались. Боль в ребре не очень беспокоила, к таким вещам Касавир давно привык. Едва ли хоть одно ребро у него было целым. Сделав несколько шагов, он почувствовал, что сердце готово выпрыгнуть. Проверив пульс, он мысленно выругался. Чертова отрава. Можно было и концы отдать, не окажись он в руках грамотного лекаря. Его сердце не выдержало бы и слабого зелья. Ну, ничего, теперь он быстро придет в норму. Справиться бы с этой непривычной слабостью, которая выводит из себя. Увидев сиротливо притулившийся у кровати ночной горшок, он презрительно скривил губы. «Не дождетесь. Я еще в состоянии позаботиться себе».
Он обернулся найденным полотенцем и, шатаясь, побрел к выходу. Пустой со вчерашнего утра желудок напоминал о себе каменной тяжестью и неприятным комком в горле. «Разъелся, бродяга, привык к хорошему. Забыл, как траву готов был жрать и черте чем заниматься за кусок хлеба и мяса». К счастью, его палата находилась в конце коридора, около двери черного хода. А вожделенное помещение находилось как раз за этой дверью. Держась за стену и стараясь не делать резких движений, он медленно двигался к своей цели.
«И что на меня нашло, — думал Касавир, — что я стал ревновать ее к этому проходимцу. Не иначе, нервы сдали от всех этих мерзостей. Тоже мне, соперник». Он вспомнил, как отвечал Эйлин, когда она, вместо того, чтобы послать его, еще и оправдывалась. Запоздалое раскаяние заставило его застонать от досады.
— Не поверил. Болван. Обидел подозрениями. Еще и речкой попрекнул.
Он почувствовал отголоски спонтанного утреннего возбуждения, посмотрел вниз и хмуро заключил:
— А все потому, что думаешь не тем, чем должен. И никакая отрава тебя не берет.
Подумав немного, он сплюнул через плечо, постучал по деревянной стенке и двинулся в обратном направлении.
Вернувшись, он первым делом открыл окно, напился из графина, кое-как застелил кровать покрывалом и подошел к Эйлин. Задача была нелегкой. Другой человек на его месте посчитал бы ее неосуществимой. Но не он. Главное — чтобы не открылась рана. Он приложил ладонь к рубцу и попытался сосредоточиться. Но магия иссякла, аура превратилась в бесполезный сгусток, лишенный всякой энергии. Он скрипнул зубами. Умом он, конечно, понимал, что это временно. Но как же он ненавидел это непрошенное бессилие! «Ничего, должно обойтись. В ней весу едва ли четыре пуда. А если снять эти громадные ботинки, то и вовсе три». Она спала, не разувшись, в купленных недавно жутко модных зачарованных ботинках с кованой подошвой. Касавир встал на одно колено и аккуратно, стараясь не разбудить ее, расшнуровал и снял ботинки. Она спала крепко и даже не пошевелилась. Отлично. Глядя на ноги Эйлин, Касавир поймал себя на не совсем праведных мыслях. Форма ног была идеальна, а лодыжки — необычно изящны для деревенской девушки. Ему бросились в глаза сбитые и отекшие ступни. Ну да, новые модные ботинки от Дикина. Вполне благовидный предлог для врачебного вмешательства. Его руки не могут лечить, но могут хотя бы массировать.
Выдохнув, Касавир поднял ее и, шатаясь, на полусогнутых ногах, потащил к кровати. В последний момент он едва не уронил ее, завалившись следом, но удержал равновесие и осторожно уложил. Затем нашел на полочке со снадобьями заживляющую мазь с лавандовым маслом. Сев на краю кровати и подогнув колени, Касавир приложил руки к груди, чтобы убедиться, что они не холодные, нанес на ладони немного мази и подержал в руках, чтобы согреть. И принялся осторожно массировать стопы и подушечки пальцев. Ножка у Эйлин была небольшой и почти полностью помещалась в его руке. Ему подумалось, что лучше всего на ней смотрелись бы изящные туфельки, а не тяжелые ботинки. Касавир тщательно размял каждый пальчик и перешел к щиколоткам. Его прикосновения были так нежны и приятны, что девушка, проснувшаяся, когда он начал массаж, уже с трудом притворялась спящей.
Вскоре она почувствовала, что его действия изменились. Мазь уже впиталась, но он придвинулся к ней ближе и, поставив ее полусогнутые ноги себе на колени, продолжал массаж. Он явно увлекся. К ее ногам, нежно поглаживая икры, прикасались уже не руки лекаря, а руки мужчины. Касавир и сам почувствовал, что пора закругляться. Тут он услышал вздох. Он отдернул руки, но нога девушки, покоящаяся на его колене, заскользила вверх по бедру. Рассудив, что если бы Эйлин была против, то сделала бы что-нибудь более неприятное для него, он обхватил руками ее щиколотки и спросил:
— Давно проснулась?
Эйлин привстала на локтях, не отнимая ног от его колен, и лукаво посмотрела на него.
— Сам догадайся.
Увидев его смущение, она улыбнулась.
— Спасибо, ты меня к жизни вернул. Судя по всему, тебе уже лучше?
— Да, нормально.
Увидев скепсис в ее взгляде, он поспешил заверить ее:
— Нет, правда. Эйлин, — он замялся, — я должен сказать… спасибо тебе за все. Я представляю, каково тебе было возиться со мной. И, честное слово, мне даже неловко. Ты ведь могла оставить меня на попечение Иварра.
Эйлин села на кровати, посмотрела на него исподлобья и помотала головой.
— Да, понимаю, — сказал Касавир тихо, — я бы на твоем месте тоже не сомневался.
Он сел рядом, обнял ее, прижал ее голову к своей груди и долго сидел так, закрыв глаза.
— Прости, — наконец прошептал он и поцеловал ее волосы, — прости. Ты больше никогда не услышишь от меня таких слов.
Эйлин вздохнула.
— Я уже давно простила. Не стоит к этому возвращаться.
Она улыбнулась и стала рисовать указательным пальцем фигуры на его груди.
— Знаешь, — сказала она, хитро взглянув на него, — а ты ничего. Я бы не прочь спеленать тебя еще разок.
Касавир поперхнулся и начал что-то бормотать, но Эйлин рассмеялась и взъерошила его волосы.
— Пошутила, пошутила.
— Если честно, я бы не отказался что-нибудь надеть и позавтракать, — сказал Касавир. — Ты можешь сходить в мою комнату?
Эйлин задумчиво посмотрела на него.
— Гм, вообще-то Иварр прописал тебе полный покой. Но, зная твою деятельную натуру, полагаю, что отсутствие одежды ненадолго задержит тебя в кровати. Так что, штанами ты будешь обеспечен. А вот насчет завтрака, — она вздохнула, — вынуждена тебя огорчить.
— А что случилось?
— Видишь ли, пока ты лежал в бреду, Иварр молился, и ему было откровение, что Тир спасет тебя, если он пообещает, что ты будешь сегодня есть одни фрукты.
Касавир покачал головой, отстранил от себя Эйлин и строго посмотрел на нее.
— Эйлин, зачем ты выдумываешь эти богохульственные небылицы? Я, по-твоему, ничего не понимаю в лечении? Так и скажи, что Иварр велел морить меня голодом.
Эйлин виновато кивнула:
— Какой ты проницательный!
— Давай договоримся так. Я соглашусь посидеть в лазарете, но при двух условиях: ты принесешь мне тайком от Иварра что-нибудь съедобное и побудешь со мной.
— Заманчивое предложение, — Эйлин чмокнула Касавира в щеку и встала с кровати, — я над ним подумаю. Ладно, пошла за штанами и едой. Только к Кане загляну, хорошо?
Конечно, все уже знали, что Эйлин провела бессонную ночь в лазарете, и Иварр наказал ей присматривать за выздоравливающим. Так что, она спокойно могла не показываться на службе. Но она взяла за правило всегда быть в курсе всех дел. Впрочем, ничего существенного Кана не сообщила, кроме того, что утром явился сэр Ниваль. Ему рассказали о вчерашнем происшествии, и он решил подождать ее, чтобы лично сообщить что-то важное. Он перекусывал в столовой. Поблагодарив Кану, Эйлин нехотя пошла к Нивалю. Уж если ей хотят лично что-то сообщить — добра не жди.
— Приятного аппетита, сэр Ниваль, — бодро сказала Эйлин, входя в столовую, — как вам наша кухня? Не грубовата ли?
— Здравствуй, Эйлин. Твой повар знает свое дело, — Ниваль, сидевший в конце длинного стола, жестом пригласил ее сесть рядом, — давно хочу спросить, где ты его откопала?
Эйлин дежурно улыбнулась Нивалю, налила морса из графина, взяла первый попавшийся кусок какой-то еды и с полным ртом пробубнила:
— Ам де отяпала, ойше ет.
— Чего? — не понял Ниваль.
Прожевав, Эйлин пояснила:
— Сам пришел — нищий, оборванный. Полуэльф из Уотердипа. Сказал, что его покойный отец был поваром при дворе знатного вельможи. На коленях умолял взять его на кухню или куда угодно. Начал с того, что был на подхвате в таверне, а теперь — мой шеф-повар. Вообще-то, сэр Ниваль, у меня дел по горло, так что…
— Да, да, извини.
Ниваль сделал умный вид и встал из-за стола. Эйлин последовала его примеру — во всяком случае, в том, что касается второго пункта.
— Капитан Эйлин, — произнес он важно, — завтра в два часа пополудни ты должна явиться в замок Невер к лорду Нашеру, чтобы участвовать в церемонии. Форма одежды — парадный доспех.
— Что за церемония, если не секрет? — спросила Эйлин, отхлебнув морса.
— Я должен передать тебе то, что передал, и не больше, — он произнес это с таким протокольным лицом, что Эйлин едва сдержала улыбку.
— Но, сэр Ниваль, мне придется оторваться от дел крепости, даже не зная, зачем я вам понадобилась. Может, хоть намекнете?
Ниваль гордо вскинул голову и изрек:
— Вам приказано явиться в замок, капитан. Либо вы выполняете приказы, либо завтра у этой крепости будет новый капитан.
Эйлин заинтересованно наклонила голову.
— Я не ослышалась, сэр Ниваль? Вы правда собираетесь сделать мне такое одолжение и назначить сюда нового капитана? Ну, слава богу, наконец, я смогу заняться своим прямым делом — хождением по тавернам и игрой на лютне. А с Королем Теней пусть кто-нибудь другой разбирается.
Услышав про Короля Теней, Ниваль поморщился.
— Ммм, ну зачем ты так. Мы же свои люди.
— И я так думаю, дорогой сэр Ниваль, — и она одарила его своим самым преданно-лучистым взглядом.
— Ну, хорошо, я только могу сказать, что эта церемония имеет непосредственное отношение к тебе. Она важна для твоего статуса.
Эйлин вздохнула.
— Ну, что ж, раз вы с лордом Нашером такие скрытные, придется этим удовлетвориться. Я могу идти?
— Постой, — задержал ее Ниваль и смущенно пробормотал: — Я слышал о Касавире. Надеюсь, с ним все в порядке?
— Да, сэр Ниваль, худшее позади.
Ниваль тепло и как-то застенчиво улыбнулся.
— Я уверен, это все благодаря тебе. Ему с тобой повезло. В общем… передай ему мои наилучшие пожелания. А теперь иди, милая, не буду тебя задерживать.
— Спасибо, сэр Ниваль, — слегка удивленно произнесла Эйлин, — вы тоже передавайте привет… сэру Грейсону.
Ниваль понимающе кивнул, галантно поцеловал ей руку, подмигнул и удалился.
