Дом грозы

Имбарг

Фандер Хардин

Фандер чувствует, что оказался на своем месте. Так, должно быть, ощущается момент возвращения домой после долгого отсутствия. Первый вдох полной грудью, первый взгляд на давно знакомые вещи, первое прикосновение пальцев к входной двери. И даже не имея представления, что такое Имбарг, по непонятным причинам Фандер заранее знает, какой он.

– Цель приезда? – Прежде чем дверь успевает открыться, до Фандера доносится недовольный голос материализовавшегося прямо из воздуха человека.

Это тощий мужчина с клочковатыми черными волосами. Он лениво переводит взгляд с Фандера на волчицу. Судя по выражению лица, ему вообще на все наплевать и более того – очень и очень скучно стоять тут и допрашивать пришедших через городские ворота.

Мужчина одет в черную, застегнутую под горло форму с воротником-стойкой, на груди можно рассмотреть вышивку с именем. Чем дольше Фандер вглядывается в окружающее его пространство, тем больше замечает, картинка дорисовывается на ходу. Только что перед ним была пустота, ржавая земля, небо и ворота за спиной, а теперь раз – и пыль под ногами вдруг оказывается брусчаткой. Если еще немного приглядеться, то за спиной у мужчины в форме оказывается стол. Пара секунд, и идеальная поверхность стола заставлена канцелярией.

– Посетить Дом грозы, – на автомате отвечает Фандер. Ему не терпится разгадать тайну этого места.

– Зачем? – Мужчина тянет гласные, шарит в карманах черных брюк, но ничего, кроме пары смятых фантиков, не находит и досадливо шмыгает носом.

– Чтобы попасть к Источнику… чего-то там. – Фандер беспомощно поглядывает на Нимею, которая успешно притворяется послушным песиком, не способным поддерживать беседу даже на уровне взглядов.

Приличная собака, в ошейнике и с полной умиротворения мордой, на первый взгляд даже на волка не похожа. Слишком гладкая шоколадная шкура и совершенно покорный взгляд.

– Какому-то?

– …веры. Источнику веры.

– Зачем? – Теперь мужчина издает протяжный вздох, скребет щетину и, обогнув стол, падает на неизвестно откуда взявшийся стул.

– Моему брату нужна помощь. – Фандер почему-то уверен, что говорить нужно правду. Тут не сработают легенды и ничего не будут значить выдуманные имена. – Он полукровка и узнал о своей силе только недавно. Его убивает кровь мага времени.

– А тебя?

Маг кривится, ответ ему по-прежнему не интересен. Он прямо из воздуха достает несколько тяжелых фолиантов и изучает названия. Рядом со столом появляется стеллаж, на котором стоят десятки подобных толстенных книг.

Какого черта…

– У меня она пробудилась.

– Вот так просто? – Абсолютно равнодушный тон.

– Ну… в стрессовой ситуации.

– Чушь. – Мужчина многозначительно кивает. – Но это не мое дело. Фамилия?

– Хардин.

– Нет такого.

Фандер уже открыл рот, чтобы возмутиться: мужчина даже книги свои не открыл, неужели он тут всех знает? Но… кого всех? Вокруг ни души, может, тут никого и нет? Вдруг Имбарг – это совсем не резервация с домами, людьми и традициями, а только точка на карте и два мужика по обе стороны красивых ворот? Один на посту, второй на пропускном пункте. Вокруг стола уже выстроились стены, появилась табличка «Пропускной пункт, подготовьте руку для анализа крови, удостоверяющие личность документы и/или родословную».

– Меня зовут Фандер Хардин. Другого имени нет, и я точно маг времени. Хотите… отмотаю там, цветок какой оживлю или…

– Пф… цветок. И ты на это силы тратишь? Фандер, говоришь?

– Да.

– Ну, положим, я знаю, кто такой Фандер. А мать твоя?

– Омала.

– Ну, положим, я знаю Омалу. А брат твой?

– Энграм. Ну, положим, вы и его знаете.

