Долг Ордену

ГЛАВА 1

Что значит потеря одной планеты для Империума, в котором их миллионы? Владения Императора простираются от окраин одного спирального рукава галактики до другого, и бесчисленные армии защищают Его суверенное право со стойкостью, которую питают мужество и верность. Невозможно перечесть все эти миры, но невыполнимость задачи не мешает миллиарду клерков и дальше при свете свечей усидчиво трудиться в пыльном полумраке Имперского Экзакториума. Бесстрастная система по капле переваривает информацию, обновляются вековые архивы, но даже в темных глубинах императорской канцелярии некоторые миры сверкают ярче других:

Армагеддон, названный так в честь Судного дня; Фенрис, родина жестоких Космических Волков; Кадия, мир-крепость у врат, ведущих в Окулярис Террибус; Катакан, мир смерти, населенный безжалостными воинами.

Но есть планеты, героическая история которых затмевает даже эти прославленные миры; планеты, которые стали легендой Империума, величие которых признает и дворянин из терранской аристократии, и самый последний бандит Некромунды.

Эти планеты составляют Ультрамар, и именно они, как путеводные звезды, несут свет цивилизации в самые далекие уголки Империума. Если сияние Императора блекнет, они разгоняют подступающую тьму; если слабеют рубежи его владений, они встают на защиту.

Талассар с его вечными штормами; Квинтарн, Тарент и Масали — троица знойных, засушливых миров; скалистый Эспандор; Иакс, сад Ультрамара. Под опустошенной поверхностью Калта скрывается невероятный лабиринт пещер, где так же светло и просторно, как и под открытым небом. Множество других планет сверкает в черноте космоса, но все они меркнут по сравнению с лазурно-изумрудным сердцем Ультрамара, все они — вассалы этого блистательного мира. Из всех миров Империума лишь у его повелителя есть такое право — властвовать над собственной звездной империей. Ни одна другая планета не может претендовать на такой статус, и условия, в которых сложилась эта уникальная система, не были ведомы даже Императору.

Макрагг — так называется планета, что, как бриллиант во мраке, царствует над остальными.

Кристально-прозрачные воды ее морей кишат жизнью, однако большую часть суши занимают горные хребты, бледные скалы которых вздымаются к самому небу. Горы эти так неприветливы и мрачны, что обитатели Макрагга, хоть и отличаются выносливостью, вынуждены селиться на более плодородных землях рядом с долиной Лапонис и гигантским бастионом владык этого мира.

Крепость Геры высечена в самых высоких горах: семь горных вершин дали камень для ее стен, и крепость стала домом для самого великого из легионов Императора, Ультрадесанта. Имена героев из Ультрадесанта стали синонимом отваги и чести даже среди других Адептус Астартес: флагоносец Галатан, поднявший знамя ордена при штурме бреши Коринфа; Вентан, капитан потерянного 6-го ордена, который отстоял Калт в битве с предателями из легиона Несущих Слово; Инвикт из 1-й роты, защищавший свой родной мир от Великого Пожирателя и принявший бой, который не мог выиграть.

Примарх Робаут Гиллиман создал Ультрамар многие века назад, и с тех пор его воины защищают этот дальний рубеж Империума, отражая все атаки, болтером и мечом сокрушая всех врагов, чтобы сохранить то, что их генетический отец создал из тьмы.

Что значит потеря одной планеты для Империума, в котором их миллионы?

Все зависит от того, что это за планета.

Миры Ультрамара, независимые и процветающие, разительно отличаются от того индустриального ада, в который неизбежно превращаются остальные владения Империума. Здешние обитатели физически развиты, хорошо питаются и довольны жизнью. Они — часть военного общества, где нет места бездельникам. Хотя уклад каждой планеты отличается, все жители Ультрамара разделяют идеалы, принятые на Макрагге: целеустремленность и стойкость необходимы для того, чтобы непрестанно трудиться на благо всего человечества.

Сердце Макрагга — самое величественное из святилищ, когда-либо созданных человеком; внутри покоится тело Робаута Гиллимана: примарх сидит внутри стазисного поля, которое одновременно и сохраняет ему жизнь, и отрицает саму возможность будущего. Капли крови из смертельной раны, которую примарху нанес падший брат, застыли в вечной неподвижности, как чистейшие рубины; глаза, взиравшие на самого Императора, когда он еще ходил среди людей, теперь безжизненны. Чудеса всегда становятся объектами поклонения, и с тех пор как тело примарха упокоилось в Храме Исправления, тысячи тысяч паломников приходят сюда, чтобы поклониться Гиллиману и почтить его память. Без Робаута Гиллимана не было бы Ультрамара. Без него не было бы самого Империума.

Люди чувствуют себя в неоплатном долгу и нескончаемой вереницей устремляются по Паломническому пути Робаута Гиллимана, ступая там, где когда-то прошел он, вдыхая воздух спасенных им миров. Бессчетные святилища, стоящие вдоль всех дорог Ультрамара, отмечают этот путь, и паломники со всей галактики прибывают сюда, чтобы выразить почтение легендарному воину, бросившему вызов надвигавшейся тьме в те времена, когда свет Императора померк из-за Великого предательства.

Каждый день сотни чартерных судов следуют по транзитным маршрутам между мирами Ультрамара, перевозя тех, кто желает вознести молитву у ног примарха. Для многих не будет в жизни большей чести, чем оказаться рядом с одним из сынов Императора, и многие паломники отдают все, что имеют, лишь бы добраться до храма. Велико число тех, кто затем остается на Макрагге, доживая жизнь со знанием того, что в тот миг, когда они вступили в золотой свет, наполняющий знаменитую усыпальницу, главная их мечта исполнилась.

У каждого из миров Ультрамара есть свои легенды, свои храмы и места паломничества. Талассар славится грандиозными руинами Кастра Танагра, Калт — удивительными пещерами и полями сражений, помнящих битвы еще времен Великого предательства.

Свои места славы есть и на жарком, иссушенном постоянными сирокко Таренте, но огромный звездный форт, вышедший на орбиту планеты, прибыл сюда вовсе не с целью паломничества.

На Таренте никогда ничего не случается. Эта истина оставалась неизменной все шесть лет, что Руфус Квинт пробыл в должности префекта берегов Тарента, и еще шестьдесят лет до этого, но если отчаянные сообщения из орбитального командного центра были и вполовину так серьезны, как говорил Нкиру, мирному времени пришел конец.

Квинт быстро шагал по крытой аркаде, обвивавшей огромную Башню Просперины в самом сердце дворца префекта. Шагал он тяжело и немного сбивчиво, Нкиру, его квестор и магистр казны, семенил следом — сутулый, загорелый и с рождения преданный цифрам и статистике.

Одежды Квинта из толстой синей ткани украшала розетка префекта из золота и серебра. Даже просторное одеяние, сшитое на заказ умелым портным, не могло скрыть ни могучее телосложение Астартес, ни его хромоту. Он все еще сохранял выправку воина, хотя и смягченную временем: с тех пор как Квинт с болтером в руках сражался с врагами Императора, прошло уже много лет.

— Есть новости о том, что так встревожило мастера Унати?

— Нет, милорд, — сказал Нкиру, сверяясь с инфопланшетом, который никогда не выпускал из рук. — Он не уточнил причину своего беспокойства, но, судя по его интонации, это может быть что-то серьезное.

— Интонации? — переспросил Квинт. — Он же вообще говорит без интонаций.

— Не в этот раз, милорд. Поэтому-то я и решил, что дело серьезное.

Квинт ругнулся. Унати обычно не поднимал ложную тревогу, но скупился на детали касательно причин. Квинт ценил лаконичность, но сейчас тревожный сигнал, посланный Унати, мог означать что угодно — появление космического скитальца или просто неучтенное облако обломков.

Он остановился и облокотился на перила, ограждавшие аркаду.

Внизу раскинулся Аксум — город, поражающий геометрической точностью планировки и гармоничными очертаниями ярких зданий. Аксум был спроектирован Робаутом Гиллиманом, располагался на месте слияния трех рек и был окружен миллионами гектаров пахотной земли. Гигантский купол, вознесшийся на немалую высоту, накрывал как город, так и его окрестности в радиусе сотен километров, защищая прилегающие сельскохозяйственные районы от засушливого климата, который высасывал всю влагу из почвы, превращая ее в выжженную пустошь.

Славный город с прекрасными и трудолюбивыми жителями, как и везде в Ультрамаре, но шесть лет общения с фермерами и гражданскими — это очень долго. Квинт взглянул вверх, в охряное закатное небо, видневшееся сквозь мерцающий купол: он искал следы того, что вызвало сигнал тревоги, но, как и предполагал, не увидел ничего подозрительного.

Купол был так огромен, что внутри него установился собственный микроклимат; теплый ветерок, дувший с востока, нес с громадных полей сладкий вкус зерна. Квинт вдохнул тонкую смесь ароматов, анализируя их с помощью нейрожелезы на задней стенке гортани.

— Сообщите мастерам ирригации, что в почве восточных пределов немного повышена кислотность. Их химические удобрения дают слишком сильный эффект, и это уменьшит урожай.

— Конечно, милорд, — ответил Нкиру, снимая с инфопланшета стилус и делая пометку.

Квинт покачал головой и иронично улыбнулся.

— Вас что-то рассмешило, милорд?

— Нет, Нкиру. Просто думаю, как это странно — заботиться о кислотности почвы вместо того, чтобы просчитывать дислокацию врага или читать литании битвы перед тем, как загрузиться в десантную капсулу.

— Мы все по-своему служим Императору, — смиренно ответил Нкиру.

Руфус Квинт более века прослужил под командованием Агеммана в роте ветеранов, сражаясь вместе с боевыми братьями, — до той злосчастной битвы на Ичаре-IV, когда тиранидская споровая мина взорвалась прямо посреди его отряда. Ядовитые биокислоты разъели его доспех и лишили ног, а токсины, пропитавшие каждый болезненный вдох, выжгли легкие изнутри.

Чудом было то, что он вообще остался в живых; но он выжил и, хотя и стал негодным для передовой, все еще мог послужить своему ордену. Для того чтобы вернуться в строй, его раны были слишком серьезны, для помещения в бронированный саркофаг дредноута — наоборот, недостаточны, и потому технодесантники и апотекарии ордена сделали все, что могли, чтобы восстановить тело Квинта. Аугметика заменила ноги и легкие, и за выслугу лет ему была пожалована должность префекта тарентских берегов.

Тарент — одна из трех планет, вращавшихся вокруг общего центра тяжести — был агромиром, дававшим значительную часть поставок зерна в Ультрамаре. Этот мир, занимавшийся только сельским хозяйством, отвечал за миллиарды тонн продовольственного производства, тем самым обеспечивая процветание многих других планет Империума.

Префект такого мира был важным винтиком в системе, но Квинту это казалось слабым утешением: он все еще хотел послужить своему ордену как воин. Благодаря открытиям, сделанным лучшими умами древности, он смог шагнуть за пределы, положенные человеку, но дело, ради которого он был создан, стало для него недоступно.

И все же он оставался воином Ультрадесанта, оставался тем, кто стойко исполняет свой долг и добросовестно управляет порученной ему территорией.

— Идем, Нкиру, — сказал Квинт. — Попробуем добиться от мастера Унати подробностей насчет объявленной тревоги.

Воздух в орбитальном командном центре был жарким и сухим, наполненным густыми запахами, которые исходили из размещенных в нишах святилищ Бога-Машины. Вдоль одной стены выстроились гудящие устройства, которые обслуживали сервиторы, напрямую подсоединенные к рабочим станциям. В углу зала располагался старый командный трон, связанный с машинным блоком пучком проводов, что тянулись по полу. С этого трона мастер Унати из Адептус Механикус наблюдал за происходившим как в Аксуме, так и на всем Таренте.

Под командованием Унати находились средства орбитальной обороны планеты: ряд геостационарных ракетных баз, орудийные батареи и небольшая флотилия мониторов. Каждый из этих кораблей обычно двигался вокруг трех планет по эллиптическому маршруту, но на данный момент ни один из них не был показан на орбитальном графике, выведенном на главный пиктер. Вместо этого синеватый экран заполнило размытое изображение чего-то, похожего на крепость, ощетинившуюся шпилями и зловещими донжонами. Квинт знал, что у Тарента таких фортификаций нет, и недоумевал, откуда взялось это жуткое сооружение и почему оно оказалось на экране пиктера в его командном центре.

— Итак, мастер Унати, — заговорил он, едва закрылась внутренняя защитная дверь, — что же вас так встревожило?

— Вот это, — ответил тот, указав гибким как змея мехадендритом на изображение крепости. Квинт вновь взглянул на пиктер, и что-то знакомое померещилось ему в контурах зубчатых стен: в этих пугающих очертаниях проступали черты былого величия, теперь погребенного под новыми нечестивыми постройками.

— Кровь Императора, — прошипел Квинт. — Не может быть.

Он так хотел, чтобы появился повод — какой угодно — вспомнить, каково это — быть воином Ультрадесанта, но такого он даже не мог предположить. На ум пришли слова, которые любил повторять сержант Патроб из 5-й роты и истинного значения которых Квинт до этого момента не понимал:

Будь осторожнее в своих желаниях.

— Милорд? — заговорил Нкиру, видя, как побледнел префект.

— Это и правда то, что я думаю? — спросил Квинт, боясь услышать ответ.

— Уточнение: что, как вы думаете, это такое? — спросил Унати, и Квинт вспомнил, что марсианские жрецы не признают иносказательности.

— Это «Неукротимый»?

— Ответ утвердительный, — сказал Унати.

Квинт в сопровождении Нкиру быстрым шагом обходил стены города; квестору приходилось бежать трусцой, чтобы не отстать, и при этом он вынужден был лавировать между спешно сооруженными укреплениями, которые превратили Аксум из оживленного центра сельского хозяйства и торговли в оборонительный рубеж. Тысячи людей, вставших на стены, носили синюю форму, отмеченную гербом Тарента — изображением трех снопов зерна. Оборонная ауксилия города отреагировала за рекордно короткое время, городское ополчение перешло в боевую готовность решительно и без промедлений.

На планетах, находившихся во владении Ультрадесанта, иначе и быть не могло.

Квинт облачился в боевой доспех, синие пластины которого были отполированы до блеска. Так же блестели на солнце наплечники цвета слоновой кости и золотой нагрудник, и даже тусклый металл на ногах не портил великолепного облика воина. Болтер был закреплен у бедра, меч с эбонитовой рукоятью — за спиной, под кремового цвета плащом, украшенным геометрическими узорами.

Остальные города Тарента уже получили предупреждение, и астропатическое оповещение уже было отправлено на Макрагг. Квинт остановился на углу редута, наблюдая, как артиллеристы вращают маховики, направляя ствол турельной установки в небо. Вечерний небосклон исчертили падающие всполохи, как если бы вдали, над северными горами, случился звездопад. В другое время Квинт с удовольствием понаблюдал бы за подобным зрелищем, но в этот раз это был вовсе не метеоритный дождь.

От орбитальных защитных комплексов не осталось ничего: невообразимая огневая мощь «Неукротимого» обратила их в пыль, и теперь обломки падали на планету, сгорая в атмосфере. Уцелевшие системные мониторы уже получили сигнал возвращаться, но Квинт сомневался, что они хоть как-то повлияют на исход сражения, которое, как он знал, должно состояться. На орбите Тарента находились две следящие станции, и их настигла и уничтожила флотилия кораблей, которая хищной стаей сопровождала колоссальный звездный форт.

Квинт был уверен: теперь, когда орбитальная защита уничтожена, враг высадится на планету. Но кто бы ни был этот враг, он скоро увидит, что каждый город Ультрамара может и готов постоять за себя.

Префект кивнул артиллеристам и посмотрел в небо, скрытое мерцающей дымкой купола.

— Он нас защитит? — спросил Нкиру, заметив, на что смотрит Квинт.

— Купол прочный, он усилен несколькими слоями пустотных щитов, но, боюсь, против орудий звездного форта типа «Рамилис» он не продержится и нескольких минут.

— Значит, мы обречены?

— Если враг хочет просто нас уничтожить, то у нас немного шансов пережить бомбардировку.

— Тогда зачем мы привели в боеготовность ополчение? — допытывался Нкиру, и Квинт с удовольствием отметил, что в голосе его квестора не было страха.

— Потому что враг рядом, и мы действуем согласно предписаниям Кодекса Астартес.

— Само собой, — ответил Нкиру.

— Но дело не только в этом, — продолжал Квинт. — Тот звездный форт в небе — это «Неукротимый», который был потерян вместе со всем экипажем шесть месяцев назад. С тех пор как лорд Калгар победил дьявольского слугу Губительных Сил, форт скрывался на самой дальней окраине космического пространства Ультрамара. И если теперь он здесь, это значит, что его нынешние хозяева хотят посрамить нас, и орбитальная бомбардировка для этого — слишком простое решение.

— Вы знаете, кто эти хозяева?

— Не наверняка, — ответил Квинт, прикасаясь к изображению орла на нагруднике, — но видя, как сильно был извращен первоначальный облик «Неукротимого», я опасаюсь худшего.

Планета на экране была мерцающим шаром бледно-желтого и мягкого синего цвета; тепло мягкого климата и почти неизменные метеорологические условия делали ее контуры слегка размытыми. Уничтожить ее орбитальную защиту оказалось проще простого, и хотя орудиям «Неукротимого» хватило бы огневой мощи, чтобы обратить города этого мира в пепел, Хонсу знал, что его обитателям уготована судьба гораздо более жестокая.

Он стоял в командной часовне, расположенной в Базилике Доминастус — гигантской цитадели, высившейся в центре звездного форта и в которой до недавнего времени располагался командный пункт гарнизона Ультрадесанта. Из этих Ультрадесантников не выжил никто: все были убиты в ходе осады, приведшей к захвату «Неукротимого».

Внизу на боевых постах ждали воины, последовавшие за ним с Медренгарда: они предвкушали момент, когда звездный форт проявит свою новую силу. Кадарас Грендель, покрытый шрамами убийца, сжимал и разжимал кулаки, уже представляя, какая развернется бойня. Свежерожденный наблюдал за происходящим, как прилежный ученик; что касается Ардарика Ваанеса, то он держался от товарищей в стороне.

Хонсу повернулся от своих ближайших соратников к оплавленному алькову, который раньше занимал технодесантник, связанный с орудийными системами и сканерами форта. Теперь вместо технодесантника там разместилось чудовищное создание — смесь органики, механизмов и варп-вещества, — которое главенствовало над преображенными рабами и воинами, собравшимися в оскверненной часовне.

М’Кар, этот дьявольский гибрид дредноута и порождения варпа, казался огромной глыбой темного металла и изменчивой плоти, которая полнилась силами имматериума и вековой злобой. Поверхность палубы под когтистыми лапами была опалена, а в тех местах на саркофаге дредноута, где отошли листы брони, видно было, как по телу существа пробегают спазмы противоестественной энергии. Рогатая звериная голова — темно-алого цвета, как обгоревшее и начавшее гнить мясо, клыки — изогнутые и острые, как шипы. Широкие, защищенные броней плечи переходили в руки, очертания которых постоянно менялись: соединив в себе мощные мускулы, напитанные варп-энергией, железные поршни и цепи, эти руки извивались, как конечности адепта Цицерина. Одна из них, черная и блестящая, заканчивалась механическим ударным молотом гигантских размеров; на конце второй была роторная пушка устрашающего калибра.

Глаза, горевшие нечестивым светом, смотрели на экран, где виднелась планета, с такой неприкрытой ненавистью, что другие почти ощущали ее физически. Это существо жило еще в те времена, когда легионы кровью завоевывали миры для будущего Империума, и на протяжении тысячелетий, минувших с тех пор, заботливо лелеяло эту ненависть. Оно было средоточием тьмы, избранной аватарой первозданных богов эмпирея.

Для Хонсу же М’Кар был оружием, с помощью которого можно добиться разрушения всего, что было дорого его главному врагу. Миры Ультрамара много значили для Уриэля Вентриса — единственного воина, который посмел бросить ему вызов и уйти живым, — что делало их в глазах Хонсу достойной мишенью. Его мало заботила Долгая война, которую сторонники Хоруса Луперкаля вели со дня их поражения — дня столь далекого, что о нем можно было уже забыть. Однако время нисколько не смягчило ненависть, которую М’Кар питал к Ультрадесантникам, и только это имело для Хонсу значение.

О существовании повелителя демонов он узнал из древних текстов, вывезенных из разрушенной крепости Халан-Гол, после чего его главной целью стало заставить это существо действовать так, как нужно ему. Тайну судьбы, постигшей М’Кара, Хонсу удалось выяснить с помощью Морианы, проклятой провидицы, которая направляла военные кампании Разорителя. Согласно имперской пропаганде, Марней Калгар из Ультрадесанта победил М’Кара и разорвал демоническое создание на куски, изгнав его тем самым обратно в варп. Но Мориана рассказала, чем закончился их бой на самом деле: действительно, М’Кар был побежден, но вовсе не уничтожен. Калгар, не в силах разрушить внутреннюю сущность демона, заключил его внутри «Неукротимого» — звездного форта типа «Рамилис», который блуждал по самым глухим уголкам владений Ультрамара.

Ненавистные для демона заклинания и печати лишили его могущества, и чем больше он старался вырваться, тем туже стягивались путы. В этой тюрьме он провел несколько десятков лет — до тех пор, пока не появился Хонсу вместе с Железными Воинами и многотысячной армией солдат, которую он собрал в ходе Жатвы Черепов, устроенной Гуроном Черное Сердце. Они осадили звездный форт и, взяв его, освободили повелителя демонов.

И теперь мечта о мести Вентрису и Ультрадесанту стала почти реальностью.

— Тарент, — произнес М’Кар шипящим голосом, в котором страшным образом соединились бездонное эхо иного мира и механический скрежет. — Я помню, какой эта планета была на заре Империума. Ничего не изменилось.

Эти слова были сказаны с отвращением, как будто повелителю демонов была противна сама идея, что история пощадила подобные места.

— Приказать «Неукротимому» вначале пробить их купол? — предложил Хонсу.

Повелитель демонов перевел на него взгляд красных, как тлеющие угли, глаз, и Хонсу в полной мере ощутил всю его злобу, всю ненависть к сынам Гиллимана, так и не утоленную за десять тысяч лет. Существо покачало головой, что сопровождалось хлюпаньем влажного мяса и лязгом ржавых механизмов.

— Ты думаешь, что столь ничтожное препятствие может остановить мою демоническую армию?

— Не знаю. А может?

В ответ раздался звук, похожий на последний хрип чахоточного больного: так демон смеялся.

— Тебе обязательно нужно подразнить смерть, Полукровка, — прошипел М’Кар, наставив на Хонсу коготь. — Когда-нибудь ты зайдешь слишком далеко.

— Мне это часто говорят, однако я все еще жив.

— Будешь мне перечить, и я растерзаю твою душу, — пообещал М’Кар.

Хонсу покачал головой и отвернулся.

— Нет, не растерзаешь. Я тебе нужен.

— Посмотрим, — отрезал демон.

Хонсу кивнул в сторону экрана:

— Так я жду. Покажи, на что ты способен.

Новые сообщения от мастера Унати поступали по воксу сплошным потоком, и беспокойство Квинта неуклонно нарастало. Предсказание, которое он уверенно сделал в разговоре с Нкиру, не сбылось, и пока не было никаких признаков того, что враг готовит высадку. Стемнело; ночной воздух был пропитан запахом вспаханной земли и собранного урожая. Ослепительные лучи зенитных прожекторов прочерчивали пространство перед высокими стенами Аксума и пронзали небо в поисках вражеских самолетов.

Все орудия в городе были нацелены в небо, и напряжение достигло предела. Такой уровень боеготовности невозможно поддерживать долго, и Квинт уже собирался дать отбой, когда почувствовал омерзительный запах, донесшийся до города с восточным ветром.

Вначале этот запах напоминал зловоние, которое издавали поля Ичара-IV, усыпанные телами мертвых ксеносов и подожженные после того, как окончился бой. Трупы лежали внавалку, вырастая в огромные погребальные костры размером с целый город, и сгорали дотла, оставляя после себя смрад обугленной плоти, от которого не спасал никакой респиратор.

Сейчас Квинт чувствовал что-то похожее: ужасающую вонь мертвечины и разложения, тяжелый запах чего-то нечистого и противоестественного, полную противоположность всему, что было доброго и светлого в этом мире. Стена оказалась окутана этим зловонием, и префект едва сдержал тошноту.

Он посмотрел на восток, благодаря авточувствам визора даже ночью различая далекие поля, и сердце его сжалось: он видел гектары гниющих растений, сотни квадратных километров, на которых злаковые превратились в мульчу. Все поля на востоке погибли и теперь походили на зыбкое море разлагающейся растительности и бесплодной почвы.

Один из прожекторов рядом с Квинтом взорвался снопом оранжевых искр, и он вновь повернулся к городу, над которым ураганом скверны пронесся темный ветер. В воздухе появился привкус пепла и горького отчаяния, гнетущего уныния, которое, как вирус, поразило Квинта. Он встряхнулся, со злостью отгоняя от себя это чувство, и, сжав зубы, сосредоточился на своих обязанностях командующего.

Он получил жезл префекта от Марнея Калгара, поручившего ему защищать Тарент, и будь он проклят, если подведет магистра своего ордена.

По всему городу начало отключаться освещение; где-то на грани слышимости возникло необычное гудение — как от помех на пиктере, когда шумы от множества одновременных сигналов сливаются в один вопль.

Взявшийся ниоткуда гул все нарастал, и солдаты попадали на колени. Любой шумомер показал бы только фоновые помехи, так как этот звук безумия и боли отзывался резонансом прямо в мозгу. Солдаты открыли огонь по невидимым врагам, паля наугад во тьму. Крики страха сменились воплями ужаса и боли: воины бросались друг на друга с мечами и пистолетами и дрались так, будто перед ними явились самые жуткие их кошмары.

Темный ветер усиливался; воздух наполнился светом, и под куполом возникли несколько грозовых шквалов, сверкавших неестественными зарницами и разраставшихся с такой же неестественной скоростью. Среди облаков мелькали призраки — как акулы, привлеченные кровью в воде. Квинт чувствовал, что на город устремлен голодный взор множества глаз: исполинские создания с телами столь огромными, что они не могли существовать в реальном мире, истекающие слюной твари, омерзительные в своей прожорливости и издревле алчущие человеческих душ. Ветер доносил отзвуки потустороннего смеха, и облака постепенно собирались в один гигантский грозовой фронт.

Из облаков, вспыхнув с невыносимой яркостью, ударил разряд молнии. Он попал куда-то в центр города, но вместо того чтобы вскоре погаснуть, сверкающая линия замерла на месте. Как на застывшем изображении, молния соединила небо и землю извилистым энергетическим каналом.

Квинту показалось, что воздух стал разреженным, словно границы реальности сделались проницаемыми и постепенно прогибались под давлением других миров, до этого бывших невидимыми. Он не мог отвести глаз от невероятного разряда молнии и с ужасом наблюдал, как тот расширяется, как прореха в покрывале ночи.

Он открыл было рот, чтобы выкрикнуть предупреждение, но было уже поздно.

Прореха разошлась, и из света хлынуло неудержимое воинство кошмаров.

— А вот это, — заметил Грендель, — впечатляет.

Глядя на бойню, развернувшуюся на поверхности планеты, Хонсу вынужден был согласиться со своим помощником. Бескожие твари с когтями и обсидиановыми рогами срывали плоть с костей защитников города, а бесформенные, студенистые, но зубастые существа пожирали трупы. Угольно-черные крылатые гады, вроде летучих мышей, мельтешили в воздухе, и повсюду над городом раздавался их зловещий крик.

Чудовищные порождения варпа неудержимым потоком захлестнули город, убивая и уничтожая без всякой пощады. По весом медно-красных колоссов рушились целые здания; стаи хищников со шкурами цвета сырого мяса с воем набрасывались на плачущих людей, пытавшихся найти укрытие. На планете бесчинствовали существа самых ужасных очертаний, и защитники ничего не могли им противопоставить.

— Должно быть, это их командир, — Хонсу указал на воина в синих доспехах, отбивавшегося от наступающей орды мечом, окутанным силовым полем. — Один из лакеев Калгара.

— Ветеран, — сказал Ардарик Ваанес, ренегат из Гвардии Ворона, которого Хонсу завербовал в свою армию еще на Медренгарде. — И калека к тому же.

Присмотревшись, Хонсу действительно разглядел светлую отделку на доспехе и тусклый блеск ножных протезов, почти скрытый за скопищем монстров, окруживших воина. Ветеран пронзил мечом жилистую тварь, чья кожа оттенком напоминала гниющую рану. Брызнул черный ихор, но не успел воин извлечь меч, как на него самого бросился минотавр с чешуйчатой шкурой цвета ржавчины и, поддев на сверкающие рога, сбросил со стены.

Едва ветеран рухнул на землю, как на него тут же набросились стаи хищников, терзая тело когтями и клыками, и Хонсу потерял его из вида.

— Так вот, значит, как мы собираемся завоевать Ультрамар? — спросил Свежерожденный; изображение гибнущего города отбрасывало блики на его мертвую кожу. — Кажется, это не очень… честно.

— Честно? — прошипел Грендель со злым весельем. — Проклятье, а честь-то тут причем?

— И никто не говорит о завоевании, — добавил Хонсу.

— Тогда зачем мы здесь? — спросил Ваанес.

— Чтобы разрушать, — в голосе Гренделя слышалось предвкушение, а шрамы вокруг рта и глаз сочились гноем. Ваанес поморщился от омерзения, и не без причины.

Лицо Гренделя превратилось в ужасающую маску плохо заживших шрамов: в последние мгновения битвы за «Неукротимый» он получил такие раны, что с ними едва справлялись даже регенеративные способности Астартес. Служительница Империума выстрелила в Гренделя из древнего мелта-пистолета, и хотя он выжил — благодаря доспеху и собственной вредности, — лицо его чудовищно обгорело. Теперь они со Свежерожденным казались близнецами, почти одинаковыми в своем пугающем уродстве.

Лицо Свежерожденного было отталкивающей маской из лоскутов кожи, снятой с трупов еще на Медренгарде; в таких хорошо знакомых глазах — темно-серого, как грозовое облако, оттенка — читались боль и наивность. При этой мысли Хонсу едва не расхохотался: он знал, скольких это создание убило по его приказу. Свежерожденный был выращен внутри демонического организма, извлечен наружу свирепыми мортициями и затем облачен в доспех Железных Воинов; наивным его считать никак нельзя.

Из всех соратников Хонсу лишь Ардарик Ваанес вышел из многочисленных битв, в которых им довелось участвовать, без уродующих ранений: на его высоких скулах были только ритуальные шрамы, и еще три шрама над левым глазом указывали, где когда-то стояли штифты за выслугу. Его доспех был черным, на наплечниках — никаких геральдических символов. Неистовые ветра планеты, на которой жила Мориана, стерли с доспехов все опознавательные знаки, и Ваанес решил не наносить их снова.

— Так это правда, Хонсу? — допытывался он. — Мы здесь только ради твоей мести?

— А если и так?

Ваанес пожал плечами, как будто это не имело большого значения.

— Я должен знать, ради чего сражаюсь. Я уже очень давно этого не знаю.

— Ты сражаешься, потому что он тебе приказывает, — фыркнул Грендель. — Хороший повод убивать имперцев, какой еще нужен?

— Хороший для тебя, Грендель, — огрызнулся Ваанес.

