Долг

Мы возвращаемся в машину и продолжаем нашу поездку, проезжая длинную дамбу, разделяющую бирюзовый залив надвое. На заднем плане знаменитая гора Бен-Хоп поднимающаяся на три тысячи футов над ухабистыми, пологими болотами, простирающимися под ней. Мы проезжаем мимо знаменитых мохнатых шотландских коров, переходящих через дорогу, и овцы обступают нас. На самом деле, не думаю, что видела в своей жизни столько овец, сколько вижу за эту поездку. Они бродят повсюду, ягнята и овечки, либо стоят посреди дороги, либо лежат на краю и скитаются по бесконечным болотам.

Здесь красиво и безлюдно. Пока облака все еще парят над горами к югу от нас, небо над дорогой уже чистое, позволяет солнцу освещать болота. Словно кто-то включил выключатель, и даже Кейр ворчит, признавая красоту этого места. Со светом темные холмы преображаются. Вереск ярко-фиолетового и ярко-зеленого цвета, с пятнами красного и золотисто-коричневого. Одна из самых потрясающих картин, которые я видела.

И кажется, во мне тоже что-то переключается. Я вытаскиваю телефон, опускаю окно и начинаю делать снимок за снимком, пока Кейр ведет машину. Воздух, касающийся моей кожи и пробегающий по волосам, пахнет божественно - свежестью, цветами и минералами. Достигает моего носа и оказывается у меня внутри. И я словно получаю пощечину, еще одно напоминание, как сильно мне необходимо жить. На самом деле, жить. Действительно чувствую все, что хорошо.

Мы проезжаем мимо рядов, уложенных в болотах, как крошечные темные стены, когда впереди виднеются руины каменного дома, место слишком красивое, чтобы просто проехать мимо.

— Остановись! — кричу на Кейра, мой громкий голос застаёт врасплох нас обоих.

Он паркуется на маленькой дорожке, покрытой гравием, которая уходит вниз.

— Что такое? — спрашивает он, когда я поворачиваюсь на месте, чтобы взять трость с заднего сиденья.

Смотрю ему в глаза и не знаю, что сказать, кроме как: мне это необходимо. Сейчас первый раз, когда я действительно посмотрела на него, первый раз, когда, я думаю, он на самом деле посмотрел на меня. Я так скучаю по его взгляду, что мне почти больно.

Прочищаю горло.

— Мне нужно побывать там, — отвечаю я, кивая на дом.

— Хорошо, — говорит он. Нервно облизывает губы, линия между темными бровями становится глубже. — Тебе нужно побыть одной?

— Дай мне немного времени.

Я выхожу, а затем начинаю спускаться с небольшой возвышенности, мягкий торф под ногами, чертополох и участки золотистой травы, растущие с обеих сторон, создают временную тропинку. Я немного похожа на Кэтрин, когда она бродила по болотам в «Грозовом перевале». Здесь никого нет, лишь нескончаемый торф, вереск, и горы вдалеке. Мы даже не встретили ни одного автомобиля на этом участке пути. По всей видимости, Сатерленд - самая изолированная область во всей стране.

В то время как покрытая гравием дорога спускается к мелкому озеру, окаймленному высокой травой и ракитником, я продолжаю идти по мягкой дорожке, уделяя особое внимание трости, пока не приближаюсь к дому.

К моему удивлению, здесь есть еще одна дорога, давно забытая и заросшая мхом, возможно, соединенная с дорогой, усыпанной гравием, которая ведет к озеру. Дом построен на одной стороне озера, словно придорожный мотель 1800-х годов.

У дома нет крыши, всего четыре стены, две из которых - острые пирамидальные вершины, а местами, похоже, новый кирпич был дополнен камнем, возможно, в качестве меры по сохранению здания. Но настоящий шок наступает, когда заходишь внутрь.

Почти все стены покрыты красивыми фресками - граффити высшей художественной формы. Мужчина на красном фоне, женщина с ногами в воздухе, кто-то в зеленом противогазе. Все рисунки потускнели из-за дождя, открытая крыша оставила место для вмешательства стихии. Зрелище невероятно современное для такого простого каменного дома, расположенного среди мрачных болот.

Я даже не уверена, что ищу. Этаж дома - это просто одна большая комната. Я стою посередине, глядя на рисунки, оранжевый лишайник, растущий на стенах, кусочек сена на грязном полу. Иду к одному из окон, стекла давно нет, и прислоняюсь к каменному подоконнику. Я смотрю на Бен-Хоп, скалистую гору, поднимающуюся к облакам, и у меня такое чувство, что мои мысли далеко отсюда. И мне хорошо от этого.

— Вау.

Звук голоса Кейра, тихий и грубоватый, заставляет меня повернуться.

Он заходит в дом, тихо глядя по сторонам. Из-за его большого тела комната кажется меньше, его плечи такие же широкие, как и горы вдалеке. Он засовывает руки в карманы темных джинсов, бесшумно ступая ботинками, пока обходит помещение, с почтением глядя на граффити, словно он в музее.

Наконец, поворачивается ко мне, брови подняты.

— Ты знала, что здесь будет такое?

Я качаю головой.

— Нет. Просто увидела дом на обочине дороги. Солнце осветило его... и мне захотелось посмотреть на него поближе.

Он кивает, приближаясь ко мне, стены блокируют свет. Его лицо оказывается в тени, которая подчеркивает острые линии его скул и подбородок. Теперь его борода гуще, что каким-то образом придает ему еще больше мужественности. Поднимается ветер, играя с его темными волосами.

У меня пересыхает в горле. Внезапно я осознаю, насколько он красив. Эта мысль не нова для меня, но я все же удивляюсь ей. Я словно вижу его впервые, не только как незнакомца, который полюбил меня, а как нечто большее.

— Мне нравится такой взгляд, — бормочет он, проводя большим пальцем по моему подбородку.

Я сглатываю. Во рту сухо.

— Какой взгляд?

— Вот этот. Тот, который говорит, что ты жива и со мной. Не только здесь. — Он жестом очерчивает воздух вокруг меня. Затем прикасается к моей груди напротив сердца, его ладонь теплая. — Но и здесь.

Он убирает руку и сжимает мое лицо, большим пальцем нежно проводя по губе. Я облокачиваюсь на окно и ощущаю прохладный воздух, скользящий по затылку, подбадривающий меня.

— Мне жаль по поводу вчерашнего вечера, — говорю я, мои слова приглушенные.

Он медленно качает головой.

— Нет. Не стоит. Это произошло. Все в прошлом, а прошлое - лишь воспоминание. Ни больше, ни меньше. А вот настоящий вопрос: что ты собираешься делать дальше?

Но дело в том, что я не знаю. Все, что я знаю, чем дольше этот пристальный взгляд обращен на меня, тем меньше беспокоюсь о будущем. Лишь о настоящем. Он со мной, два тела и души, которые нуждаются друг в друге.

— К слову о том, что делать дальше, собираюсь сделать это, — говорю я, кладя руку ему на шею. Притягиваю его голову вниз и сладко целую его в губы. Нежно и осторожно, дразня его.

— А затем сделаю это, — провожу другой рукой по его джинсам, восхищенно ахая, почувствовав, насколько он уже твердый. Оставляю руку на месте, легонько сжимая.

Он стонет.

— Продолжай, — хрипло говорит он, его глаза закрыты.

Я расстегиваю его джинсы и стягиваю их вниз по бедрам, затем оттягиваю пояс его трусов и скольжу рукой внутрь, пока не касаюсь его члена. Восхитительно, насколько что-то такое мягкое, словно шелк, может быть настолько твердым.

Я очень хочу, чтобы он оказался внутри меня.

Прямо здесь.

И сейчас.

Он двигается, не задавая никаких вопросов, точно зная, чего я хочу. Хватает меня за талию, словно я вешу всего десять фунтов, поднимает вверх, пока моя спина не оказывается прижатой к стене. Я оборачиваю здоровую ногу вокруг его талии, удерживая его рядом.

— Я держу тебя, — хрипло говорит он, держа руки на моих бедрах. — И не отпущу тебя.

— Обещаешь?

— Обещаю, — он делает паузу. — Как бы мне не хотелось войти в тебя вот так... ты можешь дотянуться до переднего кармана? — Он взглядом показывает на свою кожаную куртку.

Я тянусь к его карману, мои пальцы скользят по упаковке презерватива. Вынимаю его и быстро разрываю, раскатывая латекс по его твердой длине, пока губы Кейра накрывают мои, его язык ищет мой. Его член на месте, головка нежно прижимается к моему сладкому местечку, и, когда я немного пододвигаюсь, он с легкость скользит в меня.

Кейр дышит сквозь стиснутые зубы, приближает рот к моему уху и прикусывает мочку. Медленно толкается в меня, наполняя, пока я растягиваюсь вокруг него. Никогда не думала, что смогу чувствовать себя настолько полной, как с ним, настолько цельной. Я постанываю, ощущая его каждой клеточкой тела.

Двигая бедрами, он начинает толкаться в меня, моя спина скользит по каменной стене, прикрытая лишь моей джинсовой курткой.

— Все нормально? — шепчет он, и его акцент усиливается от желания. — Скажи, если что-то не так.

— Просто трахни меня, — говорю ему, хватая его за волосы.

Кейр стонет.

— Ну, если ты так просишь...

Он ускоряется, беспощадно толкаясь в меня.

Он такой твердый. Каждый мускул во мне напряжен, пока я приближаюсь к краю, каждое движение толкает меня все дальше и дальше, словно оживляя. Одно за другим. Кейр заполняет пустоту внутри меня.

Мое тело сверхчувствительно, словно обезумело. Он так пристально смотрит на меня, что я ощущаю его взгляд во всех самых темных уголках души. Мы разделяем эту потребность, это дикое стремление к плоти друг друга, разделяем темноту, которую оба скрываем. Мы всего лишь два сломленных человека, собирающих осколки друг друга.

Я распадаюсь на кусочки.

Из-за него.

И всего этого

Каждый мощный толчок его бедер, каждый раз, когда его член двигается вглубь моего влажного жара, каждый вздох, который я делаю, каждый голодный стон, который он издает, отправляет меня все дальше и дальше.

Что-то внутри меня ломается.

Трещит.

Я открываюсь.

Я принадлежу ему.

— О, черт, — кричу я, когда давление внутри нарастает, спираль закручивается внутри меня, и я закрываю глаза, когда падаю через край. Сильно сжимаю его. — Черт!

Мои слова становятся невнятными, как только оргазм настигает меня. Наши звуки слышны по всему дому, и я откидываю голову назад, открывая глаза, чтобы увидеть пышные облака над головой, небо над нами широкое и бесконечное.

Я чувствую себя такой же широкой, такой же свободной, как это небо.

И все же на сто процентов принадлежу ему.

Слезы льются из моих глаз, эмоций слишком много, пока мое тело парит на волнах блаженства.

Теперь кончает и он, великолепный, животный стон вырывается из него. Ничто не звучало сексуальнее, чем то, как он ворчит мне в шею, его лоб горячий и потный против моей кожи. Он замедляет толчки, затем останавливается, его пульс стучит напротив моего, когда мы пытаемся отдышаться.

Прохладный ветерок, пахнущий вереском и ручейками, охлаждает нас. Кейр отстраняется, лениво и довольно улыбаясь мне.

— Если еще захочешь сделать остановку, просто скажи мне, — говорит он.

Улыбаюсь ему в ответ, глаза все еще влажные.

— Боюсь, тогда мы никогда не доберемся до места назначения.

Он осторожно выходит из меня, а затем, с особой осторожностью, мягко опускает меня на землю. Я ощущаю небольшую судорогу в здоровой ноге, но борюсь с собой, чтобы не потереть ее, чтобы Кейр не подумал, будто мне больно. Боль точно стоит того.

— Разве ты не знаешь, Рыжик, — говорит он, хватая меня за руку и целуя ее. — Путешествие - это и есть пункт назначения.

Он передает мне мою трость, и мы выходим из здания обратно к болотам.

Теперь у меня на душе становится легче.

Могу лишь надеяться, что все так и останемся до самого конца путешествия.

Глава 14

Кейр

Наш отель на ночь - полная противоположность тому, где мы останавливались прошлой ночью. Замок в Вике был, ну, замком. А этим местом как будто управляют Бэзил и Сибил Фолти¹¹, а вместо Мануэля - испанского слуги - большая белая кошка, следящая за всеми.

Тем не менее, есть что-то приятное в том, что отелем управляют владельцы, даже если он находится в месте под названием Скори - едва ли город, просто точка на карте на дороге North Coast 500 ближе к югу. Я даже не планировал нашу остановку здесь, думал, что мы сможем добраться до города Аллапул, но начал уставать от вождения.

По правде говоря, я больше не хотел оставаться в машине. Я хотел быть с Джессикой, запереться в нашей спальне. Хотел понять свои чувства к ней, потому что- то, что я чувствовал, начинало злить меня. Только когда я был внутри нее, это имело какой-то смысл.

Но, благие у меня намерения или нет, мы оба слишком устали от поездки, чтобы делать что-то, кроме как сидеть и отдыхать. В отеле есть небольшая зона отдыха с баром, которую предпочитает один из владельцев, когда не бегает за стойкой регистрации. Там стоят кожаные кушетки, массивные журнальные столики, красное ковровое покрытие и камин с моделями кораблей на полке сверху. Окна выходят на залив, где причалили несколько рыбацких лодок. Бар покрыт деревянной обшивкой и увенчан чеканкой, с одним из самых больших ассортиментов виски, которые я когда-либо видел.

Конечно же, владелец - высокий, худой мужчина с нервирующим взглядом - предлагает нам продегустировать виски. Несмотря на то, что вчера Джессика выпила слишком много, она в деле.

Мы садимся на кушетку с нашим набором из шести разных сортов виски и смотрим на бухту, когда начинается дождь.

— Итак, — говорит Джессика, когда мы переходим к третьему стакану (этот обещает намек на свежесрезанные цветы и лимонный чизкейк - полная ерунда, если спросите меня), — сегодня мы здесь, где бы это ни было. Где остановимся завтра?

— Остров Скай, — отвечаю ей, — хотя есть несколько окольных путей, по которым я бы не прочь проехаться. Предполагается, что полуостров Аплкросс покажется ошеломляющим, и есть еще один прибрежный маршрут, расположенный к югу отсюда.

Она протягивает мне стакан, морщась от ожога, как и со всем остальным виски.

— Остров Скай. Там живет твоя мама, верно?

Я качаю головой.

— На Айлее. Остров ближе к Глазго. Много вот этого производят там, и тем лучше, — делаю глоток, аромат дыма от костра наполняет мой нос.

Она сжимает губы, выглядя почти разочарованной.

— Ты думала, я везу тебя в дом моей матери? — спрашиваю ее.

Она фыркает и пренебрежительно смеется.

— Нет, нет. Что ты. Я просто перепутала острова. Знакомство с мамой... мы ещё не там.

