Дом ста дорог

Глава десятая, в которой Блик забирается на крышу

Всю ночь Чармейн преследовали тревожные мысли. Если в доме двоюродного дедушки Уильяма есть путь, ведущий в прошлое, то каково будет прийти завтра к королю и узнать, что он её вовсе не ждал, потому что она нечаянно попала в прошлое на десять лет назад? А если на десять лет в будущее? Тоже хорошенькое дельце, прийти и увидеть на троне принца Людовика. Нет-нет, Чармейн для себя твёрдо решила, что завтра отправится во дворец пешком.

Утром девочка щёлкнула воротцами и отправилась в путь, а Бродяжка семенила следом. Когда они дошли до скалистой гряды, над которой возвышался горный луг лаббока, собачка окончательно выдохлась и едва плелась, поэтому Чармейн ничего не оставалось, как взять её на руки. «Опять и снова,» — пронеслось в голове у девочки. Чармейн деловым шагом направлялась к городу с довольной Бродяжкой на руках, которая то и дело пыталась лизнуть ей щёку. «Чувствую себя совсем взрослой и самостоятельной девушкой, которая привычно шествует на работу», — подумалось ей.

Ночью снова шёл дождь, однако теперь небо напоминало чистый голубой океан, по которому неслись белоснежные ватные облака. Горы оделись в лоснящиеся шелка синих и зелёных оттенков, город сверкал мокрыми мостовыми, а на волнах широкой реки танцевали солнечные блики. Чармейн чувствовала себя умиротворённой и счастливой. Она предвкушала ещё один интересный день, полный документов, писем и дружеских разговоров с королём.

Когда Чармейн ступила на Королевскую площадь, сиянье золотых крыш ослепило её, и пришлось опустить глаза. Бродяжка моргала и жмурилась, а затем вздрогнула, так как на дворцовой крыше неожиданно раздался крик:

— Посмотри на меня! Посмотри на меня!

Чармейн подняла голову — её глаза заслезились. Тогда она прикрыла их свободной рукой и снова посмотрела наверх. На торце крыши, в тридцати метрах над мостовой, сидел Блик и весело махал ей рукой, норовя вот-вот потерять равновесие и сорваться вниз. Чармейн в раз забыла все свои вчерашние мысли о детях, опустила Бродяжку на землю и кинулась к парадному входу. Она яростно стучала в двери и дёргала шнур колокольчика.

— Тот малыш! — выпалила девочка Симу, открывшему, наконец, ей дверь. — Блик. Он сидит на крыше! Его немедленно надо снять оттуда!

— Неужели? — спокойно проговорил Сим и неторопливым старческим шагом направился на площадь. Чармейн пришлось прождать несколько минут, прежде чем лакей дошёл до удобного места и разглядел сидящего на крыше мальчишку.

— Совершенно верно, мисс, — покивал он. — Вот бесёнок. Он же упадёт. На крыше ведь скользко, как на льду.

— Так пошлите кого-нибудь, чтобы снять его! — нетерпеливо переминалась Чармейн. — Быстрее!

— Я не знаю, кого можно послать, — размеренно произнёс лакей. — Во дворце никто не умеет лазить по крышам. Можно попросить Джамала, но у него только один глаз, едва ли он удержит равновесие.

Бродяжка суетилась у ног девочки и просилась на руки, но Чармейн не обращала на неё внимания.

— Тогда пошлите меня, — решительно заявила девочка. — Скажите только, как туда забраться. Ну же! Этот мальчишка вот-вот свалится.

