Дочь ведьмы

Оно меня мучает

Данила никогда не признался бы в этом жене, не произнес этого вслух, но ее сестра Нюся его жутко раздражала. И имя-то какое! Превратить Анну в Нюсю – это ж надо! Но она была именно что Нюся: квелая, вечно какая-то поникшая, губки куриной гузкой скорбно поджаты, бровки домиком, в глазах – вселенская тоска и боль за несовершенство мира.

Говорила тихим голосом, шелестящим, как осенние листья, в любую погоду куталась в шали, носила темные длинные юбки и блузки-балахоны в сочетании с деревянными бусами, пестрыми шарфиками и платочками, что делало ее похожей на слегка двинутую монашку.

Вместе с тем Нюся была требовательна и капризна, но особым образом: все окружающие почитали своим долгом опекать неприспособленную, не от мира сего женщину, а она ими бессовестно помыкала, как бы вовсе этого не сознавая.

Жена Данилы, Лена, была моложе сестры на три года, но с детства повелось так, что считалась за старшую. Вся домашняя работа, которую мама поручала, всегда была на ней. Ведь если Нюся начнет готовить, то каша или яичница у нее пригорят, молоко убежит, суп получится пресный и переваренный. Уборку в квартире станет делать – только грязь размажет, отправится в магазин – отвлечется на что-то и забудет, зачем шла, еще и деньги потеряет по дороге.

Вот Нюсю и опекали – сначала родители вдвоем, потом, после развода, мама, а теперь, когда за мамой самой уход нужен, Лена. У Данилы и Лены сын подрастал, девять лет, но и то был более самостоятельным, чем Нюся.

Вечно ей то одно требовалось, то другое. Работала Нюся в архиве, бумажки перекладывала, как считал Данила, а если денег не хватало, так сестра подкидывала. Лена думала, муж не догадывается, но он знал и бесился, хотя пока молчал.

Как раз сегодня у Нюси были все шансы исчерпать его терпение, заставить высказать, что он о ней думает.

Был вечер пятницы. Данила только что вернулся с работы, сел за стол. Лена запекла мясо с картошкой по его любимому рецепту. Завтра и послезавтра – выходные, они с Леной собрались на дачу, прибраться после зимы. Тепло уже, совсем весна, ну и сезон шашлыков пора открыть. Сидели, ужинали, строили планы, думали, что взять, – и нате вам. Явилась – не запылилась.

Глядя на тощую, взъерошенную, похожую на сумасшедшую сову Нюсю, которая выпутывалась в прихожей из своих многочисленных шарфов и шалей, Данила почувствовал, как в нем закипает раздражение.

– Нюся, что такое, объясни толком, что случилось? – взволнованно кудахтала Лена.

Сестра неожиданно упала на стул, задев локтем плетенку с хлебом (Лена еле успела подхватить), и разрыдалась.

Данила почти и не удивился: такие спектакли были в духе Нюси, только наивная Лена вечно велась на этот театр, а он привык, потому и спросил:

– Чего опять стряслось? Прочитала в Интернете, что использовать микроволновку – опасно для жизни? Или скидочную карту «Пятерочки» на кассе забыла?

– Данила! Сейчас же прекрати издеваться! – бросилась на защиту сестры Лена.

Нюся печально хлюпнула носом и простонала:

– Знаю, ты думаешь, что я чокнутая, я тебе надоела, ты бы хотел, чтобы я ушла, а лучше умерла и…

«Начинается в колхозе утро», – подумал Данила.

– Никто так не думает! Данила тебя очень любит! – с напором проговорила жена и красноречиво посмотрела на мужа. Мол, попробуй, скажи, что нет!

– Обожаю, – буркнул Данила, – так в чем дело-то?

Нюся прикусила губу, а потом выдала:

– У меня в доме кто-то обитает. Сущность. Домовой. Привидение. Не знаю, кто! Но оно меня мучает!

После такого заявления даже всегда занимавшая сторону сестры Лена опешила. А Данила так и вовсе чуть со стула не упал.

– С чего ты взяла? – спросил он, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не сказать, дескать, все закономерно, теперь вас, не от мира сего, двое в доме, гармония, чего еще надо.

