До заката

Глава первая В ПАРКЕ

По дороге едет большой автобус. Асфальтовое шоссе прямой лентой стелется перед ним, а по обеим сторонам его тянутся широкие поля. То там, то здесь виднеются одинокие дома.

Вскоре показалось море. Оно подступало всё ближе, и вот уже прибой ударял в берег совсем рядом, у придорожной насыпи. Волны разбивались об неё, рассыпаясь белыми брызгами.

Вот появились скученные домики маленького городка, сквозь который проходила дорога. Море спряталось за крышами. В автобусе запахло рыбой. Сделав пару остановок, автобус снова выехал к морю, затем повернул налево и стал постепенно отдаляться от побережья.

Рыбный запах улетучился. Почти все пассажиры сошли на двух предыдущих остановках. Новых не было. В автобусе остались молодая девушка, сидевшая у входа, и мужчина средних лет в глубине салона.

Девушка встала, неловко переступая в качающемся автобусе, подошла к заднему сиденью и села рядом с мужчиной. Кондукторша вытаращила глаза. Ведь до сих пор эти двое сидели порознь, будто незнакомые.

Молодая женщина была невысокого роста, казалась ещё почти девочкой и по возрасту вполне годилась мужчине в дочери.

— Уже можно, да? Рыбой уже не пахнет, да? — говорит мужчина.

— Извини, — отвечает девушка, — я не то, чтобы боюсь, но всё-таки…

— Нет, нет, конечно, лучше поосторожней. А то ещё разговоры пойдут, хорошего мало…

В городке, который автобус только что проехал, жили какие-то её знакомые, и девушка опасалась, что кто-нибудь увидит её. Когда бы не эта боязнь чужих глаз, они вполне могли бы сидеть вместе и разговаривать, не вызывая никаких подозрений. Однако теперь стряхнуть с себя эти опасения и полностью забыть о них стало уже невозможно.

Они чувствуют подозрительный взгляд кондукторши, не сводящей с них глаз…

Жёлто засветилась лампа на потолке. Наступали сумерки, но пейзаж за окном был всё ещё залит бледным светом. Вскоре автобус прибыл на конечную станцию. Вокруг не было домов. Не было и автобусной станции. Новых пассажиров тоже не оказалось, и автобус, медленно развернувшись, уехал прочь. Они остались вдвоём. Метрах в трёхстах впереди был обрыв, а за ним, на мгновение исчезнув из глаз, снова завиднелось море.

— Так это и есть парк? — проговорил мужчина.

— Это и есть парк.

— Но здесь же никого нет. Интересно, почему автобус сюда доезжает?

— Летом здесь народу побольше. А ты что, хотел толпу?

— Нет уж, хорошо, что никого нет.

Уже смеркалось, но небо ещё не было окрашено закатом. Редко разбросанные купы деревьев казались серыми. Здесь, над обрывом, был разбит парк, а затем взгляд упирался в бетонные ворота и забор, тоже серый. И море было серое, только к тёмно-серому примешивалось свечение, и в этом бледном свете весь парк выглядел словно снятая против солнца фотография.

Чудилось, что прозрачная, бледно-фиолетовая дымка над парком, казалось, едва заметно покалывает кожу. «Словно воздух напоён электрическими зарядами…» — подумал мужчина. Ему казалось, что он перенёсся в какой-то иной мир.

— И с чего это тебя вдруг потянуло сюда? — спросила девушка.

— Просто так.

— Разве без причины на автобусах разъезжают?

— Я-то на машине хотел, это ж ты сказала — нет, обязательно на автобусе.

— И то верно.

— Всякий раз, встречаясь, мы запираемся в комнате. Всякий раз моё тело прижимается к твоему. И всякий раз повторяется одно и то же. Я подумал, пора это прекратить.

— Прекратить? Поздно ты об этом вспомнил. Из-за вас, господин Саса, мне уже никогда замуж не выйти.

— «Вас, господин Саса»? Что это ещё за церемонии?

— Ты ведь хочешь, чтобы между нами была дистанция. Потому-то и привёл меня сюда, правильно? Только это ничего не изменит. Ты — мой первый мужчина. И мне уже никогда не выйти замуж.

— В наше-то время! Откуда у тебя эти доисторические взгляды?

— Вовсе не доисторические. Это чистая правда. Люди просто обманывают себя, — все, и мужчины и женщины.