Я хмуро смотрю на нее, допивая напиток. Она потирает ладонями ноги, пытаясь вести себя как ни в чем не бывало.

— Мы еще не там? — переспрашиваю. — Где там?

Она пожимает плечами и тянется к следующему стакану, слегка прищурившись. Ее глаза открываются шире, когда она осознает, что это виски на вкус более резкое, чем предыдущее.

— Джессика, где не там? — Я не позволяю ей притворяться, что она этого не говорила.

— Нигде, — говорит она, делая неуверенный глоток. Она кашляет и быстро передает бокал мне. Я не притрагиваюсь к нему. Внимательно слежу за ней, надеясь, что она наберется смелости сказать мне правду. Нам еще предстоит поговорить о наших отношениях, и, хотя мы никогда не объявляли ничего официально, словно подростки, мне кажется, до сих пор было довольно очевидно, что мы привязаны друг другу. Я имею в виду, мы вместе здесь, не спим с другими людьми. Так что все этого немного сбивает меня с толку.

— Ты нервничала, думая о том, что тебе придется встретиться с моей мамой? — спрашиваю ее.

— Нервничала? Нет. — Но она смотрит на дождь, стекающий по большим окнам.

— Ты же знаешь, я не очень близок с ней, — говорю ей, — но нет причин, по которым мы не можем заехать. Значит, нам придется продлить путешествие на один день и, может быть, сократить время, которое собирались провести в Гленко, но...

— Все в порядке, — защищаясь, возражает она. — Забудь, что я сказала. Это был просто вопрос, вот и все.

Делаю глубокий вдох, кладя руки поверх ее.

— Если тебе интересно, в тех ли мы отношениях, где познакомили бы друг друга с нашими семьями, тогда да, я думаю, мы сейчас именно там. Слишком быстро? Может быть. Кто знает. Честно говоря, я особо не думал об этом. Возможно потому, что редко вижу маму, может, потому, что я уже знаком с твоей сестрой. Когда дело касается нас, я не сижу, проверяя факты, надеясь, что каждый шаг приблизит нас к цели.

Она поворачивает голову в мою сторону и изучает меня.

— Какой цели?

Я вздыхаю.

— Нет никакой цели. Многие люди рассматривают отношения, как несколько этапов. Цель состоит в том, чтобы ты чувствовала себя безопасно в своих обязательствах. Для некоторых это заканчивается семьей, детьми, браком. Для других просто означает, что они знают, к кому приходят домой каждую ночь. Но я не думаю о целях. Может быть, я делал так однажды, но не теперь. Не с тобой. Целью было просто быть с тобой, а это у меня уже есть. И не имеет значения, что произойдет дальше, пока ты рядом со мной.

Эта ложь одна из самых больших за всю мою жизнь.

Потому что у меня есть цель. Большая. Она не имеет никакого отношения к тому, чтобы получить одобрение от семьи или даже услышать слова «я люблю тебя». Это возможность сказать ей правду и заставить ее понять эту правду. Быть честным о каждой части меня, перестать недоговаривать и показать, какой я на самом деле, и по-прежнему сохранить ее рядом в конце дня, вот как сейчас. Вот моя цель. Такова была моя цель с тех пор, как я впервые увидел ее в пабе, когда узнал, кто она на самом деле: не только жертва, которую показывают по телевизору.

Дело больше не в долге перед ней. Смысл в том, чтобы очиститься и быть с ней.

Мысль поражает меня, словно молния.

Ты должен сказать ей сейчас.

Обязан сказать правду о том, кто ты.

Мне кажется, меня бросает в холодный пот. Я знаю, что должен это сделать.

— Ты действительно милый, знаешь об этом? — говорит она, пробуя напиток в другом стакане.

Поднимаю бровь.

— Ты говоришь мне, что я, черт побери, милый?

Она ухмыляется мне.

— Ага. А что, у тебя с этим проблемы?

— Допивай, Рыжик, — говорю ей, хватая один из бокалов, к которому мы не притронулись. — Ты говоришь мне, что я милый, тогда я покажу тебе животное.

Мы сидим там и пьём виски. В конце концов, дождь заканчивается. Мы навеселе, выходим на улицу и отправляемся к воде.

И все это время я слышу голоса:

Расскажи ей, расскажи ей.

Мы останавливаемся на краю гавани, где стальная серая вода омывает траву, папоротник и остатки старой каменной стены. Вдали виднеются холмы небольших островов и заливов, лабиринт, который в конечном итоге где-то приводит к открытому морю.

Мой мозг затуманен из-за выпивки, сердце болит. Потому что я могу видеть слова, исходящие из моих уст, услышать, как они будут звучать для нее.

Джессика, я должен тебе кое-что рассказать.

Присядь, нелегко будет услышать такое.

Ты не поверишь в мои слова.

Я должен кое в чем признаться, и тебе это не понравится.

Я виноват в том, что тебя ранили.

Мужчина, который подстрелил тебя, был моим другом и подчиненным.

Я был младшим капралом в Британской армии. Этим я занимался последние восемь лет.

Когда я сказал, что бродил по свету, на самом деле я сражался в Афганистане.

Нас отправили назад. Я потерял людей. Моя вина в том, что Льюис Смит сошёл с ума.

Он говорил мне, что собирается причинить боль людям. Я должен был сделать больше, чтобы освободить его.

Должен был попытаться.

Я живу во лжи.

Я лжец.

Единственно, что я знаю точно правда - мои чувства к тебе.

Я влюбляюсь в тебя.

Я влюблён в тебя.

Пожалуйста, прости меня.

Внезапно она тянется и берет меня за руку, вырывая меня из моих мыслей, слова еще не вышли.

Я облизываю губы, чтобы что-то сказать, что угодно. Мое сердце начинает ударяться о грудную клетку, холодок пробегает по коже, пока я готовлюсь.

— Я должна рассказать тебе кое-что такое, что никому раньше не рассказывала, — внезапно говорит она, ее тон серьезен.

Несколько раз моргаю, глядя на неё, не ожидая такого.

Она громко вздыхает, прежде чем кисло улыбается мне.

— Я просто... мы говорили о шагах в отношениях, и я честно не знаю, как бы даже назвала все происходящее. Отношения, я думаю... мы не определили, кто мы друг для друга, и думаю, это меня немного беспокоило. Незнание, что произойдет с нами, когда мы вернемся в Эдинбург. Была ли эта поездка просто разовой акцией, и мы расстанемся.

— Нет, — заверяю ее. — Определенно, все не так. Абсолютно по-другому.

— Я этого и хочу, — говорит она. Я выдыхаю с облегчением. — Но... я была в отношениях, когда говорилось одно, а делалось другое. Может, лишь в самом начале все было как надо. Я не была самой собой, и все закончилось некрасиво. Я должна была понять, что с тобой все будет иначе, думаю, мне необходимо было осознать это. Когда ты сказал, что мы не собираемся поехать к твоей маме, я почувствовала себя идиоткой из-за того, что подумала о таком. Что мы были на том этапе. Я на самом деле именно это и имела в виду раньше.

Она отстраняется, опираясь на трость, когда смотрит на лодки, качающиеся на воде. Вдали виднеется дождь, который, вероятно, в ближайшие несколько минут дойдет и до нас. Мне хочется сказать ей, что нам следует вернуться, но у меня такое чувство, что она еще не закончила разговор.

— Я все сделала правильно с Марком, — продолжает она. — Он просто не способен на большее. Может быть, потому, что он спал со своей помощницей, кто знает. Это не имеет значения. Несколько месяцев назад, может быть, в мае у меня были планы оставить его. Я хотела убежать, чтобы у меня появился шанс найти то, что я хотела, что мне было необходимо, с кем-то другим. Или я просто была бы одна. — Она замолкает на пару мгновений. — А потом я забеременела.

У меня скручивает живот. Я открываю рот, чтобы сказать что-то, но не могу.

Она смотрит на меня через плечо, ее подбородок дрожит.

— Я думала, беременность поможет нам. Сблизит. Но, если честно, она облегчила идею ухода. Я была на третьем месяце и не говорила ему. Думала, что могу просто уйти и начать все с начала с ребенком. Я была идиоткой. Боялась. Я должна была сказать ему. Он имел право знать. Это был его ребёнок. Боже мой, мы ведь жили вместе. Если бы я сказала Марку правду, что я беременна, может быть, он бы не позволил мне отправиться в Лондон.

Бл*дь.

На меня словно сбросили бомбу.

— Ты была беременна, когда тебя ранили? — шепчу я, и мой голос надламывается. Шок парализует меня.

Она быстро кивает, закрывая глаза.

— Да. Была. И, хотя мир был одной огромной неопределенностью, я была счастлива. Но вот что получила. Расплата за содеянное. Карма. Я сама виновата. Я должна была сказать ему, мы должны были остаться вместе и воспитывать ребенка, и я должна была быть счастлива, но вместо этого все изменилось в один миг. Врачи сказали мне, что я потеряла ребенка. К счастью, они сохранили эту информацию в тайне от средств массовой информации. Не знаю, как бы я справилась с этим, и как бы пережил это Марк. Может, он не оставил бы меня. Возможно, нет. Какое это имеет значение сейчас?

Я пытаюсь подобрать слова, но все, что ощущаю - холодная ненависть к самому себе.

Не могу рассказать ей сейчас.

Не после такого.

Я долбаный монстр.

— Я действительно единственный, кому ты сказала? — тихо спрашиваю я. Чувствую себя так, словно проглотил клей: медленная липкая жидкость скользит в мои легкие.

— Да, — говорит она, возвращаясь ко мне, один осторожный шаг за раз. Я чувствую, что этот момент въелся мне в мозг, то, как быстро ее волоски метнулись обратно в конский хвост, ее джинсовая куртка, холодная вода и быстро приближающиеся серые облака. Момент, когда я понял, что причинил ей больший вреда, чем думал.

— Мне было слишком стыдно, — говорит она. — Я не хочу стыдиться тебя, Кейр. Я доверяю тебе и хочу, чтобы ты доверял мне. Ошибки, которые я совершила в прошлом... Я больше не хочу их делать. — Она торопливо убирает прядь волос с лица, заправляет их за ухо, и я знаю, как трудно было ей признать это.

Моя сладкая, любимая девочка.

Моя прекрасная русалочка.

Так хочется обнять ее.

Ты не заслуживаешь ее. Закончи все сейчас.

Но, конечно же, я не слушаю. Я трус.

И я люблю ее.

— Пойдём внутрь, — говорю ей. — До того, как начнётся дождь.

Мы на полпути в отель, когда снова начинается ливень.

***

— Проснись, Кейр.

Голос Льюиса Смита заставляет меня резко открыть глаза.

Меня встречает темнота.

Я медленно сажусь и оглядываюсь.

Джессика, тихо посапывая от слишком большого количества выпитого виски, спит рядом со мной, волосы разметались по ее лицу. Она выглядит невинной, красивой и маленькой, словно сказочная нимфа, которую мне посчастливилось словить.

Машинально тянусь, чтобы убрать волосы с ее лица, когда голос говорит:

— Нет. Не буди ее, — снова слышится его голос. — Ещё нет.

Снова оглядываю номер, собираясь с мыслями, и понимаю, что мы находимся в месте под названием Скори, где-то на северо-западе Шотландии. И я вообще не должен слышать этот голос.

«Тебя здесь нет, — мысленно говорю я. — Ты мертв».

— Я? — говорит Льюис, и фигура выходит из тени, я думал, что это небольшая дверь шкафа, на самом деле это Льюис в своей армейской форме. Одна сторона его головы покрыта кровью. В тусклом свете она похожа на смолу. Его глаза светятся пустотой. Той же пустотой, на которую я смотрел, когда мы в последний раз разговаривали лицом к лицу. Казалось, что он смотрит на замерзшую пустыню: ни души, ни жизни, ни надежды. Просто бесконечная тундра, где ничего не живет.

Я отказываюсь признать этот призрак. Я знаю, что это мой ПТСР. Знаю, что это мой ум, играющий со мной, выдаёт самые сложные галлюцинации, достойные спецэффектов «Оскар». У меня был этот сон раньше, это видение, где Льюис появляется, чтобы сказать мне, что все это была моя вина.

Но на этот раз все немного по-другому. Он никогда не появлялся в присутствии Джессики, а теперь его фигура скользит к концу кровати, он смотрит на нее.

— Она красивая, — говорит он. — Я постоянно наблюдаю за тобой. За счастьем, которое ты изображаешь. — Тянется рукой, чтобы коснуться ее повреждённой ноги, которая торчит из одеяла.

— Не трогай ее, — предупреждаю я. Мой голос громкий и грубый в комнате.

И тут я понимаю, насколько я, бл*дь, сошёл с ума.

Джессика рядом шевелится, но не просыпается.

Я смотрю на Льюиса, желая, чтобы он ушел. Его мертвые глаза ничего не выражают.

— Сегодня она сбросила на нас бомбу, — говорит Льюис. — Помнишь, как мы все время делали такие каламбуры. Забавно, как это было. Как будто это были добрые старые времена. По-моему, в какой-то степени так и было. Пока ты не испоганил все. Превратил в кровавое месиво свое подразделение. Свою жизнь. Ее жизнь.

Ты мертв. Ты это я. Мое подсознание.

— Конечно, — говорит Льюис, медленно приближаясь к кровати, продолжая смотреть на спящую Джессику. — Ты продолжаешь говорить это, и я буду продолжать возвращаться. Если только тебе есть что сказать себе? Нет? Конечно, нет.

Уходи.

Мой пульс учащается, легкие начинают сжиматься. Комната кажется холодной, и страх повисает над ней, словно облака.

Я сошёл с ума. Просто спятил.

— Ты сумасшедший, — говорит Льюис. — Он встречается со мной взглядом. — Я тоже. Это не наши недостатки. По крайней мере, это не моя вина. Ты же знаешь, Кейр, это должно было когда-нибудь закончиться. Ты и она. Ты и твоя жизнь Ты знал, что все так будет. Долг должен быть оплачем твоей кровью и только твоей.

Статистика о количестве ветеранов, которые убивают себя, ошеломляет. Я понимаю, почему. Никакой помощи со стороны военных, мы храним все внутри, как нас учили, словно чертовы машины. Они тренируют нас, как вести себя в неожиданных ситуациях. Но не обучают, как бороться с последствиями.

Это было моим последствием. Я жил ложью и теперь меня преследовали те, кому я позволил умереть.

Но я не позволю этому забрать меня. Не сейчас, ни когда она рядом.