– Я уже три дня назад заметила, но терпела, а теперь вот…

Рассказ у Нюси вышел запутанный, перемежающийся охами, стонами и всхлипами. Сын Данилы и Лены пришел узнать, в чем дело, но был отправлен взрослыми в детскую – нечего всякую белиберду слушать.

А это в самом деле была белиберда, думалось Даниле. Только с такой, как Нюся, могло стрястись подобное.

У Нюси был дом в частном секторе, который достался сестрам от покойной бабушки. Лена отказалась от своей доли в пользу сестры: у них с Данилой квартира была, ипотечная, вроде как в жилье не нуждались. Но пару месяцев назад Нюся захотела оттуда съехать: до работы добираться далеко, к тому же, как она говорила, в доме была «тяжелая энергетика». У Нюси от этого портилось настроение. Лена и Данила попытались убедить ее, что это ей кажется, что дом хороший, добротный, сад красивый, живи да радуйся. Но нет.

Нюся была непреклонна (в своей слезливо-давящей манере) и дней десять назад нашла квартиру. Однокомнатную, тесную, как собачья будка, со старой мебелью и окном, выходящим на пустырь. Переехала, перетащила свои пожитки, заплатила за два месяца вперед (не без помощи Лены, разумеется). Неделю от нее ни слуху ни духу не было, а теперь – здрасьте пожалуйста. Опять неладно.

Началось все даже смешно немножко, рассказывала Нюся. Стали пропадать вилки и ложки. Вроде она их помоет, в шкаф уберет, а там их нет. Зная свою рассеянность, Нюся сначала просто рукой махала, а потом, когда есть стало нечем, попробовала их искать в других местах. И в итоге нашла. В духовке!

– Какая бы я ни была растяпа, но уж в духовку не сунула бы. И сразу все, скопом там очутились!

Но не только у столовых приборов – у многих вещей будто бы ноги выросли. Поставишь чашку на стол, а она на подоконнике окажется. Стул придвинешь к столу, а он посреди комнаты раскорячится. Расческа оказывалась то в кухонном шкафу, то под кроватью. Губная помада, сумка, телефон, ключи от дома, одежда, книги и журналы – все стало перемещаться по дому, хороводы водить.

– Я старалась с юмором ко всему относиться. Думаю, домовой завелся. Молока ему с печеньем на столе оставляла, прочитала, что это знак уважения. Говорила: «Домовой, домовой, поиграл – отдай, положи на место».

Почти на сутки все успокоилось. Но прошлой ночью Нюся проснулась от того, что ее душили. Дыхания не хватало, на груди точно плита бетонная, ни крикнуть не получается, ни слова сказать, ни пошевелиться. Нюся стала про себя молиться, мол, Господи, помоги – отпустило вроде. Спать она не могла, так и просидела всю ночь.

А сегодня пришла с работы и…

– Я уже и заходить туда боялась, прямо вот ноги не шли. – Нюся сделала глоток чаю с ромашкой, который заварила для нее Лена. – Потом думаю, ведь мне уже скоро тридцать пять, я взрослый человек, что же трясусь-то.

«Вспомнила, что взрослая, надо же», – хмыкнул про себя Данила.

В дом Нюся зашла крадучись, как воровка. Все вроде было тихо и мирно, и она немного успокоилась. Разулась, переоделась, на кухню прошла, чайник поставила.

А потом услыхала шум в соседней комнате, будто упало что-то. Обернулась – а в кухне кот сидит. Да не маленький, обычного размера, а здоровенный, не меньше овчарки. Черный, глаза желтые. Нюся вскрикнула, кот метнулся вбок – и нету его. Только что был – испарился, словно бы сквозь стену прошел.

Нюся в комнату зашла, а там вся мебель к центру сдвинута! Стол, диван, кресла, шкаф тяжеленный, двустворчатый, допотопный – его ни на сантиметр не переместишь! Пока стояла и смотрела на это, слышит – шаги. Кто-то шел к ней, ступал так тяжело, будто маршировал, даже посуда в серванте звенела.

