Дом Скорпиона

15 Изможденная птица

Дни шли за днями, скучные и однообразные. Визиты Марии, красившие жизнь Матта, канули в прошлое. Ее вместе с сестрой отправили в монастырь, чтобы там из девочек сделали достойных молодых леди.

— Марию — вот кого они стараются обуздать, — говорила Селия. — В Эмилии норова не больше, чем в миске овсянки…

Матт попросил Селию отправить Марии письмо, но та отказалась:

— Мария его всё равно не получит. Монахини сразу же передадут письмо сенатору Мендосе.

Матт пытался представить себе, чем Мария занимается в монастыре, но у него ничего не вышло — его познания о монастырях не отличались особой глубиной. Скучает ли она по нему? Простила ли? Или вместо него ездит в гости к Тому?

После отъезда Марии и Эмилии Бенито и Стивен тоже куда-то уехали. Мистер Алакран постоянно пропадал в деловых поездках, а Фелисия и Эль Вьехо не выходили из своих комнат. В коридорах и садах было пусто. Лишь слуги сновали туда-сюда, выполняя свои повседневные обязанности, но их голоса звучали приглушенно. Дом превратился в сцену, на которую не вышел ни один актер.

Однажды Матт попросил привести ему из конюшни Послушную Лошадку и в сомнении ожидал, не будет ли ему отказано. Не было! Пришел идиойд, привел лошадь. Матт неловко замялся: в доме работало несколько идиойдов, но он старался не попадаться им на пути. Он взялся за поводья и поднял глаза.

Перед ним стояла Роза!

Матта захлестнул темный ужас, как будто он снова стал маленьким мальчиком, а она — его тюремщицей, но сейчас в лице этой женщины не осталось и тени былой угрозы. Суровые складки у рта, казалось, не имеют никакого отношения к ее внутреннему миру. Роза смотрела прямо перед собой — непонятно даже было, видит ли она Матта.

— Роза? — пробормотал Матт.

Она перевела взгляд на мальчика.

— Желаете другую лошадь, хозяин? — Голос у нее остался прежним — сухим и чуть хрипловатым, — но прежняя злоба исчезла.

— Нет. Сгодится и эта, — ответил Матт.

Роза побрела обратно в конюшню. Движения ее были не такими, какими он их помнил, — они стали резкими, болезненно издерганными…

Матт забрался на лошадь и поехал прочь от дома. Лошадка шагала ровно. Она будет идти по прямой, пока Матт не прикажет ей повернуть налево или направо, и ни за что не переступит границы, намертво запечатленной в ее мозгу. «Как Роза», — подумал Матт. Он впервые понял, до чего же это страшно — быть идиойдом. Раньше он никогда не видел этих существ такими, какими они были до операции. Они просто жили в поместье и выполняли необходимые работы. Но Роза прежде была настоящим человеком, пусть злым и жестоким. А теперь она стала тенью, из которой высосана вся жизнь.

Повинуясь внезапному порыву, он повернул лошадь не на восток, а на запад и направил ее кругом маковых полей — туда, где стоял старый домик Селии. Ладонью прикрыв глаза от солнца, он попытался различить его вдали. В этой части Фермы маки только начали подрастать: земля была словно подернута зеленовато-серой дымкой, поливные установки рассеивали прозрачные фонтанчики мелких брызг. В воздухе стоял оглушительный аромат влажной почвы.

Над землей склонилось несколько идиойдов — они пропалывали сорняки и давили насекомых. Это была их вотчина. Матту стало интересно, что произойдет, если к ним внезапно вернется разум. Набросятся ли они на него, как деревенские жители в фильме про Франкенштейна?[26] Но они не пробудятся. Это невозможно. Будут полоть и полоть, пока бригадир не велит им остановиться.

Матт так и не смог отыскать маленький домик среди маковых полей. Должно быть, его снесли, как только они с Селией переехали. Вздохнув, он повернул на восток, к оазису в горах.

Добравшись до водопоя, Матт спешился и наполнил желоб водой из колонки.

— Пей, — велел он лошади. Та послушно подошла к воде и пила, пока Матт не решил, что с нее достаточно. — Перестань, — сказал он, отвел лошадку в тень и приказал ждать.

Шагая к горам, он ощутил холодок страха, юркой змейкой прокравшийся по его спине. На этот раз он был здесь один. Никто не придет на помощь, если он упадет со скалы или его укусит гремучка. Он дошел до отверстия в валуне и пролез через него. Воды в пруду поубавилось: стоял самый разгар сухого сезона, и августовские и сентябрьские грозы были еще далеко. На противоположной стороне затрепетали ветки креозотового куста — должно быть, прошмыгнул, прячась, какой-то зверь. Над голыми скалами одиноко, тоскливо завывал ветер.

Матт сел и достал сэндвич. Он и сам не знал, зачем пришел сюда.

На дальнем конце долины по искусственной шпалере распростерлась гигантская виноградная лоза. Когда-то, давным-давно, здесь жили люди, и на лозе росли такие тяжелые гроздья, что часть шпалеры обрушилась. Осторожно глядя под ноги — гремучие змеи тоже любят прохладные темные уголки, — Матт вступил в ее тень и…

…И увидел большой металлический сундук. Рядом лежали аккуратно скатанные одеяла и упаковка бутылок с водой. Матт остановился как вкопанный. Сердце бешено колотилось в груди. Он огляделся — где же прячется незваный гость?

Но вокруг не было ни души, лишь завывал ветер да где-то в скалах скрипуче кричал кактусовый вьюрок.[27]

Матт шмыгнул в заросли креозотового куста. Под его прикосновением маслянистые листья полопались, наполнив воздух едким удушливым ароматом. Кто осмелился зайти в место, известное только ему одному? Нелегал, пробирающийся в Соединенные Штаты? Или к кому-то из идиойдов всё-таки вернулось сознание?!

Поразмыслив, Матт пришел к выводу, что ни один нелегал не стал бы тащить тяжеленный металлический сундук по безводным скалам и каньонам, какими их описывала Селия. И ни к одному идиойду еще никогда не возвращался разум.

Наконец Матт отважился выйти из своего укрытия и внимательно осмотрел сундук. Тот был заперт на два металлических зажима. Трясущимися руками он осторожно расстегнул их и откинул крышку.

Поверх аккуратно упакованных свертков лежала записка. «Дарагой Матт!» — начиналась она. Матт сел на землю и, пытаясь справиться с волнением, глубоко вздохнул. Послание (и все вещи, наверное, тоже) предназначалось ему! Немного успокоившись, Матт взял записку в руки. «Дарагой Матт! — гласила она. — Писать я хорашо не умею так што буду краток. Эль Патрон гаварит я должен ехать с ним. Ничево не могу паделать. Я полажил в сундук препасов и книги. Мало ли што вдрук понадобется. Твой друг Тэм Лин».

Записка была нацарапана крупными детскими каракулями. Матта удивило, что Тэм Лин умеет писать так плохо. Ведь речь его звучала весьма разумно… Впрочем, Тэм Лин говорил, что нигде толком не учился, и записка была ярким тому подтверждением.

Матт поспешно распаковал сундук. В нём лежали вяленое мясо, рис, фасоль, сушеный лук, кофе и леденцы. Еще он обнаружил пузырек таблеток для очистки воды, аптечку первой помощи, карманный нож, спички и жидкость для заправки зажигалок. «Кострюли под одиялами», — сообщала еще одна записка. Матт тотчас же развернул одеяла и нашел походный набор кухонной утвари и металлическую кружку.

На дне сундука лежали книги. Одна содержала аккуратно сложенные карты, другая была озаглавлена «История Опиума». Еще две оказались руководствами по устройству лагеря и выживанию в пустыне. На самом дне обнаружилась третья записка: «Держи сундук закрытым. А то кайоты всё сажрут. Книги тоже».

Матт сел и немного полюбовался своими сокровищами. Значит, Тэм Лин всё-таки не бросил его! Он снова и снова перечитывал последние слова записки — они были сладкими, как прохладная вода. «Твой друг Тэм Лин». Потом Матт сложил свертки обратно, оттащил сундук в тень и тронулся в обратный путь.

Когда он вернулся, в доме царила непривычная суета. Один за другим приземлялись гравилёты, повсюду сновали слуги. Матт отыскал Селию — та ждала его на квартире, в тревоге не находя себе места.

— Где ты пропадал, ми вида? — закричала она. — Я уже собиралась послать на поиски. Одевайся скорее, твой парадный костюм лежит на кровати.

— Что случилось? Почему все бегают? — спросил он.

— Неужели тебе никто не сказал?! — Она в смятении стянула с мальчика темную от пота рубашку, сунула в руки полотенце. — Иди скорее, прими душ и оденься. Эль Вьехо умер! — Селия торопливо перекрестилась и вышла.

Матт уставился на полотенце, собираясь с мыслями. Смерть Эль Вьехо не была неожиданностью — тот уже несколько месяцев не выходил из своей комнаты: видимо, был очень болен. Матту хотелось бы пожалеть старика, но он слишком мало его знал.

Матт поспешно вымылся и оделся.

— Как же я забыла сказать, чтобы ты вымыл голову! — возопила Селия и стала лихорадочно приглаживать ему волосы. На ней было красивое черное платье, расшитое агатовым бисером, и Матт подумал, до чего же непривычно она выглядит без фартука.

— Эль Патрон хочет, чтобы мы тоже присутствовали, — сказала Селия, торопливо ведя его по коридору.

Они вошли в салон. Вместо привычных статуэток повсюду стояли горшки с цветами. По стенам висели черные креповые занавеси, в канделябрах мерцали сотни траурных свечей. От дыма и запаха ладана Матт зашелся кашлем. Все — а в салон набилось человек пятьдесят, не меньше — вперились в него укоризненными взглядами. Селия протянула ему ингалятор, который всегда носила с собой.

Постепенно кашель отпустил, и Матт смог оглядеть комнату. Посредине стоял покрытый пышной резьбой гроб с блестящими латунными ручками. Внутри лежал Эль Вьехо, и больше всего он походил на изможденную голодом птицу. Он был облачен в черный костюм; заострившийся нос торчал из белых шелковых простыней, словно длинный клюв.

Селия беззвучно плакала, утирая глаза платком, и Матту стало не по себе. Он терпеть не мог, когда она плачет. В противоположном углу собрались те, кто пришел проводить Эль Вьехо в последний путь. Они жались к стене и вполголоса переговаривались. Матт заметил Бенито, Стивена и Эмилию. Стивен с Эмилией держались за руки.

Народу всё прибывало. Приехал мистер Мак-Грегор — он выглядел лет на тридцать моложе, чем в прошлый раз, и стал очень похож на Тома. Его самодовольный вид всколыхнул в душе позабытую было неприязнь. От жаркого запаха горящих свечей кружилась голова, и Матту страстно захотелось выйти наружу. В дальнем конце дома был бассейн, которым мало кто пользовался, разве что Фелисия, когда была трезвая. Матт вспомнил этот бассейн, его прохладную синеватую глубину. Он представил себе, как плывет над самым дном…

— Ничего не говори, — прошептала Селия ему на ухо. Матт очнулся. Если бы не Селия, он бы и не заметил, что в салон вошла Мария. Девочка похудела, стала выше и в узком черном платье выглядела очень взрослой. По плечам рассыпались темные блестящие волосы. На ней были бриллиантовые сережки и маленькая черная шляпка, тоже украшенная бриллиантами. Матт подумал, что никого красивее в жизни не видел.

Мария держала за руку Тома.

Матт почувствовал, как Селия стиснула ему локоть. Он глядел на Марию, моля Святую Деву, чтобы она посмотрела на него, чтобы бросила руку Тома или (еще лучше) оттолкнула его. Но девочка растворилась в толпе, даже не поглядев в его сторону.

Тэм Лин вкатил коляску с Эль Патроном. Следом вошел мистер Алакран. Лицо свирепого великана — единственного из присутствующих — искажала гримаса неподдельного горя. Мистер Алакран подошел к гробу и поцеловал отца в лоб. Это, казалось, не понравилось Эль Патрону: он сделал знак Тэму Лину подкатить коляску к собравшимся, чтобы гости смогли его поприветствовать.

Матт напряженно ждал. Ему очень хотелось поблагодарить Тэма Лина, но момент для этого был явно неподходящий. Матт догадывался, что ему не положено владеть вещами, лежащими в сундуке, и телохранитель положил их туда тайком. Меньше всего ему хотелось навлечь на Тэма Лина неприятности. Но тут распахнулись двери, и в комнату вошел священник. Все разговоры мигом стихли. За священником шествовали служка, размахивающий кадильницей с дымящимся ладаном, и детский хор.

Нежные голоса семилетних певцов заглушили последние разговоры. Дети были наряжены в белые платья, будто стайка ангелов. Все как один были аккуратно причесаны и умыты до блеска. И все как один были идиойдами.

Матт понял это по бездонной пустоте, царящей в их глазах. Пели они превосходно — никто не мог оценить хорошую музыку лучше Матта, — но не понимали ни слова из того, о чём поют.

Хор занял свое место у изголовья гроба.

— Стойте, — вполголоса сказал священник. Раньше Матт никогда не видел священников, разве что по телевизору. Селия регулярно ходила в небольшую церковь, расположенную в миле от их домика, за маковыми полями: каждое воскресенье, не позавтракав и даже не выпив чашку утреннего кофе — что было для нее весьма нелегким испытанием, — она отправлялась туда вместе с другими слугами. Она ни разу не пропустила службу, но и Матта с собой ни разу не брала.

— Тихо, — приказал священник. Дети послушно смолкли. Священник нараспев прочитал молитву и побрызгал на Эль Вьехо святой водой. Она не прожгла дыр в его костюме, как случалось с демонами от святой воды Эль Сасердоте Воланте. В глубине души Матт подозревал, что та, телевизионная вода гораздо больше похожа на кислоту.

— Давайте же помянем нашего почившего брата, — сказал священник красивым звучным голосом и сделал знак собравшимся. Никто не откликнулся. Лишь мистер Алакран пробормотал несколько слов, и тогда священник велел всем приблизиться и отдать последний долг покойному. Матт поднял глаза на Селию, надеясь, что хоть теперь-то им можно уйти, но женщина, решительно сдвинув брови, подтолкнула его к длинной череде гостей, медленно двигавшейся вдоль гроба.

«И что же мне теперь делать?» — подумал Матт, пытаясь разглядеть, как, приближаясь к гробу, ведут себя другие гости, но те, казалось, лишь слегка кивали и спешили выйти из салона. Когда подошла очередь Селии, она перекрестилась и прошептала:

— Да будет Господь милостив к нему…

Внезапно чья-то тяжелая рука опустилась Матту на плечо.

— Это еще что такое? — прорычал священник. Вблизи он выглядел гораздо внушительнее.

— Эль Патрон пожелал, чтобы он пришел, — сказала Селия.

— Этой твари здесь не место! — загремел священник. — Как смеет некрещеное отродье сатаны издеваться над святым ритуалом?! Разве вы привели бы в церковь собаку?

Люди отшатнулись. У многих в глазах вспыхнула злоба.

— Прошу вас, святой отец, спросите у Эль Патрона, — взмолилась Селия. Матт не понимал, зачем она ввязывается в спор. Им всё равно не победить, а ему совсем не хотелось испытывать унижения на глазах у всех. Он в отчаянии оглянулся по сторонам, но Эль Патрон уже вышел.

— А вот святой Франциск[28] привел бы собаку в церковь, — неожиданно послышался ясный, звонкий голосок. Мария! Откуда она взялась?! Матт обернулся и увидел, что она стоит у него за спиной. Вблизи девочка казалась еще красивее.

— Однажды он привел в церковь даже волка, — заявила Мария. — Он любил всех животных!

— Мария, — простонала Эмилия, стоявшая неподалеку. — Папа тебя убьет, если узнает, что ты вытворяешь.

— Святой Франциск воззвал к волку и велел ему больше не есть ягнят, — продолжала Мария, не обращая внимания на сестру.

— Мисс Мендоса, — сказал священник с куда бо́льшим уважением, чем прежде выказывал Селии. — Я уверен, вашему отцу нравится, что вы так решительно высказываете свое мнение, но, поверьте, я в этих делах разбираюсь несколько лучше вас. Святой Франциск говорил с волком за пределами церкви.

— Тогда и я буду говорить за пределами, — высокомерно заявила Мария, схватила Матта за руку и потащила его вдоль длинной череды столпившихся у гроба гостей.

— Вот узнает папа, он тебя убьет, — крикнула им вслед Эмилия.

— Не забудь наябедничать! — парировала Мария.

У Матта перед глазами будто туман стелился. Селия за ними не пошла. Он остался наедине с Марией, и она тащила его по коридорам туда, где, по ее мнению, им ничто не угрожало. Он чувствовал мягкое тепло ее руки и пряный аромат ее духов. И только когда за ними закрылась дверь, он понял, что оказался в музыкальной комнате.

Мария сняла шляпку, провела рукой по волосам и внезапно снова превратилась в маленькую девочку.

— Ну и жарища! — пожаловалась она. — Ну почему Эль Патрон не разрешает пользоваться кондиционерами?

— Он хочет, чтобы всё было как в его старой деревне, — ответил Матт. Он не верил в собственное счастье. Мария здесь! И с ним!

— Тогда почему бы ему заодно не завести тараканов и крыс? Насколько я знаю, они в его деревне кишмя кишели.

— Он хотел забрать с собой только хорошее, — сказал Матт, пытаясь стряхнуть овладевшее им оцепенение.

