У дамы этой вовсю цвел параноидальный психоз с бредом воздействия. Такие больные часто фиксируют свои особые переживания на людях, находящихся в поле общественного внимания. Если дело принимает публичный оборот и привлекает, как навозная куча мух, жадных до жареного невежественных журналюг, внимание это усиливается до неприличных размеров. Вот и на этот раз пресса подняла новую волну вони, уже невыносимой. И профессор не выдержал.

Как раз к этому моменту подоспело (скорее всего, было самим Дельгадо запрошено) приглашение от испанского министра здравоохранения организовать и возглавить медицинскую школу при университете. И вот в 1974 году Маршал Мозговедения вместе с женой и двумя подросшими детьми возвращается в родные края. Здесь его встречают с почетом, награждают премиями, орденами – и… скоренько забывают.

В Америку Дельгадо в возрасте около 90 все же вернулся и до конца дней скромно жил в Калифорнии, в Сан-Диего. Заключительный, тихий период творческой жизни продлился, к его собственному удивлению, раза в два дольше громкого – тридцать семь лет.

– Время всей жизни Пушкина…

– Все это время Дельгадо преподавал, писал статьи и книги, давал изредка негромкие интервью и продолжал главное дело своей жизни – исследование человека и его мозга. Больше не вживлял электроды и стимосиверы, зато сконструировал шлемы и пластиковые нимбы для подачи в разные части мозга сфокусированных электромагнитных сигналов. Опробовал новые устрйства на обезьянах и добровольцах-людях, первыми из которых были он сам и дочь Линда. Исследования эти дали основу для современных лечебных приборов, помогающих устранять тремор при болезни Паркинсона, облегчать жизнь при параличах, предупреждать припадки при некоторых видах эпилепсии.

Вы, возможно, заметили: из великих западных мозговедов Дельгадо мне человечески повышенно симпатичен. Может быть потому, что я с детства влюблен в Испанию, очарован испанским языком, испанским искусством, особенно музыкой. Характер этого конкистадора нейронауки совпадает с моим детским образом благородного идальго: горячий, искренний, гордый, отважный и донкихотистый. Любящий супруг, прекрасный отец, верный друг. Воин истины, пристально понимающий, как друг к дружке близки жизнь и смерть…

– По возрасту вы годились бы ему в сыновья. А по научным и философским воззрениям преемственность ощущаете?

– В большой степени, хотя и не без вопросов и сомнений. С исследованиями Дельгадо я впервые ознакомился в студенческие и ранние врачебные годы, когда, пользуясь тем, что читал на нескольких языках, подрабатывал переводчиком в реферативном журнале «Биология». Реферировал его статьи. Поразила смелость, масшабность его взгляда на человека, страстность служения добру.

Не только мозг был в фокусе исследовательского внимания Маршала Мозговедения. Еще в бытность студентом-медиком Дельгадо (как и меня, на всю жизнь) заворожила тайна развития человеческого зародыша – развертывание этой немыслимо сложной, фантастически логичной симфонии самосоздания всего лишь из одной оплодотворенной яйцеклетки целого человека. Наблюдениями над развитием и поведением эмбрионов Дельгадо занимался в последние годы жизни. Получил интересные данные о воздействии на зародышей электромагнитных полей. Исследования эти он не успел довести до публикабельных результатов, но кое-чем делился в устных беседах.

«…На любое электромагнитное воздействие, превышающее пороговую величину, человеческий эмбрион живо реагирует движениями и мимикой. Сравнимо действуют звуки, различная музыка, равно как и состояние матери, передаваемое через химической состав ее крови. Рожденное существо так выразительно на эти воздействия уже не реагирует – меняется только, будто бы беспричинно, его настроение и самочувствие.

Развивающийся зародыш зримо показывает нам, как тонко и глубоко мы зависим от неуловимых сознанием воздействий внешнего мира: от погоды, от экологии, от техники, которой пользуемся… Когда мы научимся все это учитывать и оптимизировать, на новый уровень выйдет качество нашей жизни и нас самих».



D-r Mozg. Recipe № 16.


Большая польза маленьких перемен.


Не засиживайся в одной позе. Не залеживайся на одном боку, в одном положении. Не застывай в одной осанке. Не захаживайся одной походкой. Не задышивайся одним воздухом. Не заедывайся одной едой. Не запивайся одним напитком… Продолжи список.

Часто меняй мелкие привычки, изредка – крупные.

Контролируйте контролеров

пророк психоцивилизации

«Человечество вплотную подошло к той стадии своего развития, когда к старинному «познай самого себя» может и должно добавиться то, для чего самопознание предназначено, в чем и состоит его смысл. Создай самого себя. Познай и создай заново, пересоздай. Это задача ближайших столетий и тысячелетий.

Нейропсихотехнология стоит на пороге практического овладения тайнами разума. Когда это произойдет, человечество сможет стать менее жестоким и более счастливым.

Теперь ясно уже, что только наука в соединении с доброй волей всех мыслящих и ответственных людей нашей планеты может справиться с тем, с чем за несколько тысячелетий не смогла справиться религия – очеловечить, наконец, человека».

– Мощно, евангельский замах.

– Вот за такие провозвестия, под почти каждым словом которых и я сегодня готов подписаться, на Дельгадо набросилась ревнивая ученая братия с одной стороны, упертые религиозники с другой. А чевой-то ты смешиваешь науку с философией? На основании каких данных каких исследований и кем подтвержденных делаешь такие грандиозные выводы? А штой-то ты оскорбляешь наши религиозные чувства? Как смеешь покушаться на пересоздание того, кто создан самим Господом по Его образу и подобию? А знаешь ли, что сатанинские силы уже готовы воспользоваться твоими нейропсихотехнологиями для превращения солдат в киборгов-убийц с вживленными в мозг микросхемами? Что на основе твоих изобретений контролирующая организация «будет вторгаться в серое вещество у нас между ушами»? (Из комментария в газете «Нью Йорк Таймс»).

С другого полюса восторженно вякали – и до сих пор продолжают, как и каркуны с противоположного, – некритичные фаны нейротехнологического прогресса. Наконец-то мозг наш преодолеет свою ограниченность, и получит в непосредственное пользование все те возможности, которые он до сих пор предоставлял только своим детищам – компьютерам. Мозговые импланты позволят мгновенно загружать в память новые языки, неограниченное количество знаний и всевозможных навыков. Колоссальная революция в обучении и воспитании! Мысленное управление сложнейшими машинами! Настоящее, а не выдуманное телепатическое общение!

Дельгадо озабоченно усмехался, читая и слыша подобное. Рост знаний о человеке и мозге и развитие нейротехнологий остановить нельзя, – говорил он, – но в отношении к этому нужно стараться соблюдать равновесие между исследовательским энтузиазмом и этической осторожностью. Параноидальность консерваторов так же глупа и опасна, как некритическая восторженность прогрессистов. Разумеется, необходимо сделать все возможное, чтобы нейротехнологии не стали оружием в руках авторитарных правительств, тоталитарных режимов и террористов. Что нужно для этого и что возможно? Вот что прежде всего: массовая психологическая просвещенность. Психологическая цивилизованность. Самым страшным психотронным оружием во все века было, остается и долго еще останется массовое невежество.

– Под последней фразой и я подписалась бы. Эпиграф ко всей человеческой истории.

– Оправдывая свои публичные демонстрации и слегка самообманываясь, Дон Хосе говорил (см. также с.336, сенатские слушания):

«Не имея и в мыслях как-либо самоутвердиться в глазах аудитории, я хотел лишь, чтобы все видели, как легко управляет мозгом и психикой тот, кто знает, как это делать и умеет применить знание в нужный момент…»

То же самое, с той же долей самообмана, много раз говорил себе ваш покорный слуга до и после своих выступлений с лекционными демонстрациями массового гипноза.

– Описано у вас в «Я и Мы», на те же мотивы позднее – «Гипноз без гипноза»… А в чем самообман?

– В том, что полуосознанное желание самоутвердиться, показать людям и себе: вот что могу, вот что умею – в некоторой пропорции тоже работало, особенно на первых сеансах.

– Потом доосозналось?

– Доосознание и выразилось в книге «Гипноз без гипноза».

Дельгадо, дальше: «…Понятно, что каждый, кто посвящен в секреты психотехнологий и изучил кнопки власти над поведением, может ими воспользоваться в своих корыстных целях. Нет иных защит от злоупотребления этими знаниями и умениями, кроме самих знаний и умений. Кроме доступности и понимания. Кроме демократии и культуры. И деятели науки, и все общество должно бдительно следить за тем, чтобы психотехнологические знания не сосредотачивались у меньшинства, у какой бы то ни было элиты. Боитесь контроля над поведением? Позаботьтесь о том, чтобы было кому контролировать контролеров».

– Трудно с этим не согласиться. И Скиннер вроде бы толковал о том же?

– В другом ключе. Скиннер больше доверял элите, меньше народу. К демократии относился с недоверием и едва сдерживаемым презрением. Гармонично-устойчивым и способным к развитию считал общество, в котором разные части элитарного слоя конролируют друг дружку.

Вот еще слова Дельгадо:

«Слабо понимается, сколь сильно и глубоко влияет на мозг культурная информация. В нервные клетки ее влияния проникают естественными путями – через органы чувств, через общение и воздействие СМИ. Язык, вера, менталитет, моральные навыки входят в мозг через глаза и уши, а не через электроды. Защищенность мозга – всего лишь социальная фикция, как наша одежда».

– Вы и с этим согласны?

– Насчет фиктивной защищенности мозга – согласен вполне, а касательно глаз и ушей – не совсем.

– Почему?

– Дельгадо, как и Уотсон и Скиннер, вслед за русскими гигантами Сеченовым и Павловым, считал, что все наше внутреннее содержание, все, что обнимается словом «душа» (он, как и Уотсон, скептически относился к этому понятию), закладывается извне. Изнутри можно лишь сочетать так или эдак то, что дается воспитанием, культурой, средой – составлять, пересоставлять, слагать, разлагать, комбинировать и перекомбинировать то, чем тебя напичкали.

– «Небывалые комбинации бывалых впечатлений» по Сеченову? Всю мебель тебе привозят, а ты ее только расставляешь так или сяк?

– Могут привозить и не мебель, а доски, блоки, болты, гайки и прочая, а ты можешь сооружать из них мебель или еще что-нибудь. А из мебели можешь сделать, допустим, плот или лодку. Или груду щепок. Но только из той мебели, которая была кем-то сделана и доставлена, или откуда-нибудь заимствована.

– Что же, по-вашему, здесь не так, что неправильно, в чем ошибка?

– Все так и все правильно, только это не все. Не ошибка, а недобор уровней. Средовики полностью правы по отношению к проживаемому каждым существом потоку его текущего времени. Вся эта «доставка мебели» – из прошлого и настоящего. Но случаются и послания из будущего. Имею много наблюдений и личных свидетельств, что залетает иногда кое-что в человека и не через глаза и уши, не через общение, не через СМИ, не путем обучения, не через какие-либо известные нам мозговые ворота.

Есть врожденные данности, извне запускаемые или подавляемые. Есть данности, проявляющиеся при любых внешних условиях или при очень широком их диапазоне. Есть и таинственная самопроизвольность, спонтанность, мирообразующая самородность – то, что великий французский мыслитель и естествоиспытатель Тейяр де Шарден назвал «пробными нащупываниями природы».

– Пробивы будущего?.. Разведка?

– Всепроникающая творческая сила Вселенной. Поток всеобновления, всеразвития. Призвание, вдохновение, гений – действие этой силы, выплески из потока. Такие данности не составляются ни из каких досок, блоков или кирпичиков, ниоткуда не доставляются.

– Ну, а Свыше? От Бога?

– Для меня это вопрос, не требующий ответа.

Свою последнюю, шестую книгу, выдержавшую 14 изданий (первое – в 1989 г.), Дельгадо назвал «Счастье». Его собственную, такую длинную и такую короткую жизнь, при всех ее испытаниях и разочарованиях, можно определить этим словом.



D-r Mozg. MegaRecipe № 17.


Двери счастья. От тех, кто нашел ключи.


Блез Паскаль: Кто входит в дом счастья через дверь удовольствий, тот обыкновенно выходит через дверь страданий.

Хелен Келлер: Когда одна дверь счастья закрывается, то другая открывается; но мы часто так долго смотрим на закрытую дверь, что не видим другую.

Альберт Эйнштейн: Я счастлив уже тем, что родился.

Яков Кротов: Счастье – побочный эффект осмысленности жизни.

Виктор Франкл: Счастье подобно бабочке. Чем больше ловишь его, тем больше оно ускользает. Но если перенести свое внимание на другое, оно прилетит и тихо сядет вам на плечо.

Джордж Оруэлл: Человек может быть счастлив лишь при условии, что счастье не ставится целью жизни.

ВЛ: Христианское «собирайте сокровища не на земле, а на небе»; буддийская непривязанность и йоговское оставление плодов действия; притча об Эвридике, оставшейся навсегда в Аиде от одной лишь оглядки Орфея, – все об одном: счастье может быть состоянием, но не может быть целью. Счастье нельзя делать мишенью. Если эта цель ставится, то не достигается. Если в эту мишень стреляют, то промахиваются, и выстрел с наибольшею вероятностью поразит самого стреляющего.

