Долгий поцелуй на прощание

ГЛАВА 17

— Так тебя зовут Оскар? — Кэт старалась перекричать громкие визги.

— Нет, Тоска, — сказал Тоска в пятый раз.

— Доска?

— Тоска!

Кэт театрально возвела глаза к потолку.

— Прости, не расслышала ни слова.

Официантка записала заказ Данта (он указывал ей пальцем нужные пункты в меню), облокотилась на стол и закричала:

— Итак, вам мезе[32] на семерых, два графина красного вина, один белого для дамы и порцию узо[33].

Гарри в знак согласия поднял большой палец. Кто-то сзади кинул ему на шею бюстгальтер с большими чашечками. Хоть это казалось невозможным, визги стали еще громче. Ухмыльнувшись, Гарри замерил размер чашечек и бросил бюстгальтер обратно — на столик, откуда он, по-видимому, прилетел. В зале целых четыре столика были заняты группками истеричных девушек, так что Гарри пришлось швырять наугад. Бюстгальтер поймала женщина в ожерелье из презервативов и с буквой «У» на треугольной пластине, на груди (такие ставят на машины учащихся курсов вождения). Ее пришлось удерживать: она порывалась подойти поздравить Гарри с выигрышем главного приза этой ночи.

Сперва Кэт казалось, что она двигается и говорит в замедленном темпе. После первого стакана узо, которая по вкусу напоминала антисептическое средство, а по действию — анестезирующее, ей стало все равно.

— Итак, Доска, — Кэт сделала еще одну попытку поговорить, — тебе, должно быть, везет в жизни?

— Нет. Насколько я знаю — нет, — ответил он смущенно. Тут его рябое лицо расплылось в похотливой улыбке: — Если только ты сегодня не докажешь мне обратное.

Кэт отшатнулась и обратилась к Данту, который сидел с другой стороны от нее.

— Какой подонок, — доверительно сообщила она ему громким голосом.

Дант засмеялся.

Впервые с тех пор, как Кэт поселилась в доме Данта, он показался ей сносно-привлекательным в черной рубашке поло и джинсах. Как и всегда, в его глазах было выражение насмешки и превосходства; как и всегда, он был небрит, но темная щетина шла к его растрепанным волосам. Как это ни удивительно, на людях он мог напускать на себя вид «такой грубый, что даже красиво». Кэт подумала: если бы она не знала, что лежит в его коробке в ванной, то Данта можно было бы считать симпатичным. Теоретически.

Дант придвинулся ближе и прошептал прямо ей в ухо:

— Кэт, у тебя ширинка расстегнута. Возможно, это возбуждает Тоску.

Кэт посмотрела вниз и поняла, что на ней джинсы не на пуговицах. Когда она ходила в уборную, то застегнула верхнюю пуговицу и совсем забыла о молнии. С усилием она втянула живот и дернула молнию вверх. Собачка застряла на середине пути. По какой-то причине Кэт отнеслась к этому спокойно и просто заткнула за ремень салфетку, чтоб прикрыть дыру.

— Дант. — Между словами начали появляться длинные паузы. — Мы в этом… месте.

— Тоттенхэм-корт-роуд, — учтиво объяснил Дант. — Этот греческий ресторан называется «Кебабарама».

— Вокруг нас одни девичники.

Взгляд Кэт сфокусировался на женщине, вытягивающей из рукава бюстгальтер и поглядывающей на их стол.

— Да.

— Могу ли я тогда думать… что мы на… мальчишнике?

— И да, и нет.

Дант встал, поймал бюстгальтер раньше, чем он коснулся плеч Гарри, и отдал Тоске. Тот принялся с интересом его рассматривать.

Координация движений Данта впечатлила Кэт.

— Почему ты не… пьяный?

— Потому что, девочка, я гораздо больше привык пить, чем ты. Вдобавок ты начала, когда мы еще не пришли домой.

Каким-то уголком размягченного мозга Кэт отметила, что это был ее самый длинный разговор с Дантом.

