До свадьбы заживёт

Глава 7

Эту главу я посвящаю Pavor nocturnus, которая очень хотела уложить Диму на больничную койку))

Если Виктору Семеновичу и казалось, что Нефедов угомонился, то это совсем не казалось одноклассникам.

И вроде ничего такого.

Ну подумаешь, зацепилась Вика каблуком за его ботинок, когда шла к доске. Не сильно ведь ударилась? Да и Антон, как бы извиняясь, протянул скучающе: «Ой, прости, что ж ты под ноги не смотришь?»

Ну гелевая ручка у Эдика потекла и залила весь реферат по истории. А ничего, что ручки у него синие, а реферат был черным залит? «Чего? С какого это хуя «Я»? Докажи!»

Ну у Людмилы Аркадьевны, сроду не боявшейся что-то оставить в классе на столе, из телефона симка пропала. Но класс-то открыт был? Кто угодно мог зайти.

Нефедову было скучно. Ни тебе пятиклашку отпинать (не хрен носиться по коридору и врезаться в старших!) - гадский Березовский за шкиряк придержал и шепнул на ухо: «Урою». А сам улыбался, со стороны посмотреть, так два приятеля разговаривают...

Ни тебе в женский туалет дверь распахнуть - тут второй педик нарисовался - Арсенин, и смотрит так, что лучше сделать вид, что просто случайно на дверь облокотился. Кто ж знал, что это бабский клозет?

Скучно.

Вот в той школе - развлекуха каждый день! С Валетом и Гариком. А как к ним еще Лось присоединился... эх! Лось на бокс ходил. Кому хочешь мог харю начистить. Ну ничего, представится еще возможность! Не может не представиться! Антон не забыл, как его Арсенин унизил, он отомстит и не только ему. Все, весь класс пожалеет, что игнорируют его, смотрят с презрением, не хотят общаться. Да кому сдались эти придурки! Он и так им по мелочи пакости делает, но то ли еще будет. Поплачут еще и Березовский, и Арсенин, особенно Арсенин! Он первым идет в его черном списке.

А ведь так хорошо придумал: подбросил свой мобильник Березовскому в сумку. Пусть репутацию свою запятнает воровством. Антон и времени не пожалел бы мамочку уговорить в отделение милиции обратиться. Так надо ж было этому придурку все испортить! Он, как телефон увидел, на стул выскочил и стал орать на весь класс, дурачась:

- Телефона! Чья телефона?! Кто потерял?! Телефона ничейная! Пацаны, открывайте окно, посмотрим, как она спланирует!

Тут уж волей-неволей пришлось вступить Антону, а то у этого дебила и вправду хватило бы ума выкинуть мобильник в окно. Антон, конечно, попытался повернуть все в свою сторону, да куда там!

- Это мой телефон! Ты у меня его украл!

Игорь смеялся так, что чуть не упал со стула:

- Народ! Гляньте на этого долбоеба! Он подбросил мне телефон, чтоб в воровстве обвинить!

Нефедов попытался выхватить свою мобилу из рук этого козла, но тот только руку повыше поднял.

- Дай сюда!

- Щаз! Ты сначала докажи, что это твой телефон.

Антон было рванул к нему, но наткнулся на ледяной взгляд синих глаз его дружка.

- Что здесь происходит? Игорь, слезь со стула, - в классе раздался строгий голос Людмилы Аркадьевны.

Нефедов тут же не преминул пожаловаться:

- Березовский мне мой телефон не отдает!

- Игорь?

- А на нем не написано, чей это телефон, но был он почему-то у меня в сумке, - Игорь протянул мобильник учительнице.

- Ладно, разберемся. Сейчас все сели по местам, - она забрала телефон и пошла к учительскому столу, - Нефедов, к тебе это тоже относится.

- Но мой телефон...

- Заберешь у директора, если он твой.

К сожалению, как-то подловить и дать по тыкве Арсенину все не получалось: то друзья-товарищи не могут, то Арсенина не видно, то он с какой-то компанией идет. Так и летние каникулы начнутся, а он все никак не отомстит, май месяц на носу, пойдут экзамены, и вообще его не выловишь.

Случай все-таки представился - и удачный такой.

Дима возвращался с тренировки, и тут к нему подошла тройка незнакомых парней, на гопников не похожи, что хотят – непонятно. Вылезли они из кустов, росших сбоку его дома: глухая сторона, окна сюда не выходили, и пятачок под домом весь зарос деревьями и кустарниками.

- Слышь, пацан, закурить есть?

- Не курю, - спокойно ответил Дима и пошел дальше.

Еще пара метров, и он был бы уже в своем дворе.

- Куда пошел? – зарычал здоровый парень с раскачанными бицепсами и перебитым носом. - А ну, стоять!

