Два поразительных заявления, последовавших одно за другим, застигли Джима Фробишера врасплох. Он лихорадочно думал, как ему поступить. Его первая мысль была о Бетти, и, посмотрев на нее, Джим почувствовал бешеный гаев на Ано и Энн Апкотт. Почему они не упоминали этого раньше? Зачем понадобилось говорить об этом теперь?
Бетти опустилась на подоконник, ее руки безвольно повисли, лицо казалось печальным и изможденным. Она напоминала больного, который проснулся утром с ощущением, что его недуг был дурным сном, и которого вернул к действительности приступ боли. Несколько минут назад Бетти казалось, что ее испытания кончены, но они лишь вступили в новую фазу.
– Мне очень жаль, – сказал ей Джим.
Рапорт химика-лаборанта лежал на письменном столе. Джим машинально подобрал его. Конечно, несмотря на внушительные печати и подписи, это был всего лишь трюк Ано с целью заставить Ваберского отступить. Джим посмотрел на текст и с возгласом удивления прочитал его от начала до конца. Потом он поднял голову и уставился на Ано.
– Но рапорт подлинный! Здесь изложены все детали анализа и результат. Никаких следов яда.
– Никаких, – подтвердил Ано. Слова Джима нисколько его не обескуражили.
– Тогда я не понимаю, что значит ваше обвинение и кого вы обвиняете.
– Никого, – спокойно отозвался детектив. – А что касается первого вопроса, смотрите сами.
Он взял Фробишера за локоть и подвел к книжной полке у окна, возле которой они стояли днем раньше.
– Вчера здесь было пустое место. Вы сами привлекли к этому мое внимание. Как видите, сегодня место занято.
– Да, – кивнул Джим.
Ано снял с полю! – появившийся там сегодня толстый том в бумажной обложке. Джим заметил, что устремленный на него взгляд детектива был лишен всякого выражения. Все чувства Ано были сосредоточены на двух девушках, хотя он не смотрел ни на одну из них, ища признаки страха или удивления. Джим сердито вскинул голову. Его использовали для очередного трюка, как фокусник использует одного из зрителей. Взглянув на корешок книги, Джим произнес достаточно громко, чтобы привлечь внимание Ано:
– Не вижу ничего особенного. Это трактат, изданный каким-то научным обществом в Эдинбурге.
– Верно. А если вы посмотрите снова, то увидите, что его автор – профессор медицины в тамошнем университете. Посмотрев в третий раз, вы обнаружите надпись чернилами, свидетельствующую, что этот экземпляр был подарен профессором мистеру Саймону Харлоу. – Подойдя к одному из окон во двор, Ано высунул голову наружу и что-то произнес вполголоса. – Нам больше незачем держать здесь нашего часового, – объяснил он, вернувшись. – Я отправил его с поручением.
Ано вернулся к Джиму Фробишеру, который листал страницы трактата, не становясь от этого умнее.
– Strophantus hispidus, – прочитал вслух Джим название трактата. – Ничего не понимаю.
– Позвольте мне попытаться. – Ано взял у него книгу. – Я покажу вам, как провел полчаса, дожидаясь вас сегодня утром.
Он сел за письменный стол, положил перед собой трактат и раскрыл его на цветной вкладке.
– Это созревающий плод растения, именуемого Strophantus hispidus.
Иллюстрация изображала два длинных конусообразных стручка, объединенных у стеблей и разъединяющихся, как ножки циркуля под острым углом. Наружные поверхности стручков были круглыми, темными и пятнистыми, а внутренние – плоскими и с продольными щелями, откуда торчали шелковистые белые перья.
– К каждому из этих перьев, – продолжал Ано, подняв взгляд и убедившись, что Энн Апкотт придвинулась ближе к столу, а Бетти Харлоу склонилась вперед с выражением любопытства на лице, – тонким стебельком прикреплено эллиптическое семя. Когда плод созревает, стручки раскрываются, высвобождая перья, и ветер разбрасывает семена. Смотрите!
