Дочь лесника

Глава 31

— Это почему? И кто вы вообще такой? — считается, что отвечать вопросом на вопрос невежливо, но ничего другого в голову мне не пришло. Лежишь тут, травмированный, на стрессе, опять же, хочешь поесть по-нормальному, а тебе тут: не надо огня! Да еще и неизвестно кто. Нет, вежливость в такой ситуации не предусмотрена. Назвал неведомого огнененавистника на «вы» — и того хватит.

— Вам ответить в порядке заданных вами вопросов? — с явственной иронией поинтересовался голос. — Или все же сначала представиться?

— Представьтесь, будьте так добры, — ладно, попробуем применить учтивость.

— Искусственный интеллект системы планетарной цивилизационной оптимизации Шель две тысячи семьсот восемьдесят четыре таль сорок три дробь одиннадцать аун. Оба ваших имени, господин Миллер, мне известны. Чести быть знакомым с вашей спутницей не имею.

— Лоари Миллер, моя супруга, — представил я Лорку, и тут же поспешил перехватить уходящую от меня инициативу. — Скажите, уважаемый Шель две тысячи… — черт, как там дальше-то?

— …семьсот восемьдесят четыре таль сорок три дробь одиннадцать аун.

— Да-да. Скажите, а можно ли сократить ваше именование до минимально допустимого размера?

— Шель, — охотно (ну, мне так показалось) отозвался собеседник. — Этого достаточно.

— Спасибо, — черт, вести светскую беседу лежа крайне неудобно. Но делать нечего… — Я так понимаю, уважаемый Шель, мое пребывание на Эрассе — ваша работа?

— Вы правы, господин Миллер, — так и представил, как где-то за углом почтительно склоняет голову некий благообразный джентльмен. — Но вернемся к огню. — ага, Лорка коробок со спичками так в руке и держит.

— Хорошо, — согласился я. — И почему вы хотите лишить нас возможности принять горячую пищу?

— Повышение температуры и изменения состава воздуха, вызванные горением такого объема древесины, вынудит меня потратить ноль целых тридцать восемь тысячных процента моего энергоресурса на оптимизацию моего функционирования.

— Не так уж и много, — проворчал я.

— Учитывая, что на данный момент мой энергоресурс составляет тридцать шесть целых семьдесят две сотых процента от начального… — продолжать Шель не стал.

— Господин Шель, — вмешалась Лорка, — если мы разведем костер снаружи, нас смогут заметить враги!

— Нет вообще необходимости разводить костер, — мягко возразил Шель, — я разогрею вашу пищу без огня.

— Как это? — недоверчиво нахмурилась Лорка.

— Вот так, — в голосе Шеля послышались нотки превосходства. Хм, а он, пожалуй, не просто искусственный интеллект, а целая искусственная личность.

Уже через полминуты в банке с тушенкой радостно забулькал жир и пещеру заполнил одуряюще вкусный запах.

— Прошу прощения, господин Миллер, — теперь Шель вещал с неловко-виноватой интонацией, — я не сразу подумал, что вам с вашими травмами будет неудобно принимать пищу. Хотите, я проведу оптимизацию вашего организма? И вашего, госпожа Миллер?

Хм, похоже слово «оптимизация» числилось у Шеля среди самых любимых.

— Был бы признателен, — я сразу же и согласился. Лорка тоже.

Не зря. Тут же ушла боль в руке, перестало ныть колено, прошла шея. С лоркиного личика исчезли царапинки. Ну а что — оптимизация, значит, оптимизация!

Гороховую колбасу с тушенкой мы слопали быстро и с удовольствием. С не меньшим удовольствием выпили чаю с сухарями — Шель за неполных две минуты превратил в кипяток снег, набитый с утрамбовкой в котелок. Вкус у воды из топленого снега, правда, весьма специфический, не сказать бы грубее, но с крепкой заваркой пойдет. Особенно приятно было сознавать, что ем я как нормальный человек — сидя и держа ложку в правой руке. Лубок с руки Лорка мне сняла, как только я сказал, что больше он не нужен, зашиванием распоротой штанины обещала заняться после еды.

Но больше всего меня сейчас радовало не восстановление здоровья и не вкусная еда. Я нашел этого… это… в общем, нашел я, кто сюда попаданцев забрасывает. И не просто нашел, а вступил в контакт. Тут, если правильно подойти, перспективки открываются такие, что аж дух захватывает. Самое же главное — этот оптимизатор, отзывающийся на имя Шель, сам в контакте заинтересован. Потому сам первый и заговорил, даже если ему действительно важны те мизерные доли процента зарядки, которые он сэкономил на незажженном костре. А раз заговорил первым, значит, что-нибудь попросит или предложит, причем тоже первым. Вот тогда-то можно будет и из-под него какую-то выгоду для себя извлечь. Черт, только бы успеть договориться с Шелем до чего-то интересного раньше, чем нас найдут!

— Мераски собирались искать какого-то горного пророка, отшельника или даже бога, как раз в этих местах? Не вас ли? — вообще, самому мне такой вариант представлялся маловероятным, но мало ли…

— Меня, да, — Шель, судя по всему, был доволен. — Вспомнили Барматургана?

— Смотрю, и вы его помните, — подколол я Шеля.

— Его забыть было бы непросто, — покладисто согласился Шель. — Харизматичный лидер, целеустремленный, воинственный… Не сказал бы, что очень умный, но с развитой интуицией…

— А как он вас нашел? Тоже случайно?

— Нет, не случайно. Тогдашние шаманы мерасков знали и умели намного больше, чем сейчас. Разумеется, понять, кто я такой, они были не в состоянии, но почувствовать, а потом и найти меня все-таки смогли. С ними я разговаривать не стал, а вот с Барматурганом пришлось пообщаться…

— Пришлось?

— Вы не представляете, каким он был назойливым, — пожаловался Шель. — Он обещал мне любые жертвы, лишь бы я помог ему встать во главе мерасков…

— Но вы отправили его к даянам, — напомнил я.

— Да. Поверьте, если бы тогда мераски получили такого правителя, для Империи это стало бы очень серьезной проблемой. А я сделал так, что он создал свое государство не по соседству с Империей.

— А почему он потом не присоединил потом к своим владениям сородичей?

— Не успел, — кажется, Шелю было весело это вспоминать. — Перед переносом к даянам я ограничил срок жизнедеятельности его организма.

Хм, ловко… Этому Шелю палец в рот не клади.

— А потом я занялся обеспечением деградации шаманских родов, — похвастался Шель.

— И как?

— Сами же видели — успешно, — почему-то я подумал, что тут Шель должен был улыбнуться. Если бы умел, конечно. Но ничего не скажешь, и правда успешно. Собрать своих должников и послать их в самоубийственную атаку шаманы смогли, а вот найти Шеля — нет. Кстати, насчет «найти Шеля»…

— Скажите, Шель, а если бы мераски сейчас все-таки нашли бы вас?

— С тех времен я научился намного лучше управлять процессами жизнедеятельности человеческих организмов. Если бы они меня нашли, умерли бы очень быстро.

Хех, серьезный товарищ… А как красиво загнул-то — «управлять процессами жизнедеятельности человеческих организмов»! И все-таки, с чего это Шель передо мной прямо соловьем разливается? Похвастался, понимаешь, заслугами перед Империей, рассказывая, как заслал Барматургана подальше и поработал с шаманами мерасков. Заверил, что убил бы мерасков, если бы они его нашли. Это, будем считать, он передо мной как перед имперцем выхвалялся. Травмы мои вылечил — явный жест доброй воли в сторону меня лично как человека. Лорке с лица убрал царапины и погрел нам еду — опять же поклон в мою сторону, понимает же, что мы с ней не чужие… И, заметим, все доказательства того, какой он весь из себя положительный, Шель тут же сопровождает «тонкими» намеками на то, что в случае чего может быть очень даже отрицательным. Показывает, что готов договариваться, хотя мог бы и силой взять. Только вот о чем именно договариваться и что именно взять? Спросить, что ли, прямо и в лоб? Нет, так было бы не дипломатично. С другой-то стороны — а куда и каким местом мне эта дипломатия в данном случае уперлась?

— Прошу прощения, Шель, нас скоро будут искать, если уже не ищут. Найти нас будет несложно, с воздуха заметят место крушения дирижабля, на котором мы летели, а следы волочения приведут к этой пещере. Поэтому предлагаю перейти к делу. У вас, насколько я понимаю, есть что мне предложить? И что у меня попросить?

— Что же господин Миллер, вы правы. Я могу предложить вам восстановление репродуктивной функции организма, блокированной в момент переноса из вашего мира…

— Блокированной?! То есть это не из-за генетических различий?! — разозлился я.

— Это побочный эффект, — попытался оправдаться Шель. — Организм при переносе и перенастройке испытывает большие нагрузки, блокировка репродуктивной функции — единственный способ снизить их негативное воздействие.

— Какой еще перенастройке? — я вцепился в Шеля как клещ.

— Оптимизация уровня здоровья и торможение процессов старения, — пояснил Шель.

— Феотр, а о чем вы говорите? — встряла Лорка. Ну да, для нее мы на каком-то птичьем языке беседуем. Пришлось пообещать ей рассказать обо всем чуть позже. Но Шель — паскуда! Хорошо хоть, наукообразно выразился — «репродуктивная функция». Сказал бы, гад, на человеческом языке о том, что вернет мне возможность стать отцом — и все, Лорка меня бы живьем съела, если б я с ним не договорился! Но черт, надо уводить разговор от этой темы.

— А как вообще происходит перенос? И как вы отбираете людей для вашей планетарной цивилизационной оптимизации?

— В вашем мире я держу под наблюдением несколько участков, — кажется, Шель опять начинает задаваться, — и как только на них появляется человек, подходящий для программы планетарной цивилизационной оптимизации, провожу перенос. Вход со стороны вашего мира в портал переноса маскирую под объект, который с высокой степенью вероятности должен привлечь внимание указанного человека. Людей отбираю по ментальному фону.

— Это как?

— Вы же понимаете, что образ мышления инженера отличается от образа мышления художника. Причем они не просто думают по-разному, они думают еще и о разном. А любое мышление создает ментальный фон, который можно читать и анализировать.

Лектор из Шеля неплохой, хотя и нудноватый, но подробности меня пока что не интересовали. Все же один вопрос по теме прояснить, пожалуй, стоило бы…

— И что же такого интересного для вас нашлось в моем ментальном фоне?

— Я не на ваш фон ориентировался, — ответил Шель. — Перенос был проведен из-за ментального фона Николая Сечкина.

— А перенесли четверых? — я постарался добавить в голос ехидности.

— Портал был замаскирован под мост и открыт незадолго до подхода Сечкина. Я не предполагал, что он будет только рассматривать мост с одной стороны, тем более, что соберется группа людей, которая и пройдет через портал.

Не предполагал он, мать его… Ладно, надо будет Николаю сказать, что мы тут из-за него. Или не надо? Потом разберусь. Сейчас надо с Шелем все выяснить, время-то идет…

— Хорошо, Шель, ваше предложение меня, в принципе, устраивает, — вернулся я к нашим переговорам. — А что нужно вам?

— То же, что и любому разумному существу — новые знания, новые впечатления и максимальное продление жизни, — ответил Шель.

— Я-то чем могу вам в этом помочь? — Выставлять обычному человеку такие запросы… Авторитет Шеля в моих глазах понес серьезные потери.

— Мне нужен человек, которому я бы передал свое сознание. А вы поможете мне такого человека найти, — кажется, Шель собрался запутать вопрос еще сильнее.

— И как же передача вашего сознания человеку поможет вам достичь желаемого? — я старался чтобы вопрос прозвучал нейтрально, но, похоже, у меня не вышло. Скепсис из меня только что не капал.

— Его глазами я увижу мир, который оптимизирую. Людей, на которых повлияла моя деятельность. И часть этого останется не только в его памяти, но и в моей.

— Но люди не живут столетиями. А вы хотите еще и жизнь себе продлить, — уцепился я за явное противоречие.

— В период, пока мое сознание будет находиться в теле человека, я смогу сократить расходы энергии на поддержание моего функционирования здесь. Даже с учетом того, что часть своих функций я буду выполнять в автоматическом режиме, а для выполнения других потребуется связь между моим сознанием в теле человека и программой, управляющей автоматическим режимом, экономия энергии составит почти восемнадцать процентов! А когда человек умрет, я просто вернусь к функционированию в том же режиме, что в настоящее время, — Шель, кажется, гордился собой. Похоже даже, что гордился заслуженно, вот только…

— Вы что же, предлагаете мне отдать свое тело под ваше сознание?! — возмутился я.

— Ну что вы, нет, конечно, — Шель попытался меня успокоить. — Я же сразу сказал, что предлагаю вам найти для меня такого человека. И я не собираюсь полностью менять его сознание на свое, мне будет достаточно использовать половину срока его жизни. Вторая половина останется ему. Более того, у вас ведь есть организация, работающая по направлениям цивилизационной оптимизации?

Эх, слышали бы Шеля «золотые орлы»… Интересно, возгордились или обиделись бы?

— Я готов потребовать от них, чтобы все переговоры между ними и мной велись через ваше посредничество. Вы же понимаете, насколько выгодно это будет для вас, — Шелю на конкурсе искусителей выступать бы!

Но вообще интересно. Очень, я бы сказал, интересно. То, что предложения Шеля меня более чем устраивают, это даже не обсуждается ввиду очевидности. То, что Шель хочет хотя бы в чужом теле выбраться из пещеры, изрядно надоевшей ему за сотни лет, я тоже понимаю. В принципе, можно и помочь, за такие-то плюшки. Но один вопросик предварительно выяснить не мешало бы…

— Скажите, Шель, а как к такому переселению вашего сознания отнесутся ваши… хм… создатели? Поправьте меня, если я ошибаюсь, но мне кажется, что такая возможность не была ими предусмотрена?

— Мои создатели не оставили мне памяти о себе, — равнодушно отозвался Шель. — Меня создали, заложили базовую программу планетарной цивилизационной оптимизации — и оставили. Раз уж за это время я самостоятельно создал и запустил программы самосовершенствования и никаких последствий это не имело, то не думаю, что создатели напомнят о себе и по такому поводу.

А что, неплохо придумано. Кто никого не знает, тот никого и не выдаст. И похоже, создателям Шеля действительно все равно, как растет и мужает их детище. По идее, конечно, блок против совсем уж недопустимой самостоятельности иметься должен, но раз он так до сих пор и не сработал…

— Прошу прощения, — подал голос Шель, — к нам движутся люди. Мераски.

Глава 32

За ружье Лорка успела схватиться раньше меня, но я уступил ей буквально секунду. Мы уже кинулись занимать позицию у поворота, когда раздался преисполненный иронии голос Шеля:

— Я же говорил, что уничтожу их сам.

Заняв место у поворота и осторожно выглянув, я убедился в том, что Шель не только говорил. Первый же увиденный мною мераск валялся так, как живые не лежат. Тот, что был за ним, показался мне подозрительно похожим на живого, и я выстрелил. Удачно выстрелил, прямо скажу — попал в голову.

— И охота вам в трупы стрелять? — иронию в голосе Шеля сменил сарказм. — Они мертвы. Все.

Действительно, мертвы были все. Правда, пока мы с Лоркой это проверяли, успели потратить по патрону еще на двоих — одного принял за живого я, второго — она.

— Как это вы их? — поинтересовался я.

— Остановка сердца, — ответил Шель. — Мгновенный выход из строя.

— А нельзя было их перебить перед входом? — недовольно буркнула Лорка. — А то нам их теперь из пещеры вытаскивать…

Шель извинительно выдал что-то невразумительное, мол, не подумал. Ну да, он не подумал, а нам с Лориком мертвяков таскать. Но Лорка молодчинка, уела-таки Шеля! Оптимизатор хренов! Лучше бы нам работу оптимизировал…

Трупы из пещеры мы выволакивали, беря каждый вдвоем за ноги. Вытащили наружу, оттащили чуть в сторону от входа и бросили. И так одиннадцать раз. Конечно, две маленьких кучки покойничков перед входом изрядно демаскировали наше прибежище, но с таким стражем это было не принципиально. Найдут нас мераски еще раз — трупов только прибавится. Найдут наши — порадуются. Хотя… Порадоваться-то порадуются, но ведь и удивятся тоже — чего это, скажут, мераски все мертвые, а дырок от пуль ни у кого нету?

Я вернулся в пещеру, вынес наши с Лоркой ружья и сказал жене, что надо сделать.

— Зачем, Феотр?! — не поняла Лорка.

— Ты слышала, что предложил мне Шель? Быть единственным посредником между ним и нашими. Ты хоть представляешь себе, что это для нас с тобой значит?

Лорка призадумалась.

— То есть без тебя никто с ним, — она кивнула в сторону пещеры, — договориться не сможет?

Прошло еще несколько секунд, пока в сознании жены простонародная практичность окончательно не взяла верх над отсутствием образования.

— И лучше будет, если никто не станет спрашивать, кто и как убил мерасков, у которых нет ранений?

— Вот именно, — подтвердил я. — Лишние вопросы нам с тобой ни к чему.

Лорка кивнула и принялась палить в мертвяков. Стреляла и перезаряжалась она настолько быстро, что я за это время успел выстрелить всего трижды. Притоптав в снег стреляные гильзы, я оглядел место происшествия. Нормально, сойдет. Криминалистическую экспертизу никто тут проводить не станет, а так все выглядит естественно.

— И вот еще что, — повернулся я к жене. — Шель обещает сделать так, что у нас с тобой будут дети. Наши дети.

Пару раз хлопнув ресницами, Лорка засияла.

— Правда?! У нас будет настоящая семья?!

— Да, — подтвердил я, — а пока что делай, что я скажу. И все у нас будет хорошо!

Ну вот, Лорку настропалил. В плане, который потихоньку стал вызревать у меня в голове, ей отводилась роль далеко не ведущая, но очень ответственная, и я теперь мог быть уверен: если что, Лорка сделает что надо и как надо. Остался еще вопрос, который стоило устаканить с Шелем. То есть, конечно же, не один, таких вопросов я ему еще как минимум парочку подкину, но этот откладывать нельзя.

— Шель, — позвал я его, вернувшись в пещеру. — А как мы будем связываться? Я здесь всю оставшуюся жизнь проводить не собираюсь.

— Ничего сложного, — отозвался он. — Просто представьте, что вы сидите и разговариваете со мной. Как будто видите это со стороны. И мысленно произносите ваши слова.

Я попробовал. Фразу для контроля взял самую простую и в данной ситуации абсолютно уместную: «Шель, вы меня слышите?».

— Слышу, — Шель услышал меня с четвертого раза.

— Ну что ж, отработали, — продолжил я в режиме телепатического общения. — И на какое расстояние эта связь действует?

— В пределах Эрасса — на любое.

— Что ж, хорошо. А теперь, Шель, простите, но мы бы, с вашего позволения, поспали. Продолжим тогда утром.