«Не такой уж он урод, каким кажется, — подумала она, — видно, они с Грейсоном друг на друга положительно влияют».
Эйлин вспомнила о Касавире, с нетерпением ожидающим одежды и с еще большим — еды, и поспешила в его комнату. Еще на стадии восстановления крепости Касавир пожелал сам объяснить мастеру Видлу, какую хотел бы иметь мебель и цвета в своей комнате. Поэтому ей было очень интересно посмотреть на нее. Первое, что бросалось в глаза — идеальный порядок. Эйлин вздохнула и вспомнила горы свитков и текстов на своем столе и груды одежды, которые высились на кресле, пока ей это не надоедало, и она кое-как не запихивала их в шкаф. Сама обстановка не была ни богатой, ни нагруженной аксессуарами. Но было ощущение, что все здесь на своем месте, просто и уютно. Большая кровать напротив окна, рядом — платяной шкаф. Справа от небольшого арочного окна — бюро и кресло, слева — набитый книгами стеллаж. Между входной дверью и дверью в ванную, в стенной нише — стойка для доспехов и оружия, небольшая витрина для артефактов. Вся мебель из мореного дуба, светло-серые стены с дубовыми панелями, такой же потолок и потолочные балки. Простой, без изысков балдахин над кроватью, двухслойные шторы, мягкий ковер на каменном полу — все было в сине-серо-голубых тонах. От этого веяло спокойствием, чистотой и свежестью. У дальней стены был камин, над ним — картина с изображением старинного замка, стоящего на высоком берегу живописного фьорда. У камина был постелен еще один коврик, и стояло массивное кресло на гнутых львиных лапах, обитое синим гобеленом. Своей благородной роскошью оно выделялось из скромной обстановки. Эйлин не могла отказать себе в удовольствии немножко посидеть в нем. Когда она опустилась в кресло и вытянула ноги, ей захотелось закрыть глаза и не думать ни о чем. Ей даже показалось, что кресло хранит тепло своего хозяина, так ей было в нем спокойно и уютно. А какие мысли приходят Касавиру в голову по вечерам, когда он сидит в нем, вот так же, вытянув ноги и прикрыв глаза? Вспоминает ли он свои прошлые сраженья, людей, которым помогал, или свои детство, юность, родной дом, или, может быть, своих друзей? Не был же он всегда одинок. Может быть, он иногда читает, сидя у камина. Эйлин захотелось обследовать книжный шкаф, заглянуть в ванную, подольше посидеть в его, без сомнения, любимом кресле, почувствовать себя частью этого маленького мирка, который принадлежит ему, и который с первого прикосновения так тепло принял ее. Но она не могла заставлять Касавира ждать.
В его шкафу Эйлин нашла белье, носки, и штаны. Подумала насчет рубашки и решила взять — не очень-то приятно ходить без рубашки с ободранным боком. Она выбрала голубую со сборками на рукавах и отложным воротником. Красиво, и к глазам подойдет. Она задумалась, стоит ли ей брать обувь, и решила прихватить пару мягких домашних ботинок — Касавиру будет не вредно погулять во дворе лазарета, а дальше двора она его не пустит. Эйлин сложила вещи в найденный тут же мешок и, оглядев напоследок очень понравившуюся ей комнату, пошла на кухню.
Кэйтан — так звали замечательного повара Эйлин — с большим энтузиазмом отнесся к ее просьбе собрать какую-нибудь еду для выздоравливающего. Уж кого-кого, а Касавира он обожал всеми фибрами души, ибо какой повар не полюбит столь благодарного едока. К тому же, тот был частым гостем в его наполненных ароматами владениях, не прочь был перекинуться с ним парой слов и даже дал пару дельных советов по поводу приготовления окороков и куропаток. Правда, от половины из того, что Кэйтан сложил на огромный поднос, пришлось отказаться.
— Прости, Кэйтан, но бараний бок с чесноком и розмарином — это лишнее. Касавир еще слишком слаб, и вряд ли это осилит.
Увидев разочарование на лице паренька, она поспешила добавить:
— Но когда он поправится, мы устроим маленький… нет, большой пир в его честь. Идет?
— О, я сегодня же проверю запасы и составлю меню, — воодушевился Кэйтан. — Эй, малец! — крикнул он поваренку, — Потом почистишь картошку, помоги-ка капитану!
Уходя, Эйлин подумала: «Кэйтан в готовке — все равно, что Гробнар — в написании песен. Но от него пользы больше».
Когда они шли по двору лазарета, поваренок, гордый своим поручением, украдкой поглядывал на капитана. Эйлин подмигнула ему. Славный белокурый парнишка, кажется, сынишка или племянник старосты Орлена. Много их у него, всех не упомнишь. Но тут случилась большая неприятность. Заходя в дверь, они нос к носу столкнулись с отцом Иварром. Тот внимательно осмотрел ношу поваренка. Запрещенные продукты были кое-как прикрыты персиками, грушами и виноградом, но нюх Иварра был сильнее ухищрений Эйлин.
— Так, так. Молодой человек, соблаговолите ответить, кому вы это несете? Тебя, капитан, попрошу помолчать.
Мальчик в отчаянии посмотрел на Эйлин.
— Ну, я… это… это для Шандры, святой отец. Да, для Шандры! Леди капитан поручила мне отнести это своему оруженосцу. Это не для сэра Касавира, нет!
Святой отец покачал головой и укоризненно посмотрел на Эйлин.
— Да, хороший же из тебя пример подрастающему поколению. Так, посмотрим, что тут у вас. Телятину я, пожалуй, оставлю. Утиные грудки тоже большого вреда не принесут, только сними с них кожу. А вот свиной окорок я заберу, и не возражай. Вели приготовить к обеду куриный бульон с потрохами. Но учти, — Иварр поднял палец и строго сказал: — он еще очень слаб, и чем больше он будет чревоугодничать, тем медленнее будет идти процесс восстановления. Ты же не хочешь, чтобы он пролежал в лазарете еще два дня?
Пристыженная Эйлин прижала руки к груди и горячо заверила:
— Ну что ты, святой отец, я… не сойти мне с этого места!
— То-то же!
Понюхав окорок, он завернув его в платок, сунул под мышку и степенно удалился, довольный своим уловом.
Эйлин посмотрела на вконец запутанного поваренка и рассмеялась.
— Когда будешь уходить, напомни мне, чтобы я дала тебе монетку.
Это убедило мальчишку, что он все сделал правильно, он приосанился и важно понес драгоценный поднос с отвоеванными у святого отца яствами.
Войдя в коридор, Эйлин поняла, что ее ждет еще одна, правда, вполне ожидаемая, встреча. Шандра! Товарищ по несчастью, уже идущая на поправку, решила навестить своего спасителя. Она проскользнула в дверь, не постучавшись, и не заметила Эйлин. Но та ее отлично разглядела. Снисходительно хмыкнув, она поспешила к началу спектакля. Войдя в комнату, Эйлин скрестила руки на груди и стала наблюдать идиллическую картинку. Шандра, немного бледная, но с пурпурным цветком гибискуса в волосах, сидела на кровати Касавира и ворковала про его мужество и преданность. А он, отодвинувшись к спинке и закутавшись в простынь по самые плечи, отвечал в том духе, что, чего уж там, не стоит благодарности. Увидев влажное полотенце, висящее на ширме, прикрывавшей столик с тазом для умывания, Эйлин поняла причину его смятения. Разоблачиться сразу перед двумя девушками за одни сутки — это уж слишком.
Отпустив поваренка, разочарованного тем, что ему не дадут досмотреть, чем все закончится, Эйлин поставила поднос на тумбочку и бросила мешок на кровать. Сев рядом с Шандрой, она улыбнулась и обняла ее.
— Шандрочка, милая, ты не представляешь, как я рада, что с тобой все в порядке.
— Мне сказали, что меня спас Касавир, — промолвила Шандра, застенчиво глядя на предмет своих мечтаний. — Я узнала, что он здесь, и пришла… ну… поблагодарить. И узнать об его здоровье.
Эйлин кивнула.
— Да, дорогая. Я понимаю. Мы все благодарны ему за твое спасение. А я так просто готова расцеловать его за этот мужественный поступок, — и Эйлин с неподдельной нежностью посмотрела на любимого. — Касавир, ты не позволишь нам с Шандрой выйти на минутку?
Вытолкав озадаченную девушку в коридор, Эйлин зашептала:
— Я должна тебе кое-что сказать. В бандитской пещере Касавир подхватил несмертельную, но очень неприятную болячку.
— Да ты что! — всплеснула руками Шандра.
— Да, представь себе. Вот сейчас он сидит нормальный, а через минуту может кинуться на нас и начать душить.
В подтверждение этого Эйлин сделала страшные глаза, схватила себя за шею и сымитировала удушение, высунув язык и задергавшись. Шандра в ужасе отшатнулась.
— И это лечится?
— Иварр говорит, что может пройти через месяц, а может остаться на всю жизнь. Очень редкая и малоизученная болезнь.
Шандра жалостливо заглянула в глаза Эйлин и участливо спросила:
— А как же ты?
Эйлин приосанилась.
— Ну, я же немного владею магией. И всегда чувствую наступление очередного приступа. Кстати, — добавила она, внимательно разглядывая свои ногти, — давненько что-то приступов не было.
— О! — выдохнула Шандра.
Она приоткрыла дверь и, не заходя внутрь, выпалила скороговоркой:
— Касавир спасибо еще раз желаю тебе скорейшего выздоровления извини что покидаю у меня куча дел.
Быстро закрыв дверь, она пожала Эйлин руку и, пожелав ей мужества и терпения, стремительно бросилась к выходу.
— Что это с ней? — удивленно спросил Касавир, когда Эйлин вернулась.
Он уже взял поднос и набросился на еду так, как это может сделать сильный телом и привыкший поддерживать себя в форме человек, который ничего не ел со вчерашнего дня. Похоже, его аппетиту болезнь ничуть не повредила.
— А, — Эйлин неопределенно махнула рукой, — вспомнила, что ее ждет дедушка, чтобы дать первый урок магии.
Касавир с сомнением покачал головой.
— Не знаю, не знаю. Не думаю, что он научит ее чему-нибудь хорошему.
— Я тоже. К счастью, она не унаследовала его способностей. Ну, а у тебя как дела? Как ты себя чувствуешь?
— Непривычно. Как будто у меня отняли мое тело и всучили чужое.
Эйлин села рядом и погладила его плечо.
— Понимаю. Ну, ничего, это пройдет.
Глядя, как Касавир ест, она встревожилась.
— Послушай, ты бы не увлекался, а то святой отец говорит…
Касавир что-то промычал, — к счастью, нечленораздельно, — по поводу того, что говорит святой отец. «Странные у них с Иварром отношения», — подумала Эйлин. Когда он закончил свой «легкий» завтрак, ей осталось только забрать пустой поднос с огрызками, косточками и веточками от винограда.
Поглаживая себя по животу, Касавир с чувством сказал:
— Спасибо, ты спасла меня. Я чувствую себя намного лучше. Даже голова перестала болеть.
— Правда? Я рада. Кстати, что ты тут делал без меня? — Строго спросила она. — Нарушал режим и вставал с кровати?
Касавир смутился.
— Да решил обтереться чистой водой. А тут Шандра вошла.
Эйлин улыбнулась и покачала головой.
— Сочувствую. Я принесла одежду. Не переживай, я отвернусь.
— Да, если тебе нетрудно. Спасибо.
Когда Касавир был одет, Эйлин посмотрела на него с гордостью. До чего же он хорош! Пусть слегка бледен и небрит. Все равно, настоящий принц из сказки. Ярко голубая рубашка с отложным воротом великолепно сидит и оттеняет глаза. Да и все остальное выглядит, как надо.
