Дом в Эльдафьорде

13

Вскоре рыбачья лодка снова взяла курс на юг.

К счастью, погода была безветренной, что очень радовало Эскиля.

— Ну, расскажи, что нового ты узнал у учителя? — спросила Винга Хейке.

— Сейчас вы все услышите, — ответил он, выуживая из кармана листок бумаги. — Этот учитель любезно выписал для меня самое главное…

— Но ведь это не имеет отношения к истории Эльдафьорда, или как?

— Вообще-то не имеет. Но это интересно само по себе.

И он начал читать. Эскиль был в панике: неужели он продемонстрирует сейчас свои убогие навыки в чтении? Перед Сольвейг?

Но тут Эскиль вспомнил, что сам рассказывал ей, что Хейке выучился читать уже будучи взрослым. И, пристыженный, он принялся слушать это беспомощное чтение по слогам.

Его любимый отец! Как он мог устыдиться такого прекрасного человека? Эскиль опускал голову все ниже и ниже.

— Так вот что говориться здесь, — начал Хейке: — «Возле одного из отдаленных фьордов этого дикого побережья с давних времен стояла старинная крепость. Говорят, что она представляла собой простую и примитивную постройку, пока несколько веков спустя ею не завладел один странный человек. Говорили, что он использовал крепость для языческих ритуалов, поговаривали также о человеческих жертвоприношениях».

— Вот видите, вот видите! — воскликнула Винга. — Это наверняка та самая крепость!

— Без сомнения, — согласился Хейке. — И дальше здесь говорится вот что… Укрой получше Йолина, Эскиль!

— Так что там говорится? — с улыбкой спросил Эскиль, заботливо поправляя одеяло на спящем ребенке.

Хейке продолжал:

— В предании говорится по-разному, кто был этот человек. То о нем говорили, как о самом Старом Эрике, вышедшим из преисподней, то о нем говорили как о человеке другой расы, как о детище холода и мрака.

— Ха! — воскликнула Винга. — Это выражение нам известно!

Хейке продолжал читать по складам:

— Да, в одном из преданий говорится даже, что он был изгоем своего собственного народа и вынужден был скрываться в безлюдном горном ущелье внутри страны. В другом же предании говорится, что он сбежал оттуда, прихватив с собой самые ценные сокровища своего народа. Во всех легендах он представлен злым человеком, безжалостным по отношению к окружающим. Да, это наверняка наш первый Йолин! Но кто же он такой? Что за человек это был?

Немного помолчав, он дочитал до конца историческое описание:

— «Но в моих путешествиях вдоль этого побережья я никогда не видел этой старинной крепости, а тем более — той безлюдной горной долины, так что все это плод народной фантазии, сказки, рассказываемые у камелька долгими зимними вечерами».

— Да, теперь мы знаем больше, — сказала Винга. — Но что с тобой, Эскиль? Мне кажется, ты побледнел.

— Не беспокойся, со мной все в порядке, — раздраженно ответил Эскиль, продолжая смотреть на воду, что было первым признаком морской болезни.

Хейке вздохнул.

— Лучше бы мы обогнули Южную Норвегию, — сказал он, — это было бы лучше для Йолина.

«Только не это! — взмолился про себя Эскиль. — Обогнуть всю Южную Норвегию?»

К счастью, отец не намеревался этого делать.

— Но это заняло бы слишком много времени, — продолжал Хейке, — и мы должны подумать о своих лошадях. Так что если вы не против, я займусь мальчиком — прямо сейчас, пока он спит.

Сев возле Йолина, он положил ему на голову свои большие руки. Его ладони почти целиком закрывали прозрачно-бледное, точеное лицо мальчика.

«Господи, — подумала Сольвейг. — Помоги этому человеку!»

Они причалили к тому городку, где оставили своих лошадей. Эскиль с облегчением сошел на берег.

«Ни за что больше не буду плавать по морю, — думал он, поднимаясь вместе с отцом на холм. Все плыло у него перед глазами, он по-прежнему чувствовал дурноту. — Ни за что! Даже если нам придется ехать в Англию, я поеду по суше — чего бы это мне ни стоило!»

Его много раз тошнило, но он держал себя в руках. Они шли забирать своих лошадей.

Глубоко вздохнув, Хейке сказал:

— Эскиль, мне нужно кое о чем говорить с тобой, пока твоей матери нет поблизости…

— О чем? — боязливо спросил Эскиль.

— Дома… не все в порядке.

— Что же? У тебя с мамой какие-то проблемы?