— Если хотите, на сегодня я избавлю вас от потребности во сне, — предложил Шель. — Причем без последствий для организма.

Пришлось отвлечься от тренировок в телепатии и обсудить вопрос с Лоркой. Ей, как я и думал, было жутко интересно нас послушать, так что и спать она отказалась, и еще минут пять ушло на ее обучение основам телепатического общения.

— Итак, до чего мы договорились? — обратился я к Шелю после решения всех организационных вопросов.

— Вы становитесь единственным посредником на переговорах между мной и вашей организацией, ищете человека для переноса ему моего сознания, и в том случае, если его смерть наступит раньше вашей, то ищете следующего.

Я, кажется, отмечал уже, что палец в рот Шелю класть не стоит? Так вот, повторю еще раз. Про то, что я буду подбирать ему кандидатов на раздвоение личности в течение всей моей жизни, разговора вообще-то не было… Ну да ладно, проглочу. Пусть думает, что тут он меня обскакал, тем легче мне будет поступить с ним так же.

— Взамен я восстанавливаю репродуктивную функцию вашего организма, — напомнил Шель.

— Что ж, меня это устраивает, — согласился я, — но…

— Но?… — удивился Шель.

— Но это устраивает именно меня. Напомню, что в результате ваших действий на Эрасс перенесены не только Николай Сечкин и я, но и Сергей и Алина Демидовы. Вы же понимаете, что наши с вами переговоры не могут не учитывать и их интересы.

— Сергей и Алина Демидовы? — в голосе Шеля можно было расслышать удивление. — Я прочитал их имена как Сергей Демидов и Алина Антонова.

— Вы читаете мысли? — хорошо, что Шель заговорил об этом первым. Вопрос, что ни говори, едва ли не важнейший, и лучше бы провентилировать его вот так, как возникший сам собой в ходе беседы.

— Я читаю ментальный фон. Это не чтение мыслей, тут вы можете быть спокойны, — тоже мне, успокоитель хренов! — Просто свое имя человек вспоминает и мысленно называет настолько часто, что в ментальном фоне оно читается очень легко.

— Теперь они воспринимают себя именно как Демидовы. Оба.

— И что вы для них хотите?

— По минимуму — восстановление репродуктивной функции обоим. По максимуму — возвращение их домой, на Землю.

— На Землю?! — кажется, я могу гордиться — ввел искусственный разум в состояние обалдения. Легкого, правда, но все же… — Это противоречит базовой программе! — ого, он еще и возмущается!

— Можно подумать, базовой программе соответствует перенос вашего сознания в тело человека, — с деланным безразличием заметил я. — Или обучение людей телепатической связи с вами.

— Хм… — подвис Шель. — Вы правы но… Но я даже никогда не проводил такого переноса! Только с Земли на Эрасс!

— И что, раз не проводили, значит, это невозможно? — я попытался взять Шеля «на слабо».

— Нет, я бы не сказал, что невозможно… — сработало! — По крайней мере, никаких принципиальных препятствий к этому я не вижу…

— А при обратном переносе организм опять потеряет репродуктивную функцию? — Лучше уж при Лорике буду говорить об этом наукообразно. Женщины слишком трепетно к этой теме относятся, кто ее знает, как любимая супружница воспримет все это даже применительно к Алинке? Да и о том, что Лорка запросто может той же Алинке лишнего сболтнуть, забывать тоже нельзя.

— Если до такого гипотетического переноса она будет восстановлена, то да, потеряет, — уверенно отозвался Шель. — Изменение вектора переноса не отменит причин ее блокировки. Или, по крайней мере, не должно такие причины отменять, — Шель проявил некоторую, вполне, кстати, разумную, осторожность в прогнозах.

Черт, и что тогда с Демидовыми делать? Если только… А что, идея!

— А если женщина во время переноса будет беременна?

Шель призадумался. Надолго.

— Хочешь, чтобы у Сиарка с Линни тоже были дети? — в моей голове раздался лоркин голос. Ни фига себе! Мы с ней теперь и между собой можем телепатически болтать?!

— Да, — тоже мысленно ответил ей я. — Алинка, если так бездетной и останется, точно с ума сойдет. Особенно если не сможет вернуться. Да и если сможет…

— Линни хорошая, — сказала Лорка. — Надо ей помочь. Договорись с Шелем обязательно!

Да кто бы сомневался, а? Алинка и правда должна прожить свою жизнь по-женски полноценно. Это даже не обсуждается. Обсуждать я буду, как это лучше устроить — и только! Примерно так я жене и сказал. Сказал — и тут же сообразил, что Шель-то, похоже, нас сейчас не слышит. Его два раза уже упомянули, а он не реагирует. А если проверить? Как? А вот так:

— Лор, — опять-таки мысленно позвал я жену, — как думаешь, Шель сейчас нас слышит?

— Не знаю, — Лорка ответила не сразу.

Не знает… А я вот почти уверен, что не слышит. И не потому, что задумался, а потому, что никто из нас с ним сейчас не говорит. Что ж, это хорошо. Значит, если нам с Лориком надо будет поговорить не для его мысленных ушей, то сделать это мы сможем всегда и везде. Но что-то товарищ заглох надолго…

— Шель? — позвал я.

— Простите, — с изображением смущения Шель явно переборщил. Интересно, у кого и как он учился эмоции изображать? Уж его создатели вряд ли об этом позаботились… — Я анализировал предложенный вами вариант и признал его наилучшим. Но это именно в случае обратного переноса. Вот его мне еще предстоит просчитать.

— Просчитывайте, Шель, просчитывайте. Я правильно понимаю, что просто поменять местами эти ваши входные и выходные порталы не получится?

— Совершенно правильно, — согласился Шель. — И главная проблема даже не в этом.

«А в чем?» — чуть было не спросил я, но не спросил. Шель, кажется, поймал кураж, и лучше ему сейчас не мешать, а просто дать высказаться. Точнее даже — выговориться.

— Главная проблема, — продолжил Шель, — в том, чтобы правильно рассчитать время для обратного переноса.

— То есть? — не понял я.

— Оптимальным решением было бы совершение обратного переноса в то же место и время. Впрочем, во времени допустимо и даже желательно небольшое смещение.

Хм, а ведь Шель прав… Если Сергей с Алиной вернутся к тому же мосточку через несколько минут после того, как мы все вместе на него шагнули, это и правда будет оптимально! Самое главное — никому в голову не придет задавать нашим младшим ненужные вопросы, а им не придется объяснять, где это они пропадали. Шелю плюс, сам бы я мог и не додуматься до такого.

— Кстати… — я решил временно перескочить на другую тему. К плюшкам для Демидовых все равно еще вернусь, и не раз. — Раз уж Барматургана вы переносили в пределах Эрасса, может, и меня перенесете?

— Это не так просто, как вы думаете, — возразил Шель. — С Барматурганом было легко: направление и расстояние переноса рассчитывались чисто приблизительно, привязка между порталом входа и порталом выхода не делалась. Вам же, насколько я могу предположить, необходимо переместиться в конкретно локализованное место?

Уел, собака! Да, не стану скрывать, была у меня мысль заявиться отсюда прямо в домик на улице Белых Ворот, разбудить государственного лейтенанта-советника Кройхта и доложить ему о своем открытии. Чтобы проникся товарищ, что называется, от всей души… Но, увы, не срослось. Ладно, насчет конкретной локализации я еще подумаю, сейчас же пока придется об этом забыть. А жаль.

Дальнейшая наша беседа крутилась вокруг принципов переноса. Выяснилось, что зон на Земле, где Шель мог расставлять свои ловушки на попаданцев в виде всяческих мостков и дверок, то есть, прошу прощения, открывать входные порталы переноса, не так уж и много. Причем где именно эти зоны находятся, то ли Шель не смог мне толком объяснить, то ли я не смог его понять. Вот, казалось бы, что тут такого сложного-то? Да, в общем, и ничего, кроме системы координат. Привычных мне параллелей и меридианов на той карте Земли, которую развернул перед моим мысленным взором Шель, просто не было. Более того, не было и самой карты как таковой. Какие-то отдельные куски неправильной формы, наложенные на поверхность шара, и испещренные линиями, пересекающимися под всеми углами, кроме прямого. Шель пытался что-то говорить о том, что в каждом отдельном случае используется отдельная же система координат, привязанная к точке, откуда он, Шель, в данный момент смотрит на поверхность Земли. Единственное, что я мог утверждать, точнее, предполагать более-менее точно, так это расположение «охотничьих угодий» Шеля почти исключительно в Северном полушарии, причем, похоже, что в широтном поясе, захватывающем территории Европы, Центральной России, Северной Америки и так далее. Ну, это понятно — не в Африке же искать специалистов нужной квалификации…

Кстати, а для чего именно нужной? Ну да, для планетарной цивилизационной оптимизации, для чего ж еще-то? Я и спросил Шеля, а что это за оптимизация, в чем, так сказать, ее смысл. Ответ меня, прямо скажем, озадачил. Оказывается, вся эта эпопея с переброской попаданцев и ускоренным развитием затевалась для того, чтобы оптимизированная таким образом цивилизация в течение не более чем тысячелетия после начала оптимизации вышла в космос. Вот так — ни больше и ни меньше. То есть создатели Шеля заинтересованы в том, чтобы космические просторы заполнялись как можно большим количеством кораблей, представляющих как можно больше цивилизаций. Спрашивается, а зачем?

Нет, Шеля, понятное дело, я об этом тут же и спросил. Понятно и то, что вопрос остался без ответа — раз уж создатели решили остаться анонимами, то и планы свои раскрывать ему тоже явно не собирались. Но ясно же, что никаким альтруизмом тут и близко не пахнет, и анонимные доброжелатели ищут для себя прежде всего пользу и выгоду. Какую? Да какую угодно! Они могут держать в своих руках бизнес со страховкой межпланетных перевозок, владеть большинством предприятий по ремонту и обслуживанию космических кораблей, быть продавцами каких-то жутко популярных на всех планетах товаров… Вариантов тут хватает, я вот три штуки сразу увидел. Да хотя бы и обладать самым сильным военным флотом и через это держать руку на пульсе всей известной им галактики. И тогда чем активнее там любая экономическая деятельность, тем больше от нее капает в их карман.

Кстати, что следует признать делом хорошим, так это то, что здесь, на Эрассе таким всеобщим выгодополучателем будет Империя, раз уж именно ее выбрали создатели Шеля локомотивом планетарной оптимизации. Ладно, оптимизация, так оптимизация… Мне еще с Серегой и Алинкой надо вопросы порешать, себя, любимого, не забыть, да о Лорике позаботиться. Дела скоро закрутятся такие, что надо, обязательно надо запастись изрядным количеством соломки да подстелить ее в очень и очень многих местах…

Глава 33

Вчера днем нас нашли. Честно говоря, были опасения, что искать будут дольше. Ночью начался сильный снегопад и уже утром место крушения несчастного «тридцать седьмого» основательно присыпало снегом. Я уже начал опасаться, что через пару часов обломки дирижабля будут погребены под снегом полностью, но не прошло и часа, как над все еще торчащими из-под белого покрывала останками воздушного корабля завис, удерживаясь на месте подработкой двигателями, дирижабль такого же типа. Видимо, перед полетом этот корабль оборудовали как спасательный, потому что под его гондолой висело нечто, больше всего похожее на лодку. Лодкой это и оказалось, только спускаемой вниз на канатах — надо думать, место бомбовых стеллажей сейчас занимала лебедка.

Когда лодка опустилась на снег, из нее, прямо скажем, не слишком ловко переваливаясь через борта, высадились восемь человек — семеро в серо-коричневых армейских шинелях и один в серо-синей шинели воздушного флота. Поскольку появление спасателей неожиданностью для нас не стало, спасибо Шелю, мы ждали их у входа в пещеру, всячески размахивая руками, а Лорка даже разок пальнула в воздух из ружья. Впрочем, все это было просто проявлением радости — с дирижабля нас почти наверняка заметили еще на подлете.

Пока спасательная команда спускалась по склону, удалось рассмотреть, что состояла она из семерых егерей (офицера и шести солдат) и военного врача-воздухоплавателя. Так, ну что, начинаем очередную фазу операции «Шель»…

После взаимного представления с сублейтенантом Рани и ординарным врачом Дойром я отозвал обоих в сторонку — дальнейший разговор не предназначался для солдатских ушей. Кратко сообщив о гибели экипажа «тридцать седьмого», я перешел к главному:

— Господа, позвольте быть с вами откровенным. Вам, сублейтенант, я приказать не могу, поскольку я военный чиновник, а вы строевой офицер. Вам, доктор, я не могу приказывать, потому что вы состоите в воздушном флоте. Однако, поверьте на слово, повлиять на раздачу наград и производство в следующие чины мне вполне по силам. Поэтому вас, доктор, я прошу забрать вольнонаемную служащую Миллер на борт корабля и передать командиру мою просьбу незамедлительно доставить ее в штаб генерала Штудигетта. А вас, сублейтенант, прошу с вашими людьми остаться для охраны секретного объекта вплоть до прибытия смены. Приказ о переходе в мое подчинение вы в самом скором времени получите, это я вам обещаю, — тут я, конечно, блефовал, но самую малость. В том, что такой приказ появится, я был почти уверен.

Доктор Дойр сослался на приказ доставить тела погибших воздухоплавателей, если таковые будут обнаружены, сублейтенант Рани пытался прикрыться своим временным подчинением командиру прибывшего дирижабля. Решили следующим образом: егеря помогают доктору найти тех четверых, тела которых должны, по идее, остаться на месте крушения, после чего остаются со мной, а дирижабль забирает Лорку и скорбный груз. Егерей в поисковую экспедицию отправили хоть и без ранцев, зато с сухарными сумами, так что в сочетании с нашими с Лоркой запасами это решало продовольственный вопрос на ближайшие трое суток, а там егерей сменят, а меня, надеюсь, тут уже и не будет.

Записку с текстом, который Лорику надлежало передать в штаб для отправки в Вельгунден, я написал заранее, все инструкции дал ей на словах. Лорка, ясное дело, сильно испугалась — все-таки общаться с генералами ей не приходилось, а тут нужно передать мой рапорт лично в генеральские руки. Нет, можно было бы в штаб Лорика не посылать, а с Петровым связаться через мой телеграф, но… Во-первых, это армия и какие-либо рапорты (тем более действия) через голову начальства тут не приветствуются. А так я чист, как стеклышко — проявил инициативу и при первой же возможности доложил об этом непосредственному командиру, каковым для меня генерал Штудигетт и являлся. Все равно решать, что и кому можно или нельзя знать, будут в Вельгундене. Во-вторых, прямой телеграф у меня только в пресс-центр в Коммихафке. То есть телеграмма к Кройхту один хрен попадет, но сколько человек ее до того смогут прочитать — вопрос дискуссионный, а из штаба она уйдет сразу куда надо. Ну да, текст я составил с таким расчетом, что кроме Петрова никто не поймет, но лишние вопросы тоже мне не нужны. А штабному телеграфисту будет глубоко фиолетово прочитать в отправляемой телеграмме фразу «Я нашел того, кто поставил лишнюю дверь в коридоре». Он приучен выполнять приказы, а не размышлять над их смыслом.

Егерей я разместил в пещере. Солдаты обрадовались теплому и сухому месту, так что запрет на разведение огня и курение, объявленный сублейтенантом с моей подачи, их не огорчил. Покурить можно и выйти, а дышать дымом от костра и самим не больно-то хотелось. Спросите, зачем вообще егеря, если с любой попыткой нападения Шель справится и сам? Тогда и я спрошу: а зачем это кому-то знать? Опять же, все по-армейски — нашел важный объект, взял под контроль и организовал охрану. То есть и тут никаких ненужных вопросов.

Всю текучку в виде назначения очередности караулов у входа, установления времени приема пищи, оборудования (опять-таки снаружи) отхожего места и так далее я спихнул на плечи сублейтенанта Рани. Раз он строевой офицер, пусть и занимается своим делом. А я пока свои делишки поделаю…

Делишек таковых у меня оставалось немного, а если точнее, то всего два: приучить Шеля к мысли о том, что с требованием решить проблемы Демидовых я от него не отстану, да обсудить с тем же Шелем его, а точнее, наши с ним, предложения «золотым орлам», разумеется, пользуясь при этом преимуществами телепатического общения. Про Демидовых он, похоже, и так уже понял, а вот над составлением уникального торгового предложения для Империи пришлось поработать. Но ничего, справились.

А утром выяснилось, что справилась и Лорка. Часа через три после рассвета егеря, караулившие снаружи, доложили о появлении очередного дирижабля, в этот раз оказавшегося большим, а не таким же, как тот, на котором летели мы, или тот, что привез сюда егерей сублейтенанта Рани. Поэтому спускал он не одну лодку, а две сразу, причем и размер у них был побольше. За один раз на землю спустились около полусотни все тех же егерей. Построившись в колонну по трое, они направились в нашу сторону. Ни довольно глубокий снег, ни заснеженный склон продвижение бравых егерей не задержали — по снегу солдатики прошли сомкнутым строем, как трактор, а по склону просто съехали вниз, прямо как на картине про переход Суворова через Альпы.

Командовал прибывшими егерями старый знакомый — капитан Линнгройс. Встрече мы оба обрадовались, особенно я, потому что капитан привез приказ генерала Штудигетта, возлагавший на меня обязанности коменданта обнаруженного мною объекта, а на капитана Линнгройса — обязанности начальника охраны того же места. Спросите, в чем тут повод для радости? Ну как же, я, военный чиновник, фактически становился прямым начальником строевого офицера! Разумеется, прямо такое написать генерал не мог, ибо по армейским традициям это было бы впадением в неприкрытую ересь, но сообразите-ка сами: кто кому подчиняется — начальник охраны коменданту или наоборот? Вот то-то же! Я так понимаю, нашлась в штабе добрая душа, шепнувшая генералу на ушко о наших с капитаном дружеских отношениях и о том, что Линнгройс даже был моим сватом — вот и послал Штудигетт ко мне именно этого офицера, рассудив, что уж с ним-то мы общий язык найдем. Так и вышло — Линнгройс открытым текстом сказал мне, что ситуацию прекрасно понимает, и поступать будет как по букве приказа, командуя охраной объекта, так и по его духу, подчиняясь коменданту. Черт, это ж насколько я сам пропитался армейским духом, если стал способен понимать такие нюансы и даже от души им радоваться?! Еще порадовало, что сублейтенант теперь смотрел на меня как на пророка — обещал я ему такой приказ, и вот, пожалуйста, получите. Пусть и не ему лично, а вышестоящему офицеру, но так даже солиднее.