— Ты знаешь, что здесь нет счастливого конца, — говорит Льюис. — Ты в курсе, что между вами тикают часы. В один прекрасный день тебе придется сказать ей правду, что ты не тот человек, за которого она тебя принимает. Неужели ты думаешь, что после этого она останется с тобой? Ты мог бы сказать ей правду с самого начала. Рассказать, откуда узнал о ней, что пришел сказать, что тебе очень жаль. Разве не таким был твой первоначальный план? Так и есть. Ты ведь знаешь, его. Наблюдать за ней по телевизору, думать, что она сексуальна и жалеть ее, а затем выследить и попросить прощения. А затем ты обманул ее и все испортил, — он замолкает, проводя рукой по краю кровати, в нескольких дюймах от нее. — Ты мог бы рассказать ей даже в следующий раз, или после этого. Но ты этого не сделал. Потому что верил в эту новую жизнь, которую создал для себя. Жизнь, в которой ты можешь начать все заново и убежать от своих обязанностей. Жизнь, в которой ты заслуживаешь любовь такой женщины.

Он касается руки Джессики. Я задерживаю дыхание, ожидая, что она проснется.

Но она не просыпается.

Потому что он не реален, она не может почувствовать его, его здесь нет.

Но на что я тогда смотрю?

— Убери руку и уходи, — говорю ему. — Иди.

Теперь Джессика переворачивается, и Льюис смотрит на ее обнаженную грудь, когда она поворачивается.

— Иди! — кричу я.

Джессика стонет, начиная просыпаться.

— Ты любишь ее, — говорит Льюис. — И я думаю, что она любит тебя. Но однажды правда выйдет наружу, и она будет ненавидеть тебя и все, что ты из себя представляешь. Настоящего Кейра МакГрегора.

— Убирайся отсюда! — злюсь я, вскакивая с постели, обнаженный и готовый задушить его.

— Не стоило тебе влюбляться, — говорит он с улыбкой, прежде чем я хватаю его за горло и толкаю обратно в стену.

Только там нет Льюиса.

Его здесь никогда и не было.

Все это происходило в моей голове.

Я падаю в угол, ударяясь головой о край двери шкафа.

— Кейр! — кричит Джессика. — Что происходит?

Кто-то в номере с той стороны стены стучит в нее, говоря нам заткнуться.

Я встаю, держась за голову, пытаясь отдышаться, хотя, кажется, что у меня нет легких. Я - лишь биение сердца в голове, громкое и быстрое, как стрельба, как бомбы, как ракеты, грохочущие в моем черепе. Внутри меня война, и враг побеждает.

— Кейр, — снова тихо говорит Джессика, в голосе слышна паника. Ее голос дрожит так сильно, что она едва может произнести слова. — Пожалуйста, сядь, пожалуйста. Все нормально. Все в порядке, мы в порядке.

Мы не в порядке.

Я не в порядке.

Я не знаю, куда идти, что делать. Я хочу вылететь за дверь и бежать, может быть, в гавань, пока вода не шокирует меня. Может быть, у Джессики была правильная идея.

— Пожалуйста, — снова говорит она, и я наконец смотрю на нее и вижу, как она тянется ко мне, протягивая руки, такая беспомощная, что мое сердце начинает ныть, и я снова в бешенстве.

Посмотрите, что я делаю с женщиной, которую люблю.

Я медленно возвращаюсь к кровати, словно во сне. Кровь, несущаяся по венам, настолько горячая, что меня бросает в пот. Я злюсь, просто в ярости, вот-вот взорвусь и мне некуда идти.

Затем понимание озаряет меня. Моя любовь к ней, моя потребность в ней, ярость, мое отчаяние.

Буря чувств охватывает меня.

Хватаю уголок ее одеяла и откидываю его, затем дергаю ее к краю кровати, ее грудь подпрыгивает, когда я притягиваю ее ближе.

— Кейр! — тихо вскрикивает она. — Что ты делаешь?

Я кладу руку ей на затылок, сжимая его, прежде чем поцеловать ее, мой рот и язык настойчивы.

Она отвечает мне, задыхаясь, когда наши губы двигаются вместе. В этом поцелуе нет ничего приятного и чувственного. Он злой, грязный, дикий. Наши зубы ударяются, рты мокрые, отчаянные. Мы словно боремся друг с другом.

Моя рука скользит к ее груди, я грубо сжимаю ее. Она тихо вскрикивает, когда я наклоняюсь, беря ее сосок в рот и сжимая зубами.

Я в огне. А ее стоны лишь подливают масла в огонь.

Оставляю быстрые небольшие укусы на ее груди, двигаясь вверх к ключице, где оставляю метки и на ней, прежде чем перейти к шее.

Она снова ахает от боли, пока я посасываю ее шею и кусаю, прокладывая дорожку к ее уху, клеймя ее кожу, но вскоре ее стоны наполняются теплом и желанием.

Толкаю ее обратно на кровать, упираясь коленом между ее ног. Она кричит, потому что я задел поврежденную ногу. Знаю, я слишком груб, но я зашел слишком далеко, чтоб переживать об этом. Потребность, пылающая нужда обжигает меня, угрожая сжечь нас обоих.

Я хочу наблюдать за тем, как мы сгорим вместе.

Я взбираюсь на нее, прижимая ее руки, мой твердый член пульсирует. Я толкаюсь в нее - горячую, открытую - одним выпадом. Ее имя срывается с моих губ, когда я дрожу от толчка, теряясь в ощущениях, а затем хватаю ее за бедра, пальцами сжимая их так сильно, что оставляю синяки, и начинаю насаживать ее на себя, одновременно дико толкаясь.

Я никогда не чувствовал ее так, как сейчас, такую реальную, узкую и влажную, ощущение почти заставляет меня слететь с катушек. Из-за него я хочу большего, больше этих ощущений, которые пульсируют через мой член, к моим шарам и позвоночнику. Я голоден, и каждый толчок затягивает меня все глубже и глубже, пока у меня не остается сил на то, чтобы остановиться.

Черт.

Бл*дь.

Охренеть.

Я ускоряюсь, подпитываемый похотью, желание такое дикое, что я даже не контролирую ситуацию. Это инстинкт, и он несется по моим венам как горячий, жидкий восторг.

Я трахаю ее так грубо, что пот льется с моего лба и стекает на нее, заставляя ее грудь блестеть. Кровать двигается в таком же устойчивом, безумном темпе, пока картины на стене не падают, едва не задевая нас, когда отскакивают на пол и разбиваются.

Теперь это словно долбанная война, та, которую я могу выиграть. Она пытается поднять бедра, придвинуться ко мне, но я беспощаден, пока продолжаю грубо врываться в нее. Я трахаю ее со всей силой и силой всех моих демонов.

Простыни скользят с кровати, а я сжимаю рукой ее запястья и держу их над ее головой, прижимая ее к кровати, чтобы мы не упали, продолжаясь толкаться в нее, хрипло бормоча что-то на ухо. Мои руки дрожат, шея напряжена, но напряжение внутри меня не ослабевает.

Джессика выпускает стон, который подстёгивает меня, и я чувствую, что мои шары напрягаются. Я скоро кончу.

Задыхаясь, я продолжаю вколачиваться в нее, отклоняясь назад, чтобы посмотреть, как подпрыгивает ее грудь, ее глаза закрываются, влажный, красный рот открывается, когда она кричит, сильно кончая. Я трахаю ее, пока у меня не остается сил.

Моя кожа натянута и горит, напряжение скручивается по моему позвоночнику. Мне хватает здравого смысла и силы воли, чтобы схватить член и в последнюю минуту вытащить его. Рукой провожу по нему вверх-вниз, мой ствол горячий и скользкий от влаги внутри нее. Хлюпающий звук, появляющийся от моих движений, откровенный, почти пошлый.

Я кончаю, открывая рот и не произнося ни звука, мышцы ног дрожат, пока я быстро изливаюсь. Сперма попадает на ее живот, грудь, шею. Я пытаюсь насладиться видом того, как она вся мокрая от меня, но едва ли могу дышать, едва могу двигаться и почти не могу думать.

Я без сил.

Пересыщен.

Чертовски выдохся.

И на этот раз, ощущаю покой.

Она стонет, ее голос ленивый после оргазма. Я быстро встаю с кровати, осторожно обходя разбитое стекло на полу от упавших картин, и беру полотенце из ванной.

Аккуратно вытираю сперму с ее груди, мое дыхание медленно успокаивается, пот на теле охлаждается. Комната пахнет сексом, и я делаю глубокий вдох.

— Ты в порядке? — шепчу ей.

Она смотрит на меня с нежностью, удовлетворением и беспокойством в глазах.

— А ты в порядке?

Кажется, грубый трах не может стереть то, что она наблюдала раньше.

Киваю.

— Угу, — хрипло отвечаю я. Прочищаю горло. — Я в порядке.

Я люблю тебя. Лишь при этой мысли мое сердце ощущается невесомым.

Я люблю тебя, и это не нормально.

— Хорошо, — говорит она и оглядывается. — Дерьмо. Похоже, мы разгромили номер.

— Мы заплатим за это, — говорю я, целуя ее в лоб, пробуя ее сладкий пот. — Все будет хорошо.

Но когда я забираюсь в кровать, оборачивая руку вокруг неё, мои демоны все еще со мной.

Это сработает?

Теперь мне вообще трудно понять, как из этого может что-то получиться.

Глава 15

Джессика

Кейр скрывает от меня что-то важное.

Я знала это с самого начала. И решила, что могу жить в неведении, что он может и дальше хранить свои секреты. Кто я такая, чтобы утверждать обратное? Я так долго хранила в секрете правду о своем ребенке, что это был практически секрет для самой меня.

Но после вчерашней ночи... я больше не хочу жить в темноте. Дело не в ночных кошмарах, которые преследуют его, или что он кричит на кого-то воображаемого и бьет стены. Я не боюсь за себя, потому что, если его злость влечет за собой горячий, животный секс, я не собираюсь жаловаться.

Я боюсь, что он не доверяет мне достаточно, чтобы впустить в свою душу. Что, если я не смогу войти, не смогу стать частью его сердца.

Мне нужно его сердце. Его прекрасное, гигантское сердце. Я хочу его для себя, желаю удержать его, поклоняться ему и любить его со всей имеющейся у меня силой. Кейр - большая загадка, такой сложный человек, и я уважаю это и все, что он пережил. Но он должен позволить мне быть частью этой боли. У меня есть собственная боль, которую я должна нести, и было бы неплохо отдать часть своей ноши и взять на себя часть чужой. Что угодно, чтобы освободить ту боль, которую он держит глубоко внутри.

Мы снова устали, но, по крайней мере, разговариваем. И находимся не там, где были вчера. Каким бы ни был тот грубый и спонтанный секс, случившийся после ночного кошмара, он сблизил нас. Однажды Кейр упомянул, что внутри каждого человека идет война. Кейр трахает меня, не для того, чтобы избежать войны в собственном сердце. Он приносит войну мне, так что мы можем сражаться вместе. Губы, язык, руки, зубы - вчера ночью мы боролись за свободу с каждым толчком, каждым поцелуем, каждым стоном. Это битва без проигрыша и бесконечных побед.

Вчера вечером я призналась ему кое в чем важном, но он все еще не доверился мне. Может быть потому, что я все еще сама утаиваю кое-что. Возможно, мне самой нужно наконец открыться до конца.

Сегодня мы направляемся на остров Скай, но Кейр решил отправиться туда еще более живописным маршрутом, как будто это возможно. Если честно, мне все равно. Я сделала достаточно фотографий из этой поездки, пока мы едем по северному побережью, меня одолевают различные чувства, но мой взгляд притягивают не виды за пределами автомобиля, а человек внутри него.

Он такой красивый. Я внимательно изучаю его: бледные шрамы на скулах, глубокие царапины на костяшках, более глубокий шрам на мощном предплечье, когда он ведет машину с закатанными рукавами. Чем дольше смотрю на него, тем замечаю в нем больше нового. Может, я делаю это, потому что пытаюсь обнаружить, что скрыто внутри, как будто ищу какие-то подсказки. Шрам на его ребрах определенно один, но он был там с самого начала.

Я также задаюсь вопросом, не запоминаю ли я каждую мельчайшую подробность о нем из-за страха, что в какой-то момент мы расстанемся, и мои воспоминания будут всем, что у меня останется?

У меня внутри все холодеет от этой мысли, я словно падаю в холодную пропасть. Какой бы захватывающей и освежающей - и да, на поворотах страшной - не была эта поездка, я игнорировала маленький голос внутри, который говорит мне, что что-то не так. Он не замолкает, наполняя меня сомнениями и основанием для страха. Я не очень боюсь, но все же, страх есть.

И я игнорирую его, потому что не хочу смотреть в лицо какой-то суровой правде. Хочу верить, что со временем Кейр станет моим, больше, чем просто телом, еще и сердцем и душой. Что он доверит мне всю свою темноту. Я очень хочу осветить ее и все равно любить его.

Любить.

Вот в чем сложность. Настоящая проблема. Настоящая причина, по которой я игнорировала свою интуицию

Я влюблена в него. На сто процентов.

Я не могу сказать, произошло ли это прошлой ночью. Может быть, у руин. Может быть, после того, как он рискнул жизнью, прыгнув в море и спася меня.

Возможно, это случилось в первую минуту, когда мы встретились, когда он посмотрел на меня и ему понравилось то, что он увидел. Он видел всю меня и игнорировал то, кем я не являлась.

Неважно, когда, но это произошло. Это чувство запутанное, безумное и мучительно радостное. Оно такое новое для меня, что затмевает все остальное. Я люблю его так, как никогда никого не позволяла себе любить.

И с этой мыслью приходит ужас. Потому что мое сердце бьется ради него, и если что-то случится... Я не уверена, что у меня вообще останется сердце.

«Вот почему тебе не стоит спрашивать о правде, — напоминаю я себе. — Будь, что будет. Правда может испортить все, что у тебя есть».

Это правда. Но я не уверена, как долго мы можем продолжать жить вот так, пока я не знаю всей правды. И не имеет значения, что Кейр делал в прошлом, это его прошлое, его точка отсчета. Оно не связано со мной и не может повлиять на нас.

— Ты пропускаешь пейзаж, — замечает Кейр, полуулыбка изгибает его красивые губы. Трудно вспомнить, насколько груб он был ночью, что эти мягкие, полные губы могут оставлять так много укусов и синяков по всему телу. Теперь, в сочетании с синяками от падения с лестницы замка, и я выгляжу так, будто меня несколько раз избили.

— Я лучше посмотрю на тебя, — говорю ему. — Я заставляю тебя чувствовать себя неудобно?

Он усмехается.

— До тех пор, пока ты разглядываешь меня и думаешь, насколько я чертовски сексуален, у меня нет проблем с этим.

Тем не менее я снова смотрю на дорогу. Полуостров, на который мы отправились, отличается от всего, что я видела в этой поездке. Мы начали с проселочной дороги, ведущей на запад, которая привела нас к горе Квинаг - громадине с крутыми, скалистыми боками, ее вершина всегда скрыта под облаками. Из-за этого гора вызывает какое-то первобытное чувство, словно она осталась нетронута со времен зарождения нашей планеты. Под ней текут бурные реки, сливаясь с широкими ручьями, покрытые вереском болота и торф простираются на мили вокруг. Как и все остальное путешествие по Норт-Кост 500, дорога однополосная, хотя мимо нас и не проехал ни один автомобиль.

