Когда зазвонил телефон, Эркюль Пуаро как раз наслаждался чашкой шоколада. Это он себе позволял регулярно каждое утро. Пуаро встал и снял трубку.
— Алло!
— Месье Пуаро?
— Леди Эндкателл?
— Как мило с вашей стороны, что вы узнали мой голос! Я вас побеспокоила?
— Ничуть! Надеюсь вчерашние события вас не сломили?
— Нет, я только немного сбита с толку! Я позвонила вам, чтобы попросить приехать в «Долину». Мне так нужно с вами поговорить. Вам это не будет трудно?
— Я в вашем распоряжении, леди Эндкателл! Когда вы сможете меня принять!
— Как можно раньше! Если можно, то сейчас.
— Хорошо, я сейчас приду. Я пойду через лес.
— Это самая короткая дорога. Большое спасибо, месье Пуаро! Я жду вас.
Пуаро почистил щеткой пиджак, надел демисезонное пальто и отправился в «Долину». Когда он проходил мимо павильона, у него появилось желание заглянуть туда еще раз. Накидка из лисьего меха исчезла, но шесть коробок спичек были еще там.
«Странно, — подумал Пуаро, — здесь ужасно сыро. Можно было бы оставить одну коробку спичек, — но шесть — нет».
На зеленой краске металлического стола кто-то карандашом нарисовал причудливое дерево. Это огорчило Пуаро, который выше всего ценил порядок и чистоту. Зачем пачкать столы?..
Встретив Пуаро на пороге дома, леди Эндкателл проводила его в гостиную.
— Я позвала вас, месье Пуаро, — объяснила она, — потому что ситуация становится невозможной. Инспектор здесь, он собирает «свидетельские показания». Я думаю, что это — превышение власти! И знаете, кого он допрашивает? Гуджена!.. Вся наша жизнь зависит от Гуджена. Я очень его люблю, и для меня ужасно сознавать, что его допрашивает полиция. Даже если она представлена симпатичным инспектором Грэнджем. Он, должно быть, прекрасный отец семейства. У него, вероятно, много сыновей, с которыми он вечером играет в настольные игры. А его жена, наверное, все время борется с пылью при помощи метелки из перьев… Квартира заставлена мебелью…
Пуаро слушал ее с некоторым удивлением. Леди Эндкателл продолжала толковать ему о семейной жизни инспектора Грэнджа.
— Если судить по виду его усов, у него и дома все безукоризненно ухожено. Знаете, ухоженный дом иногда угнетает так же, как лицо сиделки в больнице небольшого городка. В Лондоне сиделки не такие, они умеют пользоваться косметикой: пудрой, губной помадой, а в маленьких городках и в деревне эти бедные девочки знают только воду и мыло… Как бы там ни было, месье Пуаро, как я только что об этом говорила, абсолютно необходимо, чтобы вы, как только закончится эта нелепая история, пришли к нам на ленч. Надеюсь, что на этот раз он пройдет достойно.
— Вы очень любезны.
— Я лично ничего не имею против полиции.
— Я даже хочу помочь! У меня впечатление, что инспектор немного сбит с толку, хотя в методичности ему не откажешь. Но, может быть, это один из его многочисленных методов? Прежде всего его, наверное, занимает причина преступления. Я вам уже говорила о сиделках. Может быть, Джон Кристоу когда-то обидел одну из них?.. Может быть, рыжую, с курносым, но совсем не противным носиком… Это могло быть очень давно, и я не верю, что полиция может об этом подумать. Они не представляют себе, через что должна была пройти Герда! Она доверяет людям и верит всему, что ей говорят. Я полагаю, что если женщина не очень умна, то это самое лучшее, что она могла сделать…
Неожиданно леди Эндкателл раскрыла дверь в кабинет мужа и звонко провозгласила: «Месье Пуаро!» Внезапно для себя он очутился в комнате, где инспектор и Гуджен сидели друг против друга за письменным столом сэра Генри.
— Простите меня! Я ухожу. Никогда не мог бы подумать, что леди Эндкателл может…
— Оставайтесь, пожалуйста, месье Пуаро, — удержал его Грэндж, — садитесь! Я хотел вас кое о чем спросить. С Гудженом мы почти закончили.
Вид у инспектора был еще более мрачный, чем накануне. Пуаро еще преследовали слова, только произнесенные хозяйкой дома. Он поймал себя на мысли, что жена инспектора, вероятно, купила какую-нибудь новую мебель, в загроможденной квартире стало еще меньше места, и это отразилось на настроении Грэнджа. Но что может леди Эндкателл действительно знать? Все это плод ее воображения: отец, играющий с детьми в настольные игры, любящая чистоту жена… Обо всем этом взбалмошная дама болтала с такой уверенностью, что почти убедила его в реальности всего сказанного.