Ищущий счастья подобен актеру, играющему своего героя не чтобы жить в его образе и выразить его суть, а только ради зрительских аплодисментов; или музыканту, играющему не чтобы передать красоту и смысл музыки, а чтобы выразить себя. И тот, и другой остаются вне искусства и душевно фальшивят. Тот, кто слышал и видел, как играет один из величайших пианистов мира Гленн Гульд, сразу поймет, о чем речь. Пример абсолютной искренности, абсолютной дисциплины, абсолютной свободы и абсолютного счастья жизни в музыке. Как Гленн Гульд играет, так и жить надо, чтобы счастливым быть.


Царь Гедон и оргазмотрониз чемодана «То ли еще будет»


And by a strange alchemy of brain

His pleasure always turned to pain.

Edgar Allen Poe «Romance»


Буквальный перевод этого эпиграфа из «Романса» Эдгара По: «И странной алхимией мозга его удовольствие всегда превращалось в боль». А художественный и, по-моему, сущностно более верный, мог бы звучать так:


Своевольной алхимией мозга

Сотворялась из розы розга.

Нет пока внятного объяснения, почему самые важные для человечества идеи, новшества, изобретения зачинаются и разрабатываются, как правило, не одним человеком, а параллельно и независимо двумя или несколькими.

Обозначаются запросы, созревают условия. Души и умы самых чутких представителей рода людского, как сверхчувствительные антенны, ловят потребности и возможности, витающие в смысловой атмосфере. А может быть, и Кто-то Незримый, заботясь о надежности воплощения своего замысла, поручает его, на всякий случай, не одному исполнителю?..

Расскажу еще об одном первооткрывателе адско-райского механизма.

– Всмотритесь в лицо этого человека. Как эксперт-физиономист что скажете?..

– Лицо умного и волевого человека. Опытный любитель вкусно пожить, бонвиван-селадон… И какая-то двойственность… Пожалуй, и что-то страшноватое чуется… Холодно-пристальные глаза, в которых прячется то ли жестокость, то ли тоска и отчаяние. Рот несколько хищный. Кажется, в лице этом есть что-то немножко змеиное и волчье, как у Юлия Цезаря…

– Как у слегка потрепанного и постаревшего Цезаря, если бы он, зная, что впереди его ждут полторы дюжины заговорщических ножей, воткнутых в тело, все же решился бы перейти Рубикон, но не решился объявить себя императором.

Нечто подобное в судьбе этого человека и вправду произошло. Рубикон дозволенного в своей профессии перешел. Стрелы и ножи справедливой критики и несправедливой хулы получил – не в физическое тело, но в социальное. Славу в стране и мире обрел минусовую, но, по максиме великого Юлия: «лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме», Цезарем в своей научной деревне остался.

Американский психиатр Роберт Гэлбрет Хиз, многолетний глава отделения психиатрии и неврологии медицинской школы Тулейнского университета в Новом Орлеане. Еще один пионер электродного вторжения в человеческий мозг. Дельгадо на чуток опередил его с первым научным докладом на эту тему, зато Хиз и опыты провел поосновательнее, и дров наломал пострашнее, и претерпел посильнее.

В годы долгого расцвета и сомнительного успеха – стройный, гибкий, высокий, под метр девяносто, точный в движениях, рано поседевший, но бодрый господин. Для широкого круга малознакомых – дистантный и вежливый доктор, ироничный и немного высокомерный; светило науки с солидными связями, а потом со скандально испорченной репутацией. Для узкого круга своих – Долговязый Боб, добрый умница, жизнерадостный любитель вкусно пожить и щедро угостить, обаятельный щеголь и остроумец, энергичный пройдоха, веселый циник.

На самом деле он не был ни тем, ни другим, ни третьим, ни пятидесятым.

Тайный мыслитель с тайной печалью,

себя запечатавший тайной печатью –

– вот кем он был в задумчивом детстве, когда на вид был вяленьким шалопаем, похожим на картофельный отросток, а в подростковости – глистообразным упрямым оболтусом, плохо вписывавшимся в военизированный режим питсбургской школы скаутов.

Разъезжал заматеревший и разбогатевший мыслитель по Новому Орлеану в длинном шикарном лимузине вишневого цвета, больше ни у кого в городе такого не было. А за 50 миль от города держал ферму с прекрасным домом – целое поместье, которому дал название «Гедония» – Страна Наслаждений. Всевозможные развлечения, игры, верховая езда, музыка и танцы, роскошный бассейн, баня, восточная кухня с умелым поваром, коллекция изысканных вин (сам не пил). Часто возил туда друзей, иногда любовниц и, пока был в фаворе, благорасположенных журналистов. Себя именовал шуточно: Царь Гедон.

Хозяин страны Гедонии, ровесник Дельгадо, прожил поменьше, чем испанец, но тоже довольно долго, 84 года (1915–1999). Пятеро детей, куча внуков и правнуков. Был первым исследователем и врачом, предоставившим человеку возможность электрически стимулировать собственный мозг.

– Все то же самораздражение? Наподобие олдсовских крыс?

– Да, но не в ящике Скиннера, а в свободном пользовании, в лечебных целях.

Когда Олдс совершил свое открытие, он еще ничего не знал о работах Хиза, скептически относился к публичным демонстрациям Дельгадо и чистосердечно полагал, что именно он, Олдс – первооткрыватель центров удовольствия. Нет – хотя лавры первого, по-настоящему научного исследования мозгового рая по праву принадлежат Олдсу, хронологически первыми обнаружили эти центры Дельгадо и Хиз, и не у кого-нибудь, а у людей.

– Вы уже знали об этом, когда впервые ознакомились с работами Олдса?

– И я еще не знал. Подрабатывая референтом-переводчиком медицинской и биологической литературы, впервые натолкнулся на имя Хиза в американских журналах, где он сообщал, что обнаружил в крови больных шизофренией особое белковое тело: иммуноглобулин «тараксеин» («сумасводитель», слово от греческого корня, означающего «безумие»). Антитело это, по тогдашнему предположению Хиза, имело особое сродство к септальной области мозга – той самой срединно-глубинной структуре, откуда шли главные кайфы при электростимуляции. Хиз думал, что тараксеин эту область блокирует, не дает ей работать, и в результате возникает ангедония: снижение способности испытывать положительные эмоции, преобладание отрицательных. При введении в кровь здоровым людям тараксеин, утверждал Хиз, вызывал кратковременные психические нарушения по шизофреническому образцу.

Сенсация! – Тут же пошел вал подтверждений из лабораторий мира, в том числе и нашей страны – да, есть в крови шизофреников такой зловредный психоядовитый белок! – обнаружен, детектед! – и ретивые фармацевты начали спешно изготовлять антитараксеические противоядия.

Но следующим витком, как в науке водится, пошла серия скептических проверок. Хладнокровные независимые исследователи, один за другим, никакого тараксеина в крови пациентов не обнаруживали. Свежая мифологема развеялась и быстро забылась. Позднее и сам Хиз повторил собственные опыты, ничего не нашел и признал, что это мог быть какой-то исследовательский мираж, артефакт.

Странновато, думалось мне, что миражи такие при поисках химических психотогенов возникают слишком уж часто. Была, например, подобная громкая и быстро лопнувшая сенсация с «испорченным адреналином».

– Помню, вы рассказывали в «Охоте за мыслью». Двое ученых…

– Трое – англичане, молодые биохимики Гоффер, Осмонд и Смизис (далее в соединении – ГОС), химичили с адреналином. Сие всемирно известное вещество представлять не надо, это уже бренд и метафора, синоним эмоционального возбуждения высших градусов. А на самом деле нейромедиатор, один из грозди родственных друг другу топливных веществ для работы нейронов. Всегда, в тех или иных количествах, есть у нас в крови, в мозгу и в надпочечниках, где и производится в основном. ГОС нашли, что при окислении адреналина на какой-то ступеньке процесса получается мескалин – грозный психический яд сакральных кактусов мексиканских индейцев. Опробовали окисленный адреналин на себе и впали один за другим в кратковременную паранойю. Опробовали на группе здоровых испытуемых добровольцев – получили группу кратковременно сумасшедших.

– Не слабо.

– Еще и еще проверили, на других группах и опять на себе – получили уже что-то гораздо менее впечатляющее. Добровольцы после введения порченого адреналина сходить с ума почему-то больше не захотели. Вяло поеживаясь, говорили, что им просто скучно и грустно. При дальнейших проверках ни сами ГОС, ни другие независимые исследователи не получали из «порченого адреналина» уже ничего особенного. Признали свои опыты «исследовательской галлюцинацией», невнятно заметив, что продукты биохимического преобразования нейромедиаторов – вещества нестойкие, быстро меняющие свое строение и действие в зависимости от других быстро меняющихся событий в организме; что происходящее в пробирке – одно, в крови и мозгу – другое.

Шизо-обвинение с адреналина сняли, дело закрыли. Архив мировой науки пополнился очередной поисковой неудачей.

– И что вы теперь думаете об этих неудачах Хиза и ГОС?

– Что это были две довольно типичные для медицинской науки истории: мнимость на мнимость, мифологема на мифологему.

Буду твердить, наверное, до скончания века: отдельной болезни «шизофрения» не существует. Под название «шизофрения» запихнули множество разных не исследованных или недоисследованных, непонятных или недопонимаемых, разноприродных и разноуровневых человеческих состояний, неудобных для социальной и личной жизни. Сборная солянка. Иногда у состояний этих есть между собой нечто общее, иногда общего мало, иногда совсем нет. Ангедония – часто встречающийся, но не обязательный симптом таких состояний: есть и пациенты с диагнозом «шизофрения», очень даже способные – на свой лад – испытывать всевозможные удовольствия. Не всех таких пациентов, но лишь некоторых можно считать эмоциональными инвалидами.

– Я уже не раз проходила через полосы ангедонии, когда ничто не радовало, ничто не давало ни малейшего удовольствия, даже вкус пищи пропадал. Не лечилась, но проходило время, и все менялось к лучшему. Вот разговариваю сейчас с вами, мозги вроде на месте, многое приятно, жить нравится. Не знаю, что будет завтра… Должна ли я считать себя эмоциональным инвалидом или психичкой, на данный момент выздоровевшей?

– Ничуть не должны. Просто так вам живется, так полосато. Многим живется так, и мне тоже.

Что же до неудач с порченым адреналином и тараксеином – думается, это были все-таки не совсем неудачи. Мало ли случается событий, которые невозможно воспроизвести, но они происходят – падение метеоритов, случаи ясновидения и телепатии, вещие сны, да и всякое сновидение…

Что-то мелькнуло с этим испорченным адреналином, какое-то указание на возможную причину некоторых психических нарушений. Так же мельком, возможно, намекнул на одну из причин хизовский тараксеин – подмигнул и канул в мусорную корзину науки.

Зато другая ветвь изысканий Царя Гедона расцвела пышным цветом.



D-r Mozg. Recipe № 18.


Из старовосточных советов: кому подражать.


Пусть тело твое во всем подражает кошке, свободно гуляющей, сердце – лошади, свободно бегущей, ум – ласточке, свободно летающей, дух – орлу, свободно парящему. Да будут все четверо едины, неразделимы и радостны.

С позволения сказать, посвящение


Родился Боб в Питтсбурге, штат Пенсильвания. О родительской семье его сведений мало, равно и о семье взрослой, – как многие активные и велеречивые люди, Хиз не был склонен к откровениям о своей частной жизни. В одном позднем интервью рассказал, что отец был врачом и его, Боба, запихнул в медицину чуть не силком.

«Уже лет с двенадцати он старался внушить мне, что я должен пойти по его стопам и стать доктором, что это самое интересное в мире занятие, и благородное, и прибыльное, и почетное. А меня в то время интересовали только автомобили, бейсбол и уже девочки. Когда мне исполнилось 14, папа решил взяться за мое приобщение к медицине конкретно. Устроил что-то вроде обряда посвятительной инициации: заставил пойти вместе собой и его другом-патологоанатомом в морг на вскрытие свежего трупа. «Будет интересно, увидишь мозг, сердце, желудок – все внутренности, – пообещал он, – все детали этой машины, которая называет себя человеком. Что в сравнении с этим какой-то жалкий автомобилишко?»

Стало любопытно, хотя и страшно. Пошел. Представьте себе мой ужас, когда в трупе, лежавшем на столе, я узнал своего бывшего преподавателя по физической подготовке из скаутского училища. Он умер от скоротечного рака. Я похолодел и чуть в обморок не упал, но решил выдержать эту процедуру, раз уж пришел. Папа с приятелем спокойно резали бездыханное тело, переговариваясь и отпуская веселые шуточки… Теперь я не устаю напоминать моим студентам о важности человеческой стороны медицины…»

– Удивительно, что пережив такое, с позволения сказать, посвящение, он все-таки стал врачом. – И каким… О важности человеческой стороны медицины студенты и не только студенты потом напоминали самому Хизу, довольно грубо.

Конспект карьеры


Учился на врача Боб ни шатко, ни валко, лентяйничал и повесничал – был, по моей терминологии, заимствованной у гениального Хлебникова, нехотяем, а по общепринятой раздолбаем. Чтобы ослабить зависимость от папаши, отношения с которым пошли не лучшим путем, подрабатывал, как и ныне многие американские студенты, официантом в кафе. Диплом и степень бакалавра получил еле-еле. Врачебную специальность, памятуя то несчастное посвящение, выбрал, как ему тогда казалось, самую далекую от человеческих потрохов – психиатрию. Начал нехотяйски работать в большой филадельфийской психолечебнице.

Подошла война, пришлось пойти в армию. Отслужил два года армейским психиатром. Здесь валом шла психотравматическая чрезвычайщина, навидался всякого, и зависимость личных «хочу» от социальных «надо» обозначилась с безжалостной четкостью. Три «надо» осознались как непреложные и взаимосвязанные: должность – теплая, и чтобы самому себе быть хозяином; связи – широкие и высокие, деньги – не маленькие. «Больших денег не бывает, – говаривал Хиз позднее, когда стал изощренным мастером выбивания грантов. – Бывают только маленькие и приличные».