Место, правда, не похоже на те, что я видела до этого, хоть пейзаж и меняется каждую минуту. С одной стороны, я полагаю, мы на болотах, настолько мрачных, что они напоминают арктическую тундру, настолько высоких, что облака практически целуют дорогу. Затем мы направляемся по извилистой дороге к морю, где стоят маленькие каменные дома, а вода настолько прозрачная и бирюзовая, что похожа на воду в тропиках.

Мне не стыдно признаться, что я миллион раз заставляю Кейра остановиться, и каждый раз он терпеливо соглашается. Я знаю, что он хочет, чтобы мы добрались до Скай до наступления темноты, чтобы посмотреть там некоторые достопримечательности, но не говорит ни слова. Я фотографирую все, от овец, чешущих бока об автобусную остановку, до пляжа с белым песком в Клэшнесси, до красивого маленького ярко-голубого кафе, которое когда-либо было здесь (буквально размером со шкаф и единственное место на много миль вокруг, где можно перекусить) в оживленном кемпинге в Клэтхолл-Бич.

Во всяком случае, он смотрит на меня с гордостью, радуюсь моему веселью и осмеливаюсь сказать, что это может быть что-то еще. Что-то, за что я готова умереть.

После того, как мы покупаем несколько свежих пирогов в городе Лочайнвер, мы наконец-то делаем перерыв. Мы останавливаемся у руин замка Адврек, в другом месте, от которого захватывает дух. Здесь узкая часть озера Лох-Ассинт бежит рядом с дорогой, серые облака отражаются в воде, а несколько одиноких сосен стоят на крошечных островах, единственные деревья на километры.

В конце озера находится замок, или что осталось от него. Согласно моему приложению Lonely Planet, это была внушительная структура, хотя теперь все, что осталось - часть защищающей стены и одна из башен. Сам замок находится на полуострове - узкая часть песчаного пляжа с лентой травы посередине.

Пока мы пересекаем полуостров, я решаю сделать что-то дерзкое. Хоть Кейр и жонглирует нашими коробками навынос, я передаю ему свою трость.

— Что ты делаешь? — спрашивает он.

— Хочу посмотреть, могу ли я ходить без нее, — говорю ему, делая осторожный шаг. В последнее время я немного подталкивала себя, например, ходила по комнате без трости, ходила без нее в ванную и тому подобное. Шина уже неплохо стабилизирует мою ногу, но я хочу продвинуться еще дальше. Я хочу быть в состоянии ходить без нее.

— Разве мы не должны делать это на плоской поверхности? — спрашивает он, указывая на комочки травы передо мной.

Храбро улыбаюсь ему.

— Если я научусь делать это здесь, то плоская земля - проще простого. Кроме того, если я упаду, будет не так больно.

Он хмурится. Я могу сказать, что он не согласен с этим, но это не имеет значения. Я сделаю это.

И я действительно сделаю.

Я принимаю тот факт, что могу упасть, могу смутить себя перед группой туристов, фотографирующих руины замка, могу навредить себе.

Но это не имеет значения. Я поднимусь.

Я спотыкаюсь на полпути, моя нога попадает на мягкий участок земли, и я лечу вперед, на этот раз сумев повернуться на другую сторону, чтобы не добавить синяков туда, где они уже есть.

Травя мягкая и прохладная, я приземляюсь с «уф».

Кейр подходит ко мне.

— Ты в порядке?

Смотрю на него и улыбаюсь.

— Да.

Он протягивает руку, но я качаю головой.

— Я должна сделать это сама.

Встаю на здоровую ногу и напрягаю пресс, чтобы удержать равновесие. Я ставлю больную ногу на землю, смело опираясь на нее. Больно, но терпимо. Я не хочу проверять ее дальше и вредить, но это хороший знак. Со временем не будет никакой боли.

Облегчение накатывает на меня. Я поворачиваюсь и хватаю свою трость одной рукой и держусь за руку Кейра другой.

— Нет проблем.

Он смеётся.

— Рад слышать. Хочешь вернуться?

— И пропустить этот замок? Сомневаюсь, что здесь есть какие-то лестницы, на которых я могу упасть, а даже если бы и были, мне все равно. Пусть все видят. Я поднимусь.

— Вот это моя девочка — говорит он, притягивая меня и целуя, нежно прижимаясь губами к моим. Так просто, но в этом поцелуе я чувствую гордость. — В конце концов, Ариэль получила ноги.

— Она сделала это. — Я сжимаю его руку, и мы продолжаем идти через полуостров к замку.

Я не могу подняться на развалины и посмотреть сквозь окна - тропинка вымощена булыжниками - но Кейр может, и я делаю несколько фотографий его, когда его силуэт проходит через остатки сооружения. С зелеными холмами позади и разрушающейся башней он выглядит так, словно мог бы быть персонажем «Игры престолов», готовый сражаться, готовый трахаться.

И он мой.

Мой.

Я улыбаюсь прохладному, свежему ветру и чувствую облегчение, зная, что он никуда не денется.

Но потом правда ударяет меня, словно холодный кулак.

Он все ещё не мой.

Не с его прошлым между нами.

Я жду, пока он не отступит назад, и мы находим мягкую насыпь, где садимся и начинаем есть наши пироги. Озеро плещется о берег лишь в нескольких шагах.

— Хочу кое-что спросить, — говорю я, откладывая половину пирога в жирной коробке, сохраняя ее на потом. — И я хочу, чтобы ты, несмотря ни на что, был на сто процентов честен со мной. Даже если это причинит боль.

Он перестаёт жевать. Проглатывает пирог.

— Ладно.

Я не видела, чтоб Кейр боялся чего-то, но, думаю, вижу это сейчас. Вена пульсирует на его шее, морщины формируются в уголках его глаз.

— Что с тобой произошло? — прямо спрашиваю я.

Вопрос обрушивается на нас, как холодный, сильный дождь.

Он смотрит на меня, и я вижу борьбу внутри него. Я не хочу принуждать его, не хочу быть назойливой, но...

— Я знаю, ты сказал, что расскажешь мне в свое время, — говорю быстро. — И я это понимаю. Просто хочу знать, потому что желаю, чтобы ты чувствовал, что можешь мне доверять. Я хочу быть тем, кто знает все о тебе, даже постыдные или пугающие вещи.

Он нервно сглатывает, переводя взгляд на озеро. В нем нет тепла, лишь холод.

— Ты служил в армии?

Озадаченно смотрит на меня.

— Что?

Я беспомощно пожимаю плечами, явно хватаясь за соломинку.

— Я не знаю. Твоё состояние похоже на ПТСР, например, ты страдаешь от воспоминаний или чего-то еще. Так оно и есть? Это флэшбэки из прошлого?

Он смотрит на меня напряженные минуты. Я не могу ничего прочитать по его глазам.

— Нет, — наконец говорит он.

— Тогда что это? Ты... ты причинил кому-то вред?

У него перехватываете дыхание. И у меня такое чувство, словно я получила его. Кусочек пазла, но только кусочек.

Только теперь мне интересно, какого черта он сделал. Это была самооборона? Это был его отец? Все произошло, когда он был ребенком?

— Ты можешь рассказать мне. — Я продолжаю внимательно наблюдать за ним, словно я - детектор человеческой лжи. — Я не буду судить. Просто хочу знать, откуда ты пришёл. Я хочу помочь тебе, как ты помог мне.

— Как я помог тебе? — хрипло спрашивает он.

Я вздрагиваю

— В самом деле? Ты не знаешь? Кейр... без тебя... я была бы лишь тенью. Ты заставляешь меня чувствовать себя цельной. Ты давишь на меня и обижаешь меня, ты заставляешь меня подняться, и все это делает меня сильнее. Ты делаешь меня сильнее, чем я думаю. Ты веришь в меня тогда, когда я сама не верю в себя, и это значит все.

Я громко выдыхаю, чувствую себя плохо из-за того, что подняла эту тему. Следовало просто оставить все как есть, доверять его срокам. Это его прошлое, его травма, он знает, что лучше.

Но все же давлю на него.

— Что бы ты не сделал, ты должен простить себя. Должен позволить прошлому уйти. Если ты этого не сделаешь, эти ужасы, эти эпизоды, они будут держать тебя в темноте. Они заставят тебя утонуть. Поверь мне, я знаю.

— Как насчет тебя? — спрашивает он. — Почему ты что-то скрываешь от меня?

Мне бы надо разозлиться, что он ушёл от ответа, вот так сменив тему. Но он прав.

— Ты хочешь правду? — спрашиваю я, повернувшись лицом к нему. — Хорошо. Я не говорила тебе об этом раньше, потому что это не моя правда. Это касается Кристины. — Делаю глубокий вдох, пытаясь оставаться спокойной, но мои руки начинают дрожать. Я убираю их, сжимая под ногами. — Мой отец подвергал ее сексуальному насилию. С тех пор, как она была маленькой, и до тех пор, пока не исчез. Он делал это с ней почти каждую неделю, если не каждую ночь, — я замолкаю. — Он не трогал меня. Он даже не обнимал меня. Не знаю почему. Он даже не смотрел в мою сторону, только угрожал, если я расскажу кому-то. Тогда... в то время, я не знала...

Я затихаю. Мои воспоминания настолько постыдны. Позор, который окутывает вас, как черный плащ, который вы должны носить до конца своей жизни.

Кейр внимательно наблюдает за мной. Я продолжаю, делая глубокий вдох.

— Когда я была ребенком, я ревновала. Я действительно завидовала, что он делал это с ней. Насколько я, должно быть, была больна? Насколько охрененно испорчена?

— Нет, — говорит Кейр, прочищая горло, — нет, ты не была больна. Ты была молода. В молодости мы думаем и делаем то, что никогда не сделали бы сейчас.

— Мне было двенадцать, — возражаю я. — Я была достаточно взрослой, чтобы понять, что происходит. И я все спрашивала себя, почему она? Почему он обратил внимание на неё и игнорирует меня? — Я не могу думать из-за уродства. Не могу стряхнуть его.

— Эй, — нежно говорит Кейр, беря меня за руку. — Не иди по это дорожке. Той, что внутри. — Он наклоняется и касается моей груди в той области, где расположено сердце. — Я вижу это, прямо сейчас. Не ненавидь себя. Не вини себя.

— Как я могу не делать этого? — вскрикиваю я, и слеза стекает по моей щеке. — Когда я наконец поняла, насколько безумной и испорченной была, я все равно ничего не сделала. Я хотела ей помочь. Хотела спасти ее от этого больного ублюдка, урода, с которым нам пришлось жить, но не смогла. Я этого не сделала. Он сказал мне, что, если я донесу на него, он убьет меня. Он сказал то же самое маме. Мы вдвоем жили в страхе и ничего не делали. НИЧЕГО!

Рыдание вырывается у меня из груди.

— Ты не можешь винить себя, — шепчет он, но его голос слабый.

— Нет? Почему нет? Я могла бы пойти в службу опеки, в полицию. Они могли бы защитить всех нас, арестовать его. Но я была слишком напугана. Была трусихой. Я была ее старшей сестрой, на которую она равнялась. Она все время рассказывала мне, как она любит меня и восхищается мной. Я должна была защитить ее, но я облажалась.

— Твоя мать обязана была защитить ее, — указывает он.

— Ну, она тоже облажалась. Она сделала единственную хорошую вещь, когда отец наконец ушел. Мы не знаем, куда он пошел. Мы все еще не в курсе, но это не имело значения. У нее было достаточно сил и вины, чтобы увезти Кристину далеко, где он не мог бы их достать. Они приехали сюда. К тому времени я уже пошла своим путем. Я ушла... Да, я могла бы остаться в городе, могла бы наблюдать за ней издалека. Но я, черт возьми, ушла, сбежала.

— В мире полно страшных людей, которые делают ужасные вещи, — говорит Кейр. — Всегда хуже, если это происходит с твоим родственником. Но ты не можешь винить себя за то, что не в силах контролировать, и не можешь винить себя за свои поступки в детстве. Ты была зла, смущена, парализована страхом, и у тебя были основания для этого.

— Не важно, в конце концов, я получила то, что заслужила.

Он непонимающе смотрит на меня.

— Подожди, ты имеешь в виду свою ногу? Ты думаешь, что заслужила этот выстрел? — Я ничего не говорю. Он качает головой, глядя в сторону. — Херня какая-то, Джессика. Ты не сделала ничего, чтобы заслужить такое. Ты меня слышишь? Ни одной гребаной вещи. Это не твоя карма. Просто неудачное время. Жизнь - дерьмо. Но ты не сделала ничего, что бы привело к этому. Понимаешь?

Я киваю, хотя его слова и не доходят до меня. Я слышала речи о вине. Когда дело доходит до этого, не значит, что мир наказывает меня. Я считаю, что заслуживаю наказания.

Я знаю, что больше не хочу об этом говорить. Не хочу давить на него, заставлять рассказать мне его правду. Мне и так уже тяжело и я просто заставляю его чувствовать себя так же дерьмово, как я чувствую себя сейчас.

— Нам надо идти, — говорю ему. — Если мы все еще хотим добраться до Скай до темноты.

Он тут же нахмуривается, затем кивает.

Мы возвращаемся к машине. И все это время я использую свою трость.

Глава 16

Джессика

Из-за всех отклонений от маршрута, нам не удается добраться до острова Скай до темноты. После того, как мы покинули руины и оставили мою правду там, мы должны были продолжить движение по главной дороге, но Кейр хотел исследовать другой прибрежный маршрут через полуостров Аплкросс - горы на другой стороне острова Скай, и думал, что мы все еще сможем успеть до наступления темноты.

Маршрут занял большую часть дня: медленная, порой опасная дорога по краю скал, везде однополосное движение, из-за чего было несколько страшных моментов, когда дом на колесах наклонился.

К счастью, «Ягуар» хорошо справился (во всяком случае, с этой частью), и мы довольно быстро выучили правило: оставайся ближе к машине впереди. Не слишком близко, чтобы оказаться на хвосте, потому что последнее, что нам нужно, задеть их, и не слишком далеко, когда они обгоняют автомобили, идущие в другую сторону, так мы не остаемся сзади. Просто держись машины перед собой и делай то, что они делают. Они действуют как плуг. Принимают все давление от этих дорог. Вскоре мы с Кейром стали смеяться над нашей новой игрой «салочки, баран!», и, черт, было хорошо посмеяться после всего того, что произошло раньше.

Дорога вела нас мимо впечатляющих бухточек, и, направившись дальше по южной стороне, через какое-то время перед нами развернулся остров Скай: вода в заливе молочно-голубая, как оболочка яйца малиновки. Погода на Скай казалась не очень приятной: темные облака парили над скалистыми вершинами. По крайней мере, контраст был драматичным и эй, мы приехали в Шотландию не ради погоды.