Ано раскрыл книгу на следующей вкладке, изображающей перышко, полностью отделенное от стручка. Оно походило на крошечный веер и выглядело необычайно хрупким и изящным. Свисающее с него на тонком, как волосок, стебельке семя походило на драгоценность.
– Что вы об этом скажете, мадемуазель? – спросил Ано, с улыбкой глядя на Энн Апкотт. – Это похоже на орнамент, изготовленный художником-миниатюристом. – Он повернул книгу так, чтобы сидящая напротив девушка могла полностью насладиться иллюстрацией.
Бетти Харлоу, очевидно, не могла совладать с любопытством. Джим Фробишер, глядя на вкладку поверх плеча Ано и думая о том, куда клонит детектив, увидел, как на книгу упала тень. Она принадлежала Бетти, стоящей рядом с подругой, опираясь ладонями на край стола.
– Можно было бы только пожелать, чтобы семя Strophantus hispidus оказалось орнаментом. – Ано покачал головой. – Но, увы, оно далеко не так безобидно.
Он повернул книгу к себе и снова стал переворачивать страницы. Улыбка исчезла с его лица, когда он дошел до третьей вкладки, изображающей ряд грубо сработанных стрел с острыми наконечниками.
Ано обернулся к Джиму.
– Теперь вы понимаете важность этой книги, мосье Фробишер? – спросил он. – Нет? Дело в том, что семена этого растения используются в Африке в качестве знаменитого яда для стрел. Самого смертоносного из всех ядов, от которого не существует противоядия. И самого коварного, так как он не оставляет следов.
Джим уставился на него.
– В самом деле?
– Да, – кивнул Ано.
Бетти неожиданно указала на нижнюю часть вкладки.
– Смотрите, под этой стрелой какая-то отметка. И что-то написано чернилами.
Джиму внезапно почудилось, будто теплый золотистый свет майского солнца, освещающий собравшуюся вокруг стола группу, стал серым и холодным, как в склепе. Две молодые, красивые и модно одетые девушки склонили свои глянцевые локоны над изображением отравленных стрел, словно студенты на лекции. А человек, читающий им эту лекцию, шел по следу убийцы и, возможно, даже сейчас смотрел на одну из этих девушек как на свою добычу, планируя отправить ее на скамью подсудимых, а впоследствии, рыдающую от страха, на воздвигнутую у тюремных ворот гильотину. Джим словно видел Ано в кривом зеркале, где его излучающая добродушие фигура выглядела зловещей и угрожающей. Как он может сидеть с ними за одним столом, спокойно показывая иллюстрации? Не выдержав, Джим прервал лекцию.
– Но ведь это не яд, а книга о нем! – воскликнул он. – Книга не может убить!
– Разве? – откликнулся Ано. – Вспомните, что сказала мадемуазель. Под этой стрелой стоит отметка: «Рисунок Е» – и надпись, сделанная профессором.
Упомянутая стрела несколько отличалась от остальных формой своего стержня, который расширялся возле треугольного металлического наконечника, подобно тому, как некоторые деревянные ручки, сужаясь сверху, расширяются у пера.
Надпись чернилами гласила: См, стр. 37.
– Страница тридцать семь. – Ано снова начал листать книгу. – Вот она. – Он пробежал указательным пальцем сверху вниз и остановился на середине листа у абзаца, озаглавленного «Рисунок Е».
Детектив придвинул свой стул чуть ближе к столу, Энн Апкотт обошла вокруг стола, чтобы лучше видеть, и даже Джим Фробишер склонился над плечом Ано. Все ощущали странное напряжение, словно исследователи на пороге открытия, и, когда Ано начал читать вслух, остальные затаили дыхание.
