Дом, в котором живёт смерть

Глава 18

— Да, твое предсказание в самом деле оказалось точным! — на следующий день признал Сейлор. — Хотя, что там, собственно, было? Я предполагаю, что этот тип, который стрелял, был в машине. Вокруг все кишело копами, и они пустились в погоню за ним. Но потеряли его на главной магистрали с оживленным движением. И даже не записали номер. Исчерпывающий отчет?

— Отчет точен, — признал Джефф, — но не совсем полон. Нападение застало копов врасплох, как, впрочем, и всех. Хотя они предполагали, что против Дэйва будут предприняты какие-то действия, им и в голову не пришло, что его станут расстреливать, как утку в тире.

В среду, 26 апреля, ближе к трем часам пополудни четыре человека — сам Сейлор, Джефф, Дэйв и Пенни — заканчивали ленч в ресторане «Генри» на Тулуз-стрит рядом с Бурбон-стрит. Сидя в уютном и спокойном центральном зале с темно-красными обоями и неторопливыми официантами, Джефф поймал себя на том, что все время возвращается к событиям прошлого вечера.

Из стойки перил были извлечены три пули. Казалось, что лишь Джилберта Бетьюна не взволновали растерянность прислуги и царящий вокруг хаос. И на пике этой растерянности раздался спешный звонок от Сейлора, который успел вернуться в город.

Не могут ли Джефф и Дэйв, попросил он, завтра встретиться с ним за ленчем у «Генри». Сейлор знал, что Дэйв в трауре, но, поскольку он готов был сообщить нечто очень важное, может, они оба согласятся? Когда Дэйв передал эту просьбу Джеффу, тот сначала ответил, что не может принять ее, потому что в этот же день он пригласил на ленч Пенни. Однако та дала понять, что согласна.

Так вот все и получилось. Вопрос с трауром Дэйва был разрешен в тот же вечер, когда дядя Джил пригласил молодую троицу в «Луизиану» на обед, который затянулся до позднего часа.

— Завтра делайте все, что хотите, — сказал он на прощание, — но твердо помните, что в четыре часа дня все вы должны быть в Делис-Холл. Я собираю небольшую компанию интересных людей. И готовлю сюрприз.

— Что за сюрприз, дядя Джил?

— На стене одного известного научного учреждения в Лондоне размещено высказывание, подтверждающее достижения сэра Вильяма Крукса; оно звучит как каламбур «Ubi Crookes, ibi lux». Когда сэр Вильям серьезно увлекся спиритизмом, некий юморист предложил перефразировать остроту в «Ubi Crookes, ibi spooks».[14] Я тоже питаю надежды, что мне удастся пролить хоть немного света на эту историю.

— И вот еще что, — предупредил Дэйв, — когда мы завтра встретимся с Сейлором, ни слова о том, что золото найдено. Я рассказал только Пенни, но дальше — никуда, пока я не соображу, что делать. Договорились, Джефф?

— Договорились. А то, что с дорожки кто-то стрелял в тебя, нам тоже придется скрывать?

— Скорее всего, скрыть не получится. Пока еще удается держать газеты в неведении. О том типе, который в воскресенье напал на меня и врезал по башке, не появилось ни слова. Но вот выстрелы, которые все слышали, — это уже совсем другое дело.

Так оно и оказалось. Скупое упоминание об этой стрельбе, пусть даже без уточнений, но с намеком на сенсацию, появилось в прессе во вторник утром. Сейлор, встретивший своих гостей в ресторане «Генри», хранил на лице выражение большой тайны и многозначительности, напоминая балканского дипломата на секретных переговорах.

Хозяин приема был щедр и расточителен, но не позволял себе никаких упоминаний о настоящем положении дел, пока не подали кофе. И лишь тогда он попросил рассказать об этих выстрелах, Джефф, сохраняя разумную осмотрительность, ввел его в курс дела.

— Что известно об оружии? — поинтересовался Сейлор.

— Оно не было найдено, — ответил Джефф, — но из перил были извлечены три пистолетные пули 38-го калибра. Теперь, когда мы изложили события с нашей стороны, почему бы тебе не поделиться своими знаниями?

— Моими?