— Хватит тратить время на эту ерунду! — воскликнула Мария, бросилась ему на шею и звонко поцеловала. — Вот! Это чтобы показать, что я тебя простила. Боже мой, как же я по тебе соскучилась!

— Правда?! — Матт хотел поцеловать Марию в ответ, но та увернулась. — Тогда почему ты избегала меня после… после больницы? — Ну вот. Дело сделано! Он напомнил ей о клоне мистера Мак-Грегора…

— Я была слишком потрясена, — очень серьезно ответила Мария. — Я знала… но не хотела тебе говорить…

— Что знала?

— Ой, кажется, кто-то идет!

И действительно, в коридоре послышались голоса. Матт недолго думая затащил Марию в чулан, нажал выключатель, и перед ними открылся потайной коридор. Девочка ахнула.

— Как в шпионском романе, — восхищенно прошептала она, когда дверца закрылась у них за спиной. Матт нашарил фонарик, который держал у входа, и, взяв Марию за руку, на цыпочках двинулся вперед. Отойдя подальше, он разрешил ей остановиться и перевести дыхание.

16 Брат мой Волк

— Здесь даже жарче, чем снаружи, — пожаловалась Мария, утирая пот со лба.

— Я найду пустую комнату, и мы там спрячемся, — пообещал Матт. Он показал девочке потайные глазки в стенах. Мария пришла в восторг, но тут же сморщилась от отвращения.

— Неужели ты сидишь тут и подглядываешь?! — спросила она.

— Нет! — Матт не на шутку обиделся. Ему, конечно, доводилось подслушивать за обедами, куда его не приглашали, но таким образом он просто хотел поквитаться с теми, кто им пренебрегает. А то, о чём говорила Мария, было по-настоящему гадко. Всё равно что подглядывать в замочную скважину. — За кого ты меня принимаешь?!

— Ну, не я же придумала этот потайной коридор. Интересно, кто его построил? — Шепот Марии оглушал Матта. Ее губы щекотали его щеку, по шее бегали мурашки.

— Эль Патрон, наверное, — Матт пожал плечами.

— Скорее всего. Он такой параноик, вечно шпионит за людьми…

— Может, у него есть на то причины.

— Вот только он больше не может подсматривать в глазки, — хихикнула Мария. — Представь только, как он втискивает сюда свою коляску.

— Не смейся над ним!

— И не думаю. Честное слово! Слушай, может, пойдем в какую-нибудь комнату, пока я совсем не сварилась?

И они отправились на поиски. Матт отверг несколько комнат, потому что в них были люди, как вдруг вспомнил про склад, где стояли компьютеры и другое оборудование. Вся техника была заботливо укрыта пластиковыми пакетами. Там, наверное, хранились вещи, в которых Эль Патрон по тем или иным причинам нуждался, но не желал выставлять на всеобщее обозрение, дабы не испортить впечатление столетней старости, которое неизбежно производил Большой Дом.

Матт помог Марии пробраться сквозь путаницу проводов, и они очутились в полутемной комнате.

— Ух, а здесь прохладно! — воскликнула девочка.

«Прохладно — это еще слабо сказано», — подумал Матт.

В комнате стоял собачий холод. И слегка пахло химикатами. Легкий ветерок шевелил волосы на голове, откуда-то доносилось слабое жужжание.

— Наверное, компьютерам нужен холодный воздух, — предположил он.

— В этом весь Эль Патрон, — сказала Мария. — Мы можем сколько угодно париться на жаре, но компьютерам полагается обслуживание по высшему разряду.

Они ходили на цыпочках, говорили шепотом. Матт заметил, что кое-где под пластиковыми пакетами мерцают разноцветные лампочки. Значит, машины работают. Чем они заняты, для чего их сюда поставили?

— Давай сядем где-нибудь и поговорим, — прошептала Мария. Матт отыскал укромный закуток между двумя огромными чехлами. Может, здесь будет чуть теплее… Сначала они радовались царящей в комнате прохладе, но теперь начали мерзнуть не на шутку.

Они сели рядышком, как не раз сидели до того, как Мария уехала.

— Я решила простить тебя после того, как прочитала «Цветочки святого Франциска»,[29] — начала Мария. — Помнишь, я говорила о волке? Это было чудовище, наводившее ужас на всю округу, но однажды святой Франциск побеседовал с ним. Зверь стал кротким, как ягненок, и с тех пор кушал только овощи.

— Вот не знал, что волки могут переваривать овощи, — удивился Матт, немного знакомый с биологией.

— Дело не в этом! Дело в том, что святой Франциск не говорил волку: «Я накажу тебя за всё, что ты натворил». Он сказал так: «Брат мой Волк, сегодня настал новый день в твоей жизни, и пришла пора перевернуть страницу».

Матт прикусил язык. Ему хотелось сказать, что он не убивал Моховичка и не нуждается ни в каком прощении, но решил не портить Марии настроение.

— Вот я и поняла, что вела себя неправильно и должна тебя простить. В конце концов, волки ведь не знают, что есть овец нехорошо. — Пытаясь согреться, Мария пододвинулась к нему поближе, привалилась плечом. У Матта защемило сердце. Среди голубоватых теней компьютерного зала девочка была чудо как хороша! Как же он по ней соскучился!

— Спасибо, — сказал он.

— Но ты должен пообещать, что будешь вести себя хорошо.

— Ладно, — сказал Матт. Он был готов пообещать всё что угодно.

— Я говорю серьезно, брат мой Волк. Больше никогда не залезай в курятник и не воруй цыплят!

— Хорошо, не буду. Как мне тебя теперь называть? Святой Марией?

— О, нет! — сказала Мария. — Я не святая. У меня целая куча грехов.

— Да ну? — удивился Матт.

Тогда Мария поведала ему, каких трудов стоит ей не терять терпение с Эмилией, как она списала у кого-то домашнюю работу и как ела мороженое в постный день.[30] Матт никогда не задумывался о том, хорошо он себя ведет или плохо, и вообще считал размышления о грехах пустой тратой времени.

— Ты крещеная? — спросил он.

— Да. Меня крестили, когда я была совсем маленькая.

— Это хорошо?

— Да, конечно. Без этого не попадешь на небеса.

Матт мало что знал о небесах. В его любимых передачах по телевизору ад упоминался гораздо чаще.

— А почему священник назвал меня некрещеным отродьем сатаны? Что это значит? — спросил он.

Мария придвинулась еще ближе и вздохнула.

— Ох, Матт. Даже не знаю, что сказать… Я уверена, святой Франциск согласился бы с ним. Ты не плохой, просто…

— Просто что?

— У тебя нет души, поэтому тебя нельзя крестить. Таковы все животные. По-моему, это нечестно, и иногда я в это не верю. В конце концов, представляешь, какая скука была бы на небесах, если бы там не было ни птиц, ни собак, ни лошадок… А цветы и деревья? У них ведь тоже нету души. Но не может же небо быть похожим на бетонированную автостоянку. Наверно, монахини назвали бы это теологической проблемой…[31]

— Значит, животные, когда умирают, попадают в ад? — спросил Матт.

— Да нет же! Конечно, нет! Туда тоже нельзя попасть, если у тебя нет души. Наверное — я много думала об этом, когда умер Моховичок, — наверное, ты просто берешь и исчезаешь. Гаснешь, как свечка. Я думаю, это совсем не больно. Просто вот ты есть — а через мгновение тебя уже и нет. Давай не будем больше говорить об этом!

Матт с удивлением заметил, что девочка плачет. Она часто плакала, он это помнил. Он обнял ее и поцеловал в залитые слезами щеки.

— Вот и хорошо, — прошептал он. — Если бы у меня была душа, я бы, наверное, попал в ад…

Они долго сидели молча. В комнате было так холодно, что оба дрожали.

— Мне очень нравится с тобой, — наконец сказала Мария. — У меня в классе больше ни с кем нельзя вот так запросто поговорить.

— Ты сможешь приехать ко мне еще разок? — спросил Матт.

— Папа говорит, мне надо держаться от тебя подальше. Он считает… О боже! Сюда кто-то идет.

Матт и Мария дружно вскочили и кинулись к двери. Девочка споткнулась о провода, Матт подхватил ее и буквально впихнул в темный коридор. Едва он закрыл за собой секретную панель, дверь в дальнем конце комнаты отворилась. Дети затаили дыхание.

— Наконец-то я согреюсь, — довольно прошептала Мария, потирая ладони. Матт внимательно прислушивался к доносящимся из комнаты голосам.

— Это Том, — одними губами произнес он.

— Правда?! Где глазок? Дай посмотреть…

— Мне казалось, ты не любишь подсматривать.

— Только разок гляну. — Мария прильнула к глазку. — Это и вправду Том. И Фелисия. — Матт прижался ухом к стене, чтобы лучше слышать.

— …найти их… если они… в доме, — медленно и, по обыкновению, запинаясь говорила Фелисия. На миг Матту почудилось, что она знает о секретном коридоре, но потом он услышал шорох отодвигаемого стула и тихий гул компьютера.

— Это салон, — сказал Том. — Там никого нет. Эль Вьехо остался один.

— Никому до него нет дела, — пробормотала Фелисия. — От него… как всегда… никакой пользы.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Том.

Фелисия рассмеялась — резко, тревожно.

— Его печень… износилась. Сердце… иссохло. Нельзя получить трансплантаты от больного раком…

— Теперь он годится разве что на компост, — расхохотался Том. Фелисия тоже засмеялась.

Матт был потрясен до глубины души. Он, конечно, не рыдал при известии о смерти Эль Вьехо, но всё же ему было жаль старика, будто изможденная птица одиноко лежащего среди шелков в гробу. Матт отстранил Марию. Та, вопреки ожиданиям, не протестовала. Казалось, девочка не меньше его оглушена услышанным.

Матт прильнул к глазку и увидел, что один из компьютерных мониторов ярко светится. Неожиданно он понял, что это никакой не компьютер, а что-то вроде экрана камеры слежения. Он увидел Эль Вьехо с острым, будто птичий клюв, носом… Затем изображение задрожало и сдвинулось. Том лихорадочно крутил ручки настройки.

— Музыкальная комната, — сказала Фелисия.

Матт увидел пианино, стопки нот и… черную шляпку Марии на столе.

— Они здесь были! — заорал Том и передвинул объектив так, чтобы заглянуть во все углы комнаты.

Фелисия оттолкнула его. Казалось, у нее гораздо больше опыта в обращении с обзорным экраном. Она быстро перемещалась по дому, заглянула даже в комнаты слуг и в кладовые. В квартире Селии она задержалась чуть дольше. Селия без сил лежала в большом мягком кресле, Тэм Лин стоял неподалеку.

— Куда же они запропастились? — ворчал Тэм Лин, расхаживая взад и вперед по комнате. Голос телохранителя был еле слышен. Фелисия увеличила громкость.

— Может, их вообще нет в доме, — предположила Селия.

— Он бы не повел ее туда, — сказал Тэм Лин.

— Откуда ты знаешь? У него хватит храбрости…

— Осторожнее, — произнес Тэм Лин и посмотрел прямо в экран. Селия тотчас же сменила тему и принялась обсуждать похороны.

— Проклятье! — воскликнул Том. — Они знают о камерах.

— Тэм Лин… знает всё, — пробормотала Фелисия. — Эль Патрон в нём души не чает.

— Куда, ну куда он ее повел?! — заорал Том и шарахнул кулаком по столу, заставленному укутанными в целлофан компьютерами. Что-то упало и разбилось. Фелисия схватила сына за руку.

Матт понял, о чём говорила Селия. Наверное, Тэм Лин рассказал ей о тайном оазисе в горах. Матт и не думал вести туда Марию, да и вряд ли это удалось бы, раз все за ними охотятся…

— Они могли… выйти из дома, — сказала Фелисия и снова принялась крутить ручки. На экране появились конюшни, бассейн, сад… Затем Матт увидел лотосовый пруд, возле которого лениво расправляла крылья пара ибисов.

— Дай посмотреть, — шепнула Мария. Матт послушно отодвинулся и снова прижал ухо к стене, стараясь не пропустить ни слова.

— Припоминаешь? — спросила Фелисия.

— Это то самое место, где сдох Моховичок, верно? — сказал Том.

Мария ахнула: должно быть, на экране появилась насосная станция.

— Знаешь, в тот день… я видела… мерзкого звереныша, — сказала Фелисия.

— Моховичка? — переспросил Том.

Фелисия хихикнула.

— Клона… Я видела… как расчудесный, талантливый Матт… крадучись выходит из квартиры Мендосы… с собачонкой в сумке. «Что он задумал?» — заинтересовалась я… и последовала за ним.

Наступило молчание. Затем Том воскликнул:

— Ну и ну! Ты можешь заглянуть даже внутрь!

— Камеры стоят повсюду. Эль Патрон любил наблюдать… за всем. Но сейчас он стал… слишком стар. Передоверил дело… своим телохранителям. А им всё равно… если нет гостей. Я провожу здесь много времени.

— Но здесь же холодно!

— На холоде… техника лучше работает. Я надеваю пальто и не мерзну, — Матт ей охотно поверил. Фелисия так напичкана наркотиками, что наверняка ее тело не намного теплее, чем несчастный Эль Вьехо в гробу.

— Ты видела, как Матт убил собачонку? — спросил Том с нетерпением в голосе. Матт аж рот разинул от изумления. С какой стати Том спрашивает о Моховичке, если сам совершил это преступление?! Мария поморщилась, как от пчелиного укуса. Матт надеялся, что у девочки хватит самообладания не закричать.

— А Матт этого… не делал.

Мария вздрогнула.

— О да, у него… был лауданум, — продолжала Фелисия. — Но он… не давал его собаке.

— Неужто песик сам достал бутылочку и покончил с собой?!

— О… нет… — Фелисия замолчала. Иногда ей требовалось несколько минут, чтобы собраться с разбегающимися в стороны мыслями и продолжить разговор. Матту ужасно хотелось посмотреть, что происходит в комнате, но сейчас никакая сила не смогла бы отогнать Марию от глазка. — Я пошла к лотосовому пруду, — наконец сказала Фелисия. — Я так… разозлилась… из-за того, как с тобой обращались… на дне рождения. Я хотела убить… это дьявольское отродье, которое Эль Патрон… таскает за собой по пятам.

Матт похолодел. Он и не догадывался, насколько сильно Фелисия его ненавидит.

— Но пришлось удовлетвориться… этим гадким крысенышем, которого Мария называла собачкой. У меня при себе… всегда есть немножко лауданума… нервы успокоить.

«У нее его столько, что можно усыпить целый город», — подумал Матт.

— Я вылила одну из моих… собственных бутылочек на котлеты, которые… этот клон оставил собаке. «Иди сюда, Моховичок», — позвала я. Он никак не хотел вылезать из сумки, так что я… вытряхнула его… прямо на мясо. Он сожрал всё до последней крошки…

— Он долго умирал? — спросил Том, но ответа Матт не услышал. Мария как подкошенная рухнула на пол, и он поспешил к ней на помощь. Девочка не издавала ни звука, лишь тело ее сотрясалось в глухих рыданиях, да голова бессильно моталась из стороны в сторону.

— Он не мучился, — прижимая ее к себе, шептал Матт. — Он даже не понял, что происходит. — Мария руками обвила его шею. Полоска света от карманного фонарика, который Матт предусмотрительно прислонил к стене, падала ей на лицо. Наконец она немного успокоилась, и Матт смог встать и посмотреть, что делают Фелисия и Том. Но те уже ушли, обзорный экран вновь был укутан пластиком.

Он повел Марию обратно по коридору. Девочка не произносила ни слова, и Матт не знал, что делать. Впрочем, далеко уйти они не успели — навстречу им двигался темный силуэт, вооруженный карманным фонариком. Фигура была такой огромной, что с трудом протискивалась между стенами.

— Ну и дураки же вы, — послышался тихий голос Тэма Лина. — Весь дом гудит, как растревоженный улей.

— Как ты нас нашел? — удивился Матт.

— Эль Патрон рассказал мне об этом коридоре. Он догадался, что вы каким-то образом обнаружили его. Черт побери, Матт, Мария и так немало выстрадала из-за тебя…

— Моховичка убила Фелисия! — выпалила Мария.

— Что?! — Тэм Лин разинул от изумления рот.

— Я сама слышала, как она рассказывала Тому. И еще гордится этим! Не понимаю, откуда в людях столько злобы… — В черном платье девочка походила на призрак — лицо ее было белым как снег.

— Тебе надо лечь, — сказал Тэм Лин. — Я проведу тебя через кабинет Эль Патрона. Он скажет, что ты всё время была с ним. Его эта история очень забавляет, но сенатор Мендоса не находит в ней ничего смешного.

— Ой, папа, — простонала Мария, как будто только сейчас вспомнила, что у нее есть отец.

— А ты, Матт, подожди здесь несколько минут, — велел телохранитель. — Когда дорога будет свободна, выберешься тем же путем, каким вошел.

— Через музыкальную комнату, — сказал Матт.

— Как же я сразу не догадался! Там нашли шляпку Марии…

— Матт, — проговорила Мария, на миг отстраняясь от Тэма Лина. — Ты позволил мне простить тебя за то, чего ты не совершал.

— Немного прощения никому не повредит, — повторил Матт одно из любимых высказываний Селии.

— Наверное, тебе нравится смотреть, как я выставляю себя круглой дурой, — вспыхнула Мария. На миг боевой дух вернулся к девочке.

— Я никогда не считал тебя дурой, — заверил ее Матт.

— Ладно, всё равно прости, что была к тебе несправедлива.

— Здесь нельзя задерживаться, — напомнил Тэм Лин.

— Надеюсь, ты будешь вести себя хорошо, — продолжала Мария, глядя на Матта.

