Евгений Кузнецов ДОБРЫЙ ДРАКОН ИЛИ ИСТОРИЯ О ВЕРНОЙ ДРУЖБЕ И ДОБРОМ СЕРДЦЕ

Ланселот: «Мир такой, какие мы в нем».

(из к/ф «Янки при дворе короля Артура»)

В стародавние времена в одной пещере, которая прячется в скалистой гряде на краю Изумрудной долины, обитал дракон по имени Добруж. Жил он уже много лет, но был еще молод, так как настоящие драконы — всегда долгожители. И большую часть своей жизни он провел в одиночестве, охраняя сокровища пещеры. Его отец и мать были убиты людьми, пришедшими за кладом. До сих пор дракон помнил высокородных рыцарей! Их лица в факельно-золотых отсветах, перекошенные жаждой наживы… Они хищно скалились. Глаза их блестели холодным расчетом да игрой огненных бликов на гранях драгоценных камней.

— Отныне наши сокровища будут со кровищей, — ухмыльнулся своей семье отец Добружа. И развернулся ко входу в пещеру:

— Пришли за поживой — не будете живы!!! — прорычал он и вступил в схватку с незваными гостями.

Отец Добружа был не молодым, но еще сильным драконом с богатым опытом защиты сокровищ от посягательств отдельных авантюристов. Однако на этот раз явился целый отряд хорошо вооруженных и защищенных рыцарей, которые не испугались драконьего семейства, не бросились в панике из пещеры. Выставив вперед пики с алебардами, прикрываясь щитами от огненного дыхания дракона, они организованно попятились к выходу из пещеры. При отступлении потеряли только одного оступившегося ратника, попавшего под чешуйчатую лапу. Выпустив очередную порцию огня, старый дракон вытеснил грабителей из пещеры и последовал за ними, чтобы окончательно разделаться с непрошеными гостями…

Дракониха и дракончик напряженно вслушивались в шум битвы, доносившийся снаружи. Лязг металла и воинственные крики, рык дракона и душераздирающие вопли подтверждали жестокость схватки и серьезность намерений пришельцев.

— Не бойся, мама, — прошептал дракончик. — Папа их прогонит.

— Нет, сынок, — тяжко вздохнула Дракониха, — они не уйдут…

— Тогда папа их победит, и они останутся здесь навсегда. Так уже было не раз.

— Может быть, — задумчиво ответила мать.

Никогда раньше непрошеные гости не проявляли такого упорства. Старый дракон всегда быстро расправлялся с теми, кто не убегал сам. Но в этот раз сражение затянулось. Внезапно все стихло.

— Он победил! Я же говорил! — обрадовался Добруж.

Однако радость сменилась горестным разочарованием, когда свет, проникающий в пещеру, вновь заслонили фигуры в доспехах. Рыцарей осталось десять — ровно половина отряда, но лица их, по-прежнему, были полны решимости довести начатое до конца.

— Нет, Добруж, сами они не уйдут, — повторила мать-Дракониха и направилась к выходу из пещеры. — Запомни, мы тебя любим, сынок, — сказала она, обернувшись напоследок, и ринулась в бой.

Вновь потянулись минуты тягостного ожидания. Добруж сильно волновался. Когда шум сражения затих, он очень надеялся увидеть уставшую, но счастливую маму!.. Но вместо нее в пещеру возвращались перепачканные кровью рыцари в помятых доспехах. На этот раз их было пятеро. Они тяжело дышали, а щеки их горели румянцем алчности.

— Дело за малым! — выкрикнул стоявший впереди рыцарь с медальоном на груди и указал мечом на младшего дракона.

«Какая жестокая несправедливость!» — подумал осиротевший Добруж. Маленький дракон уже приготовился к смертельной схватке, но в этот момент каменный пол пещеры загудел, завибрировал, стены задрожали и, не успел предводитель рыцарей с тревогой взглянуть наверх, как свод пещеры над входом рухнул, погребя под собой всех стяжателей сокровищ.

Противоположная стена также стала осыпаться. Дракончик с опаской попятился к центру пещеры, предчувствуя, что ему придется быть погребенным вместе с сокровищами под камнями. Стена с шумом рухнула, но пещера выстояла. В пролом полился солнечный свет, играя в клубах пыли. Когда пыль осела, Добруж увидел, что старый вход завален. Но на его счастье в противоположной стене образовался новый проход. И главное, о нем не знали люди…

* * *

Был прекрасный летний день. Ласково светило солнце. В голубом небе медленно плыли облака, иногда цепляясь за вершины строгих и безмолвных скал. Такие же белые и кудрявые, как облака, овечки паслись на лугу у ручья, который бежал с гор в Изумрудную долину. В ней располагалась деревня под названием Луговицы. Именно оттуда и пригнал отару маленький пастух Никос.

В свои десять лет он умел быстро сгонять овец вместе, пересчитать их, не дать им разбрестись. И даже мог перенести ягненка через ручей. Отец, деревенский староста Коста Софиади, по праву гордился будущим и, к сожалению, единственным наследником. Сын постепенно превращался в ладного крепкого подростка, с темно-русыми кудрями и зелеными омутами глаз, точно такими, как у матери — рыжей Хельги, внучки северного скальда и ведуньи.

Мальчик сидел на теплом валуне у ручья, вдыхал чистый горный воздух и щурился, подставив лицо слепящему солнцу. Внезапно какая-то тень на долю секунды закрыла солнце. От приятной неги не осталось и следа. Стряхнув дремоту, мальчик внимательно осмотрел небо. Он отлично знал, что горный орел может без особого труда унести ягненка. Правда, случалось это не часто и только у невнимательных пастухов. Никос таким не был и уже убедился, что сможет прогнать орла с помощью посоха и звонкого голоса.

За спиной послышался шум крыльев. Никос обернулся и застыл от изумления. Прямо на него летела крупная птица. Даже не крупная, а просто огромная. Таких Никос никогда раньше не видел. Это был точно не орел.

Птица приближалась стремительно. Мальчик крепче сжал посох, смутно предчувствуя, что против столь крупного хищника палка мало поможет. Но на помощь звать было не кого, а за спиной испуганно блеяли овцы. Поэтому он немного согнул ноги в коленях, чтобы крепче стоять на земле и выставил посох вперед, приготовившись к бою… Однако, гигантская птица не бросилась на овец и не стала атаковать юного пастуха. Она спланировала к протекавшему перед Никосом ручью и стала жадно пить.

«Вот так чудище! — настороженно разглядывал нежданного визитера мальчик. — Какие мощные когти на лапах! Да и крылья должно быть очень сильные, раз способны поднять в воздух этакую тушу… А зубы-то, зубы!!!… Да полно, птица ли это? Вон какой длинный хвост, прям, как у ящерицы, и перьев что-то не видно. Больше на чешую похоже».

Чудо-птица внезапно оторвала голову от воды и прервала размышления Никоса:

— Жаркий денек!

От неожиданности пастушок просто лишился дара речи.

— Жаркий денек, говорю, — повторило чудовище хриплым голосом. — Ты сам-то не уморился весь день сидеть на солнце?

Никос изумленно смотрел на внезапного собеседника и молчал, разинув рот.

— Вижу, что уморился, осоловел аж, — по-своему трактовала мальчишеское удивление чудо-птица. — Иди умойся. Холодная вода быстро приведет в чувство.

Никос не тронулся с места, продолжая во все глаза смотреть на гостя.

— Да не бойся ты! Не съем, — вновь заговорила птица.

Напоминание об опасности вернуло Никоса к жизни:

— А я и не боюсь! — гордо ответил он и подошел к ручью. Холодная вода обжигала лицо и проясняла мысли.

— Ты кто? — наконец смог вымолвить Никос.

— Я — дракон.

— Дракон?!! — изумился мальчик.

— Ну да, дракон. Неужели никогда не слышал?

— Почему же не слышал? Слышал. Еще в детстве…

— «В детстве» говоришь? — усмехнулся дракон.

— Ну да, — смутился Никос и решил уточнить: — Давно еще. Отец рассказывал сказку про пещеру Дракона. Так что слышать-то слышал, но не видел.

— Ну, посмотри… Что, страшный?

— Ага-а… То есть я не боюсь, я не трус!

— Да я это уже понял. Что же ты такой смелый здесь делаешь?

— Овец пасу.

— Овец пасешь и перед опасностью не пасуешь, — пошутил дракон. — А зовут тебя как?

— Никос.

— Никос! Какое короткое, простое и прекрасное имя! Позволь и мне в свою очередь представиться: Добруж, дракон Добруж.

— Добруж, — повторил мальчик, смакуя новое словечко: — какое интересное имя… Слушай, Добруж, — с любопытством спросил пастушок: — а как же ты такой большой и тяжелый летаешь?

— Но у меня же есть крылья! — гордо сказал дракон и, выпятив грудь, расправил свои огромные кожистые крылья. Овцы взволнованно заблеяли.

— Да, но они же без перьев. Разве не пух и перья дают птицам легкость для полета?

— Нет, Никос, тут все дело в площади крыльев и силе… Хочешь проверить и покататься?



— А как же овцы?

— Да никуда твои овцы не денутся! Подумай сам, когда еще ты сможешь полетать на драконе? Ну, давай, мы всего кружочек — и обратно.

— Ну, если один кружочек… Уговорил! — и Никос начал карабкаться на спину дракона.

— Как ты, уселся?

— Уселся!

— Держишься?

— Держусь!

— Тогда полетели! Но держись крепче… — предупредил Добруж.

Овцы вновь испуганно заблеяли, однако с каждым новым взмахом могучих крыльев шум, поднятый отарой, все удалялся и удалялся — вместе с землей. Никос крепко вцепился в одну из пластин мощного костного гребня на спине дракона. Дыхание перехватило то ли от страха, то ли от встречного ветра. Глаза слезились. Мальчик даже зажмурился и пригнул голову.

— Не страшно? — спросил Добруж.

Никос молчал, стиснув зубы. Казалось, что если он откроет рот, сердце выпрыгнет из груди. Дракон как будто почувствовал: он прекратил набирать высоту, расправил крылья и начал парить в воздухе. Полет стал плавным, порывы ветра утихли.

Никос постепенно приходил в себя. Для начала он открыл глаза, убедился, что еще жив и по-прежнему сидит у дракона на спине.

— А ты смелый малый! — ободряюще сказал его новый знакомый.

Никос улыбнулся. Страх опять уступил место любопытству. Продолжая крепко держаться, «смелый малый» решил оглядеться.

Под ними были горы. Изумрудная долина осталась позади, а впереди неприступной стеной возвышалась Драконья гряда. Снег белел на ее склонах, а зубастые вершины вгрызались в небо, прячась за облаками. Повеяло холодом. Почему-то только сейчас вспомнились бабушкины рассказы о том, как злые драконы уносили непослушных детей в мрачные ущелья Драконьей гряды. Сразу стало не по себе. Никос силился понять, трясет его все еще от страха или уже от холода.

— Это мой дом, — с гордостью произнес дракон.

— Что? — не расслышал Никос.

— Это мой дом!..

— Х-хорошо-о!.. Но давай вернемся назад! Я з-замерз!.. — прокричал мальчик в ответ и решил пойти на маленькую хитрость: — Давай теперь посмотрим на мой дом!!!

— Что же ты молчал? Повернули бы раньше, — проворчал Добруж, заходя в вираж. — Я думал, ты замер от восторга.

— З-замерз я, а не замер, — простучал зубами Никос. Он немного успокоился. — Дракон не собирался его похищать. «Все-таки это были сказки. Придумают же взрослые!.. А в следующий раз надо одеться теплее… И под попу что-то подложить. Так сидеть очень жестко».

Он почему-то был уверен, что будет и следующий раз.

Они возвращались в Изумрудную долину мимо Скалы одиночества, Овечьего обрыва, Выступа гордецов. Вновь облетели пасущуюся на лугу отару. Затем последовали за весело скачущей по склону речушкой. Миновали дом мельника. После него впереди показалась деревня.

— Вон мой дом!!! — закричал мальчик дракону. — Ух ты, как здорово! Точно, мой дом!!!.. Какое все маленькое…

— …Знаешь что, Никос, — сказал Добруж. — Полетели-ка обратно. А то вдруг нас кто-нибудь заметит. Я не хочу встречаться со взрослыми людьми.

— Почему? — удивился пастушок.

— Они не искренние, — ответил дракон.

Он сделал круг над деревней и развернулся.

— Нет, ты не прав, — не согласился мальчик. — Взрослые не все такие, среди них есть много хороших, добрых. Например, мои родители.

— Значит, мне на людей не везло… — проворчал дракон.

— Да, да… — растерянно согласился Никос, оглядываясь на деревню. — …Ну, на самом деле мне тоже пора возвращаться! Хорошего понемножку. Верни меня, пожалуйста, к ручью. Только очень близко не подлетай, а то овцы опять испугаются.

Дракон молча кивнул, и через пять минут разрумянившийся от ветра и новых впечатлений парнишка уже слезал с его спины.

— Ну, слава богу, по-моему, все на месте, — пробормотал юный пастушок, быстро пересчитав овец.

— Какие вкусные овечки, — заметил Добруж, на секунду оторвавшись от студеной воды ручья.

— Так ты их ешь?! — удивился Никос.

— А разве вы, люди, не едите мясо? — ответил вопросом дракон.

— Едим, конечно. Но все-таки это не то… Не так… Мы за ними ухаживаем, любим их, кормим, укрываем от дождя и снега, бережем от волков, от орлов… — мальчик покосился на дракона и смущенно добавил: — От хищников, в общем…

— Ну да, и все это для того, чтобы, когда барашек вырастет, съесть его, — заметил Добруж. — Странная какая-то любовь, не находишь? Не путай заботу о пропитании и любовь.

— Не знаю… Мне всегда жалко, когда режут барана или овцу. Но так все делают, — оправдывался юный пастушок, — такова жизнь.

— Вот и я про то же. Такова жизнь. И чтобы не умереть с голода и вырасти сильным и здоровым необходимо есть мясо. И вам людям, и нам драконам.

— Да, — согласился Никос. — Папа всегда говорит: «Ешь мясо, от него мышцы растут».

— Вот видишь, какой у тебя умный папа… Да ты не волнуйся. Ваших овечек я не ел и есть не буду. Прибегут люди, поднимут шум. В горах и так полно живности… Ну, что ж, я полетел. Надо бы себе еще что-нибудь на ужин найти.

— Да, конечно… Слушай, а давай увидимся завтра, — предложил Никос.

