До любви один шаг

Глава 2

— Ты рискуешь испачкать свои прекрасные туфли, если зайдешь сюда, — предупредила Джо. Вид длинных ног в роскошных лаковых туфлях сразу нарушил ее мирное настроение. Она не спеша выпрямлялась, давая сердцу время замедлить ход. — Я кормлю Наполеона.

Билл Смит обожал приводить в дом всяких сироток и бродяжек. Наполеон, козел с несносным характером, был одним из них.

— Догадываюсь, что ты не рада моему приходу. — Лайам с опаской взглянул на козла. — Эта скотина всегда меня недолюбливала.

Начало было вполне невинным, но у нее вдруг часто забился пульс и задрожали руки.

— Кому-нибудь другому я бы сказала, что не следует приписывать животным человеческие качества, но в данном случае… привяжу-ка я его. А то мне всю жизнь не расплатиться, если ему придет в голову пожевать этот элегантный костюм. — В свободном сером итальянском костюме Лайам был неузнаваем. — У нас не принято торжественно одеваться к воскресному обеду, — пошутила она, чтобы скрыть нарастающее смятение.

— По-моему, меня не приглашали, — сухо отозвался он. — Твой папа сказал, что ты здесь. — Темные брови сурово сдвинулись. — У меня собрание в Манчестере, — добавил он, непринужденным жестом поглаживая шелковый галстук.

Джо отставила пластиковое ведро и, засунув руки в карманы джинсов, вышла на слабый утренний свет.

— Итак, ты виделся с папой. Было очень страшно?

— Скажем, мы откровенно обменялись мнениями. А его мнение таково, что я эгоистичный, непорядочный сукин сын, злоупотребивший его гостеприимством, чтобы соблазнить его дочь.

Джо подумала, что могло быть хуже — накануне вечером папа выражался куда менее сдержанно.

— Мне очень жаль, Лайам. Он сейчас довольно сильно расстроен.

— Я не говорил, что я с ним не согласен.

— Только, пожалуйста, без самобичеваний, — огрызнулась она, — хватит с меня и папы. Я пыталась ему объяснить, что если там кто и соблазнял, так это я! — Как ни неприятно это было сознавать, но притворяться не приходилось. Она вызывающе выпятила подбородок.

Что-то блеснуло в глубине его глаз.

— Это, наверное, произвело впечатление. Удивительно, как он не спустил на меня собак.

— Или не задушил слюнявыми поцелуями. Помнишь, как тогда?..

— Нам надо серьезно поговорить, Джо. — По его лицу было видно, что он не расположен предаваться воспоминаниям. — Нельзя вести себя так, будто ничего не изменилось.

Это он ей говорит!

— Предпочитаешь греческую трагедию? Мне отрепетировать душераздирающие вопли? Я, видишь ли, сама догадалась об этом, несмотря на мой ограниченный интеллект.

Он положил руку ей на плечо.

— Понял, Джо. Просто ты кажешься такой… спокойной.

Она не смогла сдержать улыбку. Если бы он знал, какой ужас охватил ее, когда она поняла, что беременна.

— Тебе вовсе ничего не надо менять в своей жизни.

Его пальцы сжались у нее на ключице, и она поморщилась.

— Извини, — проскрежетал он, опуская руку. — Ты заранее уверена, что отцовство не для меня?

Злость, с которой это было сказано, вызвала в ней недоумение.

— Ну почему же? Я просто говорю, что тебе нет необходимости этим заниматься. Я превосходно сама…

Гнев, вспыхнувший в голубых глазах, заставил ее замолчать.

— Только не сама. У тебя будет мой ребенок. Джо вдруг поняла, какого дурака сваляла. Она совсем забыла о его чувстве собственника.

— И ты у него будешь. Только не все время. — Она старалась говорить примирительным тоном.

— Но ты предоставишь мне право посещения?

— Думаю, обойдемся без юридических бумаг. — Ее поразила горечь в его голосе.

— Это ты сейчас говоришь. А если снова появится какой-нибудь Джастин? Тебе не приходило в голову, что я не хочу быть отцом на полставки?

Интересно, а каким отцом он хочет быть? Джо с удивлением взглянула на него. Лайам был какой-то чужой, совсем чужой, даже неприятный.