— Послушай! — сказал Дэйв, крутя в пальцах серебряный столовый прибор. — Мистер Бетьюн выразил желание увидеться с тобой этим утром, и не могло быть никаких сомнений, что ты появишься. Так вот, чего ради он хотел встретиться с тобой?

— Ага! Интересный вопрос, не так ли?

— Рано или поздно придет день, — неопределенно заметил Джефф, — когда на некоторые прямые вопросы придется давать прямые ответы. Даже мой уважаемый дядя перестал секретничать. Почему бы и нашему уважаемому журналисту тоже не расслабиться?

— Вот как?

Джефф поймал взгляд Сейлора и не отвел глаза.

— Как вчера вечером ты сам заметил, — продолжил он, — с воскресенья лейтенант Минноч шел по твоему следу. В гостинице «Джанг» он выяснил, что в субботу вечером ты спрашивал, как выйти на пирс «Гранд Байу-лайн». Дядя Джил сказал, что ты, скорее всего, искал капитана Джоша Галуэя, и есть некоторые свидетельства, указывающие, что ты должен был пуститься на поиски его. Что ты и сделал. В субботу вечером, когда не удалось сразу найти капитана на борту «Байу Куин», ты завел разговор с казначеем. Затем появился капитан Джош, и ты шепотом переговорил с ним. Потом и ты, и капитан утверждали, что не говорили ни о чем важном. Но Гарри Минноч не купился на это объяснение, как и мой дядя. Так о чем вы беседовали с капитаном?

Сейлор возмущенно поднялся.

— Поскольку окружной прокурор Бетьюн взялся поиграть в детектива, — сказал он, — он, должно быть, решил, что и я участвую в этих играх.

— Да, именно так он и решил, как я только что объяснил. Не ограничивай свои объяснения односложными репликами типа «ох!» и «ах!». Так о каком предмете ты спрашивал капитана Дясоша Галуэя?

Все так же стоя, Сейлор обвел компанию взглядом, в котором читалась неподдельная искренность.

— Ладно! — сказал он. — Хорошо! Я не собирался ни обманывать вас, ни водить за нос, ни изображать дельфийского оракула; я хотел изложить свою часть повествования, лишь когда придет время. И я подходил к нему постепенно, вот и все. Хотя первым делом забудьте ту чушь, что я нес на пароходе: лестница-убийца, содержимое секретных тайников и тому подобная ерунда. Это было всего лишь легкой игрой воображения, за которой ничего не крылось. На самом деле я никогда и не предполагал, что та история была преступлением, и, уж конечно, не мог представить, что Серене Хобарт угрожает какая-то опасность. Все же должен признаться, что я был не совсем откровенен. Было несколько мелочей, на которые я должен был обратить внимание еще на прошлой неделе. Но прежде чем я внезапно осознал, что они значили или, точнее, что они должны были значить, мы уже пришли в Новый Орлеан. Разве вас не поразило, что кто-то из вашей компании на борту «Байу Куин» вел себя несколько странно?

Пенни Линн в первый раз подала голос.

— Разве! — запротестовала она.

Она сидела по другую сторону стола лицом к Джеффу, и на ней был тот же самый костюм — оранжевый свитер, светло-коричневая юбка, — который она носила после их странной встречи во вторник неделю назад. Было и еще нечто общее. Ловя каждый ее взгляд, каждую интонацию, Джефф чувствовал, как возвращается ее тяга к нему, которая так опьяняюще действовала на него. Через световые люки в потолке падали солнечные лучи, которые играли бликами в ее каштановых волосах.

— Ты с чем-то не согласна, Пенни? — спросил он. — В таком случае у тебя есть полное право возразить. То от одного, то от другого мы слышали лишь какие-то неопределенные разговоры, что, мол, кто-то ведет себя, словно в чем-то виноват…

Сейлор привлек его внимание тем, что предостерегающе поднял указательный палец.

— Вспомните, я не употреблял выражения «виноват»! — внес поправку Сейлор. — Я вообще не прибегал к нему; я говорил о «странном» поведении, на чем и настаиваю. Вещи, которые видели и я, и вы, но на которые никто не обращал внимания, не имеют ничего общего с чувством чьей-либо вины. Но в них не было никакой неопределенности. Они соответствовали друг другу. Я не пытаюсь называть себя старой ищейкой, но их соответствие бросалось в глаза. Они объясняли даже, почему капитан Джош, когда судно пришвартовалось, прошел мимо Серены, издав едва ли не стон: «Сколько их? Боже милостивый, сколько же их?»

