Доктор V

Глава 7

Эли

Я как будто нахожусь под действием наркотиков, словно сама не своя. Минут сорок назад и вовсе перестала задавать себе вопрос о том, что творю и почему позволяю себе такое поведение. Меня ведут инстинкты, которые, к слову, еще никогда не подводили. Надеюсь, в этот раз будет так же. Я еще никогда не была настолько смелой, чтоб предложить себя мужчине и уж тем более взять то, что предложил он. Хотя, по большому счету, Винсент и не предлагал. Он просто позволил желанию вести меня. Или это такой хитрый ход знатока человеческих душ и женских желаний? Он, скорее всего, просто сделал вид, что оставляет все на мое усмотрение, в то время как сам уже принял твердое решение. Беспокоит ли это меня? Нет, нисколько.

И наконец я осмелела настолько, что попросила его прикоснуться ко мне. Не попросила даже. Наверное, в большей степени это можно было бы назвать словом «умоляла», потому что прозвучало жалко и с каким-то отчаянием в голосе. В первую секунду мне почему-то показалось, что он посмеется надо мной, потому что его глаза сверкали как будто насмешкой. Но уже в следующий миг его руки потянулись к моему телу, и я вздохнула от облегчения. Лифчик за секунду был отброшен в сторону, и жадный взгляд Винсента уже блуждает по моей обнаженной груди. А потом он проводит руками по моим плечам, спускается вниз и сжимает грудь так, как будто без этого контакта кто-то из нас умрет. Мои глаза закрываются, и изо рта вырывается стон. Все тело дрожит.

– Ты должна вести себя тихо, крикунья, – шепчет Винсент у моих губ.

– Я не крикунья, – возражаю ему.

– Еще какая крикунья. Позже мы это проверим. Но сейчас ты должна быть тихой, Эли. Ты сможешь сделать это для меня? Сможешь сдержаться?

– Да, – на выдохе, потому что одна горячая ладонь уже пробирается мне под трусики.

Как только пальцы касаются моей промежности, спина непроизвольно выгибается.

– Уже мокрая. Такая мокрая, – со стоном произносит Винсент.

Он начинает поглаживать клитор, и я шире развожу ноги, чтобы дать ему легкий доступ. Мне едва ли удается сдерживать стоны, из горла вырываются хриплые негромкие охи, я повторяю его имя и дрожу. Постоянно дрожу и не могу эту дрожь побороть. Винсент неожиданно останавливается, а мне хочется закричать на него. Распахнув глаза, сталкиваюсь с жадным взглядом, полным желания и одержимости. Винсент стягивает с меня трусики и слегка надавливает на плечо, укладывая на кровать. Я не сопротивляюсь. В этот момент я готова сделать все, о чем бы он ни попросил, только бы закончил то, что начал.

– Я тоже хочу попробовать тебя на вкус, – говорит он, широко разводя мои ноги. – Я с ума схожу, как сильно хочу попробовать тебя, Эли. С того самого дня, когда впервые увидел на озере. Нет. С того дня, как впервые увидел в больнице.

Не успеваю среагировать на его слова и ответить хоть что-то, потому что горячие губы уже касаются внутренней стороны бедра. За ними следует язык, дальше зубы, которые прикусывают чувствительную кожу, пылающую от его прикосновений. А потом он бережно зализывает укусы – и так по кругу. Я извиваюсь и тяжело дышу. Сердце как будто работает на пределе своих возможностей, но резко пропускает удар, когда пальцы раздвигают складочки и упругий язык бьет по напряженному клитору.

Винсент повторяет это несколько раз, и мне приходится прикусить собственную руку, чтобы сдержать крик. Я говорила, что мне было приятно касание его пальцев? Забудьте. Язык – это совсем другой уровень. Он буквально вырывает из меня стоны, которые я глушу ладонью и силой воли, роняя лишь всхлипы, которые остановить не в силах. Ни одна фантазия не сравнится с тем, что со мной вытворяет Винсент в эту секунду. Он лижет, щелкает языком, потом проникает между влажными складками, совершая обратно-поступательные движения. Я теряюсь в ощущениях, кожа горит и сердце вырывается из груди. А потом он отрывается от меня, но я даже не успеваю возразить, как на мою промежность опускается ладонь и серией коротких, но точных шлепков доводит меня до исступления. Я выгибаюсь и кричу в свою ладонь, крики перемежаются всхлипами и даже какими-то ругательствами. Меня переполняют ощущения такой силы, что на какое-то мгновение я, кажется, отключаюсь, чувствуя только горячий язык, который слизывает мое возбуждение.