— Хорошо, — ответил Добруж. Затем, отступив назад, гордо выпятил грудь и важно произнес: — Мой юный друг! Позвольте завтра мне пригласить Вас ко мне в гости. В мою пещеру…

— В пещеру? — Никос затаил дыхание. Опять ему вспомнились рассказы о драконах.

— Да, да! В пещеру! — подтвердил дракон торжественно. — Это довольно сумрачное и угрюмое место, — Добруж тяжко вздохнул, — но это мой дом! — с пафосом закончил он фразу. — Впрочем… если ты… если тебе страшно, ты можешь отказаться…

— Если страшно интересно, то не страшно, — заверил дракона Никос. — Я еще ни разу не был в пещере. И потом, я не боюсь. Ведь ты сегодня уже сто раз мог меня съесть!

— Я сразу понял, что ты не из пугливых, — улыбнулся Добруж. — А теперь вижу, что ты и умен не по годам! Я буду рад иметь такого друга, — с гордостью закончил он.

— Я тоже, — обрадовался мальчик.

* * *

На следующий день Никос проснулся даже раньше родителей. Умылся, наскоро позавтракал и стал готовиться к предстоящему путешествию, пока они не встали. Сердце просто выпрыгивало из груди, когда он думал о вчерашнем полете. Он никогда ничего от них не скрывал. Но вот так, запросто, объявить о своей дружбе с драконом… Нет, пока он был к этому не готов. Вместе со скромным обедом он положил в сумку одну овечью шкуру. Вспомнил, как было холодно над скалами, и захватил куртку потеплее. Взял свой посох и вышел на улицу.

Все в этот день казалось необычным. Солнце светило ярче, чем всегда. Птицы пели громче прежнего. И на душе у Никоса было легко и радостно. Только овцы сегодня, кажется, не разделяли его ликования и плелись как-то особенно неторопливо. Маленький пастух постоянно их подгонял, боясь опоздать на встречу с Добружем.

Однако самое томительное ожидание началось позже, когда отара уже паслась у ручья. Никос все время оглядывался и высматривал небо над горами, надеясь увидеть знакомую тень. Он даже успел расстроиться и подумать, что дракон сегодня не прилетит.

Но он прилетел. Правда, уже ближе к полудню. Никос был рад и счастлив. Значит, это ему не показалось, не приснилось! Значит, у него точно есть новый друг.

— Привет, Никос! — гаркнул Добруж, подлетая.

— Привет! — радостно замахал ему пастушок.

Дракон опустил морду в ручей и сделал несколько больших глотков:

— Какая же вкусная вода в этом ручье! — фыркнув, произнес он. Затем распрямился и, смерив мальчика взглядом, церемонно произнес: — Ну, господин пастух, готовы ли Вы лететь ко мне в гости?

— Готов, готов! Вот даже теплые вещи взял, — засуетился Никос, опасаясь, что его новый друг передумает.

— Молодец, сорванец! Вижу, ты запасливый. Ну, что ж, тогда забирайся, — и Добруж опустился животом на лужайку. Никос накинул куртку, взобрался на спину, и принялся расстилать приготовленную утром овечью шкуру.

— Ты что там делаешь? — спросил, обернувшись, дракон. — Седло что ли прилаживаешь? Я все-таки не лошадь!

— Извини, это овечья шкура. Уж очень жестко сидеть, — начал оправдываться мальчик. Добруж усмехнулся и буркнул:

— Что правда, то правда! Броня моя крепка! Особенно на спине… Ладно, я не против. Усаживайся, и полетели.

В этот раз Никос уже не закрывал глаза. Он видел, как с каждым взмахом крыльев земля уходила все дальше, и это было, пожалуй, самое страшное. Но когда, набрав высоту, дракон начал планировать, пастушок окончательно успокоился. Его больше не трясло от страха, а зубы не стучали от холода, хотя стало заметно прохладнее. Выступ Гордецов остался позади. Под ними был Овечий обрыв. Впереди на фоне заснеженной Драконьей гряды угадывались очертания Скалы одиночества. «Все-таки не зря я взял куртку», — подумал мальчик и спросил:

— Далеко еще до твоего дома?!

— Уже нет! Вон моя пещера, — мотнул головой крылатый друг и начал снижаться.

Он спланировал прямо к едва заметному входу в пещеру. С высоты Никос его не заметил и удивился, как дракон ориентируется среди столь однообразного каменистого пейзажа.

— Прибыли! Гостей просим сойти на землю, — пошутил хозяин пещеры.

Никос сложил шкуру в сумку, спустился со спины на камни. Добруж терпеливо дождался высадки. Затем важно проследовал ко входу и, слегка пригнувшись, первым вошел в пещеру:

— Проходи, Никос! — зарокотал его голос изнутри. — Эта пещера и есть мой дом, мое логово, хе-хе, — и, видя, что гость, сделав несколько шагов, застыл в нерешительности у входа, добавил: — Да ты проходи, не стесняйся!

Однако мальчик не тронулся с места. Он ожидал увидеть все, что угодно — мрачную холодную пещеру, опутанную лабиринтом тесных коридоров и, чего он в тайне опасался, драконье семейство. Но то, что он увидел, превзошло все его ожидания.

Пещера оказалась небольшой, но с высоким сводом, сухой и достаточно теплой. А в центре лежали самые настоящие сокровища!.. Проникающие через проход солнечные лучи отражались от груды драгоценностей, плясали на стенах драконьего логова разноцветными бликами.

Никос стоял, как зачарованный, и не мог наглядеться.

— Какая красота! — только и смог выдохнуть он.

— Тебе нравится? — удивился дракон и внимательно посмотрел на мальчика, как будто в первый раз.

— Да, очень! — восхищенно ответил Никос, не замечая подозрительного взгляда своего друга. — Такого я еще ни разу в жизни не видал.

— И ты считаешь это красивым?

— Конечно! — мальчик приблизился к сокровищам. — Посмотри на эти разноцветные камни. Как они играют на свету, как переливаются, кажется, свет перетекает из одной грани в другую… Посмотри, как меняется все вокруг, если глядеть через камень. Вот, все стало зеленым, как будто мы снова на лугу!.. А теперь красным!.. Как здорово! — радовался Никос.

— Я знаю, — грустно заметил Добруж. — Да, именно кроваво-красным…

Он улегся в дальнем углу пещеры, а мальчик начал обходить золотую гору:

— А эта… — начал говорить Никос, но внезапно обо что-то споткнулся. Посмотрев на каменный пол, он увидел золотой медальон, лежащий в стороне, почти у стены. Цепочка его была оборвана, но сам он был прекрасен. Мальчик поднял его. Медальон был округлой формы, ровно ложился в ладонь, наполняя ее приятной тяжестью. В центре его красовался вензель буквы «Б» с алыми рубинами по краям.

— Вот это да-а, — протянул пастушок. — Посмотри, какая штука! Настоящий медальон. Да какой красивый… Просто королевская вещь!

— Если хочешь, возьми его, — безразлично сказал Добруж, даже не взглянув на медальон.

— Нет, что ты, — испугался Никос. — Он же, наверно, ужасно дорогой.

Дракон повернул свою голову к мальчику и промолвил:

— Не дороже нашей дружбы… Считай, что это подарок.

— А что я скажу дома?

— Правду! Только правду… Но, знаешь, мне почему-то кажется, что тебе все равно не поверят, — усмехнулся хозяин пещеры.

— Уж это точно, — в задумчивости произнес пастушок, разглядывая медальон.

— …Знаешь, ты лучше не показывай его никому, — вдруг с раздражением молвил дракон.

— И даже родителям? — удивился мальчик.

— Ну-у, если только родителям, — буркнул Добруж и отвернулся к стене.

Только теперь Никос заметил, что дракон помрачнел:

— Ты чем-то расстроен?.. Разве тебе медальон не кажется прекрасным?

— Нет… Совсем нет.

— Но почему?

Дракон молчал.

— Почему? — повторил свой вопрос пастушок. — Что тебя так расстроило?

— …Когда-нибудь эта красота погубит мир, — медленно выговорил Добруж. — …Видишь ли, Никос, радость от обладания богатством кратковременна. Сокровища не только не приносят счастья. С ними приходит беда, от которой уже никакие богатства не спасут. Сокровища… Ты только вслушайся: «Со-Кровища»!.. У каждого из предметов, лежащих здесь, своя кровавая история. Море крови и океан слез были пролиты из-за этих сокровищ, и объединяет их убийство.

— Убийство?! — испуганно переспросил Никос.

— Да, да, убийство. Жестокое убийство… Ты видишь, я одинок, эта пещера мрачна и пустынна. А когда-то здесь было весело и уютно. Мы жили здесь с родителями и горя не знали. Тогда мне эти сокровища тоже казались красивыми. Я любил играть ими… Но однажды сюда пришли люди. Они пришли забрать сокровища и ради них готовы были убить нас. Отцу пришлось сражаться с ними, и он победил. Но с тех пор спокойная жизнь закончилась. Почти каждый месяц к пещере стали приходить любители легкой наживы, желающие быстро разбогатеть. Обратно в долину они уже не возвращались. Отец был еще не стар, силен и полон решимости защитить нашу семью… Но однажды пришло слишком много людей… Они были хорошо вооружены. Схватка была неравной. Сначала погиб отец… Затем мать… Меня ждала та же участь, но в последний момент пещера спасла меня. Старый проход обвалился. Под этими камнями, — кивнул с саркастической ухмылкой дракон на стену, у которой мальчик подобрал медальон, — лежат самые богатые на земле люди. Сокровища, о которых они мечтали, покоятся рядом с ними. Чего еще желать?!.. Ты знаешь, это, наверно, самая дорогая усыпальница в мире!

Добруж снова замолчал. Глаза его блестели то ли от праведного гнева, то ли от слез. Мальчик погладил друга по голове и с участием спросил:

— А как же ты спасся?

— Я подумал, что буду замурован вместе с захватчиками, — закончил рассказ дракон, — но в момент обвала открылся новый проход, через который мы сегодня вошли с тобой.

— И давно ты живешь здесь один?

— Давно. Очень давно… Я устал от одиночества, Никос, — дракон, с грустью и тоской поглядел мальчику в глаза. — Я хочу не молчать, а слушать; не скалиться, а улыбаться; не рычать, а разговаривать… Посмотри на эти сокровища. Желтый отсвет золота похож на теплый свет солнца. Лучи играют на гранях драгоценных камней, и кажется, что они живые и с ними можно общаться. Но это мертвый груз. Они не согрели еще ни одно существо на свете. Потрогай золото — оно холодное. Посмотри на камни. От их блеска веет ледяным безразличием… Единственное тепло в мире, которое греет сердце — это тепло живой души. А душа раскрывается в общении.

— А как же солнышко? — возразил Никос. — Ведь от него тоже тепло, оно нас согревает и зимой, и летом, заботясь обо всех живых душах на земле.

— Солнце? — переспросил дракон. — Солнце — это хорошо… Оно лучше сокровищ, хоть и недосягаемо. Но оно греет только тело. А чтобы согреть душу, нужно тепло другой души, — вздохнул Добруж.

Возникала пауза. Никос думал о словах дракона, который также погрузился то ли в размышления, то ли в воспоминания. Первым молчание прервал мальчик. Он снова ласково погладил друга по голове, затем обнял его за шею и извиняющимся голосом зашептал:

— Послушай, не хочу показаться не вежливым… Мне у тебя очень понравилось, честное слово. Но пора возвращаться. Я за овец отвечаю, а они одни остались…

— Да, да, конечно, — встрепенулся Добруж. — Я готов доставить моего друга и гостя, куда он пожелает.

Выйдя из пещеры, Никос убрал в сумку подаренный другом медальон, вновь вынул овечью шкуру и взобрался на спину дракона. Устроился и, вытянув руку вперед, торжественно скомандовал:

— На луг! К ручью!

Никос был в прекрасном настроении. У него появился новый друг. Никос видел пещеру с сокровищами, и теперь у них есть общая тайна. Это было просто здорово!

Радостный пастушок стал высматривать внизу овечек. Не разбрелись ли они? Глаза слезились от встречного ветра и, Никос не сразу разглядел, почему овцы сбились в кучу и шарахаются с одного края луга на другой. «Испугались дракона?» — подумал мальчик. И только тут услышал, что прорычал ему Добруж, повернув назад голову:

— Волки! — Дракон начал снижаться.

Никос сморгнул слезы, и картина прояснилась. Он увидел серебристо-серые крепкие спины и обмер. Так и есть! Альпийские волки! Самые хладнокровные и безжалостные хищники здешних мест. Любая овчарка была вдвое мельче этих зверюг. Два года назад они уже терроризировали округу, но после облавы, когда отец лично убил двух серых разбойников, они пропали. В прошлом году ни одна овца не пропала. Никос уже и думать про волков забыл и теперь терзался угрызениями совести. Как он мог оставить отару без присмотра! Ох, и влетит же ему от родителей!.. Но это потом, вечером. А что делать сейчас?

Никос тут же вспомнил слова отца: «Альпийский волк силен, умен и увертлив, несмотря на свои внушительные размеры. В его вечно голодных и холодных глазах — смерть. Даже бывалые охотники, встретившись с ним взглядом, цепенеют от ужаса, забывая нанести первый удар. А сам он редко промахивается. Прикрывай горло посохом или хотя бы рукой, но никогда не смотри в глаза альпийского волка. Смотри на его лапы — тогда, может быть, успеешь увернуться».

Никос еще раз посмотрел вниз и насчитал одиннадцать волков в стае. Две овцы и ягненок уже были растерзаны.

— Не бойся! — прокричал дракон, заметивший волнение друга. — Ты не один, я с тобой! Только не слезай с моей спины и держись крепче!

С этими словами Добруж сложил крылья и упал сверху на ближайшего серого хищника, увлеченно загонявшего овец к ручью. Спустя мгновение, мощно взмахнув крыльями, дракон уже поднимался, медленно набирая высоту, держа в лапах безжизненную серую тушу с перебитым хребтом. Добруж разжал когти и, волк, как мешок с костями, упал на землю.

Нападение сверху стало полной неожиданностью для стаи. Волки отпрянули от отары, встали полукругом и, оскалившись, задрали морды кверху, не спуская с дракона глаз. Схватка только начиналась. Эффект внезапности прошел. Соперников было больше. Оставалось надеяться на силу дракона и на его быстрые крылья.

Выбрав самого крупного волка, Добруж вновь сложил крылья и спикировал. Однако матерый вожак не только успел увернуться от когтей, но и вцепился зубами в правое крыло. Когда Добруж начал взлетать, его резко повело вправо, от чего наездник-Никос чуть не свалился на землю. Другие волки тут же приблизились, угрожая растерзать непрошеного защитника овец. Но тот повел головой и фыркнул пламенем. Мальчика обдало жаром и тут же оглушило рычаньем дракона, который все-таки взмахнул правым крылом, отрываясь от земли, и отшвырнул вожака в сторону. Серый перевернулся в воздухе, ударился головой о валун у ручья. Вода окрасилась в розовый цвет.