— Ты женишься?

— Черт, нет.

— Гарри?

Дант гадко засмеялся.

Кэт медленно обвела взглядом стол. Гарри выплевывал в миску оливковые косточки, не подозревая, какое возбуждение он вызывал за столиком позади. Сет — его она узнала. Оскар — похож на бухгалтера, мерзко пялился на нее. Какой-то рыжий, то ли Игорь, то ли Угорь, распоряжался деньгами и бегал в туалет еще чаще, чем Кэт. Высоченный Том — Кэт помнила его имя только потому, что оно было единственным понятным из всех, которые она слышала в этот вечер. Том испортил впечатление о себе, упомянув, что является управляющим художественной галереи — той самой, где часто пропадал Дант. Кого из них можно избрать в спутники жизни?

— А кто же женится? — упрямо спросила Кэт.

— Ладно. — Дант небрежно положил ладонь на ее руку. Кэт была слишком пьяна, чтоб обратить внимание на это оскорбление. Она только заметила, какие длинные у него пальцы. — Сосредоточься. Парни, которых ты видишь перед собой, никого не могут подцепить. Даже если поместить их в школу для девочек-подростков при монастыре.

Кэт взглянула на ребят. Они плевались друг в друга оливковыми косточками. Кэт была склонна согласиться.

— Поэтому очень часто, — продолжал Дант, убирая руку и зажигая новую сигарету, — когда нам безнадежно одиноко, мы устраиваем мальчишник. Скидываемся по пятьдесят фунтов. В порядке очереди назначаем Подставного Жениха. Напиваемся вдрызг в каком-нибудь местечке, где нам гарантировано достаточное количество женщин, которые отчаянно хотят, чтоб их подцепили. И даем волю инстинктам.

— Боже, какой ужас! — воскликнула Кэт.

Официантка принесла новый поднос с узо. Кэт быстро взяла свой стакан, чтоб Тоска не мог его выпить.

— А кто сегодня жених?

— Том. Я хотел бы, чтоб это был Гарри. Из-за моей сестры он слишком правильный. Придурок. Все знают…

— Все, кроме Гарри, — сказал Тоска.

Он перебил с уверенностью, что вмешивается в нужный момент, как человек, услышавший знакомый анекдот.

Кэт сверкнула на него глазами.

— По-моему, к тебе не обращались, Доска.

Тоска заметно съежился.

— Все знают, — продолжал Дант, — что Кресс интересуется только собой. Честно говоря, у него столько же шансов переспать с ней, как со мной. В любом случае, — Дант затушил спичку, — нам никогда не удается подцепить даже этих баб. Так что это все теоретические рассуждения.

— Самое подходящее определение.

Кэт залпом выпила свой стакан и ударила по руке, блуждающей по ее бедру.

Тоска пролил красное вино на белые льняные брюки.

_____

Когда появилась исполнительница танца живота, аудитория, как и следовало ожидать, разразилась требованиями увидеть и мужской танец. Безнадежно набравшаяся Кэт в смятении сжалась на своем стуле, когда четыре окосевшие дамы в тесных платьях, спотыкаясь, подошли к их столу. Гарри тотчас извинился и умчался на второй этаж. Одна из женщин, видимо, решила, что это открытое приглашение, но тут рыжий, имени которого Кэт не помнила, тоже поднялся и скрылся. Тома и Тоску «против их воли» вытащили на крошечный танцпол. Смотреть на дальнейшее Кэт не могла.

К уборным нужно было спускаться по жутковатого вида лестнице. Кэт уже после первого пролета почувствовала, что ей надо сесть. Она закрыла глаза рукой. Все кружилось. Она не напивалась так с вечеринки по случаю окончания университета. Тогда, по крайней мере, она знала, где что находится. В голове предупреждающе звенели маленькие колокольчики: она уже не может и на ногах держаться — одна в городе, которого не знает, с компанией незнакомых мужчин («И у всех у них на уме только одно!» — добавил мамин голос). Или этот звон — просто шум в ушах от выпитого? Или пожарная сирена.