— Что за ерунда.

— Я серьезно. Я не собираюсь ждать, когда все утрясется само собой. Речь идет о моем ребенке.

— О нашем ребенке, — тихо произнесла она.

— Что ты сказала?

— Я сказала, о нашем ребенке. Ты все твердишь, мой ребенок — то, мой ребенок — это. Я тоже имею к нему отношение, — ехидно заметила она.

Под загаром у Лайама проступила мертвенная бледность, и глаза от этого стали еще ярче.

— Тебе не удастся проигнорировать тот факт, что я отец твоего ребенка. Так что смирись с тем, что я никуда не исчезну.

— Даже в Манчестер? — напомнила она.

— Я должен ехать, — огрызнулся он. — Если бы не необходимость, я бы не поехал. Понимаю, что это совсем не вовремя, но завтра я вернусь. Тогда поговорим.

— Завтра я буду на работе.

— Останься дома и жди меня.

Он элегантно повернулся и вышел. Эта уверенность, что ему не осмелятся возразить… Пусть не надеется, она и не подумает его ждать!

— Спасибо, Джастин, не стоит утруждать себя.

— Чем бы все ни кончилось, Джо, думаю, мы должны оставаться цивилизованными людьми, деревянным голосом ответил тот. Впрочем, Джастин всегда держался несколько чопорно.

— Я очень признательна, — мягко сказала она. Джастин укладывал в чемодан книги, которые Джо ему передавала. Она обвела печальным взглядом полупустой кабинет.

— Разреши мне поговорить с коллегой о твоем необоснованном увольнении, — хмуро проговорил Джастин. — Это совершенно не по правилам, тебе полагается пособие. — Его юридический ум не мог смириться с тем, что она не использовала возможность получить пособие. — Я бы сам тебя представил, но это не по моей части.

Джо была тронута его предложением.

— Не надо, я все обдумала, не хочу, — твердо ответила она.

Все было сделано в высшей степени учтиво. Ей не было сказано, что репутация матери-одиночки повредит имиджу компании «Макгру и Бартнетт».

— О том, чтобы в этом году принять меня в члены компании, была только устная договоренность.

Ты же знаешь, Джастин, они не то чтобы выкинули меня. Я могла согласиться с понижением.

— Но они знали, что ты не согласишься. Да, знали. Четыре года назад Джо не волновало, что ее приняли в известную и весьма консервативную бухгалтерскую фирму, только чтобы отдать дань равноправию женщин. Ей представился случай показать себя. Она обладала столь высокими деловыми качествами, что ей неофициально было сообщено, что ее собираются принять в члены компании. В свои двадцать семь она стала бы самым молодым партнером за всю историю компании. И вдруг однажды утром ее вызвали в правление. Они это назвали «сокращением ее трудовой нагрузки».

— Лично я считаю, что с такими взглядами им место в средних веках, — строго заявил Джастин.

Несмотря на раздражение и обиду, Джо готова была улыбнуться. Ей в голову не приходило, что в один прекрасный день столь озабоченный условностями Джастин окажется на стороне современных нравов. Несмотря на внешнее щегольство, в душе он оставался старомодным блюстителем традиций и становился опасным только в суде, где был безжалостен к противнику.

Кипа бумаг, которые она держала, выскользнула из рук и посыпалась на пол. Джо выругалась и, опустившись на колени, начала собирать. К ее удивлению, Джастин взялся помогать, рискуя запачкать свои безупречные брюки.

— Не понимаю твоего спокойствия. Когда я сделал тебе предложение, ты отказала мне, ссылаясь на работу. И вот через какие-то пару месяцев ты без работы… и беременна.

И еще раздетая и голодная, добавила она про себя.

— Спасибо, Джастин, я не подумала, — сухо отозвалась Джо.

— Я решил, если тебе поставить ультиматум, если уйти от тебя, ты возьмешься за ум. Я вообще не думал… — Он потряс головой. — Мне просто в голову не приходило, что может так получиться. Ведь я-то хотел ребенка. Это ты говорила, что не готова, — упрекал он ее все более сдавленным голосом.

— Мне ужасно жаль, Джастин. — Джо коснулась его плеча. Никогда она не думала, что он в самом деле доведет до логического завершения свой нравственный шантаж.