— Что теперь будем делать? — Бодро спросил Касавир.
Как и ожидала Эйлин, на постельный режим и ничегонеделание он не был настроен. Она подумала и стала загибать пальцы:
— Мы можем: раз — обниматься; два — целоваться; три — поиграть в слова на щелбаны; четыре — поэкспериментировать со снадобьями на полочке; пять — почитать вслух вон тот толстый медицинский трактат; шесть — попеть. Кстати, ты знаешь какие-нибудь песни?
— Вообще-то знаю пару, но боюсь, если я начну петь… — Касавир усмехнулся и почесал голову.
— Да ладно, не прибедняйся. Хорошо, если ты такой стеснительный, петь буду я, а ты хлопай и подпевай.
Эйлин отошла на середину комнаты, приняла соблазнительную позу и запела
Сэр Гираут де Маркабрюн
Был чист душой и ликом юн.
Но в свете утренней зари
Пастушку встретил он, Мари.
Приветлив чаровницы взгляд,
И губы поцелуй сулят.
И размечтался наш юнец,
Что причастится, наконец.
ПРИПЕВ:
О, Гираут, о, рыцарь мой,
Вы мой смущаете покой.
Я пять ночей не знаю сна,
Но честь свою беречь должна.
Ты так мила, ты так скромна,
И ты меня лишила сна.
Молю, прелестная Мари,
Лишь поцелуй мне подари.
Сэр Гираут де Маркабрюн,
Что чист душой и ликом юн,
Забыл охоту и друзей,
День ото дня он все грустней.
Но на рассвете каждый день
Ему седлать коня не лень.
И мчится он во весь опор,
Чтоб вновь продолжить этот спор.
ПРИПЕВ.
Касавир хлопал вначале неохотно. Но Эйлин так заразительно-комично представляла в лицах несговорчивую пастушку и назойливого сэра, что, в конце концов, ему стало неловко быть букой. Она так старалась развеселить его, пусть и на свой странный манер. Забыв про слабость и головокружение, он притянул ее к себе и, смеясь, стал изображать жаждущего поцелуя рыцаря. Эйлин манерно отбивалась, ахая, охая и закатывая глаза.
— …Лишь поцелуй мне подари, — пробасил Касавир и, наконец, добрался до губ упрямой пастушки.
Сначала их поцелуи были игривыми и поверхностными, затем они вошли во вкус. Эйлин обхватила руками его шею, а он обнял ее и прижал к себе. Их губы и языки были уже хорошо знакомы, и радость новой встречи была обоюдной, а общение — еще более глубоким и содержательным, чем раньше. Через пару минут, оторвавшись от губ Эйлин, Касавир прижался щекой к ее виску и, вдохнув запах волос, прошептал:
— Ты чудо. Ты — мое лекарство. К черту медицинские трактаты.
И посмотрел на нее с неподдельным восхищением. Она улыбнулась.
— Ну вот, три пункта из нашего списка интересных дел мы уже выполнили, — произнесла она и чмокнула его в колючий подбородок. — Вообще-то, я хотела предложить тебе подышать воздухом. Ты на ногах держишься?
Он лишь фыркнул в ответ.
— Вот и прекрасно, пошли потихоньку.
Внутренний двор лазарета был одним из любимых мест времяпровождения Эйлин в редкие часы дневного досуга. Она иногда сидела тут одна, грызя яблоко, читая или что-нибудь сочиняя. Иногда кто-нибудь составлял ей компанию. Время от времени к ней присоединялся Сэнд, чья лаборатория находилась в крыле лазарета. Они болтали о всякой всячине, а чаще всего о глубоких познаниях Сэнда в самых разных вещах. Пару раз Гробнар, застукав ее здесь, пытался ей петь. Но перестал это делать после того, как Иварр, выхаживавший заболевших корью крестьянских детей, сказал ему, что он будет гореть в аду.
Дворик представлял собой колодец, ограниченный с двух сторон Г-образным зданием лазарета, еще с одной — крепостной стеной. Между стеной и торцом лазарета проходила живая изгородь с кованой калиткой. Посреди дворика располагалась придуманная Элани и воплощенная мастером Видлом каменная коническая конструкция. Внизу ее были устроены резервуары для питья. Сама конструкция состояла из нескольких террас, засаженных цветами и украшенных фигурками зверей. Венчала сие архитектурное чудо статуя какого-то друидского авторитета, которую Элани, решив воспользоваться плодами цивилизации, лично заказала скульптору. Тонкий эстет, мастер Видл отчаянно сопротивлялся, но Эйлин прекратила этот спор, сказав: «Оставь ребенка в покое, никто не собирается ЭТО разглядывать».
Вокруг конструкции шла вымощенная булыжником дорожка с ответвлениями к центральному входу, входу в лабораторию, и к калитке. По периметру стояли скамейки. Остальное пространство двора было засажено газонной травой и кустами гибискуса, за которыми Элани любовно ухаживала. С апреля по октябрь, когда гибискус цвел красными, оранжевыми, пурпурными, желтыми и белыми цветами, здесь было очень красиво. За одно это Эйлин готова была простить друидке все ее причуды.
Сделав пару кругов по дорожке, они сели на одну из скамеек. Некоторое время сидели молча. Касавир, вытянув ноги и положив обе руки на нагретую солнцем спинку скамейки, щурился под его яркими лучами и шумно вдыхал запах травы и цветов. Эйлин сидела, по привычке подвернув одну ногу, и разглядывала надписи на скамейке: выжженную каллиграфическим почерком «Поцелуй меня в ж…», и криво нацарапанную «Ужрис зиленава парашку». Эйлин провела рукой по надписям и улыбнулась: «Как хорошо, что Сэнд и Бишоп, наконец, подружились на почве алхимических экспериментов».
Наконец Касавир тихо произнес, глядя куда-то вверх:
— А у меня сегодня день рождения.
— Здорово! А почему ты раньше не сказал?
Касавир взглянул на нее и усмехнулся.
— Ты шутишь? Я уже много лет его не праздную. Только в очередной раз отмечаю, что стал старше еще на год.
— А сколько тебе лет?
— Тридцать шесть, — ответил Касавир, не глядя на нее.
Эйлин внимательно посмотрела на него и заметила серебряные нити, запутавшиеся в волосах, морщинки вокруг глаз и жесткие носогубные складки.
— Выходит, ты служишь Храму уже около 15 лет?
Касавир покачал головой.
— Храму… Мне нужно было многое испытать и увидеть своими глазами, чтобы понять, кому и чему стоит служить.
Эйлин повернулась к нему и села, опершись локтем на спинку скамейки и подперев голову рукой. Она смотрела на профиль Касавира, казалось, ушедшего в себя, и не решалась спросить его. Она не хотела, чтобы немолодой и много переживший человек принял ее интерес за пустое любопытство. Но он начал говорить первым.
— В 20 лет мне казалось, что стать паладином Тира — единственный путь, потому что… я просто так думал. — Он вздохнул. — Ты знаешь, что моя судьба должна была сложиться по-другому. Я был наследником рода. Но не справился, не смог выполнить долг перед семьей и защитить ее. Мое решение вступить в Орден было импульсивным, неосознанным.
Он опять надолго замолчал. Но Эйлин чувствовала, что это не все.
— И что произошло? — Осторожно спросила она.
— А произошло то, что и должно было произойти с юнцом, никогда не имевшем в душе никакой веры, за исключением веры в то, что он центр мироздания. И еще в свое предназначение и свою честь. Когда я по своей воле сжег за собой мосты, я лишился этих, как мне казалось, иллюзий. Тяжелая, изнурительная служба послушника, учеба, обет смирения и послушания казались мне лучшим избавлением от душевной пустоты. А когда я прошел испытание и стал паладином, моей заветной мечтой стало найти смерть на поле боя. Я брался за любые задания, предпочитая действовать в одиночку или с небольшим отрядом.
Эйлин вспомнила об ущелье орков и о вчерашнем ранении. Похоже, риск стал его привычкой. Но она ничего не сказала. Касавир редко говорил о себе, и ей не хотелось спугнуть его откровенность. Впрочем, говорил он так, будто забыл об ее существовании.
— А вера была для меня не более чем ритуалом. Но со временем я стал задумываться о смысле своего служения. Нам приходилось путешествовать в варварские земли, чтобы, как нам говорили «нести цивилизацию, насаждать закон и устанавливать порядок». Не знаю, как насчет цивилизации и порядка. А закон, за неимением оного на бумаге и в головах, устанавливался по принципу «око за око, зуб за зуб». А я был всего лишь инструментом. Читай — палачом.
Касавир, наконец, почувствовал на себе взгляд Эйлин и повернулся к ней.
— Нет, не думай, роль машины для убийства меня вовсе не прельщала. Тем более, все эти люди заслуживали наказания хотя бы из принципа справедливого возмездия. Но даже в мою не обремененную мыслями двадцатичетырехлетнюю голову стали закрадываться сомнения. Мне стало, откровенно говоря, страшно.
Эйлин вскинула брови. Страх? О чем это он?
— Не удивляйся. Это был страх не за жизнь, а за честь. Никто так не боится совершить непоправимую несправедливость, как тот, кто призван служить ей. С другой стороны, чувство незыблемости долга воспитывалось во мне с рождения, вопрос был в чем он состоит. Сейчас я думаю, что все это было истерикой молодого человека, не видевшего вокруг себя ничего, кроме смерти, и постоянно ждавшего ее.
Он снова отвернулся. Эйлин спросила:
— Ты сделал что-то, противоречащее уставу Ордена?
Касавир кивнул.
— Да. Я не выполнил решение Совета о доставлении человека в суд. Я отпустил обвиняемого, когда разыскал его. Я поговорил с ним, чего не должен был делать. Но человек этот все равно погиб, в той местности шансов на выживание у беглеца, не пользующегося поддержкой племени, было мало. Претензий ко мне со стороны Совета не было, они не знали всей правды.
Он немного помолчал и со вздохом произнес:
— Но я мучился чувством двойной вины: в том, что не выполнил свой долг и в том, что, возможно, лишил человека права на оправдание.
— Ты сделал это, потому что счел обвинение несправедливым?
— Да. Я так думал. И думаю сейчас.
— Значит, ты ни в чем не виноват, — заключила Эйлин.
Касавир посмотрел на нее и покачал головой.
— Не знаю. До сих пор не знаю. Но тогда для меня просто наступил край, за которым я уже не видел себя — вообще ни в какой роли. В конце концов, я ушел. Просто ушел без цели.
— Но, постой, как же ты ушел из Ордена и остался паладином? — Удивилась Эйлин.
Касавир улыбнулся и сощурился, посмотрев на небо.
— Это еще не вся история. Во время одного из своих бесцельных путешествий, остановившись на постоялом дворе, я встретил Иварра.
— Иварра? Так вы с ним давно знакомы?
— Да, он заплатил за мой ужин и ночлег, как ни стыдно признаться, — Касавир усмехнулся, — ты знаешь, у меня всегда были с этим проблемы. С боевым молотом я обращаюсь лучше, чем с деньгами. Хотя возможностей для заработка у бывшего паладина Ордена было достаточно. Но тогда так вышло, что хозяину не нужно было ни очистить семейный склеп от нежити, ни найти пропавшую дочку или хотя бы дров наколоть. И жены у него не было.
Эйлин удивленно посмотрела на него и не смогла сдержать улыбки. Что-то непохоже на того Касавира, которого она знает. Он, казалось, прочитал ее мысли и улыбнулся.
— Честно могу сказать, это был не самый худший период моей жизни, хотя и не самый праведный. Наверное, мне нужно было пережить и это. Я скитался так три года, думая о насущном, никуда не торопясь, ни на что не надеясь и позабыв о своих обетах.
