30 июня 2002 года Висленский край, Варшава Здание штаба Висленского военного округа

А вот графу Ежи Комаровскому – повезло. Он и сам не знал, как, но повезло. Потом, правда, узнает – и проклянет все на свете, оставшись совершенно один в этом мире.

Как ни странно, он исчез с горизонта на два дня по одной простой причине – он искал Елену. Не найдя ее ни в одном из клубов и злачных мест Варшавы, Ежи решил ждать ее у дома, рассудив, что рано или поздно она там появится. Припарковав машину на стоянке, он молча, терпеливо ждал, час за часом. Дважды он выходил, чтобы купить немного еды и сделать другие дела, какие возможны. И лишь рано утром тридцатого он проснулся, посмотрел в зеркальце заднего вида, увидел себя – грязного, заросшего неопрятной щетиной, всклокоченного – и понял, что так нельзя.

Ближайшим местом, где можно было привести себя в порядок и где бы его пустили – было здание штаба округа, там был, по крайней мере, рукомойник и «дежурная» бритва, потому как офицеры из странствий возвращались в самом разном виде, а устав требовал от них пребывать в виде опрятном. И если на удаленном полигоне на это внимание не особо обращают, то в здании штаба округа извольте соответствовать.

Машину он припарковал недалеко от здания штаба, благо по раннему утру места для парковки были. Металлодетектор среагировал на наган в кармане, но у него в удостоверении написано «с правом ношения оружия», и потому внимания на наган не обратили. Только принюхались – нахождение офицера в людных местах в нетрезвом состоянии и при оружии считалось проступком и влекло за собой взыскание. Но спиртным от графа Ежи не пахло, пахло много чем другим – и пахло омерзительно.

В караулке граф Ежи привел себя в порядок – умылся несколько раз с мылом, кое-как вымыл голову над рукомойником, побрызгал на себя «дежурным» одеколоном, единственным ароматическим достоинством которого было то, что он напрочь отшибал любые другие запахи, даже сильные. Побрился безопасной бритвой – не слишком опрятно, но и так сойдет. Кое-как привел в порядок одежду, шагнул в вестибюль...

Улицу в то время еще не перекрыли. Демонстранты уже собирались, до поры до времени они скрывали свои намерения, чтобы не разогнала полиция – он их не заметил, и они, что немаловажно, его – тоже.

И на припаркованный прямо напротив здания штаба округа большой лимузин «Вольво» с затемненными до черноты стеклами и гербовым, «с орлом» пропуском на лобовом стекле он тоже не обратил внимания – ни он, ни охрана.

А стоило бы...

– Пан Комаровский, вас ожидают... – сказал дежурный офицер, майор с фамилией, которую граф Ежи никак не мог запомнить, и в очках в тонкой золотой оправе. – Я открыл кабинет...

На последние слова граф Ежи резко остановился.

– Кто ожидает?

– Велели не сообщать.

Понятно...

Собственно говоря, граф Ежи и не удивился, увидев в своем кабинете сухощавого, с иголочки одетого пана Збаражского из «безпеки войсковой». Он нервно ходил по кабинету, услышав, как открывается дверь, продолжал ходить.

– Доброго здоровья, пан Збаражский. – Мутная волна злобы на этого человека просто душила, не давала жить.

– Доброго здоровья и вам, – буркнул Збаражский, – зачем вы это сделали?

– Затем, что нечего!

– Что значит – нечего? Вы понимаете хоть, что вы натворили?

– Я всего лишь покарал подлеца и ублюдка.

Збаражский вышел из себя – он резко хлопнул ладонью по столу, граф впервые видел, чтобы разведчик был в таком состоянии. В замкнутом стенами помещении это прозвучало как выстрел.

– Всего лишь? Всего лишь?! Вы так спокойно об этом говорите, что, право, – мне становится страшно.

– А мне становится страшно, пан полковник, оттого что мы видим зло и ничего не делаем, чтобы покарать его!

– Работа полицейского заключается в том, чтобы разматывать клубок до конца, а не отрывать от него первую попавшуюся нить! Вы должны были втереться к нему в доверие и узнать, с кем он работает, кто поставляет ему наркотик, кто связан с ним! Вот что нужно было сделать, нам нужна вся банда, а не только профессор!

– Это я как раз узнал... – мрачно произнес граф. – вам известен некий пан Жолнеж Змиевский?