Хонсу позволил им пререкаться и дальше. Разлад среди подчиненных — вещь полезная: пока они грызутся между собой, они не объединятся против него. Свежерожденный наблюдал за спором без всяких эмоций: его верность основывалась на месяцах индоктринации и психической обработки. Эту преданность не смогли пошатнуть ни обострившиеся в последнее время приступы безумия и бреда, ни видения из непрожитой жизни.

— Мы здесь, чтобы убить Уриэля Вентриса и нанести удар по тому, что ему дороже всего, — пояснил Хонсу.

— Нет, — раздался голос сверху, и их накрыла тень, несшая в себе холод и скверну.

Хонсу обернулся и увидел кошмарную громаду М’Кара. По его бронированной шкуре пробегали разряды энергии; под переменчивой плотью все еще угадывались очертания дредноута, в которого вселился демон, и на плече виднелись опаленные остатки перевернутой омеги — символа Ультрадесанта.

— Твоя месть — ничто, Полукровка, — зашипел демон. — Мы должны выжечь сердце империи Гиллимана. Этого требуют Вечные Силы. Все остальное неважно.

Демон удалился, и каждый шаг его звучал как удар молота, забивающего гвозди в крышку гроба.

Чувствуя, что остальные смотрят на него, Хонсу воздержался от язвительных комментариев.

— Что дальше? — спросил Грендель.

— Пусть чудовище повеселится, уничтожая города этой планеты, — ответил Хонсу, кивнув на экран. — Для нас она не имеет значения, это просто подожженный фитиль.

— А потом? — уточнил Ваанес.

— А потом мы ждем, как отреагируют Ультрадесантники.

— Они перебросят сюда крупные силы, — предостерег Ваанес.

Хонсу широко ухмыльнулся:

— На это я и рассчитываю.

ГЛАВА 2

Наступило утро, но еще темно, и он не может сдержать зевоту, которая подкрадывается с той неотвратимостью, с которой тайное становится явным. Он поднимается на высокий бастион Сцелус Прогениум, и его тощее тело содрогается от холода, словно от удара. Сдавленно охнув, он следует за комиссаром Кугорном но обледеневшей стене, внимательно смотря под ноги, чтобы не поскользнуться. Последнего мальчишку, который поскользнулся и позволил флагу схолы коснуться земли, Кугорн выпорол. Дыхание клубится в воздухе; Кугорн направляется к тяжелой взрывостойкой двери в Башне Урсакара, и он осторожно семенит следом.

Младшим кадетам не дозволяется носить зимнюю форму, и он неудержимо дрожит от холода. Пальцы крепко обхватывают древко, челюсти сжаты, чтобы не стучали зубы. Старшие кадеты, стоящие на бастионе, укутаны в подбитые мехом шинели; с лазружьями за спинами они топают ногами, чтобы согреться, и прячут закрытые перчатками руки в карманы. Но стоило появиться Кугорну, и карманы забыты, а ружья опять взяты к плечу.

В предрассветном небе мигают звезды, и он вновь чувствует удивление от этих огней в небе, которые породило нечто иное, чем орбитальные заграждения или корабли на низкой орбите. Он любит смотреть на звезды, но распорядок в Сцелус Прогениум не располагает к этому. Честно говоря, он вообще ни к чему не располагает.

Прошла всего неделя, а он уже все здесь ненавидит. Кадет Микло жестокой силой поработил класс новичков, и синяк под глазом все еще болит. Как же он жалеет, что мать отослала его сюда, как жалеет, что отец погиб на войне, бушующей вокруг крепости Кадия, тем самым предрешив его судьбу оказаться в этом ледяном аду. Мать утверждает, что здесь из него сделают мужчину, но он проклинает невезение, из-за которого детство закончилось слишком рано. Каких-то двенадцать терранских лет – и все, он больше не ребенок. По крайней мере, так каждый день твердят комиссары-инструкторы.

Кугорн добрался до двери, но она примерзла под коркой льда. Обхватив ручку металлическими пальцами аугметической руки, комиссар резко дергает. Дверь с треском распахивается, и прозрачные осколки льда падают на ступени.

– Поторопись, кадет Самукван, – рявкает Кугорн. – Если флаг не будет поднят к 5.00, познакомишься с моим кнутом.

– Да, комиссар Кугорн! – кивнув, отвечает он, стуча зубами.

Жилистый комиссар окидывает взглядом его тощую фигуру, словно раздумывая, не забрать ли у него флаг, но потом лишь качает пренебрежительно головой и первым заходит внутрь.

Внутри башни даже холоднее, чем снаружи, но он не успевает задуматься над этим парадоксом: комиссар уже карабкается по спиральной лестнице к вершине. Мигающие сферы люменов с шипением испускают тусклый свет; он рад, что колючий ветер, терзающий гранитные стены схолы, остался позади, и быстро следует за своим инструктором. Остальные из его класса, наверно, еще спят, но это ненадолго. Как только над бастионами взовьется аквила флага, трубный сигнал побудки оглушительным эхом разнесется по спартанским спальным помещениям.

Странно… Он никогда не думал, что будет скучать по лесу труб и башен Трациан Примарис, по шуму и вони многолюдного города. Будучи сыном офицера, он имел право обучатся в схоле, и мать все время говорила, что нужно быть благодарным за такую честь. Ничего себе честь, думает он про себя, взбираясь по скользким промерзшим ступеням.

Наверх ведет узкий проход, и нужно внимательно следить, чтобы навершие флага не царапало по влажным стенам. Последнего мальчишку, который это допустил, выпороли. В Сцелус Прогениум вообще многих пороли.

Он достигает вершины башни, никак не повредив флаг, и, оказавшись на обнесенной зубчатой стеной крыше, выдыхает облако пара. Еще очень рано, и он жутко устал, но открывающийся сверху вид все равно поражает. Льдистые горы тянутся к небу, они выше, чем самое высокое строение у него на родине, и совершенно белые, словно их недавно выкрасили огнеупорной побелкой.

Сотней километров южнее серная дымка и грязное пятно света отмечают местоположение Сцелиума – города, ближайшего к крепости с мансардными крышами, которая стала ему домом. Новые кадеты проходят через Сцелиум по пути в схолу, и пусть он вовсе не такой большой, как города Трациан Примарис, он все равно производит впечатление: высокие жилые блоки, скованные льдом, и похожие на скалы фабрики титанов.

– Ты не на экскурсии, кадет, – отрывисто бросает Кугорн. – Выполняй свои обязанности.

Кивнув, он шагает к центру крыши, где, как ему объяснили, имеется паз для закрепления древка флага. Полотнище с аквилой снимают каждый вечер и каждое утро поднимают. Он не понимает, почему бы его просто не оставить на месте, но даже проведя здесь всего неделю, он уже знает, что будет с тем, кто предложит не снимать флаг.

Он смотрит под ноги и не видит никакого паза. Камень скрыт под коркой льда, и он в отчаянье ищет, как бы закрепить флаг до того, как над горами покажутся первые лучи солнца. Спиной он чувствует сверлящий взгляд Кугорна и понимает, что это последний шанс избежать порки.

Он замечает небольшое углубление и пяткой сковыривает верхний слой льда. Взявшись за древко обеими руками, втыкает заостренный конец, лед трещит, и флаг наконец погружается в свое крепление. Он облегченно выдыхает, делает шаг назад и салютует красно-черному полотнищу, которое развернулось на ветру. Лучи солнца, поднимающегося из-за гор, озаряют золотого орла холодным желтым светом. Он смотрит на флаг и чувствует глубокое удовлетворение от того, что все обошлось без приключений. Полотнище трепещет на ветру, и за ним он замечает какие-то огненные точки, которые не движутся по своей траектории по небу, а вроде бы приближаются. Метеоритный дождь?

Но он не успевает ничего сказать. Раздаются первые звуки побудки: энергичная музыка военного оркестра гулко прокатываются по стылым залам и холодным аркадам схолы. Наклонив голову, он следит за огнями в небе, которые оставляют за собой пылающие послеобразы, словно несутся на гигантской скорости.

– Идем, кадет, – окликает его Кугорн. – Нечего копаться.

– Комиссар? – Он указывает на небо.

Одного взгляда на лицо Кугорна хватает, чтобы понять: происходит что-то очень нехорошее.

Комиссар бросается к лестнице, но уже видно, что светящиеся объекты – вовсе не метеоры. Это голые металлические капсулы, и они мчатся к схоле с невообразимой скоростью, оставляя в небе огненные следы. Он бежит вслед за Кугорном вниз, на бастионы.

Когда он спускается на стену, побудка сменилась сиренами тревоги. Установленные на башнях турели демаскируются, спускаются снабженные силовыми щитами мантелеты. Над бастионами клубится едкий туман, и комиссар Кугорн пропадает из вида. Кадет впервые испуган по-настоящему и опять смотрит в небо на падающие капсулы.

Одна с грохотом врезается в конец бастиона, и взрывная волна заставляет его скользить на льду. Место посадки капсулы обозначено огнем и дымом, но он все равно не видит, что это такое. Раздаются крики и отрывистые выстрелы лазружей. Падают новые металлические капсулы, и каменные бастионы сотрясаются от грохота.

Он поднимается на ноги, в ужасе от криков и тяжелых ударов, которые слышатся из-за пелены дыма. В тумане движутся тени, похожие на человеческие, но с их размером что-то не так – они слишком велики, чтобы быть людьми. Он бежит к взрывостойкой двери, за которой – безопасность схолы, а стаккато стрельбы разрывает покой раннего утра.

Из дыма, пошатываясь, выныривает комиссар Кугорн. Кадет вскрикивает от ужаса при виде груди комиссара, в которой зияет дыра, полная раздробленных костей и кровоточащей плоти. Кугорн хватает его за плечо и падает на колени с гримасой невыносимой боли. Изо рта его течет кровь, лицо искажено от усилий, которые ему требуются, чтобы говорить:

– Беги, кадет Самукван, – приказывает Кугорн. – Спасайся.

Дважды повторять не надо, и он бросает умирающего комиссара. Он скользит по обледеневшим камням, и на щеках замерзают слезы страха. На бастионы продолжают падать раскаленные капсулы, и лед хрустит под тяжелыми шагами. Воздух прочерчивают разряды лазружей, и он подпрыгивает каждый раз, когда слышит грохот, с которым разрываются снаряды атакующих.

Он бежит вслепую, зная только, что останавливаться нельзя. Неважно, куда приведут его ноги, – паника требует, чтобы он бежал. От едкого дыма предметы кажутся размытыми, и он толком ничего не видит. Он рискует обернуться – и врезается в стену, которой раньше на пути не было. Это железная стена, украшенная желтыми шевронами, и столкновение швыряет его на спину. Лицо ноет от удара. Подняв голову, он видит, что это никакая не стена, а гигантский человек.

Нет, эта гора в железно-золотом доспехе человеком быть не может. Плечи слишком широкие, в руке дымящееся оружие, которое на вид точно тяжелее всего, что может поднять обычный смертный.

Но это не обычный смертный. Это оживший кошмар из назидательных видеозаписей.

Над ним склоняется рогатый шлем с горящими красным линзами. В них нет никаких чувств – только бездушная пустота. Он не стоит внимания этого воина, не заслуживает считаться мишенью.

– Кто ты? – всхлипывает он, чувствуя, что уже не контролирует свою выделительную систему.

Не ответив, воин поднимает его с земли так легко, словно он ничего не весит. Легкое движение руки – и он отправляется в полет. Неуклюже падает, скользит на льду и останавливается на самом краю залитого кровью бастиона. Он замечает, что тут не один. Воины в железных доспехах собрали около тридцати кадетов; он вглядывается в их лица, залитые слезами, и видит, что здесь нет никого старше тринадцати. Старших кадетов сбрасывают со стены словно мусор. Он закрывает глаза, сворачивается клубком и зовет маму.

С резким вздохом Уриэль Вентрис открыл глаза. Дыхание восстанавливалось с трудом, и он понял, что не дышал от страха. Чувство было столь чуждым, что на мгновение он ощутил дезориентацию, понимая, что он уже не в оружейной казарм 4-й роты. Посмотрел на руки: секунду назад – или ему так казалось – он держал болтер, чисткой которого занимался.

Воин в железной броне… Комиссар Кугорн… Ужас, от которого стынет в жилах кровь…

Чувство холода и страха развеялось, а вместе с ним и остатки этого… нет, не видения, но переживания. Он не просто наблюдал за судьбой юноши: он разделил его участь, как если бы все это случилось с ним самим. Он смутно помнил имя, которое произнес умирающий комиссар. Чье это имя, его или… этого мальчика?

– Кадет Самукван, – прошептал Уриэль. – Вот как его звали.

Образ юноши привиделся ему так четко, что теперь он в недоумении смотрел на собственные руки, поражаясь их размеру. Подняв взгляд, Уриэль увидел перед собой стену из черного мрамора, на которой позолотой был написан длинный список имен. Прочитав первое имя, он и не считая знал, что их окажется семьдесят восемь. Знал, потому что сам их вырезал – целую жизнь назад.

Это был Храм Исправления, гробница Робаута Гиллимана, самое почитаемое место на Макрагге. Стены этого огромного круглого здания были облицованы плитами черного мрамора, добытого в безвоздушных карьерах Формаски, и на каждой плите были выбиты имена воинов из Ультрадесанта, которые пали в бою.

Уриэль стоял на коленях перед окантованной бронзой плитой, посвященной погибшим на Тарсис Ультра в безжалостной войне за то, чтобы вырвать этот имперский мир из пасти Великого Пожирателя. Тогда они победили, хоть и дорогой ценой, но затем у ордена украли эту победу.

Тарсис Ультра больше не существует. Его стойкое сердце остановила неведомая сила, которая превратила планету в такую же безжизненную пустошь, как Прандиум. До сих пор никто не знал, что именно опустошило эту планету, которую Гиллиман освободил в разгар Великого крестового похода, и боль, которую Уриэль чувствовал в душе, была так же сильна, как и в тот день, когда лорд-адмирал Тиберий сообщил ему о гибели Тарсис Ультра. Ультрадесантники поклялись защищать эту планету, и ее смерть стала пятном на их чести, которое можно смыть только расправой над тем безымянным врагом, что уничтожил целый мир.

Может быть, поэтому он и оказался здесь, перед списками погибших? Может, он хотел уверить их, что их жертва не была напрасной, что их смерть имела смысл? Или его привела сюда необходимость вспомнить еще раз о собственном долге? Живые продолжают жить, но мертвые все помнят.

Впечатления извне вытеснили из его сознания остатки воспоминаний о чужой жизни, и Уриэль поднялся на ноги. До него все яснее доносились приглушенные звуки шагов: шарканье сандалий на ногах тысяч паломников, ступающих по мрамору Храма Исправления. Слушались изумленные возгласы и всхлипывания – обычная смесь эмоций, которую вызывало в людях великолепие Робаута Гиллимана.

Говорили, что никто не может смотреть на одного из сынов Императора и не чувствовать при этом своего ничтожества, но увидеть спокойный лик Робаута Гиллимана означало понять ценность собственной человечности. Все, кто с трудом все же добрался до Макрагга, покидали это место с чувством глубокого, смиренного умиротворения. Уриэль наконец собрался с духом, чтобы обернуться и посмотреть в совершенное лицо собственного генетического отца.

Ничуть не изменившись с того дня, когда брат-предатель нанес ему смертельную рану, Гиллиман недвижно восседал на светлом троне, возвышавшемся на огромном постаменте из золотого мрамора. Тело его окружало слабое мерцание. Застыв во времени, примарх Ультрадесанта стал стражем принявшего его мира и спокойно, бесстрастно взирал на тех, кто приходил поклониться ему. Как и все Ультрадесантники, Уриэль жалел, что ему не довелось сражаться рядом с героями тех времен, когда Империум отстаивал собственную жизнь в войне с архипредателями. В Библиотеке Птолемея было множество рассказов о том легендарном веке, однако роль, которую в этой титанической войне сыграл Ультрадесант, была покрыта такой пеленой секретности и домыслов, что даже библиарий Тигурий не знал всей правды.

Но нельзя долго смотреть на солнце, и Уриэль отвернулся от примарха. Теперь он осматривал само великолепное сооружение, которое стало Гиллиману убежищем. Это был образец зодчества столь исключительный, что даже самые одаренные магосы из Адептус Механикус приходили подивиться его тайнам. Легенда гласила, что мрамор для храма добывали на самом высоком пике Макрагга, а ради пластали был разобран целый боевой флот. Конечно, эти рассказы были преувеличением, но они отражали ту меру почтения, которую храм должен был внушать своим посетителям.

Открыв рты, пилигримы бродили по внутренней территории храма; их направляли солдаты в синей униформе оборонной ауксилии Макрагга, которые стояли на карауле у каждого входа в усыпальницу примарха. Этими солдатами охрана храма не ограничивалась: святилище защищали избранные воины из 1-й роты Агеммана, облаченные в белую броню с золотой отделкой. Илоты в серых хитонах сопровождали группки пилигримов внутри храма, указывая на архитектурные чудеса здания, хотя на осмотр всех диковин потребовалась бы целая жизнь. В восторге запрокинув головы, пилигримы взирали на Арку Примарха, застывшую в пересечении лучей спектрального света, проникавших сквозь Хрустальный купол. Плачущих людей проводили через Врата Орфула, вдоль Триумфальной колоннады, и наконец они оказывались в бело-золотом лесу величественной Галереи льда.

Неважно, смертный или астартес – любой, кто попадал в Храм Исправления, выходил из него другим человеком. Сам Уриэль бывал в святилище много раз, но каждый визит в это место, наполненное призраками памяти, преображал его.

Почувствовав рядом чье-то присутствие, он обернулся и увидел мужчину в поношенной, грязной от долгого путешествия одежде. Болезненно худой, небритый, он выглядел в точности как те паломники, что тратят последние сбережения на то, чтобы добраться до Макрагга и оказаться рядом с примархом. На плече мужчины висел грязный рюкзак, из которого он достал некий предмет, блеснувший в свете Хрустального купола, когда человек протянул его Уриэлю.

На ладони мужчины лежала статуэтка из стеатита, изображавшая башню и орла, сидевшего на ее парапете. Настоящий шедевр, не уступавший в качестве предметам искусства, изготовленным мастерами Ультрамара: каждая линия вырезана с бесконечным старанием, камень идеально отполирован.

– Спасибо, – сказал Уриэль, тронутый этим простым жестом, но мужчина уже направился дальше. Уриэль хотел было пойти за ним, узнать имя ремесленника и откуда он родом, но его остановил звук шагов, раздавшихся сзади. Тяжелая поступь указывала, что это космические десантники.

– Мы тебе везде искали, – произнес ворчливый голос так, словно в том, что поиски затянулись, был виноват сам Уриэль.

– Предполагалось, что ты будешь в оружейной роты, – добавил другой голос, отрывистый и отличавшийся четкостью, свойственной уроженцам Макрагга.

Уриэль отвернулся от безымянного дарителя к двум воинам, чьи отполированные доспехи были окрашены в цвета сержантов 4-й роты. То, что эти двое наконец стояли рядом, связанные возобновленными узами братства, полнило его сердце гордостью.

Леарх, когда-то бывший заклятым врагом Уриэля в казармах Аджизелуса, но теперь ставший его ярым сторонником, воплощал самые лучшие черты Ультрадесанта. Именно он был обладателем голоса с четким, чопорным выговором, характерным для Макрагга: воин, в чьих жилах текла кровь древних героев. Хотя как раз из-за Леарха Уриэля отправили исполнить смертельную клятву, война на Павонисе заставила сержанта-ветерана по-новому взглянуть на обстоятельства, вынудившие того принять решения, результатом которых стало изгнание из ордена. Борьба во вражеском тылу на Павонисе поколебала несгибаемую веру Леарха в принципы «Кодекса Астартес», и теперь Уриэль считал его настоящим братом.

Спутник Леарха, Пазаний, был старым другом Уриэля. Они выросли вместе, и Пазаний часто помогал ему в ситуациях, когда все прочие отворачивались от молчаливого и задумчивого рекрута с Калта. Воин был так огромен, что ему понадобился специальный доспех, включавший элементы терминаторской брони. Он на голову возвышался над Леархом, а шириной плеч и груди превосходил даже ветеранов, считавшихся достойными носить этот священный тип доспеха.

Уриэль улыбнулся, увидев, что Пазаний вновь носит цвета ордена и восстановлен в звании сержанта, потому что он был вынужден отправиться на войну на Павонисе один. Теперь у Пазания была аугметическая рука из бронзы и железа, изготовленная в точности по его потребностям технодесантником Харком в новой кузнице – ее специально перестроили, чтобы Харк, чьи смертные останки были заключены в дредноут, мог в ней поместиться.

Сделав шаг вперед, Пазаний пожал руку Уриэлю. Аугметический протез был настоящим произведением искусства: мощное и одновременно тонкое устройство, которое дополнительно увеличивало и так немалую силу своего владельца. Поверхность протеза блестела в многоцветном освещении храма, но хотя металл казался чистым и гладким, Уриэль заметил несколько коротких бороздок, насеченных боевым клинком астартес.

– Харк с тебя шкуру спустит за такое, – он указал на бороздки.

– Он поймет, – ответил Пазаний. – Я должен был убедиться, что во мне не осталось ничего от Приносящего Тьму.

Уриэль кивнул, понимая причину беспокойства своего друга.

– Итак, почему тебя не оказалось в оружейной? – спросил Леарх.

– Посмотри, где мы, – заметил Пазаний. – Разве нам нужна причина, чтобы приходить сюда?

– Пожалуй, нет, – Леарх еле заметно улыбнулся.

– Я был в оружейной, занимался своим боевым снаряжением, – заговорил Уриэль, еще не зная, сколько он готов рассказать сержантам о том, как здесь оказался. – Но затем у меня возникло неотвязное чувство, что нужно идти в храм.

– Это хороший знак, да? – сказал Пазаний. – Без каких-либо предупреждений сверху среди ночи появляется черный корабль, а затем мы находим нашего капитана в усыпальнице примарха. Точно говорю, это знак. Скоро нам поручат новое задание.

– Ты не можешь знать наверняка, – возразил Леарх, – это все догадки.

– Неужели? Помяни мои слова, не пройдет и дня, как мы будем готовить Четвертую к бою, – пообещал Пазаний и повернулся к Уриэлю: – Ты слышал новости? Знаешь, кто прибыл на Макрагг?

– Пока нет. Я в таком же неведении, как и ты.

В самый глухой час ночи к крепости Геры спустился черный как смоль «Грозовой ястреб»; прибытие его было окутано тайной и прошло без почестей, обычно связанных с появлением собратьев из Адептус Астартес. Обычно любое перемещение транспорта к поверхности родной планеты Ультрадесанта сопровождалось бюллетенем, но на этот раз вокс-каналы молчали, словно никакого корабля и не было. Воины 4-й роты, стоявшие в сторожевом охранении, зарегистрировали прибытие летательного аппарата, но сверху никаких сообщений так и не пришло. Здесь крылась какая-то загадка, на которую пока не было официального ответа.

– Подозреваю, это ненадолго, – сказал Леарх, словно прочитав мысли Уриэля. – Тебя вызывают на вершину горы – поэтому мы тебя и искали.

– Вершина горы, – произнес Уриэль, направляясь к западному выходу из храма. – Это покои магистра ордена?

– Именно, – ответил Пазаний, шагая справа от Уриэля. – Нас призывают.

– Призывают капитана, – поправил Леарх, идущий слева.

– И наверняка его старших сержантов тоже. Логично, что мы тоже понадобимся.

Уриэль улыбнулся:

– Тебе тайны покоя не дают, да, Пазаний?

– Просто хочу побыстрее вернуться в бой, – радостно ответил тот. – Слишком давно я не воевал вместе с Четвертой.

– Поосторожнее с мечтами, – заметил Леарх, и порыв холодного ветра, пронесшийся по храму, заставил Уриэля вздрогнуть.

Последнее плато до вершины горы отделяла тысяча ступеней – ступеней, истертых ногами бессчетных просителей, искавших аудиенции с магистром ордена Ультрадесанта. Поднимаясь по крутым, неровным склонам долины Лапонис, террасы были укутаны зарослями горной ели и блестели россыпями кварца. Поток ледниковой воды, с грохотом низвергавшийся с горы, порождал переплетение радуг и туманом оседал на камни внизу.

Преодолев последнюю лестницу, Уриэль, Пазаний и Леарх взглянули на Макрагг с самой вершины мира. Насколько мог видеть глаз, в обе стороны простирались белые горы, но на западе у горизонта угадывался проблеск океана.

Большая часть крепости-монастыря Ультрадесанта, этого гигантского многоколонного шедевра силы, изящества и архитектурного гения, была построена на самых высоких горных вершинах Макрагга. Нерушимая твердыня, безупречно белая снаружи, вмещала огромные залы и просторные коридоры, разукрашенные яркими цветами, мозаиками и фресками настолько живыми, что они казались окном в чудесное царство света и красок.

Золотые геодезические купола увенчивали миниатюрные крепости со множеством изящных балконов; вниз, к предгорьям вели узкие стеклянные галереи, а точеные контрфорсы из серебристой стали создавали впечатление одновременно и мощи, и воздушной легкости. Однако эта легкость была обманчивой: во всем Империуме не нашлось бы более прочного, более надежного фортификационного комплекса. Каждое здание на его территории само было цитаделью, способной противостоять многочисленному врагу силами всего нескольких защитников.

– Все так же красиво, – взволнованно сказал Леарх. – Целый день бы тут провел.

– Да, вид открывается отличный, – подтвердил Пазаний.

Уриэль был согласен со своими сержантами: панорама крепости поражала своим великолепием. Твердыня занимала целый континент, и по величию с ней во всей Галактике могло сравниться лишь одно архитектурное сооружение – Императорский дворец.

– Я никогда не был на Терре, – сказал Уриэль, продолжая эту мысль, – но судя по рассказам о тамошних темных переулках, заброшенных зданиях, обрушившихся постройках и целых поселениях из лачуг пилигримов, крепость Геры, похоже, более внушительна.

Заметив, как покосился на него Леарх, он добавил:

– Само собой, предположение, что Макрагг превосходит Терру, попахивает ересью.

– Дело не в этом, – сказал Леарх. – Я просто удивлен, что ты откровенно не превозносишь Макрагг. Все-таки крепость Геры спроектировал и построил сам Робаут Гиллиман.

– Точно так же, как он построил все прочие чудесные здания Ультрамара, – рассмеялся Пазаний.

– Разве ты не чувствуешь здесь руку примарха? – удивился Леарх.

– Конечно, чувствую, но если бы он действительно спланировал и построил все, что ему приписывают, он бы весь Великий крестовый поход занимался стройкой, а не войной.

Оставив сержантов и дальше подтрунивать друг над другом, Уриэль посмотрел на долину Лапонис. Когда Робаут Гиллиман только появился на Макрагге, это была всего лишь узкая расщелина в горе, однако меньше чем за десять лет она превратилась в каньон головокружительной глубины, склоны которого прочертили террасные галереи. Огромные мраморные плиты, из которых была сложена значительная часть крепости, добывались на этих склонах, и пусть вода и время смягчили резкие очертания карьера, он все равно напоминал рану на поверхности планеты длиной в тысячу километров.

– Идемте, – сказал Уриэль, отворачиваясь от панорамы. – Лорд Калгар уже заждался меня.

Он двинулся к самому высокому строению на Макрагге – покоям магистра ордена, расположенным на горной вершине. Для воина, командовавшего по меньшей мере восемью системами, это была скромная обитель: открытое здание, непритязательно обставленное и отделанное белым мрамором с золотыми прожилками. У бронзовых врат несли караул два воина в терминаторской броне, вооруженные древковым оружием с длинными клинками и штурмболтерами.

Уриэль почтительно кивнул им на пути в тенистый портик, за которым открывался вестибюль с мозаичным полом, где ждали илоты в синих хитонах, державшие блюда с кубками, наполненными ароматным вином. Узнав характерный сочный запах калтского вина, Уриэль взял один из бокалов; Пазаний и Леарх последовали его примеры.

Оказавшись во внутреннем дворе, находившемся чуть ниже остальных помещений, и увидев тех, кто в нем ждал, Уриэль почувствовал необычную тревогу. Ему не доводилось присутствовать на собрании столь почтенных героев с того дня, когда он предстал перед магистром ордена по обвинению в ереси.

Самым величественным был воин-гигант, занятый беседой с кем-то в белых одеяниях, стоявшим к Уриэлю спиной. Воин горой возвышался над собеседником; доспех его, ярчайшего синего цвета, блестел после свежей полировки и умащивания священными маслами. В солнечном свете блестел гладкий кварц перевернутой омеги и окантовка наплечников сверкала, словно расплавленное золото. Боевое мастерство этого героя сокрушало целые армии, и вражеские планеты капитулировали, лишь заслышав его имя, ибо оно было синонимом отваги и чести, силы духа и благородства намерений.

Марней Август Калгар, магистр ордена Ультрадесанта.

Его правое ухо украшали адамантиевые серьги; на месте левого глаза был алый, похожий на драгоценный камень бионический протез, тончайшими медными нитями соединенный с затылком. Калгар вел Ультрадесант от победы к победе уже не один век, и лицо его, словно высеченное из гранита, все так же выражало ум и прозорливость; от этого воина исходила почти видимая аура силы.

Рядом с этим богом войны собрались его боевые капитаны – прославленные герои, самые лучшие бойцы Ультрамара. Капитан Сикарий стоял в спокойном ожидании рядом со скульптурой в центре двора, изображавшей первого боевого короля Макрагга. Командующий 2-й ротой обменивался какой-то шуткой со своими сержантами; многие считали этого бесцеремонного героя Черного предела безрассудным. Рядом, но все же чуть в стороне, расположился великолепный Агемман из роты ветеранов. Звание первого капитана было древним, но как нельзя лучше подходило регенту Ультрамара; Уриэль был прекрасно знаком с его мрачным характером и вековой мудростью.

Гален из пятой роты, разозленный и сжимающий кулаки, вышагивал по краю двора. Напротив него стояли Эпат из шестой и Синон из девятой роты. Оба казались встревоженными тем, что их вызвали на такое совещание: они командовали резервными ротами, а не боевыми соединениями. Хотя ни в смелости, ни в умениях они не уступали другим воинам ордена, резервные роты призывались на войну лишь в крайнем случае.

В тени клуатра стояли капитан Антилох и Ториас Телион из десятой роты; казалось, они прячутся в сумраке от солнца Макрагга.

Увидев лицо Марнея Калгара, Уриэль не заметил в нем ни следа от того тепла, с которым магистр ордена приветствовал его по возвращении с войны против тау на Павонисе. Калгар был серьезен, взгляд его холоден; он лаконично кивнул Уриэлю и его сержантам, когда они появились у входа.

– Капитан Вентрис, – Калгар жестом пригласил его во внутренний двор. – Наш совет практически в сборе.

– Милорд, – Уриэль коротко поклонился.

– Все капитаны, присутствующие на Макрагге, – прошептал Пазаний, когда они вошли во двор. – Должно быть, что-то серьезное.

Но Уриэль не успел ответить: из крытой галереи позади двора показались трое воинов в черной как ночь броне. Они и до этого не прятались, но Уриэль их не видел, словно их лучше любого камуфляжа скрывала сама тьма. Рука Телиона метнулась к оружию, и Вентрис с удивлением понял, что даже легендарный сержант-скаут не знал об этих воинах.