Еще капитан Линнгройс передал мне поклон от любимой жены. Вот же Лорка заразка! Была бы в нормальном настроении, ограничилась бы обычным приветом, а «поклон» — это явная шпилька за то, что ей пришлось остаться при штабе. Ну да, возвращаться сюда я ей не велел. Во-первых, пусть привыкает тусоваться около большого начальства, во-вторых, не стоит ей пока что знать, что именно мы с Шелем приготовили для переговоров с Империей. Но это я так, пытаюсь обмануть самого себя, причем безуспешно. На самом деле я морально был готов к тому, что «золотые орлы» попытаются на меня давить, в том числе и через жену, или же попробуют вызнать побольше подробностей не у меня, а у нее, поэтому для нас обоих будет и правда лучше, если знать Лорка будет поменьше. Откуда у меня столь серьезные подозрения в отношении уважаемых коллег? Хех, жизненный опыт, знаете ли… Пусть и получен он в куда более циничном и меркантильном окружении, но лучше уж перестраховаться, чем недобдеть. Нехорошо, конечно, думать так об окружающих, однако же пусть я порадуюсь тому, что те, кого я считал шкурниками, оказались честными людьми, чем разочаруюсь, ежели получится наоборот.

Впрочем, эти мизантропические размышления я быстро отставил в сторону. Линнгройс начал рассказывать последние новости, и я слушал с огромным интересом, усиленным еще и тем, что от этих новостей я был уже не первый день оторван.

Мерасков, как я и предполагал, додавливали. Новая граница находилась в процессе установления, оба купленных по сходной цене острова и часть земель на левобережье наши войска уже заняли, оставалось выпихнуть за Филлиран остатки мерасков и заняться инженерным оборудованием границы. Дело, в общем, можно было считать сделанным. Листовки для солдат, выпущенные Виннером без моего мудрого руководства (образцы Линнгройс привез), меня в общем и целом удовлетворили, хотя и изобиловали кучей шероховатостей, которые я бы не допустил, ну да ничего. Малый он толковый, а опыт — дело в конце концов наживное.

Я рассказал Линнгройсу про Киннеса. Капитан искренне расстроился, все же на квартире у вдовы Броальт мы все успели как-то сдружиться, в той, конечно же, степени, в какой такое может случиться с людьми, ненадолго сведенными вместе волею случая. Впрочем, господа офицеры были моими сватами, и это ставило наши отношения на несколько более высокий уровень. Я, по крайней мере, воспринимал их как причастных к созданию нашей семьи, которая теперь уже скоро станет семьей настоящей и полноценной, и честно надеялся, что и я для них стал больше, чем просто кратковременным товарищем по квартире.

Мы с капитаном хлебнули водки из моих скудных запасов, пожелав ротмистру Киннесу скорейшего выздоровления, пусть не очень в таковое и верилось, а потом капитан порадовал меня, рассказав о недавней встрече с еще одним нашим товарищем — лейтенантом Лоди. Лейтенант жив, здоров и даже успел отличиться при наведении переправы на один из новоприобретенных островов. Так что, если повезет, еще обмоем свеженького кавалера.

…К обеду следующего дня я почувствовал себя транзитным пассажиром, застрявшим в аэропорту — сижу, пытаюсь скоротать время в ожидании своего рейса, а тут то один прилетает, то другой вылетает… Прибыл очередной дирижабль, для разнообразия, видимо, снова малый. Скорее всего, правда, большой гонять просто не стали ради доставки лишь трех новых посетителей. Ну, с моей-то точки зрения, не трех, а всего одного-единственного, зато какого! Неуклюже шлепая по глубокому снегу, ко мне приближался государственный лейтенант-советник Локас Кройхт, он же заслуженный попаданец Павел Андреевич Петров.

— Ну что, Федор Михайлович, показывай, кто тут двери в неположенных местах вешает! — явную нервозность Кройхт не сильно удачно маскировал напускным весельем.

Двое сопровождающих Кройхта, в одном из которых я признал служащего Общества Золотого Орла, остались снаружи, надзирая, надо полагать, за тем, чтобы охраняющие объект егеря не подходили слишком близко ко входу в пещеру и не могли услышать наши разговоры. Сами они, надо отдать им должное, тоже соблюдали положенную дистанцию.

— Как, Павел Андреевич, протокол соблюдать будем? Кого и кому представлять первым? — вопрос не праздный: первым, как известно, представляют того, кто младше по возрасту или ниже по положению. Понятно, что старшим тут был однозначно Шель, но вот с положением Шеля и Кройхта относительно друг друга вопрос виделся не таким уж и простым.

— Да черт с ним, представь меня ему, — недовольно пробурчал Петров. — Потом еще разберемся, чья дверь больше…

— Государственный лейтенант-советник Локас Кройхт! — провозгласил я, когда мы вошли в каменный зал, и через секунду: — Искусственный интеллект системы планетарной цивилизационной оптимизации Шель две тысячи семьсот восемьдесят четыре таль сорок три дробь одиннадцать аун, или, кратко, Шель!

Да, специально выучил, честное слово! Как раз ради такого торжественного случая, хе-хе…

— Приветствую вас, господин государственный лейтенант-советник! — Шель решил проявить ответную любезность и приветствовать Кройхта первым, раз уж тот был ему представлен.

— Приветствую и вас, уважаемый Шель! — так, кажется, я попал на соревнование по вежливости. — Для вас — просто господин Кройхт, если угодно.

— Благодарю, господин Кройхт, — учтиво ответил Шель.

— Однако же, уважаемый Шель, говорить просто с голосом как-то непривычно. Тем более, вы меня наверняка видите, а вот я вас — нет.

— Вы правы, — Шель задержался с ответом на несколько секунд. — Но постоянно находиться в режиме открытой видимости для меня означает повышенный расход энергии. Если вы не против, я покажусь вам на короткое время, а затем мы вернемся к голосовому общению.

Вот гад, а мне даже не предложил показаться! Правда, я и не просил… А Кройхт попросил, пусть и согласившись с вариантом, предложенным Шелем.

Неровная каменная стена вдруг задергалась, как изображение на глючащем телеэкране и через секунду просто исчезла. Увиденная нами вертикальная конструкция из труб напоминала орган в католическом храме, но в отличие от него трубы переливались всеми мыслимыми цветами, светились, а в нижней своей части вдобавок самым причудливым образом переплетались. Красиво… Красиво и непонятно. Разум, создавший это, принадлежал пусть и гуманоидам (а кому же еще-то?!), но человеческим его назвать я бы не рискнул.

Наслаждались этим зрелищем мы недолго, сколько именно, точно не скажу. Но вот, задергавшись, пошли рябью и эти трубы — и перед нами снова оказалась каменная стена.

Переговоры прошли… Ну, в общем, прошли. Шель озвучил свое пожелание пожить в человеческой шкуре, а вот выдвигать предложение для Империи не стал, ограничившись более чем кратким изложением своих возможностей и принципов своей работы, а также четко обозначив, что переговорщиком с имперской стороны видит исключительно присутствующего здесь господина Миллера. Нашу способность к телепатическому общению, да еще и не зависящему от расстояния, мы от Кройхта не скрыли, а вот о тех выгодах, которые получил от Шеля я лично, и о тех, которые я вытребовал для Демидовых, Шель умолчал. Почему умолчал? Ну это наши с ним личные отношения… А почему притормозил с уникальным предложением для Империи — так это мы ним заранее придумали. Интересно же, что запросят «золотые орлы», не зная, сколько мы готовы заплатить? Ох, черт! Я уже мысленно сказал «мы» применительно к себе и Шелю? М-да, самому интересно, к чему бы…

— Это с чего бы вдруг он тебя посредником назначил? — недовольно спросил Петров, когда мы выбрались на воздух. Спросил по-русски, чтобы ни его люди, ни егеря не поняли.

— Да мы с женой чуть не нанесли ему материальный ущерб, — признался я. — Он попросил этого не делать, ну мы и не сделали. Вот товарищ и проникся.

— Что за ущерб? — заинтересовался Петров.

— Костер пытались развести. Он утверждал, что это слегка сократит его запасы энергии.

— Вот как? — оживился Петров. — Значит, огнем можно вывести его из строя?

— Можно, — согласился я. — Только вот видишь, Пал Андреич, этих дохлых мерасков? — я показал на две кучки основательно присыпанным снегом трупов. — Он умертвил их за мгновение. Как он это сделал — не спрашивай, сам не понял. И почему он с нами так не поступил, не понял тоже.

— Хм, — только и смог сказать Петров. — Ладно, я, собственно, за тобой прилетел. — Он показал на все еще висящий дирижабль. — Собирайся, да пошли.

Во время полета Кройхт-Петров не произнес ни слова. Сидел и думал с мрачным лицом. Я тоже сидел и думал, и мое лицо тоже наверняка довольным не выглядело. Уж не знаю, что там не понравилось Кройхту, а мне не понравилось много чего. Например, его недовольство моим посредничеством. Или то, что ему интересно, как нанести Шелю ущерб…

Глава 34

— Ну, давайте: за нас с вами и за хрен с ними! — Николай, Серега и Алинка заржали сразу, Лорка чуть позже, когда Алинка перевела ей тост и объяснила его смысл. Дальше, конечно, мы говорили уже на имперском, но вот этот тост я просто обязан был произнести по-русски. Просто потому, что ни на каком другом языке так не скажешь. Выпили, закусили и продолжили просто болтать. Болтать весело, беззаботно, как и положено старым добрым друзьям. Строго говоря, мы как раз отмечали встречу Лорика с Сергеем, Алиной и Николаем. Правда, отмечали мы это историческое событие аж почти через месяц после того, как оно произошло. Ну, так вот случилось…

Кройхт, пользуясь своими изрядными полномочиями, быстро забрал нас с Лориком в Вельгунден. Он бы сделал это и еще быстрее, не упрись я рогом — мне же надо было передать дела Виннеру, да и моим непосредственным начальником все еще оставался генерал Штудигетт и только от него я мог получить приказ об откомандировании в распоряжение государственного лейтенанта-советника Кройхта. Кройхт, конечно же, всячески меня торопил, но вышло все-таки по-моему.

Зато в Вельгунден мы летели на дирижабле, и на этот раз на большом. После катастрофы «тридцать седьмого» лететь снова было, честно говоря, немного страшновато, но выбора нам не дали. Правда, условия в полете по сравнению с малыми дирижаблями заслуженно претендовали называться комфортными — мы с женой сидели на мягком диванчике, перед нами стоял невысокий столик, нас кормили бутербродами и поили кофе. Ну и скорость, да. Обычным порядком нам пришлось бы лететь часа три до того же Комихафка, а там трое суток ехать поездом, а так мы вылетели из ставки Штудигетта и уже через двое суток покинули борт воздушного корабля, ступив на твердую землю окраины имперской столицы.

Ясное дело, мы с Лоркой сразу же двинулись ко мне, ну то есть к нам, на квартиру, благо время было не такое позднее. Понятно и то, что народ появлению Лорика, да еще и в качестве моей законной супруги, искренне обрадовался, как и то, что мы тут же подверглись общественному порицанию за сокрытие от народа нашей свадьбы. Чтобы оправдаться, мы с женой обещали народу организовать вот прямо уже на днях гулянку, а летом — поездку к Триамам в лес. Ну до лета время еще есть, а вот насчет гулянки прямо на днях мы жестоко ошиблись — прошел, как я уже говорил, почти месяц, а мы вот только сегодня отмечаем…

Почему так? А сами не догадаетесь? Взяли нас в оборот с нашим открытием. Да в такой, что мало не показалось.

Сначала мне пришлось писать большой и толстый рапорт, на который я угрохал два дня. Потом нас с Лоркой допрашивали, причем по отдельности. Лорка-то в таких делах неопытна, никогда не сталкивалась, а я как минимум в одном таком допросчике признал профессионала — полицейского или жандарма. Оно и понятно — то, что общество Золотого Орла работает в тесной связке с министерством внутренних дел, для меня никаким секретом давно уже не являлось. Откровенно говоря, я побаивался, что Лорка на этих допросах сболтнет лишнего, но она не подкачала. Нет, я еще в пещере настропалил ее молчать о том, что она умеет телепатически беседовать с Шелем, еще потом, пока собирались в Вельгунден, напомнил ей о том же, но мало ли… Однако же мало того, что не проговорилась, так еще и образ простоватой девчонки из леса отыграла на все сто, так что от нее отвязались уже дней через пять. Меня мурыжили дольше и качественнее, строить из себя простого и недалекого персонажа у меня не вышло бы в любом случае, однако же, отстали в конце концов.

То есть не то чтобы отстали… Отстали с допросами. Зато пришлось участвовать в почти ежедневных заседаниях общества, которые быстро слились в моем восприятии в одно бесконечно длинное просиживание штанов с дополнительной опцией в виде компостирования мозгов. Как ни странно, в череде этих заседаний нашлось-таки окно, когда мы и устроили дружеские посиделки в нашей квартире, где мы с Лориком теперь делили мою бывшую спальню. Но гулянка прошла, а ежедневные заседания и совещания у «золотых орлов» продолжились и как бы даже не с новой силой.

Тема обсуждений пока что была только одна: что бы такого полезного затребовать от Шеля. Что интересно, никто не предложил просто спросить Шеля, чем бы он мог порадовать партнеров. Вместо этого меня заставляли связываться с искусственным интеллектом для уточнения каких-то мелких подробностей, второстепенных вопросов, несущественных частностей. Однако же мало-помалу конструкция запроса вырисовывалась, все же общество Золотого Орла объединяло действительно сильные и, можно сказать, что даже лучшие умы Империи. Самое главное, что общество своим коллективным разумом пришло именно к тому решению, которое и было нужно нам с Шелем, то есть затребовало поставлять на Эрасс попаданцев по своим заказам. То есть, нужно нам трех инженеров-строителей — пожалуйста, уважаемый Шель, организуйте, нужно двух хирургов — извольте доставить, нужен электротехник — доставьте нам электротехника. А нужно нам такое решение было как раз по той причине, что первоначально мы сами и собирались его «золотым орлам» предложить. А почему не предложили? Да потому что одно дело, когда вам что-то предлагают, а вы еще думаете — взять или фиг бы с ним, и совсем другое, когда вы сами что-то просите, причем с легкой опаской (а вдруг не дадут?), и партнер, некоторое время подумав и посомневавшись, наконец выражает готовность эту вашу просьбу удовлетворить. В каком случае вы будете чувствовать себя в выигрыше? Правильно, в том, где полученные вами блага — результат вашего желания. Вы попросили то, что вам нужно, вы это получили — и не молодец ли вы после такого? Вот и уважаемые члены Императорского общества Золотого Орла почувствовали себя такими же молодцами, честно заработавшими свои выгоды и преимущества. А мы с Шелем продали им как раз то, что и хотели.

Интересно, вообще-то, получилось… Еще помню, как меня принимали в общество, как я этим гордился, а теперь мы с каким-то не пойми кем ведем свою игру с этим же обществом, имея целью наши личные интересы. Хотя, а чьи интересы я обеспечивал, в это самое общество вступая? Ну да, интересы Империи тоже. Но — именно «тоже». Я искал работу по силам и по потребностям себе, я ее нашел. Сейчас Шель предлагал мне больше, причем не мне даже, а нам с Лоркой. И, кстати, интересам Империи наши с ним дела никак не противоречили, так что служебная моя совесть тут чиста.

Кстати, о службе. Вопрос о том, что запросить с Шеля, в обществе рассмотрели к концу зимы, и я тут же озаботился решением другого вопроса — об уходе с военной службы. Если честно, мне до не знаю какой степени осточертело постоянно ходить в мундире, а ведь приходилось — правила ношения формы для военных чиновников от таковых же правил для офицеров почти не отличались. То есть мундир носить приходилось практически всегда. С саблей, кстати, носить. А уж эта железка на боку надоела мне вообще как горькая редька! Спросите, почему не привык за то время, что на войне был? А я на войне ее и не носил. Я же умный, поэтому, саблю цеплял к седлу на манер рядовых кавалеристов. Куда как удобнее, когда спешиваешься!

В общем, в начале весны я снова стал гражданским лицом, по каковому поводу устроил народу еще одну гулянку. Гулянка понравилась и запомнилась мне тем, что после той, что мы закатили по поводу моего возвращения с молодой женой, стала вторым застольем подряд, обошедшимся без алинкиных переживаний о потерянном доме, маме и вообще о прошлой жизни. Уж не знаю, почему так, но мне казалось, что это результат благотворного воздействия Лорки. Все то время, что я пропадал на заседаниях у «золотых орлов», они с Алинкой тусовались вдвоем, не знаю, чем занимаясь (болтали, скорее всего, уж что рассказать друг дружке, у них за все это время наверняка накопилось), и продолжили свои тусовки, когда заседания возобновились, и мне снова пришлось их исправно посещать.

На этот раз мы обсуждали, чем будем оплачивать услуги Шеля. Нет, чем их оплатить, Шель через мое посредство довольно четко изложил, обсуждалось, как бы это сделать получше, а желательно, не делать вообще. Ну не нравилась членам уважаемого общества идея скрещивания имперского подданного с какой-то непонятной мыслящей машиной, не нравилась — и все тут! И вот когда благодаря такому подходу отчетливо замаячила перспектива глухого тупика, в который медленно, но неотвратимо вползают переговоры, я нашел-таки решение, которое у «золотых орлов» отторжения не вызвала.

Какое? Ну, я же все-таки исполнил данное самому себе обещание выяснить судьбу ротмистра Киннеса. В итоге разыскал я своего свата аж тут, в Вельгундене. Как выяснилось, из Коммихафка его очень быстро отправили в столичный госпиталь Императрицы — лучшее лечебное учреждение Империи. Ну, там я его и навестил…

Навестил, да. Ротмистр, и без того отличавшийся худощавым сложением, сейчас выглядел как узник концлагеря. Воду, глюкозу и что-то еще ему вводили через капельницу, но полноценного питания это, конечно, и близко не заменяло. Судя по виду капельницы и перечню подкормки, которую Киннесу через нее вводили, кто-то из врачей среди попаданцев все-таки отметился. Ничего, мы с Шелем в медицине тут положение еще поправим. Да, поправим, и Киннес нам в этом поможет. В сознание Киннес так и не пришел, и прогнозы на эту тему были совершенно безрадостными.

Шеля поначалу моя идея, прямо скажу, не сильно воодушевила. Ну не нравилась ему необходимость затратить на оптимизацию организма такого реципиента лишние проценты своего энергетического ресурса, понимаю. Тем не менее, когда мне очень надо, я умею быть убедительным. А мне было надо. Потому что Киннес как реципиент для Шеля решал кучу проблем одним махом. Империя сохраняла подданного, которому, как в один голос уверяли врачи, жить оставалось не больше пары месяцев, причем без надежды на восстановление мозговой деятельности. Шель получал тело, которое после оптимизации с его стороны, еще и само себя оптимизирует — все же как профессиональный военный Киннес понимает значение физических упражнений и к регулярному их выполнению приучен. А мне и приятнее, и полезнее, если человеческая составляющая моего партнера окажется дружески ко мне настроена. А что ротмистр когда-то интересовался у Лорика перспективами возможного сватовства… Не считаем. Став моим сватом, Киннес сам снял чисто теоретически возможную проблему нашего соперничества из-за Лорки раньше, чем я вообще узнал о существовании такой возможности.