После этого мы повернули вглубь страны, переехав через Беалах-на-Ба (самый высокий горный перевал в Британии, и название этого места звучит очень сексуально, когда его произносит Кейр), окутанный облаками. Конечно, именно тогда «Ягуар» начал перегреваться: двигателю трудно справляться с постоянными серпантинами и подъемом на две тысячи футов.

Нам удалось совладать с дорогой, а иногда другие машины пролетала мимо нас. Я увидела, как Кейр работает, поднимая капот и неся ящик с инструментами из багажника. К счастью, все, что понадобилось, лишь больше воды для радиатора и немного охлаждающей жидкости. По-видимому, произошла утечка, но он сказал, что этого хватит, чтобы без проблем вернуться в Эдинбург.

Место для привала было странным и не очень удачным, потому что в моем сердце поселилось беспокойство. Здесь наверху везде были скалы и мох с пятнами снега. Холодный, пронизывающий ветер свистел по вершинам, толкая облака и туман.

У меня было такое чувство, будто меня предупреждали о чём-то.

Наконец мы вернулись в машину и, после сумасшедшего крутого спуска, ведущего вниз между двумя горами, направились на Скай. К сожалению, когда мы подъехали к отелю, было темно, поэтому, чтобы увидеть любые потрясающие картины, нам придётся ждать до утра.

Отель «Флодигарри» оказался довольно ошеломляющим. В то время как замок был роскошным, а отель в Скори семейным, это место шикарное и изысканно романтично. Бутик-отель смотрит на море, и хотя мы не можем видеть воду, мы слышим, как внизу волны ударяются о берег, и ощущаем запах морской воды.

Когда мы регистрируемся, нам предлагают ассортимент хереса или виски, а затем показывают нашу комнату в коттедже Флора МакДонадьд, где в 1700-х годах жила печально известная Флора. Я мало знаю о ней, лишь то, что в те дни она была дерзкой молодой леди, которая провозила контрабанду и прятала Бонни Принца Чарли, лидера якобитов, во время восстания.

— Она очень похожа на тебя, — говорит Кейр, когда мы заканчиваем ужин в элегантной столовой и направляемся по галечной дороге обратно в коттедж.

— Я больше никого не провожу тайком, — отвечаю ему, оборачивая его руку вокруг своей талии.

«Только если ты не сделал что-то, о чем мне следует знать», — мысленно добавляю.

Отталкиваю эти мысли прочь.

Мы идем в коттедж, от вина, которое мы пили за ужином, моя одежда с лёгкостью слетает. Я практически нападаю на него, ну насколько могу, учитывая, что он крупный мужчинам, а я, по сравнению с ним, крошка. Мы падаем назад на кровать, и я оказываюсь на нем.

— Сдаётся мне, несправедливо, что я голая, а ты нет, — говорю ему.

— А я думаю, это совершенно справедливо, — отвечает Кейр со всей серьезностью. Он поднимается и проводит большими пальцами по моим скулам, удерживая меня над собой. Открывает рот, словно хочет что-то сказать, затем закрывает его. На лице написана боль.

Я наблюдаю за ним, изучаю его и жду.

— Джессика, — шепчет он почти с благоговением. — Даже не знаю, с чего начать...

Вот оно? Он рассказывает мне?

Кейр нервно сглатывает, его адамово яблоко двигается вверх-вниз.

— Я... — делает глубокий вдох. — Ты значишь для меня больше, чем даже можешь представить. Больше, чем я вообще могу объяснить. Никогда не думал, что достоин такого человека, как ты, в моей жизни... я не смел мечтать. В моей жизни и будущем не было ничего подобного.

Мое сердце дико бьется, словно вот-вот вылетит из груди.

Кейр закрывает глаза и медленно выдыхает. Когда снова открывает их, застенчиво улыбается мне.

— Прости. Я не очень хорош в разговорах. Я просто пытаюсь сказать... что бы ни случилось, знай, то, что я чувствую - настоящее.

Внутри меня все холодеет.

— Что случилось? — повторяю я.

— Некоторым людям требуется время, чтобы набраться храбрости, — говорит он, удерживая мое лицо, в его глазах столько отчаяния, что я едва могу смотреть на него. — Я просто говорю, — быстро продолжает он. Длинная пауза. — Я люблю тебя, Рыжик.

Бам.

Его слова попадают прямо в сердце.

— Я влюблен в тебя, — говорит он, его голос наполнен искренностью, а в глазах смесь ужаса и покоя. — И не могу сказать тебе, что будет дальше, потому что со мной никогда не бывало такого. Я никогда никому не отдавал свое сердце. Не так, как тебе. Независимо от того, понимаешь ты или нет, все это время мое сердце было у тебя, с того самого момента, как мы впервые встретились.

Вот. Дерьмо.

Он что, и правда говорит, что любит меня?

Счастье, которое я чувствую, делает меня безумной. Словно шлюзы внутри меня открываются, и тёплая радость льётся сквозь меня, заполняя каждый пустой угол, возвращая мне то, что, я никогда не знала, было утрачено.

— Ты меня любишь? — повторяю я. Слова звучат нереально, и я улыбаюсь так широко, что щеки начинают болеть.

— Я должен был сказать раньше... не хотел тебя пугать. Но теперь понимаю, что больше не могу молчать. Не могу держать это в себе. Ты должна знать.

— Кейр, — медленно говорю я, но не могу найти слов. Я чувствую это. Да. Столько всего. Эту огромную любовь, которую не могу больше держать в себе. У меня кружится голова, я парю от осознания того, что люблю его, и это взаимно. Любовь большая и темная, одновременно и поглощает и придает сил.

Он прикладывает палец к моим губам.

— Не говори ничего. Пусть пройдёт несколько дней. Пусть идет, как идёт. Свыкнись с этой новостью. Поживи с ней. А сейчас позволь мне просто любить тебя. Ты позволишь мне любить тебя?

О боже, он разрушает меня изнутри. Я и так уже открыла свою душу, а он нашел ещё больше трещин и забирается глубже.

— Да, да, — шепчу я, нежно и сладко целуя его. — Люби меня, люби.

Кейр откидывается назад, волосы растрепались по лбу, глаза дьявольски сверкают. Он скользит грубыми руками по моим бокам, а затем сжимает талию. Его ладони настолько большие, что ему удаётся почти полностью охватить меня.

— Иди сюда, — бормочет он и подталкивает меня вверх.

Быстро оцениваю ситуацию. Я могу схватиться за спинку кровати, положить больную ногу на подушку, и пусть здоровая нога примет на себя весь мой вес.

— Ты просишь меня сесть на твоё лицо? — спрашиваю его.

— Все мы по-разному показываем любовь, — отвечает он с дерзкой ухмылкой.

Я поднимаюсь на его мускулистое тело, не торопясь, чтобы потереться киской о его пресс и грудь, пока руками исследую твёрдые плечи. Такая огромная сила и мощь подо мной, настоящий мужчина.

И весь мой.

Я хватаюсь за изголовье, поднимаюсь к его лицу и широко раздвигаю ноги, а он одной рукой удерживает мое бедро, чтобы уменьшить давление с одной стороны.

— Быстро или медленно? — бормочет он между моих ног, его горячее дыхание щекочет меня самым приятным из способов.

— Удиви меня.

— Как насчет медленно, — говорит он. Его язык скользит по мне, медленное дразнящее движение от попы до клитора.

Я практически таю. Если это один из способов, которым он показывает свою любовь, пусть продолжает.

Кейр любит меня.

Я все ещё с трудом могу поверить в это.

Он останавливается и дует на мой клитор.

— Еще или хочешь по-другому?

Крепче хватаюсь за изголовье.

— Меньше слов и больше дела.

Он громко смеётся, прежде чем языком скользнуть в меня. Я сжимаю его, желая большего, жадная и ненасытная. Опускаюсь ниже, и его язык продвигается глубже, но даже тогда этого недостаточно.

Он облизывает меня, сосредоточившись на тех местах, где я влажная и припухшая, проводя свободной рукой между моих ног и дразня меня пальцем.

— Тебе нравится? — спрашивает он сквозь стон. Кейр кружит языком вокруг моего клитора, один круг и ещё один, одновременно толкая в меня два толстых пальца.

Моя голова откидывается назад, спина выгибается, и я крепче хватаюсь за изголовье. Когда его пальцы играют со мной, а язык кружит по самым чувствительным местам, я чувствую себя богиней. Богиней на грани оргазма, но, тем не менее, богиней. Этот гигантский мужчина, воин сердца и души, он подо мной и дает мне только удовольствие. Его лицо - мой трон, его член - мой скипетр. Прилив власти идет прямо к моей голове.

— Может, быстрее? — спрашивает он, и вибрации его губ сводят меня с ума.

Да. Быстрее, быстрее, сейчас.

Его пальцы проникают глубже, растягивая меня и лаская. Я могу слышать, насколько я влажная, и от одного этого возбуждаюсь ещё больше.

Кейр нежно дует на клитор, прежде чем всосать его обратно в рот, и я кричу. Сначала это тихий стон, затем он становится громче.

О.

Да.

Вот так.

— Черт, — ругаюсь я, сильно кончая, толкаясь ему в лицо. Изголовье бьется о стену, когда я дрожу.

Я практически падаю на Кейра. Мои руки дрожат от напряжения, пока я держусь за кровать.

Он обнимает меня за талию и поднимает с себя, пока я не оказываюсь наполовину лежащей на кровати, наполовину на нем. Я зарываюсь лицом ему в грудь, сердце бешено стучит. Он тоже тяжело дышит.

Кейр оборачивает руку вокруг моей талии, удерживая меня рядом, и целует меня в макушку.

Я смотрю на антикварный гардероб в углу, клетчатое одеяло, которое наполовину свисает с кровати, мои глаза дрейфуют надо всем этим, пока мой мир возвращается на место, как еще один кусочек головоломки.

Поднимаю голову, посмотреть на него.

— Твоя очередь, — говорю я.

Но Кейр лишь обнимает меня крепче.

— Побеспокоишься обо мне завтра. Ублажая тебя, я потратил дохрена энергии. Ты жадная, и я без сил.

— Говоришь как настоящий романтик, — дразню его.

— Кому нужна романтика, когда я могу трахнуть тебя языком, — со смешком говорит он. — Кроме того... я люблю тебя.

Лежа у него на груди, я улыбаюсь и слушаю биение его сердца.

***

На следующий день мы встаем рано, Кейр очень хочет показать мне остров Скай. Он еще не был на острове, но думаю, просмотрел мое приложение Lonely Planet, пока я не видела, и решил сыграть в гида.

Я не жалуюсь. После вчерашней ночи у меня хорошее настроение, да и погода радует. Мы завтракаем в ресторане и отправляемся в путь

Пейзаж здесь просто потрясающий. Словно все, что мы видели во время поездки по дороге, объединилось на одном острове. Единственный недостаток - место определенно более популярное и переполнено туристами, что является проблемой на дорогах с односторонним движением.

Мы начинаем путь, направляясь на запад, мимо высоких скал и плато гор Киринг, которые господствуют над отелем. Я бы с удовольствием поднялась по темным трещинам, чтобы увидеть красоту с плоскогорья наверху, но моя нога не позволит.

То же самое касается знаменитого холма Сторра, всего в нескольких милях внизу. Я могу сфотографировать только из машины, а очередь туристов (с этого расстояния похожих на муравьев) поднимается со стороны дороги, направляясь к вершинам, стоящим отдельно от крутых горных сторон.

— Когда ты окончательно поправишься, мы вернёмся сюда, — говорит Кейр, его рука лежит на моем колене, пока он ведёт машину. — Поднимемся на каждую чёртову вершину этого места.

Я верю ему.

Затем мы едем дальше к оживленному городку Портри, берем кофе, а после пересекаем северный перешеек острова, направляясь обратно на другую сторону дороги - необходимый круг, чтобы попасть обратно в отель. Таков план на первый день. Я предполагаю, что вторая половина дня включает в себя много секса.

Теперь Кейр ищет определенную дорогу, и я просматриваю карты Google, но продолжаю проигрывать, поскольку сигнал здесь плохой. Наконец, мы находим ее. Впереди над городом Уиг, где массивные паромы стоят в своих доках, готовые отправиться на Внешние Гебридские острова. Еще одно место, которое мне бы хотелось увидеть, еще одно путешествие с Кейром.

Это ведь реально, правда?

То, что он чувствует ко мне, что я чувствую к нему. Хотя прошлой ночью я не сказала ни слова, отчасти потому, что он не хотел этого, я знаю, что все же скажу. Когда сегодня утром мы принимали вместе душ, я почти рассказала ему о своих чувствах. Но в место этого опустилась на колени и сделала ему минет.

Практически призналась ему во время завтрака, когда он случайно пролил на меня чай, у него было такое расстроенное, такое забавное выражение лица, что я чуть не умерла от смеха.

Я хочу сказать ему сейчас, когда он ведет машину по крутой узкой дороге вправо, направляясь к безымянному месту сказочной долины. То, как он хмурится, когда едет, его темные, идеально изогнутые брови сходятся вместе. Как его руки сжимают руль, большие и сильные, способные быть необычайно нежными и безумно грубыми одновременно. То, как его волосы закручиваются на затылке, мягкая, загорелая кожа, которую я люблю целовать, облизывать и пробовать на вкус.

То, как он заставляет меня чувствовать себя так, словно я заслуживаю его сердца.

Все это не может оставить меня равнодушной, и я люблю его до безумия.

«А это рискованно», — говорят голоса. Как и все в жизни.

Но я устала слушать их. Устала защищать себя. Я люблю его каждой частью души, цельными частями, сломанными частями и частями, которые все еще приходят в себя.

Я охотно бросаюсь в пропасть.

— Думаю, мы на месте, — говорит он, проезжая мимо кучи автомобилей, припаркованных рядом с однополосной дорогой. Хоть вид и красив, не думаю, что он достоин того, чтобы называться «сказочной долиной».

Мы продолжаем ехать. Больше вагонов, затем фермерский дом, затем автомобили и люди, которые возвращаются к своим машинам. Ну, если они идут назад, это означает, что они двигаются откуда-то.

— Вот оно, — говорю Кейру, после того, как мы проезжаем бассейн и странный холм, похожий на миниатюру горной травы высотой двадцать футов, растущую над ним

Здесь также стоят машины, несколько ив и за ними тропинки, ведущие к холмам.

Мы следуем по самому ровному пути, моя трость впивается в мягкую грязь и траву, и начинаем подниматься по пологому склону, пока не огибаем поворот. Вокруг нас лишь маленькие горы травы, местами высотой в семьдесят футов, все с тропинками, идущими по бокам. Из-за чего мне кажется, что я гигант.

Одна рядом с нами увенчана крутым базальтовым утесом и силуэтами людей, которые поднялись на вершину, а у ее основания - кромлех, создающий идеальную воронку. Кучи этих камней разбросаны по богатым растительностью долинам, и мне становится любопытно, расставляют ли их люди.