Поднявшись над местом схватки, Добруж вновь дыхнул пламенем на остатки стаи. Запахло паленой шерстью. Волки взвыли, завертелись на месте, закувыркались по земле, пытаясь сбить пламя. Дымя подпаленными боками, они спешно покидали поле боя, догоняя обезумевшего сородича, объятого пламенем. Сыплющий искрами живой факел вместе с остатками стаи скрылся в надвигающихся сумерках. Дракон тут же повернул голову и спросил:

— Никос, ты цел?

— …Да, — не сразу отозвался оцепеневший мальчик, по-прежнему крепко обнимавший друга за чешуйчато-шершавую шею. Смертельная опасность, растерзанные овцы, жестокая схватка, клацанье волчих зубов и рев дракона, раскроенный череп вожака стаи, горячее дыхание пламени и живой факел. Все это… Нет, он никогда не был трусом, не пасовал перед опасностью. За это ему и доверили отару. Но то, что он увидел и пережил, было слишком даже для взрослого.

— Никос, ты в порядке?! — заволновался Добруж.

— …Да, да… В порядке, — с трудом отпуская шею дракона, ответил пастушок. Руки дрожали. «А ну, соберись!» — мысленно приказал он себе, затем зажмурился на пару секунд и раскрыл глаза.

Добруж по-прежнему внимательно смотрел на него. Никос оглянулся. Овцы испуганно блеяли и жались к ручью.

— Пора гнать отару домой, — констатировал пастушок, возвращаясь к своим обязанностям. — Ты-то как? — в свою очередь поинтересовался он у дракона. — Крыло в порядке?

— В порядке, в порядке. Моя кожа им не по зубам! Так, царапина. Да и мелковаты они против меня. Я больше за тебя волновался. Вдруг со спины свалишься?

— Зря волновался, — усмехнулся мальчик, осторожно спускаясь на землю. — Я так крепко тебя держал, что не сразу смог руки разжать.

— Ага, вот кто управлял боем! Я так и чувствовал, что мою шею все время кто-то направляет, — пошутил дракон.

— Ну, не-ет. Это полностью твоя победа. Ты им показал, где раки зимуют. Теперь они не скоро сюда сунутся. Огромное тебе спасибо. У меня еще никогда не было такого друга!

— Да ладно, чего уж там. У нас с ними старые счеты. Мне даже понравилось… А то в последнее время они так обнаглели, что пару раз пытались утащить мою добычу. У меня! Ты представляешь?! Давно хотелось объяснить серым разбойникам, кто в этих горах хозяин. Думаю, теперь наши охотничьи тропки долго не будут пересекаться.

— Все равно, еще раз огромное спасибо. Ты — настоящий друг! — Никос снова оглядел поле битвы и сказал: — Знаешь, я думаю, ты можешь забрать одну из задранных овец.

— Серьезно? А тебе за это не влетит?

— После такой драки? Думаю, нет. Можно списать одну из овец на ненасытный волчий аппетит. А потом, даже если заметят, ругаться не будут. Это наша благодарность тебе за спасение всей отары.

— Я это сделал не ради благодарности, а просто потому, что ты мой друг, — насупился дракон.

— Хорошо, считай, что это подарок. Ты же подарил мне медальон? Ну, вот и я тебе в ответ хочу сделать подарок. Это просто дружеский обмен подарками.

— Ну, хорошо. Если так, то можно, — сказал Добруж, сглотнув слюну. — Трудно отказаться от такого вкусного подарка. Тем более, что после схватки у меня проснулся просто волчий аппетит!

Друзья рассмеялись.

— Спасибо за ужин, Никос, — поблагодарил дракон.

— Это тебе спасибо от меня и от всей отары, — ответил пастушок. — На самом деле пора гнать овец домой. Родители, наверное, волнуются… Прилетай завтра.

— Не волнуйся. Прилечу обязательно. А то вдруг кому-то еще приглянутся твои аппетитные овечки, — пошутил Добруж. — До завтра.

Он прихватил свой ужин мощными челюстями, взмахнул крыльями и оторвался от земли.

— Пока-а! — помахал ему рукой Никос и погнал отару вниз по склону.

* * *

Сумерки сгущались. Закрыв овчарню, Никос побежал к дому. Мать суетилась у печи, готовя нехитрый ужин. Отец сидел у стола и чинил куртку.

— Мама, папа! — с порога радостно закричал Никос. — Смотрите, что мне подарил добрый дракон!

— Дракон?! — встревожено переспросил Коста и отложил куртку в сторону.

— Добрый дракон? — уточнила удивленная Хельга.

— Да! Очень добрый дракон по имени Добруж! — согласно закивал мальчик и протянул родителям подарок.

— Ах! — только и сказала мать, прикрыв рот рукой. Отец молча взял медальон у сына и начал разглядывать.

— Давно не было драконов в наших краях… — медленно проговорил он. Затем положил драгоценность на стол и, пристально взглянув Никосу в глаза, спросил: — Не обманываешь ли ты нас, сынок? Драконы никогда не делают таких щедрых подарков… Не украл ли ты его? Не совершил ли неправильного поступка? Не придется ли нам с матерью краснеть за тебя и оправдываться перед соседями? Скажи лучше правду. Если этот медальон добыт нечестным путем, нам лучше вернуть его истинному владельцу. Такая роскошь в руках простого человека всегда выглядит подозрительно.

— Нет, папа. Это действительно подарок дракона. Ты даже не представляешь себе, какой Добруж добрый и благородный. Мне показалось, что ему очень грустно одному. Сокровища пещеры его не греют.

— Ты был у него в пещере?! — вскричал Коста. — О чем ты думал? Понимаешь ли ты, что ты наш единственный сын. У тебя были братья, но никто из них не дожил до твоего возраста. Все умирали во младенчестве. Ты оказался самым крепким, самым сильным… — Никос видел, что отец разволновался не на шутку, покраснел, стал размахивать руками. — Мы с матерью надеялись, что хоть ты станешь нашей опорой в старости. Но что я слышу! Мой сын дружит с драконом, убивающим людей, и навещает его в пещере, не думая о последствиях!

— Он не убивает людей! — обиженно выкрикнул Никос. — Он охотится в горах, иногда ест овец, но…

Староста не дал сыну договорить:

— Вот оно в чем дело! Соседи жаловались мне, что стали пропадать овцы. Все думали, что вновь появились волки, но мне не верилось. Еще бы, ведь два года назад мы устраивали на них облаву. Я лично тогда убил двух серых разбойников! А оказывается, это был дракон!

— Нет!!! — вскричал Никос, бросившись к отцу. Он схватил его за рубашку, поднял голову и встал на цыпочки, стараясь прокричать свои слова прямо в лицо самого близкого человека. — Он не такой! Никогда он не убивал овец просто так. Да, он должен питаться мясом, но разве мы, люди, не едим мясо? Он добрый!!! Сегодня у ручья мы действительно встретили стаю волков. Они растерзали двух овец и ягненка. Я виноват… — Никос понуро опустил голову. — Прости, папа… Я в это время был в пещере. Я не знал про волков. А наши овцы умные, сами не разбредутся… Ну, не думал я, что так все получится! Волки зарезали бы больше, да мы вовремя вернулись. Добруж им показал! Двоих он убил, а остальных подпалил! Я думаю, они не скоро у нас появятся. Ты бы слышал, папа, как они жалобно выли, когда убегали. Ну, просто щенята, а не волки!

— Постой, постой, — перебил Коста сына. — Ты хочешь сказать, что твой добрый дракон прогнал стаю альпийский волков?!

— Ну, да! — радостно подтвердил Никос.

— То есть он защитил тебя и наше стадо от серых разбойников?

— Он сделал это по дружбе, — повторил пастушок слова дракона.

— И все? — спросил удивленный отец.

— Нет не все. Он сказал, что я подарил ему нечто большее… Хотя, если четно, ничего такого я ему не дарил, — задумчиво проговорил Никос. Про подаренную дракону одну из растерзанных овец он пока на всякий случай промолчал.

— Ну, хорошо! — бодро сказал отец, хлопнул себя по коленям и встал. Он взял медальон в руку и сказал: — Завтра я поеду в город и попробую продать эту вещь. Сразу видно, не безделица. Может нам и повезет…

Мальчик вспомнил предостережение дракона.

— Но Добруж просил никому не показывать медальон! Это тайна.

— А зачем же ты тогда им хвастаешься? — вступила в разговор мама.

— Он сказал, что родителям можно, — Никос насупился. — И потом без медальона вы бы мне не поверили…

— Возможно, ты и прав, — староста подбросил подарок дракона в руке. — Но, во-первых, я не собираюсь его показывать кому-либо в деревне, а во-вторых, если эта вещь таит в себе опасность, от нее нужно поскорее избавиться. Все, решено!.. Только, пожалуйста, не води больше овец к ручью, не уходи слишком далеко от дома.

— Но ведь там самая сочная трава. Овцы всегда идут туда с охотой… И потом там так красиво.

— Да знаю я все, — раздраженно махнул рукой Коста. Он взял сына за плечи, присел на корточки и заглянул ему в глаза: — Ты пойми, Никос, сейчас это очень опасно.

— Нет, — упрямо мотнул головой мальчик, — Добруж — добрый дракон! Он совсем не опасный. Мы с ним подружились.

— Да не его я боюсь, хотя и не очень-то верю в добрых драконов… Волки! Со стаей альпийских волков даже медведь не может справиться. Ты забыл про них? А они, я думаю, не забыли ни про тебя, ни про наших овец!

— Но Добруж защитит меня! — продолжал спорить Никос.

— А если его не будет рядом? А если он опоздает? Если мы не услышим?! Нет! Далеко от дома отходить нельзя. Разговор окончен.



Отец подпоясался ремнем, засунул за него острый пастуший нож, надел куртку. Перекинув через левое плечо пустой мешок, в правую руку взял фонарь.

— Я на луг, — бросил Коста, стоя уже в дверях. — Пойду, посмотрю, что осталось от овец, — и вышел из дома.

— Никос, мы тебя любим, — нежные мамины руки легли на его плечи. — Очень любим и очень волнуемся. Пожалуйста, послушайся отца. И ему и мне будет спокойнее, если ты будешь рядом с домом. А через несколько дней, глядишь, волков поймают или прогонят. И все станет как прежде. Всего лишь несколько дней, сынок.

— Хорошо, мама, — пробурчал Никос в ответ. — Только вы никому не рассказывайте про дракона. Злые люди убили его родителей из-за сокровищ. Я не хочу, чтобы какие-нибудь разбойники вновь стали искать его пещеру.

— Договорились, — пообещала Хельга.

* * *

Утром отец уехал в город. Позавтракав, Никос побрел в овчарню, чтобы вывести овец на пастбище. На луг у ручья идти было нельзя. Еще бы! Ведь он дал слово родителям и, как настоящий мужчина, пусть и не совсем взрослый, не собирался его нарушать. К тому же, в глубине души Никос понимал, что отец прав и несколько дней придется потерпеть.

Но нерадостные мысли роились в голове, пока он вел овец к ближнему лугу за околицей: «Сегодня Добруж прилетит, но не увидит меня. А вдруг он решит, что я не захочу с ним больше дружить, раз уже получил золотой медальон? Что блеск золота мне дороже друга?»

Весь день Никос не находил себе места, был рассеянней обычного и частенько смотрел не на отару, а в сторону гор, пытаясь разглядеть знакомую тень в небе.

А Добруж прилетел к ручью в полдень и, не увидев отару и ее хозяина, не на шутку разволновался. Что случилось с его другом? Неужели снова волки?!

Но, облетев луг, дракон не заметил следов нового нападения серых хищников. «Почему же он не пришел? Вчера договорились встретиться на этом же месте. Может, родители наказали? Но ведь мы защитили отару и прогнали волков. Хотя две овцы и ягненок растерзаны… Неужели из-за этого? — недоумевал Добруж. — Но все равно овец надо пасти. Их пригнал бы на луг кто-нибудь другой. А тут — ни пастуха, ни овец», — размышлял верный друг, утоляя по привычке жажду из студеного ручья.

Вспоминая вчерашний день, он подумал о медальоне. «Ну, конечно! Как же я раньше не догадался! Наверняка произошла какая-нибудь неприятность из-за золота… Ох, не надо было дарить ему этот проклятый медальон! — корил себя Добруж. — Но если бы я отказал другу в такой мелочи, он бы подумал, что я скупердяй, трясущийся над презренным металлом, как… как самый настоящий дракон! Хорош бы я был, нечего сказать… В конечном итоге, что сделано, то сделано. Не об этом сейчас нужно думать. Возможно, Никосу нужна помощь. И кто ее окажет, как не друг!».

Добруж расправил крылья и взлетел. Для начала он решил проверить обстановку в деревне. Лишний раз встречаться со взрослыми людьми ему не хотелось, поэтому он старался лететь повыше, паря в восходящих потоках воздуха и стараясь поменьше шуметь крыльями.

Никос увидел друга еще издалека, когда тот пролетал над мельницей. Сердце радостно забилось. «Он все понял и прилетел сам!» Паренек чуть не запрыгал от счастья и, когда дракон делал круг над деревней, помахал ему рукой. Добруж в ответ покачал крыльями и, убедившись, что с мальчиком всё в порядке, направился в сторону гор.

Добруж уже исчез из виду, но Никос еще долго смотрел на горные вершины вдали. Он, конечно, понимал, что дракон не может на глазах всей деревни приземлиться у околицы. Но ему так хотелось поговорить с другом!..

Если бы в этот момент он оглянулся, то непременно заметил бы фигуру, прошмыгнувшую вдоль изгороди у дома лавочника, стоявшего на въезде в деревню.

* * *

Вечером, загнав овец в овчарню, Никос поторопился в дом. Ему не терпелось встретить отца. Втайне мальчик надеялся, что родители передумают и разрешат пасти овец на прежнем месте. Шанс был крохотный, но мальчик так желал этого!

Однако отца дома не было. Не появился он и на следующий день, и к концу недели. Никос видел, как волнуется мать, и сам удивлялся, почему папа так долго не возвращается. Но больше всего, как ни странно, его волновало, что перестал прилетать Добруж. Конечно, тому не стоило лишний раз показываться на глаза людям, и в глубине души мальчик это понимал, но, все равно, боялся потерять друга навсегда. Вдруг он больше никогда не вернется в Изумрудную долину? В конце концов, он не трясется над сокровищами, как привыкли думать о драконах люди. Тем более, что в пещере ему одиноко, а Никос перестал с ним встречаться. Возьмет, да и улетит от скуки и тоски в другую страну, найдет себе друзей среди других драконов. Может, пролетая над деревней, Добруж помахал крыльями не в знак приветствия, а прощаясь?