Нехотяйство кончилось, и карьера пошла резко вверх: к середине второго года службы молодой доктор Хиз занимал пост главного психиатра военно-морских сил США. Связи с военными ведомствами, в том числе с ЦРУ, пригодились ему в ближайшие послевоенные годы, но потом припомнились не добром.

Уволившись из армии, чтобы быть самому себе хозяином, продолжил психиатрическое обучение в Нью-Йорке, в Columbia University. Обзавелся сертификатом психоаналитика. Начал нейрофизиологические исследования. В университетской психоаналитической клинике работал под началом ее директора, психиатра-психоаналитика Шандора Радо, венгерского еврея, до войны работавшего в Берлине и спасшегося в Штатах от Холокоста. Этого человека Боб называл своим единственным настоящим научным гуру. «Поведение людей он понимал лучше, чем кто-либо, – говорил он о Радо после его кончины в 1972 году, – думаю, даже лучше, чем его великий предтеча Фрейд. Не раз я слышал от Шандора сожаления о том, что фрейдовский психоанализ приобрел большую рыночную цену раньше, чем стал реальной наукой».

Радо и в самом деле был незаурядным практиком и оригинальным клиническим мыслителем. В своей теории «адаптационной психодинамики» попытался пробить липкую духоту фрейдизма свежей струей естествознания – соединить психоанализ с нейрофизиологией и эволюционной биологией.

Человеческая психика, полагал Радо, складывается из четырех основных уровней, соответствующих природно-историческому развитию мозга, по восходящей:

1. Уровень от червяка до рыбы и лягушки. Рефлексы, роботные инстинкты и примитивная эмоциональная регуляция (от минуса к плюсу, от неудовольствия к удовольствию).

2. Уровень осы и крокодила, насекомо-рептильный. Дословесные грубо-прогностические эмоции, предвосхищающие то, что может произойти на уровне ниже. Ярость и страх – предвосхищение неудовольствия; вожделение, пищевое и половое – предвосхищение удовольствия. В поведении преобладают инстинктивные программы, часто весьма сложные, многозвенные; но и память и обучаемость уже играют немалую роль.

3. Уровень лошади, кошки, собаки, дельфина и других высших млекопитающих, включая обезьян, а также умнейших среди птиц (врановых и крупных попугаев). Эмоциональное мышление, с разнообразным использованием оперативной и долговременной памяти: возможность быстрых прогнозов и многоступенчатых расчетов по шкале «удовольствие – неудовольствие».

4. Уровень человека. Надэмоциональное мышление, все более освобождающееся от мотивационных привязок, в идеале чистая объективная мысль. Ступень психического развития, на которую и среди людей полномерно поднимаются лишь немногие.

У здоровых людей, полагал Радо, все четыре уровня психики с индивидуальными вариациями интегрируются в гармоничную иерархию. Когда иерархичность и интеграция нарушаются, возникает то, что называют неврозами и психозами, и неадаптивное, неадекватное и асоциальное поведение.

Особое значение Радо придавал нарушениям эмоционального механизма как такового.

«Шандор был первым из психоаналитиков классической школы, осмелившимся усомниться в психоаналитической версии проихождения душевных расстройств, – рассказывал Хиз журналистам. – Вы, может быть, помните эту заморочку: в пятидесятые годы и долго еще потом психоаналитики, как лаборанты в содержимом ночных горшков, копались во взаимоотношениях шизофреников с родителями в том возрасте, когда человек еще и на горшок не умеет садиться. Нужно было найти кого-нибудь виноватого в шизофрении, и они нашли: главной виновницей назвали шизогенную мать, сфабриковали этот миф, а эдипогенного папу милостиво простили. Сражаясь с собственным мифом, размыкали подсознательные замыкания, злостно созданные этими шизогенными мамашами, разгружали вагоны вытесненных переживаний… И совершенно игнорировали биологическую основу – то, с какими мозгами мы имеем дело, какой именно мозг становится шизофреническим, и почему. Шандор это с горечью понимал. Он смотрел на больных не зашоренно, и видел, что корневой, первичный симптом шизофрении – не какие-то комплексы, а расстройство нейрофизиологического эмоционального механизма…»

После армейских психоужастиков и общения с Радо представления Боба о человеческих потрохах круто переменились. Понял, что никуда не деться от них и в самой философской из медицинских специальностей.

Скальпель – в отставку?


Тема докторской диссертации Хиза звучала так: «Частичное удаление лобной коры у психически больных: результаты и перспективы».

– Психохирургия? Лоботомия?

– Психохирургия, она самая. Имелась в виду так называемая топэктомия – удаление некоторой части лобной коры. А лоботомия – рассечение мозговых проводников, волокон, связывающих кору лобных долей с подкоркой. Вещество мозга при этом не удаляли, а разрушали связи между разными его частями.

– Хиз и этим занимался?

– Участвовал. Как эксперт-психиатр проанализировал клинические результаты множества психохирургических операций. В первые послевоенные годы операции эти делались в американской психиатрии поточно, на них была мода, бум.

– Кошмар. Сразу вспоминается «Полет над гнездом кукушки» Кена Кизи…

– Хиз внес некоторую лепту в уменьшение масштабов этого ужаса и ускорение расставания с ним, до сих пор еще не везде окончательного.

«У больных, перенесших топэктомию, кроме довольно частых нарушений восприятия и моторики, отнюдь не прибавляющих им психического здоровья, можно наблюдать резкое снижение градуса эмоциональности, – писал он. – Чувства угасают и уплощаются. А соотношение удовольствия и неудовольствия остается прежним. Больные вялы и апатичны. Им не хорошо, им по-прежнему плохо, только удобно плохо – пассивно, по-тихому плохо.

Мозговые центры эмоций подвержены влиянию высших отделов мозга и влияют на них, но сами лежат глубоко под ними и живут собственной жизнью. Если мы хотим действительно вылечить психиатрического пациента, мы должны добраться до центрального ядра его недуга – эмоций как таковых. Скальпель в этом не помощник. Психохирургия должна быть заменена более гуманными и более точными, причинно-прицельными методами вмешательства. Если такие методы будут разработаны и войдут в массовое применение, уже в ближайшем будущем психиатрические больницы смогут уйти в прошлое».

– Хорошие, многообещающие слова.

– Слова – да…

Начинается самое интересное: три «надо-для-хочу», наконец, сходятся. Хиз получает должность заведующего отделением психиатрии и неврологии в медицинской школе (фактически факультете) новоорлеанского Тулейнского университета. Работает здесь безотлучно треть века – 31 год. Место теплое. Пациентуры хоть отбавляй. Испытуемых для исследований, помимо амбулаторного потока, можно брать в переполненных психбольницах и тюрьмах. Профессиональный авторитет имеется. (В 1966 г. Хиза пригласили в качестве психиатра-эксперта по делу одного из подозреваемых в убийстве президента Кеннеди. Он не подозревал тогда, что несколько лет спустя сам будет держать ответ перед братом убитого – в качестве подозреваемого по другому делу, не уголовному, но неприятному.) Связи в богатых федеральных ведомствах – военных и, nota bene! – разведывательных – наработаны. Благодаря этим связям и умелому фандрайзингу – выбиванию грантов – течет приличная денежка на исследовательские проекты, средств хватает и на самое современное оборудование, и на более чем достойную зарплату понимающим сотрудникам и незабываемому себе.

Царь Гедон делает что хочет и как хочет в согласовании с наличной реальностью. Сложность в том, что она изменяется, реальность, не уследишь за ней – сегодня эта, завтра уже та. За горизонт событий без дара ясновидения не заглянешь. Умственная близорукость – беда всех смертных.



D-r Mozg. Recipe № 19.


«Кто б ни был ты…»


Внутреннее Дальновидение: освобожденная пристальность. Пропись поэта Рильке.

Чтобы видеть жизнь глубже и связней, себя и других – яснее, полнее, судьбу – дальше, четче:

Кто б ни был ты, но вечером уйди

из комнаты, приюта тесноты –

на даль пространств за домом погляди,

кто б ни был ты, –

и взглядом утомленным отдели –

прикован долго был к порогу он –

то дерево, что высится вдали,

и небо для него возьми как фон.

Это стОит делать не только вечером. Если нет вдали дерева, можно выбрать что-то еще, реальное или воображаемое. Важно только смотреть вдаль – и наружным зрением, и внутренним. И чтобы небо было не столько снаружи, сколько внутри.

Заметка мамонта


Если живешь достаточно долго, в какой-то момент вдруг оказывается, что ты динозавр. Или мамонт, это близко к современности, с той небольшой разницей, что ты вымер, но почему-то функционируешь. Я вот как раз мамонт. Я жил в ледниковый период. Холодная война, так он назывался.

Два мировых полюса силы, намагничивая друг друга, создавали этот всепланетный психоклимат: восточный блок во главе с тоталитарным СССР, набравшим отчаянно грозную мощь после великой победы в войне горячей, – и блок западный со своим лидером – могучими, сытыми, самодовольными Соединенными Штатами.

– Да ведь и сейчас пока в основном так, только вместо СССР – РФ.

– Сейчас уже далеко не совсем так. Нынешнее положение можно определить как промежуточное между холодным миром и слякотной, вялой, нудной, нитонисёшной полувойнушкой.

Два прежних силовых полюса основательно подразмылись, расчленились, подтаяли. Еще сохраняют некие очертания, но все более показные, более символические, нежели реальные. Уже выросли другие полюса – чего стоит один Китай, совершенно самостоятельная, колоссально вооруженная сверхдержава, отдельный огромный мир в человечестве.

А в те времена, когда я, бурно набиравший шерстяной покров юный мамонт – молодой, полный сил идиот, словами Ильи Ильфа, – кроша бивни, врубался в мерзлый гранит науки, – на обоих полюсах трещал мороз воинственного недоверия, громоздились торосы государственной паранойи, росли айсберги подготовки к ядерной катастрофе.

Какие кошмары творились у нас, уже многажды описано, хотя еще не доосмыслено (мы этого тоже попозже слегка коснемся). На западном полюсе в течение нескольких лет происходило нечто эхоподобное в смягченно-размазанной форме – примерно, как если бы стоградусный медицинский спирт развели до крепости пива. Проверки лояльности, слежка за подозреваемыми в неблагонадежности, черные списки, увольнения, запреты на профессии, ограничения передвижения, в некоторых случаях и судебные преследования. Массовых репрессий, как у нас, казней невинных людей не было (казнили на электрическом стуле только двух доказанно реальных агентов Кремля, несчастных супругов Розенберг, фанатиков коммунистической идеи, выдавших советской разведке секрет атомной бомбы) . До крупномасштабного людоедства, как у нас, не дошло, но массовая антилевая истерия, подозрительность и шпиономания разгулялись вовсю и причинили немалый моральный ущерб. Затронуты были достойные люди: Эйнштейн, Чарли Чаплин, Леонард Бернстайн, Артур Кларк и многие другие.

Карьерный взлет Хиза пришелся как раз на время маккартистской охоты за ведьмами. Не устоял Боб, оскоромился: одного из ближайших сотрудников, заподозренного в симпатии к планетарному врагу, выпер из университета. Остальные, что характерно, в защиту коллеги ни словечка не пикнули и еще теснее сплотились вокруг любимого руководителя, да так тесно, что и доныне, обновленными поколениями, поддерживают в университете культ своего прежнего кормильца и вдохновителя.

В пятидесятые годы ЦРУполучило (или подсочинило?..) сведения, что на другом силополюсе готовят психохимическую атаку. И вот по заказу вездесущего ведомства Хиз с сотрудниками начал изучать воздействие на людей психотоксических веществ: мескалина, бульбокапнина и мощнейшего из психотогенов – ЛСД, психоделической «ядерной бомбы».

Далеко эти исследования не продвинулись. Бульбокапнину сулили громобойное военное будущее – цэрэушники (или им кто-то) подбрасывали пугалки, будто бы СССР уже накопил запасы этого зелья, достаточные, чтобы за пару минут распыления превратить весь личный состав американской армии в свалку упоротых тормозов. На поверку же этот кристаллический алкалоид, получаемый из безобидного растеньица «Хохлатка полая» и хорошо растворяющийся в спирте, оказался не психотоксичнее, чем нашенская самопальная водка. А мескалин и ЛСД, психояды гораздо более серьезные, параллельно исследовались еще в нескольких секретных лабораториях (работал по этому заказу ЦРУ и великий романтик и мистик мозговедения Джон Лилли) и были признаны для военного применения не перспективными. Заказчик просигналил отбой.

Неучтенную часть цэрэушных вложений Хиз пустил на тараксеиновую авантюру. А другую часть, плюс средства от гражданских спонсоров, на закупку электроэнцефалографов, новейших стереотаксических приборов, двух кинокамер, пленки, еще разных операционных приборов и – сейчас узнаете, для чего – четырех зубоврачебных дрелей.

Царь Гедон уже запланировал, на каком коне въедет в Нобелевский Комитет.

Первопроходческий штурм


Их было двадцать шесть – первых пациентов из большой новоорлеанской психолечебницы, хроников-безнадежников, в подкорку которых, в глубокие структуры так называемой лимбической (поясной) системы, именуемые «эмоциональным мозгом», всадили металлические электроды.