Джастин посмотрел на ее руку.

— Все могло сложиться совсем по-другому. — Он прикрыл ее руку своей.

— Ах, Джастин! — Что она могла сказать? Наверно, она не способна на глубокие и постоянные чувства. То, что она испытывала к Джастину, никогда и ни к чему не привело бы. С трудом верилось, что она страдала, когда он оставил ее.

— Как бы я хотел, чтобы ребенок, которого ты носишь, был моим, любимая.

Я, я не хотела бы, виновато подумала Джо.

— А вот не твой он, приятель. Он мой. — Лайам с явным раздражением наблюдал за сценой, — Лайам, ты что тут делаешь?

— Я бы спросил, что ты тут делаешь? Мне казалось, мы договорились встретиться сегодня утром дома.

— Это ты договорился, — уточнила она. — Я не могу перестать жить в ожидании твоего торжественного появления.

— Насколько мне известно, твоя жизнь, по крайней мере профессиональная, на сегодняшний день прекращена. Ты не могла отложить все до моего возвращения? Ты действительно подала заявление об уходе?

— Да, знаешь, мне почему-то не кажется привлекательной роль девочки на побегушках, — огрызнулась она, кладя стопку бумаг на стол.

— Они выразились так недвусмысленно?

— Это оправданное сокращение.

Джо была благодарна Джастину за вмешательство. Ей совершенно не хотелось еще раз вдаваться в подробности всей этой истории.

— Я не тебя спрашиваю! И вообще, что он тут делает? — воинственным тоном обратился он к Джо. — И какой идиот позволяет беременной женщине ворочать ящики?

— Как ты смеешь так говорить с Джастином? не веря своим ушам, прошипела она. — Никто не давал тебе права оскорблять моих друзей. И знай: это я попросила Джастина помочь мне. — Это было не совсем так, но Лайама решительно надо было поставить на место.

Джастин встал, стряхнул с темных брюк воображаемую пылинку и подправил розочку в петлице.

— Полагаю, Джо искала помощи у самого верного друга.

Джо задохнулась. Лайам принял угрожающий вид. Широкие плечи, узкие бедра, длинные ноги…

Черная кожаная куртка, белая футболка и джинсы подчеркивали очевидный контраст между мужчинами. Лайам был на несколько дюймов выше рослого Джастина. Давно не стриженные волосы, густые и шелковистые, мягкими волнами спускались до горловины футболки. Это не было данью моде — просто он забывал, что записался к парикмахеру. У Лайама, как и у его отца, был оливковый оттенок кожи, крупный нос и густые, вразлет брови. Ему было далеко до ухоженного красавца Джастина, но он был ужасно сексапильным. Просто невероятно сексапильным.

— Кажется, ты хотел что-то сказать, Вуд. Говори же, — протянул Лайам. — Я тебя слушаю затаив дыхание.

Джо начала теребить воротник шелковой блузки, в комнате стало невыносимо душно.

— Что с тобой, Джо? — Резкий, взволнованный голос Лайама доносился откуда-то издалека. — Уйди с дороги, идиот, она падает в обморок.

— Не суетись, — слабым голосом запротестовала Джо, но твердая рука уложила ее на ковер.

— Лежи! — рявкнул Лайам. — Тебе надо подкачать кровь к мозгам, а их, увы, у тебя найти нелегко. — Его пальцы прикоснулись к покрытому испариной запястью, где живо трепетал пульс. — У тебя это уже бывало?

— Что? — Она прикрыла веки, но перед глазами продолжали роиться черные точки.

— Обморок, — нетерпеливо уточнил он.

— Я в жизни не падала в обморок. Лайам пригнул голову, вслушиваясь в ее ответ, и вдруг поднял ее на руки.

— Прочь с дороги! — рявкнул он, натолкнувшись в дверях на Джастина.

— Ты разлил воду, — недовольно заметил тот, держа в руке пустой стакан. — Нельзя! — резко одернул он протискивающегося Лайама.

— Чего нельзя?

— Похищать ее.

— Не будь ребенком! — сухо посоветовал Лайам. — Я отвечу на твои вопросы в любое назначенное тобой время.

Пистолеты на рассвете, мои секунданты к твоим услугам, чуть не хмыкнула Джо.