Кэт изо всех сил старалась не двигаться — или сделать резкое движение, чтобы прекратилось кружение. В ее перегруженном мозгу всплыл обрывок песни «Кеники»:

Вся моя одежда в пятнах, и теперь я хожу перед друзьями, прижимаясь спиною к стене.

Блестки, синтетика, громкая музыка, мини-юбки с металлическими бляшками, встречи, хохот, классные местные девчонки из пивных, которые они посещали в Дареме…

— Боже! — простонала Кэт. Ее круглые зеленые глаза расширились от ужаса, потому что холодная рука страха перед надвигающейся старостью впервые сжала ей сердце. — Я слишком старая, чтоб стать поп-звездой!

— О, боже! Похоже, у тебя в желудке завелись вертолеты, — на ее плечо опустилась чья-то рука. — Кэт, как ты себя чувствуешь?

Она подняла голову. Это был Гарри.

Ее охватила волна благодарности за его заботу, но от усилия посмотреть вверх все закружилось с новой, опасной скоростью.

— Гарри, я н-никогда не б-буду в десятке лучших в хит-параде, — выговорила она со слезами на глазах.

— Ах, милая, — сказал Гарри, садясь рядом с ней и обнимая за плечи.

Кэт снова опустила голову, и ее стошнило на его ботинки.

Потом в памяти Кэт был провал, после которого они внезапно очутились в ирландской пивной. Музыканты играли «Ирландского скитальца». Перед ней на стойке бара стояли три большие кружки «Гиннесса». Рыжий парень исчез. «И спер все деньги», — ворчал Дант. На щеке Тома были пятна помады двух цветов — но этим его успех у участниц девичников ограничился.

— В следующий раз ты снова должна пойти с нами, — заявил Гарри, заглатывая пивную пену.

Низенький человечек без передних зубов подмигнул Кэт с другой стороны стойки. Кэт в ответ вежливо улыбнулась.

— Понимаешь, они думают, что ты — самая ирландская девушка из всех, которых они видели. Только не открывай рот. Особенно если чувствуешь тошноту.

Кэт уже прошла стадию невидимки («Неважно, как я танцую, все равно никто не смотрит!»), стадию молчания («Эта женщина — проститутка? Что ты говоришь, заткнись! Никто меня не слышит! Я же шепотом!») и теперь блуждала по зоне полной потери оперативной памяти.

Шум в пивной стоял невероятный.

— Мне хорошо, — сказала Кэт и нетвердой рукой взяла кружку. Она чувствовала, что в желудке стало больше места.

— Но тебе не было хорошо, когда мне пришлось разнимать тебя с той девицей в греческом ресторане.

— У-ух, — выдохнул Тоска, стоящий за ними в ожидании своей кружки, и взмахнул рукой, — красивая девушка, и дерется красиво!

С сильным дублинским акцентом Кэт велела ему заткнуться.

Тоска и Гарри в изумлении уставились на нее.

— Что за девушка? — спросила Кэт обычным голосом, сосредоточенно потягивая пиво.

— Ты прыгнула на нее с криком: «Изабель, не надо!» Она как раз лезла целоваться с Томом. — Гарри пьяно приподнял бровь. — Ты не помнишь? Она, кажется, не знала тебя, но ты, похоже, ее знала.

— Нет, не помню.

— Надеюсь, Том помнит. Она записала свой номер телефона помадой ему на ноге. Почему у вас, девчонок, в сумочках так много помады и совсем нет ручек?

Музыканты доиграли одну мелодию и начали другую, собственного сочинения, под названием «Болота графства Голуэй». К бару подходило множество людей.

Гарри забрал все оставшиеся кружки и отнес их на столик, за которым Сет и Дант поджигали картонные подставки под пиво. Колокольчики в мозгу напомнили Кэт: еще полчаса — и она свалится замертво. А падать замертво здесь, на руки этих парней, — идея неудачная. Она постаралась запомнить, что надо рассказать Кресс, как добр был Гарри — нисколько не ругался по поводу своих замшевых ботинок.