– Ну, положим, знаю. Я всех знаю. – Мужчина разминает шею, очень медленно тянется к книге и листает фолиант, что-то записывает на одной из страниц, стучит ногтями по столу. Делает что угодно, только не ведет беседу с Фандером.

– Э-э… и… – Хардин замялся.

– Чего встал-то? Иди!

– Куда?

– Ну мне почем знать, куда там тебе надо? В Дом грозы? Вот и иди.

– А вы тут…

– Я тут что?

– Кто?

– А тебе какое дело? Я в твои не лезу, и ты в мои не лезь.

– А документы и родословная? – Он в недоумении кивает на табличку.

– Ты ж предьявил. Мать – Омала. Брат – Энграм.

– И вы мне поверили?

– А ты мне лжешь?

– Нет.

– Почему бы мне тогда тебе не поверить?

И только Фандер собирается спросить, в каком направлении ему в таком случае нужно идти, как все становится на свои места. Опять-таки само по себе.

Он в Имбарге и совершенно точно знает, что именно там и находится, как бы странно это ни было. Просто нужно присмотреться, и вдруг оказывается, что никакой пустоты здесь нет. Есть уходящая вглубь резервации, выложенная из брусчатки дорога и стройный ряд мрачных невысоких домов, сложенных из черного камня. Фасады украшены витражами, затейливыми коваными узорами. Если очень захотеть, можно увидеть великолепный замок, небо над которым совсем черное, предгрозовое, заряженное.

Изображение грозы тут вообще везде, молнии можно угадать в узоре решеток, на вывесках магазинов. Даже герб на черном флаге на административном здании, стоящем в отдалении, напоминает разрезавший тучи электрический разряд.

Не хватает только людей, но стоит об этом подумать, как они начинают выходить из своих домов. Это похоже на спектакль, где в нужный момент появляется массовка и делает вид, что была тут всегда, просто раньше играли другую сцену.

Девочка с черными глазами и кудряшками канючит, чтобы мать купила ей еще одну сладкую вату, ведь прежняя лежит в паре метров от них на тротуаре, а когда мать начинает ее отчитывать, девочка просто убегает и, нахмурив брови, возвращает вату в свою руку, только та стремительно уменьшается, сматываясь, пока не остается одна только соломинка. Видимо, остановить процесс вовремя девчонка не смогла и теперь разражается ревом.

Мимо с хохотом проносятся несколько велосипедистов, которые едут задом наперед. Старушка выгуливает собачонку, которая лает на Нимею, как будто в нее вселились бесы, и Нимея в ответ тихо утробно рычит, а старушка просто испаряется, как будто умеет перемещаться в пространстве.

Это похоже на обычный город. Просто люди умеют отматывать время как хотят. Они преодолевают расстояния за пару мгновений, раз – и человек, что шел в нескольких сотнях метров от Фандера, уже проходит мимо. Они на ходу сушат одежду, хотя на улице еще нет дождя или уже нет. Они читают пустые газеты, на которых новости появляются прямо на глазах.

И они ничему не удивляются. Кроме того, что Фандер стоит посреди улицы с собакой и во все глаза на них смотрит.

– Это Дом грозы? – шепчет Фандер, кивая на замок и поглядывая на Нимею, которая уже давно не отрываясь за ним наблюдает, сидя у ног. – Пошли, это близко!

* * *

Губы Фандера кривятся в усмешке, движения становятся резче, уверенней, шаг тверже. Дорога тает под его ногами, словно рассыпается, сокращая путь к цели. Он впервые за долгое время четко знает, что делать, без надежд на кого-то.

Резервация разрастается на глазах: появляются муниципальные здания; кривые заросшие и темные дорожки, ведущие в парки; проклевываются, будто поздние цветы, фонари, мигают, раскачиваясь на ветру, а потом нехотя загораются, хотя их свет никому не нужен средь бела дня.