Встал за Нюсиной спиной, и таким холодом потянуло, точно там глыба ледяная, айсберг. А дальше кто-то на ухо ей прошептал: «Убирайся. Это мой дом. Уходи, пока жива!»

Тут уж Нюся завопила так, что связки едва не лопнули. Повернулась – нет никого, а ведь точно был! И шаги были, и голос.

– Я не могла там оставаться, понимаете? Прибежала к вам. – Нюся снова зарыдала. – К маме хотела, но у нее сердце…

– Не вздумай маму волновать, – перебила Лена. – Хорошо, что к нам пришла. Мы разберемся, да, Данюш?

«Тоже мне, «разбиральщица», – беззлобно подумал Данила.

– И что теперь делать? Как жить? – причитала Нюся, кажется, впервые в жизни искренне переживая и боясь, а не просто стремясь переложить свои проблемы на чужие безотказные плечи.

Дане пришла в голову великолепная идея.

– Значит, так, дорогая. Я сейчас пойду в твою квартиру и проверю, что там. Переночую даже. Если ничего нет, если все, что ты наговорила, – плод твоей фантазии, то ты даешь слово больше нас по всякой ерунде не беспокоить. – Лена хотела что-то сказать, но муж не позволил. – Как ты справедливо заметила, ты взрослый человек. Пора учиться отвечать за свои слова. Мы с Леной и без того над тобой шефство взяли. Так вот, хочешь там жить – живи, нас не впутывай. Не хочешь – переезжай в свой дом. Сама решай, сама отвечай за решение. Сама!

– А если там вправду есть что-то? – робко спросила Нюся.

– Тогда я помогу забрать залог у квартирной хозяйки, ты вернешься в свой дом и будешь жить тихо, невзирая на «тяжелую энергетику» и – опять-таки! – не дергая нас по пустякам. Все поняла?

– Не тревожить вас по пустякам. Поняла, – сказала Нюся, и в глазах ее не было, как ни странно, обиды и слез. Спокойно ответила. Видно, понимала в глубине души, что перегибала палку все это время.

Не таким представлял себе Данила пятничный вечер, но выхода не было. Он поспешно доел остывший ужин, оделся, поцеловал жену и сына и ушел в ночь, оставив Лену и ее чудаковатую сестричку в теплой уютной кухне.

Квартира, где угораздило поселиться Нюсю, была на другом конце города. Добрался Данила быстро, благо пробок уже не было, и автомобиль несся по полупустым темным улицам, не встречая препятствий.

Верил ли Данила словам Нюси? Нет, разумеется. То, что у нее кукуха летит, он давно понял. Теперь мерещиться стало. Это же надо – гигантский кот, ходячая мебель, разбегающиеся по квартире ложки!

Припарковаться удалось не сразу, но потом Данила все же приткнул машину, втиснувшись между древней «пятеркой» и видавшей виды «Нексией».

Нюся поселилась в ничем не примечательной панельной «хрущобе», на втором этаже. Данила достал ключ, собираясь открыть дверь, но увидел, что она не заперта. Обозвав Нюсю разиней, он вошел внутрь. Хорошо еще, брать особо нечего, но все равно, обнесли бы квартиру, пришлось бы расплачиваться за хозяйское барахло.

Свет в прихожей, кухне и единственной комнате был включен. Похоже, Нюся искренне перепугалась: и электричество не погасила, и дверь не закрыла, унеслась.

Никаких животных не было, мебель стояла на своих местах.

Данила вздохнул и достал телефон, позвонил жене.

Та взяла после первого гудка, как будто караулила возле телефона.

– Ну? – выдохнула Лена. – Как ты там?

– Дверь нараспашку, свет везде горит. Нюся в своем репертуаре. Больше ничего интересного.

– А мебель? – пискнула откуда-то издалека сестра жены.

– На своих местах.

Жена помолчала, потом спросила:

– Домой едешь?

– Переночую. Обещал же. Но чтобы больше…

– Да-да, Нюся все поняла. Не нервничай.