Збаражский остановился, повернулся к графу:

– Кто?

– Жолнеж Змиевский. Этот пан, судя по словам профессора, промышляет наркоторговлей по-крупному. Профессор работает на него. И более того – по мнению пана Ковальчека, пан Змиевский является сотрудником полиции или спецслужб.

Збаражский все более успокаивался.

– Он сам вам об этом сказал?

– Да, сам. Вы знаете пана Змиевского?

– Нет, но узнать будет нетрудно. И все равно – вам не стоило его убивать, теперь у нас нет свидетелей против этого Змиевского, придется начинать все с начала.

– Простите... – графу Ежи показалось, что он что-то недопонял.

– Нет свидетелей, говорю. Возможно, вы считаете, что беспека может хватать людей, каких ей вздумается, но это далеко не так. Над нами есть надзирающий спецпрокурор, и мы тоже подчиняемся закону. Этот Змиевский – что я ему теперь предъявлю? Ваши слова? Со слов покойного пана профессора Ковальчека? С чужих слов – не примет не один суд.

– Да я не об этом... что значит... покойного пана Ковальчека?

– Да то и значит! Зачем вы его убили?!

– То есть, как так – убил? – снова не понял граф Ежи. – что значит убил? Я его просто избил, а не убил.

Теперь недоуменный взгляд бросил на собеседника пан Збаражский.

– Нормально вы его избили. Вы его застрелили, его обнаружили мертвым. Убитым из пистолета!

– Я его не убивал!

Пан Збаражский покачал головой.

– Спокойнее, мы не в полиции. Я не прокурор и не судья, убили – ну, что поделаешь...

В следующую секунду граф Ежи сделал два шага вперед и схватил пана Збаражского за грудки, тряханув его, как охотничья собака подстреленную утку.

– Я его не убивал, слышишь, ты, курва!! Не убивал!

– Отпустите! – приказал пан Збаражский, не меняя выражения лица.

Граф оттолкнул от себя разведчика, так что, если бы не стол, тот упал бы на пол.

– Я его не убивал, – глухо повторил граф, начиная понимать, что произошло непоправимое.

– Тогда кто? – ответил пан Збаражский, приводя одежду в порядок.

– А я знаю?! Этот ублюдок торговал наркотиками! Кокаином – я у него больше килограмма в унитаз высыпал! Его любой мог грохнуть, любой! Когда я от него уходил, он был еще жив, понимаете, жив! Я ему сказал, что убью, если он еще раз подойдет к Елене или снова начнет торговать, и ушел! И все! Вот, смотрите!

На пыльную, неприбранную поверхность стола грохнулся укороченный наган.

– Посмотрите! У меня был этот наган, я ему им пригрозил! Ткнул стволом в зубы и сказал, что вышибу мозги! Но я не стрелял – видите, все семь патронов в барабане.

– Ну... можно было и перезарядить.

– Понюхайте! Из него не стреляли лет пятьдесят!

Пан Збаражский достал из кармана пиджака платок, навернул на руку, поднес револьвер стволом к носу, понюхал...

– Действительно... курва блядна...

– Что я вам говорил!

Полковник протянул обратно револьвер владельцу.

– Заберите. Насколько я понимаю – он наградной...

– Моего прадеда...

– Тем более заберите. Итак, вы говорите, что не убивали Ковальчека?

– Матка боска, именно это я и говорю уже битых полчаса! Не убивал я его, когда я уходил – он жив был!

– Тогда кто его убил?!

– Йезус ведает! Пусть полициянты и разбираются!

Збаражский тяжело вздохнул.

– Уже разобрались... Вы знаете о том, что вы в розыске?

– То есть? В каком розыске?

– Пока – по Варшаве... Сегодня утром сторожевик[29] на вас выставили, пока – в пределах Варшавы, но так – и до общеимперского недалеко. У нас программа, она отслеживает всю информацию по лицам, сотрудничающим с вами. Мы вас ищем целый день, где вы были все это время?

– Не ваше дело... – буркнул граф

– Не мое?! Не мое?! Вы хоть понимаете, что с меня за совершенное моим агентом убийство – могут погоны долой! Или неполное служебное – и вперед, стучит паровоз, Сибирь под колесами[30]! Какое к бисовой маме не мое?!

– Извините...

Удивительно, но графу в самом деле стало стыдно. Он был воспитан так, что одним из самых тяжких грехов в его системе моральных ориентиров считалось подвести другого человека. Тем более – полковника.