Дима скептически усмехнулся, подняв левую бровь, и пошел дальше. Он был вполне в себе уверен и не испытывал ни малейшего страха. Наоборот, было немного смешно от того, что ребята не знали, с кем связались. Может, дзюдо и не было уже столь популярным, как пару десятков лет назад, но это не делало его менее опасным, а поскольку никого из парней он не знал, а всех более-менее квалифицированных дзюдоистов своего возраста он знал в лицо: на соревнованиях приходилось встречаться постоянно, а значит, и шансов у них против него нет. Да, дзюдо не предназначалось для уличных драк, но пацаны явно нарывались, и позволить им себя избить Дима не мог. К тому же приемы дзюдо, в отличие от других видов борьбы, не требовали вложения всей силы. Хотя основой дзюдо являлись броски, болевые приемы, удержания и удушения, как в стойке, так и в партере, что подразумевает по сути одного соперника, но Дима не сомневался – с этими троими ему справиться будет несложно. Для Димы совершенствование сознания и духа – один из принципов дзюдо - не было пустым звуком. Он совершенствовал как дух, так и тело, несмотря на то, что удары и часть наиболее травмоопасных приемов изучались только в форме ката, что подразумевало повторение одной и той же последовательности движений многие тысячи раз. Таким образом, практик боевого искусства приучал свое тело к определенного рода движениям, выводя их на бессознательный уровень, и, попадая в боевую ситуацию, тело работало «само» на основе рефлексов, вложенных многократным повторением ката. К тому же Дима был лучшим в категории юниоров, стал не только победителем Чемпионата Украины по дзюдо, но и привез золотую медаль с молодежного Чемпионата Европы.

Дима в совершенстве владел широким арсеналом болевых приемов, не говоря об удушающих, самых его любимых. Поэтому, когда здоровяк попытался толкнуть его в плечо, Дима, мгновенно захватив его руку, провел бросок через бедро. Не ожидавший такого парень рухнул с матюками на спину. Тут же вступили его дружки, Гнусный, как прозвал его про себя Дима из-за унылого и подловатого выражения лица, и Красавчик, этот был смазлив какой-то совершенно девичьей красотой, что, видать, его весьма выводило из себя, поэтому в драку он кинулся первым. За что и получил: подсечка, захват, дыхательное удушение, и пока Красавчик пытался втянуть в себя воздух, удар ногой, и Гнусный упал на поднимающегося Здоровяка. Потом толкнул в эту кучу-малу Красавчика, который наконец со свистом смог втянуть в себя воздух. Можно было идти домой, вся драка не заняла и двух минут, но чего Дима не ожидал, так это того, что, делая шаг назад, он запнется за кусок ржавой проволоки и, падая в палисадник, напорется спиной на торчащий из земли металлический штырь. Сначала ему показалось, что он слышит хруст кости в руке, а потом острая боль в боку разлилась по телу и заставила потерять сознание.

Антон, старательно прячущийся в кустах под домом и жаждущий возмездия, не понял, почему его друзья вдруг рванули в сторону дороги, тормознули первую же подъехавшую маршрутку, заскочили в нее и уехали, даже не вспомнив о нем. Он осторожно вытянул шею и посмотрел туда, где лежал Арсенин и куда сбегались люди. Кто-то вызвал скорую, кто-то, узнав Диму, побежал сообщить о нем близким. Антону очень хотелось подойти и глянуть, из-за чего вся эта суета, но он боялся, что его может кто-нибудь опознать, потом вопросов не оберешься, а потому потихоньку стороной выбрался из засады и пошел к дороге, стараясь уйти за дом и «голосуя».

Когда зазвонил домофон и чей-то голос сказал, что Дима лежит раненный во дворе, Наташа не поверила, не могла поверить, но на автомате схватила деньги, паспорт, сумку, мобильный, переобула комнатные шлепки на уличные, и как была в домашних бриджах и футболке, так и выскочила, и побежала вниз, не дожидаясь лифта. В голове билось «нет, нет, не может быть, нет, только не Дима, нет». Она бежала по двору, не замечая, как срываются слезы. Скорая уже подъехала, и подбегая, она услышала обрывок разговора фельдшера:

- … похоже, пробита печень.

Диму, бледного, без сознания, на носилках закатывали внутрь машины.

Игорь шел к Димке, когда увидел, что из подъезда выбежала тетя Наташа с совершенно безумным выражением лица и побежала в сторону скорой, стоявшей на углу дома и окруженной толпой зевак. Игорь припустил за ней. Что должно было случиться, чтобы мама друга так себя вела? Явно что-то недоброе. Только бы не… Он добежал до машины и, дернув на себя закрывающуюся заднюю дверь, ввалился внутрь.