— Буду, — ответил тот.

— И, брат мой Волк, я буду скучать по тебе.

Тэм Лин повел Марию по коридору. Матт стоял и слушал, как стихают вдалеке их шаги.

17 Бараки для идиойдов

Как только Мария, бледная и подавленная, вышла из покоев Эль Патрона, семейство Мендоса сразу же покинуло Большой Дом. Вскоре отбыл и Эль Патрон со своими телохранителями.

Матт опять остался один. Он не мог поговорить с Марией или Тэмом Лином, но, зная, что они всё-таки любят его, чувствовал себя намного лучше. Он прочел книги, которые, по его мнению, они бы одобрили: ради Тэма Лина проштудировал руководство по выживанию в пустыне, а чтобы порадовать Марию, одолел нудную, запутанную книгу о святом Франциске Ассизском.

Оказывается, святой Франциск любил всех — от бандитов и убийц до нищих и бродяг, покрытых гнойными язвами (один такой бродяга был нарисован на картинке). Он сажал к себе на палец цикаду и говорил: «Рад тебя видеть, сестра моя Цикада. Восхвали Господа своей веселой музыкой». Святой Франциск разговаривал со всеми — с братом Солнцем и сестрой Луной, с братом Соколом и сестрой Куропаткой. У Матта стало немножко теплее на душе; он почувствовал, что мир — это единая любящая семья, совсем не похожая на семью Алакран.

Но назвал бы святой Франциск «брат мой Клон» его, Матта?

Теплые чувства в душе у Матта мигом испарились. Он не принадлежал к живой природе. Он был дьявольским отродьем.

Везде, куда бы Матт ни направлялся, он не мог отделаться от ощущения, что за ним наблюдают. Мало того что за ним шпионит охрана — гораздо тяжелее было думать о Фелисии. Она еще хуже Тома, только никто об этом не догадывается, потому что все считают ее безобидной дурочкой. Она напоминала Матту медузу. Медуз он видел по телевизору — они плавают в океане, как яркие надувные подушечки, и ядовитыми щупальцами могут зажалить насмерть кого угодно. Ну почему, почему он не догадывался, что Фелисия ненавидит его так сильно?!

Скажем честно, в первую очередь потому, что его не любили почти все. И это его нисколько не волновало. Но ее ненависть была из ряда вон выходящей.

Раз в неделю Матт шел в конюшню и просил вывести ему Послушную Лошадку. Перед тем как забраться в седло, он каждый раз пытался поговорить с Розой. Он не любил ее и сам не понимал, почему старается пробудить ее угасший разум. Просто слишком уж тяжело было видеть в ней такую перемену. Если в этом существе и осталось что-то от прежней Розы, это было заперто глубоко-глубоко, будто в железный шкаф. Он представлял себе, как молотит кулаками по стенкам этого шкафа, но никто не выходит, не открывает дверцу. Он читал где-то, что больные, находящиеся в коме, слышат всё, что им говорят, и людские голоса необходимы им, чтобы поддерживать жизнь мозга. Поэтому Матт рассказывал Розе обо всём, что видел и делал на неделе. Но Роза только без устали повторяла: «Желаете другую лошадь, хозяин?»

Примерно через час таких разговоров Матт сдавался и отправлялся к оазису.

— Здравствуй, брат мой Солнце, — кричал он. — Не желаешь ли немного поумерить свой пыл? — Но брат Солнце ничего не отвечал. — Доброе утро, братья мои Маки, — говорил Матт морю ослепительно белых цветов. — Здравствуйте, брат мой и сестра моя Идиойды, — приветствовал он рабочих в коричневых робах, склонившихся над маковым полем.

Но самым удивительным в святом Франциске Ассизском и его последователях было то, с какой легкостью они отказывались от всего, чем владели. Когда святой Франциск видел босого и раздетого бедняка, он с радостью срывал с себя последнюю рубашку и сандалии. Брат Джунипер, один из соратников святого Франциска, много раз возвращался домой чуть ли не голышом. Матт подумал, что Эль Патрона хватил бы удар, если бы кто-нибудь предложил ему расстаться со своей собственностью.

Пролезая через отверстие в валуне, Матт словно попадал в иной мир. В ярком синем небе лениво кружили ястребы, в тени креозотовых кустов прятались кролики. Рыбы брали хлеб у Матта из рук, а койоты подбегали и хватали куски его сэндвичей. И никому не было дела, человек он или клон.

Матт расстилал под виноградной лозой спальный мешок, а вместо подушки подкладывал под голову свернутое одеяло. Ставил рядом термос с апельсиновым соком и выбирал книгу. Вот это жизнь! В воздухе витал едва ощутимый запах креозотовых кустов, парила желтоватая сладость ложной акации.[32] По песку пробежала большая черная оса с яркими алыми крыльями. Она искала себе паука на обед.

— Здравствуй, сестра моя Оса, — лениво сказал ей Матт. Оса лихорадочно зарылась в песок, ничего не нашла и поспешила дальше.

Матт открыл «Историю Опиума» — одну из книг, которые оставил ему Тэм Лин. Он ожидал, что это будет руководство по возделыванию мака, но обнаружил нечто совсем иное и куда более интересное. Опиум, прочитал Матт, это целая страна. Она длинной, узкой полосой тянется вдоль границы Соединенных Штатов и Ацтлана.

Сто лет назад отношения между Соединенными Штатами и Ацтланом, который в те времена назывался Мексикой, были напряженными. Матт смутно припомнил, что об этом говорила и Селия. Тысячи мексиканцев бежали через границу в поисках работы. «И тогда наркоторговец по имени Маттео Алакран…»

Матт насторожился. Это же имя Эль Патрона! Сто лет назад он был силен и бодр.

Этот человек, утверждала книга, являлся одним из самых богатых и могущественных наркобаронов в мире, несмотря на то, что его бизнес — вне закона.

«Наркотики — вне закона? — удивился Матт. — Что за странная мысль!»

Маттео Алакран вступил в союз с другими наркоторговцами и явился на переговоры к руководителям Соединенных Штатов и Мексики. «У вас две проблемы, — сказал он. — Во-первых, вы не можете контролировать границу, а во-вторых, вы не можете контролировать нас».

Он предложил руководителям государств помочь решить эти две проблемы. Если обе страны откажутся от земель вдоль общей границы, наркоторговцы устроят там свои Фермы и остановят поток нелегалов. В свою очередь, наркоторговцы обязуются не продавать наркотиков гражданам Соединенных Штатов и Мексики. Вместо этого они обратят свои взоры на Европу, Азию и Африку.

«Этот договор был подписан в аду», — утверждала книга.

Матт недоуменно хмыкнул. Он не видел в этой сделке ничего плохого. Всё было исполнено так, как договорились стороны. Матт посмотрел на титульный лист. Автором значилась некто Эсперанса Мендоса, издателем — Калифорнийское общество по борьбе с рабовладением. Он вгляделся в книгу внимательнее и заметил, что она напечатана на дешевой желтой бумаге. Такие издания трудно воспринимать всерьез. Матт продолжил чтение.

Вначале, объясняла книга, Опиум был просто ничейной землей, но за долгие годы добился процветания. Разные области управлялись разными семьями, как королевства в средневековой Европе. Затем был учрежден совет Фермеров, он решал международные конфликты и поддерживал мир между отдельными Фермами. Почти все семейства владели небольшими территориями, но два из них вскоре начали диктовать свою волю другим. Мак-Грегорам принадлежали земли вокруг Сан-Диего, а Алакраны основали обширную империю, простиравшуюся от Центральной Калифорнии через всю Аризону до Нью-Мексико.

Постепенно из ничейной земли Опиум превратился в настоящее государство. Его верховным правителем, диктатором и фюрером стал Маттео Алакран.

Матт прервал чтение, чтобы насладиться этими словами. Сердце его исполнилось гордостью. Он не знал, что такое фюрер, но, наверно, что-то очень хорошее.

«Трудно представить себе человека более злого, порочного и себялюбивого», — писала Эсперанса строчкой ниже.

Матт отшвырнул книгу. Словно раненая птица, трепыхая раскрытыми страницами, она пролетела несколько метров и упала в воду. Да как она смеет оскорблять Эль Патрона! Он гений! Много ли на свете людей, способных из ничего создать целое государство, особенно если вначале они были бедны, как был беден Эль Патрон?! Эта Эсперанса просто завидует…

Впрочем, Матт быстро успокоился; вскочив, он подбежал к воде и вытащил книгу, пока та окончательно не намокла. Ее подарил Тэм Лин, а потому он очень дорожил ей. Матт тщательно высушил страницы и положил книгу обратно в сундук.

На обратном пути Матт остановился у водоочистительной станции и немного поговорил с полевым бригадиром. После отъезда Тэма Лина Матт много и напряженно размышлял о том, для чего ему дали такое блестящее образование. Вряд ли ему предначертано провести остаток жизни в качестве экзотической домашней зверушки. Эль Патрон не любит бросать деньги на ветер.

Нет, догадался Матт, старик предначертал ему куда более завидную судьбу. Не будучи человеком, он никогда не достигнет такого высокого положения, как Бенито или Стивен, но сможет им помогать. Поэтому Матт решил изучить, как управляется опиумная империя. Он видел, как возделывается, перерабатывается и продается опиум. Смотрел, как идиойды переходят с одного поля на другое, сколько раз в день их поят, сколько дают питательных таблеток.

«Когда я стану управлять Фермой, — думал Матт, — когда я стану помогать человеку, управляющему Фермой, — поспешно поправлялся он, — я первым делом освобожу идиойдов». Опиум могут выращивать и нормальные люди. Пусть они не так трудолюбивы, всё равно это лучше, чем армия безмозглых рабов. Матт понял это, понаблюдав за Розой.

Он расспросил бригадира о подземной реке, которая вытекала из Калифорнийского залива в сотнях миль отсюда. Река снабжала водой поместье Алакранов, однако вода до очистки имела отвратительный запах.

Бригадир старался не встречаться с Маттом глазами. Подобно большинству людей, он не любил клонов, но боялся рассердить Эль Патрона.

— Почему у воды такой запах? — поинтересовался Матт.

— Дохлая рыба. Химикаты, — буркнул бригадир, отводя взгляд.

— Но вы ведь ее очищаете.

— Да…

— И куда деваете отходы?

— Сбрасываем на пустоши, — бригадир ткнул пальцем куда-то на север. Он старался отвечать как можно короче.

Прикрыв глаза рукой, Матт посмотрел, куда показывает бригадир. Над пустыней трепетало знойное марево; вдалеке он разглядел ряд длинных изломанных гребней, похожих на причудливые строения.

— Туда? — с сомнением переспросил он.

— Да, — кивнул бригадир.

Матт повернул лошадь и двинулся на север. Чем дальше он ехал, тем нестерпимее становилась стоящая вокруг вонь; Матт испугался, как бы у него не начался приступ астмы, и на всякий случай достал ингалятор.

Это и вправду были строения. Они тянулись длинными рядами и пестрели сотнями дверей и крошечных темных окошек. Крыши нависали так низко, что Матт недоумевал — что за низкорослое племя в них обитает?! Окна были забраны железными решетками. Неужели это и есть жилища идиойдов?! Сама мысль об этом ужасала…

Вонь между тем становилась всё сильнее и сильнее. К зловонию гнилой рыбы и экскрементов примешивался сладковатый химический душок, который был во сто крат отвратительнее, чем все прочие запахи вместе взятые.

Матт сжал в кулаке ингалятор. Он понимал, что должен сейчас же повернуть лошадку, уехать прочь, но таинственные постройки притягивали его словно магнит. Повсюду валялись рыбьи скелеты и раковины. Казалось, вся местность сложена из отбросов Калифорнийского залива.

Матт обогнул угол одного из зданий и направился к низине, в которую, видимо, и сваливались нечистоты. От невыносимого смрада свербело в глазах, взор застили жгучие слезы, и Матт с трудом различил плотный желтый осадок на дне. Неожиданно лошадка споткнулась, ноги ее подкосились. В последний момент Матт успел вцепиться ей в гриву, иначе его катапультировало бы прямо в желтый ил.

— Вставай! — приказал он лошади, но та не повиновалась. Она лежала на земле, бессильно подогнув ноги. У Матта закружилась голова. Он соскользнул с лошади и, упав на четвереньки, приставил ингалятор ко рту. Легкие тут же наполнились мокротой. Его захлестнул панический ужас, он попытался отползти от низины. Пальцы погрузились в гнилую, склизкую почву…

Матт уже начал терять сознание, когда чьи-то сильные руки подхватили его под мышки и дернули вверх. Затем его протащили по земле и бросили в кузов грузовика. Заработал мотор. Грузовик поехал, вздымая шлейф пыли, от которой Матт снова закашлялся. Он попытался встать, но сильный пинок в грудь уложил его обратно.

Матт в ужасе посмотрел вверх и встретил взгляд холодных голубых глаз: словно в две ледышки заглянул. Сначала ему показалось, что перед ним стоит Тэм Лин, но нет, этот человек был несколько моложе и худощавее. У него были такие же вьющиеся каштановые волосы и ослепительно-синие глаза, такая же настороженность в облике, но ни капли добродушия, какое Матт привык видеть на лице телохранителя.

— Где ты взял лошадь? — спросил незнакомец. — Как у тебя хватило мозгов на побег?

— Хью, это не идиойд, — произнес другой голос. Матт повернул голову и увидел еще одного человека, весьма, впрочем, похожего на первого.

— Значит, нелегал, — прорычал Хью. — Вот отвезем тебя в больницу, пусть тебе поставят прищепку на мозги.

— Только попробуйте, — ответил Матт с колотящимся сердцем. Ему было ужасно страшно, но Тэм Лин учил его никогда не выказывать слабости. «Веди себя уверенно, — говорил телохранитель, — и в девяти случаях из десяти ты выберешься сухим из воды. Почти все люди в глубине души трусы». Матт догадался, что попал в лапы Фермерского Патруля, и, значит, судя по рассказам Селии, ему грозит нешуточная опасность.

— Только попробуйте, — повторил Матт, — и я расскажу врачу, как вы обошлись с клоном Эль Патрона.

— Чего-чего? — переспросил Хью, но ботинок с груди Матта всё-таки убрал.

— Я клон Эль Патрона. Я ездил на водоочистительную станцию и заблудился. Отвезите меня в Большой Дом, и я сообщу Хозяину о случившемся. — Матт отнюдь не чувствовал себя уверенно, зато много раз видел, как отдает приказы Эль Патрон. А еще он прекрасно умел воспроизводить холодный, мертвенный голос, который помогал старику мгновенно добиваться желаемого.

— Черт возьми! Он и разговаривает как старый вампир, — пробормотал второй патрульный.

— Заткни пасть! — прорычал Хью. — Простите, мы не ожидали встретить вас здесь, мастер… гм, мастер… Как вас называть?

— Маттео Алакран, — сказал Матт и с нескрываемым удовольствием увидел, что оба патрульных вздрогнули.

— Да, мастер Алакран, мы не ожидали вас встретить, а вы были возле бараков для идиойдов, поэтому мы, естественно, ошиблись…

— А вам не пришло в голову спросить, что я там делал? — сказал Матт, прищурив глаза, как делал Эль Патрон, когда хотел казаться особенно грозным.

— Я понимаю, надо было, сэр. Нам очень, очень жаль. Мы отвезем вас в Большой Дом, и мы искренне просим прощения, правда, Ральф?

— О да, конечно, — отозвался второй.

— А как с моей лошадью?

— Мы всё уладим. — Ральф постучал кулаком в кабину грузовика. Открылось окошко, он выкрикнул какие-то указания. — Мы свяжемся с Патрулем по радио и велим забрать вашу лошадку. Ей стало плохо от дурного воздуха, сэр. Может, она и не выживет…

— Дурной воздух?! — переспросил Матт. От испуга он даже позабыл вести себя как Эль Патрон.

— Возле низины такое частенько случается, — сказал Ральф. — Если воздух не движется, в нём накапливается много углекислого газа. Словно в шахту спускаешься…

— Я так брата потерял, — добавил Хью.

— И, главное, ничего не почувствуешь, пока не станет слишком поздно, — продолжил Ральф. — В окрестных бараках обычно есть чем дышать. Но в тихие, безветренные ночи мы выгоняем идиойдов спать в поле.

Матт был потрясен.

— Но почему не очистить низину?!

Мысль эта явно никогда не приходила Ральфу в голову.

— У нас так испокон веков заведено, мастер Алакран. А идиойдам всё равно.

«Это верно», — подумал Матт. Даже если бы идиойды знали об опасности, они бы не смогли бежать, пока им не прикажут.

Теперь, когда Матт, казалось, принял извинения патрульных, они стали обращаться с ним чуть ли не дружески. Они вели себя совсем не так, как другие люди, знавшие, что Матт клон. Они держались настороже, но не враждебно. Иными словами, они вели себя почти как Тэм Лин.

— Вы шотландцы? — спросил Матт.

— Нет, — улыбнулся Хью. — Вот Ральф, он из Англии, а я из Уэльса. А Малыш Вулли — тот, что в кабине — шотландец. Но мы все любим футбольные баталии, да и слегка побузотёрить никогда не прочь…

Матту вспомнились слова, которые Эль Патрон когда-то сказал о Тэме Лине и Простаке Дональде: «Я привез этих бандидос из самой Шотландии — там они устраивали баталии после футбольных матчей. Всегда подбирай себе телохранителей из другой страны, Матт. Так им труднее сговориться и предать тебя».

— Футбольные баталии… — задумчиво повторил Матт. — Это звучит очень похоже на войну.

Ральф и Хью рассмеялись.

