Дом с химерами

Вдруг встретившись посреди затрапезной купеческой застройки прошлого века, дом Шатурова останавливал прохожих, заставлял всматриваться, задрав головы, в угрюмых средневековых горгулий, обсевших готические фасады, вновь оборачиваться – и креститься, заметив, что горгульи также оборачиваются вам вслед.

Проще говоря, если «архитектурные излишества» доходных и прочих домов вокруг были всё больше кондитерского манера, этакие кренделя a-ля Рюсс, то дом Шатурова был словно перенесённым из средневекового германского эпоса. Из страшной сказки. И временами – даже очень страшной.

Уже в 1910 году тут покончил с собой один из последних графьёв Рановских, снимавших в доме дешёвые номера. Не пожелав отдать просто так «фабрики рабочим!» и уехать за границу, заперся в секретном сейфе-шкафу сам миллионщик Шатуров. Да так и не вышел никогда из своего потайного убежища, сколько ни просили, ни простукивали стены прикладами товарищи из ЧК. Занявший его апартаменты комиссар III ранга Дикой застрелился, предчувствуя арест, и вслед за ним стрелялись комиссары II и I рангов; даже кафель в клозете отмывать не стали. Зачем? С этим предчувствием, беспрестанно витавшим в стенах дома, тут вскрывали вены, травились мышьяком и совали головы в газовые духовки многие жильцы «фонда горкома партии». А в январе 91-го вышел в окно верхнего этажа старый директор «Мосвторсырья», а в августе 98-го – хозяин «Москоу Сэконд Хэнд» и тоже разорившийся миллионер.

Если архитектура дома, впрочем, была вполне определённой, так называемая «московская готика» начала ХХ века, то вот топография его не раз ставила в тупик и отдельных лиц, и целые организации.

…Один Бог знал, как измучил мануфактурщик Шатуров архитектора. Тот и словами свои страдания передать не мог, только отчаянно махал руками и тряс седой головой, мол: «Слов нет, господа!» Стоило ли оканчивать с серебряной медалью институт гражданских инженеров, чтобы потом выкраивать лишние сажени, зарываться в подвалы и обживать чердаки, и воровски отщипывать у соседей квадратный аршин?.. «Стоило!» – сыто румянилась физия миллионщика после всякой такой отвоёванной пяди. Куда радостней, чем после чтения сметы на украшения фасада. Но, впрочем, отмахивался:

– Ты, брат, каких хочешь чертей на парадном нагороди, а сделай так, чтобы с чёрного хода мне копеечка катила. На то он и доходный дом. Вот тут, голубчик Пал Дмитрич, ещё одна аренда получится, ежели, к примеру, клозет потеснить…

Так и вышло в итоге, что тут вам мало кто мог подсказать квартиру, если только не соседа по лестничной площадке. Не исключено было также, что после № 76 следующий номер, 77, найдётся и в другом крыле, и на другом этаже. В местном почтовом отделении, если при разборке конвертов попадался адрес: Кривоконюшенный № 2/13/9/20, письмо сразу же бросали в мусорную корзину, – всё равно не сыскать. Потому как, если парадный фасад дома, узнаваемый зодиакальными часами и каменными химерами, выходил в переулок, ныне оживлённый не менее иного проспекта, то его ответвления и разветвления терялись в глуши проходных дворов. И не поверишь, что лабиринтами коридоров и колодцами внутренних двориков, то взбираясь на этаж, то сходя на целых два, можно добрести до таблички «№ 2/13/9/20» на парадном.

На месте происшествия

«22.30 уже…» – глянул капитан и на зодиакальные, с медными звёздами «ночного» циферблата и обручами меридианов, часы на фронтоне. И спросил, подсвечивая фонариком рваные дыры пулевых пробоин на чёрном боку джипа:

– И кто у нас тут убит?

Лейтенант ППС, прибывший на место происшествия первым, кисло скривился:

– Это и мне хотелось бы знать, кто у нас тут убит.

– То есть как? – удивлённо повёл бровью Арсений.

– А вот так, – лейтенант кивнул за другой борт джипа. – Тут только охранники Варге.

Капитан мельком глянул на две пары лакировано-блестящих туфель, лежащих рядком, точно в мастерской гробовщика, и поморщился: «Статисты. Антураж ВИП-персоны, не более. Туфли и те – только по паркету скрипеть, не для погони в джунглях, пусть даже и в асфальтовых».