— Хорошая мысль, — кивнул Сим. — Идите по коридору, мисс, и в конце увидите лестницу. Последний виток приведёт вас на деревянную площадку, там будет низенькая дверца…

Чармейн не дослушала и побежала, предоставив Бродяжку самой себе. Девочка пронеслась по каменному коридору и влетела в вестибюль с широкой лестницей. Она начала взбираться по ступеньками, проклиная всё на свете. Её очки на цепочки постоянно подпрыгивали и мешались, а стена быстро кружилась перед глазами. Преодолев два пролёта, девочка начала бояться, что уже опоздала. Её взору представилось хрупкое тельце мальчика, летящее вниз к каменной мостовой и… и… шлёп! А ведь рядом ещё может оказаться Бродяжка. Задыхаясь, Чармейн проскочила третий пролёт. Казалось, им не будет конца. Наконец, каменные ступеньки сменились деревянными, но и они оказались бесконечными. Девочка почти выбилась из сил, когда ступила на деревянную площадку и открыла низенькую дверцу. Сиянье золота ослепило её. Надеясь, что она успела вовремя, Чармейн сделала шаг на крышу.

— Я уф думал, ты никогда не придёшь, — произнёс Блик. На нём был голубой костюмчик, а золотые локоны светились под стать дворцовой крыше. Мальчик казался совершенно невозмутимым и куда больше походил на задумчивого ангела, нежели на испуганного малыша, застрявшего на огромной высоте.

— Тебе, наверно, очень страшно? — беспокойно выдохнула Чармейн. — Держись крепче и не двигайся. Я сейчас подползу и сниму тебя.

— Да, пофалуйста, иди фюда фкорее, — любезно отозвался Блик.

«Он не осознаёт всей опасности! — подумала девочка. — А вот мне нужно взять себя в руки.»

Очень осторожно ступая по крыше, она аккуратно перебралась наверх и уселась на торце, как Блик, свесив ноги по бокам скатов. Сидеть так оказалось крайне неудобно. Чармейн даже не знала, что хуже: обжигающие, мокрые, скользкие и острые пластины, покрывавшие крышу, или же ощущение, что её вот-вот разрежет надвое торцом, явно не предназначенным для сидения. Когда девочка мимоходом взглянула на Королевскую площадь, — небольшое пятнышко далеко внизу, — Чармейн немедленно и очень серьезно напомнила себе, что всего три дня назад сотворила заклинание полёта, которое спасло её от лаббока и показало, что в экстренных ситуациях она может летать. Скорее всего, следовало схватить Блика за пояс и вместе с ним плавно опуститься вниз.

Чармейн вдруг заметила, что мальчишка старательно отползает от неё в то время, как она, так же старательно, пытается приблизиться к нему.

— А ну прекрати! — крикнула она. — Неужели ты не понимаешь, как здесь опасно?

— Ещё как понимаю, — ответил Блик. — Я очень боюфь выфоты. Но только здефь мы фможем поговорить ф глазу на глаз, не бояфь ни чьих ушей. Так что быфтрей подползай к фередине, чтобы мне не приходилось орать тебе. Принцеффа Хильда наняла нам ф Морганом няньку. Фкверная девчонка может появитьфя в любую фекунду.

Чармейн растерянно заморгала и уставилась на Блика. Речь мальчишки ни капли не походила на речь ребёнка и звучала слишком уж рассудительно и по-взрослому. Блик очаровательно улыбнулся ей и невинно похлопал своими голубыми глазами.

— Ты малолетний гений что ли? — спросила девочка.

— На данный момент да, — весело проговорил Блик. — Когда же мне по-нафтоящему было шефть лет, я нифем не отлифался от других детей. Ну разве фто первоклаффными фпофобностями к магии. Давай, перебирайфя фюда фкорее.

— Я стараюсь, — крикнула ему Чармейн. Когда же мальчик оказался на расстоянии вытянутой руки, она разъярённо бросила ему в лицо:

— Так о чём ты тут собирался говорить?

— Во-первых, о волшебнике Норланде, — начал Блик. — Мне говорили, ты его родфтвенница.

— Не совсем, — ответила девочка. — Он приходится мне двоюродным прадедушкой через замужнюю внучатую племянницу. Я присматриваю за его домом, пока он болен.

Чармейн решила, не упоминать Питера.