— Если себя обмануть не можешь, его обмани: мужчину, за которого замуж выходить будешь.

— Это ты только и думаешь, как бы кого обмануть, везде и всегда, — сказала она презрительно.

Мужчина взглянул девушке в глаза.

— Так или иначе, давай зайдём, раз уж всё равно приехали. Скоро ведь стемнеет, — проговорила девушка, не отводя глаз.

В тусклой темноте неясно проступали очертания ворот и забора. Однако бледно-фиолетовая дымка всё ещё не рассеялась, и было отчётливо видно лицо девушки и даже выражение её глаз.

Они вошли в распахнутые ворота, от которых прямой лентой тянулся асфальт дороги, подводя к самому краю обрыва и выпукло отливая белизной. По обеим сторонам дороги виднелись редкие деревья.

— Может, дойдём до обрыва? — сказал мужчина, и они пошли рядом. Шли они по асфальту, но шаги звучали почему-то глухо и неотчётливо. И хотя небо было уже почти совершенно чёрным, фиолетовая дымка втрое выше человеческого роста всё ещё стояла над землёй. Казалось, они вдвоём находятся в замкнутом пространстве, где, как в комнате, от стен и потолка отражаются все звуки.

Лениво волоча ноги, мужчина безразлично проговорил:

— А я неприятный сон видел.

Девушка не ответила. Мужчина на секунду замолчал, затем продолжил:

— Ты идёшь рука об руку с какой-то незнакомой женщиной и плачешь. Вы обе — в чёрных сапогах. Она тебя не утешает, а просто идёт, взяв тебя за руку. Половина лица у тебя алая и рыхлая, как раздавленная переспелая хурма.

Помолчав, девушка ответила:

— Слушай, а эта женщина не была случайно высокая такая, с густыми бровями?

— Да, такая и была, а что?

— Может, это вовсе и не сон.

— Вот ещё, глупости какие.

— Но ты же сам сказал, — «алая, как переспелая хурма» — значит, всё было цветное, правильно?

— Мои сны всегда цветные. Все цвета отчётливые, даже оттенки.

— Верно, цветные сны тоже бывают… Только это был не сон, я ведь, помнится, один раз бродила именно так, как ты рассказываешь. — Подняв руку, девушка, закрыла ладонью левую половину лица. Небо стало уже совсем тёмным, но воздух вокруг, наоборот, посветлел, и её движение было отчётливо видно.

Мужчина вспомнил один знаменитый рассказ о привидении. На горной тропе некто встречает безликое Ноппэрабо — существо без глаз, носа и рта. В испуге он бежит вниз по склону горы и у подножья видит лавочку, где торгуют гречневой лапшой соба. Не помня себя, он вбегает внутрь и начинает рассказывать хозяину о том, что только что видел. Хозяин, выслушав, ухмыляется:

— У него лицо, часом, не такое было?

Хозяин проводит рукой по лицу, и в тот же миг глаза, нос и рот исчезают, и перед взором оказывается гладкое безликое Ноппэрабо…

Мужчина настороженно глядит на девушку.

— У меня лицо, часом, не такое было? — говорит она и отводит руку. Из-под руки показывается щека, алая и влажная… Нет, нет, примерещилось. Девушка идёт, всё ещё прижимая к лицу ладонь.

— Да конечно же, это сон, — зло и раздражённо сказал мужчина, — тут и сомневаться нечего.

— Почему же?

— Это же мой собственный сон, я его видел, потому и знаю, что это сон.

— Ну, как скажешь…

Сомнение в её голосе раздражает мужчину ещё больше.

— У меня есть доказательство, что это сон.

— Доказательство?..

— И ты, и твоя спутница шли голые. Потому я и уверен, что это сон.

— Ты же только что сказал, что мы были в чёрных сапогах, или нет?

— Сапоги-то были. А кроме сапог, на вас ничего и не было, — говорит мужчина намеренно резко. Однако девушка шепчет про себя:

— Ну, как скажешь…

Они стоят у полутораметрового забора, за которым — обрыв. Внизу, на чёрном фоне моря, у подножья скал, подёрнутая дымкой, виднелась белая брызжущая пена набегающих и разбивающихся о камни волн.

Мужчина берёт девушку за руку и резко поворачивает кругом, в ту сторону, откуда они пришли. Белая дорожка тянется до самых ворот, ведущих наружу.

Прислонясь спиной к забору, девушка говорит:

— Когда человеку что-нибудь снится, глаза ведь закрыты, правильно?

