Когда она увидела Киру на больничной кровати, ее сердце сжалось от боли. Девушка была парализована. Маленькая, с синими глазами и черными, как смоль волосами, даже на больничной кровати, девушка была красива. Сестры были похожи друг на друга, как две капли воды. Единственным отличием сестер было то, как уложены волосы. У Киры волосы длинными локонами лежали на подушке, Клара же была подстрижена очень коротко. Клара подошла к сестре, и, поцеловав в щеку, стала перебирать ее шелковистые волосы.
— Привет, котенок, посмотри, кого я к тебе привела.
Лариса присела на край кровати, она вынула из сумки заколку, которую когда-то подарила ей Кира и положила на подушку.
— Эта вещь принесла мне удачу, но она принадлежит тебе. Я хочу вернуть ее… — глаза Киры безучастно смотрели в потолок.
— Прости меня, девочка. Я очень виновата перед тобой, — голос Ларисы сорвался, она стала захлебываться в своих эмоциях и не могла сдерживать слез, — Я обязательно все исправлю. Ты поправишься. Ты выйдешь на сцену…
Слабый голос Киры прервал Ларису:
— Уходите…
— Не надо так, Кира, — успокаивала Клара сестру, — она поможет нам, она сможет оплатить твое содержание в клинике, пожалуйста, Кира, не прогоняй ее…
— Уходите… — девушка закрыла глаза, по ее щекам текли слезы.
— Не нужно было приезжать, — застонала Клара, когда они вышли из палаты, — теперь она не простит меня никогда.
— Простит… Вот увидишь…Я буду приезжать к ней каждый день, пока она не поговорит со мной. Я сильная, я не сдамся. И ты не сдавайся. Твоя сестра это все, что у тебя есть.
Каждый день Лариса приезжала в больницу к Кире, и каждый раз девушка прогоняла ее. Лариса выходила из палаты, и слезы душили ее, но преодолевая горечь и отчаяние, она приходила снова и снова. Она добилась у главного врача клиники ежедневного посещения, а после и сама стала ухаживать за девушкой. Лариса оплатила лечение, отдельную палату, и практически все свое время проводила в больнице. Она ухаживала за Кирой. Она выносила судно, кормила девушку, переворачивая ее с одного бока на другой. Освоив навыки массажа, она несколько раз в день ловкими пальцами массажировала, казалось не живое тело девушки. Кира не ела, не пила и не разговаривала. Она смотрела в потолок, и только иногда на мгновение отводила глаза в сторону Ларисы, чтоб испепелить ее взглядом. Сначала Лариса боялась этого взгляда и отводила глаза. Сейчас же она смотрела в глаза Киры смело и уверенно.
— Ты можешь меня ненавидеть сколько хочешь, но я поставлю тебя на ноги. А потом мы поговорим… — говорила она.
В один из хмурых дождливых вечеров Лариса, встретившись в очередной раз с колючим взглядом Киры, не смогла сдержать слез. Она упала на кровать и разрыдалась. Все было в этих слезах — раскаяние, мольба, усталость, и сильнейшее желание выспаться. Сон — это была единственная ее мечта на сегодняшний день. Она забыла, когда спала, она валилась с ног, но ей некогда было спать.
Дела Ларисы в адвокатской конторе пошли на спад. Клиенты не принимали увлечения Ларисы балетом. Лицедейство не для сильных мира сего. По их мнению, это было оскорбительное и недостойное занятие. Годами завоеванная клиентура стала отказываться от услуг адвокатской конторы Ларисы, сотрудники один за другим увольнялись. Компания в один миг стала невостребованной. Ларисе нужно было восстанавливать дела. Хорошо, что некоторые преданные сотрудники оставались на своих местах и готовы были сотрудничать с Ларисой, помогая ей «вытягивать за уши» тонущую лодку. Но этого было недостаточно. Нужно было прямое вмешательство в дела конторы со стороны Ларисы, а в данное время она не могла там находиться. Не было надежного партнера, которому могла бы доверять Лариса. Поэтому приходилось пытаться восстановить, дела находясь рядом с больничной кроватью Киры. На журнальном столе расположился ворох бумаг, договоры, счета, иски. Все это приходилось разгребать Ларисе в те недолгие часы, когда спала Кира.