— Раффкажи о его доме, — заинтересовался Блик и добавил саркастически: — Я вот живу в бродячем замке. А что же у Норланда, дом тоже передвигается?

— Нет, — сказала девочка, — но в нём есть дверь, которая одновременно ведёт в сотни разных комнат. Этот дом построил волшебник Меликот.

— А-а, Меликот, — пропел мальчик, довольно засияв. — Тогда, фкорее фего, мне фтоит пофетить его, что бы там ни говорил Кальцифер. Ты не против?

— Нет, — проговорила Чармейн. — А зачем?

— Видишь ли, — начал объяснять Блик, — меня, Фофи и Кальцифера наняли разузнать, что произошло с золотом в королевской фокровищнице. Мы полагаем, что именно его ищет королефкая фемья. Однако половина их речей и объяфнений, кафаются некоего дара эльфов, утерянного давным-давно, и никто не может фказать наверняка, что это за дар и как он выглядит. Принцеффа Хильда попрофила Фофи разузнать, куда деваются деньги от фобранных налогов. И, видишь, дело опять уходит куда-то ф фторону. Они продали почти фе картины и фамильные реликвии, но фё равно бедны, как церковная мышь. Ты ведь заметила?

— Заметила, — кивнула Чармейн. — Они бы моги повысить налоги.

— Или продать половину книг из фвоей библиотеки, — предложил Блик и покачнулся, пожав плечами. На миг девочке показалось, что он потеряет равновесие и непременно свалится, она даже зажмурила глаза. — Вчера вечером Кальцифера выгнали из комнаты, когда он предложил продать нефколько библиотечных книг. А про налоги король отметил, что, хоть люди в Верхней Норландии и живут безбедно и в довольфтвии, нет фмысла поднимать налоги, так как полученные деньги, фкорее фего, так же исчезнут, поэтому даже не фтоит волновать жителей. Что же потребуется от тебя…

В отдалении послышался истошный крик. Чармейн открыла глаза и глянула вниз. На площади собралась толпа народу, люди задирали головы и показывали пальцами на крышу.

— Говори быстрее, — поторопила она Блика. — Они наверняка уже позвали пожарную бригаду.

— Ух ты, тут даже ефть пожарная бригада? — спросил мальчик. — Ну вы здефь, вижу, не отфтаёте от офтального мира, — он улыбнулся плутоватой улыбочкой и затем продолжил:

— Так вот, что кафаетфя тво…

— Я смотрю вам тут весело? — раздался голос позади Чармейн. Девочка аж подпрыгнула от неожиданности и чуть не покатилась кубарем вниз.

— Офторожно, Фофи! — выпали Блик. — Она чуть не фвалилась из-за тебя.

— Всё из-за твоего сумасбродного плана, дурацкого и глупого даже для тебя, — судя по отдалённости голоса, Софи стояла у низенькой дверцы, однако Чармейн не решилась обернуться и посмотреть.

— Ты фправилась с чарами, которые я тебе офтавил? — выкрикнул Блик и сильно накренился, чтобы увидеть Софии.

— Да, я всё сделала, — последовал ответ. — Все носятся вокруг дворца, как полоумные, Кальцифер пытается остановить вашу няньку-неумеху, с которой приключилась истерика, а кто-то успел уже позвать пожарную бригаду. Среди всей неразберихи я проскользнула в библиотеку и оставила там твои чары. Доволен?

— Абфолютно, — Блик улыбнулся милейшей улыбкой херувима. — Фкоро ты увидишь мой хитроумный план в дейфтвии.

Затем он вернулся в прежнее положение и обратился к Чармейн:

— Чары, которые я фотворил, облетят библиотеку и найдут фе книги и бумаги, в которых ефть хоть какое-то упоминание, кафающееся нашего дела. Заклинание подсветит нужные фтраницы и лифты, но волшебный фет фможешь увидеть лишь ты. Когда тебе попадётся отмеченная таким образом книга или документ, я хочу, чтобы ты фделала краткое опифание того, о чём в них говоритфя. Конечно же, фё тайно. Здефь творитфя что-то непонятное, и мы не хотим, чтобы кто-то узнал о твоей помощи, и возникли какие-то неприятнофти. Фправишься?