Никос не находил себе места. Ему срочно нужно было на луг у ручья. Ему просто необходимо было повидаться с другом. Уже засыпая, он твердо решил, что сделает это завтра, во что́ бы то ни стало.

* * *

Лавочник Гийом Люше был сухощавым пожилым мужчиной с живыми глазами на бледном, слегка вытянутом лице. Его жилистая фигура напряженно нависла над столом, бледные губы сжались в тонкую линию, две большие залысины блестели на его черепе. Вечер уже заканчивался, и Гийом подсчитывал недельную выручку. Посередине дубового стола рядом с толстой книгой и чернильницей уже отдыхало два пузатых мешочка. Еще один мешочек, пустой, лежал на краю стола рядом с кучей монет, быстро таявшей под цепкими и стремительными пальцами лавочника. Эжен знал, что не стоит прерывать отца. Во-первых, тот считал деньги, а во-вторых, обдумывал услышанное. Оба этих дела лавочник умел делать одновременно и очень быстро.

Стоя в стороне, Эжен терпеливо ждал, когда отец сам продолжит разговор. Наконец тот ссыпал монеты в третий мешочек и, сделав запись в книге, расслабленно откинулся на спинку стула. Глаза его блестели, щеки слегка порозовели. Эжен знал эту метаморфозу. Как правило, это было лучшее время для какой-нибудь просьбы. Но сейчас речь шла о другом. Эжен гадал, от чего отец получает больше удовольствия — от недельной выручки или от новых вестей. «Запомни, самое важное в нашем деле не деньги, а вовремя полученные сведения, — учил старший Люше младшего. — Новости много дороже денег. Знающий их, может управлять людьми. У него всегда будут деньги».

Эжен помнил это и всегда рассказывал отцу про все увиденное и услышанное. Не раз сведения сына оказывались весьма полезны. Доставая самые необходимые на сегодняшний день в деревне товары, своевременно повышая на них цену, лавочник процветал. «Мои глаза и уши», — иногда в приливе несвойственной нежности бормотал Гийом, ероша жесткими пальцами рыжеватые кудри сына.

— Так ты говоришь, в наших краях объявился дракон, — прервал молчание старший Люше, — и сын старосты помахал ему рукой, как старому приятелю, хотя по логике вещей должен был насторожиться и испугаться за отару?

— Да, папа, — подтвердил Эжен.

— То есть это не внезапная радость от нежданно увиденного чуда, которая не поддается логике… Не ребячество, а осмысленный поступок, так как дракон помахал ему крыльями в ответ?

— Именно так.

— Эжен, мальчик мой, — старший Люше подался вперед, глядя в глаза сыну, — это точно был дракон? Возможно, просто большая птица, скажем, горный орел, пролетел над деревней в сгущающихся сумерках. Такое возможно?

— Нет, папа. Это точно был дракон. Я не мог спутать.

— Эжен, — лавочник вновь устало откинулся на спинку стула и, казалось, принялся рассматривать потолок, — ты видел когда-нибудь горного орла?

— Конечно. Дважды в прошлом году и один раз этой весной.

— А доводилось ли тебе когда-нибудь видеть дракона? — Гийом вновь перевел взгляд на сына и вопросительно поднял брови.

— Нет, раньше, живого — никогда… — замялся Эжен. — Но я видел в книжке. Он был точно такой же, как на картинках. Я не мог перепутать.

— Значит, ты уверен? — допытывался лавочник, снова подавшись вперед.

— Да, это был точно не горный орел. Я не стал бы отвлекать тебя от дел недостоверными сведениями, — с долей обиды ответил будущий хозяин лавки.

— Ну, ну, не расстраивайся, — старший Люше заулыбался, последние слова сына ему явно понравились. — Я верю тебе. Просто хотел уточнить и убедиться… Итак, что мы имеем? Дракон и сын старосты знают друг друга и, возможно, дружат. Так?

— Так.

— Что такое староста и его сын, мы знаем. И чего от них ждать, мы тоже знаем!

Оба Люше поморщились при этих словах. Эжен вспомнил прошлогоднюю драку с Никосом, а Гийом — то, как в неурожайный позапрошлый год староста практически вынудил его продать четыре мешка муки многодетным семействам Этьена и Жана с большой скидкой.

Лавочник забарабанил пальцами по столу и продолжил размышления:

— А вот что такое драко-он?..

— Драконы живут в пещерах… — начал вспоминать прочитанное Эжен.

— Да-да, в пещерах, — оживился Гийом. — Именно в пещерах, в которых они охраняют…

— Сокровища-а… — вместе произнесли последнее слово отец и сын.

* * *

На следующее утром, пригнав овец на луг за околицей, Никос расположился поближе к дороге. Мальчик рассчитывал приметить кого-нибудь из знакомых и упросить присмотреть за отарой. Всего на полчаса. Больше ему не потребуется. Ноги у него быстрые, а до ручья рукой подать.

Но долгое время никого не было видно. Только спустя два часа томительного ожидания на дороге появился путник, неторопливо приближавшийся к деревне. Никос обрадовался. Это был их сосед — Жиль Трише, возвращавшийся от дочери, живущей в соседнем селении.

— Дедушка Жиль! — окликнул его мальчик.

— А, это ты, Никос, — улыбнулся старик. — Ну, как идут дела у нашего пастушка. Еще не все овцы разбежались?

— Нет. Куда им бежать? Они у меня послушные. С ними и старик справится, — пошутил в ответ мальчик.

— Ну, не знаю, не знаю. Тебе виднее, — прокряхтел в ответ Жиль. — Как дела у отца? Что-то его давно не видно. Он, часом, не заболел?

— Нет. Все нормально. Просто… ему пришлось уехать в город… по делам…, — несколько смутившись, ответил Никос.

— А-а… Ну, это другое дело, — закивал Трише. — А то я подумал, что он заболел. Да-а… Но раз не заболел, то это хорошо. Болеть — это плохо, поверь мне — старому человеку. А раз он уехал в город — это хорошо. Это совсем другое дело. Давно я не был в городе. Да-а… Вот помню….

— Дедушка Жиль, — своевременно прервал стариковские воспоминания Никос. Он знал, что это невежливо, но в противном случае рассказы старика Трише о былом пришлось бы слушать до вечера. — Мне очень нужна ваша помощь. Отец всегда говорил, что «старина Жиль — человек слова, на него можно положиться!»

— Что ты говоришь? — изумленно поднял брови сосед. — Прям так и сказал?

— Да, и советовал брать с вас пример… Понимаете, мне срочно нужно навестить одного своего друга. Сказать ему одну очень важную вещь. Но вот беда: папа уехал в город, а на маме все домашнее хозяйство. Получается, что подменить меня с овцами вроде как и некому… А тут вы идете, дедушка Жиль, наш сосед и папин старый приятель. Ну, вот я и подумал, что могу вас попросить присмотреть за овцами… Вы не волнуйтесь, они смирные. Мне всего на полчасика. Вы и глазом не успеете моргнуть, как я вернусь. Пожалуйста, помогите по-соседски. Прошу вас. Для меня это очень-очень важно!

Старый Жиль не смог отказать:

— Хорошо, Никос. Я посмотрю за вашими овцами. Твой отец прав, на меня еще можно положиться. Да-а… Беги по своему важному делу. Только сильно не задерживайся. Мои стариковские дела хоть и не так важны, как твои, но тоже меня ждут.

— Правда?!.. Спасибо! Огромное спасибо!!! Я мигом, — выпалил скороговоркой Никос и стремглав бросился на луг к ручью.

Никогда еще в жизни он так быстро не бегал. Ветер свистел в ушах, в висках пульсировало, а сердце, готово было выпрыгнуть из груди. Но Никос не останавливался. Еще издали он увидел дракона, пьющего из ручья, и бросился со всех ног навстречу другу. Услышав топот мальчишеских ног, Добруж оторвал от воды голову.

— Ни-кос, — нараспев произнес дракон и улыбнулся. — Ты? Один? Без отары? Что случилось? Я начал волноваться. Последние дни ты не приходил к ручью.

— Извини… — только и смог произнести Никос, пытаясь отдышаться.

Дракон внимательно смотрел на мальчика.

«Он думает, что это из-за сокровищ!» — обожгла мозг паренька догадка. Дышать стало еще труднее.

— Послушай, так получилось… Уф… Ты только не думай, что это из-за медальона… Нет. Это из-за волков. Родители разволновались и запретили гонять отару к ручью. Я не мог тебя предупредить… Не думай, что я увидел сокровища и забыл про тебя. Нет! Ты мой друг. Ты спас мне жизнь! Мы вместе летали над долиной. Я для тебя сделаю все, что хочешь!.. Просто ближайшие несколько дней я не смогу приходить… Извини, я обещал родителям.

— Да ладно, Никос. Не волнуйся. Я и не думал ничего такого. Ты чистая, искренняя и смелая душа. Только такой честный человек смог стать другом дракона. Моим другом. Поверь, я очень этим дорожу. И когда ты исчез, я заволновался. Очень сильно заволновался. Даже пролетел над деревней, чего никогда не делаю. Но ты должен был меня видеть. Трудно не заметить такую большую птичку. Ха-ха. Мне казалось, ты помахал мне рукой, и я помахал тебе крыльями.

— Да, я видел тебя. Спасибо… Ты только не думай, что я пропал из-за медальона. Он мне совсем не нужен. Если хочешь, я даже могу вернуть его… Точнее не могу… Его забрал отец. Он сказал, что от него лучше поскорее избавиться и повез его в город.

— Твой отец очень мудр. Он прав. Сокровища не приносят счастья тем, кто ими обладает. Избавиться от медальона — самое верное решение. И не кори себя. Я знаю, что ты не променял бы нашу дружбу на золотую безделицу. В конечном счете, я сам виноват, что подарил тебе медальон. Мне просто хотелось сделать тебе приятное. Но, как видно, я совершил ошибку. Извини.

— Уф. Прямо гора с плеч свалилась. А я так переживал эти дни. Вдруг ты неправильно все поймешь, обидишься, улетишь.

— Для того, чтобы правильно все понимать, Никос, оценивай окружающих не по их словам, а по их поступкам. Слово может обмануть, так как часто расходится с делом. А поступок — это свершившийся факт. Конечно, можно размышлять о мотивах, причинах. Но, поверь, не так важно — что, как и почему хотел сделать, а то — сделал ты это или нет. Все остальное — словесная шелуха и оправдания. Я вижу твои поступки и могу с уверенностью сказать: ты надежный и верный друг. Ты не испугался меня, согласился лететь в пещеру, понял мое одиночество и протянул руку дружбы. Не каждый пройдет такое испытание… Знаешь, Никос, ведь кроме тебя у меня никого нет. Но ты один стоишь сотни друзей. За тебя я порву не только альпийских волков, но любого, кто посмеет тебя обидеть.

— Спасибо. Но, я думаю, никого рвать не придется. Если за эти дни волки не появятся, мы снова сможем здесь встречаться.

— Да не появятся они! Ближайшее время будут зализывать раны и искать другое место, где можно безнаказанно разбойничать. А если вдруг и задумают вернуться, то пожалеют об этом. Я всегда рядом, Никос. Не волнуйся, я буду приглядывать за твоей отарой. Все будет хорошо.

— Да, все будет хорошо, — повторил Никос и добавил: — Я был рад тебя увидеть!

— Я тоже, дружок, — улыбнулся Добруж.

— Ну, мне пора. До встречи!

— До встречи! — крикнул дракон мальчику, уже бежавшему через луг обратно к деревне.

На протяжении всей беседы наши герои, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза, боясь упустить что-то самое важное, что всегда остается недосказанным. В зеленых мальчишеских омутах и желтых глазах дракона все читалось, как в книге. Зеркала их душ были чистыми, незамутненными, как и сами души. По большому счету слова им были не нужны. Они и так отлично поняли друг друга.

Теперь Никосу надо было торопиться обратно, чтобы сменить старого Жиля на его посту. Смотреть по сторонам было некогда. И напрасно. Друзья опять не заметили, как за камнем мелькнула рыжая голова сына лавочника. Перебегая от одного валуна к другому, Эжен осторожно направился за улетавшим в горы драконом.

* * *

За глаза жители соседних деревень называли Луговицы «Драконьим урочищем». Но на самом деле они завидовали луговчанам. Еще бы! Прекрасные земли, сочная изумрудная трава альпийских лугов, хрустально чистый воздух и самая вкусная родниковая вода в королевстве.

Однако переезжать в Луговицы завистники не спешили. Вслух говорили о «нечистом месте», рассказывали небылицы о драконах, уносящих детей в горы. Шепотом вспоминали таинственную гибель отряда короля Бия IV, тело которого так и не нашли. А про себя молчали о главной причине, мешавшей им переехать в райское место.

Страх! Первобытный животный страх не давал сорваться с насиженных мест и решиться на переселение. Занозой сидел он в сердце владельца любого маломальского хозяйства. И имя этому страху — альпийские волки. Только самые отважные и отчаянные люди решались селиться по соседству с этими лютыми хищниками, наводившими ужас на всю округу.

Только вместе, сообща можно было противостоять голодному натиску серых хищников. Поэтому в Луговицах мирно уживались представители разных национальностей. Жили здесь коренные бийцы — веселый винодел Виктор Далонье, многодетные охотник Жан Труссо и дровосек Этьен Леруа, старый Жиль Трише, нелюдимый мельник Мишо и многие другие. Селились также представители соседнего байского княжества — семьи мудрого пастуха Липпи и его сыновей, сварливого сыровара Федерико Броди, сладкоголосого столяра Леонардо Точини и лучшего танцора деревни бондаря Алесандро Гримальди.

Столь пестрый букет национальностей и темпераментов объединяла только одна общая черта характера. Здесь селились только отчаянно смелые люди… Или очень жадные.

К первым, без сомнения, относился староста Луговиц, отец Никоса, Коста Софиади, потомок отважных торговцев и рыбаков с берегов Эрейского моря. Лавочник Гийом Люше, коренной биец, — ко вторым.