Грэндж продолжал допрос Гуджена.
— Это все, что вы можете вспомнить?
— Да, сэр, все было как обычно, и вечер не был отмечен никакими происшествиями.
— В маленьком павильоне около пруда была меховая накидка. Вы не знаете, кому она принадлежит?
— Если вы говорите о накидке из серебристой лисы, то я ее видел вчера в павильоне, когда заходил туда, чтобы убрать стаканы. Но она не принадлежит никому из этого дома.
— Тогда чья же она?
— Может быть, мисс Крей, сэр… Мисс Вероники Крей, киноактрисы… На ней была такая…
— Когда?
— Когда она приходила сюда позавчера вечером.
— Вы ее не называли в числе приглашенных.
— Она и не была приглашенной, сэр Мисс Крей живет на соседней вилле. У нее не было спичек, и она пришла сюда за ними вечером.
— Ей дали шесть коробок, и она их унесла? — спросил Пуаро.
— Совершенно верно, сэр. Миледи настояла на том, чтобы она взяла шесть коробок.
— Которые она оставила в павильоне, — сказал Пуаро.
— Да, сэр. Я заметил это еще вчера утром. Грэндж отпустил Гуджена, и тот удалился, почтительно затворив за собой дверь.
— Я попросил одного из своих сотрудников побывать на Гарлей-стрит, где работал и жил Джон Кристоу. Я сам хочу поехать туда завтра. Мы можем собрать там интересные сведения. Я думаю, что жена этого Кристоу на многое должна была закрывать глаза. Эти шикарные врачи и их красивые пациентки… Леди Эндкателл говорила что-то о том, что у него были неприятности с какой-то медицинской сестрой. Над этим стоит поразмышлять. Но пока ничего определенного выяснить не удалось.
Пуаро кивнул. Внушенная леди Эндкателл мысль показалась ему очень правдоподобной. Намеки на связи Джона с какой-то медицинской сестрой, на возможности, которые дает для любовных приключений профессия врача, — все это давало понять, что у Герды были все основания для ревности. Эта ревность могла в конце концов толкнуть ее на преступление. Нарисованная картина привлекала внимание следователей к Гарлей-стрит и тем самым отвлекала его от «Долины», от того, что Генриетта выхватила оружие у Герды и бросила его в пруд; от того, что, умирая, Джон произнес имя Генриетты. Это было его последнее слово…
Пуаро размышлял с закрытыми глазами. Поддавшись непреодолимому любопытству, он неожиданно спросил:
— Вы играете со своими детьми по вечерам в настольные игры?
Инспектор не скрывал своего удивления.
— Почему вы об этом спрашиваете? Вообще-то, они еще мелюзга… Но на Рождество я думаю подарить Тедди одну игру. Почему вы задали мне этот вопрос?
Пуаро пожал плечами.
«В чем опасность леди Эндкателл? — думал он. — То, что она выдает за причуды своей фантазии, может нередко совпадать с реальностью. Слова как будто брошены ею случайно, но были ли они случайностью? Она рисовала картину, половина которой заключала в себе правду. Верить ли в правдивость другой половины?»
— В этой истории есть кое-что, интересующее меня, — снова начал Грэндж. — Зачем мисс Крей, знаменитая актриса, приходит сюда, чтобы занять спички? Для этого она прошла около полумили. Если ей были нужны спички, то почему она не попросила их у вас? Ведь вы живете в двух шагах от нее.
— Может быть, у нее были свои причины, — ответил Пуаро. — Она — сноб! Моя вилла невелика, никто меня здесь не знает, тогда как сэр и леди Эндкателл — очень важные люди. У этой мисс Крей, может быть, возникло желание с ними познакомиться… Средства все хороши!
— Вполне возможно, — согласился инспектор, вставая. — Я ничего не хочу упускать. Очень надеюсь, что теперь все пойдет быстро. Сэр Генри опознал оружие — оно из его коллекции. Они все стреляли из него в тот день после обеда. Миссис Кристоу знала, где хранится оружие, ей легко было его взять. Все очень просто…
— Да, все кажется очень простым, — задумчиво подтвердил Пуаро.
«Вполне возможно, — размышлял он, — что такая женщина, как Герда, могла совершить преступление. Без хитрости, без сложности. Она несчастное создание, которое любит и страдает, страдает, потому что любит… Можно ли, однако, допустить, что она не хотела избежать возмездия? Ведь инстинкт самосохранения присущ всем. Неужели она действовала в полном ослеплении, неужели разум ее полностью покинул?»
Эркюль Пуаро представил себе пустое, ошеломленное выражение лица Герды в тот день, когда он ее увидел в первый раз.
Он пока еще не знает — просто не знает ответов на вопросы, которые задает себе.
Но у него было предчувствие, что скоро он получит их.