Пациент Хиза с электродами в мозгу

Дырки в черепах просверливали под наркозом этими вот зубоврачебными дрелями, оказалось очень удобно. В отверстия вводили тоненькие электродные проволочки и с помощью стереотаксического прибора погружали на нужную глубину в нужное место. Поначалу электроды оставались в мозгу недолго: от одного до двенадцати дней. Потом – от одного до нескольких лет.

– Что же было такое с этими «безнадежниками», почему Хиз решился залезть к ним в мозги?

– Не поддававшиеся никакому лечению хронические психозы, многолетние тяжелые депрессии со стремлением к самоубийству, грубые психопатии с неконтролируемой агрессивностью, пара случаев эпилепсии с психическими нарушениями… Не все пациенты были вменяемы, некоторые опасны. У Хиза была надежная команда квалифицированных ассистентов и физически сильных, хорошо обученных санитаров. Через электроды можно было записывать на электроэнцефалографе активность глубоко расположенных мозговых структур и подавать в них импульсы разной силы и частоты. Главным образом, как вы догадываетесь, в рай, но и в ад тоже наведывались.

– Мы говорили с больными о приятных вещах и видели, как отзываются повышением электроактивности центры удовольствия, – докладывал потом Хиз. – Наблюдая за злобными пациентами, видели, как во время очередной вспышки ярости выстреливают залпами высокоамплитудных импульсов системы наказания: на электроэнцефалограмме в эти моменты всегда видны острые зубчатые волны, иногда очень большие. Когда пациент успокаивается, ЭЭГ выравнивается. Мы обнаружили, что самых злобных и опасных больных можно быстро успокоить прямой стимуляцией центров удовольствия. Во время стимуляции септальной области человек перестает чувствовать боль, даже самую сильную и постоянную, какая бывает в случаях неоперабельного рака или при тяжелых формах артрита. У тяжелых психотиков моментально исчезает стремление к убийству и самоубийству.

Мы воочию убедились, что при психических расстройствах шизофренического типа первичны не бред и галлюцинации, а нарушение работы центров удовольствия, блокада систем поощрения. У пациентов преобладают отрицательные эмоции, они почти постоянно живут в состояниях страха или ярости, сопротивления или бегства, потому что они не могут ощущать удовольствия, которые могли бы этим состояниям противостоять.

– Это так?

– Это почти всегда так для той категории пациентов, которой занимался Хиз.

– А для других?

– А для множества других когда так, а когда иначе, – как и для нас с вами. «Блокада систем поощрения» в большинстве случаев не первичный симптом, а результат много еще чего, вызывающий, в свою очередь, множество следствий. По разным причинам рай закрывается на учет. В том числе – для Хиза это прозвучало было смешновато – по духовным и философским.

Хорошие места и плохие


Некоторые из путешествий Хиза в рай и ад человека зрительно увековечены – засняты на кинопленку.

По рассказу журналистки из группы работников СМИ, посетившей восьмидесятилетнего Хиза в девяностые годы.

…Мы находимся в аппартаментах доктора Хиза, в городе Санкт-Петербург, Флорида. Здесь он живет с тех пор, как ушел на покой, оставив работу в Тулейнском университете, где бывшие сотрудники его и поныне благоговейно чтят. Кафедра, которую он основал и возглавлял многие годы, носит теперь его имя.

Домашняя обстановка приятная, с отпечатком несколько старомодной роскоши. Доктор высок, худощав, морщинист и снежно сед, слегка горбится, но подтянут и сохраняет уверенность в движениях и живость реакций.

– Идемте сюда, здесь у меня домашний кинотеатр… Сейчас покажу вам одну свою бывшую больную, вашу коллегу, назовем ее Элизабет, – интригующе улыбаясь, говорит Хиз, доставая с полки кассету с обозначением B-22. – Бывшая издательница газет, из семьи известных журналистов. Мы неплохо ей помогли.

…Бегут кадры… На экране какая-то суета, наладка аппаратуры… Крупным планом мелькнуло лицо Хиза, еще довольно молодого…

…Полутемная камера. На койке лежит женщина. На голове – бандаж с электродами. Крупный план: сразу видно, что пациентка пребывает в жуткой депрессии: лицо ее такое же бледно-серое, как ее больничное одеяние, выражение скорбное. Что-то монотонно бормочет, голос тих, сдавлен.

Рядом сидит доктор Хиз в наушниках.

Голос за кадром:

– Шестьдесят импульсов. Двенадцать миллиампер.

Это техник из другой комнаты подает ток через электроды. Пациентка в звуконепроницаемой камере не слышит его. Внезапно начинает широко улыбаться.

– Почему вы улыбаетесь? – спрашивает доктор.

– Не знаю… Вы со мной что-то делаете? (Хихикает.) Обычно я не смеюсь без причины… Наверное, смеюсь от чего-то…

– Сто сорок импульсов, – произносит техник за кадром. Пациентка смеется взахлеб, превращается из зомби с каменно-серым лицом в маленькую румяную девочку, знающую какой-то смешной секрет.

– Ребята, что вы со мной вытворяете, а?.. Кажется, вы попадаете в какое-то хорошее место!.. Ой, как же здорово… О-о, это уже невыносимо хорошо, о-о-ах!..

– «Хорошее место» – это системы удовольствия, стимулируемые электротоком, – объясняет нам Хиз. – Нейронные скопления, расположенные в глубине мозга, близко к срединной линии. Там, ровно посередке, находится так называемая перегородка, по латыни – септум, очень важная для переживания сексуального удовольствия и не только, а рядом еще и еще скопления огромного количества нервных клеток, их называют ядрами, у них разные причудливые названия, не буду вас ими утомлять. Здесь расположены эмоциональные центры различных удовольствий, и тут же, совсем близко – центры неудовольствий: отвращения, ярости, боли, страха. Септальная область – эволюционный мост между червяком, рыбой, крокодилом, лошадью, кошкой или собакой и человеком внутри нас. Пути оттуда ведут к двигательным центрам и хранилищам памяти.

Эта ваша коллега, перед тем, как ее к нам привезли, уже пятый год лежала в психбольнице с диагнозом «шизофрения». Она практически полностью утратила способность получать какие-либо удовольствия, чувствовать жизнь, стала как неживая. После клинических проб, – вы одну из них только что увидели, – мы поставили ей долговременный нейростимулятор, и она выздоровела.

Взгляните теперь, что происходило в мозгу Элизабет, когда мы ей стимулировали это «хорошее место». Запись электроэнцефалограммы.

На экране крупным планом – бегущие волны ЭЭГ.

Голос Хиза с экрана:

– Мы видим большие дельта-волны в септальной области… А теперь такие же языкообразные волны идут от кончика электрода… Когда происходит прилив приятных чувств, всегда появляются такие высокоамплитудные волны в этих местах мозга – в системах удовольствия…

Некоторым пациентам в эти «хорошие места» Хиз вводил тоненькие сосудики – канюли – с нейромедиатором ацетилхолином. Тут же на ЭЭГ возникали огромные «пики удовольствия», а пациенты в это время испытывали райские наслаждения – колоссальную эйфорию, экстаз счастья, множественные оргазмы, длившиеся до получаса.

– Я могу показать вам фильм про оргазмы, – предлагает Хиз, роясь на полках, уставленных видеокассетами, оцифрованными со старых кинопленок.

Мы настроились на неприличное зрелище, но фильм, который снял с полки Хиз, оказался необработанной записью ЭЭГ молодой женщины, лечившейся от эпилепсии. Запись производилась сразу же после введения в центры удовольствия нейромедиатора ацетилхолина.

Ровный дикторский голос Хиза сопровождает постоянное движение – марш электрических волн на экране.

– Действие ацетилхолина началось… Наблюдаем начальные изменения электроактивности мозга… Быстрые веретенообразные волны, около восемнадцати колебаний в секунду, появляются в правой верхней части септальной области… А теперь распространяются на другие части.

Это соответствует изменениям внешней картины – интенсивному удовольствию сексуального характера.

Сексуальное удовольствие как таковое осталось за кадром. Через полчаса после введения ацетилхолина у пациентки, как показывает ее энцефалограмма, все еще продолжаются оргазмы. Хиз указывает на огромную зловещую каракулю, появившуюся на ЭЭГ и зубасто тянущуюся в продолжение почти двух минут.

– Смотрите, оргазм выглядит как эпилептическая судорога. Очень мощная, взрывная активность. Наши исследования показали, что сексуальное наслаждение и оргазм почти на все сто процентов – работа мозга, его общение с самим собой. Евнухи в султанских гаремах жили как пчелки в саду, оргазмировали почем зря. Половые органы имеют значение лишь как пусковые кнопки, вполне можно обойтись и без них.

Нам стало как-то не по себе. Хиз на несколько мгновений задумался, затем нахмурился и решительно сказал:

– Сейчас покажу кое-что прямо противоположное. Предупреждаю, зрелище не для слабонервных.

На экране молодой темнокожий парень с электродами на голове. Мускулистый, здоровенный. Лежит спокойно, смотрит куда-то в потолок. Слегка улыбается. Внезапно лицо искажает ужасная гримаса. Тяжело дышит, вращает глазами, кричит:

– Стоп! Стоп!! Меня это вышибает! Я хочу царапаться!.. Перестаньте, гады, меня это достало!.. Я убью тебя, гребаный доктор! Убью!

Кадр обрывается. Мы молчим и вопросительно смотрим на Хиза.

– Вот за это мне и досталось, и все полетело к чертям… Нет, не от этого несчастного пациента досталось, а от здоровых, гуляющих на воле придурков, наших коллег. Все было понято абсолютно превратно… Я показал этот фильм группе научных работников, надеясь на понимание и совместный анализ, а они обвинили меня в том, что я нарочно садистски мучил этого парня и других. Никого я не мучил и не собирался, – объясняет Хиз с такой интонацией и выражением лица, будто оправдывается перед судом.

– Это было врачебное исследование, как же без этого. Когда стоматолог вас лечит, или мануальщик какой-нибудь, вам ведь тоже не всегда сладко… Я поисково стимулировал верхнюю часть среднего мозга нескольких пациентов, чтобы найти области, с которых лучше всего можно облегчать их страдания. И у одного из них, вот у этого, внезапно возникла такая реакция, которую мы засняли. Электрические стимулы попали в зону, где у него смыкались центры боли и ярости. Эта область была у него аномальной с рождения – расширенной и крайне чувствительной, с тенденцией к взрывной спонтанной активности… Он действительно постарался бы меня убить, если бы не был крепко привязан к койке: у него и раньше, дома, безо всякой стимуляции случались такие состояния. Однажды показалось, что сестра плохо отгладила его рубашку, он ее за это чуть не убил… Электрод угодил в тот кусочек мозга, который был напрямую задействован в спонтанных приступах ярости. Как только отключили ток, парень успокоился. Я спросил его: за что ты хотел меня убить? Он ответил, что вообще-то ничего против меня не имеет, что я просто попал, так сказать, под горячую руку. Он и сам понял, что вел себя как сумасшедший, который посреди улицы бросается на первого встречного… Вот, посмотрите еще одну из наших первых клинических проб.

Хиз берет с полки кассету В-1.

– Вильда, моя давняя пациентка с шизоаффективным расстройством личности. Ее привезли ко мне родители, когда ей было двадцать два года, а выглядела то ли на пятнадцать, то ли на пятьдесят. Одевалась в черные платья до пят, носила, наподобие мусульманки, черный платок, закрывавший голову и почти все лицо, большие черные очки – все, чтобы быть как можно более закрытой. Три года не выходила из дома. Вот фрагмент амбулаторной беседы. Съемка скрытой камерой.

…На экране худая, сгорбленная особа, вся в черном, с опущенной головой в черном платке. Лица почти не видно.

Голос Хиза:

– Вильда, зачем ты всю себя с головы до ног закрываешь черным?

Пациентка, после паузы, не поднимая головы, едва слышным сдавленным голосом:

– Я хочу быть невидимой. Я не хочу быть вообще.

– Почему? Ты как-то неловко себя чувствуешь?

– Я не чувствую себя никак. Я не знаю, как я должна себя чувствовать. Я думаю, что я просто какое-то животное, гуляющее по земле.

– А чего хочет это, как ты говоришь, животное? Чего-нибудь оно в жизни хочет?

– Оно не знает, чего оно должно хотеть. Оно само по себе. Ему все равно.

– Тебе уже двадцать два года. Ты была когда-нибудь влюблена?

– Не понимаю, о чем речь. Не знаю, что это такое. Я про это читала. Я это выучивала. Я даже пыталась этому подражать и чувствовала себя идиоткой. Мне непонятно, как такое возможно. Какие-то выдумки.

– Но ты ведь могла заметить, что некоторые вокруг влюбляются, некоторые любят друг друга.

– Все это меня не касается. Все вокруг чужое. Я не могу ни в чем участвовать. Все это какой-то сон. Я ни к чему не отношусь.

Фрагмент закончился. Хиз спрашивает нас:

– Хотите посмотреть еще один кусочек о Вильде? Но это опять не для слабонервных, предупреждаю.

Мы сказали, что хотим. На экране экспериментальная комната. В кресле сидит молодая особа с бледным маскообразным лицом, без малейшей мимики. На голове коронообразный металлический обруч с тянущимися из него проводами.

– Это наша Вильда после вживления ей в глубину мозга нескольких электродов, – говорит Хиз, приостанавливая показ. – Проводятся первые, поисковые клинические пробы. В разные части мозга, ответственные за эмоции, наносятся электрические раздражения.

Кадры снова движутся. Голос техника за кадром:

– Миндалевидное ядро. Четыре миллиампера.