– «Рисунок Е изображает отравленную стрелу, временно предоставленную мне Саймоном Харлоу, эсквайром, проживающим в Блэкменс в Норфолке и в Мезон-Гренель в Дижоне. Он приобрел ее у мистера Джона Карлайла, торговца на реке Шире[23] в стране Комбе, и это самый совершенный образец отравленной стрелы, какой я когда-либо видел. Семя строфанта растолкли в воде и смешали с красноватой глиной, которой пользуются туземцы Комбе, после чего смесь размазали по головке стрелы и примыкающему к ней краю стержня, оставив нетронутым только острие. Стрела совсем новая, и раствор свежий».
Дочитав абзац, Ано откинулся на спинку стула.
– Вот вам, мосье Фробишер, вопрос, на который следует ответить. Где сейчас стрела Саймона Харлоу?
Бетти посмотрела на него.
– Если стрела находится в этом доме, мосье, то она в запертом шкафу в моей гостиной.
– В вашей гостиной? – резко переспросил Ано.
– Да. Это полумузей – мы называем его «Сокровищница». Ей пользовались и мой дядя Саймон, и мадам. Эта была их любимая комната, полная редких и красивых вещей. Но после смерти дяди Саймона мадам никогда в нее не входила. Она даже заперла дверь, связывающую эту комнату с ее гардеробной, чтобы не войти туда по рассеянности, а потом отдала ее мне. Дверь оттуда ведет в холл.
Чело Ано прояснилось.
– Понятно. И сейчас комната опечатана?
– Да.
– Вы когда-нибудь видели эту стрелу, мадемуазель?
– Не припоминаю. Я только один раз заглядывала в шкаф. Там хранятся страшноватые вещицы. – Бетти поежилась.
– Возможно, что стрела так и не вернулась в Мезон-Гренель, – заметил Фробишер. – Профессор охотно оставил бы ее у себя.
– Если бы мог, – отозвался Ано. – Но коллекционер редкостей вроде Саймона Харлоу едва ли позволил бы ему это. – Некоторое время детектив сидел молча. – Знаете, о чем я думаю? – заговорил он наконец и сам же ответил на свой вопрос: – Я думаю о том, не был ли в самом деле Борис Ваберский седьмого мая на улице Гамбетта неподалеку от лавки Жана Кладеля.
– Ваберский? – воскликнул Джим. Неужели Ано считает его преступником? Почему бы и нет? Ведь Борис думал, что по завещанию миссис Харлоу все достанется ему.
– Не делал ли он там то, что приписывал вам, мадемуазель Бетти? – продолжал Ано.
– Платил! – воскликнула Бетти.
– Платил или, что более вероятно, извинялся за неуплату, а может быть, что самое вероятное, забирал стрелу, очищенную от яда.
Похоже, Ано наконец отказался от своих недомолвок. Его подозрения, подобно стреле с иллюстрации, летели прямо к очевидной цели. Джим глубоко вздохнул, как человек, пробудившийся от ночного кошмара. Девушки также ощущали явное облегчение. Энн Апкотт отодвинулась от стола, а Бетти бормотала, словно обращаясь к самой себе:
– Мосье Борис! Мосье Борис! Я никогда об этом не думала! – К восторгу Джима, в ее голосе звучали нотки жалости.
– Но вы не должны огорчаться, мадемуазель. В конце концов, он так с вами обошелся, что недостоин вашего сожаления.
В словах Ано Джиму почудилась легкая ирония. Щеки Бетти порозовели.
– Я видела его полчаса назад сидящим здесь в слезах. – Она с отвращением пожала плечами. – Худшего я ему не желаю. Я вполне удовлетворена.
На губах Ано мелькнула странная улыбка. У Джима время от времени создавалось впечатление, что под спокойной личиной вопросов и ответов между детективом и Бетти Харлоу ведется дуэль, в процессе которой то один, то другой из участников получали небольшие царапины. На сей раз, похоже, пострадала Бетти.
– Вы удовлетворены, мадемуазель, но закон – нет, – отозвался детектив. – Борис Ваберский ожидал наследства. Он срочно нуждался в деньгах, о чем ясно свидетельствует первое из его писем фирме мосье Фробишера. У него был мотив. – Ано переводил взгляд с одного из своих слушателей на другого. – Мотивы представляют собой указатели, расшифровать которые нелегко, и если их прочесть неверно, они могут легко увести в сторону. Тем не менее эти указатели необходимо искать и стараться прочитать их как следует. Вернемся к профессору медицины из Эдинбургского университета. Его скрупулезность выше всяких похвал.