— Верно, парень. Что верно, то верно, — согласился Хью.

— Самое лучшее в футболе, — сказал Ральф, и в глазах его вспыхнул мечтательный огонек, — это то, что хороша и сама игра, и всё, что ей сопутствует.

— А что ей сопутствует? — не понял Матт.

— Многое. Всё, что происходит вокруг игры: болельщики собираются группами, дерутся в поездах…

— А вечеринки, забыл? — вторил ему Хью с той же мечтательностью во взоре.

— О да, вечеринки! — согласился Ральф. — Вваливаешься с приятелями в паб и хлещешь пиво, пока хозяин тебя не вышвырнет.

— Если сумеет, — уточнил Хью.

— А потом сталкиваешься с фанатами другой команды. Надо же поставить их на место.

— Вот тогда и начинаются баталии, — догадался Матт.

— Да. Веселое занятие, особенно если ты побеждаешь…

Грузовик запетлял среди полей. Матт увидел тех же идиойдов, которых встретил сегодня утром — они всё так же сгибались над спелыми маковыми коробочками, — но сейчас он не испытывал ни малейшего желания назвать их братьями. Они ему не братья и никогда ими не станут — если только им не уберут прищепки с мозгов…

— Почему же вы оказались здесь, если вам это так нравилось? — спросил Матт.

Мечтательность мигом исчезла с лиц патрульных. Их глаза снова стали чужими и холодными.

— Иногда… — начал было Хью, но тут же снова замолчал.

— Иногда баталии заходят слишком далеко, — закончил за него Ральф. — Когда ты убиваешь людей на войне, тебя называют героем. Но в футболе — войне не менее славной — принято после игры пожимать противникам руки.

— Короче говоря, лизать им задницы, — с отвращением добавил Хью.

— А нам это не нравилось, если ты понимаешь, о чём я толкую…

Матт подумал, что всё прекрасно понимает. Хью, Ральф и Малыш Вулли в кабине — все они убийцы. Идеальные кандидаты в Фермерский Патруль. Они будут хранить верность Эль Патрону, иначе тот отдаст их в руки полиции, которая давно их ищет.

Вдали показались пышные сады и красные черепичные крыши Большого Дома. Как непохожи они были на длинные приземистые хижины, где обитали идиойды — разумеется, в те ночи, когда не спали в полях.

— А Тэм Лин тоже кого-нибудь убил? — поинтересовался Матт. Ему было тяжело спрашивать об этом, но другого такого случая могло и не представиться.

Хью и Ральф переглянулись.

— Он — дело иное, — произнес Ральф. — Он террорист, черт бы его побрал.

— Ума не приложу, почему Эль Патрон так ему доверяет, — сказал Хью.

— Они как отец и сын…

— Попридержи язык! Забыл, с кем разговариваешь? — осадил его Хью.

Дом был уже близко, и Матт боялся, что его высадят и он так и не успеет узнать правду.

— Так что же натворил Тэм Лин? — настойчиво переспросил он.

— Всего лишь подложил бомбу к дому премьер-министра в Лондоне, — ответил Хью. — Понимаешь, он шотландский националист. Хотел вернуть на престол Красавчика Чарли[33] или еще какого-нибудь проходимца. В отличие от всех нас, им двигало не пиво…

— Нет, он птица высокого полета, — подтвердил Ральф. — С мыслями об этике и о социальной справедливости.

— Вот только, на беду, в самую неподходящую минуту подъехал школьный автобус, — сказал Хью. — Взрывом убило двадцать ребятишек.

— Вот к чему приводят мысли о социальной справедливости, — добавил Ральф, помогая Матту вылезти. Грузовик тотчас же отъехал — видимо, патрульным не терпелось убраться восвояси, а может, им было запрещено показываться вблизи цивилизованных покоев Эль Патронова особняка.

18 Драконьи сокровища

— Проснись! — крикнула Селия у Матта над ухом. С перепугу Матт, взмахнув руками, свалился с кровати.

— Что случилось? — пробормотал он, выпутываясь из простыней.

Женщина сдернула с него одеяло и рывком поставила на ноги. Хоть Матт и перерос уже Селию чуть ли не на полголовы, всё же она была куда сильнее. Наверное, накачала мускулы, много лет таская по кухне тяжеленные кастрюли… Она потащила его в ванную.

— Мне одеться? — спросил Матт.

— Нет времени. Просто умойся.

Матт плеснул водой в лицо, отгоняя сон. Он лег спать сразу же, как только Фермерский Патруль доставил его домой. От зловонного воздуха, которым он надышался возле бараков для идиойдов, его тошнило.

У Матта голова шла кругом от новых, противоречивых впечатлений о Фермерском Патруле. До сегодняшней встречи основным источником сведений о Патруле служили рассказы Селии, и от них кровь стыла в жилах. Патрульные — порождения ночи, говорила Селия, страшные существа наподобие чупакабры. Они бродят по тайным тропам в горах и выискивают своих жертв с помощью специальных очков, обнаруживающих тепло.

Матт вспомнил, какими ледяными были глаза Хью, когда тот швырнул его на дно кузова. Для Хью — по крайней мере, в тот миг — Матт был крысой, которую надо давить сапогами.

Но едва он рассказал им, кто он такой, патрульные превратились в совсем неплохих ребят, что не прочь выпить пивка в пабе и немного подраться напоследок.

«Ну конечно, — напомнил себе Матт. — А Том — вылитый архангел Гавриил».

— Скорее! Это очень важно! — поторопила его Селия из-за двери.

Матт вытер лицо и вышел.

— Поешь перед уходом. — Матту показалось, что ее рука, протягивающая тарелку, слегка дрожит.

— Я не голоден, — возразил было он.

— Ешь! Ночь предстоит длинная. — Селия села напротив и принялась смотреть, как он жует. Заставила съесть всё до последней крошки. У сальсы[34] был странный привкус, а может, это давали себя знать последствия отравления гнилым воздухом. Матта всё еще подташнивало. Когда он лег спать, во рту долго держался противный металлический привкус.

За дверью их поджидали двое телохранителей. Не произнеся ни слова, они подхватили Матта под руки и торопливо повели по коридору. Наверное, час был поздний, потому что светильники были притушены и навстречу им никто не попался.

Они быстро спустились во двор и двинулись по извилистой дорожке, минуя темные сады, пока не подошли к границе пустыни. За спиной у Матта остался громадный особняк с белыми колоннами и ароматные рощи, полные апельсиновых деревьев, украшенных лампочками. Он наступил босой ногой на колючку и чуть не упал.

— Ой! — Матт присел вытащить занозу.

Однако не успел он дотянуться до больного места, как телохранители рывком подняли его на ноги. Тут только Матт сообразил, куда его ведут.

— В больницу! — ахнул он.

— Всё хорошо, ми вида, — сказала Селия, но голос ее предательски дрогнул. Женщина едва не плакала.

— Но я не болен! — вскричал Матт. Он не был в больнице с того самого дня, как увидел там существо на кровати.

— Ты-то нет. Эль Патрон болен, — сказал один из телохранителей.

Матт тут же перестал сопротивляться. Вполне естественно, что его привели к Эль Патрону. Он любил старика, и тот, конечно, захотел его увидеть, когда совсем разболелся.

— Что с ним? — спросил Матт.

— Сердечный приступ, — проворчал телохранитель.

— Он… умер?

— Нет еще…

Внезапно Матт чуть не потерял сознание. В глазах потемнело, сердце бешено заколотилось в груди. Он извернулся в руках телохранителей, и его мучительно вырвало.

— Какого черта! — испуганно вскричал телохранитель. — Дьявол! Смотри, что ты наделал с моим костюмом!

А Матт уже не думал про колючку в ноге. На него свалились другие, гораздо более тяжелые несчастья. В животе всё пылало, как будто он проглотил целый кактус. С глазами тоже что-то стряслось: по стенам больницы плясали яркие разноцветные пятна.

Санитары уложили его на носилки, бегом покатили по коридору, переложили на кровать. Кто-то закричал: «У него сердце колотится как бешеное!», кто-то воткнул ему в руку шприц. Матт уже не понимал, наяву это происходит или ему снится кошмарный сон. Ему казалось, что он снова очутился в низине около бараков для идиойдов и плавает в желтом вонючем месиве. Его опять вырвало, потом еще и еще раз, пока из живота не исторглась лишь тоненькая струйка горькой желчи. Потом он видел Моховичка, с укоризненным видом сидящего в ногах его кровати. Неужели Моховичок так же страдал, когда проглотил лауданум?

Потом Моховичок куда-то подевался, а в ногах кровати примостился святой Франциск. «Брат мой Клон, ты сделал много зла. Поэтому люди считают тебя врагом. Но я всё-таки буду тебе другом», — сказал он.

«Спасибо, хорошо», — подумал Матт.

Святой Франциск превратился в Тэма Лина. Лицо телохранителя было серым и напряженным. Он склонил голову, будто в молитве, хотя, по мнению Матта, молитва была весьма малоподходящим занятием для этого человека.

За окном забрезжил голубоватый свет. Приближалась заря, а с ней уходили и все ужасы ночи. Матт сглотнул. Горло болело так сильно, что он не был уверен, сумеет ли заговорить.

— Тэм Лин, — прохрипел он. Телохранитель поднял голову. Он казался — Матт не мог подобрать правильного слова — одновременно радостным и несчастным.

— Не говори, парень, если это не очень важно.

— Эль Патрон, — прошептал Матт.

— Вне опасности, — ответил Тэм Лин. — Ему пересадили вспомогательный трансплантат. — Матт вопросительно поднял брови. — Это значит, что ему поставили донорское сердце рядом с его собственным, чтобы регулировать ритм. Донор… его сердце… слишком мало́ и не может справиться с работой самостоятельно.

Матт кое-что понимал в пересадке органов — он проходил это на уроках естествознания. Когда человек погибает от несчастного случая, его органы могут спасти жизнь больным людям. Если сердце, пересаженное Эль Патрону, слишком мало, значит, его взяли у ребенка. Наверное, это и огорчило Тэма Лина.

— Я был у… бараков для идиойдов, — выдавил Матт. Помолчал немного, давая утихнуть боли в горле. — Мне стало плохо. Меня нашел… Фермерский Патруль.

— Ты был на пустошах?! — взорвался Тэм Лин. — Боже милостивый! Неудивительно, что у тебя сердце пошло вразнос! Там не почва, а ведьмино варево из химикатов. Обещай мне, что никогда, никогда больше туда не пойдешь!

Гнев телохранителя ошеломил Матта. Откуда ему знать, где кроется опасность, если ему никто никогда об этом не рассказывал?! Как ни старался он скрыть обиду, на глаза навернулись слезы.

— Прости меня, будь я неладен, — сказал Тэм Лин. — Зря я на тебя наорал; тебе и без того худо. Послушай, ты, конечно, сделал глупость, что пошел бродить вокруг идиойдовых бараков, но, в конце концов, всё могло закончиться гораздо хуже. Верно говорят: дураков Бог бережет. — Тэм Лин задумчиво посмотрел на Матта, словно хотел что-то добавить.

— Извини, — прошептал Матт.

— Еще бы тебе не извиняться: Селия уже который час топчется под дверью. Сможешь выдержать хорошую порцию слез и причитаний?

— Только вытащи… колючку из пятки, — прохрипел Матт.

Телохранитель отдернул одеяло и мигом отыскал занозу.

— Костоправы несчастные, — проворчал он. — Бревна в глазу не замечают. — Он ловко вытащил занозу и протер ранку спиртом.

У Матта на языке вертелась целая куча вопросов. Например: «Ты сожалеешь о том, что убил двадцать детей?» Или: «Почему ты рассердился из-за Моховичка, хотя сам натворил нечто во много раз худшее?» Но сил спорить с Тэмом Лином у него сейчас не было.

Телохранитель был прав: слезы и стенания — именно это припасла для него Селия. Она долго причитала над Маттом, пока тот тоже чуть не расплакался. Но как же всё-таки хорошо было чувствовать, что тебя любят. А еще лучше — видеть, как Селия, точно разъяренная тигрица, набросилась на больничных санитаров.

— Ничего ему больше не надо! Оставьте мальчика в покое! — кричала она по-английски и по-испански.

Затем Матта снова погрузили на носилки, выкатили на свежий, прохладный утренний воздух и отвезли в квартиру Селии. Она переложила его на кровать и целый день просидела над ним, охраняя.

Вспомогательное сердце Эль Патрона работало неплохо, но было ясно, что старик перешагнул некий незримый рубеж. Он больше не носился по дому в своей инвалидной коляске с моторчиком. Специально приглашенные физиотерапевты разрабатывали ему руки и ноги, чтобы мышцы не атрофировались, но жизненная искра в старике угасла.

Когда-то Эль Патрон покатывался со смеху, слушая рассказы Тэма Лина о том, как его враги в правительствах США и Ацтлана становятся жертвами нелепых, а то и трагических случайностей. Теперь же он лишь слегка кивал. Подобные невинные удовольствия стали недоступны 148-летнему старцу, и радостей в его жизни с каждым днем оставалось всё меньше и меньше.

Тэм Лин приносил ему драгоценности из обширных кладовых, в которых хранились подарки. Эль Патрон перебирал узловатыми пальцами бриллианты в коробке и вздыхал:

— В конце концов, это всего лишь камешки.

Как-то Матт — в последнее время он подолгу сидел у постели Эль Патрона — заметил:

— Они очень красивые.

— Я больше не чувствую в них жизни, — отозвался Эль Патрон. — Тот огонь, из-за которого люди идут на битву, угас навеки…

И Матт понял, что Эль Патрон скучает не по красоте камней, а по той радости, которую он испытывал раньше, владея красивыми вещами. Матт жалел старика, но не знал, как его утешить.

— Святой Франциск советует раздать свое имущество беднякам, — сказал Матт. — Он говорит, это благое дело…

В мгновение ока Эль Патрон сделался неузнаваем. Он подскочил на кровати, глаза его яростно засверкали: словно фонтан невесть откуда взявшейся энергии взметнулся в немощном теле.

— Раздать… свое… имущество?! — заорал он, будто помолодев разом лет на сто. — Раздать свое имущество?! Ушам своим не верю! И это говоришь мне ты?! Какой дурак тебя этому научил?

— Я только предложил, — замялся Матт, испуганный этим неожиданным всплеском. — Святой Франциск жил давным-давно…

— Раздать свое имущество?! — не унимался старик. — Неужели ради этого я с боем прокладывал себе путь наверх из самого Дуранго? Неужели ради этого выстроил империю, более могущественную, чем империя Эль Дорадо?[35] Эль Дорадо каждое утро купался в золоте. Ты об этом знал?

Матт знал. Эль Патрон рассказывал ему эту историю не меньше ста раз.

— Он выходил на веранду своего золотого дома, — говорил Эль Патрон, яростно сверкая черными глазами, — а слуги посыпа́ли его золотым порошком, пока он не начинал сиять как солнце. Люди поклонялись ему как богу.

Старик погружался в свои фантазии, и глаза его устремлялись куда-то далеко-далеко, в непролазные джунгли, где некогда обитал сказочный царь.

Позже Тэм Лин похвалил Матта за смекалку.

— Когда ты предложил ему раздать его драконьи сокровища, то вернул краску на его щеки. Я с ним обращался слишком мягко. Вот что ему было надо — хорошего пинка под зад.

— А что такое драконьи сокровища? — спросил Матт. Они с Тэмом Лином сидели в садике у Селии и пили лимонад. В последнее время телохранитель практически безвылазно находился у постели перенесшего операцию Эль Патрона, но сегодня, благодаря неосторожной реплике Матта, старик отправился в самостоятельную экскурсию по дому. Пересчитывает ложечки, сказал Тэм Лин.

— А, это, — вздохнул телохранитель. — В свою сокровищницу дракон складывает добро, награбленное в рыцарских замках. Держит свои богатства в глубокой, темной пещере в горах, а по ночам спит прямо на них. Неудобно, наверное, когда тебе в бока впиваются позолоченные кинжалы и всякая прочая дрянь, но дракон покрыт чешуей, он ничего не чувствует…

Матту очень нравилось, когда Тэм Лин рассказывал ему сказки, которые слышал в детстве. В эти редкие моменты в голосе телохранителя появлялась тихая, мелодичная нежность. В воображении Матт рисовал Тэма Лина маленьким мальчиком, каким суровый шотландец был задолго до того, как жизнь расплющила ему нос и усеяла шрамами его тело.

— Становится ли дракон счастливее от этого богатства?

— Становится ли дракон счастливее от этого богатства? — эхом отозвался Тэм Лин. — Если честно, я никогда об этом не задумывался. Наверное, становится. А какие еще радости остаются существу, которое всю жизнь только и делает, что приносит другим одни несчастья? Однако продолжим: знаешь, что самое удивительное в драконах? Они всегда чувствуют, когда из их сокровищницы пропадает хоть одна, самая завалящая, ложечка. Даже если погружены в глубокую спячку… Только представь себе: ночь, темень хоть глаз выколи. И вот какой-то глупый парнишка прокрадывается в пещеру к дракону и собирается стянуть у того пару монеток. Но не тут-то было: дракон тотчас же просыпается, и тогда этому парнишке не позавидуешь. Дракон сожжет его дотла. А потом зашвырнет оставшийся от парнишки уголек в груду других таких же угольков, где покоятся те, кого дурная башка привела в драконье логово…

В лучах жаркого послеполуденного солнца над цветочными клумбами гудели пчелы. Обычно Селия выращивала овощи, но в последнее время заинтересовалась цветоводством. По одной стене вились эхинацеи, другую украшали побеги страстоцвета. Посреди аккуратной клумбы, окаймленной цветами, названия которых Матт не знал, цвели наперстянка и живокость.[36] Некоторые растения боялись солнечного света, и Тэм Лин соорудил над ними решетчатый навес. Матту казалось, что с цветами сад стал намного красивее.