Он даже не сразу понял, что это Димка: слишком бледное лицо, закрытые глаза, красное пятно, расползающееся на боку. Наташа двумя руками сжимала холодную руку сына, слезы непрерывно катились из ее глаз.

- Парень, сюда нельзя, ты чего?

- Я с ними, - Игорь примостился рядом с Наташей.

Он был словно в вакууме, ничего не слышал, не понимал и не видел, кроме заострившегося лица Димы, манипуляции врача с другом проходили стороной. Когда и куда они приехали, он не знал, как очутился в коридоре на лавке, не заметил, как не заметил, куда делись Дима и тетя Наташа. Игорь никогда не был по жизни тормозом, но то, что случилось с Димой, не укладывалось в голове. Он боялся о чем-либо думать, а потому просто сидел, изучая мелкие трещинки на стене напротив, даже пытаясь их считать, сбиваясь и начиная сначала.

- Игорь? – Наташа с удивлением смотрела на друга сына: - Ты здесь откуда?

Игорь встал:

- Приехал с вами. Как Дима?

Он пытливо всматривался в лицо женщины, боясь услышать самое худшее.

- На операции, - она заплакала, и Игорь, робко взяв ее за руку, потянул к лавочке.

Они сели рядышком, говорить не хотелось, в голове билась только одна мысль: «Только бы выжил». Вскоре подошла медсестра, принесла для Наташи успокоительное, потом посмотрела на бледного Игоря и накапала ему тоже.

Марине печальные новости принесла Дашка, которая гуляла во дворе с подружками и увидела сначала бегущую куда-то тетю Наташу, а потом несущегося за ней Игоря. Она направилась с девчонками следом и уже на месте, возле скорой, услышала о произошедшем, а жив Дима или нет, толком никто сказать не мог, так же как и что там произошло.

Андрей побежал за машиной, потому что звонить Наташе Марина отказалась наотрез, мало ли что там? Ей пришлось сделать несколько звонков, чтобы выяснить, в какую конкретно больницу отвезли Диму. Оказалось, в больницу моряков. Что ж, не самый плохой вариант. Когда Андрей подъехал, Марина с Дашей уже ждали его у подъезда.

- А Дашку зачем? Пусть бы дома посидела.

- Посидит с тобой в машине.

Наташа молилась, единственная молитва, которую она знала, была «Отче наш», она читала ее про себя снова и снова, периодически разбавляя ее своими словами: «Господи, прошу, возьми меня, только не Диму, прошу, Господи».

Когда к ним подошел врач, Наташа с таким страхом посмотрела на него, что тот сразу же успокаивающе поднял руки:

- Все хорошо, мамочка, не переживайте.

Наташа встала, ей казалось, что она не может ни дышать, ни говорить, Игорь поднялся следом и встал рядом, требовательно глядя на врача.

- Операция прошла хорошо, печень цела, штырь прошел стороной, пробил кожу и частично мышечную ткань. Все почистили, зашили, вкололи антибиотики и от столбняка, сейчас он спит. Так что ничего страшного и не было, вашему мальчику очень повезло. У него еще оказался вывих правой руки, но это тоже вправили и наложили фиксирующую повязку.

- С Димой, правда, все хорошо? – уточнил Игорь.

- Правда-правда, - улыбнулся врач, - с такими травмами два-три дня и домой.

В голове Наташи билось: «Все хорошо, с Димой все хорошо, все хорошо». Врач, улыбаясь, отошел, а Игорь повернулся к Наташе.

- Теть Наташ, вы чего плачете? Врач же сказал, что с Димкой все хорошо.

Наташа повернулась к Игорю и обняла его:

- Слава Богу, Игореша, слава Богу.

Игорь, приобняв женщину в ответ, почувствовал, как под руками содрогается от всхлипов ее спина:

- Ну чего вы, теть Наташ? Все ж хорошо уже.

Перед Мариной, когда она зашла в хирургическое отделение, открылась неоднозначная картина: подруга стояла в обнимку с Игорем, и, судя по подрагивающим плечам и доносящимся рыданиям, дело было очень и очень плохо, главное, чтобы Димка был жив. Она тихонько подошла к столу дежурной медсестры и поинтересовалась:

- Я по поводу Димы Арсенина.

Марине казалось, что у нее с души не то что камень – дом свалился, когда она узнала, как обстоят дела с Димой, и уже смело подошла к Наташе с Игорем.

- Вы чего тут концерт устроили? Все ж хорошо.

- Маринка? Это стресс выходит, - Наташа подняла голову и посмотрела сначала на подругу, потом на ее сына, смахнула с его щек слезы: - Игореш, а ты чего плачешь? Ты ж мужик.