Уже несколько дней слуга золотого тельца находился в сладостном возбуждении. Интуиция его никогда не подводила. Он чувствовал выгоду. Глаза его хитро блестели, а мозг беспрестанно работал даже ночью. Люше долго ворочался и только ближе к утру ненадолго засыпал. Ему снились драконы и их пещеры, набитые сокровищами. С первыми лучами солнца лавочник просыпался, вставал, подходил к окну и смотрел вдаль на скалы Драконьей гряды в розовой дымке рассвета. Так продолжалось около получаса. Затем он начинал мерить комнату шагами. И все это время он думал, анализировал факты, пытаясь нащупать верное решение.

Несмотря на почти бессонные ночи Люше выглядел лучше прежнего. Его щеки порозовели, а тонкая линия губ складывалась в самодовольную ухмылку. Опытный торгаш никогда не упускал возможности обогатиться. Были у него и очень успешные сделки. Но в глубине души он знал, что достоин большего. Он верил, что однажды ему выпадет настоящий Шанс. «Шанс с большой буквы», — как он сам его называл. Шанс создать не просто самые большие в Луговицах сбережения на черный день, а Настоящий Капитал.

После обогащения можно будет поселиться в более достойном месте, уйти на покой и жить, ни в чем себе не отказывая. У сына появится возможность открыть свое дело. Можно будет рассчитывать на получение дворянства, а там… Старик пока отстранял эти мысли о будущем, пытаясь сконцентрироваться на настоящем.

И вот — удача улыбнулась ему. Да как ослепительно! Показав все зубы. Но он знал, что удача кусается. Нужно быть очень осторожным, чтобы не спугнуть ее. Права на ошибку он не имел. Второго такого шанса может не представиться. Люше садился у стола и до завтрака выстукивал пальцами дробь по дубовым доскам в такт своим стремительным мыслям.

К исходу третьего дня план действий созрел.

Первое. Надо выследить дракона. Узнать, где он живет. Именно там и стоит искать сокровища… Пожалуй, Эжену это по силам.

Второе. Одним туда соваться — самоубийство. Но звать на помощь рыцарей, готовых в ожидании новой войны за звонкую монету на все, Гийом не хотел. Эти псы заберут себе все, а его, если будет возмущаться, бросят в тюрьму, обвинив в мошенничестве, или повесят. Конечно, суд поверит благородным рыцарям.

В поисках помощников попроще, Люше остановил свой выбор на односельчанах: «Достаточно бедны, чтобы тоже мечтать о сокровищах. И достаточно отважны, чтобы не испугаться не только альпийских волков, но и дракона. А кому доверят односельчане честный раздел добычи?!.. — Гийом усмехнулся: — Кому же еще, как не мне — опытному в таких делах человеку!..»

Оставалось третье и самое трудное. Уговорить луговчан убить дракона. С учетом того, что половина из них задолжала деньги лавочнику, особых проблем, вроде бы, не предвиделось. Но все же это был дракон! Не орел, не волк и не медведь, а настоящий огнедышащий огромный дракон! Прощение долга за риск расстаться с жизнью?! Этого было явно не достаточно. Здесь нужны были причины посерьезней. И старый торгаш хорошенько продумал, что нужно было сказать и сделать.

Задача облегчалась отсутствием уехавшего в город старосты, ведь Коста пользовался безграничным авторитетом и доверием луговчан. Частенько бийцы и байцы косо поглядывали друг на друга, ссорились по пустякам. Война, начатая Бием IV с Байским княжеством, доверия соседям не прибавила. Устав от взаимных обид луговчане единодушно выбрали старостой нейтрального в спорах эрейца Косту Софиади, который вел дела подчас сурово, но справедливо. Однако справедливость нового представителя власти всегда доставалась простолюдинам, а суровость — семье торговца. Ни тебе повысить цены на хлеб в неурожай, ни продажи непроверенного мяса при падеже скота. Нечестную торговлю староста всегда пресекал. Любой другой на месте Люше давно бы разорился.

Что значит в торговле такое слово, как «честность», Люше не понимал. Есть выгода, к которой надо стремиться всеми силами. И есть убыток, которого надо избегать, от которого надо страховаться. Выгода и убыток измерялись деньгами. Но если честность отдельных людей и можно было купить за деньги — чем хитрый торгаш иногда пользовался — то о подкупе старосты оставалось только мечтать.

У Люше, конечно, тоже была власть над сельчанами. Власть денег. Официальная власть и деньги обычно ладили друг с другом. Сильный хотел иметь деньги, а богатый мечтал заполучить сильного, а лучше всесильного, покровителя. Но иногда их отношения портились. Или сильный требовал слишком много денег у богатого, или богатый хотел получить собственную власть и влияние — больше, чем у покровителя. Конечно, рано или поздно эти противоречия сглаживались: деньги и власть, как правило, договаривались.

А вот в Луговицах был совершенно иной случай — честная власть. Поэтому Люше вынужден был вести дела более осторожно. Его хитрости и ловкости позавидовал бы сам королевский казначей. Он охотно отпускал товары в долг. Медленно, но неуклонно, росли долги луговчан перед торговой лавкой, и вместе с этим рос достаток семейства Люше. Рано или поздно должникам приходилось расплачиваться. Если денег не было, то платили посудой, одеждой, домашней птицей, овцой, коровой или даже лошадью. Все это потом можно было выкупить, только — чуть дороже. Разница в цене была небольшая, но поскольку должников было много, доход был ощутим.

В этот раз он не потребует возвращения долгов. Он не жадный. Он не только простит всем долги, но и поможет людям разбогатеть. Лавочник был уверен: стоит только упомянуть сокровища, как мелкий собственник, сидящий в душе каждого крестьянина, поднимется во весь рост. Алчность победит трусость и сомнения. Любой, кто встанет на пути к сокровищам, будет сметен. В гневе народ страшен. И тогда берегись, дракон!

Да, все выходило именно так. Момент был самый подходящий. Гийом решил действовать, не дожидаясь возвращения старосты, который мог остановить луговчан.

* * *

На следующий день Люше встал засветло. Наскоро позавтракав, он не стал открывать лавку, а направился прямиком на деревенскую площадь, в центре которой на перекладине висел ревун — колокол, собиравший всех луговчан при пожаре, начале войны, нападении волков и в других экстренных случаях.

Гийом торопился собрать людей на площади, пока те не разбежались по своим делам. Провернуть все надо было сегодня. Завтра может вернуться рассудительный Софиади и помещать осуществить задуманное. Утро в деревне начинается с петухами. Помедлишь — не увидишь и половины луговчан, а против дракона каждый человек на вес золота, так как придется брать числом. Это тебе не защищенные доспехами рыцари на быстрых лошадях. Одно слово — деревенщина! Эх… Но что делать? С господами Люше связываться не хотел. Он играл по-крупному, рискуя, но рассчитывая на солидный куш. Выбор был сделан в пользу отчаянной смелости простолюдинов, готовых ради благополучия своих многочисленных семейств на все. Лошадей и доспехи должны были заменить прирожденная храбрость луговчан и разбуженная Люше жадность мелкого собственника.

Бом-бом! Бом-бом! — прогоняя сонное спокойствие, тревожно разнеслось по деревне.

Бом-бом! Бом-бом! — Люше остервенело дергал веревку, полный решимости осуществить свой замысел. Казалось, он держит за хвост саму судьбу.

Бом-бом! Бом-бом! — послушно отзывался вещий колокол. Нет, Люше не упустит свой Шанс. Он добьется поставленной цели, во что бы то ни стало. Его некому остановить. В конце концов, он заслужил это! Теперь или никогда. — Бом-бом! Бом-бом!..

Не прошло и пяти минут, как площадь заполнилась народом. Люди растерянно переговаривались, пожимая плечами в тревожных ожиданиях. Были здесь и Хельга с Никосом. Заслышав зов ревуна, они прибежали на площадь одними из первых, волнуясь, не случилось ли что с Костой. Но, увидев лавочника, разочарованно стали ждать других известий.

— Что случилось? — наконец выкрикнул Джузеппе Липпи.

Люше остановился. Оглядел притихшую площадь. Все взгляды были устремлены на него. Выждав минуту, концентрируя внимание односельчан, лавочник, наконец, начал свою речь:

— Беда! Беда прилетела из-за гор, луговчане! Дракон объявился в наших краях.

— Дракон?! — выдохнула толпа. Никос испуганно вздрогнул. Хельга положила руки на плечи сына, успокаивая его и одновременно удерживая от участия в разговорах. Прерывая начавшийся ропот, Люше поднял руку и продолжил.

— Да, дракон. Долгое время мы жили относительно спокойно, охраняли свои стада от серых хищников, периодически устраивая облавы, и думали, что так будет вечно. Но теперь все изменится. Ненасытный змей раскинул свои крылья над Изумрудной долиной! Матери перестанут выпускать детей на улицу, опасаясь похищений, но отныне даже в собственном доме, который дракон может легко спалить, никто не будет чувствовать себя в безопасности. Несколько раз на прошлой неделе его видели над деревней и в ее окрестностях. Сытой и спокойной жизни пришел конец. Холодные змеиные глаза уже высматривают добычу! Что станет с нашими стадами, нашей землей, нашими домами и домочадцами?! Кто поможет нам? Как долго нам ждать избавления от крылатого монстра, облюбовавшего в качестве убежища одну из пещер Драконьей гряды? Сколько людей погибнет за это время? Сколько овец сгинет бесследно? Это не альпийские волки. Это ненасытный дракон!..

Гийом остановился, всем своим видом показывая, что от волнения у него перехватило дыхание. «По-моему, хватит, — решил лавочник. — Пора дать людям возможность перекинуться парой фраз, заводя и накручивая друг друга».

Толпа взволновано загомонила. Женщины охали, маленькие дети у них на руках плакали, чувствуя волнение матерей. Мужчины гневно сверкали глазами. Кое-кто уже потрясал кулаком.

Никосу стало не по себе. Ему хотелось вступиться за Добружа, объяснить всем, что его друг не такой, как говорит Люше. Хотелось рассказать про стычку с альпийскими волками. Но люди вокруг были так возбуждены. Мальчик видел их лица, слышал возмущенные слова и понимал, что слушать его никто не станет. Напряжение быстро росло. Раздались выкрики:

— Мы должны защищаться!

— Прогнали волков, прогоним и дракона!!

— Это точно один дракон?!

Люше понял, что пора брать толпу в свои руки. Он снова поднял правую руку вверх, призывая к спокойствию, и произнес:

— На наше счастье дракон всего один… Пока один. Но медлить нельзя. Мы должны его опередить. Задавить гадину в логове, не дав размножиться!

— Ищи ветра в поле, Гийом! — выкрикнул Жан Труссо, удачливый охотник, лучший стрелок из лука и арбалета в Изумрудной долине. — Нам за месяц не обойти всех пещер на этой стороне Драконьей гряды.

Народ вновь возбужденно зашумел:

— Не только дракон знает, где живут люди — его добыча! — повысил голос Люше. — Люди тоже знают, где живет дракон. Мой бесстрашный сын, Эжен, рискуя жизнью, нашел его пещеру.

— Уж не ты ли, Гийом, сунешь в нее свой длинный нос? — с издевкой спросил сыровар Броди.

— Ты совершенно прав, Федерико. Одному туда соваться — самоубийство. Мы должны выступить против него все вместе. Только сообща мы сможем одолеть дракона! Я знаю дорогу. Труссо знает, как обложить зверя в его логове, выкурить из пещеры. Наши остро наточенные вилы и косы не хуже рыцарских копий и алебард. А тяжелые цепы?! Если мы набросимся на него все вместе и одновременно, он не отобьется…

При этих словах Никос гневно сжал кулаки. Ах, как хотелось ему сейчас поколотить Эжена и самого Гийома, который продолжал увещевать луговчан:

— Конечно, это очень опасное дело. Не для трусливых слабаков. Кто боится за свою жизнь и не ценит жизнь своей жены и детей, может оставаться и ждать дракона в гости!..

Луговчане притихли.

— Только как бы не пожалеть потом! — продолжил Люше. — А тот, кто останется, пожалеет в любом случае. Если мы по их вине не справимся с драконом, плохо будет всем. Если же обойдемся без их помощи, оставшиеся будут кусать локти, когда победители вернутся домой, нагруженные золотом!

— Золотом?! — толпа вновь зашумела и заволновалась, подобно морю. — Откуда золото, Гийом?!

— Уж, не собираешься ли ты купить чью-то безумную храбрость?! — вновь встрял Броди.

— Нет, Федерико, нет. Хотя, со своей стороны, могу пообещать простить все долги моей лавке каждому, кто выступит против дракона. Ибо покой односельчан для меня важнее денег! — цинично соврал Люше.

Люди обрадованно загомонили, заулыбались, закивали.

— Но это мелочи!.. — продолжил лавочник. — Главное вас ждет в пещере. За вашу храбрость заплатит дракон! Причем заплатит как жизнью, так и сокровищами, покоящимися в его логове…

— Сокровищами! — выдохнула толпа.

— Да-да! Сокровищами! Честно поделив их, мы обеспечим безбедное существование нашим детям, внукам и правнукам. Подумайте об этом. Крепко подумайте!.. Если же всего этого, по-вашему, недостаточно для того, чтобы отправиться к пещере дракона, предлагаю всем разойтись по домам, заняться повседневными делами и продолжать жить. Жить в постоянном страхе за себя и своих близких!.. — Люше гневно сверкнул глазами. — Вы этого хотите?!!

— Не-ет!!! Не-ет!!! — завопила толпа в истеричном порыве. Женщины возмущено толкали локтями последних сомневающихся мужчин, заставляя присоединиться к большинству. Спустя минуту, Люше продолжил:

— Коли так, то назначаю сбор всех мужчин на этом месте через час! Что с собой взять вы знаете лучше меня. В виду отсутствия старосты, предлагаю старшим выбрать Жана Труссо. Возражений нет?

— Нет! — забасили мужские голоса.

— Ну, вот и отлично. Через час на этом месте! — повторил лавочник.

Толпа стала расходиться. «Ну, что ж, дракон. Мы уже идем», — с удовлетворением отметил Люше. Пока все шло по плану.

* * *

— Мама, их надо остановить! — взволновано проговорил Никос, видя деловито расползающихся по домам луговчан.

— Бесполезно, сынок. Их не остановишь. Слишком взрывоопасный коктейль изготовил коварный Гийом. Самый мощный древний инстинкт сохранения своего потомства даже ценой собственной жизни, смешанный с надеждой на быстрое обогащение. Люди слишком напуганы. Огоньки ненависти и алчности в их глазах уже пляшут танец смерти. Они никого слушать не будут. Возможно, твой отец и смог бы их остановить. Но его нет. А нам с тобой это не под силу.

— Но они убьют Добружа!

Хельга повернула голову в сторону Драконьей гряды. С минуту она вглядывалась в горные вершины, затем задумчиво произнесла:

— Не бойся за своего дракона, сынок. Ничего они ему не сделают. Он их прогонит. Поверь мне. Так будет… Я ведаю.