Он резкими шагами прошел мимо беспомощно покрасневшего Джастина.

Она знала Джастина — он не опустится до погони за ними, не поставит себя в дурацкое положение, шествуя с ней на руках через все роскошное здание.

— Бедный Джастин.

Лайам явно не задавался вопросом, нужно ли ей, чтобы ее спасали, таща, как куль.

— Бедный, тоже мне! — фыркнул Лайам. — Он только и думал, как бы смыться, когда дело приняло не тот оборот.

Казалось, это местечко у него на шее, прямо под квадратной челюстью, было специально создано, чтобы она приклонила свою больную голову — Он просто не знает, как обращаться с больными. Хотя я не то чтобы больна…

— Если бы ты сказала об этом раньше, я бы не стал надрывать себе спину. Она издала слабый смешок.

— Думаю, я уже могу идти сама.

— Не лишай меня удовольствия, Джо. Мне так приятно, — шепнул он ей на ухо. — Полагаю, нам лучше всего отправиться к тебе.

— Ключи в сумке, а она осталась в офисе. Придется возвращаться. — И снова пройти под любопытными взглядами.

— У меня есть ключ, ты забыла? Если я снова увижу этого зануду, то просто удавлю его.

— Угораздило же меня дать тебе ключ, — устало произнесла Джо.

— Что ты хочешь этим сказать? Ты не забыла, что и у тебя есть мой ключ? Сядешь впереди или ляжешь на заднем сиденье? — спросил он, когда они оказались в подземном гараже. Он осторожно поставил ее и отпер дверцу своего внедорожника.

— Я не инвалид, — отрезала она и, демонстрируя независимость, залезла на переднее сиденье. — И вообще, я дала тебе ключ, чтобы ты поливал цветы, а не насиловал моих подруг.

Лайам завел мотор.

— На развилке идут дорожные работы, так что устраивайся поудобнее — ехать придется долго. Ты сказала Буду, что отец — я? — Он взметнул взгляд к ее лицу.

Ошеломляющие, заставляющие трепетать голубые глаза он унаследовал от кельтов. Ей вдруг ужасно захотелось повернуть время вспять и вновь пережить их приключение.

— До твоего драматического появления? Да, сказала. — И слава Богу. Беднягу, наверное, кондрашка хватил бы, если бы он услышал это впервые от Лайама. — Я сочла, что после всего, что между нами было, должна сказать Джастину правду. У Лайама раздулись ноздри, он фыркнул.

— Ты недоволен? Это что, должно оставаться тайной?

Он скосил на нее глаза, и Джо увидела в них гнев.

— Он небось еще до меня все знал, — осуждающе выдавил он. — Прости, если я что-то путаю, но сведения до меня доходят с явным опозданием. В последний раз ты упоминала Джастина, когда он разбил тебе сердце. Или я ошибаюсь?

— Не ошибаешься.

Он тут же прискакал к ней, когда она вся в слезах позвонила ему и сказала, что Джастин бросил ее. Она была слишком занята своими переживаниями, чтобы заметить усталые морщины в уголках его глаз и щетину на щеках. Он обнимал ее, вовремя вставляя бессмысленные утешительные фразы, ласково перебирал пальцами ее влажные волосы, отбрасывая со лба растрепанные пряди, и нежно гладил ей спину. Она не унималась. Тогда он скользнул губами по ее мокрым щекам, по лбу, по кончику носа.

Наконец она затихла и утомленно вздохнула.

— Что бы я без тебя делала?

Благодарность, тепло и любовь переполняли ее, и она прижалась к его губам. И почувствовала, как он напрягся.

— Извини… — начала она, вдруг испугавшись, что переступила некую невидимую черту.

Его голубые глаза как-то странно горели, взгляд на мгновение остановился на обнаженном плече, высунувшемся из бесформенного ворота ночной рубашки. Из его груди с болью вырвался резкий звук, но он тут же подавил его.

Приподняв ей лицо, он наклонился. Все должно было получиться целомудренно, почти по-медицински. Но целомудренно не получилось.

Когда он оторвал от нее губы, она не сразу пришла в себя! Надо было повторить, не мог же он этого не понять? Сквозь прикрытые веки она пыталась разгадать, о чем он думает.

Его смех больно задел ее.