Взгляд Ано устремился вновь на описание рисунка Е в трактате, все еще лежащем перед ним на столе.
– Это был лучший образец отравленной стрелы, с каким ему приходилось встречаться. Ядовитая паста была густо размазана по наконечнику и верхней части стержня. Стрелой не пользовались, яд был свежим, а такие яды сохраняют свою силу на многие годы. Если эта книга и эта стрела попали в руки Жану Кладелю, он легко мог изготовить раствор в спирте, который, будучи введенным в кровь с помощью шприца, вызвал бы смерть через пятнадцать минут и не оставил бы никаких следов.
– Через пятнадцать минут? – недоверчиво переспросила Бетти, а с кресла у стены, где вновь сидела Энн Апкотт, донесся негромкий возглас. Но никто не обратил внимания на Энн. Джим и Бетти не сводили глаз с Ано, который продолжал объяснять им свою теорию.
– Через пятнадцать минут? – повторил Джим. – Откуда вы знаете?
– Так написано в книге.
– А откуда мог узнать Жан Кладель, как обращаться с пастой, не причинив себе вреда, и как приготовить раствор?
– Из того же источника, – ответил Ано, постучав кулаком по трактату. – Здесь описано все – эксперименты над животными, точное время действия яда. Учитывая то, что Жан Кладель, несомненно, разбирается в химикалиях, процесс не составил бы никакого труда.
Бетти Харлоу вновь склонилась над книгой, а Ано повернул ее так, чтобы читать могли они оба, слегка вытянув шею.
– Смотрите сами, мадемуазель, – сказал он, перелистнув страницы назад. – Здесь подробный график. Строфант сжимает мышцы сердца, подобно дигиталису, но быстрее и резче. Как видите, спазмы отмечены минута за минутой вплоть до момента смерти. Вся ирония заключается в том, что посредством этих опытов яд может быть превращен в лекарство и орудие смерти становится средством спасения жизни – что и происходило в добрых руках. – Ано откинулся назад и посмотрел на Бетти Харлоу из-под приспущенных век. – Это чудесно – не так ли, мадемуазель?
Бетти медленно закрыла книгу.
– По-моему, мосье Ано, – сказала она, – не менее чудесно то, что вы умудрились так тщательно изучить эту книгу за те полчаса, когда вы ждали нас здесь этим утром.
Теперь пришла очередь Ано покраснеть. Пару секунд он пребывал в замешательстве. Джим снова увидел признаки тайной дуэли и радовался, что на сей раз великий Ано получил царапину.
– Изучение ядов – специфика моей работы, – отозвался детектив. – В наши дни даже в Сюртэ приходится специализироваться. – Он повернулся к Фробишеру: – Вы о чем-то задумались, мосье?
– Да. – Джим пробудился от размышлений и обратился к Бетти: – Полагаю, у Бориса Ваберского есть ключ?
– Да, – ответила она.
– Он забрал его с собой?
– Вероятно.
– Кто запирает ворота?
– Гастон – перед тем, как ложится спать.
Удовлетворение Джима возрастало с каждым полученным ответом.
– Понимаете, мосье Ано, – воскликнул он, – всему этому мы не придавали значения! Кто положил эту книгу назад на полку? И когда? Вчера в полдень это место пустовало. Сегодня утром оно занято. Вечером после обеда мы сидели в саду за домом. Что могло быть легче для Ваберского проскользнуть в дом со своим ключом, когда двор пустовал, вернуть книгу и снова незаметно выскользнуть? Почему…
– Незаметно? – прервала Бетти. – Это невозможно. Полицейский дежурит у наших ворот днем и ночью.
Ано покачал головой.
– Уже нет. После того как вы вчера утром любезно ответили на мои вопросы, я сразу же убрал его оттуда.