– Все просто. Вера, время, дорога сюда. Черт, мне просто нужно было слепо тебе верить. Ты даже не могла со мной говорить. – Со стороны он выглядит помешанным, который болтает сам с собой. – Вся эта дорога, должно быть, для других гораздо короче, чем для меня, верно? Просто они уже знают, как идти. И скорее всего, не важно, пошел бы я направо, налево или назад, я все равно попал бы куда нужно, но… что делать с совестью, виной… интересно, туман каждый раз их пробуждает? Это было бы невыносимо. Хотя, может, поэтому людей с магией времени так редко можно встретить? Они просто живут здесь. – Он тормозит и опускает взгляд на Нимею. – А тебе в Имбарг не запрещено?..

Путь до Дома грозы тут же становится чуть дальше, чем был, и будто растет с каждой секундой, напоминая, что нельзя терять время.

Фандер садится на корточки перед волчицей и заглядывает ей в глаза.

– Тебе не в Имбарг нельзя… тебе сбить меня с толку было нельзя. Верно? Это и есть дорога до Имбарга, которую никто не знает? Это рассказала тебе мама? Чтобы сюда попасть, я должен был поверить, что… знаю дорогу? Поэтому ты не могла идти со мной как человек? Я должен был остаться с собой наедине?

Нимея отворачивается и издает рык в сторону Дома грозы, который теперь так же далек, как был в самом начале пути. Фандер молча срывается практически на бег, догоняя время, а оно радостно подчиняется. Недостижимый, скрывающийся от гостей замок будто тоже идет им навстречу.

– Ты, наверное, хочешь, чтобы я тебя освободил? – спрашивает Фандер у Нимеи.

Они снова притормаживают, Фандер щелкает застежкой, и ошейник падает к лапам Нимеи, которая оставляет за собой право решить, когда обратиться человеком.

– Ты что, не разговариваешь со мной? – Теперь Фандер за ней бежит, Нимея прибавляет шаг.

Замок уже просто летит им навстречу. Минута – и можно рассмотреть рисунок на мраморном крыльце. Дух захватывает от монументальности и величия этого здания. Пока Нимея кружит перед дверьми, Фандер касается гладких колонн, медленно шагает по ступенькам, будто каждую проверяет на прочность.

Дом на самом деле скорее напоминает маленький замок из гладкого черного камня. У него множество узких высоких окон, сквозь которые видны блики, как будто внутри покрытая рябью вода. Перед высокими, гладкими, словно сделанными из черного непрозрачного стекла дверьми площадка, огороженная колоннами, а вниз уходит два десятка ступеней, настолько отполированных и чистых, что они отбрасывают солнечных зайчиков на стены замка.

– Да сколько можно! Шевелись же, времени в обрез! – кричит Нимея, наконец обращаясь человеком. Теперь она сидит на площадке у двери, прислонившись спиной к стене, положив руки на согнутые колени, и требовательно смотрит Хардину в глаза. Из-за этой укоризны в ее взгляде Фандер сам себе кажется безумцем, но в крови кипят адреналин и магия времени, которые кружат ему голову.

– У меня же есть все время мира, забыла? – улыбается он, поднимаясь по ступеням, и оглядывается по сторонам.

Дом грозы стоит на площади, от которой лучами отходят улицы, не меньше полудюжины. И на каждой из них по обе стороны одинаковые черные домики. Фандер запрокидывает голову, наслаждаясь видом величественного строения. Теперь ему кажется, что Дом грозы сделан не из мрамора, а из черного стекла, разрисованного тончайшими золотыми узорами.

– Как быстро ты снова стал самодовольным придурком, я поражена. Ты брата-то спасать идешь?

– А я не могу.

– Что?

– Часы над твоей головой, видишь?

Нимея запрокидывает голову, потом разворачивается и смотрит на каменный циферблат над дверями, на нем единственная стрелка. Приглядевшись, она понимает, что это не стрелка, а граница между светом и тенью. Над часами выбиты буквы на неизвестном языке.