Кларе предложили контракт в одном из театров, и она большую часть времени проводила на репетициях. Вечером, бледная и уставшая она заезжала в клинику, и подолгу сидела у постели сестры. Она крепко сжимала ее руку и рассказывала все, что происходило с ней за день. Когда сестры встречались взглядами, их глаза светились. Казалось, что они были одним целым, насколько глубока и сильна была их связь. В эти недолгие минуты Лариса откидывалась в кресле, и засыпала мертвым сном. Ей снился балет, Кира, и два странных существа, которые спустились с небес и забрали у нее покой и сон.
— Я всю жизнь мечтала стать балериной, но упрямая и строптивая мать не разрешила мне осуществить мою мечту. И, когда Вивиан и Дзартон предложили мне исполнить моё желание, я не раздумывая согласилась… — в один из дождливых вечеров Лариса начала рассказывать свою историю. Не для того, чтоб девушка поняла и пожалела ее, а скорее, что бы просто выговориться, и наконец, так освободиться от щемящей боли в груди. Слова лились медленным потоком, она тихо и спокойно проговаривала их, словно смакуя каждое из них. Временами она замолкала и смотрела в окно. Она видела, как дождь омывал стекла своими слезами, такими же холодными и горькими как ее слезы. Слезы стыда и совести. Слезы печали и осознания.
Когда Лариса закончила свой рассказ, было уже далеко за полночь. Она не заметила, как долго она просидела у постели Киры. Соленые слезы застилали ее глаза, и она тихонько всхлипывала, утирая их ладонью. Кира спала. Лариса протянула руку, для того чтобы нажать на выключатель ночного светильника.
— Найди их… Вивиан и Дзартона… верни им желание, — услышала она слабый голос девушки.
От неожиданности Лариса оступилась в темноте и упала. Она пришла в себя от того, что кто-то зажег свет.
— Кира? — Лариса смотрела на девушку.
Кира с растерянным видом смотрела на ладонь правой руки, которую держала перед своим лицам. Кира шевелила пальцами…
— Девочка моя, — Лариса кинулась к Кире и стала целовать ее руку, — я всегда знала, что ты выздоровеешь. Все теперь будет хорошо. Ты мне веришь?
— Я тебе верю… — прошептала Кира, — я тебя прощаю…
Через несколько дней был подписан договор с одной из лучших клиник Израиля, и Лариса проводила Киру с сестрой в аэропорт.
Для того, чтобы оплатить лечение Киры, Лариса вынуждена была продать свою адвокатскую контору, дела которой были слишком плохи. Теми сбережениями, которые у неё были, пришлось оплатить проживание Клары рядом с сестрой. Сестры не могли расстаться, к тому же за Кирой нужен был уход. У Ларисы не осталось ничего. Для того, чтобы как то жить, Лариса должна была зарабатывать деньги. Единственное, что оставалось у нее, это был балет. Она подписала длительный контракт, и должна была выполнять его условия. Но, каждый раз, когда она выходила на сцену, ее душа отторгала то, чем она занимается. Руки не слушались, ноги сдавливали пуанты, тело теряло свою гибкость. Удовольствие от исполненной мечты было омрачено беспокойством о Кире. Исполнение мечты, заточило ее душу в темницу.