Игорь хмыкнул, «мужик», он и не замечал, что слезы текут, они сами почему-то… Сколько себя Игорь помнил, столько же он знал Диму, столько же они дружили, делили вместе общие интересы, совместный отдых, да даже домашку - и ту делали каждый день то у одного, то у другого, в основном у Димки, конечно. Всегда понимали друг друга с полуслова, да даже говорить ничего не нужно было. И вот теперь он чуть не остался один, это было страшно, так страшно, как никогда в жизни. Они еще не обсуждали, куда будут поступать после школы, но само собой подразумевалось, что вместе. Всегда будут вместе, рядом. Да они даже в один день родились, как, блядь, всем известный Гарри Поттер, 31 июля. И вот сейчас он чуть не потерял Димку. Что-то здесь было не то, не мог Дима сам так навернуться. Ну ничего, выясним, и кому-то не поздоровится.

На ночь Наташа отказалась уходить наотрез, ну и что, что сын накачан снотворным, она останется и будет рядом. В итоге Маринка пошла по врачам, выяснять, как это можно провернуть. Легко, если у тебя есть деньги.

- Ты иди, Мариш, поздно уже. Ты, кстати, как сюда попала?

- Андрей привез.

- Так это что, он сейчас где-то с машиной под больницей стоит.

- Ага.

- Тем более иди и Игореху забирай.

- Я никуда не собираюсь, - твердо сказал Игорь и так посмотрел на мать, что она встала и опять пошла договариваться с врачом, только теперь уже насчет Игоря.

***

О случившемся Эдик узнал еще на подступах к школе.

Перова с пакетом, в котором просвечивали апельсины, какой-то сок в тетрапаке и непонятные свёртки, скользя высоченными каблуками по гладкому камню, врезалась со всей дури в Затонского.

- Ой!

- Совсем ослепла? – Эдик, еле устояв на ногах, неловко взмахнул руками, споткнулся и въехал в клен, который и обхватил, как родного.

Какие-то второклашки, спешившие на уроки, разоржались над парнем и провожаемые смущенно-злым взглядом стали передразнивать его пируэт, обнимая друг друга, как Эдик дерево.

- Чего на людей кидаешься как потерпевшая?

- А ты чего орешь? – разобиженная Вика перехватила пакет другой рукой. – У нас тут такие дела творятся, а ты тут катаешься как на катке!

- Сама меня сшибла! Скачешь как лошадь!

- Сам козел! Надо же, прямо какие травмы получил! Вон Арсенин в больнице переломанный весь, и то, небось, не стонет!

- В смысле «переломанный»? – Эдик отцепился от клена и мигом очутился около девушки.

А та, радостная, что первая сейчас расскажет новость дня, тут же сунула ему в руки пакет и направилась к школьному крыльцу.

- На Димку же напали, представляешь? Избили, говорят, даже ногами по лицу, мы сейчас скинулись ему на передачу! Вот понесём!

- Как «избили»? Кто?

- Гопники какие-то! Напали сзади, он даже и не понял! Вот мы и договорились по телефону скинуться, я ж над супермаркетом живу, всё покупаю, а мне потом отдадут, видишь, я апельси…

- Да погоди ты с апельсинами! Их задержали?

- Не знаю, надо у Игоря спросить!

И откуда только эта сучка все узнала? А ну да, она живет рядом с классухой, той, видно, родители позвонили, а дальше уже пошло по «сарафанному радио».

Ничего себе! По лицу били? Суки! Эдик сжал кулаки. Переломы? Как же избивать надо было! Весь первый урок парень не слушал математичку, а только и думал, что там, на больничной койке, лежит распластанный синеглазый Димон, а он тут, на алгебре сидит.

- Так, класс! Обсудим случившееся на перемене! – математичка постучала указкой по столу. – Нефедов, развернись так, чтобы я твое лицо видела!

- А что я сделал? У меня ручка упала!

Эдик зло обернулся. Вот кто уж радуется наверняка.

Нефедов сидит, развалившись, рожа наглая…

Затонский опять повернулся и уставился в тетрадь, в которой не было сделано за сегодня ни одной записи.

Надо забрать передачу и отнести самому. Точно! Хоть посмотреть, как он там.

Эдик засмотрелся в окно, на деревья, покрытые весенней листвой, задумался.

Ну, если разобраться, то мысли-мечты, ясное дело, были дурацкими. Вот, к примеру, лежит Димка в кровати, рукой пошевелить не может, беспомощный, голодный. А тут он, Эдик. И берет он ложку и подносит ко рту и Димку кормит. А тот смотрит на Эдика, как на Игоря. И даже ещё лучше. У больничной койки сидит Игорь. А Эдик говорит: «Что, не видишь, он есть хочет. А ты не замечаешь, друг называется!» А Димон такой говорит этой белобрысине: «Игорь, ты иди, а мы тут…»

Что «тут», Затонский домечтать не успел – звонок с урока раздался неожиданно.