На их наплечниках была изображена белая птица, и Уриэль вспомнил, что ему уже доводилось сражаться рядом с воином, носившим такой символ. На идущем впереди был плащ из переливчатых черных перьев; шлем его был более старой модификацией Mk-IV с темными крыльями, отходящими назад от лицевой пластины. Воин двигался так плавно, что казалось, будто он парит над землей.

Он еле заметно кивнул Уриэлю.

– Гвардия Ворона, – сказал Леарх.

– Говорил я тебе, тут что-то серьезное, – добавил Пазаний.

– Думаю, ты прав, – кивнул Уриэль.

ГЛАВА 3

Лорд Калгар начал с того, что представил гостей собранию, но Уриэль уже узнал одного из них. Со жрецом с Марса, облаченным в белое, воины 4-й роты были знакомы: они сражались вместе с его господином на Тарсис Ультра.

– Это Вианко Локард из Адептус Механикус, – сказал Калгар, и жрец отвесил тщательно выверенный поклон.

Магос носил золотой медальон в форме шестерни; за исключением пощелкивающего аугметического устройства на месте правого глаза на его безволосой голове не было никаких явно механических модификаций. На плече его было закреплено шарнирное устройство с линзами, которые могли выдвигаться вперед так, чтобы оказаться перед светящимся правым глазом.

Когда Локард спустился во двор, Уриэль вспомнил, как впервые встретился с магосом. Это было в зале фресок на Тарсис Ультра, и тогда они обсуждали, как сражаться с частью флота тиранидов, устремившейся к планете. Передвигался Локард с помощью похожих на ножки циркуля конечностей, металл которых виднелся из-под его мантии. Он сжал металлические же руки, пощелкивающие внутренними механизмами, и на бледном лице появилась слабая улыбка.

– Рад снова видеть вас, капитан Вентрис. – Магос говорил на удивление густым баритоном.

– Был бы счастлив ответить тем же, но, боюсь, вы принесли дурные вести, – сказал Уриэль.

– К сожалению, но я оставляю право изложить эти вести вашему магистру.

Уриэль кивнул. К Локарду присоединился воин из Гвардии Ворона, носивший крылатый шлем. Он расстегнул гермозатвор на горжете, и наружу вырвалось тихое дуновение затхлого воздуха, привкусом пыли и тьмы напоминавшего воздух запертого склепа.

У воина было изможденное лицо мертвеца: алебастрово-белая кожа, синеватые губы, цветом напоминавшие цианотичные губы утопленника. По-кошачьи желтые глаза, блестящие черные волосы собраны серебряным кольцом в тугой хвост.

Марней Калгар положил руку на плечо воина, и Уриэль заметил, что бледное лицо едва заметно исказилось от раздражения.

– Не самый общительный человек, – прошептал Пазаний.

– Верно, – тихо согласился Уриэль, а Калгар уже представлял чужака:

– Капитан Аэтон Шаан из Гвардии Ворона, командующий 4-й ротой этого прославленного ордена. Вместе с одним из своих лучших отрядов он прибыл в Ультрамар, чтобы просить нашей помощи в одном очень деликатном деле, и я ожидаю, что вы окажете ему полную поддержку.

Капитаны Ультрадесанта уважительно кивнули; Уриэль же отметил странное совпадение в нумерации рот его и Шаана. Он начал подозревать, что его вызвали не просто из-за капитанского звания.

Позади него открылась дверь. Обернувшись, Уриэль увидел Варрона Тигурия, старшего библиария ордена, за которым следовала стройная женщина с кожей карамельного оттенка и длинными белоснежными волосами. На ней была длинная шинель, под которой Уриэль заметил бронзовый корслет, надетый поверх облегающего комбинезона.

– Прибыла наша гостья с Таласы Прайм, – объявил Тигурий, указывая на женщину и ее свиту, состоявшую из савантов, логисов и солдат, облаченных в такие же шинели. Солдаты были безоружны и явно чувствовали себя от этого неуютно.

Тигурий прошел мимо Уриэля, едва взглянув в его сторону в качестве приветствия; Уриэль был этому рад, так как старший библиарий симпатий не вызывал. У него были глубоко посаженные глаза, впалые щеки и угловатые черты, что уже выделяло его среди других; однако главной причиной, по которой он держался в стороне от боевых братьев, был его удивительный дар псайкера. Путь никто и не сомневался в его лояльности, пусть своим талантом он много раз выручал орден; все равно, способность повелевать силами варпа навсегда обрекла его на изоляцию от тех, кто таким даром не обладал.

Уриэль присмотрелся к женщине, направлявшейся к Марнею Калгару. Она двигалась так же, как и Вороны: текуче, плавно. За спиной прикреплен меч; когда она садилась, в разрезе шинели мелькнул пистолет на поясе. Тигурий упомянул Таласу Прайм не просто так: это означало, что женщина входит в священный ордос, отчего все почувствовали себя настороже.

Уриэлю и раньше доводилось работать с инквизицией, и каждый раз это сотрудничество сопровождалось противоречивыми чувствами. Инквизиторы ревностно служили Империуму и противостояли невообразимо ужасным врагам, но методы их были для Уриэля слишком категоричным, слишком бескомпромиссными. Чтобы помешать Несущему Тьму обрести свое древнее вместилище, инквизитор Барзано чуть не уничтожил Павонис, а бывший начальник Локарда, Криптман из Ордо Ксенос, сжег целую планету под названием Корделис вместе со всеми ее обитателями – лишь бы не дать им стать пищей для полчищ тиранидов.

– Инквизитор Намира Судзаку, - произнес лорд Калгар, когда женщина обвела взглядом собравшихся воинов. Следовало отдать ей должное: статус присутствовавших, заставивший бы трепетать большинство простых людей, ее нисколько не смутил.

Заметив на ее запястье маленькую татуировку в форме молота, Уриэль решил, что она ничуть не похожа на большинство простых смертных. Она наклонила голову, и глаза блеснули искусственным светом.

Все были в сборе, и лорд Калгар вышел в центр двора. Тишину нарушал лишь плеск воды в фонтане и шелест расшитых золотом знамен, свисавших с верхних балконов.

– Времени немного, так что буду краток, – начал Калгар. – Враги уже нанесли нам первый удар, и нельзя предугадать, куда будет направлен следующий.

– Враги? – перебил Сикарий. – Какие враги?

– Армии Губительных Сил, – ответила инквизитор Судзаку. – Эрцпринц эмпирей вернулся из изгнания и опустошил Тарент.

Изумление охватило всех присутствующих; сердце потрясенного Уриэля учащенно забилось. Неслыханным было уже то, что одна из планет Ультрамара подверглась атаке, а капитаны Ультрадесанта об этом не знали.

– Абсурд, – отрезал Агемман. – Префект Квинт сообщил бы, если бы их атаковали. Мы никаких сообщений не получали. Ваша информация неверна.

– Боюсь, как раз верна, друг мой, – сказал Калгар, поворачиваясь к Судзаку. – Покажите им Тарент.

Судзаку кивнула одному из своих савантов, аскету с жезлом-проектором, который был подключен к монтажной машине, закрепленной на его спине на манер магазина боеприпасов у опустошителя. Савант повел жезлом, заряжая частицы и оставляя в воздухе потрескивающее марево. Инквизитор кивнула, и на месте зернистой статики возникло изображение резни.

Качество было плохим: запись явно велась с орбиты Тарента на максимальном увеличении. Но нечеткость изображения не могла скрыть тот ужас который творился на планете.

Город, построенный в чеканном стиле ультрамарской архитектуры, был охвачен боем. Пораженный Уриэль увидел улицы, кишевшие монстрами: существа с рогами и когтями, разнообразные в своем уродстве, которое не могло быть следствием никакой эволюции. Этих чудовищ породило безумие, и рождение это могло свершиться только в одном месте.

– Демоны, – прошипел Уриэль.

– Именно, – подтвердила Судзаку. – Армия демонов, которая прорвалась через врата эмпиреев, нисколько не ослабив при этом пространственную матрицу. На это способно только создание невообразимой силы.

– Как была сделана эта запись? – спросил Тигурий.

– Инквизиция не раскрывает свои источники, – уклончиво ответила Судзаку.

– На орбите каждой планеты Ультрамара находится хотя бы один записывающий дрон инквизиции, – пояснил Калгар, и Судзаку в раздражении прищурила глаза. Магистр выдержал ее злобный взгляд: – Неужели вы и правда думали, что я этого не знаю?

– Я думала, что мы хорошо замаскировались, – ответила Судзаку, ничуть не смущаясь этим явным нарушением доверия.

Ультрадесант разрешил инквизиции устроить базу внутри владений Ультрамара, но предполагалось, что по договоренности обе организации не будут вмешиваться в дела друг друга. Атмосфера собрания мгновенно изменилась: если вначале Судзаку внушала лишь тревогу, то теперь она вызывала откровенное подозрение.

– Вы шпионите за нашими планетами? – взъярился Агемман.

– Просто выполняем свою работу, – парировала Судзаку.

– Это неважно, – прервал Калгар нарастающий конфликт. – Один из миров Ультрамара был атакован. Давайте сосредоточимся на этом.

– Мы знаем, как это произошло? – спросил Уриэль. – Как демоны попали на Тарент?

– Смотрите дальше, – предложила Судзаку.

Изображение в электростатически заряженном воздухе изменилось: машина навела резкость, с несколькими щелчками затвора переместив фокус обратно в космос. В нижней части картинки возник песчаный полумесяц Тарента, но в верхнем углу виднелось нечто огромное – край сооружения таких размеров, что казалось невообразимым, как такая конструкция может парить над поверхностью планеты. У конструкции, скрытой завесой из кристаллизующихся газов, были резкие, угловатые контуры; проглядывали очертания крепостной стены или огромного вала, покрытого целым лесом из колючей проволоки. Затвор щелкнул в последний раз, и на секунду сооружение стало полностью видимым – а затем изображение замерло, шипя и подергиваясь от помех.

– Что это? – спросил Эпат. – Космический скиталец?

– Нет, – ответил Калгар, в голосе которого Уриэлю послышалось сожаление. – Все гораздо хуже.

– Хуже, чем космический скиталец? – переспросил Сикарий. – Хотел бы я посмотреть на такое нечто.

– И зря, – сказал Уриэль, вспоминая острые как бритва когти, которые тянулись к нему из темноты на «Смерти добродетели». – Уж поверьте.

Сикарий наградил его раздраженным взглядом, но ничего не сказал. После кампании на Тарсис Ультра капитан 2-й роты был одним из тех, кто особенно яростно осуждал Уриэля, а потом с огромной неохотой принял обратно в орден после исполнения смертельной клятвы. Недавняя война на Павонисе полностью восстановила Уриэля в звании капитана, но некоторые все еще относились к нему с подозрительностью.

– Это не космический скиталец, – сказал капитан Гален из Пятой, едва сдерживая гнев. – Это «Неукротимый».

– «Неукротимый»? – отозвался Эпат. – Но как такое возможно?

– Возможно, потому что мне пришлось принять страшное решение, – сказал Калгар, высоко подняв голову. – Вам всем известно о демон-принце М’Каре.

– Точно, то демоническое отродье, флот которого я уничтожил у Халамарского разлома. – Сикарий ударил кулаком по нагруднику. – Милорд, вы тоже разбили его. На «Неукротимом».

– Да, Катон, я его победил. – Калгар повернулся к Агемману. – Я повел воинов 1-й роты, восстановленной после Битвы за Макрагг, на борт «Неукротимого» и победил демона.

– Разорвали его на клочки! – проревел Сикарий.

– Нет, – ответил Калгар. – Не совсем.

Тигурий спустился во двор, вперив отсутствующий взгляд в подрагивающее изображение «Неукротимого». Он протянул руку в латной перчатке, словно хотел прикоснуться к картинке, но в последний момент сжал пальцы, развернулся, и Уриэль вздрогнул, заметив в глазах библиария призрачный свет.

– Рождённый Трижды, теперь я вижу его, – прошипел он. – Однажды побежденный при Халамаре, затем сломленный на «Неукротимом». Он вернулся, чтобы опустошить Ультрамар. Страж Башни снова с нами, и Рождённый Трижды вновь облекся в плоть…

– Время пришло, Варрон? – спросил Калгар, будто боясь услышать ответ.

– Да, милорд, – кивнул Тигурий.

От этих слов на Уриэля повеяло холодом. На Салинасе брат Леодегарий из Серых Рыцарей провел ритуал картомантии, и Уриэлю выпала Башня – карта, обозначавшая перемены, конфликт, катастрофу, низвержение установленного порядка вещей. Вкупе со словами Тигурия это не предвещало ничего хорошего.

– Рождённый Трижды? – проговорил Гален. – Это владыка демонов М‘Кар?

– Именно. – Глаза Тигурия приобрели свой обычный оттенок. – Так все и было. Шестьдесят лет он был в плену на «Неукротимом»: узник варп-ядра, скованный сверхъестественными путами, дрейфовал в небесах по неведомому курсу.

– Но как? – настаивал Гален. – Лорд Калгар, вы вернулись с «Неукротимого» с вестью о смерти демона. На том звездном форте несли гарнизонную службу мои люди!

Калгар медленно кивнул.

– Меня ждет вечный позор, но, боюсь, они все мертвы. Олантор, Децим, Сабатина и даже почтенный брат Алтарион. – Он развернулся к капитанам: – С помощью инквизиции я смог победить М‘Кара, но не смог уничтожить его суть. Для этого требовалась сила, которой не обладаю даже я. Единственной возможностью было привязать самое его существо к варп-ядру форта – тюрьме, которая сжималась все больше с каждой яростной попыткой демона освободиться. Курс «Неукротимого» должен был увести его в небытие, в ничто глубин варпа, но ненависть М‘Кара была так сильна, что любой маршрут, проложенный навигатором, неизбежно возвращал форт в Ультрамар.

– И поэтому его постоянно охраняли, – сказал Гален, практически сокрушенный потерей половины своей роты. – Вы не смогли избавиться от него, а потому должны были следить за ним.

Лорд Калгар снова кивнул. Уриэль чувствовал, как каждое слово магистра словно выбивает у него из-под ног тот прочный фундамент, на котором основывались все его убеждения. Уничтожение М‘Кара было частью мифа, сложившегося вокруг Калгара; эту историю рассказывали рекрутам, чтобы воодушевить их, наполнить их сердца огнем честолюбия. Оказалось, что не только Уриэль, но и весь орден стали жертвами обмана, и такое могло поколебать даже самый стойкий дух. Оглядев присутствовавших, Уриэль увидел, что боль отразилась на лице каждого воина. Сама идея о том, что такой почтенный герой Ультрадесанта, как лорд Калгар, мог намеренно исказить правду, казалась возмутительной, невероятной.

– А затем кто-то обнаружил форт и освободил Рождённого Трижды, – закончил Тигурий.

– Это единственно возможное объяснение, – грустно признал Калгар.

– Кто? – воскликнул Сикарий. – Кто мог знать, где находится «Неукротимый»?

– Думаю, я смогу внести некоторую ясность по этому вопросу, – сказал магос Локард.

Постукивая конечностями по мраморным плитам, Локард подошел к саванту Судзаку.

– Вы позволите?

Судзаку кивнула, и Локард, развернувшись телом вокруг своей оси, передал саванту информационную пластину. Тот вставил ее в машину, вновь взмахнул жезлом, и появилось изображение планеты, сопровождавшееся потоками биометрических, географических и картографических данных. Картинка увеличилась, показывая поверхность планеты – зеленый мир, где пестрые джунгли чередовались с сельскохозяйственными угодьями, расположенными в плодородных областях.

Уриэль не замечал в картинке ничего необычного, пока в поле зрения не попало сооружение явно имперской архитектуры, – только тогда он смог сопоставить его масштаб и размеры лесов, окружавших здание.

– Комплекс Голбасто, – заговорил Локард. – Изолированный исследовательский центр, основанный 53,9 терранских года назад, чтобы изучать воздействие различных стимуляторов роста на основные сельскохозяйственные культуры. Вначале исследование добилось только скромных успехов, но два года назад магос Сзалин сообщил, что получены многообещающие результаты при использовании вирусного средства, которое он назвал «штамм Гераклита».

На картинке возникла панорама планеты, и Уриэль, теперь уже зная о замыслах Адептус Механикус, смог оценить размах проекта Голбасто. Бесконечный лес деревьев, которые приносили плоды размером с торс человека; зерновые культуры с зернами не меньше гранаты; поля, злаки на которых вырастали выше «Пса войны». Такое исследование имело огромный потенциал, но он пока не мог понять, как это связано с нынешней ситуацией.

– И какая здесь связь? – спросил Агемман, повторяя мысли Уриэля.

– Прямейшая, капитан Агемман, – заверил его Локард. – Все взаимосвязано, и важна каждая деталь. Позвольте показать вам.

Изображение вновь сфокусировалось на комплексе Голбасто, но теперь здание было разрушено, и дым от пожарища поднимался в небо, накрывая соседний лес.

– Что случилось? – спросил Уриэль.

– Комплекс подвергся нападению и был уничтожен, а весь его запас штамма Гераклита – украден. Было найдено только одно тело – магоса третьего класса Эвлейма; из его разбитых катушек памяти сортировщики данных смогли извлечь лишь эти изображения.

Картинка изменилась еще раз, показывая теперь серию снимков, искаженных помехами: серебряный купол в центре комплекса, объятый огнем; смазанное изображение лица, похожего на маску трупа, сшитую из кусков с помощью проволоки; и наконец, в отдалении, группа воинов в доспехах – очевидно, космодесантники. Почти у все них броня была цвета железа, но один выделялся тем, что доспех его был глянцево-черным.

– Кто они? – спросил Уриэль; у него зародилось страшное подозрение.

Локард взмахнул аугметической рукой, и гаптические рецепторы увеличили изображение, сфокусировав его на людях. Картинка получилась слишком размытой, чтобы различить лица, но символы на доспехах стали видны. Черно-желтые шевроны на краях пластин брони, а на одном наплечнике – ненавистный железный череп в обрамлении восьмиконечной звезды.

– Железные Воины! – прошипел Уриэль. – Нет, этого не может быть.

– Но кто этот другой? – спросил Леарх. – Тот, который в черном.

Уриэль не ответил, но в том, как держался этот воин, было что-то знакомое: язык его тела откровенно говорил о силе, мастерстве и манере сражаться. Этот воин любил нападать из засады – охотник, что наносит удар под покровом тьмы, и Уриэль был уверен, что встречал его раньше.

– Подозреваю, в этом происшествии есть определенный личный подтекст, а не только простая жажда разрушения, свойственная демоническим существам, – продолжал Локард. – Осмелюсь предположить, что организатор атаки на Тарент имеет какой-то личный интерес, связанный с капитаном Вентрисом.

– Почему так? – удивился Калгар.

– Я вышел на комплекс Голбасто после того, как была атакована еще одна планета. Она была уничтожена как раз штаммом Гераклита.

– Тарсис Ультра, – сказал Уриэль, уже зная, к чему клонил Локард. – Я ведь прав?

– Вы правы, – ответил Локард со вполне человечным сожалением. – В той немногой растительности, что уцелела на Тарсис Ультре, я обнаружил следы этого штамма. Судя по всему, налетчики захватили орбитальную пусковую установку и обстреляли планету ракетами, несущими вирус.

– Но разве штамм был так уж опасен? Вы же сами сказали, что он предназначался для увеличения урожайности. Как он мог погубить целый мир? – допытывался Калгар.

– Не мог, милорд, если только этот мир не был загрязнен последствиями тиранидского вторжения, – пояснил Локард. – Хотя флот тиранидов был разгромлен, на поверхности Тарсис Ультра оставалось много биоматериала, отложенного существами. После победы мы запустили несколько программ по зачистке, но так и не смогли уничтожить все следы. Вы должны понять, что тиранидские организмы движимы лишь одним инстинктом – размножаться. Это гиперэволюционная особенность, которая позволяет заполнить планету разросшимися спорами, а те в свою очередь душат всю органику, способствуя более легкому ее усвоению организмами, собирающими биоматериал. Штамм Гераклита до предела ускорил развитие тиранидских организмов, и никто не мог их остановить. Они покрыли землю едкими водорослями, заразили каждую молекулу кислорода и выжгли атмосферу. Планета была съедена за несколько дней и осталась беззащитной перед излучением звезды. Теперь это просто голая скала.

Взглянув на Уриэля, Локард вернулся к статуе Конора и наклонился за серебряной коробкой.

– Но среди всего этого разрушения мы нашли нечто неожиданное. С орбитальной платформы была запущена ракета с пустой боеголовкой: ее использовали, чтобы доставить на поверхность что-то иное, чем боезаряд. Она испускала локационный сигнал, так что запустивший ее явно хотел, чтобы ракету нашли.

– И здесь то, что несла эта ракета? – спросил Уриэль.

– Да. – Открыв коробку, Локард достал помятый шлем. Мк-VII, модель «Аквила»; краска облезла, но цвет еще можно было распознать – равно как и перевернутую омегу Ультрадесанта на лобовой части. Повернув шлем, Локард прочитал знак оружейника на внутренней кромке:

– Шесть-эпсилон-гладиус.

– Это мой шлем, – сказал Уриэль. – Он был на мне на Медренгарде. Он там и остался.

– Кажется, ты связан с грядущей войной на более личном уровне, чем большинство из нас, – предположил лорд Калгар. – Почему?

– Этому может быть только одно объяснение, – ответил Уриэль. – Хонсу.

На протяжении всего следующего часа Уриэль рассказывал об эпопее, сопровождавшей исполнение его смертельной клятвы. Он поведал о том, как Омфал Демониум перенес их с Пазанием на другой край Галактики, в один из проклятых миров Ока Ужаса, где они оказались втянуты в столкновение между соперничающими кузнецами войны из Железных Воинов. Он рассказал о том, как они встретились с астартес-ренегатами и их лидером, Ардариком Ваанесом из Гвардии Ворона; в этом месте интерес капитана Шаана к истории резко возрос.

Многие из собравшихся Ультрадесантников уже знали эти факты, но все равно внимательно слушали новый вариант рассказа. Не дрогнув, Уриэль описал то, каким образом они с Пазанием пробрались в чудовищную крепость кузнеца войны Хонсу, находившуюся тогда в осаде, и как их взяло в плен создание по имени Оникс. Хонсу посчитал их ренегатами вроде Ваанеса и предложил перейти на его сторону, сама идея чего вызвала у Ультрадесантников отвращение. Даже Сикарий улыбнулся словам Уриэля о том, куда они послали сделавшего им подобное предложение. Но все улыбки погасли, когда рассказ перешел к жуткому логову мортициев, а затем к плену Уриэля внутри одной из маток Демонкулабы и страшному способу его освобождения.

Та часть истории, в которой Уриэль заключил союз с Бескожими, в очередной раз вызвала у многих гримасу неодобрительного удивления; ропот отвращения сопровождал рассказ о том, как Ваанес отказался от шанса на искупление, который предложил ему Вентрис. Когда Уриэль пояснил, каким образом он подстроил уничтожение крепости Хонсу, над собранием повисла гнетущая тишина, но никто не посмел высказаться, так как целое отделение Серых Рыцарей сочло Уриэля и Пазания свободными от скверны. По возвращении на Макрагг они подверглись бесчисленным проверкам капелланов и апотекариев, которые изучили их физическое, умственное и душевное состояние – и подтвердили их чистоту.

Уриэль и Пазаний вернулись в свой орден незапятнанными.

– Я одного не понимаю, – заговорил капитан Гален. – Как Хонсу узнал, что атаковать нужно именно Тарсис Ультра? Каким образом он выбрал именно тот мир, который был связан с капитаном Вентрисом напрямую? Как ему это удалось?

– Не знаю, – ответил Уриэль, спускаясь во внутренний двор. – Но каким-то способом он это выяснил и хотел, чтобы мы узнали, кто стоит за нападением. Он целился не только в меня – он целился во всех нас. Наш орден поклялся защищать Тарсис Ультра, и это гнусное преступление пятнает честь каждого из нас. Но если Хонсу действительно явился в Ультрамар, сразиться с ним и убить – это мой долг. Мои действия навлекли на нас его месть, и не важно, как он сумел совершить то, что совершил. Он здесь, и его надо пристрелить, как бешеного пса.

Уриэль ощутил, как быстрее бьется сердце в предчувствии скорого боя, и оглядел воинов, собравшихся в покоях магистра ордена, – воинов, которых он называл братьями, и тех, кто прибыл в Ультрамар, чтобы сражаться бок о бок с его стражами. Боевые капитаны выпрямились, готовые к войне; однако библиарий Тигурий устремил на него взгляд холодный и пристальный – тревожно пристальный.

Шагнув к Уриэлю, Марней Калгар положил огромную руку ему на плечо. Магистр ордена заглянул в самую его душу и увидел силу глубоко внутри, силу, которая сумеет противостоять этому дерзкому врагу и победить его.

– Варрон сказал мне, что ты станешь ключевой фигурой в этом конфликте, – сказал Калгар.

– Но чем это обернется – добром или злом? – спросил Сикарий.

– Кто может знать наверняка? – Тигурий обошел вокруг Уриэля, придирчиво его осматривая. – Наше спасение или же наша погибель? Как бы то ни было, судьба Ультрадесанта связана с этой кровной враждой, которую враг принес в наши владения. Что бы ни случилось дальше, капитан Вентрис окажется в самом центре.

Уриэль услышал одобрение в голосе библиария и повернулся к капитану Шаану. Заглянул в его глаза под тяжелыми веками, так похожие на глаза ренегата, рядом с которым он сражался на Медренгарде.

– Вы пришли за Ардариком Ваанесом?

– Да, – признал Шаан. – На руках этого предателя кровь моих родичей, а Гвардия Ворона не прощает своих обидчиков.

– Тогда летим на Тарент и заставим его заплатить за все, – протянул руку Уриэль.

Шаан кивнул; его худое лицо было мрачным и жестоким. Криво улыбнувшись, он пожал руку Вентриса:

– Мы вместе разделаемся с этими предателями. Так, как разделывались всегда.

ГЛАВА 4

Сержант скаутов Иссам снова сфокусировал поляризованные линзы своих магнокуляров на тёмных бастионах Аксума, проверяя, не изменилось ли чего. Он знал, что здесь их пятеро, однако также верно было, что есть только два вида скаутов: старательные и мёртвые. Он мог видеть в темноте почти так же хорошо, как и при дневном свете, однако магнокуляры различили также и тепловые отпечатки плохо обслуживаемых силовых доспехов, принадлежавших намеченным целям.

– Справимся впятером, – прошептал Иссам в вокс-канал отделения.

– Согласен, – ответил его заместитель Даксиан.

Из четырёх скаутов отделения Иссама Даксиан был самым опытным, они сражались вместе на Павонисе. Под предводительством сержанта Леарха они прокрались сквозь боевые порядки тау и обеспечили окончательную победу. За эту миссию они были награждены Имперским лавровым венком, но трое их товарищей не вернулись живыми.

Янек Лицеан и Уриэль Диос заслужили свои венки на Эспандоре, в кампании против зеленокожих, и получили от Леарха хорошие рекомендации. Последний скаут был совсем новичком – уроженец Иакса по имени Аврелио. Иссам ещё не мог судить о ценности неофита, но пока что Аврелио не отставал от остальных и не допускал ошибок.

Иссам опустил магнокуляры и закрепил их на поясе, убедившись, что они не будут греметь при движении. Последнее, чего бы он хотел, это выдать свою позицию, хотя шанс, что их услышат, был минимальным, учитывая хриплый рёв горнов и беспорядочную стрельбу, доносящуюся из города. Но всё же их цели были оснащены почти так же хорошо, как и его скауты, и это исключало любую небрежность. Пятеро скаутов лежали в поле разлагающейся растительности, скорее даже в ковре из перегноя, что было похоже на работу вируса Пожирателя Жизни. Иссам уже видел последствия от использования этого убивающего планеты оружия, и воспоминания об этом были совсем не веселы.

Как бы ни противно это было, тепло, выделяемое гниющей органикой, скрывало их приближение к цели.

– Пошли, – прошептал Иссам и пополз вперед плавными неспешными движениями. Он продвигался медленно, всякий раз останавливаясь, когда замечал перемещение на стенах. Для пятерых скаутов было пять целей, и нужно было занять оптимальную огневую позицию, чтобы уверенно, без шума и суеты, ликвидировать каждую цель.

Отряд Иссама не был единственным на Таренте: нескольким другим командам скаутов было поручено проникнуть в разрушенный город, но Иссам желал сам получить честь обезвредить пушки противовоздушной обороны города. Авгуры «Вэ Виктус» обнаружили только один источник активности на Таренте. Это был базовый лагерь в руинах Аксума, занятый внушительным количеством вражеских воинов. Тепловые отпечатки также показали, что городские пушки по-прежнему функционируют, и капитан Вентрис поставил скаутам задачу их уничтожить.

Грязь хлюпала под ползущими скаутами и пачкала их голубые нагрудники и тёмную матерчатую униформу. Спустя тридцать минут они продвинулись на сотню метров, и Иссам наметил искусственный ирригационный канал с заросшими берегами – идеальное место, из которого можно стрелять.

Он и его скауты скользнули вперед, скрываясь в канале и быстро доставая снайперские винтовки из камуфляжных чехлов за спиной. Иссам прижался всем телом к бетонной стенке канала и тщательной проверил оружие. Затвор был цел, энергетические ячейки полностью заряжены, прицел чист.

Даксиан замерил дальность с помощью магнокуляров.

– Двести пятнадцать метров.

– Прямо как на стрельбище в Агизеле, – заметил Уриэль Диос, вводя дальность в прицел винтовки.

Иссам покачал головой.

– Это не стрельбище, Диос, – сказал он. – Эти цели будут отстреливаться, если вы промахнётесь. Один выстрел, один труп. Без исключений.

Скауты услышали его, и Иссам просунул винтовку сквозь заросли. Уперев ствол на бетонный край, он прикрыл один глаз, другим же прижался к резиновому наглазнику прицела. Его дыхание стало глубже, тело расслабилось, плотно прилегая к плоской поверхности канала и прижимая приклад к щеке. Приклад был изготовлен с учётом его особенностей из горной ели, которую он срубил больше шестидесяти лет в лесу долины Лапонис.

Изображение в прицеле было окрашено в бледно-голубой. Стены были темны и холодны, очертания фигур, идущих по крепостному валу, светились мягким белым. Шлем Mk-V дрейфовал через перекрестье прицела, и это не был воин Адептус Астартес. Это был предатель. Это был воин, предавший всё, за что стояли Иссам и Ультрадесант. Он заслуживал смерти.

– Стрелять после меня, – сказал он. – Снимите их.

Включив датчики прицела, Иссам замерил скорость ветра, температуру окружающей среды и относительную влажность. Он совместил прицельную марку с мигающим маркером упреждения, сделал глубокий вдох и, медленно выдыхая, согнул палец на спусковом крючке.

Прежде чем он смог выстрелить, его цель исчезла из поля зрения, как будто сквозь землю провалившись. Струйка мерцающего света брызнула вверх. Иссам смотрел в прицел ещё несколько секунд, а затем снова обвёл взглядом всю длину стены, которую его отряд выбрал в качестве точки входа в Аксум.

Стена была пуста, не было видно никаких следов вражеских Астартес.

– Что это сейчас случилось? – прошипел Даксиан, сползая в канал и доставая магнокуляры.

Иссам не ответил и продолжил сканировать крепостную стену. Не было никаких признаков вражеских часовых.

– Мы случились, – сказал мягкий голос за плечом Иссама.

Сержант дёрнулся назад, винтовка выпала из его рук, когда он выхватил боевой клинок.

Из темноты дренажной трубы вырос размытый силуэт.