При этих словах ее зеленые глаза слегка затуманились. Никосу показалось, что холодный ветер северных фьордов пробежал у него по спине… Когда мама говорила так, то не ошибалась. Дверь в будущее для внучки скальда и ведуньи иногда приоткрывалась. «Только хорошо зная прошлое, можно с уверенностью заглядывать в будущее», — любила говорить Хельга и не ошибалась в предсказаниях.

Никос поверил. Стало несколько спокойнее.

— Да, но… Надо попытаться хотя бы предупредить его.

— Ты не успеешь вернуться. Люди увидят тебя у пещеры. Чего доброго, еще обвинят в том, что это ты пригласил дракона в наши края. Толпа непредсказуема и опасна. Я мать и боюсь за тебя. Ты не пойдешь туда.

Хельга присела, нежно положила ладони на виски сына, прижав непослушные кудряшки, и произнесла:

— Поверь, Никос, к вечеру все благополучно разрешится. Надо переждать.

— Но я…

— Это не предательство, сынок. Послушай меня. Сделай, как я прошу, и дракон оценит твою выдержку, хладнокровие и мудрость… А с Гийомом мы еще поквитаемся. Это я тебе говорю.

Никос, нехотя, кивнул. Мама взяла его за руку, и они побрели к дому. При этом паренек поминутно оглядывался на Драконью гряду, терзаемый сомнениями и тревожными ожиданиями.

* * *

Хельга знала, что на вечерней заре мужчины вернутся в Луговицы ни с чем. Поэтому приготовилась заранее поквитаться с Гийомом. По северному молчаливая и сдержанная она никогда не бросала слов на ветер. Не забывайте, чья она была внучка… Чаще за нее говорил пристальный взгляд из-под рыжей челки. И тогда казалось, что зеленое море что-то шепчет тебе на ухо, надо только прислушаться. Мужчины в этом море тонули, женщины бежали от него, как от огня. Только потомок эрейских мореходов не испугался. Горячий, но отходчивый Коста и молчаливая, скрывающая пыл за зелеными омутами Хельга были прекрасной парой и любили друг друга без памяти. Вместе пережили они и страшное горе — смерть детей. Горе от потерь сблизило их еще сильнее, а всю нерастраченную родительскую любовь они отдали Никосу. Их семейному счастью завидовали, кто тайно, а кто явно.

Это была не первая интрига Гийома. Его выступление бросало тень не только на семью Софиади. Подлая душа, он подверг жизни людей опасности, обещая золотые горы, хотя даже ребенку ясно, что в случае успеха лавочник все заграбастает себе, вспомнив про долги. Вам прощение долгов, а остальное мне. Как же наивны люди! Нет, этот мир не меняется. А как он ловко выдвинул Труссо на главное место. Мол, если что, с меня взятки гладки. Жан всем верховодил. Это была гнусная попытка сместить ее мужа, Косту, с должности старосты. При Софиади жили в нищете, а я всем долги простил. Теперь будем жить в достатке… Пора поставить Гийома не место!

Пред вечерней зарей Софиади вышли из дома и направились на площадь. На плече Хельга несла тяжелую серебристо-седую шкуру вожака волчьей стаи, принесенную Костой с луга у ручья. Никос послушно шел рядом. Он знал мамин замысел и полностью его одобрял. Он тоже мечтал поквитаться с Люше. Но на душе было тревожно от пока неизвестного исхода столкновения мужской половины Луговиц с Добружем. Вдруг мама все же ошиблась? И еще Никос волновался: ему предстояло говорить перед собранием взрослых людей! Но ради справедливости и дружбы он готов был на все.

Мама рассчитала все верно. Им недолго пришлось ждать на площади, где уже собрались женщины. Освободившись к вечеру от домашних дел, они пришли с детьми и ждали возвращения своих мужчин.

Через четверть часа незадачливые охотники за сокровищами появились на окраине. Понуро втягивались они в деревню, постепенно заполняя площадь. Их одежда дымилась. На многих лицах чернела копоть. У некоторых были ожоги. Жан Труссо, замыкавший вереницу горе-воинов, заработал новый шрам, красовавшийся на левой скуле.

Все было понятно без слов. Женщины запричитали и бросились к мужьям. К счастью, все были живы. Только к вдовцу Люше никто не кинулся на грудь. Он растерянно стоял в стороне, переминаясь с ноги на ногу. Когда же лавочник решил незаметно покинуть площадь, то встретился глазами с Хельгой, подошедшей к ревуну.

Бом-бом! — вновь разнесся над площадью голос колокола, прерывая на полуслове взволнованных луговчан. Гийом остановился, как вкопанный. Бежать было поздно. «Что еще удумала эта ведьма?» — мелькнула у него мысль. Все с недоумением повернули головы к Хельге.

— Женщины! Матери, жены, сестры и дочери! Вы видите, к чему привела очередная интрига Люше. Как только запахло золотом, он тут как тут. Ради наживы он пошел на обман. Мужчины! О чем вы думали, когда решили убить нашего защитника? Дракон никому не причинил зла. Наоборот! Он прогнал альпийских волков, когда они напали на отару, которую пас мой сын!

— Да, это так, — подтвердил Никос. — Дракон не тронул нас. Наоборот, защитил от волчьей стаи…

— Но что такое безопасность чьих-то овец? Что значат жизни луговчан, когда чужими руками можно захапать золото?! — продолжила Хельга. Народ зароптал.

— Она лжет!.. — попытался перехватить инициативу Гийом.

— Вот шкура, снятая моим мужем с вожака стаи! — с этими словами Хельга сбросила с плеча на землю волчью шкуру. Несколько пастухов подошли поближе, рассмотреть трофей.

— Да, это седой вожак стаи. Я его видел в прошлом году, — подтвердил старый Липпи. — Но, если ты все знала, почему не остановила нас? — выразил он общее недоумение.

— Ответь мне честно, мудрый Джузеппе, послушал бы ты женщину, советующую не рисковать жизнью, когда твоей семье угрожает опасность?.. А ты, многоопытный Жан, ответь мне, стал бы ты слушать женщину в таком важном вопросе, как охота? Тем более охота на дракона!.. И вы, остальные мужчины Луговиц, задайте себе вопрос: «Стали бы вы слушать женщину, пусть даже жену старосты, в таком важном вопросе, как возможное прощение долгов ваших семейств лавке Люше?».

Мужчины опустили очи долу и промолчали. Хельга продолжила:

— Я видела, что вас не остановить. Я ведала, что эта авантюра сорвется, но обойдется без человеческих жертв. К счастью, так оно и случилось. И теперь я хочу спросить вас, луговчане: кто, по-вашему, виновен в том, что вы, рискуя жизнью, пытались убить дракона, оказавшего всей деревне неоценимую услугу?! Кто подстрекал вас на это, обещая золотые горы? Кто разжег в ваших сердцах огонь алчности, опаливший теперь вашу кожу ожогами? И кто, по совести, должен оплатить лечение ваших шрамов и ожогов? Ответ на все эти вопросы один — Гийом Люше, который сиротливо жмется в сторонке! — Хельга ткнула в его сторону пальцем.

Возникла пауза. Все посмотрели на лавочника.

— Я хотел помочь людям, — прерывая молчание, хрипло выдавил из себя Люше.

— Ты хотел загрести сокровища дракона чужими руками!

— Я хотел помочь людям! — повторил громче Люше, переходя от обороны к атаке. — Мы хотели помочь! Эжен рисковал жизнью и здоровьем, просиживая часами в засаде у холодных камней, выслеживая дракона. Мы хотели опередить его. Не напал сегодня, нападет завтра! Я не верю в добрых драконов!

— А я не верю в добрых лавочников! — парировала Хельга. Люди засмеялись. Несмотря на это, торговец продолжил:

— Эжен рисковал здоровьем для вас. Мой сын серьезно болен! У него жар. Мальчик бредит… — глаза Гийома заблестели.

Народ притих.

— А вы… — Люше махнул рукой и, пользуясь всеобщим замешательством, покинул площадь.

Луговчане, негромко переговариваясь, стали расходиться по домам.

* * *

Наступил восьмой вечер с момента отъезда отца. Никос загонял овец в овчарню, когда на дороге из города, показалась целая процессия. Впереди на красивых лошадях ехало несколько всадников, за ними следовали три повозки и отряд пеших гвардейцев. Их шлемы, нагрудники и алебарды блестели в лучах заходящего солнца. С каждой минутой отряд приближался к околице.

— Эй, мальчик! — осадив белоснежного жеребца, окликнул его ехавший впереди всадник с длинными золотистыми волосами. — Это дом деревенского старосты?

— Да, — ответил удивленный Никос.

— А ты его сын?

— Да… Что-то случилось с папой? — заволновался мальчик. Он никак не мог понять, что такие важные люди забыли в их деревне. Возможно, что-то случилось с отцом, и они приехали рассказать об этом. Но тогда зачем столько народу? Достаточно было бы и одного вестового. Никос терялся в догадках.

— Не волнуйся, с ним все в порядке. Он вместе с нами вернулся домой, — улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами, всадник. Однако улыбнуться в ответ на радостное известие совсем не хотелось — холодные серо-стальные глаза незнакомца просто буравили собеседника.

Недоброе предчувствие всколыхнулось в мальчишеской груди.

— А где он?



— Во второй повозке, — небрежно мотнул головой назад рыцарь, и золотистые локоны заиграли на его плечах. — Да! Позволь представиться! Герцог Жером Алурийский, дядя нашего всемилостивейшего короля Бия V! А это, — герцог обернулся к подошедшему к ним от первой крытой повозки служителю церкви: — его преосвященство, епископ Липский Грегориус. Видишь, какие люди оказали честь Вашему семейству.

Никос был удивлен и встревожен. Особенно смущало его внимание соседей, которые, бросив все дела, с интересом разглядывали важных гостей. Мальчик покраснел и опустил голову.

— Ну-ну, не смущайся, — промолвил герцог и, наклонившись к Никосу, тихо добавил: — Послушай, мы привезли твоего отца домой и очень устали с дороги. Надеюсь, в благодарность ты позволишь доблестным рыцарям переночевать в вашем доме? О солдатах не беспокойся. Они расквартируются в деревне.

Никос окончательно растерялся, но тут раздались торопливые шаги. Он почувствовал, как на плечи легли теплые мамины руки, услышал её приветливый голос:

— Конечно! Милости просим в дом, Ваша светлость! Извините сына, он не привык к таким именитым гостям. Мы люди простые, так что не обессудьте, если что не так. Располагайтесь в доме, ужин скоро будет. Никос, напои лошадей.

Герцог с улыбкой выпрямился в седле, обернулся и махнул рукой солдатам. Золотистые локоны снова пошли волнами по его плечам и, словно повинуясь их игре, а не мановению руки герцога Алурийского, отряд пришел в движение, с довольным гамом расползаясь по деревне.

И в этот миг мальчик увидел отца. Сначала он его не узнал. Он просто увидел, как двое гвардейцев вытащили из второй повозки человека со связанными руками. На левой скуле его красовался лиловый кровоподтек, нижняя губа была разбита, а на воротнике рубахи бурыми пятнами запеклась кровь. Бедняга посмотрел на них. Мать почему-то до боли стиснула плечи Никоса, и только тут он понял, что избитый мужчина — его отец.

Один из гвардейцев подтолкнул старосту алебардой в спину, и повел к сараю.

Никос был потрясен. Казалось, он потерял дар речи. Мама тоже ничего не сказала. Она развернула сына и направила в сторону дома. Все вокруг двигалось, шумело. Солдаты, подгоняемые воеводой, переговаривались на бегу, тащили в дом сундуки, распрягали господских коней, набирали воду из колодца, не забывая подмигивать деревенским девушкам. В этой кутерьме мать и сын Софиади молча проследовали в дом. Сразу за порогом Хельга быстро заговорила:

— Это какое-то недоразумение, сынок. Ты не волнуйся. Папу обязательно отпустят. Главное — разобраться, что случилось. Я попытаюсь все узнать. Ты не встревай и лучше просто помалкивай, чтобы не сболтнуть лишнего, так как пока не ясно, в чем папу подозревают. А сейчас помоги мне накрыть на стол и сбегай к Виктору за молодым вином. После еды и выпивки даже у господ языки развязываются. Тогда и будем думать.

Никос смог только кивнуть. Мама погладила его по голове, поцеловала в макушку и сказала:

— Ну, за дело!

Работа в данный момент была единственным утешением. Мальчик принес воды и стал помогать накрывать на стол. Обязанности отвлекали от тяжелых мыслей, но перед глазами снова вставало лицо отца.

Когда Никос вернулся от Далонье с полным кувшином лучшего вина, трапеза была уже в самом разгаре. За столом вместе с герцогом и епископом восседали воевода и несколько рыцарей. Прислуживали юные оруженосцы — чуть постарше Никоса. Кубки с вином все чаще стучали друг о друга. Пили во славу и за здоровье короля Бия V, за мудрость и щедрость монсеньера герцога Жерома Алурийского, за силу и опыт воеводы Тревора Тордье, за смелость и разные подвиги присутствующих рыцарей — Бриссона, Жуаеза, Фуко и Шервиля, а также, за успех предстоящего похода. И хотя языки у компании давно развязались, а у некоторых рыцарей уже изрядно заплетались, о характере и цели похода ничего сказано не было. Или, возможно, за стуком посуды в многоголосом шуме Никос просто не разобрал нужных слов.

— Сынок, сбегай в сарай и отнеси солдатам поесть и выпить, — сказала Хельга, вручая корзину и кувшин Никосу. И, заметив, как при этих словах герцог бросил в их сторону строгий, но уже хмельной взгляд, добавила громче: — И возвращайся поскорей. Еще дел невпроворот.

Никос посмотрел маме в глаза и понял ее замысел. Он улыбнулся, кивнул и быстро скрылся за дверью.

Перед дверью сарая дежурили два гвардейца. Никос заметил, как тоскливо они вытягивают носы в сторону дома, как жадно и напряженно прислушиваются к шуму трапезы, непроизвольно облизываясь и глотая слюну.

— Мама велела угостить вас, — робко сказал им мальчик, подойдя ближе.

— А вот это дело, сынок! — радостно пророкотал дородный краснолицый стражник, тот, что был постарше, и обратился к напарнику: — Эмиль, слушай сюда. Был приказ охранять старосту, а не сарай. Староста внутри, под крышей и в тепле. Значит и мы должны быть рядом с ним, не спускать с него глаз, а не мерзнуть на дворе на голодный желудок, черт меня подери! За домом под навесом я приметил небольшой стол с инструментами. Предлагаю оставить инструменты под навесом, а стол перенести сюда.