— Думаю, да, — ответила Чармейн и, хотя голос её прозвучал уверенно, ей не нравилась мысль, что придётся таиться от короля. — Когда вам понадобятся мои записи?

— Вечером, до приезда наследного принца, — послышался голос Софи. — Его ни в коем случае нельзя впутывать. Мы очень признательны тебе. Ради твоего согласия мы затеяли всё это представление. А теперь, ради всего святого, спускайтесь, а то они начнут наставлять лестницы.

— Хорошо-хорошо, — сладко пропел Блик, — мы уже. Ничего, ефли я вернуфь в виде двух половинок?

— Как пожелаешь, — фыркнула Софи.

Крыша покрылась рябью и задрожала. Чармейн вскрикнула и обеими руками вцепилась в торец, судорожно напоминая себе, что она умеет летать. Ведь правда умеет? Крыша затряслась сильнее и начала двигать девочку в сторону раскрытой дверцы. Блика постигла та же участь. Через несколько секунд Чармейн почувствовала, как её обхватили чьи-то руки и втащили на деревянную площадку. Софи опустила девочку на пол, подхватила Блика и так же втащила его внутрь.

Блик проникновенно посмотрел на Чармейн.

— Фнова в детфтво, — вздохнул он. — Ты ведь не выдашь меня, правда-правда?

— Ох, не болтай чепухи, — ответила за девочку Софи. — Уж Чармейн-то можно доверять.

Она повернулась к Чармейн и проговорила:

— На самом деле его зовут Хаул, и он прямо-таки упивается своим вторым детством и хулиганит напропалую. Пошли уже, мой малютка-муженёк.

Софи взяла Блика за руку и повела вниз по лестнице. Вскоре до Чармейн донеслись детские вопли и брыкания. Чармейн пришла в себя, тряхнула головой и последовала за ними.

У лестницы в вестибюле толпились люди, многих Чармейн не знала и никогда не видела. Среди общей суматохи мерцал Кальцифер, король растерянно держал Бродяжку, принцесса Хильда что-то говорила толстой заплаканной девице, на руках которой восседал Морган. Завидев Чармейн, принцесса бросилась к девочке и от души пожала её руку.

— Моя дорогая мисс Чаровница, благодарю вас от всего сердца. Мы так переживали. Сим уже отправился к пожарникам сообщить, что лестницы нам не понадобятся, и уж точно обойдёмся без рукава и воды.

Чармейн слушала в пол уха. Бродяжка заметила её и тут же выпрыгнула из рук короля, безостановочно тявкая и радуясь, что девочка вернулась. Откуда-то из недр замка донёсся заунывный вой собаки Джамала. Толстая нянька облегчённо вздыхала: «Хнык… уф». А Морган вопил: «Кыша! Кыша!». Все остальные возбуждённо обсуждали произошедшее. В отдалении послышались крики Блика:

— Я не гадкий и не ифполченный! Я был о-очень напуган! Плавда-плавда!

Чармейн взяла Бродяжку, а принцесса Хильда похлопала в ладоши, призывая всех к тишине.

— Возвращайтесь к работе. Нэнси, забери Моргана, иначе мы тут все оглохнем, и объясни ему очень доходчиво, что ни на какую крышу он не полезет. Софи, дорогая, не могла бы ты успокоить Блика?

Толпа начала рассеиваться. Блик вскрикнул: «Я не исп…» — и словно невидимая рука прикрыла ему рот. Чармейн вдруг обнаружила, что вместе с королём спускается по лестнице и направляется к библиотеке, а Бродяжка пытается извернуться и лизнуть её в щёку.