– Путь в Аксум чист, сержант Иссам, – с оттенком веселья в голосе сказал капитан Аэтон Шаан. – Вы двигались с большим мастерством, но это была работа Гвардии Ворона.

Иссам проглотил свою гордость, признавая, что по сравнению с навыками скрытности Шаана сам он похож на спотыкающегося новобранца.

– Тогда давайте сделаем это, – кивнул Иссам.

Скауты Ультрадесанта и Гвардейцы Ворона без труда проникли в Аксум, и Иссам был впечатлён тем, насколько эффективно воины Шаана умертвили свои цели. Чтобы подобраться к такой цели, как хорошо оснащённый космодесантник, будь он даже и предателем, нужен невероятный дар скрытности.

Он опустился на колено около одного из трупов. Голова начисто отделена от шеи энергетическим клинком. Иссам не сомневался, что другие часовые были убиты похожими ударами. Чтобы нанести подобные раны так синхронно, нужно невероятное мастерство и совершенная координация.

– Ваши воины хороши, – прошептал Иссам, когда Шаан оказался рядом с ним.

– Я знаю, – ответил Шаан.

Иссам внимательно осмотрел тело ренегата. Он был облачён в изношенный доспех Mk-V, пробоины в силовых кабелях были отремонтированы заплатками из жидкого герметика. Установив тип доспеха, он с гримасой отвращения повернул к себе наплечник. Прикасаться к телу предателя было неприятно, но хороший скаут должен собирать информацию отовсюду. Познать врага своего было одним из основных правил ведения войны.

Керамитовая пластина была раскрашена яркими косыми полосками черного и оранжевого цветов, напоминающими окраску тигра. Больше на наплечнике не было никаких знаков или эмблем.

– Узнаёшь принадлежность? – спросил Шаан.

– Кажется, да, – ответил Иссам, вспоминая о нечастых тревожных сигналах об орденах, объявленных Экскоммуникатус. – Это Когти Лорека.

– Далековато они забрели от Мальстрима.

– Это точно, – согласился Иссам.

Затем они спрятали трупы и скрылись за укреплениями, пробираясь в городские руины. Вдали вспыхнули огни, и ревущие горны изрыгнули в ночное небо мерзкие проклятия тёмным и кровавым богам.

– Это облегчает нашу работу, – заметил Иссам, когда Шаан появился рядом с ним.

– Даже слишком, – ответил Шаан.

Иссам задумался, был ли Гвардеец Ворона раздражён или же подозревал неладное.

Не дожидаясь ответа воин скользнул в тень, и Иссаму потребовалась значительная доля его мастерства, чтобы не отстать от него на усыпанных трупами улицах Аксума. Тела убитых при штурме города лежали нетронутыми, и воздух был наполнен разложением. Раздутые от трупных газов тела гнили в тёплом климате, и гудящие тучи падальных мух тучнели на человеческой диете.

– Во имя Гиллимана, – прошипел Янек Лицеан. – Их просто оставили гнить!

– Тихо! – прошипел в ответ Иссам, ловя неодобрительный взгляд Шаана. – Контролируй себя, Лицеан.

Несмотря на упрёк, Иссам разделял негодование скаута, но держал свой гнев под железным контролем. Эта миссия требует беспристрастности, что совсем не просто, когда видишь убитым население целого ультрамарского города.

Шаан сжал кулак и сделал серию быстрых рубящих жестов. Десять Гвардейцев Ворона ушли в сторону, каждый из них двигался со скользящей плавностью, от которой просто дух захватывало.

Они прошли через город, держась в тени и избегая любых признаков активности. Орбитальные наблюдения показали, что основная часть противника была расположена в пределах руин башни Просперины, и имперские войска обошли стороной главный вход в бывшее здание, направляясь к генераторному комплексу позади.

В течение часа они достигли корявых фортификаций у генератора. Купаясь в холодном сиянии множества прожекторов, виднелась уродливая конструкция из прямоугольных блоков, «украшенная» окровавленными металлическими шипами. С каждого шипа свисали трупы, и Иссам почувствовал, что его контроль ускользает, когда увидел увечья на телах.

На вершине самого высокого шипа был осквернённый труп Руфуса Квинта. Покалеченный ветеран был лишен брони и распят на паре скрещенных балок, руки были разведены и прибиты заклёпками из тяжёлого строительного пистолета. Ноги отсутствовали, и наклон шеи подсказал Иссаму, что герой Ичара-IV, безусловно, мёртв.

Иссам оторвал взгляд от ужасающих увечий и заставил себя подумать об охране башни. Звуки криков, выстрелов и ревущих цепных мечей донеслись из башни Просперины, после чего их затмил дребезжащий вой боевого горна, сорванного с титана. Смертные в трофейной броне и шлемах с устрашающими масками стояли на стенах, беспечно закинув на плечо свои ружья. То, что они носили, нельзя было назвать формой, но их объединяло то, что их правые наплечники были окрашены запёкшейся кровью.

– Вот оно, – сказал Иссам, прячась в тени постройки с когтеобразными контрфорсами. – Генераторы внутри. Уничтожим их, и оборонительные турели отключатся.

– На долго ли? Когда подключатся резервные генераторы? – спросил Шаан.

– Если машина магоса Локарда работает, как должна, то не подключатся.

– А если не так?

– Примерно через две минуты.

– Будет ли этого достаточно?

– Для капитана Вентриса? Более чем, – улыбаясь, ответил Иссам.

– Остальные ваши отряды на месте?

Иссам опустил вниз линзу визора и отправил быстрый поток данных на заранее подготовленной частоте. На линзе замерцала серия иконок, каждая из которых обозначала один из четырёх отрядов скаутов, приближавшихся из различных секторов.

– На месте и готовы стрелять, – подтвердил он.

– Тогда увидимся внутри, – с удовольствием в голосе сказал Шаан.

Гвардейцы Ворона растворились в тенях, которых под светом прожекторов было немного, и Иссам прицелился во вражеского солдата, чьё лицо было скрыто под железной маской в виде рычащего медведя.

– Всем отделениям открыть огонь по моему выстрелу, – приказал он.

Он досчитал до девяноста, не выпуская из перекрестия цель, которая двигалась по стене по вполне ожидаемой траектории. На девяностой секунде Иссам нажал на спусковой крючок, и воин полетел вниз. Пуля вошла через глазницу и вышла из задней части его шлема в беззвучном разрыве костей и крови.

Стоящие рядом упали почти одновременно с целью Иссама, и он быстро прицелился в следующего врага, чтобы так же умело снять его. Несколько лиц в масках глупо выглянули из-за стены, чтобы Иссам уложил и их тоже. Еще три вражеских солдата пали под смертельно точным огнем сержанта, пока они замерли в замешательстве, но остальные усвоили урок и пригнули головы.

Иссам увидел, как Гвардейцы Ворона быстро взбираются на блочные стены и, перескакивая парапет, с жестокой эффективностью убивают съёжившихся за стенами воинов взмахами клинков и молниевых когтей.

– Пошли! – скомандовал Иссам и, пригнувшись, побежал, крепко прижимая к груди винтовку.

Он достиг стены, закинул винтовку за спину и стал с привычной лёгкостью карабкаться вверх, цепляясь за выпирающие блоки. В течение нескольких секунд он стоял на вершине стены с боевым ножом наголо, однако убивать тут было уже некого. Отряды скаутов были беспощадны в точности снайперского огня так же, как и Гвардия Ворона была тщательна в рукопашном бою.

С разных сторон импровизированной крепости по стенам карабкались скауты Ультрадесанта, подавляя маленькие очаги сопротивления, избежавшие когтей Гвардии Ворона. Иссам со своими скаутами начал спускаться со стен во внутренний двор, по пути добивая раненых солдат противника быстрыми косыми ударами боевых ножей.

– Даксиан, – прошипел Иссам, указывая заместителю на здание главного генератора. – Установи заряды и присоедини к кабелю резервного генератора искажающий модуль.

– Да, сержант, – ответил Даксиан, уже сорвавшись на бег к портику с колоннами на здании генераторного комплекса.

Магос Локард предоставил Ультрадесанту экспериментальный искажающий модуль – устройство, которое зарегистрирует любые изменения в подаче энергии на противовоздушные орудия. Если оно будет функционировать так, как утверждал магос, оно предотвратит включение резервного генератора, когда основной источник питания будет уничтожен.

Пока Даксиан выполнял свою часть миссии, Иссам организовал скрытное развёртывание отделений скаутов в на стенах. Их винтовки уже были направлены наружу, на случай, что подготовка к штурму была замечена врагом, хотя это казалось маловероятным, так как с первого выстрела и до захвата позиций прошло всего двадцать шесть секунд.

Что-то казалось неправильным, но Иссам не мог понять, что же его беспокоит. Он вскарабкался по крутому склону из лежащих блоков и взглянул на освещённую всполохами пламени грациозную башню Просперины. Башня получила своё имя в честь древнего божества плодородия, что было не очень-то уместно, однако название использовалось ещё с ранних дней существования Ультрамара, и так как ультрадесантники были ревнителями традиций, оно сохранилось.

Уриэль Диос следил за своим сектором, сидя рядом с трупом воина, которого Иссам застрелил первым выстрелом. Иссам подошёл и снял с трупа остатки железной маски. Лицо человека было уничтожено выстрелом, и не осталось ничего, что могло бы сказать, как он выглядел или откуда родом. На трупе были военная форма и утеплённый китель со следами стежков там, где раньше были знаки отличия и эмблема подразделения. Иссам решил, что мертвец был дезертиром из Имперской Гвардии. Как он оказался на службе Архиврага, Иссам даже не пытался предположить.

Он окинул взглядом неказистые укрепления, увидел большое количество мертвецов и подивился глупости защитников.

– Сержант? – окликнул его Уриэль Диос.

– Что такое, Диос?

– Это не имеет никакого смысла, – сказал Диос, дотрагиваясь носком ботинка до трупа.

– Что именно? – поинтересовался Иссам, довольный, что неофит делится своими соображениям о происходящем.

– Это, – сказал Диос, показывая пальцем на электрогенераторы. – Враг должен знать, что это самая уязвимая часть обороны, так почему на стенах были только смертные? Почему генераторы не охраняют Астартес-предатели?

Иссам обругал себя за то, что не сам не обратил на это внимания. Но прежде чем он успел ответить, взрыв уничтожил генератор оборонительных орудий, и грохот его был быстро заглушён воем сирен и звуками стрельбы из башни. Здание не получило повреждений; искажающий модуль магоса Локарда сработал на отлично, ложным сигналом обманув когитатор резервного генератора, думающего, что основной источник энергии всё ещё работает.

Девяносто секунд спустя ультрадесантники начали полноценный штурм.

С востока, ревя двигателями, летел «Громовой ястреб» Уриэля, за ним следовали ещё два. Их боевые пушки обстреливали башню, пока пылающие обломки верхней секции не обрушились внутрь.

Через несколько секунд ведущий десантно-штурмовой корабль стремительно опустился на площади перед башней, его штурмовая рампа открылась, и из машины высадились ультрадесантники, в точно спланированных порядках занимая заранее выбранные позиции.

Крепко прижав к плечу болтер, Уриэль спрыгнул на поверхность Тарента и повел своих воинов к наполненному огнём и дымом адскому кратеру, который представлял собой то, что осталось от башни Просперины. Его терзало глубокое беспокойство, и не только потому, что он открыл огонь по древнему строению, что гордо стояло на одной из планет Ультрамара тысячи лет. Нет, что-то ещё мучило Уриэля, но источник беспокойства он понять не мог.

На визоре Уриэля появился мерцающий тактический оверлей, отображавший расположение его войск. Скауты Иссама, отмеченные зелёным, располагались на крепостных валах грубо и спешно построенного форта, который имел все отличительные черты жестокой простоты Железных Воинов.

– Иссам, докладывай, – сказал Уриэль.

– На внешних стенах Аксума есть Астартес-предатели, но здесь только смертные мятежники. Все мертвы, но у меня нет данных о численности врагов внутри.

– Понял. Продолжай наблюдение.

– Принял. Хотя я подозреваю, что тут врагов осталось немного.

– Я надеюсь, что достаточно, – прорычал Уриэль. – Этот враг осквернил мир Робаута Гиллимана и убил граждан Ультрамара. Я хочу, чтобы они испытали всю тяжесть нашего возмездия.

Поднимая клубы пыли и дыма, приземлились оставшиеся два десантно-штурмовых транспорта. Из них тоже хлынули воины, и Уриэль увидел во главе отделений Леарха и Пазания. Вместе со скаутами это были все силы 4-й роты, и когда Древний Пелей развернул ярко окрашенное знамя роты, Уриэль почувствовал знакомую гордость за то, что он вновь ведёт в бой лучших воинов Галактики.

Не было никакой необходимости отдавать приказы, ведь штурм был спланирован в соответствии с предписаниями Кодекса Астартес, и каждый воин Ультрадесанта знал своё место. Отделения опустошителей заняли укрытия, в то время как штурмовые отделения наступали вместе тактическими, готовые совершить яростный рывок с цепными мечами и пистолетами в руках, когда начнётся бой.

В лавине искр и клубов дыма с башни начал падать горящий мусор.

И желание Уриэля обрушить гнев Ультрадесанта на врагов исполнилось.

Воины, облачённые в древние доспехи, запятнанные кровью десяти тысяч жертв, пошатываясь вылезали из-под обломков, подняв топоры и вопя гадкие боевые кличи через динамики шлемов. Многие из них имели ужасающие ранения, у иных не хватало рук, были и другие увечья, которые сделали бы калеками даже самых крепких космодесантников. Но Уриэль видел, что это были не обычные предатели.

Это были берсерки, безмозглые убийцы, которые сражались не зная боли и страха. В любом бою умелый воин стремится убить своего противника, сам не получив при этом ран, но берсерков не волнует собственное выживание. Для этих свирепых воинов важны только убийства, а выживание не имеет никакого значения.

Они хлынули массой кричащих лиц, рогатых шлемов и ужасных шрамов, их оружие было гадкой смесью мечей, топоров, чудовищно зазубренных тесаков и крюков с шипами. Пока не раздались первые выстрелы, Уриэль успел насчитать около ста врагов.

Воин с лицом, покрытым запёкшейся кровью, покатился в сторону, когда снайперский выстрел попал ему в висок и расколол череп. Другой упал с вырванным пулей горлом – это скауты Ультрадесанта стали стрелять в слабые места брони вражеских воинов.

Уриэль выстрелил короткой очередью из болтера, опрокидывая воина в красной броне с ухмыляющимся черепом на пластроне. Трассирующие потоки болтерного огня врезались в ряды берсерков, опрокинув ближних, но едва замедляя остальных. Пазаний выплеснул поток прометия из огнемёта, но ни один враг не упал, и пылающие воины бросились на Ультрадесант с ещё большей яростью. Некоторые мчавшиеся воины были без рук, или с болтающимися окровавленными культями. Один берсерк пробежал десять метров без половины головы, упав только когда питаемая яростью жизненная сила иссякла.

Уриэль расстрелял очередью последние болты и пристегнул болтер. Взамен он достал меч капитана Идея с золотым эфесом и пистолет. Клинок замерцал жизнью, кромка заискрилась убийственным светом.

– На врага! – закричал он, когда голубые и багровые линии встретились в жестоком грохоте брони.

Кричащее неистовство встретилось с хирургической точностью, когда по-парадному идеальное построение Ультрадесанта врезалось в толпу берсерков. Топоры поднимались и падали, пистолеты гремели и цепные мечи прогрызали броню, вызывая факелы искр, словно шлифовальные машины в мастерской оружейника.

Уриэль выключил тактический оверлей: иконки, обозначающие друзей и врагов, слишком перемешались, чтобы быть полезными. Не успели иконки исчезнуть из поля зрения, как ревущее полотно топора мелькнуло перед ним. Капитан поднырнул под него и воткнул меч в открывшийся живот нападавшего – воина в покрытой изображениями черепов броне и шлеме с демоническим оскалом. Уриэль почувствовал, как его лезвие прошло сквозь броню, плоть и кости, и рванул меч в сторону, почти рассекая врага пополам.

Ещё один бросился на него, пытаясь попасть огромным железным крюком в шею. Уриэль отвёл удар в сторону, но воин врезался в него, одновременно зацепив наплечник крюком. Они закружились, сцепившись словно танцоры, в это время берсерк безостановочно колотил Уриэля в бок рукавицей-кастетом. Удары, наносимые с такой силой и ненавистью, покрыли трещинами нагрудник, и Уриэль почувствовал острую боль в рёбрах.

Он заблокировал локтем руку предателя и резко развернулся, используя вес и скорость берсерка, чтобы швырнуть его на землю. Быстрый, словно дикий зверь, воин вскочил на ноги, но не успел он снова броситься, как мелькнула чёрная фигура воина, вооруженного двумя молниевыми когтями, и разорвала безумного убийцу на части шквалом рубящих ударов.

Аэтон Шаан и его отделение Гвардейцев Ворона влетели в отчаянную схватку плавно и словно бы даже небрежно, как будто по сравнению с ними берсерки двигались в замедленном темпе. Они уклонялись от страшных ударов, рубили головы и конечности элегантными взмахами когтей и мечей, приводя этим врагов в неуклюжую, слепую ярость.

Ультрадесант воевал профессионально, дисциплинированно и безжалостно, Гвардия Ворона же сражалась с хитрой грациозностью, чего Уриэль никогда не видел раньше. Капитан Шаан двигался, будто бы направляемый сверхъестественными чувствами, без усилий повергая врагов и избегая атак еще до того, как они начинались.

Завывающий воин с топором бросился на Уриэля, и он потерял из виду капитана Гвардии Ворона. Уриэль перекатился под несущимся на него топором и по восходящей дуге ударил мечом, выпотрошив берсерка от паха до грудины. Поднявшись на ноги, он попытался разобраться в бушующем бою.

Даже сильно уступая в численности, силы Архиврага сражались с убийственной яростью воинов, которые жаждут смерти – или своей, или врагов. Леарх и Пазаний сражались с контролируемой агрессией, загоняя берсерков в изолированные кучки, чтобы уничтожить их по частям. Берсерки не могли победить, но это не имело для них значения. Кровопролитие было всем, что имело значение для этих озверевших убийц, и Уриэль не мог представить себе, как такой благородный воин, как космодесантник, может пасть так низко.

Уриэль убил ещё одного берсерка, пинком снял тело с меча и внезапно почувствовал сильную опасность. Он развернулся на пятках, подняв меч, готовясь ударить. Рядом не было берсерков, но чувство обреченности не оставило его. Уриэль огляделся по сторонам в поисках угрозы, но не увидел ничего, чтобы могло объяснить пугающее чувство.

В отражении на лезвии меча он заметил два источника света и, подняв глаза, увидел два раскаленных уголька в небе, словно пара злобных глаз уставилась на него сверху.

Объекты двигались быстро и светились ярче, чем предрассветные звёзды, что напомнило Уриэлю о событиях до возвращения в Храм Исправления. Он инстинктивно знал, что это вестники разрушения.

Уриэль вызвал тактический план и открыл канал связи с каждым воином под своим командованием.

– Все имперские силы, экстренное отступление! – скомандовал Уриэль, возмущенный необходимостью отдать такой приказ, когда до победы было рукой подать. – Командный префикс «Омикрон»!

Приказ нетрудно отдать, выполнить же сложнее. Отступать прямо из горячки боя было чудовищно опасно, а в сражении с таким врагом – почти невыполнимо. Ультрадесантники начали дисциплинированно отступать, одно отделение выходило из схватки под прикрытием соседних отделений, сдерживающих врага.

Точный снайперский огонь скаутов Иссама расчистил пространство для отступления, и когда штурмовые отделения отступили, опустошители обрушили на ряды вражеских воинов крупнокалиберные снаряды и ракеты. Уриэль со своими воинами осуществили манёвр отступления с образцовой эффективностью, словно все происходило на плацу, а не на поле боя.

Пазаний подбежал к капитану, сопло огнемёта у него в руках стало черным от активного использования.

– Что происходит? Почему мы отходим? Мы же прижали их!

– Мы должны уйти. Что-то здесь совсем не так.

Пазаний хотел было продолжить расспросы, но Уриэль поднял руку, призывая к тишине, когда услышал отчаянный голос в наушнике, требующий его внимания. Шум статики искажал голос Ласло Тиберия. Лорд-адмирал был на борту ударного крейсера «Вэ Виктус» – почтенного старого представителя флота Ультрадесанта, который уже несколько десятилетий служил транспортом для 4-й роты.

– Капитан Вентрис на связи. Повторите последнюю передачу.

– Уриэль, хвала Императору, ты слышишь! Уходи оттуда, немедленно. Отходите к десантным кораблям, и уходите от Аксума как можно дальше.

– Я уже отдал приказ. Скоро поднимемся в воздух.

– Как ты узнал? Мы только что обнаружили их.

– Обнаружили что?

– Орбитальная торпедная батарея выпустила две боеголовки к поверхности. Космос заполнен электромагнитными помехами и обломками, мы не смогли увидеть это раньше.

– Траектория? – спросил Уриэль, уже зная ответ.

– К Аксуму. В лучшем случае у вас минута.

– Понял. Конец связи.

«Громовые ястребы» уже прогревали двигатели, и Уриэль, подняв голову, увидел, что два пятнышка в небе растут с каждой секундой.

Последние залпы болтерного огня карали преследующих берсерков, пока отделения ультрадесантников отступали к десантным кораблям. «Громовой ястреб» Леарха взлетел, как только последний его воин оказался на борту, Пазаний не отставал. Оба десантно-штурмовых корабля были перегружены. Скауты Иссама изначально высаживались с лэнд-спидерами «Шторм», но не было никакой возможности добраться до них вовремя.

Хотя оставлять такое ценное оборудование было против доктрины Кодекса, у них не было выбора. Только корабль Уриэля всё ещё оставался на поверхности Тарента и он оказался самым загруженным: отделениям Иссама и воинам Аэтона Шаана пришлось втиснуться в него.

Уриэль выпустил несколько одиночных выстрелов, стоя на штурмовой рампе, когда Иссам и Шаан достигли «Громового ястреба», стреляя от бедра на бегу. Берсерки были воющей толпой убийц, сведённых с ума слепой яростью, и не беспокоились о надвигающемся роке. Орудия «Громового ястреба» присоединились к грохоту, когда берсерки рванулись вперёд в последней тщетной попытке добыть кровавую жертву.

– Поднимаю рампу! – закричал Уриэль, ударив по механизму закрытия, когда Гвардия Ворона и скауты взбежали на борт. Оставался только Иссам, отстреливающий приближающихся берсерков из болт-пистолета.

– Внутрь! – крикнул Уриэль.

Глухо щёлкнул боёк пистолета Иссама, и он запрыгнул на закрывающуюся рампу штурмового корабля. Мгновением позже завывающий убийца с зазубренным кинжалом прыгнул на спину сержанту скаутов и погрузил клинок ему в плечо. Иссам вскрикнул и скатился на палубу.

Штурмовая рампа закрылась, и Уриэль слышал яростный грохот снаружи. Берсерки пытались пробиться внутрь.

– Взлетаем! – прокричал он пилоту по внутренней связи.

«Громовой ястреб» накренился, и вражеский воин был сброшен со спины Иссама. Он перекатился, поднимаясь в вертикальное положение. Безумное лицо дикаря было покрыто шрамами, которые он сам же и нанёс, на нём не осталось ничего человечного. Берсерк сплюнул полный рот крови и поднял клинок, желая убить больше врагов.

Уриэль вскинул болтер, но прежде чем он успел сделать выстрел, воин в чёрном возник перед ним, и брызги горячей артериальной крови, словно жидкость из пробитого гидравлического шланга, дугой пронеслись по десантному отсеку.

Берсерк упал на колени, из обрубка на месте его головы на ребристый настил хлестала кровь.

Аэтон Шаан развернулся в хищной стойке, но не было никакой потребности в дальнейшем насилии.

– Это было быстро, – сказал Уриэль, опуская болтер.

– Недостаточно быстро, – ответил Шаан, помогая Иссаму встать на ноги.

Скаут-сержант поморщился от боли: его плечо превратилось в месиво из яркой крови и рваных пластин брони.

– Как плечо? – спросил Уриэль.

– Болит, но буду жить, – ответил Иссам. – Ублюдок был быстрым.

– Недостаточно быстрым, – повторил Уриэль слова Шаана, провожая капитана взглядом, когда тот вернулся к своим воинам.

Несколько секунд спустя Уриэль наблюдал из кабины пилота, как две боеголовки взрываются в центре Аксума. Остекление кабины затемнилось, и поочерёдно загорелись ослепительные вспышки. К тому времени как бронестекло снова стало прозрачным, небо вспороли грибовидные облака-близнецы.

Аксум исчез. Город, воплощавший всё хорошее и благородное в Ультрамаре, сгорел дотла за микросекунды. Все следы битвы были стёрты торпедами, предназначенными калечить космические корабли. Взрывная волна грубо встряхнула «Громовой ястреб», но как только пилот увеличил тягу двигателей, тряска уменьшилась.

Если бы не удачное предчувствие, Уриэль и 4-я рота были бы мертвы.

– Это была ловушка, – сказал Аэтон Шаан, появляясь за плечом Уриэля.

– Да. Они знали, что мы придём сюда.

– Они использовали как наживку своих же воинов. Тех, кого не волновала неизбежность собственной смерти.

– Ты словно восхищаешься ими, – сказал Уриэль.

– Нет, но это говорит, что у их лидера нет никакой совести. Чтобы узнать его, нужно знать его слабые стороны. Такой воин будет опасным противником.

– Ты даже и не представляешь, насколько.

– Воистину, этот Хонсу тебя ненавидит.

Уриэль посмотрел на пылающие руины Аксума и сжал кулаки.

– Не так сильно, как я его.

ГЛАВА 5

Надстройка «Поколения войны» застонала от резкого поворота, но Хонсу знал корабль достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что тот справится. На одном из постов сервиторов раздалась сирена, но адепт Цицерин отключил ее одним взмахом органического мехадендрита. Падший магос Механикус, теперь заключенный в бассейн с амниотическим гелем, настолько развил свои внутренние механо-органические устройства, что мог управлять всеми постами, вообще не передвигаясь. Титан, которого они уничтожили на Майааксе, снабдил Цицерина биопроводящими гелями, а оборудование, снятое из Базилики Доминастус на «Неукротимом», позволило ему установить более эффективную связь с приборами корабля. Бассейн источал отвратительный запах, под поверхностью густой розовой жидкости извивались какие-то существа, от которых на мостике боевой баржи пахло прокисшим молоком.

– Боги варпа, как же воняет, – сказал Кадарас Грендель. Хонсу показалось, что его помощник недовольно кривится от вида бассейна в середине мостика, но в последнее время мимику Гренделя стало трудно расшифровать.

– Если так ему проще выполнять приказы, пусть воняет хоть как поклонник Отца чумы, мне все равно. А теперь помолчи.

Пожав плечами, Грендель перевел взгляд на смотровой экран.

Хонсу не отрывался от танцующих изображений на планшетом столе. Над потрескавшейся плитой в потертой стальной раме развернулось красноватое поле проектора, наполненное статикой. Сквозь мешанину помех медленно двигались яркие иконки, обозначавшие участников этого смертельного балета; самая крупная из них, похожая на огненный глаз, представляла «Неукротимого».

Пока всякая мелочь из его флота бросалась на заслон из орбитальных торпедных установок, окружавший Талассар, и пыталась выстоять под безжалостными залпами геостационарных орудийных платформ, корабли военачальников сражались с настоящим врагом – флотом Ультрадесанта. Флот был маленький: три фрегата и эсминец в сопровождении множества быстрых патрульно-эскортных судов и пары старых системных мониторов; однако не стоило недооценивать его возможности.

В отдалении вспыхнул взрыв, и Грендель засмеялся:

– Один на счету Каарьи Саломбар. Это «Лунный клинок», точно он.

Хонсу всмотрелся в картинку проектора. Флотилия королевы корсаров ушла далеко от кораблей Железных Воинов, безрассудно вырвавшись вперед, чтобы подразнить Ультрадесант. Враг предсказуемо заглотил наживку, в точности следуя своему «Кодексу». Началась жестокая битва, в которой враг уничтожил три корабля Саломбар без всяких потерь со своей стороны. Но Саломбар разбиралась в пустотной войне, а капитаны ее отличались скоростью и непредсказуемостью.

От этого боевые шаблоны Ультрадесанта разлетелись вдребезги.

Флагманом Саломбар был «Лунный клинок» – длинный корабль с узкими, изящными обводами и облаком солнечных парусов, развернутых под днищем. Множество бортовых батарей вели огонь по флоту Ультрадесанта, поливая залпами фрегат типа «Нова» от носа до кормы.

Затем в бой вступил «Невидимка».

Этот корабль, один из подаренных Хонсу Гуроном, был линкором типа «Апокалипсис». Столь почтенного возраста, что ему скорее было место на свалке, он из-за дряхлости лишился почти половины своих орудийных систем, но все еще мог огрызаться, а его капитан из безымянного отродья знал свое дело.

Лэнс-батареи «Невидимки» не работали, но главное орудие еще могло стрелять. Его фронтальная пушка длиной почти с весь киль корабля изрыгнула огненный снаряд, а гравиометрические импеллеры швырнули его в сторону флота Ультрадесанта со скоростью, близкой к световой. В результате взрыва три ударных крейсера были уничтожены, а поврежденный системный монитор с трудом ретировался на обратную сторону планеты. Другие корабли подтянулись, атакуя флот Ультрадесанта со всех направлений так, чтобы враг не мог сдвинуться с места.

Однако у врага были другие планы: его флот начал прорываться сквозь боевые порядки королевы корсаров.

– Она проиграла, – заметил Грендель, наблюдая за перемещениями иконок. – Она слишком растянула свои силы и оставила им окно. Очевидно же.

– Да, – согласился Хонсу, – но посмотри, куда это окно выходит.

Грендель проследил траекторию, по которой ультрадесантники собирались выйти из окружения, и хмыкнул со злым весельем:

– Ты это спланировал?

– Само собой. Ты же не думал, что мы позволим им диктовать правила боя?

Хонсу вновь посмотрел на проекцию битвы: Ультрадесант ударил по слабому месту в атакующем строе Саломбар, уничтожил еще один корабль корсаров и на полном ходу ринулся в образовавшуюся прореху.

– Вот ведь жалость, но на их пути отхода строит «Неукротимый».

– Он смогут его зацепить?

– Маловероятно, но один из фрегатов несет лэнс-батареи, – ответил Хонсу. – И если он подойдет близко, то сумеет причинить ощутимый ущерб. Возможно, даже Базилике Доминастус.

– Ужас какой, да? – расхохотался Грендель.

– Приятного мало, – улыбнулся Хонсу, – но тогда М‘Кар хотя бы поймет, что без нас ему не удастся поставить Ультрамар на колени.

– Думаешь, он этого хочет?

– Именно. Разве нет?

Грендель покачал головой.

– Он не хочет отомстить, он хочет просто убивать ультрадесантников. Он же тебе прямо сказал, что месть не имеет значения.

Хонсу внимательно всмотрелся в изуродованное лицо Гренделя, но так и не смог понять, говорит ли тот всерьез.

– Откуда ты знаешь? С каких это пор демоны с тобой откровенничают?

– Да это ясно как день. – Казалось, Гренделя веселит то, что Хонсу этого не понимает. – Ему не важно, чем все закончится. Он же создание варпа, он в любом случае выживет, а когда пыль уляжется, от Ультрадесанта не останется ничего. И от нас тоже, если мы ничего не предпримем.