Здесь есть несколько человек, хотя, судя по количеству автомобилей, которые мы видели, я предполагаю, что надо идти дальше, существуют более скрытые места, которые надо исследовать, и толпа разошлась. За каждым маленьким коническим холмом может быть другой холм, или долина или водопад. На самом деле, Кейр замечает, что он слышит слабый водопад на расстоянии.

— Ты сказал, что в следующий раз мы поднимемся на каждую гору, — говорю я ему. — А сейчас, как насчет того, чтобы мы поднялись на эту? — Я указываю тростью на высокую вершину напротив нас, она около пятидесяти футов в высоту, и отсюда наклон кажется не очень крутым.

— Нет проблем, — отвечает Кейр. Он встает передо мной, а затем приседает и поворачивается ко мне.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я.

— Забирайся мне на спину, — говорит он. — Я твой чертов Шерпа.

Я шагаю вперед, держа трость, как стек, и он хватает меня за бедра, поднимая на себя. Я сажусь на его спину так, словно я на ломовой лошади, бедрами сжимая его бока, а рукой обнимая шею, пытаясь и удержаться и при этом не задушить его.

Я чувствую, как пульс бьется под моей рукой, пока держу его за шею, и по-девчачьи визжу, когда он начинает подниматься по склону. Как и прошлой ночью, чувство освобождающее, потому что я еду на этом диком мужчине.

Нам не требуется много времени, чтобы добраться до вершины - красивого плато, которое смотрит на другие холмы.

Кейр осторожно опускает меня вниз, хотя я могла бы всю жизнь кататься вот так у него на спине.

— Неплохое место, — говорит он, оглядываясь вокруг. — Похоже на миниатюрную версию Шира.

— Или просто Шир, — издеваюсь я, ударяя его по руке. — Потому что они и так были миниатюрами.

— Успокойся, маленькая фанатка «Властелина Колец», — говорит он, скрещивая руки на груди и широко расставив ноги, оглядывая землю так, словно владеет ей.

Я совершенно определённо принадлежу ему.

— Я не фанатка «Властелина Колец», — отвечаю ему. — Не то чтобы я стыдилась этого. Просто озвучиваю общеизвестные факты. Если кто тут и фанат, так это ты. Ты все еще читаешь «Песнь Льда и Огня». А мог бы просто посмотреть сериал.

Он пожимает плечами, ему плевать.

— Книга всегда лучше. И я мазохист, как Джордж. Мы похожи.

Я добродушно закатываю глаза, а затем достаю телефон. Делаю наше селфи с зелеными холмами на заднем плане, и Кейр угождает мне, даже если ненавидит камеру, а затем даю телефон ему.

— Похоже, погода ухудшается, — говорю ему, отмечая, что с запада надвигаются облака. — Не возражаешь пойти туда и сфотографировать меня? — Я указываю на следующий холм, который, кажется, ведет на большое плато. Холм высокий и скалистый.

— Ты хочешь, чтоб я сфотографировал тебя отсюда? Не хочется тебя расстраивать, но iPhone не способен выделить тебя. Будет виден лишь твой силуэт.

— Именно этого я и хочу, — сообщаю я, ударяя его по руке и пытаясь оттолкнуть, пока солнце не исчезло. — Поверь мне, снимок будет живописным, и, держу пари, будет выглядеть потрясающе. Только мы с тобой будем знать, что надо смотреть на меня.

Кажется, Кейр понимает мою идею. Он быстро целует меня в губы и бежит по холму.

— Никуда не уходи, — кричит он через плечо, а затем исчезает.

Делаю глубокий вдох, закрывая глаза. Воздух чистый и свежий, смесь запаха близлежащего моря и плодородной почвы. Райский аромат.

Должно быть, именно так пахнет умиротворённость и спокойствие.

Я поворачиваю голову к солнцу, прежде чем облака скроют его, и улыбаюсь ему, позволяя лучам омывать меня с ног до головы.

Счастлива.

Я чертовски счастлива.

— Извините, — говорит голос слева от меня, вырывая меня из блаженства.

Мои глаза открываются, и я поворачиваюсь к большому, неуклюжему мужчине, направляющемуся ко мне и обходящему гребень холма. Он идет целенаправленно. И то, как одна из его брючин цепляется к внутренней части колена, заставляет меня думать, что у него на ноге может быть протез.

Сначала я думаю, что он попросит меня сфотографировать его. Он, кажется, один здесь. Но теперь я задаюсь вопросом, может он видит мою ногу и трость и идёт сюда из сочувствия.

— Привет, — говорю ему, осторожно улыбаясь. Краем глаза я вижу Кейра в сотне футов, он начинает подниматься на другую насыпь

— Э, — говорит мужчина, останавливаясь рядом со мной, затем смотрит на Кейра. Парень молодой, может быть около тридцати, лицо красное, светлые волосы подстрижены под «ежик». На нем штаны цвета хаки и кожаная куртка. Армейские жетоны, лежащие поверх футболки, и комбинация всего этого плюс его манеры просто кричит, что он военный.

Он тоже нервничает, нервно играя пальцами.

— Можно вас кое о чем спросить?

— Конечно, — осторожно говорю я, удивляясь, почему этот парень так волнуется, почему не перестаёт смотреть на Кейра.

Он указывает в сторону Кейра. Тот почти на вершине холма.

— Это Кейр МакГрегор?

Я вздрагиваю от этих слов.

— Что? Откуда вы знаете Кейра?

Наконец парень смотрит на меня, темно-карие глаза полны любопытства.

— Извините, я должен был представиться, — он протягивает руку. — Меня зовут Оливер Блэквуд. Друзья зовут меня Брик.

Глава 17

Кейр

Холм круче, чем я ожидал, мои ботинки практически скользят по овечьему дерьму, пока я забираюсь наверх. Водопад, который я слышал вдалеке, становится все громче, хотя, когда я наконец добираюсь до вершины, он больше, чем поток, падающий вниз между щелью в зелени. На насыпи растет одинокая яблоня, листья становятся желтыми и золотыми.

Я оборачиваюсь, и у меня захватывает дух. Вид отсюда ошеломляющий, и учитывая солнце, светящееся в моих глазах и заставляющее все сиять, трудно осознать все, что видишь. Все настолько ярко-зеленое, практически неоновое, тени между различными холмами и насыпями, солнце, светящее сквозь облака, все выглядит так, словно кто-то открывает окно в темной комнате. За круглыми холмами сказочной долины водопады льются прямо из гор, их, покрытые травой склоны, в этом свете похожи на бархат.

В каком-то смысле мне чертовски жаль, что завтра нам надо возвращаться в Эдинбург. Из-за этой поездки, того, что мы находимся здесь и исследуем неизвестные места, я начинаю мечтать о жизни с Джессикой. Как легко, как красиво было бы жить где-нибудь в деревне. Возможно, на пороге глухого болота, может быть, на одном из многочисленных пляжей, которые мы проезжали. Возможно, спрятаться под тенью гор или посередине крошечной деревни, как те, что у них здесь, на острове Скай. Она могла бы преподавать йогу - она могла бы делать что угодно - а я бы открыл гараж. Такая жизнь была бы такой чертовски идеальной. Мое сердце практически ликует, когда я лишь думаю об этом.

Осматриваю горизонт, а затем смотрю на холм, откуда пришел, чтобы понять, как лучше сделать снимок. Но тут понимаю, что смотрю на силуэт Джессики, и что она разговаривает с кем-то.

Волна ревности накатывает на меня. Я могу сказать, что это мужчина, и он крупный. А его жесты смутно знакомыми.

Я не хочу, чтобы он попал в кадр.

«Подвинься, Рыжик», — мысленно говорю ей и начинаю махать рукой, надеясь, что она увидит меня и поймет, что я готов. Может быть, подвинется к краю холма, чтобы я мог запечатлеть ее. Эта фотография была ее идеей, я просто делал все, чтобы сделать ее счастливой.

Но если она и видит меня, то не реагирует. Хотел бы я видеть выражение ее лица, но все, что я вижу отсюда - лишь ее силуэт.

Теперь она указывает рукой на меня. Затем на мужчину. Он смотрит на нее, не двигаясь, словно слушает каждое ее слово.

Что-то в нем заставляет меня насторожиться.

Тревога звучит у меня в голове.

Почти такое же чувство было у меня в тот день, когда нас атаковали.

Я начинаю спускаться с холма, пытаясь не вляпаться в дерьмо, пока иду, внезапно наполненный этой неотложной срочностью, чтобы вовремя добраться до нее. У меня такое чувство, что бомба вот-вот взорвется, как будто на нас вот-вот нападут и что-то ужасное разлучит нас.

Нет, нет, не может быть.

Я дохожу до равнины и начинаю бежать по траве, перепрыгивая через камни.

Приближаясь, я теряю Джессику из вида, холм закрывает ее от меня.

Я начинаю подниматься вверх по холму прямо там, игнорируя тропинку на другой стороне. Хватаюсь за траву, ногтями зарываясь в грязь, когда ботинки скользят, и продолжаю взбираться наверх, словно обезумевший.

Профиль Джессики появляется, когда я поднимаюсь. Все происходит в замедленном темпе.

Она поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, ее лицо бледнее, чем молоко, глаза мерцают от боли, когда встречаются с моими.

О нет.

Я даже не...

Я продолжаю карабкаться наверх и затем вижу другого человека.

Я смотрю на Брика Блэквуда.

Единственного из моих людей, кто остался в живых.

Замираю, грудь напряжена, но не от подъёма, а от ужасного осознания того, что мой мир, наконец, рухнул на меня.

У меня нет слов. Я не знаю, что сказать. Джессика шокировано смотрит на меня, а Брик неловко улыбается. Я не могу притворяться, что не знаю его. Я должен ему столько же, сколько должен Джессике.

— Сэр, — говорит Брик, автоматически выпрямляясь, когда я подхожу и, бл*дь, хотел бы я, чтоб он этого не делал. — Простите, что пришел сюда вот так, я не был уверен, вы это или нет. — Он пытается улыбнуться, и я пытаюсь улыбнуться в ответ.

Недоверчиво смотрю на него.

— Брик, — отвечаю я, смотрю на Джессику, затем обратно. — Что ты здесь делаешь?

— У нас с женой небольшое путешествие, — говорит он.

— Ты женился? Здорово, — говорю ему, но мой голос дрожит. Слишком много вопросов сидит у меня в голове, и я даже не знаю, с чего начать. Почему он здесь? Как такое могло произойти?

Что он ей рассказал?

Брик кивает.

— Да. Все произошло немного стремительно, я едва знал ее, но это случилось. Эй, я слышал, ты не подписал новый контракт. Покидаешь армию?

Я не могу посмотреть на Джессику.

— Уже. Для меня пришло время двинуться дальше, сделать что-то ещё.

Брик хмурится на это, неизменная складка между его глаз становится глубже. Брик был злым, тем, кто смотрел романтические комедии тогда, когда никто другой не смотрел, кто всегда шутил, рассказывая шутки через минуту после того, как кричал. Он был последним выжившим членом моего подразделения и в процессе потерял ногу. Я не думал о нем так много, как должен, не так много, как о Льюисе и Джессике. Но он был еще одним человеком, которому я должен.

— Прости, что не поддерживал связь, — говорит он, хотя я в равной степени виноват в этом. — После того, как в новостях увидел, что натворил Смит, я должен был связаться с тобой. Я хотел. Наверное, я просто... занервничал. Я в курсе, что для тебя все это было довольно тяжело.

— Не так, как для тебя, — шепчу я, смотря на его ногу.

Он наклоняется и хлопает по своей икре.

— Ты про эту старую штуку? Это не твоя вина, МакГрегор. Ни это. Ни то, что случилось с Анселем и Роджером. Ни то, что случилось с Льюисом.

Джессика ахает, громкий звук, заставляющий нас обоих посмотреть на неё.

Она складывает все вместе.

Брик кивает на неё.

— Как вы сказали, вас зовут? Джессика? — Он смущённо смотрит на меня. — Это та девушка, которую подстрелил Льюис? Черт. А ведь я думал, что вы выглядите знакомой.

Я стою неподвижно, словно если не буду двигаться, смогу исчезнуть.

— Да, — говорит Джессика, ее голос ровный. — Именно та девушка. — Она непонимающе смотрит на меня. — Кейр, я не понимаю. Ты был в армии? Ты знал Льюиса Смита, человека, который стрелял в меня?

— Ой, твою мать, — говорит себе под нос Брик. Испуганно смотрит на меня. — Прости, — мямлит он, проходя мимо меня и уходя прочь.

Хотя я хочу уделить внимание Джессике, из-за бомбы, взорвавшейся и засасывающей нас, я крайне обязан Брику. Я протягиваю руку и кладу ее ему на плечо, сжимая его.

— Послушай, — тихо говорю ему, наклоняясь ближе. — Я бы хотел поговорить с тобой. Когда вернешься, свяжись со мной. Мне нужно многое тебе сказать. Даже необходимо.

Он кивает и смотрит через мое плечо на Джессику.

— Кажется, я не единственный, с кем тебе нужно поговорить. Удачи, сэр.

Брик Блэквуд исчезает за холмом.

Остаёмся лишь мы с Джессикой и смертельная правда.

И я знаю, понимаю, судя по слабому ужасу в ее глазах и тому, что она смотрит на меня так, словно я уже незнакомец, когда я спущусь с этого холма, я полностью потеряю ее.

Опять же, такой риск был всегда.

— Кейр, — говорит Джессика, стоя там, где стоит, ее голос безжизненный. — Пожалуйста, скажи, что это не правда. Я не... Я не понимаю, что здесь происходит.

Делаю глубокий вдох.

— Что он тебе сказал?

— Что? Зачем? — восклицает она, вытаскивая руку. — Чтобы ты смог попытаться соединить свою ложь с правдой, которую он сказал?

Честно говоря, да

— Я просто хочу знать, что он тебе сказал. — Мои кулаки сжимаются и разжимаются, ногти впиваются в ладонь в отчаянной попытке не потерять долбаный рассудок.

— Сказал, что был с тобой в армии. Что ты был его капралом, и он какое-то время не видел тебя. Что мир здесь, в Шотландии, мал и тесен. Вот что он сказал.

— И ты ответила...

Она с отвращением смотрит на меня.

— Что я сказала? Что это, черт возьми, связано со мной? Я сказала, что он, должно быть, ошибается, потому что Кейр никогда не был в армии. Он, скорее всего, принимает тебя за кого-то другого, должен быть другой Кейр МакГрегор. Но не мой Кейр. Почему? Потому что я только что, на днях, спрашивала его, был ли он в армии, и он сказал «нет». — Она с трудом сглатывает. — И ты так и сделал. Я спросила, и ты, твою мать, лгал мне в лицо!

Я делаю глубокий вдох. Сердце готово выпрыгнуть из груди.

— Мне пришлось.