— Нет, конечно, нет! Нет, речь идет о наших поместьях. У нас нет средств, чтобы содержать все три поместья. Это было еще возможно во времена Александра Паладина, но теперь… нет!

— И что же вы решили делать? Продать Липовую аллею?

— Нет-нет, с Липовой аллеей особых проблем нет. Нам ужасно дорого обходится содержание Элистранда. И твоя мать…

— Я знаю. Элистранд — это дом ее детства. Вот почему она так за него держится. Она хочет вернуть его обратно.

— Вот именно. Поэтому… мы перестали платить налоги государству, они так велики, что временами я просто не знаю, что делать. Так что можешь считать, что мы разорены, Эскиль.

— Я никогда и не думал, что мы богаты.

— Такой ход мыслей свидетельствует о том, что ты считал себя все же достаточно состоятельным, — сурово заметил Хейке. — Но то, о чем мне хотелось бы поговорить с тобой… Да, не так-то приятно говорить об этом, но… Эскиль, когда ты унаследуешь эти имения — и твоей матери уже не будет в живых, — продай Элистранд! И как можно скорее! Я не могу этого сделать. Я не делаю этого ради нее.

У Эскиля защемило сердце. Отец не имел права говорить так! Когда мамы не будет? И отца тоже? Нет, нет!

— Я понимаю, тебе тяжело это слышать, Эскиль, — тихо сказал Хейке. — Но ты уже взрослый. Ты должен воспринимать жизнь такой, как она есть.

— Да, — выдавил из себя Эскиль. — Но я не понимаю самого себя. Как я мог уехать от вас? От вас! А что, если бы я не застал вас в живых, вернувшись домой? Да и само мое возвращение домой тоже было под вопросом. Если бы вы не приехали… Но мне хотелось привезти вам сокровища. Помочь вам.

— Не будем больше говорить об этом, мой мальчик, — мягко произнес Хейке. — И это путешествие пошло тебе на пользу, не так ли?

Эскиль ничего не ответил. Его все еще мучила морская болезнь, временами к горлу подступала тошнота.

— Дом Северинсенов в Гростенсхольме процветает, не так ли? — уклончиво произнес Эскиль. — Мне кажется, они хорошо подходят друг другу?

Хейке искоса посмотрел на сына. Он хорошо понял, что имел в виду сын.

— Насколько я понимаю, они очень счастливы, — ответил он.

— М-мм… Это я спросил просто так…

— Брак может быть счастливым, несмотря на большую разницу в возрасте. Ты ведь знаешь, жена Северинсена намного старше него.

— О, да, — живо отозвался Эскиль. — Она старше него по крайней мере лет на двенадцать!

— На четырнадцать, если я не ошибаюсь.

— Тем более!

Эскиль вдруг обнаружил, что проговорился, и смущенно замолчал. Положив руку на плечо сына, Хейке сказал:

— Возраст вообще не имеет никакого значения, Эскиль. Все зависит от того, насколько зрел сам человек, насколько он умеет устраивать свои дела. Тогда разница в возрасте между супругами становится несущественной, и не важно, кто старше, он или она. Самое важное здесь — это ответственность за своего партнера.

Опустив голову, его сын произнес:

— Но мама…

— Твоя мать такая же, как и все матери. Ей не нравится быть застигнутой врасплох. Ей нужно время, чтобы все обдумать. Ты уже говорил… ты сам знаешь, с кем?

— Нет, — торопливо ответил Эскиль. — Я говорил только в общих чертах, я не…

Он запутался в своих собственных словах, и Хейке переменил тему разговора:

— Вот мы и пришли.

Эскиль усмехнулся, потом начал хохотать все громче и громче.

— Что так тебя рассмешило?

— Это первый Йолин! Он просто смешон!

— Теперь легко об этом говорить.

— Нет, ты только вспомни, как он вел себя! Никакой хитрости, никакого ума, никакой сообразительности. Бегал вокруг, бил себя кулаком в грудь, словно горилла, швырял камни. Можно ли питать уважение к такому привидению?

Хейке усмехнулся.

— Да, ты прав. И, встретив сопротивление, он просто стоял и глазел, пока его не уничтожили. Но, уверяю тебя, Эскиль, в том, что происходило, не было ничего смешного!

— Я знаю, — с дрожью произнес Эскиль. — Но до Тенгеля Злого ему далеко!

