Доктор Куэйк

Глава пятнадцатая

Белый «кадиллак» катился по пыльной дороге между двумя рядами тенистых деревьев, вздымая за собой тучи красного песка, казавшегося порошкообразной кровью. Такая мелкая пудра покрывала всю южную Калифорнию.

С правой стороны дороги Римо видел ряд жалких лачуг, покрытых толем – их было около пятнадцати, – и мусорные кучи на месте уже развалившихся хижин. Перед этими домами стояли, сидели и разговаривали взрослые, бегали дети, забавляясь прутиками, обрывками веревок и лент.

«Кадиллак» заскрипел тормозами и остановился, раскачиваясь на мягкой подвеске. Альбанезе выскочил из машины, прежде чем она перестала раскачиваться.

Когда остальные неторопливо вышли из хорошо охлажденного кондиционером салона в жар летней Калифорнии, Альбанезе был уже в двадцати пяти футах от «кадиллака» и разговаривал с жилистым человеком со свисающими черными усами, одетым в грязные белые штаны и рубашку из грубого, похожего на холст, материала.

И штаны, и рубашка были ему по росту, но висели на нем так, будто человек вдруг похудел на целых тридцать фунтов, и одежда, сшитая когда-то по фигуре и, видимо, удобная, стала ему велика.

Слушая Альбанезе, мексиканец снял соломенную шляпу и тыльной стороной ладони вытер со лба пот. Пожав плечами – движение, выработавшееся за столетия труда на чужой земле, – он повернулся и пошел к лачугам, выкрикивая на ходу испанские имена.

Альбанезе направился обратно к машине. Римо, Чиун и двое других медленно шли ему навстречу, поднимая ботинками облачка красной пыли.

– Все в порядке, – сказал он, улыбаясь. – Это Мануэль, их старший. Он пошел собирать остальных. Тогда эти двое смогут поговорить с ними.

– А что мы должны сказать? – спросил Римо.

– Скажите им, – предложил Баруссио, – что бояться вас – это просто предрассудок. Скажите, что для них же будет лучше вернуться обратно на работу.

– Все, что пожелаете, – сказал Римо.

Чиун крутил головой, внимательно оглядывая поля и холмы, занятые виноградниками.

Альбанезе встал рядом с Римо и тихо проворчал:

– Не испорти дело, дорогой.

– Дорогой? Я не знал, что ты меня обожаешь, – заметил Римо.

– Попробуй только напакостить, тогда узнаешь, как я тебя обожаю, – ответил Альбанезе. – Может быть, придется даже запачкать твой беленький костюмчик.

– Господи, спаси меня! – воскликнул Римо.

Вокруг уже собрались люди: Мануэль привел из лагеря взрослых рабочих, и вместе с детьми они образовали небольшую толпу. Мануэль вышел вперед.

– Здесь все, – сказал он.

Альбанезе подтолкнул Римо локтем в бок и приказал;

– Скажи им!

Римо шагнул вперед.

– Меня зовут Римо. А это Чиун. Чем мы вам мешаем?

Взрослые молча переглянулись, затем повернулись к Мануэлю. На них была та же белая одежда, что и на нем. Мануэль заговорил:

– Во-первых, недавно разорвалась земля, и многие из наших умерли. Теперь наши старики говорят, что смертей будет еще больше. Они говорят, что нас окружает смерть. И что эта смерть идет от вас.

– Они говорят именно о нас? – уточнил Римо.

– Они говорят о пожилом восточном человеке великой мудрости. И о его белолицем спутнике, чьи руки быстрее, чем взгляд, и смертоноснее, чем стрелы.

Альбанезе загоготал. А Баруссио вдруг осенило: вот они – руки из его сна. Руки, двигающиеся быстрее взгляда и несущие смерть. Он почувствовал, как на лбу у него снова выступила испарина.

– Кто эти старые люди, о которых вы говорите? – спросил Римо.

Мануэль обернулся к толпе и тихо произнес несколько слов по-испански. Толпа расступилась. Женщина, старая, как жизнь, и усталая, как смерть, едва волоча ноги, вышла вперед. Одета она была во все черное, на плечи накинута черная шаль. Морщинистое лицо словно высушено вековой печалью.

Она остановилась рядом с Мануэлем.

– Мне было видение, – сказала она, обращаясь к Римо. – Я видела смерть, которую несли быстрые руки.

– Ну, хватит, – огрызнулся Альбанезе, обращаясь к Римо. – Давай кончать с этим. Скажи им, чтоб не волынили и возвращались на работу. Если ты с твоим азиатом немного соображаете, то сейчас же начинай.