Эйлин представила себя на месте трактирщицы, увидевшей в дверях таверны молодого небритого черноволосого воина в поношенных латах и с молотом на плече. Еще бы, проблем с ночлегом у него не было.
— Чего ты на меня так смотришь? — спросил Касавир.
— Да так, думаю, наверное, дочки трактирщиков в тебе души не чаяли и мечтали выйти за тебя замуж.
Он махнул рукой.
— Ладно, не смейся. Не такой уж я был дамский угодник. Но и о высоком и чистом не думал, это правда. Просто проживал день за днем. Но вечно так продолжаться не могло. И боги, не иначе, послали мне Иварра.
— Вы с ним друзья?
— Более чем. Я благодарен тебе за то, что ты пригласила его сюда.
— Я сделала это для тебя, — просто ответила Эйлин. — Так, выходит, Иварр наставил тебя на путь истинный?
Касавир пожал плечами.
— Да нет, не наставлял. Он, конечно, рассказывал мне о деяниях Тира, но не так, как об этом говорили в Ордене. На меня, уже не мальчика, это производило почти такое же впечатление, как рассказы деда и отца о предках. Я понимаю, он просто умел найти подход. Но никакого расчета за этим не было. В Храм он меня не зазывал.
Касавир задумался и произнес:
— Он относился ко мне, как к сыну. И я считаю его вторым отцом. Мы говорили о многом, не только о богах. Кстати, он пристрастил меня к чтению. Во многом благодаря ему я стал тем, кто я есть. Иварр вообще не такой, как многие священники Тира.
Эйлин вспомнила утреннюю встречу с отцом Иварром. Да уж, сложно представить строгого священника Тира со свиным окороком, спрятанным в складках мантии.
— И ты стал поклоняться Тиру?
— Поклоняться? Нет. Я просто помогал людям и почитал за честь делать это под покровительством Тира. Мы вместе паломничали, примыкая то к одному каравану, нуждавшемуся в защите, то к другому. Я видел Иварра в деле, и у меня в душе прочно обосновалось чувство, что то, что может сделать один человек, иногда важнее и нужнее того, что может сделать целая система. Можно сказать, что, изгоняя зло и исцеляя другим тела, он одновременно исцелял и мою душу.
Эйлин немного помолчала и решилась спросить.
— А почему ты принял обет безбрачия?
Касавир вздохнул.
— Любой обет для странствующего паладина — дело добровольное. Это была неприятная история, она произошла в самом начале наших совместных походов. Я был виноват перед Иварром и перед людьми, за которых отвечал. И, опять же, поступил импульсивно, пообещав не притрагиваться к женщинам. В общем, позволь, я не буду об этом рассказывать. Да и смысла нет, — Касавир посмотрел на нее взглядом, не оставляющим сомнений в бессмысленности разговоров об обете.
Эйлин придвинулась к нему поближе и уютно устроилась у него под мышкой, положив голову на грудь. Он обнял ее одной рукой.
— Вот ты, оказывается, какой. Еще тот авантюрист.
Касавир усмехнулся.
— Ну, нет, то время прошло.
— Кто знает. Вот закончится война, что ты будешь делать? В библиотеке штаны просиживать?
Она оживилась и подняла голову.
— А давай вместе путешествовать. Уж со мной-то ты не пропадешь.
Он рассмеялся.
— Это точно, с тобой без куска хлеба с маслом не останешься.
— Ну как, согласен?
Касавир дотронулся указательным пальцем до ее носа.
— До этого еще дожить надо, авантюристка ты моя.
Вечером, после небольшой перебранки с Иварром, Эйлин все-таки пришлось идти спать в свою комнату. В общем-то, это было кстати. После такой ночи не мешало нормально выспаться на своей кровати. Тем более, завтра нужно явиться во дворец. Наутро, позавтракав с Касавиром, поцеловав его и в шутку попросив слушаться папу Иварра, Эйлин переоделась в новенький церемониальный доспех эльфийской работы, ворча и чертыхаясь при воспоминании об уплаченной сумме, и ускакала на таинственную церемонию.
Как ни странно, у входа ее никто не встречал. Войдя во дворец, Эйлин не сразу поняла, что происходит. Но вскоре до нее дошло. На сей раз сэр Ниваль решил закатить вечеринку в несвойственном ему готическом стиле. И гости в костюмах злобных теневых созданий не чувствовали себя здесь как дома. Да, сэр Ниваль, промашечка вышла. Божественного вина явно на всех не хватило. «Ну, раз меня пригласили, придется поучаствовать. И вам, девочки, найдется работа». Эйлин со звоном вынула из-за спины свои верные катаны и пару раз крутанула их в руках, чтобы размять суставы.
Появление новой гостьи было воспринято с энтузиазмом. Пара соскучившихся по разнообразию участников шоу тут же бросилась, чтобы заключить Эйлин в свои освежающие ледяные объятья.
— Привет, мальчики!
Не успев ответить на приветствие, порождения ада засобирались домой — туда, откуда явились. Мысленно помахав им ручкой, Эйлин услышала отчаянный женский визг. «Очень похоже на разнузданных гостей Ниваля».
Расфуфыренная дамочка, не успевшая вовремя слинять, в ужасе наблюдала, как некто в костюме привидения пытается что-то втолковать стражнику замка. Шокированная этим отнюдь не пасторальным зрелищем, она не заметила, как неприятный тип с красными глазами приближается к ней, в надежде приобнять нахаляву.
— Эй, эта красотка не для тебя, противный!
Две остро заточенные зачарованные катаны — вот лучшее средство от назойливых ухажеров. Дамочка завизжала еще громче.
— Заткнись, дура! — Бросила ей Эйлин, добив тень. — Не привлекай внимания.
Коридорчик сбоку — кажется, там никого нет.
— Сюда, живо! — Она дернула позеленевшую фифу и поволокла в темный коридор.
Там было тихо. Эйлин от души надеялась, что нежить туда не добралась.
— Что там?
— П-помещения с-стражи.
— Беги, отсидишься там.
— Но это же… — дамочка закатила глаза.
— Да, там воняет потом и солдатскими носками, а не могильным холодом и разложением. Выбирай, — сказала Эйлин и подтолкнула даму под зад.
— Ох! — вскрикнула та и испарилась в темноте коридора.
Эйлин поспешила назад, чтобы не пропустить самое интересное. Там ее ждала та же картина безудержного веселья. Надо же, а она-то думала, что стражники существуют лишь для того, чтобы отпускать шуточки, когда она проходит мимо. Но их сил явно недостаточно, чтобы справиться с наплывом желающих поглазеть на замок Невер изнутри. Совершенно случайно у Эйлин оказалась пара взрывных сфер, которые милейший Гробнар сунул ей на дорожку. Все знают, что лорд Нашер обожает фейерверки.
— Веселитесь, ребята!
С этими словами Эйлин кинула взрывную сферу в толпу поклонников, хотевших было почтить ее талант, когда она спела песнь замедления.
— Еще автограф не хотите?!
Следующая сфера полетела в другом направлении.
— Всем спасибо за внимание, а теперь пора поработать руками, — пробормотала она и кинулась в самую гущу.
М-да, в который раз она убеждается, что ходить на приемы во дворец — страшно утомительное и разорительное дело. Испортить парадный костюм — пара пустяков. Когда толпа желающих пообщаться с Эйлин и ее девочками практически иссякла, она увидела в дальнем конце зала белокурую голову Ниваля. Она удивилась. Оказывается, это дитя порока — неплохой боец, может держать в руках что-то потяжелее кубка. Не зря он начальник Девятки. Он собрал вокруг себя немалую толпу. «Ай-ай-ай, это ж групповуха какая-то. И куда только Грейсон смотрит? Надо помочь ему принять гостей достойно». Попутно нанося удары, Эйлин в несколько секунд оказалась рядом с Нивалем. И вовремя. Какой-то особенно обделенный вином и закуской костлявый извращенец собирался напасть на драгоценного покровителя сзади, пока тот был занят захватывающей беседой о преимуществах полуторного меча перед камой. Мгновенно встав между Нивалем и этим нахалом, не знающим манер, Эйлин выставила двойной блок и, отпихнув мерзавца ногой, обрушила на него оба меча. За вами должок, сэр Ниваль. Ниваль лишь махнул головой через плечо. Спина к спине? Хм, так уж и быть, чего не сделаешь ради пользы дела.
Ну вот, наконец, обнаглевшие участники торжества стали расходиться по домам. Ниваль командует отход в комнату охраны. Взглянув на валяющиеся кругом пожитки забывчивых гостей, Эйлин деловито заявила:
— Вы идите, я проверю, нет ли тут еще кого.
Все-таки, страсть к собиранию трофеев из нее ничем не выбьешь — ни почетной должностью капитана, ни влиянием Касавира. И вовсе это не мародерство, как он говорит, а обычная бережливость. «Не будь я такой бережливой, вы бы еще в Невервинтере ноги протянули». Эйлин вспомнила, как однажды они с Нишкой под покровом ночи вернулись в склады, зачищенные ими от разбойников, и преспокойно вынесли оттуда все, что считали своим по праву. На родную стражу чуть не напоролись. А что делать — ждать, когда Нашер расщедрится? Этого золота им всем хватило надолго, а Касавир, наконец, смог купить у Сэнда какой-то сворованный у лусканских магов букинистический раритет, который тот давно пытался ему сплавить. И после этого он будет нос воротить?
В помещении охраны Ниваль и выжившие стражники перевязывали раны, а спасенная дамочка самоотверженно путалась у них под ногами. Эйлин подошла к Нивалю.
— Помочь, сэр Ниваль?
— Если не трудно, затяни повязку на плече.
Пока Эйлин выполняла его просьбу, Ниваль произнес:
— Спасибо, капитан. Похоже, я обязан тебе жизнью.
Проверив повязку, Эйлин ответила с улыбкой:
— Ну, должна же я была узнать, зачем меня сюда вызвали. Или встреча с нежитью была частью вашей таинственной церемонии?
Ниваль стал серьезным.
— Нет, это была неприятная неожиданность. И она тем более неприятна, что лорд Нашер оказался отрезанным от нас в тронном зале. Охранный механизм сработал. У тебя, я смотрю, нет серьезных повреждений.
— Так, пустяки.
— Это хорошо. Значит, тебе придется пройти по тайному ходу в тронный зал. Этот ход был построен лордом Халуетом. Что тебя там ждет, я толком не знаю, но это что-то вроде испытания преданности Невервинтеру.
Эйлин возвела глаза к потолку.
— Боже, только не говорите, что ради этого все и затеяно. Вы же меня знаете. Я вас не трогаю, и вы меня не трогаете.
— Милая, — Ниваль ласково посмотрел на Эйлин, — я все знаю. И, твою, скажем так, лояльность я лично под сомнение не ставлю. Лорду Нашеру действительно нужна помощь. И другого способа, кроме как пройти через проход и открыть нам дверь, нет. Так что, поспеши. Вход должен быть где-то в коридоре, за старым гобеленом.
Эйлин вздохнула.
— Что бы вы без меня делали! Ладно, пойду, только водички попью. И учтите, оставляю вещи под вашу ответственность. А то знаю я вас.
«Господи, ну и воздух тут. Сдохнуть можно. Мастера Видла бы сюда. Он бы им сделал нормальную вентиляцию. Стены какие-то склизкие, на пол вообще смотреть не хочется, кажется, он шевелится». Подземелье было мерзким. Другого слова и не подберешь. Но, славу богу, имелся тусклый свет. Неожиданно на нее налетела стая импов — противных мелких тварей, норовящих оттяпать кусок свежего мяса с человеческого тела. Один из них умудрился прокусить кольчужный рукав шикарного доспеха, за что был немедленно приговорен к смерти. Отделавшись от импов, Эйлин безо всякого желания углубилась в вонючий коридор.