— А Эль Патрон знает, сколько сокровищ хранится у него в кладовых? — Матт, конечно же, понял, о ком говорил Тэм Лин в сказке про дракона.

— Наверное, нет. Но лично я не стал бы испытывать судьбу, — ответил Тэм Лин.

19 Совершеннолетие

Всплеск энергии у Эль Патрона продлился недолго. Вскоре он снова стал бледным и слабым. То и дело вспоминал детские годы, семерых братьев и сестер, которые умерли совсем маленькими. С удовольствием слушал, как Матт играет на гитаре, хотя пальцы мальчика были еще коротковаты для самых сложных пьес.

Голос у Матта был высокий и нежный — ангельский, как говорила Селия. Слушая его, Эль Патрон впадал в тихую меланхолию. Матту нравилось смотреть на старика, когда тот, полузакрыв глаза и изогнув губы в мягкой улыбке, сидел в своем кресле. Это было лучше всяких похвал.

Однажды, когда Матт пел красивую испанскую балладу, его голос сорвался. Он взял на октаву ниже и издал звук, больше похожий на ослиный рев. Матт смутился, прочистил горло и начал заново. Поначалу песня шла гладко, но вскоре произошло то же самое. Матт в замешательстве отложил гитару.

— Итак, свершилось, — прошептал Эль Патрон из подушек.

— Простите. Я попрошу у Селии таблетки от кашля, — сказал Матт.

— Ты понятия не имеешь, что с тобой произошло, верно? Ты живешь в таком отрыве от внешнего мира, что многого не понимаешь.

— К завтрашнему дню я буду здоров.

Старик рассмеялся. Смех вышел сухим и пыльным.

— Попроси Селию или Тэма Лина, пусть они тебе объяснят. Не надо петь, просто поиграй мне. Ты хорошо играешь…

Когда Матт обратился с расспросами к Селии, женщина закрыла лицо фартуком и разразилась слезами.

— В чём дело? Что случилось? — воскликнул Матт — он не на шутку встревожился.

— Ты стал взрослым! — прорыдала Селия из-за фартука.

— Разве это плохо? — Голос Матта, к его ужасу, гудел, как басовый барабан.

— Конечно, хорошо, ми вида! — ответила Селия, утирая глаза и фальшиво улыбаясь. — Просто всегда делается немного страшно, когда маленький теленок вдруг расправляет рога и превращается в большого, красивого быка. Но это хорошо, мой милый, это очень хорошо. И это надо отпраздновать.

Матт пошел к себе и, бренча на гитаре, долго слушал, как Селия на кухне гремит кастрюлями. Он не поверил ей, что стать взрослым — это очень хорошо. Он неплохо разбирался в настроениях Селии, как бы та ни прятала их за улыбками. Он понимал, что в глубине души женщина очень огорчена, и хотел узнать почему.

Он стал мужчиной. Нет, неверно: тот, кто не был мальчиком, не может стать и мужчиной. Он стал взрослым клоном. В памяти всплыла фраза врача о том, что клоны, когда вырастают, расходятся на части. Матт уже не боялся, что развалится на куски. Но что же происходит с ними на самом деле?

Матт ощупал лицо — не пробиваются ли усы. Не нашел ничего, кроме пары бугорков от недавно заживших прыщиков. «Может, тут какая-то ошибка», — подумал он. Снова попытался спеть балладу, но голос сорвался на первой же строчке. Это его крайне расстроило: новый голос был совсем не таким красивым, как прежний.

«Интересно, у Марии голос тоже изменится?» — подумал он.

В тот же вечер во внутреннем дворике был устроен скромный праздник. Селия и Тэм Лин, чокнувшись бокалами шампанского, поздравили Матта с его новым статусом. В виде исключения шампанского — правда, по настоянию Селии, изрядно разбавленного лимонадом, — налили и Матту. В теплой, влажной темноте сада мерцали светлячки. Новые цветы Селии наполняли воздух тяжелым ароматом. Эти растения чем-то тревожили Матта. Селия говорила, что заказала их у знакомой курандеры в Ацтлане.

Тут Матту в голову пришла неожиданная мысль.

— Сколько мне лет? — спросил он, протягивая бокал. Селия, не обращая внимания на хмурый взгляд Тэма Лина, подлила ему лимонада. — Я понимаю, у меня нет дня рождения, как у людей, — продолжал Матт, — но я же как-то появился на свет.

— Тебя произвели, — сказал Тэм Лин. Голос его звучал невнятно. Он в одиночку прикончил целую бутылку, и Матт подумал, что никогда раньше не видел телохранителя пьяным.

— Я вырос внутри коровы. Она что, родила меня, как теленка? — Матт не видел ничего плохого в том, что его родили в хлеву. Сам Господь наш Иисус появился на свет в этом месте…

— Тебя произвели, — повторил Тэм Лин.

— Ему не обязательно знать подробности, — попробовала остановить его Селия.

— А я говорю, обязательно! — Тэм Лин яростно ударил кулаком по раскладному столику — нежно задребезжали бокалы, Матт и Селия вздрогнули. — Хватит с нас проклятой секретности! Хватит проклятой лжи!

— Ну пожалуйста. — Селия успокаивающе положила руку Тэму Лину на плечо. — Видеокамеры…

— Да пропади они пропадом, эти видеокамеры! Смотрите, мерзкие шпионы! Вот что я о вас думаю! — Он повернулся к увитой лианами эхинацеи стене и сделал крайне неприличный жест. Однажды Матт сделал такой же жест в присутствии Селии, и ему здорово влетело…

— Пожалуйста! Если не думаешь о себе, подумай хотя бы о нас. — Селия упала перед телохранителем на колени и молитвенно сложила руки.

Тэм Лин встряхнулся, как мокрый пес.

— Тьфу! Чего только не наговоришь по пьяной лавочке! — Он схватил бутылку с остатками шампанского и запустил в стену. Матт услышал, как зашуршали осколки по густым листьям. — Вот что я тебе скажу, парень. — Тэм Лин взял Матта за грудки и рывком поднял на ноги. Селия, бледная и взволнованная, не отрываясь глядела на них. — Тебя девять месяцев растили в несчастной корове, а потом взяли и вырезали из нее. Тебя произвели. А ею пожертвовали. Так всегда говорят, когда убивают несчастное лабораторное животное. Твою приемную мамашу пустили на бифштексы…

Он выпустил Матта, и тот испуганно попятился.

— Всё хорошо, Тэм Лин, — мягко произнесла Селия.

— Ни черта не хорошо! — Телохранитель тяжко опустился на стул и уткнулся головой в сложенные руки. — Мы для этой шайки — те же лабораторные животные. Просто с нами обращаются чуть получше. Но только до тех пор, пока мы приносим пользу…

— Так будет не всегда, — прошептала Селия и обняла его.

Тэм Лин повернул голову и глянул на нее из-под сложенных ладоней.

— Я знаю, что ты задумала, но это слишком опасно, — сказал он.

Селия погладила его по спине мягкой ласковой ладонью.

— Эта Ферма стоит уже больше сотни лет. Как ты думаешь, сколько идиойдов похоронено под маковыми полями?

— Тысячи. Сотни тысяч… — Голос Тэма Лина был тих, как стон.

— Как ты считаешь, не хватит ли? — Селия улыбнулась Матту, всё еще поглаживая телохранителя по широкой спине. На этот раз улыбка ее была настоящей, и среди теней вечернего сада Селия неожиданно стала очень красивой. — Иди ложись спать, ми вида, — сказала она. — Я загляну к тебе попозже.

Матт не на шутку обиделся. Эти двое, кажется, забыли, что вечер посвящен ему, его совершеннолетию. Он угрюмо поплелся к себе в спальню. Побренчал немножко на гитаре, надеясь, что льющаяся из окна музыка пробудит совесть у парочки в саду. Но вскоре его гнев развеялся.

Ему на смену пришло ощущение, будто он, Матт, упускает из виду что-то очень-очень важное. Намеки порхали вокруг, как светлячки в саду. Они буквально светились невысказанными подсказками — светились ровно столько, чтобы Матт чуть-чуть не успевал понять, на что они, собственно, намекают, чего подсказывают. А потом, как настоящие светлячки, гасли. Тэм Лин и Селия были слишком осторожны.

Так тянулось из года в год. Матт знал, что от него скрывают некую жизненно важную информацию. Эта информация касается клонов. Ему не положено знать, как они появляются на свет. И не положено знать, что у всех у них — кроме него самого, Матта, — уничтожен мозг.

В сотый раз Матт задумался о том, зачем нужно создавать чудовищ. Наверняка не для того, чтобы заменить ими любимого ребенка. Детей любят — клонов ненавидят. И не для того, чтобы завести себе домашнюю зверушку. Никакие зверушки не похожи на страшное напуганное существо, которое Матт видел в больнице.

Матт вспомнил, как мистер Мак-Грегор и Эль Патрон сидели рядышком в инвалидных колясках. «Поставил себе новую печень, — говорил Мак-Грегор, довольно похлопывая себя по животу, — а заодно уж согласился и на новые почки». Он посмотрел на Матта ослепительно-голубыми глазами, совсем такими же, как у Тома, и Матт содрогнулся от внезапно накатившего отвращения.

Нет! Не может быть!

Матт вспомнил день рождения, когда к Эль Патрону внезапно вернулись умственные способности. «Эмбриональные мозговые имплантаты? Надо попробовать, — сказал мистер Мак-Грегор. — С вами этот метод сотворил чудеса».

«Но не откладывайте слишком надолго, — посоветовал Эль Патрон. — Надо дать врачам как минимум пять месяцев на подготовку. А лучше все восемь…»

Не может быть! Матт прижал ладони к вискам, чтобы страшная мысль не смогла вырваться наружу. Если об этом не думать, значит, этого и не бывает…

Но мысль всё равно проскользнула сквозь пальцы. Мистер Мак-Грегор создал себе клона, чтобы было откуда взять печень и почки! У существа в больнице были весьма веские причины вопить во всё горло! А откуда Эль Патрон взял мозговые имплантаты? Или дополнительное сердце, которое помогает биться его старому, изношенному?!

Все доказательства были налицо. Только слепота мешала Матту разглядеть правду. Слепота и… нежелание думать. Он не глуп, все улики давным-давно перед глазами. Просто правда была слишком ужасна…

Эль Патрон тоже создавал клонов, чтобы брать у них необходимые органы. Он вёл себя так же, как мистер Мак-Грегор!

«Нет, не также! Потому что я не такой, как другие клоны», — в отчаянии подумал Матт, глядя в потолок. Селия разрисовала его мерцающими в темноте звездочками. Со дня переезда в эту квартиру Матт спал под слабо светящимся пологом из звезд. Сейчас они успокаивали, утешали его.

«Я не такой. Меня создали не на запчасти!»

Эль Патрон не позволил врачам разрушить его мозг. Он защитил его, отдал на воспитание Селии, дал в товарищи Тэма Лина, нанял мистера Ортегу, чтобы учить Матта музыке. Старик очень гордится достижениями мальчика. Так не поступают, если планируют впоследствии тебя убить.

Матт заставил себя дышать медленнее. До сих пор он задыхался, как вытащенная из воды рыба, как пойманная птица. Ему доводилось видеть, как птицы умирают от страха, если в панике не могут вырваться через закрытое окно. Надо всё тщательно обдумать. Что бы ни случалось с прочими несчастными клонами, было ясно, что ему, Матту, уготована другая судьба.

Эль Патроном двигал иной мотив — не тот же, что мистером Мак-Грегором. Простое тщеславие, с ужасом понял Матт. Глядя на мальчика, старик видел самого себя: молодого, сильного и крепкого рассудком. Всё равно что смотрелся в зеркало. Впечатление было бы совсем иным, если бы Матт бессмысленно пускал пузыри на больничной койке.

Матт стиснул подушку. Точно так же он обнимал когда-то плюшевого мишку, пока не вырос из подобных глупостей. Ему казалось, будто его сталкивают с высокого обрыва. А надо было еще задуматься над печальной судьбой других клонов.

«Моих братьев», — подумал Матт.

Вспомнив свою преданность человеку, сотворившему его, Матт содрогнулся. Эль Патрон любит его, но он полон зла. «Трудно представить себе человека более злого, порочного и себялюбивого», — писала Эсперанса в книге о стране под названием Опиум. Прочитав эти слова, Матт со злостью отшвырнул книгу прочь. Но тогда Матт был еще маленьким мальчиком. А теперь стал мужчиной — или кем-то наподобие этого. А мужчины, часто говорил Тэм Лин, не боятся смотреть правде в глаза.

Селия и Тэм Лин зашли пожелать Матту спокойной ночи.

— Да у тебя лихорадка! — вскричала Селия и побежала заваривать травяной чай. А Тэм Лин стоял молча и смотрел. Силуэт телохранителя грозно темнел в дверном проеме, и Матт вспомнил двадцать ребятишек, убитых бомбой, предназначенной для английского премьер-министра. Казалось, этот человек впитывает в себя слабый звездный свет, струящийся с потолка.

Когда Селия вернулась с чаем, Тэм Лин пожал плечами и сказал:

— Отвечаю на твой вопрос, парень. Тебе четырнадцать лет.

Потом он вышел из комнаты и направился в тщательно охраняемое крыло, где обитал Эль Патрон.

20 Эсперанса

Матт проснулся больной, в лихорадке. На грудь словно положили тяжеленный валун. И столкнуть его можно было только одним способом — убедиться, что страхи его необоснованны. Он мог бы спросить Селию, но боялся ответа.

Матт чувствовал тяжесть устремленных на него невидимых глаз. Быть может, в эту самую минуту кто-нибудь следит за ним через видеокамеры, а может, комната слежения пуста. Узнать наверняка невозможно. Может, там сидит Фелисия, зябко кутается в шубу и придумывает, как его, Матта, уничтожить…

Спросить Тэма Лина? Но Матт не знал, как сформулировать вопрос: «Кстати, меня не собираются пустить на бифштексы?» Но еще страшнее был бы возможный ответ телохранителя: «В самую точку попал, парень. Я всегда говорил, что голова у тебя светлая».

Какую меру правды он способен выдержать?

Однако стоило Матту подняться, и настроение его заметно улучшилось. Горячий душ и французские тосты на завтрак развеяли ночные страхи. Какой смысл Эль Патрону давать хорошее образование тому, кто предназначен на запчасти? Трансплантатам не нужны отличные отметки. Матт пошел на конюшню и велел привести Послушную Лошадку.

Над маковыми полями стелился туман. Так часто бывало ранним утром, когда дождевальные установки увлажняли холодный воздух над землей. Вскоре солнце развеет туман, но сейчас он разливался молочным морем, укутывая до колен ноги едущего верхом Матта. Удивительно и странно было ехать сквозь туман, видя перед собой только голову и загривок лошади. Будто плывешь по заколдованному озеру.

«Мне четырнадцать лет, — подумал Матт. — Я уже взрослый».

От этой мысли он почувствовал себя сильнее: в Средние века принцы шли на войну в его возрасте, а то и моложе…

В оазисе было тенисто и прохладно. Недавние дожди наполнили пруд, и теперь он плескался у самого подножия виноградной шпалеры. Матт перетащил металлический сундук повыше, разделся и вошел в воду. Тэм Лин, иногда разрешавший Матту делать опасные вещи, предостерегал его от купания в этом пруду: местами дно уходило на неведомую глубину. Но Матта опасность только привлекала.

По-собачьи, фыркая и отдуваясь, он переплыл пруд. Из-под рук стремглав разлетались стайки перепуганных рыбешек. Матт выбрался на берег и сел возле креозотового куста. Было немного зябко. Вскоре солнце нагреет землю, но пока что в пустынном воздухе еще держалась ночная прохлада.

Матт задрал голову. Синее небо было таким ярким, что заболели глаза. Дождь смыл всю пыль, и воздух стал на редкость прозрачным; казалось, будто вдыхаешь чистый свет. Впечатление заколдованности здешнего места стало еще сильнее.

Что ему мешает перебраться через горы и уйти в Ацтлан? Судя по рассказам Селии, страна эта бедная, и всё-таки, когда женщина говорила о ней, лицо ее озарялось светом. Ацтлан полон людей, полон жизни. Это новый мир, где его не отыщут ни видеокамеры, ни злоба Фелисии. И не надо будет сталкиваться с мистером Мак-Грегором, сшитым из запасных частей.

Но сможет ли он жить там без Селии и Тэма Лина? И без Марии?

Когда Матт подумал о путешествии через серовато-коричневые кручи, настроение его поднялось еще выше. Однако принимать решение пока рано. Эль Патрон может прожить еще много-много лет — и проживет, заверил себя мальчик. Как-никак у старика самые лучшие в мире врачи. Матт тщательно обдумает план похода, быть может, даже возьмет с собой Марию… Тошнотворные страхи прошлой ночи окончательно развеялись, и он почувствовал себя королем. Матт Завоеватель…

Он переплыл пруд обратно. Солнце уже поднялось высоко и теперь заливало долину ослепительно-жаркими лучами. Матт распаковал книги и карты Тэма Лина. Только теперь он понял, для чего они нужны, и вознамерился основательно изучить их, чтобы подготовить будущий побег.

«История Опиума, — прочитал он в книге Эсперансы, — полна ужасов и крови». Матт привалился к скатке одеял и откусил кусочек холодного тоста. Высокопарная манера автора по-прежнему раздражала, но спорить с приводимыми ею фактами он не мог.