Теперь у нее было одно желание вернуть свою мечту тем, кто подарил ей ее такой дорогой ценой. Пуанты, которые подарила ей Вивиан, она всегда носила с собой, сейчас, когда она возвращалась домой из театра они лежали рядом на переднем сиденье автомобиля. Он перевела взгляд на них и подумала о том, что она должна найти тех четверых людей, которые были с ней в Доме, и уговорить их вернуть желания. До окончания срока договора оставалось несколько дней. Лариса не знала, как начать поиски этих людей. Кого из них найти первым и где. Но судьба странная штука, она сводит и разводит нас с людьми при различных обстоятельствах. Иногда она преподносит нам долгожданную встречу, как вишневый пирог на блюде. Именно в эту минуту автомобиль Ларисы остановился на светофоре, и она увидела в стоящем рядом автомобиле мальчика. Она узнала его, это был мальчик из Дома, который просил у ангелов собаку. И она, последовала за машиной, в которой сидел Петя.
Когда Елена Николаевна открыла дверь, она не поверила своим глазам. На пороге были ее любимые мальчики, сын Петруша и муж Владимир. Она всегда знала, что Владимир Сергеевич вернется. Она понимала, что та интрижка, которую завел муж на стороне, не продлится долго. Девчонка окрутила мужчину благодаря своей молодости и красоте. Ей льстило, что взрослый симпатичный мужчина обратил на него внимание, и она увела его из семьи. Но, вскоре поняв, что Владимир Сергеевич, не такой состоятельный мужчина, как ей хотелось бы, девушка бросила его и пустилась в свободное плавание в поисках более богатого мужа. Елена Николаевна знала об этом и ждала. Она ждала, что когда-нибудь распахнется дверь ее дома, и она увидит своего раскаявшегося мужа.
— Ну вы тут поговорите, а мы погуляем пока, — Петя потянул за поводок и они с Бимом побежали во двор.
— Не долго, — крикнула ему вслед мама, и впустила Владимира Сергеевича в дом. Владимир Сергеевич целовал ее руки и все время приговаривал, — «Прости меня, Лялечка», так всегда называл он жену. Так называли ее самые близкие люди — родители и когда-то любящий муж.
— Мы завтра выкупим твое пианино, ты не волнуйся, все будет в порядке, я обещаю. Ты только прости меня, Лялечка. Я сделаю все, что нужно…
— Я уже давно простила тебя, — Елена Николаевна утерла слезу.
А через пару минут в комнату ворвался Петя, он нес на руках Бима. Пес был в крови, его безжизненные лапы волочились по полу. Глаза его были закрыты, и казалось, что он не дышал.
— Мама… — выдохнул мальчик, и обессилевший упал на колени.
— Что случилось? — отец аккуратно взял пса из рук мальчика.
— Мальчишки… Они кидали в него камни, а потом он вырвался и побежал через дорогу…Его сбила машина… — ответил друг Пети, который стоял за его спиной.
Второпях они собрались, и повезли Бима в лечебницу. Долгие часы ожидания и врач вынес Бима на руках завернутого в простыню. Пес еле дышал, он был под наркозом, его тело безжизненно обмякло и плетью лежало на крепких, вытянутых руках ветеринара.
— Травмы серьезные, я сделал все, что мог. Теперь все зависит от вас. Чтобы поставить его на ноги нужно много времени. Лечение дорогостоящее. Я мог бы усыпить его. Это дешевле… Решать вам…
— Мы будем выхаживать его, — твердо сказала Елена Николаевна.
— Но…Пианино… — прошептал Петя.
— Но ведь Бим дороже какого-то там пианино. Правда? — Елена Николаевна крепко обняла сына.
Все время, пока они ехали домой, Петя думал только об одном, найти тот самый Дом и вернуть желание обратно. Тогда все встанет на свои места будет жив Бим, мама не продаст пианино, и он сделает все возможное, чтобы вернулся отец. Петя прислонился лбом к стеклу, и вспомнил, что вчера в парке он видел женщину, которая гуляла с коляской. Это была женщина из Дома.
Они долго разговаривали в это утро. Василиса отключила телефоны, и отпустила охрану. Она сидела перед ним завернутая в плед, поджав ноги с чашкой горячего кофе, и рассказывала удивительную историю о двух странных существах, которые подарили ей эту красивую жизнь. В эту историю было невозможно поверить, она казалась необыкновенной.