Крупным планом лицо Вильды, совершенно неподвижное. Хиз (нам):

– На эту силу тока, подаваемую в мозговую миндалину, другие люди реагируют очень бурно, иногда судорожно, а ей хоть бы что. Мозг как будто в бронежилете.

Голос Хиза с экрана.

– Дайте пять миллиампер в гиппокамп.

Техник:

– Есть.

Крупным планом лицо Вильды, искаженное гримасой страха и отвращения. Высоким визгливым голосом:

– Прекратите! Прекратите это делать со мной!

Пытается содрать электроды. Ассистент удерживает. Голос Хиза за кадром:

– Снизьте ток до четырех миллиампер.

Улыбающееся лицо Вильды:

– Вот теперь лучше. Теперь я начала себя чувствовать. Теперь хорошо.

Голос Хиза за кадром:

– Пять миллиампер в гиппокамп.

Вильда:

– Ох, что это… Ну, хватит… Прекратите, это убивает меня!

Хиз:

– Стоп. Дайте отдохнуть… Теперь пять миллиампер в миндалевидное ядро.

Крупным планом Вильда. Молча вращает глазами, причмокивает губами.

Хиз:

– Что ты сейчас чувствуешь?

Вильда, громко:

– Я чувствую, что хочу вскочить с этого кресла. Пожалуйста, не дайте мне сделать это. Я не хочу быть плохой. Не хочу, не хочу… Не хочу бить, не хочу!

– Но почему ты об этом говоришь?

– Мне хочется ударить… Ударить!

– Меня ударить?

– Ударить что-то… (Злобно): хочу что-то схватить и порвать! Сделайте, чтобы я этого не сделала! Ну пожалуйста! Так чувствовать я не хочу!.. Измерьте мое давление. Скажите им, чтобы они прекратили! Это меня убивает! Говорю вам, измерьте давление!

Громко, на лице выражение ярости:

– Прекратите меня здесь держать! Все, я встаю! Я вам сейчас покажу!..

Поднимает руку, как бы желая ударить.

Хиз:

– Четыре миллиампера.

Крупно: Вильда блаженно улыбается. Говорит расслабленно:

– Как хорошо… Я знаю, я веду себя очень глупо. Сначала я хотела вскочить с кресла и бежать, потом что-нибудь стукнуть, порвать… Не вас, а что-нибудь… Я не могла себя контролировать… Пожалуйста, вставьте мне новый мозг, папа сможет вам заплатить.

Доктор Хиз – нам, улыбаясь:

– Обратили внимание, как героически Вильда сопротивлялась своим агрессивным импульсам? Как старалась перевести их не на «кого-то», а на «что-то», как просила не дать ей быть плохой? Говоря в терминах психоанализа, у нее огромное, переразвитое СуперЭго – Сверх-Я, подавившее спонтанность и чувственность – сплошной застывший самоконтроль, не оставивший места непосредственности, естественности… Новый мозг мы Вильде, конечно, не вставили, но тот, который был, привели немножко в порядок. Двухгодичная регулярная стимуляция через септальные электроды сделала ее чувственной и коммуникабельной. Потом, с поддержкой психофармакологии, она адаптировалась к жизни в большом социуме. Овладела специальностью художника-модельера. В двадцать девять лет вышла замуж. Дальше мы потеряли с ней с связь, но надеюсь, все у нее сложилось благополучно. Исследуя пациентов, мы убедились, как близко друг к другу расположены некоторые отделы мозговых систем удовольствия и систем страха и ярости. Они влияют друг на друга и могут взаимодействовать очень интимно…

Я спросила у Хиза:

– Что отличает, например, лично меня от такого буйного психотика, которого вы показали, и которого можно встретить на улице?

– В самом существенном не отличает ничто, – с улыбкой ответил доктор. – Такой внутренний психотик сидит под замком в каждом из нас. Иногда сбивает замок и выскакивает наружу.

– Ой.

– Как формируется ваше добропорядочное поведение? С детства вас обучают заповеди «Не убий», вам внушают, что нельзя нападать, драться, кусаться. Но все равно иногда вы испытываете гнев, ярость. Иногда хочется на кого-то напасть, иногда даже кого-то убить, ведь так?

– Ярость бывает, да. Но убить… Не-ет, не припоминаю такого.

– Еще бы. В сознание такая готовность пробивается редко, сознание торопится ее побыстрее спрятать подальше, загнать в подвал под замок. Почему вы ни на кого не набрасываетесь, даже мысли об этом стараетесь не допускать? Потому что боитесь так поступать, боитесь сознаваемо или неосознаваемо. В детстве вам это запрещали, вас удерживали от подобных поступков родители с их авторитетом и вашим страхом наказания. В вас это укрепилось и засело, впечаталось на всю жизнь. Все ваше социальное и моральное поведение основывается на системах поощрения и наказания, работающих в вашем мозгу.



D-r Mozg. MegaRecipe № 20.


Растить Древо Благодарности.


Человек – создание неблагодарное, обнаружить это не составляет труда, этого невозможно не обнаружить, даже не выходя из дома. Достаточно взглянуть в зеркало…

Совершенно невыносимо было бы жить в мире, полном хамского беспамятства, если бы среди гор его дерьма не росли редкие, робкие, хрупкие, неприметные, но такие красивые, такие живительные цветы растения вида Blagodarnost Obyknovennaya.

Марк Туллий Цицерон: Ни одно свойство я не жажду в себе развить с такой жадностью, как благодарность – величайшую добродетель, мать всех добродетелей.

Леонардо да Винчи: Превыше всех искусств и наук – благодарность, движитель познания и усердия, рождающий все лучшее на земле, лучезарный источник доверия и любви. Счастлив, кому дано быть этим источником и высвечивать темноту людских душ, как солнце высвечивает ущелья в горах.

Альберт Швейцер: Чтобы научиться молиться, сперва нужно научиться благодарить.

Мария Эбнер-Эшенбах: Больше всего мы благодарны за благодарность.

Иосиф Бродский:

Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.

Только с горем я чувствую солидарность.

И пока мне рот не забили глиной,

Из него раздаваться будет лишь благодарность.

Разное – благодарность как долг и внешнее действие, и благодарность как бытие, как внутреннее состояние. Долженствование благодарности: «НАДО быть благодарным», как и «НАДО любить» – тебе, наверное, приходилось уже не раз убеждаться, в том числе и на себе – работает только наоборот: это изнасилование души, от которого она защищается забыванием, тупостью, озлоблением и лицемерием. Но чем ближе человек к зрелости душевной, тем острей чувствует потребность быть благодарным – радость благодарности, свободу, ею даруемую, ее благотворность прежде и более всех для самого благодарящего.

Благодарность – твой берег, к нему неустанно плыви,

благодарность – твой парус, им ветер удачи лови,

нет светила светлее, нет силы сильнее:

горы счастья дарует она, океаны любви.

(Старик Хайамыч-прапрапраправнук)

Расти в себе Древо Благодарности, оно принесет чудодейственные плоды. Если веришь, что твое умение быть благодарным кому-то может быть нужным, кому-то принесет радость, – тебе уже понятна сердцевинная суть жизни, ты на верном пути, твое счастье почти достигнуто.

Большое значение малого мозга


Сначала Хиз лечил своих электродников (так он их величал в междусобойных разговорах с сотрудниками) прямой электростимуляцией центров удовольствия. И быстро убедился, что многим больным с тяжелыми психозами и глубокими депрессиями для достижения приемлемости существования требуется интенсивная и долгосрочная, возможно, даже пожизненная райская подпитка, иначе все быстро возвращается на круги своя.

– Как у наркоманов?

– Похоже, да, но с той крупной разницей, что наркоманы знают, от каких агентов внешнего мира зависит их рай , и с жесткой рациональностью руководствуются своими зависимостями, а психотик или человек, находящийся в состоянии клинической депрессии, не знает, чего его раю нужно, хотя может быть уверен, что знает, и руководствуется своими иррациональными переживаниями.

– А невротик?

– Невротик иррациональность своих переживаний осознает или частично осознает, и с переменным успехом старается с ними бороться.

Хиз понял, что надеяться на существенный лечебный результат можно, только если электроды будут закрепляться в мозгу надолго, быть может, на многие годы. И вот, с помощью двух умелых техников из своей команды, Царь Гедон создает нейростимулятор, мало чем уступающий аналогичным устройствам Дельгадо.

Нейростимулятор этот представлял собой блок из 12–20 тонких платиновых электродов, вживленных в мозг. От наружных головных выводов под кожей шеи и груди шли провода к закреплявшейся снаружи (обычно на животе) пластинке размером со спичечный коробок. Пластинка служила приемником импульсных сигналов, к ней крепилась маленькая съемная антенна. Импульсные сигналы подавались из передатчика, работавшего на батарейках. Передатчик можно было держать в кармане. Нейростимуляция с силой тока З миллиампера обычно производилась каждые 5 минут, короткими четверть-секундными импульсами. Батареек при таком режиме хватало недели на полторы.

Первые нейростимуляторы были технически ненадежными: то провода обрывались, то батарейки не контачили, то приемник импульсов давал сбои. При особенностях некоторых хизовских пациентов это было чревато серьезными опасностями. Ближе к восьмидесятым годам конструкция была более или менее доведена до ума. К этому времени нейростимуляторы уже изготавливали по заказам Хиза две солидные фирмы, специализировавшиеся на медтехнике.

Исследовательская фортуна не обошла Боба своим вниманием. После многих опытов в первой половине 70-х годов он открыл, что всего проще получать доступ к эмоциональным системам большого мозга через мозг малый – так называемый мозжечок.

– Слово знакомое и таинственное. Какой-то важный довесок к мозгу. А что он делает, зачем нужен, простым смертным неведомо.

– Во времена моего врачебного обучения считалось, что мозжечок отвечает только за координацию движений и пространственную ориентацию – при его поражениях расстраивается походка, позы не удерживаются, руки при всяком действии бестолково тычутся туда-сюда. Если пьяный сильно шатается и не может попасть рукой в нужное место – значит, алкоголь проник в мозжечок, отравил его. И значит, уже близок момент отключки – потери сознания.

– Мозжечок и за сознание отвечает?

– Сопряженно. Расположен малый мозг под затылочными долями коры мозга большого, наплывающими на него сверху. А сам плотно насажен на ствол мозга, в котором находятся центры бодрствования и сна – мощные правители мозгового и телесного тонуса, а также центры дыхания, регуляции сердца, сосудов и многих органов, а повыше, в надстволье – центры эмоций, ад и рай. Со всеми этими центрами, как и с корой большого мозга и спинным мозгом, мозжечок связан и непрерывно взаимодействует.

– Человек как-нибудь это чувствует?

– Огромная координационная работа мозжечка сознанием не улавливается, но последствия ее нарушения очень заметны. Если вы дадите кому-нибудь увесистый подзатыльник, то ударной волной попадете по мозжечку, это может вызвать коротенькую прострацию, потерю ориентации на пару мгновений. Если ударите посильнее, человек зашатается, может потерять равновесие и упасть в нокдаун. Если еще сильнее – через мозжечок ударная волна дойдет до ствола мозга, человек потеряет сознание – тяжелый нокаут. Может наступить временная потеря памяти, амнезия. В боксе и других спортивных единоборствах бить по затылку категорически запрещено.

Не раз я видел на вскрытиях этот как бы отдельный мозг, не такой уж маленький, тремя парами ножек соединенный с большим. Ткань его отличается особой фактурой, с поверхности напоминающей цветную капусту. Под микроскопом внутри – невероятно сложная, тончайшая нейронная сеть, каскады переключений, множественные, переплетающиеся пути, тянущиеся ко всем остальным мозговым отделам. Глядя на эту умопомрачительную красоту, можно заподозрить, что мозжечок занят координацией не только движений тела.

Так оно и оказалось: через мозжечок можно влиять на эмоции. Хиз убедился, что прицельная электростимуляция полудюймовой области его поверхности – точно выбранного для каждого случая небольшого кусочка «цветной капусты» – автоматически возбуждает центры удовольствия и тормозит боль, страх и ярость – так, что уже нет надобности влезать в сами эти центры, расположенные глубоко, в большом мозге.

– Так ведь это открытие!

– Не будь Хиз к этому времени научным изгоем, мог бы, пожалуй, двинуться на штурм Нобелевской, на что и нацеливался. Но скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Нужно было еще собрать достаточно убедительные клинические доказательства, подтвержденные независимыми исследователями. На это требовались многие средства, многие связи и много времени. К восьмидесятым годам Хиз успел снабдить мозжечковым нейростимулятором семьдесят пациентов, это не мало, но и не так уж много. По утверждению Хиза, у 39, то есть, больше, чем у половины, наблюдалось значительное улучшение, вплоть до практического выздоровления. У 23 состояние не изменилось или ухудшилось. У остальных результат выражался малоконкретной формулой «с переменным успехом».

Некоторые из невменяемых больных сопротивлялись лечению. Один хроник-психотик, страстно настаивавший на лечении нейростимулятором, с той же страстью потом пытался выдернуть из головы электроды, так что пришлось их извлечь, подобру-поздорову, на операционном столе. Еще один неудержимый буян электроды сумел выдернуть сам, получил гнойный абсцесс мозга и умер.

Лучше всего хизовские нейростимуляторы показали себя при лечении некоторых депрессий и психозов, обозначаемых как шизофренические, с преобладанием эмоциональных расстройств, но с сохранной логикой и связностью мышления. Обнадеживающие результаты получены при очаговых (вызванных поражением определенных участков мозга) эпилепсиях и упорных болях мозгового происхождения. А самые неутешительные – при упорных навязчивостях и хронических психозах с расстройствами мышления и глубокими изменениями личности.