– Варге… – повторил Арсений вслух. – А сам где?

– То-то и оно, капитан, что рифма напрашивается, – попытался пожать плечами в неловком бронежилете лейтенант. – «Бентли» его вон уже у подъезда стоит, – кивнул он в перспективу переулка, в сторону подъезда № 3. – Там его и выгрузить должны были, потому как его подъезд; но, похоже, что Варге раньше вышел, тут, у магазина. И растворился президент банковской группы «Красный Кредит», будто его кислотой разъело, типун себе на язык…

– Внезапно вышел?

– То ли это у них манёвр такой на случай, если у подъезда киллер поджидать будет, то ли и впрямь, баранок к чаю купить хотел. В любом случае, на свою голову вышел, – фыркнул лейтенант ППС и добавил с пренебрежительной провинциальной завистью: – Магазин, между прочим, тоже его. Хотя на кой чёрт продуктовая лавка всех банкиров банкиру?..

– И что говорят? – раздражённо повертелся Точилин в обе стороны. В сторону подъезда и в сторону супермаркета.

– Мне говорят?.. – не без ехидства уточнил лейтенант. – Да меня тут по ходу ещё и не заметил никто. У него своей охраны департамент целый. Бегают, типа: «Работает ФБР!», того и гляди шуганут, чтобы под ногами не путался. Но, по моим наблюдениям… – зачем-то понизил он голос и оглянулся, – банкира нет ни тут, ни там. Ни возле дома, ни возле магазина.

– Главное, что среди убитых нет, – попытался найти хоть в этом что-нибудь утешительное капитан Точилин.

– Ага, как сквозь землю провалился, – проворчал лейтенант.

А под землей, в то же время

– Долго ещё ждать?.. – Скудное пятно света вызолотило древнеримский профиль диггера по прозвищу Горлум.

– Угомонись, Крыс, – проворчал обладатель брандмейстерской каски, названный Горлумом по созвучию фамилии и аналогии с персонажем Толкиеновской сказки «Туда и обратно» и, недовольно жмурясь, насупил шлем на глаза. – Ибо сказано: – Он глянул на циферблат своих часов, – в 22.35.

– А если он из расписания выбьется? Мало ли что? Может, Аннушка уже пролила масло? – не желал угомониться его напарник, и впрямь суетливый и теряющийся во мраке, как крыса, – крупная, жирная, но едва приметная в тёмном чулане. Только железный лоск на оттопыренных полях немецкой каски обозначал его приблизительное местонахождение. – И теперь все толпятся на рельсах у отрезанной головы Берлиоза, – беспокойной скороговоркой продолжал Крыс нести нервическую ахинею, попеременно удаляясь и снова громче. – И трамвай не придёт, и мы останемся здесь навсегда, то есть пока нас не сожрут гигантские крысы Московского метрополитена…

– А ты что, уже проголодался, Крыс? – лениво поинтересовался Горлум, очевидно думая о чём-то своём.

– Куда мне, я ж хоть и большой, но не гигантский же, – снова на мгновение вынырнула из мрака внушительная камуфлированная туша. – Это вы, как более опытные и старшие товарищи, скорее с меня начнёте.

– Какое, на хрен, масло?.. – вдруг раздался потусторонний рокочущий голос, принадлежавший мертвецки-бледной физиономии с огромными дырами чёрных глазниц. – Ничего я не проливала.

– Точно, Аннушка, – фыркнул Крыс, в очередной раз приблизившись. – Куда тебе. Для этого надо было в библиотеку хоть раз пойти.

– Чего он ко мне с каким-то маслом докопался? – пророкотал голос, искажённый мембранами защечных фильтров противогаза. – А, Горлум?