— Словно окунулся в собственное детство, — заметил король. — Я много раз залезал на крышу, когда был мальчишкой, но так, чтобы никто не заметил. Хотя однажды пожарные по ошибке чуть не облили меня. Ничего не поделаешь — все мальчишки такие. Ну как, ты готова вернуться к работе, моя дорогая, или немножко отдохнёшь?

— Всё хорошо, я готова поработать, — уверила его девочка.

Сегодня Чармейн уже чувствовала себя в королевской библиотеке, как дома. Она уселась в знакомое кресло и вдохнула запах старых книг. Бродяжка завалилась на бок рядом с камином и грела животик, король же сидел напротив и изучал потрёпанную стопку древних дневников. Вокруг царил такой уют и благодать, что Чармейн напрочь забыла о чарах Блика. Она старательно разлепляла и очищала отсыревшие письма. Они принадлежали жившему много лет назад принцу, который разводил скакунов, и просил свою мать, чтобы та уговорила короля дать ему деньги. Принц с восхищением и гордостью описывал породистость и красоту жеребёнка, которого недавно родила его лучшая кобыла. Когда девочка оторвалась от очередного письма, она увидела парящего по библиотеке Кальцифера.

— Доброе утро, Кальцифер, — любезно произнёс король, прервав своё чтение. — Тебе чем-нибудь помочь?

— Нет, я просто смотрю, — ответил демон своим потрескивающим голосом, — и теперь понимаю, почему вы не хотите продавать все эти книги.

— Верно, — сказал король. — Скажи, огненные демоны любят читать?

— Не так, как люди, — проговорил Кальцифер. — Софи мне частенько читает. Обожаю запутанные истории, когда нужно догадаться, кто убийца. Есть у вас такие?

— Скорее всего, нет, — покачал головой король. — Хотя моя дочь тоже неравнодушна к историям с убийствами и расследованиям. Спроси её.

— Спасибо, непременно спрошу, — пообещал Кальцифер и исчез.

Король тряхнул головой и снова погрузился в дневники. Теперь, когда Кальцифер запустил чары Блика, Чармейн тут же заметила, что дневник, который читал король, засиял тусклым зеленоватым светом. Рядом с ней, в куче писем, загорелся свиток с затёртой золотой лентой.

Девочка глубоко вздохнула и спросила:

— Интересный дневник, Ваше Величество?

— Признаться, отвратительный, — ответил король. — Он принадлежал фрейлине моей пра-прабабушки. Сплошные сплетни. Сейчас она ужасно опечалена смертью сестры короля, которая умерла при родах. Повитуха убила младенца. Тут написано, что её напугала фиолетовая кожа. Бедная невежественная душа. Её собираются судить за убийство.

Чармейн немедленно вспомнила, как они с Питером читали про лаббоков в энциклопедии волшебника.

— Думаю, она решила, что дитя — лаббокин, — заметила девочка.

— Да, суеверие и невежество, — заключил король. — В наши дни никто уже не верит в лаббокинов.

Он вернулся к чтению, а Чармейн подумала, что повивальная бабка тогда, возможно, оказалась права. Лаббоки существуют, так почему бы не существовать лаббокинам? Но девочка отчего-то твёрдо верила, что король ей не поверит. Она взяла перо и кратко записала услышанную историю. Затем Чармейн вытащила свиток, но прежде, чем раскрыть его, она взглянула на ряды папок с отсортированными письмами и счетами. Один листок слабо светился, и девочка выудила его обратно. Листок оказался счётом за заклинание волшебника Меликота, сделавшее дворцовую крышу неотличимой от золотой. Очень странно. Но Чармейн не стала задумываться, а кратко описала счёт и, наконец, взяла свиток за ленту и развернула.

Перед девочкой предстало генеалогическое древо королевского рода Верхней Норландии, нарисованное в спешке и небрежно, словно набросок. Чармейн не могла ничего разобрать: всё дерево усеивали зачёркнутые имена и буквы, линий со стрелочками, ведущие к неразборчивым примечаниями, и неровные кружочки с корявыми пометками.

