Дни Самайна

Глава 6

Побродив вдоль берега реки, Анна решила вернуться к Бругу, откуда ушла час назад. Дождь кончился, освещение решительно поменялось, и, пользуясь случаем, она решила сделать несколько фотографий.

Невдалеке маячили две фигуры. Туристы? Все может быть. Хотя здесь, в долине, как правило, или целые экскурсии, или вообще ни одной живой души.

Анна замедлила шаг, потом остановилась. Нет, не туристы. Те ведут себя совсем иначе. Опасности быть не могло, Ирландия тишайшая страна, и все же… все же… Что-то заставило ее обернуться и посмотреть назад – туда, где несла свои темные воды божественная Бойн или, как говорят ирландцы, Боанн. Воздух над поверхностью воды дрожал от беспорядочных бликов, как кривое зеркало. В этом дрожании, в блеске бриллиантовой пыли Анне почудилось что-то зловещее. Улыбка богини?

– Помилуй, госпожа моя Боанн, – прошептала Анна, отчего-то покрываясь мурашками. – Ты знаешь, каким беспощадным бывает иногда твой сын. Но не ты. Пожалуйста, не ты…

Спрятаться было негде, поэтому Анна зашла за кусты бузины и куманики и присела там на корточки, не думая о том, как это выглядит со стороны.

Мужчина шли медленно, нога в ногу. Вот один остановился, протянул руки к своему спутнику и, продолжая что-то с жаром говорить, ухватил его за воротник куртки. Тот не протестовал. Первый – тот, что повыше, посветлее – подтянул его поближе к себе, нагнулся к его лицу. Второй непроизвольно отпрянул. Что за странная сцена? Да еще здесь, среди курганов и мегалитов бронзового века.

Они подошли ближе. Анна сидела, не шевелясь. Теперь она ясно видела темные волосы Дэймона, его коричневый пуловер, солнцезащитные очки в тонкой металлической оправе. Второй мужчина был ей незнаком.

Незнаком, да. Но что-то в его облике заставило Анну насторожиться. Стройный, светлый, подвижный. Одет в темно-зеленые брюки, куртку защитного цвета и тяжелые армейские ботинки. Что же тревожит? Что смущает? Быть может, через чур высокий рост? Ведь и Дэймон не маленький, и осанка у него правильная, ни малейшей сутулости, но при всем при этом незнакомец кажется выше как минимум на полголовы.

Нет, не рост. Рост удивляет, не более. А вот птицы – четыре птицы, время от времени возникающие из ниоткуда, чтобы покружить над его головой и вновь исчезнуть, растаять в небесной сини – они вызывают беспокойство, даже пугают. Что означает их присутствие? А может, это просто галлюцинация?

Четыре птицы над головой… Есть над чем задуматься.

Внезапно высокий человек, говорящий с Дэймоном, замер. Постоял, внимательно прислушиваясь, а затем начал медленно поворачиваться в ту сторону, где затаилась Анна. Кажется, она ничем себя не выдала. В таком случае, что привлекло внимание незнакомца? Он как будто ПОЧУЯЛ ее.

У себя за спиной Анна услышала щебет, хлопанье крыльев… Так и есть. Одна из чертовых птиц парила прямо над ее головой. Боже! Сердце учащенно забилось.

Вслед за птичьим щебетом послышался тихий смех. Смех мужчины, который стоял у подножья холма, метрах в пятнадцати от убежища Анны.

Каким образом ему удалось увидеть меня?

Каким образом мне удалось услышать его смех?

Птица-посланник спикировала ей на голову, вырвала несколько волосков и с быстротой молнии умчалась прочь.

Дэймон тоже посмотрел в ее сторону, но, похоже, увидел только кусты. Анна с трудом удерживалась от желания распластаться на земле, прикрыв голову руками. С позиций здравого смысла паника была абсолютно беспричинной. Подумаешь, птицы. Она мышей-то никогда не боялась, а уж птиц… Ладно, подождем. Уйдут же они в конце концов. Не птицы, мужчины.

Но когда мужчина ушли, птицы исчезли тоже.