– Не к тебе, – не сразу отозвался тот. – К Аннушке из «Мастера и Маргариты». Она там на трамвайные рельсы масло пролила. – И Горлум ударился в сленговый пересказ одного из первых эпизодов романа М.А. Булгакова: – И с этого косяка вся байда началась – один чувак залип, и его в дробь поделило, а в его хату неформалы всякие из альтернативы полезли…

– Слышь, ты, подонок, – вновь завертелась резиновая морда, выискивая Крыса чёрными глазами пилота НЛО. – Я, между прочим, три курса Архитектурного с отличием окончила, – угрожающе загудело вытянутое рыло. – Два исторического с восторгом, два семестра занудного корпоративного права на всяк случай и курс кулинарного техникума с лавровым венком. А ты меня на цитатник популярной литературы развёл?! Да я тебя…

Морда наконец смялась в жуткой гримасе и сползла куда-то вниз, а на её месте под козырьком каски явился лик ангела. Даже прехорошенькая головка в пластиковой каске этак безутешно склонилась на плечико, – но при этом из руки в руку ангел с лёгкостью перебрасывал кайло. Маленькое такое, альпинистское, но всё-таки…

– «Хрусть – и пополам…», – с нервным покаянным смешком уточнил Крыс, всё же упорствуя и цитируя всё тот же источник.

– Не могу сказать, что не хотелось бы, – со вздохом созналась Анна.

– Короче, вы, литературоведы… – прошипел Горлум, в очередной раз глянув на фосфоресцирующий циферблат своих «командирских» часов. – Валите в каналью. День Д. Сейчас эпи-бах проверю, и будем ломиться. И тогда я не я… – мечтательно забормотал он, не сводя глаз с зеленоватых цифр.

Нормальным языком это означало что-то вроде: «Уходите в канализацию, время наступило. Сейчас начнутся эпического масштаба взрывные работы, и это окончательно решит проблемы моей личностной самоидентификации».

Крыс его понял и шмыгнул во тьму, не дожидаясь окончания фразы. А вдогонку прозвучало забавно-сленговое, которое можно примерно перевести так:

– Мне трудно определиться, но полагаю, что этот крайне узкий лаз приведёт нас в то место, где не ступала нога метростроевца, и там будет столько антиквариата, что другие диггеры будут слагать об этом городские легенды. Ибо таких сокровищ никто и никогда…

Аннушка, помешкав, потрепала Горлума по костлявому небритому подбородку:

– Всё будет путём. Ты только будь на стрёме. А то провалит крышу, никакой шлем не поможет…

– Ты давай лучше прот намордни и паси пиггера (Ты тоже береги себя и присмотри за начинающим диггером, а то ему явно недостаёт опыта. – Авт.), – с героическим равнодушием проворчал Горлум, не сводя с потолка целеустремленного взгляда. И принялся деловито разворачивать маленький свёрток фольги.

Впрочем, стоило Аннушке раствориться во тьме – только растревоженное мелководье Пресни, заточённой в тоннеле, обозначало теперь её шаги звонким эхом – Горлум уставился ей вслед, облизывая внезапно пересохшие губы. И процитировал из «Властелина колец»:

– Моя прелесть…

На прототипа, впрочем, диггер если и походил, то разве что лысиной, хилым сложением, сутулостью и грустными глазами паиньки, задержанного за незаконное хранение наркотиков. Наконец, отвернувшись, Горлум шаркнул по стене термитной спичкой. Поднес её яростный огонь к концу бикфордова шнура и начал отсчёт. Огонёк бодро карабкался вверх, в чёрный провал шахты, довольно неожиданный посреди равномерно бурой кирпичной кладки потолка.

– 57… 58… 59… – зашлёпал и Горлум за поворот, чуть обозначенный светом шахтёрских фонарей.

А в то же время на земле, где-то наверху, над кирпичной кладкой тоннеля, над его бетонной крепью, над многометровым слоем грунта и многослойной коростой асфальта, – ровно в 22.35 поворачивал трамвай № 61 вокруг углового торца дома № 2/13/9/20 по Кривоконюшенному. И при этом так скрежетал ребордами колёс по рельсам, что и подсолнечное масло, пролитое классической Аннушкой, не приглушило бы этот неистовый скрежет.

…И высоко над землей, на чердаке, процедил Михалыч в неухоженную бороду: «Наконец-то», – и утёр засаленным локтем взмокший лоб. Он чертовски устал от напряжения. Прошло добрых двадцать минут с тех пор, как «бентли» выперся на узор тротуарной плитки перед парадным подъездом. Но дверцы его отчего-то так и не открылись, будто и доехал он сюда по инерции, уже брошенный. «Что бы оно значило?» – недоумевал Михалыч. Обычно лица, сопровождающие «августейшую персону», уже суетились, старались побыстрей запихнуть персону в тяжёлые дубовые двери. А тут тишина, будто всем не до монарха стало, будто вымерли. Уже и трамвай № 61, в котором Михалыч рассчитывал исчезнуть с места преступления, вынырнул из-за угла с истерическим скрежетом, «а Генриха всё нет…»

Но нет. Вот наконец-то и отворилась дверца. Та самая, правая задняя.