— Нет, он не имеет никакого отношения к тому злу, которое внушает человеку трепет. Ты должен благодарить судьбу, за то, что ты никогда не имел дела с Тенгелем Злым. Но мне интересно, кто же это был первым Йолином…

— Отец, если он был из рода Людей Льда, у него должно остаться потомство! В Эльдафьорде! Там должно быть множество родственников первого Йолина! Там полно темноволосых! И Маленький Йолин — прямой его потомок!

— Да, я тоже думал об этом. Вот почему мне интересно, кто он такой. Между прочим, я не думаю, что он из рода Людей Льда. Вспомни слова Ханны! О том, что Тенгель Добрый и его маленькая семья — единственные наследники Людей Льда. Конечно, есть еще какие-то родные в Таран-гае, но она говорила только о Норвегии. К тому же он такой огромный! Тогда как первые Люди Льда, прибывшие в страну, были маленького роста! Как, например, Тенгель Злой.

— Но он пришел из долины Людей Льда. И он понимал древний сибирский язык!

— Я знаю. Мы должны разобраться во всем этом.

Они стояли во дворе дома, где находились их лошади. Эскиль поблагодарил хозяина за лодку, а Хейке заплатил за сверхурочные дни. Они сели на коней, для Маленького Йолина Хейке купил фаэтон. Вернувшись на пристань, они расплатились с Элисом и попрощались.

Первый этап их долгого путешествия был завершен. Но хотя Хейке утверждал, что самое трудное еще впереди, Эскиль не был согласен с ним.

Они решили переночевать на постоялом дворе, потому что Йолин совершенно выбился из сил.

В эту ночь Хейке и Винга поняли, что переживают подлинные трудности.

Хейке не мог заснуть. Он постоянно просыпался от каких-то непонятных сновидений.

— Что тебе снилось, Хейке? — спросила Винга, когда он проснулся в очередной раз, уже под утро.

Он сидел на постели, обливаясь потом и тяжело дыша. Винга страшно удивилась, когда он повернулся к ней, и она увидела, что его желтые глаза злобно сверкнули.

— Это тебя не касается, — ответил он незнакомым ей голосом. — Будешь ты еще вмешиваться в мои сны! Мне и так нет от тебя покоя в жизни!

Винга онемела. Она ничего не понимала, Хейке никогда не был таким. Никогда!

И весь последующий день вел себя в том же духе. Был нетерпелив, растерян и озабочен чем-то. Никто не узнавал его. Атмосфера все более и более сгущалась.

Фаэтон их поднимался на заснеженный горный перевал, лошадям приходилось помогать. Из-за неровной дороги — если здесь вообще можно было говорить о какой-то дороге — у Маленького Йолина начались сильные головные боли. Но Хейке не приходил ему на помощь. Хейке пребывал теперь в своем собственном мире, куда никто не имел права проникать.

Но когда они снова спустились на заросшую весенней травой тропинку, настроение у всех стало лучше. Во второй половине дня они сделали привал, было тепло и сухо.

Когда они поели и немного отдохнули, Винга затронула вопрос, волновавших всех.

— Я вижу, что в данный момент ты успокоился, Хейке, — сказала она. — Поэтому я прошу тебя объяснить, в чем дело. Кто-то из нас тебе не нравится?

— Господи, нет! Но ты права, Винга, именно в данный момент это жуткое наваждение немного отпустило меня. Я понимаю, что вел себя сегодня как свинья, и пусть все простят меня за это, но это был не я… Мне кажется… Нет, я не могу этого объяснить.

Положив ладонь на его руку, Винга сказала:

— Нет, ты должен все объяснить! Это имеет какое-то отношение к твоим снам?

Им снова овладела угрюмость, было заметно, как он сдерживает себя, чтобы не наговорить грубостей. Нетерпеливо вздохнув, он сказал:

— Я не знаю, что это такое, Винга. Во сне кто-то звал и манил меня. Какой-то дружелюбный голос, желавший мне добра. Тем не менее, я был смертельно напуган.

— Мне кажется, я понимаю, в чем дело, — печально произнесла она. — Я думаю, мы прихватили с собой труп!

Хейке уставился на нее подозрительно, со страхом…

— Нет, Хейке, ты сейчас сам не свой, — сказала Винга. — Не желаешь ли ты острых ощущений?

— Я бы не прочь.

— Не желаешь ли ты, чтобы мы привязали тебя к этой березе?

Он усмехнулся.

— Какая вам от этого польза? Но я не против. Привязывайте!

Эскиль с удивлением увидел, как Винга достала из коляски пару веревок. В долине перед ними расстилалась большая, красивая деревня. Все вокруг дышало миром и теплом. А они должны были крепко-накрепко привязывать к дереву его всегда такого сдержанного отца! Что это, игра или…

Но решительное выражение лица Винги не настраивало на игру.