Идею «золотые орлы» с ходу не отвергли, но и принимать не торопились. Я, конечно, изо всех сил старался ее пропихнуть, но все мои старания как будто вязли в некой густой субстанции, называть которую я, пожалуй, не стану. Причем внятных аргументов против такого решения никто так и не назвал. Кроме разве что все того же Петрова, да и то он не от своего имени их выдвинул, а просто открыл мне глаза на причины такого поведения коллег.

— Понимаешь, Федор Михалыч, — сказал он мне на очередных наших традиционных посиделках, — ты вот ругаешься, говоришь, не мычат, не телятся… А знаешь, как оно с их стороны выглядит?

Я кивнул — интересно, мол, давай, продолжай.

— А выглядит оно так: мы тут сидим, все такие хорошие, работаем на благо Империи, работаем давно и старательно… И тут, блин, какой-то новичок, без году неделя, напрямую выходит на источник попаданцев, да еще и непонятно как садится посредником в переговорах. Шель этот твой, опять же…

— С ним-то что не так?

— С ним, Михалыч, все не так. Ну давай, считай сам, — Петров поднял на уровень моего лица ладонь. — То работали с попаданцами, которые сами по себе появлялись, а теперь надо самим заказывать. А вдруг не того закажем? А вдруг закажем, а у него квалификация не та? Раньше-то с нас взятки гладки, брали-то, что дают, а теперь, если что, мы сами и виноваты. Это у нас раз, — указательный палец на ладони Петрова загнулся.

Хм, а ведь и правда…

— Теперь это его желание заселиться в человека, — продолжал Петров. — Будет, значит, тут ходить не пойми кто, то ли человек-нечеловек, то ли машина-немашина… Ты не забудь еще, что для местных мыслящая машина — это вообще почти что нонсенс. Это, считай, два, — вслед за указательным пальцем загнулся средний. — И куда, спрашивается, его девать? На заседания общества пускать? А на фига? Или запереть его в золотую клетку? Не слишком ли дорого, хрен же его знает, какие у него там запросы будут в плане еды-питья-женщин… Это уже три, — безымянный палец присоединился к своим собратьям. Я, Федор Михалыч, твое желание оживить своего приятеля понимаю. Только вот понравится ли ему в его человеческой части такая жизнь?

Черт, а о таком я не подумал. Прав Петров, вряд ли Киннесу жить в золотой клетке понравится, и вряд ли у него при симбиозе с Шелем жизнь будет какая-то другая. С другой-то стороны, Киннес будет живой, а живому-то человеку жизнь устроить в любом случае проще, чем безнадежному коматознику…

— Ну и напоследок вернемся, Федор Михалыч, к тебе. На фоне всего этого и твоя способность телепатически общаться с Шелем, да еще и на расстоянии, тоже выглядит… ну ты меня понял, — загнулся мизинец и перед моими глазами светилась совершенно неуместная в данном контексте конструкция — кулак с поднятым большим пальцем. Типа «все прекрасно». Прекрасно, ага. Пал Андреич тоже понял, что сути момента демонстрируемая им фигура не соответствует, и прижал большой палец к остальным. Вот теперь самое то.

— В любом случае ждем решения оттуда, — Петров поднял глаза к потолку. — Фон-барон уже доложил.

Фон-бароном Петров за глаза именовал барона Ланкругга, личного представителя императора в обществе. Ну тогда да, ничего другого не остается, только ждать.

И уже только дома до меня дошло, что как-то очень уж все в изложении Петрова получалось гладко. Даже с его опытом вряд ли можно с такой легкостью делать выводы о чужих умонастроениях… Черт, а ведь получается совсем нехорошо. Или дорогой Павел Андреевич и сам не чужд таким мыслям, раз уж что-то подобное я от него еще у пещеры слышал, или «золотые орлы» высказывали все это ему без меня. То есть что-то они в моем присутствии обсуждают, а что-то стараются обговорить, пока меня нет. Интересно… Мне же, черт бы их всех побрал, перед ними как-то выкручиваться придется, когда Лорка забеременеет.

Глава 35

Весна для меня ознаменовалась не только увольнением с должности военного чиновника, дебатами в Императорском обществе Золотого Орла или благотворным влиянием Лорика на Алинку. В середине марта (раннего весенника, ясное дело, но кто ж из нормальных попаданцев так скажет?) начался судебный процесс по делу «заговора жадных», как хлестко обозвала его местная пресса. Прогноз Петрова сбылся, и на жесткую огороженную скамью в одном из залов Высокой Судебной Палаты сели пятнадцать деятелей, подстроивших в свое время мою дуэль с посудным фабрикантом Ани, шестнадцатым сидел на той же скамье сам Ани, уже оправившийся после ранения.

Помимо того, что на процессе я давал показания как свидетель, я ходил на все его заседания уже из интереса, причем не только профессионального, но и личного. Даже скорее личного — из-за всех моих хлопот, связанных с легализацией Шеля, времени на участие в информационном обеспечении процесса у меня не было. Но все те полторы декады, что процесс продолжался, я ходил на его заседания как на работу, благо, «золотые орлы» взяли паузу, ожидая решения императора.

Восемь разного калибра промышленников, пятеро работавших на двоих из них, скажем так, менеджеров, жандармский майор (уже, разумеется, бывший) и два тоже бывших чиновника Надзорной Палаты выглядели даже не подавленными, а скорее растерянными. Ну да, промышленники собирались всего лишь проучить (в идеале — убить) чужими руками надоедливого писаку, слишком, по их мнению, сильно привлекавшего к ним внимание, менеджеры, бывший жандарм и надзиратели вообще только денег хотели срубить, а в итоге все получили обвинение в заговоре против короны. Именно так оценил в своем выступлении императорский прокурор, цитирую: «предумышленные, целенаправленно и обдуманно совершавшиеся в единодушном согласии и непрестанном совете между собою действия, препятствующие исполнению указа Его Величества». А это, согласитесь, уже несколько иной уровень ответственности.

В итоге судьи в полной мере проявили и суровость, и справедливость. К смерти приговорили троих, в том числе бывшего жандармского офицера, восьмерым выписали путевки на каторгу — кому на десять лет, а кому и на двадцать пять, четверо отделались заключением в крепость на срок от пяти до десяти лет. Каждому добавили конфискацию имущества. А сурово тут у них… Ни одного человека заговорщики не убили, а им три быстрых смертных казни и восемь растянутых — судя по физическим кондициям осужденных на каторгу, до конца срока никто из них не доживет. Впрочем, наиболее гнусным преступлением заговорщиков прокурор в своей обвинительной речи объявил подкуп должностных лиц Империи, видимо, отсюда и такой жесткий приговор.

Мой бывший противник (или соучастник?) по дуэли на этом фоне мог считаться счастливчиком — по обвинению в заговоре его оправдали, выделив дело в отдельное производство, где ему светил лишь денежный штраф, правда, очень большой. Но это же лучше веревки, каторги или даже крепости, не так ли? А уж еще месяц отсидеть под арестом за дуэль — это так, мелочи.

Публичные казни в Империи не практиковались, так что расстаться с жизнью троим заговорщикам предстояло в одном из внутренних дворов столичного Тюремного замка. Как лицо, едва не превратившееся в потерпевшего по данному делу, я получил право присутствовать при экзекуции, каковым правом и воспользовался. Позвал с собой Лорку — не пошла. Она-то и на сам процесс почти не ходила, побывав только на двух заседаниях и ни одного из них не отсидев полностью, а тут отказалась наотрез. И правильно, наверное. А вот я пошел. Почему? Ну… Мстительность, да. Хотелось поглядеть, как умрут те, кто пытался устроить мою смерть. Ну и интересно стало, не без того.

Что теперь сказать? Зря. Зря я сходил на это… даже не знаю, как назвать. Но уж точно не зрелище. Как-то все прошло… какое бы слово подобрать поточнее? Наверное, утилитарно. Да, именно утилитарно. Виселица, в течение часа собранная из хранящихся на складе деталей, надетые на приговоренных длинные мешки, из-под которых потом и ног видно не было, быстрая смерть из-за перелома шеи, контрольные полчаса, по истечении которых казненных освидетельствовал тюремный врач, закрытая повозка, в которой тела увезли для безвестного захоронения — все это вместе не тянуло ни на кару, ни на справедливость, ни даже на месть. С таким же успехом можно было бы напичкать цианидом последний ужин приговоренных. Не скажу, что увиденное сделало меня сторонником публичных и тем более жестоких казней, но так тоже не годится. Не стоило им меня звать, да и никого на такое приглашать не надо.

Хорошо хоть, дальнейшие события помогли быстро и эффективно задвинуть эти не самые приятные впечатления подальше. Мы с Лоркой и Алинкой сели втроем и долго, вдумчиво так, поговорили. Результатом беседы стала целая программа адаптации моей женушки к столичной жизни, которую разработали мы с Алинкой. Как и полагается в любом серьезном деле, мы с госпожой Демитт разделили обязанности — она озаботилась приданием Лорику соответствующего внешнего вида, я же занялся воспитательным процессом. Причем если Алинка занималась пошивом новых шмоток для Лорки сама, ну, ясное дело, еще и эксплуатируя своих работниц, то я, раз уж приобрел начальственный опыт и соответствующие привычки, нашел, кому это поручить. У господина Лотта, когда-то учившего меня здешним хорошим манерам, бизнес был семейным — тем же занималась и его супруга, дававшая такие уроки барышням. Вот я и стал опять их клиентом, на этот раз оплачивая уроки для Лорика. Они ради такого случая даже скидочку мне сделали… Правда, не скидкой единой оказались полезны супруги Лотт. Впечатлившись лоркиными нарядами, узнав, что Лорку обшивает сама госпожа Демитт и, более того, они с названной госпожой близкие подруги, госпожа Лотт проявила завидную напористость, и теперь пару платьев Алинка будет шить и ей, причем со скидкой. Правда, и клиенток новых госпоже Демитт преподавательница хороших манер подогнать обещала. Все-таки среди дам, пусть и не из самого высшего общества, зато никоим образом не бедных, связи у госпожи Лотт обширные.

Боюсь, однако, что эти связи могут и не понадобиться. Шель, с которым мы после наступления паузы в переговорах с «золотыми орлами», так и не общались, вдруг ожил и огорошил меня известием о том, что рассчитал параметры обратного переноса Демидовых на Землю. По его словам, сделать это было бы лучше всего (он, естественно, сказал «оптимально») либо в ближайшие четыре дня, либо через месяц с небольшим. Первый вариант отпадал — не хватало еще гонку со сборами устраивать — а вот второй уже был похож на что-то приличное, тем более, там и длительность пригодного для переноса периода была побольше. Имелась с этим обратным переносом еще одна проблемка — чтобы он прошел наиболее успешно, отправная точка на Эрассе должна была находиться как можно ближе к той, куда мы попали при переносе сюда, то есть в том самом лесу, где несли свою службу мои тесть и шурин. Само место мы теперь, конечно, хрен найдем, но Шель этого и не требовал, плюс-минус пару-тройку километров он объявил вполне допустимой погрешностью и обещал вывести в нужное место с соблюдением заявленного допуска.

Лорка, когда я поделился с ней новостью, сразу же предложила сделать это известие общим достоянием. Поразмыслив, я согласился, и на очередном общем застолье (обычном ужине, а не гулянке) вывалил все это на почтеннейшую публику. «Все это» — значит, начиная с самой встречи с Шелем. Почему не рассказал о Шеле раньше? Ну, во-первых, из некоторой осторожности. Нет, утечек информации не опасался, но мало ли… Во-вторых, и это на самом деле главное, из суеверия. Все-таки самым важным тут для Демидовых (а может, и для Николая тоже, кто ж его знает?) тут была сама возможность вернуться домой, так что новости об этом и о Шеле должны были идти парой. То есть — нет новости о возможности возвращения, значит, нет и новости о встрече с Шелем. Ну и наоборот, как все-таки получилось в данном случае. А то бы я выглядел, мягко говоря, не лучшим образом, если бы про Шеля рассказал, а потом все оказалось глухо как в танке.

Да. Но получилось, что рассказать было о чем, вот и рассказал. Как они пытались пристроить на место отпавшие челюсти, как Алинка, нимало не смущаясь присутствием Лорки, кинулась мне на шею и чуть не опрокинула меня вместе со стулом — я в подробностях описывать не стану, даже не просите. Не хочется друзей выставлять в дурацком виде…

С Алинкой и Серегой я потом поговорил отдельно, объяснив им, что Алина должна покинуть Эрасс беременной, если они вообще хотят иметь детей. Ну да, понимаю, что по уму это стоило бы сказать Сергею один на один, без Алинки, но… Но что-то не очень меня вдохновила серегина реакция на мое выступление по поводу возможности вернуться. Вот с Алиной все понятно — ну, как она попыталась отблагодарить меня, я уже рассказал, так что ее желание вернуться домой было абсолютно ясным, всеми нами видимым и никаких двусмысленных толкований не допускавшим. А вот Сергей… Нет, он, конечно, явственно радовался за жену. Но видно было, что именно за жену. Вот не было заметно, что он перспектива возвращения, и довольно скорого, на Землю делала его таким же счастливым, как Алину. Для меня это, признаться, оказалось неожиданностью, и неожиданностью, прямо скажу, не самой приятной.

Почему не самой приятной? Да не люблю я, когда не понимаю причин поступков окружающих меня людей. Правда, тут ни до каких поступков еще и не дошло, просто было у Сереги такое вот настроение, но я же и откуда оно взялось, не понимал! А я такого, как сказал уже, не люблю… Как Демидовы жили там, на Земле, я кое-какое представление имел, и потому знал, что главным донором семейного бюджета там был Сергей. Знал я и то, что здесь, в попаданчестве, бюджет семьи Демитт формировался преимущественно из доходов Алины. Вроде бы Серега при всей своей внешней маскулинности, которую он так любит продемонстрировать, должен бы радоваться, что скоро вернет себе положение главного добытчика, но вот этой-то радости я и не наблюдал. Непонятно!

Насчет доходов, кстати, умную идею выдвинул Николай. Когда пошел разговор о технических подробностях предстоящего обратного переноса, он поначалу молчал, а потом вдруг и выдал:

— Вам, ребят, надо ювелирки мелкой накупить здесь и взять с собой.

— Зачем? — не поняла Алина.

— А почему ювелирки? — тут же спросил Сергей. — Почему не золота или камешков?

— Здесь-то вы люди зажиточные, — ответил Николай, — а там, насколько я помню, не особо. Вот и унесете с собой хоть часть здешних доходов. А почему ювелирки… Ты, Серег, ринты или кройсы местные с собой возьмешь, что ли? И как ты их там, — слово «там» Николай выделил голосом, — продашь? С надписями на непонятном языке, неизвестно чьими гербом и портретом?

— А просто золото? Или камни? — не унимался Серега.

— С золотом и камнями, когда ты их продать попытаешься, сразу нахватаешься проблем либо от государства, либо от бандюков, либо от тех и других вместе. А мелкую ювелирку, тем более не какие-то сильно навороченные вещи, можно потихоньку сбывать по мере надобности.

— Дядя Коля прав, — Алинка повернулась к мужу, — можно будет даже через «Авито» продать. Только украшения надо покупать и правда маленькие, они тут от наших не так сильно отличаются, в крайнем случае можно сказать, что это стилизация под старину.

Да, девочка соображает… Хорошо бы, она, побыв здесь хозяйкой собственного дела, и дела вполне успешного, не забыла приобретенные навыки и дома. Конечно, такого эксклюзива, как тут, у нее там не будет, однако же просто успешно заниматься пошивом на заказ она, думаю, сможет. Черт, но что же с Серегой?..

— А вы, дядя Коля, остаетесь? — свое внимание Алина перенесла на Николая. Нет, то, что он останется, вроде бы и так понятно, но вслух пока не произносилось, вот и захотелось девочке поставить точки над соответствующими буквами.

— Остаюсь. Там, — Николай опять не стал говорить «дома» или «на Земле», — меня никто не ждет, здесь я устроился хорошо… Опять же, вот даже Шель этот говорит, что вы с Серегой да Федор Михалычем сюда за компанию со мной попали, вот и буду за вас отдуваться, — пошутил товарищ. Очень удачно пошутил, я бы сказал. И шутка уместная, и от развернутого ответа уклонился.

— А вы, Федор Михайлович, домой не хотите? — не унималась Алина.

— Здесь мой дом, — я несколько демонстративно приобнял Лорку. Ну, в самом деле, не рассказывать же присутствующим о своих планах? О том, как я собираюсь пристроить сознание Шеля в тело Киннеса. О том, как планирую поставки попаданцев по заявкам Императорского общества Золотого Орла. О том, как… Ладно, промолчу. Некоторые свои планы я пока еще и сам-то с собой остерегаюсь обсуждать. Рано еще. Да и более важные на сегодня задачи имеются — например, напустить должного тумана вокруг лоркиной беременности, над скорейшим наступлением которой мы с супругой трудились, не покладая… ну не будем говорить, что именно мы не покладали. Или отстрочить до поры получение «золотыми орлами» сведений о возвращении супругов Демитт на историческую родину. И вслух об этом тоже лучше не говорить. Поэтому я просто вздохнул и повторил:

— Здесь мой дом.

Глава 36

Лето в этом году наступило рано. Очень рано. Уже в конце среднего весенника, а если по-человечески, то апреля, солнышко светило совсем по-летнему, никаких луж не наблюдалось, а на газонах нагло перла вверх трава того изумительного ярко-зеленого цвета, что бывает только у молоденькой травушки-муравушки, еще не опаленной летним солнцем и не присыпанной городской пылью. Мы с Лоркой воспринимали этот щедрый погодный подарок как некое доброе предзнаменование, да и остальные жильцы нашей квартиры, думаю, тоже. По лоркиным расчетам, уже дней через десять и в лесу должно было все просохнуть, так что время для поездки к моим новым родственникам смотрелось самым подходящим.

Подготовились мы к поездке основательно. Я договорился с Петровым, воспользовавшись все еще продолжающимся ожиданием решения по Шелю и Киннесу, которое ожидалось уже скоро, но не сегодня и не завтра. У его величества, как я понимал, имелись и другие заботы, связанные как раз с моими недавними похождениями. Мерасков за Филлиран выпихнули, новую западную границу Империи более-менее обустроили, и буквально вот-вот ожидалось обнародование целой серии императорских указов о наделении крестьян землей в бывшей Мерасковой степи, порядке переселения и условиях кредитования переселенцев Имперским Земельным банком. Уже вышел указ об утверждении устава «Акционерного общества западных железных дорог», взявшего на себя обеспечение транспортной связности новых земель с Империей. Вернулся с закончившейся войны Виннер, но я с ним пока не встречался.