Михалыч сдвинул пальцем скобу предохранителя, потянул крючок. Знал – времени у него сейчас будет секунда-две, пока охранники не заслонят вампира, чтоб в их тени тот прошмыгнул в свой фешенебельный гроб на ночлег. Привычно прошла слабина холостого хода. Палец упёрся в спусковой крючок, преодолевая тугость пусковой пружины. Преодолел её. И вдруг пробормотал Михаил Михайлович, увидев в привычном контуре грудной мишени, появившейся над дверцей «бентли», непривычные какие-то детали. Вроде как острые собачьи уши?

– Что за хрень?..

Но спусковой крючок под пальцем уже дрогнул.

…А в третьем подъезде дома Шатурова, по странному совпадению – которые однако же в жизни случаются чаще, чем в литературе, – где завершалась прочистка неприятно дымящего камина, минутой раньше произнёс мажордом:

– Ну наконец-то. – И посмотрел на внушительный зад, выпиравший из мавританского зева камина. – А то сколько же можно!

Серая дымная вязь, повторяя завитки ампирных рисунков на мраморе, курилась из-под чугунной задвижки щита. Но мажордом смотрел на неё с облегчением. До того было ещё хуже – дым беспардонно валил непосредственно из зева камина, который намедни нежданно-негаданно повелел разжечь господин Варге, и был куда гуще.

Мажордом брезгливо переступил через подвёрнутые под зад печника растоптанные ботинки, стараясь не вступить в сажу и следя, чтобы в коньячном фужере на подносе не возникло излишнего волнения.

– И посмотри потом, любезный… как там тебя, – продолжил он. – Что-то в ванной каплет из-под…

– Я тебе что, Ихтиандр? – гулко и зло отозвалась тёмная каминная пасть.

– Простите, не совсем понял? – не оборачиваясь, задержал мажордом в дверях свою гвардейски прямую спину.

– Не сантехник я! – рыкнул внушительный зад откуда-то с другой, должно быть более приспособленной к артикуляции, стороны. – Я печник! У меня своя и, между прочим, редкая специальность!..

– Подумаешь, человек горячей профессии… – под нос себе буркнул мажордом и, скептически поджав тонкие губы, свободной рукой в белой перчатке толкнул дверь в кабинет. Так было заведено: сразу по приезде Генрих Иоаннович выпьет коньяку, смахнув фужер с ломберного столика, а потом сядет за викторианский рабочий стол. За сочинительство новых вкладов в «Красный кредит» примется. Например: «Всенародный заём на ликвидацию министра образования!» А что? Чем не социальный заказ?

– А это что за хрень?! – удивлённо прогудел печник из тьмы камина.

– Я попросил бы вас… – наставительным тоном заметил через плечо мажордом. – Вы в приличном доме, а можно подумать, что в канализационной траншее на улице ковыряетесь!

– Нет, блин! Я тут в приличном доме, сидя в печке, ноты Сальери правлю!.. – длинно и как-то уж слишком кудряво для своей «горячей профессии» выругался печник с натужной злобой, видимо выдирая что-то из дымохода. – Сунут в дымоход чёрт знает что, а потом… Что это вообще за хрень?

…Сначала будто подтолкнуло в подошвы. Затем на миг показалось, что одновременно во всех окнах громадного дома вспыхнуло электричество. Но как-то уж слишком остро резанули золотые лезвия багровый сумрак московской ночи. Громыхнуло так, что дрогнул асфальт под ногами, или, наоборот, донеслось громыхание подземного взрыва, от которого взволновался асфальт. Под аккомпанемент затухающего рокота в жутком молчании разлетелись по багровому небу чёрные демоны ночи: обитатели взорванных чердаков, голуби и коты. Но их странное молчание восполнил разноголосый вой – взвыли где-то во внутренних двориках и на задворках дома перепуганные машины.