— И то верно! У меня во рту пересохло, и живот крутит с голоду. Все по домам, а мы, как собаки, на улице. Надо все сделать по-людски, — откликнулся в сердцах Эмиль и, принимая корзину и кувшин у Никоса, добавил: — Спасибо тебе и твоей маме, мальчик.

Затем стражники отправились под навес за столом, на котором отец обычно занимался мелкими столярными работами по хозяйству. Никос осторожно заглянул в сарай и у дальней стены увидел связанного отца. Их глаза встретились. Мальчик не успел и слова сказать, как послышались голоса возвращавшихся гвардейцев.

— Жак, а ты уверен, что герцог не накажет нас за это? — засомневался Эмиль.

— За что?! Мы четко выполняли указания и всю ночь не спускали глаз с арестованного, сидя с ним рядом. Уф… А потом, если и возникнут проблемы, его преосвященство возьмет нас под защиту. Зря мы, что ли, возимся с его деревяшками в повозке? Не-ет, он нас в обиду не даст… Да под ноги смотри, чтоб тебя!

Кряхтя под тяжестью верстака, стражники скрылись в сарае. Оставшись у приоткрытой двери, Никос уже через минуту услышал, как солдаты стали разливать вино по кружкам…

* * *

Еще три раза бегал Никос к Далонье за вином и в сарай, угощая солдат. Однако стражники розовели, добрели, краснели, но никак не хотели засыпать. Герцог и епископ уже давно уснули в родительской спальне, богатырски храпел на овечьих шкурах у входа суровый воевода, рядом блаженно сопели рыцари, а гвардейцы все продолжали нести службу. Они улыбались пареньку, шутили заплетающимися языками, но подойти к отцу, по-прежнему, не было никакой возможности. Когда расстроенный Никос вернулся домой, Хельга поняла все без слов.

— Этих вояк не взять без военной хитрости, — сосредоточенно сказала она и, порывшись на полках, высыпала в последний кувшин порошок из черного мешочка. Добавив сахара и перемешав содержимое, она вручила кувшин сыну. Затем присела на колени и добавила шепотом: — Слушай меня внимательно, Никос. Здесь снотворное. Обязательно дождись, когда они уснут. Ты должен переговорить с отцом. Будь осторожен и не шуми. Ну, да ты лучше меня знаешь, как это сделать. Посоветуйся с отцом. Слушай его внимательно, твой отец самый умный. Передашь мне все слово в слово. Вместе мы обязательно что-нибудь придумаем. — Она поцеловала его в голову и перекрестила. — Ну, с Богом, сынок.

Никогда Никос не видел ее такой решительной. Пожалуй, только на беспорядок, царивший обычно в его углу, она набрасывалась с таким же выражением лица.

— Не волнуйся, мам. Я все понял, — сказал он и вышел во двор.

— О, а вот и наш, ик… виночерпий!!! — радостно заорал старший стражник, как только мальчик перешагнул порог. — А мы… уф, мы уже жаж-… жажда-… тьфу, за-жда-лись, — наконец произнес он по слогам. — Вот.

— Угощайтесь, — Никос поставил тяжелый кувшин на стол.

— Это уж всенепременно. За нами не станет… — пыхтел Жак, разливая вино по кружкам. Эмиль уже полулежал на столе. Он подпирал взъерошенную голову и смотрел на поставленную ему кружку мутным взглядом.

— О, да это вино лучше прежнего! Какого черта нас поили до этого кислой бурдой?! — загромыхал Жак.

— Господа уже спят. С их стола немного осталось. Мама решила вас угостить, — нашелся Никос.

— Хорошая у тебя мама. Это она правильно решила. От господ не убудет. Они то, небось, каждый день такое вино пьют! Хо-хо!.. Эй, Эмиль, хватит спать! Не спать!!! — затряс своего напарника старший стражник. — Ты забыл? А ну, отвечай, в чем наша служба?.. За что нам платит герцог? За охрану!.. А ну не спи! На, лучше выпей этого вина. Клянусь, лучшего ты еще не пил в своей жизни. Это говорю тебе я, Жак Леро!

Эмиль скривил лицо и попытался отодвинуть кружку.

— Э, нет, дружок, так не пойдет. А ну, пей! — Леро стукнул кулаком по столу. Затем схватил Эмиля за чуб и дружески затряс: — Пойми, дурень, завтра господа проснутся, и это вино пойдет им на опохмел. Нельзя упускать такой… ик, случай!

Эмиль нехотя взял кружку, выпил залпом и, почти сразу, уронил голову на руки.

— Вот так! Молодец! Уважаю, — басил Жак.

— Хры… хры… — ответил Эмиль ему храпом.

— А, слабак, — презрительно махнул рукой Леро, налил и осушил новую кружку.

— Да-а, забористое винишко! — крякнул он. Затем тяжело вздохнул и огляделся. Потеряв аудиторию в лице уснувшего Эмиля, Жак решил обратиться к Никосу. — Слушай, мальчик… Ты знаешь, кто при дворе главный? Думаешь герцог?.. Или этот, как его… его преосвященство? Во!.. — стражник показал смачный кукиш.

— Не-е-ет, — он покачал головой. Затем, многозначительно подняв указательный палец и ненадолго задумавшись, ткнул себя в грудь. — Вот! Я… Да… Я самый главный. Я… Мы!.. Стража! Мы решаем, кого пустить в замок, а кого нет. Мы охраняем и бережем… Ох, какое пьяное у вас вино… Фу… Да-а!.. Надо же, как ударило по ногам… Эх, — с этими словами пьяный служака сел на кипу сена, лежавшую в углу и блаженно вытянул ноги, уставившись в одну, только ему известную точку.

Так прошло несколько минут. Никос боялся пошевелиться, чтобы не вызвать всплеск новой активности «самой главной» при дворе персоны. Леро уже начал клевать носом, но внезапно вскинулся, заметил Никоса и вновь заговорил громко, но еще менее членораздельно:

— А дракон?!.. Кто будет охранять вас… нас… всех… У? Ведь мы же…. Когда он… Тогда у-у-у, что будет… Но я… Ты не бойся… Его преосвященство… Мы все… И тогда, эх…, — Леро не смог договорить. Он завалился на сено, отвернувшись головой к стене. Еще какое-то время он что-то бурчал, но теперь совсем неразборчиво. Наконец он замолк, и через минуту раздался оглушительный храп. Никос даже испугался, не проснется ли Эмиль. Однако прошла минута, другая, а оба стражника продолжали дрыхнуть. Только тогда Никос начал осторожно пробираться к отцу.

* * *

— Подойди поближе, Никос, — прошептал отец и, видя, как сын в нерешительности топчется на месте, с опаской поглядывая на стражников, добавил: — Зря не шуми, но особенно не беспокойся. Вы их так напоили, что спать до первых петухов они будут как убитые, — староста попытался улыбнуться, но тут же поморщился от боли в разбитой губе. Сердце Никоса защемило. Он подошел ближе и положил руку на кудрявую голову отца:

— За что они тебя так?

— А ты не догадываешься?

Никос отрицательно покачал головой.

— Из-за медальона, сынок, из-за медальона, будь он неладен. Я как чувствовал, что нельзя было брать его. Ты не должен был принимать столь дорогой подарок от своего дракона. А я не должен был продавать его…

— Но ведь это был подарок в знак дружбы, — начал оправдываться Никос.

— Помню. Знаю и верю тебе. Но, все равно, надо было выбросить его… Да-а… — заметив переживания сына, староста продолжил: — Ты не виноват. Ты поступил как настоящий друг, приняв подарок, и как послушный сын, отдав его мне. Это моя вина. Захотел убить двух зайцев: от медальона избавиться и деньгами разжиться. Бес попутал. Запомни, сынок, не заработанное богатство счастья не приносит. Всех воров рано или поздно ждет тюрьма, виселица, неизлечимая болезнь или потеря близких. Награда, полученная даром, портит людей.

— Но мы же не воры. И получил я медальон не даром, а в знак благодарности, — продолжал оправдываться Никос.

— Да, конечно, в какой-то степени ты его заслужил. Но за дружбу не расплачиваются золотом! За дружбу платят дружбой. Твой дракон не человек. Он всю жизнь провел в пещере с сокровищами, многого не знает и не понимает в людях. Да и как медальон попал к нему? Он ведь его тоже не заработал… Эх, надо было прислушаться к своему сердцу, поверить интуиции. Я же предчувствовал несчастье… Но что теперь говорить об этом? Сейчас самое время подумать, что делать дальше. Послушай, эти ребята, — отец кивнул головой в сторону спящей охраны, — настроены решительно. Оказывается, медальон когда-то принадлежал самому королю Бию IV. Много лет назад его отряд бесследно исчез среди скал Драконьей гряды, по всей видимости, в пещере твоего друга. От него королевский медальон попал к тебе, от тебя ко мне, а я продал его на рынке в городе. Но вот беда. Уж очень хорош оказался медальон. Многие знатные люди заинтересовались им. И присмотревшись, узнали королевский вензель. А откуда у селянина королевский медальон?! Схватили. Позвали стражу. Отвели во дворец… Бросили в темницу… Стали допытываться: что, да как. Откуда медальон?

— Они тебя били?

Коста хмыкнул:

— Не бойся, твой отец еще крепкий. Да и не о синяках и ссадинах надо сейчас беспокоиться… Видишь ли, сынок, на самом деле половина истории им была известна. Они знали район, в котором пропал отряд короля. Знали, что отправлялся отряд на поиски пещеры дракона. Никто из того похода не вернулся. А этот злосчастный медальон король всегда носил на груди. Меня сразу приперли к стенке. Их интересовало, где и как я получил этот медальон. Герцог — брат погибшего короля и его преосвященство из кожи лезли вон, чтобы узнать правду. То угрожали, то обещали золотые горы, то били…

— Герцог и епископ?! — возмутился мальчик.

— Ну, не сами, конечно. Чтобы они так унижались? Нет, ни за что. Деревенский староста им не ровня. Станут они руки марать о какого-то простолюдина. На это есть и другие мастера… В общем, пока они меня били, я думал. И время подумать у меня было предостаточно… Золото! Их интересовало золото. Король искал пещеру дракона, надеясь найти сокровища и поправить дела королевства, пошатнувшиеся после длительной войны с Байским княжеством. Герцог и епископ думают о том же. Спустя много лет медальон давал им ниточку, по которой они надеялись дойти до сокровищ. С моей помощью, разумеется. Но в том то и дело, что сказать им правду я не мог. Этим я отдал бы в их руки тебя. Я еще не совсем выжил из ума, чтобы добровольно выдать алчным чудовищам своего сына. Я это понял по их глазам. За золото они уничтожат кого угодно. Даже дракона, не то, что человека.

— Что же ты им сказал?

— Сказал, что медальон нашел я.

— Как?!

— А что такого? Искал ягненка, унесенного орлом в горы. Случайно нашел медальон. Редкая удача. Сам не поверил. Решил продать. Поехал в город и попал к ним.

— То есть про Добружа и его пещеру с сокровищами ты не говорил?

— Тогда бы я предал твоего друга. Он хоть и дракон, но он твой друг. Я ведь правильно понял?

— Да, конечно. А они поверили?

— Не уверен. Они очень подозрительны. В любом случае выбора у них не было. И вот мы здесь. На днях они потащат меня в горы, чтобы я указал им место находки. Герцог надеется, что где-то поблизости они найдут и пещеру… Какое место им показать, ума не приложу! Они ведь не успокоятся, пока не найдут сокровища. Ох, чувствую, долго меня будут таскать по горам, пока со злости, поняв, что я вожу их за нос, не сбросят в какую-нибудь пропасть.

— Не волнуйся, пап. Этого не будет. Все еще проще и хуже, чем ты думаешь.

Коста удивленно вскинул брови и приготовился слушать, внутренне насторожившись.

— Пока тебя не было, многое изменилось, — продолжил Никос. — Ты не знаешь последних новостей. Каким-то образом проклятый Гийом прознал не только о драконе, но и о его пещере. Более того, он почти точно знал, где она находится. Судя по всему, разыскал пещеру его сын, Эжен, потому что накануне он сильно простудился, наверное, в горах, выслеживая Добружа.

— И что? — напряженно спросил отец.

— Гийом подбил остальных идти к пещере за сокровищами. Добруж, конечно, напустил на них страху: бежали они до Луговиц без остановки и не оглядываясь. Но про дракона и пещеру теперь знают все. Так что искать пещеру герцогу не придется.

— Да-а-а…, — протянул Коста, обдумывая сложившуюся ситуацию. — Нам-то это на руку, — медленно проговорил он, — мы им теперь не нужны, но другу твоему теперь придется туго… — Внезапно отец оживился: — Слушай, Никос, герцога и его людей интересуют только сокровища. Сам дракон без сокровищ им не нужен. Они будут рады радешеньки, если удастся забрать богатства без столкновения с крылатым монстром. Поговори со своим другом. Пусть спрячется на несколько дней. А когда они уйдут, никто про него и не вспомнит. Кому нужен дракон без сокровищ? Пожалуй, только тебе. Сокровища без дракона — да! А дракон без сокровищ — нет, никому не нужен. Его никто не станет беспокоить, он сможет спокойно жить, радоваться жизни и дружить с тобой.

— Хм. Пожалуй ты прав, — повеселел Никос.

— Ты должен предупредить друга. Но сначала успокой маму. Пусть за меня не волнуется. Утром к герцогу наверняка прибежит Гийом и расскажет о пещере. Я стану не нужен, и меня отпустят. А ты беги затем к дракону. У тебя еще останется три часа, к рассвету успеешь вернуться.

— Хорошо, я все сделаю, не беспокойся.

— Да я и не волнуюсь теперь. Вот увидел тебя, поговорил с тобой. Мне теперь хорошо и спокойно. Почти спокойно. Конечно, ситуация не из приятных, но теперь, когда вы с мамой рядом, мне много лучше. Там в городе, Никос, я в первую очередь волновался за вас и боялся, что больше вас не увижу. А теперь мне хорошо-о.

— Я… Мы тоже по тебе скучали и очень волновались.

— Я знал. В хорошей семье так и должно быть… Ну, давай обнимемся, и беги к маме…

Никос обнял отца, руки которого были связаны. Они поцеловались.