Спать Данила улегся на диван, не раздеваясь. Просто пледом накрылся и все. На сон он не жаловался, Лена говорила, что его можно просто к стенке прислонить, он и заснет.

На часах было почти десять, пора ложиться. Пока был в туалете, умывался, услышал стук. Как будто упало что-то, но не факт, что в квартире. Может, и у соседей. Стены фанерные, слышимость отличная.

Выйдя из ванной, Данила зашел в кухню попить воды. Света не включал, довольно и того, что лился из прихожей. В полумраке ему привиделось, что на стуле возле окна кто-то сидит. Кажется, на голове – острые уши, как у кота.

Данила поспешно включил свет, но стул был пуст.

Чертова Нюся. Заморочила голову.

Вода в графине была теплой и отдавала хлоркой, пить было невкусно, но после острого мяса мучила жажда. Когда ополаскивал чашку, почудилось, что возле ног кто-то прошел, коснулся колена. Прикосновение было холодным, неприятным. Данила посмотрел вниз, огляделся – никого.

«Устал, спать пора!»

Войдя в комнату, Данила обнаружил, что упало все-таки здесь, а не у соседей. Стоявший на журнальном столике высокий подсвечник в форме девушки с кувшином лежал на боку. Как он мог упасть? Не от ветра же. И ветра нет никакого, и слишком уж он тяжелый. Значит, стоял-стоял – и завалился на бок?

Выходит, так.

Диван был неудобный, слишком жесткий и узкий, но, повозившись, Данила нашел удобную позу и поплыл в сон. Где-то на окраине сознания маячила мысль, будто в комнате было что-то неправильное, но он не мог додуматься, что.

Правда, спустя несколько минут, уже почти уснув, Данила понял, что диван стоит у противоположной стены. Они с Леной были в этой квартире, когда Нюся только-только сняла ее, и Данила запомнил, что диван был справа, а старомодный шкаф – слева. Теперь они поменялись местами.

«Господи, значит, Нюся решила передвинуть, у нее вечно странные идеи! Только сама она не сумела бы, постаралась бы напрячь нас с Леной. Почему же промолчала?»

Выходит, попросила соседей. В кои-то веки придумала, как решить вопрос.

Даниле не хотелось думать об этом – хотелось спать.

Если уж совсем честно, то размышлять было страшновато. Это ведь могло означать, что Нюся не лгала насчет блуждающей по квартире мебели!

Данила все же заснул.

Снов он обычно никогда не видел, но в эту ночь все было иначе. Снилось, что Лена повязывает ему галстук. Затягивает все туже, туже, ему уже и дышать тяжело, а она все не прекращает.

«Перестань!» – силится сказать Данила, но не может, с ужасом замечая, что глаза у жены желтые, кошачьи, с вертикальным зрачком, а волосы черные. Она улыбается, и Данила видит острые мелкие зубы.

– Убирайся, – говорит она, – а то умрешь!

Данила пробкой вылетел из кошмара. Приснится же! Он пытался отдышаться, чувствуя, что дыхание все еще затруднено. В комнате было темно, но тьма не была полной: за окном светил фонарь, так что можно увидеть…

Стоп. Почему он видит окно вот так – глядя прямо на него, как будто диван стоит напротив окошка?

Только он и в самом деле стоял напротив окна. Данила подскочил с колотящимся сердцем. Не может быть! Он же засыпал в другом месте, не мог не почувствовать, что его перемещают! Телефон лежал на журнальном столике, а столик этот теперь стоял далеко, вовсе не на расстоянии вытянутой руки.

«Что происходит?» – задал он себе бессильный вопрос.

Что-то пошевелилось в углу комнаты, и Данила заметил, что тьма там гуще, плотнее. Высокая фигура, темный силуэт – кто-то стоял, прижавшись к стене, но, стоило Даниле начать приглядываться, как чернота мягкой волной сползла вниз, стекла густым потоком, поползла к креслу. Данила следил за странной субстанцией взглядом, но не уследил. Она пропала, растворилась.

Игра теней, ему померещилось!