Шель сообщил, что начал постепенную оптимизацию организма Киннеса, от оптимизации моментальной он по каким-то своим причинам решил отказаться. Опять, небось, экономит энергетический ресурс, жмот этакий… Хотя ладно, меня сейчас это более чем устраивает.

Николай тоже у себя на заводе взял декаду отпуска за свой счет. «Раз уж, — сказал он, — Серега с Алинкой из-за меня сюда попали, кем я буду, если не пойду их провожать?».

Сами Демидовы оставили в адвокатской конторе, обслуживающей наши интересы, три запечатанных конверта: один с надписанной датой вскрытия, в котором содержались условия вскрытия двух остальных — одного с бумагой, передающей мне все права на серегину рукопись «Учебник атлетической силовой гимнастики», и другого, где ждала своего часа дарственная, превращавшая одну из алинкиных работниц в полноправную владелицу ателье. Девочку эту Алинка очень хвалила, говорила, что у нее талант и что в плане дизайна и техники шитья она ателье потянет, а уж какими окажутся ее предпринимательские способности, тут, конечно, прогнозировать сложно. Ладно, раз Алинка барышню так отрекомендовала, постараюсь помочь ей на первых-то порах.

Зачем понадобилось оформлять все это через запечатанные конверты в запертом сейфе? А для маскировки. Понятно, что в конечном итоге «золотые орлы» все-таки узнают о возвращении Сиарка и Линни Демитт домой, но я бы чувствовал себя гораздо спокойнее, если бы узнали они это уже после подселения Шеля в сознание Киннеса. Причем именно после самого подселения, а не получения высочайшего дозволения на таковое. А то ведь дозволение можно потом и пересмотреть, как говорится, по вновь открывшимся обстоятельствам. Так что пусть смена прав собственности на алинкино ателье и серегину книгу станет известной, скажем так, попозже.

Пытались мы маскировать и скупку той самой мелкой ювелирки, но это было куда как сложнее. Тут в основном приходилось полагаться на покупку небольших партий украшений у нескольких не самых известных ювелиров. И все равно, эта часть подготовки к эвакуации оставалась, как мне виделось, самым уязвимым звеном в плане маскировки.

Зато самый важный пункт плана приготовлений к репатриации Демидовы выполнили с блеском. Лорка тут шепнула мне на ушко, что Алина уже находится в интересном положении, а чуть позже Шель доложил, что беременна наша модельерша аж двойней. Сильны ребята! Мы тут с Лоркой никак пока, а у этих считай что двое!

В общем, как могли, так и подготовились. Тут и Шель удачно подоспел, уведомив нас о наступлении благоприятного для переноса периода. И потому мимо отбытия в славный город Коммихафк, а там и дальше, нам было никак не пройти.

Как говорится, кому война, кому мать родна. Уездному городу Коммихафку война за Мераскову степь стала если и не родной матерью, то уж никак не меньше, чем доброй тетушкой, и даже окончание войны этого не изменило — именно Коммихафк становился теперь важнейшей опорной базой освоения новоприобретенной территории. Естественно, в город потянулись деньги и стали частенько наведываться их владельцы, а эта публика привыкла ценить время. Поэтому по маршруту «Вельгунден-Коммихафк» теперь не только ходили поезда, но и летали дирижабли. Вот как раз на воздушном корабле мы в этот замечательный город и отправились.

С комфортом и уютом на борту пассажирского дирижабля все обстояло куда лучше, чем у военных. В общем-то, похоже на наши пассажирские самолеты, с некоторыми, конечно, отличиями. Кресла, например, хоть и не предусматривали изменения положения спинки, но все равно были намного удобнее, а уж насколько красивее, даже говорить не приходится. А вот с кормежкой не так — кофе, прохладительные напитки, вина и легкие закуски разносили, но чтобы пообедать, надо было дождаться промежуточной посадки. И совсем не было девушек-стюардесс, вместо них пассажиров обслуживали молодые юноши. Мы с Лоркой от души надеялись, что в данном случае комфорт идет в паре с безопасностью, уж больно неоднозначным оставался пока наш опыт полетов. Ну да ничего, нормально. Проблема тут была в другом… Чисто по техническим характеристикам дирижабля добраться до Коммихафка он мог бы чуть меньше чем за сутки — аж втрое быстрее поезда, но ночные полеты тут не практиковались. Уж не знаю, что было тому причиной — желание снизить нагрузку на экипажи или нежелание заставлять пассажиров спать, сидя в креслах, а скорее всего, недостаточная мощь имперского дирижаблестроения, не тянувшего пока что постройку гигантских цеппелинов со спальными каютами и ресторанами, но вечером наш корабль совершил промежуточную посадку. Нам предстояли некий гибрид обеда и ужина в неплохом ресторане, ночевка в небольшой уютной гостинице и ранняя побудка с умеренным завтраком, а затем — продолжение полета и прибытие в Коммихафк еще до обеда.

Нанять в Коммихафке экипаж для поездки до хутора Триамов оказалось делом несложным, хотя и далеко не дешевым, однако сумма оплаты нас устроила, как устроили комфортабельность упомянутого экипажа и скорость, с которой четыре его лошадиных силы доставили нас на место — к Триамам мы прибыли еще засветло.

Ох, и радости же у всех было! Ну, разумеется, со всеми вытекающими… Так-то в обычной жизни Триамы скоро завалились бы спать, но наше прибытие внесло в привычный распорядок приятные изменения — уже скоро все мы сидели за столом. Пусть стол накрыли на скорую руку, но и у Триамов нашлось что на него выставить, и мы в этот раз привезли с собой не только подарки, но и гостинцы, в основном, конечно, сладости, да экзотические для здешнего леса фрукты из южных пределов Империи. Тирри, ясное дело, была просто счастлива, да и Тане с Каськой пошло на ура. Корнат и Фиарн, пусть и не с таким восторгом, тоже отдали должное привезенным лакомствам.

Ну и наговорились, понятно, тоже. Точнее — не наговорились. Разве что мы с Лориком успели рассказать о наших военных впечатлениях и приключениях (естественно, не обо всех), да и то, когда Тирюшку отвели спать, а хозяевам и гостям тоже впору было спички в глаза вставлять, все еще оставалась куча незаданных вопросов и неполученных ответов, которые с общего согласия так и перенесли на утро.

Завтрак опять-таки прошел в разговорах, не прекратились они и после него, но компания сама собой разделилась по половому признаку — Лорка, Таня, Каська, Алинка и примкнувшая к ним Тирюшка переместились куда-то поболтать о своем, о женском, а мы, оставшись за столом, говорили о серьезных мужских делах, пока я не увел Корната для отдельной беседы.

— Корнат, — с чего начать, я себе толком и не представлял, но ладно, авось само пойдет. — Я тебе всего рассказать не могу… В общем, Сергея с Алиной я могу домой отправить и собираюсь именно это и сделать на днях.

— А зачем? Они вроде хорошо устроились? Я так понял, живут богаче, чем там у себя жили?

— Это так. Только вот если тебя, скажем, далеко-далеко от дома забросить, неужели скучать не будешь?

Корнат почесал затылок.

— Да буду, ясное дело… Если на новом месте жить будет лучше, может, и скучать придется меньше, только все равно же буду.

— Вот и у них так, — рассказывать тестю, что именно у Сереги вроде бы и не совсем так, я уж точно не собирался.

— Тогда да, — согласился Корнат. — А от меня тебе что нужно?

— Да, в общем, ничего. Ты ничего не видел, не слышал и не знал. Сиарк и Линни уехали раньше, чем мы с Лоари и Никлаа. Когда мы попали сюда, то пропали в нашем мире. Теперь Сиарк с Линни пропадут в этом.

— Вот как? — Корнат призадумался. — Это тебе с Лаамом надо говорить, — выдал он после недолгой паузы.

Вот же черт, как я сам-то об этом не подумал! Да уж, без лесного старосты тут не обойтись. И ладно, его навестить я все равно собирался, даже подарок для него припас — хорошую, дорогую и красивую трубку. Любил почтенный староста подымить…

Одолжив у Корната лошадь, я не стал откладывать дело в долгий ящик и уже вскоре снова оказался на историческом месте, где мы с Лориком не так уж и давно сочетались законным браком. Лаам мне обрадовался, подарку обрадовался тоже, да и разговор, начатый мною совсем с другой темы, ему тоже вести было явно приятно.

— Прав ты был, господин инспектор! Прошлым месяцем приезжал советник из лесного департамента, велел составить списки желающих в новые лесничества перебраться!

— Феотр, просто Феотр. Я уже не инспектор — в отставку вышел.

Выпили по чуть-чуть винца ради такого случая, Лаам раскурил новую трубку.

— Хорошо, Феотр. Давай, говори. Я ж вижу, что не просто так ты приехал.

Излагая суть вопроса Лааму, я взял за основу то, что уже говорил Корнату с той лишь разницей, что присвоил лавры Николая, сказав, что Демидовы попали сюда из-за меня — все-таки с Корнатом мы давние друзья, а Лаама я видел второй раз в жизни, и потому мне казалось, что с такой мотивировкой мое желание отправить Сергея с Алиной домой староста поймет лучше. И еще я чуть более подробно объяснил, что именно мне нужно. А нужно мне было совсем немного — если Лааму какой-нибудь особо бдительный лесничий доложит, что видел или слышал нечто необычное, не дать таковому докладу ходу дальше себя.

— А меня потом в это мордой не ткнут? — озадаченно поинтересовался Груитт.

— Лаам, скажи честно: если бы без этой моей просьбы к тебе кто из твоих пришел и рассказал такое, ты бы поверил?

— Пожалуй, что не поверил бы, — честно признал староста после недолгого раздумья.

— Ну вот, — я пожал плечами, — если тебя попытаются, как ты говоришь, мордой в это ткнуть, ты так и скажешь: мол, получил неправдоподобный доклад, проверил, оказалась полная ерунда. Не знаю уж, то ли вино было некачественным, то ли вино было хорошим, но человек его слишком уж много выпил, но морок получился знатный.

Лесной староста призадумался снова, и на этот раз думал намного дольше.

— Ну что… Друзьям помочь — дело правильное. А сам-то не хочешь вернуться?

— Не хочу, — я даже головой мотнул в подтверждение своих слов. — Мой дом здесь теперь. Жена у меня здесь, дети мои здесь жить будут…

— Ты бы мог жену взять с собой, — не унимался Лаам. Въедливый товарищ…

— Понимаешь, Лаам, мне здесь прижиться проще, чем ей было бы там. Я уже прижился. А Лоари… Я даже не знаю, прижилась бы она там вообще.

— Хорошо, Феотр. Будь по-твоему, — Лаам Груитт встал и протянул мне руку.

…На обратном пути я пустил коня шагом, чтобы было время привести мысли в порядок. Ну да, Лорка в том мире, откуда я сюда попал, не прижилась бы, это точно. Да и я бы теперь уже не прижился. Здесь, как ни крути, мне лучше, и не в одних деньгах дело, хотя уровень доходов у меня тут повыше. Так что ж, получается, рыба ищет где глубже, а Феотр Миллер — где лучше? Так «лучше» — оно, знаете ли, разное бывает. Просто мне повезло и в новом мире у меня лучше стало все. Вот правда все! Здоровье — крепче. Денег — больше. У меня самая замечательная любимая и любящая жена. А главное — я и сам здесь лучше. Ну кем я был там, в мире, который уже не называю своим? Рекламщиком? Нет, кое-какие представления о том, что такое хорошо и что такое плохо, у меня были всегда — продвигать всякую заведомо вредную или ненужную хрень я никогда не брался независимо от предлагаемой оплаты. Но даже так я все равно работал на долбанное общество потребления, на либерастию, если уж совсем честно. А здесь, глядишь, и получится этого дерьма не допустить. По крайней мере, что от меня зависит, я для этого сделаю. Ну или хотя бы постараюсь сделать.

Почему-то вспомнилось, как радовался Петров моим рассказам о Крыме и Русской весне. А я, получается, от этого убегаю. Ну не знаю… Там я, наверное, не смог бы помочь. Здесь — могу. Здесь я могу вложить все свои силы в то, чтобы «имперская весна» никогда не понадобилась, потому что всегда будет вечное имперское лето. Я вспомнил всех своих здешних знакомых — в лесу, в Вельгундене, всех, с кем был в степи. Хороших, простых и правильных людей. Они и их потомки имеют право на нормальную человеческую жизнь. А я, раз уж знаю, какой бывает жизнь ненормальная, должен хоть в лепешку разбиться, но не дать никому это право у них отнять.

Все это самокопание не отпускало меня долго. Мы проводили Демидовых домой, вернулись с Лоркой и Николаем в Вельгунден, а я все искал и искал оправдания выбору Эрасса как своего мира. И да, все время находил, но облегчения это не приносило. До того самого дня, когда жена, встретив меня дома, вдруг приложила пальчик к губам и поманила за собой. Стараясь ступать неслышно, я, ничего не понимая, прокрался за ней в нашу спальню, и тут она обняла меня и понявшись на цыпочки, добралась губами до моего уха и тихо-тихо произнесла:

— Феотр, у нас будет ребенок…

Глава 37

— Ты, Федор Михалыч, совсем охренел или как?!

Как и всякий нормальный человек, я терпеть не могу, когда на меня орут, да еще и вот так — с ходу, вместо приветствия, едва только порог переступаю. Хотя, справедливости ради, Петров пока еще не орал, но это, похоже, начнется уже вот-вот.

И вообще, я и так после известия о лоркиной беременности все эти дни пребывал в состоянии, причудливо сочетающем в себе радость, легкое обалдение, суетливую деловитость (или деловитую суетливость?) и некоторое неверие собственному счастью. Если еще учесть, что незадолго до того мне более чем хватило эмоций с возвращением домой Демидовых, то психика моя была, мягко говоря, несколько разбалансирована, а тут еще и Петров…

Павел Андреевич перешел к матюгам, пока что не персонально в мой адрес, а так, вообще, показывая мне, насколько сильно он расстроен. Честно говоря, уже очень хотелось самому и наорать на него, и волшебными словами обложить, но, черт, надо ж узнать, с чего это он так взбесился! Поэтому я вздохнул, мысленно сосчитал до десяти (вру, конечно, на четырех уже остановился) и прокрутил в памяти все то, что так взволновало меня за последние дни.

…В перерывах между сеансами интенсивного самокопания мне неожиданно удалось выяснить, что же происходит с Сергеем. Хотя «удалось выяснить» — это наглая ложь и пустое хвастовство. Ничего мне не удалось, Сергей сам со мной заговорил и сам все рассказал. М-да, как все, оказывается, просто… В общем, наш спортивный молодой человек воспринимал свою жизнь на Эрассе как некий отпуск. И, соответственно, грустил из-за того, что такой увлекательный отпуск заканчивается. Да, он понимал, что Алинка переносит попаданчество намного хуже, да, он был рад тому, что скорое возвращение удержит ее от вполне возможных нервно-психических проблем, и будущему ребенку (про двойню я им не стал говорить, сами еще узнают) тоже был рад, но вот сам, лично для себя, скорому концу отпуска радовался, прямо скажем, не шибко. Да уж, отпуск, это он правильно сказал. Уж кто-кто из нас, а Серега жил в свое удовольствие — тягал любимые железки, тренировал таких же любителей перемещения тяжестей, конструировал тренажеры, писал инструкции, а в перерывах между этими увлекательными занятиями предавался радостям, известным всем молодоженам. А тут перед ним замаячила перспектива вернуться к продаже автозапчастей, которые, как я подозревал, надоели ему хуже той самой горькой редьки.

К чести Сергея скажу, что сам он некоторую неуместность своих переживаний по этому поводу прекрасно понимал. Он, собственно, потому и разговор тот со мной начал, чтобы как-то оправдаться. Ну да и ладно. Сказал я тогда Сереге, что я ему не начальник и не судья, и раз уж так получилось, то и пусть. Раз человек сам все понимает, зачем его еще чем-то грузить? Добавил на правах старшего товарища, чтобы Алинку берег, да и хватит с него — надеюсь, по возвращении он за ум возьмется.

Алинке я передавать все это тоже не стал — сами разберутся, без меня. Лорка, правда, с ней поговорила, так, чисто психологически настраивая барышню на позитив. Хотя, конечно, на позитив Алину больше настраивала ее беременность, сама природа да обстановка на лесном хуторе, особенно общение со старой знакомой — ручной рысью Мисси. В общем, к моменту возвращения домой настрой у Алинки был самый что ни на есть положительный. На ее лице легко читались радость, предвкушение и умиротворение. Аж завидки брали…

Время на сборы у нас было — о подходе срока, в течение которого возможен переход, Шель предупредил заранее. Да и много ли того времени на сборы было надо? Правильно говорят: «Голому собраться — только подпоясаться». Ту самую ювелирку зашили в матерчатый пояс, который Алинка закрепила на себе под одеждой, все, что у Демидовых имелось при переносе сюда — паспорта, часы, мобильники — поместили в аналогичный пояс, надетый Сергеем, в сумку, дожившую до этого исторического момента, положили местную колбасу. Шель утверждал, что перенесет наших молодых друзей в точку времени на несколько минут позже того переноса, так что раз уж несли с собой колбасу тогда, пусть принесут и сейчас. Колбаса, конечно, совсем другая, зато куда лучше той, что не донесли тогда. До кучи Серега с Алинкой надели оставшиеся с того приснопамятного события джинсы и ветровки, прямо скажем, изрядно поношенные, а вот вместо не доживших до нынешнего времени кроссовок пришлось надеть местные мягкие ботинки. Да уж, вопросов у алинкиной мамы будет… И ладно, впрочем, главное, чтобы только у нее.

Провожать Демидовых пошли мы с Лориком, Николай, Корнат и Фиарн. Честно говоря, если бы Шель не подсказывал, когда и куда свернуть, сами бы мы вряд ли нашли нужное место, но с таким навигатором хрен заблудишься. Что интересно, на дорогу мы затратили всего-то около шести часов, хотя в прошлый раз шли куда дольше. Вот что значит правильная прокладка маршрута! Кстати, могли бы и еще быстрее добраться, но Демидовы ездить верхом не умели, а Николай говорил, что когда-то умел, но давно не практиковался, и потому шли мы пешком, ведя коней в поводу. Ничего, обратно верхом двинемся…

— Ты, значит, один тут в белом смокинге, а мы все в дерьме, что ли?! — надрывался Петров.

— Я вообще-то в сером костюме, если ты еще не заметил, — с моей стороны это был замах на изящное хамство, но получилось не очень.

— Ты мне давай зубы не заговаривай! — дурным голосом рявкнул Петров. Надо же, все-таки зацепило! Черт, что же его взбесило настолько, что он даже на безобидную подколку так реагирует?