— Мистер Сейлор, — осведомился Джефф, — откуда вы знаете, что сказал капитан Джош? Вас же не было поблизости, когда Серена услышала его слова.

— Кто-то потом мне их передал. В любом случае…

— В любом случае, — вмешался Дэйв, стукнув вилкой по столу, — какая в этом разница и о чем мы вообще спорим? Кто-то за этим кроется, кто-то виновный. Тот, кого мы ищем. Ты пригласил нас сюда, потому что сказал, что можешь сообщить нечто важное, но пока мы так ничего и не услышали. Какой толк в пустых разговорах, если они доказывают не чью-то вину, а невиновность?

Сейлор стоял, покачиваясь взад и вперед на пятках.

— Ах, — задумчиво сказал он, — но невинное поведение одного лица может прямиком привести к тому, кто действительно виновен. А теперь я должен поправить тебя, Дэйв. Я сказал, что у меня может оказаться очень важное сообщение. В то время я не мог позволить себе говорить с полной определенностью; я еще не проверял свои идеи на окружном прокуроре Бетьюне. Но теперь я их проверил и обрел уверенность. Строго говоря, мои друзья и гости, это было совершенно невинное предположение, столь же невинно высказанное, которое, тем не менее, показало мне истинное направление поисков. Могу ли я изложить вам его?

— Ну, наконец-то, — едва не завопил Дэйв, — ты хоть что-то нам расскажешь!

После ленча у «Генри» почти никого не осталось; большой зал был предоставлен едва ли не в их единоличное пользование. Расслабившись, Сейлор лениво закурил сигарету, выпустил клуб дыма и уставился куда-то в пространство.

— Если я правильно помню, — обратился он ко всем сразу, — это было ровно неделю назад в салоне «Старый Юг» на борту «Байу Куин». Дэйв рассказал нам, что он предпринял специальное путешествие на Север для встречи с Малькольмом Таунсендом, исследователем старых домов, и что Таунсенд обещал быть в Новом Орлеане к концу недели.

— Он здесь, — подтвердил Дэйв. — Мы с ним виделись.

— Знаю. — Сейлор крутил в пальцах сигарету. — Я тоже. Ближе к концу января мне довелось в Филадельфии прослушать лекцию Таунсенда. По завершении лекции я представился, и мы обменялись рукопожатиями. Так что я его знаю.

— Ну и?..

Сейлор обрел еще более самодовольный вид.

— В воскресенье вечером, когда я покончил с делами и не знал, чем заняться, я решил пообедать в отеле «Сент-Чарльз». В зале был Таунсенд, совершенно один, и он обедал, держа перед собой книгу. Я обещал не докучать ни тебе, ни твоей семье, Дэйв, и ты отлично знаешь, что я соблюдал свое обязательство. Но, несмотря на все трагические обстоятельства — прости! — не существовало причины, по которой я не мог пустить в ход свой талант, чтобы получить сведения у человека, возможно обладающего информацией.

— И какую информацию ты получил? — быстро спросил Дэйв.

— О семье Хобарт и Делис-Холл — очень мало. Насколько я понимаю, он не нашел никаких тайных укрытий или как их там называть…

Сопротивляясь искушению вмешаться и сообщить, что «да, он-то не нашел», Джефф выругался про себя и продолжал хранить молчание.

— Что касается того, что для тебя или меня могло бы считаться важным, — продолжил Сейлор, — Таунсенд держал язык за зубами, как немой. Он защищает интересы Хобартов, Дэйв. Он любит тебя; он остался здесь только потому, что ты попросил его. Но о любом другом месте, кроме Делис-Холл, он будет говорить беспрерывно. Старые дома — не единственное его хобби. Он с энтузиазмом относится ко второму своему увлечению и хочет написать о нем книгу, только издатель не поддерживает его.

— Что же это за второе увлечение? — заинтересовался Дэйв.

— Мистификация.

— Мистификация?