Подавленная и расстроенная (главным образом, своим поведением), Анна уселась на камень, глядя на бегущую воду. Теперь никакая сила не заставила бы ее приблизиться к кургану. Разве что с Дэймоном или с Константином. Хотя может ли присутствие Дэймона служить гарантией ее безопасности? Скорее, наоборот. Он прямо-таки притягивает всякую чертовщину. Господи, что за ерунда. Нельзя же, в самом деле, приписывать человеку те или иные качества только потому… Почему же? Отвечай быстро, не раздумывая. Потому что из его комнаты женщины выбегают с криками, а мужчины и вовсе исчезают, точно проваливаются сквозь землю? Потому что на плечах его огамические письмена? Потому что он слеп на левый глаз? Потому что он наводит страх на обслуживающий персонал отеля, а местные жители, завсегдатаи пабов, называют его pishogue, «порченый»?…

Если человек о ядовитых змеях знает только понаслышке, то он и не вспоминает о них всякий раз, заслышав шуршание ящерицы. Точно так же мы не называем нашего ближнего демоном, если с ним не связано некое деяние, имеющее демонический характер.[31]

– Скажи мне, добрая госпожа Боанн, я схожу с ума, или все это правда?

Анна опустила в воду кисть руки, пошевелила пальцами. Ничего не произошло.

Ей было известно о том, что ирландцы (истинные эрины, гэлы или гойделы) наделены даром слышать душу всякой вещи. Поскольку они чувствуют ее, как свою собственную, им не приходит в голову сомневаться в ее наличии. Эту способность они унаследовали от сидов, с которыми вступали в смешанные браки еще в глубокой древности. Они не строили храмов, храмами служили поляны под открытым небом и священные рощи, и там в присутствии поющих заклинания друидов на алтари проливалась жертвенная кровь. Часто объектами поклонения становились колодцы, реки и священные деревья, имевшие богов или богинь-покровителей. Но некоторые реки были божественны без чьего-либо покровительства. Таковы Боанн (Бойн) и Шинайнн (Шэннон). Источником обеих рек считался Сегайс, находящийся в Земле Обетованной. Над ним простирал свои ветви орешник, орехи периодически падали в воду, там их проглатывал Лосось Мудрости, который позже, в свою очередь, попадал на стол к вождям или героям вроде Финна Мак Кумала.

Анна вздохнула, вытащила руку из воды и повернулась, чтобы бросить прощальный взгляд на Сид-Бруг. Внезапно ей почудилось, что под деревом в нескольких метрах от входа стоит, скрестив руки на груди, и пристально смотрит на нее высокий светловолосый мужчина. Светлые волосы, отросшие почти до плеч, неподвижное лицо с правильными чертами. С прямых, горделиво развернутых плеч свисает длинный изумрудно-зеленый плащ, на шее горит червоным золотом торквес[32]. Красота его неописуема, нестерпима. Красота, сила и безмятежность бессмертного. Вот он стоял – и в следующий миг исчез. Остался только ствол дерева, камни да сверкающий кварцевой галькой курган.

Анну прошиб пот. Неужто сам?… Но кое-что не вязалось с этим предположением. Она затруднялась сказать, каков из себя хозяин здешних мест, вернее, каковым его представляет местная культурная традиция, но вот у этого, конкретно этого привидения, было лицо Константина.

Она моментально вспомнила свою суеверную бабку: увидеть призрак еще живого человека – не к добру. Был ли это призрак в том смысле, в каком его понимала бабка, Анна не знала, к тому же после всех волнений сегодняшнего дня ей уже до смерти хотелось выпить, поэтому она отложила решение этого вопроса на потом и направилась к автомобильной стоянке.

В пабе «Красный Лис» народу почти не было. Бармен смешивал коктейль для Дэймона, сидящего у стойки.

– Еще один для дамы, – сказал Дэймон, обернувшись на стук двери. И Анне: – Я пью дайкири. Здесь, в Ирландии, никто не может его нормально приготовить. Никто, кроме старины Даррена. Я сам его научил.

– Ой-ой-ой, – насмешливо произнес бармен, ставя перед ним на стойку высокий стеклянный бокал с тяжелым дном, в котором шипел холодный коктейль. – А кто вспомнил про корицу? Может быть, ты, Большой Брат?

Анна подождала, пока он приготовит коктейль и ей тоже, некоторое время следила за таянием кубиков льда и танцем крошечных пузырьков, а потом брякнула ни с того ни с сего:

– Кажется, я видела что-то вроде призрака. Первый раз в жизни. Час назад, в долине Бойн.