…Мы вышли на небольшую полянку, с которой когда-то начались наши передвижения по Эрассу. Впрочем, так утверждал Шель, из нас никто это историческое место не узнал. Но ладно, Шелю в данном случае виднее. Однако уже через пару минут и у нас никаких сомнений не осталось — из ниоткуда прямо посреди полянки появился до боли знакомый бревенчатый мосток, на этот раз даже без маскировки в виде речки-переплюйки. Алинка аж вскрикнула и обеими руками схватилась за Серегу. Тот, слегка переменившись в лице, аккуратно освободился от захвата и, обняв жену, зашептал ей что-то на ушко.

Все уже давно было говорено-переговорено, да сказано-пересказано, и потому прощание стало недолгим. Сергей обнял Алину и они медленно пошли к мостку. Помня, как все происходило в тот раз, я предложил провожающим отойти назад и, черт возьми, не ошибся. Перед самым мостиком Демидовы остановились, оглянулись, а потом шагнули — и грохнуло.

Видимо, отойти мы успели на нужное расстояние — никто из нас никуда не полетел и даже не упал, хотя лошадок еле удержали, а потом еще долго успокаивали. Ни Сереги с Алинкой, ни мостка уже не было, как не было и никаких следов взрыва, на который так походила эта самая вспышка с грохотом. И хорошо — без таких следов Лааму, если что, проще будет отбрехаться. Теперь бы еще мне отбрехаться от Петрова, да попутно выяснить, с чего это он так взбеленился…

— Пал Андреич, ты вообще с какой цепи сорвался? — перебил я очередной поток изрыгаемых господином Кройхтом ругательств.

— Я сорвался?! — возмутился Петров. Похоже даже, что возмутился искренне. — На себя посмотри!

— И что, по-твоему, я должен увидеть, если посмотрю на себя?

— Ты еще спрашиваешь?! — нет, так я никакого конструктива, похоже, не дождусь.

— Ну да, спрашиваю.

— Это я тебя спросить должен! — на Петрова было страшно смотреть. Морда красная, глаза налиты кровью, рот ощерился в каком-то зверином оскале, даже слюна капала. Этак с ним инфаркт случиться может, блин… Если, конечно, раньше не успеет на меня с кулаками броситься. — Это я, мать-перемать, должен тебя спросить: ты какого хрена себя выше других ставишь?

— Да? И как я это делаю, если не секрет?

— Кончай, Михалыч, придуриваться! Думаешь, не знаю, куда ты жену вчера возил?!

О-о-о, как все запущено… Мне-то казалось, что присмотр за мной закончился с принятием меня в славные ряды «золотых орлов», а ни фига, как выясняется, подобного не произошло.

Это к тому, что Лорку я вчера возил к матушке Кардесс, популярной среди верхней прослойки столичного среднего класса специалистке по женским делам. Точно определить ее статус — как акушерки или как повивальной бабки — у меня из-за особенностей здешних установлений, касающихся медицины, не получилось, хотя наличие у названной матушки патента вельгунденской лекарской гильдии внушало некоторый оптимизм. К матушке Кардесс я возил жену на предмет точного установления факта беременности, каковое установление мы с Лориком и получили. Кое-какие соображения насчет скрытия данного визита от посторонних глаз у меня были, но, как выяснилось, их не хватило. Интересно, как это дошло до Петрова — за моими передвижениями следили или наша домовладелица достигла в искусстве подслушивания успехов куда больших, чем мне того хотелось бы? Кстати, были у меня и мысли по поводу того, как преподнести лоркину беременность «золотым орлам», но теперь это никакого значения уже не имело.

— Ну и? — как можно более спокойным голосом спросил я.

— Ты что, правда, не понимаешь или издеваешься? — мне показалось, что Петров начал успокаиваться. Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить! — Мы все, значит, тут бездетными остаемся, а ты будешь счастливым папашей?! Как тебе вообще это удалось?!

— Как-как… — я попытался отшутиться. — Как у всех, тут ничего нового не придумали.

— Ты мне, Михалыч, мозги не компостируй, — угрожающе тихо начал Петров и тут же врезал кулаком по столу с такой силой, что монументальное изделие столичных мебельщиков жалобно скрипнуло, и скрип этот был слышен даже на фоне грохота от удара. — Ты, бл…, отвечай!

— С Шелем договорился, — на мой взгляд, скрывать это не имело смысла, будь Петров не такой разъяренный, уже догадался бы и сам. — Потребовал от него в уплату за представление его интересов на переговорах.

А вот тот факт, что Шель предложил эту плату сам, я предпочел не обнародовать. Так, для подстраховки.

— Потребовал, значит? В уплату?! А какого, спрашивается, черта?! Ты, мать твою, в какие игры играешь, а?!

— Мать мою не трогай, Пал Андреич! — я сам перешел на повышенный тон. Материть он меня еще будет, старый пердун! — Любая работа должна быть оплачена! И если посредничество принято, то и оно тоже!

— Посредничество?! Спекулянт недорезанный! На наших переговорах бизнес свой сделать захотел?!

— Слова выбирай, Павел Андреич! Спекулянт, блин… Чем я спекулировал?! Что купил у Шеля и тебе продал с наценкой?!

— Спекулянт и есть! Переговоры с нами ведешь, а платит тебе этот хренов Шель?! Может, и на переговорах ты за него играешь, а не за нас?!

— А ты протоколы переговоров почитай еще раз. Мы получаем то, что надо нам, Шель получает, что надо ему. Все по-честному, мы у него покупаем возможность влиять на дальнейшее развитие Империи, он покупает у нас лишние годы жизни. И странно, что такие простые вещи приходится тебе объяснять, — неужели разговор переходит хоть к какому-то конструктиву?

— А ты получаешь беременную жену! А мы, — тут Петров выругался особенно грязно, — смотрим на тебя и сосем… лапу, — в последний момент он явно назвал не ту часть тела, которую, по его мнению, они сосут. Ну и то хорошо, что за словами стал следить.

Вот только что мне теперь с этим делать? По уму, после такой перебранки надо либо хлопнуть дверью, либо мириться с непременным распитием спиртного. Опыт такой имелся, после дуэли я же на Петрова сам наорал с матюгами, и ничего, помирились. Правда, я тогда извинился для начала, а от Пал Андреича сейчас извинений уж точно хрен дождешься. Да и трудно мне будет выпить столько, чтобы после сказанного помириться, даже если таковые извинения и последуют. Хлопнуть дверью и уйти — тоже не пойдет, это не решение проблемы, а отсрочка, причем отсрочка, скорее всего, недолгая.

Остальные варианты смотрелись еще хуже — дать Петрову в морду или вызвать его на дуэль. Дуэль? Хм, а это мысль… На самом деле, стрелять в Петрова мне ни разу не хотелось, а уж чтобы он стрелял в меня, не хотелось еще больше, но… Он же, как госчиновник в генеральском ранге, имеет полное право от дуэли отказаться. И почти что наверняка, если я хоть что-то в людях понимаю, этим правом воспользуется. Зато я в таком случае имею право обратиться к его непосредственному начальству с требованием расследования инцидента с выявлением и наказанием виновного. Пришить мне криминал с получением услуги от Шеля хрен у кого выйдет, а любое расследование нашей ссоры однозначно покажет вину государственного лейтенанта-советника Кройхта, ибо он и начал первым, и использовал слова и выражения, унижающие честь и достоинство заявителя.

После такого, конечно, на нормальных отношениях с Павлом Андреевичем можно будет поставить жирный крест, но они и так испорчены изрядно и надолго. По работе, надеюсь, у Петрова ума хватит мне палки в колеса не вставлять, а не хватит… Ну, значит, еще придется к его начальству обращаться. Кстати, а кто у Кройхта начальство? Барон Ланкругг, не иначе? В общем, на дуэль я господина Кройхта вызвал, ожидаемый отказ получил, а вот дальше начались накладки.

Началось с того, что отказался от вызова Петров в исключительно грубой и оскорбительной форме, и большого труда стоило не дать ему в морду.

— Ты офонарел?! Я, считай, что генерал, буду стреляться с отставным майором?! Не до хрена ли чести такому сопляку?!

— Ну не будешь, так не будешь, мне, в общем, по фиг. Напишу рапорт фон-барону, пусть он разбирается, — хм, а может, и правда, лучше было бы дать в морду?

— Что-о-о-о?! — взревел Петров.

— Что слышал! Думал, ты один тут в аппаратные игры играть умеешь?! Пока!

Я развернулся к двери, но не успел сделать и пары шагов, как Петров заорал мне в спину:

— Стоять!!!

Ну ни хрена ж себе! Совсем, что ли, ошизел?! Я уже приготовился обматерить Петрова, не сдерживаясь никакими ограничениями, но когда повернулся, мне едва не поплохело: Петров наставил на меня небольшой, но вполне себе настоящий револьвер. Не армейский, конечно, но на комнатных дистанциях оружие более чем эффективное.

— Стрелять собрался? В отставного майора? — я попытался уязвить Петрова его же словами. — Не много ли чести?

— Ты меня еще в мои же слова тыкать будешь?! — рука Петрова вздрогнула. Похоже, стрелять он не рискнет…

— Не буду, Пал Андреич. Я просто пошлю тебя, — я уточнил, куда именно. — А револьверчик свой засунь себе в задницу.

Не стоило мне так говорить, честное слово, не стоило. Вспышку выстрела я увидел, грохот услышал. Боль в груди почувствовал, а как и куда упал — уже нет.

Глава 38

Это я где? Это местный «тот свет», что ли, так выглядит?

Как, говорите, выглядит? Да никак. Какая-то сероватая хмарь, буквально обволакивающая со всех сторон, и ничего сквозь нее не видно. Руку вперед вытянешь — не видишь даже собственный локоть, не то что кисть. Стою вроде бы на чем-то твердом и ровном, уже лучше. Но это пока единственное, что можно более-менее определенно сказать.

Грязно выругавшись, я тут же умолк. Хватит уже, поругался… Вот кто меня за язык тянул посылать Петрова по общеизвестному адресу? Психанул мужик, сжал пальцы — и вот результат… Ладно, я за собственную дурь пострадал, а Лорке за что вдовой оставаться, в ее-то положении?

— Лорка! — позвал я на всякий случай. — Лорик! Лоари!

— На том уровне существования, где сейчас пребывает ваша супруга, она вас не слышит, — раздался хорошо знакомый голос.

— Шель?

— Да, это я.

— Где я?

— В пограничной зоне между двумя уровнями существования.

— То есть между обычной и загробной жизнью?

— В привычной для вашей культуры терминологии можно и так сказать, — голос Шеля звучал не очень уверенно, да и с ответом он малость затянул.

— А можно и по-другому? — попробовал я задать наводящий вопрос.

— Можно… — Шель снова не показал уверенности, да и задержка с ответом продлилась несколько больше.

— И, как я понимаю, здесь находится только мое сознание, а не тело? — что-то наш разговор становится похожим на игру в угадайку. По крайней мере, с моей стороны.

— Да, — на этот раз Шель ответил сразу. Так, значит, я угадал. Только вот станет ли мне легче от этого?

— А оптимизация состояния организма в таком случае возможна? — задал я вопрос, который волновал меня по-настоящему.

— Оптимизация возможна почти всегда, — Шель вернулся к привычному назидательному тону, — за исключением одномоментного и полного разрушения организма. В вашем случае такового разрушения не имеется.

Так, и чем же теперь Шель захочет получить оплату за медуслуги? Черт, а мне-то ему предложить практически нечего… Разве только неизбежные проблемы в моих взаимоотношениях с «золотыми орлами», блин… Вот же неудачно как все вышло… Действительность, впрочем, сразу же и намного превзошла мои представления о неудачах.

— Видите ли, Миллер… — хм, а раньше «господином Миллером» именовал, — есть некоторые затруднения…

Задавать наводящие вопросы уже и не хотелось. Черт с ним, с Шелем, сам продолжит. Лишь бы только вытащил!

— Нынешнее состояние вашего организма крайне неудовлетворительное. Чтобы его оптимизировать, мне придется пойти на такой же расход энергетического ресурса, как и при оптимизации состояния ротмистра Киннеса, — черт, если Шель начал ссылаться на расход энергоресурса, значит, ждет меня какая-то подлянка…

— Проблема в том, — ага, вот и слово «проблема» произнесено — значит, точно ничего хорошего, — что я не смогу одновременно оптимизировать состояние обоих ваших организмов.

— А поочередно? — утопающий хватается за соломинку, и я не собирался становиться исключением из этого правила. А вдруг?..

— Тоже невозможно. Я смогу вернуть к нормальной жизнедеятельности только одного из вас.

Черт! Вот это засада! Умирать-то не хочется…

— Есть еще две проблемы, — проникновенно начал Шель. Блин, можно подумать, мне имеющихся не хватает!

— Одному из вас придется умереть, а другому — принять мое сознание на половину оставшегося ему срока жизни, по двенадцать часов ежесуточно, как я раньше уже говорил. Я бы хотел, чтобы это были вы, но вмешиваться не буду согласно принятым в вашей культуре этическим нормам. Решите это между собой. Либо вы уговорите Киннеса отказаться от дальнейшей жизни, либо он уговорит вас.

— С чего бы так жестко? Мы же договаривались только о том, что я ищу реципиента для вашего сознания?

— Когда мы об этом договаривались, вы были живы, а я не расходовал энергетический ресурс на поддержание и частичную оптимизацию жизнедеятельности Киннеса, — вот гад, умеет переговоры вести! Ладно, попробую с другого бока зайти…

— Вы говорили о двух проблемах, — пусть Шель выложит все карты на стол.

— Да. Дело в том, что с Киннесом я уже общался и предложение о переносе ему своего сознания озвучил. Вам могу предложить те же условия.

— Мне они не подходят. Я могу дать вам не более трети своего времени.

— И вы упрекаете меня в жесткости? — Шелю почти удалось изобразить искреннее удивление.

— Да ладно! Вы же сами высказали мне предпочтение, — я старался, чтобы мой голос звучал максимально безразлично. — А раз предпочитаете, то и платить придется больше.

— Если вы сумеете убедить Киннеса, я приму ваше условие.

Примет он, мать его… Примет, конечно, никуда не денется. А самую грязную работу делать буду я.

Это ж надо было додуматься — поставить нас с Киннесом напротив друг друга и смотреть, как один уговорит другого умереть! Сука, ненавижу!

— Поймите, Миллер, — тихо сказал Шель. — Я чувствую и понимаю ваше негодование, но в имеющихся условиях вынужден поступить именно так. Максимальная этичность, которую в данном случае я могу проявить — не сказать Киннесу, что предпочитаю вас, и не наблюдать за ходом ваших переговоров.

Ну да, в имеющихся условиях такое поведение можно и этичным назвать. Но только что назвать, да и то с большой такой натяжкой… Хотя в определенной честности Шелю не откажешь — хотя бы объяснил, в чем дело и почему. Единственная проблема в том, что проверить его объяснения никакой возможности у меня нет. Ну не имею я достаточной и достоверной информации о его энергоресурсе! Впрочем, ни хрена эта проблема не единственная, есть и еще одна. Точнее, не столько проблема, сколько некоторое непонимание мной одного момента… Когда Шель говорил об этом первый раз, я не удосужился уточнить, и, пожалуй, пришло время это исправить.

— Скажите, Шель, — я старался говорить таким тоном, будто кстати вспомнил не самый существенный вопрос. — А почему вы не стремитесь полностью заменить чье-либо сознание на ваше? У Киннеса вы просили половину его жизни, со мной договорились не более чем на треть… Не проще ли было бы подобрать для вас, скажем, приговоренного к смерти преступника, чтобы вы заменили его сознание целиком?

— Не проще. Подсознание в таком случае осталось бы чужим, причем недружественным. Вы же лучше меня должны понимать, к чему это могло бы привести.

Да понимал уж, чего тут не понять… Шизофрения у искусственного интеллекта — это было бы слишком. Ну ее на хрен!

Поймал себя на мысли, что на самом деле пытаюсь оттянуть встречу с Киннесом. Хм, встречу… Хорошо, что видеть друг друга не будем — было бы не очень приятно вести беседу на такую тему, глядя Киннесу в глаза. Ладно, хватит тянуть.

— Да, Шель, я понимаю. Когда и как мы встретимся с ротмистром Киннесом?

— Вы готовы?

— Готов.

— Хорошо. Вы почувствуете присутствие ротмистра. Когда закончите, просто позовите меня.

…Как ко мне пришло ощущение того, что я тут не один? Не знаю, просто пришло — и все. Да, ничего и никого я по-прежнему не видел, но присутствие ротмистра ощутил. Именно ротмистра Киннеса, а не просто другого человека.

— Приветствую вас, ротмистр, — на мой взгляд, пожелание здравствовать смотрелось бы в этой ситуации неуместно.

— Здравствуйте, господин инспектор, — ротмистр такими языковыми нюансами голову себе не забивал.

— Уже не инспектор. Вышел в отставку, — уведомил я Киннеса.

— Война закончилась? — естественно, боевого офицера это интересовало в первую очередь.

— Да. Мераскова степь теперь принадлежит Империи, — порадовал я его. Ну, надеюсь, что порадовал.

— Как ваша супруга?

— Спасибо, хорошо. Лоари ждет ребенка.

— О, поздравляю! — я так и представил сдержанно-скромную улыбку ротмистра.

— Спасибо, ротмистр. Но давайте не будем вокруг да около ходить. Вы знаете, для чего устроена наша встреча?

— Да, мне Шель сказал, — на удивление спокойно ответил Киннес.

— И что вы об этом скажете? Спорить будем, доказательства друг другу приводить или монетку бросим? Хотя я ума не приложу, где мы тут возьмем монетку и как сможем ее бросить…

— Наверное, не нужно ни того, ни другого, — черт, как ему это удается? Я на нервах весь, а он, похоже, и правда спокоен, а не рисуется. Что значит солдат и дворянин! — Я вам и так уступлю.

— Как — уступите? — я был ошарашен. Чего угодно ожидал, только не этого.

— Просто уступлю. Знаете, я уже привык быть мертвым, пока этот Шель ко мне не обратился. Мне не трудно к этому вернуться. Тем более, — был бы ротмистр живой, наверняка бы тут усмехнулся, — есть в этом и хорошая сторона.

— Какая? — растерянно спросил я.

— Покой, — я снова мысленным взором увидел его улыбку.

— И ради покоя вы уступите мне жизнь? — чего-то я в людях не понимаю, судя по всему…

— Да, я уже сказал, что уступлю. Знаете, Миллер, когда я был жив, я даже никогда не думал и не мечтал о покое… А сейчас не хочу его ни на что менять.

Хм, вот как? Смертный покой затягивает, прямо как алкоголь и наркотики? Ну а почему бы и нет? Особенно, если не меня. Киннесу я, понятное дело, попытался сказать это в более обтекаемых выражениях:

— Мне сложно вас понять, ротмистр. Я здесь совсем недавно, и к здешнему покою не привык.