— Ваше Величество, — девочка подняла голову, — не могли бы вы помочь?

— Ну-ка, — король взял у неё свиток и разложил его на столе. — А. У нас в тронном зале висит окончательная и разукрашенная версия. Уже много лет я не обращал на него внимания. Да там и указаны лишь имена, кто на ком женился и прочее. А вот это древо куда подробнее, столько примечаний, указанных разными людьми. Смотри, вот мой родоначальник, Адолфус I. Заметки рядом с ним совсем древние. Тут написано… хмм… «Стены града он возвёл, в том эльфов дар ему помог». Теперь от тех стен не осталось и следа. Хотя, говорят, Оградительная улица, что у самой реки, и есть часть древней стены…

— Прошу прощенья, Ваше Величество, — перебила Чармейн, — а что такое дар эльфов?

— Не имею ни малейшего представления, моя дорогая, — вздохнул король. — О, как бы я желал узнать, что это за дар эльфов. Чем бы он ни был, говорят, он приносит благополучие и охраняет королевство. Но дар эльфов пропал давным-давно. Хм. Интереснейший набросок.

Король водил пальцем от одного примечания к другому.

— Видишь, рядом с женой моего родоначальника написано «как известно, эльфийка». Мне всегда говорили, что королева Матильда была лишь наполовину эльфийкой. А вот её сын, Ганс Николас, рядом приписано «Дитя эльфов». Видимо, поэтому его так и не короновали. Никто не доверяет эльфам. По-моему, совершенно напрасно. Вместо него они возвели на престол его сына, скучного и заурядного королька Адолфуса II. Единственный король, которому даже прозвища не дали. Но вот его сын, — вот он, — Ганс Питер Адолфус, рядом с ним заметка: «Он снова эльфов дар обрёл и королевство защитил», уж не знаю, что это значит. Очень любопытный документ, моя дорогая. Не затруднит ли тебя переписать все имена и пометки рядом с ними? Можешь пропустить кузин и побочную родню, если рядом нет никаких записей. Тебе не сложно?

— Вовсе нет, Ваше Величество, — с готовностью ответила Чармейн. Она никак не могла придумать, как бы тайно переписать всё для Софи и Блинка, и вот теперь сам король даёт ей отличный шанс.

Остаток дня Чармейн провела, переписывая заметки с генеалогического древа на два листа. Первый лист служил ей черновиком, с которым она подходила к королю, чтобы уточнить, что написано в том или ином примечании. Второй же лист предназначался самому королю, поэтому девочка заполняла его своим самым прилежным почерком. Вскоре Чармейн втянулась в работу и заинтересовалась событиями прошлых лет не меньше короля. Почему племянник Ганса Питера III «промышлял разбоем на холмах»? За что королеву Гертруду прозвали ведьмой, «которой убоится всякий»? И почему её дочь, принцессу Изоллу окрестили «любительницей синекожих»?

Король не мог ответить на все её вопросы, однако заметил, что наверняка знает, почему принца Николаса Адолфуса звали «пьянчугой», и указал ей на строчки, где упоминалось, что отца принца, Питера Ганса IV, нарекли «тёмным деспотом и колдуном».

— Многие мои прародители не отличались благородством и добродушием, — признался король. — Уверен, что Питер Ганс IV жестоко обходился с несчастным Николасом. Мне говорили, что подобные вещи случаются, когда эльфийская кровь «закисает». Но я думаю, люди есть люди, и кровь тут ни при чём.

Под конец дня, когда Чармейн переписала почти весь свиток, где каждого второго короля звали Адолфус, Адолфус Николас или же Людовик Адолфус, она наткнулась на принцессу Мойну, которая «вышла замуж за могущественного дальнийского лорда, но скончалась при родах, дав жизнь мерзкому лаббокину». Чармейн не сомневалась, что Мойна — та самая принцесса из дневника фрейлины. Видимо, кто-то всё же поверил повитухе. Девочка решила не расстраивать короля и не заговорила о принцессе Мойне.