– For-don itge Brigte bet![33] – воскликнул Даррен и торопливо отошел в сторону.

Дэймон сделал глоток из бокала. Облизнул губы, поставил бокал на стойку. Вытряхнул из пачки сигарету, придвинул к себе пепельницу, закурил и только после этого посмотрел на Анну.

– В долине Бойн?

– Да, – подтвердила она, внезапно ощутив страшную усталость. И добавила: – Ты ведь тоже был там, правда?

Он кивнул. Выпустил дым из ноздрей. Взгляд его рассеянно скользнул по ряду высоких стульев, придвинутых к стойке.

– Ты меня не видел?

– Нет.

Анна собиралась задать пару вопросов про его спутника, кто он, откуда, но подумала, что, пожалуй, и так знает ответ. Незачем заставлять Дэймона лгать.

– Ладно, допустим, – сказал он, докурив сигарету. – Тебе явился призрак. И что, как ты думаешь, он от тебя хотел?

– Не знаю. По-моему, ничего особенного. Он даже не смотрел в мою сторону, просто стоял под деревом.

– Отчего же ты так разволновалась?

Отчего? Анна чуть со стула не свалилась. Хороший вопрос. Отчего женщина разволновалась, повстречав привидение?

– Видишь ли, – пояснила она с безграничным терпением, – это случается не очень часто. Возможно, я просто не привыкла. Такой уж я человек. Мне не снятся вещие сны, у меня не бывает никаких предчувствий. – С виноватой улыбкой она развела руками. – Со мной не происходит никаких чудес!

– Значит, он просто стоял под деревом?

– Да. Высокий мужчина со светлыми волосами, в длинном зеленом плаще. – Анна подробно описала его внешность и завершила свой монолог словами: – Не знаю, кто это был, хотя, если не принимать во внимание длинные волосы и это королевское одеяние… Нет, нет, – перебила она сама себя. – Не знаю.

– Это мог быть владыка Бруга, – небрежно проронил Дэймон. – Великий Энгус Мак Ок. Правда, он позволяет смертным видеть себя лишь тогда, когда сам этого хочет, и лишь тем из них, кто так или иначе заслужил его королевское внимание.

– Как же можно заслужить его внимание?

– Говорят, это удается тем, кто отличается либо необычайной красотой, либо необычайным мужеством. Не забывай, он король-воин.

Красота и мужество… Будь это так, то именно соблюдение упомянутых требований сделало бы невозможным появление перед Анной Тереховой, преподавателем из Москвы, короля сидов. Разве ее можно назвать красивой женщиной? Что касается мужества, про это лучше вообще помалкивать.

– Я слышала, что он и сам очень красив, – сказала Анна, заметив, что недавно подсевший к стойке грузный рыжеволосый ирландец из местных с волнением прислушивается к их разговору. – Так красив, что половина женщин, когда-либо видевших его, потеряла зрение, а другая половина заболела от неразделенной любви.

– В здешних деревнях можно много чего услышать, – отозвался Дэймон. – Или на городских окраинах. Таких, как окраина Дроэды. А знаешь, почему красота имеет даже большее значение, чем доблесть? Принято считать, что люди, отличающиеся необычайной красотой, происходят от брака смертных и сидов. Что родословная их отцов или матерей восходит к детям Дану.

Лежа на сиденье, Ларри наблюдал за ним с какой-то странной, полубезумной улыбкой, переводя взгляд то на его лицо, то на руки, лежащие на рулевом колесе.

– Ведь твоя мать тоже ирландка, да?

– Что значит «тоже»?

– Как и моя.

– Ну… вобщем, да. Была ирландкой.

– Как ее звали?

Дэймон не любил говорить о своих родителях, однако сейчас с удовольствием произнес:

– Бриджит О’Нейлл.

– Чтоб мне провалиться! Это же настоящий эпос! Ей нужно было назвать тебя не Дэймон, а Диармайд.

Сердце скакнуло в нем и забилось часто-часто. А Ларри, как ни в чем не бывало, продолжал:

– По преданию, Диармайд был приемным сыном Энгуса Бругского и, помимо всего прочего, пользовался особым покровительством Мананнана Мак Лира[34]. Его роковая красота сводила с ума всех женщин Ирландии.