– Мне нужно только заставить Вентриса страдать и обратить в прах все, что ему дорого. После этого Ультрамар меня не интересует, – сказал Хонсу, когда «Поколение войны», запустив огромные маневровые двигатели, начал тяжеловесно разворачиваться. – Пусть М’Кар хоть костьми ляжет, истребляя ультрадесантников, но я с ним погибать не собираюсь.

– Если Ультрадесант сейчас прорвется, тебе уже не придется об этом думать, – Грендель постучал пальцем по экрану планшетного стола.

Хонсу не собирался подвергать «Неукротимого» реальной угрозе, но М’Кару не повредит напоминание о том, как важны для него союзники-смертные. Да, форт был мощным оружием, практически неуязвимым и способным нанести врагу значительный урон, но без поддержки флота он был оружием статичным. Командуя Халан-Голом, Хонсу усвоил по крайней мере одно: неподвижные мишени в конце концов будут уничтожены.

++ Предупреждение: приближающиеся корабли,++ проскрипел сиплый голос адепта Цицерина. Голос этот не имел определенного источника и доносился изо всех отверстий и вокс-решеток сразу, в то же время бульканьем поднимаясь из глубин гротескного, наполненного гнилой пеной бассейна.

– Идентифицировать! – рявкнул Хонсу.

++ Сигнатуры двигателей, тоннаж и протоколы межкорабельной вокс-связи указывают на следующие корабли: пеленг ноль-один-девять – «Меч Ультрамара», фрегат типа «Гладиус»; пеленг ноль-три-семь – «Эрцгерцог Талассара», фрегат типа «Гладиус»; пеленг ноль-два-шесть – «Копье Гиллимана», фрегат типа «Нова». На пеленге ноль-четыре-один – «Гнев Геры», эсминец, тип «Охотник».++

– Солидная огневая мощь, – отметил Грендель.

– Но меньше, чем у «Поколения войны», – возразил Хонсу.

++ Предупреждение: внешние авгуры регистрируют запуск торпед.++

– Началось, – сказал Хонсу с удовлетворением. – Приготовить орудия непосредственного прикрытия.

++ Статус: орудия готовы и получают информацию о целях.++

– Полный вперед, – приказал Хонсу и, едва успев договорить, почувствовал вибрацию в плитах палубы. Трансформация, которой подверг себя Цицерин, была, безусловно, отвратительной, но очень эффективной. – Запустить ответный залп. Цель – «Гнев Геры», торпеды есть только у нее.

Хотя это никак не ощущалось, Хонсу знал, что торпеды в это же мгновение покинули свои носовые отсеки. И действительно, на планшетном столе высветился целый ураган иконок, по которым, однако, невозможно было определить, сколько именно снарядов выпущено.

++ Патрульно-эскортные корабли маневрируют для перехвата торпед.++

– Ну и пусть, – ответил Хонсу. – Все не перехватят.

Патрульно-эскортные корабли Ультрадесанта встали на пути торпед и встретили приближающиеся снаряды шквалом огня. Шансы попасть в объект столь маленький и быстрый, как торпеда, были почти ничтожны, но капитаны, понимая это, заполнили пространство перед своими кораблями заградительными веерами разрывной шрапнели и маскирующими разрядами электромагнитного излучения.

В тринадцати торпедах духи машин среагировали на ложные сигналы, что вызвало преждевременную детонацию, и облака разлетающихся обломков разорвали еще с десяток снарядов. Капитаны эскортных кораблей нырнули прямо в гущу торпедного залпа, чтобы вычистить назначенные им сектора батарейным огнем. Этот дерзкий маневр уничтожил еще одну часть торпед – но не все.

Из пятидесяти запущенных торпед сквозь заграждение пробилось всего несколько, а через систему непосредственного прикрытия к «Гневу Геры» долетела всего одна. Быстрая ликвидация повреждений дала кораблю возможность продолжить бой лишь с незначительной потерей в эффективности.

«Гнев Геры» вместе с другими кораблями Ультрадесанта пробили первую линию обороны Железных Воинов; флот Каарьи Саломбар, оставшийся у них в кильватере, перегруппировался и устремился следом.

Основная часть флота Хонсу завершала уничтожение орбитальной обороны Талассара, а тем временем расстояние между «Неукротимым» и флотом врага быстро сокращалось. Только один корабль стоял между фортом и ультрадесантниками: «Поколение войны».

Глубоко в недрах корабля, в тенях нижних палуб, Ардарик Ваанес бесшумно, как хищник, двигался сквозь тьму. Он казался сгустком мрака среди еще более густой черноты, и каждое движение его было быстрым и выверенным.

На флагмане Хонсу было малолюдно: в его коридорах с обшивкой из голого металла набралось бы едва сто Железных Воинов, а команду составляла смесь рабов, сервиторов и уродливых созданий вообще непонятного происхождения. В таких условиях легко оставаться незамеченным, но Ваанес перемещался так, словно по его следу шла целая армия охотников. Он пересек похожие на пещеры оружейные палубы, где орда рабов с помощью цепей полиспастов поднимала огромные торпеды на рельсовые направляющие. Он призраком проскользнул через отсеки, где стояли потрескивающие конденсаторы, питающие механизмы корабельного жизнеобеспечения; при этом падший магос, напрямую подсоединенный к бьющемуся сердцу корабля, его не заметил. Затем он прошел по жилым палубам, где тренировались воины и проводились ужасные ритуалы, призванные завоевать склонность капризных богов варпа.

Эти ритуалы странным образом притягивали, и Ваанес почувствовал, как некая сила мягко, но настойчиво пытается увлечь за собой его душу. Когда-то он приветствовал это ощущение, но теперь страшился его. Пусть боги варпа, обитающие в пучинах варпа, и капризны, но у них хорошая память, и они не прощают тех, кто их отверг. Отвернувшись, он вновь скользнул во тьму, и резкий запах масла, горячего металла и пыли вытеснил из сознания образ льющейся крови, запах благовоний и вкус теплой плоти. Мысли о подобных вещах преследовали его по ночам, напоминая о множестве ощущений, которые можно извлечь из каждой секунды жизни: бесконечный экстаз, которым он смог бы наслаждаться, если бы только вверил свою душу новому хозяину.

Отогнав от себя эти образы, Ваанес сосредоточился на том, как пройти корабль из конца в конец и при этом остаться невидимым. Он услышал, как стонет и скрипит надстройка при повороте боевой баржи, которую ее хозяин направлял в бой. Из Хонсу получился неплохой капитан, но он не был специалистом в пустотной войне. Ваанес сомневался, что сил Ультрадесанта, находящихся у Талассара, хватит, чтобы создать серьезную угрозу для «Поколения войны», но какая-то часть его все же ждала мгновенной огненной вспышки от разрыва торпеды или лэнс-выстрела, которая выбросит его в космос и тем самым завершит позорное рабство, в котором он оказался.

Но никакой вспышки не случилось. На службе у Хонсу он усвоил, что во вселенной есть свой космический порядок: важные события не терпят совпадений, а события, происходящие здесь, были важными. Ваанес не отличался самомнением, но все же понимал: в том, что грядет, ему уготовлена значимая роль, и потому жизнь его не прервется из-за какой-то случайности.

Он выскользнул из мрака, постепенно высвобождаясь из теней, пока не обрел телесность под ярким светом люменов, озарявших железную обшивку палубы. Его появление напугало двух сервов в линялых серых робах: перед ними внезапно возник гигант в черной броне, из латных перчаток которого едва заметно выдвинулись острые когти.

– Милорд, – поклонился один из сервов.

– Не называй меня так, – огрызнулся Ваанес и быстрым шагом направился к сводчатым помещениям тренировочной палубы. Здесь он когда-то обучал Свежерожденного и позволил ему убить Джеффара Сана и Свольярда, чтобы доказать, что урок усвоен.

Он подошел к оружейной стойке у стены полутемного зала и быстро снял доспехи. Когда-то он носил эту броню с гордостью, когда-то целая армия мастеров и оруженосцев прислуживала ему, почтительно заботясь о том, чтобы каждая деталь его боевого доспеха была должным образом смазана. Теперь же на броне не осталось никаких опознавательных знаков – ничего, что могло бы указать на ее происхождение. Но как бы он ни старался стереть прошлое, память свою он стереть не мог.

Под доспехом на Ваанесе был облегающий комбинезон, местами растянувшийся и даже порванный. Избавившись от брони, он снял и комбинезон и, полностью обнаженный, замер в середине зала. С усилием воли он старался не смотреть на плечо, на которое сам Шрайк когда-то нанес татуировку, повторяющую тот же символ, что был изображен на наплечнике Ваанеса. Он срезал эту татуировку с кожи уже давно, и о почетном изображении теперь напоминал только бледный рубец.

Полностью разоблачившись, он начал выполнять быстрые движения рукопашного боя, то взлетая в воздух, то нанося резкие рубящие удары руками и ногами. Все его тело стало всесокрушающим оружием, и каждый удар был смертельным. Снаружи корабля кипела битва, но Ваанеса волновала только плавная безупречность собственных атак.

Наконец он упал на одно колено, ударив кулаком в палубу – туда, где, будь этот бой реальным, сейчас бы лежал захлебывающийся кровью противник. Тело его было словно натянутая струна, и он судорожно выдохнул, восстанавливая дыхание.

Чувство, похожее на зуд при кожной заразе, возвестило о присутствии Свежерожденного: он наблюдал, стоя у входа.

– И сколько ты уже здесь? – спросил Ваанес; он поднялся на ноги, позволяя напряжению покинуть тело.

– Достаточно, чтобы заметить, что тебя что-то гнетет, – ответил Свежерожденный с подкупающей прямотой.

– Тебе показалось, – соврал Ваанес.

Существо склонило голову набок, явно раздумывая, зачем эта ложь. Свежерожденный был созданием необыкновенной силы: искусственно выращенный в демонической матке на Медренгарде, он впитал в себя противоестественную мощь варпа, данную ему от рождения. Вопреки части генетического кода, насильно позаимствованной у Вентриса, он был во многом чистым листом, и создатели превратили его восприимчивый разум в некое чудовищное сознание, сделав его послушным слугой хаоса. Ваанес уже видел, на какую варварскую жестокость способен этот солдат, и знал, что причина этому – обработка, которой подверг его Хонсу.

– Кем бы ты стал, если бы тебе дали развиваться свободно? – подумал он вслух.

– Я не понимаю.

– Похоже, что нет.

– Тогда объясни, – огрызнулся Свежерожденный. – Ты же должен меня учить.

Ваанес покачал головой: эта прямолинейность Свежерожденного раздражала. Во всем, что он говорил и делал, чувствовалось влияние Хонсу. Даже гнев его казался чужим и неубедительным.

Корабль снова застонал, выполняя очередной резкий маневр. Двигаясь с обычной плавностью, Ваанес вернулся к месту, где оставил свою броню.

– Мне больше нечему тебя учить, – сказал он, натягивая комбинезон так, чтобы прорезиненные петли накрыли входные порты, имплантированные в бедра. – Твое мастерство смерти уже превосходит все мои тренировки.

Свежерожденный встал рядом с ним возле оружейной стойки и указал на центр зала.

– Тот стиль боя, который ты использовал. Можешь научить меня так убивать? Я никогда не видел, чтобы ты так сражался.

– Даже ты не сможешь этому научиться, – ответил Ваанес с плохо скрытой гордостью.

– Почему нет?

– Это тайный стиль боя, который известен лишь избранным воинам, подготовленным мастерами из Гвардии Ворона. Немногим доступны тонкости этого стиля, а ты, мой друг, тонкостям чужд.

– Но я могу научиться, – настаивал Свежерожденный.

– Нет, не можешь. Не этому.

– Я могу попробовать.

– Проклятье! – рявкнул Ваанес. – Я же сказал, нет!

– Ты расстроен, – заметил Свежерожденный. – Это из-за войны с Ультрадесантом? Ты жалеешь, что приходится сражаться с теми, с кем ты мог когда-то быть на одной стороне?

– Что-то много сегодня вопросов, – ответил Ваанес. – Откуда такое любопытство?

Свежерожденный пожал плечами, хотя и этот жест был неубедительным.

– У меня такое чувство, будто я… бывал здесь раньше. Я знаю, что это не так, но все равно чувствую привязанность ко многим планетам, которые мы уничтожаем.

– Это Вентрис, – пояснил Ваанес. – Ты переживаешь его воспоминания.

– Понимаю, но все же…

– Ты не хочешь этого?

– Я не уверен, – Свежерожденный потер висок ладонью. – Мне знакома лишь ненависть – к Империуму, к Вентрису. Меня всегда учили, что он враг, но все, что я чувствую, говорит о его благородстве и приверженности высоким идеалам. В конце концов я его убью, но я не знаю, кем бы он стал для меня, не окажись я в этой армии.

– Ты не можешь изменить свою природу, – сказал Ваанес. – Для этой войны тебя и готовили с того дня, когда ты был… рожден, выведен или как ты там появился на свет. Ты – тот, кем тебя сотворили, но кто знает, кем ты мог бы стать при других обстоятельствах.

– Значит, ни на что другое я не гожусь?

– Кто знает? – ответил Ваанес. – Хонсу и Грендель рады возможности побить ультрадесантников, но для меня в этой войне нет славы. Одна мысль о том, что я могу столкнуться с Вентрисом, приводит меня в ужас.

– Ты боишься, что он убьет тебя?

Ваанес рассмеялся:

– Нет, с Вентрисом я легко справлюсь.

– Тогда почему?

– Он напоминает мне о том, кем я был когда-то. Напоминает о том, кем я мог стать, не откажись я сам от этого пути.

– Может быть, на самом деле ты нервничаешь не из-за встречи с Вентрисом, а от того, что твой бывший орден выслал по твоему следу охотников?

– Возможно, – признал Ваанес, отворачиваясь. – А может быть, я страшусь того, кем я стану, если они меня не схватят.

– А вдруг еще не все потеряно, – предположил Свежерожденный. – Для нас обоих.

– О чем ты?

Свежерожденный легко коснулся его руки, и Ваанес посмотрел на собственное плечо. Под бледной рубцовой тканью все еще безошибочно угадывались контуры черного ворона.

Когда-то Зал Древних был местом собраний для гарнизона «Неукротимого», но теперь в этих стенах из светлого камня среди величественных мраморных колонн собрались воины совсем другого рода. На флагштоках из адамантия раньше висели сине-золотые знамена – теперь их сорвали, и уцелевшие от огня полотнища пошли на подстилки для крутов-наемников. Бронзовые скульптуры, изображавшие знаменосцев Ультрадесанта, были разбиты, и обломки усеяли мозаичный пол. Фонтаны, в которых когда-то струилась вода из рек Макрагга, были осквернены и теперь смердели от экскрементов ксеносов.

Такое надругательство над идеалами Ультрадесанта вызвало у Хонсу улыбку: он был счастлив получить дополнительную возможность унизить врага. В сопровождении Гренделя, Ваанеса и Свежерожденного он вошел в огромный зал высоко подняв голову, как и пристало командующему этим флотом, и с надменностью, уже ставшей привычной, прошествовал мимо рядов собравшихся воинов к постаменту на дальнем конце зала.

Как он и предрекал, кораблям Ультрадесанта не хватило огневой мощи, чтобы справиться с «Поколением войны», и в первые же минуты сражения баржа вывела из строя меньшие суда врага. Три захваченных корабля, пристыкованные к докам «Неукротимого», сейчас проходили ремонт и переоборудование, и Хонсу с огромным удовольствием представлял, как направит эти корабли против их бывших хозяев.

– И по какой же причине наш новый… союзник объявил общий сбор? – спросил Ваанес, и Хонсу отметил, как тщательно тот подбирает слова.

– Следующий этап нашей атаки на Ультрамар. Теперь Ультрадесант знает, на что мы способны, и нужно загнать их в оборону.

– И как же? – поинтересовался Грендель.

– Они ждут, что мы, как и раньше, будем двигаться от планеты к планете. Пора усиливать натиск.

Избегая дальнейших вопросов, Хонсу прошел дальше. М’Кар объявил сбор всех военачальников на «Неукротимом» после того, как завершилось разорение Талассара. На этот раз Хонсу не стал досматривать представление до конца: ему надоело следить за тем, как орды демонов громят города на единственном континенте, гордо возвышавшемся среди океана размером со всю планету. Города эти теперь стали могильниками, полными разорванных тел, но осадной артиллерии не довелось сровнять с землей ни одного городского здания, и от этого железновоинская душа Хонсу страдала. Точное применение математических принципов в артобстрелах, прокладке апрошей, сап и контрмин могло доставить эстетическое удовольствие, ибо осадное дело было в равной мере и наукой и искусством. После восторга, которым для него сопровождалась битва железа и камня в сражении за «Неукротимый», Хонсу казалось, что в этой войне не хватает чего-то главного.

Он миновал вонючую ораву крутов под командованием Эко; кожа ксеносов, покрытая едким биохимическим потом, маслянисто блестела. Гребни их были яркой смесью зеленого и желтого, клювы пестрели черным и пурпурным. Напротив крутов расположился отряд рептилий-локсатлей Ксанеанта, и Хонсу заметил, что даже среди этого сборища пиратов, проходимцев и ренегатов соблюдается определенная иерархия. Ксеносов оттеснили в тыл зала, а более могущественные командиры выдвинулись вперед, поближе к своему демоническому покровителю.

Каарья Саломбар отсалютовала Хонсу с насмешливой небрежностью. Он подумал, что королева корсаров все же красива: струящиеся синие волосы, бледная кожа и теплые миндалевидные глаза фиолетового цвета. Поговаривали, что в ее жилах есть примесь эльдарской крови, и Хонсу допускал, что это правда: в ее стройной фигуре и нечеловеческой грациозности было что-то родственное этой древней расе. В облачении из тканей яркой расцветки и сегментов брони из лакированной кожи она производила внушительное впечатление, и легкая улыбка на ее тонких губах казалась одновременно и гадкой и соблазнительной.

Ближе к постаменту стоял Вотиир Тарк – командующий воинством боевых машин, которые были созданы на планете, раньше считавшейся священной для Механикус, но затем захваченной их падшими сородичами. В кузницах этой планеты рождалось проклятое железо, закаленное душами тысяч убиенных жертв; станки, питаемые перемолотой плотью рабов, окровавленными молотами выковывали страшные машины, предназначенные для службы их темному хозяину. От самого Тарка осталось только несколько фрагментов тканей и мозгового вещества, которые были заключены в бак с амниотической жидкостью. Последний раз Хонсу видел Тарка на осыпающемся склоне перед брешью в Бастионе Десницы – тогда этот гибрид был частью жуткой паукообразной машины, утыканной мортирами, словно шипами. Теперь его органическая часть обитала в длинном многоногом устройстве со множеством клинков и тонких, словно стебли, рук, которые выглядели обманчиво хрупкими.

Хонсу прошел мимо множества других безымянных главарей пиратов и ренегатов, не обратив на них внимания, но вот показались мечники, которыми раньше командовал Нота Этассай. Чемпион Темного принца принял свой последний бой на «Неукротимом»: невероятный поединок с имперским асассином закончился для Этассай печально. Банда мечников досталась Хонсу как трофей на Новом Бадабе; его раздражала увлеченность их предводителя сильными ощущениями, но теперь, когда Этассай погиб, Хонсу обнаружил, что скучает по его легкомысленной болтовне.

Не успел он миновать отряд мечников, как из их рядов с изящным пируэтом выступила женщина в гибком серебристом доспехе.

Ее шлем с безупречной андрогинной личиной плавно разошелся, как будто был сделан вовсе не из твердого металла, что напомнило Хонсу о блестящей фактуре руки-протеза, которую он позаимствовал у сержанта-ультрадесантника. Женщина была темнокожей, с тонкими чертами лица, и напоминала совершенную статую из оникса – за исключением твердого взгляда необычно желтых глаз и коротко остриженных золотых волос, которые показались из-под шлема, втянувшегося в доспех.

– Хонсу, – произнесла она голосом, похожим на благоуханный бриз.

– Кто ты такая и почему я должен тратить на тебя время?

– Я Ксиомагра, – представилась воительница, – новая госпожа клинка.

– Рад за тебя, – бросил Грендель, проталкиваясь мимо нее. В то же мгновение, без какого-либо видимого движения со стороны воительницы, у горла Гренделя оказались два меча, один серебристый, другой черный. Ей оставалось лишь повернуть запястья, чтобы обезглавить свою жертву, и у Хонсу возник смутный соблазн не мешать ей в этом.

– Это мечи Этассай. – Он узнал вычурные гравированные клинки и богато украшенные навершия рукоятей.

– Это оружие Танцующих с мечами, – поправила Ксиомагра. – Когда прежний предводитель умирает, преемник получает его клинки. Этассай погиб, сражаясь за тебя, и Закон мечей требует, чтобы я тенью следовала за тобой, пока не верну этот долг.

– У меня уже есть телохранитель, – Хонсу ткнул большим пальцем в сторону Свежерожденного, на что Ксиомагра насмешливо улыбнулась.

– Тот ублюдок? Мне бы следовало прямо здесь прикончить уродца.

– Не советую, он на самом деле крепче, чем кажется.

Ксиомагра отпустила Гренделя, и Хонсу успел перехватить руку своего помощника прежде, чем тот выхватил пистолет.

– Не сейчас, – сказал он, и Грендель ответил столь разъяренным взглядом, что Хонсу показалось, что тот сейчас его ударит. Грендель стряхнул его руку с плеча и, обернувшись к Ксиомагре, провел пальцем поперек покрытого шрамами горла.

Догнав помощника, Хонсу добавил:

– Можешь убить ее потом, но сейчас она нам нужна.

– Ладно, – согласился Грендель, бросая последний взгляд на воительницу. – Я подожду.

Оставив позади командиров-смертных, Хонсу наконец приблизился к постаменту, возле которого выстроилась элита этого собрания. Честь занять передний ряд у широкого пьедестала получили Железные Воины, и их отменная выправка и величавые манеры вызвали у Хонсу неожиданное чувство гордости. В этой армии именно они были самыми ценными кадрами, хотя многие другие мечтали добиться такого же статуса. Навстречу ему обернулись череполикие шлемы, и он ощутил, что воины воспринимают его со сдержанным уважением.

Легионеры Четвертого редко любили свое начальство, и немало командиров погибли от рук собственных подчиненных. Горькая ревность и болезненное честолюбие были в природе Железных Воинов, но именно это Хонсу и нравилось. В жестокой конкуренции рождались безжалостные бойцы, не ведавшие таких понятий, как совесть или честь.

Рядом с Железными Воинами стояли военачальники и чемпионы из прочих отрядов Астартес, которые присоединились к растущей армии по пути в Ультрамар: Когти Лорека под командованием Нешана Воора и Собиратели Черепов Мускары. Хоть они и были свирепыми бойцами, по сравнению с Железными Воинами в их отрядах не хватало сплоченности, и потому у Хонсу они особого уважения не вызывали. Помимо этих отрядов присутствовали и разношерстные воины из других орденов-ренегатов: Апостолы Митраса, Тени Смерти и даже несколько представителей более прославленных орденов – Хонсу заметил троих Космических Волков, вероятно, из числа тех предателей, которые пошли на собственных братьев на борту «Волка Фенриса». Мысль о том, что даже такой орден открыт предательству, заставила Хонсу улыбнуться.

Когда он поднялся по ступеням постамента, воздух стал плотнее и словно шершавее, будто бы старую пикт-пленку, долго провалявшуюся в подвале, поставили на воспроизведение в сломанном проигрывателе. Тяжелая поступь железных ног возвестила о прибытии М’Кара, и зал с волнением встретил демона-дредноута, явившегося, чтобы проповедовать перед своей паствой.

– Сыны Хаоса! Мы сделали первые шаги по дороге к славе! – начал М’Кар, воздев руки. От него, переполненного энергией варпа, исходило темное сияние: истинный облик демона то исчезал, то вновь проявлялся, видимо, пытаясь подчинить себе механическую оболочку, в которую его заключили.

Слушая мертвенный и скрипучий, словно трущиеся друг о друга ржавые балки, голос демона, Хонсу вглядывался в лица воинов, убийц, чудовищ и ксеносов. Все они следили за М’Каром с обожанием, и Хонсу вдруг изумленно осознал, что это жгучее чувство в его груди – на самом деле ненависть, которую в нем вызывало существо, освобожденное из варп-ядра «Неукротимого».

Он рассчитывал использовать демона как оружие, но оказалось, что это оружие не только имеет собственные планы, но и каким-то образом практически подчинило себе его собственную армию. Не удивительно, на самом деле: М’Кар был принцем имматериума, старше любого существа в Галактике, а простаки всегда начинают поклоняться таким созданиям. К тому же, любой демон-принц неизменно стремится возглавить то воинство, в которое его призвали.

Столь могучее существо, как и сам Хонсу, просто не могло быть слугой.

Обычно он не чувствовал ревности, так как не придавал значения тому, любят ли его воины или нет. К командирам как правило испытывают или только любовь, или только ненависть, и Хонсу предпочитал, чтобы его ненавидели. Привязанности неважны – лишь бы подчиненные прилежно истребляли врагов. Так повелось среди Железных Воинов, и он не видел причины менять привычный уклад; однако он никогда не думал, что кто-то сумеет увести у него армию.

Хотя какая разница? Две планеты Гиллимана уже превратились в залитые кровью могильники, и за десять тысяч лет никто, даже Великий Пожиратель, не добивался такого блестящего результата. Перед натиском демонической орды М’Кара и воинов Хонсу не устоят и другие миры.

Так важно ли, кто именно заправляет парадом?

Еще как важно. Это его армия, его темный крестовый поход и его месть.

Чувствуя, что эмоции вот-вот выйдут из-под контроля, Хонсу до крови закусил губу, сдерживая ярость, и заставил себя вслушаться в проповедь демона-принца, презрение к которому желчной горечью стояло в горле.

М’Кар говорил с фанатичной страстью, и каждое его слово было наполнено убежденностью верующего. Такая пылкость казалась Хонсу неприятной: сам он никогда не испытывал позыва молиться какому-либо богу варпа, разве что ради силы, которую можно было таким образом получить. Можно заключать договоры или сделки, но поклонение… это удел дураков и тех, кто отчаялся.

– Миры Ультрамара только и ждут, чтобы воины Вечных Сил обрушили кару на неверных! – ревел М’Кар. – Слишком долго сыны Гиллимана бравировали перед другими своим превосходством, слишком долго они претендовали на первенство, его не заслуживая. Силы, могущество которых вы даже не представляете, избрали вас, чтобы исполнить их волю. Вы отправитесь штурмовать серебряные цитадели нечистых и омоете их миры огнем и безграничной энергией варпа!

Изменчивые алые очертания демона внезапно расширились, и за спиной его раскинулись дымящиеся темные крылья, каждый взмах которых прожигал воздух. Звериная морда исказилась от ярости, из пасти заструился раскаленный свет, и ненависть чудовища, разлившаяся повсюду, оставляла привкус горячего металла.

– Вы сражаетесь в священной войне, ваш долг – явить истинных властителей вселенной тем, кто забыл о настоящем смысле жизни. Запертые в одном измерении, они отвергают тех, кто прислушивается к священным словам Хаоса, и преследуют их. Кто из вас не чувствовал жгучее дыхание этих нечестивых ищеек? Кто из вас откажется поднять оружие на гонителей? Вселенная принадлежит Вечным Силам, и всем еретикам, кто не славославит их, кто не приносит им должной жертвы, суждено сгореть в адских муках!

В ответ собравшиеся военачальники воздели мечи; в унисоне согласных возгласов слышался и рев машин, и хриплые крики ксеносов, и человеческие голоса. Весь Зал Древних содрогнулся от столь неистового выражения поддержки, и никогда еще его стены не были вместилищем для подобной злости.

– Уж не думал, что создания варпа так любят ораторствовать, – прошипел Ваанес, наклоняясь к Хонсу. Слова его почти утонули в хоре ликующих криков.

Хонсу пожал плечами.

– Я таких не встречал. Легенды гласят, что М’Кар когда-то был смертным, вроде бы даже Астартес. Может, в своей прошлой инкарнации он был каким-нибудь ревностным проповедником.

– Кажется, ты злишься.

– На речи мне плевать. Насколько знаю по опыту, воины или будут сражаться за тебя, или нет. Красивыми словами их не переубедить.

– Думаю, М’Кар бы с этим поспорил, – сказал Свежерожденный, не сводя глаз с демон-принца. Призывая собрание к тишине, тот поднял руки, в которых сливались машина и плоть.

– Мы заставили легион Гиллимана действовать, и теперь они будут защищать то, что считают по праву своим. Но они обнаружат, что мы уже заполонили их царство и несем очищающий огонь Хаоса каждому из подвластных им миров! Пусть не останется нигде камня на камне, пусть никто не выживет, пусть вся возделанная ими земля вашими стараниями превратится в пустоши. Наша миссия завершится, только когда все сыны Гиллимана умрут, а Ультрамар станет склепом.

От поднятых рук демона, от его чудовищного тела по залу разлилась тьма, неся с собой издававшие потрескивание тени. Раздались потрясенные вскрики воинов, которым была оказана честь испытать прикосновение этой тьмы, а вместе с ней – и касание самого демонического владыки варпа.

– Вас наполняет адское пламя моего отмщения! – проревел демон. – Оно сожжет вас – тех, кто несет священное слово. Оно наполнит вас силой и жаром, которые обратят Ультрамар в пепел. Даруя вам свою силу, я буду видеть и чувствовать то же, что и вы, буду знать то же, что и вы. Мое могущество будет расти с каждой смертью и с каждой сожженной крепостью моя власть будет шириться. Вы станете моей армией темной справедливости. Вы будете Рождёнными Кровью, и имя это станет вселять ужас в сердца людей!

Глаза демона пылали яростью и ненавистью, зародившейся тысячи лет назад, когда Галактика еще была богата чудесами и возможностями.

– Рассейтесь по Ультрамару и обрушьте мое пламя на ультрадесантников! Выжгите их крепости так, чтобы не осталось и следа. Таково мое священное слово!

ГЛАВА 6

Тигурий закрыл глаза и, глубоко дыша, сконцентрировался, погружаясь в транс. Он находился в своих личных покоях в Библиотеке Птолемея – огромном хранилище знаний, носившем имя первого и самого великого из библиариев Ультрадесанта. Немногое было известно о Птолемее, но говаривали, что он присутствовал на суде над Магнусом Красным; правда, история умалчивала о том, выступал ли он на стороне обвинения или был среди тех ныне забытых библиариев, кто выступал в защиту примарха.

Магнус всегда вызывал у Варрона Тигурия особый интерес. Он мог понять жажду знаний, которую испытывал падший примарх, но для него было непредставимо то, как можно прибегать к помощи нечистого искусства и при этом надеяться самому остаться незапятнанным. Эта сила несла с собой порчу, и никто – ни смертный, ни даже примарх – не мог, прикоснувшись к ней, сохранить свою душу. Недоверие к псайкерам было одним из ярчайших примеров двойных стандартов, препятствовавших полному единению Империума, но Тигурий не видел способа, которым можно было бы снять эту дихотомию.

Как можно проповедовать в обществе нетерпимость к той силе, которая позволяет этому обществу существовать? Где граница между псайкерскими способностями и колдовством? Чем она определяется – природой того, кто использует эту силу, или получаемым результатом? Или все дело в способе, которым эта сила обретается? Это все лишь вопрос дефиниций.