В этот момент телефон ни с того ни с сего включился. От экрана полилось голубовато-белое свечение, прохладный женский голос возвестил: «Текущее время – два часа пятнадцать минут». Замкнуло что-то, наверное. Данила хотел встать и подойти, взять мобильник, но тот же механический голос продолжил: «Уходи отсюда, пока жив».

– Что? – вскрикнул Данила и сел обратно на диван, отбросив плед, который показался тяжелым, давящим, как пресс. Плед сполз на пол, но не замер, как ему и положено было, а обвился вокруг ног, точно живой.

Данила забарахтался, пытаясь освободиться, встать, но ничего не выходило. Хуже того, сзади на плечи ему опустились руки. Такого быть не могло, никто не мог встать позади, за спиной, ведь там находилась стена.

Однако ошибки быть не могло тоже. Стылые ладони стискивали плечи, было больно, от этих невидимых рук исходил парализующий холод. Данила почувствовал, что его тело точно находится в коконе: снизу его держат, сверху давят, а дышать все тяжелее, как в недавнем кошмарном сне.

Казалось, даже сердце стало биться медленнее, кровь загустела в венах, как патока, от нехватки кислорода перед глазами поплыли разноцветные круги.

«Я же помру сейчас!» – пришла мысль, и на ухо немедленно прошептали:

– Умрешь, обязательно умрешь, если не уйдешь отсюда. Убирайся, сказано тебе. Последний шанс. Уходи, пока жив.

Данила чувствовал, что по щекам текут слезы. Такого ужаса, такого бессилия он не чувствовал никогда в жизни.

Вдруг все разом прекратилось. Плед стал просто пледом. Руки жуткого невидимки больше не сжимали плечи, Данила задышал свободно. Никакого паралича не было.

Дважды повторять не потребовалось. Данила был умным мужчиной, уроки умел усваивать на раз-два. Он не стал убеждать себя, что ему пригрезилось со сна, что виной всему богатое воображение и излишняя восприимчивость (тем более, что ни тем, ни другим он не отличался).

Вскочив с дивана, Данила взял телефон и ключи от машины, набросил куртку, сунул ноги в ботинки и уже через пару минут стоял на лестничной клетке.

Остаток ночи провел в машине, чтобы не пугать семью неожиданным появлением среди ночи. На следующий день рассказал жене и Нюсе правду о том, что произошло ночью. Даже извинился, что поначалу не поверил взбалмошной родственнице.

Хозяйка отдала деньги без возражений, взгляд у нее при этом был устало-обреченный. Она и не удивилась визиту и просьбе Данилы.

– Так я и знала, что явитесь. Еще долго не было, я уж стала надеяться, может, на сей раз обошлось. Но нет.

– Так это не в первый раз?

– В первый! – фыркнула хозяйка. – Я эту квартиру пятый год сдать не могу. И продать тоже. Там раньше дядя мой жил. Нельзя о покойниках плохо, но… Эгоистичный, жестокий и склочный тип был, со всей родней перессорился. Никто с ним ужиться не мог, со всеми он ругался, никого к себе не подпускал. И после смерти таким остался.

– А продать почему не получается? – Данила уже потерял способность удивляться чему бы то ни было.

– Хулиганит он. То прямо при покупателях люстра с потолка грохнется, то краны сами собой откроются, вода потечет. То дверцы всех шкафов хлопать начинают. А то вонь в квартире такая, что люди не успеют войти, как выбегают прочь. Иной раз сдать получится, заселится человек, но дольше пары ночей не выдерживает. Ваша-то родственница дольше всех продержалась.

– Что же вы ее не предупредили?

Хозяйка слегка покраснела.

– Надеялась, понравится она ему. Уживутся как-то. Она же явно со странностями, вдруг пришлась бы по вкусу.

«Эх, Нюся, был ведь у тебя шанс, так все хорошо начиналось! Но и тут не срослось», – не без иронии подумал Данила, забрал деньги и ушел, оставив хозяйку наедине с ее проблемой.

Нюся, как и обещала, переехала обратно в свой дом и с той поры сильно изменилась. Самостоятельнее стала, ответственнее.

Так что, как частенько говорили Данила и Лена, жутковатая эта история даже на пользу им всем пошла.