– Что за хрень?! – вскрикнул ст. лейтенант Кононов. Не успев дойти до подъезда, они с капитаном шарахнулись к стене, под широкий карниз цокольного этажа.

Высаженные окна вдруг обрушились звенящим каскадом вспышек и бликов. Вихри пламени, облизав драконьими языками стены, взвились вверх, охватив под конец Алевтину на карнизе эркера, но горгулья словно закрылась от них каменными крыльями. По низу же, вдоль улицы, покатил шквал воплей и бормотания изумлённой публики.

…А ещё ниже, в подземелье, Горлум, разбрызгивая под ногами зловонную жижу, выбрался на четвереньках из-за угла тоннеля и изумлённо пробормотал:

– Что за хрень?!

…Арсений Точилин наконец осмелился глянуть из-под руки вверх. Из почерневших оконных проёмов третьего этажа уже поволокло дымом, и его бурые клубы подсвечивало зарево разгоравшегося пожара.

– Ничего себе попытка покушения, – сплюнул под ноги капитан, выходя из своего убежища. – Что дальше? Захват заложников в булочной, массовое самоубийство «Свидетелей Иеговы» или похищение консула Гондураса? Гулять так гулять…

Старший лейтенант (далее ст. лейтенант. – Авт.)Кононов непривычно промолчал, по-прежнему прикрывая голову локтями.

…Стёкла всё ещё осыпались на асфальт – и в них отражалось личико начинающей модели агентства «Биип Интернасионал». Впрочем, ужаса в нём было куда меньше, чем после провального кастинга на суперпрестижное «Лицо сантехники Босх»: всё равно жизнь уже закончилась, как полагала тогда бедная девушка с внешностью перспективной старлетки эпохи раннего Голливуда.

Пламя притихло, будто задумавшись на миг о размере предстоящей ему работы, и в карих глазах «Биип Интернасионал» отражался пока только пионерский костёр у подъезда № 3, где полыхал фешенебельный «бентли», взорванный единственной, но попавшей куда надо пулей патрона Б-32, – почти одновременно со взрывом на третьем этаже подъезда.

…Сунув снайперку СВТ между ржавыми трубами на чердаке дома напротив, Михалыч спустился по железной лесенке на площадку и вызвал лифт. Но тот не работал, и Михалыч, потоптавшись на площадке, побрёл вниз, тяжко пересчитывая ступени сезонно распухшими ступнями. Куда? А он и сам не знал.

– Чем тебе Гондурас не угодил? – проворчал ст. лейтенант Кононов, объявившись наконец за спиной капитана Точилина.

– Да ничем, название подходящее.

– Сходство не есть тождество, – процитировал ст. лейтенант одному ему ведомый первоисточник.

Арсений тем временем поймал за плечо пэпээсника, запоздало мостившего на белобрысую голову полицейский шлем, и потребовал:

– Скорую, пожарных и оцепление!

– 911! – злобно посоветовал лейтенант и, нахлобучив шлем, затрусил к своему белому «форду», сохраняя достоинство стратегического отступления. Впрочем, и без его помощи в Кривоконюшенный переулок со стороны проспекта ворвался истерический вой сирены. «Вряд ли это уже пожарные, – решил Арсений. – Наверное, “скорую” кто-нибудь вызвал сразу после стрельбы “У Иваныча”. Кстати, о “скорой помощи”…»

– Жертвы? – перехватил он другого полицейского, чином поменьше, зазевавшегося у подъезда.

– Вроде не видать, – очнулся тот от разглядывания опустелых окон, похожих теперь на глазные впадины черепа. – Народ учёный уже.

В этом Арсений убедился, да и не сомневался особо. Народ был подготовлен стрельбой возле магазина и самой жизнью. Народ теперь то и дело подворачивался под руку, наступал на ногу и норовил если не затоптать, то увлечь за собой куда-то. И если блондинка, начинающая модель, только теперь ставшая подлинным «Лицом сантехники Босха» – фаянсово-белым, так и осталась брошенной у мусорного бачка, то потому только, что не успела из режима «дефиле» в режим «спасайся, кто может!» переключиться. Так ведь блондинка же…

«Впрочем, есть тут и трезвомыслящие элементы…» – отметил капитан Точилин, заодно бесцеремонно подхватив диву за шиворот, чтоб её не затоптали ненароком.