— Ну как, стало лучше?

Не то, он сбился со сценария. Она отрицательно покачала головой — в такую минуту нельзя переходить на прозу.

Он потрепал ей волосы, и она вспыхнула. Ну почему он вечно обращается с ней как с ребенком?

— А тебе лучше? — спросила она, не скрывая вызова, и просунула руки под нижний край его рубашки. Растопырив пальцы, она ладонями медленно скользила вверх по его плоскому, подтянутому животу и выше, по мускулистой груди, чувствуя, как глубокая дрожь охватывает его неподвижное тело.

— Ты чем это занимаешься?

Если бы он произнес это ледяным тоном, возможно, огонь, охвативший ее, и погас бы, но хрипловатые нотки заставили ее задрожать. Я дрожу, констатировала она, как будто наблюдая за собой со стороны.

— А тебе не ясно, чем я занимаюсь? — Голос у нее был хриплым, но удивительно спокойным. — Чем я еще займусь, вот в чем вопрос.

— Похоже, ты дала себе волю.

— Если б ты знал, как это прекрасно! Пока она не давала себе воли, она была несчастной и подавленной… раздавленной.

— По-моему, ты просто не соображаешь, что делаешь.

— Единственное, чего я не соображаю, — это как мне справиться с чертовыми пуговицами. Ты не мог бы мне помочь?..

Он грубо схватил ее за запястья и оторвал от себя.

— Ты в такие игры не играй. Наверное, это было самое унизительное мгновение в ее жизни.

— Не смотри на меня как на потрошителя! Мне просто хочется поцелуя. Если тебе это так трудно, тогда не надо! — заорала она, окончательно убитая. Встряхнув головой, она вырвала руки. Надежды спасти свою гордость почти не оставалось.

Не успела она отойти на шаг, как он догнал ее и, обняв за талию, оторвал от земли. Рывком повернувшись, он прижал ее к стене. Она ощущала жар его тела. Ей было слишком стыдно, чтобы смотреть на него.

— Прости, не надо меня ненавидеть… — прошептала она.

— Ненавидеть? Боже, Джо, как я могу. Нет, не надо снова плакать, любимая. Понимаю, ты чувствуешь себя брошенной. Убил бы я этого сукина сына, Джастина, — злобно произнес он.

Он поцеловал ее в уголок рта, потом в другой.

Следующий поцелуй попал прямо в середину. Он отодвинулся, но всего на волосок. Джо открыла глаза и не успела опять закрыть, как они снова прижались друг к другу. Она приоткрыла губы, и, задержавшись всего на мгновение, он принял ее поцелуй. Не просто принял, а тут же вырвал инициативу из ее рук. Его зубы хватали и покусывали, язык пробовал и обследовал.

— О, Господи! — со стоном вырвалось у него, но губы продолжали с жадностью льнуть к ее губам. Его руки скользнули по ее бедрам, едва прикрытым ночной рубашкой, и это прикосновение заставило ее вздрогнуть.

— Как хорошо. Еще, — просила она гортанным голосом. Никогда она не испытывала такого первобытного возбуждения. Ее ноги оторвались от пола, и она инстинктивно обхватила ими его талию, прогнула спину и вызывающе прижалась к нему всем своим тонким, точеным телом.

— У тебя такая мягкая, гладкая кожа. — Его язык блуждал в изящной ямке у ее ключицы, а она стонала от сумасшедшего наслаждения.

Лайам нащупал дверь за ее спиной. Они продвигались, ничего не видя, то всхлипывая, то издавая стоны, испытывая неведомые ощущения, наслаждаясь ими. Упав на кровать, он вдавил ее тело в мягкий матрас.

Ее повисшая рука задела лампу на тумбочке, и та с грохотом полетела на пол.

— Пусть, — сказала она, когда он приподнял голову, — в темноте безопаснее.

Если сосредоточиться на том, что это именно Лайам стаскивает с нее рубашку, пробует языком каждую пядь ее разболевшихся грудей, все пропадет. И останется только ломать голову, почему ей захотелось, нет, почему ей стало необходимо, чтобы именно он этим занимался.

Однако это было необходимо и ему. Джо ощущала это, когда рвала его рубашку и тихо чертыхалась от обиды, что пальцы не справляются с пряжкой у него на поясе.