— Таунсенд заверил меня, что есть люди, которые без всяких маскарадов, париков, грима и накладных бород могут меняться до неузнаваемости. Понимаешь, еще в молодости он заинтересовался сэром Гербертом Три, актером, который и за пределами сцены был известен своим незаурядным искусством менять внешность и поведение. «Сам я этого делать не могу, — сказал Таунсенд. — Наверно, и вы тоже. Но я встречал людей, которые с помощью простейших средств, плюс актерские способности, могли обмануть кого угодно… включая близких друзей. Порой надо всего лишь изменить прическу, надеть или снять очки — и человек до удивления разительно меняется». И вот тут-то пришла моя великая идея!

— Значит, ты, как и дядя Джил, предполагаешь, — задал вопрос Джефф, — что в этой истории кто-то ведет двойную жизнь?

Сейлор внимательно посмотрел на него:

— А что, если я предположу, Джефф: виновная сторона — некто, кого мы пока даже не встречали? Что ты на это скажешь?

— Откровенно говоря, я сочту это чертовски плохой детективной историей.

— Да кто говорит о детективных историях?

— Все. И особенно — мой дядя.

Дэйв был в таком возбуждении, что не мог спокойно сидеть на месте.

— Не знаю, похожа или нет реальная жизнь на детективные истории, Чак, но во время твоего бесконечного монолога мы, черт возьми, не услышали ровно ничего стоящего! Не слишком ли долго ты добираешься до откровений? Если ты хочешь сообщить что-то важное, почему бы не выложить это прямо сейчас?

— Что я и собираюсь сделать, Дэйв, как только развлечемся.

— Ради бога, что за развлечение?

Сейлор потушил сигарету и кивнул официанту, чтобы тот принес счет.

— Как вы знаете, каждый хороший хозяин к концу приема готовит небольшое развлечение. Я думаю, что оно приведет вас в соответствующее настроение — скажем, смягчит его, — когда придет пора кульминации и завершения.

Дэйв вскочил:

— Боже милостивый, неужто ты, парень, думаешь, что нас надо «смягчить» перед тем, как мы тебя выслушаем?

— Успокойся, Дэйв! Ну же, успокойся! Никогда не видел человека, который так легко теряет самообладание! — Сейлор пересчитал деньги на столе. — Я собираюсь отвести вас в одно место, расположенное так близко, что из дверей «Генри» до него можно добросить камнем. Там вы и поймете, что я имел в виду. Готовы?

— Мы все готовы.

— Хорошо. Ты иди за мной, Дэйв, старая ищейка покажет тебе путь. Затем Джефф с Пенни. Значит, вот таким образом — и пусть всем будет весело!

Из полутемного фойе ресторана они вышли на узкую Тулуз-стрит, расположенную между улицами Бурбон и Ройял, но ближе к последней. На пастельные стены домов Старой площади падал золотистый солнечный свет, а теплый воздух навевал сонливость.

Дэйв и Сейлор шли впереди. Джефф, руки которого касалась рука Пенни, держался вплотную за ними. Он заметил, что цель, к которой направлялась эта пара, была неподалеку. Сделав несколько шагов по Бурбон-стрит, они повернули направо, к насыпи с южной стороны улицы.

Выезжая из Делис-Холл, Джефф, Пенни и Дэйв взяли две машины. Пенни села за руль своего семейного «хадсона», Дэйв вел «штутц». Несмотря на нелюбовь Пенни к этой части города, удобнее всего было оставить машины на стоянке, расположенной рядом со снесенным отелем «Сент-Луис».

Но мысли Джеффа, который вел Пенни по правой стороне Бурбон-стрит, были заняты не этими машинами. Он посмотрел на Пенни сверху вниз; их взгляды встретились — и они сразу же отвели глаза, но продолжали держаться за руки. Они с такой силой ощутили чувство общности, даже интимности, что смутились.

С каким бы удовольствием он привел ее в какой-нибудь романтический сад, где в тепле и уединении нашептал бы, что у него на уме. Он знал, что Пенни чувствовала то же самое. Но вместо этого он вел ее… куда?

Сейлор и Дэйв прошли всего несколько десятков метров, когда Сейлор остановился и с видом шоумена воскликнул:

— Смотрите!

— На что? — Дэйв тоже остановился.

— Мы на месте! — сказал Сейлор. — Справа от вас, леди и джентльмены, на южной стороне Бурбон-стрит неподдельно величественное строение!

