Открыв глаз, способный видеть, я убедилась, что все еще остаюсь Милдред и лежу на кровати в целительской.
А над этой кроватью стоит неприятный тип. Пожилой мужчина, на голове топорщится колючий ежик жестких волос, каштановых с проседью. Глаза водянистые, навыкате. Густая каштановая с сединой наполовину борода закрывает большую часть лица, спускается на грудь. Впалую и тощую. И весь он худосочный, но, кажется, жилистый. Рукава рубашки из грубого полотна закатаны до локтей, открывая загорелые и словно оплетеные корнями деревьев, руки.
– Шарахалась по лесу, зверей распугала, охоту королю испортила. А тебя между прочим жених такой видный дожидался. Захочет ли взять теперь?
– Кто вы, любезный? – в целительскую зашла Славия, с удивлением уставилась на посетителя. Значит, они незнакомы.
– Я опекун этой неблагодарной твари! – он выкатил глаза еще сильнее, кажется вот-вот они вывалятся.
Хорошенький у Милдред приемный отец. Почему она только сейчас в лес сбежала?
– Как вы вообще проникли на территорию владений короля? – продолжила возмущаться Славия.
– У меня тут свои люди! – заносчиво выпалил суконщик. – С чего я каждой бабе должен буду отчитываться!
– Каждой бабе? Потрудитесь извиниться!
Славия подняла правую руку, в которой блеснуло что-то похожее на круглое карманное зеркальце, наставила на грубияна.
Это возымело неожиданный эффект. Хам попятился назад, чуть не врезавшись в мою кровать и выставив вперед руки.
– Извиняюсь, извиняюсь, – бормотал он примирительно, – грех попутал, не видел, с кем разговариваю. Охранник тут на воротах – сосед мой. Он и впустил, я сказал что приблудная моя здесь содержится. Он быстро понял, о ком я.
Славия спрятала “зеркальце” в карман. Интересно, что это за штука, которая навела ужас на такого отъявленного наглеца?
– Так заберу я дочурку-то свою? – залебезил суконщик.
– Как вас зовут? – спросила Славия.
– Валекс Сим, – поспешно ответил мужчина, – я тут с оказией был, сукно завозил в цех, что рядом. Ну и про Милли мне сказали. Мне потом несподручно за ней тащиться.
– Сможете ли вы оказать надлежащий уход за девушкой? – Славия строго посмотрела на Сима.
– Надлежащий для нее и окажу, как иначе, – закивал пройдоха.
– Милдред, – обратилась ко мне знахарка, – господин Валекс – твой опекун, он имеет право забрать тебя отсюда.
Я могла только кивнуть.
– Есть ли у вас какой-нибудь транспорт? Бедняжка с трудом может стоять.
– На телеге свезу, она как раз освободилась после сукна.
– И еще, – Славия вздохнула, – девочка ударилась головой и почти полностью лишилась памяти.
– Невелика потеря, – пробормотал Сим, – было бы ей, что помнить.
Мне пришлось вставать и добираться до повозки вниз по лестнице. Это оказалось тяжело, меня мотало из стороны в сторону. Славия велела Валексу помочь мне, и тот послушался, но я понимала, что лишь из страха. Сама я боялась подумать, что ждет меня, когда мы останемся одни с этим наглецом и грубияном.
Целительская оказалась двухэтажным чистеньким зданием, снаружи выглядело как круглая башенка с острой крышей. Но больше всего меня поразил вид, который открылся, когда я оказалась на улице. Да, здесь была весна, я вчера не ошиблась. А еще мы стояли неподалеку от настоящего замка. Или дворца. Красивого, немного мрачноватого, в готическом стиле. Просто огромного. У каждого из входов в это великолепие стояла грозная охрана.
Здесь, стало быть, живет тот самый король Арчибальд, на чьей охоте я стала нежданной добычей. Мы с Валексом вышли из ворот, и когда за нами закрылись тяжелые створки, напускная приветливость с него слетела напрочь.
– Давай в телегу, тупая девчонка, – мужчина толкнул меня в спину так, что я упала на колени, прямо в лужу. На мне было надето длинное больничное платье из плотной коричневой ткани, при падении оно только намокло, но не порвалось.
Сим схватил меня за волосы, поднимая. Я почувствовала, как сползает с головы повязка. За что такая жестокость? Что же натворила Милдред? Впрочем, ничто не может оправдать насилия.
– Пошевеливайся, бестолковая.
Он запихнул меня в телегу с невысоким брезентовым пологом. На улице было свежо и в платье, тем более, сыром, стало холодно. Но я боялась жаловаться. Того и гляди, этот тип меня еще и поколотит.
Телега тряслась на ухабах, дороги в этом мире были уж точно не асфальтированными. Болела покалеченная голова, ушибленные при падении ноги… да кажется, вообще все болело, включая бедную мою душу.
И это мне мои страдания из-за вероломства Федора казались невыносимыми? Что же ждет меня сейчас? Я юная, беззащитная, бесправная. Во власти бездушного опекуна, который искал, как выгоднее меня пристроить и теперь, похоже,его план провалился. Потому что кому он сможет сбыть невесту без приданого, которую неделю где-то носило? И я ведь даже сама не знаю, где.
Повозка остановилась и меня грубо выволокли из нее. Чуть ли не пинками доволокли до серой неприглядной лачуги, втолкнули внутрь. Я успела схватиться за какую-то утварь, стоявшую прямо у двери.
– Дайна, смотри, кого я нашел! – заорал опекун.
Из глубины бедно обставленной, но чистой комнаты вышла заморенного вида женщина средних лет с усталыми глазами.
– Нагулялась, негодница? – сказала она осуждающе. И я поняла, что сочувствия от жены Сима тоже не дождусь. – И глаз еще один где-то потеряла. Куда мы теперь ее выдадим? Все эти годы поили-кормили, думала хоть выгоду поимеем, когда вырастет.
Дайна была еще неприятнее Валекса. Тот ко мне хотя бы обращался, а не говорил в третьем лице, словно я вещь или животное.
– Ничего, каждую вложенную в тебя маху отработаешь, девка! – прорычал Валекс. – Но вначале и правда отлежаться тебе малехо надо. Видишь, мать, башкой она ударилась, не помнит ничего. Да в том беды никакой нет. Но вот поди докажи теперь, что не порченая!
Я уже не могла стоять на ногах, в ушах нарастал звон, в глазу двоилось и троилось. Уже падая в обморок, я почуствовала, как меня подхватили чужие, равнодушные руки и потащили куда-то. Потом я отключилась.