– Там какая-то чепуха, я не знаю этого языка, да, может, там вовсе и не написано ничего полезного, но вроде бы можно войти, когда стрелка опустится вниз. По крайней мере, я в этом почти уверен, или когда исчезнет… не знаю. Нужно было учить и имбаргский тоже. – Он подходит к двери и проводит по ней руками. – Даже ручки нет, чтобы открыть. И тут нет замка, в который можно было бы вставить ключ, значит, нужно ждать. Видимо, до полудня, когда соединятся свет и тень, – произносит он, глядя на границу света.

– Может, просто толкнешь хорошенько дверь и войдешь? Или найдешь какого-нибудь сотрудника этого вашего Дома грозы, или сходи к тому мужичку на пропускном пункте. С чего ты взял, что это так работает?

– Знаю, и все.

Он садится рядом с Нимеей и берет ее за руку, а потом оба с облегчением выдыхают. Дошли. И скоро все закончится. Осталось немного подождать.

– Я запутался, – улыбается Фандер, сжимая ее пальцы. – Почему это я самодовольный придурок?

– Я, наверное, эгоистка, которая хочет, чтобы ты в ней нуждался… но в то же время понимает, что счастливый человек – это свободный от нужды в чем-либо человек. А сейчас ты весь такой одухотворенный и счастливый маг времени, что я тебе точно больше не нужна, так что я, пожалуй, работаю на опережение. Ты найдешь себе новую стаю, новый дом, станешь героем и превратишься в самодовольного придурка. Видишь… я тоже своего рода маг времени.

– Ты что, думаешь, что не смогла бы любить кого-то не жалкого? Это твой фетиш?

Нимея краснеет до корней волос и задыхается, но возмутиться Фандер ей не позволяет и говорит дальше:

– В тумане мне казалось, что ты смеешься надо мной и говоришь, что между нами ничего нет, а я вроде как жалкий.

– Ты не жалкий. Ты крутой. Маг земли, времени. Весь такой перевоплотившийся, повзрослевший. Это я еще в начале пути. Смотри-ка, поужинала с Теран и не убила ее. Приглашу-ка ее на следующей неделе в спа, как тебе такое?

– Не переборщи, – смеется Фандер. – Я не найду себе никакую другую стаю, моя стая – это ты. Пока ты этого хочешь, неужели ты не поняла? Напоминай мне почаще, какой я крутой, и…

Нимея протягивает руку и касается его щеки. Легко качает головой:

– Тебе не нужна какая-то девчонка, чтобы помнить, кто ты. Выбрось эту дурь из своей башки.

– Ладно.

Нимея смотрит по сторонам, с интересом разглядывает прохожих, улицы и дома.

– Ты… наверное, хотел бы тут жить?

– Это было бы здорово, – усмехается он. – Уверен, что здорово.

Она кивает. От разочарования в ее взгляде сердце Фандера восторженно подпрыгивает.

– Эй…

– Потом поговорим, – зажмурившись, шепчет Нимея. – Опять обострение чертовой болезни этой… Ну, помнишь, увеличенное сердце, больно дышать. Черт, нужно навестить врача в Траминере. Еще и паника какая-то… Или злость. Есть такой симптом, как приступ злости?

На губах Фандера появляется улыбка, его взгляд прикован к часам, а взгляд Нимеи к нему. Он чувствует щекотку в тех местах, что она изучает.

– Здесь было бы здорово жить. Но это точно не мой дом.

Нимея поджимает губы, а потом виснет у Фандера на шее и отчетливо всхлипывает.

– Я так испугалась, когда ты сорвался с места и просто куда-то побежал. Черт, я так сильно испугалась, что потеряла тебя! Это было даже хуже, чем тебя ревновать, а я думала, ничего хуже быть не может. И как мне после такого отпускать тебя от себя и позволять жить в другой стране или там… не знаю… в другом доме! Как мне жить, если ты, блин, не будешь, ну… короче, ты помнишь, мне больно, когда ты меня не целуешь, и это вообще не прикольно и тоскливо. Ой, проваливай, стрелка твоя пропала.