Среди толпы он заметил нескольких персонажей в чёрной униформе, высыпавших из монументальных дверей подъезда № 3 и с муравьиной деловитостью разбегающихся за углы и в подворотни дома Шатурова. Это действо здорово походило на организацию оцепления, только что и безуспешно затребованного капитаном.

– Господи, аккуратнее нельзя?! – раздражённо пискнула блондинка, рухнувшая с пьедестала самомнения, когда Арсений вздёрнул её за шиворот. – Я, между прочим, вам не это самое, я ведущая модель агентства!

Капитан почему-то не переспросил, какого именно. Он не сводил глаз с чёрных фигурок, судя по шевронам на рифлёных налокотниках – бойцов частной охранной фирмы. Как-то уж неправдоподобно свирепы были геральдические грифоны на шевронах «секьюрити». Видимо, не было разрешения на нарезное оружие.

Точилин приземлил, не глядя, «ведущую модель» и шагнул к дому.

– Мужчина, куда вы? – изумлённо хлопнула ресницами девица, не обнаружив ни малейшего намерения Точилина опекать её и дальше. – А я?! Я же это самое! Что я теперь буду делать?

– Давать свидетельские показания! – пугнул её ст. лейтенант Кононов, тщетно вытряхивая пепел из капюшона своей «аляски».

Девица, заявляющая о себе как о «ведущей модели», отступила на полшага, но не от испуга, а потому, что каблук подломился. И замерла.

– Погоди, – одёрнул ст. лейтенанта Арсений Точилин. – Свидетелей ты сейчас распугаешь только. Кто захочет в телекамеру попасть, сами сползутся. Ты вон лучше на этих посмотри, – кивнул он на чёрные фигурки, занимавшие подворотни дома с отчётливостью заданной дислокации. – Что скажешь?

Владимир Ильич, бросив трепать свой капюшон, нахмурился.

– Скажу, что, в отличие от случайных свидетелей события, эти ребята, скорее всего, его неслучайные участники. Нельзя не отметить их подготовленности к столь внезапному повороту событий. Из чего вытекает, что столь внезапный поворот событий для них не такой уж и внезапный поворот…

– Когда-нибудь я убью тебя раньше, чем дослушаю, – рассеянно заметил капитан, следя за маневрами «секьюрити».

– Я малопонятно изъясняюсь? – удивился Ильич.

– Много.

– Понятно, – пожал плечами Кононов. – И что ты думаешь?..

– Думаю, надо нам выдернуть один из этих «чопиков», – пробормотал Арсений, подталкивая Ильича навстречу бегущим охранникам. – И немного порасспросить. Мол, откуда такая боевая готовность? Может, знали о предстоящем покушении? А то сейчас приедут злые дяди из «антитеррора» и положат всех мордой в асфальт, до утра и до выяснения. Включая и нас с тобой, кстати.

Полицейские бросились вдогонку движению «секьюрити», даже не заметив, что, бодро ковыляя на сломанном каблуке, вслед за ними увязалась и блондинка. Должно быть, сработал инстинкт: как-то непривычно без мужика.

Почему именно этот «чопик» решил «выдернуть» капитан Точилин из полутора десятка совершенно таких же бойцов частного охранного предприятия? Этого он потом и сам себе объяснить не мог. Поначалу преследуемый ничем не отличался от своих собратьев. Но чуть позже начали проявляться отличия. «Чопик» нырнул в одну из подворотен, дырявивших бесконечный фасад дома, но, добежав до ржавых ворот во внутренний двор, не остановился, чтобы занять диспозицию. Напротив – содрал с себя куртку с грифоном, громыхнул плечом в чугунную решётку ворот и был таков, оставив обмундирование на булыжниках проходного двора.

– Оба-на?! – на редкость лаконично отметил ненормальное поведение «чопика» Владимир Ильич и, срываясь с быстрого шага на бег, припустил следом. – Стоять, тать!

Стоять беглец отчего-то не захотел. Не удосужившись даже обернуться, он принялся отчаянно петлять в лабиринте между жалкими гаражными «ракушками» и солидными гаражами.

– Стой! – громко повторил Кононов и негромко уточнил у Арсения: – Стрелять буду?

– Нет, – помотал головой капитан и, задыхаясь на бегу, прохрипел: – Ты знаешь, от кого он бежит?