— Я только теперь понимаю, какую глупую сделку я заключила с небесами. Они подарили мне красивую жизнь, и забрали у меня теплый уютный ужин в кругу моих родных и любимых людей. Все остальные ужины в моей жизни, после того как я начала эту жизнь были обычными приемами пищи, не более того. Ужин в моей семье это не только еда, это традиция, это маленькая часть жизни, которой я лишена вот уже почти целый год. Я верну все обратно. Я найду этих четырех людей, с которыми я была в Доме. Я им все объясню. Они должны меня понять.
Позже Василиса рассказала еще об одной традиции ее семьи, как раньше она проходила мимо театра, и в одно и то же время, стоя на остановке, поджидала автобус, в котором ее родители заканчивали вечернюю смену. Она махала им рукой, а автобус издавал веселый гудок приветствия для Василисы.
— Поедем, — сказал ей Сережка, — поедем на эту остановку. Ты должна с чего-то начать свою новую жизнь. Ты должна помахать им рукой. Вот увидишь, они ждут тебя. Они обрадуются, не смотря ни на что!
— Поедем, Сережа, поедем! — она откинула плед и убежала переодеваться.
— Оденься проще, — вслед сказал Сергей.
Через минуту она вышла в джинсах и майке.
— Так нормально? — спросила Василиса, растерянно улыбаясь.
— Более чем… — Сережка улыбался одной из тех улыбок, в которую когда-то давно влюбилась Василиса. Сейчас для нее он был самым родным и любимым человеком. Человеком, который спасал ее с тонущего корабля.
Она бежала со всех ног, как маленькая девчонка, боясь опоздать к автобусу. Когда издалека она увидела его, ее сердце забилось чаще, и, встав на цыпочки, со всей силы она стала махать рукой, надеясь увидеть родителей хоть краем глаза. Автобус остановился на остановке. Она видела, как мама отрывала маленькие билетики, а отец сидел за рулем автобуса и ждал, когда войдут все пассажиры, чтобы закрыть двери и продолжить свой путь. Они не могли не увидеть ее. Пассажиров было мало.
— Мам, пап!!! — прокричала она так громко, что мимо проходящие люди стали оборачиваться.
Автобус закрыл двери и тронулся. Она стояла на остановке несчастная и одинокая, Сережка крепко держал ее за руку. А она готова была провалиться сквозь землю от того стыда и боли, которые сковали ее душу холодом.
А через пару минут, когда автобус скрылся за поворотом, она услышала слабый его сигнал.
Надежда окрылила ее, холод отступил, она посмотрела на рекламный столб, где почти год назад она отыскала это злосчастное объявление, и стала судорожно вспоминать, кого же из четырех людей из Дома она могла бы быстрее всех найти. Решение оказалось рядом, это был Филипп, молодой писатель, по книге которого был написан сценарий для фильма, в котором она начала сниматься.
Ей снился сон, как два прекрасных ангела спустились с небес, чтобы подарить ей младенца. Она взяла ребенка на руки, и когда откинула накидку, то увидела, что у малыша лицо Дениски. Малыш громко плакал. Она вздрогнула и проснулась. В палату вошла медсестра.
— Зоя Викторовна, — начала она, — вы только не волнуйтесь, но ваш сын…
Зоя привстала с кровати и, оперевшись на нее руками, прошептала:
— Что? Что с моим ребенком? — ее голос перешел на крик, — Где мой мальчик? — она во все глаза смотрела на медсестру, требуя немедленного ответа.
— Там перепутали какие-то вакцины…,-заикалась медсестра, — и, в общем… он умер… Зоя Викторовна, мне очень жаль…
— Не может быть! Этого не может быть! Где он? Уведите меня к нему! — Зоя забилась в истерике, в палату вбежали врачи, двое держали Зою, а медсестра поставила укол успокоительного. Тело Зои обмякло, и ее уложили на кровать. Она продолжала шептать, — «не может быть…не может быть…». Потом глаза ее закрылись, и она провалилась в пустоту.