Фандер смотрит на циферблат, но он на глазах испаряется, растворяясь в черном стекле стены. Мгновенно налетает ветер, порыв такой сильный, что тело Нимеи вжимается в грудь Фандера, а он закрывает ее собой и толкает дверь, но та не поддается.

– В чем дело? – Нимея крепче обнимает его.

Фандер недоуменно смотрит на появившуюся на гладкой поверхности двери ручку.

– Я не смогу войти с тобой. Придется оставить тебя тут…

Ветер поднимает клубы из пыли и песка, швыряя их Нимее в лицо.

– Так иди!

– Сначала сядь… – Он оглядывается по сторонам. – Давай-ка вот тут. – Фандер усаживает Нимею к мраморной, до блеска отполированной колонне, так чтобы она закрывала ее от ветра. – Я скоро. Прям очень быстро.

– Иди уже, я не маленькая, справлюсь, – ворчит Нимея, хмуро глядя на улицу, где бушующий ветер уже грозит повалить все кусты и деревья, прохожие испаряются прямо на ходу, не успев доделать то, чем занимались. Оставшиеся в воздухе газеты разлетаются, ларек с сахарной ватой катится по опустевшей улице, а потом за ним следом бросается девушка, которая ватой торговала, и, прихватив свое рабочее место, скрывается за ближайшим поворотом.

– Только все-таки возвращайся. – Нимея кривится, будто ей неприятно или больно произносить эти слова. – Ну… ко мне возвращайся. Было бы… неплохо. Ну ты понял. Иди, короче.

Фандер целует ее в лоб и скрывается за дверью, которая теперь легко поддается.

– Я быстро. Не успеешь соскучиться, – успевает сказать он на прощание.

– Да я не… не скучаю я. Я заболела просто.

* * *

Фандер представлял себе старинные, пропахшие пылью ковры, грязные доски под ногами или мраморный зал с фонтаном по центру – что угодно за дверью Дома грозы, кроме пустоты. Тут нет ничего. Ни черное, ни белое, никакое до потрясающей прозрачности и ясности.

– Мне нужно поверить, что вокруг меня что-то есть, и оно возникнет?

Для Фандера оставалось загадкой, по какой причине время так тесно связано с верой. Эти понятия для него шли всегда параллельно, им негде было пересекаться, но в Имбарге все зиждилось именно на них двух, нераздельно связанных. Время и вера. Фандер стал вглядываться в ничто, ожидая увидеть фонтан, мрамор, старые доски, тяжелые шторы, шелковые обои в цветочек, пыльные витражи.

Нет.

Первым появился старинный рояль с щербатой клавиатурой, он встал у стены пустого квадратного помещения, а рядом появился пыльный пуфик, идентичный тому, на котором сидела пару дней назад Нимея в замке на границе Дорна и Аркаима. Окна из узких и высоких, до самого потолка, какие Фандер видел, находясь снаружи замка, превратились в обычные, они даже обзавелись вместо тонких плинтусов широкими подоконниками, а спустя мгновение пыльные стекла пробили побеги актинидии. Стены покрыли обои с неразличимым от старости рисунком, у окна появилось продавленное кресло.

В точности воссозданная комната из заброшенного замка.

– Почему я оказался здесь? – спросил он, но, разумеется, никто не ответил.

Фандер стоял посреди той самой гостиной. Пахло пылью и застоявшимся воздухом. А еще старым деревом и почему-то мебельным лаком, будто кто-то уже начал в старинном замке ремонт.

Никакого Источника веры не видно, только место, в которое они с Нимеей почему-то хотели бы вернуться. Музыкальная гостиная оживает на глазах, и даже пианино само по себе начинает наигрывать ненавязчивую мелодию. Клавиши проваливаются одна за другой, приводя в движение молоточки, которые бьют по струнам. Фандер много раз видел, как мама проделывала такое с их роялем дома, и всегда думал, что это потому что инструмент особенный, заговоренный играть любую мелодию задом наперед. Кажется, воспоминание из детства переместилось сюда.

Фандер выглядывает в разбитое окно, ожидая, что за ним будет чернота и ничто, но видит тот самый вид на оставленную людьми деревню.