Удрученно покачав головой, Хейке все же дал себя привязать к березе. Он усмехнулся, когда Винга отобрала у него его большой нож и пошла нарезать ветки, чтобы посильнее разжечь костер.

Йолин, не выносивший яркого света, лежал в фаэтоне. Сольвейг стояла чуть поодаль, не понимая, что они затеяли. Надо сказать, что Эскиль тоже не понимал, в чем дело.

Когда костер разгорелся, Винга подошла к Хейке, чтобы проверить, крепко ли завязаны веревки. Потом она сказала:

— Ты уверен в том, что не ощущаешь больше прежних симптомов? Того упрямства, которое приносили тебе твои сновиденья?

— Нет, на что ты намекаешь?

— На флейту, — холодно произнесла Винга. — На флейту и Тулу!

Хейке втянул носом воздух. Он ничего не сказал, но глаза его сердито сверкнули.

— Так вот какой труп мы прихватили с собой… — сказал Эскиль. — Эту старую, почерневшую от времени флейту?

— Вот именно.

Взгляд Хейке скользнул к костру и обратно. И совершенно другим мягким, не похожим на его собственный, голосом он сказал:

— Разрежь эти веревки, Эскиль!

— Не делай этого! — тут же произнесла Винга.

— Дай мне флейту, мальчик!

— Не делай этого!

— Она лежит среди реликвий Людей Льда, в коляске, под моим сидением.

— Не делай этого, Эскиль!

— Попридержи язык, Винга! Эскиль, разве ты не знаешь, что должен слушаться своего отца?

Эскиль стоял неподвижно, не зная, что думать.

— Теперь ты сам можешь убедиться в том, как мы были не правы, ничего не рассказав Эскилю о Туле, Хейке! Мальчику ничего не известно! Так вот, с помощью той флейты, которая была у нее, она могла пробудить к жизни Тенгеля Злого. И теперь наш злобный предок пытается сделать то же самое: заставить Хейке поиграть на флейте, чтобы разбудить его.

— Я и не думал этого делать! — сердито возразил Хейке. — Ты сошла с ума!

— Но ведь в мире имеется столько флейт! — возразил Эскиль. — Почему же именно эта…

— Потому что та флейта, которая была у Тулы, оказалась испорченной, заколдованной. Скорее всего, эта тоже заколдована, раз она оказалась среди реликвий Людей Льда. Принес ее, Эскиль! И брось ее в огонь!

— Не делай этого! — закричал Хейке.

Между тем Сольвейг уже подбежала к фаэтону и, порывшись под сиденьем, нашла флейту. Но она тут же выпустила ее из рук, закричав от боли.

— Она жжется! — прошептала Сольвейг, широко раскрыв глаза. Хейке злорадно захохотал.

И только тут Эскиль очнулся от оцепенения. Пока Хейке пытался высвободиться из пут, Эскиль схватил флейту, несмотря на боль, и бросил ее в огонь. Он промахнулся, но это его не смутило. Хейке дико протестовал, но Эскиль не обращал на это внимания. Он снова подбежал к флейте, схватил ее рукавом куртки, чтобы не обжечься, и на этот раз флейта оказалась в огне.

Куртка Эскиля загорелась, и Сольвейг принялась поливать его водой из деревянного ведерка. Тем временем пламя костра взметнулось вверх и обхватило березу.

— Сделай что-нибудь, Хейке! — воскликнула Винга.

Пламя погасло так же быстро, как и взметнулось вверх. Все дрова сгорели, но флейта была цела и невредима среди кучи пепла!

Все уставились на нее.

— Теперь мы знаем, что это такое, — сквозь зубы произнесла Винга. — Хейке… тебе известно, что никто из нас, кроме тебя, не обладает колдовской силой. Ясно, что Тенгель Злой тоже об этом знает, поскольку он выбрал именно тебя. Если бы он, к примеру, заставил бы Эскиля выполнять его приказы, ты мог бы воспрепятствовать ему в этом. Тебя же никто защитить не может.

Лицо Хейке совершенно переменилось. Глаза его сверкали ненавистью к Винге.

— Не нужна мне никакая защита! — злобно воскликнул он. — Дай мне флейту! Развяжи меня!

— Шира! — в отчаянии воскликнула Винга, зная, что теперь только она может помочь. — Шира, я призываю тебя!

— Бесполезно, — презрительно, совершенно чужим, хриплым голосом, произнес Хейке. — Ты не способна ее вызвать!