В углах комнаты горели церковные свечи, а благовонные курения наполняли воздух запахом мандрагоры. Пелена дыма собралась под потолком, камень которого украшало изображением имперского орла; психически настроенные кристаллы адского огня, закрепленные в ткани бронированного капюшона Тигурия, звенели в такт ударам его сердца.

Ритуал прорицания, который он проводил, не требовал подобных декораций, но эти детали помогали Тигурию сосредоточиться, а при взаимодействии с варпом от способности сосредоточиться зависела сама жизнь. Он решил вернуться к этой проблеме потом, уже продумывая урок для кодициев и тех из лексиканиев, кто лучше других продвинулся в обучении. Сейчас же он сделал глубокий успокаивающий вдох и, расслабившись, позволил силе варпа проникнуть в защищенные каналы внутри собственного тела. Казалось, что по жилам его потекла ртуть, и холод от прикосновения варпа вызвал у него дрожь.

Мир снаружи померк, и ощущения обычной реальности были вытеснены каскадом белого шума. Он не сопротивлялся, отдаваясь на волю приливам и течениям изменчивого царства, что лежало за вратами эмпиреев.

Некоторые люди умели освобождать собственную душу из телесного плена, но погружение в варп было чревато бедой, а то и катастрофой. Библиарии Ультрадесанта понимали, какое это безрассудство – совершать подобные прыжки в неведомое, рискуя своей душой; однако Тигурий должен был признать, что ему хотелось выйти за пределы плоти и ощутить, как потоки варпа омывают его тонкое тело. Он понимал, что желание это – лишь мелкая уловка варпа, ибо человеческие души так легко поддаются соблазну.

Улыбнувшись, он почувствовал, что вокруг прорисовывается паутина будущего, дрожащие нити которой казались тонкими золотыми линиями. В этой паутине заключалась вся жизнь, и любое действие, совершаемое людьми, заставляло невероятно сложное переплетение линий вибрировать. На фоне истории большая часть человечества была столь незначительна, что даже самые великие из людей могли вызвать в нитях лишь слабое дрожание, но иногда…

Нити вокруг Тигурия звенели, и он чувствовал, что в этом моменте времени соединяются многие судьбы. Важные жизни сплетались воедино, и вибрации в паутине были столь сильны, что Тигурий понял: скоро многие из нитей замрут навсегда. Десятки нитей рядом с ним пришли в движение, и он выбрал ближайшую от себя, следуя за едва различимыми изменениями ее темпоральной частоты в вероятное будущее. Он двигался вдоль нити, пока мир вокруг него не раскололся на части: будущее распалось на слишком большое число вариантов, которые утратили четкость. Судьба Ультрамара зависела от множества разных нитей, и каждая из них была до предела натянута разнонаправленными силами.

Тигурий увидел узел из таких нитей, вибрировавших в ужасном напряжении под ударами событий. В некоторых из них миры Ультрамара сгорали в демоническом пламени; в других вероятностях они процветали, полные жизни, как когда-то Прандиум.

На скалистой планете, горы которой укрылись под лесами, разгорелась война, и Тигурий узнал в этой планете Эспандор. Он увидел огромный речной город, названный в память о гибели Древнего Галатана. Широкие улицы славного города заполнили полчища солдат Архиврага, теснившие клин из воинов в синих доспехах. Их штандарт падал, и среди бойни Тигурий разглядел яркую фигуру воина, со всех сторон окруженного врагами. Красный плащ указывал, что это Катон Сикарий. Его атаковала женщина-полукровка с синими волосами и в ярких одеждах, но нити опять зазвенели, и Тигурия отбросило прочь от Эспандора.

Из вихря видений проявился заброшенный мир мертвых, чей народ был истреблен, а города стали склепами. Он увидел, как восстанавливается одна из древних цитаделей, и на защиту ее мраморных стен встают воины в гигантских доспехах. На самой высокой башне развевается флаг Ультрадесанта, и от него исходит сияние славы – и только это сияние разделяет триумфальное возрождение и неотвратимо наступающую тьму.

На потрескавшихся бастионах цитадели Тигурий увидел знакомые лица, но не успел их разглядеть: под звон нитей его перенесло на темную планету, чьи пещеры никогда не видели солнца. Но жители этого подземного лабиринта процветали, и огромные каверны были столь же богаты, как и плодородные долины Квинтарна. Самую большую из пещер орошали четыре реки, и хотя Тигурий знал, что поверхность этой планеты гибельна, как в мире смерти, здешние обитатели были счастливы и довольны жизнью, как и остальное население Ультрамара.

С предельной ясностью Тигурий понял, что из всех увиденных им планет именно на этой произойдут решающие события. Этот мир был ключом к спасению Ультрамара, но он также мог стать причиной его гибели.

После этого откровения паутина будущих вероятностей растаяла, и на Тигурия нахлынуло тошнотворное головокружение. Он закрыл глаза, давая органам чувств время снова привыкнуть к материальному миру. Слова из величайшего труда его примарха, «Кодекса Астартес», которые он повторял, успокоили душу, и он открыл глаза.

Оказалось, что он поднял перед собой посох, даже не подозревая, что двигается; пальцы правой руки остановились на символах, обозначающих четыре линии этических устоев.

– Бескорыстие, совестливость, долг и ритуальная благопристойность, – привычно повторил Тигурий. Перевернув посох, он легко встал на ноги и обернулся к массивному столу, вырезанному из цельного куска йаксианского золотого дерева. Взгляд его сразу же остановился на чернильном камне дуаньси, кисти для каллиграфии, листе пергамента и самих железо-галловых чернилах.

– Четыре сокровища ученого, – сказал он, довольный тем, что хотя бы часть видения обрела смысл. Все еще ясно помня откровение, он сел за стол и начал записывать увиденное на пергаменте. На изложение всех нюансов и ощущений ушло два часа и четыре листа, что было, впрочем, вполне ожидаемо.

– И везде четверка… – прошептал Тигурий.

Закончив, он покинул библиотеку и направился на вершину горы. Лорд Калгар принимал первого капитана Агеммана и Сикария из второй роты. Солнце уже клонилось к закату, и по внутреннему двору пролегли длинные тени. При появлении Тигурия Калгар поднял голову, и на лице его читалась сдерживаемая злость.

От Сикария же исходили волны ярости, и Тигурий с удивлением понял, что сам и является ее объектом.

– Ты слышал, что случилось на Талассаре? – спросил Тигурий.

– Слышал. Я разделяю твою скорбь, друг мой, но жители Талассара будут отмщены.

– Отмщены? – огрызнулся Сикарий. – Никакого отмщения бы не понадобилось, если бы ты правильно прочитал знамения. Ты предвидел Бегемота, ты предвидел Нидара, ты предсказал появления флота зеленокожих. Так почему ты не предсказал этого?

– Скажи мне, капитан Сикарий, – отозвался Тигурий, стараясь, чтобы голос его звучал одновременно и сочувственно, и успокаивающе. – Действительно ли я – причина твоей злости? Или я просто удобная жертва, на которую ее можно выплеснуть?

Казалось, что Сикарий вот-вот бросит очередное едкое замечание, но вместо этого он, сжав губы, поклонился Тигурию.

– Прошу прощения, милорд. Конечно же, вы правы. Я – эрцгерцог Талассара, и мне следовало быть на планете, чтобы защитить мой народ. Я подвел их.

– Мы все их подвели, – сказал Калгар. – Враги захватили нас врасплох, и мы отреагировали в точности так, как предписывает «Кодекс». Возможно, в этом и была наша ошибка.

– Ошибка? – переспросил Агемман. – Я не понимаю.

– Если ты знаешь и себя, и врага, ты можешь победить в сотнях сражений без единой потери, – повторил Калгар слова из «Кодекса Астартес». – Враги явно знакомы с нашими методами. Они знают нас достаточно хорошо, чтобы предвидеть, как мы поступим в той или иной ситуации, а то, что делает нас предсказуемыми, нас ослабляет.

Тигурий был впечатлен. Если ультрадесантник, а тем более сам магистр ордена, признавал, что именно верность «Кодексу» могла стать причиной его уязвимости, это много говорило о его смирении и готовности к переменам.

– Тот, кто хорошо сражается, управляет противником н не дает ему управлять собой, – закончил Тигурий цитату, начатую магистром.

– Именно так, – согласился Калгар и жестом подозвал его взглянуть на разложенный пергамент с картой Ультрамара.

Тигурий быстро просмотрел карту, отмечая расположение сил флота и районы развертывания армии. Большинство кораблей сосредоточились вокруг Макрагга; отдельные группы были рассеяны по всему Ультрамару, выполняя патрулирование или неся гарнизонную службу. Распределение войска Ультрадесанта было аналогичным: основные силы базировались на Макрагге, а по остальной территории были рассредоточены меньшие отделения.

– Варрон, у меня есть задание для каждого элемента наших сил, – сказал Калгар, постучав пальцем тяжелой латной перчатки по карте. – Я отозвал 3-ю и 7-ю, но не думаю, что они успеют вернуться до того, как еще что-то произойдет. Ультрамар – огромная империя, так что, надеюсь, твои прорицания открыли какую-то часть вражеского плана.

– Открыли, милорд, – подтвердил Тигурий и положил поверх карты четыре листа пергамента.

Видя, как капитаны обмениваются скептическими взглядами, он терпеливо объяснил все, что явилось ему в трансе, и добавил свои догадки насчет значения этих картин.

– Немного, – сказал Калгар, когда библиарий закончил.

– Пробелы есть, – признал Тигурий, – но хоть какой-то план лучше, чем никакого. Это варианты будущего, а не неизбежность и даже не самая высокая вероятность. Грядущее подобно воде, которая течет свободно; но как фермер знает, куда скорее направится поток, так и мудрый знаток тонких искусств может определить вероятные пути будущего.

– И нет никого мудрее тебя, Варрон, – улыбнулся Калгар.

– Вы делаете мне честь, милорд, – ответил Тигурий. – Я верю, что увиденное мной правда, и призываю вас, Марней, довериться мне.

Он заметил, как напряглись Агемман и Сикарий, когда он обратился к магистру по имени, но он сделал это намеренно, стараясь донести всю серьезность своей просьбы.

– Твои видения и раньше выручали нас, Варрон, – сказал Калгар, не отводя глаз от карты. – Без твоего предвидения мы не выстояли бы перед «Бегемотом» и с огромным трудом отразили бы множество других угроз. Поэтому я поверю, что твои нынешние слова не менее точны.

– Значит, теперь мы руководствуемся в своих действиях…псайкерством? – удивился Сикарий. – Без обид, лорд Тигурий.

– Я и не обижаюсь, – заверил его Тигурий. – Обычно воинам сложно понять все нюансы тонких искусств. Без обид.

Сикарий моргнул, чувствуя выпад в свой адрес, но не смог посмотреть в глаза библиария дольше нескольких мгновений: тяжесть знания, читавшаяся во взгляде Тигурия, заставила его отвернуться.

– Значит, Калт, – заговорил Агемман. – Вы полагаете, именно он – ключ ко всему?

– Я так считаю, – ответил Тигурий, отводя взгляд от Сикария.

– Тогда нам следует развернуть основные силы именно там? – спросил Агемман. – Если ключ к победе спрятан под поверхностью планеты, я поведу 1-ю роту на ее защиту.

Калгар покачал головой.

– Нет, ты и твои воины отправляетесь на Талассар.

Агемман начал было возражать, но магистр прервал его:

– Ты слышал, что сказал Варрон. Мы будем сражаться вместе, но не на Калте. Если я правильно понял знамения, защита этой планеты – тяжкая ноша для другого воина. Так, Варрон?

– Да, милорд. Для Стража Башни.

– Помните последний раз, когда мы вот так шагали рядом? – спросил Пазаний, когда они шли по сумрачным коридорам «Вэ виктус».

Уриэль прекрасно помнил тот день, но на вопрос ответил лорд-адмирал Тиберий:

– Я помню, – кисло сказал он. – Тогда мы шли на встречу с Мортифакторами в Базилике Мортис. От лоцманских судов остались шрамы, которые до сих пор еще не устранили.

– Разве корабельщики не занялись ими после повреждений, полученных на Эспандоре? – спросил Уриэль.

– Нет, – ответил Тиберий, – не было времени. Сначала война с зеленокожими, а затем мы отправились сражаться с тау.

– Какие же навязчивые эти ксеносы, – заметил Пазаний.

Тигурий не ответил, и они продолжили свой путь к посадочной палубе мимо освещенных мягким светом алтарей Императору человечества, мимо реликвариев с древними боевыми трофеями Ультрадесанта. Иногда им навстречу попадался серв в синем хитоне, плотных рабочих штанах и боевом снаряжении, но большую часть дороги они прошли, никого не встретив. Учитывая природу гостя, прибывающего на «Вэ виктус», Тиберий приказал ограничить перемещения команды.

Лорд-адмирал был гигантом в силовом доспехе; лысый, с грубым лицом, одна сторона которого была изуродована шрамами, он идеально соответствовал этому кораблю, которым командовал уже три столетия. «Вэ виктус» доводилось участвовать в самых героических сражениях в истории Ультрадесанта, и хотя Тиберий постоянно жаловался на то, что орбитальные доки Калта не слишком-то стараются с ремонтом, корабль гордился своими шрамами. На плечах адмирала был зеленый парадный плащ, и хотя воротник из меха хищной летучей мыши жутко натирал кожу, плащ полагался ему по званию магистра флота. Титул этот должен был принадлежать Уриэлю, но не было ничего позорного в том, чтобы уступить звание воину вроде Тиберия: адмирал знал практически все о пустотной войне и честью принял эту роль.

Когда они поднимались на лифте к посадочной палубе, Пазаний сказал:

– Я слышал, что Сикарий и вторая рота отправляются на Эспандор. Он не очень-то этому обрадуется, когда узнает про Талассар.

– И это понятно, – согласился Уриэль. – Могу представить, что я сам бы чувствовал, если бы на Калте что-то случилось, а мстить за погибших послали бы не четвертую роту. Я прекрасно понимаю разочарование Сикария.

– На Талассар отправятся лорд Калгар и первая рота, – сказал на это Леарх. – Сикарий наверняка будет доволен, что за тем нападением последует столь мощный ответ.

– Ты плохо знаешь Сикария, – хмыкнул адмирал. – Ему придется не по нраву, что Агемману достанется шанс сражаться рядом с магистром ордена и спасти родной мир Сикария. Он эрцгерцог Талассара, население которого обязан защищать. Ему очень не понравится, что Вторую обошли, а Агемман выдвинулся.

– Вы правда думаете, что Сикарий целится на должность капитана Агеммана? – спросил Пазаний.

– Катон явно метит выше, чем титул регента Ультрамара, – ответил Тиберий.

– Довольно, – прервал их Уриэль. – Катон Сикарий – благородный воин, и вам – всем вам – не пристало так отзываться о нем.

Замечание было справедливым, и больше об амбициях Сикария не говорили; вместо этого разговор зашел о других точках в Ультрамаре, куда отправлялись войска.

Лорд Калгар с первой ротой двинулся к Талассару, чтобы ответить на жестокое нападение врага, а вторая рота направлялась на Эспандор. Капеллан Кассий и отдельные части 5-й и 6-й рот были на пути к Квинтарну, и в соответствии с видениями Тигурия к их бронетанковым соединениям был приписан Антаро Хрон. Уриэль и 4-я рота получили назначение на Калт, но отправиться туда им предстояло не одним.

В сопровождение «Вэ виктус» было выделено несколько кораблей из ультрамарского флота: небольшая группа фрегатов, эсминцев и патрульно-эскортных кораблей, и каждый из них имел славную боевую историю, которой могли бы позавидовать многие другие ордены.

В центре этого соединения находился крейсер типа «Готика», принимавший участие в одноименной с ним войне; однако мало что в его облике теперь напоминало о тех героических временах. На остром, словно клинок, носе виднелся механический череп на фоне черно-белой шестерни, а борта щетинились новыми устройствами, о которых конструкторы корабля не могли даже помыслить.

Это был «Перпетуум когито» – флагман магоса Локарда, корабль, оставлявший столь необычные энергетические сигнатуры, что палубная команда «Вэ виктус» с трудом могла их фиксировать.

Остальные подразделения ордена под командованием капитана Синона пополнили гарнизон Макрагга, так как защита крепости Геры требовала сил больших, чем оборонная ауксилия и армия сервов. Задание, порученное капитану Антилоху и Ториасу Телиону из 10-й роты, оставалось тайной, и лишь магистр ордена знал, куда они направляются; впрочем, это было обычной практикой среди ветеранов-скаутов.

– Я одного не понимаю, – признался Пазаний, когда они достигли взрывостойких дверей, за которыми лежала посадочная палуба.

– Только одного? – улыбнулся Леарх.

– Зачем магистру ордена вообще лететь на Талассар после того, что случилось на Таренте? – продолжил Пазаний, не обращая внимания на подколку. – Вполне вероятно, что там его ждет очередная ловушка.

– Лорд Тигурий увидел его на Талассаре, – пояснил Леарх. – Так же, как он увидел на Эспандоре Сикария. С будущим не поспоришь.

– И с каких это пор ты, Леарх, стал знатоком причинности? – спросил Тиберий.

Леарх покачал головой.

– Никакой я не знаток, но если в видении лорда Тигурия магистр ордена был там, значит, так все и случится.

– Не думаю, что сила библиария действует именно так, – сказал Уриэль. – Лорд Тигурий видел лишь один из возможных вариантов будущего. Может быть, самый вероятный – но не обязательный.

– И поэтому-то мы должны принять на борт ее? – поинтересовался Пазаний. – Чтобы будущее сложилось нужным образом?

– Вот это нам и предстоит выяснить, – ответил Уриэль, когда двери на палубу начали открываться.

На посадочной палубе было до странного тихо. Обычно здесь суетились сервы, работали технодесантники и оружейники, готовившие к запуску «Громовых ястребов» или десантные капсулы, но сейчас под огромными готическими сводами царила необычная тишина. Четыре воина прошествовали к посадочной площадке – длинному прямоугольнику из почерневшей стали, мигавшего огнями совсем рядом от защитного поля корабля и мерцающих звезд снаружи.

У края платформы их ждал капеллан Клозель, и его черная броня сливалась с темнотой палубы, только резко выделялись золотой крозиус и костяная белизна маски-черепа. Устрашающая солидность, которую излучал его облик, убедила Уриэля, что они встретят гостя во всеоружии.

– Капеллан, – сказал он, – хорошо, что вы снова с нами.

За те недели, что прошли со дня возвращения 4-й роты с Павониса, капеллан Клозель значительную часть времени провел в самом уединенном солитариуме на Макрагге, где, постясь, предавался размышлениям о своем долге перед орденом. Он вернулся лишь за несколько минут до того, как последний «Громовой ястреб» отправился на «Вэ виктус», и Уриэль был рад, что капеллан сейчас на корабле. Четвертая всегда сражалась лучше всего, когда в битву ее вел Клозель.

– Я тоже рад, что вернулся, капитан Вентрис, – отозвался капеллан. – Я почувствовал, что грядет война, и знал, что мое присутствие будет необходимо.

– Вы почувствовали это даже с высот Иллириума? – спросил Пазаний.

– Именно. А ты разве нет?

– Пожалуй. – Пазаний сжал протянутую Клозелем руку. – Это здорово – вновь сражаться рядом с вами, капеллан.

– Хорошо, что вы опять в роте. Полагаю, исключение из операции на Павонисе убедило вас в том, как важна предельная честность?

– О да, – заверил его Пазаний. – Уж на этот счет можете не волноваться.

Клозель кивнул и поздоровался с другими воинами Четвертой. Это собрание героев вызвало в Уриэле смешанное чувство радости и странной тревоги, напоминавшей предчувствие перед неудачной атакой. Слушая, как товарищи приветствуют друг друга, он с удивлением подумал, что такое ощущение, похоже, возникло только у него.

Что это – предвидение вроде того, что спасло им жизнь на Таренте?

– Она опаздывает, – заметил Леарх, и его тихий голос прозвучал неестественно громко на сумрачной палубе.

– У нее есть на это право, – ответил Уриэль и потер подбородок, стараясь скрыть свою тревогу.

– В качестве кого – как женщины или как инквизитора? – съязвил Пазаний.

– Как инквизитора Ордо Маллеус, – отозвался Уриэль.

– Маллеус? – переспросил Леарх. – Откуда ты знаешь?

– Когда мы встречались с магистром ордена, я заметил татуировку у нее на запястье. Не стоит ее недооценивать; сотрудничайте с ней, но не общайтесь без прямой необходимости, понятно?

Оба его сержанта кивнули, явно не горя желанием лишний раз иметь дело с инквизитором, особенно с одним из тех, кто связан с вещами демоническими.

– Вот она, – Тиберий кивнул в сторону защитного поля.

Черноту космоса прорезал узкий силуэт корабля, чья матовая поверхность, казалось, поглощала любой свет. Для инквизитора корабль был небольшим, но Уриэль подозревал, что где-то неподалеку на орбите Макрагга скрывается еще один - гораздо более крупных размеров.

Корабль прошел сквозь поле и под басовое гудение двигателей сел на площадку, источая космический холод. Стерилизующие потоки раскаленного пара омыли его корпус, и сразу же после этого из борта корабля опустилась аппарель и открылся люк.

Инквизитор Намира Судзаку спустилась по аппарели навстречу воинам, и полы ее шинели развевались в струях выхлопных газов, изрыгаемых кораблем. Она шагала широко и уверенно, как тот, что твердо уверен в избранном пути. Следом за ней спустилась свита из аколитов. Большинство из них Уриэль помнил по встрече у магистра ордена, но один человек выделялся среди прочих: мужчина с темной кожей и белыми волосами, стянутыми в длинный хвост. Он был одет в черный комбинезон-перчатку и длинную шинель, в точности повторявшие облачение инквизитора, и Уриэль задумался, было ли это просто видом лести или чем-то вроде униформы.

Остановившись перед капитаном, Судзаку кивком поприветствовала его:

– Капитан Вентрис. – Резкий голос придавал каждому слогу предельную четкость. – Много о вас наслышана. Ваши достижения впечатляют, ведь немногие сумели вернуться из Ока Ужаса незапятнанными. С удовольствием послушаю, как это удалось вам.

– Спасибо, – отозвался Уриэль, стараясь, чтобы голос его звучал ровно. – Я следовал заповедям Кодекса Астартес, и слова его указали нам путь.

– Любопытно, учитывая, что ваш отказ следовать этим заповедям и стал причиной ссылки. Очень любопытно.

Взгляд Судзаку переместился влево от Уриэля.

– А это, должно быть, Пазаний Лисан. Какая жалость, что вы вернулись без того протеза из святотатственного живого металла некронтир. Я знаю многих инквизиторов, которые жаждут изучить подобный артефакт. Мы можем многое узнать, исследуя оружие врага.

– Я был рад от него избавиться, – сказал Пазаний. – Хотя боль была словно от адского пламени, я каждый день благодарю Императора за то, что те чудовища забрали у меня эту штуку.

– Какая интересная метафора, – заметила Судзаку. – Вам знакомо адское пламя?

– Просто образное выражение, – невозмутимо отозвался Пазаний, – только и всего.

Судзаку посмотрела на Леарха.

– Сержант Леарх, герой Гераполиса, который повел 4-ю роту на Эспандор и разбил орды зеленокожих. В одиночку победить гарганта – это настоящий подвиг.

Уриэль улыбнулся, заметив, что Леарха эти слова заставили покраснеть.

– На самом деле не в одиночку. Рядом со мной сражались капеллан Клозель и многие другие братья. Нужно отдать должное и губернатору Саулу Галлоу. Его силы обороны сражались с удивительным мужеством.

Судзаку кивнула так, будто все детали кампании были ей уже известны, и повернулась к капеллану.

– Капеллан, ваша литания подвигов говорит сама за себя.

Затем она посмотрела на адмирала Тиберия, и Уриэль удивился почтительности, которая прозвучала в ее голосе при обращении к Клозелю.

– Мои боевые заслуги перечислять не стоит, – предупредил почтенный адмирал. – Мне они знакомы лучше, чем вам, и с памятью у меня все в порядке. Добро пожаловать на «Вэ виктус», и вы премного меня обяжете, если будете держаться в границах выделенных вам помещений. Боевые палубы корабля Адептус Астартес – не место для тех, кто не проходил подготовку в Ультрамаре.

Улыбнувшись, Судзаку кокетливо склонила голову, словно прикидывая, стоит ли напомнить адмиралу, что она агент инквизиции – организации, имевший карт-бланш во всем, что касалось защиты Империума. Инквизиторам было достаточно одного слова, чтобы призвать на свою службу целую армию или флот, сместить планетарного правителя или приговорить к смерти всю звездную систему. Пытаться помешать им в этом мог только или глупец, или отчаянный смельчак.

Казалось, инквизитор Судзаку еще не решила, к какой категории относится адмирал Тиберий.

– Вы прямолинейны, адмирал, – сказала она. – Впрочем, от ветерана сражения при Цирцее иного ждать и не стоит. Я удовлетворю вашу просьбу.

– Это не просьба, – сказал Тиберий.

Судзаку кивнула и обернулась к беловолосому мужчине, стоявшему рядом с ней.

– Это мой аколит-дознаватель, Собуро Судзаку. – Заметив вопрос во взглядах ультрадесантников, она добавила: – Судзаку – распространенное имя на нашей родине.

Уриэль присмотрелся, стараясь заметить фамильное сходство, но качественная аугметика инквизитора делала любое сравнение бесполезным. Положив руку на плечо адмирала, он сказал:

– Инквизитор Судзаку, сержант Леарх проводит вас и вашу свиту в предназначенные вам каюты. Полагаю, выделенные помещения вам подойдут.

– Я в этом уверена. Когда мы переходим в варп?

На этот вопрос ответил Тиберий:

– Мы достигнем точки перехода на краю системы через два дня, затем, если варп будет попутным, через максимум неделю мы будем на Калте.

– И тогда мы выясним, насколько точно Тигурий, ваш библиарий, умеет читать линии судьбы, – сказала Судзаку.

– Раньше он никогда не ошибался, – заметил Уриэль.

Лицо инквизитора омрачилось.

– Все когда-то случается в первый раз.

ГЛАВА 7

Конвой выполз из туннеля и прогрохотал по широкому шоссе, извивающемуся между склонами гор. Впереди была разведывательная машина «Саламандра». Её основное орудие рыскало из стороны в сторону, слышался постоянный треск обмена сообщениями с идущей следом БМП «Химера».

За первой «Химерой» следовала вторая, затем командная «Саламандра» и третья «Химера». Далее ехали восемь тяжело нагруженных грузовиков, отмеченные символом Муниторума – крылатым черепом на фоне скрещенных пистолетов. Четвёртая «Химера» замыкала колонну.

Два самолёта выписывали восьмёрки над конвоем, транспортная «Валькирия» и штурмовой «Стервятник». Оба летательных аппарата были окрашены в бледно-голубой и серебряный, цвета Оборонной Ауксилии Эспандора.

Конвой двигался быстро, ведь дороги между Вершинами Анасты были признаны себя опасными. Много конвоев, следующих от планетарной столицы, Гераполиса, к удалённым городам Эспандора, было атакованы среди этих узких каньонов и волнообразных склонов. Пейзаж был суров в своём первобытном великолепии: высокие водопады и раскидистые леса покрывали зубчатые утёсы полосами хрусталя и зелени.

Не успела ведущая машина выехать из-за поворота, как сработал датчик расстояния, и взрыв с глушим кашлем перевернул её на бок. В днище машины дымилась дыра. Каменная пыль и обломки упали горящим дождём, когда первая «Химера» взревела двигателем, намереваясь прорваться сквозь засаду. Её траки вспахивали дорогу, пока она огибала образовавшийся кратер. Шквал выстрелов вырвался с опушки леса, высекая искры из корпуса, как только из люка показался стрелок, развернул тяжелый стаббер.

Крупнокалиберные снаряды пробороздили холм, срывая ветви и раскалывая древние деревья. Прогремел ещё один взрыв, и поверхность дороги очертило похожими на синусоиды трещинами. Кусок дороги между трещинами вздыбился, и ушёл вниз, образуя огромный провал. «Химера» заскребла гусеницами, пытаясь избежать падения в образованный подземный взрывом гигантский кратер, но ей не хватило ни времени, ни места для манёвра. Прежде чем упасть, машина мгновение висела на краю, затем перевернулась и приземлилась кверху дном.

С деревьев посыпались рейдеры – разношёрстное воинство, состоящее из диких крутов и корсаров в ярко окрашенных плащах, помятых доспехах и пугающих масках. Показались мерзкие боевые знамёна, изображавшие изогнутый тальвар. Их несли, улюлюкающие воины, в сшитой из лоскутов форме; у каждого была ярко-синяя повязка, пояс или ремень. Сотнями они вываливались из-за деревьев, стреляя от бедра или швыряя дискообразные гранаты. С тяжелым лаем мощные лазеры впились в борта оставшихся машин конвоя.

Бойцы оборонительной ауксилии покинули свои «Химеры» и открыли ответный огонь, наполняя пространство между сражающимися шипящими клинками света и отскакивающими пулями.

Воздух наполнился басовитым гулом, и покачиваясь на потоках воздуха, из-за поворота появились три нагруженных скифа. На носу у каждого, за тяжелым орудием сидело по гогочущему воину в ухмыляющейся череполикой маске. Из орудий с воем изверглись потоки разрывных снарядов. Кучи гильз падали на дорогу звенящим дождём.

Первый скиф взорвался, когда пара выпущенных «Стервятником» ракет врезалась в его палубу. Его нос пропахал длинную борозду в дороге, разбрасывая по пути оружие и тела, пока не перевернулся на бок, объятый пламенем.

Не успел экипаж «Стервятника» поздравить себя с почином, как из деревьев спиралью взмыла троица ракет. Пилот рванул свой самолёт в сторону, и первая ракета пронеслась над кабиной. С искрами вспыхнули ложные тепловые цели, отводя вторую ракеты от «Стервятника», но третья влетела прямо в боковой воздухозаборник и взорвалась.

Самолёт накренился и сорвался вниз. Одно крыло завалилось, и горящий самолёт врезался в проезжую часть с оглушительным взрывов. Горящее топливо забрызгало дорогу, поднимая языки пламени. Оставшиеся Имперские машины начали разворачиваться, однако они не пытались сбежать.

Тенты с грузовиков слетели. Оказалось, что вместо того чтобы быть набитыми ящиками с боеприпасами и другим военным имуществом, они скрывали более смертоносный груз. Второй и третий грузовики везли десять воинов штурмового отделения Иксиона, четвертый и пятый стрелков отделения опустошителей Тириана. Отточенными движениями опустошители подняли свои тяжелые орудия, и начали стрелять в приближающиеся толпы вражеских воинов.

Ракеты и заряды тяжелых болтеров разорвались посреди скоплений корсаров, в мгновение ока выкосив кучу воинов. Воин в алом плаще и бриллиантово-голубых доспехах с золотой отделкой спрыгнул с кузова головного грузовика, и выхватил Талассарский меч Бури. Катон Сикарий повернулся к дороге и поднял мерцающий клинок над головой.

– За Талассар и Вторую! – выкрикнул он, когда его командное отделения приземлилось рядом с ним. Вандий развернул ротное знамя, Прабиан выхватил силовой меч, а Малциан выбросил струю пламени из огнемёта. Нестройная толпа корсаров и крутов приближалась сквозь дым, и Сикарий выбрал крута с толстым гребнем жёлтых иголок на голове в качестве первой жертвы.