«Маттео Алакран — вскоре он стал называть себя Эль Патрон — выращивал опиум от реки Пекос до Солтон-Си,[37] — прочитал Матт. — Для ухода за плантациями ему требовалось колоссальное количество рабочей силы. В ней недостатка не было — каждый день через границу переходили тысячи мексиканцев. Оставалось только их поймать.

С этой целью был организован Фермерский Патруль — настоящая армия, состоящая из самых гнусных преступников и негодяев, каких исторгла из себя коррумпированная тюремная система во всех уголках мира».

Матт в раздражении захлопнул книгу. Опять она разражается гневными тирадами в адрес Эль Патрона! Наверняка эта Эсперанса — сущая ведьма. Он выпил принесенную из дома бутылку сока и снова принялся за чтение:

«Но даже при этом Эль Патрону было трудно контролировать нелегалов. Они проскальзывали у него между пальцев, помогали друг другу бежать. Неиссякаемым потоком текли через Опиум к границе Соединенных Штатов, пока наконец правительство этой страны не пригрозило Эль Патрону военными санкциями.

И тогда наркотический деспот, боясь потерять свою рабовладельческую империю, предложил создавать идиойдов.

На первый взгляд, — читал Матт, — казалось, что трудно придумать идею более гуманную. В конце концов, что такое страдание? Страдание — это всего лишь неприятное человеческое ощущение. Идиойды же не чувствуют ни холода, ни жары, ни жажды, ни одиночества. Специальный компьютерный чип удаляет эти ощущения из их мозга. Они старательно трудятся от зари до зари, как рабочие пчелы. Насколько можно судить со стороны, их нельзя назвать несчастными. Так кто же посмеет сказать, что с ними обошлись негуманно?

Я посмею! — взвивалась Эсперанса. — Эль Патрон продал души этих людей дьяволу! Когда они умирают, он удобряет их телами свои поля. Корни Опиума напитаны кровью, и всякий, кто покупает их гнилое семя, уподобляется кровожадному людоеду».

На сегодня, пожалуй, хватит! Матт положил книгу на грудь и попытался представить себе лицо Эсперансы. Наверное, вся покрыта бородавками, как старая ведьма. Во рту желтые клыки, а щеки провалились, как кожура гнилой тыквы. Он перелистал книгу, ища фотографию.

Он нашел ее на странице 247. Эсперанса была одета в черный костюм с жемчужным ожерельем. Черные волосы блестящей вуалью обрамляли бледное, красивое лицо.

Она была очень похожа на Марию.

Матт прочитал подпись под фотографией: «Эсперанса Мендоса, бывшая супруга сенатора Мендосы, одна из основателей Калифорнийского общества по борьбе с рабовладением. Автор многочисленных книг. Лауреат Нобелевской премии мира за…»

Матт выронил книгу. Мария, наверное, об этом не знает. Считает, что ее мама умерла. Эсперанса ушла из дома, когда Марии было всего пять лет, и никогда больше не возвращалась. Малышка считала, что ее мама заблудилась в пустыне, и просыпалась в слезах, уверяя, что слышит мамин голос. Вот почему Мария так не любила расставаться с вещами. Она очень боялась потерять то, что любит.

А ее мама всё это время преспокойно жила себе в Калифорнии! В душе у Матта вспыхнула злость к этой женщине. И к сенатору Мендосе тоже! Он наверняка знал о том, что произошло на самом деле, но предпочел видеть, как Мария страдает. Ну что же, он, Матт, не допустит, чтобы это продолжалось и дальше. В следующий визит Марии — а она наверняка приедет через два месяца на свадьбу Стивена и Эмилии — Матт ошарашит ее неопровержимым доказательством.

Вскоре Матт понял, почему Тэм Лин запрещал ему купаться в этом пруду. Той же ночью он слег с жесточайшим желудочным расстройством. Несколько часов его беспрерывно рвало, горло словно огнем горело. Селия заявила, что сама будет лечить его. Она стакан за стаканом вливала в него молоко, ни на миг не оставляя одного. В паузах между приступами он заметил, что руки у нее такие же холодные и влажные, как у него.

Наконец ему стало немного лучше. Селия уложила его в постель, придвинула кресло к изголовью и всю ночь сидела, глядя, как Матт то забывается тяжелым сном, то вновь просыпается. Так, проснувшись в очередной раз, мальчик обнаружил, что над ним склонился Тэм Лин. Затем телохранитель выпрямился и сказал:

— У него изо рта пахнет чесноком.

«А почему бы и нет?» — сквозь дремоту подумал Матт. Селия щедро сдабривала чесноком все свои блюда.

— Я тебя предупреждал, не делай этого, — сказал Тэм Лин Селии.

— В следующий раз подберу правильную дозировку, — пообещала та.

— Ты хочешь всё погубить?

— А вдруг твой план не сработает? Нужен запасной вариант, — сказала Селия.

— Ты его убьешь!

Она бросила взгляд в сторону скрытой камеры.

— Скорее сама умру, чем допущу это.

Голоса стихли. Матт старался не спать, прислушивался, не обмолвятся ли они о чём-нибудь еще, но усталость сморила его.

Поутру Матт проснулся с сильной головной болью. Голова болела еще несколько дней, а как только мальчику показалось, что дела идут на поправку, накатил новый приступ тошноты. Второй приступ был не таким тяжелым, как первый: по-видимому, организм одолевал болезнь. Он не понимал, почему Селия не хочет позвать врача, но был благодарен ей за это. Иначе пришлось бы идти в больницу, а этого Матт старался избежать любой ценой.

Более или менее оправившись после болезни, Матт снова стал проводить целые дни у постели Эль Патрона, прислушиваясь к бормотанию старика. Воспоминания Эль Патрона постепенно окутывались густым туманом. Иногда он называл Матта чужим именем, путал и многие другие вещи тоже.

— Я построил эту халупу собственными руками, — как-то сообщил он Матту. Матт огляделся. Роскошный особняк с садами и фонтанами никак нельзя было назвать халупой.

— И виноградную лозу тоже я посадил, — продолжал Эль Патрон. — Она хорошо прижилась. За два года увила всю шпалеру. Наверное, всё дело в воде. Нет ничего лучше этих водоемов среди пустыни.

«Он говорит об оазисе», — с изумлением подумал Матт. Выходит, это Эль Патрон жил там много лет назад! Хижина давно обвалилась, но виноградная лоза всё еще растет.

— Это то самое место, которое скрыто за отверстием в скале? — на всякий случай уточнил Матт.

— Конечно, Фелипе! — воскликнул Эль Патрон. — Ты же каждый день лазаешь в эту дырку. — Он снова погрузился в воспоминания, будто глаза его видели нечто недоступное другим смертным. — Самое красивое место на свете, — вздохнул он. — Если на свете есть рай и меня туда пустят, то там, наверное, я увижу такой же водоем и виноградную лозу.

Потом он углубился в еще более давнее прошлое. Голосом, полным искренне-детского восторга, Эль Патрон описывал некую асьенду, куда он много лет назад ходил на фиесту.[38]

— У них есть фонтан, — дивился Эль Патрон. — Вода журчит как музыка, а посередине стоит мраморный ангелочек. Фонтан такой прохладный, такой чистый! А чем нас угощали, Фелипе! Ты даже представить себе не можешь. Тамалес — ешь, сколько влезет — и жареные ребрышки! Рельенос с чили и каменные крабы прямиком с Юкатана![39] И целый стол карамельных пудингов — каждая порция на отдельном блюдечке!

Матт понял, что если на свете и есть рай, то в нём столы ломятся от каменных крабов с Юкатана и карамельных пудингов. Неожиданно голос Эль Патрона стал печальным.

— Мама привела на фиесту моих сестренок. Одну она несла на руках, а другая держалась за юбку и шла следом. Мои сестренки подхватили тиф и умерли в один и тот же час. Они были такие маленькие, что не доставали до подоконника — даже когда вставали на цыпочки.

Матт слушал и думал, что Эль Патрон, вспоминая прошлое, меняется к лучшему. Он делается добрее, уязвимее… Матт любил старика, но уже не сомневался, что тот действительно полон зла.

— Кто такой Фелипе? — поинтересовался Матт у Селии, хлопочущей возле дровяной печки.

— Ты о ком говоришь — о поваренке или о садовнике? — спросила она.

— Нет, это, наверное, кто-то другой. Так меня всё время называет Эль Патрон…

— Ох, боже мой, — пробормотала Селия, даже тесто перестала месить. — Фелипе — это его сын. Он умер лет восемьдесят назад.

— Тогда почему?..

— Так часто бывает с людьми, ми вида. Сначала они становятся всё старше и старше, а потом прекращают стареть и делаются моложе и моложе. Сейчас Эль Патрон считает, что ему тридцать пять, и принимает тебя за своего сына Фелипе. Наверно, он не понимает, кто ты такой.

— И что же мне делать?

— Стань для него Фелипе, — коротко ответила Селия.

Матт пошел в музыкальную комнату: он решил немножко поиграть на пианино, чтобы успокоить нервы. Если у Эль Патрона отказывает разум, значит, скоро ему поставят новую порцию эмбриональных мозговых имплантатов. А это значит, что внутри коровы будет выращен новый эмбрион — брат Матта. Чувствуют ли эмбрионы смерть? Страшно ли им? Матт с жаром заиграл переложение «Турецкого марша» Моцарта — заиграл так громко, что слуга в коридоре от неожиданности выронил поднос. Закончив, он начал заново. Опять и опять. Упорядоченные аккорды вселяли уверенность, что он властен над собственной жизнью, уносили его прочь из удушливой атмосферы Большого Дома.

Ему всё больше и больше хотелось бежать. Однажды придя ему в голову, мысль эта возвращалась снова и снова, пока желание не переросло в настоятельную потребность, едва ли не в боль. Он чувствовал себя замурованным, запертым, словно червяк в ореховой скорлупе. Книга Эсперансы раскрыла перед ним все ужасы империи, выстроенной Эль Патроном, а недавно он своими глазами видел низкие, темные жилища идиойдов, тесные и смрадные, как гробы.

Он уйдет через серые туманные горы, окаймляющие оазис. Убежит в Ацтлан. Именно для этого Тэм Лин оставил ему сундук с картами и провизией — в этом Матт не сомневался.

Но до свадьбы Стивена и Эмилии убежать не удастся. Там будет Мария, а он не может уйти, не повидавшись с ней.

21 Свадьба

Большой Дом бурлил. Вдоль стен салона расставили кадки с апельсиновыми деревьями. По дому витал оглушительный аромат цветов. В садах высадили жасмин, жимолость и подмаренник.[40] От такого изобилия запахов у Матта кружилась голова. Желудок до сих пор не пришел в норму после купания в оазисе.

В примыкающих к кухне морозильниках соорудили ледяные скульптуры. Матт заглянул внутрь — в морозной дымке вырисовывались русалки, львы, сказочные замки, раскидистые пальмы. На свадебном празднестве их поставят в чаши с пуншем.

Старые шторы и ковры были убраны, их место заняли новые — бело-розовые, шитые золотом. Заново выкрасили стены, отмыли и тщательно отполировали красную черепицу на крыше. Дом стал похож на громадный праздничный торт, покрытый сахарной глазурью.

Во время этих приготовлений Матт старался держаться в стороне. Он знал, что на празднике ему придется не высовывая носа сидеть в квартире Селии. «Ну и ладно», — думал Матт, шаркая ногами по свежепостеленной белой ковровой дорожке. Ему не хотелось идти на эту дурацкую свадьбу. Уже много лет всем известно, что Стивену и Эмилии предстоит пожениться. Так решил Эль Патрон: старику хотелось связать семейство Алакран с могущественной политической машиной, которой заправлял сенатор Мендоса в Соединенных Штатах. Стивену и Эмилии просто повезло, что они нравятся друг другу. Если бы они друг друга ненавидели, это ничего бы не изменило…

Бенито, старший брат Стивена, женился на дочери нигерийского президента, потому что Нигерия была одной из самых богатых стран в мире. Бенито и Фани, его невеста, возненавидели друг друга с первого взгляда, но Эль Патрону нужны были нигерийские деньги, так что мнение молодых в счет не шло.

С приближением назначенного дня Матт чувствовал себя всё более одиноко. Селия целыми днями хлопотала на кухне, ей было не до разговоров. Тэм Лин безотлучно находился при Эль Патроне, чьё здоровье не допускало никаких визитов. Матт мог бы пойти в оазис, но им овладела какая-то странная усталость. Он рано ложился спать, но по ночам мучился от кошмаров. Во рту стоял металлический привкус, голова болела. Он только раз ненадолго съездил в оазис, чтобы забрать книгу Эсперансы об Опиуме.

Дом наполнился гостями. Мистер Мак-Грегор прибыл с новой женой — седьмой по счету, если Матта не подводила память: она была совсем молоденькая, едва ли старше Эмилии. Фелисия беспробудно пила. Куда бы она ни пошла, ее преследовал невидимый шлейф из паров виски. Она как привидение бродила по саду, от одной группы к другой, глядела на гостей лихорадочно горящими глазами; людям становилось неловко, и они отходили прочь.

Мистер Мак-Грегор пребывал в прекрасном расположении духа. Недавно он пересадил себе волосы. Голова его покрылась буйной порослью непослушных рыжих завитушек, почти как у Тома. Он то и дело приглаживал их рукой, будто боялся, что волосы осыплются, если не вогнать корни поглубже в кожу.

Матт следил за происходящим, прячась за колоннами и гардинами. Ему совсем не улыбалось, чтобы кто-нибудь воскликнул: «А это еще что? Кто пустил это существо бродить среди людей?»

В день свадьбы возле дома приземлился нигерийский гравилёт. На нём прибыли Бенито, Фани и Стивен. Мистер Алакран радушно поприветствовал сыновей и поцеловал Фани в щеку. Та сморщилась, будто коснулась чего-то гадкого. Лицо у нее было жесткое, резкое; у Бенито уже начал вырисовываться пивной животик. Стивен же был прекрасен, как сказочный принц.

Матт испытывал к нему меньше неприязни, чем к остальным Алакранам. Ведь не кто иной, как Стивен, на руках вынес его из домика среди маковых полей. И пусть даже с тех пор они с Эмилией не обращали на Матта ни малейшего внимания, зато и особой неприязни не выказывали…

Матт смотрел на прогуливающихся в саду гостей и вспоминал их имена, звания, деловые связи. Ему казалось, что он знает империю Алакранов чуть ли не лучше самого Стивена. В который раз Матт ощутил, какая пропасть отделяет его от остального человечества. Все эти люди собрались здесь, чтобы чествовать Стивена. Но никто никогда не станет чествовать его, Матта, да и жениться ему не суждено…

На лужайку приземлился гравилёт с американским гербом на фюзеляже. Сердце Матта екнуло и отчаянно заколотилось в груди. Все гости обернулись к посадочной площадке и, вытянув шеи, принялись разглядывать невесту. Эмилия их не разочаровала. На ней было переливчатое голубое платье, вокруг стайкой порхали нарядные маленькие девочки. Они держали корзинки с белоснежными лепестками роз и горстями бросали их в толпу. Поначалу Матт умилился этому зрелищу, но потом понял, что все девочки — идиойды.

Под всеобщие аплодисменты сенатор Мендоса повел дочь по лестнице в салон. Но Матт уже не смотрел на них. Единственный человек, который его интересовал, тихонечко выскользнул из гравилёта. Никто не заметил, как Мария юркнула в толпу, никто не обратил внимания, что она не идет за сестрой. Однако Матт всё понял и принялся украдкой пробираться к музыкальной комнате.

Обычно люди избегали заходить в музыкальную комнату. Слуги заглядывали сюда, только чтобы прибраться, а Фелисия давно перестала играть. Эта комната стала территорией Матта и, следовательно, считалась нечистой.

Он притворил за собой дверь и сразу же направился к чулану. Мария уже ждала его в потайном коридоре.

— Ну наконец-то! — воскликнула она, бросаясь ему на шею. — Ты по мне соскучился?

— Еще как! — он тоже обнял ее. — Я о тебе каждый день вспоминал. Хотел написать, но не знал куда.

— Ужасный у нас монастырь, — пожаловалась девочка, выпуская Матта и усаживаясь на пол. — В общем-то, там, конечно, ничего, просто мне ужасно не нравится. Я хочу заниматься благотворительной работой, а сестры меня не пускают. Ты представляешь?! Они считают, что следуют учению святого Франциска, а сами скорее умрут, чем омоют язвы хоть одного нищего.

— Мне бы тоже не хотелось омывать нищим язвы, — сказал Матт.

— Это потому, что ты волк. Ты бы его попросту сожрал.

— Только сперва нашел бы нищего без язв, — сказал Матт.

— Ты вообще никого не должен есть. Расскажи, как ты тут поживаешь. Боже мой, что за скучные там девчонки! Ничего не делают, только читают комиксы про любовь да трескают шоколадки. — Мария снова прильнула к Матту, и ему стало на удивление хорошо. Давно он не был так счастлив!

— Комиксы про любовь? — переспросил он.

— Волкам это неинтересно. Расскажи лучше, что ты видел по телевизору. Нам там не разрешают смотреть телевизор — только передачи, которые пойдут на пользу нашим душам.

— А у меня вот души нет, — вздохнул Матт.

— Я думаю, всё-таки есть, — возразила Мария. — Я читала современную церковную доктрину об экологии. Согласно недавним исследованиям, святого Франциска считают первым экологом. Считают, что он взывал к животным, потому что у них есть маленькая душа, которую можно вырастить в большую. Если потрудиться, даже воробей или цикада могут попасть на небеса.