Вцепившись в Хейке, Винга в отчаянии крикнула:

— Шира! Я взываю к тебе через Хейке!

— Отпусти меня, — прорычал он. — Отпусти… Я не зову тебя, Шира, она врет…

Но он ничего не мог поделать. Духи-защитники Людей Льда всегда приходили на помощь, когда нужно было защитить кого-то от Тенгеля Злого.

Хейке же пытался освободиться.

— Я не должен был… давать тебе… привязывать себя… — стонал он. — Если бы я знал… Эскиль! Попробуй поиграть на флейте! Попробуй! Ты ведь можешь! У тебя получится!

Голос его, наполненный ужасом, никто уже не узнавал. Этот голос не принадлежал Хейке.

Но Эскиль не слушал его. Он и обе женщины смотрели на остатки костра.

Они видели, как флейта крутилась на месте, двигалась туда-сюда, словно кто-то усилием воли пытался спасти ее. Но она была подобна пойманному зверю, который тщетно пытается освободиться.

Глаза их не были достаточно зоркими, чтобы видеть незримое, но они вдруг услышали испуганный крик Хейке:

— Нет, Шира! Не смей!

Флейта задрожала и замерла на земле. И на глазах у них флейта рассыпалась на куски, превратилась в пыль, которая тут же рассеялась, не оставив следа.

Хейке повис на веревках. Из груди у него вырвался всхлип, как только Тенгель Злой ослабил свою хватку.

И тогда Сольвейг показалось, что кто-то стоит перед ней с мягкой улыбкой на губах. И где-то в глубине своего сознания она услышала слова: «Это благодаря твоей смелости. Несмотря на страх, ты так много сделала для Людей Льда. Тебе удалось предотвратить великую опасность».

На зеленой лужайке стало совершенно тихо. Так тихо, словно они сами были частью бесконечного мирового пространства.

— Мама… — позвал Йолин.

Сольвейг, Эскиль и Винга подошли к нему. В последнее время мальчик был молчалив. Сольвейг боялась смотреть на него, думая, что ему стало еще хуже. Потому что эта поездка, которая должна была быть начало новой жизни для него и для нее, могла оказаться для него последней. Тяжелые перегрузки, езда по неровной дороге, яркий свет, невыносимый для его полуослепших глаз, вынужденное бодрствование — все это могло оказаться для него роковым.

Выдержать все это было не под силу бедняге.

Она знала о том, что перед смертью больные могут казаться выздоравливающими.

Наклонившись к нему, Сольвейг спросила:

— Что случилось, мой мальчик? Бледное личико, мутные глаза…

— Мама, небо такое ясное, но на мой лоб упала капля дождя!

— Да, в самом деле!

Отведя в сторону руку Сольвейг, Винга испуганно произнесла:

— Нет, не вытирай эту каплю!.. Может быть, это глупо, но… Пусть она останется!

На глазах Винги были слезы, она смущенно улыбнулась, глядя на Сольвейг.

— Ты не поняла, что произошло… — сказала она. — И я не могу утверждать, не зная этого наверняка, но… Скажи, может, ты что-нибудь заметила? Или на него просто упала капля дождя?

— Нет, здесь была какая-то дама, хотя мне показалось, что все это мне приснилось. Или это был кто-то из вас…

— Как она выглядела? — спросила Винга. — Она была маленькой? Как фарфоровая кукла? С чужими чертами лица? С раскосыми глазами? С волосами, отливающими всеми цветами радуги?

Йолин изумленно уставился на нее.

— Да. Значит, мне это не приснилось? Винга возбужденно погладила его по щеке, на глазах ее были слезы.

— Пока я ничего не скажу, пока… Подождем и посмотрим. Кто поможет мне развязать веревки на Хейке?

И все трое принялись развязывать веревки.

Хейке был теперь совершенно спокоен. Он сел на землю, закрыв лицо руками.

Остальные молча сидели вокруг него.

Наконец Эскиль сказал:

— Отец! Теперь все позади!

— Но не для меня, — через силу произнес Хейке. — Я… так ужасно опозорился! Хорошо, что вы, по крайней мере, не потеряли рассудок! А Сольвейг? Что она подумает обо мне теперь? Ведь я вел себя как помешанный, избив до этого человека, а теперь и вовсе сошел с ума! И это я, который…

Ободряюще похлопав отца по плечу, Эскиль сказал:

— Успокойся, отец! Ведь мы-то уже спокойны. Теперь я люблю тебя еще больше! Это так чудесно — узнать, что и у тебя есть слабости!