Через некоторое время перед ней выросла статуя. Обычная каменная статуя какого-то мужика о девяти пальцах на руках. Эйлин вспомнила, что это что-то вроде символа Невервинтера. Неожиданно статуя заговорила человеческим голосом. Это был шок. Такого она не видала даже в свои далекие двадцать лет, когда на пару с Бивилом медовухи напилась. «Сейчас бы мне мои двадцать лет и Западную Гавань… А как же тогда Касавир? А вообще интересно, если бы всего этого не случилось, Бивил когда-нибудь сделал бы мне предложение? Ладно, не отвлекаться. Что там про вопросы?» Каменный дядька поведал, что для того, чтобы благополучно пройти подземелье, ей нужно отметиться у семи таких же девятипалых статуй и ответить на семь вопросов об истории и политической системе города. Если ответит правильно — будет ей счастье в виде чести быть допущенной в усыпальницу Халуета. Если нет — пусть пеняет на себя. Почесав голову, Эйлин заверила статую, что готова к испытанию, и побрела дальше.
В свое время ей приходилось разбирать с мастером Видлом грузы с заказами для восстановления и отделки крепости. Как-то раз, среди посуды, рулонов ткани и каких-то медных загогулин, приведших Видла в полный восторг, она обнаружила несколько десятков учебников, заказанных Касавиром для политзанятий. Особенно ее позабавила детская книжка «Невервинтер в вопросах и ответах». Она тогда с интересом просмотрела ее. И надо же, вопросы, которые задавали статуи, оказались как раз из этой книжки. Эйлин изо всех сил делала серьезное лицо, вспоминая комиксы — иллюстрации к ответам. Помнится, она здорово веселилась, узнав, что, оказывается, карты города не существует в природе, чтобы она не досталась шпионам. Комикс рассказывал о мытарствах карикатурно-злодейского лусканского шпиона, похожего на Бишопа. Он оказался в городе без карты, заблудился, провалил задание и был пойман стражей. «Так ему и надо, идиоту», — злорадно думала Эйлин.
Наконец, она оказалась в святая святых — последней комнатке перед выходом в тронный зал. А вот и лорд Халует в стеклянном гробу, собственной персоной.
— Приветствую, милорд! Что-то вы молчаливы сегодня. Может, хоть намекнете, как мне отсюда выбраться? По правде говоря, не понравилось мне тут. Как вы тут сами еще не задохнулись.
Эйлин увидела в витрине у гроба золотой жезл. При ее приближении витрина открылась.
— Симпатичная штучка. Это мне, да? Вот спасибо. Пойду, посмотрю, куда ее можно приспособить.
Оказалось, что жезл служит одновременно и ключом от последней двери. Открыв ее, Эйлин оказалась в тронном зале, где люди Нашера негостеприимно добивали припозднившихся участников маскарада. Правильно, надо самим домой уходить, когда вам уже сто раз намекнули. Эйлин открыла двери тронного зала для Ниваля и его людей. Затем, когда с нежитью было покончено, подошла к лорду и поклонилась.
— Добрый день, ваша светлость. Прошу прощения за беспорядок в гардеробе. Я не опоздала на церемонию?
— Нет, капитан, ты как раз вовремя и очень кстати. Сэр Ниваль, — Нашер обратился к подоспевшему Нивалю, — вы ввели капитана в курс дела?
— Да, милорд, вкратце, — ответил запыхавшийся Ниваль.
— Прекрасно. Капитан! Преклони колени.
Эйлин растерянно посмотрела на Ниваля.
— Это еще что за х…я! И я ради этого чуть богу душу не отдала в этом вонючем подземелье?!
— Не понял, — пролепетал Нашер и тоже уставился на Ниваля.
— Минуточку, милорд, — с этими словами Ниваль схватил Эйлин за локоть и оттащил в сторону.
— Ты с ума сошла, — зашипел он, — как ты разговариваешь при лорде Нашере!
— А он что себе позволяет! — Возмутилась Эйлин. — Чем вы его на этот раз напоили?
— Глупая девчонка! В Западной Гавани тебе самое место.
Эйлин надулась. Ниваль закатил глаза.
— Да, виноват, забыл, что тебе все нужно разжевывать. И что только Касавир в тебе…
— Полегче, сэр Ниваль! А то я пожалею, что вашу жизнь спасла!
Ниваль издал горлом нечленораздельный рык и сказал:
— Хорошо, не будем ссориться. Объясняю популярно. Мы получили сведения, что Король Теней собирается идти на нас войной, и его цель — твоя крепость.
Эйлин выругалась про себя, а вслух сказала.
— Приятные новости. И каким образом мне поможет стояние на коленях перед лордом Нашером?
Пропустив ее вопрос мимо ушей, Ниваль сказал:
— Действительно приятная новость — то, что, в связи с новыми обстоятельствами тебя собираются посвятить в рыцари и отдать крепость тебе во владение.
— Чего?! — Изумилась Эйлин. — Это меня-то, сиротку из Западной Гавани?
Ниваль поморщился.
— Эйлин, постарайся проявить к этому факту хоть немного уважения. Тебе и так многое прощается.
Эйлин ударила себя кулаком в грудь и преданно посмотрела на нахмуренного благодетеля.
— Сэр Ниваль, вы не представляете, какое уважение я испытываю к рыцарству и всему такому. В конце концов, я когда-то была оруженосцем… хоть недолго и не взаправду. Но для меня это та-акая неожиданность. Вам легко говорить, вы уже рыцарь.
Ниваль успокаивающе пожал ей руку.
— Не переживай. Крепость под твоим руководством не рухнула и, видимо, не рухнет. В бою я тебя видел. У тебя есть все… гм… данные, чтобы стать настоящим рыцарем. Даже то, что ты за словом в карман не лезешь, скорее плюс. Так что, милая, отложи в сторонку свои мечи и иди, преклони колени перед милордом, пока он не уснул.
Нацепив лучезарную улыбку, держа руку на талии Эйлин и подталкивая ее к лорду Нашеру, Ниваль произнес услужливым тоном:
— Милорд, капитан слегка волнуется, но я ее уже успокоил. Можете продолжать.
— Ах… гм… да… Капитан! Преклони колени. Э-э, минуточку. Я должен задать несколько важных вопросов твоему поручителю, — и Нашер обратился к Нивалю.
«Поручитель?!»
— Сэр Ниваль, известно ли вам о происхождении кандидата и его деяниях?
— Да, милорд, они не вызывают никаких сомнений.
«Кто бы мог подумать!»
Эйлин стояла между ними на коленях, переводя взгляд с одного на другого, и чувствовала себя полной дурой.
— Соблюдал ли кандидат пост накануне посвящения?
«Маковой росинки во рту не было. С утра».
— Соблюдал, милорд, — и Ниваль показал кулак Эйлин, готовой прыснуть со смеху.
Лорд Нашер продолжал упорствовать.
— Искупался ли кандидат накануне в купели с освященной водой?
«А вот до купели меня ноги вчера не донесли, откровенно говоря».
— Искупался, милорд.
— Провел ли кандидат ночь на Поляне Утешения в молитвах и благочестивых размышлениях?
«Ну да, мне прям заняться больше нечем».
— Провел, милорд, — невозмутимо ответил Ниваль.
— Я вижу, вы привели мне достойного кандидата, сэр Ниваль. Я, милостью богов, лорд Нашер Алагондар, своей волей провозглашаю тебя рыцарем Невервинтера. Прими этот плащ, эти золотые шпоры, этот пояс и этот меч как символы рыцарской чести и верности кодексу. От моей руки также прими удар.
Нашер закатил Эйлин довольно-таки увесистую пощечину, а Ниваль, предусмотрительно положивший руку ей на плечо, сжал его, прошептав:
— Так надо.
— И пусть этот удар будет последним, который ты получила, не возвратив, — произнес довольный лорд. — А теперь, поручитель, позволяю вам поднять рыцаря с колен, надеть на него шпоры, плащ, и опоясать его.
«Ничего себе, сэр Ниваль будет шпоры на меня надевать. Класс! Жаль, ребята не видят».
Застегнув пояс с мечом на талии Эйлин, Ниваль подмигнул ей, как бы невзначай похлопал по мягкому месту и провозгласил:
— Поприветствуем нашего нового товарища. Ура!
Троекратное «ура» членов Девятки и гвардейцев огласило тронный зал.
В парадные двери вошли музыканты и пажи с подносами.
— А теперь всем божественного вина! Леди Эйлин, — Ниваль галантно поцеловал ей руку, — позвольте выпить с вами на брудершафт.
Когда они выпили, Эйлин вспомнила о жезле.
— Да, сэр Ниваль, я тут в усыпальнице одну вещицу нашла. Ценный артефакт. Вот, смотрите.
— О, да, это Жезл Халуета. Символ власти. Лорд Нашер о нем спрашивал. То-то он обрадуется. Давай его сюда. Да не бойся, — добавил Ниваль, заметив ее подозрительный взгляд, — я, конечно, не пай-мальчик, но не в свои дела не лезу. Передам в целости. И, между прочим, ты теперь леди, так что зови меня на ты, и просто Ниваль. Хорошо?
— Хорошо… Ниваль.
— Вот и отлично. Еще вина? И давай поговорим о делах.
Они отошли в сторонку и сели на маленький диванчик под пальмой.
— Видишь ли, ты стала рыцарем не просто так.
— А я уж думала, ты меня за красивые глаза в это дело втянул, — хмуро отреагировала Эйлин.
Ниваль хохотнул.
— Узнаю милую Эйлин. Во-первых, на тебе по-прежнему лежит задача укрепления крепости, но уже с учетом того, что она станет нашим форпостом. Ты должна будешь собрать у себя максимально хорошо вооруженную и подготовленную армию.
Эйлин красноречиво потерла большим пальцем об указательный. Ниваль кивнул.
— С этим все в порядке. Второе, хорошо бы узнать, нельзя ли достать Короля Теней на его территории, пока он не превратил полстраны в безжизненную пустыню. Еще одно. Главная сила его армии — пожиратели теней. Их невозможно убить обычными средствами. У тебя в крепости большая библиотека и целая куча грамотного народа, кто-нибудь да должен знать, как их победить. И, наконец, нам нужно как можно больше союзников. Когда-то, еще до того, как этот старый греховодник стал лордом, у нас были союзники. Надо восстановить эти отношения и, по возможности, завести новые.
— И ты считаешь, мне это под силу?
Ниваль улыбнулся и взял ее за руку.
— Ах, Эйлин. Зря ты себя недооцениваешь. Я давно к тебе присматриваюсь и порой жалею, что ты не интересуешься политикой. Вместе мы могли бы…
— Ниваль, заткнись, я и думать об этом не хочу.
Он рассмеялся.
— О! А ты быстро освоилась в рыцарском кругу. Ладно, не буду навязываться. Останемся, как говорится, друзьями. Но у меня к тебе есть еще одно, личное дело.
Ниваль опустил глаза и стал водить пальцем по краю кубка.
— Я слышал, ты восстановила еще одну башню. Ты еще не думала, что там будет?
— В общем, нет, — осторожно ответила Эйлин, — а что?
— Да вот думаю, не перенести ли часть служб моего ведомства… куда-нибудь. Например, в твою крепость. Согласись, было бы легче решать некоторые… гм… вопросы на месте. Подготовка к войне, знаешь ли, требует иногда безотлагательных мер. В обиде не будешь. Но решать, конечно, тебе.