— Пришлось?

— Я не хотел.

— Ты не хотел? — усмехается она. — Кейр. Ты хотел. Ты скрывал что-то от меня с того момента, как мы встретились, и теперь я знаю, почему. Ты хотел каждую частичку моего сердца и души, но не мог хотя бы немного открыть свое.

— Это неправда, — грубо кричу я, показывая ладони. — Я отдал тебе свое сердце, всего себя, это правда.

— Враньё! — кричит она. — Теперь все это ложь! Как я могу верить хоть одному твоему слову?!

Мне нечего ответить на эти слова. Я жалок и молчу.

— Почему ты солгал? — продолжает она. — Почему скрыл от меня, что ты знал человека, этого монстра, который стрелял в меня?

Я смотрю в сторону на облака, плывущие по горным вершинам внизу - бархатные зеленые долины. Здесь слишком красиво для такой сцены.

— Потому, — тихо говорю я, — что я создал этого монстра.

Тишина повисает в воздухе. Я слышу, как Джессика тяжело дышит, пытаясь справиться с этим.

— Что?

Зло провожу по волосам, понимая, что теперь правду не остановить. Я покажу ей, насколько она уродлива.

— Я причина, по которой тебя подстрелили.

Она ахает. Наконец я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на неё. Если бы не ее трость, она бы упала. Она бледная, как призрак.

— Как? — ее слова уносит ветер.

— Он был в моем подразделении. На нас напали. Я потерял двух человек. Брик выжил. Как и Льюис Смит. Я тоже. Но Льюис, он... он потерял рассудок. Позволил тьме поглотить его. Он... он сказал мне, что хочет убивать людей. И я не сделал ничего, чтобы остановить его. — Делаю вдох, воздух ранит мои легкие. — Я следил за тобой. Ощущал себя виноватым за то, что он сделал с тобой. Я хотел... просто хотел твоего прощения, вот и все. Ты была долгом, который мне пришлось заплатить.

Я закрываю лицо руками, потирая лоб.

— Я хотел сказать тебе правду, Джессика, — шепчу я. — Хотел. Когда я впервые встретил тебя, это была случайность, клянусь, но я искал тебя, и хотел сделать все правильно. Я не ожидал... Я не ожидал, что ложь продолжит жить, а потом было уже слишком поздно.

— Когда ты собирался сказать мне?

— Скоро. Очень скоро. — Я смотрю на нее. — Пожалуйста, поверь мне. Я почти сказал тебе вчера вечером, но поведал тебе еще кое-что, что скрывал от тебя. Что я люблю тебя. И это правда, я очень сильно тебя люблю. — Я подхожу к ней, протягивая руку.

— Не надо, — хнычет она, отворачивая голову. — Не трогай меня. Кейр, ты предал мое доверие. Все это время ты притворялся кем-то другим. Я когда-нибудь видела настоящего тебя?

Я хватаю ее за руки и слегка встряхиваю, отчаяние вырывается от меня.

— Вот он, настоящий я. Все это, все, что я говорил.

Джессика пристально смотрит на меня, слезы катятся вниз по щекам. И это разбивает мне сердце.

— Как мне теперь верить тебе? Как я узнаю, что реально? Кейр, ты сказал, что пришел за мной, потому что считал, будто что-то должен мне. Откуда я знаю, что вся эта поездка, все это время, пока мы узнавали друг друга, произошли не потому, что ты пытался облегчить свои угрызения совести? Откуда я знаю, что твои чувства ко мне настоящие, что ты любишь меня, а не чувствуешь себя обязанным?

— Джессика, пожалуйста, — скулю я, протягивая руки к ее лицу, ее прекрасному лицу, но она вздрагивает, отворачиваясь, словно я причиняю ей боль. — Пожалуйста, прости. Я знал, что это неправильно, и я не должен был лгать, но теперь ты знаешь правду. Ты не можете сказать мне, что, если бы я рассказал тебе раньше, ты бы не поступила так же?

Она прищуривается.

— Если бы ты сказал мне раньше, все равно был бы шанс, что мне будет больно. Но это риск, который ты должен был принять, риск сказать правду. Ты солгал, и я узнала все от другого человека. Я никогда за всю свою жизнь не чувствовала себя более преданной, особенно после вчерашнего, особенно после того, что я открыла тебе. Я дала тебе каждый дюйм своей души, Кейр. Тела и душа. Впустила тебя. А ты никогда не собирался делать то же самое. Ты предал мое доверие, сломал меня. А я уже была разбита.

Она вырывает руку из моей хватки и начинает уходить.

— Куда ты идешь? — спрашиваю я, паника поднимается внутри меня.

Я не могу потерять ее. И не потеряю.

— К машине, — говорит она.

Быстро иду за ней.

— Я понесу тебя.

Она резко оборачивается, в ее глазах ненависть.

— Не смей больше прикасаться ко мне. Не смей нести меня. Ты теперь для меня просто незнакомец. — Она идет вперед и поднимает трость, тыча меня прямо в грудь. — Я была с тобой настоящей. Уязвимой. Позволила тебе увидеть каждую уродливую часть меня, и я ничего не просила, лишь то же самое взамен. Просто немного гребаной честности. А ты не смог даже этого. Я совершенно не знаю тебя... никогда не знала. Так все и останется.

Я не могу дышать. Картинка становится размытой по краям. Похоже на паническую атаку, галлюцинацию, воспоминание, но все это реально. Это мой мир, разлетающийся на куски, мое сердце среди обломков.

— Я иду в машину, — говорит она, доходя до края холма. — И ты отвезешь меня в отель. А затем я сяду на ближайший самолет отсюда.

— Джессика, — кричу я, задыхаясь на ее имени. — Пожалуйста. Я отвезу нас домой в Эдинбург.

Она ничего не отвечает, и я смотрю, как ее рыжая голова исчезает за краем холма.

У меня перехватывает дыхание, пока я пытаюсь не слететь с катушек. Во время тренировок, во всех боях и сражениях, я никогда не был настолько потрясен. Никогда не чувствовал, что потерял абсолютно все, потому что, для начала, у меня никогда ничего и не было.

Но она была моей. Несколько недель она принадлежала мне.

Внезапно визг Джессики слышится в воздухе.

Я подбегаю к краю и вижу, как она скатывается последние несколько футов и падает на траву.

В несколько прыжков спускаюсь с холма и через несколько секунд оказываюсь рядом с ней. Несколько людей идут от близлежащего каменного круга, чтобы посмотреть, могут ли они помочь.

Джессика пытается сесть, но она рыдает, слезы текут по лицу, всхлипы вырываются из ее горла.

— Джессика, — мягко говорю я, кладя руку ей на затылок. — Тебе больно? Позволь помочь...

— Убирайся от меня! — кричит она, отталкивая меня, и я почти падаю назад. Быстрее, чем я видел до этого, она вскакивает на ноги, глядя на меня с ненавистью, пока продолжает плакать.

— Пожалуйста, — умоляю я, понимая, что люди наблюдают за происходящим между нами. Я пытаюсь схватить ее за руку, но она резко поворачивается и ударяет тростью по моему плечу.

— Отвали! — кричит она. Я никогда раньше не видел ее такой злой, словно все ее годы боли наконец выходят наружу.

— Проблемы? — спрашивает какой-то ублюдок, подходя такой развязной походкой, словно собирается сделать это своей проблемой.

Смотрю на него.

— Тебе лучше держаться подальше, приятель.

Недоумок смотрит на Джессику.

— Это парень надоедает вам?

Да вы, бл*дь, серьезно?

Она смотрит на меня так, словно хочет плюнуть мне в лицо.

— Я едва знаю его, — говорит она ему, вытирая слезы тыльной стороной руки. Она смотрит на парня, настоящего незнакомца. — Мне нужно добраться до гостиницы «Флодигарри».

— Ой, да ладно! — кричу я. — Джессика, не будь чертовой идиоткой. — Указываю на него.— Ты едва знаешь этого парня. Ты не пойдешь с незнакомцем. Я отвезу тебя. Как и сказал пару секунд назад.

— Еще раз, кто ты, нахрен, такой? — спрашивает парень.

Я парень, который проломит твою долбаную башку, вот кто.

— Я ее парень, — отвечаю ему сквозь стиснутые зубы.

— Был моим парнем, — язвит Джессика, смотря в сторону.

Охренеть. Неужели все так и есть?

— Тогда вам лучше оставить ее в покое, — говорит парень, скрещивая руки.

Горько улыбаюсь.

— О да? — Хватаю за ее руку, не собираюсь оставаться здесь ни минуты. — Джессика, пожалуйста. Давай вести себя как взрослые.

— Уберите от нее руки, — говорит придурок, подходя к нам.

Я огрызаюсь.

— Это вас не касается.

— А я сделаю так, что будет касаться.

Он хватает меня за плечо и пытается оттолкнуть.

Я даже не думаю.

Просто замахиваюсь, кулак врезается в его челюсть со всей гребаной силой ярости и злости, бушующих во мне.

Парень кричит и спотыкается, падая на землю и держась за челюсть.

Я понимаю, как это выглядит сейчас. Джессика, кричащая на меня, ее нога. Я похож на гребанного монстра, я и есть монстр. В их глазах я не лучше моего отца.

Тяжело дышу, кулак все еще сжат. Остальные люди начинают отступать.

— Кейр, — говорит она, звуча сломленной, разбитой. Затем шмыгает носом. — Мужчина, которого я знаю, не ударил бы другого за то, что тот пытается помочь мне.

Я ничего не могу ответить. Гнев душит меня, мое лицо красное от возмущения, вкупе с безнадежностью и болью.

— Отпусти меня, — говорит она. — Все мои вещи, оставшиеся в машине, можешь сохранить. Просто отпусти меня, найди свой собственный путь назад. Пожалуйста. Ты должен мне хотя бы это.

Я не хочу оставлять ее. Просматриваю толпу, в основном семьи и пары. Показываю на них большим пальцем.

— Только если ты пойдешь с кем-то другим. — Я смотрю на парня, который поднимается на ноги. — Не с ним.

— Так и сделаю. Только, пожалуйста, иди.

Мгновение смотрю ей в глаза. Такие голубые и ясные, даже когда она напугана, даже когда ненавидит меня, даже когда думает, что смотрит на незнакомца.

Я знаю, что больше никогда не увижу эти глаза, разве что, может быть, в новостях однажды вечером. Они расскажут о храброй девушке, которая пережила нападение, и как боролась со смертью, затем они покажут ее фотографию, и мне придется смотреть на нее через экран, как и всем остальным в мире, только я буду единственным, кто знает, насколько она действительно смелая.

Кивая, я проглатываю комок в горле.

— Ладно, — отвечаю я, но выходит резко и невнятно.

Ее взгляд умоляет меня уйти, и я ухожу.

Поворачиваюсь и ухожу прочь.

Оставляя все кусочки своего разбитого сердца позади.

Глава 18

Джессика

— Уверена, что не хочешь поговорить об этом? — спрашивает меня Кристина. Опять. Как делает с тех пор, как они с Ли забрали меня из аэропорта.

Я качаю головой, не произнося ни слова.

— Оставь ее, — говорит Ли, и это самая умная вещь, которую я слышала от него в последнее время.

Кристина со злостью откидывается назад на сиденье, но все же периодически умоляюще смотрит на меня через зеркало заднего вида.

Я даже не могу говорить об этом, потому что не понимаю, что произошло. Я плакала с тех пор, как в Долине Фей села в машину с семьей из Германии. Семьей, которая отвезла меня в гостиницу «Флодигарри», где я получила доступ в номер и собрала свои вещи. Оттуда один из официантов, живущий в Портри, подвез меня. А потом я села на автобус, направляющийся из Скай прямо в Инвернесс. И затем оказалась на малюсеньком самолете, доставившем меня в Эдинбург.

Я много плакала, если не сказать больше.

Но теперь покончила со слезами. По крайней мере, мне не хочется снова реветь. Мое сердце умерло, я ведь так жаждала этого. Дурман от «Новакаина» окутывает меня, и я перестаю чувствовать. Боль, которую я ощутила раньше, когда обнаружила правду о Кейре, была безумно мучительной. Мне казалось, что меня снова подстрелили, но на этот раз пуля погрузилась глубоко внутрь, в то место, где я никогда не смогу ее достать. Она сидит там сейчас, чернеет и гниет, и лишь это онемение позволяет мне дышать.

Все, что произошло... я словно забыла обо всем.

Наверное, так я разбираюсь с ситуацией. Вычеркиваю все произошедшее и хороню глубоко внутри себя. Так намного легче, чем остаться и встретиться с болью лицом к лицу.

Но я не могу все забыть, еще нет.

Кейр врал мне.

Я и не представляла, каким было его прошлое.

Ну, не совсем так. Я спрашивала его, был ли он в армии, потому что кое-что в его поведении наводило меня на подобные мысли. Но когда он ответил «нет», я поверила ему.

И когда он не ответил на вопрос, причинял ли он кому-то боль, я понятия не имела, что сама была человеком, пострадавшим от его действий.

Прошедшее время. Настоящее время.

Он причиняет мне боль таким образом, который даже не может себе представить.

Понимаете, когда он сказал мне, что совершенное Льюисом Смитом было его ошибкой, я знала, это чушь собачья. Если бы все было ясно с самого начала, у нас бы никогда не было такой проблемы. Льюис Смит, которого я теперь считаю больше человеком, чем монстром, был забытым системой солдатом со своей собственной войной. Независимо от того, что Кейр сделал или не сделал, сказал или не сказал, попытался остановить его... Ну, у меня такое чувство, что я тоже знаю Льюиса. Я смотрела ему в глаза и видела мужчину, который никогда не слушал доводы разума. Никогда не слушал Кейра, и так и не получил помощи.

Отчасти мне больно за Кейра, за груз, который он несёт.

Часть меня ненавидит его за ложь и за то, что предал мое доверие.

Мне столько раз причиняли боль, и он был единственным кто...

Это не важно.

Все кончено.

Защитная стена упала, и я снова собираю свою жизнь по осколкам.

Мы возвращаемся домой, и я иду прямиком в свою комнату. Откладываю сумки в сторону, не разбирая их. Прямо сейчас я не могу заниматься ими. Не хочу снимать одежду и находить вереск, который сорвала на лугу. Или песчинки в сандалиях с прогулки по пляжам. Или рюмку, которую я подняла на бензоколонке где-то в середине путешествия. Не хочу видеть ничего из этого. Просто хочу перемотать свою жизнь на месяц назад и притвориться, что никогда не встречала Кейра МакГрегора.

В дверь стучат. Я вздыхаю и, как раздражительный подросток, говорю:

— Кто там?

— Твоя сестра, — раздраженно кричит Кристина. — Что значит, кто там? Открой дверь, ты, тролль. У меня есть виски.

Снова вздыхаю и сползаю с кровати, затем ковыляю к двери и открываю ее.