— Не хотел тебя спрашивать, но раз мы оба нахрюкались… Почему тебе так хочется упиться сегодня до беспамятства?

Голос Гарри звучал почти трезво, только он зачем-то косился на ее ухо.

— Мой парень бросил меня. — Кэт знала, что говорит цельными предложениями — пусть даже короткими, — но в памяти могла удержать лишь последнее. — Он роскошная дрянь. Любит больше свою карьеру, чем меня. А я люблю его. И ненавижу Лондон. Ненавижу мою дурацкую работу. Но я не могу уехать домой. Я просто хочу забыть все это. Или буду только реветь.

— Не реви.

Гарри не обнял ее. Кэт покосилась на него, но он по-прежнему не тянул руки обниматься. Она отчего-то почувствовала разочарование.

— Он, в конце концов, вернется. Он, по крайней мере, не говорит всем вокруг, что ты нестандартной ориентации, — вместо того чтобы спать с тобой.

— Но и она такого не говорит, — начала Кэт, но внезапно промелькнувшая боль в глазах Гарри заставила ее замолчать.

Может, она-то как раз говорит.

Дант положил на стол зажигалку.

— Ты только подумай. Ты можешь выбрать себе любого из нас. Сет с самой школы ждет такую милашку, как ты.

Кэт не сочла нужным поднять глаза от кружки.

— Я лучше умру, спасибочки.

— Да кто ты такая? — Том смотрел на Кэт, словно в первый раз за весь вечер.

— Это тебе знать не нужно. — Кэт повернулась к Гарри, совершенно погруженному в свои невеселые мысли. — Тебе не кажется, что здесь жарко?

Пьяно извиваясь, она сняла пиджачок — гораздо медленнее, чем обычно, потому что сидела на его подоле.

— Ух ты… О, эээ, прости, — произнес Тоска.

— Ты цыпочка Гарри? — продолжал Том.

— Нет, — ответила Кэт.

Ее охмелевший мозг отметил, что Гарри не хватило вежливости, чтоб вскочить и громко опровергнуть это.

Том и Тоска о чем-то пошептались. Потом Том хитро посмотрел на Данта.

Кэт постучала пустой кружкой по столу:

— Еще пива!

— Я схожу, — сказал Гарри, хотя его кружка была пуста только наполовину.

Он осторожно поднялся из-за стола.

— Тогда ты… — похабная улыбка появилась на ярко-красном лице Тоски, — пташка Данта!

— Нет! — вскричали в один голос Кэт и Дант.

За столом на несколько секунд воцарилось недоумение. Музыканты настраивали свои инструменты для третьей, последней мелодии.

— А, понял! — Тоска направил на нее дрожащий палец. — У нас мальчишник, так что, если ты не пташка Гарри или Данта, ты должна быть… — он облизнулся, — стриптизершей!

Снова повисло молчание. Парни ожидающе смотрели на Кэт.

— «Мои ирландские глаза плачут по Уотерфорду», — объявил певец и поднес ко рту жестяной свисток.

— Пойдем выйдем, и ты это повторишь. — Кэт поставила свою кружку.

Лицо Тоски загорелось. Парни ободряюще зашумели. Он поднялся и пошел к двери, с петушиным видом кивая вышибалам.

— Ах, черт, — воскликнул Гарри, вернувшись с пятью кружками.

Он осторожно поставил их на стул и схватил свое пальто.

— Брось ты. — Сет толчком усадил его на стул. — Тос ее зацепил, приятель.

— Не думаю, — саркастически усмехнулся Дант. — Выпьем, ребята. Пора идти.

Гарри поднялся и увидел, что Кэт возвращается в зал. Сквозь крутящиеся двери был виден Тоска, растянувшийся на тротуаре.

— Я хочу домой, — с трудом произнесла Кэт и наткнулась на стену. — Но сперва съем кебаб.