Эйлин посмотрела на лорда Нашера, который уже дремал на троне. «Ай-ай-ай, а вы, сэр Ниваль, не так просты, как кажетесь. — Она взглянула на Ниваля. — Сколько ему лет? На вид не больше тридцати. Но должно быть больше. Наверное, холит и лелеет себя, любимого. Тьфу».
— Я подумаю над твоим предложением, — сказала она, наконец.
— Вот и славненько, — обрадовался Ниваль.
— Но постой, если я правильно поняла, ты и сам собираешься устроиться у меня. А как же дела, как же… сэр Грейсон?
— Ну, дела от меня никуда не уйдут. Тем более, в ближайшее время главные дела как раз будут происходить в твоих владениях. А Грейсон, между прочим, твой сосед. От твоей крепости до его замка не больше полутора часов пути, гораздо меньше, чем до столицы.
Эйлин лукаво посмотрела на него.
— А ты хитрец, Ниваль. И как это Нашер еще тебя не раскусил. Незаурядный ты, видать, человек.
Ниваль усмехнулся.
— Угу, слава богу, что он у нас лорд, а не ты. Говорю же, нам надо работать вместе.
Эйлин махнула рукой.
— Ладно, не ворчи. Мне пора, пока доеду домой, стемнеет.
— Может, тебе дать пару людей в сопровождение?
— Лучше мечи мне верни, а то с этой церемониальной игрушкой мне точно не стоит за ворота выезжать.
Эйлин очень хотелось зайти к дядюшке и похвастаться, какая он теперь важная птица. Но представив, что с ним будет, когда он узнает, что его любимая племяшка стала рыцарем, и чем это может закончиться для нее, она передумала. В другой раз, когда времени будет побольше. А сейчас — домой.
Возвращение Эйлин в крепость было триумфальным. Ей было приятно слышать крики «ура» в свою честь. И называют ее теперь «рыцарь-капитан», «леди». А полтора года назад Келгар воротил нос и говорил, что от нее болотом воняет. Пусть теперь попробует что-нибудь сказать. И эта крепость — она теперь ее. Ниваль, все-таки, гениальный пройдоха. Эйлин решила, что стоит пойти ему навстречу насчет башни.
Поприветствовав ее и отдав соответствующие новому положению почести, Кана сообщила, что ее гвардия ждет в штабе. «Ага, точно, гвардия!», — довольно подумала Эйлин. Когда она, умытая, но не переодетая, явилась в штаб, увидев ее новые знаки отличия, все дружно закричали: «Да здравствует леди-капитан!» А Келгар, Гробнар, Шандра и Элани кинулись к ней и принялись обнимать, отпихивая друг друга. Однако когда друзья рассмотрели ее, улыбки сползли с их лиц. Касавир поспешно подошел к ней и обнял за плечи, заглядывая в глаза.
— Что с тобой, Эйлин? В какую еще переделку ты попала?
В самом деле, выглядела она потрясающе. Когда-то блестящий доспех был в засохшей крови и зеленоватых пятнах. Кольчуга на локте была повреждена, а костяшках пальцев были в ссадинах. К тому же, на скуле красовался огромный желтый синяк.
— И не спрашивай. Прием был таким радушным, что я не знала, куда деться от почестей. А еще меня запихали в жуткое подземелье, где я чуть не умерла от удушья. Но все закончилось хорошо, и лорд Нашер даже не забыл, зачем я пожаловала.
Касавир обнял ее. Все притихли. Это был первый раз, когда он позволил себе проявить чувства при всех. Бишоп хмыкнул и приложился к своей любимой фляге, Шандра нервно хихикнула, а Келгар попытался закрыть глаза Гробнару.
Оторвавшись, от Касавира и бросив на него смущенный взгляд, Эйлин откашлялась и бодро сказала:
— В общем, если кто из вас захочет, чтобы его посвятили в рыцари, советую хорошенько подумать. С такими порядками в замке, рыцарем можно стать и посмертно. Кстати, Гробнар, спасибо за взрывные сферы. Всем очень понравилось.
— Я рад, Эйлин, ужасно рад, — взорвался восторгами гном. — Если тебе еще что-нибудь понадобится — что-нибудь взорвать, или починить, или разобрать-собрать, или сказку на ночь рассказать — я всегда к твоим услугам.
— Спасибо, ты настоящий друг.
Эйлин заняла свое кресло и заявила:
— Ну-с, а теперь нам надо кое-что обсудить. Я как никогда нуждаюсь в ваших советах.
Эта фраза произвела большое оживление в рядах друзей. Каждый из них в душе считал себя лучшим советчиком в мире, и готов был до бесконечности выкладывать капитану свои соображения по всем вопросам.
— Знай, о чем бы ты ни спросила, я на все готова дать ответ, — произнес чей-то незнакомый голос.
Эйлин вздрогнула. Из темного угла вышло существо, очевидно, женского пола, страшное и худющее, как сама смерть с зеленоватой пятнистой кожей, в довольно развратном наряде странствующей танцовщицы. Лицо существа скрывала полупрозрачная вуаль. «Слава богу, — подумала Эйлин, — а то кто знает, что бы мы там увидели».
— Кажется, я многое пропустила, — произнесла Эйлин, оглядев пожимавших плечами друзей, — прошу вас… мадам… усаживайтесь. Кто будет докладывать?
— Я, — сказала Элани, — это Зджаэв. Она из племени гитзерай.
Эйлин посмотрела на нее долгим неприветливым взглядом.
— Это все? — наконец спросила она, стараясь сохранять спокойствие.
— Она будет тебе помогать и отвечать на все твои вопросы, — не смутившись, ответила Элани.
Эйлин кивнул ей.
— Ну, это я уже поняла. Мадам, не соблаговолите ли ответить, кто вы, откуда и зачем?
Зеленая женщина отрешенно смотрела куда-то вдаль.
— М-да, — хмуро произнесла Эйлин, — Сэнд, можешь радоваться у тебя появилась новая потенциальная клиентка. Мадам, это был первый вопрос, — повысила она голос.
— Знай, я пришла сюда из другого мира, чтобы помочь тебе. Мне было откровение во сне, я видела твое лицо и шрам на твоей груди.
— Кхм-кхм… приятно это слышать, — заметила Эйлин.
Бишоп оживился.
— А можно поподробнее и помедленнее, а то я не очень быстро пишу. А-а, — завопил он, — моя нога! Касавир, ты с ума сошел! Чуть ноги меня не лишил! Все видели, да?
— Бишоп, заткнись, а то я еще добавлю, — бросила ему Эйлин.
— Знай, — продолжала вещать женщина, — если ты хочешь победить в этой битве, тебе понадобится моя помощь.
Аммон Джерро, который до этого никак не проявлял своего присутствия, сверкнул очами и прорычал:
— Конечно, кто еще, кроме тебя, сможет начистить сапоги капитану.
Эйлин вздохнула: «Яблочко от яблоньки упало весьма и весьма далеко». И обратилась к зеленой даме.
— Ладно, похоже, нам так и не придется сегодня пролить свет на твое загадочное появление. В любом случае, мы не можем отказываться от помощи. Добро пожаловать, З-д-ж-аэв, в нашу команду. Уж не знаю, где тебе будет привычней жить и как питаться, поговори об этом с Каной. Все необходимое покупай в лавке Дикина в кредит. Учти, я контролирую расходы и плачу только за то, что не идет на личные нужды. Если там не найдешь того, что тебе нужно, обращайся к Сэнду, он у нас алхимик на все руки.
Эйлин оглядела товарищей.
— А теперь к делу. Вопрос номер один. Как достать Короля Теней?
Гробнар вскинул руку и нетерпеливо заерзал на своем кресле.
— Знаю, Гробнар, ты достанешь кого угодно, но речь сейчас не об этом. Может быть, наша новая знакомая что-нибудь скажет?
— Знай, я предвидела, что ты задашь мне этот вопрос. Путь будет непрост, но мы должны проявить мудрость и терпение.
Джерро фыркнул и скрестил руки на груди.
— Так, понятно, — Эйлин помолчала, — еще мысли есть?
— Нам придется идти через Топи, — подала голос Элани, — а там сейчас атмосфера нездоровая.
— Ой, знаешь, после этого вонючего подвала мне никакая атмосфера не страшна.
Бишоп тоже решил поучаствовать в обсуждении.
— А давайте закинем туда Гробнара, и посмотрим, сдохнет он или нет.
— Я лучше тебя самого туда закину, — это был добродушный басок Касавира.
— Ребята, давайте ближе к делу, — взмолилась Эйлин, — время позднее, есть хочется. Предложения типа закинуть Гробнара и Бишопа заранее не принимаются.
Сэнд насмешливо улыбнулся, приготовившись осенить присутствующих светом своего разума.
— Поскольку, что бы я ни сказал, ты меня все равно не послушаешь, предлагаю обратиться к сумасшедшему старику Алданону, окопавшемуся в твоей библиотеке. Не напрасно же он там целыми днями и ночами ест, пьет и жжет свечи. Вопрос в том, как разобрать его бредни.
— Это я могу взять на себя, — подала голос Кара, — я собаку съела на расшифровывании всякой чепухи, которую болтает Сэнд, когда нанюхается своих пробирок. И с Алданоном как-нибудь справлюсь.
Сэнд приготовился сказать нечто язвительное, но Кара одарила его таким взглядом влюбленного василиска, что он счел за благо промолчать.
— Вот это дело, — довольно сказала Эйлин, — так мы и поступим. Но этого мало. Что-то надо делать с тенями-пожирателями. Не хотят они помирать, как нормальная нежить. Для них нужно что-то особенное. Нет, Гробнар, боюсь, даже твои песни не помогут.
Зеленая женщина снова заговорила нараспев:
— Знай, что, умирая, они воскресают. Кто решится бросить им вызов, обречен.
Эйлин вздохнула. Принесла же нелегкая старушку.
— Ну, кто-нибудь, скажите что-нибудь полезное, — взмолилась Эйлин.
Касавир почесал голову и произнес:
— Надо найти у них слабое место. Оно должно быть.
— Чур, не я буду искать, — заявил Бишоп, — если ты такой умник, сам их препарируй.
— Все ясно, — сказала Эйлин, — видимо, придется последовать совету Зджаэв и проявить терпение. Может, какая-нибудь птичка нам что-нибудь и напоет.
— И еще один вопрос. Нам нужны союзники. Кто в курсе, где их взять? — Эйлин обвела взглядом товарищей.
Бишоп рассмеялся.
— Ты в своем уме? Кто еще, кроме десяти идиотов, пойдет за тобой против такого врага?
— Одиннадцати, — спокойно произнес Касавир.
— Что?
— Одиннадцати идиотов. Ты себя не посчитал.
Бишоп нахмурился и принялся сосредоточенно загибать пальцы, шевеля губами. Пальцев не хватало, и он растерянно посмотрел на Касавира. Тот, дабы помочь ему, загнул свой, и выразительно закивал головой.
Келгар ударил себя кулаком в грудь и громко заговорил, заставив заскучавших было Зджаэв и Аммона очнуться.
— Наконец-то я смогу отблагодарить тебя за все, что ты для меня сделала, девочка. Пардон, леди. Мои сородичи из клана Айронфист будут с тобой, я обещаю. Ты помогла им вернуть родовую крепость, и они отблагодарят тебя. Они упрямые, как черти, но боевые ребята.
— Молодец, Келгар. Айронфисты — это хорошо. Что еще?
Элани меланхолично посмотрела в потолок, подперев щеку рукой.
— Люди ящеры. Они большие и сильные. Они не любят людей, но Короля Теней вообще терпеть не могут.