Римо оценивающе взглянул на Альбанезе, отметив его размеры и вес, и вновь повернулся к Мануэлю. Но тут вперед выступил Чиун, в своем синем одеянии, как всегда спокойный и невозмутимый.

Он подошел к старой женщине и взял ее за руки. Они были очень похожи. Какое-то время Чиун и старуха стояли неподвижно, глядя друг другу в глаза. Никто из них не произнес ни слова. Затем Чиун отступил назад.

Его голос прозвучал над полем, эхом отозвавшись в опустевших лачугах.

– Слушайте внимательно мои слова, – проговорил он так, будто обращался к громадной толпе. – Ваши старики говорят правду: здесь ходит смерть. Они говорят вам правду, когда предсказывают, что смерть еще придет сюда. Они говорят вам правду, когда рассказывают о человеке, чьи руки быстрее, чем стрелы.

– Что он делает? – прошипел Альбанезе. Он и Палермо одновременно шагнули вперед и оказались за спиной Чиуна. Их возвышавшиеся над ним фигуры должны были запугать его.

– Люди за моей спиной – это злые люди, – продолжал Чиун. – И для таких людей единственным возмездием является смерть. Это справедливая расплата за все их преступления.

Альбанезе и Палермо схватили Чиуна каждый за ближайшее к себе плечо. Но затем вдруг выпустили его и, вытянувшись во весь рост на цыпочках, застыли как истуканы. Лица их исказились от боли. Чиун, не оборачиваясь и не отрывая глаз от толпившихся перед ним людей, впился обеими руками точно в пах каждому.

– Я говорю вам, – продолжал он, – вы должны бежать от смерти, которая идет сюда. Слушайтесь ваших стариков. Возвращайтесь на родную землю. Старики скажут, когда настанет время вернуться и снова работать на этих полях.

– Заткните ему глотку! – заорал Баруссио своим подручным.

Руки Чиуна ослабили свою железную хватку. И тогда они оба ринулись на хилого желтолицего человека в синем кимоно.

Палермо достиг его первым и тут же рухнул к ногам Чиуна, как если бы тело его каким-то образом испарилось из его костюма, и пустая одежда упала на землю под собственной тяжестью.

– Азиатский выродок! – выругался Альбанезе, – Это уже интересно!

Он протянул руки к горлу Чиуна, чтобы медленно выдавить жизнь из этого старого призрака. Однако руки его так и не достали корейца. Чудовищный удар локтя разорвал ему горло, вдавив его в нижнюю челюсть, и Альбанезе, уже бездыханный, пролетев по воздуху, с глухим стуком упал перед старухой в черном. Взглянув на еще корчившееся в судорогах тело, она плюнула ему в лицо.

Затем старуха повернулась, и толпа раздалась, чтобы дать ей дорогу. Не произнося ни слова, она, тяжело ступая, удалилась, за ней потянулись взрослые, подталкивая детей шлепками и что-то тихо говоря им.

– Вернитесь! – закричал Баруссио. – Вернитесь! Это обман!

– Нет, не обман, – отозвался Римо.

Баруссио потянулся к карману за пистолетом – движение, которого он не делал уже многие годы, но все-таки оно ему хорошо удалось.

Пистолет оказался в его руке и был направлен на Чиуна, а палец нажимал на курок. Но оказалась, что Гуммо нажимает на воздух: пистолет, совершенно бесполезный, уже падал к его ногам.

Баруссио хотел повернуться к Римо. Тогда, в своем сне, он так и не увидел руки, которая его убила. Он не увидел ее и наяву. Даже не заметил ее движения. Он успел только почувствовать, как на лбу у него выступили капли пота, подмышки вдруг стали липкими, а по внутренним сторонам бедер потекли обильные струйки.

Этот пот проступил сквозь ткань брюк, когда его уже мертвое тело упало на землю, взметнув облако цвета высохшей крови.

Глаза Римо встретились с глазами Чиуна, и старший отвесил поклон младшему. Римо с насмешливой учтивостью, поклонился в ответ.

– Порядок, Чиун, теперь пошли, – сказал он. – Мне нужно сделать еще кое-что.

Когда они медленно возвращались к белому «кадиллаку», оставив на земле три мертвых тела, Чиун спросил:

– Куда теперь?

– Теперь мне все стало ясно. Я собираюсь навестить парня, который натравил на нас этих головорезов.

– Кто это может быть? – спросил Чиун.

– Лестер Карпвелл Четвертый, – ответил Римо. – Человек, который стоит за всем этим.