— И последнее, сынок. Постарайся уйти незамеченным и вернуться к рассвету. Надеюсь, что герцог и его люди после попойки будут спать долго, — Коста с ухмылкой глянул на храпящих стражников. — Но если ты опоздаешь, герцог заподозрит неладное. Он никому не верит, даже его преосвященству. А если это случится, то… Об этом даже лучше не думать. Помни, от тебя сейчас зависит жизнь твоего друга и… и наши… С тяжелым сердцем отпускаю тебя. Будь осторожен. Ночью в горах очень опасно! Я бы не отпустил тебя, — Никос удивленно вскинул брови. — В конце концов, спокойствие семьи для меня дороже, чем жизнь самого распрекрасного дракона. Но… — Коста повысил голос, предупреждая возможные возражения сына, — я знаю, знаю!.. Ты все равно бы убежал предупредить друга. Наверное, мы тебя слишком правильно воспитали, — отец тяжко вздохнул и продолжил. — Повторяю, будь осторожен. Возьми фонарь, но зажигай его только за околицей. Поторапливайся, но внимательно смотри под ноги. И еще, возьми у мамы мой нож, — при этих словах глаза мальчика заблестели. — Скажешь, что я разрешил.

Никос кивнул.

— Ну, вот теперь, кажется, все. Беги, сынок.

* * *

Мама не спала. Она встретила Никоса в сенях, так как в доме ночевали герцог и его ближайшее окружение. Разговаривать там было опасно.

— Ну, рассказывай, — шепотом велела Хельга.

Молча выслушала она торопливый рассказ сына. Только в конце спросила:

— Как папа?

— Он молодцом, — успокоил ее Никос. Глаза у мамы потеплели и, спеша воспользоваться моментом, мальчик тут же передал последнее поручение отца, многозначительно добавив в конце: — Папа разрешил.

Даже в ночном полумраке было заметно, как потемнели глаза матери. С минуту она внимательно смотрела на сына. Мало кто выдерживал ее буравящий взгляд. Непонятным образом она всегда угадывала, говорят ли ей правду или обманывают.

Побаивались ее соседки, называя, кто «колдуньей», кто «вещей Хельгой». Поэтому Никос никогда не врал матери. В крайнем случае, мог промолчать.

— Сынок, ты повзрослел, — наконец с нежной грустью сказала Хельга и погладила сына по голове. Молча принесла она масляный фонарь, отцовский нож, флягу с водой и теплую куртку. Затем помогла Никосу собраться в дорогу, поцеловала и совсем по-будничному строго шепнула:

— К завтраку не опаздывай.

* * *

В эту ночь полноликая луна не пряталась стыдливо за тучи. Серебристый свет ярко освещал дорогу. До околицы удалось добраться быстро и без приключений. Чтобы зря не тратить время и драгоценное масло, зажигать фонарь Никос не стал и побежал дальше через луг. И только перебравшись через ручей и почувствовав первые камни под ногами, зажег фонарь.

В горах продвижение замедлилось, слишком велик был риск оступиться. Выступ гордецов отбрасывал мрачные и причудливые тени. Казалось, за каждым камнем таится неизвестность и поджидает опасность. Одной рукой держа фонарь, второй Никос ухватился за рукоять ножа, заткнутого за пояс. В какой-то момент показалось, что мозолистая отцовская рука, не так давно всей тяжестью ложившаяся на рукоять, сжимает твою руку, поддерживая в трудный час.

Ох, нелегкое это испытание — бороться с ночными страхами, когда реальность ограничена светом фонаря. Там, за невидимой преградой, за которую не пробивается его луч, действительность искажается фантазией. Любая тень, шорох, звук падающего камня или крик ночной птицы леденят душу. Сердце срывается в пропасть, замирает, и, когда кажется, что от страха оно уже не будет биться никогда, внезапно подскакивает к горлу, пытаясь вырваться наружу. Липкий ужас вползает за воротник и, волосы на голове встают дыбом от ожидания прикосновения того, кто все время прячется за спиной. Он уже давно крадется за тобой. Ты слышишь мягкие вторящие твоей походке шаги. Останавливаешься, замираешь на месте, ожидая услышать запоздалый шажок или хотя бы шорох. Но мертвая тишина вокруг. Мертвая… Тишина до боли давит на уши. Понимаешь, что ты здесь, вдали от дома, от людей совсем один, маленький, беззащитный. И если что случится, никто не придет на помощь… Эта мысль толкает тебя вперед. Возобновляешь движение, подгоняемый новым страхом, но опять слышишь шаги за спиной. Дыхание учащается. Лоб покрывается испариной. Пальцы, сжимающие рукоять ножа, немеют от напряжения… Шаги все ближе. Вот сейчас, сейчас он положит свою тяжелую руку на твое дрожащее плечо и… Ты выхватываешь нож из-за пояса и стремительно оборачиваешься, но лезвие рассекает пустоту. Подслеповато щурясь в свете высоко поднятого фонаря, вглядываешься в темноту. Но тщетно. Никого. Неужели он все же успел отскочить назад, растворясь во мраке, недосягаемом для фонаря? Или спрятался за камнем? Да, так и есть. Вон двигается тень. Осторожно начинаешь подходить к камню, обходишь его, и только тут понимаешь, что тень меняла форму от твоего же фонаря. Вновь пару минут напряженно слушаешь звенящую тишину, затем продолжаешь путь. И вот, когда почти готов посмеяться над своими страхами, внезапный шорох бьет наотмашь по ушам, а съежившийся уже было холодок под ложечкой мгновенно вырастает в безразмерный ужас и душит тебя, перехватив горло ледяным спазмом. В панике начинаешь кружиться на месте, пытаясь зацепиться хотя бы краем глаза за преследователя. Но он неуловим, всегда опережая тебя. Он сильнее тебя! Нет, он всесилен!!! Он уже подчинил твой разум и управляет тобой.

Остатками рушащегося сознания понимаешь, что этот кошмар вечен. Ты никогда не сможешь посмотреть себе между лопаток, не свернув шею. Ты бессилен что-либо сделать. Тебе никогда не одолеть этот захребетный ужас, не сбросить Захребетника…

«Захребетник!» — вспомнил Никос рассказ отца.

* * *

«Пять лет назад у Вийома Кабасаса пропала корова. Днем паслась на лугу, а вечером ее уже не было. Всполошился, засуетился Вийом. Еще бы! Кормилицы нету. Чем поить детей? На что жить? И хоть дело было к вечеру, тут же отправился на поиски. За час обежал всю деревню — может, к соседям прибилась, приблудная? Еще три часа искал на соседних лугах — может, выбирала траву посочнее и увлеклась? Ни коровы, ни ее следов. И только ближе к ночи у камней за ручьем нашел Вийом колокольчик своей коровы и рядом оборвавшуюся веревку. По всему выходило, что в горы подалась рогатая.

Что ее туда потащило, никто ума приложить не мог. Но делать нечего. Мигом обернулся Вийом до деревни и обратно за фонарем с ножом и, на заходе солнца уже шагал в горы, торопясь, пока не съели кормилицу волки, пока не оступилась она на горной тропе…

Два дня Кабасас не возвращался. На третий луговчане засобирались на поиски пропавшего. Решили разбиться на две группы. Я, как староста, возглавил первую. Со мной пошли семь луговчан: самый старший из пастухов, мудрый Джузеппе Липпи, его сыновья — близнецы Паоло и Пьетро, сыровар Федерико Броди со свои юным работником Антуаном, охотник Жан Труссо и винодел Виктор Далонье.

Два дня искали безрезультатно. И только к середине третьего увидели Вийома на краю Овечьего обрыва. Он исхудал. Глаза на небритом лице безумно блестели. На покусанных губах выступала розовая пена. Рубашка на спине была порвана. Кожа на шее под волосами и ниже — на спине между лопаток была расцарапана в кровь. Не останавливаясь, он крутился на месте, заламывая руки за голову и выкрикивая что-то нечленораздельное.

— Был пропавший, стал пропащий… Эх, — вздохнул старый Джузеппе и покачал головой.

— Что это с ним? — спросил Антуан, самый юный в группе.

— Захребетник.

— Что?!

— Не что, а кто! Захребетник оседлал его. Теперь дело конченное. Он не отпустит Вийома.

— Да о ком вы говорите? Я никого не вижу!

— И не увидишь. Никто никогда его не видел и не увидит… Но он есть.

— Да с чего вы взяли?! — изумлялся Антуан.

— Глаза разуй и посмотри на Вийома! — Джузеппе начинал сердиться.

Бедняга продолжал с визгом вертеться волчком, полосуя ногтями кожу на загривке. Казалось, он пытался снять кого-то невидимого, сидящего на спине, но никак не мог дотянуться.

— Неужели ему нельзя никак помочь? — пробормотал потрясенный Антуан. Ему хотелось прервать безумный танец, вывести несчастного из этого состояния, вернуть к жизни.

— Эй, Вийом! Это я, Антуан! Мы здесь!!! — закричал юноша и замахал руками.

Кабасас вздрогнул всем телом, как от прикосновения, неловко повернулся, испуганно оглядываясь на крик, и оступился. Еще несколько секунд он балансировал на краю обрыва, пытаясь удержать равновесие, но затем сорвался в пропасть. Казалось, что в последнюю секунду он улыбнулся.

— Как… Как глупо… Чего он испугался? — подавленно пролепетал Антуан.

— Думаешь, это он со страху? — съязвил сварливый Федерико.

— Со страху или нет, мы уже не узнаем, — отрубил Джузеппе, стрельнув глазами в Федерико. — Но я знаю одно: если тебя одолел Захребетник, убить его можно только вместе с собой.

— Значит, он победил свой страх? — попытался уточнить юноша.

Все промолчали»…


— Запомни, сынок, — подводя итог, молвил Коста. — Никакого Захребетника нет. Есть только страх. Простой страх, рожденный человеческой фантазией. Вийом конечно трусом не был, но и особой храбростью никогда не выделялся. А тут еще из-за пропажи коровы был немного не в себе. Очень уж он боялся потерять корову. А ночью, в одиночестве все его страхи и повылазили… Зря он так торопился. Надо было соседей с собой позвать. Никто не отказал бы. В компании такие вещи никогда не случаются.

— Значит ночью одному в горы ходить нельзя?

— Ну почему же? Смелому, уверенному в себе человеку дорога всегда и везде открыта. А вот с трусливым сердцем ночью в горы в одиночку ходить нельзя. Пропадешь…

Никос задумался. Посмотрев на сына, Коста трактовал это по-своему:

— Ну, чего загрустил? Не бойся. Ты же у меня смелый мальчик. Тебе встреча с Захребетником не грозит, — отец рассмеялся и взъерошил шевелюру сына…


…Легкий ветерок взлохматил волосы, будто пальцы отцовской руки гребнем прошлись по голове, причесывая мысли. «Ты смелый. Встреча с Захребетником тебе не грозит», — всплыли в памяти слова отца. Как за спасательный круг ухватился за них Никос, отдышался, приходя в себя. «Я не струшу. Я помню, зачем я здесь. Надо мной светит луна. В руках у меня фонарь и нож. Вокруг меня только камни и они не живые. Мне некогда отвлекаться на ночные страхи, ведь я должен предупредить друга и успеть домой до рассвета. От этого зависит судьба родителей».

Эти мысли помогли. Хлебнув воды из фляги, Никос продолжил путь. Теперь, оставив Овечий обрыв позади, он успокоился и больше всего боялся сбиться с пути, заплутать в горных тропах среди таких одинаковых каменных глыб. Он никогда не был здесь ночью. Даже днем его удивляло, как Добруж легко ориентируется в горах. Мужественно преодолевая страх, сомнения и усталость, Никос продолжал идти вперед. Прошло уже более часа и, надо было торопиться. Скоро, скоро полоска неба на востоке начнет светлеть. А ведь надо еще успеть обратно! Он утроил усилия, продолжая карабкаться по камням. Не обращать внимания на расцарапанные коленки… Забыть про усталость в ногах… Он должен успеть!.. Он не может подвести родителей и своего друга… Еще немного… Еще… Ох, как же тяжел этот фонарь! Без него, конечно, нельзя, но к концу пути он стал просто неподъемным. И как же трудно взбираться по камням, когда одна из рук занята… Уф!..

…Знакомый поворот. Кажется это то место. Да, точно. Вон Скала одиночества, а вот пещера! Скорее туда.

Почти падая от усталости, мальчик ввалился в пещеру и повис на шее дракона.

* * *

— Никос?! — от удивления дракон сразу проснулся. — Ты?! Среди ночи! Что случилось?

— Добруж, миленький! Ты жив! Я так волновался, когда наши горе-вояки луговчане, подстрекаемые лавочником, решили убить тебя и отобрать сокровища. Прости, но я не смог тебя предупредить. Не успел… Да и мама не отпустила. Извини…

— Что ты, что ты, Никос! У меня и в мыслях не было на тебя сердиться. Я сам виноват. Не надо было так близко подлетать к деревне. Наверняка кто-то заметил такую крупную птичку, как я, и испугался. А когда люди напуганы, они на все способны.

— Да, теперь я знаю. Ты оказался прав, многие взрослые неискренние. Наш лавочник Люше всех напугал, а потом наобещал золотые горы.

— Знакомая история…

— У лавочника и его сына подлость в крови. Это его сын выследил тебя и указал всем дорогу. Но, поверь, Добруж, не все люди такие!

— Я знаю, малыш, знаю, — сказал дракон и грустно улыбнулся, покачав головой. — Теперь ведь я знаю тебя.

— Мама не пустила меня, потому что знала, что ты их прогонишь. Сказала, что ты и без меня справишься.

— Ну, на самом деле без тебя было трудновато… — Добруж хитро подмигнул мальчику. — Шучу! Твоя мама поступила очень мудро. Мне даже биться с ними не пришлось! Стоило пару раз дыхнуть огнем, как они побежали по склону к деревне быстрее наших серых друзей. Один только с арбалетом пытался в меня выстрелить. Пришлось придать ему ускорения… Кажется, я задел его крылом. А остальных я не тронул даже. Поверь мне, Никос, с волками было намного труднее.

— Да, я видел какими растерянными и подавленными они возвращались в деревню. Мне их было даже жалко… Мама рассказала всем, что это ты прогнал альпийских волков. Так что, наши к тебе больше не сунутся. Они рады радешеньки, что от тебя унесли ноги не только они, но и альпийские волки. Но это еще не все… Времени мало, так что слушай меня внимательно и не перебивай. В деревню явился регент — герцог Жером Алурийский с солдатами. Помнишь, я говорил, что отец решил продать подаренный тобой медальон и уехал в город? — дракон утвердительно кивнул. — Так вот, там его схватили. Оказалось, что медальон королевский. Думаю, что в углу пещеры под камнями находится тело самого короля. Помнишь, именно там я и нашел медальон.



— Да, да. Припоминаю.

Загрузка...