– Это правда! – радостно подтвердил Джим. Он вспомнил, что, когда во второй половине дня приехал из отеля со своим багажом, улица Шарля-Робера была пуста.
Бетти Харлоу застыла от удивления. Потом она улыбнулась и присела перед детективом в насмешливом реверансе. Но в ее голосе звучала искренняя признательность.
– Благодарю вас, мосье. Вчера я не заметила, что полицейского убрали, иначе я бы поблагодарила вас раньше. Не ожидала от вас такой предупредительности. Как я говорила моему другу Джиму, мне казалось, вы ушли, считая меня виновной.
Ано протестующе поднял руку. Для Джима это выглядело как взмах шпагой, которым дуэлянт салютует после окончания схватки. Тайный поединок подошел к концу. Удалив полицейского от ворот, Ано подал знак не только Бетти, но и всему Дижону, что он более не считает нужным наблюдать за ее передвижениями или как-то ограничивать ее свободу.
– Как видите, – настаивал Джим, трясясь над своей версией, как пес над костью, – вчера вечером путь для Ваберского был свободен.
Бетти, однако, не желала с этим соглашаться. Она энергично покачала головой.
– Я не верю, что мосье Борис виновен в убийстве. Более того, – Бетти умоляюще посмотрела на Ано, – я вообще не верю, что убийство было совершено. Я не хочу в это верить. – Ее голос дрогнул. – В конце концов, мосье Ано, на чем вы основываете эту ужасную теорию? Только на том, что книги дяди Саймона вчера не было в его библиотеке, а сегодня она там появилась. Больше нам ничего не известно. Мы даже не знаем, существует ли в действительности этот Жан Кладель.
– Очень скоро мы это узнаем, мадемуазель, – сказал Ано, глядя на лежащую на столе книгу.
– Мы не знаем, находится ли или находилась ли когда-нибудь стрела в этом доме.
– Мы должны в этом убедиться, мадемуазель. – настаивал Ано.
– Даже если вы найдете стрелу с остатками яда на стержне, вы не сможете быть уверенным, что этим ядом кто-то воспользовался. Если в рапорте говорится, что никаких следов яда не обнаружено, вы не сумеете доказать, что убийство произошло с помощью яда, не оставляющего следов. Вам не на что опереться. Все это лишь догадки, которые заставляют нас жить как в ночном кошмаре. Если бы я хоть на мгновение подумала, что здесь имело место убийство, то сказала бы вам: «Продолжайте!» Но это не так!
В голосе Бетти звучало столько искренности и желания забыть о страхах и подозрениях, что Джиму казалось, будто никто не в силах ему противиться. Но когда Ано заговорил, Джим сразу понял, что Бетти потерпела неудачу.
– Вы умеете убеждать, мадемуазель Бетти. Но у каждого из нас есть собственное кредо, согласно которому мы живем, что бы ни случилось. Я способен в какой-то мере оправдать большинство преступлений, даже связанных с насилием. Страсть, гнев, даже жадность! Изначально хорошие качества, развитые чрезмерно, становятся чудовищными. То же касается и методов преступления. Та или иная привычка делает естественным применение орудия, которое нам кажется ужасным. Но есть одно преступление, которое я не способен оправдать, – убийство с помощью яда. И единственный преступник, которого я никогда не прекращу преследовать, – это отравитель. – В словах Ано звучала искренняя ненависть, и, хотя он говорил тихо, не отрывая взгляда от стола, все трое слушали его как завороженные. – Отравитель действует трусливо и тайно. Его жуткая работа становится для него обычным пороком вроде пьянства, но доставляет ему куда больше удовольствия. Покажите мне одну жертву отравителя, который вышел сухим из воды, и не пройдет года, как я покажу вам другую!
Он умолк, но его слова, казалось, все еще вибрировали в воздухе, ударяясь о стены и отскакивая от них. Несмотря на не слишком развитое воображение, Джим Фробишер ощущал, что если бы отравитель присутствовал здесь, то выдал бы себя невольным криком. Джим затаил дыхание, хотя рассудок говорил ему, что в этой комнате нет рта, откуда может исходить подобный крик.