Сэнд язвительно процедил сквозь зубы:
— Мы, дорогая, союзников ищем, а не зоопарк собираемся открывать. Нам тут твоих ежиков хватает, плодятся, как кролики. Или кролики, как ежики. Короче, живности у нас и так твоими стараниями хватает.
— Ну и прекрасно, тогда проблем с прокормом людей-ящеров не будет, — весело сказал Бишоп и подмигнул Элани.
Та немедленно хлопнулась в обморок.
— Бишоп, какие у тебя шутки противные! Зджаэв, помоги, пожалуйста, своей подружке, что-то она долго лежит, — устало сказала Эйлин.
Тут Гробнар, который уже давно вертелся, словно у него шило в одном месте, не выдержал, вскочил и принялся подпрыгивать.
— Уэндерснэйвены! Это таинственные существа. Они большие. Или маленькие. Они везде и всюду. Они все видят и слышат. Но их никто никогда не видел и не слышал.
— Хм, и ты полагаешь, такие скрытные типы нам покажутся? — С сомнением в голосе спросила Эйлин.
Сэнд повернулся к Каре и трагически произнес:
— Дорогая, нам придется отложить наши уроки тантра-йоги до лучших времен. Я запираюсь в своей лаборатории. Мне нужно произвести достаточное количество средств, которые позволили бы нам проникнуть в голову Гробнара и поговорить там с Уэндерснэйвенами.
— О, нет, никакие средства не нужны, — слова вылетали из Гробнара, опережая его артикуляцию, — нам нужно поехать в Порт-Лласт. Я слыхал, что там принимают два мудреца, и отвечают всем желающим на вопросы об Уэндерснэйвенах.
— О, боги, неужто нам придется еще и в очереди стоять?! — воскликнул Сэнд.
— Да. Нет. То есть, главное не попасть в неприемные часы, а то они откажутся разговаривать или пошлют нас не туда, куда надо. Они своенравные.
— Да знаю я эти неприемные часы, — лениво произнесла Кара, — у Сэнда такие неприемные часы каждый раз наступают, когда он порошков своих нанюхается.
Сэнд открыл было рот для ответа, но Касавир, видя, что дискуссия грозится затянуться, а Эйлин уже начинает закипать, встал и гулко изрек:
— Итак, подытожим. Всем большое спасибо за мудрые советы. Не буду называть поименно, будем считать, что наше соглашение — плод коллективного разума. Очевидно, что перед нами лежит множество дорог, и все они могут привести нас к чему-то хорошему, а порой и неожиданному. Посмотрите на нашего капитана, друзья мои.
Все, включая Аммона Джерро, заинтересованно воззрились на Эйлин.
— Разве этот человек не сможет собрать целую армию и повести ее за собой? Что? Да, капитан, я уже заканчиваю. Посмотрите в эти глаза. Что вы в них видите? — Касавир прищелкнул языком и сокрушенно покачал головой. — То же, что и я. Бесконечную усталость, нечеловеческий голод и желание поскорее выпроводить вас всех отсюда вон. Но, — добавил он, вытянув руку, чтобы усмирить поднявшийся было ропот, — но лишь для того, чтобы вы могли, наконец, вкусить за здоровье нашего рыцаря-капитана те бодрящие напитки, которые ожидают вас в «Золотом Фениксе», и закуски, подобранные хозяином заведения со знанием дела и по всем правилам сочетаемости… куда же вы, друзья, я еще не договорил.
Свои последние слова он произнес вслед удаляющейся спине Зджаэв. Он с улыбкой повернулся к Эйлин, которая сказала, утирая слезу:
— Слушай, ты гениальный оратор. И чего я сама все время веду совещания? Ты же мой заместитель, имеешь право.
— Нет уж, я лучше десять раз перед солдатами выступлю, чем проведу одно совещание, подобное этому.
Эйлин улыбнулась.
— Это точно. Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. Ощущаю прилив сил, магия возвращается. Иварр отпустил меня, но велел поберечься.
— В каком смысле?
Касавир пожал плечами.
— Не знаю. Сказал поберечься, и все.
Эйлин, еще зайдя в штаб, обратила внимание, что он одет не совсем обычно. Белоснежная рубашка модного покроя со сборками на рукавах. Поверх нее — шитый золотом темно-синий камзол со шнуровкой. Чуть приталенный, отлично сидит и подчеркивает фигуру. Эйлин подошла к нему и провела рукой по шитью на камзоле.
— Я рада, что все хорошо. Какой ты красивый сегодня.
Касавир одернул камзол, откашлялся и произнес:
— Эйлин. Я хочу пригласить тебя к себе.
— По какому поводу?
Он слегка смутился, но быстро нашелся с ответом.
— Вчера у меня был день рождения. Вот мне и захотелось отметить его с тобой. Я договорился с Кэйтаном, нам сервируют у меня в комнате.
— Вот как?
— Если ты, конечно, не против, — поспешно добавил он, — мы могли бы посидеть, поболтать. Приближается война, и неизвестно, удастся ли нам так спокойно побыть вместе, как вчера. Я постараюсь, чтобы ты со мной не заскучала. Ты примешь мое приглашение?
Оказаться в его комнате, которая ей полюбилась, наедине с ним — это было так заманчиво и в то же время волнующе. Ей даже стало неловко, когда Касавир пристально смотрел на нее, ожидая ответа. Отказать? Ему, после всего? Согласиться? При этой мысли сердце забилось быстрее, а выдерживать его взгляд стало невозможно. «Тоже мне, рыцарь, леди. Прав Ниваль, глупая девчонка, вот ты кто», — злилась она на себя. В конце, концов, она справилась с собой и согласилась, пообещав, что придет через полчаса.
На самом деле, Эйлин пришла не через полчаса, а через сорок минут. Ей нужно было освежиться после нелегкого дня, привести себя в порядок и выбрать наряд. А это дело нелегкое. Косметики в ее хозяйстве отродясь не водилось, кроме масок и притираний, которыми ее зачем-то регулярно снабжал эстет Сэнд. Эйлин подозревала, что он просто испытывает их на ней. Правда, недавно он от щедрот своих подарил ей тушь для ресниц с усовершенствованной формулой. Сказал, что от ее взгляда мужчины будут становиться послушными, как овечки. Подумав немного, она решила не рисковать и приберечь это сильнодействующее психотропное средство до начала военных действий. Синяк ее не очень беспокоил: Касавир и не такое видел.
С одеждой тоже было не все ясно. Платьев у нее не было. А юбки в ее гардеробе были представлены любимой затертой кожаной юбочкой. Удобно, практично, но неромантично. В конце концов, она остановилась на красивой, карамельного цвета, шелковой блузе с поясом и светлых бриджах. С волосами ничего решила не делать — разве что, расчесать, чтобы не торчали во все стороны. Капелька душистой воды с запахом жасмина закончила ее неземной образ. Она решила захватить с собой лютню. Вдруг возникнет пауза в разговоре — будет шанс поиграть.
Когда она постучала в дверь, та сразу открылась. Эйлин улыбнулась. Стоял у двери.
Он слегка поклонился и с улыбкой произнес:
— Добро пожаловать, леди, в мою скромную обитель.
Она подала ему руку для поцелуя.
— Благодарю вас, сэр. А у вас тут очень мило, — она прошла в комнату и стала ее оглядывать, — у вас прекрасный вкус.
Касавир скромно улыбнулся.
— Спасибо. А теперь прошу к столу.
Усадив Эйлин, он сел напротив и зажег свечи.
— Ну, — он казался слегка взволнованным, — можно начинать. Заранее прошу прощения, мне еще не приходилось ужинать наедине с девушкой. Но я постараюсь не дать тебе заскучать.
Заскучать, глядя в эти глаза и слушая этот чарующий бархатный голос? Да никогда! Посмотрев на стол, Эйлин не могла сдержать восхищения.
— Ммм. Куропатки в кленовых листьях, фирменный рецепт. Сам готовил?
— Сам, — довольно произнес Касавир.
— Неужели этот кухонный сатрап допустил тебя к своим печам?
Накладывая ей еду, Касавир ответил, пряча улыбку:
— Сопротивлялся сначала. Но я его уговорил.
— Ха-ха! Я представляю. Связанный по рукам и ногам Кэйтан с кляпом во рту смотрит, как ты с засученными рукавами хозяйничаешь на его кухне, набиваешь его куропаток его изюмом и велишь его поваренку раздувать его печь.
— Не совсем так, но близко. К каждому можно найти подход. Кстати, обрати внимание на вино.
— Божественное вино! Где ты его достал?
— Секрет. Я знал, что тебе понравится, — ответил Касавир, открывая вино.
— Да знаю я ваши секреты. Наверняка пройдоха Сэл не одну бутылку припрятал после праздника и теперь торгует из-под полы. Осторожно, может выстрелить!
— Не волнуйся, я на бутылках Сэла тренировался. А это вино — другое. Особое.
Эйлин рассмеялась.
— Представляю, что теперь делается в «Золотом Фениксе».
— Там все отлично. Всем хорошо и весело. Ты ведь теперь рыцарь-капитан, как не выпить за тебя благородного напитка, — сказал Касавир, наливая вино в кубок Эйлин и подавая ей.
— А себе?
— Извини, ты же знаешь, алкоголь и я — несовместимые вещи. Мне лучше лимонада.
Касавир поднял свой кубок.
— Эйлин. Я очень рад за тебя. Тебя теперь называют леди. Знаю, ты относишься к этому скептически. Но ты достойна этого титула.
— Даже когда ору и ругаюсь? — Спросила Эйлин, склонив голову.
Вместо ответа он ласково посмотрел на нее. В уголках его глаз появились теплые морщинки, а ярко-голубые глаза в отблеске свечей показались ей зеленоватыми.
— За вас, леди, — произнес он.
Вино было превосходным. Не таким сладким, как то, что ей приходилось пробовать раньше, но приятным и освежающим. Они приступили к трапезе молча, но потом Касавир стал вспоминать забавные истории из своего авантюрного и пилигримского прошлого и, поощряемый Эйлин, все больше увлекался.
— …А потом оказалось, что слепой старик солгал. Никакой черной баньши на заброшенной мельнице не оказалось. Зато местная молодежь устроила себе там дом свиданий. Представь, как они перепугались и начали метаться, когда я туда ворвался, в надежде сделать благое дело. А они приняли меня за нового шерифа, давали деньги и предлагали еще кое-что, но я отказался. Иварр потом долго меня пилил, говорил, что нужно вырвать ноги сначала мне, а потом тому, кто сказал мне, что из меня выйдет паладин.
— Так и сказал? — спросила Эйлин, смеясь.
— Ага… Ох, прости. Я увлекся и забыл, что не все мои рассказы достойны ушей леди.
Она язвительно произнесла.
— Ну, конечно, раз я леди, то должна слушать только сказки про принцев.
Эйлин пригубила вино и взглянула на Касавира.
— Знаешь, я слушаю все это, и не узнаю тебя. Неужели это было с тобой?
Касавир усмехнулся.
— Я и сам порой удивляюсь, как все изменилось за эти девять лет. Как я изменился.
Наклонив голову, она с интересом посмотрела на него.
— И ты… не жалеешь о тех временах? Тебе никогда не хотелось вновь ощутить эту свободу от… ну, не знаю…
— От долга и принципов? Видишь ли, я сейчас такой, какой я есть. В то время возврата нет. И жалеть мне не о чем. Со мной ведь всякое бывало, особенно, когда я странствовал один. Иногда сдохнуть от топора или стрелы казалось легче, чем бороться за свою жизнь, терпеть голод, нужду и неприкаянность. Но потом мне подворачивался шанс выбраться, и солнце вновь светило мне, и жизнь казалось не такой уж плохой. Работая с Иварром, я тоже многое повидал и испытал. Сопровождение караванов паломников через дикие места — нелегкая работа. Случалось, что, спасая людей от нападений, мы не могли уберечь их от тяжелых болезней, и сами страдали от них. И этот опыт я ни на что не променяю. Но сейчас мне вспоминаются светлые моменты, а их было немало.