Кристина смотрит на меня большими глазами. Когда ее волосы убраны назад, ее лицо выглядит круглее и моложе. Я словно смотрю на нее десятилетнюю, когда она постоянно не давала мне покоя, заставляя играть с ней. Я делала это, потому, что чувствовала себя плохо. Ведь это был единственный способ быть сестрой. Я не могла вести себя как настоящая сестра, не могла ее защитить.

Сменяю гнев на милость.

— Ладно, — говорю ей, забирая бутылку из ее рук. — Входи. Но, чур, никаких вопросов.

Я подхожу к кровати и сажусь. Кристина протягивает бокалы, которые принесла с собой, и, наливая виски, я вспоминаю Кейра. Нашу дегустацию в Скори. Мои руки начинают дрожать. Я вынуждена на мгновение остановиться и сделать глубокий вдох, чтобы снова не начать рыдать.

Когда я заканчиваю, Кристина поднимает свой бокал.

Я поднимаю свой.

— Выпьем за то, что ты дома, — говорит она, и тут я вспоминаю то, как мы с Кейром пили виски.

Черт. Да перестань уже думать о нем. Он врал тебе. И облажался.

Все кончено.

Я чокаюсь с ней и одним обжигающим глотком, выпиваю напиток.

— Черт побери. Джессика, — широко раскрыв глаза, комментирует Кристина. Она еще не притронулась к виски.

Я кашляю и сразу наливаю себе ещё.

— Что я могу сказать, эта страна так влияет на меня.

Она делает маленький глоток, морщится, но продолжает смотреть на меня.

— Как и мужчины, — комментирует она.

Пристально смотрю на неё.

— Я же сказала, не хочу об этом говорить.

— Отлично. Тогда я буду. — Она садится на пол у моих ног, скрестив свои, и мое сердце поражает резкая боль, когда я вспоминаю, что точно так же она делала в детстве. — Знаешь, я была не очень-то счастлива, когда ты уехала с ним. Имею в виду, я не знала этого парня, ты не знала этого парня. Я хотела, чтобы он мне нравился, но ни один парень никогда не был достаточно хорош для тебя, Джесс, особенно сейчас. Но знаешь что? Ли тот, кто взглянул на вещи объективно. Он сказал, что в последнее время ты была счастливее, чем когда-либо. И знаешь, что я сделала? Я послушала своего мужа. И решила, что он прав. Потому что он часто бывает прав. Понимаешь, я в курсе, что тебе не нравится Ли, но он действительно высокого мнения о тебе.

Не могу сдержать смех. Звук резкий и кислый.

— Ли? Он ненавидит меня.

— Нет. Ты его ненавидишь.

Я вздыхаю, чувствуя себя дерьмово.

— Я не испытываю к нему ненависти...

— Он тебе не нравится. И это нормально. Ты и не обязана обожать его до тех пор, пока уважаешь тот факт, что я люблю его.

Никогда не слышала, чтобы она говорила так смело. Я печально улыбаюсь ей.

— Конечно, я это уважаю. И знаю, он хорошо относится к тебе.

— Так и есть. И более того, он на моей стороне. Он знает, когда я веду себя как ребенок, а когда падаю духом. Он может отличить эти два состояния. В первом случае он ставит меня на место. А во втором протягивает руку и помогает подняться. Я думала, что у вас с Кейром так же. Он вытащил тебя, когда ты нуждалась в этом больше всего.

Я слышу ее слова. И знаю, что это правда. Я понимаю, что Кейр вытащил меня. Разбудил. А затем я рухнула вниз. Но мой мозг сосредоточен не на этом.

— Что ты имеешь в виду... ты падаешь духом?

Кристина делает большой глоток виски. Проглатывает напиток и искоса смотрит на меня.

— Джессика. Да ладно. Знаешь, ты никогда не говорила об этом. Мы никогда не говорили об этом.

Могу лишь смотреть на неё. Она говорит правду, но не уверена, сколько ещё правды я могу вынести.

— И я знаю, почему, — продолжает она. — Потому что ты боишься. Опасаешься, что тебе будет больно, так что ты просто уходишь, как делаешь прямо сейчас с Кейром.

Слова почти повергают меня в шок.

— Что? — моргаю я, глядя на неё.

Она сочувственно наклоняет голову в сторону.

— Он звонил мне раньше.

— Что? — кажется, я не могу произнести любое другое слово.

Кейр звонил Кристине?

Боже мой. Что он ей сказал?

Она видит страх на моем лице.

— Все в порядке, — быстро говорит она. — Он просто спросил, благополучно ли ты добралась до дома. Я сказала ему, что мы забираем тебя из аэропорта. Ты даже представить не можешь, насколько, казалось, он рад это слышать. Как будто он думал, что ты умерла. Он признался, что обманывал тебя. И рассказал мне правду. Сказал, что сожалеет, что ты была особенной, и пожелал нам счастья и все.

Мои лёгкие словно наполнены водой. Все эмоции застряли там, борются с волнами. Но рядом нет Кейра, который мог бы поплыть за мной и вытащить меня на берег.

— Я не... — наконец-то удаётся сказать мне. — Я не убегаю. Я защищаю себя.

— Знаю, — мягко заверяет меня она. — Так же ты делала, когда ушла из дома.

Резко смотрю на неё, чувствуя себя как раненное животное.

— Все нормально, — говорит она. — Тогда я не понимала, почему ты ушла, но когда стала старше, поняла. Я знала, что тебе пришлось защищаться. Я не хотела, чтобы папа причинил боль и тебе.

Я едва дышу.

— Ты зовёшь его «папа»? — с отвращением спрашиваю я.

Она улыбается.

— Да. Потому что он был моим папой. Твоим тоже. В некотором роде чудовищем, ужасно больным человеком. Он испортил жизнь мне, маме, тебе. Но все же был папой, понимаешь? Я все еще считала его своим отцом, хотя мне и жаль. Ты все еще можешь... попытаться вспомнить хорошее, когда в памяти сохранилось лишь плохое. Возможно, сейчас самое подходящее время сделать это. Держаться за небольшие приятные моменты твоей жизни. Они ничего не извиняют. — Она тихо выдыхает. — Просто они могут сделать жизнь немного легче, когда ты не ненавидишь своё прошлое.

Она говорит так же, как Кейр, когда делился воспоминаниями о своём детстве. Как сильно он ненавидел и боялся своего отца, но все еще мог с нежностью вспоминать ту поездку и не чувствовал вину за это.

Слезы щекочут нос, лицо горит. Я быстро моргаю, не желая снова плакать.

— Джесс, — говорит Кристина. — Я не виню тебя за то, что он сделал. И никогда не думала, что это твоя вина. Как я могла? Мы не говорили об этом... но все, что я могла сделать, это молиться, чтобы он никогда не пошел за тобой. И он так и сделал. Я много раз спрашивала маму, и знаю, что он не прикасался к тебе. Тебя пощадили, и да, тебе повезло, но я была очень счастлива, что ты смогла остаться чистой. Что тебе не нужно было проходить через то, через что прошла я. Ты не должна была защищать меня. Ты должна была любить меня. Именно так ты и делала.

Комок стоит у меня в горле. Я моргаю, горячие слезы размывают зрение.

— Прости, — отвечаю Кристине. — Я тоже тебя люблю. И ненавижу себя за то, что он сделал с тобой.

Она делает глубокий дрожащий вдох, ее голубые глаза - глаза моей матери, глаза отца - становятся влажными.

— Я знаю. Знаю. Потому что ты такая. Принимаешь на себя чужую вину и проблемы, а еще и разбираешься со своими собственными. Но ты не разбираешься, ты тонешь. Ты слишком требовательна к себе. Всегда была и всегда будешь. И знаешь, я тоже такая. Достаточно долго я не знала, как жить с тем, что со мной сделали. Но потом ты ушла. Остались лишь мы с мамой. И я научилась быть сильной ради нас обоих. Научилась разбираться со своим дерьмом. С девятнадцати лет я ходила к психологу и лишь в прошлом году перестала. Ли ходил со мной, по крайней мере, последние два года.

Вытираю слезы.

— Как это вообще возможно?

Она пожимает плечами и тянется к виски. Я вручаю ей бутылку.

— Думала, что ты не хотела знать, поэтому не сказала тебе. Я полагала, что ты тоже ходишь к специалисту.

— Нет. Но я думала об этом.

— Да, из-за ноги. Сама по себе причина достаточно веская. Но дело не только в твоей ноге, Джесс. У тебя позади есть целая жизнь, с которой нужно разобраться. Тебе необходимо перестать притворяться, что с тобой все в порядке. Что ты достаточно сильная и можешь разобраться со всем самостоятельно. Надо взглянуть правде в глаза и исправить все, даже если это больно.

Она наливает себе стакан, а затем наполняет мой.

— И ты должна позвонить Кейру и подарить ему свое прощение. Мужчина заслуживает этого.

Я протестую.

— Я злюсь не на то, что он думает, он сделал. Я злюсь из-за того, что он обманывал.

— Но разве ты не понимаешь, почему он обманывал? Не из-за злого умысла, Джесс. Он солгал, потому что любит тебя.

Нерешительно смотрю на неё.

— Он тебе это сказал?

— Нет. Как я уже говорила, он сказал, что ты особенная. Но я узнаю особенное по тому, как парень говорит. Он влюблен в тебя. Черт, я знала это в тот день, в больнице, когда тебе снимали гипс. Он не мог отвести от тебя взгляд. Смотрел на тебя так, словно однажды собирается жениться на тебе.

Ой.

Боже, это чертовски ранит.

— Он полюбил меня из чувства вины, — слова выходят вместе со всеми моими страхами.

— Так вот как ты меня любишь? — спрашивает она. — Из чувства вины?

— Нет, — ахаю я. — Конечно же, нет.

— А почему тогда у него должно быть иначе? — Она встает. — Мне лучше пойти к Ли. Если я не посмотрю с ним этот проклятый марафон «Еще по одной», он съест все чипсы.

Она начинает идти к двери и оглядывается на меня через плечо.

— С тобой все будет хорошо, ты ведь знаешь? Просто... впусти его. Снова. Иногда что-то нужно сделать дважды, прежде чем оно окончательно устроится. Но только впусти его.

Кристина закрывает за собой дверь, и я остаюсь с бутылкой виски и горой слов.

Глава 19

Кейр

Мне стоит позвонить ей.

Я говорю это себе по несколько раз на дню.

Надо позвонить ей и дать знать, что я здесь.

Но, как и раньше, не делаю этого.

Потому что слишком боюсь. И, как и все опасения, с которыми я сталкивался раньше, конкретно это берет надо мной верх.

После того, как Джессика ушла, я был сам не свой. Боялся за нее. Я никогда не видел ее такой злой, и знаю, что предал ее. Приехав обратно в отель и обнаружив, что она уже ушла, я забеспокоился (пребывая в отчаянии, я случайно выбрал длинную дорогу до отеля). Я переживал, что она покинула Скай на автобусе и пыталась попасть на самолет. Волновался, когда позвонил Кристине, чтобы узнать, слышала ли она что-то от сестры.

Я все еще беспокоюсь. Не так сильно о благополучии Джессики, потому что знаю, что теперь, когда она вернулась сюда, к семье, с ней все будет хорошо. Я переживаю о том, что ранил ее настолько сильно, что она больше никогда не сможет доверять мне.

А значит, я все ещё не теряю надежды.

Даже если это кажется бесполезным.

Единственное хорошее во всем этом то, что Брик связался мной, и на неделе мы переписывались. Он живет в Абердине, и в ноябре я планировал приехать к ним в гости. Будет неплохо поговорить с кем-то, кто понимает. Кто был со мной там.

— Так ты собираешься позвонить ей или как? — спрашивает Лаклан.

Мы в пабе «Сент-Винсент». Трудно избавиться от старых привычек. Место рядом с моей квартирой и да, я прихожу сюда в надежде увидеть ее. В этот вторник я притащил с собой Лаклана.

На самом деле никогда не думал, что, будучи выздоравливающим алкоголиком, он когда-нибудь появится в таком месте. Но, если честно, это было его предложение. Я взял обычное пиво, он - безалкогольное, и мы сели в углу, спиной к другой части паба.

Он сказал мне, что ему необходимо научиться быть среди людей, которые пьют алкоголь. Он не пьет уже год и, хотя продолжает работать над собой каждый день, он должен посмотреть правде в глаза.

Так или иначе, каждый раз, когда мой кузен разговаривает со мной, мне кажется, что он использует метафоры из моей жизни. Может быть, мы очень похожи.

Мы говорили о татуировках и о том, что он хотел сделать изображение Кайлы на задней поверхности икры. И я начинаю думать о Джессике, насколько я допускаю идею о винтажном изображении русалки на руке.

— Я не сталкер, — говорю ему, объясняя, почему не собираюсь звонить ей. Прочищаю горло. — Ну, больше нет.

Теперь он знает всю правду. Господи, он даже и глазом не моргнул, когда я рассказал ему, что девушка, с которой я виделся, и есть та пострадавшая, которую ранил Льюис. И попросту говоря, я выслеживал ее, чтобы попытаться исправить причиненный ущерб, прежде чем влюбился. Ладно, он немного удивился. У Лаклана есть собственные демоны, но подобное для него в новинку.

— Ты мог бы написать ей, — возражает он. — Это не так по-сталкерски.

Я вздыхаю.

— Я писал. Через несколько дней после того, как вернулся в Эдинбург. Я писал ей. И не получил ответа. Она ведь могла сменить номер, и я ни за что не стану звонить ее сестре. В этой семье все отчаянно защищают друг друга.

— Ну, тогда тебе придется сражаться за нее.

Он говорит это так просто.

— Как? Нарисоваться у ее дома с магнитофоном на плече?

— Свидание с самим собой. — Он улыбается мне. Несколько девушек заходят в бар и начинают распинаться:

— О, мой бог, это Лаклан МакГрегор! — ахают они. Кажется не важно, что мужчина помолвлен и в следующем году женится. Все в Эдинбурге в курсе этого, потому что, предполагается, это будет гребаная свадьба века.

Девушки хихикают и садятся за соседний стол. Я знаю, что к тому моменту, когда он соберется уходить, они уже подойдут к нему и попросят автограф.

Естественно, он делает вид, что ничего не замечает.

— Конечно, Бумбокс - отличный ход, — продолжает он. — Но самое лучшее, что ты можешь сделать, это попытаться стать лучшей версией себя. Ты должен изучить свои болевые точки и поработать с ними. Как следует. Мне пришлось обратиться за помощью. Пришлось перестать пить, начать общаться с психотерапевтом, и привести себя в чувство, решая свои проблемы. Взглянуть в лицо своим демонам, страхам, да и самому себе. Речь шла не о том, чтобы плыть по течению. Кайла заслуживала большего, чем мужчину, который просто выживает. Она заслуживала того, кто знал, как быть лучше, и кто стремился к этому. Вот кем я стал. Кто я до сих пор.