– По-моему, не от нас, – согласился Ильич.

Разогнав свору бродячих псов, они ворвались на пятачок мусорных контейнеров, откуда деваться «чопику» было вроде и некуда: две стены, кирпичный задник брошенной безоконной котельной, и в партере – сбежавшиеся снова собаки. Но тут преследуемый подскочил на сутулой спине их (собак) вожака – грузного бомжа в летней соломенной шляпе и драповом пальто, – и влетел в пустой оконный проём.

«Попался!» – обрадовался Арсений.

Каждый опер, искавший среди местных наркоманов осведомителей и недостающие баллы для показателей, знал: это – единственный вход и выход в бывшей котельной. И капитан Точилин проследовал за охранником с точностью след в след. То есть по широкой спине бомжа, флегматично рывшегося в контейнере – и в дыру на уровне второго этажа, то есть в оконный проём. Тот же путь проделал и ст. лейтенант Кононов. Бомж прогудел что-то невнятное и запоздало поскрёб под лопаткой, вывернув назад руку.

Миг, и…

– Вот, тать!.. – выдохнул Владимир, увидев парой секунд позже то же самое, что и Арсений.

…В неработающую бог весть сколько времени котельную был ещё один вход-выход, через полуподвал. Его прекрасно знали местные коты, некрупные дворняги и мальчишки младшего школьного возраста. «Ведущая модель рекламного агентства» воспользовалась им совершенно случайно. Ковыляла она не в точности след в след за операми, обязанными, по её свежему, но твёрдому убеждению, заботиться о девушке, то есть о ней, если не до конца дней вообще, то уж сегодняшнего дня – непременно.

Они петляли, останавливались и что-то своё кричали, а она, ведомая дивным инстинктом, двигалась напрямую и влетела в замусоренное углубление возле полуподвального окна котельной. А затем, едва ли не по инерции, просочилась в лаз между прутьями оконной решётки.

Вверху было посветлее, и кто-то шевелился – и блондинка, естественно, поспешила по лестнице наверх. Навстречу громадному чёрному дулу страшного пистолета, направленному прямо в её чистый, чуть выпуклый лоб.

«Чопик» непременно бы выстрелил, возможно, что и не раз, и твёрдые резиновые пули из его травмата «беретты» с расстояния в полтора метра если б и не убили девицу весом в сорок пять кг, то уж навсегда бы перечеркнули все её модельные устремления. Но в это время в проёме возникла грозная фигура в распахнутом реглане – и «беретта» двинулась в её направлении.

Мужчины что-то закричали – но девушка не слушала и не слышала. Чёрный пистолет – вот единственное, что имело значение. И она, всё на том же автоматизме, бросилась вперёд и вцепилась…

– Ну а я что, по-вашему, должна делать?! – хлопала ресницами ведущая модель рекламного агентства, несостоявшееся «Лицо сантехники Босха». Каким образом она материализовалась в замкнутом пространстве бывшей котельной – оставалось только догадываться или спросить, но сейчас было не до угадаек и расспросов. – Все разбежались, даже менты ухом не пошевелили, чтобы помочь бедной девушке. Нет, вы только послушайте!.. – висела опоздавшая во времени к своей эпохе старлетка на руке охранника, в которой тот держал пистолет. Но ствол травматической «беретты», зажатой в кулаке, как бы ни старалась девица, всё смотрел на окно, прямо в лица полицейских. Как бы те, в свою очередь ни ёрзали вправо-влево. – Ну и козе понятно… Ой!

Выстрел гулко отозвался в закопченных стенах бывшей котельной. Капитан рванулся к «чопику», опережая второй выстрел. В тот миг, когда ст. лейтенант Кононов…

Последнее, что осознал Кононов, был вольный перевод «Kill the policeman!», известных готических граффити, на дальней стене: «Убей мента, порадуй маму!»

…А вот Арсений ещё успел поинтересоваться у «Ведущей модели», выкручивая жилистую руку «чопика» с пистолетом:

– Как вас зовут, барышня?

– Ляля… – так кокетливо хлопнула ресницами блондинка, что с правого глаза они у неё вовсе отвалились. – Я ведущая модель агентства…

– На хрен подробности, – поморщился капитан от усердия, с которым «вязал» неслабого задержанного. – Мне только имя. Для именных часов…