Не дожидаясь своих воинов, Сикарий понёсся к крупной группе врагов, в то же время бойцы Иксиона выбрались из грузовика и активировали прыжковые ранцы.

Огонь врагов переключился них, но так быстра и неожиданна была их атака, что ни один из выстрелов не попал в них. Неожиданное присутствие воинов 2-й роты Ультрадесанта привело врагов в смятение, однако они быстро оправились и стремительно бросились на нового врага.

Ряды Ультрадесантников и ксеносов встретились в рёве ненависти, и Сикарий вонзил Клинок Бури в грудь крута с жёлтыми колючками, рассекая его от шеи до таза, перед тем как повернуться и всадить плазменный заряд в морду другого клекочущего крута. Он поморщился с отвращением, выдёргивая клинок из ксенотвари. Он уже сражался с этими существами-наёмниками раньше, однако вонь их внутренностей не стала менее отталкивающей. Прабиан сражался сбоку, рубя и разрезая свирепыми выпадами. В его ударах не было утонченности или хитрости – Прабиан был прямолинейным убийцей.

Десятки крутов окружили их визжащей и воющей толпой птицеподобных дикарей. Их конечности походили на хлещущие канаты, они вращали ими ружья с прикреплёнными клинками и охотничьи мечи с неестественной быстротой. Один из них бросился на Сикария зажав клювом его руку с мечом, одновременно ударив клинком в грудь. Металл меча раскололся о Этерниум Ультра, и Сикарий протаранил шлемом морду ксеноса.

Клюв треснул и существо упало, однако на его место встало ещё пять. Пистолет сразил одного, меч другого, но прежде чем Сикарий продолжил убийства, вмешался Прабиан. Чемпион роты вонзил меч в череп крута, и до того как ксенос упал замертво, клинок выпотрошил и обезглавил ещё одного. Малдан расчистил немного места точными струями прометия, и сержант Дацей отогнал оставшихся ксеносов короткими очередями болтерного огня.

– Пытаетесь победить без нас? – сказал Дацей. Казалось, что его аугметический глаз подмигнул.

– Я бы не осмелился, – усмехнулся Сикарий и покачал головой.

– Чертовски верно! – ответил сержант с легкой неформальностью, свойственной воинам, которые сражались бок о бок десятилетиями.

Грохочущие взрывы и гулкие удары огня тяжелых болтеров прорвались сквозь вражеские ряды, и трассирующий поток снарядов разодрал подбитый скиф и вражеских воинов, укрывшихся за ним. Сикарий посмотрел вверх, в то самое время, как «Валькирия» спикировала вниз, и перевела двигатели в режим зависания. В раскрытых люках стояли штурмовики в голубой броне, с нетерпением готовясь вступить в бой с врагами.

Стройный мужчина в черных доспехах и забралом шлема в форме орла был среди них, закинув боевой дробовик за плечо.

– Кажется, губернатор Галлоу хочет принять участие в бою, – сказал Дацей.

– Леарх сказал, что он принимает любой вызов, – ответил Сикарий.

– Похоже, он был прав.

Завывающие потоки воздуха из двигателей подняли клубы пыли и сдули дым от горящей техники. Сикарий увидел, как из укрытий выскользнули два уцелевших скифа и направили орудия на спускавшийся штурмовой транспорт.

– Сержант Тириан, разберитесь с этим проклятым скифом, пока доброму губернатору не отстрелили зад.

– Наводимся, – ответил Тириан, и мгновение спустя пара ракет прочертили воздух перед тем как врезаться в нос скифа. На корпусе машины расцвёл огненный цветок, и начал охватывать весь борт скифа, в тоже время из носового орудия вырвался сноп трассирующих снарядов, разошедшихся веером в сторону губернаторского самолёта. Скиф грохнулся на дорогу, ломая о поверхность киль и распадаясь на две части.

– Иксион, заберись на борт этого скифа и притащи мне выживших, – сказал Сикарий.

– Понял, – ответил сержант Иксион.

Поле боя было зачищено, ренегаты мертвы, и их трупы были сложены грудами в кострах. Круты были сложены ниже в подветренной стороны, зловоние от их сжигаемых тел было слишком сильно и чужеродно, чтобы его терпеть. Два скифа превратились в разломанные туши, их корпуса были покрыты кратерами от болтерных снарядов и ракет. Оборонная ауксилия вытаскивала из леса трупы вражеских солдат, что пытались бежать с поля боя, и огнемётные команды сжигали их дотла. На землях Ультрамара не должно остаться и следа этой нечисти.

Третий скиф смог скрыться, после того стал свидетелям ужасающего разрушения, учинённого на втором от рук штурмовиков Иксиона. Они упали на его вздыбившуюся палубу с ревущими цепными мечами и грохочущими пистолетами, расправившись с уцелевшим экипажем, за исключением двух взятых в плен, всего за семь секунд.

– Вы были правы, – сказал губернатор Саул Галлоу, красивый мужчина с непокорной копной волос каштанового цвета и обаятельной улыбкой. – Они не смогли устоять перед такой вкусной целью.

– Их командир был опрометчив, – ответил Сикарий. – Они напали таким же образом, как и три раза до этого, и сделали всё неаккуратно.

– Неаккуратно? Они бились жёстко. Мы потеряли двадцать человек и несколько транспортных средств.

– Приемлемые потери, – сказал Сикарий. – Враг теперь знает, что мы не боимся принять бой, и это сделает его опасливым. Опасливый враг уже всё равно что разбит.

– Я надеюсь, что вы правы, – пожимая плечами, сказал Галлоу. – Мы потеряли уже шесть городов, и не похоже, что враг уже разбит.

– Это потому, что вы думаете, будто это война на истощение. Адептус Астартес сейчас на вашей стороне. Но мы сражаемся не так, как вы.

– Я помню, – сказал Галлоу. – Я сражался вместе с сержантом Леархом и 4-й ротой.

– Против зеленокожих. Это война совершенно иного рода.

– Я это понимаю. Я не дурак, капитан Сикарий. Я планетарный губернатор мира Ультрамара, назначенный самим лордом Калгаром.

– Как бы то ни было, ваши силы должны подчиняться мне. Этот мир принадлежит Ультрадесанту. Знайте своё место.

– Я знаю его достаточно хорошо, капитан, – заверил Галлоу, добавив в голос стали. – Но эта засада стоила жизней, Катон, жизней моих людей. Я хочу знать, что умирают не зря. Лорд Калгар не хотел бы такого.

– Лорд Калгар хочет победы, – сказал Сикарий, раздражённый тем, что губернатор использовал его имя. Он пошёл к месту, где сержант Дацей держал двух пленных, и Галлоу пришлось семенить за ним, чтобы не отстать.

– Что это вы надеетесь почерпнуть из разговора с этими подлецами? – спросил Галлоу.

– Я хочу узнать, кто их лидер, – ответил Сикарий. – Убей зверя, и орда умрёт. Это сработало в Чёрном Пределе, и я не вижу причин, почему это не сработает здесь.

– Мне показалось, что вы сказали, что это не такая война, как с зеленокожими, – заметил Галлоу.

– Это так, но этот принцип никогда не меняется, – сказал Сикарий, рассматривая двух связанных пленников.

Оба носили перешитую форму из кусков ткани ярких цветов: буйство розового, голубого, зелени и золота. Это было агрессивно ярко, и губы Сикария скривились в отвращении. Сражаться против такой мерзости было уже неприятно, но говорить с ними...

Один человек был в шлеме, закрепленный на черепе костяными крючками, воткнутыми в кожу на висках, там, где они оторвались, всё было покрыто засохшей кровью. Полоски плоти с ржавыми крючками свисали с щеки в качестве мерзкого украшения. Другой был одет похожим образом, но его оружие и украшения были качеством получше. Неповиновение на его измождённом лице выдавало в нём что-то вроде офицера. Оба носили бриллиантово-голубые кушаки, единственный объединяющий аспект в их одежде.

– Прежде чем я убью тебя, я хочу знать имя вашего командира, – сказал Сикарий.

– Voshad nether yousan pothai! – выплюнул первый.

Сикарий ударил его тыльной стороной ладони по челюсти с силой, достаточной, чтобы выбить зубы, но оставить челюсть нетронутой.

– Пойми, – сказал Сикарий, стоя на коленях возле заключенного, и уперев ствол плазменного пистолета ему в подбородок. – Ты скоро умрёшь. Будешь произносить такие слова снова, и твоя смерть будет медленной и мучительной. Я спрашиваю снова, как зовут вашего военачальника?

– Мы – это Рождённые Кровью. Мы не сказать вам ничего, – прошипел офицер. Он говорил неровно и неразборчиво, как будто не говорил на имперском языке уже много лет.

– Тогда ты для меня бесполезен, – сказал Сикарий. Его пистолет вспыхнул, а верх головы офицера испарился, окатывая его соплеменника кипящей кровью и фрагментами мозга. Второй пленник вскрикнул и тщетно забился в тисках Дацея изо всех сил, когда Сикарий повернулся к нему.

– Ustras mithoryushad merk! – пролепетал он в ужасе.

– Готик! – прогрохотал Сикарий. – Я знаю, вы меня понимаете, сейчас же говори!

– Я служу Королеве корсаров! – воскликнул человек. Его лицо сморщилось в ужасе, и Сикарий почувствовал едкий смрад мочи. Он покачал головой, увидев трусливую душу.

– Есть ли у этой королевы имя?

– Саломбар, – захныкал сломленный солдат. – Каарья Саломбар. Она командует воинством Рождённых Кровью, посланным обобрать этот мир.

– Рождённые Кровью? Что это такое?

– Святая армия Вечных Сил! – выплюнул человек, немного мужества вернулось к нему. – Королева Корсаров – наш пророк, и она увидит, как вы горите в огне ярости нашего хозяина!

– Не рассчитывай на это, – сказал Сикарий. – И что она такое? Человек, ксенос?

Пленник заколебался.

– Человек, – сказал он наконец.

– Ты что, не знаешь этого? – спросил Сикарий, прижав ствол к виску солдата. Пистолет засвистел, говоря о том, что оружие заряжается.

– Никто не знает наверняка! Некоторые говорят, что она наполовину эльдар. Она быстрая как они, но сильная.

Сикарий выпрямился.

– Расскажи мне об этой королеве корсаров. Сколько воинов у нее есть? Каковы ее сильные и слабые стороны?

– Она умная, – засмеялся Рождённый Кровью, смирившись со своей смертью. – Умнее тебя, если думаешь, что она будет сражаться лицом к лицу.

– Кто сказал, что я собираюсь биться с ней лицом к лицу?

– Ты ультрадесантник. Ты так делаешь, – прошипел человек. – Вы всегда так делаете.

– Похоже, это всё, что ты знаешь, – сказал Сикарий и послал копьё жгучей плазмы в мозг человека.

Космическое пространство вокруг Талассара было заполнено электромагнитным мусором и обжигающими вспышками остаточной радиации. «Цезарь» осторожно двигался к планете, которая стала очередной жертвой захватчиков; огромную боевую баржу сопровождал небольшой флот из фрегатов и эсминцев, которые держались рядом, словно рыбы-чистильщики, следующие за морским хищником. В стратегиуме, находившемся на носу баржи, Марней Калгар пытался оценить масштабы сражения, произошедшего у Талассара.

Изуродованные остовы кораблей дрейфовали по нисходящей орбите; спорадические выбросы из поврежденных реакторов искажали данные сканеров шипящими волнами статики. Палубная команда и сервиторы, работавшие с авгурами, старались очистить изображения от помех, но в сражении применялась значительная огневая сила, всегда оставлявшая за собой жестокий след.

– Проклятье, вот это была битва, – сказал Калгар, ни к кому конкретно не обращаясь.

На палубе из твердой древесины стояли по стойке «вольно», сложив руки на груди, Варрон Тигурий и Север Агемман; оба они достаточно хорошо знали магистра ордена, чтобы понимать, когда он делает риторический комментарий, и не хотели мешать ему проявить свои горе и гнев.

Изучив район с обломками, Калгар увидел останки по меньшей мере тринадцати кораблей, четыре из которых принадлежали Ультрадесанту. Облик вражеских кораблей был так чудовищно искажен, что теперь не представлялось возможным определить, сколько их остовов дрейфовали в этом секторе космоса.

– Фиксирую остаточные сигнатуры двигателей, – доложил Вибий, вахтенный офицер «Цезаря».

– В этом нет необходимости, – отозвался Калгар. – Я и так вижу, какие корабли мы потеряли. «Гнев Геры», «Копье Гиллимана», «Меч Ультрамара» и «Эрцгерцог Талассара».

– Все четыре… – прорычал Агемман.

Калгар покачал головой.

– Не думал, что мне доведется на своем веку увидеть такие потери. Что насчет планеты? Скажите, что есть хоть какие-то признаки жизни.

– Сожалею, милорд, – ответил Вибий. – Я ничего не фиксирую, но это не наверняка. Последствия боя создают слишком сильные помехи, чтобы сказать точно.

– Там не осталось ничего живого, Марней, – с грустью заметил Тигурий.

– Вы уверены?

– По крайней мере, я уверен, – сказал старший библиарий ордена.

– Мы отомстим за них, милорд, – добавил Агемман. – Честью клянусь, первая рота заставит врагов заплатить за содеянное страшную цену своими жизнями.

– Я знаю, ты выполнишь клятву, Север, – ответил Калгар. – Ладно, Варрон. Ты сказал, в твоем видении здесь будет битва, но тут уже не с кем сражаться. Как ты это объяснишь?

– Не знаю, милорд. Предвидение – наука неточная, но, полагаю, мое видение сбудется. Мы станем сражаться за Талассар и отомстим за тех, кто погиб здесь. В этом я уверен.

– Но как такое возможно? – настаивал Калгар. – Я вижу здесь только обломки – гордых кораблей из ультрамарского флота и взорванные остовы вражеской флотилии.

Тигурий вгляделся в экран. Калгар уже собирался упрекнуть его в неспособности дать четкий ответ, когда библиарий покачал головой.

– Нет, враг здесь. Он ранен и прячется, но он все еще тут.

Калгар вновь посмотрел на экран, а Тигурий бросился к постам сюрвейеров и вцепился в край планшетного стола. Магистр ордена не увидел на экране ничего нового: все те же разбитые и выпотрошенные оболочки вражеских судов и покалеченные корабли, каждый со знаком перевернутой омеги Ультрадесанта на обломках носа, украшенного крыльями орла.

Он присоединился к Тигурию и Агемману у планшетного стола и окинул взглядом изменчивый узор символов, который то складывался, то вновь рассыпался. Тигурий перебирал разные спектры поисковых параметров и, усиливая увеличение, вызывал крупный план разных участков космического поля битвы.

В нижней части окна обнаружения возникли энергетические всплески – не более чем угасающая фоновая радиация, вполне ожидаемая после столь яростной перестрелки.

– Что ты видишь? – тихо спросил Калгар.

– Они здесь, – прошипел Тигурий; его глаза мерцали потусторонним светом. – Они хитры, это правда, но я знаю их уловки.

Калгар посмотрел на Агеммана, но первый капитан лишь пожал плечами, понимая в происходящем не больше него самого. Прижав ладонь к светящейся поверхности стола, Тигурий пролистал с десяток изображений и остановился на снимке одного из космических секторов, исчерченном вихрями ядерного излучения – выбросами после выстрела из орудия «Нова». Район заполняли гигантские облака медленно вращающихся обломков – завеса из материального и электромагнитного мусора, похожая на клин практически непроницаемого тумана.

– Здесь, – торжествующе провозгласил Тигурий. – Вибий, отфильтруй радиационные выбросы в эхо-полосе и проведи активное сканирование того облака. Сканеры – на всю возможную мощность.

– Если там кто-то есть, они поймут, что мы их ищем, – предупредил Вибий.

– Знаю. Выполняй.

Вибий бросил взгляд на Калгара, который кивнул:

– Сделай, как он говорит.

Сюрвейеры «Цезаря» выпустили в облако поток зондирующего излучения, и напряженность в стратегиуме усилилась. Значительная часть излучения рассеялась на обломках, но отраженных остатков хватило, чтобы создать на планшетном столе размытый контур. В его мерцающих очертаниях не было ясности, но предмет, его породивший, угадывался безошибочно. Калгар сделал резкий вдох, узнав этот кошмарный образ, и Агемман сразу же отдал воинам соответствующие приказы.

– «Неукротимый», – сказал Калгар, видя до ужаса знакомые зубчатые стены звездного форта. Тот изменился за прошедшее время: строения, раньше величественные, обросли грубыми редутами, высокими устрашающими башнями и самыми жестокими ловушками, которые только были известны военным архитекторам Железных Воинов.

Вибий изучил изображение более детально.

– Энергетические сигнатуры указывают на сильные повреждения. Фиксирую многочисленные выбросы, характерные для множественных нарушений герметичности реакторов и повреждения варп-ядра.

– У них почти получилось, – сказал Агемман. – Проклятье, они почти его уничтожили.

– Тогда мы завершим начатое, – прошипел Калгар, в чьем сердце бушевал огонь ярости. – Всем кораблям: сосредоточиться вокруг «Цезаря». Мы заставим этих мерзавцев принять бой и заплатить за каждую жизнь, которую они отняли.

Агемман протянул ему руку, и Калгар пожал ее.

– Первая рота с вами, милорд. Мы закончим эту битву вместе.

– Да, – согласился Калгар, чувствуя, как «Цезарь», словно в предвкушении, прибавляет скорость. Он посмотрел на пятно размытого света и радиации и испытал знакомое волнение, которое предшествовало сражению.

Он завершит то, что должен был сделать давным-давно.

– На этот раз казнь свершится, – пообещал Калгар одержимому демоном форту.

Рассекая вихри радиационных штормов и электростатические облака, «Цезарь» погрузился в море обломков, окружавшее Талассар. Он миновал брошенные остовы кораблей, пострадавших в жестоких схватках, и скорбный вид их израненных корпусов свидетельствовал о том, как беспощадна война в космосе.

Целью Калгара была месть, и ничто не смогло бы помешать ему исполнить эту священную обязанность. «Цезарь» только что покинул наземные верфи Калта после ремонта, его системы работали на оптимальном уровне, его команда была подготовлена и вымуштрована лучше, чем на любом другом линкоре военного флота. Все орудийные комплексы были приведены в боевую готовность, и стратегиум осветился алым – цветом войны.

Многими палубами ниже капитан Агемман готовил своих воинов к битве. Терминаторы первой роты завершали предбоевую проверку, а технодесантники снаряжали «Громовые ястребы» и произносили ритуальные благословения их корпусам и оружию.

Марней Калгар не сводил глаз с изображения «Неукротимого». Он помнил, как шестьдесят лет назад вел на борт звездного форта первую роту. Забыть эту битву он не смог бы при всем желании, ибо ее исход стал единственным пятном на его чести. Оказалось, что М’Кара невозможно уничтожить, поэтому он заключил сделку с инквизитором Мазеоном, чтобы заманить демона в ловушку. На тот момент такое решение представлялось наилучшим; и вот сейчас его сыны вынуждены расплачиваться за это самым ужасным образом.

– Однажды ты выжил, – прошептал он, сжимая могучие Десницы Ультрамара. – Но не в этот раз.

Облаченный в Доспех Антилоха, Калгар возвышался даже над самыми высокими своими воинами, и огромные толстые пластины терминаторской брони казались неуязвимыми. Поверхность их вязью покрывали мельчайшие письмена, почти невидимые невооруженным глазом. Наставления из «Кодекса Астартес», сотни тысяч слов, выгравированные на металле, – и все равно это была лишь толика содержания данного трактата. Смертные, даже столь выдающиеся, как Марней Калгар, с трудом могли изложить учения Робаута Гиллимана.

– Приближаемся к дальней границе зоны поражения «Неукротимого», – объявил Вибий, стоявший у тактического планшетного стола.

– Ясно, – отозвался Калгар. – Есть изменения в состоянии форта?

– Никак нет, милорд. Он все еще истекает энергией, и в показателях варп-ядра заметны сильные флуктуации. Есть вероятность, что через какое-то время он и сам взорвется.

– Гадать не будем, – сказал Калгар. – В этот раз ошибки я не допущу. Я хочу увидеть вместилище демона и своими руками лишить его жизни.

– Так точно, милорд, – ответил Вибий. – Мы с вами.

Возгласы поддержки слились в волну, которая прокатилась по всему мостику, и Калгар улыбнулся, видя в лице каждого решимость ударить в ответ по этому дьявольскому врагу. Даже сервиторы, встроенные в автоматические системы корабля, казалось, были переполнены энергией в предвкушении битвы.

Подойдя к планшетному столу, Калгар сосредоточился на том, как данные от множества сюрвейерных систем «Цезаря» накладываются на текущую тактическую сферу. Дисплей переполняли радиационные вспышки и рябь помех от атомных взрывов, но бледно-синие стрелки, обозначавшие флот Ультрадесанта, были ясно видны: они двигались по дуге к красному мерцанию, обозначавшему «Неукротимого». Калгару вспомнились изображения, которые он видел в апотекарионе: лейкоциты атакуют бактерии, вторгнувшиеся в кровоток пациента.

Подходящая метафора.

– В облаках осколков замечен дрейфующий снаряд артиллерийского калибра, – предупредил Вибий, переключаясь между данными разных сюрвейеров. – Милорд, согласно маневренным протоколам «Кодекса» рекомендую уменьшить плотность строя кораблей.

– Согласен, – машинально ответил Калгар. – Не хочу, чтобы какая-то неразорвавшаяся боеголовка зацепила сразу несколько кораблей, прежде чем мы доберемся до цели. Отправьте оповещение, и пусть все капитаны подтвердят выполнение.

Через несколько мгновений синие стрелки на дисплее рассредоточились, подсвечиваясь мигающими иконками подтверждения. Флот Ультрадесанта был хорошо отлаженным механизмом, с одинаковой надежностью действующим как на учениях или в боевых симуляциях, так и в реальном сражении. Не успел Калгар об этом подумать, как понял, что отдал ошибочный приказ.

Надежность подразумевала предсказуемость, а их враги уже показали, как могут воспользоваться такой предсказуемостью.

– Отставить! – рявкнул Калгар, когда по всему экрану вспыхнули новые символы. Невероятно, но часть из них светилась дружественным синим, и ему потребовалась секунда, чтобы понять, в чем тут дело. Корабли Ультрадесанта, подбитые в сражении, вовсе не были выведены из строя – их захватили.

– Всему флоту: враг приближается, – предупредил он, когда на экране загорелись новые иконки. На этот раз они, угрожающе светясь красным, явно обозначали противника. То, что сюрвейеры определили как искалеченные остовы, оказалось вполне подвижными кораблями, которые теперь оживали и готовились обстреливать «Цезаря».

– Торпедный залп! – крикнул Вибий. – Пеленг один-девять-три, дистанция шесть тысяч километров. Император сохрани, их выпустили с «Гнева Геры»!

– Полный вперед, запустить маневровые двигатели. Уводите нас с их курса, – приказал Калгар, уже зная, что расстояния для маневра уклонения не хватит. Он также знал, что нужно сделать замечание Вибию за неуместное присловье, но ужас, который вызывал корабль Ультрадесанта, стреляющий по своим, был вполне понятен.

– Выполнить расчет поражения цели на обратной траектории, – приказал Калгар, в уме вычисляя возможные комбинации начинающегося сражения. В любом обычном бою флоты противников маневрировали, стремясь занять наиболее выгодное положение для стрельбы, выстраивались в линию, чтобы обменяться сокрушительными бортовыми залпами, или один флот шел наперерез строю врага, что позволяло обстрелять корабли противника из всех калибров, сводя до минимума шансы на успешный ответный огонь. Такие битвы разворачивались на гигантских расстояниях, и у каждого командующего было достаточно времени, чтобы спланировать свою стратегию и наилучшим образом использовать преимущества собственных кораблей.

Этот же бой по масштабам пустотной войны шел практически в упор, и враг успел сделать первый выстрел. Очень скоро все станет совсем скверно, кроваво и грязно.

– Вражеские торпеды на расстоянии две тысячи километров, – воскликнул Вибий. – Орудия ближнего боя открывают огонь.

– Их не хватит. – Калгар с такой силой сжал край планшетного стола, что металл погнулся. – Задействуйте все контрмеры и уводите нас в верхние слои атмосферы. Всем кораблям следовать за нами.

– Еще запуски! «Неукротимый» выпустил веер торпед, расстояние шестьдесят тысяч километров. По меньшей мере пятьдесят штук!

Калгар вновь посмотрел на экран, где новые торпеды выстроились в наступающую стену красных пятен.

– Дать ответный залп, – приказал он. – Отключить все предохранительные системы.

– Так точно, милорд, – ответил мастер орудий. – Все предохранительные системы отключены.

В обычной ситуации корабли Ультрадесанта не могли стрелять друг в друга, но без предохранительных механизмов мишенью могло стать любое судно. Стрелять по кораблям, на которых он сам когда-то ходил в бой, было мучением для Калгара, но единственным исходом этой битвы должно было стать лишь уничтожение еще одной части флота Ультрадесанта.

– В бой вступили патрульно-эскортные корабли. Попадания в «Залив Конора», «Ультрамар превозмогающий» сражается с тремя кораблями эскортного типа, «Прандиум мемориам» сообщает о катастрофическом повреждении двигателей. Он выходит из боя.

– Приготовиться к удару! – крикнул Калгар, и в стратегиуме заревели сигналы опасного сближения. На мостике, высоко расположенном, столкновение с торпедами ощущалось лишь как слабая вибрация палубы, но кормовая часть наверняка сильно пострадала.

– Доложить о повреждениях.

– Основной удар пришелся в двигатели правого борта, – сказал Вибий. – Пробоины на палубах с шестой по семнадцатую, множественные случаи разгерметизации на инженерных палубах. Мы теряем мощность, системы маневрирования отключились.

– Нужно их восстановить, Вибий, – сказал Калгар со спокойствием, которого на самом деле не ощущал. – Без них мы застрянем на месте.

– Так точно, милорд. Аварийные команды уже работают, и переборки разгерметизированных отсеков закрыты. Приблизительные потери – около шестисот погибших.

Калгар кивнул, откладывая на время эту мрачную статистику. О мертвых придется скорбеть позже, иначе к их числу присоединятся и пока еще живые.

Вражеские корабли окружили их, как волки загнанного оленя, но желание нанести последний удар сделало противника беспечным. Корабль, идентифицированный как «Меч Ультрамара», разворачивался перед носом «Цезаря», и Калгар мрачно улыбнулся, сопоставив его положение с кораблями, приближавшимися с флангов. Судя по их позициям, они готовились произвести бортовые залпы с предельно короткой дистанции.

– Пусть у вас мои корабли, но вы все равно не Ультрадесант, – сказал он, с точностью, необычной для рук в латных перчатках, манипулируя средствами управления. Сотни лет опыта, интуитивное понимание превратностей пустотной войны и усиленные когнитивные способности позволили ему за секунды просчитать возможные перемещения врага.

– Мастер орудий, передаю вам расчеты поражения множественных целей, – сказал Калгар. – Выполнять по моей команде.

– Есть, милорд, – ответил мастер орудий – технодесантник по имени Эстока. – Расчеты получены и введены. Корабли по правому и левому борту открывают огонь.

– Вибий, увеличить носовой угол на тридцать градусов и перенаправить всю возможную энергию на двигатели. Быстрее.

– Выполняю, – отозвался Вибий.

Через несколько мгновений свет в стратегиуме померк – энергия отводилась к поврежденным двигателям измученного корабля. На этот раз его протест ощутился и на мостике: надстройка корабля стонала под нагрузкой, вызванной таким маневром. От поврежденных двигателей по корпусу прокатилась волна разрушения: рвались напорные магистрали, ревели сирены, взрывались герметичные переборки, разрушая и так пострадавший корпус.

Но уловка Калгара сработала. Выпущенные снаряды без всякого вреда прошли под «Цезарем», и ни один не коснулся почтенного корабля. Калгар проследил траекторию залпов и торжествующе воскликнул, когда снаряды попали в противников по оба борта от «Цезаря».

– Он захватили наши корабли, но не могут придумать ничего, кроме как направлять их на нас, надеясь взять числом, – заметил он; это наблюдение могло пригодиться позже. Посмотрев на экран, он оценил вероятности.

– Мастер Эстока, открывайте огонь из носового бомбардировочного орудия.

– Выстрел выполнен, – доложил Эстока.

Главные орудия боевой баржи выпустили огромные снаряды, и корабли, находившиеся прямо по курсу, не могли уклониться от них, так как, увлекшись атакой, подошли слишком близко. Одна из целей – фрегат класса «Меч», раньше служивший в линейном флоте Пацификуса – была уничтожена практически мгновенно: ее разнесло на части цепочкой вторичных детонаций, прокатившихся от носа до кормы. Вторая цель, тоже фрегат, но неизвестного происхождения, получила несколько попаданий и распалась на три секции, оставляя за собой языки пламени, которые быстро прогорели, и струи замерзающего кислорода. Боеголовки подорвали вытекающую плазму, и суммарная мощность нескольких взрывов еще увеличилась. От корабля осталось облако разлетающихся обломков и ширящийся вихрь радиации.

Затаив дыхание, Калгар следил за траекториями выпущенных «Неукротимым» торпед. Шквал осколков и излучения от двух уничтоженных фрегатов разрастался, приближаясь к «Цезарю». Когда торпеды влетели в облако газов, плазмы и обломков, целая область космоса на планшетном столе потеряла четкость, и спустя несколько секунд Калгар облегченно выдохнул: ни одна из торпед не смогла преодолеть завесу из мусора и помех.

– Еще залп! – воскликнул Вибий. – Снова «Гнев Геры»!

– Проклятье, – выругался Калгар. – «Гера» всегда цепко держала добычу, когда была нашей, и своей ярости она не утратила. Расстояние?

– В упор! Они прямо над нами!

«Цезарь» вновь содрогнулся от ударов торпед, врезавшихся в его борта и двигатели. Из консолей управления посыпались искры, вспыхнуло пламя, в передней части стратегиума взорвался один из постов, и сервитор, встроенный в него, сгорел в считанные мгновения. Чувствуя боль корабля, Калгар знал, что долго тот не продержится.

– Насколько все плохо?

Вибий просмотрел длинный ряд мигающих аварийных сигналов и покачал головой.

– Двигателям конец. Нижние палубы полностью разгерметизированы. Пробоины по всему корпусу, орудийные системы отключились. Мы можем маневрировать – и все.

Кивнув, Калгар всмотрелся в экран в поисках выхода, который позволил бы вырваться из засады, пока та не превратилась в бойню. Он потерял три патрульно-эскортных корабля – они дрейфовали, изуродованные; еще два пока что сражались, но их окружили стаи хищников, добивая жертв бортовыми залпами. Долго они не выстоят.

С самого начала бой был неравным, и вступили они в него только из-за гордости и гнева Калгара. Он обругал себя за то, что попался в столь очевидную ловушку, за то, что, ослепленный злостью, не разглядел ее. М’Кар или Хонсу оказались достаточно хитры, чтобы воспользоваться их привычкой полагаться на «Кодекс», но враг также знал, что в бою им помешают эмоции.

Самым горьким в этой ситуации было то, что захваченные корабли скорее всего отремонтируют в причальных доках «Неукротимого». Былой надежности и прочности в них уже не будет, но они смогут нести орудия, и, похоже, противнику важно было только это.

– Какие будут приказы, милорд? – спросил Вибий.

– Свяжитесь с мастером-инженером, узнайте, есть ли способ оживить двигатели, хотя бы на несколько мгновений.