Окончив монолог, Ано посмотрел на Бетти с виноватой улыбкой.
– Поэтому, мадемуазель, вам следует принимать меня таким, каким меня создал Бог, и не слишком порицать за причиняемое вам беспокойство. У меня еще никогда не было более трудного дела, и я должен быть твердо уверен в каждой его детали.
Прежде чем Бетти успела ответить, в дверь постучали.
– Войдите, – отозвался Ано и объяснил, когда маленький смуглый человечек в штатском шагнул в комнату: – Это Никола Моро, который дежурил во дворе и которого я недавно послал с поручением. Итак, Никола?
Моро вытянулся по стойке «смирно» и отрапортовал бесстрастным официальным тоном:
– В соответствии с полученными указаниями я отправился в лавку Жана Кладеля в доме семь на улице Гамбетта. Оттуда я пошел в префектуру и проверил сведения, о которых вы мне говорили. Жан Кладель дважды представал перед полицейским судом по обвинению в продаже запрещенных медикаментов и оба раза был оправдан из-за отсутствия свидетелей.
– Благодарю вас, Никола.
Моро отсалютовал, повернулся на каблуках и вышел. Наступило молчание. Ано с печальным вздохом посмотрел на Бетти.
– Как видите, я вынужден продолжать. Нам придется поискать в запертом шкафу Саймона Харлоу отравленную стрелу.
– Комната опечатана, – напомнил ему Фробишер.
– Значит, ее придется распечатать, – ответил детектив. Вынув из кармана часы, он скорчил гримасу. – Нам понадобится мосье комиссар, а мосье комиссар не будет в восторге, если мы побеспокоим его сейчас. Полдень – священное время второго завтрака. Да будет вам известно, что комиссары полиции никогда не бывают в хорошем настроении. Причина в том…
Но публика так и не услышала объяснения этого факта. Ано умолк и застыл, все еще держа цепочку, на которой болтались часы. Джим и Бетти проследили за его взглядом. Они увидели Энн Апкотт, которая стояла у стены, держась за спинку стула, чтобы не упасть. Ее глаза были закрыты, а лицо превратилось в маску горя.
– Мадемуазель, – сказал Ано, подойдя к ней, – что вы собираетесь мне сообщить?
– Значит, это правда? – прошептала она. – Жан Кладель существует?
– Да.
– Отравленной стрелой могли воспользоваться… – Энн запнулась, словно ей было трудно окончить фразу, – …и смерть наступила бы через пятнадцать минут?
– Безусловно.
– В таком случае я могла этому помешать. Никогда себе не прощу. Ведь я могла предотвратить убийство!
Ано, прищурившись, наблюдал за девушкой. Был ли он разочарован? Ожидал ли другого ответа? Быстрое движение Бетти Харлоу отвлекло Джима от этих мыслей. Он увидел, что Бетти смотрит на них со странным блеском в глазах. Отойдя от Ано, Энн Апкотт выпрямилась в полный рост у стены, раскинув руки. Казалось, она считает себя парией,[24] а ее поза громко вопиет: «Побейте меня камнями! Я жду!»
Ано спрятал часы в карман.
– Мадемуазель, мы позволим комиссару спокойно перекусить и сначала сами выслушаем вашу историю. Но не здесь, а в саду под тенью деревьев. – Он достал платок и вытер лоб. – В комнате жарко, как в печке.
Вспоминая в дальнейшем события этого утра, Джим Фробишер обнаружил, что ничто так ярко не запечатлелось У него в памяти – ни изображения стрел в книге, ни провозглашение Ано своего кредо – как зрелище детектива, вращающего поблескивающие в солнечном свете часы на кончике цепочки и размышляющего, должен ли он сейчас беспокоить полицейского комиссара или дать ему возможность съесть ленч. Тогда они не подозревали, что от этого зависит очень многое.