– Что-то ищете? – Фандер оборачивается, отступает и недоуменно смотрит на стоящую перед ним женщину.

– Мама?

– О, всего лишь то, что ты хочешь видеть, – легкомысленно отвечает Омала, машет рукой, пожимает плечами, опускается в пыльное кресло, будто оно совершенно чистое и стоит посреди ее собственной гостиной. Можно представить, что сейчас появится Мейв и предложит хозяйке чай.

– Музыкальная гостиная и ты? – У Фандера пересыхает в горле при виде Омалы, сидящей, положив руки на подлокотники, – такая привычная поза и такой привычный вид.

Она улыбается как настоящая, но есть подозрение, что этот образ не был списан с нее. Это мама, просто в какой-то другой сцене из жизни. Может, когда-то она так же сидела и смотрела, как Фандер собирается выйти из дома на одно из бесконечных заданий отца? Или нет, нет, тогда ее брови были бы скорбно сведены на переносице. Он видит другое.

Омала умиротворена. Может быть, это первый день после того, как отца посадили в тюрьму, но за Фандером еще не пришли? Эта догадка больше похожа на правду. Или она сидит как в дни, когда летние каникулы почти закончились, но есть еще неделя до начала учебного года и оба сына предпочли прогулке с друзьями вечер в ее компании.

Вот он, образ. Самая верная догадка.

– Значит, ищешь источник? – улыбается она.

В глазах хитрые искорки, будто уличила сына в шалости. Будто он намекает, что хочет еще конфетку после ужина, хотя ему уже сказали, что нельзя.

– Да… Энграм болен. – Тяжело говорить с ней как с существом, созданным Домом грозы, но и как с мамой не получается. – Это же не ты? – Слова сухо обрываются, потому что на них не хватает дыхания. – Мам… это не ты?

– Я.

– Настоящая?

– Если ты в это веришь – да.

– Черт возьми, да есть хоть что-то, во что мне верить не нужно?! – Он так быстро переходит на крик, что стены дрожат, идут трещинами, на пол сыплется песок.

– Тс-с… – Омала успокаивает комнату, улыбается Фандеру, даже протягивает к нему руки, как к маленькому мальчику, не справившемуся с эмоциями. А он, уже не размышляя, правильно это или нет, с облегчением выдыхает и падает в ее иллюзорные объятия, захлебываясь знакомым запахом.

От мамы пахнет как прежде: сухими духами, тщательно отглаженной тканью, кремом для рук и кислым чаем.

– Малыш, малыш… – шепчет она, как в детстве. – Мой маленький Фандер…

Сердце разрывается. Это и больно, и прекрасно.

– Ты молодец, мой хороший, ты справился. Твоя кровь жива, она наполняет твое тело, и ты уже можешь быть тем, кто есть. Ты чувствуешь себя тут как дома, верно?

– Да.

– Ты прошел такой долгий путь. Ну же, посмотри на себя, как много ты сделал. Ты думал, что ничего не стоишь, а это вовсе не так. Ты научился верить, разве нет?

– Мам… что дальше?

– А что дальше? – Она улыбается. – Живи, будь счастлив. Спаси брата, помирись с ним… Вы нужны друг другу.

– А ты? Ты меня простишь?

– О, какие глупости. – Она смеется. – Ну разве мамам нужно прощать детей? Забудь. Позаботься о доме. О брате. О Нимее. Она делает вид, что все знает. – Омала мечтательно смотрит в пространство и качает головой. – Хотя на самом деле ровно наоборот. Чтобы быть сильной, ей нужно о ком-то заботиться, чувствовать себя нужной и важной. Иначе она совсем в себя не верит… Надеюсь, с нами она была счастлива. И еще будет. Когда она приехала в Траминер, была такой несчастной, ничем не могла помочь своим родителям, ее это убивало. И тут «бах!». Я вручила ей в руки наши с Энгом жизни. Какая хорошая девочка, она так о нас заботилась. Теперь сможешь и ты. Хорошенько она тебя потрепала, смотри, каким ты стал… Горы можешь свернуть… Надеюсь, и она стала сильнее, сможет теперь жить сама по себе. Хотя, конечно, она ни за что тебе не скажет в глаза, что в чем-то нуждается… Она докричалась до тебя, теперь тебе нужно докричаться до нее. Это несложно, у нее слишком доброе, хоть и испуганное, сердце.