— И не надо, — мягко поддержал меня Киннес. — Не надо. Оставьте покой мне, а сами живите дальше. Еще успеете сюда.

— Да уж, успею… — а что еще оставалось сказать?

— И попозже, — добавил ротмистр. — Сами понимаете, чем больше времени пройдет между свадьбой и похоронами, тем лучше.

— Лоари мне сказала, что вы…

— Да, — Киннес не дал мне закончить. — Гвенд, знаете ли, очень удобен. Всегда можно поинтересоваться мнением самой девушки перед засылкой сватов.

— И тем не менее, моим сватом вы к Триамам пошли. Благородный поступок, ротмистр. Я ваш должник.

— Не стоит, Миллер. Скажу вам по чести — к Лоари Триам я сватался не из-за страстной любви, поэтому ваше предложение принял легко. Просто в моем роду сложились обстоятельства, в силу которых старшие родственники требовали, чтобы я женился…

Киннес замолчал. Прошло какое-то время, пока я не понял, что рассказывать об этих обстоятельствах он не собирается. Ну да и ладно, не так оно и важно, на самом-то деле.

— Знаете, Миллер… — не очень уверенно продолжил Киннес, — раз уж вы считаете себя моим должником… У меня к вам просьба. В Лукаме, я оттуда родом, найдите моего незаконнорожденного сына. Его зовут Арнит Гланс, живет у вдовы Гланс, это его бабка. Помогите мальчику, чем сможете, от моих родственников он ничего хорошего не дождется.

— Я помогу ему, ротмистр. Обещаю, — а что бы вы сказали на моем месте? Как именно можно помочь ребенку, а главное, какая помощь ему на самом деле нужна, я пока не знал, но уж найду способ, обязательно найду. Сына ротмистра Киннеса я без помощи не оставлю, а законность или незаконность его рождения мне вообще до одного места.

— Тогда давайте прощаться, Миллер, — устало произнес Киннес. Да, действительно, привык он уже к покою. Разговор наш длинным не назовешь, а вон как человека вымотало…

— Давайте, — поддержал я. — И, знаете, я благодарен судьбе за то, что мы с вами встретились. Сделаю все, чтобы ваш сын вами гордился.

Эх, хмарь здешняя… Да и пребывание тут в виде одного лишь сознания тоже одно сплошное неудобство. Ни руки пожать, хоть и не принято у имперцев так, ни каблуками щелкнуть. Просто так же, как несколько минут назад почувствовал присутствие Киннеса, так и сейчас почувствовал, что остался один. Пора звать Шеля…

— Я так понял, что вы с Киннесом договорились, и договорились устраивающим меня образом? — явился, не запылился, нарисовался, понимаешь, хрен сотрешь!

— Правильно поняли, — подтвердил я, хотя и так все было ясно.

— В таком случае приступаю к оптимизации вашего организма и ненадолго прощаюсь, — подчеркнуто нейтральным тоном доложился Шель и тут же, подпустив в голос теплоты, добавил: — Вам надо возвращаться на привычный уровень существования. Здесь задерживаться опасно…

Это точно, побеседовав с Киннесом, я уже и не сомневался. Так что — быстрее, быстрее отсюда!

Хмарь вокруг меня начала светлеть и рассеиваться. Интересно, если я руку подниму сейчас, увижу или как? Черт, а это еще что за напасть? Поднять руку я не смог. И почему-то вернулась боль в груди, пусть и не такая сильная, как это было перед попаданием сюда. Зато хмарь исчезала прямо на глазах, и уже через несколько мгновений я увидел перед собой что-то белое, очертаниями своими напоминавшее верхнюю часть человеческой фигуры. Фигуры, замечу, женской, и, более того, знакомой…

— Очнулся! Мой муж очнулся! Феотр, я здесь, ты меня слышишь?

Лорка, теперь я уже не только слышал, но и видел ее, склонилась надо мной. Еще несколько секунд — и я могу различить черты ее лица, самого родного и прекрасного лица на всем свете. Вижу покрасневшие глаза — плакала много или долго не спала. Наверное, и то, и другое.

Вокруг начинается какая-то суета. Лорка встает, ее место занимает какой-то бородатый мужик, весь в белом. Врач? Да, точно.

— Как вы себя чувствуете? Говорить можете? Вы меня слышите?

Блин, сколько вопросов сразу-то… Как чувствую? Как с похмелья… Но в груди уже не болит. Могу ли говорить? А вот сейчас и узнаем…

— Д-д-да, — надо же, могу! Не шибко уверенно, но получается. Слышу ли я его? Да уж точно слышу, раз отвечаю!

— С-с-спаси-бо, — кое-как произношу я. Нет, чуть подожду еще. Почему-то я уверен, что уже через несколько секунд смогу сказать лучше.

— Спасибо, Лора. И вам, доктор, спасибо, — а ведь не ошибся! Правда, могу! — Мне лучше. Намного лучше.

Пытаюсь подняться. Нет, пока еще не встать, на такое сразу не решусь, но хотя бы полусидячее положение принять. Доктор, Лорка и неведомо откуда появившиеся медсестры всем скопом накидываются и укладывают меня обратно. Ладно, медики, хрен бы с ними, но Лорка-то куда? Уж могла бы привыкнуть к шелевским фокусам…

Глава 39

О-о-ох… Сколько же всего не знаю я ни об окружающих меня людях, ни об Империи вообще… Как говорится, «век живи, век учись, а дураком помрешь». Ну, дураком я совсем недавно уже помирал, хватит с меня таких неприятностей, так что будем жить дальше и прилежно учиться.

Дабы не выносить сор из избы, то есть из особняка, Императорское общество Золотого Орла поручило расследование инцидента между двумя своими членами еще одному своему же члену — капитану-советнику Стеннерту. Надо полагать, решили, что раз он чиновник министерства внутренних дел, пусть и не полицейский, то справится с этим лучше других. Стеннерт справился.

Начал он с того, что посадил меня писать изложение событий с моей точки зрения, потом велел написать второй экземпляр, потом мне пришлось тоже в двух экземплярах писать докладную о своей недолгой загробной жизни, а потом господин капитан-советник задал мне кучу вопросов. Допрос проходил неспешно, потому что протокол Стеннерт вел сам, никто другой при этом не присутствовал. А когда он посчитал, что его профессиональное любопытство я удовлетворил, и сам рассказал мне интереснейшую историю.

Оказывается, господин Кройхт (Петровым его называть как-то уже не особо хотелось), первоначально делал в Империи карьеру на ниве государственной службы. Причем, как я понял, карьеру, очень даже неплохую. Его даже прочили чуть ли не в министры (чего именно, Стеннерт умолчал), но тут произошла неприятная история — Кройхт решил жениться.

Что тут было неприятного? Да все! Бездетность попаданцев секретом давно не являлась, поэтому родители девушки, в которую влюбился Кройхт, его сватовство категорически отвергли. Аристократическому семейству, которое Стеннерт, естественно, не назвал, требовались прямые потомки, пусть и по женской линии, и отдавать единственную дочь за бесплодного жениха они не собирались. Однако же между Кройхтом и его избранницей успела-таки проскочить искра взаимных чувств, и однажды благородная барышня попросту сбежала из дома, дабы сочетаться браком со своим возлюбленным. Но родители новобрачной не успокоились и задействовали все свои возможности, каковые оказались очень даже немалыми. Сначала Имперская Палата Чести признала брак недействительным с момента заключения, затем несостоявшуюся супругу принудительно вернули в родительский дом жандармы, а уже в самом скором времени семья подыскала для дочери другого жениха. Вот только несчастная девушка умерла прямо в ночь накануне свадьбы, и, если я правильно понял намеки Стеннерта, это было самоубийство, хотя следствие «установило» какую-то естественную причину. Кройхту пришлось уйти в отставку без пенсии, правда, его почти что сразу поставили на малозаметную в общеимперском масштабе должность канцлера Императорского общества Золотого Орла. Изрядную степень влияния на жизнь Империи Кройхт себе таким образом вернул, но на его публичной карьере был поставлен крест.

Черт, а ведь помню же, каким печальным выглядел Кройхт, когда рассказывал мне о попаданческой бездетности… Ну да ладно, винить мне себя не в чем. Не я же сам за собой устроил слежку, чтобы Кройхту стало известно о лоркиной беременности! Но вот для чего Стеннерт поведал мне эту грустную историю? Поскольку никаких мыслей на эту тему у меня не нашлось, я просто задал капитану-советнику прямой вопрос, получив ответ, назвать который прямым не смог бы при всем желании.

— Видите ли, господин Миллер, — устало сказал Стеннерт, — если я все правильно понимаю, в самом скором времени у вас будет возможность оказать некоторое воздействие на решение участи государственного лейтенанта-советника Кройхта. Поэтому я посчитал справедливым, чтобы вам стали известны изложенные мною обстоятельства.

Дать какие-либо дальнейшие разъяснения Стеннерт вежливо, но непреклонно отказался, оставив меня в изрядном недоумении. О том, где Кройхт сейчас и что хотя бы примерно может его ожидать, Стеннерт тоже ничего не сказал. Опять сплошная неопределенность…

Но продлилась такая неопределенность недолго и закончилась весьма неожиданным образом. Через пару дней ко мне на квартиру, которую я так и продолжал делить с Николаем, явился вахмистр гвардейской жандармерии и передал мне предписание явиться пред светлые очи его императорского величества. Причем не одному, а с супругой.

Как Лорка выбирала, что надеть и чем украситься, рассказывать не буду, даже не уговаривайте. Однако же явились даже за двадцать минут до назначенного времени.

Его величество предписал нам прибыть в Малый Летний дворец, этакий небольшой архитектурный шедеврик сразу за столичной окраиной. Нас проводили к крыльцу, выходившему в дворцовый парк, и велели ждать. Сами понимаете, смотреть на часы в этой ситуации было бы с моей стороны непозволительным хамством, но у меня сложилось впечатление, что император вышел к нам точно в назначенное время, минута в минуту.

На свои официальные портреты его величество был, конечно же, похож, но именно что похож. Начнем с того, что лицо его оказалось не таким бледнокожим, как это, по местным стандартам, должно быть у аристократов. Уж где его величество сумел приобрести легкий, но хорошо заметный загар, не знаю, но именно в нем и состояло первое и главное отличие живого оригинала от многочисленных живописных копий. Вторым отличием было императорское одеяние. Если на портретах император всегда изображался в каком-нибудь парадном мундире и с многочисленными орденами, то сейчас он был одет в белый полотняный китель с погонами полковника конной гвардии и одним-единственным орденом. Да и выражение на августейшем лице смотрелось куда более живым и менее величественным, нежели на портретах, хотя все же по-настоящему монаршьим.

К нам его величество вышел в сопровождении какой-то дамы лет за тридцать, одетой в неожиданно простое светло-бежевое платье с белоснежным передником. Лорка блеснула свежеприобретенными манерами, почти что безукоризненно выполнив реверанс, я поклонился, прижав к груди шляпу.

Ответив на наши приветствия, император передал Лорику приглашение ее величества, и вышедшая с ним дама увела мою супругу во дворец. Мне же монарх предложил прогуляться по парку, на что я, сами понимаете, моментально и со всем почтением согласился.

— Знаете, Миллер, я читал все ваши доклады относительно этого Шеля, инцидента с Кройхтом и его последствий, — в такт неспешному прогулочному шагу начал император. Ага, понятно, для чего последние рапорты я писал в двух экземплярах! Точнее, для кого. Что ж, решение Стеннерта отказаться от посредничества писаря стоило признать верным. — Что вы предложите в отношении Кройхта?

— Мне известны печальные обстоятельства, приведшие Кройхта к несколько… — я замялся, подбирая нужное слово, — … несколько болезненному отношению к продолжению рода. Поэтому как человек я готов его простить. И вас, ваше величество, почтительно прошу помиловать Кройхта, если в его отношении будет вынесен судебный приговор.

— Даже так? — удивился император.

— Да, ваше величество. Работать вместе с ним я бы, говоря откровенно, не хотел, думаю, и ему со мной не захочется, но… Он сделал для меня много хорошего, да и повредить мне не сумел, пусть не в его воле это и было.

С чего бы вдруг такое всепрощенчество? Да так, под настроение. Опять же, душой я не покривил — Петров (черт, все-таки именно Петров, хоть и не хотел я даже для себя так его называть) и правда сделал для много чего, и повредить не повредил… Стеннерт вот тоже просил за него, а со Стеннертом мне точно еще работать и работать. И потом, Кройхта так или иначе все равно как-то накажут, причем без учета моего мнения, так уж лучше самоустраниться, показав при этом себя этаким положительным персонажем.

— Я учту ваши слова, Миллер, — кажется, его величество согласился не со мной, а с какой-то собственной мыслью, — но от службы в обществе Золотого Орла Кройхт будет отставлен.

Я коротко поклонился, принимая императорское решение. Впрочем, принимал я его или нет — что бы от этого поменялось?

— А почему вы не просите за сына ротмистра Киннеса? — неожиданно поинтересовался его величество.

— Ротмистр просил меня позаботиться о его сыне, — сказал я. — И я в состоянии оказать помощь мальчику и женщине, которая его растит.

— У меня это получится лучше, — император покровительственно улыбнулся. — Я признаю ребенка законным сыном ротмистра с получением фамилии отца и его дворянского состояния. А по достижении необходимого возраста мальчика примут в кадетский корпус на полное казенное обеспечение.

Да уж, тут его величество опять прав. Помочь материально — это да, это я могу, но сделать внебрачного ребенка законным наследником… Не мой, как говорится, уровень. Хотя, как я помнил, наследовать там можно действительно лишь фамилию да дворянство — за неимением всего остального. Вот с этим самым остальным и помогу.

— Впрочем, будет справедливо, если и вы примете участие в судьбе сына этого храброго и самоотверженного офицера, — император милостиво не стал ограничивать меня в моих благих намерениях.

Мы некоторое время шли молча. Нет, вы чувствуете? «Мы» — я и император! Но это я так, в порядке юмора. На самом деле молчание было… как бы это помягче выразиться? Каким-то немного тревожным, что ли… Что-то подсказывало, что сейчас последуют либо неудобные вопросы, либо неоднозначные предложения, либо то и другое вместе. Как говорится, предчувствия его не обманули. «Его» — это меня, если кто еще не понял.

— Скажите, Миллер, — кажется, началось… — Каково это — жить с двумя разумами?

Ну, спросил… Честно сказать, я и сам пока не сильно понял, каково. В основном-то мы с Шелем порознь функционировали, а одновременно оба разума работали тогда только, когда мы с ним общались. Кстати, когда у меня сложилось впечатление, что скорость нашего общения в таком варианте выросла, я решил это проверить. Что ж, и правда выросла. Потому как я теперь не проговариваю мысленно свои реплики, а изъясняюсь непосредственно мыслями. Видимо, и Шелю так легче, потому что и он отвечает быстрее. Но вот за исключением этого, у нас, как говорится, мысли врозь. Самое главное — врозь воспоминания. Не хватало еще к личному его подпускать…

Зато интересно было побеседовать с Шелем после его первого опыта самостоятельного управления человеческим (увы, моим) телом. Беседа, надо сказать, началась с активного выражения мною своего недовольства в адрес искусственного интеллекта, без ругани, правда — ругаться я после той ссоры с Петровым вообще стал меньше. Но тут я был в своем праве: с управлением пешей ходьбой не справился Шель, а стукнулся из-за этого ногой об стол все-таки я. Кстати, что особенно интересно, от боли перехват управления организмом от Шеля ко мне прошел мгновенно. Не скажу, что так уж сильно меня воодушевляет идея использовать боль (мою, между прочим, боль!) для оного перехвата управления, но то, что такое возможно, душу слегка греет. В общем и целом, пока что использование Шелем возможностей моего организма носило все еще учебный или, скорее даже, ознакомительный характер.

С другой стороны, кое-что насчет Шеля начал понимать и я. Ну как понимать — в самых-самых общих чертах, конечно. Пустил он однажды меня в свой разум, вроде как на экскурсию… Честно скажу: не понял. Ничего. Вообще. Зато после этого, когда мы начали мысленно общаться у меня в голове, понимаю его с ходу. Такие вот у нас взаимные учебные занятия…

Другое дело, что ради выполнения всех этих упражнений мне приходилось исправно ходить на работу в тот самый особняк на улице Белых Ворот. Не очень, признаться, хотелось, чтобы это видела Лорка. Нет, она все понимает, с ней я еще в больнице поговорил, но кто хочет переспорить женщину, пусть занимается этим сам, без меня. «Ты мой муж, и видеть тебя я хочу только таким! Против Шеля ничего не имею, но видеть его вместо тебя не желаю!» — и все. Да я и сам не против такой постановки вопроса…

Вот примерно так я это все его величеству и изложил — только короче и без упоминания Лорки. Его величеству стало интересно и следующие минут пятнадцать мне пришлось пересказывать императору впечатления Шеля от мира, увиденного человеческим зрением, от запахов, осязания… В общем-то, для меня все это тоже представляло интерес, но я-то уже кое-какой опыт выслушивания таких впечатлений имел… Затем его величество выразил желание побеседовать непосредственно с Шелем, после чего еще минут десять из моей памяти выпали, хотя Шель обещал потом рассказать подробности.

— Так сколько, говорите, проживет еще Шель при непрерывной передаче его сознания в тела людей? — неожиданно сменил тему император.

— Пятьсот лет примерно, ваше величество, — только не подумайте, что я научился моментально считать в уме, просто мы с Шелем просчитали все заранее. То есть сам Шель и просчитал, причем именно моментально и именно в уме, но я для порядка его подсчеты перепроверил, правда, уже на бумажке.

— И за это время мы должны успеть выйти в космос? — недоверчиво спросил монарх.

— Успеем, — уверенность ответа далась мне без труда. — У нас это заняло чуть менее века от такого же уровня развития. У Империи темпы прогресса выше, так что первые шаги за пределы Эрасса сделаем и раньше. А главное — останется время перейти от первых шагов к уже более существенному освоению космического пространства.

— Что ж, — задумчиво изрек император, — Империя живет, только постоянно расширяясь. И когда некуда будет расширяться здесь… — прикрыв глаза ладонью, он посмотрел в небо. — Жаль, мы с вами этого не увидим.

— Жаль, — повторил я.

— Кстати, Миллер, — император прервал возникшую в разговоре паузу, — а почему вы не просите ничего для себя? Заслуги ваши перед Империей изрядны и неоспоримы…

— А мне ничего не нужно, — просто ответил я.

— Ничего?! — удивление его величества было искренним и немалым. — Так уж и ничего?

— Без славы и почестей я проживу в силу особенностей характера, — начал перечислять я все то, чего мне не нужно от монаршьих щедрот, — достойный заработок, надеюсь, смогу себе обеспечить сам, а счастье даст мне жена. Что еще человеку надо?