— Что за величественное строение? Это и есть развлечение?

— Да, в чем вы скоро убедитесь.

— И что же это? — потребовал ответа Дэйв. — Не вижу ничего величественного в магазинчике кондитерских изделий!..

— Да не в магазине сладостей, черт побери! За ним, прямо за ним. Видите эти благородные очертания фасада, который выше большинства окружающих домов; на нем установлена электрическая реклама, которая не горит днем. В состоянии ли вы увидеть его? Да не стойте как вкопанные, смотрите!

Они все уставились в указанную сторону.

Квадратный фасад, без сомнения сложенный из кирпичей и покрытый белой штукатуркой, имел в высоту более двух этажей. Окон на нем не было. Но над широкой зеленой двойной дверью красовались истертые позолоченные буквы «ВХОД», а сам фасад был украшен реалистическим изображением города на фоне неба, города, лежащего на нескольких холмах, над красивыми зданиями которого господствовало строение с золотым куполом.

Сейлор показал на потушенную электрическую рекламу, буквы которой складывались в слово «САН-ФРАНЦИСКО».

— Известно, — сообщил он, — что в Соединенных Штатах есть только три «исторических» города, способных разбудить воображение: Нью-Йорк, Новый Орлеан и Сан-Франциско. И естественным образом мы от второго переходим к третьему. И если лед и, возглавив нас, откроет правую створку двойных дверей…

Пенни посмотрела на Джеффа:

— Открыть?

— Почему бы и нет? Оказавшись на Старой площади, — напомнил он ей, — мы входим в здание на южной стороне улицы. «Туфелька Синдереллы», «Богемский табачный диван» — все были на северной стороне, соответственно, улиц Бурбон и Ройял. Так что в данный момент мы недалеко от мистера Эверарда.

Пенни решительно шагнула вперед.

Джефф, Дэйв и Сейлор вереницей последовали за ней в широкое фойе, тускло освещенное. В стеклянной будочке кассы сидела броская молодая дама в старомодном наряде.

Задняя стенка фойе была расписана и украшена, давая представление о массивном здании, сложенном из железистого известняка, жилище весьма преуспевающего горожанина. Хотя парадная дверь дома была вполне реальной, стоило присмотреться, как было видно, что окна по обе стороны от нее — макеты, сколоченные плотниками и затянутые раскрашенной материей. Тусклый свет в фойе шел от уличных фонарей. Рядом с дверями стоял капельдинер в ливрее персонажа комической оперы. Джефф расслышал, как вдали по булыжникам мостовой грохочет повозка.

Сейлор показал на будочку кассы.

— Пусть никто и близко к ней не подходит! — приказал он. — Все обговорено и за все уплачено. Обычно, когда осмотреть эту выставку приходит какая-то компания, ее сопровождает зазывала, который и дает объяснения. А в данном случае, дорогие друзья, эту роль буду исполнять я.

— Какая бы ни была эта выставка, она могла бы быть и получше, — проворчал Дэйв, без особой симпатии глядя на устроителя экскурсии. — Ты самодоволен, как Кубла Хан,[15] показывающий гостям Ксанаду.

— Поводов сетовать не будет, — заверил его Сейлор. — Я же обещал вам развлечение, не так ли? Мое имя, — звенящим голосом продолжил он, — Мелдрум, Барнабас Т. Мелдрум. Я — удачливый биржевой брокер, и мой дом стоит на Ван-Несс-авеню. Вот он перед вами, мой дом, и вы трое — мои гости. Мы провели ночь в Сан-Франциско, городе, где есть место всем порокам. Только что занялся рассвет, и я пригласил вас сюда, чтобы в последний раз выпить перед расставанием.

Кивнув в сторону капельдинера в ливере, который отвесил ему поклон, Сейлор прошел мимо него и повернул ручку двери.

— Будьте любезны в нижний холл, где вплоть до нашего возвращения будет гореть свет.

И затем Сейлор прикрыл за ними дверь.

Они оказались среди весьма тщательно исполненного подобия холла. Пол был выложен квадратными плитками черного и белого мрамора, а в задней части виднелась массивная лестница. Все вокруг было погружено в сумрак, полностью рассеять который было не под силу единственной лампе, стоящей в отдалении, и Джефф смог различить лишь очертания мебели, она была старой, но не древней; такая же была в доме, где он провел детство.