За окном полыхают молнии одна за другой, гром гремит так, будто стены рушатся.

– Почему гроза? Ничего не понимаю. При чем тут вера? Как это связано со временем?

– Гроза – самая сильная и смертоносная из природных стихий, кроме разве что наводнения, но сейчас мы не берем его в расчет. – Мама говорит терпеливо и медленно, будто объясняет урок. – Магия времени – самая сильная и смертоносная магия. Она дарит жизнь другим, отбирая ее у колдующего. Время коварно для всех, даже для тех, кто им не управляет. Его легко потерять и почти невозможно вернуть. Вера – самая опасная из неосязаемых вещей. Она может погубить, может заставить вознестись. В Имбарге всегда поклонялись грозе, считая, что, когда молния разрезает небо, оно очищается и перерождается снова и снова. Считалось, что смерть – это вознесение туда, где ты будешь один краткий миг сиять, словно молния. А крик при рождении – это очередной раскат грома. О, тут все очень романтичны. По существу, мы не знаем, что это за аномалия такая, но в этом месте каждый день будто небо крошится. Его сочли святым. Нашли тут источник, поставили дом, так появился Имбарг.

– Моя мама ведь всего этого не знает, да?

– Почему ты так уверен?

– Иначе она бы непременно нам рассказала…

– Рада, что ты понял принцип веры. Это так, мой родной, если ты в это веришь.

Фандера ужасно раздражает этот разговор. Да-да, он понял, как вера устроена, но слышать о ней уже не может. Пока магия была простой и понятной, зависящей от того, насколько чиста твоя кровь и знатен род, жить было просто, а теперь заново нужно учиться ходить, что очень неприятно.

– Гроза – это не более чем символ силы, вот и все. Волков притягивает луна, маги земли молятся своим кустикам и веточкам, маги воды черпают силы из луж, а маги времени выбрали что-то посерьезней – смертоносную великую стихию. – Омала хохочет над этим, будто пошутила, но Фандеру не смешно.

Такое затаенное самодовольство допустимо, если ты можешь творить невероятные вещи своими руками. И он, сидящий перед Омалой, совершенно живой, тому яркое подтверждение.

– А теперь, дорогой, держи. – Она шарит в кармане черного домашнего платья и достает пузырек. – Это для Энграма, а это для тебя.

– Для меня?

– Конечно.

– Значит, я обязан выпить и…

– И выбрать. Или из тебя уйдет вся кровь земли, или кровь времени.

– Это потому, что я сюда пришел?

– Нет. – Она качает головой, гладит по голове Фандера, все еще сидящего у ее ног, и перебирает его кудри. – Это потому, что за все нужно платить.

– И как я должен это сделать? Выпить, произнести заклинание или крикнуть, что я выбираю?

– Выпей и прими решение, этого достаточно.

Фандер откручивает крышку, смотрит на янтарную жидкость, похожую на оливковое масло, и делает глоток, точно зная, что выберет, и ему даже не нужно произносить это ни вслух, ни мысленно. У Фандера есть вера, что источник, или кто там принимает решение, все сам поймет. За окном вспыхивает молния, какой он в жизни не видел, все заливает ярким, слепящим светом.

Омала наклоняется, целует сына в лоб и исчезает, а сам он оказывается рядом со сжавшейся в углу, перепуганной Нимеей.

– Вернулся…

– Соскучилась?

– Нет, я просто больна.

Он видит в ее глазах столько прекрасного, что, кажется, умудряется полюбить ее вдвое сильнее, чем прежде.

Обладательница доброго, но испуганного сердца явно готова, чтобы поговорить по душам.