– Можно ли все это, вместе взятое, расценить как успех или как неудачу метода? Было какое-то продолжение?

– Еще не успех, но уже его не беспочвенное обещание. Продолжение было и есть сегодня, но в суженном диапазоне применения и без упоминания первопроходца Хиза, о котором почти забыли. Мозжечковые нейростимуляторы новейших образцов, как и продвинутые поколения стимосиверов Дельгадо, используются, главным образом, для заглушки неутолимых болей и помощи больным очаговой эпилепсией и паркинсонизмом. На сегодня мозжечковыми нейростимуляторами по всему миру пользуются около 50 тысяч пациентов. В мозжечок вживляются уже не десятки, а сотни тоненьких электродов, режим их работы налаживается дополнительными электронными устройствами, принимающими обратную связь от мозга.

– Я посмотрела в интернете: производящие компании рекламируют нейростимуляторы как проверенные средства от депрессии и много еще от чего, даже от болезни Альцгеймера. Можно верить?

– Реклама наобещает и не такое. Статистика утверждает, что в США страдают депрессиями около 15 миллионов человек. Представляете, какой может быть доход у производителей, если удастся продать тысячедолларовый нейростимулятор хотя бы одному из каждой тысячи депрессивников?.. На самом деле все это нужно еще проверять, допроверять и перепроверять.

Расскажем о некоторых случаях из практики Хиза.

Чудо-позитив: пациент B-23


Дэвид Меррик, двухметровый темнокожий атлет. К Хизу его привезли родители прямо из психолечебницы, крепко связанным, в сопровождении трех дюжих санитаров.

Мать бухнулась на колени.

– Доктор, помогите! Спасите нас! Если вы не поможете, он убьет, убьет… Убьет нас… Убьет каждого, кто попадется!

Отец:

– Все лечения перепробовали, все без толку, он как дикий зверь. Вы наша последняя надежда, доктор. Мы согласны на все, даже на лоботомию. Только помогите, спасите его и нас.

С самого рождения с Дэвидом творилось что-то неладное. Родился крупным и вроде бы здоровым, но жутко орал целыми ночами так, что его слышали в соседних домах. Отставал в умственном развитии, второгодником был даже в детском саду.

С детства был признан опасным больным. Один детский психиатр, после того, как шестилетний Дэвид внезапно со страшной силой впился зубами ему в руку – еле оторвали, прокусил до кости, – ничтоже сумняшеся назвал мальчика «потенциальным убийцей».

В психбольнице штата Луизианы, где Дэвид чаще всего пребывал, для удержания его приходилось ставить на наблюдательный пост четырех санитаров. Вязали тройными узлами, помещали в изолятор, накачивали тройными и четверными дозами психолептиков. Иногда выписывали домой, но ничем хорошим это не заканчивалось: нападал на родителей, крушил мебель, выбегал на улицу, набрасывался на прожих. Соседи боялись его как бешеного быка.

– Вы писали, что работали с подобными пациентами.

– С этого начал, со службы в буйном (официально – «остром») отделении знаменитой московской психиатрической лечебницы имени Кащенко. Работа живая, не соскучишься.

– По сути ничего уже не оставалось этому парню, как отправляться на лоботомию, – рассказывал Хиз. – Но этот варварский метод к тому времени уже был дискредитирован, хотя изредка еще применялся. И мы решились вставить ему в мозжечок стимулятор. Мой опыт мозговой электростимуляции на этот момент составлял уже двадцать пять лет, путь был пройден немалый. Задача была – привести в действие центры удовольствия, чтобы они блокировали эту страшную активность центров агрессивных эмоций. Восстановить естественный мозговой круг удовольствия для противовеса взрывам ярости.

23 марта 1976 г. пациенту Б23 под глубоким наркозом была сделана операция. Ему просверлили череп, с помощью стереотаксиса ввели электроды, вшили под кожу питающий аккумулятор и программное устройство. Мозгостимуляция рая через мозжечок производилась в постоянном режиме «пять – десять» – по пять минут каждые десять минут.

Через пару недель Дэвида можно было уже развязать. Через месяц начали выпускать на прогулки во двор клиники. Никаких взрывов, никаких намеков на агрессию. Стал приятным и общительным молодым человеком. Выписали, направили в центр реабилитации – готовить к полноценной жизни.

Хиз был доволен. Родители Дэвида молились на него, готовы были поставить ему памятник. И вдруг через два года, в день благодарения, надо же было темным силам так подгадать, произошел рецидив.

Семья мирно обедала, Дэвид сидел за столом с родителями. Вдруг речь его изменилась: с искаженным лицом понес какую-то злобную чушь и начал пинать мать под столом ногами. Ярость нарастала, как ураган. Внезапно вскочил, заревел как зверь, опрокинул стол, швырнул в отца стул и выбежал из дома.

Услышав шум, соседи вызвали полицию, несколько человек выскочили на улицу, набросились на Дэвида, задержали. Он вырывался, рычал, ревел, что убьет родителей, убьет всех. Ранил двоих. Когда появился полицейский на машине, сумел вывернуться, кинулся к машине, со страшной силой вырвал ее дверь и набросился на шерифа. Полицейский успел достать пистолет, приставил вплотную к груди Дэвида и уже готов был спустить курок, но в этот момент кто-то из соседей, храбрец, сам раненный Дэвидом, сумел сзади намертво перехватить его бычью шею – удушающий прием «хомут», детально знакомый мне по практике Кащенко. Дэвид обмяк, его повязали и отвезли в клинику. Вызвали Хиза.

На рентгеновском снимке мозга Боб сразу увидел причину случившегося: порвались проводки между аккумулятором и стимулятором. Поломку исправили, стимуляция возобновилась. Дэвид снова стал спокойным, благожелательным, милым парнем.

Через четыре года отец сообщил, что сын его в полном порядке, работает в пекарне, занимается садоводством. Семейство вознесло Хиза в спасители. «Мы благодарим Бога за то, что Он послал нам этого великого доктора…»

«Чудо Меррика» привлекло внимание прессы, но в судьбе Хиза ничего не изменило: все произошло уже после того, как его репутация была непоправимо испорчена.

Позитив: пациентка А-6, онкология


Энн Т., больная с хроническим параноидальным психозом, проводила большую часть времени в психбольницах. Когда у нее развилось раковое заболевание и достигло финальной стадии, психоз, как это нередко в таких случаях бывает, прошел, вернулось адекватное самосознание. Но ценой слишком дорогой. Энн мучилась сильнейшими болями, не помогали никакие обезболивающие. Требовала, чтобы ее усыпили, как усыпили когда-то ее любимую собаку; сама дважды пыталась покончить с собой… Терять было нечего, и Хиз с сотрудниками вживили Энн септальный нейростимулятор. Стимулировали по 10 минут каждые два часа в течение двух с половиной месяцев. Мучения в первый же день прекратились, анальгетиков больше не требовалось. Тихая безболезненная кончина наступила во сне.

Позитив: пациентка С-11


Дженнифер Дж., миловидная, интеллигентная 21-летняя новоорлеанская креолка, библиотекарша, вечером возле своего дома стала жертвой преступного нападения. Грабитель выстрелил из пистолета ей в голову. Девушка выжила, но после тяжелой операции, при которой пришлось удалить часть коры лобных долей мозга, у нее начались частые судорожные припадки. Стала мрачной и недоступной, отказывалась есть, приходилось кормить через зонд. К концу следующего года впала в непрерывное буйное состояние: бросалась на каждого, кто оказывался рядом, однажды попыталась задушить своего отца. В больнице жаловалась на невыносимую боль во всем теле, била, царапала и рвала все, что попадалось.

Пациентке был поставлен нейростимулятор, и, словно по волшебству, приступы ярости почти моментально исчезли. Проснулся аппетит, начала есть. Значительно улучшилась память. Врачи отзывались о Дженнифер как о приятной, веселой, блистающей умом девушке. Через год она вернулась на работу. Вскоре вышла замуж за владельца соседнего книжного магазина. Родила двух девочек-близнецов.

– Оставшейся лобной коры хватило на то, чтобы блистать умом?

– В мозгу каждого обычного человека, и особенно в коре лобных долей, имеется энное количество избыточных, или, точнее сказать, не задействованных нейронов, неравномерно распределенных. При поражениях мозга этот ресурс может мобилизовываться и обеспечивать ту или иную степень восстановления, компенсации понесенного ущерба. Что мы и наблюдаем нередко даже после тяжелых мозговых травм и инсультов.

– Нейростимулятор остался при Дженнифер пожизненно?

– Этих сведений нет. Но и того, что известно, довольно, чтобы вписать этот случай во врачебный позитив Хиза.



D-r Mozg. Recipe № 21.


Формула успеха от Ральфа У. Эмерсона.


Смеяться часто и охотно, завоевать уважение интеллигентных людей и привязанность детей, добиться справедливой оценки со стороны объективных критиков и выдержать предательство мнимых друзей, ценить прекрасное и находить лучшее в людях, посвятить всего себя достойному делу, оставить мир после себя хоть чуточку лучшим, воспитав здорового наследника, взрастив ухоженный сад или создав что-нибудь хорошее в общественной жизни, знать, что хотя бы одному живому существу на земле стало легче дышать именно потому, что ты на ней жил, – вот что значит преуспеть.

Позитив с перерывом: пациент F-4, «Отелло»


34-летний физик Роджер К., бывший вундеркинд, подававший надежды стать светилом науки, заболел в 29-летнем возрасте, вскоре после женитьбы. Классически галлюцинировал по параноидальному типу – слышал издевательские голоса, рассказывавшие ему о грязных изменах жены и приказывавшие ему ее задушить. Несколько раз попытался этот приказ исполнить, госпитализировался в психбольницы, получал психолептики, но с малым эффектом. Голоса по-прежнему уверяли, что жена его шлюха, мерзавка, что ее следует задушить, и только после этого он сможет вернуться к нормальной жизни и заниматься наукой. Супруга, как нередко бывает именно в таких отелловских случаях, была редкостно верной, любящей и самоотверженной женщиной.

Роджеру вживили в мозжечок стимулятор. Галлюцинации быстро исчезли, ушла мрачная напряженность. Впервые за пять лет пациент осознал, что болен. Начался праздник выздоровления: ходил с женой в гости к родственникам, в рестораны, в театры…

Через семь месяцев, во время бурной ночной близости случилась авария: нарушился, как и у Меррика, контакт между нейростимулятором и аккумулятором. Мозг с новой силой взорвался галлюцинациями, и опять Отелло едва не задушил свою многострадальную Дездемону. По счастью, ей удалось вырваться и позвонить в скорую психиатрию. Приехали быстро, повязали, доставили прямиком в университетскую клинику, к Хизу. Положили в изолятор. Утром нейростимулятор исправили, провода укрепили, а с тем быстро пришел в порядок и пациент.

Через три года нейростимулятор был снят и заменен мягкими поддерживающими психолептиками. Роджер смог возобновить занятия физикой.

Полупозитив: пациент А-10 – посттравматический стресс-синдром, депрессия, алкоголизм


Джо Ф., бывший морской пехотинец, фронтовик-ветеран, во время войны был контужен и побывал в плену. Вернувшись домой, впал в депрессию, спился и опустился. Несколько раз пытался повеситься. Сам пришел к Хизу и попросил вживить ему в мозг электроды, «чтобы забыть про эту жизнь и начать другую».

Хиз выполнил просьбу. Электроды вживили в несколько глубинных структур «эмоционального мозга», а после вживления записывали их электрическую активность.

– Чтобы забыть то, что вы хотите забыть, нужно сначала это хорошенько повспоминать, – объяснял Хиз пациенту. – Да, да, не бойтесь и потерпите, нужно припомнить самые тяжелые, самые неприятные эпизоды… Так мы увидим, где в вашем мозгу хранятся эти воспоминания, и сотрем их.

– Действительно такое возможно, так просто?

– Нет, конечно, далеко не так просто. Жизненные воспоминания – не файлы, лежащие в папках, и не папки, лежащие по полочкам или опциям. Это сложные статико-динамические мозговые образования, создаваемые не каким-то одним местом в мозгу, а многими, на нескольких уровнях. В мозгу есть структуры, решающе важные для разных звеньев запоминания и вспоминания разной информации, впечатлений и переживаний. Многие воспоминания, оставаясь в сохранности, могут функционально блокироваться. И совсем стереть что-то можно легко – скальпель, электрошок, удар дубиной или инсульт могут это запросто сделать, однако при этом сотрется и многое другое, и радости это, мягко говоря, не прибавит.

– Хиз, стало быть, врал пациенту?

– Врачебно лукавил, назовем это так. Джо поверил, внушение сработало: после того, как Хиз уговорил ветерана припомнить несколько самых мучительных эпизодов прошлого – одновременно записывая с вживленных электродов электроактивность мозга – Джо успокоился, настроение пошло на подъем.

– Я еще помню что-то из того , доктор, помню, что был в плену, но как-то смутно. Меня это уже не грызет: было и прошло…

Исследуя Джо, Хиз обнаружил, что в отрицательных эмоциях, связанных с воспоминаниями, задействован ансамбль из нескольких мозговых структур, и первую скрипку среди них играет «король памяти» – гиппокамп, он же морской конек. Как только Джо вспоминал плохое, гиппокамп начинал выдавать крупные веретенообразные волны. А когда после этого через вживленный электрод в морской конек подавались импульсы, бывший морской пехотинец приходил в бешенство.