— Или в ад…

— Не будь таким вредным. — И Мария принялась рассказывать о своих новых идеях и спорах с преподавательницей морали в монастыре. Потом перешла к тому, что ей нравится возделывать сад, но жалко собирать урожай с бедных маленьких растений, и сообщила, что была одной из лучших в классе по математике, но ей снизили отметки за то, что она загорала голышом на крыше.

Она спешила выложить Матту всё, что накопилось в душе за долгие месяцы. Матт не возражал. Ему нравилось сидеть рядом с ней в темноте и чувствовать ее голову у себя на плече.

— О боже! Я всё болтаю и болтаю, а тебе не даю ни слова сказать! — наконец воскликнула девочка. — Меня за это уже столько раз наказывали. Только никто в монастыре не слушает меня так, как ты.

— Мне нравится тебя слушать, — сказал Матт.

— Теперь я замолчу, а ты расскажи, что тут поделывал без меня. — Она обняла его, и Матт вдохнул аромат ее духов — теплое, волнующее благоухание гвоздики. Матт охотно просидел бы так всю жизнь.

Он рассказал ей о бараках для идиойдов, о встрече с Фермерским Патрулем, о походе в больницу. Когда он дошел до сердечного приступа Эль Патрона, Мария вздрогнула.

— Какой же он старый, — прошептала девочка. — В этом нет ничего плохого, — тут же торопливо добавила она, — просто слишком уж он стар.

— Вряд ли его вспомогательное сердце продержится долго, — сказал Матт.

— Он вообще не должен был его ставить, — сказала Мария.

— А ты знаешь, где он его взял?

— Я… я… — Мария смутилась. — Мне не положено говорить об этом, но… да, я знаю, где он его взял! И это очень плохо! — Она еще крепче обняла Матта. Он не знал, что сказать. Разом вернулись все страхи, с которыми он так упорно боролся. Он хотел спросить Марию, что именно она знает, но боялся услышать ответ.

— Я не такой, как другие клоны, — сказал он — больше для того, чтобы успокоить самого себя. — Эль Патрон дал мне самое лучшее образование. Купил музыкальные инструменты, компьютеры. Ни в чём мне не отказывает. И искренне радуется, когда я получаю отличные отметки или разучиваю на пианино новую пьесу. Он говорит, что я гений.

Мария ничего не ответила. Только спрятала лицо у него на груди, и он почувствовал, как по рубашке его расплывается влажное пятно. Матт знал, каково оно на вкус. Только этого еще не хватало! О чём она плачет?!

— Он не стал бы так обо мне заботиться, — осторожно затронул Матт самую больную тему, — если бы не готовил меня к долгой-предолгой жизни.

— Наверное, ты прав, — сквозь слезы пробормотала она.

— Конечно, прав! — твердо произнес Матт. — У меня образование лучше, чем у Стивена. Когда-нибудь я стану помогать ему управлять поместьем. Опиум — страна большая, здесь хлопот на всех хватит. Бенито слишком глуп, а Том… ну, с ним и так всё ясно. Эль Патрон его терпеть не может.

Мария напряглась.

— Он относится к нему гораздо лучше, чем ты думаешь.

— Том даже не из этой семьи. Он находится здесь лишь потому, что Эль Патрон не любит выпускать из рук то, что ему принадлежит.

— Это ложь! — с жаром возразила Мария. — Том один из его наследников, и он совсем не глуп!

— Я и не говорил, что он глуп. Он всего лишь подлец.

— Однако его считают достойным жениться на мне!

— Что?! — Матт не поверил своим ушам. Мария еще маленькая. До замужества ей ждать еще долгие годы.

— Давай не будем ссориться, — горестно вздохнула Мария. — В этих вопросах ни у кого из нас нет выбора. Посмотри на Бенито и Фани. Она сказала, что скорее выпьет цианистый калий, чем выйдет за Бенито. Ну и что? Эль Патрон отдал приказ, и ее отец так накачал дочку наркотиками, что она вообще перестала понимать, где право, где лево…

Матт потерял дар речи. Неужели кто-то хочет, чтобы Мария вышла замуж за Тома?! Он же просто… гнойный прыщ! Немыслимо! Он включил фонарик, который всегда хранил в коридоре, прислонил его к стене, всмотрелся в ее бледное лицо.

— Стивен и Эмилия нравятся друг другу, и я ничего не имею против Тома… — продолжала Мария, — почти ничего. Он, правда, становится всё больше похож на мистера Мак-Грегора, но я сумею изменить его.

— Тома не изменишь, — возразил Матт.

— Терпением и любовью можно добиться многого, — сказала Мария. — Так или иначе, свадьба будет еще через много-много лет. Может быть, до тех пор Эль Патрон передумает. — Однако в голосе ее не слышалось надежды.

Матт оцепенел от отчаяния. О будущем не хотелось и думать. В глубине души он знал, что когда-нибудь Марии предстоит выйти замуж. И тогда он ее больше не увидит. Но даже в самом страшном сне ему не могло привидеться, что ее отдадут в лапы этому маленькому чудовищу.

— Погоди. — В голову ему пришла неожиданная мысль. — У меня для тебя кое-что есть.

— Подарок? — Мария оживилась.

Матт достал припрятанную «Историю Опиума», раскрыл ее на странице 247 и посветил фонариком на портрет Эсперансы Мендоса.

— М-мама? — выдохнула Мария.

— Ты помнишь, как она выглядела? — Матт удивился.

— У папы есть фотографии. — Она взяла книгу, всмотрелась в портрет, прочитала биографические сведения и словно окаменела. — Мама получила Нобелевскую премию мира, — наконец прошептала она.

— И еще много чего, — добавил Матт.

— Но так и н-не вернулась. — Лицо Марии стало таким печальным, что у Матта заныло сердце.

— Она не могла вернуться, ми вида. — Матт бессознательно назвал ее одним из самых ласковых слов Селии. — Она ярая противница Опиума и всего, за что выступает твой отец. Как ты думаешь, пустил бы он ее домой? Эль Патрон пустил бы? — На самом деле, подумал Матт, Эль Патрон легко мог бы отдать приказ ее убить. Ему не впервой избавляться от врагов.

— Даже письма ни разу не написала, — прошептала Мария.

— Разве не понимаешь? Твой отец уничтожил бы все ее письма. Но ты можешь связаться с ней. Твой монастырь — где он?

— В Ацтлане, в устье реки Колорадо. В городе Сан-Луис.[41]

— Я внимательно прочитал книгу твоей мамы. — Матт осторожно забрал «Историю Опиума» из холодных рук Марии и положил на пол. Взял ее ладони в свои, пытаясь согреть. — Она пишет, что ацтланцы ненавидят Опиум и готовы на всё, чтобы уничтожить его. Может быть, кто-нибудь в монастыре согласится доставить письмо твоей матери? Я уверен, она тоже хочет найти тебя. И наверняка не даст тебе выйти замуж за Тома…

«И заберет туда, где я тебя больше никогда не увижу», — подумал Матт; в горле его встал горький комок. Но это уже будет неважно. Он всё равно ее потеряет. Сейчас самое главное — спасти ее.

— Мне надо идти, — неожиданно сказала Мария. — Эмилия будет меня искать.

— Когда мы еще увидимся?

— Завтра свадьба, и у меня не будет ни одной свободной минуты. Я назначена подружкой невесты.[42] Сможешь прийти?

Матт горько рассмеялся.

— Смогу, если сумею замаскироваться под девочку-идиойда с цветами.

— Понимаю. Такой ужас! Я спросила Эмилию, почему она не взяла настоящих детей, а она сказала, что настоящие ни за что не справятся с таким ответственным делом.

— Ты же знаешь, меня не пригласят, — сказал Матт.

— Как всё несправедливо, — вздохнула Мария. — Если бы я могла, я бы сбежала со свадьбы и осталась с тобой.

Ее слова тронули Матта, хоть он и понимал, что этому не бывать.

— Я буду ждать тебя здесь, — сказал он. — Хочешь взять книгу?

— Нет. Представляешь, что сделает папа, если найдет ее? — Она ласково поцеловала его в щеку, и Матт ответил тем же. Еще долго после ухода девочки он ощущал на губах вкус ее кожи.

Место было не в первом ряду, но ничего лучшего Матт придумать не смог. Скорчившись в три погибели, он уселся в потайном коридоре возле компьютерного зала и, вооружившись карманной подзорной трубой — подарком Тэма Лина, — прильнул к смотровому глазку.

Он надеялся, что компьютерный зал будет пуст, но тот оказался битком набит: у каждого обзорного экрана сидели как минимум двое гориллоподобных телохранителей. Они без конца перескакивали из одной комнаты в другую, уделяя массу времени осмотру разных скучных мест, например, пыльным закоулкам позади колонн или штор. Матт даже испугался — не видели ли они, как он прятался там раньше.

Однако с приближением свадебной церемонии внимание охранников сосредоточилось на салоне. Посреди него возвели алтарь, вокруг деловито расхаживал священник. У стены, подобно шеренге бессмысленных механических игрушек, выстроился хор мальчиков-идиойдов, и кто-то сидел за неведомо откуда появившимся Маттовым пианино. Мальчик подкрутил подзорную трубу. За инструментом сидел мистер Ортега. Матт жалел этого сухопарого коротышку. Он давно превзошел учителя в мастерстве, но старался ничем не выдавать этого — боялся, что, если Эль Патрон узнает, учителя музыки постигнет та же судьба, что и Розу.

На другом экране Матт увидел Эль Патрона. Старик сидел в первом ряду, по бокам стояли Тэм Лин и Простак Дональд, оба в парадных костюмах.

Эмилия ждала в гардеробной. На ней было белоснежное платье; девочки-идиойды бережно поддерживали длинный расшитый жемчугом шлейф — Селия говорила, что триста лет назад это платье принадлежало испанской королеве. Лица идиойдок напомнили Матту крылатых младенцев, восседающих на колоннах по всему дому: их глаза были такими же безжизненными, как у этих мраморных изваяний.

Мария, будто маленькая неугомонная птичка, порхала по комнате и оживленно болтала. Матт, конечно, не мог разобрать слов, но не сомневался, что у девочки от радостного возбуждения голова идет кругом. Этим она и отличается от всех остальных, подумал он, — в ней бурлит жизнь. Всё вокруг или восхищает ее, или страшно огорчает, или потрясает — никаких полутонов! Рядом с ней Эмилия выглядела поблекшей, а Фани, тайком приложившаяся к бутылочке бренди, и вовсе казалась бесплотной тенью.

Телохранители увеличили громкость. Матт услышал свадебный марш, и сенатор Мендоса взял Эмилию за руку. Идиойдки подняли шлейф, Мария и Фани заняли свои места позади невесты. Процессия вышла из комнаты. По толпе прокатился шепот, священник подал знак встать.

У алтаря ждал Стивен, с ним были Бенито и Том.

Том! На мгновение Матт увидел его лживое лицо. Под этой ангельской внешностью скрывался жук ползучий, способный стрелять из духового ружья в голого беззащитного мальчика, вытаскивать стулья из-под Эль Вьехо, прибивать лягушек гвоздями к земле… Такому человеку ни в коем случае нельзя доверить судьбу более слабого существа.

На миг широкая спина телохранителя заслонила от Матта обзорный экран. Матт вполголоса выругался, а в следующее мгновение увидел, как к алтарю под руку с отцом приближается Эмилия. Мария крепко держала за руку Фани: жена Бенито была не намного трезвее с трудом удерживающей вертикальное положение Фелисии. «Ну и семейка, — подумал Матт. — Женщины — алкоголички, Бенито глуп как пробка, а Том — гнойный прыщ». Один Стивен не так уж плох. Даже Алакраны не могут промахиваться мимо цели в ста случаях из ста.

Отец отпустил руку Эмилии. Стивен надел ей на палец кольцо, приподнял вуаль, чтобы поцеловать. Они стали супругами в горе и в радости, в болезни и во здравии, пока смерть не разлучит их.

Но может, им и тогда не придется разлучаться, подумал Матт. Может, они вместе вознесутся на небеса, в специальное крыло, отведенное для Алакранов. Там для них будут приготовлены каменные крабы и карамельный пудинг, а для Фелисии — целая цистерна виски…

— Черт побери! Старый вампир! — взревел один из телохранителей.

Матт прильнул к глазку. От волнения он даже выронил подзорную трубу.

Где-то очень далеко, но пугающе отчетливо он увидел Эль Патрона в инвалидной коляске. Неожиданно старик схватился за сердце и опрокинулся навзничь. Тэм Лин бросился поднимать его. Мистер Алакран стал звать на помощь, но через толпу уже проталкивался Виллум и несколько других врачей, недавно взятых в дом. Они сгрудились вокруг Эль Патрона, полностью скрыв старика из виду. Матту они напомнили грифов, облепивших тело мертвой антилопы.

Телохранители как по команде выбежали из компьютерного зала, мгновение спустя Матт увидел их на экранах компьютеров. Подобно приливной волне, они промчались по салону, оттесняя ошеломленных гостей.

Тэм Лин выпрямился: на руках он держал Эль Патрона. Матт с ужасом увидел, каким маленьким и высохшим внезапно сделался старик. Он стал похож на сухой листик, прилипший к мощной груди телохранителя. Широко шагая, Тэм Лин вышел из салона, за ним суетливо бежали врачи.

Салон опустел. Лишь Стивен и Эмилия, всеми позабытые, остались стоять у алтаря.

22 Предательство

— Что делать?! Что делать?! — шептал Матт, обхватив себя руками и, как китайский болванчик, раскачиваясь в тесном пространстве потайного коридора. Он любил Эль Патрона. Хотел быть вместе с ним, сидеть рядом, желать ему здоровья. И в то же время слишком хорошо он помнил слова Марии о том, что она знает, откуда Эль Патрон берет свои трансплантаты, «и это очень плохо!».

Селия наверняка его ищет. Внезапно в голове всплыло еще одно непрошеное воспоминание: как перед 143-м днем рождения Эль Патрона Селия суетилась, наряжая его в праздничный костюм. «Если случится что-нибудь плохое, — сказала она, — сразу же беги прямо ко мне. Я буду в буфетной позади кухни». «А что может случиться плохого?» — спросил тогда Матт. «Трудно сказать. Просто пообещай, что не забудешь».

А еще раньше, вскоре после спасения от Розы, Тэм Лин говорил ему: «Знаешь, что я тебе скажу: есть в старике хорошее, есть и плохое. Его величество, если захочет, может быть черен как ночь. В молодости он сделал выбор. Так дерево решает, в какую сторону ему расти: в ту или в другую. Он рос всё выше и выше, зеленел и зеленел, пока не затенил собой целый лес, вот только многие ветки у него перекручены…»

Так много намеков! Так много подсказок! Подобно тому, как скатившийся камушек вызывает лавину, глубинный страх пробуждал в душе Матта всё новые и новые воспоминания. Почему Тэм Лин приготовил для него сундук с припасами и картами? Почему Мария убежала от него, когда увидела в больнице клона мистера Мак-Грегора? Потому что она знала! Все они знали! Блестящее образование, выдающиеся способности Матта никому не нужны! Да будь он хоть семи пядей во лбу — это не имеет ни малейшего значения. В конечном счете Эль Патрона интересовало только одно — насколько сильное у него сердце.

И всё-таки Матт… не был… до конца уверен.

Что, если он ошибается? Что, если Эль Патрон по-настоящему любит его? Матту представился старик, распростертый на больничной койке. Он ждет единственного человека, который может напомнить ему о давно ушедшей молодости. Это слишком жестоко! Матт свернулся калачиком на полу коридора, среди сугробов мелкой пыли, скопившейся в этом темном, тайном месте за долгие-долгие годы. Он чувствовал себя позабытым обитателем древней могилы — египетским фараоном или халдейским[43] царем. Эль Патрон обожал беседовать о таких вещах.

Старик с восторгом описывал богатства, захороненные в темных глубинах пирамид для того, чтобы древнеегипетские цари могли воспользоваться ими в загробной жизни. Еще больше ему нравились гробницы древних халдеев. К ним в могилу, рассказывал старик, складывали не только пищу и платье, но и забитых лошадей, чтобы те возили своего владыку в потустороннем царстве. В одной из гробниц археологи обнаружили солдат, слуг, даже хорошеньких девушек-танцовщиц. Все они лежали на расписных топчанах, словно решили отдохнуть немножко. Одна из девушек так торопилась, что даже не успела подвязать волосы. В ее кармане нашли скатанную голубую ленточку…

Как это прекрасно, говорил Эль Патрон: царь правит своей империей не только при жизни — он забирает с собой всех своих слуг, чтобы те служили ему и в жизни загробной. Это даже лучше, чем Эль Дорадо, посыпающий себя золотом на веранде роскошного дома…

От пыли Матт закашлялся и сел. Шуметь он боялся. Не хватало еще, чтобы его обнаружили прежде, чем он сам решит, что делать. Матт прислонился к стене. Темнота вокруг него была такой же непроглядной, как и темнота внутри. Что делать? А что он вообще может сделать?!

В коридоре послышались легкие шажки. Матт вскочил. Из-за угла показался трепещущий лепесток света, позади виднелась тонкая, гибкая фигурка.

— Мария, — прошептал он.

— Слава богу! Я уж боялась, что ты спрятался где-нибудь еще, — шепнула она в ответ.

— А зачем мне прятаться?

— Тебя повсюду ищут. Перевернули вверх дном квартиру Селии, прочесывают все закоулки. Послали телохранителей в конюшни и на поля…

Матт взял ее за плечи, заглянул девочке в лицо. В тусклом свете фонарика было видно, что щеки ее мокры от слез.