Совершенно новый опыт, который подсказывает, что теперь я потеряна для всего, что было раньше. Все, что я до этого момента знала о сексе, можно забыть. Потому что эти знания делают из меня совершенно нового человека. С некоторой долей ужаса, я осознаю: вся романтика, о которой я когда-то мечтала, кажется отныне пресной и безвкусной. Потому что я внезапно, за один раз, даже не лишившись девственности, стала любительницей грязного секса. Позже я обязательно выясню, насколько далеко готова зайти в своих экспериментах. Но прямо в эту секунду, глядя на то, как Винсент вытирает простыней бороду от моих соков, я осознаю, что все это мне нравится. Как будто минуту назад он открыл мне глаза на то, как всё может быть. И насколько это приятно.

Винсент забирается на кровать рядом со мной и притягивает в свои объятия. Мы несколько минут молчим, восстанавливая дыхание.

– Ты очень вкусная, Эли, – наконец говорит он. – Я не ошибся в своих предположениях.

– Ты представлял себе, какая я на вкус?

– Десятки раз, девочка.

От его слов и нежности, с которой он меня к себе прижимает, по лицу расплывается блаженная улыбка. Борода Винсента щекочет мне висок, а в ухе гулом отдается стучащее в его груди сердце.

– Что теперь будет между нами? – задаю самый волнующий вопрос.

Винсент молчит, только пожимает плечом, отчего я напрягаюсь. Не такого ответа я ожидала. Оно и понятно. Какого еще ответа ждет девушка, у которой только что был самый яркий сексуальный опыт за двадцать три года?

– Я пока не знаю, Эли, – отвечает Винсент. – Рано судить.

– Рано судить? – спрашиваю и приподнимаюсь, чтобы заглянуть ему в глаза. – Только что у нас был…

– Петтинг, малышка, – заканчивает он за меня. – Прелюдия к сексу.

– Тогда я должна радоваться, что до секса дело не дошло, – бурчу, поднимаясь, и начинаю натягивать на себя нижнее белье. Винсент садится на кровати и хватает меня за запястье, останавливая.

– Элисон, прежде, чем что-то решать, мы должны сначала понять, надо ли нам это.

– То есть ты просто позабавился со мной?

– То есть мы просто позабавились. Пока что. Дай нам время.

– О, господи, что за бред ты несешь? – спрашиваю, закатывая глаза и вырывая руку из хватки. – Ты сам…

Я не успеваю договорить, как дом оглашает душераздирающий крик, от которого волосы встают дыбом. Я срываюсь с места и бегу в комнату Одри. Слышу, как за мной несется Винсент. Мне становится глубоко наплевать на то, что только что между нами происходило. Самое главное сейчас – добраться до Одри и в сотый раз напомнить ей, что это всего лишь кошмар. Я забегаю в комнату и бросаюсь к ней. Одри мечется на постели и кричит не своим голосом, царапая свое лицо и выгибаясь. Мне так страшно смотреть на это, но еще страшнее подходить. Но другого выхода нет, потому что я знаю, что, если ее коснется Винсент, все станет еще хуже.

Оказавшись у кровати, я отнимаю руки Одри от ее лица, и она тут же набрасывается на меня, вцепляется в мои волосы и дает пощечину. Внезапно ее глаза распахиваются, и она впивается мне зубами в плечо. Я буквально вою от боли, но при этом повторяю как можно спокойнее:

– Одри, милая, это я, Эли. Перестань, пожалуйста, Одри, мне больно. – Краем глаза замечаю, что Винс бросается к нам, но останавливаю его: – Нет! Ты сделаешь хуже! Стой, Винс! – Снова поворачиваюсь к Одри и мягко продолжаю: – Одри, пожалуйста, успокойся.

Внезапно она отстраняется, ее взгляд проясняется, и она в ужасе шарахается от меня. Бегло осматривает мое лицо и прокушенное до крови плечо, которое нестерпимо горит.

– О, мой Бог, – дрожащим голосом восклицает Одри и резко отползает к дальней стороне кровати. – Прости меня. – Она начинает рыдать, сжавшись в комок. – Эли, прости меня, я… боже, что я за монстр? Винс, пожалуйста, сделай что-нибудь!

Винсент направляется к ней, но Одри выставляет руки вперед.

– Нет! Помоги Эли. Она… у нее кровь.

– У тебя тоже, детка, – мягко говорит он.

Одри растерянно смотрит на него, а потом понимает, что Винс показывает на ее лицо, и прижимает ладони к разодранным щекам. Она отнимает их и начинает плакать с новой силой, рассматривая испачканную кровью кожу.

– Эй, давай я тебе помогу.

– Нет! Я… Помоги Эли. А потом… – она смотрит на меня полным раскаяния взглядом, – если Эли будет не против, то она обработает мои царапины.

Я не могу слышать, как каждое ее слово перемежается всхлипом, а в голосе такая боль, как будто она сжирает ее изнутри.