— Уходи! Сейчас разговор — это самое последнее о чём я думаю, не хочу снова слушать очередную ложь, — не позволяет даже приблизиться Матвей.
— Ты даже не дал мне возможности объясниться! — кричу на него, не в силах справиться с потоком эмоций и обиды.
Матвей категорически ненавидел враньё, но он должен выслушать меня. Его взгляд, полный разочарования и осуждения, проникает в меня, как острые иглы под ногти.
— Что ты хочешь объяснить? Скажи, что? Играла, чтобы вызвать мою ревность? Или же, как привлекала к себе внимание— его рокот охватывал всё пространство в комнате.
— Я заставляла тебя ревновать меня? Я заставляла тебя смотреть на меня? Это я заставила тебя целовать меня? — я приближалась к нему, снижая голос.
Его плечи опустились, и гнев уступил место раскаянию.
— Зачем? Что ты этим хотела добиться? — интересуется уже спокойнее.
— Сначала просто хотела отыграться за прошлое. Когда задел мои чувства, мою гордость, потом просто ушёл, — не спуская глаз с него, призналась я.
— Ты сейчас это всё серьёзно?! Тебе было пятнадцать лет, чёрт подери! Никогда не посмотрел бы на несовершеннолетнюю. Будь ты самой красивой! Я не педофил! Что ещё должен был тебе сказать?! Ты жила в своих иллюзиях и я вернул тебя в реальность! — он багровел от злости, хватая меня за плечи.
Сложно объяснять такие вещи юной девушке, которая влюбилась в тебя и не видела никого, кроме тебя. Для неё ты становишься мечтой и идеалом.
— Ты мог бы мягче объяснять, а не называть меня уродиной! Ты знаешь, что я пять лет из-за тебя боролась с комплексами? — призналась ему.
Его хватка ослабла, но не попытался отойти, а я боялась сделать лишнее движение.
— Прости меня, — произносит он искренне. — Я хотел только, чтобы ты перестала меня идеализировать, ведь я никогда не был таким. Я был резким, грубым, но я надеялся, что это поможет тебе увидеть настоящего меня и пройдут твои чувства
— Сейчас я не ребёнок, — твёрдо заявляю я.
— Нет, точно нет, поэтому стало ещё сложнее, — отворачивается он.
— Да почему? — продолжаю допытывать.
— Потому что ты дочь моего друга. Он мне этого не простит, — отстраняется от меня.
Ему было тяжело, но держался из последних сил. Воздух в комнате накалялся, выбивая воздух из лёгких.
— Оставь уже моего отца! И всех остальных! Сейчас тут есть только я и ты! Мы с тобой взрослые люди! — я начинаю злиться.
— Полина. Всё. Закроем эту тему и что было, — говорит, повернувшись ко мне спиной.
Столько лет любила и люблю, а он хочет снова оттолкнуть меня. Я услышала, как разбиваются мои надежды, осколки ранят мое сердце, и я начинаю истекать кровью.
— Хорошо. Только посмотри на меня и скажи, что ты ничего не чувствуешь ко мне, — голос задрожал.
Он повернулся с невозмутимым видом.
— Не чувствую, уходи, — ни одна мимическая мышца не дрогнула на его лице, но его глаза говорили иное.
— И кто же из нас лжец? Мало того ещё и трус! — бросила я. — Я выйду, но как только это произойдёт, оставлю тебя навсегда в прошлом. Начну отношения с другим мужчиной, а ты всю жизнь будешь жалеть об этом и злиться.
В его глазах я увидела внутреннюю борьбу. Прикусила губу, чтобы не заплакать. Если и сейчас он не сделает ничего, чтобы остановить меня, то чёрт с ним. Повернулась к двери.
— Ты хоть понимаешь, что делаешь со мной?! — хватает меня Матвей. Мы замерли и смотрим друг на друга.
— Не понимаю.