— Зачем меня ищут?

— Сам знаешь! Тэм Лин говорит, что ты слишком умен, чтобы не понять.

Матт вздрогнул. Телохранитель, видимо, сильно переоценивал его умственные способности. Матт разобрался что к чему всего несколько минут назад.

— Все думают, что я сижу у себя в комнате и бьюсь в истерике. Эмилия говорит, что я вечно устраиваю истерики. Говорит, что ты всего лишь повторение Моховичка. Но она ошибается! Ты не собачка. Ты намного, намного больше!

В любое другое время слова Марии привели бы Матта в бурный восторг. Но сейчас ему было не до веселья — положение стало слишком страшным.

— Тэм Лин сказал, чтобы ты сидел здесь и носа не высовывал. Он пустит слух, что ты взял Послушную Лошадку и поехал на север, в Соединенные Штаты. Говорит, это отвлечет Фермерский Патруль… на время.

У Матта голова шла кругом. Мозги упорно отказывались работать.

— Как себя чувствует Эль Патрон?

— Да какая тебе разница? — с жаром воскликнула Мария. — Ты должен Бога молить, чтобы он умер.

— Не могу, — прошептал Матт. И это было правдой. Каким бы вероломным ни был Эль Патрон, Матт всё равно любил старика. У того в целом мире не было никого ближе, чем Матт. Никто не понимал его лучше мальчика.

— Ты точь-в-точь как Тэм Лин, — сказала Мария. — Он говорит, что Эль Патрон — как сила природы: торнадо, вулкан или что-нибудь в этом же роде. Когда смотришь на них, замираешь от благоговения, хотя в любой момент можешь погибнуть. А по-моему, всё это чушь.

— Что мне делать? — спросил Матт. Сила воли окончательно покинула его.

— Оставайся здесь. Я пойду и устрою истерику, которую все так ждут. А когда стемнеет, вернусь к тебе.

— И куда мы пойдем? — спросил Матт. Ему в голову приходил только оазис, но без Послушной Лошадки туда не добраться — слишком далеко.

— К папиному гравилёту, — ответила Мария.

Глаза Матта широко распахнулись.

— Ты что, умеешь им управлять?!

— Нет, но пилот должен был после свадьбы отвезти меня обратно в монастырь. Я велела ему дожидаться нас.

— А как ты объяснишь ему, откуда взялся я?

— Скажу, что ты мой ручной идиойд! У Эмилии их целая дюжина, я сказала пилоту, что завидую ей и тоже хочу такого. — Мария зажала рот ладошкой, чтобы не захихикать. — Об идиойдах никто никогда не спрашивает. Они как часть обстановки…

Ожидая Марию, он почти всё время спал. После болезни, отступившей лишь недавно, Матт быстро уставал и к тому же был измучен обрушившимся на него водоворотом событий. Проснулся он, сгорая от жажды, и вспомнил, что у него нет ни капли воды.

В коридоре было сухо и пыльно. Матт сглотнул, пытаясь увлажнить пылающее горло — в последние дни оно болело постоянно, и с водой, и без.

Компьютерный зал был полон телохранителями. Они, не отрываясь, следили за обзорными экранами, и Матт понял, что во всём доме не осталось ни единого безопасного уголка. За водой выйти не удастся. Он забеспокоился о Марии. Как она пробралась мимо охраны и как сумеет вернуться?! Он привалился к стене и впал в тупое оцепенение.

Время тянулось бесконечно медленно. Матту вспомнился лимонад, который Селия всегда оставляла для него на полке в холодильнике. Он представил себе, как сладкий сок стекает по горлу. Потом, наверное, потому, что в коридоре стало немного прохладнее, он стал думать о горячем шоколаде. Селия варила его с корицей. Одно из самых ранних воспоминаний далекого детства — ее руки подносят к его губам чашечку с шоколадом, и ноздри щекочет чудесный пряный аромат…

Матт сглотнул и скривился от боли в горле. Что толку думать о воде, если всё равно не можешь ее достать. Давным-давно он видел в маковых полях мертвого идиойда. Тэм Лин сказал, что этот человек умер от жажды. Матту хотелось знать, долго ли он мучился перед смертью.

Он услышал шаги, вскочил на ноги и пошатнулся. Голова шла кругом: наверное, обезвоживание зашло дальше, чем он предполагал.

— Прости. Сразу не подумала о воде. — Мария сунула ему бутылку, и Матт осушил ее в два глотка.

— Как Эль Патрон? — спросил он, аккуратно ставя пустую бутылку на пол.

— К несчастью, лучше.

— Ты будто не хочешь, чтобы он поправился.

— Конечно, не хочу!

— Говори тише, — сказал Матт. — Если он выживет, я смогу выйти.

— Нет, не сможешь! Чтобы жить дальше, ему нужно новое сердце, а взять его можно только в одном месте.

Чтобы не упасть, Матту пришлось схватиться за стену. Одно дело — осознавать свою судьбу, и совсем другое — слышать, как Мария говорит об этом вслух.

— Эль Патрон любит меня, — сказал он.

Мария нетерпеливо вздохнула.

— Он любит тебя только за то, что ты можешь для него сделать. Хватит терять время. Вот тебе рабочая одежда идиойдов — ее достал Тэм Лин. Не забудь, если мы кого-нибудь встретим, не говори ни слова.

Матт быстро переоделся. Одежда воняла потом и химикатами — этот запах пробудил у Матта страшные воспоминания о пустошах. Человек, который носил эту одежду, в безветренные ночи спал в полях, чтобы не задохнуться от дурного воздуха в бараках.

— Надень шляпу. — Мария повела его по коридору. Они миновали музыкальную комнату и теперь шли мимо бывших покоев Эль Вьехо. Матту стало интересно, кто теперь в них живет. Или, может, их опечатали? Многие комнаты в особняке стояли опечатанными, но сказать наверняка, пусты ли они, было нельзя.

Они остановились у длинного глухого простенка, в котором Матт не мог отыскать ни одного глазка. Мария посветила на стену фонариком.

— Ничего нет, — сказал Матт.

— Погоди. — Девочка прикрыла фонарик куском красного пластика — стены тут же окрасились в цвет запекшейся крови, коридор стал темным, зловещим. Матту почудилось, что воздух вокруг сгустился, наполнился затхлостью, совсем как в гробнице, которую не открывали уже много веков.

— Вот! — воскликнула Мария.

Посредине стены, там, где еще минуту назад Матт ничего не видел, горело красное пятно. Он склонился ближе. Пятно исчезло.

— Ты заслоняешь свет, — сказала Мария. Матт отодвинулся, и пятно появилось снова.

Пятно немного напоминало звезды, которые Селия нарисовала на потолке его спальни, но, естественно, никакой звездой не было.

— Это скорпион! — воскликнул Матт.

— Знак Алакранов. — Мария кивнула. — Мне о нём рассказал Тэм Лин. Он виден только в красном свете.

— Что это означает?

— Мне кажется… я надеюсь — это выход.

Матт хотел коснуться скорпиона, но Мария схватила его за руку.

— Погоди! Мне надо тебе кое-что объяснить. Я входила и выходила из этого коридора через комнату Эль Патрона. По словам Тэма Лина, в его комнате видеокамер нет, но всё, что вокруг, хорошо просматривается. Так что оттуда убежать нельзя.

Красный скорпион словно загипнотизировал Матта. Казалось, в нём бьется крошечный огонек жизни.

— Но есть еще один выход, — продолжала Мария. — Раньше я считала, что этот коридор построен специально, чтобы Эль Патрон мог шпионить за людьми. Он и вправду шпионил — Тэм Лин говорит, он называл это своей личной мыльной оперой. Но на самом деле Эль Патрон соорудил этот туннель, чтобы при необходимости убежать от врагов. А врагов у него много.

— Знаю, — сказал Матт.

— Вот только я не знаю, захочешь ли ты попробовать…

— Эта дверь открывается только для Эль Патрона — чтобы враги не проникли следом. Если он прижмет руку к красному скорпиону, стена раскроется, и он сможет выйти из дома незамеченным. Потайной ход выводит прямо на гравилётную площадку. Но если до скорпиона дотронется кто-нибудь другой, через руку будет пропущен мощный электрический заряд, а весь коридор наполнится ядовитым газом. По крайней мере, так говорит Тэм Лин. Сам он не пробовал…

Матт уставился на Марию.

— Это и есть твой план моего спасения?

— Знаешь, может, и получится, — сказала девочка. — Тэм Лин говорит, скорпион распознает отпечатки пальцев Эль Патрона и его ДНК.[44] А ты ведь его клон.

У Матта закружилась голова. Всё верно! Он действительно клон Эль Патрона. У него такие же отпечатки пальцев, такая же ДНК…

— Если ты ошиблась, — сказал он Марии, — мы погибнем.

— Мы погибнем вместе, ми вида.

При словах «ми вида» у Матта екнуло сердце.

— Я не могу рисковать тобой. Я пойду один. У меня есть тайное убежище.

— Оазис? — сказала Мария. — Ты не успеешь добраться туда раньше Фермерского Патруля.

«Даже об этом она знает», — подумал Матт. Видимо, Тэм Лин рассказал ей всё.

— Я попробую.

— Тогда я пойду с тобой, — заявила Мария; в ее глазах вспыхнул хорошо знакомый Матту упрямый огонек. — Или ты нажмешь на скорпиона, и мы убежим вместе. Или останемся здесь и вместе умрем с голоду. Я тебя не брошу! Ни сейчас, ни потом!

— Я тебя люблю, — произнес Матт.

— Я тоже тебя люблю, — ответила Мария. — Хотя знаю, что это грех и что я, наверное, попаду за это в ад.

— Если у меня есть душа, я пойду за тобой, — пообещал Матт. И поскорее, пока не передумал, прижал ладонь к пылающему скорпиону. Руку пронзило странное чувство — как будто по коже пробежали тысячи муравьев. Волоски на тыльной стороне ладони встали дыбом.

— Бежим! Не работает! — завопил он. Но Мария схватила его за руку.

Прямо перед ними вбок скользнула тяжелая панель, за ней открылся длинный темный туннель.

— Если бы у нас было время, я бы упала в обморок, — вздохнула Мария и направила в потайной ход лучик фонарика.

Запах в туннеле стоял еще более затхлый, чем в коридоре. Стало ясно, что этим проходом не пользовались невесть сколько времени. Пол был земляным, кое-где высились кучки рыхлой почвы — следы давних кротовых нор. Но сейчас в туннеле не осталось ничего живого — ни мышей, ни пауков, ни даже грибов-поганок. У Матта по спине побежали мурашки.

Их шаги звучали приглушенно. Даже звук дыхания замирал в холодном, безжизненном воздухе. Матту пришло в голову, что в туннеле, наверное, почти не осталось кислорода, и он пошел быстрее.

Вскоре путь им преградила глухая стена. Мария прикрыла фонарь пластиком, и в кроваво-красном свете обнаружился еще один скорпион. На этот раз Матт не колебался ни секунды. Он прижал руку к стене и вновь поежился от засновавших по коже муравьев. Дверь бесшумно скользнула вбок.

Выход скрывался в густых кустах. Матт осторожно раздвинул ветки, пропуская Марию, и они очутились на краю гравилётной площадки.

— Вон наш гравилёт, — шепнула Мария и указала на небольшую машину с включенными посадочными огнями. Она пошла вперед; Матт, надвинув поглубже широкополое сомбреро, двинулся следом. Шли они медленно, старательно делая вид, будто никуда не торопятся. Если телохранители следят за площадкой, они увидят почетную гостью в сопровождении ручного идиойда. А идиойды, как известно, привлекают внимание ничуть не больше, чем собаки.

От напряжения Матт весь вспотел. Играть безмозглого идиойда оказалось намного сложнее, чем он предполагал.

Хотелось оглядеться по сторонам, но идиойды никогда не оглядываются. Он споткнулся о камень и еле удержался на ногах. «Ошибка», — упрекнул он себя: настоящий идиойд рухнул бы как подкошенный. Закричал бы он от боли, если бы ушибся? Этого Матт не знал.

— Стой, — велела Мария. Матт послушно остановился. Девочка забралась в гравилёт и велела ему подняться следом. Он слышал, как она разговаривает с пилотом.

— Сядь, — сказал Мария, указывая на кресло. Ни на мгновение не прекращая болтать с пилотом, рассказывая ему о том, как хорошо в монастыре и как она рада туда вернуться, она пристегнула Матта ремнями.

— Простите за беспокойство, мисс Мендоса, — с величайшей почтительностью произнес пилот, — но есть ли у вас разрешение на этого идиойда? В Ацтлане их не очень-то любят…

— Мать-настоятельница о нём позаботится, — беспечно откликнулась Мария.

— Надеюсь, — сказал пилот. — Иначе придется его усыпить. А для такой чувствительной девочки, как вы, это было бы слишком тяжело.

Мария побледнела, и Матт понял, что она понятия не имела об этом законе.

— Мы взлетим, как только ваша сестра выйдет.

— Моя сестра здесь? — чуть не закричала Мария.

«Спокойно, спокойно», — в отчаянии твердил себе Матт.

— Думаешь, я отпустила бы тебя, не попрощавшись? — произнесла Эмилия, появляясь из кабины. С ней был Стивен и двое телохранителей. Матт сидел совершенно неподвижно, низко опустив голову. Телохранители встали возле двери.

— Эмилия! Как же я рада тебя видеть! — выдавила Мария без малейшего восторга в голосе.

— Я тоже, только я вот не считаю, что мать-настоятельница будет счастлива заполучить в свой монастырь идиойда, — сказала Эмилия.

— Не вмешивайся не в свое дело!

— А почему я должна потворствовать твоей очередной блажи? Да над тобой весь монастырь потешается. В прошлый раз, когда ты решила заботиться о прокаженных, монашки смеялись до колик. В Ацтлане нет прокаженных! Пришлось бы их ввозить специально для тебя. А теперь тебе вздумалось спасти клона…

— Идиойда, — быстро поправила ее Мария.

— Клона, — возразил Стивен, выступил вперед и сдернул с Матта шляпу. И тотчас же брезгливо отбросил ее в сторону, как будто коснулся чего-то нечистого.

Матт поднял глаза. Притворяться уже не было смысла.

— Это я заставил Марию поступить так, — сказал он.

— Ты из года в год втягиваешь ее в неприятности, — заявила Эмилия. — Эксплуатировал ее с самого первого дня, когда она принесла тебе поесть.

— Никто меня не эксплуатировал! — вскричала Мария.

— Ты просто размазня мягкотелая, — словно не слыша сестру, продолжала Эмилия. — Ты даже не представляешь, как меня достали твои бесконечные нюни о больных животных и бездомных людях! Если не прекратишь, станешь как мама…

— Мама, — ахнула Мария. — Я тебе еще не сказала… не успела. Она жива!

— Подумаешь! — Эмилия пожала плечами. — Я уже много лет это знаю.

Мария посмотрела на сестру как на ядовитого тарантула.

— Ты… знала?

— Конечно! Не забудь, я старше тебя. Я помню, как она уходила, а папа кричал, что теперь она для нас всё равно что умерла.

— И ты позволила мне думать, что она заблудилась в пустыне?!

Эмилия снова пожала плечами.

— А какая разница? Она-то о нас не беспокоилась. Ей казалось важнее заботиться о разных неудачниках…

— Сейчас самое важное — доставить этого клона в больницу. Там от него хоть какая-то польза будет, — перебил ее Стивен.

— Стивен… — прошептал Матт. Всё это время он считал, что Стивен и Эмилия ему — нет-нет, не друзья, конечно, но, по крайней мере, и не враги. Он восхищался Стивеном. Они были во многом похожи.

— Заберите его, — велел Стивен телохранителям.

— Погодите! — завизжала Мария. — Так нельзя! Матт не животное!

— Самое что ни на есть животное, — возразил Стивен с ледяной улыбкой на устах. — Закон говорит совершенно четко. Все клоны считаются домашним скотом, потому что их выращивают внутри коров. Коровы не могут производить на свет людей.

— Я его вам не отдам! Не отдам! — Мария набросилась на телохранителей, и те опасливо втянули головы в плечи, уворачиваясь от ее ударов. Пилот схватил девочку сзади и оттащил.

— Я позову Виллума, — сказал Стивен. — Видно, без успокоительного нам ее в монастырь не доставить.

— Эмилия! Помоги мне! Помоги ему! — кричала Мария, но никто не обращал на нее ни малейшего внимания.

А Матт покорно пошел за телохранителями. Драться с ними особого смысла не было, и ему не хотелось остаться в памяти у Марии запуганным теленком, которого волокут на бойню. Он обернулся и посмотрел на девочку, но та, увлеченная борьбой с пилотом, даже не заметила этого.

Телохранители держали Матта под руки, но тащить не тащили. Он с наслаждением вдыхал прохладный ночной воздух, напоенный ароматами жасмина и гардении, высаженных к свадьбе. Ощущал далекое дыхание пустыни, возможно, даже запах мескитовых деревьев вокруг его оазиса. Ночью все запахи разносятся гораздо дальше.

Он видел фантастические сады Большого Дома, скульптуры крылатых младенцев, апельсиновые деревья, увешанные лампочками… Это его последняя ночь на земле, и ему хотелось запомнить ее получше.

А больше всего хотелось запомнить Селию и Тэма Лина. И Марию… Увидит ли он их когда-нибудь снова? Или его не пустят на небеса и он будет вечно скитаться по ночам, как Ла Льорона, в бесконечных поисках чего-то навечно утраченного?