– Милорд, – Вибий словно сам не мог поверить, что произносит эти ужасные слова, – двигателей нет. Мы падаем в атмосферу Талассара, и сделать ничего нельзя. «Цезарь» потерян.

– Но маневровые двигатели еще работают?

– Едва.

– Тогда не дай нам развалиться на части в атмосфере, Вибий. Большего я не прошу.

– Мы не сможем посадить «Цезаря», – отметил Вибий.

– Знаю. Мы покидаем корабль.

ГЛАВА 8

Её тут не было. Сикарий осмотрел каждый труп, и её тут не было. Разочарованный, он отбросил последнее тело прочь и начал вытирать рукавицы тряпкой, припасённой специально для таких случаев. Разрушенный город дымился в предрассветных лучах, когда-то гордые постройки стали могилами мертвецов.

Сикарий крепко сжал эфес Клинка Бури. Сегодня он им сразил множество солдат (они не заслуживали права именоваться воинами) Рождённых Кровью, но этого никогда не было достаточно. То, что осталось от этого маленького поселения, когда-то называлось Олинтусом. Это был процветающий торговый пост среди широких лесов в юго-восточных пределах Эспандора. Его здания были просты и уютны, символизируя грубый характер и любовь к жизни на лоне природы, предпочитаемые уроженцами этой планеты.

Эспандор имел первозданную, нетронутую красоту, поспорить с которой могли не многие миры. Сикарий был сыном Талассара и предпочитал миры, отличающиеся большей культурой. Олинтус смотрелся ужасно скучно по сравнению с величественными и поражающими воображение архитектурными стилями Талассара.

Было ли на Эспандоре что-нибудь соответствующее великолепию Башенного Рифа, огромных золотых шпилей, что поднимались из вод северного побережья Глаудора? Что на этом пограничном мире могло надеяться конкурировать с мраморными цитаделями консульских гильдий Перузии? Печаль охватила его, когда он представил, сколько этой красоты уцелело.

Вдали, над лесом, возвышались горы. Местами лес горел, посылая в небо высокие столбы серого дыма. Праксор Манориан направил несколько Щитоносцев на тушение пожаров на краю поселка, и бойцы Иксиона рубили деревья, чтобы устроить встречный пал.

Сикарий оглядел Олинтус: белую штукатурку на многих зданиях, вражеские солдаты, оккупировавшие посёлок, замазали нечистыми рунами. «Гордость Катона», лендрейдер, что вёз его в бой, сносил эти осквернённые здания своим адамантиевым бульдозерным отвалом.

То немногое, что осталось стоять, либо было объято огнём, либо было так изрешечено попаданиями болтов и других снарядов, что мало походило на человеческие творения. Почти тысяча трупов мерзкой вражеской солдатни, что обороняла этот город, была свалена как дрова в центре города. Бойцы сержанта Тириана начиняли транспорт Рождённых Кровью взрывчаткой, и в течение часа от вражеского войска не останется и следа.

– Нашли её? – спросил сержант Дацей, пробираясь через завалы. Дацей прижимал болтер к груди. Болтер сверкал серебром на стволе и бронзой на боковых планках так, будто вышел из мастерской оружейника.

– Нет, – ответил Сикарий. – Её здесь нет. Тысяча тел, но её нет.

Дацей покачал головой.

– Я говорил вам, что её здесь не будет. Та, что называет себя королевой, не будет окружать себя таким сбродом.

– Мы разгромили шесть передовых отрядов, и нет никаких следов, – сказал Сикарий. – Я начинаю подозревать, что у неё и вправду есть эльдарское предвидение.

– Или ей просто везёт? – предположил Дацей, наклонившись над телом, что изучал Сикарий.

– Я не люблю удачливых противников.

– А кто любит? Но мы должны уходить, капитан. Весь этот дым, несомненно, привлечёт врагов.

– Ты прав. Нам нужно проверить следующую цель.

Дацей помедлил с ответом и повернулся к развалинам Олинтуса.

– Вы знаете, что этот город когда-то населяли почти шесть сотен человек?

– Я видел тела, – сказал Сикарий, вспоминая отвратительное зрелище зверски убитых жителей.

– Некоторые из этих людей бежали в Гераполис, но большинство отказалось отступать. Они взяли свои винтовки и остались, чтобы защитить свои дома.

– Я не ожидал меньшего от граждан Ультрамара. К чему ты это сказал?

– Это был благородный поступок, но в конечном счете бесполезный. Мы должны вернуться в Гераполис.

– Отступление? Не тогда, когда есть ещё враги.

– У нас нет выбора, капитан, – твёрдо сказал Дацей. – Мы уже слишком задержались. Боеприпасов осталось меньше, чем мне бы хотелось, и наш транспорт сжёг почти всё топливо. Если мы продолжим, то не сможем вернуться. Нам нужно уходить, и уходить нужно сейчас.

Сикарий обуздал своё огорчение, желая поспорить, но он знал, что Дацей прав. Они ушли слишком далеко. Он улыбнулся, решение было принято.

– Я таков, каков я есть, Дацей, – сказал наконец Сикарий. – Я не могу это изменить.

– Мне этого и не нужно.

– Некоторые называют меня тщеславным, я знаю об этом. Но я не такой, – сказал Сикарий, глядя на лес. – Я служу ордену в меру своих способностей. Мой путь – двигаться быстро и не давать моим врагам неподвижную цель. И лучший способ сделать это – убить королеву корсаров. Она ключ, Дацей, я знаю это.

– Посмотри на эту мразь, – сказал Сикарий пиная труп под ногами. – Ты думаешь, такие, как он, смогли бы драться до конца, не собери их эта Саломбар вместе? Если и есть истина войны, в которую я верю, то она гласит: если вы убьете голову, тело умрет.

– Мы найдем её, – сказал Дацей. – А потом ты убьешь её, я уверен в этом.

Дальнейшее обсуждение было прервано прибытием Гая Прабиана, его силовой меч и щит были закреплены за спиной. Чемпион роты убил сегодня больше ста врагов, и Сикарий удивлялся, с какой простотой он это делал.

– Что такое, Гай? – спросил Сикарий, видя озабоченность своего чемпиона.

– Сообщение от Сципиона Воролана, – сказал Прабиан. – Войска Рождённых Кровью приближаются.

В отсутствии скаутов бойцы отделения Воролана часто занимались разведкой для 2-й роты. Развернутые на холмах к западу, они действовали как глаза и уши Сикария в предыдущем бою.

– Где? – потребовал Дацей, когда Сикарий снова уставился на разрушенный город.

– Там две независимые группы. Крупнейшая идет прямо на нас, около шести километров к востоку. Тяжелая бронетехника и астартес-предатели. Больше роты.

– А другая? – спросил Сикарий.

– В пяти километрах к северу, но движется на юго-запад, по направлению к мосту через ущелье Акциум.

– Они пытаются отрезать нам путь к отступлению, – сказал Дацей.

– Нам нужно выдвигаться, – решил Сикарий. – Сейчас же.

Окинув воинов, стоявших перед ним, критическим взглядом, Уриэль остался доволен увиденным. Это были лучшие и самые храбрые бойцы 4-й роты, которые уже много раз доказали свое мужество и доброе имя в схватках с врагами, ужаснее которых нельзя было представить. Каждый из них был героем, благородным и прославленным, и о великих подвигах их были написаны целые тома в Библиотеке Птолемея.

Раньше Уриэль никогда не стремился возглавить командный отряд и предпочитал сражаться вместе со своими солдатами, но капеллан Клозель настоял, чтобы он собрал такой отряд для данной миссии.

– Им нужно, чтобы их вел за собой герой, – сказал Клозель, – а герою нужно, чтобы рядом были его поборники. Тщательно выбери воинов в этот отряд, и другие будут сражаться изо всех сил, чтобы сравниться с ними и заслужить себе место рядом с тобой.

Уриэль признал правоту совета и выбрал воинов, которые будут сопровождать его на Калт, после раздумий, которые оказались долгими: каждый боец 4-й роты был достоин этого задания. Леарх помог ему отобрать кандидатов, за что Уриэль был благодарен.

Древний Пелей нес штандарт роты; знамя, полотно которого ниспадало мягкими складками, воплощало всю славную историю Четвертой и побывало в самых жестоких сражениях, но никогда еще не падало в битве. Нести его было священной обязанностью самого лучшего, самого храброго, и Пелей более чем заслужил эту роль, всегда защищая штандарт от любого противника с поистине исключительным мастерством.

Апотекарий Селен, облаченный в отполированную до блеска броню цвета слоновой кости, много раз спасал жизни воинов из Четвертой. Хотя работа Селена как апотекария имела огромнейшее значение для физического благополучия роты, он был прежде всего воином, и Уриэлю доводилось видеть, каким смертоносным в битве оказывается знание слабых мест анатомии.

В качестве чемпиона роты Уриэль выбрал Петрония Нерона, зная, что тот мастерски обращается с клинком; насколько мастерски, Уриэль увидел во время десантного штурма концентрационного лагеря, устроенного тау на Павонисе. Нерон сражался узким мечом, который выковал по собственным скрупулезным расчетам, создав идеальное оружие с выверенными весом и балансом. Таким же штучным экземпляром был и его боевой щит, легкий и в сражении не менее эффективный, чем клинок.

Последними членами отряда стали Ливий Адриан и Брут Киприан – воины, отличившиеся в операциях против зеленокожих Эспандора и на Павонисе. Уриэль знал их обоих по сражениям на Тарсис Ультра, и мужество их было прочно как закаленная сталь. Адриан был вооружен мелтаганом, и Уриэль вспомнил, как он одним точным выстрелом за другим уничтожил целую танковую роту тау. Киприан отличался огромной силой и ростом почти не уступал Пазанию, хотя и не обладал столь же крепким сложением, требующим модификации доспеха частями терминаторской брони. Однажды Уриэль стал свидетелем тому, как Киприан голыми руками разбил боескафандр тау и задушил ксеноса, находившегося внутри.

– Вы будете моими ратниками, – сказал Уриэль, гордый тем, что поведет таких воинов в битву против самого ненавистного из всех возможных врагов. – и зваться мы будем «Мечи Калта».

Он выбрал такое название в честь планеты, которую они должны защитить, и по тому, с какой гордостью воины расправили плечи, было видно, что имя подходящее. Клозель оказался прав: 4-я рота станет равняться на этих воинов.

Распустив отряд, Уриэль позволил себе слабую улыбку и обернулся, чтобы окинуть взглядом гигантское сооружение, охваченное подготовкой к войне. Из световых люков высоко наверху струился холодный синий свет; от стен помещения, напоминавших пещеру, эхом отражался грохот шагов марширующих солдат, крики стивидоров и гудение подъемных кранов, разгружающих сотни грузовых летательных аппаратов.

Уриэль много лет провел вдали от родной планеты, но, едва вдохнув ее воздух – пусть это и был рециркулированный воздух сборочного ангара Септимус Оравия, – он сразу почувствовал, что вернулся домой. Сам Калт, казалось, приветствовал своего любимого сына. Ангар Септимус Оравия был лишь одним из тысячи строительно-монтажных помещений, стоящих бок о бок в крупнейшем наземном метрополисе планеты, – его официальное название было «Ультимус Прайм», но все на Калте называли его просто Нагорск.

Мощные портовые сервиторы сгружали с транспортов «Громовой ястреб» последнюю партию припасов, оборудования и военных машин, предназначавшихся 4-й роте, и технодесантники направляли поток грузов в соответствующие зоны складирования. В ангаре – огромном промышленном сооружении, оснащенном тяжелой техникой и мостовыми строительными кранами – было тесно от тысяч солдат и рабочих. Обычным для ангара было мерцание сварочных горелок и плазменных резаков: здесь судостроители и техноадепты Механикус работали над гигантскими корпусами звездных кораблей. Сборочный ангар Септимус Оравия, это строение длиной в несколько километров, предназначенное для постройки космических судов, теперь превратился в армейский пункт сбора.

Воздух внутри пропах маслом, горячим металлом и благовониями, ибо строительство столь сложных механизмов требовало не только знаний, но и соответствующих обрядов. Верфи Калта пользовались заслуженной славой во всем Империуме, и мастерство их ремесленников было превосходным. Верфи эти располагались не на орбите, а на гладкой и плоской поверхности планеты, что было необычно для объекта, занимающегося постройкой столь громадных судов.

За бронированными и герметичными стенами ангара раскинулся холодный ландшафт, убийственный для любой формы жизни и даже для космодесантников. Древний враг обстрелял солнце Калта отравленными боеприпасами, что полностью разрушило атмосферу планеты и испепелило поверхность смертельной дозой радиации. С тех пор население Калта могло жить лишь под землей, вдали от губительных лучей солнца.

Ультрадесантники высадились первыми, вместе с ними прибыла и небольшая свита инквизитора Судзаку, состоявшая из савантов, воинов и других слуг, чье предназначение нелегко было сразу определить. Сейчас в ангаре выгружались остальные силы, достигшие Калта недавно: приземистые десантные корабли с «Перпетуум когито» развернули из трюмов круговые конвейеры, которые транспортировали в ангар ряд за рядом протекторов – кибернетических солдат, внешне похожих на боевых техножрецов и оснащенных разнообразной военной аугметикой. Магос Локард следил за перемещением манипул вооруженных сервиторов, которые, грохоча, маршировали с идеальной слаженностью; каждый такой сервитор состоял из механизированного торса, установленного на различные средства передвижения – несколько ног, гусеничные траки или колеса повышенной проходимости.

За ними двигались тысячи скитариев – свирепых воинов, в одеждах из шкур и кожи рептилий, под которыми поблескивала вживленная в плоть аугметика. Они шли под знаменем из пятнистой зеленой кожи с изображением обрамленного шестерней черепа – символа Механикус; в разнообразном вооружении воинов были и тяжелые пушки, и широкоствольные винтовки, блестящим лесом вздымалось различное древковое оружие, топоры и зубчатые эвисцераторы. Воины, обликом своим напоминавшие варваров, повторяли бинарные боевой клич, и если бы не имперские символы на их доспехах, Уриэль мог бы принять этих созданий за вражескую армию.

Гвардия Ворона высадилась на поверхность Калта с одним «Носорогом», который, конструктивно не отличаясь от аналогичных транспортов на службе Ультрадесанта, казался будто окутанным тенью, что делало его менее массивным и одновременно более мрачным.

– Неплохая армия собралась, как думаешь? – сказал Пазаний, возвращаясь после проверки своего отделения. Леарх, шагавший рядом, судя по его виду, не был впечатлен первыми панорамами Калта.

– Значительная, – согласился Уриэль. – Мне приходилось сражаться рядом с Адептус Механикус, но никогда в таком количестве. Хорошо, что они на нашей стороне.

– Это точно. – Пазаний посмотрел на марширующие шеренги скитариев. – Не завидую тому, на кого они пойдут в атаку.

– Твои воины готовы? – спросил Уриэль.

– «Поджигатели» готовы, – подтвердил Пазаний. – Пусть эти гады только попробуют захватить нашу планету.

В Четвертой роте обычно было не принято давать свои названия отрядам, как делали некоторые капитаны, но в ходе кампании на Павонисе многие подразделения заработали себе неофициальные прозвища. Как подозревал Уриэль, в случае с отрядом Пазания имя было больше связано с самим сержантом, чем с какой-то особенной битвой, в которой они участвовали.

– Леарх?

– «Стражи» готовы, – отозвался тот. Когда Леарх отправился в тыл врага за плененным губернатором Павониса, Уриэль взял на себя командование его отделением и был весьма польщен, узнав потом, что отделение стали называть «Стражами» в честь их десантной атаки, переломившей хребет вторжению тау.

– «Мечи Калта», – сказал Пазаний, кивая в сторону командного отряда, который только что распустил Уриэль. – Мне нравится. Хорошо звучит.

– Спасибо. Учитывая, какую планету мы будем защищать, мне кажется, имя подходит.

– Здорово вернуться домой, правда?

– Правда, – Уриэль пожал руку друга.

– Так вы оба жили здесь, прежде чем оказались в Аджизелусе? – спросил Леарх, глядя на бронированные световые люки, из которых струился мертвенный свет Калта.

– Верно, – ответил Уриэль.

– Теперь понимаю, почему кадетом ты был таким задирой. Это суровое место.

– Ты ведь раньше здесь не бывал? – Уриэль хитро улыбнулся.

– Не приходилось. Но я, конечно же, читал про города-пещеры.

– О, тогда тебя ждет нечто удивительное, мой друг, – сказал Пазаний, и в этот момент ангар наполнился невероятным грохотом.

Повернувшись, Уриэль и его сержант увидели исполинскую машину, которая показалась из похожего на скалу транспорта Механикус. Это колоссальное чудище, высотой больше жилого блока, двигалось на траках, в ширину равных трем «Носорогам», поставленным бок о бок. Рядом с такой огромной и тяжеловесной передвижной крепостью вытянутой формы даже боевые машины Легио Титаникус показались бы маленькими. За стенами ее корпуса невероятной толщины могли укрыться несколько рот солдат и приданная им бронетехника.

– Капитолий империалис, – прошептал Пазаний. – Я не видел их в деле со времен Тарсис Ультры. Помнишь, одним таким командовал полковник Рабелак?

– Помню, - ответил Уриэль, вновь представляя покрытое снегом поле боя, на котором полковник пошел в самоубийственную атаку против тиранидского биотитана. – Подумать только, на Салинасе их было три, и их просто бросили.

Капитолий империалис обычно использовался в тылу как командная база для старших офицеров армии и также мог служить полевым медицинским центром.

– Эта штука будет сражаться на поверхности? – спросил Леарх.

Уриэль и Пазаний удивленно переглянулись.

– Нет, конечно же, – ответил Уриэль.

– Но она же не влезет в подземные пещеры.

Уриэль улыбнулся:

– Еще как влезет.

Его вокс подал сигнал, и Уриэль, прижав руку к уху, услышал голос лорда-адмирала Тиберия:

– У нас гости. Не знаю, как им это удалось, но мы засекли вражеские корабли внутри системы. Они занимают боевой порядок для атаки. Боевая баржа и еще как минимум пятнадцать других кораблей – в основном эсминцы и фрегаты, но есть и такие, которых мы никогда раньше не видели.

– Сможете их сдержать?

Тиберий помедлил с ответом.

– Вместе с системами орбитальной защиты я смогу выиграть для вас немного времени, но мы точно не сумеем помешать им высадиться на поверхность.

– Понятно, – ответил Уриэль. – Сделайте, что сможете, но не дайте пострадать «Вэ виктус».

– Обязательно, Уриэль, – сказал на это Тиберий. – Отвага и честь!

– Неприятности, – догадался Пазаний по лицу друга. – Насколько все плохо?

– Настолько, что нам придется поспешить, – ответил ему Уриэль. – Передай всем: мы выступаем в Вратам Гиллимана через час.

Хонсу следил за тем, как флот Ультрадесанта занимает боевой порядок, через завесу мусорного кода, строчки которого бежали по смотровому экрану «Поколения войны», заслоняя большую часть картинки. Ни для Хонсу, ни для остальной команды символы эти не содержали никакого смысла, но так как корабль теперь почти полностью контролировал Цицерин, смертным понимать их не было необходимости.

Корабль все больше казался живым, и Цицерин был его сердцем; это тревожило, но варповство быстро совершенствующегося магоса помогло скрыться от глаз противника на достаточно долгое время, чтобы флот проник вглубь системы Калта. Если бы не замаскированное заграждение из буев-авгуров, они незамеченными добрались бы и до орбиты самой синей планеты.

– Значит, Вентрис родом отсюда? – спросил Грендель, жадно вглядываясь в очертания холодной сферы, что медленно вращалась на экране.

– Да. – Хонсу обернулся к Свежерожденному – тот содрогался под мехадендритами Цицерина, пытливо вторгшимися в его мозг.

– Выглядит не очень.

– Это просто отравленная скала, – заметил Хонсу, стараясь говорить равнодушно. – Жить на ней нельзя, если только ты не зароешься, как троглодит, глубоко в подземные пещеры. Но там есть кое-что, что нам нужно уничтожить, – древнее святилище, построенное еще во времена Хоруса Луперкаля.

– Святилище? Что за святилище? – насторожился Ваанес.

Хонсу помедлил, прежде чем ответить.

– М’Кар рассказал мне о нем, перед тем как флот разделился. Это усыпальница какого-то забытого капитула Ультрадесанта. Насколько я понял, нечто вроде памятника из времен Хоруса. Что бы это ни было, М’Кар хочет, чтобы мы уничтожили гробницу со всем, что окажется внутри.

– Значит, теперь нами командует демон? – ухмыльнулся Грендель.

– Нет, – огрызнулся Хонсу. – Наши приоритеты – Калт и Вентрис.

– Если это святилище так важно для М’Кара, почему он сам его не уничтожит? – спросил Ваанес.

Стараясь не выдать собственной заинтересованности в гробнице, Хонсу окинул его холодным взглядом. Из всех его помощников Ваанес всегда был самым сообразительным. Хонсу и сам задал такой же вопрос М’Кару, но демон ответил уклончиво.

– Этот мир грозит мне погибелью, – вот все, что он сказал.

Хонсу отвернулся, игнорируя вопрос Ваанеса, и подошел к краю бассейна с густой амниотической жидкостью, в котором располагался Цицерин. Пульсирующие щупальца, похожие на толстых лоснящихся змей, тянулись по всей палубе и, извиваясь, подсоединялись к варп знает чему. Каждую конечность магоса окутывало мерцающее зеленое свечение тошнотворно гнилого оттенка.

Одно такое щупальце, извиваясь в воздухе и роняя на палубу капли жидкости, уходило интерфейсным штырем в голову Свежерожденного. Тот, как и все остальные, был облачен в доспех, однако готовность существа к бою была под большим вопросом. Из-под его век струился изумрудный свет, и такое же свечение сочилось из стыков брони.

Следом подошли Грендель и Ваанес – оба следили за тем, как уменьшается дистанция, разделявшая два флота. Скрытно подобраться так близко к Калту было само по себе большим достижением, и Грендель присел рядом с бассейном, содержавшим основное тело Цицерина.

– Неплохо, – заметил изуродованный чемпион, скупясь даже на малую похвалу для магоса.

– Меня больше впечатлит, если он сможет сделать то, что обещает, – сказал Хонсу.

– У нас будут проблемы, если не сможет? – спросил Ваанес, глядя на приближающиеся корабли Ультрадесанта. – Это не просто патруль – это боевые корабли Адептус Астартес.

– Проблем не будет, просто уйдет больше времени, – ответил Хонсу, отталкивая Гренделя с дороги. Он чувствовал себя глупо, говоря с распухшей массой в бассейне, наполненном гелем, но теперь Цицерин уже не вылезал из своего убежища.

– Ты готов?

++ Ответ положительный,++ пробулькал магос в своей мерзкой манере.

– Тогда начинаем, – скомандовал Хонсу.

И центральный смотровой экран затопили изумрудные потоки искаженного мусорного кода.

Магос секундус Лацимэ проводил предбоевую проверку систем на орбитальной защитной платформе Гелиотропус три-девять. Духи машины со скоростью тысячу раз в секунду тестировали алгоритмы запуска, а дистанционные телеметрические каналы от авгуров давали погрешность в пределах 0,00000034, что было вполне в рамках допустимых отклонений.

Двадцать монозадачных сервиторов, расположенных вокруг диска его командного трона, следили за надлежащим выполнением ритуалов обслуживания, которые должны были обеспечить быстрое заряжание и точную стрельбу десяти батарей макропушек. Каждый сервитор контролировал отдельный обряд, необходимый для работы этих сложных и капризных орудий. Командный центр заполняли облака благовоний; на экранах когитаторов целеуказания одна за другой высвечивались в двоичном или шестнадцатеричном коде строки обрядов точности и уничтожения.

Гололитическая сфера, парившая над сюрвейерной станцией, показывала точно выровненный боевой порядок флота Ультрадесанта, но Лацимэ заметил, что «Синее солнце» сместился со своей позиции на девять и четыре десятых километра. Ничтожно малая величина в пространственном смысле, но значимая для жреца Марса.

Он учел положение сместившегося корабля в расчетах целей, зная, что ничто не сможет вторгнуться в смертоносную зону обстрела его орудий, не превратившись при этом в пылающий остов.

Один из его сервиторов задергался на своем посту, голову и плечи его свело судорогой, а из консоли посыпались зеленые искры. Подобно смертельной инфекции зеленое свечение начало перекидываться с консоли на консоль, с шипением и искрами проникая в каждую систему.

Лацимэ направил свои ноосферные сенсоры внутрь, отслеживая источник этого вторжения.

Перед его взором, накладываясь друг на друга, появились поля бинарного кода, в котором единицы и нули с текучей плавностью складывались в непрерывный математический танец. Но появилось и что-то еще – нечто черное и вязкое, сочащееся, словно нефть из грунтового провала.

Он попытался изолировать поврежденный код, но каждый шунт и каждый блокиратор кода, которые он ставил, вызывали только новый приток нечистых цифр в операционные системы духов машин. Он чувствовал их боль от того, что красивые строки кода становились запутанными и уродливыми, бесконечно преумножая свои неверные формулы; наконец он понял, что никак не сможет остановить этот процесс.

– Уведомление: защитная платформа Гелиотропус три-девять, магос секундус Лацимэ сообщает о вторжении враждебного кода. Сохранение боевой готовности невозможно.

Вокс-система выплюнула яростный разряд статики, и не было способа узнать, получил ли кто-нибудь его предупреждение. Лацимэ отключил свои чувства от внутренних систем и увидел, что зеленые молнии охватили уже весь командный центр.

Свет пробовал проникнуть и сквозь его собственную защиту. Почувствовав это, он укрепил барьеры эгиды, чтобы помешать проникновению.

По мере продвижения в иерархии Адептус Механикус магос лишился многих эмоций, но еще не зашел достаточно далеко на пути механизации, чтобы избавиться от страха, и он чувствовал страх, видя, как искаженный мусорный код перенацеливает орудия платформы Гелиотропус три-девять.

Он вставил штырь мехадендрита в порт ввода, и разряд зеленой молнии сразу же расплавил его, не давая извлечь коннектор. Не в силах разорвать соединение, магос мог лишь с ужасом наблюдать, как его мастерски составленные расчеты целей начинают меняться.

– Лорд-адмирал, – заговорил Филот, вахтенный офицер «Вэ виктус». – Фиксирую обмен странными сигналами между вражеским флотом и орбитальными защитными платформами.

Пальцы Тиберия, стоявшего за командной кафедрой из твердой древесины, танцевали над встроенным в конструкцию голографическим планшетом, которым он пользовался для передачи приказов по всему кораблю. Капитанский мостик, залитый мягким светом, функционировал спокойно и рационально: вахтенная команда была хорошо обучена и преданна своему делу, сервиторы – регулярно ремонтировались и обслуживались.

Сервиторы были недавним добавлением к оборудованию почтенного корабля и доказали Тиберию свою полезность самым определенным образом во время конфликтов с зеленокожими и тау. Хотя он предпочитал команду из живых людей, способных проявить инициативу, он нехотя признал, что сервиторы по крайней мере эффективны.

– Что за сигналы? – спросил Тиберий. – Вывести на мою кафедру.

– Вот они, – пояснил Филот, передавая данные сюрвейеров лорду-адмиралу.

На планшете возник поток нечитаемого машинного кода; в едко-зеленых строчках было что-то неправильное, как будто цифры шли вразрез со всеми обычными законами математики.

– Что это? – воскликнул Тиберий. – Филот, мы скоро начнем космический бой, у меня нет времени на какие-то информационные диковины.

– Милорд, это мусорный код! – в голосе Филота слышался ужас внезапного понимания. – Язык Темных Механикус!

Тиберий пришел к такому же выводу, когда отвратительные цифры на планшете, казалось, начали группироваться в кластеры. Он почувствовал подступающий страх, ибо уже видел своими глазами, какой урон атака с помощью мусорного кода может нанести тонкому устройству корабельных логических механизмов. На планшете загорелось несколько иконок предупреждения, и он отключил поток шипящих помехами грозных цифр.

– Трон святой, что… – заговорил он.

– Захват цели орудиями! – доложил мастер орудий. Освещение на мостике переключилось на кроваво-красную подсветку боевых постов. – Защитная платформа Гелиотропус три-девять целится в нас.

– Выпущены торпеды! – закричал Филот. – Защитная платформа Арклайт семь-семь выстрелила по нам полным залпом бронебойных снарядов. Фиксирую как минимум девятнадцать штук.

Спустившись по ступеням кафедры, Тиберий бросился к планшетному столу в каменном обрамлении. Иконки, обозначавшие торпедный залп, стремительно преодолевали расстояние между защитными платформами Калта и флотом Ультрадесанта. Мигнули еще шесть платформ, авгуры зафиксировали запуски, и рев сигнальных клаксонов возвестил новые захваты целей.

– Запустить меры противодействия! – скомандовал Тиберий. – Маневры уклонения! Уходим отсюда!

– Так точно, милорд, – ответил Филот, отдавая необходимые команды. Обшивка палубы отозвалась стоном на запуск корабельных двигателей, и с ревом включились двигатели атмосферного маневрирования. Ударный крейсер Космодесанта был гораздо проворнее, чем предполагал его огромный размер, но сейчас он не мог развернуться и отойти в сторону так быстро, как требовала ситуация.

Торпеды мчались к кораблю, и зазвенела сигнализация опасного сближения. Захватившие защитные платформы, кто бы это ни был, свое дело знали, и каждое судно в имперском флоте подверглось атаке целого роя снарядов.

– Приготовиться к удару! – крикнул мастер орудий. – Батареи открыли огонь!

Снаряды размером с целое здание натолкнулись на щиты и взорвались. Мостик задрожал, и Тиберий понял, что под огнем множества батарей, последовавшим за торпедами, щиты продержатся лишь несколько мгновений.

– Нас предали? – предположил он.

– Нет, милорд, – ответил Филот. Подбежав к планшетному столу, он вытащил из того латунный штекер и подсоединил контакт к разъему у себя за ухом. – Не предали, а взломали. Должно быть, у врага есть савант по данным, который знает командные протоколы Ультрамара.

– Девять кругов ада, откуда они его взяли?

– Не знаю, милорд.

Тиберий отбросил вопрос как не имеющий сейчас значения и обругал себя за потерю времени, необходимого на более насущные нужды. Сосредоточившись на планшетном столе, он с отчаянием увидел, что после волны взрывов и чудовищных разрушений, пронесшейся по имперскому флоту, вражеские корабли бросились вперед.

Он обещал Уриэлю выиграть время, но, видя все новые сообщения о повреждениях, появляющиеся на планшетном столе, понял, что не сможет сдержать обещание. Его флот был искалечен: шесть кораблей уже выведены из строя, еще три дрейфуют прочь от линии фронта. Они не сделали ни единого выстрела, а битва уже проиграна. Тиберий открыл вокс-канал связи со всем флотом:

– Всем кораблям: говорит адмирал Тиберий с «Вэ виктус», – произнес он, стараясь говорить со спокойствием, которого совершенно точно не чувствовал. – Приказываю всем капитанам, кто еще может это сделать: выйти из боя. Повторяю, выйти из боя. Отводите свои корабли и перегруппируйтесь в точке сбора Ультима шесть-восемь. Тиберий связь закончил, и да направит вас Император!

С тяжелым сердцем от того, что потребовался такой приказ, он закрыл канал и, посмотрев на Филота, постучал по иконке, изображавшей на планшетном столе Калт.

– Свяжитесь с наземными силами. Предупредите, что на них вот-вот нападут.