Дэймон терпеливо улыбнулся.

– Я знаю, Ларри.

– На щеке этого кельтского Адониса темнела очаровательная родинка, обладающая поистине магическими свойствами. Стоило кому-нибудь из женщин или девушек взглянуть на нее, как ее сердце тотчас воспламенялось от любви. – Протянув руку, Ларри коснулся кончиком пальца маленькой родинки на лице Дэймона. На скуле под правым глазом. – Этим счастьем он был обязан своей матери Дуибне, которая происходила, разумеется, из клана Туата-Де-Даннан.

– Я знаю, знаю. Хватит, мой Фергус. Ты заставляешь меня краснеть.

Ларри откинулся на спинку сидения и уставился на дорогу. Судить о его истинном состоянии можно было только по легкой испарине, время от времени покрывающей бледное лицо.

– Сколько продержишься? – спросил Дэймон, отчаянно сожалея о том, что пришлось заговорить на эту тему.

– Сколько нужно, столько и продержусь. – Улыбку Ларри трудно было назвать обнадеживающей, но что поделать. – Не думай об этом, старина. Знаешь, что самое поразительное в этой истории? Что мы все-таки сидим с тобой вместе в этой чертовой машине и мчимся быстрее ветра прямо на север.

– Это не чертова машина, – негодующе возразил Дэймон. – Это моя машина. Кстати, не самая плохая.

Они ехали в Редстоунс – поместье в горах Невады, на территории которого располагалась частная реабилитационная клиника доктора Парсонса. К тому времени они были знакомы в общей сложности десять или двенадцать часов, не считая времени, проведенного вместе под кайфом.

– У тебя есть планы на сегодняшний день? – интересуется Дэймон, видя, что она прикончила коктейль и больше заказывать не собирается. – Может, прокатимся до Тары?

– Честно говоря, я собиралась лечь в постель. Что-то меня знобит.

– Лечь в постель? – Улыбка Дэймона красноречивее всяких слов. – Моя постель подойдет, королева? Надеюсь, эта болтушка Несс уже успела сменить белье.

Ну вот, я иду. Иду в твою постель, несчастный псих, помешанный на дикой, ошеломляющей, варварской красоте этой земли и столь же варварской и нечеловечески прекрасной мифологии ее древнего народа.

Портьеры задернуты, но дневной свет просачивается в помещение, позволяя любовникам разглядывать друг друга, сколько душе угодно. Поначалу Анна еще делает вид, что взгляд ее совершенно случайно упал на суковатое колесо с восемью спицами, украшающее (или уродующее?) смуглое плечо Дэймона, или на побелевший от времени шрам, но потом расслабляется и, уже не скрывая своего любопытства, водит пальцами по черным линиям, повторяя очертания рисунка. Ей интересна каждая мелочь: проколотая мочка уха, в котором, очевидно, когда-то была серьга; серебристые нити, изредка мелькающие в массе темных волос.

Дэймона все это ни капли не смущает. Его худощавое гибкое тело ночного хищника простерто на кровати в позе «делай-со-мной-что-захочешь». Ей хочется многого, но пока что она играет в те игры, которые предлагает он.

– Ты красивый, – шепчет Анна губами, уставшими от поцелуев. – Мне нравится твое лицо, твои глаза. Ты даже не очень похож на мужчину, то есть, я хочу сказать, если тебя причесать и накрасить как женщину и нарядить в женские одежды…

– И вычеркнуть из моей жизни лет десять или пятнадцать… – мечтательно подхватывает Дэймон. – И преподать мне урок хороших манер…

Плечи его вздрагивают от смеха.

Упираясь руками в подушку по обе стороны от его головы, Анна склоняется над ним низко-низко, так что ее волосы падают ему на лицо.

– Я думала, ты другой. Ты был совсем другим, когда вы с Шэннон жили вместе.

– У каждого из нас имеется множество масок на все случаи жизни.

– А истинное лицо?

– О, истинного лица нельзя показывать никому.

Вот так же мог бы ответить и Константин. Даже подолгу находясь с ним рядом, она не могла быть уверена в том, что видит его самого, а не одну из его многочисленных ипостасей.

– Ты знаешь, что говорят о тебе люди?