Когда она пришла в себя, первым что она увидела перед собой, было лицо Алексея. Она махнула рукой, чтоб развеять это видение, но оно оставалось неподвижным. Это был не сон, Алексей был рядом.
— Девочка моя, — услышала она любимый голос, — ты пришла в себя. Алексей сидел, склонив голову, и целовал ее руки.
— Темочка? Где Темочка? — еле слышно спросила она.
— Не надо, Зайка. Тебе нельзя волноваться. Ты четыре дня была без сознания. Нужно поберечь силы.
Из глаз Зои покатились слезы.
— Темочка? Умер? — спросила она, еле пошевелив губами.
Алексей отвел глаза в сторону, и утвердительно покачал головой. Вздох его был тяжелым, выдох еще тяжелее. Ей показалось, что он осунулся, постарел, на висках еще сильнее блестела седина. Он был не брит, и неопрятен, костюм его был помят, волосы взъерошены. Его взгляд напоминал взгляд загнанного испуганного зверя. Казалось, что он боится смотреть ей в глаза.
— Ты была столько дней без сознания… Мы не знали, что делать… Мы похоронили его… вчера…,-он зарыдал.
Несколько дней она металась из стороны в стороны на больничной кровати, ей периодически ставили уколы успокоительного, она, то проваливалась в сон, то бодрствовала, забывая пить и есть. Ей ставили капельницы, а она вырывала иголки из своих вен и громко рыдала. Когда сил не осталось совсем, она попросила Алексея забрать ее домой.
— Заберите ее, — сказал доктор Алексею, — может быть дома в родных стенах она быстрее придет в себя. Ей нужна забота и внимание, будьте с ней ласковее, хотя… кому я это говорю, — доктор махнул рукой. Он понимал, что Алексей находился примерно в том же состоянии, что его жена, за исключением того, что страдания его были безмолвными.
Когда он привез ее домой, они, молча, обнялись, и долго так просидели на кухне, не размыкая рук. Все последующие дни были такими же тихими и молчаливыми. Они бродили по дому, словно два привидения.
А потом все изменилось. В эту ночь она проснулась от сознания того, что Алексея нет рядом. Она позвала его, он не откликнулся. Она встала и прошлась по дому. Нигде не обнаружив мужа Зоя, стала нервно дрожать. Вдруг, в темноте она увидела меленькую полоску света. Она поднялась по лестнице, свет исходил из приоткрытой двери комнаты Дениски. Она заглянула в комнату. Алексей молился. Он что-то шептал, стоя на коленях, взгляд его был устремлен в ночное небо, глаза закрыты, ладони соединены перед грудью. Никогда Зоя не видела своего мужа таким. Он не ходил в церковь, не говорил о Боге, и, кажется, даже в него не верил. Зоя тихо прикрыла дверь и вернулась в свою спальню. Увиденное настолько потрясло ее, что осознание молнией проникло в ее душу. Она вдруг четко поняла, свою причастность к тому, что произошло. Нужно было срочно спасать Дениску. Нужно было идти в Дом и просить вернуть все обратно. Пусть не будет Темочки, не будет его чудесного рождения, и вместе с этим не произойдет этой чудовищной смерти. Но она сохранит жизнь другого ребенка, которого Бог дал им с Алексеем, а она не поняла и не приняла эту милость. Сейчас там, наверху, её муж втайне от нее молится за жизнь Дениски. Втайне от нее, потому что, как и всегда не хотел доставлять ей волнения и переживания. Всю жизнь он взваливал на себя проблемы и заботы. И сейчас, скорее всего, он знал о судьбе мальчика, но не хотел тревожить и без того убитую горем Зою. И ей стало нестерпимо стыдно перед мужем. Щелкнув пультом, Зоя включила телевизор. Загорелся экран. И она увидела удивительно красивую девушку, которая давала интервью. Зоя узнала ее. Это была рыжеволосая девушка из Дома. Теперь Зоя точно знала, с чего начнет свой следующий день.