Тремя строками ниже шли сам король «схоронившийся в книгах» и принцесса Хильда, «отказавшая в замужестве одному королю, трём лордам и волшебнику». Их имена и примечания скромно ужимались сбоку, оставляя простор для бесчисленных сыновей и дочерей дядюшки короля, Николаса Питера, его внуки тесным скопом заполняли собой всю нижнюю строчку. «Да как же они их умудрялись различать?» — искренне удивлялась Чармейн. Половину внучек звали Матильдами, остальных — Изоллами. Внуков же нарекали либо Гансами, либо Гансами Адолфусами. Различить всех отпрысков можно было лишь по крохотным заметкам. Один Ганс — «хам, утонул», следующий Ганс «убит в потасовке», ещё один Ганс «умер вдали от дома». С девочками дела обстояли ещё хуже. Первая Матильда — «надменная зануда», вторая Матильда — «ведьма, которой убоится всякий, вторая королева Гертруда», третья Матильда — «бессердечная». Все Изоллы либо «коварные злодейки», либо «отравлены». Обособленно от жуткой семейки шёл наследник короля, принц Людовик Николас, без заметок и примечаний, как тот самый бестолковый Адолфус у корней древа.

Чармейн переписала все имена, примечания и каждую деталь. Когда она, наконец, отложила перо, то заметила, что её указательный палец онемел и измазался в чернилах.

— Благодарю тебя, моя дорогая, — с почтением проговорил король, получив старательно выведенную и заполненную копию свитка. Он немедля принялся изучать её с таким запалом и интересом, что девочке не составило труда забрать со стола черновик и другие свои записи и спрятать их в карман. Чармейн поднялась и король, оторвавшись от чтения, произнёс: — Надеюсь, ты простишь меня, моя дорогая, но в выходные тебе не стоит приходить сюда. Принцесса настаивает, чтобы я покинул библиотеку и принял принца Людовика. Она не очень-то ладит с мужчинами. Но я буду безмерно рад увидеть тебя в понедельник.

— Хорошо, Ваше Величество, — ответила Чармейн. Бродяжка как раз вернулась с королевской кухни и восседала у дверей. Девочка подняла её на руки и вышла вон. Она шагала по коридору и думала, что же теперь делать со своими записями. Чармейн совершенно не доверяла Блику. «Как вообще можно доверять человеку, который выглядит, как ангельское дитя, а рассуждает как взрослый хитрец? А что там рассказывал Питер: как двоюродный дедушка Уильям отзывался об огненных демонах? Можно ли доверять такому опасному существу?» От подобных мыслей девочка становилась всё мрачнее и мрачнее.

Вдруг перед ней возникло лицо Софи.

— Получилось? Что-нибудь нашла? — улыбнулась она Чармейн.

Её улыбка сияла такой искренностью и добротой, и девочка решила, что кому уж и стоит доверять, так именно Софи.

— Немного, — ответила Чармейн, протягивая бумаги.

Софи приняла их куда более радостно и благодарно, нежели сам король.

— Потрясающе! — воскликнула она. — Теперь мы получим хоть какую-то зацепку. Мы сейчас в абсолютном тупике. Хаул… то есть Блик говорит, что пророческие чары во дворце бессильны. Очень странно, ведь ни король, ни принцесса не пользуются магией. Я имею ввиду не достаточно, чтобы заглушить пророческие чары.

— Верно, — заметила Чармейн. — Однако среди их предков попадались волшебники. Да и король не так прост, как кажется.

— Ты права, — сказала Софи. — Не могла бы ты остаться и вместе с нами просмотреть записи?

— В понедельник, — ответила девочка. — Сейчас мне надо бежать — хочу повидать отца до закрытия пекарни.