— Ну да, а как же иначе?

— А что это такое вообще — закрывать глаза?

— Что значит «что это такое»?

— Закрывать глаза — это значит опускать веки, так?

— Можно и так сказать, ну и что?

— Тогда получается, что глазные яблоки всегда открыты, так?

— А, вот ты о чём. Был, кажется, философ такой, который писал как раз об этом. У него выходило, что жмурься не жмурься, а глаза всегда остаются открытыми и всегда смотрят на изнанку век. Что, мол, им и минутки передохнуть не выдаётся. По-моему, это идея невротика.

— Все глядят на изнанку век… да, похоже на то. А я всё-таки так не думаю. Вот, смотри, я закрываю глаза… — говорит она, опуская веки. Её движение отпечатывается в его мозгу, как фотография. Парк погружается в темноту, и только вокруг мужчины и девушки — как будто бледное, угасающее фиолетовое сияние.

— Смотри, вот так, — поднеся руку к закрытым глазам, она широко расставила пальцы. — Держишь руку перед глазами, да? И пальцы просвечивают.

— Говорю тебе, это невроз.

— Вовсе нет, это каждый может увидеть, не только я. Ничего тут особенного нет.

— Вот ещё глупости…

— А ты попробуй.

Мужчина закрыл глаза, и девушка поднесла руку к его лицу.

— Ну, видишь?

— Да с какой ста… — начал он, и тут перед глазами смутно показалась ладонь, постепенно изображение стало резче, и вскоре контуры проступили совсем отчётливо. Рука, словно вырезанная из листа белой бумаги, стоит перед глазами.

— Ну и ну, — прошептал он и услышал грустный голос девушки:

— Ведь видно же, да?

— Видно…

— Даже лицо можно разглядеть.

Наверное, теперь перед его закрытыми глазами оказалось её лицо — глаза, нос и рот, — которое он сразу отчётливо увидел, совершенно так же, как всегда. Он уже не знал, открыты у него глаза или нет, и притронулся пальцами к векам.

— Не беспокойся, глаза твои закрыты, — послышался голос девушки. Её тело, словно вырезанное из белой бумаги, чётким контуром проступало в темноте. Казалось, она была нагой.

— Так вот что это было, — невольно прошептал мужчина.

Он открыл глаза. Девушка, как была, в кимоно, стояла прямо перед ним. «Может быть, она и вправду шла, плача, с алой, как раздавленная хурма, щекой. Просто я видел её сквозь веки», — подумал мужчина. Словно читая его мысли, она сказала:

— Есть один способ проверить, что ты видишь — явь или сон.

— Научи меня, — сдержав раздражение, мягко попросил мужчина.

— Это очень просто: если, например, ты видишь во сне пейзаж, а в нём твоё лицо или спина — это сон. — В её глазах блеснула насмешка. — Если ты не понимаешь таких простых вещей, значит, ты уже совсем старый…

Протянув руку, она провела ладонью по животу мужчины, круглившемуся жирком, и снова прислонилась спиной к забору, глядя на белую дорожку к воротам и словно измеряя её взглядом.

— Давай наперегонки? — произнесла она с вызовом.

— Ну, тебе-то я пока что не проиграю.

Едва он договорил, как девушка пустилась бежать. Мужчина бросился вдогонку. Она опередила его метров на десять, и расстояние между ними не сокращалось.

Внезапно с неё слетела одежда, и мужчине предстало её белое нагое тело. На бегу он поднёс руку к глазам, проверяя, не закрыты ли они ненароком.

— Открыты, — прошептал он, и в ту же секунду по её бёдрам, заливая ноги, хлынул багрово-красный поток.

«Нужно догнать её, остановить», — подумал мужчина. Обессиленная, она остановилась, едва не рухнув на землю, и присела на корточки, оглядываясь на мужчину, в каком-то самозабвении глядя на него с вызовом и игривостью.

Мужчина замирает. Багровое пятно на белой дорожке парка становится всё больше и больше, а девушка глядит на него с тем же игривым вызовом.

Мужчина не двигается с места. От девушки его отделяют метра три.

«Подойти к ней или же убраться отсюда прочь?» — Не зная, что делать, он лишь угрюмо сутулится. И вдруг видит свою спину во всю её ширину, собственную спину, сутулую, с выпирающими лопатками, — она отчётливо, во всех подробностях встаёт прямо перед его глазами…