– Этим делу не поможешь... – немного успокоился Збаражский, – надо разобраться, что к чему. Рассказывайте. Все до мельчайших деталей, что вы делали в тот день. Говорите правду, может быть, мне еще удастся что-то сделать и для себя, и для вас.

– Ну... я с Еленой поссорился... узнал, что она на кокаине сидит. Потом...

– Что потом? Говорите.

– Проследил, где она берет. Оказалось – на авеню Ягеллонов. Там меня полицейский видел, штраф выписал.

– Штраф?

– Да, за неправильную парковку.

– Это худо... – сказал Збаражский, записывая в блокнот.

– Почему худо?

– Да потому! Вы знали, куда эта ваша... пошла?

– Откуда же мне знать, там домов под сотню.

– А там профессор и жил! Информация о выписанных штрафах собирается в единой программе, чтобы потом контролировать взыскание! Из этой программы ее может выудить любой полициянт, и получится, что вы за несколько дней до убийства были у дома этого проклятого Ковальчека! И это доказано – полицейским и штрафом. Что вы там делали?! Следили, чтобы убить – вот что подумают! А я вас направил на это дело!

– Но я же...

Тут до графа дошло, что Елена ему алиби не даст – хотя бы потому, что она не знала, что за ней следят. И все очень шатко.

– Пся крев...

– Вот так вот! Вы полицейского запомнили?

– Откуда... Здоровый...

– Ладно, найдем. Дальше.

– Дальше... Этот пан Ковальчек мне позвонил. Я как раз тут был, сидел... думал что делать.

– Он вам что – сюда позвонил? – изумился Збаражский.

– Ну да... – протянул граф Ежи и тут же понял, чему изумился полковник. Он так и не понял тогда – что в его состоянии вполне простительно.

В здании штаба Висленского военного округа нельзя было иметь при себе никакие сотовые телефоны. Они изымались при входе и выдавались при выходе, кроме того – здесь работали генераторы помех, делающие невозможными любые звонки. В общедоступных телефонных справочниках были телефоны только дежурной части и никаких более. Получается, что пан Ковальчек откуда-то знал номер, на который ему нужно было позвонить... а ведь он...

– Вы давали номер своего телефона очаровательной пани Елене? – угадывая мысли графа Ежи, спросил его полковник.

– Никак нет, нельзя же... Что это значит?

Полковник Збаражский снова что-то строчил в своем блокноте.

– Боюсь, что ничего хорошего. С нами играет какая-то разведка, она нашла способ подставить вас, да и меня заодно вместе с вами. Хорошо, сначала разберемся, что тогда произошло. Он вам позвонил – и?

Какая – не составляет труда догадаться. Та самая, которая и леди Алисию Гисборн сюда заслала.

– Пригласил на какое-то сборище. В университет.

– Как пригласил?

– Обычно. Сказал, что Елена там будет.

– То есть он знал, что у вас проблемы.

– Да... наверное.

– Хорошо, дальше.

– Дальше я пошел. Мы встретились перед университетом, Ковальчек сказал, что нас пропустят только вдвоем.

– А заодно – перед университетом работают камеры уличного наблюдения, – добавил полковник, – а вот на самой территории их нет ни одной. И вас, получается, они запечатлели. Продолжайте, продолжайте.

– Ну... мы вошли в здание.

– Минутку. В какое время это было?

– Между девятнадцатью и двадцатью часами, ближе к девятнадцати.

– Точнее не помните?

– Нет.

– Хорошо, дальше.

– Дальше мы пришли на факультет. Химии, там комната побольше, там и собрались. Человек двадцать, в основном паненки. И Елена там была.

– Как вас представили?

– Просто – как Ежи. Профессор сказал.

– Дальше.

– Дальше лекторша какая-то появилась. Не сразу, Ковальчек ей звонил, потом она пришла. Какая-то пани Алисия Гисборн.

– Опишите.

– Ростом... среднее между вами и мной, мужеподобная, лицо вытянутое, одета плохо.

– То есть – плохо?

– Ну... Женщины всегда одеваются так, чтобы быть привлекательнее. А эта... как будто специально оделась, чтобы недостатки свои выказать. Лицо вытянутое, по возрасту – ближе к сорока, хотя голос молодой.

– Ей двадцать девять – улыбнулся полковник.

Загрузка...