– Доктор, я за себя не ручаюсь!.. Я сейчас встану, мне надо кому-нибудь врезать!..

Хиз знал, что возможно всякое: Джо был крепко привязан к койке. При усилении тока рвался, кричал:

– Пустите меня, слышите! Мне просто надо кого-то убить!

После этого исследовательского сеанса Джо больше не мучили, в течение полутора месяцев стимулировали только «хорошее место» – септальную область. Затем выписали из клиники и продолжили стимуляцию амбулаторно еще в течение четырех месяцев. За это время Джо устроился на работу в мебельный комбинат и вступил в лечебное сообщество «Анонимные алкоголики». Через полгода электроды сняли.

– Были ли в дальнейшем у него срывы в пьянство, рецидивы депрессии?

– Не знаю, сведений нет.

Полупозитив: пациентка А-2


17-летняя Долли Р., с тяжелой формой юношеского психоза – так называемой ядерной шизофренией. Из первой группы хизовских пациентов. Худая, аутичная, заторможенная, без интереса к окружающему, без признаков какой-либо эмоциональности. Иногда по нескольку дней ничего не ела. Постоянные запоры, нарушенные месячные, сальная угреватая кожа.

Перед тем, как Хиз за нее взялся, в новоорлеанской больнице получила 30 электрошоков. Стало хуже, совсем затормозилась – впала в кататонию.

Во время электростимуляции на операционном столе произошел судорожный припадок. После вживления электродов два дня была в коме, все висело на волоске. Но сознание возвратилось, и через две недели пошло улучшение: оживилась, начала нормально разговаривать, стала лучше есть, прибавлять в весе.

– Ей стимулировали всю ту же септальную область?

– Разумеется. Сначала в клинике, ежедневно, по пять минут восемь раз в сутки, потом выписали домой и перевели на поддерживающую однократную стимуляцию по семь минут через день.

Поправилась, похорошела, наладились месячные. Стала ходить в школу, появились подружки, общалась с ними достаточно адекватно. Когда исполнилось 18 лет, высказала желание встречаться с мальчиками. Но мешал страх: «Они увидят, что я тупая. Я не знаю, о чем с ними разговаривать и что с ними делать. Не знаю, как буду себя с ними чувствовать – счастливой или наоборот».

Школу Долли закончила довольно легко, но работать и учиться дальше не смогла – препятствовал тот же страх: «я тупая». Сидела дома на иждивении родителей, посещала реабилитационный центр, занималась в лечебных группах, ходила еще на какие-то обучающие курсы. ЭЭГ показывала, что мозг у нее не совсем в порядке. После такого количества электрошоков это не удивительно. Другое было удивительно: что после этого зверства, учиненного над мозгом, у девушки еще остались ресурсы для более или менее нормального общения и развития.

– Если бы ее на этой стадии правильно психотерапевтировали, она смогла бы войти в обычную социальную жизнь?

– Возможно, смогла бы. Таким пациентам психотерапия нужна многолетняя, неотступная, бережная и терпеливая, тонко-душевная.

Через два с половиной года электроды из мозга Долли вынули, заменили поддерживающими психолептиками. Все было неплохо, но еще год спустя, после неудачной попытки завязать отношения с каким-то балбесом, началась сильная депрессия, с намеками на прежнее кататоническое состояние. Была на грани самоубийства. Пришлось снова положить в клинику. Лечили антидепрессантами и психолептиками. Кое-как уравновесили, выписали. Дальнейшая судьба неизвестна.


Страдание само по себе – как книга на иностранном языке. Знаешь этот язык – поймёшь смысл книги, не знаешь – только ожесточишься.

Яков Кротов


Гиппопотам в ювелирной лавке


Больше всего неожиданностей и неприятностей, по понятным причинам, пришлось на первопроходческую группу пациентов. Хиз еще не знал допустимых пределов силы тока. Врубал сперва 3, 4, 5, 6 миллиампер… У некоторых пациентов возникали судороги. У нескольких – с изначально высокой судорожной готовностью, которую не удосужились проверить заранее, судорожные припадки потом повторялись и заканчивались глубокими комами.

– А какая сила тока вполне безопасна?

– Вполне безопасной нет. Стимуляция безопасна или опасна не только в зависимости от силы тока, но и от того, в какое место мозга ток подается, и каков этот мозг, в каком состоянии. Ток силой в один миллиампер может быть безобидным для двадцати пациентов, но у двадцать первого вызвать судорожный припадок, приступ ярости или паники, резкий скачок кровяного давления. Исследования, проведенные в восьмидесятые и девяностые годы, показали, что оптимальная сила тока для точно-прицельных мозговых стимуляций должна приближаться к той, на которой работают клетки самого мозга – измеряться не в милли-, а в микроамперах – в тысячи (!) раз меньше применявшейся Хизом. Во столько же раз тоньше должны быть электроды.

Если кончик электрода затрагивает один кубический миллиметр мозговой ткани, то одиночный электрический импульс, подаваемый через этот электрод, может воздействовать на 25–50 тысяч нейронов и более. Через межнейронные соединения воздействие распространяется дальше, и если сила тока достаточно велика, последующие события в мозгу уже непредсказуемы – выстрелы в темноту.

– В живую темноту…

– Позднейшие критики сравнивали топорную электродную технологию Хиза с поведением гиппопотама в ювелирном магазине. То и дело случались накладки: нарушались контакты, не всегда удавалось соблюсти стерильность, электроды смещались.

Пятеро пациентов по разным причинам скончались в течение первого года после вживления. Среди них пациент А-16 – двадцатидвухлетний студент-физик Майкл Г., способный молодой человек, которому прочили светлое научное будущее. С 20 лет у него началась боязнь бактериального заражения – микробофобия. У матери его тоже была такая боязнь в масштабе бытового бзика; у Майкла же фобия вышла из берегов и вскорости доросла до полновесного бреда. Боялся пить воду, носил с собой дезинфицирующие растворы. Потом забаррикадировался дома, никуда не выходил, часами дезинфицировал туалет, многократно кипятил посуду, требовал стерилизовать всю еду… В психбольнице потчевали инсулиновыми шоками и электрошоками – стало намного хуже, чего и следовало ожидать. А после хизовской мозгостимуляции страшно встревожился, возбудился, днями и ночами кричал, что в мозг ему напустили микробов.

К ужасу Хиза и сотрудников, Майкл оказался прав. Отверстие, просверленное в черепе, загноилось. Начался менингит. Через шесть месяцев пациент умер. Вскрытие показало, что мозг полон гноя.

– Судебный случай.

– Да, вопиющий. Мать в суд не подала, но потом случай этот Хизу крепко припомнили.

– Вам не показалось странным, что несчастный Майкл умер именно от того, чего так боялся? Не подумалось, что он мог предчувствовать или предзнать такую опасность? Или «накликать» ее?

– Подумалось. Нельзя этого ни исключить, ни доказать.


Две вещи беспредельны – Вселенная и человеческая глупость, но я еще не совсем уверен относительно Вселенной.

Альберт Эйнштейн




D-r Mozg. Recipe № 22.


Будь готов ко всему, а верь в лучшее. Выбирай оптимизм.


Если не знаешь, что будет дальше, и не можешь на это повлиять, будь готов ко всему – и к плохому, и к самому худшему, – но верь только в хорошее, а из хорошего только в лучшее.

Трудно так раздвоиться: готовым быть к одному, а верить в другое, – но можно, и оно того стоит. Великая Битва Жизни требует от нас всегда быть готовыми к любому удару и коварству судьбы, но несокрушимо верить в успех, в счастливый исход. Ведь если в победу не веришь, значит обрекаешь себя на поражение, еще не начав боя, – а если веришь, то приближаешь победу и верой уже творишь ее.

Возможность влияния наблюдателя на наблюдаемые события показана физиками. Природа этого влияния пока не понятна, но есть основания думать, что оно связано с эмоциями наблюдателя и его ожиданиями.

Человек внимательный сплошь и рядом убеждается, что, хотя и не зря шутят, что пессимист – это хорошо информированный оптимист, все же, при прочих неопределенных условиях,

ojidaya hudschego my uvelichivaem veroyatnost hudschego,



А ОЖИДАЯ ЛУЧШЕГО МЫ УВЕЛИЧИВАЕМ ВЕРОЯТНОСТЬ ЛУЧШЕГО!


Франсуа Гизо:


Мир принадлежит оптимистам, пессимисты – всего лишь зрители.


Пять райских кнопок


В семидесятые годы весь научный и не только научный мир знал про опыты и открытие Олдса. Знал, конечно, и Хиз, и однажды в своем кабинете, обсуждая с группой ближайших сотрудников очередную статью своего научного конкурента, задал риторический вопрос:

– А чем, собственно, наши электродники хуже этих олдсовских крыс?

– Ничем не лучше, то есть, не хуже, шеф. Ровно ничем, – бодро откликнулся молодой психиатр Дональд Ричардсон. Он старался бежать впереди паровоза и иногда тупил невпопад; когда Хиз ушел на пенсию, занял его руководящее место. – Получают бесплатное удовольствие и спасибо не говорят.

– Вот я и думаю: не пора ли… не пора ли перевести их, м-м-м… на самообслуживание. – задумчиво протянул Хиз. Неторопливо вынул из кармана связку ключей. Открыл сейф. Вынул какую-то небольшую фиговину с проводами.

– Эту штуку я уже запатентовал. Первая модель нейростимулятора для самостимуляции человека. Придется, конечно, еще доводить до ума.

Сотрудники зааплодировали. Царь Гедон любил преподносить, как бы невзначай, такие впечатляющие сюрпризы.

– Прибор для стимуляции рая, как у олдсовских крыс?

– Только более свободного. На поясе закреплялась панелька с несколькими кнопками, обычно их бывало не более пяти. Каждая кнопка через провод была соединена с электродом, вживленным в мозг, и прибор отслеживал количество стимуляций каждой из областей. Когда пациент чувствовал, что ему это требуется, мог нажимать любую из кнопок – и…

– …и сразу попадать в рай, как крыса?.. Такая волшебная простота?

– Не так уж все оказалось просто. Первый же опыт с людьми дал понять, что это все же не крысы. Двум пациентам с септальными электродами в мозгу подключили самостимулятор, показали, как нажимать кнопки и проинструктировали: нажимайте, пока вам это будет приятно, а когда приятность закончится или надоест, нажимать перестаньте.

Один из пациентов, назовем его Э, был эпилептиком, другой, назовем Ш, считался шизофреником. Оба начали самостимулироваться охотно и интенсивно. Но, к удивлению Хиза и сотрудников, продолжали это делать и после того, как силу тока убавили до подпороговой, и когда ток совсем отключили. Обоих остановили, спросили:

– Почему нажимаете? Разве это приятно? Мы уже давно отключили прибор от питания.

– Неужели? – ответил Ш. – А мне приятно. Мне просто классно. Небось обманываете – я и сейчас чувствую: все окей, ток идет.

– Я стараюсь вам помогать, доктор, – с преувеличенной угодливостью сказал Э. – Мне не так важно, есть ток или нет. Я знаю, это в ваших интересах, чтобы я нажимал на кнопку. Я хочу с вами сотрудничать.

Характер, болезнь, состояние духа, ситуация общения, менталитет, культура, воспринятые внушения – человеческие переменные, влияющие на эмоции, как погода, ветер и подземные толчки влияют на состояние океана: сегодня шторм, завтра блаженный штиль, послезавтра умеренное волнение, через месяц ураган, через год цунами…

По утверждению Хиза, большинство его пациентов (не все!), в отличие от крыс, пока чувствовали себя хорошо, к самостимуляции не стремились. Стремление это пробуждали отрицательные эмоции, душевная боль – ад, и всего более тот, что не находит свободного выхода наружу, выражения в какой-то деятельности, движении, крике или агрессии, направленной на кого-то или на что-то. Аналогии: пьянство «с горя», обжорство и эксцессы курения при расстройствах настроения, позывы к наркотикам.

Попадались и пациенты, сразу подсаживавшиеся на самостимуляцию, как на наркотик. Один молодой человек стимулировал свою септальную область полторы тысячи раз в час, скоро мы о нем подробно расскажем.

Позитив с изюминкой: В-7, «заводной конферансье»


Это пока о другом случае, здесь доходило только до четырехсот. Четырнадцать электродов было вживлено в разные участки мозга 28-летнего Джекоба Ч., зашифрованного как B-7. Джек, как его все называли, был популярным диск-жокеем ночного клуба. Страдал нарколепсией – припадками неудержимого сна в самые непоходящие для этого моменты. О том, чтобы сесть за руль, не могло быть и речи. Но неудобнее всего было внезапно грохаться в сон посреди работы, на людях. Посетители клуба смеялись, когда такое случалось, думали – прикалывается или так лихо напивается: держится огурцом и вдруг – бух в отключку.

Начальство знало, что Джек нешуточно болен. Его не увольняли – был обаятелен и незаменим на своем месте – но все настойчивее предлагали вылечиться: приступы учащались и становились проблемой.

После операции электроды подсоединили к проводам самостимулятора, и Джека отпустили из клиники домой с позволением нажимать на любые кнопки, когда сам захочет.

Семнадцать недель он с увлечением самостимулировался. Разобрался сразу, какие кнопки хорошие, какие плохие. Одна оказалась очень плохой – адской: электрод, соединенный с нею, сидел в глубине так называемого среднего мозга, в части, именуемой «покрышка» (до сих пор мне, мамонту мозговедения, не понятно, что же она покрывает, эта покрышка – в мозгу много старинных отфонарных анатомических названий, данных еще при царе Горохе). При нажатии этой кнопки сразу возникала паническая атака, и Джек накрепко заблокировал ее (и кнопку, и атаку) заимствованной у подружки женской заколкой.