Вопрос не застал его врасплох, как можно было предположить.

– Знаю.

– Тебе это льстит?

Дэймон пожал плечами.

– В какой-то степени.

Анна рассмеялась, не спуская с него глаз. Можно ли вообще понять, шутит он или говорит серьезно?

– В этом есть хоть сколько-то правды?

И снова это движение плечами, демонстрирующее высшую степень наплевательства.

– А как же. Ровно столько, сколько хочется рассказчику. Ирландцы вообще суеверный народ, плюс общая для всех людей тяга к таинственному.

– Но ты же сам сказал, что люди, отличающиеся редкой красотой, происходят от брака смертных и сидов.

– Shit![35] – внезапно вспылил Дэймон. – Да хватит о моей красоте! Далась вам всем эта красота! Ты посмотри… нет, ты только посмотри на меня, – указательным пальцем, точно карандашом, он тыкал себе в лицо, прямо в левый глаз, – по-твоему, это красота? Но даже если и так, даже если мою внешность и можно назвать привлекательной, разве мало на белом свете красивых людей? Разве Константин не красив?

Анна отвернулась, ничего не ответив. Он понял, что с некоторых пор упоминание этого имени она считает бестактностью с его стороны, и его это позабавило.

– Тебе кажется, что, вступив в любовную связь, мы совершили предательство? Или ты совершила предательство? Но ведь ты ему не жена. Ты свободная женщина и можешь спать с кем угодно.

Она лежала так тихо, что он даже не улавливал ее дыхания. Думала о чем-то или молча переживала его грубость? Возможно, ему следовало облечь свою мысль в более приемлемую форму, но он сказал так – и точка. К тому же Дэймон считал Анну умной женщиной, а в некоторые моменты она даже чем-то напоминала Донну. Донна научила его называть вещи своими именами, и он старался, старался изо всех сил. Пока еще мог это делать. Пока они оба могли. Пока не прозвучали эти слова: «Да, иди с ним. Иди… и возвращайся только тогда, когда поймешь, что готов остаться со мной навсегда».

– Знаешь, я не сказала тебе, – начала Анна шепотом. – Сегодня утром, у Бруга…

Дэймон внутренне сжался, но постарался не выдать себя.

– Ты сказал, что я видела Энгуса… что это мог быть Энгус…

– Я брякнул, не подумав.

– Да. Но дело не в этом. Я точно знаю, что… Я знаю, кого я видела, и это был не Энгус. – Она глубоко вздохнула, чувствуя, как бьется сердце. – Это был Константин.

– ?..

– Я видела Константина, – повторила она уже тверже.

– Или думала, что видишь Константина, – невнятно пробормотал Дэймон.

Тут только до нее, наконец, дошло. Та фотография, которую сама она ни разу не видела, но которую видел Константин, а позже рассказал ей. О боже, все сходится. Не может быть! Таких вещей просто не бывает.

Дэймон сел среди измятых подушек. Его тело по сравнению с телом Анны казалось смуглым как у индейца. Глядя на него, застывшего в горестном оцепенении, она не могла найти слов, чтобы утешить его. Ведь не от него самого ей стало известно о том, что произошло в этой комнате год назад. При ней он никогда не упоминал о тех событиях, не произносил имени своего пропавшего возлюбленного.

Мысленно она вновь оказалась у Бруга, наедине со странной фигурой под деревом. Зеленый плащ, непринужденная грация эльфа, горделиво приподнятый подбородок, белое золото волос… лицо Константина…

Двойник. Бессмертный или умерший?

Дэймон отправился в душ, а она легко соскочила с кровати и как была – раздетая, босиком – начала кружить по комнате, лихорадочно озираясь по сторонам, один за другим выдвигая ящики тумбочки, комода, письменного стола, точно спецагент, внедренный в сердце мафии. Она надеялась обнаружить нечто, подтверждающее или опровергающее слухи, которые распускали про него хозяйка «Сокровенной Розы» и ее словоохотливая племянница. Хотя, если вдуматься, что это может быть? Шкура оборотня? Магический кристалл? Высушенный и измельченный корень мандрагоры, крылья летучей мыши и лягушачьи косточки, замешанные на крови некрещеного младенца? Шум воды, доносящийся из ванной, казалось, должен был успокаивать ее, но нет. От этого становилось еще тревожнее.