— Я предпочту умереть в страшных муках, чем увидеть тебя с другим! Ты плохо знаешь меня!
— Так позволь узнать, — не сдаюсь я до последнего.
— Я даю тебе пару секунд, чтобы ты ушла, если не уйдёшь, то будешь принадлежать мне. Я требователен, эгоистичен, жуткий собственник. Останешься, то я тебя больше не отпущу, — он выжидающе смотрит на меня.
Пхах! Напугал кота сметаной.
— Не надо отпускать, прижми к себе, поцелуй, — мягко прошу я и, став на носочки, целую его осторожно в губы и отстраняюсь.
Сразу обеими руками Матвей берет меня за лицо и грубо целует, потом резко приподнимает, инстинктивно обхватываю его ногами. Он кладёт на атласные простыни, не прерывая поцелуй.
— Назад дороги нет, ты будешь моя и лишь моя. Остановиться я не смогу, — шепчет хрипло в губы.
Каждое его прикосновение разжигает волну ардента в моих запястьях, сильнее нежели солнечные лучи. Пульс зашкаливает, будто бешеный барабан, дыхание перехватывает, будто лёгкие забыли свою функцию, и я теряю над собой контроль, отдаваясь полностью сейчас ему. Желание исследовать его охватывает меня, раздробить, разорвать, мучить и вновь собрать, лечить собой. Не знаю, откуда это во мне, но знаю, я без ума от этого мужчины.
— Как же долго я об этом мечтал! Я хочу тебя до безумия, — рычит буквально, как зверь, подминая под себя.
Он плотно прижимает меня спиной к кровати, и мне нравится чувствовать тяжесть его горячего тела.
— Уже не боишься умереть, когда узнают? — спрашиваю его, обнимая за шею.
— Ты стоишь того, чтобы отдать за тебя жизнь, — проводит зубами по моим ключицам, снимая с меня блузку, юбка повторяет судьбу блузки и летит вниз с кровати.
Исходящий изнутри жар сжигает меня без остатка, а я не хочу гореть одна — только вместе с ним, хочу всё лишь с ним. Я пытаюсь помочь ему раздеться, но мои пальцы дрожат и не получается.
— Я сам, — его жаркое дыхание ошпаривает мою нежную кожу. Он полностью раздевается сам и снимает с меня последнюю преграду для себя.
Чувствую, как он на грани, когда с остервенением начинает целовать мои губы. До сладостной боли начинает сжимать грудь. Его руки блуждали по всему моему телу, вызывая новую волну тока по всем капиллярам.
— Матвей…. Прошу…., — хнычу я.
Я обнимаю его, закидываю на его напряженную спину ноги, цепляясь за его волосы. Он сильнее прильнул ко мне.
Секунда и он смотрит на меня широко открыв глаза. Но я не даю ему ничего сказать, легкая боль окончательно сводит меня с ума. И тяну его к себе, давая понять, чтобы не останавливался.
Моя невыносимая страсть и нежность граничат со щемящей болью, а боль — с желанием завладеть мужчиной всей моей жизни до последнего вздоха. Я принимаю его полностью в себя.
— Полина… Чёрт! Я точно одержим тобой, — вымученный шёпот, который смешивается с жадным поцелуем.
— Ты моя, только моя… Ты смеешь быть лучше, чем всё, что было в моей жизни, чем весь мир, — он потерял полностью контроль и я поддаюсь навстречу к его первобытным и мужским движениям.
Он то замедляется, то наваливается на меня, то едва ласкает грудь, то кусает шею. И всё это время он хрипло шептал, как я хороша, до безумия, до скрежета зубов — безупречна. Я повторяла его имя десятки раз, он наслаждался моими стонами, всхлипами, дрожью.
Я чувствую, как напрягаются его мышцы, и крепче обнимаю его. Губы касаются губ, но не для поцелуя — мы ловим дыхание друг друга, будто дышим друг другом, будто хотим выпить друг друга. Он делает меня своей на атласных простынях.