— Добро пожаловать, дорогие друзья, — снова раздался голос с театральными интонациями, — в дом Барнабаса Т. Мелдрума! Если вы пройдете вперед и подниметесь по этой лестнице…

— Минутку, Барнабас Т. Мелдрум! — вмешался Джефф. — Вы назвали Сан-Франциско городом, где есть место всем порокам, не так ли? И если мы собираемся провести в нем ночь, о какой дате может идти речь?

— Это, сэр, вы скоро узнаете. Прошу вас, поднимайтесь по лестнице. Я менее всего хочу, чтобы меня обвинили в недостатке гостеприимства!

Ступени, хотя и истертые от времени, все же выглядели достаточно надежными. Дэйв двинулся первым, за ним Джефф с Пенни, которая держалась слева от него, замыкал процессию Сейлор.

— Если как следует подумать, — сказал Джефф, — могу предположить, с кем состоится встреча. Наверно, это не имеет значения, но… все же держись поближе ко мне, Пенни.

— Неужто ты еще должен просить меня об этом? — шепнула она, беря его за руку. — Я здесь, рядом!

— Строили в этом городе основательно, — сообщил псевдо-Барнабас Т. Мелдрум, — и особенно здесь, на Ван-Несс-авеню. Строили и для насущных потребностей, и для будущего. — Внезапно он отказался от театральной манеры разговора. — Ведь тут в самом деле мог быть частный дом, разве не так? Иллюзия первоклассная.

Назвать первоклассной ее было нельзя, поскольку на верху лестницы они не обнаружили ни холла, ни лестничной площадки. Вместо этого через открытый дверной проем они прямиком прошли в продолговатую комнату — вот тут в самом деле была достигнута почти полная иллюзия совершенства.

Через два больших окна напротив, которые, по всей видимости, были настоящими, просачивался голубовато-розовый свет, говоривший о наступлении рассвета. Это странное свечение падало на тяжелую мебель, на обои с рисунками разноцветных овощей и на высокие канделябры.

— Комната, которую вы видите, — сообщил Барнабас Т. Мелдрум, — использовалась как офис. Обратите внимание на биржевой телеграфный аппарат в углу, на массивный письменный стол, на отсутствие ненужных украшений и безделушек. Что же до вида из окна…

Он подошел к левому окну, на котором не были задернуты портьеры, и остановился.

— Я никогда не был в Сан-Франциско, — сказал Сейлор, снова выходя из образа Мелдрума, — так что не могу гарантировать точность топографии. Но люди, которые создали это изображение, немало поработали над эффектами перспективы, звука и света. Они создали такую модель, чтобы обмануть любой взыскательный глаз. Посмотрите сюда!

Все собрались вокруг него.

— Предполагается, что мы достаточно высоко и под нами простираются крыши. Внизу — приблизительно на востоке — лежит бухта Сан-Франциско, к которой выходит Маркет-стрит и строение Паромной переправы. Ближе, хотя все еще довольно далеко, — золотой купол Сити-Холл. Вы можете заметить, как из некоторых каминных труб поднимаются дымки; можете услышать, как дребезжат трамваи. А вот в том районе, который называют Юж… — Он повернулся, обращаясь к Джеффу: — Вы хотели узнать дату, не так ли? Отлично! Посмотрите на стену напротив.

Джефф посмотрел, куда указывал палец Сейлора. В противоположной стене, кроме дверного проема, через который они вошли, имелась и вторая дверь, сейчас закрытая. Сбоку от нее висели стенные часы, которые на первый взгляд казались настоящими. С другой стороны косяка красовался большой отрывной календарь, последний лист которого демонстрировал дату: вторник, 17 апреля 1906 года.

— Уяснили? — Сейлор искоса посмотрел на него.

— Думаю, что да, — ответил Джефф. — В этот ранний утренний час никто не успел сменить дату. Подлинная дата — это среда, 18 апреля.

— А время, как вы можете заметить по часам, 5.12 утра. Ну? Так что же случилось в двенадцать минут шестого утром этого дня? Это вы тоже уяснили?

— Да, без сомнения, — ответил ему Джефф. — Похоже, мы прибыли как раз к началу землетрясения в Сан-Франциско.

И оно началось.