Еще одна кнопка портила настроение ненужными воспоминаниями – она вела к его величеству гиппокампу, королю памяти, он почему-то грустил. Шесть кнопок были более или менее нейтральными; от одной оглушительно звенело в ушах, от другой, если подольше нажимать, хотелось побыстрей съесть что-нибудь сладкое. Зато нажатие кнопки септальной области и трех соседних давало ломовой кайф с сексуальным драйвом и несокрушимую бодрость. Их Джек и выбрал для предупреждения приступов нарколепсии.

Иногда, хватанув для полноты счастья стаканчик-другой виски, он забывал о кнопках и опять катастрофически засыпал. В этих случаях, чтобы быстро его разбудить, на помеченные кнопки нажимали друзья по клубу. Джек получил прозвище «Заводной конферансье».

На лучшую из своих кнопок нажимал около четырехсот раз в день. Пользовался самостимулятором около шести лет. Женился, развелся, потом уехал из города. Дальнейшая судьба неизвестна.

Небесплатное приключение ночной бабочки: пациент В-19, гомосексуалист


Двадцатичетырехлетний официант Вилли Х., по клиническому номеру В-19, был невысоким, коренастеньким, несколько нескладным блондином с бледным одутловатым лицом и немного бегающими глазами. В раннем детстве у него случались редкие эпилептические припадки. Учился неплохо, но среди сверстников был изгоем – считался, как у нас теперь говорят, задротом. В подростковом возрасте совершил две попытки самоубийства: резал вены, пытался повеситься. Его отверг любимый отец. «Еще когда мне было девять лет, папа решил, что я полное дерьмо и сказал, что из меня никогда ни хрена не выйдет, потому что я не умею за себя постоять. Я не могу никого ударить, ну не могу, и все. А папу все равно люблю, до сих пор».

Мать Вилли была жесткой бизнесменшей. Никогда не ласкала сына, не хвалила. «Она не била меня руками, но била взглядом, голосом и словами, это еще больнее».

В пятнадцать лет Вилли осознал, что он гей. Гомосексуальная жизнь складывалась неудачно: партнеры бросали его, подставляли, обманывали, шантажировали, обкрадывали. С работой тоже не получалось; дошло до того, что пришлось подрабатывать гомосексуальной проституцией.

Характерной для врожденных гомосексуалистов женственной манерности жестов у Вилли не было, но голос был высоковат, и некоторые женские интонации ощущались. Покуривал марихуану.

К Хизу обратился сам. Рассказывал о своей многолетней депрессии и других неприятностях.

– Тоска беспросветная. Не хочу жить. Не хочу быть геем. Ничего не хочу. Я бы уже давно отправился на тот свет, но я трус, не хватает и на это смелости. Я всех и всего боюсь. У меня куча идиотских навязчивостей, я по десять раз ставлю один ботинок на другой, прежде чем выхожу из дома. Я себя ненавижу. Пожалуйста, сделайте со мной что-нибудь. Любую операцию. Я на все согласен. Я хочу стать другим.

– У тебя случается интерес к женщинам?

– Н-ну… Иногда… Шевелится что-то… Когда они какие-нибудь все из себя крутые и классные. Но у меня на них не встает.

– Ты хотел бы стать натуралом?

– Натуралом?.. Х-ха. Мало ли чего я хотел бы. Это невозможно, я гей.

– Все возможно, было бы желание и упорство. Еще не факт, что ты прирожденный гей. Скорее, тебя сделали таким. Мы можем вылечить твою депрессию, страхи и навязчивости, а заодно постараемся конвертировать в натуралы. Только и ты должен нам в этом содействовать.

– Что от меня требуется?

– Пока ничего. Подпиши согласие, и начнем готовиться.

Девять электродов всадили Вилли в разные места мозговых глубин. Три месяца ждали до полного послеоперационного заживления, потом попробовали стимулировать. Восемь электродов не показали ничего вразумительного; зато, как и ожидалось, один – конечно, септальный – оказался самым что ни на есть райским.

Из доклада Хиза научному сообществу


Септальный электрод вживился удачно: сразу попал в область самого интенсивного сексуального наслаждения – nucleus accumbens, (прилегающее ядро перегородки – ВЛ), это было ясно с первой же пробы подачи тока. На некоторое время мы предоставили В-19 возможность самостимуляции, и он моментально к ней пристрастился: в течение трех часов, забыв обо всем, непрерывно нажимал на септальную кнопку, до 1500 раз за час. На пальце, которым нажимал, вспух кровавый мозоль, но В-19 этого даже не заметил. Пришлось, несмотря на его бурный протест и мольбы, отсоединить кнопку от электрода.

К этому времени мы уже получили от атторнея (генерального прокурора штата – ВЛ) разрешение на врачебное содействие добровольной смене сексуальной ориентации В-19. Содействие состояло в сочетании септальной нейростимуляции с поведенческим обучением гетеросексуальной практике.

Перед тем, как начать систематически стимулировать центры удовольствия, мы показали В-19 немой порнофильм с полным воспроизведением гетеросексуального полового акта. Пациент среагировал отвращением: «какая гадость». Потом позволили в течение 10 дней по шесть раз в день производить трехминутную септальную самостимуляцию. При каждой стимуляции В-19 чувствовал нарастающее сексуальное возбуждение с побуждением к мастурбации, и настойчиво требовал продолжения. Начал проявлять интерес к женскому персоналу клиники. Мы опять показали ему порнофильм, и на этот раз он возбудился: произошла эрекция, мастурбировал до оргазма. В течение следующих семи дней говорил в основном о сексе, льнул к женщинам, вслух заявлял, что хочет их.

И тогда, после еще одной консультации с атторнеем и с его ведома, мы нашли для В-19 «ночную бабочку» – 21-летнюю миловидную проститутку Хельгу, которая за пятьдесят долларов согласилась обслужить нашего пациента в специфических лабораторных условиях. Мы предупредили Хельгу, что работа может показаться ей странной.

Постарались создать условия для интима: полутемная звукоизолированная камера, приятная обстановка с экзотическим ароматом и тихой восточной музыкой. Пациент мог свободно двигаться. Единственное неудобство: через плечи и спину В-19 шел от головы провод в комнату, где работали техники и наблюдатели. Но это не помешало.

В день Икс В-19 позволили свободно пользоваться самостимулятором в течение 3 часов. А через 5 часов мозговые электроды были подключены к электроэнцефалографу, для записи активности стимулируемых структур.

После пятиминутной септальной стимуляции в камеру вошла Хельга.

Пока В-19 был с ней, записывалась ЭЭГ.

Сначала пациент сильно волновался, был подавлен и заторможен. Сразу рассказал Хельге, что он гей без гетеросексуального опыта, что слабак и никуда не годится. Минут сорок она уверяла его, что все будет хорошо, ласкала его, массировала, восклицала, что он парень хоть куда, еще поискать такого, и старалась всячески соблазнить. Наконец, он позволил Хельге помочь ему в самом трудном, и, хотя и не сразу, все получилось. Сеанс занял немногим более двух часов. Радости В-19 не было предела. Мы поздравили его с успешным вступлением в новую эру интимной жизни.


– Что же было дальше?

– Дальше – скандал.

Вилли выписали, дали с собой в аренду самостимулятор с ограниченным режимом пользования. Обязали два раза в месяц являться к доктору на беседы и контрольные осмотры аппаратуры и электродов. Являлся регулярно только первые два месяца. Рассказал Хизу, что завел роман с замужней женщиной зрелого возраста, все получается, но почему-то опять начало потягивать к мужчинам.

– Держись, Вилли. Это пройдет, забудется. Все наладится. Ты уже натурал. Просто старая привычка еще дает себя знать. Нужно время и немного терпения. Постарайся стать мачо, ты можешь, ты хорошо сложен. Я бы тебе посоветовал походить в спортзал, подкачаться.

– А это ничего, что меня возбуждают мускулистые мужские тела?

– Все еще возбуждают?.. Ну, это возможно. Тогда… тогда подождем со спортзалом. Попринимай-ка тестостерон.

– Ой, не надо. Я уже принимал, от него только сильнее тянет к парням.

– А теперь будет тянуть к девушкам, вот увидишь. Ты уже натурал.

– Наверное, я пока все-таки бисексуал.

– Ты натурал! Вспомни, как в клинике приставал к нашим девчонкам. Как расхаживал со стоячим, как бабульку санитарку облапил…

– Хорошо, доктор, я понял. Я ни в коем случае не буду больше спать с мужиками. Вот только бы избавиться от проклятых навязчивостей…

Через три месяца из мозга Вилли извлекли электроды, самостимулятор забрали. После этого он пришел на прием только раз. Уверял, что все нормально, продолжает отношения с дамой, работает. А потом исчез. Позже дошли слухи, что он опять взялся за старое, снова стал гомопроституткой и перебрался то ли в Нью-Йорк, то ли в мир иной. Боб от этих слухов открещивался: «У нас нет никаких достоверных сведений. Скорее всего, это инсинуации недоброжелателей».

Честолюбие заставляло поспешить. Написал о сексуальной конвертации пациента В-19 научно-отчетную статью со всеми подробностями процедуры – как же не описать такой уникальный случай! – и доложил на междисциплинарном симпозиуме; показал фильм и о других пациентах, с адскими кадрами.

Это был роковой момент в его биографии.

Сказ о том, как черную ворону конвертировали в синюю, и что из этого вышло

«Это исследование морально отвратительно со всех сторон, откуда ни глянь – тут и самонадеянная претензия «исправить» чью-то сексуальную ориентацию, и риск необоснованного хирургического вмешательства в мозг, и грубое насилие над частной жизнью и человеческим достоинством…

Действительно ли пациент В-19 стал гетеросексуалом?.. Когда этот человек был настоящим самим собой – до или после «коррекции»?»

Из статьи под заглавием «Оргазмотрон», 2008 год, автор неизвестен.


– Через девять лет после смерти Хиза, фактически уже в наше время, его все еще так честили?

– Ретроспективный плевок из эпохи политкорректности – отзвук прижизненного оглушительного скандала.

– Неизвестный автор, наверное, относится к той же ориентации, что и В-19.

– Может быть, но не в этом главное. С Вилли и другими пациентами Хиз обращался в духе классической авторитарной психиатрии – и всей медицины, и педагогики, и всей жизни – предшествующих (и еще в немалой мере нынешних) времен. Кредо патриархальной всеведущей правоты: мы, специалисты, знаем, что такое хорошо и что такое плохо, что такое норма и что такое болезнь, – а пациент не знает; мы, взрослые, старшие, умудренные, знаем, что пациенту (ребенку, профану) нужно: как ему правильно чувствовать, правильно мыслить, правильно жить, – а пациент не знает; мы, люди знающие и облеченные официальными полномочиями, берем на себя право и ответственность делать пациента нормальным согласно нашим представлениям о нормальности, невзирая на то, как относится к этому сам пациент.

Тоталитарный дух этот, с его ветхозаветным запалом и затхлым тюремно-лагерным запашком, еще царил в медицине и психиатрии Соединенных Штатов того времени (стоит вспомнить, опять же, «Полет над гнездом кукушки»), и Хиз был одним из его детищ, носителей и выразителей. Но в жизни общественной этому Кощею бессмертному уже противопоставились новые веяния общественного менталитета. Начал набирать силу пафос инакомыслия, несогласия и протеста, нонконформистские движения. На Западе инакие заявили о себе с шестидесятых-семидесятых годов, громко и решительно; у нас, если не считать ранних героев-диссидентов, – со второй половины восьмидесятых, невнятно и робко. Инакие , и радикальнее всех молодые, принялись отстаивать право человека не только на собственное мнение – в демократических обществах это давно стало нормой, хотя в основном лишь декларативной, – но и на собственный образ жизни, на своеобразие, внешнее и внутреннее, на свободу выбора ценностей, на эксцентричность, странности и чудачества, вплоть до права на сумасшествие.

– Нонконформисты – белые вороны, еретики, протестанты, несогласные с властью, несогласные с церковью, несогласные с народом, несогласные ни с кем и ни с чем, кроме истины в собственном понимании, – были всегда и везде. Чаадаев, Джордано Бруно, Сократ, Христос…

– Единичные, малочисленные – да, везде и всегда, но чем все они кончали?.. Из века в век черносерые вороны изгоняли белых из своих стай, гнобили, убивали. Только во второй половине века двадцатого, к семидесятым годам, нонконформизм стал на Западе общественной силой, с которой истеблишмент – государство и власть с поддерживающим ее черносерым большинством – уже вынуждено считаться, пытается заигрывать и использовать в своих интересах.

Тут вот еще какая любопытная закономерность: собираясь в стаи, белые вороны быстро чернеют, сереют и выделяют из своей среды белых ворон следующих поколений, с той же участью, что у тех, которые еще в стаю не собрались. И так по спирали, поколение за поколением. Белыми воронами зачинались христианство, капитализм, демократия, коммунизм…

– И наука вся, и искусство…

– Вот и Царь Гедон, не чая того, превратился в белую ворону, гонимую черносерой стаей защитников права на белизну. Я не сказал бы, что в натуре у Боба было хоть что-то типично беловоронье, – нет, по характеру он был вполне конформистом. Но так уж вышло в тот исторический момент, что на мосту его судьбы влобовую столнулись логика научно-врачебного поиска и логика общественного сознания. Если не белой, то синей вороной, пожалуй, счесть Боба можно.

Загрузка...