Винс
– Когда приедет медсестра? – спрашиваю, выгружая из машины наши сумки.
Одри окидывает деревянный домик равнодушным взглядом и, пожав плечами, отвечает бесцветным голосом:
– Обещала к вечеру.
– А как она доберется в эту глушь?
Снова бесстрастно поднимает и опускает плечи. Одри настолько сейчас погружена в себя, что ей будет наплевать, даже если земля в следующую минуту разверзнется и поглотит все вокруг, включая ее саму. И на первый взгляд кажется, словно она никогда не выберется из этого состояния. ПТСР – это не пустое понятие для Одри Ланкастер. Но то, что она сама попросила о помощи, говорит о том, что она сильная личность, готовая бороться за свою жизнь и выгрызать у паники нормальное существование. Нужно только немного помочь ей в этом.
Чуть ли не впервые с момента нашего с Одри знакомства я не отпускаю шуточек и не улыбаюсь постоянно. Друзья в шутку называют меня «Доктор Ви», но Одри доведется прочувствовать на себе всю силу этого прозвища.
Пару лет назад я оставил практику в больнице, потому что чувствовал, что становлюсь хуже своих пациентов. Если они хотя бы не понимали, что сошли с ума, то я ощущал, как с каждым днем меня все стремительнее покидает рассудок, и испугался. Когда-то я вывел для себя простую истину: если ты чувствуешь, что сходишь с ума и тебе от этого становится страшно – значит, не все потеряно, и тебя еще можно спасти. Но если ты наслаждаешься данным процессом, то шансов нет. Так вот, мне стало страшно. Не просто страшно, я боялся даже думать о том, что окажусь на месте тех, кому вкалывали седативные препараты, потому что вряд ли я стал бы похож на Колина – нашего самого спокойного пациента. Я был бы буйным. Тем, кто постоянно нарушает больничный режим и доставляет хлопоты санитарам.
Как только оставил врачебную практику, я засел дома с бутылкой виски. Мы заперлись с ней в гостиной и стали думать, чем нам заниматься дальше. Я всегда был непостоянным в отношениях, поэтому первую бутылку сменила вторая, а за ней и третья. Те, кто думает, что психиатры всегда пребывают в состоянии дзен, сильно ошибаются. Мы тоже живые люди, которые испытывают эмоции и плохо с ними справляются. Некоторые вообще не выдерживают и сходят с ума или даже кончают жизнь самоубийством. Одно дело влезть в чужие мозги, изрядно в них поковыряться и найти источник проблем, и совсем другое – в своих, куда ты не можешь заглянуть как сторонний наблюдатель, чтобы вытянуть на поверхность корень зла. Поэтому практически у каждого психиатра есть свой психоаналитик, который лечит наши души, покрытые слоями чужих проблем. И так специалист, слой за слоем, снимает с тебя груз психологических трудностей.
Я никогда не был чувствительным и не пропускал через себя болезни и симптомы своих пациентов. В противном случае можно просто лечь рядом с ними и смотреть в потолок невидящим взглядом, ожидая следующей дозы седативного. Моими способами избежать сумасшествия стали юмор и секс. Сначала это просто помогало сбросить напряжение. Я менял партнерш в поисках свежих ощущений, которые позволят мне отключиться и найти ту точку опоры, которая даст силы двигаться дальше без оглядки на прошлое. Я так увлекся телесными удовольствиями, что сам не заметил, как оказался в Теме. Не то чтобы меня туда кто-то насильно тянул. Я лишь ослабил свой самоконтроль и позволил жизни вести меня за руку, чего раньше себе никогда не позволял. В итоге я стал владельцем клуба, который предыдущий владелец собирался закрывать. Мне пришлось потратить все свои сбережения, чтобы купить его и внести изменения, которые посчитал для него полезными. И не прогадал.
В мой клуб стремятся все, кто хотя бы немного связан с Темой. Каждая приватная комната расписана на недели вперед, люди готовы платить за это немалые деньги. Я создал свое царство на руинах провалившейся идеи и теперь упиваюсь результатами своего труда. Без ложной скромности скажу: я достиг успеха, который сделал меня знаменитым в определенных кругах.
Я не страдаю ненужной скромностью, и тщеславие мне, как и другим людям, не чуждо, поэтому действительно наслаждаюсь своей работой. Но мне пришлось отодвинуть ее на второй план, когда с Одри случилась беда. К этой девочке я питаю особую слабость. Не знаю, почему и когда это случилось, но она мне дорога, как будто является членом моей семьи или даже частью меня самого. Самое интересное во всем этом, что я никогда не чувствовал к ней сексуального влечения, хоть и был ее первым Домом. И чуть ли не единственным.
Одри попала в мой клуб случайно, и я стал тем, кто провел для нее краткий экскурс в Тему. С тех пор она играет за мою команду, быстро приняв решение, что хочет стать Доминатрикс. И преуспела в этом деле, хотя я всегда видел в ней задатки самбиссив, готовой отдать контроль в мужские руки. В какой-то момент я уж было думал, что ошибся – чего со мной обычно никогда не случается, – но потом появился Келлан и расставил все по своим местам, подтвердив мои догадки о том, что Одри просто нуждалась в правильном Доме.
Теперь же Одри была не похожа на саму себя: избитая, потрепанная, истерзанная. Оболочка той жизнерадостной и сильной девушки, которая в моем клубе поставила на колени не одного мужчину. Я помогаю ей занести чемоданы. Мы как раз поднимаемся к крыльцу, когда позади нас останавливается машина. Я оборачиваюсь. Такси. Всматриваюсь и замираю, когда открывается задняя дверца и оттуда появляется та самая медсестра с длинной косой. Мне даже кажется, что день перестал быть таким унылым и пасмурным. Словно выглянуло солнце. Отвратительно сопливо звучит, но в эту самую минуту я вижу именно это: как все вокруг озарилось светом и как стало тепло. Я ставлю чемодан Одри на веранде и спешу помочь девушке, которая тянет свой от отъезжающей машины, и попутно рассматриваю ее. Она одета в легкое платье до колен, короткую светлую джинсовую куртку, а на ногах у нее сапоги, похожие на ковбойские. Вместо одной косы заплетено две, и они перекинуты через плечи. Почему-то в этом образе она еще трогательнее, чем в медицинской форме, и я не могу отвести от нее взгляда.
– Давайте помогу, – предлагаю, подходя к ней.
– Спасибо, – говорит она нежным голосом, похожим на голос феи.
Когда-то давно моя мама читала мне сказку про Питера Пэна. Но не его приключения меня интересовали. Я так живописно представлял себе фею Динь, что у меня в голове сложился определенный образ. И вопреки всеобщему представлению, что у нее были светлые волосы, я все время видел ее с темными. Как вот у этой медсестрички, имени которой даже не знаю.
– Меня зовут Винсент, – представляюсь я, пока мы идем к дому.
– Элисон, – отвечает она и слегка краснеет, а я готов крепко зажмуриться, чтобы последнее изображение – ее краснеющей – навсегда было выжжено в моей памяти.
– Приятно познакомиться, Элисон, – говорю, жадно пожирая глазами румяные щеки.