Так нельзя. Господи! Ты же только что лежала в его постели. Или тот факт, что он иностранец, чужой, которого ты никогда не поймешь, как понимаешь своего, человек другой культуры, а значит, существо почти инопланетное, делает его вообще нечеловеком и даже в некотором смысле приравнивает к таким странным, неизученным до конца, хотя безусловно разумным существам, как дельфины… и следовательно, дает тебе право испытывать по отношению к нему не уважение, как к себе подобному, а всего лишь любопытство… Фу, как некрасиво!

В предчувствии близкого раскаяния она быстро положила на место записную книжку в коричневом кожаном переплете, содержимое которой представляло интерес разве что для ее владельца. Имена, адреса… Что в них проку, если не знаешь, что ищешь? Окинула взглядом содержимое ящика (ключи от машины, нераспечатанная коробка мини-дисков, несколько визиток, золотая булавка для галстука, перочинный нож…) и велела себе прекратить этот постыдный, бессмысленный обыск. Если у него и было, что прятать, то наверняка он спрятал это как следует.

Внимание ее привлекла Библия. Самая обыкновенная каноническая Библия в мягком переплете, которая традиционно красуется на каждой прикроватной тумбочке в каждом номере каждого европейского отеля. В нее была вложена другая книга, более тонкая, без обложки. Анна открыла ее на заложенной странице и прочла абзац, отмеченный карандашом на полях.

Они не будут иметь чести пред Господом духов, но будут спасены во имя Его; и Господь духов умилосердится над ними, ибо Его милосердие велико.[36]

Стоя под душем, Дэймон улыбался с закрытыми глазами, довольный тем, что такое кошмарное утро сменилось весьма неплохим днем. Он точно знал, чем занимается Анна в комнате одна – роется в его вещах – и нарочно не торопился выходить, чтобы дать ей возможность хорошенько рассмотреть все, что ее заинтересует. Пусть… Пусть открывает дверцы платяного шкафа, обшаривает полки, трогает рукава пиджаков и рубах, прикасается к мягкой шерсти пуловеров. Вдыхает его запах. Постигает его мир.

К собственному своему удивлению, он по-настоящему увлекся этой русской девушкой. Ему нравилась ее задумчивость, граничащая с меланхолией. Нравился изгиб нежных ненакрашенных губ, выдающий скрытую печаль. В ней не было карнавального неистовства Сары, очаровательной наивности Молли, экстравагантности Шэннон. К тому же он знал, что до конца своих дней обречен каждую женщину сравнивать с Донной, и ни одна не покажется ему лучше. Но… Тело его настойчиво требовало тела Анны, а мысли то и дело устремлялись к ней, отвлекая от работы и мелких будничных дел. Дэймон не задавал себе вопроса, что будет дальше, или к чему это приведет. Слишком многое в его жизни заканчивалось не так, как он предполагал.

Что касается ее парня… Вот с кем он не отказался бы помериться силой – силой любви и силой ненависти, силой плоти и силой духа. Чудовищная безнравственность блондина в сочетании с упорством и высокомерием возбуждали его до крайности. Дэймон просто обожал таких монстров. Он и сам был из таких.

Взгляд Константина, адресованный Дэймону, был воистину взглядом василиска. Его так и подмывало крикнуть: браво! Продолжай в том же духе, брат мой, и очень скоро ты окажешься у той опасной черты, за которой простирается зона абсолютного беззакония. Где дремлет совесть и агонизирует разум. Где мы сможем побыть вдвоем – ты и я. Уж тогда-то, будь уверен, я взыщу с тебя сполна, ибо ты виновен… виновен в том, что имел неосторожность родиться слишком похожим на Ларри. Те же серые глаза с золотистой короной на радужке. Та же усмешка Лаэга, короля возниц[37]. Надменного и великолепного, не ведающего страха, ни разу не повернувшегося спиной к врагу.

Да, в эти минуты Дэймон бывал очень близок к тому, чтобы почувствовать себя счастливым. Если бы не одно «но». Он видел, что Анна боится. Боится, сама не зная чего. Но он-то знал. Знал, что страхи ее небеспочвенны. Знал, что не сможет ее защитить. Как не смог защитить Ларри. И даже себя самого.