— Да, и некоторые из них достойны пера Гробнара.
Касавир засмеялся:
— От этого ты меня уволь!
Отсмеявшись, Эйлин подняла кубок.
— За тебя. До сих пор не могу поверить, что наша встреча была случайной. Не представляю, что тебя могло не быть рядом все это время. Живи долго, прошу тебя, не позволяй никому себя убивать.
— Постараюсь, — усмехнулся Касавир.
Они немного помолчали, затем посмотрели в сторону кресла у камина. Сорвавшись с места одновременно, они бросились к нему. Эйлин оказалась ловчее, и, запрыгнув в кресло, показала Касавиру язык. Однако, увидев, что он не на шутку раздосадован, сказала:
— Ну, я немножко посижу, можно?
Касавир махнул рукой.
— Ладно, сиди. А я пока велю убрать посуду. Вина еще хочешь?
— Не откажусь, спасибо.
Распорядившись насчет посуды, Касавир вернулся, держа в руках бутылку, кубок и блюдо с фруктами. Эйлин сидела в кресле, сняв обувь и поджав ноги. Укоризненно посмотрев на нее, Касавир поставил все на пол, снял камзол, и сел у ног Эйлин, опираясь спиной на кресло. Его волосы щекотали ей колени, и это было очень волнующе и приятно.
Касавир, не оборачиваясь, подал ей кубок. Они некоторое время молчали. Эйлин провела рукой по его черным волосам с проблесками серебра. Да, он не мальчик. Зрелый мужчина, намного старше ее, со своими взглядами и привычками. Наверное, он привык чувствовать себя здесь хозяином. Когда-то он вообще жил в своем замке, где все принадлежало и подчинялось ему. Даже жена. Эта мысль заставила Эйлин подумать об их отношениях. Поцелуи и объятия Касавира неизменно подстегивали ее любопытство и заставляли думать о чем-то большем. Она ведь не маленькая. Но когда она представляла себе, что это может случиться на самом деле, она вдруг начинала робеть перед ним. А как он к Бишопу ее приревновал. Какой у него был тяжелый, проникающий в душу взгляд. Что будет, если когда-нибудь… например, сегодня… нет, лучше не думать об этом, а то сердце уже заходится.
Эйлин вздохнула и посмотрела на картину над камином. Красивый вид на фьорд, замок на скале. Это ей напомнило что-то.
— Касавир, это замок на картине, он похож на тот, где мы были, только…
— Не такой старый и заброшенный.
— А этот вид на море, я и не думала, что там так красиво.
— Это с западной стороны, — он покачал головой и тихо произнес: — Ты просто не видела.
Когда Касавир вновь заговорил, его низкий баритон звучал тихо, но в нем чувствовались эмоции от переполнявших его воспоминаний.
— А я часто вижу это. Во сне. Там в одном месте, где берег высокий, а лес заканчивается у самого обрыва, есть небольшой уступ в скале. В детстве я мог подолгу лежать там и смотреть на море. Ты видела, какого цвета бывает море перед штормом? Оно темно-синее, почти черное. Смотришь сверху — и не можешь оторваться, как будто слышишь пение русалок. И деревья шумят, словно предупреждая меня, чтобы я был осторожнее. А в ясную летнюю погоду море бывает ярко-синим, весной — светло-голубым, лазурным. А когда на небе тучи, оно становится свинцовым, отражая небо. Одно и то же море, и смотришь на него с одного и того же места, а оно всегда разное.
Эйлин молчала. Она представляла себе голубоглазого черноволосого мальчика с упрямо сжатыми губами, который лежал у края бездны с широко раскрытыми глазами и смотрел на темные волны, с грохотом разбивающиеся о скалы. Не обращая внимания на начинающийся дождь и усиливающиеся порывы ветра, шумящего в кронах деревьев, и рискуя получить нагоняй от родителей. И получал, наверняка. Упрямый, бесстрашный, импульсивный, рисковый мальчишка с сильной волей и богатым воображением.
Касавир запрокинул голову, положив ее на колени Эйлин.
— Знаешь, а я в детстве мечтал стать моряком. И понимания у взрослых, конечно, не находил. Но я часто бывал в рыбацкой деревне на нижнем берегу фьорда. Матушка отпускала меня, когда была жива. А потом я ни у кого не спрашивал. Врал что-нибудь. Иногда мне удавалось напроситься в помощники к старику-паромщику, перевозившему грузы на тот берег. А когда я стал постарше, рыбаки брали меня с собой в море. Я научился управлять парусной лодкой, даже в шторм случалось попадать, — он усмехнулся, — только вот рыбу я с тех пор не очень люблю. И никто об этом не знал, — сказал он хрипло, — мне не кому было рассказать о том, что я умею и о чем мечтаю.
Он немного помолчал и продолжил:
— А я мечтал о большем. В деревне жил старый корабельщик, инвалид без руки. Я ходил к нему, слушал его рассказы, рассматривал старые чертежи. Я знаю о кораблях почти все, что знал он. Я хотел построить большую красивую яхту. И назвать ее Альдела.
— Так звали твою мать?
— Да, — Касавир вздохнул. — Но старик умер, у меня появились другие интересы, и детские мечты так и остались мечтами. В моей комнате в замке до сих пор пылятся его книги и чертежи. Если их мыши не съели.
— Кто знает.
— Может быть…
После недолгой паузы он повернулся к Эйлин, положив руку ей на колено.
— Можно тебя попросить сыграть что-нибудь?
Она улыбнулась.
— Конечно, сэр. Садитесь в ваше кресло, а я постараюсь усладить ваш слух своим скромным искусством.
Касавир опустился в кресло, принял привычную расслабленную позу и прикрыл глаза. Эйлин села на низенькую скамеечку рядом и стала настраивать лютню. Вид Касавира, по-хозяйски занявшего шикарное, массивное кресло на львиных лапах, вызвал у нее странное чувство. Он и впрямь был похож на отдыхающего льва. Большого, красивого, вальяжного, знающего, что это его территория. Раньше она его таким не видела. Странствующий паладин, искатель приключений, святой воин ордена Тира. Кем только он не был. И тут ей пришло в голову, что тот самый упрямый, своенравный и одинокий мальчик, Ильмар Лоннсборг — никуда не ушел. Он сидит сейчас перед ней, неидеальный, много раз ошибавшийся, добровольно отказавшийся от своего благородного имени и владений, но сохранивший честь, достоинство, веру в свое предназначение, и… она мысленно усмехнулась… некоторые старые привычки.
Эйлин играла старинные баллады, которые очень любила и хорошо знала. Нет ничего лучше старой баллады, если хочешь наполнить звуками атмосферу тепла и покоя, которая царила в этой комнате. Касавир чувствовал то же самое, получая истинное удовольствие от ее игры. Он думал о том, что война когда-нибудь закончится и, может быть, судьба даст ему шанс еще пожить. Какой будет эта жизнь? Что у него есть? Эта девушка, случайно встреченная им и, каким-то чудом, занявшая так много места в его душе. Сейчас она тихо перебирает струны, сидя на скамеечке и поглядывает на него. Наверное, думает, что он спит. Эта крепость, в которой он уже знает каждый кирпичик. Дом, или его иллюзия, о которой он так тосковал. Он не признавался сам себе, как ему не хватает родных стен и таких спокойных вечеров, как этот. С любимым креслом, куда никто не садится, кроме него, звуками лютни и любимой девушкой рядом.
На него нахлынули воспоминания, которых он застыдился. Хотя… чего уж тут стыдиться. Нормальная жизнь нормального хозяйского сына, времяпровождением которого мало кто интересуется. Как их звали? Блейн, Грейс? И самая первая, Жаннин. Щенячий восторг мальчика, получающего первые уроки любви… смешно. Касавир поерзал в кресле и постарался перекинуть мысли на что-нибудь другое. Куда там. Эйлин, заметив, что он очнулся, встала со своей скамеечки, подошла и молча села на подлокотник. От ее близости и знакомого запаха он почувствовал, как в нем поднимается липкая темная волна, растревоженная воспоминаниями. Оно. Начинается. То, что он пытался искоренить в себе, наверное, с тех пор, как потерял все из-за своей похоти. Воротник рубашки показался ему железным ошейником. Стало душно. Он расстегнул ворот. «Признайся, наконец, сам себе, что любишь ее, как сумасшедший, что готов порвать всех, кто смотрит на нее чуть пристальнее, чем тебе хотелось бы. Что уже не можешь контролировать себя. Что хочешь быть нужным ей вот таким — голым существом из плоти и крови, с кашей в голове и отшибленными желанием мозгами. Хватит быть святым! Признайся себе и ей. Или немедленно выпроводи ее отсюда и больше не позволяй себе к ней прикасаться».
Эйлин молчала. Она видела, что с Касавиром что-то происходит, и почему-то боялась встретиться с ним взглядом.
— Тебе… нехорошо, — сглотнув, спросила она.
— Да, немного, — хрипло ответил Касавир, — извини, я сейчас.
Стоя в полумраке ванной в расстегнутой рубашке, он смотрел в зеркало, тяжело опершись на умывальный столик, стонущий под его весом. По его лицу, шее и груди стекала вода. Вот уж не думал, что в свои годы дойдет до такого помешательства, что чуть не набросится на любимого человека. Все эти способы обуздания плоти, которым учат в Ордене — полная ерунда, когда ты по-настоящему влюблен. «Вон как тебя разобрало. Глаза, как у бешенного вепря, — он усмехнулся, — легко было раньше, когда женщина была просто женщиной. Все прекрасно, спасибо за обоюдно доставленное удовольствие».
Он услышал за дверью шаги Эйлин. Собирается уходить? Или волнуется и ходит по комнате, ожидая его? Шаги смолкли у двери в ванную.
— Касавир? — Осторожно позвала она.
Его охватила злость на себя. Да с чего он взял, что она его не поймет? Она уже не девочка и испытывает к нему интерес. И так приятно, когда она проводит рукой по его груди и откровенно любуется им. Касавир улыбнулся своему отражению. «Сколько ни воображай себя умником, в душе ты готов, как всякий грешный гомо сапиенс, вилять хвостом и высовывать язык, когда женщина так льстит тебе». Он оглядел себя. Да, уже не тот красавчик-юноша, что с гордостью смотрелся в зеркало, думая, что любая должна быть счастлива доставить удовольствие этому сильному и гибкому телу великолепного пловца. Но он и сейчас может так же легко несколько раз переплыть родной фьорд. В его фигуре появилась основательность. Могучий, кряжистый клен, выросший из сильного молодого дерева. И он еще на многое способен.
Касавир опустил кулак на стол и, глядя себе в глаза, спокойно сказал:
— Да.
Раскрыв дверь, он чуть не зашиб Эйлин. Отскочив, она смущенно улыбнулась и спросила:
— Все в порядке?
— В полном, — ответил он, глядя ей в глаза.
Не зная, как это понимать и что делать, она, пытаясь скрыть стеснение, повернулась к нему спиной и пошла назад к камину. Касавир неотступно следовал за ней, наблюдая, как шелковые складки переливаются на спине в такт ее походке. Когда она остановилась и повернулась к нему, он подошел к ней вплотную и потянул за поясок блузы, развязывая его. И прошептал:
— Эйлин, иди ко мне.