Он помог ей, и она нежно прижалась губами к его груди. В тисках его тяжелых бедер, вдыхая теплый аромат возбужденного мужского тела, она потеряла последнее самообладание и весь остаток сдержанности.

Кульминация их дикого, несдерживаемого сближения закончилась такой же сокрушительной отдачей.

Джо проснулась среди ночи.

— Я визжала! — сказала она вслух и стремительно села.

Лайам перевернулся на бок и забросил ногу ей на бедро. Тяжесть его ноги приковала ее к месту.

— Что ты сказала?

Она напряглась, услышав его глубокое, сонное мурлыканье.

— Я ничего не говорила.

— Нет, сказала. — Он сделал паузу, явно копаясь в сонной памяти, пока наконец нашел. — Ты сказала: «Я визжала».

— Чушь. — Она пыталась натянуть на себя сбившуюся в ногах простыню.

— Нет, сказала. Ты сказала…

Ей не нужно было напоминать, что она сказала.

— Молчи! — крикнула она, обеими руками прикрывая ему рот. Он приоткрыл губы и прошелся языком по середине ее ладони.

Остатки сил в ее теле исчезли, и она упала вперед, выставив перед собой руки. Лайам почти уткнулся лицом ей в грудь и тут же нащупал ртом набрякший и порозовевший кончик.

— Божественный дар, — пробормотал он. Он уже двигался без прежней стремительности, но Джо, распластавшись поверх его тела, ясно ощущала силу его порыва.

Со стоном она попыталась приподняться.

— Нельзя же так.

Лайам накрыл руками округлости ее ягодиц.

— Вообще-то можно, если существует вероятность, что это окажется приятно. — Она резко вздохнула, когда его язык неожиданно повторил прикосновение к еще влажному соску. — Ты невероятно чувствительна, особенно в этом месте.

— И в остальных тоже. — По крайней мере с тобой, в смятении поняла она.

Тихое признание вырвало из его горла довольное мужское мурлыканье.

— В таком случае мне надо быть внимательным. Ты должна сказать мне, если я что-нибудь пропущу.

— Ты не смеешь так со мной разговаривать.

— Тебе не нравится?

Ей сдавило горло от дразнящих ноток в его глубоком, ласковом голосе. Нарастающее возбуждение душило ее.

— Ты жалеешь меня.

— Страсть — не жалость.

— Это — страсть?

Он потащил ее вниз, и ее лицо оказалось совсем рядом с его лицом, а ее груди прижались к его груди, ее колени стояли по обеим сторонам его бедер.

— Зачем давать этому название? — простонал он. — У тебя мой запах, мой вкус. — Его раскрытый рот скользил по ее шее. Он явно возбуждался от этого.

— Я хочу…

— Чего, любимая? Чего тебе со мной хочется? — Его душистое дыхание щекотало ей щеку, руки медленно и чувственно скользили вдоль спины, вниз, к изгибу бедра. Он согнул ей ногу в колене и провел большим пальцем по чувствительной коже подошвы. — Тебе поможет, если я скажу, что мне бывает приятно?

Лукавые, сладкие интонации смели остатки ее сомнений и запретов.

— Хочу… Хочу все с тобой делать. — Она почти рыдала. — И ты все делай.

И началось… Началось сближение, бесконечно более интимное, чем их предыдущая неистовая встреча. Медленное, чувственное, в течение которого слова действовали так же мощно, как прикосновения. Она и не представляла, какие эротические фантазии живут в уме мужчины, и каждый звук, медом капавший с его уст, возбуждал в ней все большую страсть…

— Я вот что подумал.

Джо часто заморгала, пытаясь сосредоточиться.

— У тебя все в порядке? — не отставал он.

— Да, прекрасно.

— Ты показалась мне какой-то странной.

— Не пыхти. — Слава богу, не она за рулем, мрачно подумала Джо. Наваждение какое-то. Никак не может забыть то, о чем лучше вообще не думать. Всего раз… ну, хорошо, два. Такое стечение обстоятельств. Бывает. Он из жалости переспал с ней.

— Я кое о чем подумал.

Я тоже!

— Ты уже говорил это. Выскажешь наконец?

— Я думаю, нам надо все-таки пожениться.