— Дело, — веско возразил император. — У человека должно быть дело, за которое его будут любить или ненавидеть, но никогда не смогут не заметить. Дело, которое останется после него. Дело, за которое человека будут помнить. И я вам такое дело дам. Чуть позже мы с вами вернемся во дворец, где я оглашу рескрипт о даровании вам и вашей супруге прав дворянского состояния с их наследованием вашими потомками, о вашем возвращении на службу с производством в чин капитана-советника по министерству внутренних дел, и о назначении вас канцлером Императорского общества Золотого Орла.

Оп-па! Это я сравняюсь со Стеннертом? По привычке перевел чин на армейский лад — полковник, однако! А еще получается, что господина Кройхта я натуральным образом подсидел…

— Ваше величество, — почтительно заговорил я, — на этой должности мои возможности будут весьма немалыми. Вы готовы предоставить такие возможности человеку… человеку с моими особенностями?

— Возможности, говорите? — император довольно усмехнулся. — Вы даже не представляете, Миллер, какие именно я дам вам возможности! Как не представляете и то, что вместе с этими возможностями получите…

Глава 40

Как же быстро летит время… И летит, зараза такая, почему-то только в одну сторону. Завтра будем отмечать двадцать пять лет с того дня, как прошлись по неведомо откуда взявшемуся в подмосковном лесу мостику. Двадцать пять лет! Местных, прошу заметить, лет, каждое из которых несколько длиннее земного. В будущем году — те же четверть века со дня нашей с Лоркой свадьбы. А там останется совсем чуть-чуть и до еще одного юбилея — восьмидесятилетия меня, любимого.

Каково это, чувствовать себя в таком возрасте? Для меня — неплохо. Мне пока что семьдесят семь, так я сорокадвухлетней Лорке не всякую ночь дам выспаться. Ну, или она мне, что, в общем-то, не так и существенно… У нас три сына, две дочери и пока что три внука.

Лорка все-таки на учительских курсах выучилась, но уже здесь, в Вельгундене. Здесь же и учительствовала в начальной школе, а три года назад стала преподавать на тех же учительских курсах. Я по-прежнему служу канцлером Императорского общества Золотого Орла, вот только к чину капитана-советника пару лет как прибавилось слово «государственный», так что Кройхта, который все-таки Петров, в чине я превзошел.

Да… С Кройхтом его величество поступил, уж даже не знаю, как и назвать. С одной стороны никакого суда по вполне реально грозившему товарищу обвинению в покушении на убийство не было, как не было и следствия, и самого обвинения. Более того, в отставку Кройхт был отправлен с пенсией и сохранением права на ношение мундира. А с другой, проживать в столице император отставному государственному лейтенанту-советнику запретил, и пришлось экс-чиновнику перебраться в Оттлак — небольшой уютный город-курорт на юго-востоке Империи. Правда, лечебным процедурам Павел Андреевич предпочитал спиртные напитки. Крепкий организм целых восемь лет сопротивлялся такому образу жизни, но потом не выдержал, и ни Локаса Кройхта, ни Павла Петрова не стало. Жаль, конечно, что так глупо он свою жизнь закончил, да еще глупее закончилась наша с ним совместная работа. Впрочем, кто его знает, смог бы он работать по-новому, да еще сотрудничать с Шелем в моей голове? Вот уж не факт, потому как имперские кадры общества с тех пор поменялись очень сильно, и вовсе не из-за возраста — вон, Стеннерт до сих пор работает, в свои-то шестьдесят четыре.

А работа у нас, можно сказать, кипит. Были, помню годы, когда мы по четыре попаданца принимали, но это рекорды, так-то двумя-тремя ежегодно обходимся. Но что выдергивание попаданцев с Земли, что прием их тут у нас теперь организованы куда лучше.

Во-первых, мы с Шелем усовершенствовали методику считывания ментального фона кандидатов. Я подсказывал Шелю, что именно в этом фоне нужно особенно внимательно вычитывать, причем не только в профессиональных склонностях, но и в чертах характера, а он уже думал, как это лучше сделать. Обычно придумывал, да.

Во-вторых, прием попаданцев мы подняли на уровень, о котором раньше «золотые орлы» не то что мечтать не могли, а и просто подумать не догадались. Мы в каждом случае заранее планировали, в какое именно место попаданец, прошу прощения за тавтологию, попадает, и подводили туда пару-тройку агентов, которые приглядывали за перемещенным специалистом, помогали ему сделать первые шаги по вживанию в нашу действительность, а затем и делали то самое предложение, от которого трудно отказаться.

Ну и, в-третьих, доставку попаданцев мы теперь планировали, заранее рассчитывая их потребное количество и ассортимент, то есть области их познаний и уровень квалификации.

Результаты такого подхода, что называется, впечатляли. Более того, до сих пор впечатляют и еще будут и будут впечатлять. Я вот, например, на работу и домой езжу в служебном автомобиле, причем этот автомобиль передвигается по столичным улицам не сам по себе, а как участник весьма оживленного движения. Личных автомашин, правда, пока очень мало, но таксомоторный бизнес развит неплохо и продолжает активно развиваться, да и грузовики с автобусами добавляют на улицах оживления. Но уже и регулировщики стоят на перекрестках, и готовится установка светофоров. Прогресс, как известно, штука не бесплатная, так что случаются и дорожно-транспортные происшествия. Справедливости ради стоит сказать, что основную их часть составляют пока что последствия испуга извозщичьих и ломовых лошадей, нервная система которых не вполне адекватно реагирует на угрожающе ворчащие и непривычно пахнущие безлошадные экипажи.

В небо Империи регулярно поднимаются аэропланы и, более того, почти столь же регулярно приземляются. Дирижабли пока еще продолжают оставаться главным воздушным транспортом, но и когда самолеты уверенно встанут на крыло, никуда не денутся. В воздух летающие корабли поднимаются уже не на водороде, а на гелии, так что никакого «Гинденбурга» у нас точно не будет. И есть уже группа местных энтузиастов, под руководством очередного попаданца вовсю экспериментирующих с ракетами, точнее, с различными видами их двигателей и системами управления.

В одном из новых зданий Императорского Высшего Политехнического училища занимает две комнаты сооружение, вполне заслуживающее права именоваться программируемым компьютером, и какие-то непонятные люди смущают уважаемых профессоров своими безумными идеями. Нет, ну надо ж придумать — «язык программирования»! Зато некоторые студенты, погрузившиеся в дебри этой зауми, увлеклись ею всерьез и надолго.

Встает, правда, вопрос: а что мы будем делать, когда уровень нашего развития превзойдет земной? То есть не то чтобы прямо встает, но ведь к тому потихоньку движется… Ну я так думаю, до полного выхода вперед все равно скоро не дойдет, еще долго будут оставаться какие-то направления, в которых помощь попаданцев нам понадобится.

Попаданцев я стараюсь отбирать с таким расчетом, чтобы чуть больше половины из них были русскими. Не потому, что развел тут землячество и вовсю раздаю льготы и привилегии по национальному признаку, а исключительно ради дела. Слов нет, что европейские, что американские специалисты великолепны, но… Чтобы все их преимущества раскрылись в полной мере, эти люди должны работать на налаженном производстве. Сделать конфетку из дерьма, а то и вообще из ничего — дело для них почти что недоступное, тут нужны русские. А вот уже потом на это дело ставим какого-нибудь немца-американца-француза, и тот налаживает управление, логистику, отчетность и превращает созданный русскими хаос, который почему-то работает, хотя и не понять, как, в предприятие, функционирующее нормально, объяснимо и предсказуемо. А в общении с ними со всеми у меня проблем нет — английский и немецкий я знаю, какие-нибудь французы или шведы знают английский, ну а имперский все они так или иначе осваивают.

Русский язык я, соответственно, не забываю. Лорку, кстати, как она когда-то давно просила, говорить и писать по-русски тоже научил, и детей научил, и внуков собираюсь научить, и вообще превратить это в родовую традицию, передающуюся из поколения в поколение. Почему еще мне нужно, чтобы по-русски говорили, писали, а еще лучше — думали, мои потомки? А чтобы мышление сохраняли соответствующее. Язык, он же не только для общения служит, он задает сами принципы мышления. И раз уж на мой род возложена особая миссия, то и выполнять ее надо по-особому, с нестандартным подходом и чисто русской, извините за выражение, креативностью.

Что за миссия? В тот день, когда император даровал нам с Лоркой дворянство, он вкратце объяснил, что это будет для нас означать. Это чтобы я, если что, успел отказаться…

— Знаете, Миллер, — сказал он мне тогда, — мы привыкли рассматривать бездетность людей из вашего мира как благо. Да-да, именно как благо, — упредил он мой вопрос. — Сами посудите: возникли бы у нас целые рода иномирян — так ли уж сильно они отождествляли бы свои интересы с интересами Империи? И как бы они уживались со старой имперской аристократией? Ведь новой аристократией они бы так или иначе стали, вы же это понимаете.

М-да… И ведь не поспоришь с его величеством, даже не потому, что император, а потому, что прав. Видимо, создатели Шеля тоже что-то в этом понимали, вот и блокировали попаданцам репродуктивные возможности.

— И раз вы, Миллер, через это перешагнули, я предлагаю вашему роду особое, уникальное служение Империи. А вместе с таким служением — и особое, уникальное положение.

Я начал было лихорадочно соображать, что такого особенного и уникального мог бы предложить мне и моим потомкам его величество, но император не дал мне на это времени.

— Я хочу, Миллер, чтобы вы и ваши потомки взяли на себя Шеля. Чтобы вы передали его вашему сыну, он своему сыну и так дальше. Заметьте, Миллер: не отдать Шелю свои тело и разум, а взять Шеля.

Хм… А ведь и правда… Поставить себя главным в нашей паре и пусть Шель чувствует себя обязанным… Это идея! Да, нелегко, да, надо все как следует продумать, но ведь есть же, к чему стремиться! Ну, его величество, ну, предложил так предложил…

— Вы можете даже отказаться, — продолжал император. — Но я бы просил вас принять мое предложение. Так нам всем будет лучше. Мои наследники будут знать, что столь могущественная иномировая сущность зависит от их подданного. Ваши наследники будут знать, что Империя в лице своего монарха гарантирует исполнение договоренностей с Шелем. Шель будет знать, что его востребованность Империей сохраняется и поддерживается моими и вашими наследниками.

…Как вы понимаете, я тогда согласился, испросив и получив единственное послабление — взять паузу, чтобы посоветоваться с женой. Все-таки род, на который император собрался возложить такое, пойдет от нас с ней, так что ее мнение стоило бы и учесть. Лорка, ясное дело, сначала не шибко это одобрила, но то ли сам факт превращения в дворянку, то ли впечатления от близкого общения с ее величеством не позволили ей протестовать всерьез. И через пару дней я подал в дворцовую канцелярию коротенькое письмо со своим согласием.

Жизнь в одном теле с Шелем неожиданно стала источником существенных выгод и преимуществ. Про выросшую работоспособность я просто тихо молчу — из моего одиннадцатичасового рабочего дня Шель восемь-девять часов просто работает вместо меня, а потом передает мне часть памяти о совершенных им действиях, и я успеваю еще кучу всего сделать за оставшееся время. И как работает! Незаменимый сотрудник прямо… Сам он тоже доволен нашим симбиозом, в основном из-за возможности воспринимать реальность по-человечески. Он даже признался мне, что начал лучше понимать людей, видя мир человеческими (моими, если уж точнее) глазами. Сами понимаете, работу с попаданцами такое понимание только улучшает.

Бездетность попаданцев мы сохраняем и поддерживаем, подбирая к перемещению людей, у которых семейные ценности стоят не на первых местах. А я готовлю к работе с Шелем своего второго сына, Александра (здесь он Сандер). В свои семнадцать это уже довольно рассудительный молодой человек, а здорового цинизма жизнь ему добавит вместе с опытом, ну и моей, конечно же, помощью. Старший, Михаил, Миклас по-здешнему, увлекся морской романтикой, которую с моей же подачи в Империи давно уже и весьма активно продвигают в массы, особенно в молодежь. Империя начала-таки колонизацию заморских земель, поэтому моряки стали очень востребованы. Вот чтобы заранее хотя бы как-то снизить остроту их нехватки, и появились дешевые приключенческие книги на морскую тематику, и красивые (тоже, разумеется, копеечные) цветные картинки с морем и кораблями. Народ повелся, и с кадрами для флота, что торгового, что военного, проблемы, конечно, пока еще имеются, но не такие уж и острые. Мишка не так давно получил первый офицерский чин во флоте и теперь господин мичман Миллер дома гость, к сожалению, не частый. Младшенький наш, Федор, уже явно выраженный технарь, хоть ему и всего тринадцать. Дочки, Олли и Таани (ну-ка, догадайтесь, как зовут их дома!) неизменно меня радуют, потому как пошли в маму. Ольке девятнадцать, этой осенью выходит за мишкиного приятеля, тоже морского офицера и тоже мичмана, хотя уже без пяти минут лейтенанта. Офицера зовут Арнит Киннес. Таньке пятнадцать, опять же, не успеешь оглянуться, как придется приданое собирать.

Линнгройс недавно стал бригадным генералом, сейчас в колониях, защищает в Океании мирных и лояльных туземцев от нелояльных и немирных. Лоди пока еще полковник, тоже колонизатор, строит дороги, мосты и крепости на Закатном континенте. Маршал Империи Штудигетт умер в прошлом году. На слухи, что умер он прямо во время оргии с вином и девками, я никак не реагирую, потому что знаю, что так оно и было.

Лоркины родители, увы, уже не с нами. Корната нет уж почти пятнадцать лет, на шесть лет пережила мужа Таня. Фиарн на новую границу не поехал, остался в нашем лесу, теперь уважаемый человек, лесной староста. Лаам Груитт умер давно, почти двадцать лет уже как, Фиарн уже второй староста после него. А вот сестренка лоркина Тирри сейчас на Филлиране, на новой границе — вышла замуж за переехавшего туда лесничего. У них пока что сын да две дочки, которые иной раз никак не поделят куклу, что я когда-то сделал для их мамы.

На новых имперских землях в бывшей Мерасковой степи жизнь бьет ключом. Доводилось несколько раз бывать, все меняется буквально на глазах — туда едешь мимо пустого места, обратно — уже мимо какой-либо стройки. Да и сама степь приобрела совсем другой вид, радующий глаз колосящимися полями и прочими признаками цивилизации.

Парламент его величество своим подданным даровал. В итоге авторитет монарха поднялся, зато на страницах многих газет регулярно публикуются как анекдоты про депутатов, так и неприглядные, иной раз даже скандальные, истории из их жизни.

Николай так и инженерствует на Новом механическом заводе. Собственное дело открывать не хочет, но десятка полтора патентов на свое имя оформил, с чего имеет неплохой доход. Он все так же снимает бывшую нашу общую квартиру, правда, и платит за четверых, но при его деньгах это не страшно. Не так давно женился на молодой вдове, и с того времени довольная полуулыбка с его лица не сходит, по крайней мере, при мне.

Мы с Лоркой и детьми давно уже живем в своем доме, купил я по случаю особнячок в два этажа с мезонином. Обошелся он мне недешево, ну так у меня и жалованье немалое, и дополнительный доход есть — удачно вложился в ценные бумаги. В любом случае настоящее семейное гнездо таких денег стоит. Вот тут у меня завтра соберемся и посидим как следует все месте — мы с Лориком, Николай да Алинка. Какая Алинка? Да та самая, Линни Демитт которая, другой-то у нас нет. А откуда она взялась тут снова, это отдельная история…

Как-то очень быстро после отбытия Демидовых мы все стали по ним скучать. Вот и загрузил я Шеля работой — обеспечить возможность общения с нашими репатриантами. Товарищ, поднаторев в чтении ментального фона, сумел-таки достучаться до алинкиного сознания, а я, тут же перехватив у Шеля управление процессом, сумел довести до Алинки, что с ума она не сошла, что это и правда я. Так и стали общаться. Нет, не в режиме, как говорится, реального времени, а в виде этакой телепатической переписки. Я писал текст письма, мысленно проговаривал его для Шеля, а тот с наступлением благоприятного времени передавал это ментальное письмо Алинке. Та сочиняла ответ и ждала, когда Шель сможет в следующий раз установить связь. Свое письмо она тоже писала заранее и проговаривала мысленно, в таком виде оно ко мне и попадало. Почему-то с ней установить такой контакт у Шеля получилось, а вот до Сереги он не достучался. Как вы понимаете, через меня с Алинкой переписывалась и Лорка.

Ну вот из этой переписки я был в курсе происходившего у Демидовых. А происходило там многое… Сначала все было замечательно — алинкины родители рассказам дочки и почти что зятя поверили, Серега вернулся на работу, Алинка занялась шитьем на заказ, общая фамилия получила документальное подтверждение в виде свидетельства о браке, Алинка родила двойняшек — мальчика и девочку, удалось с выгодой продать часть той самой ювелирки. Потом накрылась фирма, где работал Сергей, и он устроился тренером в фитнесс-центр. Вот тут в жизни семьи Демидовых и настала черная полоса… Среди худеющих дамочек нашлись такие, что положили глаз на молодого отлично сложенного тренера, у Сереги не хватило ума их внимание проигнорировать, Алинка каким-то образом узнала, в общем, пошли скандалы и сцены, но когда разводом запахло очень уж явственно, Сергей одумался. С некоторой потерей в заработке он нашел работу тренера по общефизической подготовке в каком-то футбольном клубе, и все опять стало хорошо. Но, к сожалению, ненадолго. Однажды Сергей вез на машине алинкиных родителей с дачи в тех самых Натальиных Дворах и на скользкой дороге не справился с управлением. Алине пришлось хоронить всех троих сразу.

Вот тогда-то, с Лоркиной подачи, Алинка и решила, что одинокой женщине с двумя детьми лучше быть законодательницей дамской моды в столице Империи, нежели просто портнихой-индивидуалкой в Москве. Что интересно, дома Алинка после возвращения с Эрасса прожила шесть лет, а у нас между репатриацией Демидовых и повторным прибытием Алины, теперь уже с детьми, и двух лет не прошло. Бизнес свой госпожа Демитт восстановила быстро, благо, девчонка, которой она его оставляла, разориться не успела.

Замуж Алинка выходить не стала, обходясь периодическими необременительными романами, довольно быстро обзавелась собственным домом, где нашлось место и для ателье. Поначалу мы все скинулись и помогли ей, а там и доходы пошли. Дети алинкины из-за перекосов со временем оказались старше наших с Лориком, сейчас взрослые уже, по двадцать шесть. Дочка, что особенно приятно, Лоари (на Земле Лорой звали), уже совладелица маминого дела, сын Демитр (раньше был Дмитрием) — хозяин авторемонтной мастерской.

В общем, так вот и живем. Завтра отметим юбилей и будем жить дальше. Долго и счастливо.